Со все большим нетерпением мерил Гильберт шагами комнату, в которой его попросили подождать вот уже долгих полчаса назад. Время от времени он останавливался перед окном и рассматривал двор и сад, иссеченный зимними ветрами. Потом снова принимался шагать.

«Что же задержало настоятельницу?» – размышлял барон Бальмейн со все возрастающим раздражением. Хоть он и не предупреждал о своем приезде, но был уверен, она его поджидала. Можно себе представить, с каким нетерпением ждут возвращения барона его спутники, оставшиеся на холодном зимнем ветру за стенами аббатства. Если бы он знал, как много времени займет этот визит, то настоял бы, чтобы их тоже впустили на территорию монастыря.

Тихо выругавшись, Гильберт опустился на жесткую скамью напротив двери и принялся массировать ноющую ногу. Он и его люди выехали из Пенфорка два дня назад и почти все время провели в седлах. Обычно езда верхом не беспокоила старую рану, но в холодную сырую погоду давала о себе знать весьма ощутимо. «Может быть, настоятельница находится вместе с монахинями – сейчас время их молитвы», – подумал Гильберт, стараясь не поддаваться мрачному настроению и все больше погружаясь в него.

В следующее мгновение раздался тихий стук и дверь, за которым последовала тишина.

– Войдите, – отозвался Гильберт и встал со своего места, так как дверь начала открываться вовнутрь.

Настоятельница, высокая, величественная, как королева, вошла в комнату и закрыла за собой дверь.

– Барон Бальмейн, – приветствовала она посетителя. – Я мать Силия, настоятельница монастыря Арлеси.

Гильберт ожидал увидеть рядом с настоятельницей саму Грей и теперь испытывал странное беспокойство из-за ее отсутствия. Ждала ли она в коридоре, когда ей будет позволено войти, или находилась в одном из зданий монастыря, куда нет хода никому, кроме духовных лиц?

Заставив свои мысли свернуть с того извилистого пути, на который они стали, он поклонился и вынул из-за пояса потрепавшийся за время пути пергамент и протянул настоятельнице.

– Вы пожелали обсудить со мной дело, касающееся леди Грей, – напомнил он.

Слегка улыбнувшись, она взяла документ из руки барона и села на скамью.

– Гм-м, да, – проговорила мать Силия, бросая взгляд на написанное ею самой письмо, прежде чем перевести глаза на Гильберта. – В первую очередь, я должна извиниться, что начала с упоминания о вашей мере ответственности за судьбу девушки, барон. Видите ли, я ждала вас гораздо раньше, а когда вы не появились… ну… – она пожала плечами, грациозно подняв руки ладонями кверху.

Скривив губы от раздражения из-за тонко завуалированного упрека, Гильберт подошел к окну и посмотрел вниз на вереницу монахинь, шествовавших через двор. Они вытянулись в такую ровную линию, словно перед Гильбертом разворачивался военный парад.

– Меня не было в Медланде, когда туда прибыл ваш гонец, – сказал он, – поэтому потребовалось время, чтобы послание было доставлено ко мне в Пенфорк.

– Понятно, – молвила мать Силия. Она была вполне удовлетворена объяснением и удивлялась, почему барон Бальмейн пребывает в таком мрачном настроении. Она предполагала, что ее послание не вызовет восторга, но не могла и думать, чтобы человек, которому оно предназначалось, примет известие так близко к сердцу.

– Теперь вы здесь, – сказала настоятельница, надеясь оторвать Гильберта от окна, – и нам о многом надо поговорить. Идите, сядьте рядом со мной.

Мягким движением руки она указала на свободный край скамьи.

Барон не двинулся с места, предпочитая сохранять установившуюся между ними дистанцию, но полностью сосредоточился на предстоящей беседе.

– Кажется, нам действительно многое нужно обсудить, – согласился он. – Но где леди Грей?

Настоятельница кивнула в сторону окна:

– Если ее еще там нет, то скоро появится. После обеда она всегда кормит птиц.

Гильберт снова посмотрел во двор. Впервые он заметил уйму птиц, которые расхаживали по двору, вымощенному каменными плитами, перебегая от одного выступа к другому и поджидая обещанный корм. Но Гильберт увидел лишь спины двух монахинь, скрывшихся из виду между домами. Встряхнув головой, рыцарь снова посмотрел на настоятельницу.

– Скоро, – проговорила она успокаивающим тоном, от которого Гильберт разволновался еще больше.

«Она подумала, что мне не терпится взглянуть на Грей?» – поразился Гильберт. Его губы сжались, он безоговорочно отвергал эту нелепую мысль. Нет, всего лишь интерес к окружающей Грей обстановке побудил его отыскивать ее взглядом.

– Я думал, что она придет вместе с вами, – сказал рыцарь, стараясь, чтобы голос звучал как можно более равнодушно.

