Разгневанный Гильберт решил, что поддался ловкому обману и пора привести в исполнение свой собственный план насчет подачи петиции королю.

Вот уже четыре промозглых дня он и его люди прячутся в лесах вокруг аббатства, поджидая в засаде добычу. За все это время Грей ни разу не покидала своего убежища. Гильберт был в этом уверен, так как не был настолько глуп, чтобы не верить настоятельнице. На всякий случай он поставил своих людей наблюдать за всеми входами и выходами аббатства, чтобы не упустить Грей, в то время как сам он будет поджидать ее у задних ворот.

Уже давно миновал час утренней молитвы, когда на четвертый проклятый день он с горсткой дружинников вернулся в лагерь с пустыми руками. В сердцах выкрикивая команды, не скрывая от окружающих свое раздражение, он торопил отряд с отправлением, чтобы держать путь прямо в Лондон.

Чувствуя гнев хозяина, даже белый скакун шарахнулся в сторону, когда все наконец были готовы к отправлению. Взяв себя в руки, Гильберт ласково погладил трепещущие ноздри животного. Все больше раздражаясь, он недоумевал, где бродит его оруженосец. Насколько помнилось, парня не было с ними, когда они возвращались от реки.

Конь успокоился, на него уже можно было садиться. Гильберт ухватился за луку седла и вдел ногу в стремя.

– Милорд, она идет! – выкрикнул оруженосец Джозеф, выбегая на середину стоянки, с которой отряд снимался. – Она идет, – повторил он.

Гильберт схватил оруженосца за плечи:

– К реке?

– Да, милорд, хотя не отваживается слишком удаляться от аббатства.

Конечно, лучше было бы подобраться к Грей пешим ходом, без шума, производимого лошадьми, но нельзя было терять время. Она могла слишком быстро вернуться под защиту монастырских стен.

– Молодец, – протянул Гильберт руку Джозефу.

Широко улыбаясь – впервые за много дней, – он одним махом взлетел в седло и снова глянул на оруженосца.

– Поедешь со мной, – сказал Гильберт и сделал знак шестерым рыцарям ехать следом.

Не обращая внимания на то, с каким шумом они продирались сквозь лесную чащу, всадники быстро продвигались к реке. Однако, когда они приблизились к просеке, сквозь которую была видна извилистая лента реки, Гильберт приказал своим спутникам растянуться цепью и продвигаться осторожнее.

Он направил своего коня на край леса и осмотрелся вокруг, но не увидел ничего, что указывало бы на присутствие Грей. Барон бросил взгляд в сторону аббатства, думая, что она могла уже отправиться обратно, но увидел лишь пустое пространство, увлажненное недавним ливнем.

Затем слева от себя он услышал красивую птичью трель. Это был условный знак. Чуть дальше, почти у реки находился Джозеф; улыбаясь до ушей, он показывал рукой на участок берега, скрытый от глаз Гильберта.

Испытывая огромное облегчение, Гильберт махнул остальным и вывел коня из лесного укрытия.

Теперь Грей уже не успела бы скрыться в монастыре, и не имело значения, много ли шума производит отряд, но все же всадники перешли на легкую рысь. Гильберт беспокоился, как бы Грей не испугалась или не узнала слишком рано об их присутствии. Она вполне могла заторопиться и причинить какой-нибудь вред себе или ребенку.

Нетерпение Гильберта было велико как никогда.

Грей сидела на большом валуне, когда услышала непривычные звуки, помимо мирного шуршания камней. «Лошади!» – поняла она, и глаза ее широко раскрылись. Вскочив с камня, она резко обернулась. И сразу же заметила с полдюжины всадников. И, конечно, во главе был Гильберт, черные волосы которого она не спутала бы ни с какими другими.

Долгие дни оставалась она в монастыре, где ей не грозила никакая опасность. Грей понимала: стоит ей оказаться в руках Гильберта за пределами монастырских стен, и церковь уже не сможет помочь ей, но в это утро решилась воспользоваться отсутствием дождя, надеясь, что опасность миновала. А барон Бальмейн, оказывается, все это время поджидал ее…

Она измерила взглядом расстояние до аббатства и с замиранием сердца поняла, что не успеет добраться до монастыря, особенно в ее положении. И все-таки девушка подхватила юбки и заторопилась вдоль берега реки. Надо попробовать, так просто она этому человеку не сдастся.

Осторожно пробираясь между камней, она смотрела себе под ноги, чтобы не оступиться. Тем временем всадники подъехали ближе, хотя и не торопились схватить свою добычу. Бросив взгляд через плечо, она увидела, что спутники Гильберта окружали ее.

