Грей узнала о неожиданном появлении Бальмейна лишь наутро после бессонной ночи. Весть о новом лорде распространилась, видимо, во время ее вчерашнего отсутствия, когда произошло ее грехопадение. Теперь оставалось только ловить обрывки разговоров между слугами.

Грей была ошарашена. Прибытия этого человека ожидали не раньше, чем через несколько дней. В следующий момент она с беспокойством осознала, что остается слишком мало времени для разговора с отцом о совершенном грехе. Он должен будет освободить ее от обязательства принять монашеский обет. Но как воспримет он это признание?

Вернувшись в холл после заутрени, Грей обнаружила, что приготовления к приезду нового владельца замка идут полным ходом. Это так поразило ее, что если бы поблизости не оказалось стула, за который она успела ухватиться, то непременно бы упала.

Ясно было одно: человек, которому она отдалась, принадлежал к свите Бальмейна. Сердце Грей сжалось.

Действительно, скоро отцу многое станет известно, но ведь узнают об этом и другие. При мысли о грядущем унижении в глазах многих людей у нее подогнулись колени. Что делать?

Брезжили слабые проблески надежды на то, что тот человек ее не узнает. Ведь все происходило ночью, в темноте.

У Грей не было времени для дальнейших размышлений, так как рядом появился отец, в сильном подпитии после ночи беспробудного пьянства. Ужасная вонь, исходившая от его одежды, заставила Грей задержать дыхание.

– Где твое монашеское одеяние? – вопросил отец, покачиваясь на нетвердых ногах. – Ты осмеливаешься мне перечить?

Грей глянула на свое мятое платье. Ей казалось святотатством надеть белый наряд Христовой невесты, когда она нарушила обет целомудрия, поэтому она предпочла это простое коричневое платье.

– Я…

– Ты сегодня же вернешься в аббатство, и немедленно! Иди переоденься, пока не прибыл этот подонок Бальмейн и не стал измываться над тобой.

Признание, готовое сорваться с ее уст, так и осталось невысказанным. Отец грубо подтолкнул ее к лестнице.

Грей хотела было возразить, но подумала, что монашеское одеяние поможет ей скрыть внешность, и человек из свиты Бальмейна, которому она так бесстыдно отдалась накануне, не узнает со. Он, конечно же, не предполагает, что таинственная незнакомка может оказаться монахиней. К тому же не стоило сейчас спорить с отцом. В любом случае скоро придется воспротивиться его ноле.

В маленькой темной комнатке наверху, где хранился скудный скарб – немногие вещи, принадлежавшие ее матери, Грей открыла крышку старого сундука и достала платье, в котором приехала из монастыря. Извлеченное со дна сундука одеяние имело весьма непривлекательный вид. Думая, что больше не придется его надеть, Грей рано утром спрятала узел с монашеской одеждой под ворох старых платьев.

Она встряхнула найденный наряд, держа на вытянутых руках, осмотрела и недовольно поморщилась, увидев, в каком оно состоянии. Платье не только сильно помялось, но и испачкалось. Не следовало так небрежно обращаться с ним прошлой ночью. Зря она оставляла одежду на берегу. Отбросив бесполезные сожаления, Грей торопливо сбросила обычное платье и запихнула его в сундук.

С большой неохотой начала она надевать одну за другой детали неудобного и громоздкого монашеского облачения, бормоча при этом покаянную молитву, так как, по ее разумению, уже не имела права носить наряд Христовой невесты.

Когда монашеская повязка скрыла волосы, Грей испытала ужасное чувство, будто судьба ее решена. Не может такого быть, подбодрила она сама себя. Отцу придется согласиться не удалять ее в монастырь. С этой мыслью она спустилась в холл.

В просторном зале никого не оказалось – не до завтрака в такой момент. Очевидно, было принято решение дожидаться прибытия нового барона, поняла Грей. Неожиданно в душе девушки поднялось возмущение. Нахмурившись, она торопливо пробежала по покрытому тростником полу и вышла на крыльцо. Утренний воздух был свежим и бодрящим. Двор заполнили королевские воины и бывшие дружинники барона Чарвика, готовые к встрече нового владельца Медланда.

«Но где же отец? – подумала Грей. – Может быть, ожидая появления Бальмейна, сэр Ройс снова запер его в башне?»