– О нет, – настоятельница решительно отвергла его ошибочное предположение. – Уверяю вас, леди Грей не знает о вашем приезде, барон.

– Вот как!

Настоятельница сцепила пальцы рук и устремила на собеседника безмятежный взгляд:

– Обнаружив, в каком положении находится леди Грей, я решила сама встретиться с вами. Ведь это вы несете ответственность за случившееся, не так ли?

Глубоко вздохнув, Гильберт одной рукой оперся о стену у окна.

– Она сказала, что я являюсь отцом ребенка, которого она носит? – это было скорее утверждение, чем вопрос.

Улыбка удовлетворения скользнула по лицу женщины.

– Нет, но я угадала правильно, верно? Если верить настоятельнице, а Гильберт не был склонен распространять свое недоверие к существованию Бога на эту женщину, то его суждения о характере Грей были не совсем верными. Услышав, что она не объявила о нем как об отце ребенка и не знает о послании настоятельницы, Гильберт лишился душевного равновесия.

И все-таки, прежде чем ответить на вопрос матери Силии, барон небрежно пожал плечами:

– Есть вероятность, что ребенок мой, – сказал он, – но не более того.

Настоятельница, к его удивлению, вздохнула с облегчением:

– Тогда он, конечно, ваш.

Гильберт, подозрительно сощурившись, взглянул на нее.

– Мне это неизвестно, – заявил он, раздумывая, что за хитрость она задумала.

– Я уже давно знаю леди Грей, хотя допускаю, что недостаточно хорошо. Я была всего лишь простой монахиней, когда она впервые появилась у нас… – настоятельница помолчала, подсчитывая, сколько времени прошло с тех пор. – Одиннадцать лет тому назад.

Женщина одарила Гильберта мимолетной улыбкой, осветившей ее лицо и дававшей повод сомневаться в ее зрелом возрасте, о котором можно было судить по названному числу лет.

Гильберт недоверчиво моргнул, а когда вновь пристально всмотрелся в лицо настоятельницы, она снова выглядела на свои годы. Придя тем временем в себя, он сложил руки на груди и кивнул настоятельнице, предлагая продолжить.

– Грей всегда держалась замкнуто… Она была очень грустной девочкой, когда ее привезли к нам, – сказала мать Силия. – Большинство детей, которых присылают в монастырь, навещают своих родных, хотя и не слишком часто. Но с Грей все было иначе. До тех пор пока отец не прислал за ней прошлой осенью, она ни разу не покидала Арлеси и никто никогда не навещал ее. В стенах аббатства у нее была нелегкая жизнь.

Гильберт упустил тот момент, когда его сердце начало смягчаться. Он сразу же поспешил обрести твердость духа, вызвав в памяти воспоминание о возмутительном обмане, учиненном Грей.

– Хоть я никогда не встречалась с ее отцом, – продолжала мать Силия, – но много слышала о бароне Эдуарде Чар…

– Он больше не барон, – не замедлил известить ее Гильберт.

Женщина кивнула:

– Это мне известно. Хоть в жилах Грей и течет кровь ее отца, но она совсем другая.

Полный решимости не менять своего мнения о Грей, рыцарь молча смотрел на мать Силию, размышляя, какую осведомленность окажет она далее, чтобы убедить его поверить ее словам.

– У меня были большие надежды на то, что она обретет счастье в вашем мире, барон, – призналась настоятельница, твердо глядя на молодого рыцаря. – Понимаете, я всегда знала, что в ее сердце не было желания присоединиться к числу монахинь…

– Тогда почему же она согласилась принять постриг? – прервал ее Гильберт, хотя сразу же пожалел, что снова оборвал речь настоятельницы.

Женщина не стала упрекать его за грубость.

– У нее не было выбора, отец пожелал, чтобы она стала монахиней.

– Почему?

Мать Силия пожала плечами.

– Пятно на ее лице, – она коснулась пальцем своего виска. – Хотя я знаю, что это всего лишь родимое пятно, находятся люди, которые верят, будто так ее пометил дьявол. Так считал и ее отец, и, я думаю, поэтому он и решил, что умилостивит Бога, если предложит Ему Грей.

Обдумывая услышанное, Гильберт посмотрел в окно и увидел во дворе девушку, с ног до головы закутанную в длинный черный плащ. Он сразу же понял, что это Грей. Сам того не замечая, барон затаил дыхание, наблюдая, как она пыталась подманить недоверчивую птичку, не желавшую слетать с крыши. Но, не в силах устоять против предлагаемой корки хлеба, птичка скоро спорхнула вниз.

