Глава 1

Змеи в раю

Я открыла глаза и увидела цветущее дерево. Стояла весна, черемуха цвела крупными душистыми гроздьями. Антти любил спать с открытыми шторами, чтобы видеть ветки деревьев на фоне неба. Постепенно и я привыкла ложиться в постель, не закрывая на ночь занавески.

Антти еще спал, а Эйнштейн нежился и потягивался в солнечном луче в изголовье кровати. Восемь — пришло время вставать и не торопясь собираться на работу.

Я тихонько пробралась на кухню и включила кофеварку. Мой день начинается с чашки кофе, утром я мало что могу, пока не выпью этого бодрящего напитка. Плеснула в лицо пригоршню ледяной воды и босиком выбежала во двор к почтовому ящику за свежей газетой. Трава щекотала ноги, я глубоко вдохнула свежий, напоенный черемухой воздух и осмотрелась — день обещал быть жарким. Идиллию тихого летнего утра нарушал лишь шум машин, доносящийся с Восточной трассы.

Я спокойно позавтракала и просмотрела газету, потом выпустила Эйнштейна прогуляться по берегу. Каждое утро наш кот начинал с променада на природе. Затем натянула брюки и чистую блузку, подкрасила ресницы, слегка мазнула помадой губы, села на велосипед и отправилась на работу. Антти еще не проснулся. Вчера он опять допоздна сидел за своей диссертацией и улегся ко мне под бок, лишь когда за окном стало светать.

Мы жили вместе уже месяц. К счастью, пока нам удавалось избегать серьезных ссор, хотя мои нервы частенько бывали на пределе. Новое жилье, новая работа, необходимость приспосабливаться к кому-то еще, легкое чувство пустоты, возникшее после окончания университета… Более чем достаточно причин для нервного стресса…

Антти я знала давно, много лет назад он был близким другом приятеля моей соседки по студенческому общежитию. Тогда-то я и обратила на него внимание. Потом наши пути разошлись, и снова мы встретились лишь прошлым летом в связи с убийством этого самого друга. А после расследования как-то снова подружились. Роман не входил в наши планы — я была неимоверно занята, заканчивая дипломную работу, Антти писал диссертацию и преподавал математику в университете. Но так получилось, что постепенно мы все дольше и дольше засиживались за ужином в университетском кафе, и все чаще и чаще эти посиделки заканчивались быстрыми и страстными свиданиями на диване в рабочем кабинете Антти.

Благополучно защитив диплом, я приступила к поискам работы. Это оказалось сложнее, чем я предполагала, и постепенно меня начали посещать мысли: не вернуться ли на работу в полицию по временному контракту? Но в этом случае пришлось бы пренебречь собственными амбициями — ведь не для того же я получала диплом юриста!

А потом как-то сразу произошло несколько важных событий. Антти получил грант, благодаря которому мог целый год не ходить на работу и трудиться над своей диссертацией дома. Мне предложили место в маленькой, но довольно известной адвокатской конторе в районе Северная Тапиола, а наследники наконец приняли решение продать квартиру моей тетушки, в которой я спокойно жила последние четыре года.

Идея поселиться вместе родилась спонтанно. Двухкомнатная квартира Антти теперь, когда он безвылазно сидел дома над диссертацией, оказалась слишком тесной. А когда я стала подыскивать новое жилье, в доме Антти начался капитальный ремонт.

— Я совершенно не могу работать в таком шуме, — пожаловался он мне как-то по телефону и добавил: — Мои родители собираются уехать на все лето на дачу, так что я думаю переехать в их квартиру в Тапиоле. А ты когда должна выехать из своей?

— Не позднее начала июня. А что?

— Да я тут подумал… Может, ты переедешь ко мне в Тапиолу на лето? Попробуем пожить вместе, посмотрим, как у нас получится…

— Слушай, такие вопросы по телефону не решаются, — взволнованно ответила я. Совместная жизнь с Антти и привлекала, и пугала одновременно.

Мы проговорили по телефону еще несколько часов, и Антти меня уговорил. Его родители собирались переезжать на дачу в начале мая и планировали вернуться обратно не раньше сентября. Отец Антти весной вышел на пенсию, и они всерьез подумывали о переселении за город. Я не относилась к категории людей, планирующих свою жизнь на многие годы вперед, и дальше начала осени мне не хотелось даже прикидывать. Проблем с арендой не было, и на зарплату юриста можно было легко снять хорошую просторную квартиру.

Я ехала вдоль побережья на север района Тапиола. Около торгового центра мелькнула знакомая фигура. Это был Маке. Он складывал картонные коробки, чтобы их было удобнее выбросить в мусорный бак.

— Привет! Что-то потерял? — Я притормозила у магазина.

— Готовлюсь к летней распродаже. Тебе не нужен новый купальник? На них сейчас хорошие скидки.

— Я не пользуюсь купальниками, поэтому и бесплатно не возьму. Мы вечером увидимся у Хянниненов?

— Да, меня тоже пригласили, хотя я так и не понял, с чего это вдруг, — усмехнулся Маке и закрыл крышку мусорного бака.

Я поехала дальше, вспоминая по дороге нашу первую с ним встречу.

Спустя пару дней после выхода на работу я решила купить багажник для велосипеда и увидела объявление о распродаже в спортивном бутике Маке. В магазине не было других покупателей, и хозяин не торопясь продемонстрировал мне различные модели, подробно описав достоинства каждой из них.

А на следующий вечер мы случайно столкнулись в тренажерном зале. Я разрабатывала мышцы плечевого пояса, а Маке качал бицепсы. Беседа завязалась, после того как я пересела на велотренажер и заметила его рядом. Закончив занятия, я направилась в сауну, а когда вышла, увидела Маке, закрывавшего за собой дверь мужского отделения.

— Теперь неплохо бы по пивку, — заявил он, когда мы поравнялись. — Составишь компанию?

Мой новый знакомый предложил посидеть на летней веранде. Я смотрела, как он шел к барной стойке за пивом, и любовалась накачанными мышцами, обтянутыми бледно-голубыми джинсами и выцветшей фиолетовой футболкой. Забавная стрижка соломенных волос — короткий затылок и длинная, падающая на глаза челка. На лице — мальчишеская улыбка, а в глубине глаз что-то необъяснимо печальное.

— Я тоже так люблю. Сначала спорт, а потом живительный спортивный напиток, — улыбнулась я. — Да, кстати, меня зовут Мария Каллио.

— Знаю. Я прочитал твое имя на кредитке, когда ты расплачивалась в магазине. Я Маркку Руостеенойя, но лучше называй меня просто Маке. Я живу в Хакалехто. Ты местная?

— Месяц назад начала здесь работать в одной адвокатской конторе.

— У Эки Хенттонена? Он говорил, что взял на работу молодого юриста-женщину. Оказывается, речь шла о тебе. Эки в прошлом году помог мне разобраться в одном деле.

На часах было уже девять, но еще ярко светило солнце. Внизу суетились утки, и вдруг один крупный селезень, забив по воде крыльями, взлетел, приглашая остальных за собой. Я с удовольствием пила пиво, кружка быстро пустела.

Маке поднес к губам бокал.

— Юристка, спортсменка, велосипедистка, что еще? — иронично поинтересовался он у меня.

— Бывший полицейский и вечный панк, — в тон ему ответила я. — А ты?

— Я? Да ничего особенного. Продавец в магазине спортивных товаров. Ты здесь живешь?

— Да я даже толком и не знаю, где сейчас живу. Этим летом я обитаю на восточном побережье в доме возможной будущей свекрови. А где буду жить в сентябре — не знаю.

— У будущей свекрови? — разочарованно протянул Маке. — Значит, ты занята. Ну разумеется. — Мой знакомый одним глотком допил пиво, и на мгновение мне показалось, что сейчас он встанет и уйдет. Но поскольку Маке все-таки остался, я сочла своим долгом продолжить разговор.

— Занята — это как-то печально звучит. Я бы сказала, что уже больше года общаюсь с одним и тем же парнем. Для меня это рекорд.

Маке против воли улыбнулся моим словам, хотя, разумеется, не предполагал, что я говорю чистую правду.

— А твой друг не разозлится, когда узнает, что ты пьешь пиво в баре с другим парнем?

— Нет. Я бы ни за что не стала общаться с типом, который готов посадить меня под домашний арест. Даже если бы мы были женаты и у нас имелось пятеро детей, я все равно имела бы право ходить в бар и пить пиво, с кем мне хочется.

— Ну тогда, может, еще пива? — Он поднялся и направился к бару.

— Хорошо, принеси по бутылке, только на этот раз заплачу я.

Он уже отошел от столика и не услышал моих слов, а когда вернулся, отказался брать у меня деньги. Мы продолжали беседовать о велосипедах и тренажерах, когда он вдруг спросил:

— Ты что, и правда раньше работала в полиции?

— Правда. Я окончила школу полиции, пару лет служила в полиции, затем поступила на юридический факультет. И во время учебы тоже иногда там работала, последний раз — прошлым летом.

— Ты не похожа на легавого. Правда, на юриста тоже не очень тянешь. — Маке придирчиво осмотрел мой старый спортивный костюм и взъерошенные рыжие волосы. Курносый нос также не прибавлял серьезности моему образу блюстителя закона и порядка.

— Хотя, наверное, не стоит судить людей по внешнему виду, — продолжил он. — Знаешь, ведь я серьезно поддавал еще прошлой зимой, но теперь не пью больше двух кружек за вечер.

Похоже, он собрался рассказать мне историю своей жизни. Ну что ж, я привыкла выслушивать исповеди. Но Маке лишь молча пил маленькими глотками пиво, задумчиво глядя куда-то вдаль.

Мимо прошел Киммо Хяннинен, приветственно кивнувший нам:

— А, так вы, оказывается, знакомы! — Он быстро сел на велосипед и растворился в сумерках.

— Ты знаешь Киммо? — поинтересовался Маке, крутя в руках пивную кружку.

— Да, немного. Он родом из того же городка, что и я. Правда, раньше я его особо и не замечала, поскольку он на четыре года младше меня. Я больше общалась с его сестрой Санной, которая умерла прошлой весной. А брат Киммо женат на сестре моего друга, с которым я сейчас живу.

Маке отшатнулся от меня, словно получив удар.

— Санна была моей девушкой. А я и есть тот самый парень, который тогда лежал пьяный на берегу, когда она… утонула…

Ну что тут скажешь? Я слышала эту историю много раз. Санна погибла в день своего тридцатилетия, утонула в холодном мартовском море. При вскрытии у нее в крови обнаружили алкоголь и седативные препараты. А пока она тонула, ее друг валялся на берегу вдребезги пьяный. Когда парня обнаружили, он замерз почти насмерть, мало что понимал и совсем ничего не помнил. По официальной версии, Санна решила поплавать, чтобы немного протрезветь, и в итоге пошла на дно. Но Антти, да и многие другие, считали, что она хотела умереть.

— Значит, ты живешь с Антти Саркела, — произнес Маке задумчиво.

— Да. — Я опрокинула в себя остатки пива и вдруг почувствовала, что хочу выпить еще.

— Мне кажется, наша сегодняшняя встреча в баре не случайна. Знаешь, я даже иногда ревновал Санну к Антти. Она так расхваливала его — какой он умный и интересный. — Маке попытался улыбнуться, я тоже постаралась выдавить улыбку.

С той встречи прошло три недели. Я несколько раз встречала Маке в спортивном магазине, перебрасывалась с ним парой фраз в тренажерном зале. Санну мы больше не вспоминали, но тот разговор почему-то не шел из головы. Я поняла, что мне нравится Маке, хотя что-то в нем меня немного пугало.

С местными жителями я познакомилась на удивление быстро. Здесь, как в деревне, все друг друга знали, и мой шеф был хорошим другом семьи Саркела. Иногда мне казалось, что не случайно я получила работу с такой высокой зарплатой, — видимо, здесь не обошлось без отца Антти. Однако размер моего кредита за учебу не позволял долго мучиться угрызениями совести на эту тему.

На улице стояла жара. К концу рабочего дня в голове билась только одна мысль — скорее бы в море. И хотя вода в заливе была, на мой взгляд, весьма сомнительной прозрачности, я все же рискнула поплавать с четверть часа, прежде чем отправилась домой.

Антти сидел на кухне и задумчиво жевал бутерброд.

— О, ты уже успела окунуться! Мне бы тоже не помешало. Во сколько мы должны быть в гостях у Ристо и Мариты?

— В семь. У нас в запасе пара часов. Ты еще планируешь поработать?

— А у тебя есть другие предложения?.. — произнес Антти, притягивая меня к себе. После купания я не стала одеваться и стояла, завернувшись в полотенце. Полотенце соскользнуло на пол… У нас было достаточно времени…

Только после шести мы сообразили, что пора одеваться и собираться в гости. Пока я пыталась охладиться, принимая душ и посыпая себя тальком с запахом розы, Антти давал советы, как мне держаться в гостях. Честно говоря, я ужасно нервничала перед этим приемом.

Вообще-то я совсем не люблю наряжаться. Лучше всего себя чувствую в джинсах, футболках и свободных спортивных толстовках. Но по случаю данного мероприятия мне пришлось купить себе новое платье. Его зеленый цвет в полумраке прихожей казался слишком ярким, само оно чересчур коротким, а вырез — излишне глубоким. Казалось, что из зеркала на меня смотрит звезда телевизионного шоу.

— Ух ты! — с восхищением посмотрел на меня Антти. С его точки зрения, наряд вовсе не казался вызывающим. Сам он надел рубашку с цветочным рисунком, бордовый галстук и парадные черные джинсы. Насколько я помнила, у него не было костюма, кроме того, в котором он ходил на школьный выпускной вечер много лет назад. А мокасины винного цвета я и вовсе видела впервые.

— Купил за три фунта в каком-то бутике в Лондоне, — пояснил он в ответ на мой удивленный взгляд. Ясное дело, сорок шестой размер редко встречается в регулярных коллекциях.

Я покосилась на свои новые туфельки тридцать седьмого размера на семисантиметровых каблуках, в которых чувствовала себя новорожденным теленком. Считается, что женщина ростом сто шестьдесят сантиметров должна ходить как минимум на десятисантиметровых каблуках, но в такой обуви я не могла развить привычную скорость и чувствовала себя крайне неловкой.

Время поджимало, мы решили поехать на велосипедах. Но ехать в платье было очень неудобно. Купленный на распродаже в полиции велосипед мужской модели явно не был предназначен для леди в узком платье и на каблуках. Я окончательно упала духом, когда третья попытка взобраться на велосипед окончилась порванным подолом.

— Садись ко мне на багажник, — предложил Антти.

— Нет, это будет просто смешно, — отказалась я и, окончательно расстроившись, вернулась в дом, надела кроссовки, шорты и заправила внутрь подол узкого трикотажного платья, надеясь, что оно сильно не помнется. Туфли на каблуках я взяла с собой, планируя поменять обувь где-нибудь по дороге.

— Нервничаешь? — спросил Антти, когда я переобувалась в начале улицы, ведущей к дому Хянниненов.

— Да. Терпеть не могу такие показательные выступления.

Мне уже доводилось встречаться с родственниками Антти, но раньше это происходило в более узком кругу и в домашней обстановке. Сейчас же мне предстояли практически официальные смотрины, и я, разумеется, переживала.

— Я еще тебе отомщу, — пообещала я Антти. — Осенью дядя Сета отмечает свое шестидесятилетие.

Хяннинены жили в доме постройки конца восьмидесятых. Дом явно был возведен под влиянием архитектуры южных стран — крашенные в светлый тон кирпичные стены, колонны, небольшие балконы. Хозяйка дома работала учительницей математики и проводила долгий летний отпуск, ухаживая за тщательно спланированным аккуратным садиком. Сейчас среди цветов стояли группы нарядно одетых гостей. Я пожалела, что не глотнула чего-нибудь подбадривающего перед выходом из дома.

Виновник торжества стоял во главе праздничного стола с бокалом шампанского в руке и розой в петлице. Дорогой костюм стального шелка и подобранная в тон галстуку коралловая роза выглядели очень благородно. Я сразу почувствовала себя неуютно в купленном на распродаже наряде. На стоявшей рядом Марите было красивое платье в цветочек, которое придавало некоторую женственность ее костлявой фигуре. Говорили, в период кризиса дела у Ристо, так же как и у работников других инженерных компаний, шли довольно плохо, но внешне это никак не проявлялось.

Мы вручили свой подарок. Это была купленная в антикварном магазине книга конца девятнадцатого века о различных видах охотничьего оружия, за которую Антти отдал совершенно неразумную, на мой взгляд, сумму. Книга была необыкновенно хороша, каждая иллюстрация — просто произведение искусства. И хотя я не любила охоту, все равно с удовольствием пролистала главы, посвященные описанию оружия. Видно, сказывалась специфика моей работы в полиции.

Мы поздравили Ристо, и он не дал нам возможности ускользнуть в толпу, а отправился знакомить с другими гостями.

— Я должен познакомить вас со сливками нашего общества, — произнес он высокопарно и без малейшей иронии. В числе гостей было несколько политиков муниципального уровня, какая-то банковская шишка, известный капельмейстер, мой собственный босс и местный врач-гинеколог, который просканировал меня таким профессиональным взглядом, что я почувствовала себя почти голой.

— Антти, Мария, привет! — Я увидела на дальнем конце лужайки Киммо. На нем был костюм-тройка, который он, казалось, позаимствовал с плеча другого мужчины, постарше, кудрявые волосы стояли, как обычно, дыбом, лицо со следами прыщиков блестело от пота. Ристо и Киммо были родными братьями, но их разделяли пятнадцать лет. После смерти первой жены Хенрик Хяннинен быстро женился вновь. В результате на свет появилась Санна, а спустя несколько лет и Киммо.

— Мария, познакомься, это Арми, моя невеста. — Киммо представил мне свою спутницу, когда мы подошли поближе. Девушка была примерно одного со мной роста, пухленькая, круглое симпатичное личико, румяные щечки, светлые, завитые в парикмахерской локоны. Красивое яркое платье, словно заказанное по дорогому каталогу.

— Арми Мяенпяя, — сказала девушка с приятной улыбкой. У нее были огромные глаза такого ярко-голубого цвета, что на мгновение мне показалось, будто она носит цветные контактные линзы.

Мы обменялись последними новостями, поговорили об изматывающей жаре, поприветствовали вошедших родителей Антти. Я умудрилась быстро опорожнить первый бокал шампанского — судя по этикеткам стоявших на столе бутылок, это был настоящий французский напиток — и теперь украдкой оглядывалась по сторонам в надежде найти еще чего-нибудь, чем можно было бы утолить жажду. Антти беседовал с Киммо о его дипломной работе, так что мне пришлось поддерживать разговор с Арми.

Это было совсем не сложно. Арми болтала без остановки, мне оставалось лишь изредка вставлять междометия в ее монолог.

— Я слышала, ты недавно устроилась в адвокатскую контору Эки Хенттонена. А я работаю в приемной доктора Хельстрема, он частный врач-гинеколог. Я тоже хочу стать врачом-гинекологом. Но позже, сейчас собираюсь сделать паузу в учебе — совсем недавно окончила медицинское училище. Я слышала, ты получила два высших образования — в школе полиции и как юрист. Тебе не понравилось в полиции?

— Да нет, почему же… — Не успела я начать, как Арми снова перебила меня:

— Понимаю, это опасная работа… В адвокатском бюро спокойнее, зарплата наверняка больше да и вообще лучше подходит женщине. Я никогда раньше не встречала женщин-полицейских. Мне есть о чем с тобой поговорить.

Появились родители Антти, а с ними два симпатичных маленьких мальчика. Это были Матти и Микко, любимые внуки Хянниненов, истинный кошмар кота Эйнштейна. С их появлением бедный кот мигом взлетал на самый верх книжного шкафа. Антти рассказывал, что раньше Эйнштейн пытался прятаться под кровать, но затем обнаружил, что тогда враги с визгом начинают окружать его сразу с двух сторон.

— Дядя Антти! Дядя Киммо! Идите скорее сюда! Смотрите, у нас новая приставка — «Нинтендо»! Пойдемте в наш дом!

— Мария, пойдем. Ты еще не видела их новый игровой домик! — смеясь, сказал Антти. Один малыш обхватил его ногу и повис на ней, другой схватил его за руку и потащил к какому-то странному сооружению во дворе. Шалаш.

Я сглотнула. Когда я была маленькой, то всегда мечтала, чтобы у меня был именно такой игровой домик. Но я не могла построить его в одиночку, для этого требовалась помощь взрослых, а мой отец считал, что девочке такое сооружение ни к чему.

— А можно залезть внутрь и посмотреть? — с волнением в голосе спросила я. У мальчишек вытянулись мордашки.

— Девчонкам туда нельзя, — пояснил мне Киммо. — Хотя она же раньше работала в полиции. Ладно, раз ты была полицейским, тебе можно.

— Ты что, правда, работала в полиции? — Микко смерил меня внимательным недоверчивым взглядом — ну прямо как гинеколог Хельстрем. — Полицейские не носят платья.

— Да ладно, посмотри, вон в кино они по-разному одеваются. А пушка у тебя есть? В смысле револьвер. А у папы есть ружья. Но он держит их под замком, — сообщил Матти.

— Раньше у меня было оружие, но сейчас нет.

Несмотря на ответ, они разрешили нам с Антти подняться на верх домика. Антти чуть не оскорбился, когда я усомнилась, выдержит ли второй уровень домика нас двоих.

— Это качественная постройка. Мы с Киммо его вместе строили.

Я с легкостью представила, как они с Киммо с таким же энтузиазмом, как Микко и Матти сейчас, строят детский домик, а Арми стоит рядом и наливает уставшим героям в пластиковые стаканчики сок. Наверное, со временем кому-то придется объяснить малышам, что девочки тоже любят играть в таких домиках. Я сбросила туфли и, несмотря на узкую юбку, умудрилась довольно ловко вскарабкаться по крутой лестнице наверх.

Хотя второй уровень домика находился на высоте всего нескольких метров от уровня лужайки, но с и этой высоты стоявшие на земле люди показались маленькими, будто находились где-то далеко. Особенно забавно было сверху смотреть на мужчин — сразу было видно, у кого какая лысина. У Киммо волосы уже начали редеть, а Ристо искусно скрывал плешь, зачесывая волосы назад. Снизу раздался веселый смех Арми — видимо, Маке сказал что-то смешное.

— Арми. Девушка-Досада. Так ее всегда называла Санна, — пояснил мне маленький Микко, внезапно вынырнув откуда-то.

— Ну да. У нее, кстати, такое плохое зрение, что она ничего не видит без своих линз, — вставил Матти. — Мария, ты знала Санну?

— Мы с ней учились в одной школе.

— Она пила много вина и поэтому умерла, — пояснил Матти. — Зато Санна здорово умела играть в «Нинтендо»!

Мальчики болтали о новых играх «Нинтендо», а я, забившись в уголок на втором этаже игрового домика, сидела там, укрывшись от всего мира, пока не решила, что следует сходить в туалет.

Я уже несколько раз бывала у Хянниненов, поэтому без труда нашла дорогу. Но у заветной двери я оказалась не одна. Вместе со мной в очереди в туалет стояла Арми.

— Какое у тебя красивое платье, — улыбаясь, произнесла она.

— А мне все время кажется, что оно слишком короткое.

— Нет, мини сейчас в моде. К тому же оно тебе очень идет, ведь у тебя такие красивые стройные ноги.

Было довольно странно услышать такой комплимент от женщины, и я постаралась перевести разговор на общие темы о женской одежде:

— Недавно на распродаже я купила такую же короткую кожаную юбку. Только ее надо немного убрать в талии, а у меня нет швейной машинки.

— У меня есть, — воодушевилась Арми. — И иголка, чтобы строчить по коже, тоже есть. Приходи ко мне завтра. Я живу здесь недалеко. На улице Йоусенкаари. Приходи часа в два, заодно поболтаем.

Тут дверь открылась, и из туалета вышел Маке. Когда Арми зашла внутрь, Маке наклонился ко мне и прошептал с улыбкой:

— Похоже, Арми решила с тобой подружиться. А уж если эта Девушка-Досада что-нибудь вбила себе в голову, то своего добьется.

Выйдя из туалета, я не обнаружила ни Антти, ни Киммо. Обошла дом сзади и снова вышла в садик. В тени деревьев за неторопливой беседой сидела группа мужчин старшего возраста: Ристо, отец Антти, мой шеф, давешний гинеколог и ректор школы Мариты. Услышав, что они говорят обо мне, я спряталась в зелени ближайшего куста.

— Да, Эки, повезло тебе! Такая симпатичная девчонка на работу к тебе устроилась вместо этой старой Парвиайнен, — произнес гинеколог. — Небось сейчас больше времени в офисе проводишь, а не дома со своей старухой.

К моему изумлению, шеф только ухмыльнулся на такую реплику.

— Конечно, приятно, когда перед глазами такая симпатичная барышня. Да и тебе грех жаловаться — у тебя вон в приемной Арми сидит, тоже девочка что надо.

— Да уж, у меня на работе женщин точно хватает, — усмехнулся Хельстрем. — Всегда есть кого пощупать.

— Мне кажется, Мария не относится к той категории девушек, кого можно пощупать мимоходом, — сказал отец Антти. — К тому же она заядлая феминистка.

— Зато мышцы рук и ног она накачала как настоящий культурист! — продолжил Хельстрем. — Я предпочитаю более женственных барышень.

— Вы бы даже представить не смогли, какие у меня мышцы на ногах, если бы пару дней назад я не побрила голени! — негодующе воскликнула я, выходя из укрытия. — Остальное можно не стесняясь говорить мне напрямую.

Увидев мое свирепое лицо, мужчины мгновенно замолчали.

— Слушай, Эки, мне казалось, ты пригласил меня на работу в качестве юриста по уголовному праву, да? А щупать можно было кого-нибудь и за меньшую зарплату!

Я еще не очень хорошо успела узнать своего шефа, и не могла предположить, какую реакцию у него вызовет мое выступление. Буквально за секунду я подготовилась услышать, что уволена, но, к моему удивлению, Эки расхохотался и сказал, повернувшись к отцу Антти:

— Похоже, мы с твоим сыном еще наплачемся от этой женщины. Дорогая, ты получила место в моей конторе благодаря диплому и опыту работы. Молодец, что умеешь постоять за себя, размазню в офисе я бы не вынес.

Я усмехнулась и отправилась к столу, на котором появилось множество новых напитков, в том числе дорогих коньяков. Похоже, кризис прошел мимо дома Хянниненов. Я как раз наливала себе добрую порцию коньяка, когда рядом появился Антти.

— Жажда замучила?

Я рассказала ему о том, что мне довелось подслушать в тени деревьев, а он лишь рассмеялся на мои слова.

— На мой взгляд, Эрик Хельстрем придает слишком большое значение тому, что в силу профессии он вдоль и поперек знает всех женщин Тапиолы. И болтает об этом. Моя мать прекратила ходить к нему на прием именно по этой причине. Но его считают очень хорошим врачом, без его помощи Маллу, сестра Арми, не выжила бы.

— А что с ней случилось?

— Выкидыш. Спроси у Арми, только позже: девушка, с которой она сейчас разговаривает, и есть Маллу.

Маллу оказалась темноволосой и худенькой копией своей сестры. Проглотив коньяк, я налила себе еще порцию. Я до смерти устала от гостей, от необходимости постоянно улыбаться незнакомым людям. Мы беседовали с Арми и Маллу о чем-то совершенно незначительном: Арми, как обычно, солировала, остальные поддакивали. Подошли Антти с Киммо, кто-то подлил мне еще коньяку. Я почувствовала, что у меня перед глазами все поплыло. Заиграла музыка; Киммо сказал, что играет местная группа, которую ангажировали для этого вечера.

— Потанцуем? — Откуда-то появился Маке и с ироничным полупоклоном увлек меня танцевать свинг. Мы раскачивались в такт музыке, я чувствовала под рукой твердые мышцы его плеч, его чуть влажные ладони на своей спине. От него сильно пахло одеколоном. Он был идеальным для меня партнером для танцев. С Антти было танцевать сложнее, поскольку он был на тридцать сантиметров выше меня. Мимо нас проплывали другие пары: Киммо с Арми, мой шеф с женой, Антти со своей матерью. Коньяк опустился в ноги, свинг перешел в танго, Маке обнял меня крепче.

Мы проплыли мимо веранды. С фотографии на стене на меня смотрела Санна, устало улыбаясь в неровном свете свечей, горящих в серебряных подсвечниках. Как-то на выпускном вечере половина школьников вдребезги напились в единственном баре города. Кое-кто потом говорил, что на вечере был не только алкоголь. Санна оказалась в числе тех, кто набрался. Я помню, как у нее соскользнул шарик мороженого и прокатился по одежде, оставив ярко-розовую дорожку на снежно-белой блузке. Она сняла ее и осталась в маленьком белом топе, обнажив тонкие руки с желтоватыми от сигарет пальцами и шрамами от лезвий на запястьях. Я слышала об этих шрамах и раньше, но лишь тогда увидела их собственными глазами. Помню, как не могла отвести полный ужаса взгляд от ее рук.

Маке тоже заметил фотографию.

— До сих пор не могу понять, как это они меня пригласили, — прошептал он мне на ухо. — Видимо, все-таки простили.

— Разве ты виноват в том, что Санна погибла? — шепнула я в ответ.

— Если бы я не был настолько пьян, что отключился прямо на берегу, то не позволил бы ей войти в воду, — продолжил Маке.

— Если бы ты не был пьян, Санна тоже осталась бы трезвой. Послушай, Маке, в жизни не бывает сослагательного наклонения.

Мне следовало записать эти слова и сохранить записку до следующего дня.

Оставшееся время прошло довольно весело. Может, благодаря коньяку, а может, трио играло действительно хорошую музыку. Домой мы ушли около половины двенадцатого одновременно с Арми и Киммо. Я слышала, как Арми крикнула мне вслед:

— Приходи завтра в два часа! Мы ушьем тебе юбку и поболтаем. Мне столько надо у тебя спросить!

 

Глава 2

Тело в саду

Наступивший день был удручающе жарким. Я проснулась ближе к обеду, в голове звенело, во рту пересохло, в висках стучало. После чашки крепкого кофе и холодного душа мне стало чуть легче, но все же, перед тем как отправиться к Арми, я приняла таблетку от головной боли. Антти заявил, что планирует провести этот день в обществе сборника французской поэзии в тени сада. Мне так хотелось остаться с ним. Мы бы лежали под сенью черемух, наслаждались тихим летним днем и, возможно, неторопливо занимались любовью.

— Если меня здесь не будет, когда ты вернешься, значит, я пошел плавать к волнорезу.

— Подожди меня. Пойдем вместе. Я задержусь у нее не больше чем на час.

— Арми хотела побеседовать с тобой, а это может затянуться надолго, — усомнился Антти.

Я отправилась в сторону Йоусенкаари — района, где жила Арми, размышляя по дороге, что жаль тратить такой прекрасный летний день на бестолковую болтовню и обмен последними сплетнями. После вчерашней вечеринки даже ровная дорога до дома Арми меня утомила, я вспотела и изнывала от жажды. Арми рассказывала, что арендовала этот небольшой таунхаус у кого-то из знакомых. Я вспомнила, как вчера Киммо, глядя влюбленными пьяными глазами в спину Арми, рассказывал нам, что живет на два дома — у невесты и у родителей в Хаукилахти. Я надеялась, что Киммо тоже будет на месте.

Я нажала кнопку дверного звонка. Потом еще несколько раз. Никто не открыл. Странно. Может, Арми решила освежиться в такую жару и принять душ? Я взглянула на часы. Два часа, как мы и договаривались. Да и вряд ли она была вчера настолько пьяна, чтобы забыть о нашей встрече. Может, сидит во дворе за домом и просто не слышит, как я звоню в дверь?

За домом располагалась небольшая рощица. Забор был увит декоративным виноградом, который загораживал обзор. Я осторожно заглянула через забор.

— Арми?

Ответа не последовало. Я потянула калитку на себя. После приятной прохлады тенистой рощицы я физически почувствовала, как мне в висок уперся яркий солнечный луч. От яркого цвета красных цветов на клумбе резало глаза. Посреди лужайки с желтыми цветочками находился дачный стол и пара стульев. На столе стоял кувшин с соком и несколько стаканов. Я уже протянула руку к кувшину, как вдруг мне показалось, что в кустах виднеется необычное.

Нога. Женская нога, судя по розовому перламутровому лаку на ногтях.

Арми лежала за кустом на животе, уткнувшись лицом в траву. Я окликнула ее по имени. Никакого ответа. Осторожно подошла ближе. Девушка лежала совершенно неподвижно, ни малейшего движения от дыхания, никаких звуков. Я перевидала достаточно трупов на прежней работе в полиции, чтобы сразу понять — она мертва. И все же попыталась нащупать пульс, осторожно повернув ей голову набок.

Знакомое лицо выглядело страшно — сине-красная кожа, вывалившийся язык, выпученные в ужасе глаза. Моей первой реакцией было закрыть ей глаза, но я сразу спохватилась — этого делать нельзя.

Меня затошнило. К счастью, задняя дверь в дом была открыта, телефон стоял на столике в прихожей. Я обернула телефонную трубку бумажной салфеткой и набрала номер полиции. Затем ринулась в ванную, открыла краны, пользуясь все той же салфеткой, и сунула голову под струю воды. Лишь выпив по меньшей мере литр, я смогла заставить себя выйти во двор, чтобы встретить полицию.

У меня в мозгу отпечатывались все детали. Яркие цветы на клумбе. Неторопливо перелетающий от цветка к цветку шмель. Муха в лужице сока на краю стола. Я старалась не смотреть на Арми, но взгляд сам все время возвращался к ней. Даже когда я смотрела в другую сторону, перед моим мысленным взором вставало ее синее лицо с вывалившимся языком.

На работе в полиции у меня выработалась привычка обращать внимание на все мелочи на месте преступления. А ведь сейчас я совершенно точно находилась на месте преступления — Арми была задушена! Следов на лужайке не осталось, трава все скрыла, но, возможно, специалисты из технической лаборатории все-таки смогут что-нибудь обнаружить.

Местная полиция подъехала очень быстро. Они были заметно возбуждены — убийство вносило некоторое разнообразие в их рутинную работу, состоявшую в основном из семейных разборок пьяных граждан. Старший констебль представился и начал задавать обычные в таких случаях вопросы. Остальные казались немного растерянными и неуверенно переминались с ноги на ногу. Меня страшно раздражала их растерянность, я едва сдерживалась, чтобы не начать командовать: ну давайте же фотографируйте тело, снимайте отпечатки пальцев. К счастью, мне удалось вовремя взять себя в руки. Тем более что передо мной стояли офицеры из линейной полиции, и у них с собой даже не было необходимого снаряжения.

Полицейский врач и передвижная лаборатория подъехали позже. Комиссар полиции был моим старым знакомым, мы с ним вместе учились в школе полиции, его звали Пертти Стрем, друзья называли его Перцем. Я, Перец и Тапса Хельминен, возглавлявший отдел по борьбе с оборотом наркотиков в полиции Хельсинки, были лучшими учениками. Ребята сделали хорошую карьеру, а я поменяла сферу деятельности. Хотя, насколько я знала, Перец по окончании школы полиции тоже поступил на юридический факультет, но не в Хельсинки, а в Турку.

— Привет, Каллио, — смущенно поздоровался со мной Перец. — Ты что, теперь работаешь в полиции Эспоо?

— Нет. Я нашла труп.

— Вы с ней знакомы?

— Немного. Она невеста шурина моего жениха, — пояснила я, чуть сама не запутавшись в сложной родственной связи. — Я с ней познакомилась только вчера, и мы договорились, что сегодня я зайду к ней, чтобы воспользоваться ее швейной машинкой.

Перец быстро взял в руки руководство расследованием, и оно покатилось по накатанной. Врач прибыл без четверти три; по его оценке, смерть наступила несколько часов назад. Убийца подошел к Арми сзади и задушил руками. Судя по размеру и расположению синяков, убийца был обладателем крупных рук и скорее мужчина, чем женщина. Синяки были не совсем обычные — похоже, он душил ее не голыми руками.

— Возможно, на нем были резиновые перчатки, — сказал Перец. — Посмотрим, найдутся ли в доме хозяйственные перчатки.

В этот момент он сообразил, что я не работаю в полиции и, следовательно, мне совершенно не следовало здесь находиться и слышать, как проходит расследование. Он попросил меня никому, кроме Антти, не рассказывать о смерти Арми. Я и сама прекрасно знала эти правила, так что Перцу не пришлось мне их долго втолковывать.

Я отправилась домой. Ноги так дрожали, что я едва шла. Меня тошнило и в конце концов вырвало в придорожную канаву. К счастью, основная часть пути шла под гору. Редкие прохожие смотрели на меня с нескрываемой жалостью.

Во дворе дома все было как прежде. Антти дремал на солнышке, глядя одним глазом в сборник поэзии, Эйнштейн спал в тени, оставив на солнце только хвост, и даже глазом не повел при моем появлении.

— Долго же ты у нее сидела, — лениво произнес Антти. — Ну что, пошли плавать? Эй, что с тобой? — Он наконец оторвал взгляд от книги и заметил мое состояние.

Я кратко рассказала. У него вытянулось лицо, и какое-то время он не мог вымолвить ни слова. Несмотря на жару, мне вдруг стало холодно, мир вокруг изменился, даже Эйнштейн напрягся и начал нервно вилять хвостом.

— Ты это всерьез… я имею в виду, что Арми умерла?.. Что ее убили?.. — наконец произнес Антти. Он говорил тихо и медленно, будто каждое слово ему давалось с трудом. — Ты уверена?

— Не я одна ее видела. Там собрались половина полицейских округа.

— Киммо знает?

— Наверное, полицейские ему рассказали. Они спросили меня, кто ее ближайшие родственники, я назвала его имя.

— Пойду к Киммо. — Антти на удивление быстро вскочил на ноги.

— Нет, не ходи. Пусть ему расскажет полиция. И никому не звони — ни Хянниненам, ни…

— Почему?

— Потому что совершено убийство. И убил ее кто-то из знакомых. Тот, кого она угощала соком.

— Черт побери! Черт! Я не вынесу этого еще раз! Прошлым летом убили моего друга, а вот теперь родственницу! Да провалитесь вы все со своими убийствами! — Антти бросился в дом, и через открытое окно я увидела, что он побежал вниз по ступенькам в подвальное помещение, где у него был оборудован кабинет. Мы давно договорились, что я могу туда заходить только в крайнем случае. Антти уходил в кабинет, когда хотел побыть один в тишине и покое, не боясь, что кто-то может его там потревожить.

Я была потрясена. Дьявол! Кто из нас больше нуждался в утешении? Я обнаружила труп. Да, я не могла сильно горевать по Арми, потому что почти не знала ее, но обнаружение трупа — сильное потрясение даже для полицейских, у которых это часть обычной работы. А Антти ведет себя так, будто это я убила Арми. Разозлившись, я даже забыла про плохое самочувствие и пошла на задний двор колоть дрова для успокоения душевных терзаний.

Через некоторое время я немного пришла в себя. Мне захотелось есть и пить, но для начала я отправилась в душ смыть с себя пот. Да, я понимала Антти. Прошлой весной убили его лучшего друга, и убийцей оказалась их общая знакомая. Это было тяжелое время, кошмар которого до сих пор витал над нами обоими. Хотя надо признать, что для меня тот случай все же относился к полицейской рутине, а вот мир Антти случившееся основательно перевернуло. Тогда мы с ним и подружились, несчастье сблизило…

Я сделала себе пару бутербродов с колбасой, открыла бутылку пива. Все-таки Антти глупо себя ведет. Ведь не моя же, в конце концов, вина, что Арми убили!

Если только… Если только последняя фраза, которую она крикнула мне вслед, значила больше, чем просто любопытство о моих с Антти отношениях и вопросы о том, когда будет свадьба. Может, ей нужно было не просто по-женски поболтать, а проконсультироваться с юристом и бывшим полицейским? И тот, кто не хотел, чтобы наш разговор состоялся, успел первым. Тот, кто тоже был на празднике у Хянниненов и слышал, что Арми ждет меня к двум.

Я попыталась вспомнить, кто мог слышать слова Арми, как вдруг зазвонил телефон.

— Привет, это Киммо, — раздался в трубке испуганный голос.

— Киммо, мне так жаль! Может, ты приедешь к нам? Или ты хочешь поговорить с Антти?

— Нет, мне надо поговорить с тобой. Меня задержали по подозрению в убийстве Арми. Будешь моим адвокатом?

— Тебя задержали? Это ты ее убил?

— Нет! — В голосе Киммо прорывались рыдания. — Но я… Мария, приходи сюда, я тебе все расскажу.

— А ты где?

— В полицейском участке Эспоо.

— Поблизости есть кто-нибудь из полицейских? Передай ему на секунду трубку. Я выезжаю, буду у тебя через полчаса. Держись. И пока ничего ни с кем не обсуждай.

Констебль, которому Киммо передал трубку, был немногословен: Киммо задержан по подозрению в убийстве Арми Мяенпяя, доказательств у полиции более чем достаточно.

— Комиссар Стрем на месте?

— Нет, он осматривает жилище подозреваемого.

Мне не хотелось звонить Перцу. Гораздо важнее было успокоить Киммо. «Задержан за убийство Арми, доказательств более чем достаточно…» Конечно, в таких подозрениях была определенная логика. Обычно убийца всегда находится в ближайшем окружении жертвы. Будучи в жестоком похмелье, они поссорились, и он ее убил? И все же я просто не могла представить Киммо в роли жестокого душегуба.

Я постучала в дверь каморки Антти. Он лежал на диване, уставившись в потолок, и ничего не сказал, увидев меня.

— Извини за вторжение. Звонил Киммо. Он задержан, ему требуется адвокат. Я отправляюсь в полицейский участок.

— Киммо? Я с тобой.

— Тебе не позволят его увидеть. Оставайся здесь. Я считаю, что, раз они задержали Киммо, ты вправе позвонить Хянниненам.

— Задержали Киммо! Это так глупо! Они что, полные идиоты? — вспылил Антти.

— Ты можешь вызвать такси? Я пока переоденусь.

Я оделась, причесалась и даже быстро накрасилась. Через пять минут спринтерских действий на меня из зеркала смотрела молодая энергичная, готовая к активным действиям женщина. Страдающая от похмелья девушка с больной головой исчезла, на ее месте появился собранный, внимательный юрист. Со мной и раньше случалось такое преображение: стоило мне подкрасить брови в агрессивно-коричневый цвет, как я превращалась в строгую деловую женщину. Такси уже ждало меня во дворе, и через четверть часа после звонка Киммо я уже входила в полицейский участок.

Одновременно со мной на пороге появился Пертти Стрем. Я объяснила ему, в каком качестве теперь выступаю, и он посмотрел на меня как на врага.

— Как только увидишь Хяннинена и услышишь, что он делал, когда мы к нему приехали, ты сама признаешь, что он виноват, — злобно произнес Перец. — Он утверждает, что, когда ушел от Мяенпяя в пятнадцать минут первого, она сидела и красила ногти. Но мы-то знаем, что в это время она наверняка уже была мертва. Неужели этот чертов педераст считает нас полными идиотами?

Меня удивили его слова. Странно, почему он так крепко выражался в адрес Киммо? И только когда Перец проводил меня в комнату для допросов и я увидела Киммо, до меня начало доходить, что он имел в виду.

Я сначала даже не поняла, что надето на Киммо. После яркого солнечного дня глаза с трудом привыкли к полумраку помещения. Киммо стоял посреди комнаты как блестящая черная тень, и его золотистые волосы нимбом светились вокруг головы.

Затем я поняла, что на нем черный резиновый комбинезон, похожий на водолазный костюм, только тоньше. Мне показалось, что Киммо очень холодно, поскольку лицо у него посинело.

— Какого черта ты это на себя напялил? — изумленно спросила я у него и тут же набросилась на Перца: — Вы так торопились его задержать, что даже не дали возможности парню переодеться. Отправь кого-нибудь из своих людей к нему домой за нормальной одеждой. Иначе я составлю жалобу о негуманном отношении к задержанному. Киммо, дома есть сейчас кто-нибудь?

— Мама с Матти и Микко уехала в Хельсинки, а отец в Эквадоре.

— Перец, дай мне телефон.

Антти ответил почти сразу. Я попросила его заехать к Хянниненам за одеждой для Киммо. Закончив разговор, я заметила, что Перец смотрит на меня почти с ненавистью.

— Похоже, ты действительно переметнулась в другой лагерь, — тихо сказал он, закуривая сигарету.

— Что значит — переметнулась в другой лагерь? Насколько я помню, нас с тобой одинаково учили тому, как надо обращаться с задержанными. Отправь кого-нибудь из полицейских в дом Хянниненов за одеждой и прекрати курить. Здесь слишком маленькое помещение.

— Подалась в правозащитники? — Перец затушил окурок в опасной близости от моей левой ноги. — Когда мы пришли потолковать с дружком этой Арми, то нашли его в этом резиновом костюме в окружении порножурналов садистской направленности. Я могу предоставить тебе доказательства! Этот ужасный костюм просто усеян отпечатками пальцев убитой девушки. Видишь, у него слева вырван клок? Этот клок мы нашли во дворе погибшей. Похоже, их сексуальные игры зашли слишком далеко!

— Арми была изнасилована?

— Нет, парень не успел. Но он здорово возбудился и отправился домой заканчивать дело самостоятельно!

Перец раздраженно захлопнул дверь перед изумленным лицом дежурного полицейского. Я размышляла о том, что вряд ли мое поведение облегчило долю Киммо, но Перец меня просто бесил. Я знала, что он быстро сделал хорошую карьеру в полиции, и, похоже, у него началась звездная болезнь. Я вспомнила, как мой приятель и сокурсник Тапса Хельминен однажды чуть не сломал ему локоть, пытаясь преодолеть его мужской шовинизм. А я пару раз обошла его на теоретических экзаменах, так что в итоге Перцу пришлось довольствоваться славой лучшего стрелка курса.

— Киммо! Мне так жаль! И из-за Арми, и из-за всего, что с тобой произошло.

Дежурный не вмешался, когда я, утешая, обняла Киммо, хотя это было явным нарушением правил. Ну да ничего, мне не впервой нарушать правила. Резина под рукой была мягкой и теплой, рука легко скользнула вдоль его тела.

— Ты можешь мне рассказать, что же все-таки произошло? Когда ты в последний раз видел Арми? — Я села перед Киммо и вытащила из портфеля блокнот.

— Я видел ее этим утром. Ночь провел у нее. У меня с похмелья жутко болела голова, я проснулся где-то около девяти. Арми еще спала. Я натянул на себя этот костюм и пошел поваляться на солнышке у нее на заднем дворе. Наверное, я снова задремал… Арми вышла около половины одиннадцатого и стала меня будить. Мы немного повозились, тогда, наверное, я и порвал костюм. Потом мы пошли пить кофе, а затем я отправился домой. Арми сказала, что хочет поговорить с тобой наедине, а до этого ей надо было кому-то позвонить.

— Она рассказала тебе, о чем собиралась со мной разговаривать? И кому собиралась звонить?

— Нет. Она вообще была немного скрытной.

— Вы ссорились? Из-за чего?

— Да нет, мы особо не ссорились. Просто ей не нравился этот мой костюм. Мы договорились с ней, что при ней я не буду его надевать. А я еще попросил ее потрогать меня… — Киммо говорил тихо, нос у него покраснел, из глаз полились слезы. Я достала носовой платок и протянула ему. — Если бы я только знал тогда, что в последний раз вижу ее живой… Ты уверена… Она и вправду умерла? — Ты видела, что она мертва?

— Да, она умерла. Но когда ты от нее ушел, она была еще жива, да? О чем вы говорили?

— Будущей осенью, после того как я окончу дипломную работу, мы собирались пожениться. Я уже и с рабочим местом определился. Мы поговорили немного об этом, о том, как… Нет, я не могу… — Он снова разразился слезами. В этот момент распахнулась дверь и на пороге показался Перец с сумкой в руках.

— Переодевайся, Хяннинен. А эта резиновая шкура останется у нас.

Я поднялась, чтобы выйти, пока Киммо будет переодеваться. Вообще-то я однажды была в общей сауне с Киммо и компанией, но мне хотелось продемонстрировать Перцу образец поведения с задержанным.

В коридоре стоял Антти. Лицо у него было расстроенное.

— А ты что здесь делаешь? — Мой вопрос прозвучал резко и недружелюбно.

— Да хотелось бы понять, с чего это вдруг меня отправили за одеждой. К тому же когда мать Киммо — Аннамари — вернулась домой и увидела целый взвод полицейских, она страшно испугалась. Что я должен ей сказать? А Ристо и Марите? В конце концов, это Киммо убил Арми или нет?

— Не думаю, что он. Но ведь кто-то это сделал. Понятно, что не ты и не я, но это сделал кто-то из компании наших общих знакомых.

— Почему ты так думаешь?

— Давай поговорим позже. Иди домой, от тебя здесь все равно никакой пользы, а к Киммо тебя не пустят. Я передам ему от тебя привет. Я обняла Антти, пытаясь растопить лед, возникший между нами, и вернуть тепло отношений.

— Аннамари отправилась к Марите и Ристо. Наверное, мне тоже надо пойти к ним, хотя я сейчас лучше бы побыл один.

— Я заеду за тобой, когда освобожусь. Поедем домой вместе.

Киммо переоделся и заметно успокоился. Перец брезгливо взял резиновый комбинезон двумя пальцами, словно одежду прокаженного, и унес куда-то с глаз долой. Я задумалась: неужели они брали отпечатки пальцев Арми, не снимая костюм с Киммо?

— Антти передает тебе свои соболезнования. Ты в состоянии продолжать?

Киммо медленно кивнул.

— О чем вы беседовали с Арми утром?

— О нашей сексуальной жизни… Знаешь, мне всегда было прикольно одеваться таким образом и заниматься сексом то так, то сяк… Но Арми этого не любила. Мы с ней когда-то договорились, что сам я могу развлекаться как угодно, но ее это не касается. А в этот раз я надел резиновый костюм и попросил ее заняться со мной любовью, и она разозлилась. Сказала, что я нарушаю наш договор. Мы начали говорить о том, как будем жить, когда поженимся, но так ни до чего и не договорились. И я с ней согласился, что мне лучше уйти. Было четверть первого…

Я взглянула на дежурного, он заинтересованно слушал наш разговор. Даже если по долгу службы он и обязан молчать, я была абсолютно уверена, что вскоре о сексуальных наклонностях Киммо будет знать половина нашего городка. Странный парень. Все, что он рассказывал, лишь усиливало подозрения в его адрес. Я надеялась, что у нас будет возможность побеседовать без лишних ушей, поскольку мне придется задавать дополнительные вопросы о его пристрастиях.

— Вы поссорились, я правильно понимаю?

— Нет. Мы столько раз разговаривали на эту тему, что давно уже перестали ссориться.