Отец был такой заметной фигурой, что уже через мгновение стало ясно, что во внутреннем дворе его нет. Да, именно в башне она найдет его. Приподняв юбки, Грей быстро сбежала по ступенькам, но была вынуждена замедлить шаг, пробираясь сквозь толпу, устремившуюся ко внешнему двору. Хотя дочь опального барона и притворялась, что не замечает любопытных взглядов, но с неудовольствием ощущала их на себе.

Мучительно краснея, Грей прошла по мостику, соединявшему внутренний и внешний дворы, как раз в тот момент, когда пышная процессия всадников в рыцарских доспехах проходила под поднятой решеткой замковых ворот. При виде воинов, вступающих на землю ее отца, Грей резко остановилась.

Бальмейн прибыл.

Охваченная паникой, Грей опустила голову и смешалась с толпой челяди, собравшейся поприветствовать нового хозяина. Голоса простолюдинов звучали громко и хрипло, когда они криками выражали восторг по поводу впечатляющего зрелища. Лишь скрывшись в толпу слуг и крестьян, на фоне темной одежды которых резко выделялось ее белое платье, Грей снова осмелилась бросить взгляд на процессию.

Стараясь оставаться незамеченной, она держалась в гуще толпы, но из-за своего небольшого роста была вынуждена встать на цыпочки, чтобы увидеть свиту, входившую в замок. Девушку толкали со всех сторон, и она непроизвольно уцепилась за руку того, кто стоял рядом. Получив таким образом небольшое преимущество, она стала искать глазами темноволосого, с темной же бородкой всадника среди шествовавших мимо рыцарей.

Каждый раз, когда взгляд ее останавливался на проезжавших один за другим воинах, Грей вздыхала с облегчением. Все они были или недостаточно высоки ростом, или их волосы оказывались слишком длинными, или лица – слишком добродушными.

– Миледи, – высокая женщина рядом с Грей дотронулась до ее плеча.

Грей узнала одну из женщин, следивших за порядком в холле, и со смущением обнаружила, что уцепилась за ее локоть. Быстро сняв свою руку, она пробормотала слова извинения и вновь устремила взор на всадников.

– Нет, миледи, я совсем не об этом, – сказала женщина. – Я просто хотела показать вам барона.

Грей подумала, как странно было то, что она так настойчиво пытается отыскать неведомого любовника среди всех этих мужчин. Густой румянец залил ее щеки. Поблагодарив женщину, Грей снова оперлась о предложенную ей руку и повернула голову в ту сторону, куда та показала.

Ее взгляд упал на могучего белого коня, который шествовал по мостику, ведущему во внутренний двор, во главе процессии. Вероятно, на этом прекрасном коне и ехал сам Бальмейн. Кровь застыла у Грей в жилах, когда она широко раскрытыми глазами всмотрелась в коня редчайшей белой масти. Только однажды она видела такого белоснежного скакуна.

Девушка со страхом заставила себя перевести взор на длинные ноги, обтянутые темным трико, ярко-красную с позолотой тунику, на лицо, обрамленное бородкой, и на знакомые глаза, смотревшие прямо на нее.

Это он!

Время словно остановилось. Бесконечно долго тянулись мучительные мгновения – весь мир, казалось, замер, потрясенный драматизмом этого события.

Со сдавленным криком Грей отвела глаза, оборвав нить узнавания. Отшатнувшись, она наткнулась на мужчину, стоявшего у нее за спиной. Тот поддержал ее и сразу же вскрикнул, так как Грей, торопясь выбраться из толпы, наступила ему на ногу. Девушка едва замечала сыпавшиеся со всех сторон возмущенные возгласы, пока пробиралась среди сбившихся в кучу людей, хотя сознавала, какую суету создает своим медленным движением. В результате пришлось наступить не на одну ногу, из последних сил вырываясь на свободу.

Испуганная Грей даже не взглянула назад, но не сомневалась, что всадник преследует ее. Свободное пространство впереди сулило возможность бегства. Грей не знала, куда броситься потом в поисках укрытия.

Когда она вырвалась в конце концов из толпы, то перед нею вдруг появился белый скакун. Его огромные огненные глаза словно приковали девушку к месту. Вокруг слышался заинтересованный шепот: все обратили внимание на неожиданный поворот событий.

Прижав руку к сильно бьющемуся сердцу, Грей отпрыгнула в сторону от грозного коня. Ей удалось устоять на ногах. Несмело глянула она на всадника. Презрительный взгляд, которым окинул он бедную девушку, был красноречивее любых слов.