Наблюдая за Грей, барон не только чувствовал, как смягчается его сердце, но понимал, что начинают рушиться стены, которыми он оградил свою душу. Разум снова напомнил об обмане, но теперь этот главный довод не подействовал. Кажется, она вовсе не собиралась опутывать его брачными узами, как совсем недавно он пытался убедить сам себя, но все-таки использовала его, чтобы не принимать монашеские обеты. После жестокой внутренней борьбы, которая – он сознавал это – оставила на сердце не менее страшные раны, чем те, что были на его теле, было, наконец, достигнуто равновесие между душой и рассудком. Мучительная смесь противоречивых чувств и страстного желания – допустить этого Гильберт не мог.

– Сколько месяцев длится ее беременность? – спросил он, досадуя, что не может разглядеть фигуру Грей под широким плащом.

– Почти пять месяцев со времени ее возвращения в аббатство, – сообщила настоятельница, приближаясь к Гильберту, все так же стоявшему у окна. – Не меньше, уверяю вас.

Желваки играли на сжатых челюстях Гильберта, пока он провожал взглядом Грей, пересекавшую двор. Ему хотелось, чтобы она обернулась и он мог лучше рассмотреть ее и снова полюбоваться утонченно красивым лицом девушки. Гильберт был весьма разочарован, когда, словно угадав его желание, минуту спустя она обернулась. Он не смог разглядеть ее черты под низко надвинутым капюшоном.

– Она не принадлежит к числу сестер-монахинь, – прошептала настоятельница, стоя рядом с Гильбертом. – Леди Грей принадлежит вашему миру.

– Да, – согласился Гильберт. – Она не подходит для здешней жизни.

Придвинувшись к молодому человеку, наставница поймала его взгляд:

– Значит, вы согласны жениться на ней и дать свое имя ребенку?

Гильберт не колебался, отвечая на это странное предложение.

– Я не могу жениться на ней, – заявил он. Нахмурившись, мать Силия сделала шаг назад.

– Я не вижу ничего невозможного, – возразила она, так как имела верные сведения о его личной жизни, полученные в результате недавних расследований. – Мне сказали, что у вас нет жены. Может быть, вы обручены?

Она заметила, что Гильберт метнул яростный взгляд на Грей, снова повернувшуюся к ним спиной.

– Нет, – проворчал он, устремляя свой огненный взор на настоятельницу. – Если бы я задумал жениться на дочери Чарвика, – он буквально выплюнул это имя, – то ничто не помешало бы мне сделать это. Но я никогда не приму такого решения, поэтому, боюсь, следует поискать другой выход.

Необыкновенная проницательность матери Силии и стала основой для назначения ее на самый высокий пост в монастыре. И сейчас, изучая барона, она воспользовалась своим даром.

– Мне ничего не известно о вашей ссоре с Чарвиками, барон Бальмейн, – сказала она, – но я посоветовала бы вам не перекладывать грехи семьи на леди Чарвик. Она не виновата ни в каких злодеяниях, совершенных ими против вас.

– А как же те злодеяния, что она сама совершила против меня? – подхватил он, все более распаляясь.

– Не знаю, о каких злодеяниях вы говорите, барон, и не могу представить себе, чем могла леди Грей навлечь на себя ваш гнев. Но если вы обвиняете ее, то я посоветовала бы вам подумать о своем собственном поведении.

Гильберт негодующе откинул назад голову.

– О моем поведении? – прорычал он.

– Да, – она коротко кивнула, будто не замечая ярости рыцаря. По правде говоря, настоятельница была больше озабочена, как бы сдержать свои эмоции, а не тем, как обуздать гнев неистового барона.

– Леди была целомудренна, когда покидала аббатство, и утратила невинность, которая не была увенчана супружеством, как выяснилось после ее возвращения к нам. Значит, вас можно обвинить в соблазнении молодой невинной девушки из знатной семьи, безупречного поведения, которую затем вы возвращаете церкви с ребенком, растущим в ее чреве!

Гильберт едва смог сдержать свое потрясение. Его лицо омрачилось под укоризненным взглядом настоятельницы монастыря. Так, значит, это он соблазнил Грей.

– Итак, она обвинила меня в том, что я соблазнил ее, – выпалил он, сжимая кулаки с такой силой, что ногти вонзились в загрубевшую кожу ладоней. – Удивительно, как она еще не назвала это изнасилованием.

Веки настоятельницы дрогнули, и она снова подняла взор на барона:

– Нет, как я уже сказала вам, леди Грей ни в чем вас не обвиняет, барон Бальмейн. Хотя сначала я думала иначе, но она ясно дала понять, что она не… подвергалась насилию.

Но намекнула, будто ее соблазнили, сделал вывод Гильберт. Было ясно, что настоятельница не верит, будто Грей способна на какой-то обман или коварство. Горький смешок, сопровождающий протест, едва не прозвучал в тишине комнаты, но Гильберт вовремя подавил его. Какую бы ложь ни наплела здесь эта девица, он никому не поведает истинные обстоятельства ее падения… хотя, разумеется, она недостойна такого уважения.

Голос матери Силии прервал ход его мыслей.