Бесполезно, поняла Грей и остановилась. Только нечто чрезвычайное и трагическое могло бы помешать Гильберту и его людям схватить ее – например, если бы вдруг их лошади завязли в болоте. Тогда Грей успела бы добраться до монастыря.

Запыхавшаяся Грей решительно повернулась к рыцарям и завернулась в плащ, успокаивающим жестом положив руку на живот.

Она как всегда испытывала беспокойство под устремленным на нее пристальным взглядом Гильберта, но все же не опустила глаз.

– Ты более терпелив, чем мне казалось, барон Бальмейн.

– А ты более упряма, – не остался тот в долгу.

– А ты ожидал чего-нибудь другого? – в этот момент она была не против словесной перепалки.

– Да, – пришлось признаться Гильберту. – Но я бы предпочел твое добровольное согласие.

– Вот как, – с горечью заметила Грей, глядя мимо него на аббатство. – Это настоятельница. Она меня выдала, – и Грей выжидающе глянула на Гильберта.

– Почему ты решила, что она вздумала мне помогать? – поинтересовался тот.

Тень улыбки скользнула по лицу Грей.

– Но ведь это она вызвала тебя в аббатство, разве нет?

Гильберт неловко шевельнулся в седле:

– Да, вызвала.

– Тогда это объясняет все. Ей так хочется, чтобы я убралась из монастыря, что она не остановится ни перед чем ради достижения своей цели.

Гильберт покачал головой:

– Нет, Грей, ты не права. Если бы мы не застали тебя здесь, то пришлось бы воспользоваться куда менее желательным способом, чтобы предъявить права на ребенка. Поистине она не сделала тебе ничего плохого. Ты должна быть благодарна ей за ее мудрость.

В этот момент Грей не видела ничего хорошего в таком предательстве и решила, что вряд ли когда-либо простит мать Силию. Даже если намерения настоятельницы были хорошими, Грей чувствовала себя оскорбленной. Будущее, хоть и неясное, которое она уже начала строить для себя и своего ребенка, оказалось разрушенным.

«Неужели так никогда и не избавиться от гнета окружающих?» – размышляла Грей, едва не плача от несправедливости. Она перевела взгляд с Бальмейна на остальных всадников.

Да, Гильберт Бальмейн твердо решил получить своего наследника. Он был убежден, что малыш в ее чреве – его плоть и кровь.

Обведя рукой стоявших полукругом рыцарей, Грей отрывисто, хрипло засмеялась:

– Зачем же преследовать меня таким многочисленным отрядом? Неужто я и впрямь такой опасный зверь, что есть необходимость снаряжать против меня столько воинов?

– Я не полагаюсь на волю случая относительно того, что принадлежит мне, – ответил Бальмейн.

– Ты снова утверждаешь, что я принадлежу тeбe, но, смею уверить, это далеко не так.

– Ребенок мой, и ты не можешь лишить меня права воспитывать его.

– А когда он родится, – спросила Грей, чувствуя, как сжимается от боли ее сердце, – ты оторвешь его от моей груди, а меня выбросишь вон?

– Он? – удивился Гильберт. – Откуда ты знаешь, что будет мальчик?

Хотя Грей давно уже подозревала, что в ее чреве растет сын, она не стала признаваться в этом Гильберту.

– Я говорила обобщенно. Это вполне может быть и девочка.

Гильберт, казалось, не совсем поверил ей, но не стал настаивать, а просто протянул руку.

– Поехали, Грей, – сказал он. – Хватит бунтовать.

Грей отступила на шаг.

– Ты еще не изложил свои намерения на мой счет, – напомнила она, отказываясь признавать себя побежденной.

– Поговорим об этом позже, – двинулся к ней Гильберт.

Она отрицательно покачала головой:

– Нет, я буду говорить сейчас.

Возведя глаза к небу, Гильберт спешился.

– А если нет, тогда что? – поинтересовался он, поворачиваясь к Грей.

Она внимательно вгляделась в стоящих вокруг людей. Прямо на тропинке, ведущей в аббатство, стоял рыцарь с очень знакомым лицом. Он находился достаточно далеко, но Грей с удивлением узнала сэра Майкла. Она взволнованно глянула на Гильберта и гневно выпалила:

– Тогда я буду противиться тебе изо всех сил. Уголок рта Гильберта поднялся вверх, когда он приблизился к Грей.

– А если я не поверю тебе?