Загнанная в угол жертва жестокосердного негодяя, виновного в смерти брата, Грей взволнованно огляделась в поисках пути к отступлению. Совсем рядом находилась часовня. Недолго думая, девушка обогнула коня и помчалась к ней, не чуя под собой ног.

Шагая через две ступеньки, она поднялась на крыльцо часовни и проскользнула внутрь, а затем плотно закрыла за собой дверь и прислонилась к ней, стараясь отдышаться. Несколько мгновений Грей стояла неподвижно, потом решительно заставила себя встряхнуться и направилась к алтарю.

Неожиданно навстречу ей вышел священник, и Грей остановилась.

– Святой отец, – тихо проговорила она, опустила глаза на свои сжатые кулаки.

– Что случилось, дитя мое? – спросил священник ровным голосом, выдававшим обычное отсутствие интереса к делам паствы. – Что-то неладно?

Грей взглянула на него, но быстро отвела глаза.

– Мне нужно помолиться, – сказала она и прошла к алтарю. Не успела Грей опуститься на колени и молитвенно сложить руки, как дверь часовни широко распахнулась, с грохотом ударилась о стену, впустив в полутемное помещение яркий поток света.

Склонив голову, Грей в своей истовой молитве пыталась не обращать внимания на тяжелые шаги. И все же резкий голос, громко прозвучавший под сводами часовни, заставил ее вздрогнуть.

– Вон отсюда! – приказал барон Бальмейн священнику.

Трепещущая Грей пропускала между пальцами узлы на кожаном поясе, отсчитывая молитвы. Слышно было, как священник суетливо засеменил к выходу, а затем наступила тишина. Раздались звуки тяжелой поступи, затем последовал стук закрывшейся двери, и часовня снова погрузилась в привычный полумрак.

Грей продолжала молиться, надеясь, что каким-то чудом сможет избежать неминуемой кары. Может быть, разверзнется пол под ее коленями или раскроется потолок, и неведомая сила поднимет ее вверх и унесет в небеса…

По мере того как проходили минуты, присутствие Бальмейна становилось все более ощутимым. Грей молилась, чтобы он удалился, но его присутствие продолжало давить. Она молилась, чтобы происходящее оказалось страшным сном, но знала, что не грезит. Молилась, чтобы перенестись в другое место и в другое время, но, открыв глаза, убедилась, что находится в часовне. В конце концов, ничего другого не оставалось, как только смело шагнуть навстречу грозному противнику.

Перекрестившись, она медленно поднялась с колен, потом повернулась к человеку, погубившему ее брата, к тому, кому она отдалась прошлой ночью в полном неведении. К барону Бальмейну.

Он стоял в центральном проходе между двумя рядами скамеек, широко расставив ноги, скрестив руки на широкой груди. Это был грозный противник. На лицо рыцаря падала тень, черты были жесткими и бесстрастными. Барон Бальмейн отвел взгляд от лица Грей и оглядел ее измятую одежду.

Грей заставила себя сохранять спокойствие. В то же время ее терзал страх, скрыть который стоило большого труда. Сердце билось так сильно, что нельзя было дышать полной грудью.

Когда наконец глаза Бальмейна встретились с ее глазами, показалось, что взгляд этого человека пронизывал насквозь и не таил ни капли нежности, которой можно было бы ожидать после прошедшей ночи. Грей почувствовала себя глубоко несчастной. Это был не тот человек, что любил ее накануне, хотя сходство казалось полным. Перед ней стоял разгневанный мужчина, который, судя по его виду, готов был скорее растерзать ее, чем осыпать любовными ласками. Грей похолодела, ожидая упреков, что должны были неизбежно последовать.

Наконец в тишине часовни раздался его глубокий, звучный голос.

– Очевидно, сестра, вы не привыкли сдерживать свои обещания: ни священные, ни какие бы то ни было вообще.

Грей содрогнулась, услышав эти слова. Поистине, она предстала перед этим человеком в наихудшем свете. Предложила ему свое тело, потом дала обещание, которое не собиралась выполпять. А сегодня стояла перед ним в монашеском одеянии.

Бальмейн сделал шаг вперед, в его позе чувствовалась некоторая неуверенность.

Грей внутренне собралась в ожидании того, что должно было произойти. Она выпрямилась, расправила плечи, подняла голову и приказала себе не трусить.