– Я прошу вас обдумать все как следует и жениться на леди Грей.

– Она из Чарвиков, – отрезал Гильберт, – и такая же коварная и подлая, как ее отец и брат.

Нет, я не свяжу свою жизнь с такой особой, как она.

Настоятельница оставила свои попытки сохранить спокойствие.

– В таком случае, вы просто замыслили лишить ее невинности, чтобы отомстить Чарвикам? – с жаром обвинила она его, рассерженная несговорчивостью барона.

Казалось, рыцарь был ошарашен ее вопросом.

– Нет, – сказал он, помолчав. – Уверяю вас, месть здесь ни при чем.

Мать Силия долго не сводила с него задумчивого взгляда, потом резко отвернулась и принялась мерить шагами комнату. Все шло не так, как она наметила…

Гильберт снова стал смотреть во двор. Он был уверен, что, высказав свое мнение, укрепил свою решимость остаться свободным и не дать оплести себя шелковыми путами, которые настоятельница ему навязывала. Не увидев в монастырском дворе никого, кроме нескольких птиц, отыскивающих крошки, которые, быть может, проглядели другие, Гильберт почувствовал разочарование. Куда же она пошла? Гнев рыцаря стал утихать.

– Значит, вы не хотите жениться на ней… – сказала настоятельница.

Гильберт не обернулся на голос собеседницы, надеясь, что Грей вернется во двор. Однако минуты проходили, а она не появлялась. Гильберт снова повернулся к матери Силии, которая была настроена весьма решительно.

– Дело решается очень просто, – сказала она, натянуто улыбаясь. – Вы должны найти другого человека, который взял бы ее в жены.

Нахмурившись, Гильберт отошел от окна и остановился перед монахиней. Она была не такой хрупкой, как Грей, и он не возвышался над этой женщиной подобно исполину.

– Это не так просто, как вам кажется, – ответил он. – Перед ее возвращением в аббатство я нашел человека, который мечтал жениться на ней, но она отказала ему.

Гильберт не стал рассказывать, что если бы Грей приняла предложение сэра Майкла, то он сам, наверное, не дал бы согласия на их союз. Даже тогда, когда он был полностью уверен в ее коварстве, мысль о том, что другой мужчина будет обладать ею, приводила его в бешенство.

Настоятельница, казалось, совсем не смутилась тем, что мужчина подошел к ней недопустимо близко.

– Тогда, вероятно, ее сердце отдано другому, вам не кажется?

Гильберт недоверчиво посмотрел на нее.

Глаза настоятельницы монастыря сверкали, как ему показалось, озорством. Она коснулась его руки.

– Тяжкую ношу предстоит вам нести, барон Бальмейн, – обратилась она к рыцарю, – но если вам удастся узнать, кому отдала свое сердце леди Грей, то так вы и найдете для нее мужа. И все ваши затруднения будут устранены, – мать Силия пожала плечами. – А если вам не удастся заставить Грей раскрыть свое сердце, то поищите любого подходящего мужа для нее. Но будьте осторожны, выбирая человека, которому предстоит растить вашего ребенка. И не забывайте, ей всегда будут рады в Арлеси, если ноша сия покажется вам непосильной и вы не сможете взять на себя ответственность найти отца своему ребенку. Гильберт понимал, что настоятельница поддразнивает его, но покорно снес удар, хотя ни единой минуты не верил в то, что произнес:

– Вы полагаете, леди Грей воображает, будто влюблена в меня?

Мать Силия рассмеялась:

– Нет, барон, я никогда такого не предполагала, особенно теперь, когда познакомилась с вами и убедилась в вашей черствости. Конечно, она любит кого-то другого.

Чрезвычайно раздраженный смелыми высказываниями монахини, Гильберт все же сдержал свой гнев. Нельзя отрицать, мать Силия права. Человек он грубый. Каждый день его жизни омрачен последствиями того зла, что причинили Чарвики ему и его семье. Однако вмешательство настоятельницы монастыря в его дела ему совсем не нравилось, и Гильберту не терпелось поскорее покончить с этим.

Он схватил свой плащ и закрепил его простой застежкой.

– Проследите, чтобы она была готова к отъезду через час.

Гильберт распахнул дверь и собрался выйти из комнаты, но слова настоятельницы заставили егоостановиться.

– Арлеси – это ее убежище, барон Бальмейн. Гильберт обернулся в дверях и посмотрел на монахиню, с нетерпением ожидая, что она скажет.

– Если леди Грей не захочет ехать с вами, ни вы, ни я не сможем заставить ее тронуться с места.

Тогда вы, может быть, возьмете на себя труд убедить ее каким-то другим способом.

Гильберт так стремился поскорее покинуть аббатство, что даже не допускал мысли о несогласии Грей ехать с ним. Ему действительно не приходило в голову, что она не пожелает оставить монастырскую жизнь. Но в этом случае он не сможет заставить ее подчиниться и увезти силой. Покровительство церкви, простиравшееся над Грей, лишало его этого права. И хотя он мог бы рискнуть, вызвав гнев церкви, но прогневить короля барон бы не решился.