– Ты меня совсем не знаешь, – Грей сделала еще один шаг назад. Сама того не замечая, она приближалась к реке. – Да, забрать меня отсюда нетрудно, но, имей в виду, путешествие в Медланд будет для тебя совсем нелегким.

Гильберт посмотрел на реку, не слишком глубокую, с тихим течением, но все равно страшно было представить себе, что Грей падает в ледяную воду. Он не стал подходить ближе, зная, что достаточно одного шага – и Грей отступит прямо в реку.

– Я уже сказал, Грей, я не женюсь на тебе.

– А я сказала, что не стану твоей любовницей. Ты не затянешь меня силой в свою постель!

Гильберт был готов уступить ей в этом. Не в его характере принуждать женщин, хотя несколько месяцев тому назад он едва не поступил так с Грей. Подобная утрата самообладания весьма удручала.

Да, он даст ей те обещания, которые ей так нужны. Но на своих условиях, потому что не собирается держаться от Грей подальше, если ее решимость ослабеет. Все-таки нужно постараться изгнать дочку Чарвика из мыслей, избавиться от наваждения, терзающего тело.

– Пусть так и будет, – сказал он. – Ты станешь просто матерью моего ребенка.

– Я тебе не верю.

Гильберт стиснул челюсти, пытаясь скрыть раздражение.

– Даю тебе слово, Грей. Ты не будешь страдать от нежелательных знаков внимания.

Долго тянулись минуты, пока Грей обдумывала это обещание. Барон предоставляет ей то, чего она хочет или, по крайней мере, думает, что хочет, – но после его прежних проявлений чувств, когда он не скрывал намерений уложить ее в свою постель, в эти обещания верилось с трудом.

Гильберт со скрежетом металла, скользящего по металлу, извлек меч из ножен и уперся концом клинка в сырую землю. Зажав рукоять в руке, что должно было подчеркнуть весомость клятвы, он поймал взгляд Грей.

– Клянусь, – произнес рыцарь. – Я не буду пытаться силой взять тебя.

– Ты хочешь заставить меня поверить в обещание, которое даешь перед Богом, хотя не делаешь секрета из своего отношения к вере в Него?

Гильберт вложил меч в ножны.

– Это рыцарская клятва, – коротко ответил он. – Эта церемония не умаляет значения обещания, которое я дал тебе. Однако, – добавил Гильберт, – имей в виду, что если мы оба снова почувствуем тягу друг к другу, вряд ли я стану удерживать себя от того, что ты сама захочешь дать мне. Кроме того, ты моя, как и ребенок, которого ты носишь.

Грей понимала значение этого последнего замечания, но держала голову высоко.

– Значит мне не нужно опасаться вас, милорд?

– Нечего опасаться, – подтвердил он, делая шаг к Грей.

– Тогда мне не остается ничего иного, как принять условие. – Грей подошла к барону Бальмейну, ступая так, словно шагала в пропасть, и неохотно вложила в его руку свою ладонь.

Потрясенная затаенной нежностью этого жеста, она едва не выдернула руку, но Гильберт удержал ее.

– Оставь меня, – потребовала она предательски дрожащим голосом.

Гильберт не сводил глаз с маленькой, хрупкой ручки в его большой ладони. Самые разные мысли теснились в его голове, тревожили душу.

Грей затаила дыхание, вновь испытывая наплыв чувств, которые обещала себе изгнать навсегда. «Почему я не могу ненавидеть его? – удивлялась она, проклиная свою плотскую слабость. – Почему не могу отречься от этого человека, как отреклась от отца? Разве он не…»

– Красивая, – голос Гильберта ворвался в ее размышления. Он поднял ее руку и прижался губами к внутренней стороне запястья. Сердце Грей сразу же забилось быстрее, глаза широко раскрылись, когда взгляд ее погрузился в глубину очей, что настойчиво требовали всего дара ее души и нежности сердца. Несомненно, Гильберт должен был почувствовать ее смятение. Отчаянно стараясь спасти свою решимость, Грей высвободила руку.

Гильберт отвел взгляд и на удивление легко отпустил ладонь девушки, чтобы сразу же обхватить ее пополневшую талию.

– Пора ехать, – сердито проговорил он, – мы теряем время.

Несмотря на то, что Грей стала тяжелее, он легко поднял ее на спину лошади, а потом сел в седло за ее спиной.

Вопреки своей воле Грей не смогла сопротивляться, когда Гильберт притянул ее к широкой груди и закутал в свой плащ. Она слишком устала сражаться с ним.