— А потом ты пошел домой?

— Да. Мама с близнецами отправилась в город, я остался один дома, а затем…

— Ты снова переоделся в резиновый костюм и достал порножурналы?.. — Я и сама покраснела.

— Да… И я ничего не слышал… Полицейские, наверное, звонили в дверь, а может, мама, уходя, оставила дверь открытой… Но они вдруг ворвались ко мне в комнату и…

— И сразу тебя задержали?

— В общем, да… Они даже не объяснили, почему так резко ворвались в дом. А потом сразу кинулись перелистывать мои журналы и рыться в шкафах. И кто-то из них сказал, что Арми убита. Затем меня забрали. Я до сих пор плохо понимаю, что произошло. Потом меня спросили, нужен ли мне адвокат, и я вспомнил про тебя.

— Как же хорошо они сработали! Послушай, Киммо, насколько я знаю, они не могут держать тебя здесь больше двух дней — во всяком случае, пока идет предварительное следствие. Пока у них нет серьезных доказательств. Я понимаю, что для тебя это как кошмарный сон — Арми убита и тебя обвиняют в убийстве, которого ты не совершал. Уверена, ты скоро выйдешь отсюда.

Я сама понимала, как глупо звучат мои утешения. Больше ничего не будет по-прежнему. Арми умерла, свадьба не состоится, все самые интимные подробности жизни Киммо теперь станут обсуждаться широкой публикой. И я ничего не могла поделать с тем, что через пять минут его уведут обратно в камеру.

Перец еще был здесь. Видимо, он хотел продолжить допрос Киммо. Подходя к его столу, я постаралась придать своему лицу самое дружелюбное выражение.

— Хяннинен рассказал мне свою версию случившегося. Можешь ты рассказать свою? И почему вы ворвались к нему в дом?

— По какому праву ты задаешь мне эти вопросы?

— Послушай, Перец. Мы с тобой вполне в состоянии испортить друг другу жизнь. Или как минимум доставить друг другу массу неприятностей. Но ведь на самом деле и ты, и я просто хотим понять истину и поймать настоящего убийцу.

— А ты считаешь, что Хяннинен не убивал?

— Лучше ты расскажи, почему считаешь его убийцей.

— Во-первых, он последний, кто видел жертву. Сейчас допрашивают соседей. И пока еще никто не сказал, что видел Арми живой, после того как Киммо ушел. Хотя он мог и вернуться. И если обнаружится, что соседи видели, как кто-то еще заходил во двор, мы пересмотрим версию.

Я взглянула Перцу в глаза, хотя для этого мне и пришлось смотреть снизу вверх. Он стоял в напряженной позе, приподняв плечи, почти касаясь ими своих оттопыренных ушей. Светло-карие глаза выдержали мой взгляд, но лицо покрылось мелким бисером пота.

— Ты ведь не хуже меня знаешь, что такие убийства чаще всего совершаются близкими людьми. А кто ей самый близкий? Жених. Я ясно выражаюсь?

— Each man kills the thing he loves, — со вздохом произнесла я по-английски.

— Что?

— Да нет, это я так… — Вряд ли Перец был знаком с творчеством Оскара Уайльда. А что у тебя с доказательствами?

— Слушай. Арми была задушена человеком в резиновых перчатках. Когда мы пришли к Хяннинену домой, у него на руках как раз и были резиновые перчатки. Сейчас они в лаборатории. На резиновом костюме следы пальцев убитой. И от него оторван кусок, который мы нашли на месте убийства. У Арми были довольно длинные ногти, и в процессе борьбы с убийцей она, видимо, и вырвала этот кусок.

— А у Хяннинена на теле на месте вырванного клока есть какая-нибудь царапина?

— Кажется, что-то есть.

— Пусть его осмотрит врач.

— Давай дождемся заключения из лаборатории. Если в нем будет написано, что Арми задушена руками в толстых черных резиновых перчатках, то убийство можно считать раскрытым.

— Мне кажется, резина почти не оставляет следов, — пробормотала я неуверенно.

— Да, я еще не рассказал тебе, сколько всего интересного мы нашли в комнате у этого Киммо. Одежда из тонкого латекса, наручники, веревки, плетки. А взгляни на эти журналы! — Перец потряс перед моим носом толстой пачкой журналов на немецком и английском языках. На них красовались полуобнаженные девушки в резиновой или кожаной одежде, в наручниках и без них, связанные и в позе покорного ожидания наказания плетью. Девушки на фотографиях были очень красивы, но я постеснялась рассматривать их в присутствии Перца.

— Да он просто извращенец в духе маркиза де Сада. Помнишь, тот получал удовольствие, когда вешал и душил женщин. Какая гадость, таких уродов просто расстреливать надо. А если бы ты побывала с нами у него в комнате и видела то, что видели мы, ты сейчас была бы о нем совершенно другого мнения.

— А по какому праву вы ворвались к нему в дом?

— Подумай сама. Жених убитой девушки является лучшим кандидатом в убийцы — по этой причине нам непременно хотелось с ним поговорить. Мы стучали и звонили, но к нам никто не вышел. А со второго этажа доносились голоса. И я подумал: а что, если парень совершил убийство, а потом раскаялся и решил свести счеты с жизнью?

— Понятно. И что вы стали делать, когда попали внутрь?

— Этот красавец был одет в резиновый костюм, на голове — капюшон, только нос виден. Он сидел в наручниках перед раскрытыми журналами и ласкал себя…

— Нетрудно проводить задержание, если подозреваемый уже в наручниках. — Но Перец даже не улыбнулся. — Все вещдоки в лаборатории, с Арми работает патологоанатом, так? Ее родителям сообщили?

— Ты считаешь меня полным идиотом, да? Мне пришлось вызвать врача, чтобы успокоить мать Арми. Половина соседей уже разъехались по своим дачам, так что допросы придется перенести на понедельник. Не волнуйся, у нас все процессы запущены и работают без твоего контроля.

— Верю. Ты будешь еще разговаривать с Хянниненом? Помни, ты не имеешь права допрашивать его без моего присутствия.

— Я пойду перекусить, а потом вернусь на место преступления. Приходи туда к восьми, если хочешь.

По дороге мы беседовали о задержании, предварительном заключении и прочих рутинных делах, которые обычно сопровождают расследование. Перец был твердо убежден в том, что у него достаточно доказательств для правомерности задержания Киммо. Я была с ним не согласна. И решила отправиться к Хянниненам, а оттуда позвонить своему шефу Эки.

По дороге я размышляла, почему же никак не могу поверить в то, что Киммо — убийца. Вовсе не потому, что испытывала к нему какую-то симпатию, — я перевидала достаточно разных убийц. Что-то не давало мне покоя, не укладывалось в общую картину. Я медленно шла, размышляя, что бы это могло быть.

 

Глава 3

Сомнения в южной части Эспоо

В доме Хянниненов царила полная тишина. Все следы праздника были убраны, дом сиял чистотой, как после генеральной уборки. Ристо открыл мне дверь с мрачным выражением лица. Остальные находились в гостиной. Аннамари Хяннинен пила коньяк. Марита сидела рядом, обнимая ее за плечи. Антти стоял около фотографии Санны, и даже головы не повернул, когда я вошла.

Аннамари поставила рюмку на стол и протянула мне руку:

— Привет, Мария, ну как там Киммо? Когда его уже наконец выпустят? Я пыталась дозвониться до Эки Хенттонена, чтобы он помог Киммо, но…

— Эки сейчас на яхте, там телефон не берет. Он будет дома только завтра вечером. Киммо в более-менее приличном состоянии, по закону его могут задержать не больше чем на пару суток. Как близнецы?

— Родители забрали их на дачу в Инкоо. Они уехали полчаса назад. Да, и кота с собой прихватили. Я решила, что так будет лучше: смерть Санны год назад стала для них слишком сильным потрясением, — пояснила Марита.

Я смотрела на нее, размышляя, всегда ли она носит одежду мрачных цветов или переоделась в траур из-за трагедии с Арми. В узком темном платье Марита напоминала длинную черную полосу, нанесенную дрожащей рукой на синей стене гостиной. Они с Антти оба были высокими и худощавыми, но Антти отличался развитой мускулатурой, а его сестра, казалось, состояла из сплошных сухожилий.

Я вкратце рассказала о том, как обнаружила Арми и о чем мы беседовали с Киммо. Мне было трудно говорить о резиновом костюме и порножурналах, но я не могла умолчать — это были важные улики. Видимо, Аннамари была не в курсе сексуальных наклонностей своего сына — родители часто не знают о таких вещах, — и после моего рассказа ее просто затрясло.

— О Боже, что я скажу Хенрику? Мне надо срочно позвонить в Эквадор!.. Киммо, бедняжка, о чем ты вообще говоришь? Ему же было так хорошо с Арми, на что ты намекаешь?..

На первом курсе гимназии Аннамари вела у нас французский язык. Она была нервным и слабым учителем, на ее уроках дисциплины не было никогда, даже если она выходила из себя и кричала на учеников. А такое случалось часто. Иногда на уроках я сама могла прикрикнуть на какого-нибудь распоясавшегося хулигана: «А ну быстро заткнись!» — и это помогало. По французскому у меня всегда были хорошие отметки, но все же я обрадовалась, когда ее мужу предложили работу в другом городе и она переехала вслед за ним.

Аннамари беспорядочно металась по комнате. Она непрерывно двигалась, то и дело вскидывая голову, ее светлые кудряшки мотались, как солома на ветру. Голос неконтролируемо срывался на визг.

— Как эти тупые полицейские смеют утверждать, что мой Киммо кого-то убил? Мой ребенок… Может, я смогу его увидеть, может, меня к нему пустят? Мария, можно я пойду с тобой?..

— Послушай, Аннамари, тебе сейчас лучше пойти отдохнуть, — решительно сказал Ристо. Мне было странно слышать, как он фамильярно назвал ее по имени, хотя я знала, что Аннамари приходится ему мачехой. — Пойдем, я провожу тебя в комнату мальчиков, там тебя никто не будет беспокоить.

Его лысеющая голова нежно склонилась над золотистыми ангельскими кудряшками мачехи, он осторожно взял ее под руку, и они вышли.

— Надеюсь, Ристо догадается дать ей какое-нибудь успокоительное, — сухо произнесла Марита. — Или у нас уже ничего не осталось и надо звонить Хельстрему, чтобы он выписал новый рецепт?

— Разве он выписывает успокоительные лекарства? Он же гинеколог.

— Да, конечно, но, с другой стороны, для многих он просто семейный доктор, — пояснила Марита. — Возможно, его не все любят; вот мама, например, за что-то на него разозлилась и поменяла врача. К тому же он просто ходячая энциклопедия, а если нужна его помощь, то тут же откликается, не глядя на место или время. — Марита хорошо знакомым мне жестом отбросила волосы назад. Антти делал так же, когда нервничал. И в этот момент я увидела у нее на шее огромный свежий синяк.

— Похоже, мне следует поговорить с Хельстремом, раз уж он готов всем помочь. Надо найти аргументы для освобождения Киммо.

— Ты действительно считаешь, что Киммо этого не делал? — подал голос Антти, впервые с той минуты как я вошла.

— Да, считаю. Я согласна, это чувство основывается в большей степени на моей интуиции, чем на реальных фактах, хотя я действительно не верю, что это он ее убил. Но Перцу — полицейскому, который ведет это расследование, — нужны факты. И я хочу начать с вас. Что вы знаете об Арми? Каким она была человеком?

Никто не хотел говорить. Я попыталась сама составить в голове ее портрет: симпатичная, любопытная, решительная, вечно совавшая нос в чужие дела.

— Арми была просто подарком для Киммо, хотя Аннамари не очень-то ее жаловала, — наконец произнесла Марита. — Ну да, по мнению Аннамари, никто не был достаточно хорош для ее детей. Маке тоже пришлось испытать это на своей шкуре, а до него другим приятелям Санны.

— Ты намекаешь, что это Аннамари убила Арми?

— Господь с тобой; конечно, нет! Просто Арми всегда все говорила напрямую, а в семье Хяннинен так не принято. Например на прошлое Рождество она спросила, почему Хенрик и Аннамари никак не разведутся, ведь Хенрик практически не живет с семьей. Такие вопросы нельзя задавать вот так в лоб, особенно в этой семье.

Я считала Мариту вполне типичным представителем Хянниненов, хотя она и скрывалась за маской безупречного преподавателя математики. И сейчас с радостью убедилась, что это всего лишь маска, под которой прячется живой человек. Знакомство с семьей Антти проходило довольно тяжело, вся обстановка восточного побережья, куда я переехала вслед за Антти, была давящей — казалось, меня душит невидимая сеть.

В воцарившейся тишине было слышно, как у меня заурчало в животе. Тут я сообразила, что после завтрака, которым меня вырвало в канаву, у меня целый день во рту не было ни крошки.

— Дайте что-нибудь перекусить, — попросила я. — Мне уже пора отправляться в полицейский участок, а без кофе у меня мозги не работают. Я и сама могу сварить, если Антти покажет, где у вас кофеварка.

Мне хотелось хоть на мгновение остаться вдвоем с Антти, хотя, казалось, он не был расположен к общению.

На кухне еще оставались следы вчерашней вечеринки. Посудомоечная машина была полна грязной посуды, холодильник забит остатками вчерашнего застолья. Я намазала крабовый салат на толстый ломоть хлеба и принялась жевать, не отходя от холодильника, запивая бутерброд обжигающим кофе.

Меня раздражало молчание Антти. Разумеется, он лучше, чем я, был знаком с Арми и Киммо, но ведь сейчас речь шла не просто о семейной трагедии.

— Антти, выпей коньяку, тебе станет легче, — посоветовала я.

— Легче? Бесполезно заливать чувства алкоголем. А ты всегда, черт возьми, умеешь так профессионально себя вести и можешь без труда задушить собственные чувства? Да ты вообще чувствуешь что-нибудь?

— Нет, черт побери, конечно, не чувствую! Я ведь каждый день имею дело с убийствами, вообще редкий день не вожусь с трупами! Видишь ли, у меня нет ни сил, ни времени на эмоции, голова мне нужна для того, чтобы вытащить из тюрьмы Киммо и выяснить, кто убил Арми.

Неизвестно, чем бы закончилась эта перепалка, если бы на кухню вдруг не вошел Ристо.

— Марита сказала, что здесь есть кофе. Я отдал Аннамари последнюю таблетку успокоительного, которое нашлось в доме, и она наконец отключилась, — пояснил он, подходя к кофеварке.

— Послушай, а ты не мог бы подбросить меня до полицейского участка? — осторожно спросила я, хотя почти наверняка знала, что он с удовольствием согласится. Уходя, я даже не взглянула на Антти.

— Не представляю, как все это рассказать отцу, — произнес Ристо, когда мы поворачивали на дорогу Меритуули.

— А где он сейчас? В Эквадоре? Ты считаешь, ему необходимо все рассказать?

— Аннамари требует. Похоже, у них есть какая-то договоренность о том, чтобы держать друг друга в курсе важных событий. Аннамари хочет, чтобы отец приехал и разделил с ней ответственность. — Ристо говорил совершенно бесцветным голосом.

Я не видела Хенрика Хяннинена более десяти лет. Помню, как однажды зимой, когда Хяннинены жили в моем родном городе, родители как-то пригласили к нам в гости новую коллегу-учительницу с мужем. В тот вечер я лежала дома в постели, потому что из-за месячных у меня ужасно болел живот.

Аннамари выглядела какой-то потерянной, Хенрик сидел с отсутствующим видом. Казалось, его совершенно не интересовало происходящее. А спустя годы он действительно стал отсутствующей персоной, то и дело уезжая в долгие командировки за границу. Вскоре после смерти Санны он уехал в Эквадор и вернулся лишь в конце года. Родители Антти постоянно возмущались тем, что Хенрик совсем не общается со своими внуками Матти и Микко, откупаясь от них дорогими подарками.

— А какой смысл вызывать отца в Финляндию? Чем он здесь поможет? И постарайся, чтобы Аннамари не удалось пробраться в полицейский участок. — Я снова обратила внимание, что отдаю приказы людям, командовать которыми у меня не было никакого права, но, похоже, Ристо ничуть не смутился. — Слушай, Ристо, я была немного пьяна, когда мы с Антти уходили с вечеринки. Ты не помнишь, кто тогда еще оставался? Кажется, в основном все уже разошлись.

Он на мгновение задумался и ответил, ничуть не удивившись моему вопросу:

— Да я тоже был не особо трезв. Мы с Эки Хенттоненом опрокинули по паре рюмок коньяку в конце вечера, и они явно были лишними. Ну, Эки, конечно, еще оставался, Киммо, Арми и Маллу — это сестра Арми. Кажется, Маке был: они сидели с Аннамари в саду на качелях и болтали. Помню, я удивился — мне казалось, они вообще не общаются. Ведь Маке…

— Да, я знаю. Ты молодец, что пригласил Маке в гости.

— Ведь это Санна тогда напоила Маке, а не он ее, — мрачно произнес Ристо, въезжая во двор полицейского участка. — Санна сама искала смерть, и никто особо не удивился, когда она погибла. Винить в этом некого.

Я не очень хорошо знала Ристо: по существу, это был наш первый откровенный разговор, — и мне захотелось понять, кто же он на самом деле, что за человек скрывается за фасадом сильного, преуспевающего мужчины. Какие у него были отношения с погибшей сестрой? Был велик соблазн остаться и продолжить разговор, неожиданно повернувший в интересующее меня русло, но время близилось к восьми — мне следовало спешить в участок и продолжать защиту Киммо.

— Если Антти еще у вас, передай ему, пожалуйста, что я могу задержаться допоздна.

Киммо совсем сник. Я передала ему привет от родных, но, похоже, он меня совсем не слышал. Он впал в транс, и беседовать с ним было совершенно бесполезно.

— Мне кажется, следует пригласить врача, — сказала я Перцу, которому вид Киммо, похоже, тоже действовал на нервы. — Ты же видишь, его нельзя допрашивать в таком состоянии.

— Вижу. Кажется, он только сейчас стал понимать, насколько серьезно попал.

В этом я не сомневалась ни секунды. Ума Киммо было не занимать. Да и к тому же, если он действительно убил Арми…

Перец вкратце рассказал, что соседи, с которыми ему удалось побеседовать, не заметили ничего особенного в первой половине дня. Правда, ближайшего соседа дома не было, а другой видел только меня. Я задумалась, почему Перец так скудно выдавал информацию. Может, он хотел окончательно убедить меня в том, что все указывало на виновность Киммо?

После чашки кофе Киммо немного приободрился и еще раз повторил нам, что разногласия по вопросу одежды из латекса никак не повлияли на решение Арми выйти за него в октябре замуж.

— А почему в октябре? Если вопрос был решен, почему вы решили ждать до октября? — поинтересовался Перец.

— Мы купили квартиру в районе Северная Тапиола, и она будет сдана только в начале октября.

— На какие же деньги вы купили квартиру? Ведь ты еще учишься?

— У Арми был счет в банке, а за мое обучение платил отец… К тому же сейчас я пишу диплом и работаю полный день.

Я с радостью заметила, что у Киммо стал просыпаться инстинкт самозащиты.

— А теперь, когда твоя невеста умерла, кому достанется эта квартира? — безжалостно продолжал спрашивать Перец.

Киммо уставился на него стеклянными глазами. Было видно, что он не понял смысл вопроса.

— Перестань, Перец, — вмешалась я в разговор. — Понятно, что парень даже подумать не успел на эту тему.

— Любой мужчина стремится вылететь из-под материнского крылышка, но не обязательно под крыло к жене, — язвительно произнес Перец. — А может, он и не хотел вырываться из-под родительской опеки…

Киммо нервно вздохнул и уронил голову на руки. Я едва сдерживала желание дать Перцу в нос и сломать его еще раз. Это все равно ни к чему бы не привело. Перец был уверен, что убийца — Киммо, и мне требовались доказательства, чтобы убедить его в обратном. Я не могла понять, как это Перец, имея столько предрассудков и предубеждений, смог так продвинуться по служебной лестнице.

Мы закончили в начале десятого и договорились продолжить на следующий день с утра.

— Если ты, Каллио, конечно, не собираешься завтра на утреннюю проповедь в церковь, — бросил мне Перец напоследок.

Я даже думать не хотела о том, как Киммо проведет свою первую ночь в заключении. В какую камеру его определили, сколько человек, кроме него, там еще будет? Остальные заключенные в камере скорее всего настоящие уголовники, и если они вдруг узнают про латексный наряд и странные пристрастия Киммо, то ему не поздоровится.

Ночь была теплой и тихой. Я не имела ни не малейшего представления, ходят ли еще автобусы, и решила пройтись до дома пешком. К счастью, с утра я догадалась обуть удобные кроссовки и взять вместо своего обычного портфеля рюкзак.

Я плохо знала местные переулки, поэтому шла по главной дороге. Народу было мало — видимо, летним субботним вечером вся жизнь перемещается на дачи или в бары в центре города, а оставшиеся дома сидят у телевизора, следя за перипетиями любимых героев полицейских сериалов.

Кто же, если не Киммо, убил Арми? И кому Арми хотела позвонить, оставшись одна? Может, она хотела поделиться со мной информацией, которая была кому-то опасна?

Я надеялась, что Перец догадается проверить всех находящихся на свободе уголовников, когда-либо сидевших за убийство женщин. Как знать, может кто-то из них был в курсе дела? А может, это кто-то из соседей, которому надоело наблюдать за бесконечными объятиями Киммо и Арми?

В офисе было тихо. Я пришла в контору Эки весной. Обычно весной и летом работы мало, и я надеялась, что у меня будет достаточно времени спокойно заниматься этим вопросом. Если дело дойдет до суда, защитником на суде будет выступать Эки, ведь я еще не являюсь членом Союза адвокатов. Возможно, меня привлекут к расследованию в качестве юридического помощника. Звучит довольно официально для моего неофициального расследования. Я еще не знала мнения начальника, но для себя уже решила, что займусь расследованием как частный детектив.

Мне предстояло побеседовать со многими — с родителями Арми, ее сестрой, у которой произошел трагический выкидыш, с врачом-гинекологом, у которого она работала. С врачом я планировала встретиться завтра.

Да и Ристо, Аннамари, Марита тоже могли поделиться со мной чем-нибудь интересным. Вдруг на ум пришло одно из высказываний Перца — а что, если Аннамари действительно не хотела, чтобы Киммо женился на Арми? Может, она на самом деле боялась на старости лет остаться одна в огромном доме в Хаукилахти? Конечно, это была довольно абсурдная мысль, но Аннамари всегда отличалась неуравновешенностью. Кто знает, может смерть Санны окончательно выбила ее из колеи нормальной жизни?

До сих пор Ристо и Киммо были единственными спокойными людьми в семье с истеричной матерью и вечно отсутствующим отцом. На долю Санны выпали душевные бури и смятение… Но с другой стороны, это были лишь внешние впечатления, а что я на самом деле знала про Ристо и Киммо? На каком основании я могла расспрашивать Киммо о его сексуальных пристрастиях? И тем не менее этого требовало ведение расследования. Я так и не поняла, был ли он садистом или мазохистом, хотя в принципе какая мне разница…

Я прошла по улице Калевала к аллее с романтическим названием Шелковая Долина, а оттуда направилась в сторону берега, мимо здания школы и церкви. На Западной трассе сверкали огни фар редких машин, было видно, как вдоль берега резвятся стайки рыб. Я вспомнила, что Эйнштейна увезли на дачу, — значит, он не выйдет мне навстречу с приветственным мурлыканьем, когда я приду домой.

Домой… Место на восточном побережье, где я жила, могло считаться моим домом. Там почти не было моих вещей, поскольку купленную на блошином рынке мебель я еще раньше перевезла в старую квартиру Антти. Там же оставалась большая часть моих книг. Лето пройдет быстро. Где же буду жить осенью?.. Вряд ли в старой квартире Антти на Робертинкату — там слишком тесно для двоих…

По телевизору звучала музыка семидесятых годов — похоже, Антти включил старые записи. Он сидел, держа в руках пустой бокал, на столе стояла открытая бутылка виски. Я редко видела, чтобы Антти пил два вечера подряд, но сегодня, видимо, он решил последовать моему совету. А когда он повернулся ко мне, я заметила, что успокоительное, видимо, не очень помогло. Антти плакал.

— Разговор в участке затянулся, — тихо сказала я. — А потом я пошла домой пешком, автобусы уже не ходили.

— Пешком? Вполне в твоем духе.

Я не поняла, прозвучало это одобрительно или с осуждением.

— Как Киммо? — Антти плеснул себе еще виски, словно предчувствуя, что мой ответ будет не слишком утешительным.

— Нервничает, но в показаниях не путается, хотя они и не в его пользу.

— Полчаса назад звонил Хенттонен. Он причалил у побережья Стора-Треско и завтра рано утром собирается в обратный путь. Антти говорил, не отрывая глаз от экрана телевизора, где певица в короткой красной юбочке исполняла что-то в стиле рэп.

Я тут же набрала номер телефона Эки, которым он пользовался во время морских прогулок. Казалось, низкий голос шефа доносился откуда-то издалека, совсем не с побережья Порккала.

— Черт возьми, ну и вляпался же этот парень! Хорошо, что ты была на месте и хоть немного его поддержала. Какого дьявола ему понадобилось убивать свою подружку?

Мне стало нехорошо.

— Почему ты считаешь, что это Киммо убил Арми? Ристо так сказал?

— Конечно, я понимаю, они твои родственники, но Хяннинены все-таки такая странная семейка, что я не стал бы ручаться за невиновность этого парня. Хотя клиент, конечно, до суда всегда невиновен, и все же… — Эки было плохо слышно, его голос звучал как из глубины подземелья. — Ладно, обсудим все завтра. Во сколько допрос?

— В десять. Ты успеешь?

Он сказал что-то про ветер, но я толком не расслышала. Я повесила трубку в полном недоумении. Неужели я просто наивная идиотка и поэтому верю, что Киммо не совершал этого преступления? Черт возьми, неужели Перец прав? А вдруг я просто позволила себе поверить словам Антти о том, что Киммо не мог сделать ничего подобного?

Я же на самом деле совсем не знала Киммо. Прошлой зимой встречала его пару раз в гостях у Хянниненов, как-то раз мы в одной компании сидели в баре и пили пиво. И Арми должна была тогда прийти, но что-то ей помешало… Кажется, заболела сестра. А не тогда ли как раз у Маллу случился выкидыш?

— Антти, можешь пояснить мне кое-что? — Я нагнулась к нему, осторожно положив руку на плечо. Я боялась, что он в раздражении ее сбросит.

— Что именно? — сухо спросил он. Я почувствовала, как у него напряглись мышцы под моей ладонью.

— Про Киммо… Ты знал о его садомазохистских пристрастиях?

— Видишь ли, обычно люди об этом не говорят. Однажды я столкнулся с ним в дверях секс-шопа на Пурсимиехенкату, и он казался очень взволнованным. Но тогда я даже не подумал ни о чем таком…

«А сам-то ты что там делал?» — чуть не сорвалось у меня с языка, но я вовремя сдержалась. Ну и что, я тоже как-то пару раз заходила в этот магазин — чисто из любопытства.

— Наверное, это был его личный метод получения экстрима в жизни. Ристо вечно придумывает себе страшные болезни, а Санна развлекалась с наркотиками, выпивала и садилась за руль. И доигралась в конце концов.

— Ты считаешь, это было самоубийство?

— Санна оставила на столе книгу Сильвии Плат, открытую на стихотворении «Леди Лазарь». Нужны еще доказательства? Она всегда говорила, что не доживет до старости. Создается впечатление, что всю агрессию это семейство направляло на самих себя, посторонние от этого не страдали. Именно поэтому мне трудно поверить в то, что Киммо убил Арми.

Антти немного успокоился. Я тихонько погладила его по спине и осмелилась задать следующий вопрос:

— Кто же тогда это сделал? Мне кажется, что эти два стакана с соком предназначались мне и Арми, хотя мы и собирались шить в доме.

— Ты намекаешь, что мне следует начать подозревать собственных родственников? — Антти резко отодвинулся от меня и вскочил. — Черт возьми, я не вынесу этого еще раз. Если бы я не был все время с тобой, ты, наверное, и меня бы подозревала. Можешь сколько угодно считать себя юристом, но ты была и навсегда останешься полицейским!

И Антти бросился вниз по ступенькам в свой кабинет. А когда звук его шагов затих, у меня из глаз хлынули слезы, которые мне так хорошо удавалось сдерживать целый день. Я оплакивала Арми и Киммо, я плакала по Санне, но больнее всего мне было от слов Антти. Нет, ничего у нас с ним не получится. Надо начинать искать себе другое жилье уже завтра.

Я глотнула виски, съела банан, умыла заплаканное лицо и, свернувшись в постели калачиком, попыталась уснуть. Через некоторое время я услышала, что Антти вернулся в гостиную, и я слышала, как он сел работать за компьютер. Вряд ли этой ночью он придет ко мне.

Несмотря на виски, долгую прогулку и медитацию на расслабление, уснуть мне удалось не раньше двух.

 

Глава 4

Ах какая досада!

Будильник зазвенел полдевятого. Выглянув в окно, я заметила, что гроздья черемухи немного поникли. Отцветает. Включила кофеварку и, собравшись с духом, взглянула на себя в зеркало. Ужас. Опухшее от слез лицо, красные глаза. Но на длительные реабилитационные процедуры времени не было.

Чашка кофе, косметика — и я чувствовала себя гораздо лучше. Немного подумав, написала Антти короткую записку «Меня не будет до вечера. Может, попробуем сегодня поговорить?»

До полицейского участка я добралась на велосипеде за двадцать минут. К моему великому удивлению, там никого не было — ни Перца, ни Эки. Когда стрелка часов приблизилась к десяти, я обратилась к дежурному.

— Да… Стрем звонил… Сообщил, что выехал на происшествие в Киркконумми, там драка с поножовщиной. Сказал, что будет проводить допрос только вечером.

Дежурный — типичный голубоглазый финский парнишка, не омраченный печатью глубокого интеллекта. Он был похож на дурачка из анекдотов про полицейских, в которых спрашивают: «Эй, ребята, кто из вас умеет читать, а кто писать?» У меня возникло чувство, что напарнику этого гвардейца следует обладать обоими навыками.

Едва я уговорила дежурного дать мне номер телефона Перца, которым тот пользовался в служебной машине, и получила разрешение позвонить с местного телефонного аппарата, как на пороге возник Эки.

— Почему здесь ничего не происходит? — воскликнул он так громко, что дремавший на скамейке пьяный бродяга вздрогнул.

Я позвонила Перцу и выяснила, что тот вернется в лучшем случае к семи вечера. На просьбу увидеть Киммо пораньше он ответил, что это невероятно сложно организовать. К тому же разрешение мог получить только один из нас — или я, или Эки.

— Ну что, на кого будем оформлять разрешение — на тебя или на меня? — задумался Эки, когда я кратко обрисовала ему ситуацию. — Мне кажется, лучше на тебя, Мария. Со статусом юридического помощника. Заодно получишь дополнительную юридическую практику. Тем более ты хорошо знакома с процедурой полицейских допросов. А когда дело дойдет до суда, будем решать дальше.

— Давай после допроса Киммо еще раз встретимся и определим стратегию. Я приеду в офис.

Эки кто-то позвонил по мобильному, и он вышел, а я обратилась к дежурному и попросила разрешения увидеть Киммо. Тот задумчиво почесал подбородок и неуверенно произнес:

— Я думаю, он сейчас спит… Он бился и кричал в камере, в полпятого утра к нему вызывали врача. Тот вколол успокоительное. Подожди, я позвоню и узнаю.

Охрана подтвердила, что Киммо спит и сейчас его лучше не беспокоить. Это звучало тревожно, но все же я решила отложить выяснение ситуации до вечера.

Эки был еще во дворе участка. Мы погрузили мой велосипед в багажный отсек его «вольво» и отправились в сторону Северной Тапиолы.

Офис Эки находился возле его дома в спальном районе. Я еще на собеседовании удивилась, не сложно ли клиентам добираться до своего юридического консультанта, ведь тот находился довольно далеко от центра города. Но я зря переживала. У Эки был круг постоянных клиентов, которых стабильно обслуживала его команда в составе четырех человек. Завещания, наследства, разводы и банкротства — к нему приходили люди, жившие в районе Северная Тапиола, которые хорошо знали его лично и доверяли ему.

В офисе Хенттонена не было системы учета рабочего времени. За пару недель я поняла общий подход руководства: когда было много работы, сотрудники оставались вечерами, работали в выходные, зато когда случались спокойные периоды, в офис никто не приходил. Никто не контролировал количество отработанных часов — меня это устраивало. Еще в полиции я привыкла к тому, что при необходимости случалось работать круглыми сутками. Да и научная работа Антти не подразумевала жесткого графика — иногда он сидел ночи напролет, зато потом мог несколько дней бездельничать. Так что такой свободный график вполне вписывался в мою жизнь.

Эки, Мара Ятинен и Альберт Грипенберг — настоящая команда. К тому же Мара и Альберт владели пятью процентами акций каждый. Еще на собеседовании они мне сообщили, что хотят видеть в своей команде именно женщину.

— Но я не собираюсь варить кофе и развлекать в приемной клиентов, — жестко ответила я. В ответ на мой выпад мужчины только улыбнулись.

— Кофе у нас варит секретарь Анникки, а клиентов мы все по очереди вынуждены развлекать. Просто мы с ребятами подумали, что сегодня в решении многих вопросов часто требуется женский взгляд на проблему, поэтому, видимо, пришла пора привлекать в команду женщину.

Обоснование прозвучало логично, и я почувствовала к ним расположение. Они тоже поглядывали на меня с симпатией, поэтому я совсем не удивилась, когда на следующий день Эки позвонил и спросил, когда я смогу приступить к своим обязанностям.

Несмотря на свои убеждения, я бросилась к кофеварке, как только мы вошли в офис. К тому же Эки вспомнил, что захватил из дому несколько булочек. Это было очень кстати. Я проверила, нет ли сообщений на автоответчике, и стала рыться в справочнике в поисках телефона гинеколога Хельстрема.

Вошел Эки, неся тарелку с булочками. Он был невероятным сладкоежкой и постоянно жевал что-нибудь. Несмотря на любовь к сладкому, он был довольно подтянутым, никакого живота, да и лысина не просматривалась под зачесанными набок темными волосами. И все же было в нем что-то простое, деревенское — плечи дорогого костюма обсыпаны перхотью, красное лицо, резкий голос. Видимо, эта внешняя простота и облик «своего парня» и внушали доверие, привлекая к нему клиентов.

За чашкой кофе мы еще раз детально разобрали ситуацию. Эки засунул в рот четвертую булочку и задумчиво произнес:

— На мой взгляд, здесь многое зависит от судьи. Сочтет он эти доказательства достаточными для заключения Киммо в тюрьму или нет? Вот в чем вопрос. Но ты, конечно, считаешь, что их недостаточно.

— Да, считаю. К тому же я знаю Киммо, он не относится к породе убийц.

— Это, конечно, здорово, что ты веришь в невиновность своего подопечного. А вот я в этом не так уверен. Понимаю, они тебе почти родственники, хотя священник вас с Антти еще не благословил. Но насколько хорошо ты действительно знаешь эту семью? В свое время я довольно долго принимал участие в судьбе Санны. Ее несколько раз задерживали за езду в пьяном виде, как-то раз даже забрали в вытрезвитель, а однажды привлекли за хранение гашиша. Так что мне пришлось попотеть, чтобы она не попала в тюрьму. Потом, когда она погибла, Аннамари кричала в истерике, что ее убил ее парень Руостеенойя, его следует взять под стражу. Парень от этих обвинений чуть с ума не сошел — ведь он был тогда совершенно пьян и даже не понимал, что Санна зашла в море. И для Киммо это было очень тяжелое время — Арми помогла ему прийти в себя. А Аннамари после случившегося всю весну пролежала в больнице.

— И как все это связано с виновностью Киммо? — прервала я его.

— Я рассказываю тебе об этом, чтобы ты поняла: все Хяннинены очень неуравновешенные люди. Тем более трудно понять, что может прийти в голову такому человеку, как Киммо, когда он… — Эки огляделся вокруг, пытаясь подобрать правильное выражение, — когда он так сексуально возбужден. Может, он даже не понимал, что душит девушку, пока она не упала к его ногам мертвая.

— Иными словами, ты утверждаешь, что, возможно, Киммо лжет, когда говорит, что не помнит, что произошло? И что ты предлагаешь нам делать? Ты согласен с тем, что если мы хотим освободить Киммо, то в первую очередь должны указать на несостоятельность собранных полицейскими улик, а затем найти доказательства того, что это сделал кто-то другой, — произнесла я, как примерный ученик на экзамене.

Мы решили, что до завтрашнего дня мне следует опросить как можно больше родственников Арми, а Эки постарается найти дыры в системе обвинений полицейских.

— Давай позвоним Эрику, сообщим, что ты придешь побеседовать с ним. — Эки по памяти набрал телефон Хельстрема. На том конце провода ответили, и Эки вкратце изложил суть дела. Мне очень нравилась манера моего шефа мгновенно приступать к решению вопроса, не откладывая дело в долгий ящик.

— Эрик дома, можешь отправляться. Возьмешь «хонду» или поедешь на велосипеде?

Я решила оставить единственную машину компании в гараже и отправиться на велосипеде, а заодно и подумать по дороге над вопросами, которые хотела бы задать Хельстрему.

Хельстрем ждал меня на балконе своего дома.

— Дверь открыта, — услышала я его слегка дребезжащий голос.

Видимо, он был уверен в том, что я сама найду дорогу наверх. Хельстрем выглядел испуганным. Видимо, я ошиблась, думая, что он спокойный человек. Согласно существующему стереотипу врачи и священники должны сохранять спокойствие перед лицом смерти, но мой опыт в полиции говорил, что это далеко не всегда так.

Я зашла в полутемную прихожую и поднялась по крутым ступенькам наверх. Эрик ждал меня в просторной светлой гостиной.

За последнее время я побывала во многих хорошо обставленных гостиных зажиточных жителей Тапиола, но обстановка этой комнаты превзошла все виденное мною ранее. Я не очень разбираюсь в античной мебели, но сразу поняла, что вижу перед собой истинные шедевры старинного мебельного производства. Я озабоченно оглядела свои бриджи — нет ли на них следов велосипедной смазки и грязи. Мне стало гораздо легче, когда хозяин предложил расположиться на балконе.

— Давайте побеседуем здесь. По этому переулку редко ездят машины, так что шум нам не помешает. Что ты — мы можем перейти на ты? — хочешь знать?

Хельстрем закурил сигарету. Я заметила, что указательный и средний пальцы у него желтоватого цвета, как у курильщика со стажем. А зубы, наоборот, сверкали белизной. Возможно, раньше они тоже имели желтоватый оттенок, но имидж преуспевающего врача, вероятно, предполагает белоснежные зубы и широкую улыбку.

В остальном Хельстрем производил впечатление очень представительного господина. Он был стройным, атлетически сложенным мужчиной с внимательными карими глазами. При других обстоятельствах он был бы весьма привлекателен, но сейчас весь его облик пронизывало с трудом скрываемое волнение. Я вспомнила оценивающий взгляд, которым он окинул меня на вечеринке пару дней назад, и чувство симпатии к нему постепенно улетучилось.

— Ты мог бы рассказать мне об Арми? Каким она была человеком? Хорошим ли была работником?

Мне было не очень комфортно говорить Хельстрему ты, хотя среди людей этого круга было не принято обращаться на вы. Такое ощущение возникло не потому, что он был ровесником моего отца, и не потому, что от крупного мужчины с благородными седыми висками исходило ощущение власти. В нем было что-то неприятное, чужое, и мне не хотелось обращаться к нему на ты, как к хорошему приятелю. Я понимала, что эта антипатия возникла позавчера на вечеринке, и злилась на себя за то, что реагировала на такие вещи.

— Арми была прекрасным человеком и очень аккуратным, исполнительным работником, — прозвучал взвешенный ответ. Хельстрем держал в руке зажженную сигарету, пепел сыпался на светлый пол балкона, но, кажется, он этого не замечал.

— А где находится твой медицинский кабинет?

— В медицинском центре на площади Хейкинтори. Это небольшое медицинское учреждение; кроме меня, там принимают еще несколько врачей-специалистов.

— Арми работала в приемной именно кабинета, верно?

— Да, но она не просто сидела на приеме и записывала больных. Арми же была медицинской сестрой, специализировавшейся на женских болезнях. Она была моим помощником. Конечно, при этом она еще записывала пациентов на прием и вела некоторую другую рутинную работу.

— Значит, она довольно много общалась с приходящими пациентами?

— Сейчас принято говорить «клиенты», а не «пациенты». — Хельстрем аккуратно стряхнул крошки серебристого пепла с шерстяных брюк бутылочно-зеленого цвета. — Арми была веселой и довольно беззаботной девушкой, она очень легко находила общий язык с людьми. По мнению многих, она была даже слишком фамильярной.

— В смысле?

Похоже, Хельстрем на мгновение задумался: стоит ли говорить о мертвых критически, — но все же решил продолжить:

— Ну во-первых, не стоит сразу ко всем обращаться на ты. У нее, знаешь ли, отсутствовало некое чутье, как следовало общаться с разными людьми. Во-вторых, она уж как-то слишком интересовалась историей болезней, да и вообще частной жизнью клиентов.

— То есть она была чересчур любопытной?

Хельстрем кивнул.

— Ко мне на консультацию приходило много известных женщин — актрисы, бизнес-леди, политики. Боюсь, Арми могла потом обсуждать их личные дела с посторонними. А так она была прекрасным работником, и, я думаю, ее интерес к людям был совершенно искренним и бескорыстным.

Последняя фраза Хельстрема была явно подготовлена для речи на похоронах. Он закурил следующую сигарету, и я задумалась, всегда ли он курит одну за другой или только сейчас, в состоянии стресса из-за смерти помощницы.

— Какую помощь ты оказываешь пациентам?

— Я предоставляю широкий спектр услуг: от обычных исследований, диагностики беременности и консультаций по поводу противозачаточных препаратов до лечения доброкачественных и злокачественных новообразований. Я сотрудничаю с клиникой в Хюкисе, так что при желании клиента могу принимать участие в операциях или принимать роды.

Казалось, он затвердил эту фразу назубок Я была уверена, что он регулярно повторяет ее на различных конгрессах и конференциях. Я вдруг вспомнила, что у меня заканчивается срок действия рецепта на противозачаточные таблетки, но ни за что не пошла бы на прием к Хельстрему, чтобы продлить его. Я согласилась бы наблюдаться только у женщины-гинеколога. Да и нужны ли мне еще эти таблетки, раз наши отношения с Антти катятся к черту.

— Некоторое время назад вы лечили сестру Арми, потом у нее произошел выкидыш. Что послужило причиной?

— Тебе следует спросить об этом у самой Маллу Лааксонен. Информация о болезни является конфиденциальной, и я не вправе разглашать ее.

Я не могла настаивать — он прав.

— Не показалось ли вам, что с Арми в последнее время происходило что-то необычное? Может, она была печальна или, наоборот, слишком возбуждена? Новые друзья? Больше денег, чем обычно?

Снизу с улицы послышался шум. Показался двухлетний малыш на велосипеде, за ним шла мамаша с коляской, в которой надрывался младенец. Хельстрем долго молчал.

— Это было около месяца назад. Киммо тогда на пару недель уезжал в Эквадор к отцу, и Арми с работы частенько забирал Маке Руостеенойя. Я как-то в шутку поинтересовался, не собирается ли она поменять жениха, но девушка лишь рассмеялась и сказала, что с Маке у нее совсем другие дела.

Маке Руостеенойя… Как же он сказал мне недавно? Как ни познакомишься с хорошенькой девушкой, так оказывается, что она занята… Возможно, он тогда Арми имел в виду? Я сделала себе в голове пометку — побеседовать с Маке.

— Может, Киммо приревновал ее к Маке? — подбросил мне намек Хельстрем. — Или Маке влюбился в Арми? Ничего нельзя знать наверняка…

Возможно, прокурору будет интересно побеседовать с Хельстремом. Внезапно я решила поменять тему:

— Ты сказал, что Арми слишком интересовалась делами клиентов. Как ты думаешь, она не могла воспользоваться данной информацией?

Хельстрем побледнел.

— Что ты имеешь в виду? — Сигарета в его руке задрожала.

— Шантаж. Ты же сам сказал: ничего нельзя знать наверняка. Да и при желании в вашей практике может найтись достаточное количество тем: аборты, венерические болезни…

— Нет! — Хельстрем резко вскочил и затушил сигарету. — Арми не могла! У нее было обостренное чувство справедливости, и она прекрасно знала медицинскую этику. Она никогда не стала бы заниматься шантажом! Извини, — продолжил он более спокойно и снова сел на кресло. — Смерть Арми — страшное потрясение для меня, я никак не могу поверить, что ее так зверски убили. И тут еще эти твои намеки…

— Следует учитывать все возможные варианты, — сказала я назидательным тоном, поднимаясь с места.

— Да ведь очевидно, что это Киммо ее убил, — произнес Хельстрем и, понимая, что я собралась уходить, поднялся, чтобы проводить меня.

— Совсем не очевидно.

Я ехала на велосипеде по узкой лесной тропинке и размышляла, что по пути к сестре Арми Маллу стоит, пожалуй, завернуть к Маке. Возможно, он дома.

У меня не было его точного адреса, но я помнила, что он как-то сказал, что живет «в самой заднице» района. Я прикинула, что это, возможно, дом на окраине, и недолго думая поднялась по ступенькам и позвонила в дверь крайнего дома. Я нажала на кнопку звонка по крайней мере раз пять и уже собралась уходить, как в глубине дома послышались шаркающие шаги.

Маке выглядел ужасно. Видимо, вчера вечером дело не ограничилось несколькими бокалами пива.

— Мария… Что тебе надо? Ну заходи. Ты слышала, что Арми убили?

— Да, это я нашла ее тело. О ней я и хотела с тобой поговорить, если ты, конечно, в состоянии.

— Давай попробуем. Подожди, мне надо почистить зубы. — Маке прошел мимо меня в ванную комнату, я прошмыгнула в гостиную. Там сразу стало ясно, что хозяин — большой поклонник спортивного образа жизни. Помимо телевизора и стереоустановки в комнате стоял велотренажер, весельный тренажер и скамья для тренировки мышц пресса. Повсюду валялись утяжелители для штанг и прочее спортивное железо. Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта, там виднелась узкая застеленная кровать. Кухней служило небольшое соседнее помещение, где стоял маленький стол и пара стульев. Я села за весельный тренажер, отрегулировала под себя сиденье и сделала пару движений.

Ох, Маке установил себе невероятно тяжелый груз. До его прихода я успела сделать лишь десяток движений веслами, на большее меня просто не хватило. Судя по количеству спортивных снарядов в доме, Маке ходил в спортзал просто пообщаться и поболтать со знакомыми.

Из ванной он прошел прямиком на кухню, открыл холодильник и достал оттуда банку пива средней крепости. Вторую банку он протянул мне, но я лишь отрицательно покачала головой. Он вылил половину содержимого своей банки в стакан, кинул туда пару шипучих таблеток, одну какую-то таблетку бросил в рот и проглотил содержимое стакана двумя большими глотками. Затем вылил в рот остатки из банки и тут же открыл следующую.

— Что это было? — встревоженно спросила я.

Маке сел около меня на пол.

— Да ничего особенного. Таблетка от похмелья, таблетка от головной боли и витамин С вперемешку с пивом. Утренний коктейль Маркку Руостеенойи.

— Понятно. Не хватает только сырого яйца, — ухмыльнулась я.

Маке взъерошил мокрые волосы. Кажется, он успел быстро принять душ, не вытираясь, натянул на себя светлые вылинявшие джинсы и вышел ко мне. Больше на нем ничего не было. Капли воды блестели на его накачанной груди, собирались в маленький ручеек и сбегали вниз по дорожке в центре плоского живота.

— Стего Брендт вчера где-то около трех ввалился ко мне в магазин и рассказал, что у Йоусенкаари полно полицейских. И еще он видел, что из дома Арми выносят труп. Потом я пошел в кафе «Баллонс» выяснить, что говорят о случившемся, там и остался. Кто ее убил?

— Они задержали Киммо. Ты вчера был в магазине?

— Летом по субботам моя лавочка закрыта. Но вчера я зашел проверить, сколько пар кроссовок осталось на складе. И Стего забрел ко мне вроде как поболтать. А в чем дело? — Маке окинул меня подозрительным взглядом.

— Ты часто встречался с Арми?

— Какого черта? Ты думаешь, что Киммо убил Арми, приревновав ее ко мне! Да Арми на меня вообще наплевать было. Ты что, собираешься из-за подобной ерунды приплести меня к этому делу?.. — Маке сделал большой глоток пива, схватил левой рукой пятикилограммовую гирю и начал качать руку. Я увидела, как рельефно напряглись мышцы его плеча, а на руке набрякли и стали пульсировать синеватые вены. Глядя на эти вены, я внезапно вспомнила сине-красный цвет лица задушенной девушки.

— Левая рука у меня накачана хуже, чем правая, вот и приходится тренировать ее больше. Послушай, у меня в магазине сейчас хорошие скидки на весельные тренажеры; тебе, случайно, такой не нужен?

— Маке, ну послушай же меня! — почти выкрикнула я тоскливо. — Ты же частенько встречался с Арми последнее время. Вы виделись вчера? Может, она тебе звонила?

— Ах, встречался? Да, я иногда заходил к ней, и она угощала меня свежими булочками, которые сама пекла. Я ведь больше ни с кем не мог говорить о… Санне… — Маке отвернулся от меня, но я видела, как напряглись жилы у него на шее. — Черт возьми, это я виноват, — вдруг сказал он, обращаясь к тополям на улице.

— В смерти Арми? — спросила я заинтригованно.

— Арми? Нет, Санны… Почему я тогда не понял, что она не шутит? — Маке повернулся ко мне, и я увидела, что он плачет, не пытаясь скрыть слезы. — Сколько бы я ни прожил на этом свете, никогда себе не прощу. Хотя Арми и говорила, что я не виноват.

Казалось, я слышу мягкий голос Арми и чувствую запах свежеиспеченных булочек. Я вспомнила, как Хельстрем рассказывал мне о ее искренности и участии в отношениях с людьми. Пожалуй, мне стоило поучиться у нее мягкому обращению, ведь я в основном умела только выуживать информацию у раздавленных горем людей. Отложив тем не менее работу над собственным характером на потом, я продолжила задавать вопросы:

— Значит, вы беседовали о Санне?