Барон Бальмейн приблизился на расстояние вытянутой руки и остановился. Грей судорожно проглотила комок, вставший в горле, и подняла глаза навстречу леденящему взору мужчины, смотревшему на нее сверху вниз. Теперь его лицо оказалось не в тени, а на свету, и Грей поразилась голубизне глаз Гильберта Бальмейна. В ночной тьме она могла заметить лишь их живой блеск, но глаз такого цвета девушка никогда прежде не видела.

– Какое же ты имя носишь, дочь Эдуарда Чарвика, неверная Христова невеста? – спросил Бальмейн, слегка скривив губы.

Грей заставила себя вернуться к действительности. Во рту вдруг стало сухо, лишь через несколько мгновений она смогла ответить:

– Я…

– А, так ты все-таки умеешь говорить. Еще один отрицательный штрих к плохому мнению о ней. Чувствуя, как краска заливает лицо, Грей кивнула.

– Я леди Грей Чарвик, – проговорила она дрожащим голосом. Барон ничем не выдал своего удивления, только слегка сощурил глаза. – Но я не …

– Грей, – повторил барон ее имя, потом произнес его еще раз, как бы пробуя на вкус. Подходящее, – одобрил он и склонил голову, приветствуя дочь Чарвика. – А как звучит ваше имя во Христе, сестра?

Она покачала головой и отступила назад, когда Бальмейн придвинулся ближе. Грей сразу же упрекнула себя за слабость, но не смогла удержаться от инстинктивного стремления отступить перед угрозой оказаться слишком близко от разъяренного противника. Мелькнула мысль, что она всегда пыталась спастись бегством от тех, кто внушал ей страх. Она ненавидела себя за это, но все равно другого способа защититься от опасности не было, и на этот раз она вытянула перед собой руку, надеясь оградить себя от близости Бальмейна.

– Я не принадлежу к общине сестер-монахинь, – объяснила Грей.

Рыцарь остановился, услышав эти слова, и пристально посмотрел в ее бледное лицо, прежде чем высказать свое мнение по поводу ее заявления.

– Разумеется, я имел в виду факты, упоминая монашеский статус, – отрезал он. – Я не говорил о твоих природных наклонностях. Нам обоим это известно, не так ли?

Брови Грей взлетели вверх, почти касаясь головной повязки, обтягивающей лоб. Она снова попыталась объяснить барону, что он ошибается.

– Конечно, нет, после той ночи, – он сделал еще шаг вперед, и его длинные мускулистые ноги коснулись юбок Грей.

Обеспокоенная, Грей обнаружила, что отступать больше некуда, потому что икры ее ног уже упирались в скамеечку для коленопреклонений.

– Нет, вы не понимаете, – сказала Грей. Ей приходилось задирать голову, чтобы смотреть на Бальмейна снизу вверх. – Я не бросаюсь словами. Я говорю правду, я не монахиня. Я еще не приняла обет.

Неожиданно его руки опустились на плечи Грей, и она чуть не вскрикнула от страха. Сжавшись, с трудом подавляя дрожь, девушка опустила голову и невидящими глазами уставилась в свободное пространство между нею и бароном.

Бальмейн резко встряхнул Грей. Пальцы с силой сжимали девичьи плечи – эти руки так отличались от тех, что ласкали ее на пруду!

Барон приподнял ее подбородок и заставил глянуть ему в лицо, на котором застыло выражение холодности и суровости.

– Если ты не монахиня, – прорычал он, – то почему одеваешься в монашеское платье?

Гнев бушевал в его груди. Это было заметно не только по лицу, отражавшему бурю чувств, но и по напряженным мускулам, железную твердость которых Грей ощутила, цепенея под сильными пальцами, вцепившимися ей в плечи.

– Я… – она принудила себя собраться с духом и, подыскивая наиболее убедительные слона, выдавила нескладное объяснение, смущаясь от близости этого человека. Ее взволновало странное чувство страха, смешанного с желанием.

– Я была послушницей, – удалось ей наконец вымолвить. – Это наряд Христовой невесты, в котором я должна была принять монашеский обет.

Грей скользнула взором по бесформенному одеянию, скрывавшему ее изящную фигуру, потом снова перевела взгляд на Бальмейна:

– Мое пострижение в монахини должно было произойти в тот день, когда отец прислал за мной.

Барон недоверчиво посмотрел на нее:

– Так это правда, что ты не приняла монашеский обет?

– Да, об этом я и говорю!

С коротким смешком барон отпустил ее плечи.

– Большую тяжесть ты сняла с моих плеч, – признался он, подходя к передней скамье и опускаясь на нее. Он вытянул ноги, заложил руки за голову, словно собирался расположиться в часовне надолго.