– Пойдемте, – позвала его настоятельница. – Я отведу вас к ней.

Гильберт вышел в коридор вслед за матерью Силией, которая шла впереди. В молчании они прошли через двор в сад, где, очевидно, мать Силия надеялась найти Грей, но ее нигде не было видно.

– Подождите здесь, – настоятельница взмахом руки указала на беседку в стороне. – Я пошлю за ней.

Кивнув, Гильберт отступил в укрытие, но садиться на скамью не стал. «Как примет она меня?» – раздумывал рыцарь, и сердце его билось все сильнее при мысли, что сию минуту перед ним окажется Грей. Это к лучшему, сказал он сам себе. Наконец-то сможет он изгнать эту леди из каждой своей мысли и найдет успокоение.

Через некоторое время появилась мать Силия и сообщила:

– Она молится, но я попросила сестру Софию прислать ее сюда.

– Она будет знать, зачем ее зовут?

Настоятельница отрицательно покачала головой:

– Нет, я не стала говорить, почему хочу ее видеть. Вскоре она сама узнает о вашем приезде.

Гильберт промолчал. Он повернулся лицом к тропинке, на которой должна была появиться Грей, чтобы увидеть, как она будет себя вести, увидев его в этом месте.

Время шло, а Грей все не было. Гильберт потерял терпение.

– Не очень-то она исполнительна, – заметил рыцарь, поглядывая на настоятельницу, стоявшую рядом.

– Как я и говорила вам, – отозвалась та, – это существо из вашего мира.

Гильберт нахмурился.

– Кроме того, – добавила она, – малыш немного беспокоил ее…

– Что-нибудь не так? – он ухватился за это замечание, вдруг почувствовав страшное напряжение.

Мать Силия чуть не рассмеялась при виде такой озабоченности, но постаралась скрыть удовольствие за тонкой улыбкой.

– Не думаю, – сказала она. – Это обычное недомогание, которое испытывают многие беременные женщины.

Грей осторожно шла по замерзшей земле, ступая с опаской, чтобы не поскользнуться. Из-за длинной, узкой садовой изгороди доносился голос настоятельницы. Мать Силия с кем-то беседует?

Ускорив шаг, Грей побранила себя за то, что забыла в часовне перчатки. Руки быстро замерзли на холодном воздухе, но Грей не прятала их под плащом, а вытянула на всякий случай перед собой, чтобы смягчить возможное падение.

Тихое, настойчивое шевеление в животе напомнило ей о необходимости замедлить шаг. Улыбаясь, Грей прижала руку к животу и последние шаги сделала с еще большей осторожностью.

В беседке стояли двое – хорошо знакомая ей настоятельница и еще один человек, облик которого вызывал живой отклик в сердце. Стараясь узнать этого красивого темноволосого гостя, она подошла ближе, разглядывая гладко выбритое лицо, потом подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Глаза этого человека были удивительно голубыми…

Грей вскрикнула от неожиданности, споткнулась и инстинктивно протянула вперед руки, чтобы не упасть. Когда она снова подняла голову, то обнаружила, что Гильберт стоит рядом.

Неудивительно, что его трудно было узнать сразу. Без бороды он выглядел гораздо моложе и не казался таким громадным, хотя тени под глазами придавали ему вид зрелого мужчины. Да, и раньше Грей считала, что Гильберт Бальмейн привлекателен, но теперь это красивое лицо ее просто поразило.

Они остановились в нескольких шагах друг от друга, но не торопились сокращать это расстояние. Наконец тягостное молчание нарушила мать Силия.

– Думаю, вы знакомы, – сказала она, сделав шаг вперед. – Теперь я вас оставлю, чтобы вы познакомились снова.

Лицо ее было безмятежным, когда, взяв руки Грей в свои, она поцеловала ее в щеку.

– Думай о ребенке, – прошептала она.

Конечно, она сказала ему… Мрачные предчувствия мучили Грей, в то время как она провожала монахиню взглядом и продолжала смотреть ей вслед, даже когда та скрылась из виду.

Ребенок снова пошевелился, и Грей очнулась от оцепенения. Старательно избегая испытующих глаз Гильберта, она погладила под плащом свой округлившийся живот.

– Ребенок, которого ты носишь… – низкий голос Гильберта отчетливо звучал в холодном воздухе, задевая туго натянутые струны взбудораженных чувств Грей. – Он мой?

Грей вдруг ощутила, что ей хочется оказаться подальше от этого места, от этого недоверчивого мужчины, который смог задать ей такой обидный вопрос. Вздернув подбородок, она встретилась с ним глазами, вложив в свой взгляд всю неприязнь, что кипела сейчас в ее душе. Девушка повернулась кругом и направилась по той же тропинке, по которой ранее ушла мать Силия.