— Да, о ней и вообще о семье Хяннинен. Мне казалось, она побаивалась своих будущих родственников, в особенности Аннамари с ее взрывным характером. Не выношу эту бабу! Я, видишь ли, был не настолько любезен с Санной, как ей хотелось. А после ее смерти она сделала все, чтобы упечь меня в тюрьму. И только Арми ни в чем меня не упрекала. Когда в пятницу мы с ней последний раз разговаривали, она сказала, что мне надо перестать грустить и ругать себя, что Санна действительно любила меня, а в ее смерти виноваты совсем другие люди. Вот такие вещи она мне говорила, не то что родная мать Санны. Та вообще никогда не интересовалась делами своей дочери, ей все было безразлично… — Маке смахнул слезу с кончика носа и отхлебнул еще пива.

— Значит, ты не был влюблен в Арми?

— В Арми… Не знаю, смогу ли я вообще кого-нибудь полюбить после смерти Санны… — вздохнул он. — Слушай, ты будто допрашиваешь меня. Зачем?

— Киммо попросил, чтобы я его защищала. И я собираю доказательства его невиновности.

— Нет у меня никаких доказательств. Он действительно мог ревновать ко мне. Мы же не были с ним друзьями. Кто же ее убил, если не он? Раз ее задушили резиновым шнуром, то Киммо, на мой взгляд, первый кандидат в убийцы. Ведь вершина его мечтаний — накинуть шнурок на чью-нибудь шею во время занятий сексом.

У меня по спине пробежал озноб. Снова камешек в огород Киммо.

— Ты неплохо знаешь интимные пристрастия Киммо. Откуда?

— Санна рассказывала, — ответил Маке, не глядя на меня. — Они оба были из породы мазохистов. Санна тоже увлекалась всякими жесткими штуками. Я, наверное, был единственный из ее парней, кто не поднимал на нее руку. Черт побери, я никогда не бил ее, хотя иногда она просила меня об этом. — Маке допил пиво. — Они с Киммо иногда захаживали в клуб, где тусовалась подобная публика, — разумеется, втайне от Арми. Девушка-Досада не должна была об этом знать. Так Санна всегда называла Арми.

Маке принес из кухни третью банку пива. Мне было неприятно смотреть, как он накачивается на моих глазах. Пусть пьет в одиночку; мне лучше отправиться побеседовать с Маллу.

— Подожди, не уходи, — произнес он жалобным голосом, увидев, что я поднимаюсь.

— Мне пора, извини. Слушай, если хочешь напиться, отправляйся лучше в бар. А вообще тебе, по-моему, на сегодня хватит.

— Ладно, сам разберусь. — Он потряс банкой и выдавил жалкое подобие улыбки.

Я уходила от него с неспокойным сердцем.

Сев на велосипед, я отправилась по узким дорожкам парка в сторону Тонттукимпу. Вдруг на тропинку выпорхнула пара фазанов. Во мне проснулся охотничий инстинкт, мне захотелось поймать их. Так, на прошлой неделе Эйнштейн, возомнив себя великим охотником, загнал высоко на дерево здорового красавца фазана, и тот возмущенно кудахтал на вершине дерева больше часа. Вдоль дорожки цвели одуванчики. Мне захотелось забыть всю эту историю с убийством, бросить велосипед и отправиться пешком через парк в поисках новых, незнакомых мне цветов и растений. Я почувствовала весеннюю лихорадку. Мне вспомнился мой бывший друг ботаник, который много рассказывал о растениях и птицах. Я уже почти забыла, что когда-то общалась с кем-то другим, не с Антти.

Да, за эти девять месяцев мы так привыкли друг к другу, что будет невероятно трудно снова привыкать жить одной. А ведь раньше я с легкостью переносила одиночество. Хотя без чашки утреннего кофе я до сих пор лишь с трудом могла поддержать связный разговор и не любила, когда меня просили уменьшить громкость звука любимой радиостанции, которую обычно включала вечером на полную катушку. К счастью, Антти хорошо меня понимал: он и сам не любил, когда кто-то вторгался в его внутренний мир.

Лесные заросли закончились, я оказалась на большой парковке перед теннисным кортом. Я вспомнила недавние дебаты в прессе — если хоккейным фанатам удастся воплотить желаемое, уже скоро парк перестанет существовать и на его месте будет построен огромный ледовый дворец, а рядом — большая парковка. Об этом столько говорили, что, казалось, у муниципалитета просто не было других забот; какие там социальные программы помощи нуждающимся слоям населения — об этом, кажется, просто забыли.

Маллу не было дома. Наверное, поехала к родителям в Лаппаярви. Я огляделась. Поблизости — ни одной телефонной будки. Несмотря на булочки шефа, у меня громко урчало от голода в животе, и я решила отправиться на восточное побережье. Может, Антти будет в настроении поговорить со мной…

Всю дорогу я размышляла над первой фразой разговора. К счастью, мне не пришлось отрывать его от работы — он сидел с книжкой на заднем дворе дома.

— Привет, Антти. Я вот зашла домой… Может, мы с тобой поговорим…

— Хм-м… — донеслось из-за книги.

— Понимаю, тебя потрясла смерть Арми, но ты ведь знаешь — это не моя вина. В результате того, что случилось, Киммо попал в ужасное положение. И меня попросили ему помочь, поэтому мне приходится беседовать с разными людьми. А темы разговора часто бывают довольно неприятными.

Мне показалось, что последняя фраза прозвучала как-то искусственно, словно вычитанная из учебника психологии. Я с усилием продолжила:

— Я хочу помочь тебе, но ведь ты меня к себе не подпускаешь… Знаешь, я ведь тоже очень переживаю из-за Арми, хотя совсем плохо ее знала…

Я замолчала, увидев, что у Антти как-то странно вздрагивают плечи. Он то ли плакал, то ли смеялся — похоже, и то и другое одновременно. Постепенно всхлипывания перешли в безудержный смех — он не мог остановиться.

— Прекрати! — Я потрясла его за плечи. Не помогло. Пришлось вылить ему на голову стакан воды. К счастью, это подействовало и мне не пришлось перейти к крайней мере и начать хлестать его по щекам.

— Ох-хо, — только и смог произнести Антти, привлекая меня к себе. — Я был уверен, что ты безумно злишься на меня, и подготовил такую же официальную речь. К счастью, ты успела первой. Как дела у Киммо?

Все сразу, встало на свои места. Я поделилась с ним последними новостями и рассказала, что собираюсь заняться частным расследованием.

— Расскажи об этих людях. Ты знаешь их гораздо лучше меня.

— Собираешься примерить на себя лавры доктора Ватсона?

— Задача Ватсона была постоянно восхищаться Холмсом; эта роль мне не слишком подходит. Предпочитаю оставаться собой. Пойдем на кухню, приготовим что-нибудь поесть. Заодно расскажешь мне о смерти Санны.

Разумеется, Антти забыл сходить за продуктами, но нам удалось найти в запасах провианта на кухне макароны и консервы, так что ужин мы соорудили без труда. Я еще в студенческие времена научилась готовить отличную подливу к пасте из любых оказавшихся под рукой ингредиентов, так что сейчас это умение оказалось очень кстати. Помнится, вершиной моего кулинарного искусства был соус из сыра с зеленой плесенью на ореховом масле. На этот раз я решила сделать что-нибудь не столь сложное и просто порезала помидоры, добавила лука, черного перца и базилика. Получилось вкусно.

— Что ты хочешь узнать о смерти Санны? — спросил меня Антти, натирая морковь для салата.

— Расскажи еще раз с самого начала так, словно ты говоришь с человеком, который никогда ничего об этом не слышал.

И Антти начал говорить. Он описывал мне характер Санны, которая, по его словам, была просто нацелена на самоуничтожение. А ведь внешне жизнь этой девушки была в полном порядке. Хорошая семья: отец — дипломированный инженер; мать — учительница; счастливо женатый старший брат; младший брат, планировавший пойти по отцовской стезе.

Санна была красива. Большие светло-карие глаза цвета дубовых листьев в сентябре, черные, почти угольные, волосы. Безупречная кожа лица, всегда немного бледная из-за пагубных привычек Маленький аккуратный носик, большой сексуальный рот, которому могла бы позавидовать сама Брижит Бардо. Тонкая легкая фигура. Манящее сочетание неуверенности с эротичностью.

Санна была талантлива. Во время учебы в школе она ничем особо не отличалась, но поступление в столичный университет уже кое-что значило. В семье Хяннинен дочери шли по стопам матери, как и в моей собственной семье, все, кроме меня. Но кроме учебы в Хельсинки была масса других возможностей, мимо которых она не смогла пройти, — вино, наркотики, мужчины. Некоторые из тех, с кем она имела дело, были настоящими преступниками. Пара абортов. Несколько раз полиция задерживала ее, когда она совершенно пьяная садилась за руль.

— В конце концов Аннамари и Хенрик стали вести себя так, будто у них вообще нет дочери. Санна стала совершенно неуправляемой. Нет, они давали ей денег, но в остальном… будто ее просто не существовало. Хенрик постоянно был в разъездах, а у Аннамари тогда начали случаться эти приступы… — продолжал Антти. — Первый раз Санна попыталась покончить с собой, когда Киммо был в армии. Этот случай встряхнул все семейство, чего она, наверное, на самом деле и хотела добиться. Да, мы все тогда старались поддержать ее. Приглашали в гости и так далее, но… Она напивалась сразу, как только входила в дом, и тут же начинала буянить. Однажды я даже сам выгнал ее с вечеринки. Периодически она бросала пить и принималась за учебу, но опять быстро срывалась.

Санна немного встряхнулась, когда в ее жизни появился Маке, — так всегда бывает, когда в жизни женщины появляется новый друг. Маке был гораздо приличнее всех ее прочих мужчин, тогда он пил совсем немного… И Санна решила, что нашла мужчину своей жизни. Она так радовалась, что праздновала это событие каждый вечер…

В день своего тридцатилетия она решила выпить бутылку водки, стоя в море у волнореза. В том году была мягкая зима, море даже не замерзло. Маке отключился где-то на берегу, а Санна шла по мелководью вдоль берега, постепенно заходя все дальше в море. Была среда, на берегу никого. Маке нашел какой-то прохожий, выгуливавший на берегу собаку, и вызвал полицию. И лишь в участке вдребезги пьяный и чуть не до смерти замерзший Маке сообразил, что с Санной что-то случилось.

А на следующий день волны прибили тело девушки к берегу. На ее письменном столе между черепом и черной свечой лежала книга Сильвии Плат, открытая на страницах любимого стихотворения Санны «I am a smiling woman. I am only thirty. And like a cat I have nine times to die». Ну, ты, наверное, знаешь перевод: «Я улыбаюсь. Мне только тридцать. И, как кошка, я девять раз умру…»

Арми и Киммо сочли это доказательством ее самоубийства. Но при вскрытии в крови обнаружилось много алкоголя и успокоительных препаратов, поэтому они решили, что произошел несчастный случай.

— То есть они даже не сомневались?

— Аннамари сначала хотела привлечь Маке к ответственности за случившееся, но Эки Хенттонен и Хенрик ее образумили. Если бы Маке сел в тюрьму, это ничего не изменило бы. Тем более что Маке не тащил Санну в воду, никто не заставлял ее идти в море, она сама туда зашла. Добровольно. — Антти подобрал остатки подливы хлебом и запихнул его в рот. — И все-таки мне кажется, что вокруг семейства Хяннинен происходит слишком много странных вещей. Сначала Санна. Затем, после многих лет тщетных попыток забеременеть, у Маллу случается выкидыш и она расходится с мужем. А теперь Арми и Киммо…

— Выкидыш и развод? Расскажи мне немного о Маллу.

— Я знаю о ней совсем немного. Сестра Арми. По специальности — строитель-проектировщик, сейчас без работы. Замужем за неким Теему Лааксоненом, который тоже, кажется, работает по какой-то технической специальности. Арми говорила, что сестра никак не могла забеременеть, наконец в декабре это случилось, а в марте произошел выкидыш. И этот Лааксонен от нее съехал. — Антти криво усмехнулся. — Звучит просто ужасно, хотя в жизни такое случается сплошь и рядом.

— Вот досада, — сказала я не задумываясь, и мы оба улыбнулись, хотя тема была совсем не веселой.

Я решила, что успею заехать к родителям Арми, если возьму старую служебную «хонду». Мне совсем не хотелось беспокоить их, но у меня не было выбора — они знали Арми лучше всех.

 

Глава 5

Кладбище нерожденных детей

Я оставила маленькую черную служебную «хонду» во дворе небольшого облезлого домика на полтора этажа. Издали доносились крики играющих детей. Я поднялась на крыльцо и прислушалась — за дверью стояла гробовая тишина. Дверь открыл светловолосый худощавый мужчина — наверное, отец Арми. Не произнеся ни слова приветствия, он жестом пригласил меня войти.

После архитектурных излишеств домов в Тапиоле обстановка в гостиной семейства Мяенпяя показалась мне привычной и более домашней. Обои с крупным цветочным рисунком, потертый плюшевый диван с креслами — все было знакомым и привычным с детства. На полках стояли хрустальные бокалы и сувениры из разных стран, немного книг, которые при более внимательном рассмотрении оказались отдельными томами из собраний сочинений различных писателей.

На диване сидела женщина и, громко всхлипывая, плакала. У нее так опухло лицо, что глаза превратились в маленькие, едва различимые щелочки. Она была одета в мятую юбку и заношенный свитер, который, казалось, не снимала даже на ночь. Женщина даже не повернула головы в мою сторону, глядя куда-то сквозь стену.

— Опять полиция? — В гостиную вошла бледная девушка в черной одежде. Маллу, сестра Арми. Мы с ней разговаривали в пятницу вечером у Хянниненов, но, видимо, она меня не узнала. — А, на этот раз прислали женщину, — продолжила она. — Надеюсь, с вами будет проще, чем с этими тупыми мужиками, которые топчутся у нас все время. Вы уже третий человек из полиции за последние сутки. И всем по очереди приходится повторять то, что могут подтвердить по меньшей мере двадцать человек. Мои родители вчера целый день провели в поездке, организованной клубом пенсионеров.

— Я не из полиции. Мы с вами встречались позавчера на вечеринке у Хянниненов.

— Ах да, вспомнила — ты подружка Антти. Только как-то по-другому выглядишь, не как тогда. А зачем — прости, забыла, как тебя зовут, — зачем ты к нам пришла?

— Мария Каллио. Я работаю в юридической консультации у Эки Хенттонена. И в настоящее время консультирую Киммо Хяннинена. — Мне показалось, Маллу застыла при упоминании имени Киммо.

Сидевшая на диване женщина, напротив, встрепенулась и посмотрела на меня мутными глазами. Слезы снова полились по бледным щекам, и Маллу, утешая, обняла ее и ласково прижала к себе.

— Мне очень жаль, что с Арми произошло такое несчастье, — сказала я в сторону плачущей женщины.

— Так вы та самая Мария Каллио, которая нашла тело нашей дочери? А тебя полиция не подозревает в совершении этого убийства? — спросила Маллу на удивление деловым тоном.

Она угодила в точку. Никто не высказывал открытых подозрений, закон не запрещал мне представлять интересы обвиняемого, но с моральной точки зрения мое положение было довольно сомнительным. Я даже немного удивлялась, почему Перец не заинтересовался моей персоной. Видимо, он был настолько уверен в виновности Киммо, что решил просто не тратить понапрасну энергию.

— Полицейские почти ничего нам не рассказали… Только то, что Арми задушили… А она… ее… С ней больше ничего не сделали? — глухим голосом спросил отец Арми. Разумеется, он имел в виду изнасилование; отцы часто задают подобный вопрос, когда происходит убийство дочери.

— Арми задушили, но больше с ней ничего не сделали.

Больше ничего. Словно этого было мало.

— Скажите, она очень страдала? — выдохнула сквозь слезы мать.

Я вспомнила синее лицо убитой девушки, вываленный набок язык, грязь под ногтями с аккуратным маникюром, которыми она в отчаянии скребла землю.

— Все произошло очень быстро, — попыталась я утешить их. — Скорее всего она потеряла сознание меньше чем за минуту.

Минута. Такая короткая в обычной жизни, она, наверное, бесконечно тянулась как для жертвы, так и для ее убийцы.

Молчание, повисшее после моих слов, было почти ощутимым, словно тяжелый осенний туман. Звуки и голоса на улице казались какими-то нереальными и доносились до нас словно через толстую подушку. На книжной полке громко тикали часы, напоминая о том, что время все равно неумолимо идет вперед.

— Арми была такой хорошей девушкой, — снова запричитала мать. — Ну почему она умерла именно сейчас, перед самой свадьбой?.. А я-то всегда считала Киммо таким славным парнем…

Маллу снова нежно обняла мать, похлопывая по плечу.

— Вы собираетесь защищать Киммо? И разумеется, пришли спросить, был ли у нее кто-нибудь еще, кроме него? Наша Арми была порядочной девушкой и не гуляла сразу со многими. Да что же это вдруг нашло на Киммо, что с ним случилось? — с тоской спросил отец.

Все вопросы, которые я собралась им задать, вдруг показались глупыми и неуместными. С моей стороны было бы жестоко заставлять родителей Арми отвечать на них сейчас.

— Знаете, давайте вернемся к нашему разговору позже… на следующей неделе… И… простите меня, — неловко пробормотала я и стала пятиться к двери. Я просила у них прощения за все сразу — за смерть дочери, за свое вторжение в этот неподходящий момент, за Киммо. Около двери Маллу перехватила меня и попросила подвезти до дома.

— Папа, мне надо вытащить из машины белье, которое я вчера постирала, иначе оно покроется плесенью. Я развешу белье и сразу вернусь — надеюсь, вы с мамой пока без меня справитесь.

Это было похоже на бегство. Она снова заговорила, когда я выруливала на трассу:

— Я действительно стирала белье, когда позвонил отец. Спасибо, что согласилась подбросить меня, у меня больше нет машины, она осталась Теему.

— Кто такой Теему?

— Теему Лааксонен. Мой бывший муж, — горько сказала она. — Можно закурить?

— Нет, это служебная машина, не моя.

Я вела машину и пыталась боковым зрением рассмотреть девушку. Она была необычайно худа, причем, если сравнивать ее с Маритой, худощавой от природы, то Маллу, казалось, просто высохла от горя. Темная одежда была ей велика на несколько размеров и болталась как на скелете, на лице залегли скорбные морщины, слишком глубокие для тридцатилетней женщины, в волосах поблескивала седина. Лицо выражало скорее безнадежную горечь, чем печаль. Я пыталась понять, как она сможет пережить все несчастья, свалившиеся на нее за последние полгода, — потерю ребенка, развод, смерть сестры.

— Что ты хочешь знать об Арми? — спросила Маллу и сунула в рот жвачку. Похоже, она страдала от никотинового голодания. Наверное, она относилась к той породе женщин, которые всю жизнь боятся курить в присутствии родителей.

— Все. Привычки, круг общения, друзья. У вас не было других братьев и сестер?

— Нет. Величайшая трагедия моих родителей — две дочери и ни одного сына. Мой отец владел небольшой транспортной фирмой — несколько грузовиков и микроавтобус. Его самой большой мечтой было написать на борту машин «П. Мяенпяя и сын». Но когда мне исполнилось пять лет, а Арми год, отец заболел менингитом с тяжелыми осложнениями на репродуктивную функцию. И родителям пришлось расстаться с мечтой о сыне. Тогда отец продал компанию и пошел работать таксистом. Потом они принялись мечтать о внуках. Пять лет мы с Теему старались родить ребенка. И вот в ноябре я наконец-то забеременела… А затем случился выкидыш, и теперь, по словам врачей, вероятность вновь забеременеть составляет не более десяти процентов. Но у родителей оставалась еще Арми. Теперь нет и ее.

Слова Маллу звучали как крик, хотя говорила она тихим и каким-то безжизненным голосом. Я заметила, что у меня на руле начали дрожать руки.

— Нас в семье тоже три дочери, я старшая. Сейчас наша средняя сестра беременна, и все родственники с нетерпением ждут этого события.

— Даже не знаю, хотела ли я того ребенка, — продолжала Маллу, словно не слыша моих слов. — Я так устала от этих бесплодных попыток и бесконечных тестов. У Теему слабая сперма, у меня эндометриоз, я оперировалась. У нас с ним не осталось ничего общего, кроме фанатичного желания иметь ребенка.

— И вы развелись.

— Да. Это было единственно возможным вариантом. Пусть теперь старается осчастливить кого-нибудь другого своей слабой спермой, — горько произнесла Маллу и снова уставилась на дорогу. А когда мы остановились около ряда блеклых домиков с облезлыми фасадами, она вдруг сказала:

— Слушай, я все время говорю только о себе. А ты ведь хочешь узнать про Арми. Заходи ко мне, поговорим, если у тебя есть время. Знаешь, я не тороплюсь обратно к родителям, мне надо немного побыть дома, иначе я просто с ума сойду. — Маллу произнесла свою речь и закурила, не успев еще толком выйти из машины.

Было только начало шестого, я никуда не торопилась. Мы вошли в квартиру, я огляделась. Обстановка казалась какой-то неполной. Около большого кухонного стола стояло всего два стула, в гостиной не было журнального столика, и около дивана стояло только одно кресло. Маллу проследила за моим взглядом и пояснила:

— После развода Теему забрал машину и видеомагнитофон, а мне осталась вся кухонная техника. Ах ты черт, белье!

Не выпуская сигарету изо рта, она бросилась к стиральной машине, открыла дверцу, и оттуда пахнуло, как из погреба моего дядюшки. Маллу тоже принюхалась и сказала, что, пожалуй, белье стоит постирать еще раз. Она включила стиральную машину и позвонила родителям сообщить, что ей придется немного задержаться.

Мы расположились за кухонным столом с двумя чашками кофе.

— Итак, про Арми. Ты слышала, как мама сказала, что Арми была хорошей девочкой. Это действительно так. Она была славной маленькой сестричкой, такая очаровательная малышка с бантиками в косичках. В детстве она часто помогала соседям: выгуливала их собак, сидела с детьми. Мне кажется, она решила пойти в медицинское училище, потому что хотела помогать людям, заботиться них. Знаешь, у нее всегда была удивительная способность узнавать о людях то, что они хотели бы скрыть. «Мама, а почему у Керваненов в доме так много пустых бутылок из-под водки?» — спросила она однажды, посидев с их детьми.

— Забота о людях дает над ними власть, — произнесла я, не задумавшись над своими словами.

— Правильно говоришь. Мне иногда даже казалось, что она решила стать врачом-гинекологом именно из-за меня, из-за моих проблем с бесплодием. Чтобы получить возможность заботиться обо мне, контролировать меня…

— А кем работает ваша мама?

— Она работала кассиром в супермаркете, сейчас на пенсии. У меня всегда было чувство, что мы не соответствовали по уровню этим Хянниненам, их мамаша была на этом просто повернута… Если бы полиция не задержала Киммо, я была бы совершенно уверена, что это Аннамари задушила Арми, чтобы та не испортила их род… Могу поклясться, что кто-то из них явно имел отношение к смерти Санны — уж слишком много стыда им пришлось из-за нее пережить.

Я ошарашенно взглянула на Маллу, и она тут же быстро произнесла:

— Не слушай меня, болтаю всякую ерунду. У меня неуравновешенная психика, после выкидыша я наблюдаюсь у психиатра. Тем более что сейчас я не работаю и у меня масса времени для всяких фантазий… — Ее холодный, безжизненный голос, казалось, повторял чьи-то слова. Интересно чьи? И почему она заговорила о смерти Санны, какая связь между двумя этими событиями?

— У вас с Арми были близкие отношения?

— Близкие… Ты сказала, у тебя есть сестры, значит, понимаешь, что такое близкие отношения с сестрой. Ненависть, зависть, любовь… Любви меньше всего… Мы много общались, особенно в последнее время. Арми считала своим долгом помочь мне прийти в себя после операции, таскала с собой повсюду, и на эту вечеринку к Хянниненам — тоже. Она же уговорила меня пойти на прием к психиатру.

«Забота о людях дает над ними власть», — снова повторила я про себя и задалась вопросом, каким же образом Арми собиралась мною воспользоваться. Я была совершенно уверена, что она хотела со мной о чем-то поговорить, а швейная машинка была лишь поводом, чтобы затащить меня к себе.

— Арми давно знакома с Киммо?

— Около четырех лет. Медицинское училище, в котором она училась, и политехнический институт организовали совместную вечеринку, целью которой и было познакомить молодых медсестер с будущими инженерами. Там они и встретились. А до Киммо у нее был всего один друг. Этот парень сейчас живет в Рованиеми.

— У нее было что-нибудь с Маке Руостеенойей?

— Про Маке ничего сказать не могу, хотя, мне кажется, ему нравятся более дикие женщины, вроде Санны. Арми, разумеется, и его взяла под свою опеку. Он ведь такой потерянный по жизни. Теему и Маке учились в одном классе, поэтому я его неплохо знаю.

— А удалось в итоге выяснить, почему ты потеряла ребенка?

Маллу не смутил мой вопрос. Она закурила новую сигарету и заговорила сухими короткими фразами.

— Тут и выяснять особо нечего. Как-то в субботу мы с Теему были в гостях у Арми с Киммо. Был март, на улице холодно, дороги покрыты тонким слоем льда. Теему был навеселе, они с Киммо выпили немало пива. По дороге домой нам надо было перейти дорогу. Мы шли по пешеходному переходу, как вдруг откуда-то на огромной скорости выскочила большая машина; она пыталась резко затормозить, но на скользкой дороге ее занесло. Я рванула вперед, как-то неловко отпрыгнула, подвернула ногу и упала…

— Машина остановилась?

— Ага, конечно, угадай с двух раз. Сначала нам показалось, что ничего страшного не произошло, просто я порвала колготки, а ночью началось кровотечение. В шесть утра Теему позвонил Хельстрему, тот велел срочно вызывать «скорую». Но было поздно. Когда я очнулась от наркоза, то увидела над собой склонившегося Хельстрема. У него были красные глаза. Я думала, он плакал из-за моего потерянного ребенка, но потом выяснилось, что у него просто грипп.

— Ну надо же, черт побери! — Следовало выразить сочувствие, но я, как назло, не могла подобрать правильных слов.

— И знаешь, что было самым странным во всей этой истории? Мы не могли потом вспомнить ни марку машины, ни ее цвет, не говоря уж о номере. Но Теему утверждал, что за рулем сидела Арми.

У меня перехватило дыхание. Понимала ли Маллу, что она только что на блюдечке преподнесла мне новый мотив для убийства, причем теперь я могла с легкостью подозревать как ее, так и Теему.

— Но это не могла быть Арми. У нее не было прав, и машины тоже не было. Они проводили нас и сразу пошли спать. Я до сих пор не могу понять, почему Теему так говорил. Арми была просто потрясена, когда Теему рассказал ей это.

— А где Теему сейчас живет?

— С родителями, в Киркконумми. Полное имя — Тайсто Лааксонен, можешь сама найти его адрес в телефонной книге. Подожди, мне надо проверить, сунула ли я шланг от машины в ванну, иначе сейчас затоплю всю квартиру.

Я налила себе еще чашку кофе, продолжая размышлять над словами Маллу. Пожалуй, стоит поговорить с Теему и услышать его версию случившегося. Высокая скорость, суббота, аварийная ситуация, водитель даже не остановился. Наверное, был пьян.

В комнату вернулась Маллу. В руках она держала альбом с семейными фотографиями.

— Здесь в основном мои фотографии, но есть и несколько снимков Арми. Вот посмотри, здесь она с нашей собакой, ей только исполнилось шесть.

На фотографии маленькая белокурая девочка решительным жестом обнимала огромную собаку свирепого вида. На соседней странице эта же девочка с сестрой, которая выглядела гораздо более упитанной, чем сейчас, позировала около велосипеда. Маллу перелистывала страницы — Арми в школе, на выпускном вечере, с друзьями. На последней странице я увидела новую глянцевую фотографию, датированную декабрем. На ней довольную пухленькую Маллу по-хозяйски обнимал незнакомый мне мужчина. Не сказав ни слова, Маллу на моих глазах вынула снимок из альбома и порвала на мелкие кусочки. Я заметила, что она тяжело дышит.

— Это мы на обручении Арми и Киммо. У них в декабре была помолвка.

Там же было фото, на котором Арми и Киммо с улыбкой демонстрировали новенькие блестящие кольца. Я вспомнила слова Маллу: «В ноябре я наконец-то забеременела…» Значит, на этой фотографии она была уже в счастливом ожидании первенца.

— Ты не знаешь, когда мы сможем похоронить Арми? — спросила она, с трудом восстанавливая ровное дыхание.

— Не раньше чем через две недели. Полицейские исследования займут от двух до семи дней. У вас есть какие-то пожелания?

— Мы хотели бы сделать это как можно раньше. Мертвых положено предавать земле. Я так хотела видеть своего ребенка, но мне его не показали. Наверное, врачи раскромсали его на кусочки, когда вытаскивали из меня. И выбросили куда-нибудь в помойку. А может, у них есть специальное кладбище для нерожденных детей? Не знаю, я не спрашивала.

Маллу резко захлопнула альбом и неловким движением опрокинула чашку кофе. Та упала на пол, но не разбилась.

— Черт возьми, снова я говорила только о себе, — раздраженно произнесла она, вытирая кофейную лужу. — У тебя есть еще вопросы? Боже, когда же эта машина закончит стирать? Мне пора возвращаться к родителям. — Эта фраза прозвучала почти как констатация факта — разговор окончен.

И только в машине я сообразила, что забыла спросить, где она была вчера утром. Этот же вопрос мне следовало задать Ристо, Марите и Аннамари. Про Маке я знала — он был дома и в магазине. Хотя и до жилища Арми ему было рукой подать. Я решила завернуть в Йоусенкаари, к дому Арми. Как я и предполагала, дверь была заклеена специальной желтой лентой и опечатана. Дежурного рядом не оказалось.

Я осмотрелась. Справа от дома располагалось несколько многоэтажных домов, из окон которых наверняка был хорошо виден двор дома, где произошло убийство. Надеюсь, Перец догадался распорядиться опросить жильцов. Хотя если бы кто-нибудь из жильцов стал свидетелем убийства, то наверняка позвонил бы в полицию. С другой стороны, люди разные, в бытность моей работы в полиции мне несколько раз приходилось сталкиваться с тем, как человеку становилось на улице плохо, он терял сознание и умирал, а равнодушная толпа проходила мимо.

Разговор с Маллу оставил такой мрачный осадок, что на его фоне моя ссора с Антти казалась сущим пустяком. Я бросила «хонду» около офиса и помчалась на велосипеде домой. Я летела на полной скорости, совершенно не глядя по сторонам, и пару раз чуть не попала под машину. Наверное, общаясь в последнее время с глубоко несчастными людьми, я заразилась от них болезнью самоуничтожения.

Перец еще не вернулся в отделение, зато мне сообщили, что Киммо проснулся. Стоило догадаться принести ему чистое белье. Он плохо выглядел — небритый, с грязными волосами, в рубашке далеко не первой свежести. У него явственно пробивалась черная борода, и я про себя удивилась, как странно в нем перекрестились гены — светлые волосы на голове он унаследовал от матери-блондинки, а черную бороду — от брюнета-отца. А у Санны были отцовские темные волосы и глаза и светлый материнский тон кожи.

— Как прошла ночь? — осторожно спросила я.

— Как-то прошла. — Киммо растерянно потряс головой. — Знаешь, я только ночью осознал, что Арми и на самом деле умерла. И, лишь сидя в камере, понял: они действительно думают, что это сделал я. Кажется, будто это происходит не со мной. И не в Финляндии. И до меня только сейчас начинает доходить, что все случившееся правда, а не кошмарный сон. — У него в глазах застыл такой ужас, что я отвела взгляд.

— Арми действительно умерла, с этим уже ничего не поделаешь, — жестко сказала я. — И нам всем придется с этим жить. Но если это сделал не ты, то мы тебя отсюда быстро вытащим. Может, даже завтра.

— Завтра, говоришь, — раздался язвительный голос Перца. — Боюсь, не получится. Хяннинен, ты утверждал, что вы с Арми не ссорились. А один из соседей ясно слышал, как вы ругались. Около четверти второго. Ты же говорил, что ушел около двенадцати. Как ты объяснишь, что, согласно показаниям свидетеля, ушел от невесты гораздо позже?

Я нервно сглотнула. Дело плохо. Зачем Киммо надо было лгать? Он еще сильнее побледнел, опустил глаза и стал говорить прерывающимся голосом:

— Но я действительно ушел оттуда четверть первого. Я уже какое-то время был дома, когда услышал по радио новости.

— У тебя есть свидетели? Мать может это подтвердить? — с подозрением спросил Перец.

— Нет. На столе лежала записка, что они с Микко и Матти уехали в город за покупками.

— Может, по дороге домой ты встретил кого-нибудь из своих знакомых или соседей? — быстро спросила я, прежде чем Перец успел что-либо вымолвить. Я очень надеялась, что кто-нибудь сможет подтвердить слова Киммо. Интересно, у Перца действительно был такой свидетель или он просто брал Киммо на пушку?

Киммо задумался, а потом обреченно выдохнул, опустив голову:

— Не помню. Кажется, я никого не встретил.

Я снова подала голос:

— Перец, а ты мог бы отправить своих подчиненных опросить соседей Хяннинена? Может, кто-нибудь из них видел, как Киммо шел домой?

Лучше бы я молчала.

— Я бы рекомендовал вам, барышня Мария — девой Марией тебя наверняка уже поздно называть, — не лезть ко мне со своими дурацкими советами и не учить работать. И постарайтесь помалкивать, черт возьми, иначе я вынужден буду лишить вас права присутствовать на допросах.

Чаша моего терпения переполнилась.

— Пертти Стрем. Я призываю вас вести себя корректно как по отношению ко мне, так и по отношению к задержанному. Иначе у вас будут крупные неприятности. У меня создалось впечатление, что у вас за последнее время накопилось много нераскрытых дел и теперь вы торопитесь упрятать в тюрьму любого, независимо от того, виновен он или нет. Что, пытаетесь таким образом решить проблемы с продвижением по службе?

Мы с Перцем стояли друг напротив друга, сжав кулаки и задрав носы, как два деревенских петуха. Мне казалось, что, если он произнесет еще хоть слово в том же духе, я швырну в него увесистым томом «Законодательства Финляндии», которое случайно оказалось у меня в руках. Киммо и дежурный охранник смотрели на нас во все глаза.

— Продолжаем допрос, — наконец произнес Перец.

Я попыталась успокоиться, хотя была готова вызвать его на дуэль. С огнестрельным оружием я была на вы, а вот на шпагах быстро бы с ним разобралась. Мне вдруг вспомнилось, что в школе полиции мы с ним постоянно задирались и играли на нервах друг друга. Пожалуй, пусть уж лучше Эки выступает защитником Киммо.

— Я хочу знать, на каком основании кто-то смеет утверждать, что четверть первого я еще был у Арми, — вдруг произнес Киммо на удивление спокойным голосом.

— Я не обязан ничего тебе объяснять. И ты, Каллио, не смей ничего говорить, ясно?

Дежурный констебль понимающе улыбнулся мне из-за спины Перца. Это меня взбодрило. Теперь нас было трое против одного.

Перец снова и снова спрашивал Киммо о событиях того утра, пока наконец даже меня не стало слегка подташнивать от бесконечного пересказа одного и того же. Наконец он соизволил поменять тему.

— Если невесте не нравились твои садомазохистские штучки, то зачем ты взял с собой резиновый костюм?

Я тоже размышляла над этим. Этот костюм был совершенно не к месту и как-то выпадал из всей логики повествования Киммо.

— В пятницу по пути из города я заехал за Арми, и мы сразу отправились на вечеринку к Ристо. Костюм был у меня с собой, поскольку в городе я ходил по магазинам в поисках специального средства для его обработки. Я не хотел пользоваться силиконовым кремом, а искал какое-нибудь средство типа того, чем обрабатывают кожаную мебель. Когда мы отправились к Ристо, я оставил свои вещи у Арми, поскольку собирался остаться у нее на ночь.

— А это средство для костюма… Тебе все-таки удалось его где-то купить?

— Да. В хозяйственном отделе «Стокманна».

— И ты в «Стокманне» спрашивал у продавцов, есть ли у них средство для обработки твоего костюма?

— Да ничего я не спрашивал, а просто выдавил пару капель из тестера. Попробовал на костюме, а потом взял упаковку и заплатил на кассе.

— У тебя сохранился чек? И где эта упаковка? — быстро спросила я.

— В сумке у меня в комнате. И чек должен быть там.

Перец буркнул что-то типа «мы проверим» и снова неожиданно поменял тему.

— Слушай, парень, а ты вообще кто — садист или мазохист? И что ты обычно делаешь с женщинами, когда, ну это?..

Дежурный снова хмыкнул за спиной Перца, а Киммо мгновенно покраснел до ушей.

— Какое отношение этот вопрос имеет к делу? Киммо, ты можешь ответить только на первый вопрос. На второй отвечать не обязательно, — снова встряла я в разговор.

— Мазохист, — тихо ответил Киммо. — Я не стремлюсь причинять боль другим, — произнес он, опустив голову и не обращая никакого внимания на мои слова. — Напротив, мне нравится, когда со мной обращаются так, что…

— Как? — В голосе Перца послышался живой интерес. Мне казалось, что у него в этой области тоже были свои тщательно скрываемые предпочтения. Известно, что многие считают полицейских садистами, и, возможно, в отношении Перца они недалеки от истины.

— Зачем ты об этом спрашиваешь? Разве тебе не достаточно ответа, что он является мазохистом? — гнула я свою линию.

К моему великому удивлению, Перец с легкостью отступил.

— А кто-нибудь может подтвердить, что ты действительно являешься мазохистом? Какая-нибудь бывшая подружка или даже проститутка… да кто угодно.

— Мы иногда беседуем на эту тему с ребятами в нашем садомазо-клубе. Наверное, они подтвердят.

— Кто они?

Киммо задумался.

— Нет, я не буду называть их имена. Не хочу, чтобы их тоже вовлекли в это дело. Особенно если вы будете допрашивать их в том же духе, что и меня сейчас.

Про клуб Киммо тоже отказался рассказывать. Я попыталась донести до него, что не стоит строить из себя невинную жертву, но он продолжал гордо молчать.

— Если ты не назовешь ни одного имени, я больше не поверю ни одному твоему слову. И тогда не прикидывайся мазохистом. Я буду утверждать, что тебе доставляет удовольствие бить и душить женщин. И что твоя невеста стала жертвой твоих сексуальных наклонностей.

— Макку Руостеенойя. Живет по адресу: Харинне, шесть. Он может подтвердить, что Киммо мазохист.

— Кто такой этот Руостеенойя? Это твой дружок, Киммо?

— Нет, это жених его покойной сестры.

— Так твоя сестрица, значит, была садисткой, — усмехнулся Перец.

Я уже почти замахнулась, чтобы все-таки врезать ему по башке «Законодательством Финляндии», как вдруг дверь распахнулась и дежурный позвал Перца к телефону. Тот быстро вернулся, сообщил, что на сегодня допрос окончен, велел отвести Киммо обратно в камеру и ушел. Я показала ему вслед язык, что страшно развеселило дежурного полицейского. Это был забавный рыжий парень, похожий на Вински — героя народных сказок.

— Киммо, пожалуйста, назови мне хоть одного человека из этого вашего садомазо-клуба. Я обещаю тебе, что буду разговаривать с ним очень вежливо.

— Хорошо. Элина Катайя по прозвищу Ангел. Я не помню ее номер телефона, но ты наверняка сможешь его найти в телефонном справочнике. Она у нас вроде председателя.

— Пошли, Хяннинен, — дружелюбно произнес «Вински» и улыбнулся мне, закрывая за собой дверь. Бумаги с протоколом допросов остались на столе. Я взглянула — записи датировались вчерашним днем, сегодняшний разговор записан не был. Странно. Я быстро записала имя свидетеля Киммо и поспешила уйти.

 

Глава 6

Заложник любви

Войдя во двор дома, я увидела, что у нас гости, — у входа стояла машина родителей Антти. Я безумно устала, мне совершенно не хотелось ни с кем разговаривать, но, видимо, выбора не было: не могла же я остаться на улице.

— Мария, привет! — поднялась мне навстречу Марьятта Саркела — мать Антти. — Киммо уже освободили?

— Нет еще, к сожалению. На завтра назначено рассмотрение дела; посмотрим, какое там примут решение, — ответила я, заходя на кухню, где они расположились за чаепитием.

— Мы привезли домой Микко и Матти, и я хочу завтра утром заняться здесь кое-какими делами. Надеюсь, не помешаю, — сказал Тауно Саркела, отец Антти.

— Ну что вы, это же ваш дом, — вежливо ответила я, стараясь скрыть недовольство в голосе. На самом деле я терпеть не могла, когда они без предупреждения приезжали к нам, к тому же в доме царил полный беспорядок, а в холодильнике хоть шаром покати. Но, черт побери, они должны понимать, что я все выходные занималась проблемами их родственников и мне было совершенно некогда наводить чистоту в доме. Да и Антти тоже мог бы пошевелиться и немного прибраться или хотя бы купить что-нибудь из еды.

Но больше всего меня грызло то, что я и на самом деле совершенно забросила домашнее хозяйство. Ну почему женщину в первую очередь оценивают по тому, насколько чисто у нее в доме и умеет ли она печь пирожки?

— Мария, налей себе чаю, — обратилась ко мне свекровь. Это была ее кухня, ее дом, и она, разумеется, вела себя здесь как хозяйка. Я чувствовала себя в гостях. Эйнштейн подошел и принялся тереться о мои ноги, когда я потянулась к кухонной полке в надежде найти что-нибудь к чаю. Хорошо, что они привезли его нам обратно. Антти будет не так одиноко, когда я вечерами стану бегать по свидетелям, пытаясь раскрыть дело.

К моему удивлению, в шкафах не было пусто. Я вопросительно взглянула на Антти. Он пояснил:

— Я зашел в магазин по дороге домой.

Вздохнув с облегчением, я занялась сооружением огромного бутерброда с сыром, колбасой и салатом. Конечно, для Антти не было проблемой зайти в магазин за продуктами, ведь до нашей встречи он уже давно жил без родителей и как-то не умер с голоду. Чай, заваренный матерью Антти, вкусно пах вином и лимоном. Я знала, что они увлекаются чаепитием, Антти тоже любил заваривать оригинальные чаи.

— Что это за чай? — вежливо поинтересовалась я.

— С лимонной водкой. По-моему, приятный вкус; тебе нравится? После целого дня с Матти и Микко нам надо чем-то подкрепиться. Малыши так испугались. Совсем недавно похоронили Санну, а теперь вот Арми… Вчера перед сном Микко плакал и звонил матери убедиться, что с ней ничего не случилось.

— И Эйнштейну следует подкрепиться, после того как он вырвался из лап этих двух разбойников. — Антти достал из морозильника упаковку с кошачьим лакомством — крабовым мясом — и поставил в микроволновку размораживаться. На кухне сразу запахло крабами, и кот начал просто сходить с ума. Послышалось громкое урчание, словно неподалеку работали три генератора средних размеров. А когда Антти поставил перед ним миску, интенсивность мурлыканья достигла мощности пяти генераторов.

Я вспомнила, что должна позвонить Элине Катайя. Мне не хотелось разговаривать в прихожей, поскольку она находилась в непосредственной близости с кухней и наш разговор был бы слышен всем присутствующим, и решила отправиться в кабинет Антти. После нескольких гудков включился автоответчик:

— Привет, это Ангел. Я сейчас на тусовке. Когда вернусь, не знаю. Оставь сообщение после сигнала; перезвоню, как только приду в себя.

Да, похоже, действительно знакомые лучше знали ее как Ангела.

Устало присев за стол Антти, я на секунду прикрыла глаза, с тоской вспоминая свое старое жилище — огромную ванную, просторную гостиную. Ломило плечи, ныли ноги. В доме Саркела не было ванной, только душ и сауна, но было уже слишком поздно разогревать ее.

Я вернулась на кухню, Марьятта налила мне в кружку еще чаю. Я вдруг вспомнила, как Марита рассказывала, что ее мать была недовольна своим лечащим врачом-гинекологом, а именно Хельстремом.

— Послушай, Марьятта, а что случилось, почему ты перестала пользоваться услугами Хельстрема? Это как-то связано с Арми?

Мне показалось, что будущая свекровь немного смутилась.

— Нет, Арми не имеет к этому никакого отношения. Она была очень хорошей и профессиональной медсестрой. Это связано с Эриком. Ты же знаешь, что прошлой зимой мне удалили матку. В этом ничего такого нет, и я особо это не скрываю, но все же было неприятно слышать, как Хельстрем рассказывал другим пациентам, что вот, мол, у Марьятты Саркела удалили матку и сейчас она хорошо себя чувствует, — пояснила женщина.

Было видно, что тема ей неприятна.

— Да и вот еще что. Я уважаю методы народной медицины, а Хельстрем буквально пичкал своих пациентов лекарствами и гормонами в огромных количествах. Говорят, он и себе выписывал немало препаратов, хотя, возможно, это только сплетни… А однажды я случайно увидела, как он целовал пациентку. Да, конечно, я знаю, что его брака фактически больше не существует, но ведь врачи должны придерживаться каких-то этических норм по отношению к своим пациентам, — возмущенно рассуждала Марьятта.

— Похоже, он эдакий местный донжуан, — поддержала ее я.

— Или воображает себя таковым. Хотя он действительно представительный мужчина, врач, обладает определенной харизмой. Конечно, жена натерпелась с ним. Она художница и сейчас живет в Швейцарии, где-то около Ниццы. Эрику наверняка тоже не очень приятно слышать, что у Дорис там роман с каким-то молодым скульптором. — Марьятта ехидно хмыкнула, и я улыбнулась в ответ, чувствуя симпатию к ней и незнакомой мне Дорис.

Эрик Хельстрем целовался со своей пациенткой… Может, Арми знала что-то нехорошее именно о Хельстреме, а не о его пациентах?

Эти мысли занимали меня все следующее утро по дороге на работу. Я не торопясь ехала на своем старом зеленом велосипеде сквозь теплое туманное утро, и у меня не было никакого желания идти в офис. Придется… Я внезапно поймала себя на мысли, что мне хотелось бы, чтобы виновным оказался именно Хельстрем, — он мне совсем не нравился, да и к тому же не был родственником Антти. Ну, умница, додумалась! Рассуждения вполне в стиле Перца…

После обычного совещания в понедельник утром мы с Эки остались вдвоем и начали рассуждать об убийстве Арми. Эки был настроен весьма пессимистично.

— Ты совершенно убеждена в том, что Киммо не виноват?

— На девяносто пять процентов.

— Но раз полиция утверждает, что у них есть свидетель, который слышал, как Киммо ссорился с Арми…

— Через полчаса у меня встреча с этим свидетелем. Хочешь, пойдем вместе?

— Нет, иди сама. Но я, пожалуй, пойду с тобой на слушание суда, если перед этим ты подробно расскажешь мне все детали, о которых узнаешь.

Я даже не знала, радоваться мне или огорчаться. Я представляла себе, как на суде несколькими острыми репликами разобью все глупые версии Перца, моего подзащитного тут же отпустят на свободу, и он бросится обнимать меня со слезами благодарности на глазах… Глупые фантазии. На самом деле скорее всего мы с Перцем быстро потеряем выдержку и начнем препираться, что вряд ли пойдет на благо Киммо…

Итак, я направлялась к Йоусенкаари на встречу с ключевым свидетелем обвинения. Кертту Маннила была пожилой вдовой, жила во второй половине дома Арми и в субботу утром ненадолго заходила к ней.

Свидетельница оказалась маленькой, сморщенной, но живой и шустрой старушкой.

— Утром я сварила себе кашу, поставила тесто для пирогов и отправилась к Арми. Девушка, видишь ли, просила, чтобы я научила ее печь пироги. Я заходила к ней накануне вечером, но ее не было дома. Так вот, я позвонила к ней в дверь утром около девяти, но она сказала, что не может сейчас заниматься пирогами. Я спросила: у тебя, мол, что, жених в гостях? Но она ответила, что нет, просто занята сейчас. Тогда я говорю ей: хорошо, принесу тебе попробовать мои пирожки позже, а печь будем в другой раз.

— И что, около часу вы снова попытались отнести ей пирожки на пробу? — с живым интересом спросила я. Если Киммо мне врал, я лично повешу его за яйца на первой же сосне.

— Когда я доставала из печи последний пирожок, мне позвонила моя сестра, и я забыла, что собиралась к Арми. А когда все же пошла к ней, было без пяти час. Я решила пройти через задний двор, но, подойдя к воротам, услышала, как Арми что-то взволнованно и громко говорит. Знаешь, это было так странно, я никогда раньше не слышала, чтобы она на кого-нибудь кричала… — Старушка часто заморгала и выразительно посмотрела на меня. Она хорошо понимала, что является важным свидетелем, и ощущение собственной значимости было ей, несомненно, очень приятно.

— А вы можете утверждать, что человек, с которым она ссорилась, был Киммо Хяннинен? И о чем они говорили?

— Я хорошо слышала только то, что говорила Арми. Когда я подошла к воротам, она сказала: «Я больше не буду смотреть на это сквозь пальцы, мне совесть не позволит…»

— А что ответил тот, второй?

— Знаешь, детка, у меня сейчас слух не такой острый, как в молодости. Я не разобрала, что бурчал этот мужской голос. Вот Арми говорила громко, почти кричала, поэтому я хорошо ее слышала. А мужчина говорил тихо, словно бормотал себе под нос. Затем Арми сказала, что уже обратилась в полицию. Я сообразила, что меня это не касается, и ушла. И решила, что в следующий раз, перед тем как идти, надо позвонить по телефону, но когда полвторого я ей набрала, мне никто не ответил.

— К счастью, вы не пошли к ней, иначе наткнулись бы на труп, — попыталась я успокоить ее.

— А я, деточка, мертвых не боюсь. Я, знаешь ли, во время войны служила «лоттой» на передовой, и там на разные трупы насмотрелась. Не страшнее живых мертвые-то будут, — строго сказала Кертту. — Знаешь, жалею только, что не вошла тогда к ней со своими пирогами. Может, девчонка осталась бы жива…

Действительно, с этим трудно было спорить. Я вдруг подумала, что если убийца знает про свидетельницу-старушку, то ее жизнь находится в опасности. Интересно, Перец догадался подумать об этом?

— Я не могу точно сказать, кто это был. Даже не знаю, может, это был вовсе не мужчина, а женщина… Тот человек говорил тихо, словно боялся, что его кто-нибудь услышит. Конечно, сначала я подумала, что это Киммо и влюбленные просто ссорятся, но теперь не знаю, что и думать…

Зато я твердо поняла, что если Перец строит обвинение Киммо, основываясь на словах этой свидетельницы, то, похоже, здорово ошибается. Найти бы мне кого-нибудь, кто покажет, что Киммо был дома раньше часа дня… только, видимо, мне самой придется искать этого свидетеля, поскольку полиция не собирается шевелиться в данном направлении.

Только я зашла в офис, как раздался резкий телефонный звонок.

— Алло, привет. Это Элина Катайя. Вы оставили мне сообщение с просьбой позвонить.