Шаги Гильберта раздались за спиной. Перкой мыслью было бежать, но Грей быстро отвергла такую возможность, понимая, что это слишком опасно. Никогда она не сделает ничего, что могло бы повредить ребенку. Признавая, что побег бесполезен, она снова обернулась к Гильберту, как раз в тот момент, когда он протянул руку, чтобы се задержать.

Барон смотрел на Грей сверху вниз, а она устремила на него пристальный взгляд из-под низко надвинутого капюшона. Рука Гильберта нерешительно задержалась в воздухе, потом опустилась.

– Ребенок мой? – снова спросил он.

– Нет, – ответила Грей, радуясь, что капюшон скрывает ее лицо. – Вам не нужно беспокоиться о моем ребенке, барон Бальмейн, потому что не вы его отец.

Барон, казалось, был поражен отрицательным ответом. Молча смотрел он на Грей, пытаясь хоть что-нибудь прочесть на ее замкнутом лице.

– Сдается мне, вы лжете, леди Грей, – сделал он вывод. – Да, вам следует быть более старательной в таких уловках, если вы хотите когда-нибудь стать законченной лгуньей.

Безо всякого предупреждения Гильберт откинул капюшон с ее головы, чтобы увидеть ее лицо и прядь золотистых волос.

Грей быстро выпростала руку из складок плаща, чтобы поправить капюшон, но прежде чем она успела ухватить грубую ткань, Гильберт проворно завладел ее рукой и сжал холодные пальцы в своей теплой ладони.

Дрожа от слишком долго сдерживаемого гнева, Грей гордо подняла голову и в упор посмотрела на Гильберта.

– Неужели с тех пор, как мы виделись в последний раз, ты забыл, какая я коварная обманщица? – прошипела она сквозь зубы. – Если бы я подтвердила, что ты отец ребенка, ты заявил бы, что это неправда, – она наклонилась вперед и окинула его долгим взглядом. – Будь осторожен. Если легко верить в противоположное тому, что слышишь, то этим могут воспользоваться те, кто хочет обмануть.

Гильберт молча обдумывал ее слова, пытаясь уловить волну смятения, исходившую от нее. Да, он заметил эту вспышку ярости, обнаружил крохотные острые коготки, но это так походило на его собственный гнев, полный горечи. Было странно видеть свое отражение в этой молодой женщине.

Вымученная улыбка скользнула по губам Грей.

– Подумайте об этом, милорд. Может быть, в мои намерения как раз входит заставить вас принять на себя ответственность за этого ребенка, отрицая, что он ваш, – она пренебрежительно пожала плечами. – А может быть, я говорю правду.

Глаза Гильберта сузились.

– Я отказываюсь играть с тобой в эти словесные игры, Грей…

– Грей, – она ухватилась за редкую возможность прервать его, как часто делал он в беседе с нею. – Такая фамильярность, милорд?

Внезапно он притянул ее к себе, несмотря на сопротивление, смело запустил руку под плащ и положил ладонь на живот девушки.

Она замерла при этом неожиданно нежном прикосновении и перестала дышать, когда длинные пальцы начали скользить по ее животу. Грей закрыла глаза, внезапно осознав, что кончики пальцев вызывали ощущения, которые она считала давно сгинувшими. Как мог этот мужчина, которого она, как ей казалось, ненавидела, пробуждать в душе такие чувства?

– А теперь скажи мне еще раз, что это не мой ребенок, – произнес Гильберт.

Вырвавшись из безнадежных блужданий своих мыслей, Грей гордо вскинула голову:

– Вы поверите словам обманщицы? Ладонь Гильберта все еще лежала на ее животе, лицо склонилось к ее лицу.

– Только если ты подтвердишь то, в чем я уже уверен.

Он хочет сказать, что она должна подтвердить его отцовство? Грей всмотрелась в лицо барона Бальмейна, скользнув взглядом по чертам, которые прежде были скрыты от нее. Сначала внимание привлек рот, оказавшийся более широким, чем ей казалось раньше. Потом она перевела взгляд выше, чуть в сторону, где обнаружила ямочку на щеке. Наверное, она видна еще лучше, когда он улыбается, решила Грей. А по гладкости кожи можно было сделать вывод, что Гильберт недавно побрился.

Не сумев сдержать порыв, она подняла руку и коснулась его щеки. Мускулы сразу напряглись под ее ладонью, напомнив о том, что многие сочли бы этот жест неподобающим. Грей быстро опустила руку и, найдя под плащом ладонь Гильберта, сомкнула пальцы на его запястье. К ее удивлению, Гильберт не стал сопротивляться, когда она сняла его ладонь со своего живота.

– Это мой ребенок, Гильберт Бальмейн, – твердо заявила Грей.