— Да, привет. Я хотела с тобой поговорить о клубе «Бизар» и о Киммо Хяннинене. Ты же знакома с Киммо?

— Киммо? Да, я хорошо его знаю. А в чем дело? Ты кто, подружка Киммо? — В низком голосе слышалось недоверие.

Я рассказала ей о произошедшем и объяснила, что мне нужны основания утверждать, что садомазохистские наклонности не делают из Киммо автоматически убийцу.

— Киммо сам просил тебя со мной связаться? О Боже… Мне что, и на суд придется идти?

— Пока об этом речи нет. Другое дело, если против него будет официально выдвинуто обвинение в убийстве. Послушай, ты сказала, что он… мазохист?

— Совершенно верно! — усмехнулась Элина. — В том-то и проблема. Он всегда мечтал заниматься этими садомазо штучками с какой-нибудь властной, доминирующей женщиной, но при этом не хотел обманывать свою подружку, потому что очень любил ее. Черт. Я ведь сначала подумала, что ты и есть эта его подружка, хотя твое имя мне совсем незнакомо, а он как-то говорил, как ее зовут. Да, я решила, что мне звонит эта Арми и будет говорить что-нибудь типа «убери свои лапы от моего парня».

— Да ладно. А разве у вас что-нибудь было? — спросила я из чистого любопытства.

— Нет, никогда. Ну разве что мы пару раз в клубе разыгрывали представление, где я его как бы мучаю… Знаешь, такая предварительная игра, никакого секса, ведь это противоречило бы не только убеждениям Киммо, но и законодательству Финляндии. Если бы мы на публике начали… ну, того… нас бы живо повязали. И потом, я же говорила: парень не хотел изменять своей подружке. Он старался не смешивать эти стороны своей жизни. Но понимаешь, он уже был заложником своих пристрастий, с одной стороны, и заложником любви к Арми — с другой. Да и вообще я думаю, что с тех пор, как умерла его сестра Санна, он ни с кем из друзей или родных не обсуждал эту сторону своей жизни.

— Я знала Санну. Она тоже была завсегдатаем вашего клуба?

— Она-то и привела Киммо к нам. Она тогда общалась с одним парнем, Оде, не знаю, где он сейчас. Этот Оде привел к нам Санну, а она — Киммо. Знаешь, для Санны это все было всерьез.

— Что всерьез? — спросила я, и у меня в голове снова возник образ Санны: я вспомнила, что у нее всегда мерзли руки и она натягивала рукава, пытаясь их согреть.

— Для нее это была не игра, она действительно хотела, чтобы ее били по-настоящему. Ну как… Ох, я терпеть не могу долго разговаривать по телефону. Знаешь, у нас на завтра намечается вечеринка в одном старом здании, где раньше был склад. Хочешь, приходи, поболтаем. Да, и возьми с собой Киммо, если его выпустят.

Обычно я за словом в карман не лезу, но тут просто онемела.

— И не заморачивайся по поводу одежды, можешь хоть в джинсах прийти, — подбодрила меня Элина. Странно, обычно на таких вечеринках строгий фейс-контроль и посторонних жестко отсеивают, а она так активно приглашала меня… Мы договорились, что я позвоню ей, когда буду знать, выпустят ли Киммо.

Повесив трубку, я направилась к платяному шкафу, размышляя, в чем же пойти. Ах да, где-то была черная кожаная юбка… У Мариты наверняка есть швейная машинка, на которой я смогу ее подкоротить. Юбка, которую я часто носила во времена своей панковской молодости, нашлась в шкафу. Оставалось только купить гель, чтобы сделать подходящую случаю прическу дыбом и накрасится поярче. Мысль о визите в клуб «Бизар» заинтриговала меня всерьез.

В кабинет вошел Эки и прервал мои размышления. Мне было сложно изложить, не краснея, свой разговор с Ангелом. Хотя ему, опытному юристу, выступавшему во многих бракоразводных процессах, небось и не такое доводилось слышать… Он внимательно выслушал меня, делая пометки в блокноте.

Шеф ушел, и я попыталась сосредоточиться на теме покушения на честь и достоинство торговца бытовой техникой его конкурентом. Это потребовало определенных усилий с моей стороны, поскольку, когда в голове крутятся секс и убийство, трудно сфокусировать внимание на фарсе, который разыграли два торговца, пытаясь разорить друг друга в ситуации общего кризиса в стране. Дело не стоило выеденного яйца, и мне было совсем неинтересно погружаться в пустую перепалку двух петухов.

Тем не менее я прилежно проработала до двух часов, затем вышла в город, чтобы купить что-нибудь съестное на обед. Проходя мимо магазина Маке, я решила заглянуть и поприветствовать его, а заодно и посмотреть, закончился ли у парня запойный период. Я помнила, что во время нашей первой встречи он выпил лишь пару кружек пива, но затем его понесло.

В магазине было тихо и сумрачно. Двое мальчишек крутились возле бейсбольных мячей, Маке меланхолично сидел за прилавком, едва кивнув в знак приветствия.

— Как дела? — поинтересовалась я, хотя было очевидно, что дела обстоят так себе, поскольку от него разило как от пивной бочки.

— Ужасно. Я выпил пива на открытой террасе кафе «Баллонс», и даже не помню, куда пошел дальше. Где-то еще пил… Не помню… Ты не знаешь, Киммо уже освободили? — Маке сделал радио громче, чтобы мальчишки не могли услышать наш разговор, но он их особо и не интересовал: они увлеченно рылись в инвентаре, расшвыривая мячи и клюшки в разные стороны. Маке не обращал на это никакого внимания.

— Этот вопрос еще находится на рассмотрении. Слушай, как зовут того парня, который рассказал тебе о смерти Арми?

— Стего Брендт. А что такое? Или ты хотела посмотреть, как я отреагирую на твой вопрос? Неужели для того, чтобы освободить Киммо, тебе надо найти другого кандидата в убийцы? — агрессивно, со злобой спросил Маке. Он набычился, прищурив глаза, и смотрел на меня недобрым взглядом. — Кстати, в какое время убили Арми? У меня, знаешь ли, и алиби толком нет. Я появился в магазине около двух, а до этого, проезжая недалеко от дома Арми, заехал в пиццерию и купил себе пиццу «Четыре сыра». Давай зайди в пиццерию и спроси у тамошних ребят, был ли я похож на человека, который только что совершил убийство.

— Вижу, ты неплохо подготовился к моим вопросам, — так же агрессивно ответила ему я.

— Разумеется, ведь я жду не дождусь, когда какая-нибудь светлая голова из полиции придет и скажет, что сначала я убил Санну, а теперь вот Арми. От вашего брата никогда не знаешь, чего ждать… — В магазин зашли два пожилых человека, и Маке потянулся к радио, чтобы сделать звук потише.

— Я тебя ни в чем не обвиняю, — сказала я и поспешила уйти. А в голове крутились его слова: «Сначала я убил Санну, а теперь вот Арми». Что ж, и это могло оказаться правдой.

Я как раз доедала авокадо, когда раздался телефонный звонок.

— Привет, это Эки. У меня плохие новости. Киммо будет и дальше находится за решеткой. В полиции просят, чтобы ты приехала. Бери «хонду» и давай сюда.

— Какого черта? — От изумления я чуть не проглотила авокадо вместе с косточкой.

— Появилась новая информация. Поговорим об этом, когда приедешь.

Дрожащими руками я завела мотор маленькой черной машины. Я сдерживалась, пытаясь не торопиться, чтобы не получить еще и штраф за превышение скорости, что совершенно не входило в мои планы.

Знакомый дежурный проводил меня в комнату для допросов, где сидели Эки и Киммо. Эки выглядел взбешенным. Киммо вскочил, увидев меня, словно хотел броситься мне на шею, но потом резко передумал. Я обняла его, но он даже не вытянул руки, чтобы обнять меня в ответ.

— На каком основании эти идиоты продолжают его здесь держать? — спросила я Эки, села за стол и достала из портфеля блокнот. Киммо встал и, не глядя на меня, подошел к окну, Эки тяжело вздохнул. Неужели я ошиблась, неужели Киммо все-таки меня обманывал?

— Прокурор хочет продолжить допросы и считает возможным выдвинуть против Киммо официальное обвинение в убийстве Арми. Мотив — ссора на сексуальной почве, основание — разговор, который слышала соседка, а также сексуальные пристрастия Киммо. Тем более что, согласно результатам экспертизы, убийца Арми был в резиновых перчатках и на одежде Киммо нашли следы почвы со двора и волокна с одежды убитой девушки.

— Но ведь всем этим волокнам и песчинкам можно найти совершенно другое объяснение! И свидетельница не утверждает, что это был именно Киммо! Зачем Арми идти в полицию и рассказывать там о своих проблемах в отношениях с женихом? К тому же Киммо сказал, что у него не было с собой перчаток! Это вполне могли быть обычные хозяйственные перчатки; надо проверить — может, такие были у Арми в доме! И…

— Да, и один из соседей совершенно уверен, что Киммо вернулся домой только полвторого, — прервал меня Эки. По его глазам я поняла, что он больше не верит в то, что Киммо не преступник.

— Какой сосед? Я хочу сейчас же с ним поговорить!

Эки потряс головой, что значило, что он то ли не знает имени этого человека, то ли мне не стоит с ним разговаривать.

— Киммо, черт тебя возьми, ты убивал Арми или нет?

Но тот лишь безучастно смотрел в окно. Я подошла к нему, схватила за плечи и резко развернула к себе, пристально вглядываясь в его лицо. Бледный лоб, затравленные глаза, на виске истерически пульсировала синяя жилка. Он произнес еле слышно:

— Не убивал. Но мне, похоже, никто не верит. Ни полиция, ни Эки… Теперь вот и ты тоже…

После его слов я почувствовала себя просто извергом. И, не обращая внимания на Эки, стала рассказывать ему о своем разговоре с Элиной Катайя. Он слабо улыбнулся, услышав, что завтра вечером я собираюсь на вечеринку в клуб «Бизар».

— Возьми с собой на всякий случай Антти.

— Зачем? Я в случае чего и сама могу за себя постоять.

— Разумеется, можешь. Просто в первые же полчаса ты до смерти устанешь от толпы мужиков, которые просто кидаются на новеньких женщин.

— Я еще не обсуждала эту идею с Антти, поэтому понятия не имею, что он на это скажет. Может, если он согласится, ты сможешь одолжить ему что-нибудь из своего прикида? Или Перец полностью опустошил твой гардероб?

Киммо криво усмехнулся.

— Ну уж нет, все мое барахло в шкафу под замком. А запасной ключ лежит на книжной полке за романом Алексиса Киви «Семеро братьев». Надеюсь, там еще никто не догадался пошарить.

— Слушай, я хочу поговорить с подружками Арми. Как ты считаешь, с кем стоит пообщаться? — поинтересовалась я напоследок.

В офис мы с Эки поехали друг за другом на двух машинах. По дороге я составляла список того, что надо сделать в ближайшее время. Вспоминала фамилии людей, с которыми следует побеседовать. Еще раз перебрала в памяти имена подозреваемых — Маке, Маллу, муж Маллу Теему Лааксонен, родители Арми, даже Ристо с Маритой. А еще на вечеринке были Хельстрем и Эки… А что, если Эки убил Арми, а потом решил свалить всю вину на бедного Киммо?.. Но зачем? Я взглянула на блестящий затылок шефа. А что я, собственно говоря, могла про него сказать? Пара недель совместной работы в офисе — это не основание утверждать, что хорошо знаешь человека. Может, Арми хотела мне рассказать что-нибудь именно про моего начальника?

Когда я парковала машину во дворе офиса у меня голова шла кругом. Эки вышел из своей машины и заявил, что нам надо побеседовать. В офисе было тихо. Только из-за закрытой двери кабинета Мары доносился какой-то шум.

— Давай между нами — я не верю в невиновность этого парня. — Эки уселся в самое удобное кресло переговорной и потянулся за последней лежавшей на тарелке сдобной булочкой. — Нам надо продумать линию защиты. Возможно, стоит потребовать его медицинского освидетельствования. Эти Хяннинены все немного странные… Ну, я имею в виду Аннамари и ее детей, — быстро спохватился он, вспомнив, что я прихожусь им почти родственницей.

— Не согласна. Я считаю, что Киммо невиновен.

Эки приподнял бровь.

— На каком основании?

— Доказательства, которые собрал Перец… то есть комиссар Стрем, совершенно неубедительные. И общее впечатление. Моя интуиция говорит, что это сделал кто-то другой, не Киммо.

— Суд, знаешь ли, обычно выносит решение, основываясь на более веских доказательствах, нежели женская интуиция, — сухо сказал Эки. — Так что сейчас нам необходимо продумать, какую линию защиты мы будем выстраивать на суде. В клуб, конечно, сходи, если хочешь, но толку от этого все равно не будет. Я вижу, Киммо тебе доверяет. Постарайся убедить его сделать признание.

Я во все глаза уставилась на Эки. Мне стало нехорошо: какой из меня, к черту, адвокат, если я даже собственного шефа не могу убедить в своей правоте? А тот продолжал методично понижать мою самооценку:

— Конечно, я понимаю, что ты как бывший полицейский хочешь подробно изучить все обстоятельства дела. Это у тебя у крови, как у настоящей ищейки. Только прошу тебя заниматься расследованием в свободное от работы время.

Я посчитала про себя до десяти. Следовало сохранять холодную голову. Эки определился со своим решением, мне остается только принять его точку зрения. Полиция тоже считала дело закрытым. Только я металась со своими догадками и подозрениями.

До конца дня я прилежно занималась рутинной работой, отвлеклась лишь на пару телефонных звонков — подружкам Арми и Элине Катайя, которую я тоже начала про себя называть Ангелом. А в пять вечера отправилась в тренажерный зал — это был единственный проверенный способ снять напряжение и немного успокоиться.

В зеркало я наблюдала за тем, как стильный молодой юрист превращался в накачанную спортсменку: сняла косметику, собрала волосы в хвост, вместо летнего платья — трикотажный топ и свободные спортивные штаны. Совершенно другой человек, мое второе я. Интересно, сколько обликов скрывается в одном человеке?

В зале было тихо и безлюдно — летом мало любителей потеть в душном помещении. Я прилежно отзанималась полтора часа, пытаясь систематизировать в голове все последние события. Делала привычные упражнения, размышляя над тем, откуда у Мариты появился свежий синяк и был ли утренний коктейль Маке настолько безобидным, насколько он пытался это продемонстрировать. Интересно, употреблял ли Маке гормоны или наркотики и где их брал — уж не в этом ли спортивном клубе? У него не было ни капли жира или перекачанных мышц, но то количество алкоголя, которое он в себя вливал, должно было гарантированно съедать весь излишек мышечной массы. Поэтому он, по логике, должен был принимать гормоны. А там, где водятся гормональные препараты, можно достать и наркотики. И если он знал места, то наверняка рассказывал о них и Санне.

К концу тренировки у меня в голове сформировался список вопросов, на которые хотелось немедленно получить ответы. И возникло твердое убеждение, что случай гораздо более сложный, чем его пытался представить Перец.

Антти сидел в своем рабочем кабинете. Я громко звенела на кухне посудой, чтобы он услышал, что я уже дома. Наспех проглотив бутерброд, я набрала телефон Мариты, у которой, я знала, была швейная машинка. Я надеялась не только подшить юбку, но и задать ей пару интересующих меня вопросов. Она живо откликнулась.

— Приходи прямо сейчас! Как дела у Киммо?

Плохие новости трудно рассказывать. Мне стало казаться, что Марита тоже начала терять уверенность в невиновности Киммо. Я обещала зайти к ним, как выдастся свободная минута. И тут же набрала номер одной из подружек Арми по медицинскому училищу, о которой упоминал Киммо. Девушку звали Минна.

— Да-а, я слышала… Сари Ранникко, школьная подруга Арми, позвонила мне и рассказала. Она, кстати, сейчас сюда придет. Это такой ужас… — И Минна разрыдалась в трубку.

— А мы могли бы встретиться втроем и поговорить? Я как раз собиралась звонить Сари. Давайте договоримся на полвторого в кафе «Сокоса».

Минна согласилась, и я выдохнула с облегчением. Друзья обычно знают больше родителей, и я надеялась, что девушки расскажут мне про Арми что-нибудь новое.

Наконец, услышав звон посуды, Антти выполз из своего убежища на кухню.

— Как идут дела? — поинтересовался он.

Ответ можно было прочитать в моих глазах.

— Черт побери, неужели парень действительно сделал это?

Я изложила ему последние события, собственные умозаключения и принялась ругать полицию, а заодно и своего шефа за тупость и неповоротливость. Антти слушал меня в задумчивом молчании.

— Наверное, я все же знаю Киммо лучше, чем ты, — произнес он, когда мой поток немного иссяк. — Не знаю, может, он все-таки мог убить Арми. Мне кажется, сгоряча любой может совершить убийство.

— Ага, значит, ты теперь тоже на их стороне! — возмутилась я. — Ты пойдешь со мной завтра на вечеринку в этот клуб?

— Не испытываю ни малейшего желания. В конце концов, не я же его адвокат. Слушай, а ты уверена, что закрутила всю тему не просто из чувства глубокой антипатии к Перцу? Ты же работала в полиции, и поэтому должна хорошо понимать, что полицейские никогда никого просто так не задерживают.

— Ничего подобного, просто сейчас они выбрали самый легкий путь! Неужели ты посоветуешь мне сидеть сложа руки и наблюдать, как Киммо упекают в тюрьму?

— А что ты можешь поделать? Ты же больше не работаешь в полиции!

— Ну и что? Не могу же я просто сидеть и смотреть, как все катится к черту! А ты, похоже, снова прячешь голову в песок, как и тогда, когда убили Юкку.

Это сработало. Антти сначала покраснел, затем побледнел, его глаза зло сузились, как у кота перед прыжком. Казалось, он готов дать мне пощечину, но он лишь вскочил и, хлопнув дверью, ушел в свой кабинет. Я знала, что ударила его по самому больному месту, поскольку понимала, что он до сих пор винит себя в смерти друга и все еще переживает последовавшие за этим события.

«Вот нюня!» — раздраженно подумала я, не осознавая, кого из нас двоих имею в виду. Может, нам все же лучше разойтись, пока не поздно и мы не поубивали друг друга? Ну уж нет, я же упрямая девица и не привыкла так легко сдаваться ни в рабочих вопросах, ни в человеческих отношениях!

 

Глава 7

Прямолинейная особа

Несколько часов спустя я ехала на автобусе и, глядя на проплывающие за окном облака, думала об Антти. Начиная с прошлого лета у нас была негласная договоренность — больше не говорить о смерти Юкки. К тому же мы оба чувствовали себя виноватыми за судьбу убийцы — Антти утаил часть информации, а я неправильно провела задержание. В результате виновница до сих пор пребывала в больнице для душевнобольных.

Антти в отличие от меня был очень тонкой натурой. В конфликтной ситуации он как улитка залезал в свою раковину и уползал в убежище — в кабинет в подвале. Я же быстро срывалась на крик, могла разбить чашку-другую, затем бежала мириться. Антти со свойственной математикам дотошностью изучал проблему со всех сторон, а я, не успев толком все обдумать, кидалась ее решать.

Когда-то, лет в четырнадцать, героем моих девичьих грез был высокий мрачный брюнет с меланхоличным характером. Моя мечта осуществилась, но оказалось, что жить с таким героем совсем не просто. Наверное, Джессика Рэббит была права, когда говорила, что предпочитает мужчин, которые могут ее рассмешить.

Выходя из автобуса, я вспомнила, как заразительно смеется Антти, хотя нынешняя ситуация вовсе не располагала к веселью, — он напряженно работал над диссертацией, времени до защиты оставалось совсем немного. Да и убийство, в которое он, так или иначе, оказался замешан, не добавляло оптимизма в нашу жизнь. Я всегда поражалась героям детективных романов, которые никогда не теряли присутствия духа и умудрялись спокойно вести обычную жизнь, несмотря на возникавшие вокруг них горы трупов. В обычной жизни насильственная смерть кого-либо из знакомых надолго выбивает из колеи и оставляет в душе мрачный след. И я хорошо понимала, что, если бы не профессиональная жесткость и умение абстрагироваться, которым меня научили во время работы в полиции, я бы совсем растерялась в нынешней ситуации.

Я без труда узнала подружек Арми — Минна описала их очень точно. Девушки пили чай за столиком у окна и беседовали. Минна говорила тихо и печально; Сари, напротив, отвечала ей высоким и резким голосом.

У меня было отвратительное настроение, и резкий голос Сари его никак не улучшил. Мне никогда не нравились люди с неприятным голосом. Девушка и внешне походила на свой голос — высокая, тощая, с мелкими чертами лица и прыщами на лбу. Очки в модной оправе скрывали маленькие блестящие глазки.

— Это правда, что Киммо убил Арми? — спросила она, не успела я сесть за столик.

— Так считают полицейские, — ответила я, понизив голос, и в который уже раз пересказала порядком надоевшую мне историю. — Надеюсь, наш разговор поможет мне узнать какие-нибудь новые обстоятельства и найти настоящего убийцу. Скажите, что вы думаете об отношениях Арми и Киммо? Может, последнее время Арми говорила о чем-то необычном? Я возьму себе чаю, и мы продолжим разговор. Вам что-нибудь заказать?

— Я бы с удовольствием съела мороженого, но мне кажется, что сейчас, когда с Арми такое случилось… — неуверенно сказала Сари.

— Хуже ей от этого уж точно не будет, — впервые за время нашей беседы открыла рот Минна. Это была маленькая пухленькая девушка с круглыми щечками и темными вьющимися волосами. При других обстоятельствах она была бы похожа на куклу, но сейчас напоминала безжизненный манекен.

Когда я вернулась к столику с чашкой чая, Сари еще стояла у барной стойки, выбирая мороженое. Шмыгая носом, Минна быстро произнесла шепотом:

— Не понимаю я эту Сари. Они же с Арми с первого класса учились вместе. А сейчас, мне кажется, она просто наслаждается этой ситуацией…

— Я заказала ромовое и клубничное мороженое, — объявила Сари, появляясь у столика. — Интересное сочетание, хочу попробовать. Последний раз я видела Арми неделю назад, она заходила ко мне в гости. Я живу в новом доме на Койвуманкас. Да, кстати, я звонила ей в субботу. Все думаю, стоит ли об этом рассказать в полиции…

— Звонила в субботу? Во сколько? — Я не могла скрыть возбуждения в голосе.

— Около половины первого. Хотела пригласить ее пройтись по магазинам, но она сказала, что к ней должны прийти гости и…

— Она называла какие-нибудь имена?

— Какая-то Мария. Она тебя имела в виду? И еще она сказала, что собирается звонить сестре.

Я подумала, что надо будет непременно спросить у Маллу про телефонный звонок Интересно, успела ли Арми ей позвонить?

— И как она разговаривала? Тебе не показалось, что она была раздражена или, наоборот, чем-то напугана?

— Да нет, совершенно обычно. Кажется, они немного повздорили с Киммо, но, в общем, ничего особенного. Он как раз только ушел от нее домой.

Наверное, выражение моего лица здорово изменилось, поскольку обе девушки взглянули на меня с нескрываемым удивлением.

— Вот и я не понимаю, — продолжила Сари. — Он что, потом вернулся к ней?

— Ты обязательно должна рассказать об этом в полиции. Это очень важно для Киммо. — Я даже вздохнула от облегчения. Ну хоть какие-то факты говорят в его пользу. — Минна, а ты когда последний раз видела Арми?

Минна задумалась.

— Наверное, пару недель назад… Всю прошлую неделю я работала в ночную смену, поэтому мы даже по телефону не общались. Во время нашей последней встречи мы ходили в кино, потом зашли в бар выпить по бокалу вина. И мне показалось, что ее что-то беспокоило. Она все спрашивала меня про различные лекарства, особенно про бензодиазепины.

— А что это за препараты?

— Они относятся к классу мягких успокоительных. Арми сказала, что один ее знакомый глотает такие таблетки как карамельки.

Я подумала, что мне, пожалуй, надо совершить рейд по аптечкам своих знакомых. Хотя увлечение успокоительными препаратами еще не повод подозревать человека в убийстве. С другой стороны, Арми работала помощником врача, ведущего частную практику. Возможно, она могла доставать необходимые лекарства.

— Однажды мы говорили с ней о Санне, — вступила в разговор Сари. — О сестре Киммо, которая утонула прошлой весной. Она же была совсем ненормальная, говорят, наркотиками баловалась. Пару недель назад Арми пила у меня кофе и рассказала, что они с Киммо поссорились как раз из-за Санны, потому что Арми не верила, что та покончила с собой.

Сари говорила так громко, что на нас начали оглядываться люди за соседними столиками. Я тихо злилась — наш почти интимный разговор стал достоянием половины покупателей торгового центра.

— Арми считала, что Санну убили! — почти кричала Сари своим противным голосом.

Минна сидела с испуганным видом.

— И кто же ее, по-твоему, убил? — резко спросила я.

— Ее дружок… Это Арми так считала…

— Маке? За что? И Арми говорила об этом с Киммо?

— Она только сказала, что они поссорились с Киммо, так как тот утверждал, будто Санна совершила самоубийство, а Арми была уверена: ее убили.

Я одним глотком проглотила чай, сожалея, что это вода, а не что-нибудь покрепче. Арми считала, что Маке убил Санну. Почему? А сам Маке говорил, что они с Арми часто беседовали о его погибшей невесте. Может, он обмолвился о чем-то, что навело ее на такие мысли? Или признался в убийстве? Я вспомнила разговор с соседкой Арми — Кертту Маннила. Та говорила, что Арми упоминала о справедливости и о том, что собирается обратиться в полицию. Может, речь шла о Маке? Я вспомнила его налитые алкоголем глаза и накачанные мускулистые руки. Да, ему было бы совсем не трудно справиться с девушкой.

А может, она имела в виду совсем другое? У Санны в крови были обнаружены наркотики и алкоголь. Возможно, она подозревала, что Маке снабжал ее таблетками? Или она говорила о своем женихе — Киммо?

— Ты уверена, что Арми имела в виду друга Санны, а не собственного бойфренда?

Задумавшись, Сари напряженно нахмурила лоб. Даже как-то слишком напряженно.

— Да нет, она говорила о Киммо. Иначе, зачем ей было с ним ссориться?

А вот именно затем, хотела сказать я, но промолчала. Рассказ Сари навел меня на новые размышления: следует более тщательно проверить алиби Маке и поговорить с Киммо о ссоре.

Мимо кафе прогрохотал трамвай. Погода за окном портилась, на небе собрались тяжелые темные тучи, резкий ветер задирал женщинам юбки, гонял по мостовой желтый пластиковый пакет. Наверное, ночью будет дождь. И черемуха у нас во дворе сбросит остатки цветов. Весна заканчивалась.

— Вы с Арми были лучшими подругами. А мне довелось встретиться с ней только раз. Расскажите мне, каким она была человеком?

Снова заговорила Сари:

— Мы с первого класса учились вместе. В школе Арми была тихой и спокойной девочкой — всегда аккуратно одета, домашние задания тщательно выполнены. Она мечтала стать медсестрой и помогать людям. Это я, напротив, была эдакой бандиткой и всюду лезла. Но мы с ней прекрасно ладили, я ее защищала. — Сари улыбнулась.

— Мне она не показалась тихоней, скорее наоборот, — удалось мне вставить фразу.

— Вот об этом-то я и собиралась рассказать. В старших классах Арми изменилась. Она по-прежнему оставалась тонкой натурой, но стала какой-то вредной. Мы тогда с ней довольно часто ругались. Честно говоря, мы снова стали нормально общаться ближе к окончанию школы. И вообще, меня всегда злило ее ужасное упрямство. И то, что она совала нос во все дыры. Хотя о мертвых плохо не говорят, но на самом деле она была очень любопытной девицей.

— Она много сплетничала?

— Нет, она вовсе не была сплетницей, — быстро сказала Минна, словно боясь, что Сари ее перебьет. — Она стремилась знать о людях как можно больше, но никогда ничего не болтала за спиной.

— Арми умела заставить людей разговориться. Мне кажется, обо мне, например, она знала просто все.

Я не сомневалась. Эта девушка была из той породы людей, которые говорят исключительно о себе.

— Пожалуй, она была чересчур прямолинейной. Никогда ничего не приукрашивала, все говорила в лоб. И еще, на мой взгляд, у нее была слишком чувствительная для медсестры натура. Ей бы сидеть просто на приеме, а не общаться так много с пациентами.

— Знаешь, она всегда удивлялась, как это ты, Минна, можешь работать в больнице Терхокоти, где столько безнадежно больных людей. Арми стремилась всем помочь. Еще и поэтому она так тяжело переживала болезнь своей сестры, которой никак не удавалось родить, сколько та ни старалась. Ты же знаешь, она перечитала массу книг по этому вопросу и часто обсуждала эту тему со своим шефом Хельстремом.

— Она рассказывала вам о несчастье, которое произошло с Маллу?

— Да, конечно, — ответила Минна. — Арми считала, что в происшествии с Маллу виноват водитель. Последний раз мы с ней говорили об этом пару недель назад. Она сказала: «Если бы я могла ей хоть как-то это компенсировать…» — Минна снова нахмурила в задумчивости лоб. — Странно. Она так и сказала: «компенсировать». Но ведь она-то здесь вообще ни при чем.

Я вспомнила, как мужу Маллу показалось, что он видел Арми за рулем той злосчастной машины, и похолодела. Значит, у Теему и Маллу тоже мог быть повод рассчитаться с Арми.

— Нет, я не верю в то, что ее убил Киммо. Хотя сама Арми была совершенно прямолинейной особой. Зная что-нибудь опасное, она бы незамедлительно отправилась в полицию.

Мне стало еще хуже. Возможно, я тоже косвенно виновата в этой смерти. Вероятно, кто-то не хотел, чтобы я узнала то, о чем она собиралась мне рассказать. Интересно, убийца Санны или водитель, из-за которого Маллу потеряла ребенка, тоже был в гостях у Хянниненов? Я вспомнила праздничный вечер и солидных, нарядно одетых гостей. Кто же из них был змеей в шкуре невинной овечки?

— Если начать всех подозревать, то следует поинтересоваться и вашим алиби в субботу между часом и двумя дня. — Я постаралась задать этот вопрос в шутливом тоне.

— Я была на работе в Терхокоти, — еле слышно ответила Минна.

— Между часом и двумя? Я была в центре Тапиола, ходила по магазинам, — визгливо произнесла Сари. — Это можно считать алиби? Да, я встретила кучу знакомых, в частности Маллу Лааксонен. Или ты считаешь, что я вполне могла сбегать к Арми, придушить ее и вернуться обратно? Только скажи-ка, зачем мне все это надо?

— Ты встретила Маллу? — Я вспомнила, как она мне говорила, что провела все утро дома.

— Да, я встретила ее на торговой площади у прилавка с вешенками. Она еще сказала, что это не тот продукт, которым можно питаться, живя на пособие по безработице.

— Во сколько это было?

— Не могу точно сказать, где-то в районе половины второго.

Маллу покупала вешенки в полвторого дня в субботу на рынке в Тапиола? Интересно, может ли человек, убив свою сестру, сразу отправиться на рынок за покупками? Трудно сказать… Я чувствовала, что уже ничего не могу утверждать с уверенностью…

Расставаясь, я попросила Сари обратиться в полицию. Было девять вечера — поздновато для визита к Маллу. Домой идти тоже не хотелось — я знала, что наговорила Антти лишнего, и меня мучило чувство вины. Но идти на попятную и просить прощения тоже не хотелось.

Дома было тихо, на телефоне мигал огонек автоответчика. Первое сообщение от Антти. Нейтральный голос на автоответчике произнес: «Привет! Пошел прогуляться».

Следующее сообщение было от Аннамари. Истеричным голосом она просила меня связаться с ней в любое время, хоть ночью. Она хотела узнать, что слышно о Киммо. Мне не хотелось ей звонить, но потом я сообразила, что заодно смогу расспросить ее про Санну.

Аннамари долго не отвечала. Наконец, после седьмого гудка, трубку подняли и раздался ее испуганный голос:

— Мария! Пожалуйста, приезжай сейчас ко мне! Да, я знаю, уже поздно, все равно приезжай, нам надо поговорить!

— Буду через четверть часа.

Я накинула на плечи джинсовую куртку, взяла велосипед и отправилась в путь.

Ехала я медленно, наслаждаясь спокойным теплым вечером. Над заливом летали чайки, в воде что-то оживленно выясняли между собой утки, хозяева неторопливо выгуливали своих четвероногих питомцев, а те обнюхивали друг друга, дружелюбно помахивая хвостами. Я проехала через мост и, выехав на идущую вдоль берега дорожку, неторопливо крутила педали, любуясь окрестностями. Вдалеке проскакал всадник, в тени деревьев заливались соловьи. На лужайках распустились первые весенние цветы.

Сначала я подумала проехать через волнорез, надеясь увидеть Антти: возможно, он сидел там на своей любимой скамье, — но потом решила сэкономить время и отправилась напрямую.

Я лишь однажды заходила к Аннамари и Киммо, но была только на нижнем этаже, где располагалась сауна. Они жили в большом красивом доме на вершине холма, через дорогу от моря. Да, сразу чувствовалось: в этой семье деньги водились. Я всегда уважала Антти за то, что, имея обеспеченных родителей, он не производил впечатления избалованного богатого сынка, представителя золотой молодежи. То же самое можно было сказать и про Киммо. В них совершенно не было самоуверенности, свойственной богатым отпрыскам.

Я подошла к увитому кустами дикой розы крыльцу. Аннамари, открывшая мне дверь, тоже не производила впечатления уверенного в себе человека. Я привыкла видеть ее ухоженной, с безупречным макияжем и красивой прической. Сейчас передо мной стояла растрепанная женщина с красными глазами и размазанной тушью. Остатки теней и губной помады собрались в морщинках около глаз и губ, отчего она казалась гораздо старше своего возраста. Аннамари нервно размахивала руками в такт словам:

— Ах как хорошо, что ты смогла прийти! Расскажи мне скорее про Киммо! С ним там хорошо обращаются? И вообще: почему они до сих пор не выпустили моего бедного мальчика, ведь всем понятно, что он никакой не убийца?

— Эки Хенттонен тебе не звонил?

— Звонил, но ничего не рассказал. Ты же знаешь этих мужчин, у них никогда ничего невозможно узнать. Разве им дано понять, что чувствует мать! Хочешь глоток коньяку? Мне сейчас надо немного глотнуть…

Судя по дыханию, Аннамари уже не раз приложилась к этому благородному напитку. Я не возражала, надеясь, что это ее немного взбодрит.

— Хенттонен говорил о Киммо так, как будто он преступник, — произнесла Аннамари, наливая мне коньяку. Я сделала глоток — сначала обожгло рот, потом горло, затем теплая волна достигла живота. На языке осталось великолепное послевкусие — да, теперь я поняла, что крепкие напитки действительно бывают разными, до сих пор я пробовала только коньяки с одной звездочкой.

— Найдены доказательства, свидетельствующие против Киммо. Правда, на мой взгляд, довольно несущественные.

— Сегодня приходили полицейские, перевернули весь дом, забрали с собой некоторые вещи Киммо.

— Какие полицейские? У них было разрешение на обыск? — Мне стало досадно от того, что Перец меня опередил.

— Такой огромный грубый детина и маленький рыжий парень. Они сунули мне под нос какие-то удостоверения и начали расспрашивать о сыне. И задавали кучу вопросов — замечала ли я за ним последнее время что-нибудь необыкновенное, мучил ли он животных, когда был ребенком, наказывала ли я его в детстве ремнем, много ли у него было девушек.

Аннамари возмущенно потрясла головой. Из ее слов я поняла, что Стрем изо всех сил ищет подтверждения своей версии о том, что Киммо убил невесту на почве сексуальных извращений.

— Они интересовались, где я сама была в субботу и есть ли у меня доказательства того, во сколько мой мальчик вернулся днем домой. Но я ушла из дому где-то в районе половины одиннадцатого, зашла в «Стокманн», затем у меня был сеанс массажа, после которого я отправилась в Хельсинки забрать близнецов. Меня не было дома… Если бы я только знала…

— А во сколько ты заходила к Ристо? — с любопытством спросила я.

— Да я не помню точно, а что? Четверть второго или чуть позже. Малыши еще не были готовы, поэтому мы решили поехать на автобусе, который идет в два часа дня.

Удивительно: такое впечатление, что в субботу утром все знакомые гуляли по центру города и только мы с Антти лежали дома с головной болью от похмелья.

— Что ты предпринимаешь для того, чтобы моего ребенка скорее выпустили на свободу? — требовательным тоном спросила Аннамари.

— Собираю доказательства того, что Арми убил кто-то другой. Аннамари, знаю, ты не любишь об этом говорить, но я слышала: Арми подозревала, будто Санна умерла не своей смертью.

Я не ожидала от нее такой бурной реакции. Она резко покраснела, начала задыхаться, у нее затряслись руки.

— Как это не своей! Ты что, хочешь сказать, что ее убили? Ничего подобного! Она слишком бурно праздновала свой день рождения, перебрала с алкоголем, зашла в море и захлебнулась. Это был несчастный случай, а не самоубийство, как тут некоторые пытались утверждать! Зачем ей кончать с собой? Почему кому-то понадобилось ее убивать? — Аннамари налила себе еще коньяку трясущимися руками.

Я подумала, что если она так легко заводится, то вполне могла потерять контроль в разговоре с Арми и задушить будущую невестку. И невольно задумалась, может ли мать совершить подобный поступок и в результате заставить так страдать своего сына. Не знаю… Наверное, у меня были слишком идеальные представления о том, какой должна быть хорошая мама… Только эти представления никогда не находили подтверждения в действительности…

— После Санны остались какие-нибудь личные вещи — письма, дневники, записки? — Я подумала, что таким образом смогу понять, каким она была человеком, и, может быть, выясню, думала ли она о самоубийстве.

— После нее остался десяток дневников, но, когда она умерла, Хенрик и Киммо все сожгли. Они говорили, что этого хотела бы Санна. А последний дневник утонул вместе с ней в море. Наверху в ее комнате остались какие-то бумаги, хочешь взглянуть?

Мы поднялись на второй этаж, и Аннамари распахнула передо мной дверь в маленькую каморку, полную разного хлама. В углу стояло несколько коробок из-под обуви, доверху наполненных бумагами. Я стала осторожно перебирать бумаги в первом ящике. Вдруг из тетради с конспектами выпала фотография, на которой юная Санна целовалась с каким-то косматым мужчиной страшного вида.

— Кто это такой? — спросила я у Аннамари.

Она молча развела руками, словно не желала отвечать.

— Это Отсо Хакала. Совершенно кошмарный тип. К счастью, сейчас он сидит в тюрьме. Что-то связанное с наркотиками.

— Он был другом Санны?

— Нет, она его терпеть не могла, но он имел над ней какую-то странную власть, видимо, связанную с теми же наркотиками…

— Я могу взять эту фотографию с собой? — спросила я, подняв снимок с пола.

— Я не очень понимаю, каким образом, спрашивая про смерть Санны, ты помогаешь Киммо выйти из тюрьмы, — недовольным голосом проворчала Аннамари, и я не нашлась что ей ответить.

Хозяйка отправилась в подвал за сумками, чтобы упаковать в них бумаги, а я осталась на чердаке, вспоминая Санну. И вдруг она, как живая, возникла перед моими глазами. Стоял теплый майский вечер, в тот день мы собрались после репетиции рок-группы прогуляться в парке и попить пива. Парк был популярным местом сбора молодежи нашего маленького городка, и когда мы туда пришли, там уже тусовалось несколько компаний. В одной из них я увидела Санну. За последний год она успела снискать дурную славу среди жителей городка. Многие не могли понять, как это девочка из благополучной семьи могла так ужасно себя вести, постоянно попадать в полицию и садиться пьяной за руль. Мы были незнакомы, и я украдкой рассматривала ее, восхищаясь прекрасными карими глазами, роскошной гривой блестящих темных волос и неуверенной грацией девушки, еще не осознавшей, насколько она красива.

В какой-то момент я заметила, что уже стемнело и из девушек остались только я и она. По законам маленького городка, девушка, чтобы сберечь репутацию, не должна была гулять допоздна, ей следовало приходить домой до захода солнца. Санна сидела на камне и курила самокрутку. Это было знаком того, что сейчас она переживает не лучшие времена — у порядочной девушки, уж если она курит, всегда должны быть деньги на сигареты, пусть и не самые дорогие. Но самокрутка…

Мне захотелось заговорить с ней, и я попросила закурить, хотя вообще-то не курила. Санна набила табаком бумажку, облизнула край розовым кошачьим языком, склеила и протянула мне. С несчастным видом я взяла самокрутку и затянулась, безуспешно прикидываясь заядлой курильщицей. Несмотря на жаркую погоду, Санна была в старых черных джинсах и видавшей виды потрепанной кожаной куртке. В руках, словно сокровище, она держала бутылку пива. Мне хотелось поговорить с ней, но я не знала, как начать разговор. А потом появились парни, они говорили о каком-то ресторане. Вскоре они ушли, и Санна с ними.

Я вспомнила, как во время выпускного вечера мы пялились на ее шрамы. Она с независимым видом смотрела в сторону, но я заметила в ее глазах смущение и растерянность. А потом я улыбнулась ей, и она вернула мне улыбку, протянув в знак симпатии свою бутылку, и я отхлебнула из нее добрый глоток вина.

А потом Санна уехала в Хельсинки. Пару раз мы сталкивались с ней в городе, приветствуя друг друга, как встретившиеся на чужбине земляки. Она почти не менялась, оставаясь такой же тонкой и изящной девушкой с широко раскрытыми доверчивыми глазами, лишь немного заострились черты лица да кожа приобрела какой-то неживой оттенок. Я так и не рассказала ей, что работаю в полиции, лишь упомянула, что выполняю кое-какую временную работу и собираюсь поступать на юридический факультет.

Несколько раз я встречала ее в студенческом кафе с кружкой пива — тогда там еще наливали — и пару раз видела, как она сидела в своей вечной кожаной куртке на ступеньках главного входа с сигаретой в руках. Она рассказывала, что пишет дипломную работу по лирике Сильвии Плат. Жаль, что эта работа никогда не будет закончена…

Вернулась Аннамари, держа в руках большие полиэтиленовые сумки «Стокманн», и я очнулась от своих мыслей.

— Можно я заберу эти бумаги позже? Я возьму рюкзак, иначе они помнутся, — предложила я. Мне совершенно не хотелось оставлять все эти дневники Аннамари, но везти их сейчас на велосипеде было совсем неудобно.

— Завтра будет звонить Хенрик. Что мне ему рассказать? — спросила Аннамари, опершись о дверной косяк и скрестив на груди руки подобно античной героине.

— Расскажи все как есть. — Я вспомнила Хенрика Хяннинена, его темные брови и черные вьющиеся волосы. Мне всегда казалось, что в нем есть что-то дьявольское.

— Он будет кричать на меня… Я не могу этого слышать. А нет никакой надежды, что Киммо все-таки освободят?

— Надежда всегда есть, — неумело утешила ее я. Мне было тяжело в ее обществе, хотелось поскорее выйти на воздух.

Я поехала вдоль берега, направляясь к волнорезу. Почему-то я решила посмотреть, где погибла Санна. Темным вечером здесь, должно быть, не было ни одной живой души, лишь где-то вдали на берегу светились яркие огоньки домов. Я попыталась представить, что почувствовала Санна, упав в холодное мартовское море, температура которого была, наверное, не выше двух-трех градусов, и у меня по спине пробежал озноб. В задумчивости я быстро крутила педали и ехала по узкой прибрежной дорожке на довольно приличной скорости. Вдруг под переднее колесо попал камень, я резко вывернула руль — тут-то все и произошло.

Руль внезапно отделился от рамы и остался у меня в руках. Инстинктивно я обеими руками нажала на ручной тормоз, который, разумеется, никак не прореагировал. Мир перевернулся, море и воздух поменялись местами, я оказалась в воде, затем под водой, отчаянно колотя руками по песчаному дну и задыхаясь от попавшей в легкие холодной соленой воды.

К счастью, там было совсем мелко, не более метра. Чертыхаясь, я сидела в воде, пытаясь понять, где утонул руль и не повредила ли я себе что-нибудь. К счастью, у меня лишь немного болело правое запястье и слегка саднило колено. Серьезных повреждений, кажется, не было.

В воде меня начало колотить от холода, я выловила руль и поспешила вылезти на берег. Велосипед валялся в нескольких метрах от дорожки, провода ручного тормоза порвались и бесполезно извивались где-то сбоку. Он пришел в полную негодность, а я стояла около него насквозь промокшая и совершенно растерянная…

И все же я постаралась взять себя в руки. Привинтила на место руль, затянула крепеж как можно сильнее и осторожно двинулась в путь. Удивительно, как это у меня так незаметно разболтался руль, — ведь совсем недавно я осмотрела велосипед, проверила и смазала все узлы. Непонятно… Я понимала, что хотя и искупалась в море, но в общем-то легко отделалась. Я могла слететь с велосипеда на крутом спуске с горы — по дороге на работу у меня есть несколько таких мест — или выруливая с маленькой дорожки на трассу. А ведь я даже не надеваю каску…

Может, это была шутка какого-нибудь проходящего мимо идиота? У меня был экзотического вида старый велосипед с мужской рамой, который я собственноручно покрасила зеленой краской. Он и раньше привлекал внимание прохожих, пару раз мне даже прокалывали шины и откручивали ниппели. Но я его любила и ни за что не променяла бы на современную безликую модель. Интересно, кого на этот раз разозлило мое видавшее виды транспортное средство? Или кто-то неровно дышал к его владелице?

Пока я ставила велосипед у входной двери, зубы у меня стучали так, что, казалось, было слышно на всю округу. Я быстро прошла в ванную комнату, стягивая с себя по дороге мокрую одежду, и минут десять стояла под таким горячим душем, какой только могла выдержать.

Когда, закутавшись в теплый махровый халат, я наконец вышла в гостиную, Антти взглянул на меня с тревогой в глазах.

— Что с тобой произошло?

— Упала с велосипеда и угодила прямо в море. Давай выпьем чаю. — Я попыталась придать своему голосу самый беззаботный тон, но мне на самом деле было страшно. И, несмотря на нашу утреннюю стычку, так хорошо, что Антти сидел сейчас рядом.

— Ты упала в море? Как это тебя угораздило? Где?

— Когда ехала по волнорезу, у меня как нельзя кстати отвалился руль.

— Что значит — отвалился? Мы же недавно все проверяли, подкручивали и смазывали.

— Похоже, кто-то решил надо мной подшутить. — Мой беззаботный тон не смог обмануть Антти.

— Бедная моя, как же ты, наверное, испугалась.

Антти привлек меня в объятия, я не сопротивлялась.

— У тебя холодный нос. Пожалуйста, надень шерстяные носки, а то простудишься. Сейчас я тебе разведу витамин С.

Я почувствовала, что сейчас расплачусь. День был таким длинным и тяжелым, мне до сих пор было страшно. Кому понадобилось ослаблять крепление на руле? Антти нежно гладил меня по голове, Эйнштейн терся о мои ноги, сочувственно мурлыкая. И было приятно думать, что, несмотря на затаившегося где-то злоумышленника, я нахожусь под надежной защитой друга и огромного кота.

 

Глава 8

Черная блестящая ночь

Я сидела на волнорезе, вглядываясь в море. Вдруг из воды появились бледные, покрытые тиной руки, схватили меня и потянули в глубину. Я в ужасе отбивалась, но руки держали крепко и постепенно затягивали все глубже и глубже. Под водой я разглядела зеленое лицо Санны и покрытое чешуей тело с русалочьим хвостом. Она пришла, чтобы забрать меня с собой…

Я очнулась от сна, когда Эйнштейн, потревоженный моими нервными движениями, спрыгнул с кровати и случайно включил стоявшее на полу радио. Было пять утра. За окном шумели птицы. Я натянула на ухо подушку и, прижавшись к Антти, забылась тревожным сном еще на пару часов.

Выпив утренний кофе, мы с Антти занялись велосипедом. С ним все было в порядке, руль совершенно точно не мог отвалиться сам по себе. Я заметила в глазах Антти тревогу.

— Похоже, твой ярко-зеленый железный конь кого-то здорово раздражает. И все-таки трудно представить, что кто-то просто так гуляет с гаечным ключом в кармане. Может, у тебя есть тайный недоброжелатель? — озабоченно поинтересовался он.

Я снова занервничала. Кому надо было портить мне жизнь? И вспомнила, что Аннамари пару раз выходила на улицу. Но она не производила впечатления человека, умеющего обращаться с гаечным ключом. Затем я попыталась вспомнить все места, где в последние дни оставляла велосипед, и занервничала еще сильнее.

— Ты уверена, что эта авария с велосипедом не имеет отношения к расследованию смерти Арми? — спросил меня в лоб Антти, когда я открывала дверь, чтобы отправиться на работу. Я не нашлась что ответить и тихо выскользнула на улицу.

На улице было прохладно, над морем поднимался туман, даже собачников на побережье оказалось меньше, чем всегда. Я заметила, что кручу педали медленнее обычного, — болела коленка. Надеюсь, вечером я все же смогу выйти на свою обычную пробежку.

После обеда я зашла навестить Киммо и страшно разозлилась, услышав, что Перец уже успел допросить его, даже не известив меня об этом. Если бы Стрем был на месте, я бы высказала ему в лицо все, что о нем думаю. А в этот раз предложила Киммо составить официальную жалобу и впредь отказываться от допросов, если на месте нет его официального представителя. Но в ответ он лишь покачал головой.

— Ты думаешь, это что-то изменит? Они уже решили, что я виновен… И я все равно попаду в тюрьму… Да мне уж все равно, ведь Арми больше нет… — Он безвольно, как тряпичная кукла, сидел на неудобном стуле и тер кулаком красные глаза. Мне захотелось дать ему пинка.

— Киммо, очнись! Это не роман Кафки, а реальная жизнь. Никто не сможет посадить тебя в тюрьму, если ты действительно не убивал Арми! И почему ты мне раньше не сказал, что Арми считала смерть Санны убийством? Что она говорила?

— Точно не помню… — Он так жалобно шмыгнул носом, что мне захотелось сию же минуту уйти. — Я не понимаю, откуда Арми это взяла. Мне кажется, она просто пыталась утешить таким образом моих родителей. Но я совершенно уверен в том, что Санна на самом деле покончила с собой. — И Киммо взглянул невидящим взглядом куда-то вдаль. Я вспомнила зеленое лицо Санны, привидевшееся мне во сне, и подумала, снилась ли она ему когда-нибудь тоже?

— Да, Санна как-то говорила мне, что собирается начать новую жизнь, когда ей исполнится тридцать лет. Она так мечтала быть счастливой, ей было хорошо с Маке, но она уже не могла отказаться от наркотиков и алкоголя. К тому же Арми плохо знала Санну, она просто верила всяким сплетням. Может, Санна покончила с собой потому, что поняла: она никогда не сможет изменить свою жизнь. Ты прочти хотя бы то стихотворение, которое она оставила перед смертью на своем столе. Да и Антти считал, что это самоубийство.

— А почему Арми только сейчас заговорила о том, что Санну убили? Ведь прошел целый год.

— Она сказала, что только сейчас обнаружила некоторые закономерности и связи. И что лишь недавно прочла это стихотворение на финском языке. По ее мнению, оно символизирует возрождение, а никак не смерть. Не знаю, я в литературе не особо разбираюсь! Прочти сама!

Слова Киммо удивили меня. Ведь Арми тоже не производила впечатления знатока поэзии. Я вспомнила, что видела у нее на книжной полке лишь томик Эйно Лейно да какие-то журналы. Вряд ли на досуге она занималась анализом литературного творчества Сильвии Плат.

Я отдала Киммо несколько книг о природе, которые передал ему Антти. Надеюсь, они хоть немного помогут ему коротать тоскливое время в камере. После работы я отправилась к Марите подшивать кожаную юбку. К моему великому разочарованию, ей было некогда со мной разговаривать — к ней в гости пришли коллеги с работы.

— Собрались посплетничать, — мрачно произнесла она на кухне, усаживаясь за швейную машинку. И лишь в этот момент я поняла, каким серьезным потрясением оказалась смерть Арми для всей Тапиола, как взбудоражила она всех жителей. Пожалуй, стоило остаться с гостями Мариты и послушать, что люди говорят о случившемся.

Марита нагнулась над швейной машинкой, и я увидела у нее под ухом огромный багровый синяк, начавший уже желтеть по краям.

Когда я подшивала край, на кухню ворвались близнецы и кинулись к кувшину с соком. Толкаясь и расплескивая сок, они напились и лишь после этого заметили меня.

— Мария, привет! Ты же полицейский, значит, это ты задержала Киммо, да? — начал разговор Матти.

— Я больше не работаю в полиции, — ответила я, откусывая последнюю нитку.

— А, понятно, его схватили те плохие полицейские, которых показывают в кино и по телевизору!

У меня не было сил вступать с ним в дискуссию о системе правоохранительных органов Финляндии, и я лишь согласно кивнула.

— Эти плохие полицейские однажды забрали в тюрьму Оде, Санна тогда плакала, — пояснил Микко.

Оде, Отсо… Ангел упоминала о каком-то Оде, Аннамари говорила про Отсо Хакала — мужчину, который избивал Санну и впоследствии сел в тюрьму за наркотики. На мой взгляд, он тоже подходил на роль возможного убийцы.

— Так Киммо и вправду убийца? А почему нам никто ничего не рассказывает? — возмутился Микко, и, прежде чем я успела открыть рот, они выбежали из кухни, словно и не хотели услышать мой ответ. Я знала, что Марита с нетерпением ожидает окончания учебного года и наступления каникул, чтобы отправить мальчишек в Инкоо к Саркела до тех пор, пока ситуации немного успокоится.

Вернувшись домой, я переоделась и начала собираться на пробежку. Колено почти не болело, но во время бега сильно отдавало в правое плечо, особенно на крутых поворотах извилистой дорожки. Я выбрала маршрут в сторону острова Кархусаари, мне давно хотелось полюбоваться видами старой усадьбы. Я бежала по пустынным дорожкам парка, сосредоточенно глядя вниз и стараясь не спотыкаться об узловатые корни старых деревьев. Вскоре городской шум остался позади, вокруг слышалось лишь пение птиц и шум леса. Дорожка привела меня на берег, там я сделала несколько упражнений на растяжку и направилась в обратный путь по узкой лесной тропинке. И в этот момент за спиной раздался треск веток, громкие шаги и тяжелое дыхание. Кто-то преследовал меня, пытаясь догнать.

Я побежала быстрее. Терпеть не могу, когда кто-то бежит следом, дыша в затылок. Я попыталась оглянуться через плечо, но увидела лишь мелькавший между деревьями темный спортивный костюм. Я заметила, как преследователь сократил дорогу, повернув на тропинку, которая вела напрямую на берег. Может, он затаился, чтобы неожиданно напасть на меня и столкнуть в море, как Санну?..

Я чуть не упала, споткнувшись о корень вековой ели, и это немного привело меня в чувство. Кому и зачем понадобилось бежать за мной? Видимо, случай с велосипедом произвел на меня слишком сильное впечатление… И все же я вздохнула с облегчением, вернувшись на побережье, где прохаживались парочки и хозяева выгуливали своих псов.

В районе девяти я стала собираться в клуб «Бизар». Натянула на себя старое блестящее трико, в котором когда-то занималась в спортзале, колготки в сеточку. Облик завершали короткая кожаная юбка и туфли на семисантиметровых шпильках, в которых я с трудом передвигалась. Да, надо чаще ходить на каблуках… В течение четверти часа я поливала голову лаком самой сильной фиксации, который только смогла найти, пытаясь поставить волосы дыбом. В старой косметичке я обнаружила бледно-розовую рассыпчатую пудру, подвела черные стрелки на глазах, губы покрасила помадой цвета пожарной машины. Раньше я ругала себя, что ленюсь выбрасывать старую косметику, но сейчас она оказалась очень кстати.

В прихожей накинула на плечи старую кожаную куртку и обернулась к зеркалу. Оттуда на меня смотрела юная Мария в панковском прикиде, как десять лет назад. Яркий боевой раскрас, прическа дыбом, похожая на небольшое птичье гнездо, кожаная униформа. И хотя прошло не так уж много времени, я поняла, что здорово изменилась за эти годы. Я стала красивее, во взгляде прибавилось уверенности, ушел внутренний страх. Ни за что на свете я не хотела бы снова стать той закомплексованной девочкой-подростком, какой была еще недавно.

Я спустилась по ступенькам и постучала в кабинет Антти:

— Посмотри на меня, пожалуйста.

Он взглянул, и я заметила, как широко раскрылись его глаза.

— Вау! Одевайся так каждый вечер! А ну-ка повернись. У тебя под курткой что-нибудь есть? Послушай, может, мне все же пойти с тобой? Страшно отпускать тебя одну в таком виде, — ухмыльнулся он.

— Не волнуйся, я смогу за себя постоять, — улыбнулась я в ответ. — Надеюсь, что не встречу в автобусе клиентов нашей конторы. Надо для смелости глотнуть чего-нибудь покрепче, составишь компанию?

— Я собирался еще поработать сегодня вечером, поэтому просто посижу с тобой.

Антти работал над докторской диссертацией, и периодически трудовой энтузиазм сменялся у него порывами отчаяния — тогда он метался по кабинету, расшвыривая в стороны бумаги и тоскливо вопрошая, буду ли я его любить, даже если из него ничего не выйдет. «Ничего» в данном случае обозначало доктора наук. После защиты диссертации он планировал уехать на некоторое время поработать за границу. Скорее всего в Соединенные Штаты. Мне же в Америке было совершенно нечего делать, разве что помогать доблестным агентам ФБР ловить международных преступников, хотя вряд ли они нуждались в помощи финской полиции в моем лице.

Я щедро налила в стакан лимонной водки, плеснув сверху спрайта. По-хорошему, мне не следовало пить: все-таки я шла на работу, а не развлекаться, — но я чувствовала, что надо взбодриться.

— Интересно, как человек может относиться к тому, что всю его жизнь выворачивают наизнанку перед другими, чтобы снять с него подозрение в убийстве? — вдруг спросил меня Антти.

— Лично у меня нет никаких грязных секретов. Почему ты спрашиваешь? Не хочешь, чтобы я туда шла?

— Не знаю… Может, просто немного ревную… Не понимаю, чего ради ты так носишься с этим Киммо?

Мне стало смешно. Я относилась к Киммо как старшая сестра, не более того…

— С тобой бы я носилась в пятнадцать раз больше, — попыталась отшутиться я. — А потом, знаешь, хочу докопаться до истины. Мне кажется, что в этом деле мы видим лишь верхушку айсберга, а большая часть произошедшего пока скрыта от глаз… — Я вспомнила, что говорила Минна о смерти Санны, но пока никому не хотела об этом рассказывать — даже Антти.

Он проводил меня до автобусной остановки. Я никак не могла найти проездной — наверное, потеряла его, когда упала с велосипеда в море. Жаль, могла бы ездить по нему еще две недели… Казалось, меня рассматривает весь автобус, хотя по дороге встретилась всего пара знакомых.

Мне пришлось проковылять довольно приличное расстояние на каблуках по пустынной территории бывшего завода, пока я наконец не обнаружила нужную дверь необходимого мне ангара. Скоро все эти заброшенные здания будут снесены, а на их месте построят новые жилые кварталы.

В дверях стоял здоровый, совершенно лысый парень в кожаном комбинезоне на голое тело, внутри толпился народ. Я почувствовала возбуждение, впервые в жизни попав на такую необычную и «жесткую» вечеринку.

Два складских ангара были соединены небольшим проходом, горело всего несколько ламп, на стенах в подсвечниках мерцали свечи. Длинный стол, пара стульев, в дальнем помещении — барная стойка и самодельная сцена с какими-то непонятными мне предметами. Играла «АББА». Я купила билет у странной девушки в черном парике, одетой в темное бархатное платье.

— Не знаешь, Ангел уже здесь? — спросила я у нее.

— Видишь ту девушку с длинными волосами? Вон, около бара. Это и есть Ангел.

На стене у входа висело два монитора, на одном крутился какой-то доморощенный порнофильм плохого качества, на втором — клипы Мадонны. Я неуверенно прошла на своих каблуках в дальний ангар к бару. К моему удивлению, вокруг было довольно много мужчин в обычной повседневной одежде, которые пристально рассматривали меня. Никогда раньше я так откровенно не чувствовала себя сексуальным объектом.

Ангелом звали девушку с невероятно длинными волосами. Я вспомнила, что не раз видела эти роскошные золотистые волосы, спускавшиеся почти до колен своей обладательницы перед собой на лекциях в университете.

Ангел… Она действительно заслуживала это имя. У нее было прекрасное, словно нарисованное художниками эпохи Ренессанса лицо, которое она почти не портила косметикой. Но на этом сходство с Ренессансом заканчивалось. Девушка была одета в черное облегающее платье, расклешенное к полу, словно хвост русалки. Огромный вырез демонстрировал молочной белизны грудь. Она казалась воплощением смелой мужской мечты.

— Ты, наверное, и есть Ангел, да? А я Мария, я звонила тебе по поводу Киммо.

— Привет. Возьми себе что-нибудь выпить, и пойдем куда-нибудь в сторонку поболтаем.

Я взяла с барной стойки пол-литровую бутылку белого вина и сделала большой глоток прямо из горла, не утруждая себя поиском бокала.

В начале беседы я попросила разрешения записать наш разговор на маленький карманный диктофон, который приобрела, еще работая в полиции. Благодаря этому диктофону я чувствовала себя самым настоящим детективом. Мимо меня проплывали странно одетые, чудные люди — казалось, что я в кино. Звучал голос Клауса Номи, сцена периодически скрывалась в клубах бутафорского дыма, усиливая впечатление нереальности происходящего.

Я поинтересовалась у Ангела деятельностью клуба. Она объяснила, что это просто клуб по интересам, вот только интерес у присутствующих был довольно необычный.

— Мне показалось, что сюда приходят просто снять себе партнера на ночь. Сколько парней уйдут сегодня отсюда с девочками? И почему большая часть этих ребят в совершенно обычной одежде? — Я выпила уже больше половины своей бутылки, и вопросы сыпались из меня как из рога изобилия.

— Я так не считаю. Обрати внимание, здесь соотношение мужчин и женщин один к трем. Причем половина женщин — лесбиянки и прекрасно знакомы друг с другом. А из другой половины у многих есть постоянный партнер, с которым они сюда и пришли. Так что свободных мужиков здесь не так уж и много, не беспокойся, — криво усмехнулась Ангел.

— А зачем Киммо сюда приходил?

— За тем же, за чем и многие другие: еще раз убедиться, что он такой не один, что людей его породы много. Продемонстрировать свой прикид, посмотреть на других. Ну и уж точно не за сексом. Я же тебе говорила по телефону: он был слишком привязан к своей Арми. Он был активным членом нашего клуба, даже выпускал различную рекламу и информационные листки вместе с Джоуком. — Она произнесла это имя на английский манер слова «joke» — «шутка». — Он должен сейчас прийти, я вас познакомлю.

— А что за представления вы здесь устраиваете?

— Киммо всегда выступал в роли мазохиста. А я была кем придется — когда госпожой, когда рабыней. Я, знаешь ли, люблю и женщин, и мужчин. — Она с вызовом мне улыбнулась. — А еще мы делали шоу, в которых я по-разному унижала Киммо — связывала, била, душила. И, надо сказать, его это здорово возбуждало, но он никогда не шел дальше. На сцене и в обычной жизни он вел себя по-разному. Здесь — смелый и раскованный, а в жизни тихий и застенчивый. Извини, подожди секунду, я сейчас вернусь.

Ангел ушла, и мне стало совсем неуютно. Я взяла еще вина и теснее прижалась к стене, разглядывая публику. Посреди зала танцевала странная пара — высокая, с меня ростом, женщина, одетая в ультракороткую прорезиненную юбку в обтяжку, вся увешанная железными цепями, и тощий мужчина с блестящими от геля волосами, наряженный в резиновую нацистскую форму. Похоже, муж и жена решили оторваться и хорошо провести время. Интересно, как им удалось так вырядиться втайне от всеведущих глаз детей?

В воздухе осязаемо чувствовалось напряженное ожидание. Все оценивающе рассматривали друг друга. Какой-то странный парень в наряде из сетки приблизился ко мне, окидывая голодным взглядом. Я быстро отвела глаза, уставившись в боковую стену. Два молодых парня, одетых с головы до ног в черную кожу, страстно целовались в углу. Лысоватый мужчина, похожий на налогового инспектора, жадно их рассматривал. Парень в сетке подошел ближе, но, к счастью, в этот момент вернулась Ангел и он разочарованно отошел в сторону.

— Возникли вопросы по сценарию. За это всегда отвечал Киммо, и он обычно все очень четко планировал. А я исполняла. Он никогда не вылезал вперед, ему нужна была рядом доминирующая личность. Он же мазохист чистой воды и всегда стремился устроиться так, чтобы рядом был кто-то посильнее его.

— Знаешь, он сейчас в тюрьме, совершенно один, без поддержки… Выглядит очень подавленным. Я за него переживаю…

Ангел усмехнулась.

— Вот и я совершенно не могу представить, что он прикончил эту… как ее… Арми. Он же совершенно пассивная личность. И хотя все эти люди вовсе не являются образцовыми гражданами, но на практике они все же никогда не осмеливаются воплощать в жизнь свои фантазии. Тем более я не припомню, чтобы его когда-нибудь возбуждала тема убийства.

— Ты говорила, что Киммо сюда привела Санна. Расскажи мне о ней.

— Санна появилась, когда здесь все только начиналось. Ее привел некий Оде Хакала — опасный тип, он спекулировал наркотиками. Сейчас, насколько я знаю, он уже пару лет сидит в тюрьме. Они с Санной частенько ругались и даже дрались. Причем это был не спектакль, он бил ее всерьез, пару раз мне даже приходилось разнимать их. Мы с ребятами тогда думали, стоит ли нам принимать их в свою компанию. Ты знала Санну?

Я кивнула, и Ангел продолжила:

— Значит, ты меня понимаешь. Санна была такой женщиной, которой можно простить все. Она была очаровательна, несмотря на все свои пьянки и наркотики. Когда Оде сел, ей стало немного легче. Мы с ней ходили на одни и те же лекции в университете. Жаль, что ее совсем не интересовали женщины… Я видела ее за два дня до смерти. Она была свежа, как весенний цветок и рассказала мне, что наконец-то нашла себе парня, с которым хочет начать новую жизнь. Мы так хорошо поговорили… А через несколько дней позвонил Киммо и сказал, что она умерла. Знаешь, я почти не удивилась: у меня было чувство, будто я знала, что это произойдет.

Я на секунду прикрыла глаза и представила Санну в этих бетонных стенах — старая кожаная куртка с закатанными рукавами, шрамы на тонких руках, удивленный взгляд распахнутых карих глаз.

— Санна навещала этого Оде в тюрьме? — поинтересовалась я.

Ангел не знала. Если бы я до сих пор работала в полиции, то легко могла бы уточнить передвижения Хакала на момент смерти как Санны, так и Арми. На мой взгляд, он идеально подходил на роль убийцы — сидящий в тюрьме преступник, человек, с которым я не была знакома.

— Вон тот парень из полиции — вдруг сказала Ангел, махнув рукой в сторону усатого мужчины в джинсах, который в данный момент что-то заказывал у барной стойки. — Удивительно, почему на все наши вечеринки они всегда присылают одного и того же полицейского; мы его уже давным-давно вычислили.

Мне показалось, что с этим усатым я тоже где-то встречалась. Возможно, он работал в смежном отделе в полиции, хотя я не была уверена. В любом случае я не хотела, чтобы он тоже меня узнал.

— Может, он здесь из-за Киммо?

Если Перец не совсем дурак, он непременно должен был проверить и эти связи обвиняемого.

— Может быть, но тогда он должен был бы представиться. Бедняга думает, что никто не знает, кто он такой, хотя любой за версту признает в нем полицейского. Представляешь, они, наверное, там жребий тянут, кому идти на наше шоу, и страшно завидуют тому, кто вытащил счастливый билет, — захихикала Ангел.

— Интересно, а я похожа на полицейского? Ведь до юридического факультета я окончила школу полиции. Что ж теперь поделаешь, если выправка даже со спины видна? — ехидно поинтересовалась я у собеседницы, но та лишь захихикала в ответ. Я немного смутилась, глотнула еще вина из горлышка и отправилась искать туалет.

В ангаре его, разумеется, не было, лишь довольно далеко на улице виднелась пара кабинок. Стояла темная ночь, по дороге к туалету я заметила, что ноги у меня заплетаются сильнее обычного, причем не только из-за высоких каблуков — дают о себе знать вино и лимонная водка. Надо сосредоточиться, иначе вечер может для меня плохо закончиться. Перед глазами стояла Ангел. Она явно кокетничала со мной, дразнила, улыбалась и строила глазки. Почему меня это тревожит? Неужели она смогла задеть неизвестные мне самой стороны моей натуры? Удивительно, насколько мы плохо себя знаем…

Я зашла в кабинку, закрыла дверь на щеколду. И в этот момент услышала на улице шаги. Я заметила, что остальные кабинки не заняты, но внутрь никто не зашел. Значит, кто-то поджидал меня снаружи.

Сердце испуганно заколотилось. Наверняка это был один из завсегдатаев в резиновом костюме или сетке, который выследил, как я вышла из ангара, и теперь чего-то от меня хочет… Я на мгновение растерялась, но быстро собралась с духом: в конце концов, я взрослая женщина, а не тварь дрожащая. К тому же у меня всегда с собой в сумке небольшой финский нож. Выдохнув, я резко открыла дверь.

Совершенно лысая женщина как раз тушила о землю окурок. Проходя мимо меня, она хмыкнула:

— Я так привыкла, что любовница не разрешает курить в доме, что даже в уличный туалет мне как-то неудобно с сигаретой заходить…

В этот же момент из соседней кабинки вышел мужчина. Я загляделась на него: он был с Антти ростом, и на голове — завязанные в хвост кудри, которым позавидовал бы любой рокер. Кожаный костюм сидел на нем как влитой, на ногах — тяжелые ботинки. На мгновение мне захотелось проверить, не разучилась ли я еще с легкостью обращать на себя внимание противоположного пола, но тут же мысленно дернула себя за ухо. Я не развлекаться сюда пришла, а на работу.

Пока меня не было, на эстраде начало происходить какое-то действо. Толстый, весь в татуировках мужик сидел посреди сцены в позе лотоса и прокалывал себе кожу иголками, которые, предварительно простерилизовав, ему подавала тощая унылая женщина, тоже вся с ног до головы покрытая татуировками. Через дымовую завесу пробивался запах больницы. В центре помещения, извиваясь и раскачиваясь в разные стороны, танцевал юноша на высоких каблуках. Я почувствовала себя совершенно потерянной и, несмотря на принятое раньше решение, направилась к бару за второй бутылочкой вина. Оно мне показалось гораздо лучше на вкус. Подошла ближе к сцене, пытаясь сосредоточится на происходящем, — вот мужчина втыкает иглу в кожу, и она выходит из ноги, потом из руки… Наконец он воткнул иголку себе в шею. Интересно, это приглашенный йог или дяденька так накачался, что впал в транс и не чувствует боли?

— Привет, подруга! И как тебе все это нравится? — Я автоматически взглянула в направлении голоса и увидела симпатичного парня в самой что ни на есть обычной одежде — джинсах, белой футболке и кожаной куртке.

— Что-то не особо.

— Может, тогда пойдем потанцуем?

Он приобнял меня, и мы пошли танцевать. Звенела музыка, гремели барабаны; я почувствовала, будто мне снова восемнадцать и я первый раз, как взрослая, пришла в хороший ресторан и меня пригласил классный парень… И я мечтаю о том, что именно он окажется тем любимым и единственным, на всю жизнь… Из динамиков лился хит девяностых «Я хочу тебя любить», и мне казалось, что рядом со мной танцуют мои друзья, знакомые, Санна…

Санна. Я же не танцевать сюда пришла. Музыка смолкла, и я направилась к краю танцпола. Мой кавалер следовал за мной.

— Не хочешь больше танцевать? Какая у тебя замечательная юбочка! — Он смерил меня взглядом, достойным гинеколога Хельстрема. — Что ты здесь делаешь? А ты как предпочитаешь — быть госпожой или рабыней?

— Мне, знаешь ли, нравится по-разному. Я по гороскопу Рыба — изменчивая и исчезающая, — ответила я, пытаясь говорить с той же интонацией, что и Ангел.

— Ах вот оно как… Звучит заманчиво… Меня зовут Себастьян. — Он протянул мне руку.

Я пожала.

— Мария.

— Дева Мария?

Я отдернула руку.

— Это старая шутка. К тому же не лучшая.

— Прости меня, повелительница. В следующий раз придумаю что-нибудь другое. — И Себастьян церемонно поклонился мне, будто придворный своей королеве. Я не придумала ничего лучше, как надменно кивнуть в ответ.

— Не люблю, когда повторяют старые шутки. — С этими словами я направилась к выходу, где увидела Ангела, которая беседовала с тем самым высоким красивым мужчиной с роскошными, стянутыми в хвост темными кудрями. Она заметила меня и приветливо махнула рукой.

— Познакомься, это Джоук, — представила она мне парня.

Тот начал расспрашивать о Киммо. Его взволнованный голос не слишком соответствовал общему облику. На поясе у красавца висела плетка, и он был похож на мрачного готического героя, который, как и полагалось в те времена, сначала наказывает свою женщину плеткой, а потом ласково целует, заключив в нежные объятия.

— Вы будете готовы выступить в защиту Киммо? Рассказать, что в своих играх он никогда не стремился к насилию? Объяснить, что… О черт!

У двери стоял комиссар уголовной полиции Пертти Стрем, собственной персоной, высокомерно помахивая удостоверением перед носом продававшей входные билеты девушки. Он прошел внутрь, не заплатив, разумеется, за вход, и теперь, вытягивая шею, рассматривал толпу с таким же выражением лица, какое я видела у своей матери, когда она перебирала горох, откидывая негодные горошины.

— Вот, полюбуйтесь, это тот полицейский, который задержал Киммо, — пояснила я удивленным Ангелу и Джоуку. Перец тоже нас заметил. Возможно, он не был полностью уверен в виновности Киммо и пришел сюда, чтобы получить какую-нибудь информацию, за которую можно было бы зацепиться. Я вспомнила, как, работая в полиции, тоже использовала любую возможность, чтобы продвинуться в расследовании.

Но сочувствие, которое я испытывала к нему, растаяло как дым, когда он бесцеремонно направился к нам и громко произнес:

— Мне следовало раньше догадаться, почему ты, Мария, так яростно защищаешь этого извращенца. Ты ведь, оказывается, и сама такая же.

— Осторожнее, это заразно, — ответила я ледяным тоном. — Хотя я твердо уверена, что ты и сам можешь давать уроки садизма.

Перец не мог отвести глаз от моей юбки и колготок в сеточку.

— Если бы я знал, что ты тоже увлекаешься этими делами, то арестовал бы за убийство тебя, а не Хяннинена. Разумеется, тебе надо было убрать с дороги эту Арми, чтобы самой резвиться с Киммо.

Эта мысль была настолько абсурдна, что я рассмеялась Перцу в лицо.

— А почему бы мне тогда не прикончить своего гражданского мужа? — ехидно поинтересовалась я, допивая остатки вина из бутылки, чтобы не было искуса выплеснуть их Перцу в лицо. Вместо ответа тот повернулся к Джоуку и Ангелу и начал задавать примерно те же вопросы, что и я, только облекая их в неприятные официальные формулировки. Я потихоньку включила диктофон, хотя прекрасно знала, что это незаконно. И почувствовала, что уже достаточно пьяна для каких-либо разумных действий, поэтому решила просто расслабиться и приятно провести остаток вечера.

Несмотря на хмель в голове, я заметила, что Перец довольно грамотно формулировал вопросы. Вряд ли ему удалось узнать у Ангела и Джоука больше, чем мне, — уж очень настороженно они относились к полиции и говорили, тщательно взвешивая каждое слово. Джоук как раз рассказывал ему о статье, которую Киммо написал для клубной газеты, когда мне снова понадобилось в туалет и я вышла.

В кабинке я подумала, что, пожалуй, пора возвращаться домой. И решила зайти внутрь и попрощаться с Ангелом и Джоуком, а затем тихо исчезнуть.

Вдруг из тени деревьев выскользнул человек в кожаной куртке и резко схватил меня за руку.

— Так легко ты от меня не отделаешься, Мария, — прошипела тень, сделав неприятным тоном ударение на моем имени, и я узнала Себастьяна. Его глаза сверкали ненавистью, было в них что-то еще более страшное, во что мне совсем не хотелось вникать.

— Убери лапы! — Я попыталась вывернуться, используя приемы самозащиты, но он держал меня крепко. Тогда я неожиданно ударила его ногой по ребрам. Он согнулся от боли пополам и опустился на колени на асфальт.

— В следующий раз внимательнее выбирай, к кому можно приставать, а к кому нет, — назидательно сказала я и поспешила внутрь ангара. Ничего, не так уж и сильно я ему врезала, он скоро придет в себя, поэтому мне действительно лучше побыстрее уйти.

Перец все еще мучил расспросами Джоука, но я больше не могла играть роль доброй самаритянки, пора было спасаться самой. Я вышла в заднее помещение, где Ангел беседовала с двумя разряженными лесбиянками. На сцене происходило действо, явно слизанное с драгшоу Мэрилин Монро. Я прислушалась к разговору — они тоже обсуждали Киммо и полицию. Я так устала от этих разговоров, что не отказалась, когда лысая девушка с острыми глазками предложила мне хлебнуть виски из ее фляжки.

— До чего же все женщины здесь роскошно одеты, — улыбнулась я проплывавшему мимо меня в танце транссексуалу, одетому как домохозяйка шестидесятых годов. — И какие интересные у людей фантазии… Интересно, этот, — я кивнула вслед транссексуалу, — действительно хочет походить на домохозяйку? И мечтает видеть своей партнершей девушку в платье в мелкий цветочек и в синем переднике?

— Надеюсь, когда-нибудь ты сможешь увидеть Киммо во всей красе, — промолвила Ангел. — Он всегда одет лучше всех присутствующих мужчин.

— А ты знаешь парня по имени Себастьян? — поинтересовалась я. — Он был чересчур назойлив, мне пришлось немного охладить его.

Ангел отрицательно покачала головой.

— Среди постоянных посетителей такого нет. Смотрите, Джоук наконец вырвался из когтей полиции.

Джоук приблизился к нам танцующей походкой. Перца нигде не было видно. Себастьяна, к счастью, тоже. Я бродила в толпе гостей, прислушиваясь к долетавшим до меня разговорам. В основном обсуждали Киммо. Он всем нравился, никто не верил, что он настоящий убийца. Я поплыла в толпе черных одежд, кроваво-красных губ, сигаретного дыма, немного потанцевала с Джоуком, перехватив мимоходом бутылку пива…

Взглянула на часы и пришла в ужас — полтретьего, и я совершенно пьяна.

В этом клубе-ангаре не оказалось даже телефона, и никто не знал, где находится ближайшая стоянка такси. У меня не было другого выхода, как поймать машину на трассе.

Каблуки звонко стучали по асфальту. Я безуспешно пыталась идти ровно, не шатаясь. Внутренний голос опытного полицейского говорил, что ночью с пьяной, откровенно одетой одинокой женщиной может произойти все, что угодно. На что голос старой феминистки отвечал, что даже ночью пьяная и откровенно одетая женщина имеет право спокойно ходить по дорогам.

— Мария! Мария-я-я! — прозвучал в тишине знакомый мужской голос. Это был очень знакомый голос, но казался таким странным в ночи, что я испугалась. Кто это? Себастьян? Я не стала ждать, когда появится обладатель голоса, а рванула по асфальту бегом в сторону, где виднелись люди и сверкали огни витрин. Еще какое-то время крики звучали за моей спиной, наконец я подбежала к стоянке такси. Но и здесь мне не везло — занятые машины проносились, не останавливаясь, мимо.

Вдруг передо мной притормозил темно-синий «сааб».

— Привет, Каллио, почему ты меня не подождала? Садись в машину, — услышала я приказ Перца.

— Я ни за что добровольно не сяду с тобой в одну машину, Стрем!

— Хочешь, чтобы я тебя задержал?

— На каком основании?

— Появление в общественном месте в пьяном и неподобающем виде. Тебе куда? В Тапиола?

«Сааб» выглядел очень привлекательно. Стоило мне принять предложение Перца, и всего через десять минут я окажусь рядом с горячим душем и теплой постелью. И я, проглотив гордость, скользнула на переднее сиденье. Да и пара сэкономленных десяток не повредит моему бюджету.

— Слушай, а почему ты ушла из полиции? — вдруг спросил Перец, выруливая на дорогу.

— Мне не подходит эта работа.

— Ты хочешь сказать, что работа юриста тебе подходит больше? Твой поход в это злачное место был исполнен в лучших традициях частного детектива.

— На что только не пойдет хороший юрист ради своего клиента! Стрем, черт возьми, почему ты не пригласил меня на допрос Киммо? Еще раз, и я напишу на тебя официальную жалобу!

— А он и не требовал адвоката. Ты уверена, что не тратишь сейчас совершенно бездарно свое время?

— Ты имеешь в виду защиту Киммо?

— Я имею в виду работу адвоката вообще. Ты что, действительно хочешь просидеть тридцать лет за письменным столом, перекладывая бумажки и выступая в суде с идеями, с которыми совершенно не согласна? Это же не твое. Тебе нужна активная деятельность, это видно невооруженным глазом. И кроме того, аморально представлять преступника и убийцу невинной овечкой.

— А по-моему, гораздо более аморально стремиться посадить невиновного в тюрьму, вместо того чтобы приложить все усилия и найти настоящего убийцу! Черт возьми, ты даже не проверил все возможности! — Несмотря на хмель, я поняла, что сболтнула лишнее. Ведь это я должна была все проверить, прежде чем намекать Перцу на связь случившегося со смертью Санны.

— Послушай, Каллио! Если ты скрываешь от меня какую-то информацию, то быстро окажешься рядом с Киммо.

— Ничего я не скрываю, и не надо меня пугать! Останови машину, я выйду!

Нарушая все правила, Перец резко затормозил. Отсюда до моего дома было не более десяти минут пешком, но Перцу об этом говорить не стоило. Я сняла обувь и пошла босиком. И по дороге размышляла о том, что, если бы меньше пила и по-другому строила разговор с людьми, мне, возможно, удалось бы узнать намного больше. Хотя ничего страшного: надеюсь, запись на диктофоне даст мне необходимую пищу для размышлений. К тому же я очень неплохо провела время!

 

Глава 9

Как и та, другая, девушка

— Даже если я что-то и перепугала, ты не можешь меня ни в чем обвинить! — злобно огрызнулась по телефону Маллу. Было утро четверга, и я решила еще раз уточнить ее передвижения на момент смерти Арми.

— Кроме того, я уже ответила на все вопросы полицейских, а ты, насколько мне известно, вовсе не работаешь в полиции.

— Маллу, послушай, давай все-таки еще раз встретимся. — Мне было трудно возразить — официально я действительно не имела права ее допрашивать.

Весь день в среду я мучилась головной болью. Днем кое-как расправилась с рутинными вопросами в офисе, а вечер провела в компании телевизора и большой пачки сливочного мороженого, забившись в угол дивана. Зато утром в четверг я проснулась совершенно свежая, радостно ощущая себя в привычном бодром состоянии.

В конце концов мне удалось уговорить Маллу прийти вечером ко мне в офис. В середине дня я отправилась в центр Тапиола что-нибудь перекусить до прихода очередного клиента.

— Привет! Как поживает твой велосипед? — Маке стоял с сигаретой в дверях своего магазина. Я вздрогнула. В его голосе мне послышалась ирония…

— Что ты имеешь в виду? У тебя в магазине есть ручные тормоза? — И я кивнула на оборванные струны ручного тормоза, который мы с Антти тщательно скрутили в узел и прикрепили к раме.

— А что с ним случилось? — Вопрос прозвучал совершенно невинно.

— Руль отвалился, когда ехала по волнорезу, и я упала в воду. Похоже, кто-то его открутил.

— Открутил руль?.. Обычно воришки откручивают заднее колесо. Хотя не думаю, что кто-то может польститься на этот хлам. Может, конечно, какие-нибудь щенки так развлекались…

— Возможно. Послушай, а вы с Санной долго были знакомы?

Маке растерянно взглянул на меня, удивленный резкой сменой темы разговора.

— Да нет… Санна погибла… в марте… А мы с ней познакомились в декабре. Вот здесь, в ресторане за утлом… — Хотя Маке и старался сохранять беззаботный тон, его голос дрогнул.

— Четыре месяца… Не так долго… А ты до сих пор по ней убиваешься.

Маке затоптал окурок и снова повернулся ко мне:

— Ты, наверное, не очень хорошо понимаешь, что чувствует человек, когда его любви оказывается недостаточно. Когда человек, которого любишь больше жизни, убивает себя и ему плевать на твои чувства… А ты находишься рядом и ничего не можешь поделать…

— Если человек твердо решил что-то сделать, его никто не остановит, — сказала я тоном проповедника. — Каждый должен постараться сам справиться со своей ситуацией. — Надо бы запомнить эти слова, чтобы процитировать, когда Антти в очередной раз впадет в депрессию из-за своей диссертации.

— Санна была потрясающим человеком… Гораздо умнее меня… Все время рассуждала о литературе и философии. Она была слишком хороша для этого мира… — грустно произнес Маке.

— Ты знал ее бывшего друга? С кем она общалась, до того как познакомилась с тобой?

— С одним уродом. Я знаю, он даже поднимал на нее руку. Его потом посадили в тюрьму за торговлю наркотиками. Не помню точно — Хаканен или Хакала…

— Оде Хакала, — подсказала я ему.

— Да, точно. Санна показывала мне его фотографии — такой страшный черный мужик Она даже навещала его пару раз в тюрьме, а я ревновал ее… А в чем, собственно, дело? Почему ты все время про нее спрашиваешь?

— Меня интересует ее личность. И мне досадно, что я так и не познакомилась с ней поближе. Я тоже ощущаю какую-то вину…

Маке просиял.

— Теперь я понял. И Санна хорошо о тебе отзывалась. Знаешь, вы чем-то похожи. Может, именно поэтому…

— Что «поэтому»? — спросила я, хотя догадывалась, что он мне ответит.

— Я надеялся, что ты свободна. — Маке покраснел и отодвинулся в глубь магазина.

В центре города было многолюдно. Хозяйки готовились к выходным и покупали продукты для пикника, школьники выбирали себе на лето спортивный инвентарь, группа студентов толпилась у витрины книжного магазина, предлагавшего весенние скидки на учебную литературу. Я так привыкла, что у меня никогда не бывает летом отпуска, что даже мысль об этом показалась странной.

Мои родители — школьные учителя — всегда с нетерпением ждали лета. Родители… Надо бы съездить как-нибудь в выходные и навестить их, следовало бы также заехать к сестре, у нее вскоре должен родиться первенец. Забавно, скоро я стану тетей. Интересно, что это за чувство, когда внутри у тебя сидит ребенок, двигается, пинает ножками?

Мимо меня прошла женщина с коляской. В коляске сидел годовалый малыш и громко повторял «мама» и «кака», сосредоточенно ковыряя что-то лопаткой. Я подумала о ребенке, которого потеряла Маллу. Когда-нибудь у меня тоже будет ребенок. Эта мысль меня озадачила. Ребенок у меня? От Антти? Наверняка вырастет капризным эгоистом.

Хотя, с другой стороны, не такая уж плохая мысль. Наверное, пора уже. Мои биологические часы неумолимо тикали, скоро мне исполнится тридцать. К тому же сейчас у нас с Антти, кажется, сложились устойчивые отношения. Ну и выражение — «устойчивые отношения»; достойно выступления в зале суда.

По дороге в офис я перехватила гамбургер, хотя терпеть не могла фаст-фуд, и на работе успела до прихода клиента позвонить в полицию своему старому коллеге Койву.

— Привет, это Мария! Скажи, ты можешь проверить для меня кое-какую информацию? С меня пиво! Слушай: Отсо Хакала, год рождения не знаю, но, должно быть, ему чуть больше тридцати, сидит за торговлю наркотиками. И Санна Хяннинен, родилась второго марта шестьдесят второго года. Если Хакала еще сидит, можешь выяснить, отпускали ли его на побывку второго марта год назад и в прошлую субботу? Как дела в конторе?

— Да все так же. Киннунен вчера напился, шеф придирается по мелочам. Знаешь, я начал задумываться о том, что пора мне заканчивать с полицейской карьерой. Совсем тяжко стало, особенно после того как ты ушла, — вздохнул Койву.

Я совсем не скучала по своей старой работе в отделе тяжких преступлений криминальной полиции Хельсинки. Перец ошибался — мне гораздо больше нравилась работа юриста.

Мысли были заняты предстоящей встречей с Маллу. Но когда она пришла — худая, бледная, вся в черном, — я почувствовала, как трудно начать разговор. Я заказала кофе, и мне пришел на память эпизод из детектива Агаты Кристи, в котором скульптор ваяет образ Печали. Из Маллу получилась бы идеальная модель — осунувшаяся, в трауре, с глубокими морщинами на лице. Кажется, с момента нашей последней встречи в воскресенье она похудела еще сильнее.

— Ты, случайно, не в курсе, где находится твой бывший муж Теему? Никак не могу до него дозвониться.

— Понятия не имею, — равнодушно ответила она.

— Разве ты не пыталась с ним связаться, чтобы сообщить о смерти сестры? Неужели он не пытался с тобой связаться, после того как в газетах написали о смерти Арми?

У нее было совершенно безучастное, почти сонное лицо и взгляд, словно обращенный внутрь.

— Ты считаешь, его это как-то касается?.. Нас больше ничто не связывает…

Несчастье, в результате которого она потеряла ребенка, произошло в марте, почти три месяца назад. Удивительно: неужели этого времени достаточно, чтобы разрушить многолетнюю близость двух людей? Или у них и раньше были проблемы?

— Почему ты обманула меня, когда мы разговаривали в субботу? Ты ведь тогда не сидела весь день дома, а ходила на рынок в Тапиола.

— Мария! Позавчера убили мою сестру. Я до сих пор не могу прийти в себя. В воскресенье я приняла пару успокоительных таблеток, чтобы справится с шоком. Я не обманывала тебя, я ошиблась. Я рассказала полиции, что была на рынке, где купила замороженную рыбу со скидкой, но на самом деле мне хотелось грибов.

— Арми собиралась позвонить тебе до двух. Она успела, прежде чем все случилось?

— Позвонить? — В голосе Маллу послышалось изумление. — Нет, я с ней не разговаривала. Может, конечно, она мне и звонила, но я была на рынке.

— В субботу, когда мы с тобой разговаривали, ты обмолвилась, что, как тебе кажется, кто-то из родственников «помог Санне умереть». Арми тоже считала, что ее убили. Ты знала об этом?

Маллу прикрыла лицо ладонью. Она не заплакала, а, похоже, глубоко задумалась. Солнечный луч, проникший сквозь оконное стекло, упал на склоненную голову, высветив похожие на новогоднюю серебристую мишуру седые прядки.

— Ты хочешь сказать, Арми убили, потому что она знала, что Санну… — пробормотала она, прижав руку к губам.

— Возможная альтернатива. Ты со мной согласна?

— Может быть. — Маллу подняла глаза и в упор посмотрела на меня. — Я легко могу представить, как Арми выпалила в лицо убийце, что все знает, даже не подозревая, в какой опасности сама находится. Нет, это был не шантаж. Просто так она наслаждалась своей властью над людьми.

— Как ты считаешь, кто мог убить Санну?

— Мне кажется, это мог сделать ее отец. Он очень странный тип.

— В каком смысле странный? Я видела его всего один раз и плохо понимаю, что ты имеешь в виду.

Я вспомнила высокого сутулого мужчину с широкими, как у Мауно Койвисто, бровями. У него был большой рот, такой же, как у Санны, и во всем его облике сквозила какая-то непонятная жестокость.

— Он будто пришелец из другого мира, — продолжила Маллу. — В нем есть что-то холодное и злое; мне кажется, он похож на наемного убийцу из старого детективного фильма. Может, это из-за его бровей?.. Но к случаю с Арми этот человек не имеет отношения — ведь он сейчас где-то в Южной Америке. С другой стороны, если он убил Санну, а потом кто-нибудь другой, например Киммо, убил Арми, чтобы защитить отца…

Или Аннамари. Или Ристо. Ох как мне хотелось, чтобы убийцей оказался Оде Хакала, с которым я не была знакома.

— Кстати, ты не обратила внимания, там у входа стоит мой велосипед? — задала я намеренно неуклюжий вопрос, когда Маллу собралась уходить.

— Твой велосипед? Не знаю. У двери стоит какой-то ярко-зеленый — это твой?

Упоминание о велосипеде не смутило Маллу, поэтому я решила, что она не причастна к моей аварии.

Телефонный звонок от Койву разрушил мои надежды на виновность Оде Хакала. Он уже полтора года плотно сидел в тюрьме и должен был отсидеть еще столько же. Мы договорились с Койву встретиться в каком-нибудь баре и выпить пива, а заодно обсудить весь послужной список Санны и Оде, который Койву удалось раскопать в архивах. Я вспомнила, как при нашей последней встрече, когда мы обмывали мой университетский диплом, Койву так страстно меня поцеловал, что Антти даже немного приревновал к нему. Кстати, совершенно безосновательно.

Снова зазвонил телефон.

— Это Мария Каллио? — вежливо спросил пожилой мужчина. Я ответила утвердительно, и голос поинтересовался, не теряла ли я проездной на автобус.

— Да, в понедельник вечером, где-то на берегу в районе Топпелунда.

— Там я его и нашел, и сейчас ваш проездной у меня.

— Прекрасно! Смогу сэкономить сто пятьдесят марок и не покупать новый проездной. Спасибо большое!

Мы договорились, что встретимся вечером и я заберу свой билет. Мне это показалось добрым знаком. Как знать: может, и во всех делах наметится перелом к лучшему… Может, и в бумагах Санны найдется какой-нибудь намек на убийцу… Жаль, все ее дневники сожгли…

Я вспомнила, что Эки был адвокатом Санны. Значит, у нас в офисе должны быть какие-то документы, касающиеся ее жизни. Не медля ни минуты, я направилась в архив, где Эки хранил старые дела и документы по всем своим клиентам. Казалось, в комнате никогда не убирались, пылинки кружили в солнечных лучах, проникавших сквозь полузакрытые жалюзи. Красная папка с надписью «Хяннинен Санна» стояла на своем месте согласно алфавитному порядку. Надеюсь, никто не заметит, если я тихонько заберу ее на выходные? Но только я потянула папку с полки, как послышались шаги и кто-то вошел в комнату.

Сама не знаю, почему я решила тихо нырнуть за полки и там спрятаться. Выглянув в щелочку, я увидела знакомые светло-серые замшевые ботинки. Эки.

Я прекрасно понимала: мне следует выйти и сказать что-нибудь типа того, что у меня потерялась здесь сережка и теперь я пытаюсь ее найти, но вместо этого я лишь сильнее вжалась в стену. Шеф остановился около шкафа, заставленного различными сувенирами морской тематики, и что-то принялся искать там. Меня трясло, мое прерывистое дыхание, казалось, разносилось по всей комнате. А когда Эки направился в мою сторону, я вообще перестала дышать.

Шеф остановился почти напротив моего убежища. Он снял с полки какую-то папку — я не могла разглядеть какую — и стоял, торопливо перелистывая ее. Вокруг кружилась пыль, хотелось чихнуть. Я увидела, как шеф вытащил какую-то бумагу и сунул в карман. Затем он поставил папку на место и быстро вышел из комнаты.

Прошло несколько минут, прежде чем я собралась с духом и вылезла из укрытия. Подойдя к полке, я увидела, что папку с документами Санны только что двигали — на полке перед ней была вытертая от пыли дорожка. Какую бумагу вытащил мой шеф из документов Санны? Мне было досадно, что я не зашла в архив на пять минут раньше. А когда я посмотрела на себя в зеркало, настроение упало окончательно — мне не придется придумывать себе занятие на вечер, я буду занята стиркой.

С работы я возвращалась в плохом настроении. На автоответчике меня ждала просьба позвонить матери, и, набрав номер, я минут двадцать выслушивала ее «могла бы уже к нам наконец приехать» и «я так волнуюсь из-за беременности Эвы».

Действительно, мне уже давно следовало позвонить младшей сестре Хелене и поинтересоваться, как у нее дела.

— Послушай, ведь у вас с Антти довольно большой дом, да? — спросила Хелена сразу после приветствия. А когда я ответила утвердительно, тут же сообщила, что они с Эвой и мужьями отправляются в небольшой круиз в Стокгольм и им негде переночевать в ночь с понедельника на вторник. — К тому же мы так давно с тобой не виделись…

Пришлось пригласить, хотя в понедельник вечером я договорилась пойти в кино со старой университетской подругой. Я отменила поход в кино. Уж очень хотелось взглянуть на огромный живот Эвы. Мне было не привыкать к тому, что родители и сестры обращаются ко мне лишь тогда, когда им надо переночевать в Хельсинки по дороге в отпуск или просят что-нибудь купить на распродаже в «Стокманне».

Я предчувствовала, какой пыткой для меня будет вечер в компании сестер и их глупых мужей. Некоторым утешением служило лишь то, что нас с Антти не пригласили составить им компанию в круизе. У Эвы с Хеленой были гораздо более близкие отношения, чем со мной. Они родились друг за другом, я же была старше средней сестры на два года. Представляю, как доставалось нашей маме, когда у нее на руках был один младенец ясельного возраста и двое в памперсах. И все трое, к великому сожалению родителей, девочки.

Из нас троих я всегда была самой шустрой и самостоятельной; родители считали, что мне следовало родиться мальчиком. А когда стала взрослой, во мне еще сильнее проявились мужские черты характера — я жила за сотни километров от семьи, мы редко встречались, и родители были в курсе только внешних событий моей жизни. Мне казалось, что я чужая и они обо мне почти ничего не знают. Но с другой стороны, что я сама могла сказать, например, о том, как себя чувствовала Эва, вынашивая своего первенца, или что думали о будущем внуке мои родители.

Наверное, я просто не умела пускать людей в свою душу. Вот и Антти заявил, что хочет немного отдохнуть от меня. Вернувшись с работы, он сказал, что решил немного один побродить с палаткой по лесам, собрал рюкзак и уехал на автобусе в Инкоо.

— Хочу забрести подальше в глубь острова и переночевать в палатке.

— A-а. Понятно, — разочарованно протянула я. — А я-то думала, что мы с тобой куда-нибудь пойдем в пятницу вечером, ведь в прошлые выходные нам так и не удалось никуда выбраться вдвоем…

Антти предложил присоединиться к нему в субботу вечером и вместе провести романтическую ночь в палатке. Он убедил меня, что Эйнштейн вполне проживет сутки без хозяев, и я согласилась. В самом начале наших отношений мы с Антти договорились, что не будем препятствовать друг другу в стремлении иногда провести время по своему усмотрению, но иногда меня безумно раздражала его установка: «Я поступаю как хочу, а ты вольна делать то, что тебе нравится».

Настроение только ухудшилось, когда под колеса моего велосипеда чуть не попала пятнистая собака неопределенной породы. Хозяин держал ее на поводке, она металась вдоль тропинки, и я чуть не врезалась, безуспешно пытаясь ее объехать, маневрируя на велосипеде. Я нервно трезвонила в звонок, стараясь привлечь внимание хозяина. Наконец он обернулся — гинеколог Хельстрем, шеф Арми. Странно: когда я приходила к нему домой, то не заметила у него никакой собаки.

— Добрый день, барышня Каллио. — Похоже, он был настроен поболтать со мной. — Что, за убийство Арми задержали ее жениха? — Он закурил трубку, с трудом удерживая на поводке собаку, которая рвалась поймать ворону, сидевшую на нижней ветке дерева. Ворона взлетела наверх, и нам на головы посыпались прошлогодние сосновые иголки. Собака истерично лаяла, натягивая поводок как струну. — Никак не могу справиться с этой тварью, — пожаловался Хельстрем. — Это собака моей сестры. Она уехала на пару дней и попросила меня присмотреть за ней.

На улице было тепло, но на докторе была теплая куртка и замотанный чуть ли не до ушей шарф. Наверное, простыл. «Что, доктор, сам себя не можешь вылечить?» — ехидно подумала я, но вслух сдержанно сказала:

— Да, возможно, Киммо сядет в тюрьму.

— Печально. К тому же жаль Аннамари. Сначала смерть Санны, теперь это…

— Да, ей сейчас трудно приходится… У Арми были хорошие отношения с будущей свекровью?

Хельстрем усмехнулся.

— У Арми со всеми были хорошие отношения. Возможно, с Аннамари у нее не слишком ладилось, ну, ты понимаешь, что я имею в виду. Для той любая невестка была плохой по определению. Она слишком опекала Киммо, но ей было совершенно безразлично, чем занимается Санна.

— Санна Хяннинен была вашей пациенткой? — Я вспомнила, как Эки говорил что-то об абортах, и подумала, что Хельстрем, возможно, знает что-то интересное.

— Да, она была моей клиенткой. А что?

Внезапно я поняла, что у меня нет ни малейшего желания обсуждать частную жизнь Санны с этим человеком. К счастью, его собака ввязалась в драку с каким-то лабрадором, и мне удалось быстро и без объяснений уйти.