Глаза Гильберта сузились. Не такого подтверждения он ждал.

– А кто же его отец? – продолжал настаивать он. В душе его словно сжалась тугая пружина, когда он ждал признания, которого еще не получил, но был намерен вырвать во что бы то ни стало.

Грей не затрепетала под его гневным взором.

– Не имеет значения, кто заронил семя, из которого теперь растет мое дитя. Вы бы лучше…

– Ты вернешься в Медланд со мной. Мы уедем сегодня же.

Грей покачала головой:

– Нет, я удовольствовалась своей участью и больше не…

Не успела она закончить свою мысль, как Гильберт подхватил ее на руки и понес из сада.

Грей была достаточно благоразумна, чтобы не сопротивляться. И все-таки повысила голос, негодуя на такое бесчинство:

– Знаешь ли ты, какой грех совершаешь, забирая меня отсюда против моей воли? Это мое убежище, и ты рискуешь навлечь на себя гнев церкви и самого короля Генриха.

Ах да, король… Гильберт заколебался, предвидя недовольство короля. Но сейчас он был захвачен желанием сохранить для себя Грей и своего ребенка, поэтому не стал задумываться о последствиях своего поступка. Не удостоив Грей взглядом, он двинулся из сада и ступил на дорожку, которая вела во двор. Хромота его усилилась, когда он ускорил шаг, торопясь покинуть аббатство.

– Нет, Гильберт, не делай этого, – еще громче возмутилась Грей. – Бог покарает тебя десятикратно за это прегрешение.

– Бог! – повторил Гильберт, не сводя глаз с тропинки. – Предоставь Ему творить свои злые дела, – пробормотал рыцарь. – Я выстрадал все, что он послал на мою долю. И выдержу все, что пошлет.

– Хоть ты и отрицаешь Его, – сказала Грей, кладя руку Гильберту на грудь, – ты ведь не безбожник, Гильберт. А теперь отпусти меня, пока твой поступок не причинил вреда.

На краю двора он остановился и посмотрел на Грей:

– Долгие месяцы я страстно желал обнимать тебя в моей постели, мечтал обладать тобой, как в ту первую ночь. Ты кара и мучение, ниспосланное моей душе свыше, Грей Чарвик, но я не могу изгнать тебя из своего сердца, сколько бы ни напоминал себе о твоем обмане. Но не перестаю пытаться.

Это объяснение потрясло Грей, она не могла найти слов, чтобы ответить.

– Ты моя, Грей, – уверял Гильберт, – и ребенок, которого ты носишь, принадлежит мне. А теперь, пойдешь ли ты со мной добровольно или мне придется снова вызвать на свою голову Божий гнев?

Заявляя о своих правах на нее и на ребенка, Гильберт вселил искру надежды в сердце Грей. Но о чем он говорит? Грей попыталась найти ответ, пытливо заглянув в его лицо. О том, что не оставит ее, как, она предполагала, он может сделать, как только она произведет на свет наследника? Смеет ли она надеяться? Не будет ли его предложение временной мерой?

– Если я поеду с тобой, – отважилась спросить Грей, – ты женишься на мне, чтобы ребенок был законным?

Гильберт ответил без колебаний:

– Нет, Грей. Хотя я предложу тебе и ребенку мою заботу и защиту, но жениться на тебе не смогу.

Словно смертный мрак окутал Грей.

– Значит, у тебя уже есть жена?

– Нет, – ответил он, – и это не значит, что я когда-либо захочу ее иметь. У меня будет наследник от тебя… и этого мне достаточно.

Надежды рухнули. Забыв об осторожности, она уперлась руками Гильберту в грудь, яростно брыкаясь.

– Отпусти меня, неверный, – потребовала Грей голосом, звеневшим от слез. – Я не стану твоей любовницей ради твоих утех. Найди еще кого-нибудь, чтобы она принесла тебе ребенка, а меня оставь в покое.

Крепче прижав ее к груди, Гильберт сошел с тропинки и оказался на пустом дворе.

Хотя у Грей уже не было сил вырываться, она не перестала кричать. В ответ на крики появилась настоятельница, решительно преградившая Гильберту путь.

– Барон Бальмейн, – укоризненно обратилась она к нему, – ведь ясно, что леди Грей решила остаться в Арлеси. Будьте так любезны, отпустите ее.

Гильберт, словно громом пораженный, спустился с небес на землю. До этой встречи с Грей он и не предполагал, что решится похитить ее из святого убежища. Да, это было, по крайней мере, неосторожно, особенно учитывая то, что есть и другие средства для достижения цели, какими бы ограниченными они сейчас ни казались.

Нахмурившись, он отпустил Грей на грубо отесанные камни двора и отступил.

Грей не стала тратить времени на поиски путей к отступлению и, недолго думая, спряталась за спину настоятельницы.