Аннамари металась по дому, как мотылек в круге лампы. На ней был какой-то легкий желтый балахон, который развевался от ее нервных движений. Она навестила Киммо в тюрьме, и это свидание, судя по всему, нанесло сокрушительный удар по ее неустойчивой психике.

— Не хочу ничего слышать про бумаги Санны, — быстро заговорила она. — Наверное, их вообще лучше уничтожить, как и ее дневник Зачем тебе в них рыться? Оставь бедняжку в покое! У нее была сложная жизнь, что сейчас об этом говорить.

— Здесь все, что осталось от Санны? Может, какие-то вещи есть в ее комнате? Одежда, книги, сувениры?

— Мы переделали комнату Санны под гостиную. Когда к нам приезжают Матти и Микко, то иногда спят там. Все вещи Санны Хенрик отнес на блошиный рынок. Ты же понимаешь, мы бы просто не смогли ими пользоваться. Не знаю, может, Киммо сохранил какие-то пластинки или книги. Посмотри в его комнате.

— Давай сначала разберемся с бумагами. — Я взяла с собой рюкзаки и две большие сумки. Какое счастье, что в понедельник я решила их не брать, — после купания в море они были бы совершенно испорчены. Может, Аннамари этого хотела?

— Мария, ты всерьез считаешь, что с помощью этих бумаг сможешь вытащить Киммо из тюрьмы? Да никто Санну не убивал. Ах, Мария, ты не понимаешь, как тяжела материнская доля. Ведь я воспитывала детей совсем одна — Хенрик постоянно был в командировках. И вырастила двух своих и ребенка Хенрика. Знаешь, как тяжело все время бояться, что с детьми что-нибудь произойдет. Что они попадут под машину или в дурную компанию. Или вырастут преступниками. А потом понимаешь, что ты ничего не можешь поделать, и случается самое плохое. Как с Санной. Конечно, я хочу все забыть, — причитала Аннамари, пока я упаковывала бумаги.

Я открыла дверь в комнату Киммо. Там не убирались со времени полицейского обыска. Кровать смята, платяной шкаф выворочен, на полу валялись непонятные предметы, которые при ближайшем рассмотрении оказались игрушками из секс-шопа, — наручники, резиновые коврики, плетка. Подчиненные Перца без стеснения вывалили наружу все маленькие тайны хозяина комнаты.

— Полицейские не разрешили здесь ничего трогать? — спросила я у Аннамари, которая, вытягивая шею, пыталась рассмотреть, что валяется на полу.

— Не-ет… Просто мне не хотелось заходить внутрь. Я не хочу знать, чем занимался здесь Киммо.

В остальном комната Киммо была совершенно такая же, как жилище обычного современного студента, — на столе компьютер, рядом принтер, на стене пара картин с пейзажами и большой портрет улыбающейся Арми, одетой в платье с цветочным рисунком. В углу — телевизор и видеоплейер, на полке — учебники, книги по математике и несколько бестселлеров. Было легко узнать среди них книги Санны — сборник произведений Сильвии Плат, Вирджиния Вулф, несколько томиков английской лирики. Книги Сильвии Плат исчерканы заметками на полях. Я тоже прихватила их с собой. Сбоку на полке ухмылялся череп.

— Откуда он взялся? — спросила я у хозяйки, уныло стоявшей в дверях.

— Санна купила его где-то и все время держала у себя на письменном столе. Фу, он такой отвратительный, забери его!

Сказано — сделано. Я запихнула череп в рюкзак и осмотрелась. Мне захотелось немного прибраться, но я не могла этого сделать в присутствии Аннамари.

Не успела я открыть рот, чтобы сказать, когда верну бумаги, как Аннамари испуганно замахала на меня рукой:

— Не надо, лучше сожги. Не хочу держать их в доме. Да, Санна была талантливой девочкой, но почему она не могла, как все нормальные дети, учиться и пристойно себя вести? Зачем надо было пить и водить дружбу с ужасными мужиками? Иногда она казалась мне совершенно чужим человеком. Я даже как-то раз сказала Хенрику: может, ее подменили в роддоме? Хотя она была похожа на него как две капли воды.

— Хенрик собирается приехать в Финляндию?

Я заметила, как ее снова начало трясти.

— Может, на следующей неделе. Он так кричал на меня по телефону… Что это я виновата, не умею растить детей… Но может, ему удастся вытащить Киммо из тюрьмы?..

Было очевидно, что Аннамари очень боится мужа. Мне пришли в голову подозрения Маллу о том, что Хенрик как-то замешан в смерти Санны. Этот человек интересовал меня все больше и больше — мрачная, загадочная тень семейной истории Хянниненов.

Рюкзак оттягивал плечи, когда я ехала на велосипеде за потерянным проездным к господину Герману Линдгрену. Он жил недалеко от волнореза. Я позвонила, за дверью громко залаяла собака. Прошло немало времени, прежде чем мне открыли.

Казалось, старик появился на свет несколько веков назад. Стоявший рядом пес тоже мог претендовать на место в собачьем доме престарелых. Тем не менее он сразу перестал лаять и с интересом обнюхал мои брюки, от которых наверняка пахло Эйнштейном и собакой Хельстрема. Старик внимательно взглянул мне в лицо, сравнивая с фотографией на проездном, потом улыбнулся и протянул мне документ.

— Да, та же самая девушка.

— Большое спасибо, — произнесла я. — Вам было не так просто меня найти, ведь в телефонном справочнике указан мой старый номер.

— Ничего страшного, — галантно ответил он. — Мне помогли на телефонной станции. У меня достаточно времени, чтобы помочь симпатичной молодой женщине. Я нашел его на берегу, еще немного — и он бы упал в море, — сообщил старик, вопросительно глядя на меня, и я почувствовала, что должна немного пояснить ему ситуацию.

— Я мчалась на велосипеде, сильно разогналась и случайно упала в море. Видимо, тогда проездной и выпал.

— В море? К счастью, все обошлось и вы не утонули, как та, другая, девушка.

— Какая девушка? — Я почувствовала, как у меня забилось сердце.

— Девушка, которая утонула прошлой весной у волнореза. Я хорошо помню, было второе марта, моя жена умерла вечером того же дня.

Старик внимательно посмотрел на меня и пустился в воспоминания.

— Был холодный дождливый вечер, стемнело рано, словно осенью. Но снега не было, и лед на море уже растаял. В районе семи я вывел Карлсона на прогулку, он побежал на берег и стал там что-то обнюхивать. Я подошел посмотреть и увидел, что на берегу лежит светловолосый парень. Сначала мне показалось, что он мертвый или с ним что-то случилось, но парень громко храпел да вдобавок от него несло водкой, и я быстро сообразил, что он просто пьян. Нельзя же было бросить его на берегу, но как я, слабый старик, мог один дотащить его? На волнорезе я увидел двух человек и крикнул им: «Эй, здесь лежит пьяный, помогите его отнести!»

Там была женщина, она подбежала поближе и крикнула мне в ответ, что этот пьяный — ее друг, что мне не надо волноваться, она позаботится о нем. Когда я вернулся домой, то увидел, что жена лежит в кухне на полу. Как сказал врач, у нее остановилось сердце и она совсем не мучилась. И все же плохо, что меня не было рядом, когда она умерла.

Лабрадор вилял хвостом, глядя на хозяина, и тот наклонился, чтобы его погладить.

— Потом я и сам угодил в больницу, мой мотор тоже забарахлил, — пояснил он, прикладывая руку к груди. — А после целый месяц жил у сына. Лишь много времени спустя я узнал, что в тот же вечер здесь утонула девушка. Покончила с собой. И это была та самая девушка, которую я видел на волнорезе.

— Я знала эту девушку, — сказала я, не в силах сдержать напряжение, — но понятия не имела, что с ней тогда был кто-то еще, кроме того пьяного парня. Кто это был? Женщина или мужчина? Как выглядел этот человек?

Но старик лишь печально покачал головой:

— Ох, ничего я не разглядел в том тумане. Тот второй был в длинном черном плаще и с зонтом. Сложно сказать, был ли то мужчина или женщина.

Он помолчал и вдруг неожиданно острым и внимательным взглядом посмотрел мне прямо в глаза и продолжил:

— Зато я точно знаю: это был не человек. Это была Смерть. Она пришла за моей женой и заодно забрала ту девушку. Может, вы думаете, это старческий бред? Знаете, хотя я раза в три старше вас, но еще в своем уме. Я видел: там, на волнорезе, кто-то стоял рядом с девушкой, которая потом утонула.

— Я вам верю, — произнесла я, пытаясь немного успокоить его. — А почему вы не рассказали об этом полиции?

— Какой смысл было снова поднимать всю эту историю в мае? Соседи рассказали, что девушка покончила с собой и дело уже закрыто. Она оставила посмертную записку?

— А вы готовы, если потребуется, рассказать об этом в полиции? Похоже, это не было самоубийством. И в этой ситуации вы ключевой свидетель…

— Ну прямо как в американских сериалах — ключевой свидетель… Ладно, времени у меня теперь предостаточно, да, Карлсон? — Старик ласково потрепал собаку по шее, и пес преданно заглянул ему в глаза.

Мне было сложно говорить Линдгрену горячие слова благодарности, и я решила просто отправить ему утром букет цветов. И я была с ним согласна — в тот мартовский вечер на волнорезе действительно стояла Смерть. Но это была не мифическая старуха с косой, а реальный человек — убийца Санны и Арми.

 

Глава 10

Леди Лазарь

В пятницу вечером я удобно устроилась в кресле в гостиной и открыла дипломную работу Санны, посвященную Сильвии Плат. На полях было много пометок, но все они касались лишь рассматриваемой темы. Работа называлась «Язык тела и образ самоуничтожения в творчестве Сильвии Плат». Да, Санна сумела выбрать подходящую тему.

Я сидела, внимательно вчитываясь в каждую строку. Сегодня Эки высказался по поводу расследования убийства Арми и открытым текстом заявил мне в лицо, что я просто бездарно трачу время.

— В нашей работе надо учиться отделять зерна от плевел и понимать, чем стоит заниматься, а чем нет. Наша задача — помочь Хяннинену поскорее выйти из тюрьмы с наименьшими потерями. А ковыряясь в перипетиях печальной судьбы его сестры, делу не поможешь.

Я была с ним совершенно не согласна. Но все же решила сообщить, что возьму на выходные домой папку с делом Санны. Я боялась, что если мне не удастся, в конце концов, убедить шефа в своей правоте, то по истечении испытательного срока он не пригласит меня на постоянную работу. С другой стороны, если он мне не доверяет, то я и сама ни дня не задержусь в их конторе. Принять решение об уходе было не сложно, хотя я прекрасно знала, что в Хельсинки и его окрестностях молодому специалисту совсем не просто найти хорошую работу. И все же, несмотря на сложные отношения с руководством, я не торопилась писать заявление об уходе. Было трудно признаться себе самой, что одной из сдерживающих причин был Антти. Наши отношения уже прошли этап восхищения и вздохов, миновали период «посмотрим, получится ли из этого что-нибудь» и только-только вошли в стадию уравновешенной и гармоничной совместной жизни. Но я все еще боялась признаться себе, что уже завишу от Антти, боюсь его потерять.

Я решила отложить изучение диплома Санны на потом, а пока изучить, какие бумаги находятся в офисной папке.

Не успела я снова устроиться в кресле, как раздался телефонный звонок. Вздрогнув от неожиданности, я побежала к телефону, думая, что это Антти хочет что-то уточнить по планам на завтрашний день.

— Мария Каллио слушает!

В трубке была тишина. А потом прозвучал странный сипящий голос:

— Прекрати лезть в дела, которые тебя не касаются. Иначе станешь следующей. — Тишина и гудки.

Инстинкт полицейского сработал с опозданием — я положила трубку прежде, чем сообразила, что звонок можно было бы отследить. С бьющимся сердцем я вернулась в гостиную. Кто-то хочет меня напугать. Значит, мой велосипед был поврежден намеренно, и сделали это не мальчишки-хулиганы или случайный прохожий. Это сделал человек, уже совершивший два убийства.

И раньше бывали ситуации, когда мне угрожали. Но в тех случаях я всегда понимала, кто передо мной, знала противника в лицо.

К мосткам пристала моторная лодка, мокрые после дождя скалы блестели на солнце. Большое окно гостиной больше не казалось мне красивым, от него исходила опасность. Любой может разбить стекло и поникнуть внутрь.

Нет, хватит пугаться, надо собраться с духом. Я мысленно потрясла себя за плечи. Пусть убийца даже не надеется; ему не удастся избавиться от меня так же легко, как от Санны и Арми. Я решительно открыла папку и продолжила изучение бумаг.

Да, Хяннинены в свое время неплохо загрузили работой моего шефа. Ему пришлось немало потрудиться, чтобы Санна не попала в тюрьму. Два случая вождения в нетрезвом состоянии, задержание за хранение гашиша и многочисленные стычки с полицией в пьяном виде.

Впервые полиция задержала Санну за езду в пьяном виде, когда девушка училась на втором курсе. Машина была битком набита пьяной молодежью, и Санна, едва держась на ногах, утверждала, что выпила всего одну бутылку пива.

«Хорошо держалась на суде. Аккуратно одета, скромный вид, положительные отзывы», — было написано на полях рукой Эки. Я легко представила Санну на месте обвиняемого — строгая блузка, широко открытые невинные глаза, детский голос. Думаю, это произвело должное впечатление на судей.

Затем ее пару раз привлекали за пьяные дебоши. Один раз девушку забрали после ссоры с парнем, с которым она тогда общалась и, выпив лишнего, бегала за ним с ножом. Когда же в опьянении одного и четырех промилле она врезалась в фонарный столб на машине отца, Эки было уже не так легко ее защищать. Он строил защиту на том, что Санна тяжело переживала разрыв со своим молодым человеком и очень устала от напряженной учебы. По его мнению, испуг, который она пережила, попав в аварию, сам по себе был для нее достаточным наказанием. В конце концов дело благополучно закончилось внушительным штрафом и запретом водить машину в течение некоторого времени.

«Очень старается спасти свою шкуру. Умеет прикидываться невинной овечкой», — написал Эки на полях дела. Теперь я начала понимать, почему он так недоверчиво относился к оправданиям Киммо. Видимо, подозревал, что умение прикидываться у него развито не хуже, чем у сестры.

За хранение гашиша Санну задержали вместе с Оде Хакала. Эки удалось убедить судью, что девушка попала под влияние своего преступного друга, и дело было закрыто из-за отсутствия улик. Все же тогда она получила три месяца условного заключения.

По этому слушанию я не нашла никаких записей, сделанных рукой Эки. Не их ли он вытащил из папки? Зачем? Может, Мара или Альберт знают, где находятся копии документов? Я просматривала протоколы допросов обвиняемых и свидетелей, и тут телефон снова зазвонил.

Я уже приготовилась услышать сиплый бесполый голос и нажала на кнопку записи, как в трубке раздалось:

— Привет, это Ангел! Ну и как ты себя чувствовала утром в среду?

— Да так себе, честно говоря. — Я не знала, стоило ли мне радоваться ее звонку.

— Слушай, мне тут пришло в голову, что в архивах нашего клуба сохранилось несколько рисунков Киммо. Не знаю: может, они тебе пригодятся? На них изображена женщина, наказывающая мужчину плеткой.

— Пришли их мне по почте.

— Может, приедешь и сама их заберешь?

— У меня куча дел в начале следующей недели. — Я с удивлением поняла, что не испытываю не малейшего желания видеть эту девушку. Неужели у меня действительно были основания ее опасаться?

— Твой приятель из полиции долго пытался выяснить у Джоука, давно ли ты ходишь в наш клуб, и никак не хотел поверить, что ты у нас впервые. Он все старался выпытать, кто же ты — садистка или мазохистка, а Джоук отшучивался, что, дескать, он еще не попробовал. — В голосе девушки снова послышались дразнящие нотки.

— Интересно, а ты меня к какой категории причисляешь? — неожиданно для себя самой спросила я.

— Не знаю еще. К категории опасных женщин в любом случае. Про Киммо что-нибудь слышно?

Я ощутила некоторое разочарование, когда Ангел так резко сменила тему. Закончив разговор, я почувствовала, что мне трудно сосредоточиться на бумагах. Никогда раньше я не испытывала к себе такого интереса со стороны женщины. Меня часто обзывали лесбиянкой, но это, пожалуй, привычное ругательство, которым награждают всех женщин, одетых в полицейскую форму. Я привыкла к нему и почти не реагировала, когда какой-нибудь задержанный хулиган орал мне его вслед. Но нескрываемый интерес Ангела меня беспокоил, и я не знала, как на это реагировать.

Вошел Эйнштейн и сел умываться посреди комнаты. Он начал с мордочки: облизывал левую лапу и проводил ею вдоль носа, потом проделывал то же самое с правой лапой. Затем он принялся аккуратно вычесывать за ушами. Эйнштейн демонстрировал системный подход к решению задач, и я, вздохнув, взяла с него пример и снова уткнулась в документы.

Записи семинарских занятий, шпаргалки, конспекты лекций… В основном все бумаги касались учебы. Фотографии. Санна и Аннамари в одинаковых ярких платьях, Санна верхом на лошади, Санна и Киммо весело кружатся на карусели. Семейная фотография — маленький Киммо на руках у Аннамари, рядом улыбающаяся Санна держит за руку пухлощекого Ристо, а сзади темной тенью — глава семьи Хенрик Хяннинен. Странная семейка. Первая жена Хенрика — мать Ристо — умерла от рака. Аннамари не была родной бабушкой близнецам Микко и Матти, но любила их не меньше Марьятты Саркела. Хотя действительно, какая разница, неужели детей можно любить, лишь зная, что это твоя собственная плоть и кровь?

Самым интересным мне показалось письмо Санны, написанное несколько лет назад. Оно было адресовано Киммо, который тогда служил в армии. Интересно, почему она решила его сохранить?

Наверное, ты был прав, когда кричал на меня и требовал, чтобы я немедленно бросила Оде. Нет, скорее всего я еще не подсела на наркотики, но, чувствую, все к тому идет. Скоро не смогу без них обходиться. Знаешь, я ведь действительно его боюсь. И хорошо понимаю, что ни ты, ни Ристо ничем не сможете помочь, если он решит что-нибудь сделать со мной, даже убить. К счастью, не все мужчины такие. Ведь ты не поднимаешь руку на Арми.

Хенттонен считает, что мне надо сходить на консультацию к психиатру. Иногда я не могу его понять, и мне кажется, что ему что-то от меня надо. Хотя, наверное, он просто заботится обо мне.

Я согласна с тем, что ты думаешь о нашем отце. Мы ему не нужны. Иногда я думаю о том, какой была Лейла — мать Ристо… Интересно, она тоже страдала из-за того, что его никогда не было рядом?.. Знаешь, тебе, должно быть, легче жить, ведь у тебя нет эдипова комплекса по отношению к отцу, как у меня. Кстати, такие сексуальные склонности, как у тебя и меня, наверное, и возникли от того, что мы считаем, что любовь можно заслужить лишь через боль и страдание. Интересно, ты не будешь скрывать от Арми свои наклонности?

Письмо было написано за пару недель до задержания Санны и Оде. А через полгода после этого весной Санна была снова задержана за езду в пьяном виде. И снова Эки спасал ее от судебных разбирательств. Скорее всего они довольно тесно общались и помимо этих случаев — например Санна могла консультироваться у моего шефа по поводу Оде. Или Эки пытается скрыть что-то еще? Интересно что?

Я снова вернулась к изучению дипломной работы Санны. Прочитала несколько страниц и отправилась в кабинет Антти за англо-русским словарем. Санна писала живым, острым языком, вставляя меткие замечания и комментарии; читать было интересно. Я задумалась, когда же она писала свою работу.

Большая часть работы была посвящена изучению одного из самых известных стихотворений Сильвии Плат «Леди Лазарь». На этом стихотворении была открыта книга на письменном столе Санны в день ее смерти, и, прочитав его, непосвященные решили, что девушка покончила с собой.

Но изложенные в дипломном исследовании размышления Санны говорили о другом.

Многие исследователи изучали произведение Сильвии Плат «Леди Лазарь» с различных точек зрения. Да, в стихотворении отражены ужасы холокоста, издевательства над женщинами и, конечно, отношение поэтессы к собственному отцу. Разумеется, всем этим настроениям можно найти логичное объяснение. На мой взгляд, центральными идеями произведения являются мысли о самоуничтожении и физической жизни.

И все же я считаю, что само название «Леди Лазарь» несет в себе мысли о возрождении. Героиня воскресает, встает из могилы, стряхивает с себя пепел и возрождается к жизни. Да, от строк веет тленом и смертью, но общий тон стихотворения является жизнеутверждающим.

Чтение стихотворения наводит на размышления о том, что же послужило причиной гибели самой Леди Лазарь. Описания смертей явно перекликаются с ее ранее написанным романом «Под стеклянным колпаком», но кто такие герр Доктор, герр Энви, герр Бог и герр Люцифер, о которых она говорит? Энви — враг? Сильвия Плат часто использует немецкие слова и выражения, обращаясь к образу своего отца. Так, в стихотворении «Папа» она вывела отца в облике нациста. В финале стихотворения «Леди Лазарь» она обращается к обманувшим ее мужчинам — отцу и мужу, которым в итоге и посвящено это стихотворение.

На полях неразборчивым почерком было накорябано: «Как я и Э». Кто такой Э? Герр Энви? Эки? Смерть, которую господин Линдгрен увидел на волнорезе? Нет, черт возьми… Хотя тогда все так складно сложилось бы — нежелание Эки защищать Киммо, угрозы в мой адрес. А что она имела в виду в своем письме, говоря про эдипов комплекс? Может, она относилась к Эки как к всесильному защитнику, который не только выручал ее в сложных ситуациях, но и помог разобраться с комплексами на сексуальной почве?

Третье воскрешение из мертвых является поворотным моментом произведения. Героиня возвращается в мир живых с твердым намерением жить, сбросить оковы прошлого и наказать своих врагов. И ее тело становится привлекательным для врагов, для тех мужчин, которых она называет герр… речь идет именно о мужчинах, а не о людях вообще, что доказывает ее последняя строка: «And I eat men like air» (И глотаю, как воздух, мужчин)…

Я перечитала стихотворение еще раз и поняла, что согласна с Санной. Это было жизнеутверждающее стихотворение, она не стремилась к смерти. И Санна перечитывала его в день своего тридцатилетия как гимн воскрешения, начала новой жизни. Но она не смогла преодолеть Врага и он убил ее.

Я больше не могла спокойно сидеть на месте и вскочила с кресла, случайно задев ногой стоявший рядом рюкзак. Оттуда вывалился череп и покатился на середину комнаты. Эйнштейн заинтересованно подошел к нему и принюхался. Меня затрясло. Что Арми могла знать про Эки? Подозревал ли Маке, что у Санны был еще один любовник? И при этом ведь именно Эки спас Маке от обвинения в убийстве. Возможно, Эки не хотел убивать Санну, просто они поссорились, он в раздражении толкнул ее, и она упала в воду. Но он не мог допустить и намека на собственное участие в этом происшествии, ведь это мгновенно положило бы конец его карьере юриста.

К счастью, была пятница и в ближайшие два дня не требовалось появляться в офисе. Я могла не торопясь собраться с мыслями и обдумать тактику поведения. Наверное, Эки проклянет тот день, когда принял меня на работу. Но ведь мы с Арми все равно бы встретились, и, возможно, она рано или поздно захотела бы со мной побеседовать.

Я подняла череп, Эйнштейн недовольно посмотрел на меня. Интересно, что он учуял, обнюхивая его? Может, того, кому он когда-то принадлежал, а может, на нем остался запах рук Санны? Зачем она держала его на своем столе? Может, как Гамлет, думала, глядя на него: «Быть или не быть?» Но кто-то решил это за нее. И за Арми.

Арми и Санна. Две такие разные женщины — одна тонкая и темная, другая светлая и пухленькая. Арми было интересно узнавать подробности чужих жизней, но делала она это из чистого любопытства, никогда не пользуясь информацией во вред другим. У меня сложилось впечатление, что отношения Арми и Санны были не самыми лучшими. Какая горькая ирония, что Арми стала кому-то мешать из-за человека, которого не любила. Кому? Эки?

Часы показывали начало одиннадцатого. Пора отправляться на боковую, поскольку автобус, на котором я собралась ехать в Инкоо, уходил в семь утра. Я решила глотнуть чего-нибудь крепкого на ночь, чтобы лучше спать, и отправилась на кухню, задержавшись на мгновение перед окном. Заходящее солнце подсветило море и облака, и они стали нежно-розовыми, словно крем на праздничном торте. Было еще светло, но совсем скоро день уже начнет убавляться. Я зашла на кухню и только протянула руку, чтобы включить свет, как около входной двери послышался какой-то шорох.

На это раз полицейский инстинкт сработал мгновенно: я замерла на месте, схватившись за спинку стула, который можно было при необходимости использовать в качестве оружия, и услышала, как в замке повернулся ключ и кто-то вошел в дом. Взгляд упал на набор ножей для разделки мяса, висевших на декоративной доске. Я тихо сняла со стены нож среднего размера, продолжая другой рукой сжимать спинку стула.

Я пыталась убедить себя, что это просто Антти раньше времени вернулся из Инкоо, но от страха у меня сжалось горло. Как же легко Эки удалось стащить у меня ключи, сделать дубликат и положить их обратно в карман. Уходя с работы, мы с Анникки шутили, что сегодня мне предстоит романтический вечер в обществе Эйнштейна. Неужели Эки подслушал наш разговор?

Кто-то шел из прихожей по коридору. Я затаилась за кухонной дверью. Руки дрожали, но я убеждала себя, что убийце будет нелегко со мной справиться, не то что с Санной и Арми. Вдруг послышался щелчок выключателя, в гостиной вспыхнул свет, и я услышала женский голос:

— Привет, Эйнштейн! Хороший котик! Что, не взяли тебя, беднягу, в Инкоо, на свежий воздух?..

Я почувствовала себя практически победительницей. В гостиной стояла моя невестка Марита. Ничего удивительного, разумеется; у нее были ключи от дома ее родителей! От неожиданности Марита тоже вздрогнула, выронив кота, которого гладила, держа на руках.

— Кто это?.. Ой, Мария! Здесь так темно, и я подумала, ты уехала вместе с Антти в Инкоо. Боже, как я испугалась! Я зашла взять мамину синюю шелковую водолазку — вчера заляпала свою парадную блузку жирными пятнами, а завтра мне надо быть на выпускном вечере в школе.

— Ах да, ведь завтра начинаются школьные каникулы! Здорово!

— Да, я собираюсь завтра отвезти Микко и Матти в Инкоо. Хочу, чтобы они там немного развеялись и забыли эту ужасную историю с Арми и Киммо. Мальчишки уже не такие маленькие и хорошо понимают, что Арми действительно убита и Киммо сидит в тюрьме. Когда погибла Санна, им было трудно это осознать: до этого они думали, что умирают только старики, — вздохнула Марита. Ее длинные худые руки дрожали в рукавах свитера. — Знаешь, когда я прохожу по центру Тапиола, мне кажется, что все на меня смотрят и показывают пальцем в спину. Я хочу уехать отсюда, хоть ненадолго… Хотя плохо, конечно, оставлять Ристо одного с Аннамари, но ведь на следующей неделе, кажется, возвращается Хенрик. Да где же эта синяя водолазка?

— Вся одежда висит в гардеробной, пойдем посмотрим.

Мы быстро нашли водолазку. Мне показалось, что она Марите сильно велика.

— Ты в ней не утонешь?

— Подожди, сейчас примерю. — Марита стала натягивать водолазку поверх футболки. Когда она вскинула руки, я заметила у нее большой синяк чуть выше локтя. Но мне не удалось рассмотреть его как следует, поскольку она быстро сунула руки в рукава.

— Да вроде неплохо, к тому же я заправлю ее в юбку. Не знаешь, когда дело Киммо передадут в суд?

— Неизвестно, может пройти еще несколько месяцев.

— Ужас. Вот бы Хенрик забрал Аннамари с собой в Эквадор. Занятия в училище начинаются лишь в сентябре, к тому же она легко может взять на год отпуск по семейным обстоятельствам.

— И оставить Киммо одного в тюрьме? — спросила я недружелюбно. — Что, у Хянниненов принято вычеркивать из членов семьи родственников с проблемами? Уж не говоря о том, что даже вспоминать о Санне считается чем-то неприличным.

— Смерть Санны стала страшным потрясением для всех нас. Знаешь, я ожидала от тебя большей активности в защите Киммо. И я совсем не понимаю, каким образом ему может помочь то, что ты снова вытащила на свет божий эту старую историю. Все давно смирились с тем, что Санна покончила с собой. И от тебя ждут только, что ты поможешь Киммо как можно скорее выпутаться из этой истории с Арми, и ничего больше!

— Позволь мне самой решать, как поступать. Откуда у тебя такой синяк — ты что, упала?

На мгновение у Мариты окаменело лицо, затем она покраснела.

— Да, я, кажется, оступилась тогда на вечеринке, коньяк немного ударил в голову… А у меня так легко появляются синяки… Так же как у Антти, ты заметила?.. — поспешно пробормотала она и чуть ли не бегом бросилась к двери, словно боялась, что я начну пристально рассматривать ее синяки.

Я плеснула себе немного лимонной водки, чтобы успокоиться. Ну почему, черт возьми, все постоянно указывают, что мне делать и как поступать? Ведь не для своего же удовольствия я рылась в грязном белье Хянниненов. Они должны быть просто счастливы, что это делаю я, а не, например, Перец.

Я бы много отдала, чтобы узнать, что удалось выяснить Перцу. К сожалению, он был моим единственным знакомым в полицейском участке Эспоо, поэтому мне не к кому было обратиться. А вдруг при обыске в доме Арми нашлись какие-нибудь вещи, связанные с Санной? Может, набраться смелости и позвонить «Вински»?

Беда в том, что у меня не было никаких полномочий. Я не имела права проводить допросы или делать обыск в доме жертвы. Я собрала бумаги с пола в гостиной и еще раз перечитала на ночь диплом Санны под внимательным взглядом пустых глазниц черепа. Вспомнила про синяк Мариты. Мог ли он возникнуть в результате борьбы с Арми?

Я и не заметила, как задремала. Мне приснилась Санна. Она присела ко мне на край кровати.

— Привет, Мария! А ты знаешь, что я теперь твой ангел-хранитель? — прошептала она.

— Правда? Я рада.

— Видишь, как легко мне удалось вернуться на землю. Я ведь тогда не утонула. — Она свернула самокрутку и пустила дым прямо мне в глаза.

— А почему ты вдруг решила стать моим ангелом-хранителем?

— Ну должно же у меня быть какое-нибудь занятие… Если захочешь, чтобы я пришла, просто прикоснись к черепу на столе. — С этими словами она взмахнула крыльями и вылетела прямо в окно. Набирая высоту, ангел едва не врезался в фонарный столб…

 

Глава 11

Койву и Каллио

Я лежала на гладкой скале у воды на берегу и жмурилась от яркого света, с наслаждением нежась в солнечных лучах. И с удовольствием потянулась, не открывая глаз, когда Антти, выйдя из воды на берег, провел мокрой рукой по моему животу.

— Ты даже не ахнула, — весело промолвил Антти, опускаясь около меня на скалу.

— Ах, — послушно сказала я, лениво целуя его в плечо. — Ты сейчас такой холодный и мокрый, а ведь еще пять минут назад был теплый как печка.

Мы провели все утро, играя в Адама и Еву, вдвоем на солнечном берегу, на острове в нескольких километрах от дачи родителей Антти. Приплыв сюда вечером на лодке, сидели до поздней ночи у костра, наслаждались обществом друг друга и потягивали белое вино. Остров находился так далеко от всех проблем, от убийц и их жертв, мы с Антти снова были близки, жизнь пахла солнцем, морем и сладким вином.

— Жаль прерывать сказку, но я обещал матери, что мы вернемся к обеду, — нарушил молчание Антти.

— Давай не пойдем. Скажем, что якорь оборвался и лодка уплыла. — Я обняла его за шею и прижалась теснее, целуя и мечтая повторить то, что было утром.

Ближе к обеду мы начали собираться. Складывая палатку, я поинтересовалась у Антти:

— А ты когда-нибудь подозревал, что Ристо поднимает руку на Мариту?

— Нет, конечно! Откуда я мог об этом знать? — Антти озадаченно посмотрел на меня. — Да, я знал, что Хенрик иногда бил Аннамари и детей, — об этом рассказывали Марита и Киммо.

Я рассказала Антти про синяк, который увидела на руке Мариты.

— Еще со времен работы в полиции я знаю, что склонность к насилию передается от отца к сыну. И в так называемых образцовых семьях это держат в тайне — никто не знает, что происходит в стенах дома.

Антти расстроился.

— Черт побери, этому срочно следует положить конец! Я должен немедленно поговорить с Маритой!

Его фраза напомнила мне слова, услышанные Кертту Маннила: «Я больше не буду смотреть на это сквозь пальцы, мне совесть не позволит…» Может, Арми обращалась к Ристо?

— Подожди, это всего лишь мои подозрения, — постаралась я успокоить Антти. — Не надо пока ничего спрашивать у Мариты, расскажи мне лучше про Хенрика Хяннинена.

— Мы с ним не очень хорошо знакомы. — Антти явно было тяжело говорить. — Знаю только, что он очень взрывной и неуравновешенный человек, и Ристо, когда был подростком, довольно часто получал от отца. Пару раз и Санне досталось, когда она пыталась защитить мать.

Я не стала возмущаться, что Антти рассказал мне об этом только сейчас. Хорошо, что вообще рассказал.

Когда мы подплыли к даче, было начало третьего. Во дворе, кроме «сааба» родителей Антти, стояла еще машина, и слышались детские голоса Микко и Матти. Я с раздражением вспоминала последний разговор с Маритой и к тому же опасалась, что после моего рассказа отношение Антти к сестре изменится.

За столом все обсуждали предстоящие летние каникулы и годовые оценки Микко и Матти, об Арми и Киммо никто не вспоминал, словно их не существовало. Я смотрела на Ристо, пытаясь найти в его лице сходство с Санной. Те же круглые светло-карие глаза, крупный рот с толстой нижней губой, придающий лицу такое же детское выражение, которое я часто видела у его сестры. Вдруг я подумала, что хотя Ристо тоже был кандидатом в родственники, как и Киммо, я знала о нем очень мало. Мне показалось, что, несмотря на кажущуюся мягкость, в нем было что-то жесткое и холодное. Наверное, этим он походил на своего отца.

— А дедушка привезет нам из Эквадора настоящие лук и стрелы? — спросил Матти с полным ртом.

— Только не расстраивайтесь, если он забудет, ведь на этот раз ему пришлось в спешке собираться в дорогу, — предусмотрительно произнесла Марита. — Микко, бери в ложку поменьше, у тебя же половина заливного уже на рубашке!

— Сколько времени Хенрик собирается пробыть в Финляндии? — поинтересовался Тауно Саркела у Ристо.

— Трудно сказать. У него еще много работы по проекту в Эквадоре, и если он планирует все завершить к пенсии, то вряд ли сможет взять отпуск надолго.

— Да, ведь ему в декабре исполняется шестьдесят пять, — произнесла Марьятта Саркела, подкладывал добавки в тарелки близнецам. — Антти, возьми еще. Ты, наверное, проголодался после прогулки на веслах. И ты, Мария, тоже. — И будущая свекровь протянула мне блюдо с заливным.

— Да, пришлось немного позаниматься физическими упражнениями, — согласился Антти и тихонько пнул меня под столом ногой. Мы чувствовали себя словно два пятнадцатилетних подростка, которые сбежали от взрослых и провели свою первую ночь втайне ото всех. Когда я передавала блюдо Антти, наши руки слегка касались, и казалось, между нами пробегают электрические заряды.

Микко и Матти быстро проглотили свои порции и попросили разрешения выйти из-за стола. Как только они ушли, разговор за столом перешел на другую тему и все накинулись на меня с расспросами: отрицает ли Киммо до сих пор свою вину; зачем я роюсь в деталях жизни Санны; когда начнется суд; может ли полиция ошибиться и посадить в тюрьму невиновного человека? К концу обеда я была готова сбежать куда глаза глядят и поклясться чем угодно, что никогда не стану членом этой семьи.

— Конечно, мы рады, что ты взялась защищать Киммо, — сказал мне Ристо, — но мы не можем закрывать глаза на факты. Ведь у Киммо на самом деле… хм… несколько необычные сексуальные пристрастия и он действительно мог в порыве страстей задушить Арми… Я, например, и сам сначала отказывался верить в то, что Санна алкоголичка и наркоманка, но в конце концов вынужден был признать это.

Микко и Матти во дворе играли в индейцев, и один из них привязал другого к сосне веревкой, скрутив сзади руки. Я смотрела на сидевших за столом и размышляла, пришли ли им в голову те же ассоциации, что и мне.

— К счастью, у Аннамари есть еще эти мальчики, — вздохнула Марита.

— Скажите, почему вы все говорите о Киммо как о покойнике? — взорвалась я. — Такое впечатление, что вы уже вычеркнули его из семьи, как в свое время Санну. Вам наверняка было бы легче, если бы он повесился в тюрьме, — все, человека нет, дело закрыто!

Я вскочила из-за стола, словно разъяренный подросток. Ну и компания! Они относятся к людям как к неодушевленным предметам: ах, тарелка разбилась, но ничего, в шкафу осталось еще одиннадцать целых. Создатель, ты дал мне бракованного ребенка, можно я его верну? Наверное, так думали и мои родители, когда вместо долгожданного сына родилась я. Надеюсь, Эва скоро подарит им внука.

— Мария, подожди! — Антти бросился за мной и догнал в три счета, перешагивая через стулья и разбросанные игрушки.

— Черт побери, иногда хочется, чтобы у меня вообще не было родственников! Возьми вот, например, моих родителей, я ведь даже на юридический отправилась учиться только потому, что профессия полицейского казалась им недостаточно хорошей для меня! Нет, у нашего ребенка должно быть высшее образование! Если задуматься обо всем этом всерьез, то и детей не хочется заводить!

— Успокойся, пожалуйста. Ну почему ты сначала открываешь рот и только потом включаешь мозги? — серьезно спросил он.

— Потому что я видеть не могу такое безразличие к судьбе человека! Мне кажется, из них всех только тебе не все равно, что с ним будет.

— Неправда. Просто они готовят себя к худшему развитию событий.

— К тому, что Киммо на долгие годы сядет в тюрьму? К тому, что все будут показывать на них пальцем?

— Мария, прекрати. Я тоже растерян, тоже злюсь. Но я знаю, это не поможет. Здесь нужна холодная голова и трезвое понимание ситуации.

— Прости. Я переживаю, потому что тоже чувствую вину. Почему я не поговорила с Санной, почему не узнала, что Арми хотела мне сказать? — Я пнула ногой небольшой камень, и из-под него выпрыгнули два встревоженных лягушонка. Я снова почувствовала себя неловко.

До отъезда было еще достаточно времени, и мы решили не торопясь прогуляться по лесу. Я собирала вещи и думала о том, что следовало бы извиниться перед родителями Антти за испорченный обед. И все же что-то мне не понравилось в том, как рассуждал Ристо. Словно он пытался кого-то защитить, переложив вину на Киммо. Кого? Себя?

С Койву мы договорились встретиться в баре «Корона» в восемь. Я вышла из автобуса на Лапинринне и решила пройтись немного пешком по парку. И вдруг вспомнила парк около своего студенческого жилья в Тееле, с его шумом, звоном посуды, доносящейся из окон музыкой.

Здесь, в Тапиола, все было по-другому. Это был другой мир, более обособленный и закрытый по сравнению с Тееле в Хельсинки. Тапиола являла собой удивительный пример единения города и деревни, здесь все знали друг друга — ходили в детстве в одну и ту же школу, играли в хоккей или волейбол в одной команде. Когда Антти спрашивали, откуда он родом, он всегда отвечал, что из Тапиола, а не из Хельсинки. Мне было удивительно, как легко и быстро я вписалась в этот мир, — возможно, потому, что дом и работа находились совсем рядом. И все же иногда у меня возникало чувство, что здесь душно, и я начинала тосковать по многолюдности и яркости, присущих столице.

Придя в бар, я заметила, что мой бывший коллега констебль Койву уже сидит в углу с кружкой пива. Я обрадовалась, увидев знакомую физиономию с торчавшими в разные стороны светлыми вихрами, и, когда подошла к столу, он расплылся в широкой улыбке. Если бы у меня был брат, я бы хотела, чтобы он был похож на Койву.

Мы обменялись приветствиями. Койву работал в том же отделе, что и год назад. Проблемы на работе, о которых я знала не понаслышке, за последнее время только усугубились, так что я ни секунды не жалела, что уволилась оттуда.

— Знаешь, я тоже подумываю о том, что пора куда-нибудь уходить. Подумываю о работе полицейским где-нибудь в сельской местности. А что, работа непыльная, только знай себе пьяных задерживай и за руль не пускай, — усмехнулся Койву. Он родился и вырос в маленьком городке в центральной части страны.

— Что, утомила тебя столица? — усмехнулась я.

— Да, хочу обратно в лес. К тому же я встречаюсь с одной симпатичной девушкой, а она родом из Куопио. Будущей весной она оканчивает медицинское училище и сказала, что хотела бы вернуться в родные края.

— Ты поедешь с ней? Койву, кажется, у вас все серьезно.

— Похоже на то. Знаешь, пора уже как-то остепениться, завести семью, — серьезно заявил парень, который был на четыре года моложе меня. Затем он сменил тему:

— А зачем тебе информация про этого Хакала?

— Я подозревала, что он мог быть убийцей в деле, которым сейчас занимаюсь. Это было бы легким решением вопроса. Но похоже, я ошиблась. Давай изложу тебе всю историю, а ты скажешь, что думаешь по этому поводу, — предложила я. В свое время мы хорошо работали в команде, и сейчас мне необходимо было услышать объективную оценку от человека со стороны, который не имел отношения ко всем этим событиям.

— Прошлой зимой я пару раз сталкивался с этим Стремом: мне тоже показалось, что он тяжелый человек, — сказал Койву. — Неплохой профессионал, но совершенно не умеет сотрудничать с другими людьми. Да, я бы многое отдал, чтобы посмотреть, как ты выступала в этом клубе в кожаной юбке и сетчатых чулках. — И Койву смерил ехидным взглядом мои джинсы и белую футболку.

— Я приду в таком виде на твою свадьбу, — пообещала я. — Ну как тебе моя идея?

— Подожди пока об этом, я еще не делал Аните предложение.

— Да я говорю о своих догадках, глупый. Не кажется ли тебе надуманной версия, что один человек убил и Санну, и Арми? И что этот человек — мой шеф?

— Да, сильно закручено, но сама знаешь, в нашем деле чего только не бывает, — ответил Койву с видом многоопытного ветерана. — Мне тут пришло в голову несколько вопросов. А что этот муж сестры Арми — Теему? Если он считает Арми виновной в том происшествии с машиной, то у него тоже есть мотив для убийства. И аборты Санны. Неплохо бы выяснить, кто был отцом — или отцами? — этих детей. Кто может об этом что-то знать?

Я вспомнила, что именно Эки просветил меня в этом вопросе, и мне стало нехорошо. Может, последняя беременность Санны была от него?

— Санна была пациенткой Хельстрема — значит, с ней тоже работала Арми. Возможно, именно здесь кроется разгадка: откуда Арми знала, кто ее убил! Койву, ты гений! Я завтра же побеседую с Хельстремом, хотя мне совершенно не хочется говорить о сексе с этим жирным боровом. Ты только послушай, что он обо мне говорил! — И я рассказала о том, что услышала в кустах на вечеринке и как отбрила мужчин в ответ на их комментарии. — Койву смеялся так, что закашлялся и пролил пиво.

— Да, мне порой не хватает твоих острых замечаний, особенно когда начальник заходит в мой кабинет с сигарой в зубах и пускает дым мне в нос.

Со стороны бильярдных столов послышался шум. Я мельком взглянула, не придав ему большого значения.

— В июле я иду в отпуск и думаю поехать на недельку с Анитой куда-нибудь в Грецию. Знаешь…

Раздался звук удара, встревоженный гул голосов.

— Нет, паскуда, ты не дорос еще угрожать мне, — услышали мы хриплый мужской голос откуда-то из бильярдной.

— Надо вызвать полицию, там один тип так набрался, что начал размахивать ножом, — услышала я слова официанта.

Мы с Койву выпили всего по одной кружке пива и вполне были в состоянии действовать. Койву махнул перед носом бармена полицейским удостоверением и велел срочно вызвать наряд полиции.

В центре бильярдной было пусто, а посетители образовали около одного из столов пространство, как на ринге. Но это был не боксерский поединок, речь шла о национальной финской забаве — поножовщине. Возле стола стояли два здоровенных мужика с мутными от алкоголя глазами. Один из них прижимал к горлу другого блестящее лезвие, а тот, другой, пытался, изгибаясь всем телом, отклониться назад. Одно неверное движение — и нож, как в учебном пособии мясника, легко перережет горло. Драчуны были похожи друг на друга, как родные братья — оба высокие, в грязных рабочих робах и тяжелых строительных ботинках.

— Это полиция! Сейчас же убери нож! — спокойно скомандовал Койву громким голосом. Я, как рысь на охоте, напряженно стояла рядом, готовая в любой момент броситься на помощь коллеге.

— Скотина, ты мне всю игру испортил, — прорычал человек с ножом, глядя налитыми кровью глазами на свою жертву. Тот от ужаса, казалось, даже дышать боялся.

— Успокойся и брось нож на пол! — Я сделала пару шагов вперед и в сторону, так чтобы тот, с ножом, ясно видел меня. В таких ситуациях преступник часто хорошо реагирует, видя перед собой женщину, и без лишних движений бросает оружие. Но на этот раз получилось иначе. Мужчина с ножом был вдребезги пьян, а такие, как нас учили в школе полиции, часто бывают совершенно непредсказуемыми.

— Если сделаешь еще шаг, я вспорю ему горло! — прорычал он. На глазах у его жертвы показались слезы и покатились по потному грязному лицу.

И все же я сделала небольшой шаг вперед и дружеским открытым жестом протянула вперед руку, стараясь смотреть мужчине прямо в глаза. Боковым зрением я заметила, как Койву начал осторожно обходить агрессора сзади. Неужели он задумал неожиданно напасть на него? На мой взгляд, это было слишком опасно, — он подвергал огромному риску не только заложника, но и себя. Лучше было попробовать договориться.

— Быстро всем выйти отсюда! — скомандовала я толпившимся сзади зевакам. Наличие зрителей обычно только подогревает ажиотаж; наедине с двумя полицейскими этот тип может оказаться гораздо сговорчивее.

Прошло меньше минуты, но за это время у меня в голове успела промелькнуть пара мыслей — где же, черт возьми, патрульная машина и чем же можно испортить игру в бильярд.

Любопытная публика никак не желала расходиться. «Гляди, как в кино!» — донесся сзади чей-то восторженный шепот. Люди вытягивали шеи, горя желанием узнать, чем все закончится: вспорет один из придурков другому горло или нет. Будто драки никогда не видели и сейчас им интересно выяснить, что там у жертвы в жилах — настоящая кровь или, может, все-таки кетчуп.

Я придвинулась еще немного ближе, стараясь привлечь к себе внимание мужчины с ножом, чтобы дать Койву возможность незаметно зайти к нему в тыл. Мой бывший напарник был большим и высоким, но сейчас двигался тихо и осторожно, словно зверь перед прыжком.

— Слышь, девка, а ты и вправду из полиции? — спросил мужчина, впервые на секунду оторвав глаза от ножа и взглянув на меня. — А пушка у тебя есть? И стрелять умеешь? — В голосе послышалась некоторая неуверенность.

— Если ты послушно бросишь нож и отпустишь своего товарища, то тебе ничего не будет, — пообещала я, глядя ему прямо в глаза, как змея на кролика. Я заметила, что Койву готов к нападению, и как только мужчина выпустит нож, набросится на него.

Тот пару секунд внимательно смотрел на меня, потом разжал руку. Нож выскользнул на пол и, ударившись о ножку стола, упал рядом со мной. Я схватила его, и в то же мгновение Койву прыгнул на мужчину сзади и повалил на пол. Забросив нож подальше, я кинулась на помощь. Разумеется, у нас не было с собой наручников, пришлось обойтись подручными средствами, зато когда наконец приехала патрульная машина, все было кончено.

Затолкав задержанного в машину, полицейский обратился к нам:

— А вы кто такие?

— Констебль Койву и бывший полицейский — старший констебль Мария Каллио, — бодро ответил мой напарник. — Я работаю в отделе криминальной полиции в Пасила. Позвони, если нужна будет какая-нибудь дополнительная информация.

— То есть вы просто пили пиво, а потом вмешались и обезоружили его? — удивленно переспросил офицер.

— А что, мы должны были спокойно смотреть, как один гражданин перерезает горло другому? — нервно поинтересовалась я. В конце концов, у меня действительно не было никаких полномочий вмешиваться, ведь я ушла из полиции еще прошлой осенью.

Офицер с благодарностью пожал нам руки, и мы вернулись допивать свое пиво.

— Эй, ребята, как там вас зовут! Напитки за счет заведения! — крикнул бармен.

— Ну что, по шампанскому? «Дом Периньон»? — с усмешкой спросила я. — Ладно, в крайнем случае и «Гиннесс» сойдет.

Койву заказал большую кружку светлого пива «Карьяла».

Адреналин еще кипел в жилах, мы болтали и весело перебрасывались шутками с официантами. Остальные посетители бара изумленно смотрели на нас, словно мы были на сцене, а они — в зрительном зале. В их глазах читалось: «Странно: полицейские, а вполне обычные ребята». Можно подумать, стражи закона сделаны из другого материала и не любят посидеть за кружкой пива в свободное время. Я даже подумала, не пойти ли нам в другое место, но здесь по крайней мере нас угощали.

Койву приветственно поднял кружку:

— За победу! — Мы сдвинули кружки и отхлебнули по глотку. — Послушай, Мария… я бы хотел и дальше работать с тобой в одной команде. Почему ты ушла из полиции? Ты же не боишься. На тебя можно положиться.

— Ага, не боюсь. Смотри, у меня до сих пор руки трясутся.

— Но ты этого не показываешь. Знаешь, каково мне в одной упряжке с этими Саариненом и Савукоски! Они оба такие тюфяки, а Сааринен к тому же совершенный слабак — и ста метров пробежать не может. У тебя ведь хорошее образование, ты смогла бы сделать отличную карьеру в полиции.

— Почему ты вдруг заговорил об этом?

Я задумалась. Слишком многие за последние несколько дней удивлялись моему решению — сначала Перец, теперь Койву. Да надо признать, что я и сама иногда…

— Ты один из лучших полицейских, с которыми мне когда-либо доводилось работать. Ты отличный товарищ! — Койву говорил так воодушевленно, что я даже удивилась.