– Леди Грей, – бросила ей мать Силия через плечо, – возвращайтесь в свою комнату. Я поговорю с вами позже.

Грей помедлила мгновение, но повернулась и пошла через двор.

Когда она исчезла из виду, настоятельница с недовольным лицом посмотрела на Гильберта.

– Барон, у меня в голове не укладывается, как вы осмелились совершить такой проступок? О чем вы думали? – она всплеснула руками, как бы призывая Бога в свидетели такой глупости. – Вы не нашли никаких слов, чтобы убедить ее, а не прибегать к насилию? Я предупреждала вас о последствиях.

Гильберт встретился взглядом с холодными глазами настоятельницы.

– Прошу прощения, мать Силия. Боюсь, я действовал слишком поспешно, когда она отказала мне. Это действительно было глупо.

Мать Силия долго смотрела на него, потом, успокоившись, тяжело вздохнула и сделала знак следовать за ней.

Гильберт повиновался и некоторое время спустя оказался вместе с настоятельницей перед странноприимным домом. Неподалеку стояла стайка монахинь, которые моментально опустили глаза, заметив статного рыцаря.

Наставница строго глянула в их сторону, потом провела Гильберта в ту комнату, где они разговаривали раньше.

– Теперь, когда вы повидались с нею, каковы ваши намерения? – спросила мать Силия, поворачиваясь к барону Бальмейну.

Гильберт положил руку на подбородок, намереваясь по привычке погладить бороду, но, обнаружив, что лицо у него бритое, вспомнил, что сам соскреб утром остатки бороды.

– Не знаю, – признался он. – Я не могу взять ее в жены и не могу отдать другому. Я должен заполучить и ее, и ребенка.

– И вы сказали ей это?

Рыцарь кивнул, и настоятельница покачала головой.

– Тогда я понимаю, почему она отвергла такое предложение, барон. То, что вы предложили, просто неприлично, – подойдя ближе, она пристально глянула ему в лицо. – Скажите, вы ее любите?

Гильберт был так удивлен, что кровь бросилась ему в лицо, пока он пытался справиться со своими чувствами.

– Любить ее! Грей Чарвик!

Мать Силия сокрушенно пожала плечами. Его отрицательному ответу она поверила не больше, чем возмущенным протестам Грей.

– Что же в таком случае вы собираетесь делать, барон Бальмейн?

– Есть и другие пути, – он начал мерить шагами комнату, потом остановился перед настоятельницей.

Ей не понравилось выражение его лица: торжествующая улыбка скривила его губы.

– Я буду ходатайствовать перед королем Генрихом о том, чтобы получить опеку над этим ребенком, когда он родится, – сказал Гильберт. -Он не откажет мне в праве на моего наследника.

Мать Силия была поражена этим заявлением. А ведь он может преуспеть со своей просьбой. Получив замки Чарвиков, он вправе рассчитывать и в дальнейшем на милость короля. Видно, Генрих ценит этого рыцаря.

– Это, вероятно, займет много времени, – попробовала монахиня отговорить Бальмейна от такого сокрушительного образа действия.

Гильберт пожал плечами:

– Так я добьюсь своей цели.

– А как же леди Грей? Вы без угрызений совести заберете у нее ребенка?

Гильберт улыбнулся еще шире:

– Нет. Она пойдет со мной по своей воле, и я получу все, что желаю.

Мать Силия понимала, что подобный план углубит пропасть между этими двумя молодыми людьми настолько, что мост между ними возвести уже будет невозможно. Однако был еще один способ свести их вместе; способ, к которому она не стала бы прибегать, если бы барон не рассказал ей о своих намерениях.

– Есть еще одна возможность, – проговорила настоятельница, сложив руки перед собой и ожидая, когда барон приготовится выслушать ее с должным вниманием. На лице женщины появилось печальное выражение, когда она решилась поведать о том, что сама недавно узнала.

– Боюсь, мне придется раскаяться в том, что я выдаю секрет, – начала она, – но мне рассказали, что после заутрени леди Грей ходит гулять за стенами монастыря. Она прогуливается у реки, что течет неподалеку.

Какое-то время барон молча смотрел на монахиню.

Истолковав это молчание как непонимание, она постаралась выразиться яснее.

– Увы, – вздохнула настоятельница, – это прискорбно, но церковь не вольна даровать свое покровительство за стенами аббатства.

Гильберт подозрительно нахмурился:

– Почему вы мне это рассказываете?

– На месте леди Грей я бы скорее простила вас за то, что вы увезли меня силой, чем за то, что забрали у меня ребенка, хоть и по указу короля.

Конечно, она права, подумал Гильберт. Стоило взглянуть на Грей и узнать ее характер, как придуманный им способ заполучить ее и ребенка начинал терять свою привлекательность. Гильберт кивнул:

– Как она выходит из монастыря? Монахиня улыбнулась:

– Через задние ворота, конечно.