— Слушай, ты что, посещал какой-нибудь американский тренинг по установлению межличностных отношений, на котором рекомендуют хвалить человека хотя бы несколько раз в день?

— Да нет, просто сейчас у каждого из нас есть пара, и я могу тебе искренне сказать, какая ты классная, без того чтобы ты подумала, что я за тобой ухлестываю.

Мы продолжили болтать о планах на лето, договорились о том, что Койву с Анитой как-нибудь заедут к нам в Тапиола попариться в бане. Через некоторое время мы решили, что пора расходиться, несмотря на то что поили нас здесь бесплатно. Я совершенно не выспалась прошлой ночью в палатке, а после сегодняшней нервной встряски невыносимо разболелась голова.

На улице было еще довольно светло, и я решила немного прогуляться и зайти на городское кладбище в Хиетаниеми, посмотреть на могилу Санны. Антти рассказывал, что ее похоронили рядом с родственниками матери в старой части кладбища. Я увидела несколько новых надгробных камней, но ни на одном из них не было ее имени. Все понятно. Хяннинены не захотели оставить память о заблудшей дочери даже на могильном камне, раздраженно думала я, направляясь к автобусной остановке.

Когда я вернулась домой, Антти играл на пианино. Несмотря на шум в голове, я остановилась и немного послушала — сонаты Скарлатти звучали так нежно. Приняв две таблетки от головной боли и постояв под душем, я приступила к чтению дела Оде Хакала и Санны, которое передал мне Койву. Я не почерпнула в нем ничего для себя удивительного, разве что преступная биография Оде была гораздо разнообразнее, чем я себе это представляла. Пара задержаний из-за наркотиков, кражи, драки. Отличный кандидат в убийцы, вот только не мог он его совершить, поскольку безвылазно сидел в тюрьме. Вот если бы дело происходило в романах одной из основательниц британского детективного клуба Дороти Сайерс, Оде умудрился бы незаметно для всех выбраться из тюрьмы, совершить убийства и так же незаметно вернуться обратно. Или же в тюрьме сидел бы его двойник, а он с отращенной бородой и осветленными волосами разгуливал на свободе, переодевшись, например, в Маке Руостеенойя…

Антти заглянул на кухню, когда я заваривала себе чай с ромашкой, найденный в запасах Марьятты Саркела.

— Звонил Теему Лааксонен. Сказал, что будет завтра в Хельсинки и готов с тобой встретиться. Как поживает констебль Койву?

Антти расстроился, когда я рассказала ему о своем вечернем приключении.

— Да ты сейчас рискуешь еще больше, чем когда работала в полиции!

— Ну пойми, не могу же я стоять в стороне, когда такое происходит… Меня так учили в школе полиции… Горбатого могила исправит, — улыбнулась я.

— Мария, я не хочу тебя потерять. Пожалуйста, будь осторожна, хотя бы ради меня. — Антти обнял меня, и я прижалась к его плечу, вспоминая, каким нежным он был сегодня утром.

— Завтра я встречусь со своим научным руководителем и отвезу ему несколько последних глав диссертации. Если у него не будет серьезных замечаний, защиту скорее всего назначат на ноябрь.

— Ты планируешь потом вернуться в университет?

— Я еще не решил. У меня остается полтора года, которые я хотел бы посвятить научной работе, и сначала я думал, что сразу после защиты отправлюсь куда-нибудь за границу — в Данию или в Штаты, — но мне следует еще раз обсудить все с профессором.

— Когда ты собираешься уехать? Сразу после Нового года? — Несмотря на жуткую головную боль, я решила разобраться в ситуации.

— Да, или осенью, в начале следующего учебного года. Знаешь, это ведь и от тебя зависит… Я должен был поговорить с тобой еще вчера, но нам было так хорошо, что мне не захотелось это обсуждать. Что ты будешь делать? Отправишься со мной? Или будешь меня ждать? Я очень надеюсь, что наши отношения не закончатся с моим отъездом.

Я растерянно молчала, не зная, что ответить. До сих пор мы жили, ничего не планируя, не задумываясь о будущем. Да, конечно, я любила Антти, но насколько была готова связать с ним свою жизнь? На день, на год, навсегда?

— Я совсем недавно перешла на новую работу и пока не собираюсь менять ее, — твердо сказала я, умолчав о том, что если вдруг подтвердятся мои подозрения насчет Эки, то уволюсь в тот же день. — Не могу же я все бросить и просто поехать с тобой в Америку. Что я буду там делать? И что значит «ждать»? Сидеть и смотреть в окошко, надеясь, что я тебе еще сгожусь, когда ты вернешься обратно? — Не успев закрыть рот, я пожалела о последней фразе.

— Дурочка, я совсем не это имел в виду! Я просто думал, что… Ладно, давай поговорим об этом в другой раз, сейчас ты устала.

— Прости, у меня очень болит голова.

Мы сидели и молча пили чай. Я пыталась думать о чем-нибудь другом, не о наших отношениях.

— Ты хорошо знаешь Теему Лааксонена? — подала я голос, выпив чашку чаю.

— Встречал пару раз. А что?

— Расскажи о нем хоть что-нибудь.

— Обычный парень. Тихий и спокойный, вроде Киммо или меня. Совсем не похож на убийцу. Ты это имела в виду?

— Вроде того. Просто я подумала: если ему показалось, что за рулем той машины была Арми… Хотя вряд ли это возможно, ведь у нее даже не было прав.

— С чего ты решила, что у нее не было прав? Разумеется, у нее были права, она даже несколько раз меня подвозила.

Я глубоко вздохнула и расправила плечи.

— Повтори это еще раз, пожалуйста. Зачем тогда Маллу мне сказала, что у Арми не было водительских прав? — задала я риторический вопрос, ответ на который знала. Для того, чтобы отвести от себя подозрения. А я-то, глупая, поверила ей на слово, вместо того чтобы все проверить!

Несмотря на таблетки и чай с ромашкой, голова болела все сильнее. А на завтра накопилось много дел. У меня возникло чувство, что я близко подобралась к решению, хотя на самом деле надо было еще уточнить массу обстоятельств.

— Печально, что преступление интересует тебя куда больше наших отношений, — обиженно сказал Антти, поднимаясь из-за стола. — Во сколько завтра приезжают твои сестры?

Черт побери, я совсем забыла о том, что завтра у нас будут Эва и Хелена! Мне следовало хоть немного подготовиться к их приезду — убраться, приготовить ужин. Да, жаль, завтра я не успею сделать все запланированное. Надеюсь, мне не придется слишком много общаться с Эки…

Засыпая, я подумала, что Антти не прав. Наши чувства и отношения были для меня гораздо важнее каких-то там преступлений. Просто я чувствовала, что близка к разгадке тайны убийства Арми. Дальше должно быть проще. Разобраться с собственными чувствами мне было гораздо сложнее.

 

Глава 12

Карминно-красная шаль

На совещании в понедельник мне приходилось делать над собой усилие, чтобы не выдать свое отношение к Эки. У Альберта уже начался отпуск, так что в офисе, кроме нас, были еще Мара и Анникки. Я изо всех сил старалась держаться спокойно, когда речь зашла о Киммо.

— Конечно, я не вправе давать советы полиции, но, на мой взгляд, его алиби нужно проверить еще раз. Может, стоит нанять частного детектива, который допросил бы соседей Киммо и выяснил, был ли он дома до двенадцати.

— А что, полицейские так никого и не нашли? — удивился Мара.

— Я, честно говоря, даже не знаю, пытались ли они проверить, во сколько он пришел домой. У меня в конце недели совершенно не будет времени этим заниматься, у нас в пятницу рассмотрение дела Палмгрена, — ответила я с тяжелым вздохом.

— По делу Хяннинена назначено проведение дополнительного расследования? — продолжила расспросы Мара.

Эки покачал головой. Я внимательно на него посмотрела. Симпатичный, начинающий лысеть мужчина далеко за пятьдесят. Не красавец и не урод. При необходимости умел очень приятно обходиться с людьми, но мог быть и жестким. Что Санна в нем нашла? Защищенность и чувство безопасности? У Эки было двое сыновей немного младше меня. И что Эки хотел от Санны? Но ведь он не мог не понимать, что, в случае если о его отношениях с девушкой станет известно, он тут же потеряет репутацию добропорядочного адвоката…

В моем кабинете зазвонил телефон, затем включилась запись автоответчика и послышалось:

— Добрый день, это Теему Лаакс…

— Извините, я должна ответить! — Я вскочила и побежала к себе в кабинет. К счастью, Теему еще не успел отключиться, так что мы договорились о встрече на полчетвертого. Допрос Киммо был назначен на час дня, а после утреннего совещания я планировала еще успеть поговорить с Хельстремом.

В переговорной Эки спокойно рассуждал о каких-то рабочих вопросах, пережевывая очередную булочку. Он сказал, что собирается после Иванова дня пойти в отпуск, интересовался состоянием здоровья матери Анникки. Трудно поверить, что передо мной сидел хладнокровный убийца… Может, я чересчур погрузилась в дело Санны и вся эта мистика в виде черепов и поэзии Плат немного повредили мой рассудок? Оставалось надеяться, что Хельстрем мне поможет. К тому же я многого ждала от разговора с Теему Лааксоненом — неужели он подтвердит, что Арми все-таки управляла той злосчастной машиной?

Когда Эки наконец уехал из офиса, я решила проверить его алиби в утро убийства Арми. Он утверждал, что в ту субботу с утра вышел под парусом в море. Что значит с утра? По мне, и двенадцать дня еще утро… Я не решилась спрашивать об этом напрямую у жены Эки и для начала ей позвонила.

— Добрый день, это Мария Каллио. А Эки уже ушел? Послушай, может, ты мне сможешь помочь? Знаешь, Киммо сказал, что задел рулем вашу машину, когда ехал на велосипеде от Арми утром в день убийства, около половины первого. Вы заметили царапину или уже были на лодке в порту Хаукилахти?

— Мы… да… На самом деле мы вышли из дома только в половине третьего. Эки мучился головной болью с похмелья и утром ходил в винный магазин. Я даже не была уверена, сможет ли он сесть за руль. Он, кажется, завез упаковку пива на парусник где-то сразу после двенадцати. Точно не помню; спроси лучше у него сама, когда он вернется.

— Да ладно. Киммо, наверное, перепутал время… Не стоит беспокоить Эки расспросами, Киммо сейчас хватается за любую соломинку и придумывает бог знает что… — довольно невнятно пробормотала я, торопливо прощаясь и надеясь, что Эйла Хенттонен не расскажет мужу про мой звонок Меня так и тянуло поинтересоваться, знала ли она про отношения мужа и Санны, но я решила, что это будет уже слишком.

Автоответчик Хельстрема сообщил, что хозяин будет дома только к двенадцати дня. Я решила прийти к нему в это время без предупреждения. Постаралась сосредоточиться на рабочих делах, внимательно вчитываясь в статьи закона о наследовании, но в голове постоянно крутились мысли о Киммо, Арми, Санне… В школе полиции нас учили делать несколько дел одновременно. Вот и сейчас, пытаясь разобраться в перипетиях финского законодательства, я придумала, что приготовить на ужин к приезду сестер. К счастью, Антти обещал убрать в квартире, вернувшись от профессора. Но я боялась даже думать о том, что же будет с нашими отношениями, переживут ли они разлуку…

В приемной Хельстрема пахло лекарствами. Секретарь медицинского центра рассказал, что пока он ведет запись больных на прием, а при необходимости врач приглашает медсестру из другого отделения ассистировать ему. Он пожаловался мне, что в поисках вещей, имевших отношение к смерти Арми, полицейские перевернули вверх дном всю приемную и нанесли столько грязи, что им пришлось дополнительно приглашать уборщицу, чтобы привести все в порядок.

— Какая кошмарная история! Из-за этого ужаса Эрик постарел лет на десять буквально за несколько дней, — произнес секретарь, и в этот момент в приемную вошел Хельстрем.

— Простите, вы могли бы уделить мне немного времени? — вежливо спросила я, пока Хельстрем яростно сморкался в носовой платок.

— Снова ужасный насморк, — пожаловался он. — Не понимаю, где я постоянно цепляю простуду. Проходи в мой кабинет.

Это был обычный кабинет врача-гинеколога — стол с компьютером, книжная полка, несколько стульев, раковина, металлический столик, на котором лежали резиновые перчатки. За ширмой стояло это ужасное гинекологическое кресло. Удивительно, какой смысл стыдливо раздеваться за ширмой, если спустя пару мгновений врач все равно видит пациентку раздетой, без штанов. Я осторожно присела на стул с чувством, что Хельстрем сейчас начнет расспрашивать, как у меня проходят месячные. Однако на этот раз была моя очередь задавать вопросы.

— Я пришла поговорить о Санне Хяннинен. Насколько я знаю, она была вашей пациенткой, так же как и ее мать.

— Мария, давай перейдем на ты. Мы же с тобой хорошо знакомы, а Антти я знал, когда он еще пешком под стол ходил. — Хельстрем обаятельно улыбнулся, а я смутилась. Солнечный луч упал ему на голову, подсветив волосы так, что показалось, будто у него нимб вокруг головы. — Да, Санна Хяннинен наблюдалась у меня. А в чем дело?

— У нее было много абортов? Вы… то есть ты не знаешь, от кого были эти беременности?

— Я не могу предоставить тебе подобную информацию, даже несмотря на то что пациентки больше нет в живых!

— Речь идет о расследовании убийства, — внушительно произнесла я, хорошо понимая, что на самом деле не имею права требовать у него информацию. Я же не из полиции. — Я подозреваю, что Санну тоже убили. И прекрасно понимаю, что прошу раскрыть мне конфиденциальную информацию. Я тоже не обсуждаю со всеми подряд то, что сейчас сказала. У меня пока нет доказательств, и мне нужна твоя помощь.

Возможно, на меня повлияла необычная обстановка — врач в белом халате, внимательное выражение лица, — но говорила я очень уверенно и смело.

— Санну убили? Кто? Зачем? — Хельстрем пытался изобразить заинтересованность. Ему не впервой было слышать печальные рассказы от сидящих на этом стуле женщин.

— Подозреваю, что у нее была связь с мужчиной и ему эта связь была неудобна. Возможно, он был женат. Она рассказывала о чем-то в этом роде?

Хельстрем выглядел озадаченным.

— Связь с женатым мужчиной? Герой ее последнего романа — Маке Руостеенойя. А последний раз она забеременела от мужчины по фамилии Хакала, который полтора года назад сел в тюрьму за наркотики. Санна тоже была замешана в этой истории. Я не знаю, от какого подонка она сделала свой первый аборт. Разумеется, я сразу выписывал ей направления на операцию, поскольку понимал, что не время ей сейчас рожать — мужа нет, учеба не закончена…

— Когда это было в последний раз?

— Секундочку, я проверю записи. — Хельстрем отвернул он меня монитор компьютера и набрал запрос на клавиатуре. — В позапрошлом сентябре. За полтора года до смерти.

То есть незадолго до того, как Оде Хакала сел в тюрьму. Неужели между Хакала и Маке у нее был кто-то еще? Может, как раз Эки?

— А она приходила к вам… к тебе на регулярные осмотры? Может, она просила выписать ей противозачаточные таблетки? Может, говорила, что у нее есть постоянный мужчина? — Почему-то мне не хотелось напрямую называть имя Эки. Я надеялась, Хельстрем сам догадается.

— Да, она приходила на осмотры после этих операций. А когда начала постоянно общаться с Руостеенойя, я настаивал, чтобы она регулярно принимала таблетки.

— Ее смерть стала для тебя неожиданностью?

— Да нет. Она всегда была депрессивным человеком. Думаю, ее близкие предполагали, что долго она не проживет. Конечно, я очень расстроился, но не удивился, нет. — У Хельстрема дрожали руки. Он полез в карманы халата, словно хотел достать сигареты, но потом сообразил, что в приемной курить не полагается. — Маке Руостеенойя потом долго таскали по допросам. Твой шеф приложил много усилий, чтобы на него не повесили обвинение в убийстве, — продолжил врач. — Видишь ли, все, кто знал Санну, считали, что это или самоубийство, или несчастный случай. Хенрик и Аннамари предпочитали верить в версию несчастного случая. Да и какая теперь разница… Столько времени прошло… А почему ты считаешь, что смерть Санны как-то связана с убийством Арми? Ты подозреваешь кого-то из женатых мужчин? — внимательно взглянул на меня Хельстрем.

— Нет. Просто пока размышляю… Да, и еще Маллу Лааксонен. Она ведь тоже часто приходила к тебе советоваться. Так ужасно, что в результате несчастного случая она потеряла ребенка, которого столько ждала… Она когда-нибудь говорила о том, что считает Арми виноватой в случившемся?

— Она — нет, но Арми упоминала об этом. Впрочем, это уже полная ерунда, потому что при такой скорости и в темноте с дороги невозможно рассмотреть водителя. Мне кажется, это просто помешательство на почве выкидыша и зависти сестре. — Хельстрем устало улыбнулся и взглянул на меня. У него на столе зазвонил телефон. — Извини, Мария, меня ждут. Звони или заходи, если у тебя будут еще вопросы. — Он улыбнулся и закашлялся, поднося к лицу носовой платок.

Я ехала на велосипеде и размышляла, что Хельстрем не похож на откровенного сплетника. Даже жаль. Я надеялась выудить из него больше информации. Я рулила и с раздражением думала о том, кто же спланировал дорожки таким дурацким образом. Почему пешеходная часть отгорожена такими высокими бортиками, что велосипедист однозначно должен свалиться при малейшем непродуманном повороте руля? Почему велосипедная дорожка внезапно заканчивается, а потом неожиданно продолжается на другой стороне дороги? Почему пешеходы должны подчиняться правилам, придуманным для автомобилистов?

Я тихо злилась, понимая, что сейчас приеду в полицию вполне готовая к жесткому разговору с Перцем. О черт, я совсем забыла, что теперь допросы Киммо ведет представитель прокурора. Причем вопросы уже не несли в себе ничего нового, их целью было просто утомить моего подзащитного, постараться запутать его, чтобы он сбился в своих показаниях и его можно было уличить во лжи. Расследование явно зашло в тупик Полиция не смогла собрать необходимое количество доказательств, чтобы предъявить Киммо обвинение в убийстве, но его будут держать в тюрьме до тех пор, пока не найдут настоящего преступника. Мне удалось найти общий язык с представителем прокурора, и он рассказал, что полиция пока не смогла найти свидетеля, который бы четко помнил время передвижения Киммо. Я предложила ему дать объявление в газету, но он отнесся к моему предложению без энтузиазма.

— Надо было искать свидетеля по горячим следам. А сейчас любой может придумать что угодно. У комиссара Стрема в запасе есть несколько наблюдений и показаний, но они какие-то ненадежные…

— И тем не менее — почему он не предоставил их защите? Он обязан был предоставить мне эту информацию!

— Да, наверное, Стрем совершил ошибку…

— Разумеется, совершил! Я хочу немедленно получить эту информацию!

Моя вспышка гнева принесла плоды: я узнала, что Перец нашел как минимум трех новых свидетелей, которых мне следовало срочно проверить. Одна пожилая семейная пара вспомнила, что они видели Киммо на улице Сувисилта двадцать минут первого, а выгуливавший собаку мужчина сказал, что видел его на набережной около половины первого. На мой взгляд, на основании одних только этих сведений Киммо следовало немедленно освободить. Я жутко злилась на Перца за то, что он скрыл от меня этих свидетелей. Представителю прокурора такое поведение полиции тоже показалось по меньшей мере странным.

— Не волнуйся, Киммо, скоро ты выйдешь на свободу, — подбодрила я его, рассказав о новых свидетелях. — Я постараюсь как можно скорее с ними встретиться. Кроме того, у меня много разных догадок о том, кто же это совершил на самом деле. Скоро кое у кого земля под ногами гореть будет!

Киммо выглядел совсем плохо. Он смотрел на меня больными глазами и, кажется, не особо вслушивался в мои слова. Я знала, что в выходные его навещали Ристо и Аннамари.

— Послезавтра отец приезжает в Финляндию, — произнес Киммо. — А похороны Арми назначены на четверг будущей недели. Я смогу пойти на похороны?

— Конечно, сможешь. Даже если будешь под стражей, тебя проводят туда под конвоем. Но я уверена, что в следующее воскресенье ты уже будешь свободен, — пообещала я, совсем как мать, уверяющая ребенка, что ветрянка через три дня пройдет.

— Ты думаешь? Мария, я решил, что если выберусь из этой истории, то никогда в жизни больше не буду заниматься садомазохизмом.

— Почему? За что ты хочешь себя так наказать? Ах да, я забыла, ты же настоящий мазохист, — промолвила я, лишь потом сообразив, что это плохая шутка.

— Я не представляю себе жизни без Арми, — всхлипнул он.

Что я могла сказать в утешение? Что жизнь продолжается, хотя и не такая, как раньше? Или что-нибудь не менее банальное? Поэтому я решила поменять тему и спросить его про мужчин Санны.

— Иногда она меняла их с такой скоростью, что я даже не успевал запомнить их имена. Санна снимала квартиру на Пунавуори, но иногда оставалась У Оде.

— А кто у нее был прошлой зимой? И общалась ли она с Оде, после того как тот угодил в тюрьму? Был ли у нее кто-нибудь между Оде и Маке или, может быть, одновременно с Маке?

Киммо так напряженно думал, что казалось, видно, как у него под светлыми вихрами шевелятся мысли.

— Ты имеешь в виду, что Арми с кем-то обсуждала смерть Санны? И высказала предположение, что это было убийство? Я в последнее время много думал и пришел к выводу, что это вполне возможно. Ты же знала Санну, она могла любого мужчину довести до белого каления. Как, например, Оде. Она всего один раз навестила его в тюрьме. Наверное, хотела окончательно отделаться от него, поэтому и прервала беременность, хотя в принципе хотела ребенка. Но не от Оде. А Маке она любила и мечтала начать с ним новую жизнь.

Киммо взбодрился, рассуждая о том, что не имело непосредственного отношения к его собственной участи. На щеках даже появился слабый румянец.

— Санна познакомилась с Маке вскоре после того, как Оде попал в тюрьму. Подозреваю, что у нее тогда уже кто-то был, но не знаю ничего конкретного. Она это тщательно скрывала.

— А ты никогда не замечал ничего между Санной и Эки?

Киммо ошарашенно посмотрел на меня.

— Ты имеешь в виду Эки, у которого ты работаешь? Никогда! Ты думаешь, что он и Санна… Нет, вряд ли. — И он отрицательно помотал головой. — Хотя откуда мне знать, — произнес он спустя пару секунд. — Мне известно, иногда она общалась с мужчинами гораздо старше. Сестра считала, что у нее эдипов комплекс и что родной отец ее никогда не любил. Она часто об этом говорила.

Я вспомнила строчки из письма Санны. Эдипов комплекс? Удивительно, что у меня его нет, хотя отец тоже относился ко мне довольно прохладно. Впрочем, не знаю, проявляется ли этот комплекс как-то еще, кроме беспорядочных связей со зрелыми мужчинами.

— Еще один вопрос. Ты можешь с полной уверенностью заявить, что в ночь, когда у Маллу случился выкидыш, Арми не ездила на машине?

— Я мысленно прокручивал события этой ночи сотни раз. Мы с Теему тогда здорово набрались, и я вырубился сразу после их ухода. У нас во дворе стояла отцовская машина. Ну зачем Арми надо было куда-то ехать, тем более что она и сама была немного пьяна?

— Теоретически это возможно…

— Но только теоретически. Меня тогда и из пушки невозможно было разбудить. Арми не могла так поступить. Она всегда очень осуждала пьяных за рулем. И пыталась внушить это Санне. К тому же она никогда не уехала бы, оставив пострадавшего на обочине, она же была медсестрой!

— Я верю тебе. Какая машина у твоего отца?

— Белый «опель-астра».

Я попрощалась с Киммо и обещала навестить его завтра. На обратном пути я поминала Перца недобрыми словами. Может, следует выдвинуть против него официальное обвинение в сокрытии информации? Справлюсь ли я с этим? Неожиданно я почувствовала сильную усталость и решила прокатиться на велосипеде, чтобы немного взбодриться. По сторонам дороги цвели нежно-голубые незабудки, в кустах весело чирикали воробьи. Мне навстречу, важно ступая, вышла кошка и, мяукнув, уселась посреди дорожки. Я остановилась и, по-братски разломив шоколадный батончик, протянула ей половинку. У кошки был смешной полосатый бело-рыжий хвост, похожий на палочку от леденца. Прогулка на велосипеде и общение с дружелюбной кошкой взбодрили меня, и спокойное расположение духа вернулось.

Когда полчетвертого ко мне в кабинет шагнул Теему Лааксонен, я сразу понял, почему он на прошлой неделе не отвечал на мои телефонные звонки. Небритый подбородок, загорелое лицо, прямая осанка — парень, похоже, только вернулся из отпуска.

Он твердо ответил на мое рукопожатие, спокойно усаживаясь на стул передо мной.

— Прошу прощения, что перезвонил только сейчас. Мы с друзьями провели неделю на Ибице, ездили поиграть в теннис, — пояснил он. — Последнее время навалилось много разных проблем, мне просто необходимо было вырваться отдохнуть.

— Когда вы уехали?

— В прошлую субботу. В тот день, когда погибла Арми. Около четырех часов дня. Никто не сообщил мне о случившемся. Маллу со мной не разговаривает, а отец, наверное, не хотел портить мне отпуск. Как дела у Маллу? Когда я ей звоню, она сразу бросает трубку. О трагедии мне сообщили ее родители. — Теему пружинисто поднялся и подошел к окну. У него были уверенные движения спортсмена.

— Когда вы в последний раз встречались с Арми?

— В субботу. Незадолго до ее гибели…

— Что? Во сколько это было? — Я даже вскочила от напряжения.

Теему непонимающе уставился на меня. Затем его лицо помрачнело.

— Если ты думаешь, что это я…

— Да нет же, речь идет об алиби для Киммо! Во сколько ты встречался с Арми? И зачем?

— Я хотел найти Маллу, чтобы попрощаться с ней перед отъездом. Было около половины первого. Я позвонил Маллу, но не застал ее дома. И тогда решил прогуляться к Арми.

— Но Маллу у нее не оказалось, так? А кто еще там был?

— Никого. Киммо только что ушел, она ждала еще кого-то в гости. Арми сказала, что как раз собиралась звонить Маллу, чтобы побеседовать о ее женских проблемах, но на самом деле хорошо, что я пришел, и лучше обсудить все со мной. Она еще раз спросила, почему мне показалось, что я видел ее за рулем той машины.

— И что ты ответил? — Я едва не подпрыгивала от нетерпения.

— Даже сам не знаю. Это было просто мгновенное впечатление, я же был здорово пьян. К тому же забыл у них в гостях ключи от дома. К счастью, у жены в сумочке тоже были ключи. Мы переходили дорогу, затем внезапно появилась эта машина. Маллу как-то неловко споткнулась и очутилась чуть ли не под колесами. А та, не притормозив, промчалась мимо. Конечно, это случилось не только по вине водителя, нам следовало быть осторожнее, но ведь он даже не сбавил скорость…

По голосу Теему я слышала, что он сотни раз прокручивал в голове случившееся. Было ясно, что он до сих пор винит себя в происшедшем.

— И что же тебе все-таки удалось разглядеть? — настойчиво продолжала я расспросы. Мы как-то незаметно перешли на ты, и меня это не покоробило — в конце концов, мы же практически ровесники.

— Светлые волосы и… Могу поклясться, что у водителя на шее был точно такой же платок, как у Арми. Большая шерстяная шаль карминно-красного цвета, которую Арми часто носила зимой. Она привезла эту шаль из Санторини, после отдыха в Греции, такой больше ни у кого не было. Я часто узнавал Арми в толпе людей именно по этой шали.

— И ты решил, что она поехала отвозить тебе забытые ключи на машине Киммо и не справилась с управлением на скользкой дороге.

Теему сделал нервное движение рукой, словно пытался схватить теннисный мяч и отбросить подальше от себя.

— Да, я понимаю, это все фантазии, этого не могло быть. Арми не могла так поступить, она бы обязательно остановилась. Но как мне заставить Маллу поверить в это?

— И поэтому вы развелись? Потому что она тебе не верит?

— Мы еще не развелись, просто разъехались! Не хочу я разводиться, я хочу вернуть жену обратно! — Он в отчаянии уставился на меня круглыми глазами. — Это она меня выгнала. Сказала, что не хочет жить со мной, не хочет никакого ребенка, что видеть меня больше не хочет! Я знаю, ей сейчас плохо, она нуждается в помощи! Она сама напридумывала черт знает что! Да мне не важно, будут у нас дети или нет! И я ни секунды не виню ее в случившемся! А она мне не верит!

В отчаянии он даже стукнул кулаком по столу, словно желая разбить лед недоверия, сковавший его жену.

— И теперь ты боишься, что из-за этих безумных догадок Маллу убила свою сестру? — Я даже не спрашивала, а утверждала.

— Вроде того. И виню себя в том, что поделился с ней своими наблюдениями.

Я взглянула на сидевшего передо мной сильного здорового мужчину и вспомнила рождественскую фотографию Маллу, на которой они стояли обнявшись и счастливо улыбались. Красивая пара. Просто как на рекламном проспекте. Жаль только, что их история так грустно закончилась…

— Теему, послушай меня. Я прошу тебя позвонить в полицию и рассказать, что ты был у Арми в половине первого в субботу. Это очень важно для Киммо. На основании твоих слов его должны выпустить. Позвони комиссару Стрему, — я продиктовала ему номер телефона Перца, — и скажи, что у тебя есть важная информация касательно убийства Арми. Если хочешь, я пойду с тобой. Скажи, когда ты уехал из Йоусенкаари и куда?

— Я уехал в аэропорт без четверти час.

— Без четверти час… Значит, ты наверняка последний, кто видел Арми живой, — кроме убийцы, конечно. Кто-нибудь может подтвердить график твоих передвижений?

— Подожди-ка… На первом кольце образовалась пробка, там была какая-то авария, так что я приехал в аэропорт только к двум… Друзья наверняка вспомнят — они были взбешены из-за того, что я чуть не опоздал.

В конце разговора я попросила Теему оставить мне свой новый адрес и задумалась над его рассказом. Насколько он сам уверен, что действительно видел за рулем той машины Арми? Он хочет вернуть жену. Возможно, считая, что Арми виновата в их разводе, он задушил ее в приступе ярости.

В день смерти у Арми был плотный график встреч с разными людьми. Я решила сосредоточиться и по примеру известного бельгийского господина по имени Эркюль Пуаро заставить работать серые клеточки своего головного мозга. Киммо сказал, что ушел от Арми пятнадцать минут первого, Кертту Маннила со своими пирогами пыталась зайти к ней в час, я пришла в два. Кроме того, к девушке еще заходил Теему Лааксонен. И убийца. Эркюль Пуаро составлял на бумаге график событий, и я решила сделать так же.

12:15 — Киммо вышел из дома.

12:30 (примерно) — Сари позвонила Арми.

12:15–12:45 — Теему зашел к Арми, надеясь застать там Маллу.

13:00 — Кертту Маннила принесла Арми теплые пирожки и услышала ссору.

13:30 — Кертту Маннила позвонила Арми по телефону, но та не ответила.

14:00 — пришла Мария.

Если график составлен правильно, то Арми убили между часом и половиной второго. Все просто. И мне остается только попросить полицию проверить, где в это время находился каждый из подозреваемых. Хотя я уже это сделала. Маллу покупала продукты на рынке, там же, в центре Тапиола, были в это время Аннамари, Маке и Эки. Теему утверждает, что ехал в аэропорт, но этого никто не может подтвердить. Информацию касательно аварии на дороге можно проверить в полицейском архиве. И все равно меня мучила одна мысль — ну почему никто из соседей Арми ничего не видел?

В офисе уже никого не было. Чувствуя себя как алкоголик руки которого помимо воли тянутся к бутылке, я встала и тихо подошла к столу Эки. Мне хотелось взглянуть в его ежедневник Санне исполнилось тридцать лет второго марта прошлого года. Она, как и я, родилась под знаком Рыб. Ох не верю я в гороскопы… Делал ли Эки какие-нибудь пометки в этот день? Может, он планировал с ней встретиться?

Старый ежедневник лежал в верхнем ящике стола. Я открыла его и начала лихорадочно перелистывать страницы трясущимися руками. Первое марта, второе…

КЕНИЯ. Все дни недели были наискосок перечеркнуты одним словом — КЕНИЯ. Я понимала, что это значит. Я видела замечательные фотографии животных из природного заповедника, которые сделал Эки, когда они с женой путешествовали по Африке. Он рассказывал, что это был лучший отпуск за все время их семейной жизни. Значит, он не сталкивал Санну в море с волнореза. Возможно, там вообще, кроме Санны, никого не было и пожилому господину просто привиделся образ в черных одеждах. «У него, наверное, даже более богатое воображение, чем у меня», — разочарованно думала я, убирая ежедневник на место.

 

Глава 13

Сестры

Уставшая и в плохом настроении, я отправилась домой. Меня напрягала предстоящая встреча с сестрами. В продовольственном магазине нервы у меня окончательно сдали. Перед прилавком с овощами я едва сдерживалась, чтобы не начать топать ногами и кричать в голос. Я ненавидела симпатичную кассиршу, маленького мальчика, путавшегося в очереди под ногами у матери, всех людей, сновавших вокруг меня с продуктовыми тележками.

Киммо не виноват, это понятно, но другого кандидата в убийцы я предложить не могла.

Когда я открыла дверь, Антти наводил порядок в прихожей. Я споткнулась о завывавший дурным голосом пылесос. «Идиот, не мог убраться до моего прихода», — мелькнула злобная мысль. Не произнеся ни слова, я сунула в посудомоечную машину грязные тарелки и занялась приготовлением греческого салата и пирога с ананасами и французским сыром. Я решила подать эти блюда, поскольку их приготовление не требовало особых кулинарных талантов.

— С тобой можно поговорить? — Антти осторожно приоткрыл дверь на кухню. Он уже легко научился определять, когда со мной следовало общаться аккуратнее.

Я улыбнулась помимо своего желания.

— Что мне еще сделать, мадам?

— Приберись, пожалуйста, в комнате своих родителей. Я планирую положить туда на ночь Хелену и Петера. Ну, что сказал твой профессор?

— Он выразил желание, чтобы я весной прочитал в университете курс лекций по теме своей диссертации. И рекомендовал ехать за границу осенью, в начале нового учебного года.

Я так яростно орудовала ножом, нарезая лук, что у меня на глазах выступили слезы. Осенью… Значит, у нас еще было время подумать о будущем.

— Похоже, дела Киммо начинают налаживаться, — сказала я, смахивая слезы с глаз. — Теему Лааксонен может засвидетельствовать, что в полпервого Киммо уже ушел от Арми. И еще двое свидетелей видели, что он шел домой не позднее начала первого.

— А полиции удалось узнать что-нибудь новое? Кто же в таком случае совершил убийство?

— Нет, они ничего не узнали, — ответила я, мелко нарезая оливки. — Но теперь им придется потрудиться всерьез, ведь они будут вынуждены отпустить Киммо. Иными словами, это значит, что вся мельница опять закрутится сначала, если я, конечно, не выясню все в ближайшее время.

— Неужели тебе мало того, что Киммо окажется на свободе? Мария, ты забыла, что больше не работаешь в полиции, ты юрист! Я понимаю, ты знала Арми и хочешь найти убийцу. Но это опасно, я не хочу, чтобы ты подвергала себя хоть малейшему риску!

— Да, хорошо, конечно, — произнесла я без энтузиазма, заправляя салат соусом.

С Антти бесполезно говорить о расследовании, его интересует только моя безопасность. Я еще раз осмотрела комнаты, поменяла постельное белье и почувствовала, что внутри нарастает паника. Сестры должны были уже прибыть на вокзал, скоро они позвонят в дверь. Боже, ну почему я должна изображать перед ними хорошую хозяйку? Ведь я всегда была парнем в семье и умела лучше обходиться с топором и ножом, чем с веником и шваброй. Эва была самой хозяйственной и практичной из нас, а женственная Хелена — главной красавицей семьи. Совершенно четкое распределение ролей.

Антти познакомился с Эвой и Ярмо ранней весной, когда мы ездили к моим родителям кататься на лыжах. С Хеленой и Петером он еще не виделся. Я надеялась, что Антти найдет общие темы для беседы с Петером — они оба математики. Петер совсем недавно окончил институт, получил диплом учителя математики и сейчас искал работу. Хелена дописывала дипломную работу и вскоре должна была стать преподавателем английского языка. Надо будет попросить ее объяснить пару непонятных мне выражений из дипломной работы Санны.

Во двор въехало такси. Я снова занервничала. Последний раз я видела Эву весной, когда у нее только слегка округлился живот, а Хелену в декабре, когда мы всей семьей отмечали Рождество в доме родителей. Антти не поехал со мной, поскольку обещал родным изображать для Матти и Микко Деда Мороза. Не впервые я встречала Рождество в родительском доме, чувствуя себя лишней на этом празднике, словно пятое колесо в телеге, зато теперь у меня был друг, мужчина, который позвонил в полночь и пожелал массу приятных вещей.

Я открыла входную дверь и увидела, как Эва осторожно поднимается с переднего сиденья машины. Она всегда была немного выше и тоньше меня, но сейчас казалась надутой словно воздушный шарик, глаза превратились в щелочки на тяжелом отекшем лице. Она выглядела старше своего возраста и производила впечатление взрослой уважаемой дамы, хотя на самом деле была младше меня.

Мы с Антти подошли, чтобы помочь им с чемоданами, держась натянуто и официально. Эва и Ярмо всегда казались мне людьми, которые умеют контролировать свою жизнь. Эва вот уже несколько лет работала преподавателем немецкого и шведского языков и, похоже, научилась официально держаться перед аудиторией. Ярмо был по профессии инженером-химиком, но я знала, что ему часто приходилось бывать на переговорах, исполняя представительские функции компании.

Мы показали гостям дом, прошлись по двору, восхищаясь видом лебедей на глади моря, посмеялись над Эйнштейном, который озабоченно выглядывал из окна, пытаясь рассмотреть незнакомых людей. Я с тайной завистью поглядывала на огромный, обтянутый легкой туникой живот Эвы. Разумеется, я видела беременных женщин и раньше, но то, что в данном случае это моя родная сестра, почему-то казалось немного странным. В этом ребенке были и мои гены! Например, у него может быть такой же курносый нос, как и у меня! На первый взгляд мы с Эвой не похожи: она пошла в отца, а я скорее унаследовала внешность матери, — но при ближайшем рассмотрении можно было заметить некоторое сходство — та же линия бровей, такая же переносица, почти одинаковая манера улыбаться. Хелена походила на нас обеих, но при этом у нее были более утонченные черты лица.

— Какое прекрасное место! Вы будете здесь жить постоянно? — спросила сестра, даже не пытаясь скрыть зависть в голосе. Они с Ярмо недавно купили небольшую двухкомнатную квартиру, и теперь отдавали большую часть зарплаты в счет погашения кредита. Я вспомнила, как она говорила, что Антти совсем не в ее вкусе — не слишком хорош собой и не особо изысканно одет, — но его дом явно произвел на нее благоприятное впечатление.

— Это зависит от планов родителей Антти, — ответила я и быстро проводила гостей на кухню к столу. Они отказались от традиционной сауны, объяснив, что у них забронирован вечер с парной на пароме.

— Как же ты будешь гулять по Стокгольму с таким животом? — не удержавшись, спросила я. — Наверное, трудно все время таскать с собой такую тяжесть?

— Конечно, сейчас я быстро устаю. Думаю, буду сидеть в кафе на берегу. А Ярмо пусть бегает по детским магазинам, — улыбнулась Эва. — Неужели ты научилась печь пироги? Или это Антти приготовил? — поинтересовалась она, когда я вытащила из духовки пирог с французским сыром.

— Боже, он же страшно калорийный! Я буду только салат! — заявила Хелена.

— Ну конечно, тебе приходится поститься, иначе не сможешь позволить себе шведских сладостей на пароме, — поддел сестрицу ее муж. Хелена была самой стройной из нас, но все равно сидела на жесточайшей диете. Ярмо тоже ковырял пирог без особого энтузиазма. Может, он не любит французский сыр? Я с досадой подумала, что, наверное, не стоило так напрягаться после работы и стоять у плиты, раз гостям все равно не по вкусу моя стряпня.

Мужчины беседовали о футболе. Я с удивлением заметила, что Антти принимает активное участие в разговоре. Вот уж не знала, что он читает спортивные странички газет. А может, он заранее проштудировал спортивные новости, готовясь к приезду моих родственников?

— Вот и Саку проснулся. Тебе понравился пирог? — Я не сразу сообразила, что сестра обращается к ребенку у себя в животе. — Милый, не брыкайся так сильно! Мария, посмотри только, что он вытворяет!

Живот Эвы двигался, меняя форму, иногда, казалось, увеличиваясь в размерах.

— Потрогай, не бойся. — Она взяла меня за руку и приложила ее к своему животу. — Вот его попка, а вот локоть, которым он, кажется, собирается пробить во мне дыру.

— Так странно видеть, что там внутри действительно живой человечек. Тебе не страшно?

— А чего бояться? Это же такое обычное дело. — И Эва улыбнулась, будто знала тайну, к которой у меня не было ключа. Наверное, так и было. Я понятия не имела, как себя чувствует беременная женщина.

— Вы уже решили, что назовете его Саку? Вы думаете, это мальчик? — спросила я, глядя на Ярмо.

— Без разницы, лишь бы здоровым родился, — стандартно ответил Ярмо. Я не стала продолжать тему, но вспомнила, как страстно мои родители мечтали о внуке.

— Мы с ребятами можем пойти в открытое кафе «Баллонс» выпить пива, а вы с девочками спокойно поболтаете без нас, — предложил Антти. Я свирепо посмотрела на него. Это совсем не входило в запланированный мною сценарий сегодняшнего вечера. Кроме того, я и сама с удовольствием выпила бы пива.

— Только по одному бокалу, и возвращайтесь не поздно! — капризно сказала Эва, засовывая в рот салат. — Послушай, ты добавила в соус винный уксус? Снова буду мучиться от изжоги.

— Прости, не знала… — Я старалась говорить доброжелательно, подумав про себя, что в соус для греческого салата всегда добавляют уксус. И если кто-то не может это есть, то пусть позаботится о себе сам… Откуда мне знать, что нельзя есть беременным женщинам?

Мужчины ушли, я заварила чай и пригласила сестер в гостиную. Эйнштейн осторожно потерся о колени Эвы, затем начал принюхиваться к Хелене. Та вдруг вскрикнула:

— Он меня укусил! — и нервно отпихнула кота ногой.

— Не может быть. Он не кусается. Возможно, просто потерся о тебя, потому что ему показалось, что ты пахнешь чем-то интересным. Может, ты случайно наступила в собачьи какашки?

Я разозлилась. Сестры не могли выбрать более неудачного времени для своего визита. По какому праву, черт возьми, они могут просто заявить: «Мы приедем, встречай», — не оставляя мне права выбора. Я всегда мечтала о собственном доме, где можно укрыться и где меня никто не потревожит, не будет от меня ничего требовать. Я бы с удовольствием выбросила телефон…

— Похоже, у тебя с Антти серьезно, — начала разговор Эва.

— Почему ты говорила, что он нехорош собой? По-моему, очень даже симпатичный парень, — поинтересовалась Хелена у Эвы.

— Просто он не в моем вкусе, слишком высокий и худой. Ну а Марии всегда нравились такие, словно из камня вырубленные, мужчины, — продолжила Эва.

— Это хорошо, когда вкусы отличаются, — ехидно сказала я, — меньше шансов разругаться.

Я вспомнила, что в старших классах обеим сестрам нравился один и тот же мальчик. Ну и ссорились же они. В итоге его увела какая-то девица, и они принялись хором проклинать бывшую пассию.

Я всегда чувствовала себя чужой на их празднике жизни. Эва и Хелена и сейчас дружили, много общались друг с другом. Они жили в одном городке, у них были одни и те же знакомые, они часто навещали родителей. Но почему же они так не любили меня и по какому праву говорили мне обидные вещи?

— Расскажи про свою работу, — попросила Эва. Чем ты занимаешься? Ты довольна своей зарплатой?

— Я еще не дослужилась до высокого звания, поэтому не хожу на работу в строгом костюме и не защищаю на процессах известных личностей. Так, сижу в офисе, работаю с документами. Зарплата нормальная, хватает. — У меня хватило ума промолчать, что я получаю больше преподавателя иностранного языка.

— Ну наконец-то ты угомонилась. Нашла постоянную работу, живешь с приличным мужчиной. Детей не собираешься заводить? — Ведь будущей весной тебе уже стукнет тридцать. Кстати, я заметила, что у тебя на лбу тоже стали появляться морщинки, — заметила Эва.

Я только усмехнулась в ответ. Меня часто принимали за их младшую сестренку. Наверное, из-за того, что я всегда одевалась, как мальчишка, а Эва с Хеленой уже в двадцать выглядели как солидные дамы, особенно когда рядом я появлялась в тренировочных штанах и с панковской прической.

— Я вас не понимаю! — горячо воскликнула я. — Зачем вы торопитесь взрослеть? Хорошо, может, вам это нравится, но я-то хочу жить по-другому!

— Ты сама всегда всех учила, как надо жить, — ответила Хелена. — Лезла со своими советами, командовала и злилась, если не выходило по-твоему. Эдакая всезнайка. Ты, наверное, поэтому и на адвоката пошла учиться, чтобы получить право выяснять отношения с людьми на законном основании.

От изумления я даже приоткрыла рот. На мой взгляд в семье я всегда была тем, кому постоянно приходилось приспосабливаться. «Мария, не обижай младших!», «Отдай эту куклу Эве, ты уже большая, возьми какую-нибудь другую игрушку!», «Вынеси ковры на улицу, ты же большая и сильная девочка!», «Не включай громко музыку, Эва и Хелена еще сидят за уроками. Они не умеют решать задачи так быстро, как ты».

Однажды я услышала, как мать, разговаривая со своей приятельницей, сказала: «Эва и Хелена нуждаются во мне. А Марии я никогда не была нужна, она всегда была сильной и самостоятельной девочкой. Знаешь, наверное, матери больше любят слабых детей, которые к ним тянутся».

Тогда я не могла понять, почему Эва и Хелена так нуждаются в матери, — ведь не в пример мне они были послушными и примерными девочками. Я же всегда была бунтаркой, а в переходном возрасте вообще вела себя как самый настоящий мальчишка-хулиган. Но родители никогда не пытались разобраться, что же со мной происходит, заглянуть, что скрывается за грубой оболочкой девочки-пацанки. Они всерьез воспринимали меня такой, какой я была лишь чисто внешне. Замечали лишь то, что хотели видеть. Хотя, наверное, я и на самом деле была упертой девицей, ведь не зря до последнего упорно считала Эки убийцей невинных девушек.

— И как же вы ко мне на самом деле относитесь? — спросила я с легкой угрозой в голосе. Пора наконец поговорить начистоту и избавиться от глубокой детской обиды на родителей и сестер, которая жила во мне, сколько я себя помню. От обиды на то, что они никогда не признавали меня своей и как чужака выталкивали прочь из своего круга.

— Не обижайся, Мария. Мы с Хеленой последнее время часто беседуем о том, как у нас складывались отношения в детстве. Я размышляю на эту тему, сейчас, когда жду ребенка. Не хочу повторить ошибки собственных родителей, — миролюбивым голосом сказала Эва.

— Мария, мы же обе комплексовали перед тобой. Ты была лучшей в школе, у тебя всегда все получалось. Ты никогда не приходила из школы домой в слезах, когда мальчишки дергали тебя за косички…

— Да я бы заплакала, но родители мне не разрешали, — перебила я Хелену. — Ведь я всегда завидовала вам, особенно тебе, Хелена. — Тебя ласкали и баловали, ты всегда была самой маленькой. А на мою долю доставались лишь строгие замечания и наставления типа «ты должна справиться».

— Вечно ты перебиваешь! Дай мне хоть раз высказаться! Ты считаешь, легко доказать окружающим, что ты взрослая, когда все относятся к тебе как к неразумному младенцу? Ты считала меня безмозглой курицей, Эва говорила, что я несобранная и бесхозяйственная, не могу даже картошку сварить. И тихо удивлялись, как это такая дурочка смогла поступить в университет! — Хелена подняла к потолку накрашенные фиолетовой тушью ресницы и заморгала. Было видно, что она готова расплакаться. Я тоже чувствовала, как у меня к глазам подступают слезы.

— Я вздохнула только тогда, когда ты поступила в школу полиции, а не в медицинский, к примеру, — быстро продолжила Эва. — Все увидели, что не такая уж ты необыкновенная, как нам казалось. Я помню кислое выражение лиц родителей, когда на вопрос: «Где учится ваша Мария?» — им приходилось отвечать: «В школе полиции». Даже не говори ничего, я и сама знаю: нельзя требовать от собственного ребенка, чтобы он соответствовал высоким ожиданиям родителей. И честно могу сказать: тогда мы с Хеленой почувствовали себя лучше. Тем более что потом я и сама поступила в университет, а на следующий год Хелена.

— Но потом ты пошла учиться на юридический факультет, а это даже круче медицинского, — подхватила Хелена. — Так что наши учительские дипломы снова померкли.

— Неужели так было на самом деле? Я никогда не задумывалась, что причиняю кому-то огорчение. Просто всегда хотела жить своей жизнью. Ведь я никогда ничего не требовала от вас и всегда хотела только одного: чтобы меня оставили в покое и не требовали постоянно чего-то непосильного.

— А ты рада, что мы к тебе приехали? — с вызовом спросила Хелена. — Тебе вообще нужна семья?

Я посмотрела на залив, где шелестел на ветру прибрежный камыш и одинокая утка летела навстречу заходящему солнцу. Темнело, камыш сливался с морем в темно-фиолетовую полосу, а утка растворилась за линией горизонта.

— Почему ты об этом спрашиваешь? Семья — это семья. Она всегда с тобой, даже если хочешь об этом забыть. Я никогда не таила на вас зла, просто мне казалось, что у вас в отличие от меня никогда не было ссор и разногласий с родителями. Я чувствовала себя виноватой: они же переживали, что я не такая, как вы, к тому же я подвела их и не родилась мальчиком…

Хлопнула входная дверь — пришли мужчины. Атмосфера, наполненная упреками и агрессией, мгновенно изменилась, стало спокойнее. Я отправилась расстилать постели, одновременно пытаясь понять, стало у меня на душе после этого разговора легче или тяжелее. Одно было очевидно — пищи для размышлений теперь надолго хватит.

— Я часто бегаю ночью в туалет. Надеюсь, никого не побеспокою? — сообщила Эва, стоя в дверях спальни.

— Ничего, мы спим крепко. Как себя Саку чувствует?

— У него вечерняя разминка.

Внезапно мне захотелось обнять сестру. У нее был такой беззащитный вид — огромный живот, распущенные волосы.

— Можно я еще раз его потрогаю? — Я положила руку на живот Эвы и через мгновение почувствовала, как под рукой двигается маленькая ручка или ножка.

— Привет, малыш, это тетя Мария, — ласково сказала я. — Ты сегодня дашь своей маме немного поспать?

— Вовсе не стоило так переживать, у тебя очень приятные родственники, — сказал Антти, укладываясь рядом со мной. — У тебя был хороший вечер?

— Вернее сказать, познавательный. Ладно, давай поговорим об этом завтра, — произнесла я и, повернувшись на бок, погасила свет.

Несмотря на задернутые занавески, в комнате было светло. В свете северной ночи я увидела, как Эйнштейн запрыгнул к нам в ноги и принялся умываться. Я вытянула ногу, аккуратно потрогала его хвост и попыталась расслабиться и задремать, слушая урчание кота и спокойное дыхание Антти. Я старалась не думать о сестрах, пытаясь сосредоточиться на истории Арми, Санны и Киммо. Скоро Киммо освободят. Интересно, что он почувствовал, узнав о смерти сестры? Печальное облегчение или шок? Тосковал ли он по ней? Наверное, с братом легче строить отношения, в нем не видишь постоянного отражения самой себя. Хотя, вероятно, тогда я ревновала бы еще сильнее. А можно ли ненавидеть свою сестру так, чтобы убить ее?.. Вот Маллу и Арми…

И, уже совсем засыпая, я попыталась представить, как у меня в животе шевелится ребенок…

 

Глава 14

Семейные тайны

Во вторник утром я появилась на работе позже обычного, поскольку сестры с мужьями загрузились в такси лишь в начале девятого. Утром не чувствовалось и следа вчерашних разговоров; мы все быстро позавтракали, и родственники начали торопливо собираться в дорогу. Мы обнялись на прощание, я еще раз погладила огромный живот Эвы.

— Приезжайте навестить Саку! — крикнула она мне, усаживаясь в машину.

Мы договорились приехать к ним во второй половине июля, когда у меня был запланирован недельный отпуск.

Дверь магазина Маке была приоткрыта, и я решила ненадолго туда заглянуть, несмотря на то что и так ужасно опаздывала на работу. Внутри никого не было, только звучала старая финская эстрада — Мауно Куусисто исполнял «Расскажите ей об этом». И снова я вспомнила Санну. Однажды, когда мне было лет шестнадцать, мы с компанией отправились в самый затрапезный кабак нашего города. Остальные ребята были на несколько лет старше, и я незаметно замешалась среди них. Помню, как Санна попросила поставить запись песен Куусисто. Странно: мне всегда казалось, что ей должно было нравиться что-нибудь потяжелее, типа Бобби Дилана. Мне вспомнилась ее чуть смущенная улыбка, большая кружка с пивом в тонкой руке, свисающая на глаза прядь темных волос, которую она постоянно отбрасывала назад нетерпеливым движением головы. Неужели она действительно любила старые сентиментальные финские песни?

— Чем могу помочь? — появился из задней комнаты Маке, неся в руках не меньше пяти пар кроссовок. — Могу предложить отличную спортивную обувь по очень хорошей цене.

— Я еще не вступила в клуб любителей бега трусцой, хотя, наверное, следовало бы.

Маке замер, увидев меня.

— Это одна из любимых песен Санны? — спросила я и быстро продолжила: — Маке, обещаю, я последний раз задам тебе вопросы про Санну и больше не буду поднимать эту тему, если ты сам не захочешь. Скажи, какие наркотики она употребляла? Гашиш или что-нибудь сильнее? Какие-нибудь лекарственные препараты? И где она их брала?

Маке поставил обувь на пол и повернулся ко мне, вытирая вспотевший лоб. Я заметила, как у него нервно подрагивают руки.

— Когда мы с ней познакомились, она перестала принимать наркотики. Только алкоголь и успокоительные таблетки вроде оксепама. Я понятия не имею, где она их брала. Наверное, просто просила врача выписать рецепт.

— Ты не знаешь, их можно купить в нашем спортивном клубе? Знаю, что там творятся подобные дела.

— Я не в курсе. Мне никто не предлагал.

— Может, ей Арми их доставала?

Маке посмотрел на меня как на умственно отсталую.

— Арми? Арми не спекулировала лекарствами.

— А вот я уже ни в чем не уверена! — театрально заявила я и гордо выплыла из магазина. Может, я снова фантазирую и смерти Санны и Арми, так же как и выкидыш Маллу, никак между собой не связаны?

Когда я наконец пришла в офис, Эки сидел в переговорной, с аппетитом уплетая большой кусок шоколадного торта. И этого человека я всерьез считала убийцей двух девушек? Я мысленно дала себе пинка.

— Звонили из полиции. У них появилась новая информация, согласно которой Хяннинен в момент убийства находился в другом месте. Планируется дополнительное расследование, — спокойно заявил он. Удивительно: никаких эмоций, будто это другой человек так активно убеждал меня в виновности Киммо.

— Значит, Теему Лааксонен уже поговорил с комиссаром. Во сколько новое рассмотрение дела?

— В три. Планирую быть там в качестве друга семьи и директора юридической конторы, занимавшейся расследованием. Расскажи-ка мне последние новости.

Я даже рот приоткрыла от изумления. Я, черт возьми, сделала всю работу, а он теперь собирается присвоить себе результаты моего труда! Чтобы успокоиться, я посчитала до десяти и спокойным голосом выдала Эки только самую необходимую информацию. Остальное я не рассказала бы даже на полицейском допросе — сначала следовало все тщательно проверить самой.

Какой удар в спину! Я уже в красках представляла себе, как Киммо освобождают и мы с ним выходим под руку из зала суда. Ну и дура же я! Эки наверняка с самого начала не верил в то, что Киммо преступник! Надо бы все-таки еще раз уточнить даты его поездки в Кению…

К счастью, позвонил один из клиентов и мне пришлось погрузиться в дело о наследстве, забыв на время про свои обиды. Речь шла о незаконном утаивании одним из наследников части собственности. Я подумала: неужели мы с сестрами тоже в свое время будем бегать по судам и делить наследство родителей? Потом я вернулась к размышлениям о более насущных делах и решила позвонить Маллу:

— Привет, это Мария! Как у тебя дела?

Ответное приветствие Маллу прозвучало устало и словно отстраненно.

— Скажи, пожалуйста, тебе Арми приносила когда-нибудь успокоительные лекарства? Я имею в виду левые таблетки, без рецепта?

— Лекарства? Ну, может, один раз… Обычно мне их выписывает врач. Как положено, по рецепту и небольшими дозами.

— Я просто подумала…

— Зачем ты отправила ко мне Теему? Что ты ему наговорила? Я не хочу больше его видеть! Он стоял у меня под дверью и просил открыть! Пусть проваливает ко всем чертям!

— А Теему рассказал тебе, что благодаря его словам Киммо скоро выйдет на свободу? Теему сказал, что он был у Арми в половине первого и Киммо уже ушел. Он искал тебя, чтобы увидеться перед отпуском…

— Слушай, мне совершенно некогда с тобой разговаривать! Через полчаса я должна быть на приеме у Хельстрема, который выдаст мне результаты каких-то анализов и снова сообщит, что у меня никогда не будет детей.

— Маллу, мне надо с тобой поговорить! Можно, я приеду к пяти?

— Зачем? А, понятно, сегодня Киммо выходит на свободу и тебе нужен новый подозреваемый. Ты думаешь, это я ее убила, да? Впрочем, приходи, мне уже все равно… — И Маллу бросила трубку.

Еще некоторое время я прилежно поработала над вопросами наследства, затем встала, потянулась и решила провести обеденный перерыв в тренажерном зале. Яростно тягая штангу с двадцатикилограммовым грузом, я тщетно пыталась успокоиться. Чертовы обезьяны! Пусть Эки заберет себе все лавры по освобождению Киммо, пусть Перец присвоит все заслуги по расследованию преступления, меня это не касается! Просто я честно делаю свое дело… Хотя не исключено, что сама стану следующим подозреваемым, ведь именно я первая нашла тело…

Я закрыла глаза и увидела сине-фиолетовое лицо Арми, Санну, пьющую вино из горлышка, летящую по скользкой дороге темную машину со светловолосым водителем, на шее которого повязана карминно-красная шаль.

«Стоп, Мария, — сказала я себе. — Начни сначала. Ведь твоим первым предположением было то, что Арми хотела тебе о чем-то рассказать. И кто-то очень не хотел, чтобы она с тобой поговорила. Что она могла знать? О чем хотела с тобой посоветоваться?»

После получасовой разминки я устала, зато успокоилась и снова начала соображать. Вернувшись на рабочее место, выпила пол-литра обезжиренного йогурта и начала готовиться к завтрашнему судебному заседанию по вопросам наследства. Тут раздался стук в дверь.

— Мария! Что ты сидишь? Ведь сейчас начнется рассмотрение дела Киммо! — В голосе Мариты слышалось удивление. Ристо выглядывал из-за ее спины.

— Эки пошел на суд, меня туда не позвали, — горько произнесла я.

— Похоже, они сегодня освободят Киммо. Здорово! И это полностью твоя заслуга, — улыбаясь, сказал Ристо.

Слова Ристо меня здорово подбодрили. Я удивилась, зачем они пришли ко мне в офис. По моим расчетам, в данный момент они должны были расстилать красную ковровую дорожку под ногами Киммо и Эки.

— Но раз Киммо невиновен, то кто же тогда задушил Арми? — недоуменно произнесла Марита.

— А ты не знаешь? Так спроси у Ристо, — поддела я ее.

Марита вздрогнула и от изумления вытаращила глаза. Я заметила, что синяк у нее под ухом пожелтел и поблек, новых вроде не было. Или я просто не видела их под одеждой?

— А откуда я могу это знать?

В голосе Ристо слышалась угроза. Я встала, пригласила их зайти и закрыла дверь. У Мары была встреча с клиентом — не следовало, чтобы он слышал наш разговор.

— Арми убили, потому что она что-то знала. Она знала, что кто-то убил Санну или сделал что-то такое, чего она не могла одобрить. Может, у убийцы Санны и Арми была привычка поднимать руку на жену, как у тебя, Ристо. Может, это твой отец столкнул Санну в море? Или она упала случайно? Они поссорились, она была пьяна, оступилась и упала…

Марита вспотела и покраснела, а у Ристо вдруг стало такое же непонимающее и расстроенное выражение лица, как у Киммо в день задержания.

— Прекрати все время приплетать Санну! А если будешь бросать мне в лицо беспочвенные обвинения, вмиг вылетишь с работы!

— Зато ты не сможешь меня избить или, например, задушить!

Марита, тяжело дыша, невольно сделала шаг по направлению ко мне, словно пытаясь защититься от Ристо. Ристо ошарашенно взглянул на жену. Вдруг в его взгляде я прочла, что он понял: Марита мне поверила.

— Марита, не верь ей! Ты что, наплела ей что-то обо мне? — У него в голосе звучали злость и угроза.

— Нет, Марита мне ничего не говорила, мне и самой было легко догадаться. Как ты смеешь поднимать руку на жену?

— Поднимаю руку на жену? В любой семье случаются ссоры, но наша частная жизнь тебя совершенно не касается.

Я взглянула на Ристо. У него руки мужчины, занимающегося интеллектуальным трудом, человека, играющего в теннис: они покрыты редкими черными волосками, на безымянном пальце блестит толстое обручальное кольцо. Эти руки убили Арми?

— Ристо, расскажи нам все, что ты знаешь. Расскажи прямо сейчас, — прошептала Марита еле слышно с таким видом, будто слова давались ей с невероятным трудом.

— Да ничего я не знаю! Я ни на секунду больше не задержусь здесь, чтобы слушать ваши бредни! И мне пора идти встречать брата из тюрьмы! — С этими словами Ристо вскочил и бросился вон из комнаты, громко хлопнув дверью. Марита тяжело опустилась на стоявший около меня стул и заговорила лишь тогда, когда до нас донесся звук отъезжающей машины.

— Послушай, Мария, все не так, как ты думаешь. Ристо не очень часто меня бьет. Просто последнее время он так нервничает — в компании дела идут плохо, как и у всех сейчас… Да и к тому же у меня легко появляются синяки…

— О Боже, Марита! Ты сама-то веришь в то, о чем говоришь? Тебе следует обратиться за помощью. Тот, кто ударил один раз, обязательно ударит еще. А с мальчиками он так же обращается?

— Не-е… Нет, я ему не позволяю. — Она отрицательно помотала головой, так же как Антти, когда бывал чем-то недоволен. — Ты даже представить не можешь, каково это… Знаешь, вообще-то он хороший, ласковый… Я, наверное, сама виновата, потому что иногда, когда начинаю ему возражать, он…

— Не вини себя! Ты это с кем-нибудь обсуждала?

— Когда Санна умерла, он был в такой страшной депрессии, что я предложила ему сходить на сеансы семейной терапии. Но Ристо не согласился, он не хочет это ни с кем обсуждать. А Антти знает? — произнесла Марита с таким ужасом, словно боялась этого даже больше того, что ее муж может оказаться убийцей.

— Знает. И хочет поговорить с тобой об этом.

— И родители знают?

— Нет. А Арми была в курсе?

— Да. — Марита снова помотала головой. Жест Антти в исполнении другого человека казался очень странным. — Она-то мне и посоветовала обратиться к врачу. И сказала, что Ристо от этого можно… вылечить. Что это как заразная болезнь и мне следует поскорее принять меры, пока мальчики не стали такими же. И еще она рассказала, что у Санны и Киммо был эдипов комплекс. Что это такое?

— Это значит, что Санна искала мужчин, похожих на отца, которые тоже били бы ее. Послушай, а не поэтому ли Аннамари и Хенрик не живут вместе? Она его боится?

Марита кивнула сквозь слезы, растерянно провела по лицу рукой и размазала по щекам ярко-синюю тушь. Я протянула ей бумажный носовой платок и продолжила:

— Думаю, Санна умерла, потому что решила избавиться от комплексов. Ей не хотелось больше жить в атмосфере злобы и рабского подчинения. Наконец-то она смогла полюбить мужчину, который не стремился ее обидеть. Но такая Санна не вписывалась в чьи-то планы.

— Ты имеешь в виду Ристо?

— Не уверена. Марита, ты не должна позволять ему проявлять агрессию, надо немедленно положить этому конец.

Я подумала об Антти, сидевшем над диссертацией не поднимая головы. Могла ли я повесить на него еще и этот груз? Но ведь речь шла о его родной сестре!

— Поговори с Антти. Он тебе поможет. Иди к нам прямо сейчас. Обычно в это время он делает перерыв в работе.

— Знаешь, пожалуй, я на самом деле пойду и поговорю с ним. — Марита промокнула глаза салфеткой и решительно поднялась. — Антти такой хороший, — сказала она, как ребенок. — Пожалуйста, не обижай его.

— Передавай ему привет, — улыбнулась я в ответ, — и скажи, что я буду дома не позднее семи.

Когда Марита ушла, я быстро проглотила остатки йогурта, слизнула крошки, оставшиеся от шоколадного торта в переговорной, и отправилась к Маллу, надеясь, что она предложит мне кофе.

Ровно в пять я позвонила в дверь. Стояла тишина, во дворе никого не было. В пустоте прихожей еще раз прозвенел звонок; я вспомнила ободранные стены и разрозненную мебель в жилище Маллу.

Никакого движения. Я снова нажала кнопку и вдруг вспомнила, как недавно столь же безуспешно звонила в дверь дома Арми. Тогда тоже никто не вышел мне открыть. Я занервничала. Прошла вдоль дома и осторожно заглянула в окно на кухне. Никого. Обошла вокруг, посмотрела в окно гостиной — знакомая мне картина: одинокий пустой диван, в центре комнаты телевизор. Тишина. Я подобралась к окну спальни. Оно располагалось немного выше других окон, и мне пришлось подтянуться на подоконнике, чтобы заглянуть внутрь.

Маллу лежала на кровати с закрытыми глазами, рядом валялась упаковка из-под лекарств, полупустая бутылка вина и листок бумаги. Классическая картина самоубийства.

Я метнулась обратно к гостиной, подобрала с земли камень и бросила в окно. Стекла, звеня, посыпались на землю. Я подтянулась, выбила носком ботинка торчавшие острые осколки и запрыгнула в дом. К счастью, на столике стоял телефон с переносной трубкой. Я быстро набрала телефон «Скорой помощи», взглянула на упаковку из-под лекарств и успела нащупать у Маллу пульс, прежде чем мне ответили. Сердце еще билось, но как-то слабо и неровно, дыхание было совсем легким и прерывистым. Я тщетно пыталась разбудить девушку.

Подняв с пола бумажку, на которой мелким неуверенным почерком было написано несколько строк «Не могу больше. Я виновата в смерти Арми. Маллу», — я подумала, что, может, стоит оторвать последнее предложение? Нет, так нельзя. Врачам «Скорой помощи» я дала телефон родителей Маллу и объяснила, что просто случайно проходила мимо. На место происшествия стали подтягиваться соседи, кто-то предложил вызвать ремонтную бригаду, вставить новое окно. А когда врачи начали аккуратно перекладывать Маллу на носилки, я тихо выскользнула из дома.

Предсмертная записка жгла карман. Надо срочно передать ее Перцу. Но нет. Я никак я не могла поверить, что Маллу и есть тот безжалостный убийца, которого все тщетно пытаются разыскать.

Я села на велосипед и бесцельно поехала куда глаза глядят. Вдруг на светлую сандалию упала красная капля. Взглянув на руку, я заметила на левом запястье глубокую царапину. Наверное, порезалась, перелезая через разбитое окно.

Вероятно, Маллу предполагала, что не умрет от одной упаковки мягких успокоительных и полбутылки вина. Зачем она это сделала? И что значит ее записка?

Я должна была успокоиться и все обдумать. Задумчиво крутя педали, я незаметно для себя приехала к волнорезу. Антти рассказывал, что в детстве у него с мальчишками была привычка забираться на волнорез и сидеть там, представляя себя морскими разбойниками, плывущими навстречу приключениям. Приключения же Санны, наоборот, здесь окончились. Как же, наверное, холодно и неуютно было в тот трагический вечер в начале марта. Люди говорили, что даже снег не забелил в тот день темную землю. Наверное, попав в ледяную воду, человек мгновенно терял от холода сознание и погибал.

Я прошла до середины волнореза и, найдя небольшое укрытие от холодного ветра, в задумчивости присела на камень. Красноватый гранит, поросший мягким, словно шерстка Эйнштейна, мхом, был прохладным и шершавым. Вдали на горизонте виднелась пара парусных лодок и одинокий корабль.

Что таила в себе записка Маллу — признание в убийстве или же таким завуалированным образом она указывала на Теему? Я снова вытащила бумажку из кармана, но написанные на ней слова не сказали мне ничего нового: «Не могу больше. Я виновата в смерти Арми. Маллу». А может, кто-то пытался таким изощренным образом избавиться от Маллу, как в свое время от Санны? Но кто?

Я прижалась щекой к прохладному камню и, закрыв глаза, глубоко задумалась. В голове, как в калейдоскопе, замелькали мысли и образы. На волнорезе вместе с Санной был какой-то человек в длинном черном плаще. Ее любовник. Таблетки оксепама. Герр Враг из дипломной работы. Светловолосый водитель в карминно-красной шали. Убийца, которому Арми предложила стакан сока. Компания мужчин на дне рождения Ристо. Разговор обо мне. Угрожающий голос в телефонной трубке. Я могла поклясться: он принадлежал мужчине.

Перед глазами мелькали лица знакомых мужчин: Киммо, Ристо, Маке, Хельстрем, Эки, Теему… В голове пульсировал ритм стихотворения Сильвии Плат. Я отбросила назад прядь, которую ветер постоянно сдувал мне на глаза, и в этот момент разрозненные образы калейдоскопа сложились у меня в голове в стройную картину.

«Герр Люцифер, герр Бог, осторожней, смотри же». Теперь мне стало понятно, как все произошло. Я поднялась с камня и отправилась на встречу с убийцей Арми.

 

Глава 15

Герр Люцифер

Запыхавшись, я подходила к двери убийцы. Решительно нажала несколько раз на звонок и прислушалась к шагам внутри дома. Когда мужчина появился на пороге, изобразила на лице дружелюбную улыбку.

— Как здорово, что ты оказался дома. Можно войти?

В доме стояла тишина. Похоже, больше там никого не было. Это меня устраивало. Для этого спектакля не нужны зрители. Мужчина проводил меня на кухню. Присев на край жесткого стула у двери, я незаметно включила в сумке диктофон.

Я понимала, что лежит на весах, и мне было невероятно сложно оставаться спокойной. Но вдруг почувствовала, как во мне закипает гнев. По какому праву этот человек убил двух женщин и перевернул вверх дном жизнь их близких? Я поклялась себе, что сделаю все, чтобы схватить его, понимая при этом, что ни погибшим, ни их родственникам это сильно не поможет. Убийство навсегда оставляет глубокие раны в душах близких людей.

— Кофе будешь?

Я отрицательно покачала головой. Мужчина налил себе полную кружку, затем открыл шкаф и достал оттуда бутылку коньяка и два бокала.

— А коньяк? Есть повод отметить — твой подопечный вышел на свободу.

Он налил добрую половину бокала коньяка и залпом выпил его. Упавший через окно луч солнца благородно посеребрил его волосы.

— Да, спасибо, могу немного выпить.

Я смотрела, как мужчина наливает ароматную жидкость в дорогой хрустальный бокал. Осторожно попробовала: нельзя расслабляться, в любой момент может произойти что угодно.

— Отмечать будем тогда, когда выясним всю правду, — сдержанно ответила я, пристально глядя ему в глаза.

Темные ресницы затрепетали, и он невольно отвел взгляд.

— Думаешь, я могу тебе как-то в этом помочь? — Он пытался говорить шутливым тоном, но я заметила, как у него напряглись руки.

— Сегодня у меня трудный день. Только что передала Маллу Лааксонен в руки врачей «Скорой помощи». Попытка самоубийства. Ну да ничего, — быстро произнесла я, увидев, как он рванулся со стула, — она выживет.

— Но зачем она это сделала? — Он опрокинул в рот остатки коньяка и налил себе новую порцию.

Я рассказала, что было написано в предсмертной записке. Казалось, это его потрясло.

— Она и вправду убила Арми? Зачем ей это было надо?

Я заметила, как руки у него стали постепенно расслабляться.

— Нет, она не убивала. Маллу считала, что кто-то другой сделал это из-за нее. Она хотела защитить своего мужчину. — Я слегка пригубила коньяк, размышляя, как бы половчее накинуть на него сетку, чтобы он уже не мог из нее выпутаться. — Маллу считала, что за рулем той машины, из-за которой у нее случился выкидыш, была Арми.

— И поэтому Арми умерла? — недоверчиво спросил он.

— Нет. За рулем той машины был другой человек. Тот, который потом ее убил. Ведь она прекрасно знала, у кого в тот несчастливый вечер была на шее ее карминно-красная шаль.

Мужчина смотрел на меня со все возрастающим недоверием.

— Вряд ли это серьезный повод убить человека.

— А ее не только из-за этого убили. Она знала про этого человека кое-что еще. Знала, например, что этот мужчина был любовником Санны и убил ее, когда она решила его бросить. Точно не знаю, почему она заговорила об этом: может, из-за решения сестры о разводе? Наверное, она считала, что Санна отчасти сама виновата в том, что так случилось, но Лааксонены уж точно не виноваты в произошедшем.

Глаза мужчины потемнели, как небо перед грозой. Я заметила, как он снова напрягся, хотя голос звучал спокойно.

— Забавная история. С нетерпением жду, чтобы ты уж наконец поведала мне, кто же главный герой.

— А разве ты сам не знаешь, герр доктор? Я сглупила, сразу не догадавшись, что именно ты был любовником Санны.

Я внимательно рассматривала его темную голову с серебристо-седыми висками, большие красивые руки с длинными пальцами. Я вздрогнула, когда мужчина внезапно пошевелился, но он лишь полез в карман за сигаретами. Прошла целая вечность, пока Хельстрем не торопясь закурил. Он заговорил тихим и все таким же спокойным голосом, словно беседовал с пациентом на приеме:

— Освобождение Киммо из тюрьмы — это полностью твоя заслуга. Но расследование лучше оставить на долю полиции, они справятся с этим лучше.

— «Прими, детка, пару таблеток оксепама, тебе станет лучше и спокойнее» — так ты ей говорил? Как же я сразу не сообразила? Разумеется, это ты ее снабжал таблетками. Как же ты мог спать с собственной пациенткой? Я была знакома с Санной и знаю, какой очаровательной девушкой она была, но ты же взрослый, умный мужчина…

Хельстрем молчал, глядя куда-то поверх моей головы. С улицы слышались крики мальчишек, гонявших по двору на велосипедах. Они болтали друг с другом по-шведски, вставляя в свою речь ругательства на финском языке.

— Санна хотела рассказать кому-то о вашей связи? Ты не хотел этого, никто не должен был знать, что ты используешь своих пациенток, подсаживаешь на таблетки, а потом заставляешь с тобой спать. Полагаю, это случилось после последнего аборта, когда Хакала угодил в тюрьму и она не могла обходиться без успокоительных. В такой ситуации тебе было легко заставить ее лечь с тобой в постель, спекулируя этими лекарствами!

— Да, я выписывал ей лекарства, а что в этом страшного? Я же врач, и они были ей показаны.

— Но нет таких показаний, по которым следует принуждать к сексуальной связи ослабленную, психически неуравновешенную женщину!

— Да она и сама прекрасно знала, что делает! — Самообладание Хельстрема начало его подводить. — Она крутила мной как хотела. Говорила, что ей со мной спокойно, будто с родным отцом. А на самом деле я был ей не нужен, она хотела только таблеток. А потом она встретила этого Руостеенойя и решила начать новую жизнь. Ха-ха, будто от этой зависимости так просто избавиться!

— Но она хотела попытаться освободиться от всего этого, а ты даже не дал ей шанса! — Я почувствовала, как во мне снова закипает ярость. Хельстрем молча побарабанил пальцами по столу и поинтересовался:

— Ну а что там с этой машиной? Что ты здесь придумала? — Из-под вежливого тона прорывалась плохо скрываемая ярость.

— Теему Лааксонен сказал, что у водителя были светлые волосы и на шее красная шаль Арми. У тебя поседевшая шевелюра, и когда на нее падает свет, она кажется совсем белой. Когда Маллу пришла в себя после операции, ты пожаловался ей на простуду. Наверное, ты просто нашел забытую Арми шаль и обмотал больное горло. А когда Арми стала восстанавливать события того дня, она вспомнила, что забыла ее в приемной.

— Я же врач. Разумеется, в этой ситуации я бы немедленно остановился.

— Если бы был трезвым. Мне рассказывали, что ты и сам балуешься лекарственными препаратами. Думаю, ты принял немало таблеток от гриппа, запил их вином и сел за руль. Поэтому-то ты и не справился с управлением. Ты не остановился и не поинтересовался, что произошло с женщиной; наверное, даже не разглядел, что это была Маллу. Это же преступление для водителя, а для врача вдвойне более тяжкое!

Я вспомнила серое постаревшее лицо Маллу, остановившееся время в ее доме и поняла, о чем со мной хотела поговорить Арми. Она думала посоветоваться, как ей лучше поступить в этой ситуации.

Хельстрем сунул в рот новую сигарету.

— У тебя нет никаких доказательств. — В его голосе отчетливо слышался страх.

— У меня есть два свидетеля. Один из них видел, как ты целовал Санну в приемной, а другой видел вас вдвоем на волнорезе. Надеюсь, он тебя узнает. И тогда твой рассказ о том, что ты не видел Санну в день ее смерти, будет выглядеть, мягко говоря, несколько странным.

— Да разве можно разглядеть человека за сто метров да еще в таком тумане? Это нереально. Тот старик просто не смог бы ничего разглядеть.

— Откуда ты знаешь, что это был старик? — Я сжала ремень рюкзака, в котором был спрятан маленький диктофон. Я знала, что данная запись не могла иметь законной силы, но все же какую-то роль в суде она, несомненно, сыграет.

— Старик или старуха, какая разница. Неуверенные показания старого больного человека не много значат.

— Ничего, у меня есть и другие доказательства — например записи в ее дипломной работе. В одном из анализируемых ею стихотворений Сильвии Плат главный персонаж — герр Доктор, герр Энви, то есть Враг. Она так и написала на полях — «как я и Э». Теперь я поняла, Э — это ты, Эрик. По сути, она пишет про ваши отношения. И именно на этом стихотворении была открыта книга в день ее тридцатилетия, в день ее смерти. Только это стихотворение не предсмертное послание, а символ ее возрождения к новой жизни!

— Кончай болтать ерунду, — произнес Хельстрем таким тоном, словно перед ним сидела мнительная пациентка, предполагавшая, что она неизлечимо больна. — Что Арми могла знать об этом? И почему она раньше никому не рассказала, что Санну, как ты утверждаешь, убили?

— Арми просмотрела запас лекарств в кабинете, сравнила его с выписанными рецептами, а потом просто сложила два и два. Разумеется, она была в курсе ваших отношений с Санной, даже пыталась что-то сказать Аннамари, но та ее и слушать не захотела. Тогда Арми решила просто собирать информацию. И вот настало время говорить. Ты и сам прекрасно знаешь, почему именно сейчас.

Я пристально посмотрела в его круглые карие глаза. Я больше не была на приеме у врача, наступил мой черед ставить диагноз. Все симптомы болезни были налицо.

— У меня такое чувство, что в день убийства Теему Лааксонен рассказал Арми что-то действительно очень важное. Наверное, они еще раз обсудили, как выглядел тот водитель. Арми была слишком неосторожна. Когда Теему ушел, она позвонила тебе и сказала, что все знает. И ты понял: времени больше нет. Ты пришел к ней домой и сначала попытался уговорить ее молчать, но потом, поняв, что все разговоры бесполезны, задушил ее. В кармане у тебя оказались одноразовые резиновые перчатки — наверное, ты, как врач, всегда носишь их собой. Полагаю, ты о них уже позаботился и сжег или выбросил на свалку. Как же тебе повезло, что никто из соседей тебя не видел!

— И с этими бреднями ты собираешься пойти в полицию? Да кто тебе поверит? Полиция сразу обратит внимание на Маллу, как только найдет ее предсмертную записку.

— Она сегодня рассказала тебе о своих подозрениях, что убийца — Теему? И ты с ней согласился?

Выражение лица Хельстрема мгновенно подтвердило мое предположение.

— И ты дал ей успокоительные. Но, герр доктор, полиция не найдет у нее этого письма! Я забрала его…

Хельстрем подпрыгнул на стуле; мне показалось, что он готов вцепиться мне в горло.

— Дослушай до конца. Письмо не у меня, я спрятала его в надежном месте. Так что тебе стоит побеспокоиться о том, чтобы я была в целости и сохранности. Я же вижу, ты сидишь и размышляешь, как бы тебе еще и от меня избавиться.

Хельстрем уронил на пол сигарету и даже не заметил этого. Лицо его исказилось — самообладание изменило ему. Неужели он бросится на меня, как когда-то на Санну и Арми? На секунду я пожалела, что у меня нет права носить оружие. Я могла хотя бы напугать его незаряженным револьвером.

— Комиссар Стрем, расследующий это дело, вовсе не дурак. Когда он допросит всех свидетелей и проверит их показания, твоя игра будет сыграна. К тому же не думаю, что Маллу отравилась насмерть, оксепам не слишком сильное лекарство. Я вовремя пришла к ней, она только потеряла сознание. Ей промоют желудок, она придет в себя и расскажет, почему попыталась свести счеты с жизнью. Она объяснит, что подозревала Теему в убийстве, — и все. Тебе конец.

Хельстрем закурил новую сигарету. Комната наполнилась едким табачным дымом, он приставал к одежде и волосам, лез в легкие. Я закашлялась.

— Показания двух истеричных баб против уважаемого человека, врача? И ты думаешь, тебе кто-нибудь поверит? Какая же ты дура, что пришла рассказать мне обо всем. Такая же идиотка, как и Арми. Нет, она даже не пыталась меня шантажировать, просто спросила, кто из нас пойдет в полицию. А я-то до того утра и не догадывался, что она знала про Санну, и считал, что речь идет только про тот несчастный случай с машиной.

Но связь с Санной — это другое дело. Оказывается, у нее был один из дневников Санны. Она стащила его у Киммо и прочитала. Да, кстати, знаешь, как Санна всегда называла Арми? Девушка-Досада. Чертовски правильное замечание.

Он попытался рассмеяться, но глаза его выдали — он приготовился к нападению. Осторожно поднявшись со стула, я собралась бежать, но не успела. Мне удалось сделать лишь один шаг в сторону кухонной двери, как он прыгнул на меня. Хельстрем был по меньшей мере сантиметров на двадцать выше и килограммов на тридцать тяжелее. Он кинулся на меня, я успела отклониться в сторону, и он рухнул на пол, изумленно взглянув мне в глаза. Видимо, господин врач не ожидал, что женщина может оказать ему хоть какое-то сопротивление. Я спустилась вниз по лестнице и, пятясь, отступила в библиотеку. Внезапно Хельстрем вцепился мне в голень и попытался опрокинуть на пол. Я резко дернула ногой и попала ему в подбородок; раздался ужасный хруст ломающейся кости, но мою ногу он не выпустил. Мне удалось сбить с него очки, я резко дергала ногой, пытаясь освободиться, но безуспешно.

Ярость придала мне силы. Ярость за себя, за Арми, за Санну, за Маллу. Озираясь по сторонам в поисках тяжелого предмета, я заметила на книжной полке небольшую бронзовую фигурку ангела. Очень кстати. Но противник разгадал мое намерение и протянул вперед руку, стараясь первым дотянутся до ангела. Улучив момент, я изо всей силы ударила его ногой в живот, следующий удар пришелся в голову. Мне удалось обойтись без бронзовой фигурки — потеряв сознание, Хельстрем растянулся на багровом ковре перед книжными полками.

Выдернув шнур из стереопроигрывателя, я связала ему за спиной руки, потом позвонила в полицию. В принципе шнур был скользкий, и при определенной ловкости от него нетрудно было освободиться, но ничего более подходящего под рукой не нашлось. Я взглянула на мужчину внимательнее — он прерывисто дышал и, похоже, скоро должен был прийти в себя. Дежурный полицейский обещал срочно прислать патрульную машину и связаться с Перцем.

Вряд ли он попытается выпрыгнуть из окна второго этажа. С внутренней стороны двери библиотеки торчал ключ, я выдернула его, закрыла дверь снаружи и отправилась по дому в поисках веревки и какого-нибудь предмета, который можно было использовать как оружие.

Я как раз обнаружила огромный кривой нож в кухонном ящике стола, когда в прихожей послышался какой-то шум. Хельстрем выбрался на свободу! Черт, я не проверила у него карманы — там наверняка был запасной ключ! Он бросился мимо меня по коридору к входной двери, оставляя за собой следы льющейся из разбитого подбородка крови. Я отстала шагов на десять и догнала, лишь когда он стартовал с места, захлопывая дверцу машины. Инстинктивно я отпрыгнула в сторону, и машина, рыча, вырвалась со двора. На перекрестке Хельстрем заметил приближающийся патрульный автомобиль и быстро развернулся в другую сторону. Полицейские притормозили, оценивая ситуацию, и я быстро прыгнула в салон к ним.

Скорее всего он попытается бежать из города через Западную трассу в Ханко. Преступник, должно быть, сообразил, что на кольцевой дороге и в центре в это время дня обычно пробки. Патрульные мгновенно сообщили приметы «БМВ» Хельстрема всем постам столичного региона.

Вдруг из динамика раздался голос Перца:

— Ну что опять эта чертова Каллио здесь делает?

Я схватила динамик и, прижав к нему диктофон, дала комиссару прослушать запись нескольких наиболее существенных моментов нашего с Хельстремом разговора. Тот внимательно слушал, периодически чертыхаясь, а я тихо удивлялась, совсем не испытывая восторга победителя.

— Он и у меня был следующим на очереди после Киммо, — буркнул наконец Перец. — Ты должна была взять меня с собой на задержание! Тебя что, не учили в школе полиции — на задержание не ходят в одиночку!

Нашу беседу прервало сообщение, что «БМВ» доктора свернул с третьей окружной на Восточную трассу. Перец сообщил, что двигается по Западной трассе через центр Эспоо, так что вскоре он должен был выехать на встречную с Хельстремом полосу. Затем он добавил:

— Тебе, наверное, будет интересно узнать, что, по последней информации, Маллу Мяенпяя пришла в себя. И сегодня вечером ее уже можно будет допросить.

Я откинулась на спинку сиденья, глотая слезы. Еще одному человеку удалось спастись из безжалостных когтей убийцы. Мы мчались вперед по берегу Каукалахти, как внезапно из динамиков снова раздался встревоженный голос Перца:

— Внимание всем постам! Объект движется по Каукалахти в южном направлении. Мы преследуем его…

Линия трещала и обрывалась. Впереди я увидела разложенные на дороге шипы и заслон из нескольких полицейских машин. Мы остановились на обочине с включенной мигалкой и воющей сиреной. Я пыталась разглядеть, в какой машине сидит Перец, как снова услышала его голос, усиленный мегафоном:

— Внимание, вон он!

Тут же на дорогу выскочили полицейские с пистолетами в поднятых руках, из нескольких громкоговорителей одновременно послышалась команда остановиться.

Дальше все произошло мгновенно. Заметив разложенные шипы, водитель «БМВ» на скорости не ниже ста пятидесяти километров в час резко повернул руль в сторону леса, и машина, пролетев через обочину, врезалась в пятиметровое гранитное ограждение.

Когда мы подошли, все было кончено. Капот автомобиля был смят до задних сидений, и я даже не хотела смотреть, что осталось от водителя.

 

Глава 16

Мария Марпл

Лучи солнца пробивались сквозь ветви кладбищенских берез, создавая на траве причудливую игру света и тени. Полностью распустившиеся листья шелестели на легком ветерке, белка прыгала между корнями деревьев, и ее шкурка казалась то темно-шоколадной, то нежно-персиковой, в зависимости от того, попадала она на солнце или в тень.

Мы шагали между надгробий, разыскивая могилу Санны. Антти был на похоронах и сказал, что узнает ее, как только увидит. Проходя, я читала фамилии на истертых камнях — кое-где попадались знакомые имена. Устав, я ненадолго присела на небольшую проржавевшую скамью, Антти ходил вокруг, изучая надгробия.

Как только из разбитой машины извлекли останки Хельстрема, Перец буквально тут же затащил меня в свою машину и отвез в участок. Там он заставил меня повторить все события не менее пяти раз подряд, после чего начал угрожать упрятать за решетку в ту же камеру, откуда недавно вышел Киммо.

— Тебе, Каллио, можно предъявить официальное обвинение сразу по нескольким статьям — сокрытие свидетельских показаний, похищение записки Маллу, драка с Хельстремом. Жаль, не могу тебя обвинить в неосторожном обращении с собственной жизнью! Почему ты не позволила нам вовремя вмешаться? Ты чертовски нетерпеливая баба — стоило тебе подождать пару дней, и мы бы спокойно, без лишнего шума, сами взяли этого доктора.

— Если бы я сидела и ждала, мы бы сейчас хоронили Маллу Мяенпяя.

— Возможно, этот Лааксонен не хотел ничего плохого, только ты, как водится, и сюда влезла. Без тебя этот чертов Хельстрем был бы сейчас жив.

— Ну конечно, предъяви мне еще обвинение в убийстве! Слушай, я устала, давай задерживай, хоть в камере отдохну немного.

— Ты все такая же язва, какой была и в школе полиции. Слушай, Каллио, ты не в той стране родилась. В Финляндии нет спроса на частных детективов. Если тебе так уж необходимо все время совать нос в чужие дела, возвращайся обратно в полицию.

— Сколько можно говорить: не хочу я работать в полиции! Тем более что там придется иметь дело с такими идиотами, как ты.

Я услышала, как захихикал рыжий дежурный в углу, а Перец замолчал на пару секунд — наверное, считал про себя до десяти.

— Ты не слышишь, что тебе говорят, — продолжал он ругать меня, блестя мокрым от пота лицом. — И не думай, что все будут плакать, если тебя обнаружат где-нибудь в придорожной канаве, когда ты снова влезешь куда не следует.

В голове у меня застучало. Я вспомнила шипящий голос в телефонной трубке, произносивший примерно те же слова…

— Комиссар Стрем, не надо делать из мухи слона. Кстати, у меня сохранилась запись одного телефонного разговора, где мне кое-кто тоже настоятельно рекомендует не совать нос в чужие дела… — По вытянувшемуся лицу Перца я поняла, что попала в точку.

— Да, у бедняжки, похоже, действительно выдался тяжелый день. Пуппонен, отвези ее домой, — скомандовал Перец своему рыжему помощнику.

Значит, это он угрожал мне по телефону. Интересно, а авария с велосипедом — тоже его рук дело? Хотя, возможно, это были проделки Хельстрема. Но я уже никогда этого не узнаю…

Дома меня ждала нудная проповедь от Антти. Он тоже яростно обвинял меня в неосторожности, необоснованном риске и удивлялся, почему я не взяла его с собой на задержание.

— Черт возьми, я никогда не нуждалась в телохранителях!

— Слушай, жить с тобой все равно что играть с огнем на пороховой бочке!

— Ну и решай сам, надо тебе это или нет!

Хлопнув дверью, я ушла в душ, и там, стянув грязную одежду, долго стояла, смывая с себя грязь, слезы и усталость сегодняшнего дня. Вскоре ко мне пришел мириться Антти. Мы долго целовались, а потом неторопливо занимались любовью, стоя в потоках льющейся воды.

Вчера похоронили Арми. После освобождения Киммо и последних событий расследование быстро продвинулось вперед. Некоторые из соседей Арми, в том числе Кертту Маннила, видели белый «БМВ» Хельстрема, припаркованный за углом на соседней улице в день убийства. Полиция нашла один из дневников Санны в подвале дома Арми. Он был завернут в полиэтилен и спрятан за банками с вареньем. В этом дневнике Санна описывала свои отношения с доктором, что подтверждало высказанные мною догадки.

Эки разыскал жену Хельстрема — она была в Ницце. Она знала про близкие отношения мужа и Санны, и однажды сама проговорилась об этом, обсуждая с Эки возможность своего развода. Эки также рассказал, что Санна как-то призналась ему, что Хельстрем выписывал ей успокоительные лекарства в любом количестве и по первому требованию. Запись именно этой беседы он и вытащил из папки, когда я подглядывала за ним в архиве. Он сказал, что это не имеет ни малейшего отношения к убийству Арми или самоубийству Санны. Но мне все же показалось, что вообще-то он прекрасно понимал, как на самом деле обстоят дела, и по какой-то причине прикрывал Хельстрема. Судя по всему, вскоре мне придется всерьез задуматься, хочу ли я и дальше работать в его конторе. Но пока я решила взять отпуск и как следует отдохнуть.

По случайной оказии жена Хельстрема Дорис в марте прошлого года оказалась в Финляндии. И она вспомнила, что как-то вечером муж пришел домой совершенно простуженный и пьяный. Она еще удивилась, что он повязал на шею красную шаль. А на следующее утро его вызвали в больницу, потому что Маллу Лааксонен потеряла ребенка.

На поминках невесты Киммо сказал:

— Я знаю, Арми всегда сначала собирала информацию, тщательно проверяла и лишь потом начинала действовать. Я уверен, Арми с самого начала чувствовала, что Санна умерла не своей смертью — что-то там было нечисто. Сейчас я вспоминаю, что она постоянно намекала на это в наших разговорах. Поэтому и взяла у меня почитать дневник Санны, когда я сжигал бумаги сестры. Господи, если бы я только умел слушать!

Кажется, Киммо понял, что действительно потерял невесту, лишь выйдя из тюрьмы. Только теперь, дома, он начал оплакивать ее. Но невозможно быстро выплакать скорбь и избавиться от нее; со временем она немного притупится и останется жить в сердце навсегда. Он страшно кричал, узнав, что Хельстрем убил его сестру и невесту:

— Ну почему он так легко умер? Я бы порвал на мелкие кусочки!..

Даже в гневе он казался немного смешным, и я, как ни старалась, не могла представить, как добродушный Киммо рвет кого-то на части. Хотя, наверное, в порыве гнева человек на многое способен… Я вспомнила, как тянулась к бронзовой статуэтке в библиотеке Хельстрема, чтобы ударить ею противника по голове. Ведь убила бы, если бы дотянулась.

Я постаралась утешить Киммо:

— Знаешь, а ведь у Арми был такой же характер, как и у меня. Она тоже не слушала ничьих советов и всегда поступала так, как считала нужным.

— Нет, такой же, как и у меня. Если уж она что-нибудь вбивала себе в голову, то не успокаивалась, пока не добивалась желаемого. У нее была идея фикс, что Хельстрем должен ответить за свой поступок. Она с детства была такой. Она была мягкой девочкой, но всегда заступалась за слабых и обиженных. И теперь хотела отомстить Хельстрему за Санну и за меня.

— Это сделала за нее Мария Марпл, — улыбаясь, сказал Антти. — Видимо, твои гениальные выводы базировались на той простой мысли, что мужчины-шовинисты являются преступниками по определению.

Я улыбнулась ему в ответ, поздно сообразив, что на похоронах улыбаться не пристало.

— Ничего подобного. Просто я методически проработала все возможные варианты. И только когда ушла Маллу, я сообразила, что имидж рокового любовника, который я так старательно примеряла на Эки, на самом деле идеально подходит Хельстрему. Санна и врач, ну конечно. А Теему подтвердил мою теорию с красной шалью. За день до несчастья с машиной он встретил Арми, у которой шея была обмотана этой шалью. И подсознание сыграло с ним злую шутку — он автоматически посчитал, что шаль могла быть только на Арми. Теему с женой подозревали друг друга в убийстве, а Хельстрем изо всех сил подогревал сомнения Маллу.

— После смерти сестры я была просто не в себе, — призналась она мне. Маллу еще сильнее побледнела и похудела после попытки свести счеты с жизнью, но все-таки у нее из глаз исчезло выражение затравленного зверя. — Я хотела любым путем бежать от этого ужаса… — призналась она.

«Ведь ты прекрасно знала, что я зайду к тебе в пять, мы же договаривались», — подумала я, однако вслух ничего не сказала. Маллу и Теему решили наконец вновь объединить свою разрозненную мебель в единый гарнитур и съехались вместе. Я не могла понять, восхищаюсь их решением или считаю, что они опять делают глупость. Но было видно, что эти двое нуждаются друг в друге. Они стояли, словно малые дети, держась за руки и с надеждой глядя друг на друга.

На поминках было много народу. Маке вывел Микко и Матти во двор немного отвлечься и поиграть в футбол. Известие о том, почему умерла Санна, стало для него новым потрясением. Как-то вечером мы с ним вместе занимались на тренажерах и беседовали. Я все-таки сумела убедить его, что Санна утонула не потому, что в тот вечер он был вдребезги пьян. Мне с трудом удалось втолковать ему, что настоящим убийцей был Хельстрем, который намеренно столкнул девушку в воду.

В дневнике Санна очень хорошо писала о Маке. Она называла его настоящим героем, чистым и сильным, который пришел, чтобы освободить ее от таких страшных людей как Оде Хакала и герр Доктор. Последняя запись в дневнике была датирована январем, за два месяца до ее смерти.

— Арми тоже всегда говорила, что я сделал Санну счастливой, но никогда не рассказывала, почему так считает, поэтому я думал, что она просто меня утешает.

Во взгляде Маке была тоска. Нет, он не забудет Санну, так же как Киммо никогда не забудет Арми. Но им придется научиться жить без них. Так страшно влюбляться и терять любимых…

— Вот ее могила. — Голос Антти вернул меня в реальность. Мы прошли по дорожке к могиле с серой гранитной плитой в изголовье. На камне лежал свежий букет ландышей. На поминках Арми Аннамари сказала, что надо выбить имя Санны на могильном камне. Я обрадовалась — пусть хоть что-то будет сделано для того, чтобы память об этой девушке сохранилась надолго.

Я осторожно опустила на могилу букет красных маков. Мне не верилось, что Санна лежит здесь, в земле, под этим холодным равнодушным гранитом. Мне казалось, она где-то рядом, стоит и смотрит, как я дарю ей цветы. Как еще я могла выразить ей свои чувства? Антти чуть дальше кормил белочек, доставая из кармана орешки. Белки суетились вокруг него и выпрашивали лакомство, смело прыгая возле самых его ног.

Вдруг перед моим мысленным взором предстала Санна. Тонкие черты бледного лица, вьющиеся черные волосы, зажженная сигарета. Держа в руке бутылку пива, она отхлебнула глоток, улыбнулась и протянула бутылку мне. Мне казалось, что после того, как я навещу ее могилу, этот образ перестанет меня преследовать. Но я ошиблась. Чувство вины никогда меня не покинет. То, что я сделала для Санны после ее смерти, уже не имело для нее никакого значения. О людях надо заботиться при жизни, потом поздно…

Только здесь, на могиле Санны, ко мне вдруг пришло понимание, что любовь — это страшный риск. Это страх до дрожи в сердце потерять того, кого любишь. Это страшнее, чем встретить в пустынном месте десять вооруженных бандитов. Вот почему я так боялась ответить Антти, поеду с ним в Штаты или буду ждать его дома. Я боялась признаться себе, что встретила человека, с которым хотела бы прожить всю жизнь. Самостоятельность и независимость были только отговорками. Просто я трусила…

Я взяла Антти за руку, и мы молча пошли к выходу. Вечерело, скоро ворота кладбища закроются. Заходящее солнце освещало высокие стволы деревьев, и те отбрасывали длинные темные тени на траву и могильные камни. С моря подул ветер. В траве под деревом шуршал ежик, в корнях сосны кто-то оставил для него блюдце с молоком.

Фонтан еще работал. Мы присели на скамейку, глядя, как поднимающийся месяц отражается в лучах уходящего с небосвода солнца. Антти привлек меня к себе.

Я подумала о Маке и Киммо, вспомнила, как каждый из них обнял меня на похоронах Арми. Казалось, горе сдружило их, и теперь они часто беседовали, стараясь поддержать друг друга. Я размышляла о Маллу и Теему, о том, что они решили начать новую жизнь и все-таки постараются родить ребенка. Нет, они не сумасшедшие, они просто молодцы.

— Антти, послушай, я тут подумала… Мир не перевернется, если ты отправишься в Штаты на учебу… А я останусь и буду ждать тебя. — По его глазам я увидела — он понял, что я хотела сказать. — И если мне станет совсем грустно, то возьму отпуск и приеду к тебе.

А когда он наклонился поцеловать меня, в зарослях сирени раздались нежные трели соловья.