– Благодарю вас за это, леди Грей. Теперь можно вздохнуть спокойнее, – его взгляд скользнул по девушке, потом барон снова пристально всмотрелся в нее. – Я уверен, если Бог действительно существует, он вряд ли отнесется благосклонно к тому, что я похитил девственность одной из невест его Сына.

Удивленная этим небрежным замечанием, Грей невольно шагнула ближе.

– Если Бог существует? – в ужасе повторила она. – То, что вы говорите, настоящая ересь.

Губы Бальмейна изогнулись в насмешливой улыбке. Поглядывая на Грей, он стал массировать больную ногу.

– Ересь? – он пожал плечами: – Я просто задаюсь вопросом о его существовании. А ты веришь в него?

Страх в душе Грей внезапно сменился столь большим возмущением, что в благородном порыве она оказалась прямо перед богохульствующим рыцарем.

– Конечно, я верю в Бога!

Брови барона изогнулись в притворной насмешливой печали.

– А я-то думал, что встретил родственную душу. Скажи-ка мне, – наклонился он вперед, -сладострастные наклонности, которые ты проявила, свойственны всем представителям святой церкви? Если это так, то я клянусь больше не сомневаться в существовании Бога. Я его буду просто отрицать.

Негодование, придававшее Грей силы в течение этих нескольких мгновений, угасло, оставив лишь печаль в сердце. Он собирался покарать ее. Грей пришла в ужас, чувствуя, как от слез защипало глаза.

Барон не двинулся с места.

– Если… – голос Грей предательски дрогнул, и она замолчала, чтобы взять себя в руки. – Так как вы, очевидно, имеете в виду прошлую ночь, – продолжала она, не глядя на собеседника, – я должна признаться, что пошла на это, намереваясь отказаться от монашеского обета.

– В самом деле? – Бальмейн глянул на дрожащие губы Грей. – Значит, ты надела сегодня это платье ради привилегий, которые дает тебе положение монахини?

Гнев вспыхнул с новой силой, но не смог зажечь Грей своим огнем. И все-таки она нашла в себе смелость встретиться взглядом с бароном Бальмейном.

– Нет, – ответила она, обхватывая себя холодными руками и стараясь согреть их в складках платья. – Я надела это облачение по приказу отца. Он еще не знает о моем грехе.

К тому, что произошло дальше, Грей оказалась совершенно неподготовленной, хотя заметила подозрительный блеск в глазах Бальмейна еще до того, как он протянул руку и ухватил подол ее юбки. Резко дернув девушку вперед, барон рывком усадил ее к себе на колени.

– А когда же ты собираешься рассказать отцу, что больше не годишься в монахини? – заинтересованно спрашивал Бальмейн, в то время как Грей барахталась, запутавшись в своем слишком просторном одеянии. – А может быть, он знает о твоем грехе или даже сам замыслил таким образом подстроить мне западню? Это он подослал тебя?

Грей затихла. Обвинение поразило ее, словно пощечина. Он действительно подумал, что Грей с отцом задумали поймать его в западню, пожертвовав ее невинностью. Что она отдала свое тело в надежде получить какие-то уступки. Нет, от этого человека ей ничего не нужно!

Отбросив покров, упавший на лицо, она возмущенно глянула на барона.

– Отпустите меня! – потребовала Грей, подавив желание вцепиться ногтями ему в лицо.

Барон усмехнулся и не позволил ей вскочить с его колен.

– Чего же ты хотела добиться, соблазняя меня?

Грей уперлась руками в его грудь, попробовала оттолкнуть, но, несмотря на все усилия, Бальмейн лишь крепче сжал ее в объятиях и повернул лицом к себе… Пораженная тем, насколько привлекательным мужчиной кажется барон Бальмейн, даже с лицом, искаженным гневом, Грей не заметила, что повязка у нее на голове съехала в сторону.

– Ты надеялась принудить меня жениться на тебе? – продолжал допрашивать барон. Его теплое дыхание овевало Грей. – Неужели Медланд так важен для тебя, что ты решилась заплатить за него своим телом, а может быть, даже заложила душу?

Так вот какие мысли возникли у барона Бальмейна! Неведомая доселе ярость охватила Грей, захлестнув все тело горячей волной.

– Нет, – громко возразила она, вытягиваясь, как струна, в стальных руках рыцаря. – Никогда я не вышла бы замуж за такого человека, как вы. Если бы я знала, кто вы такой, то никогда не отдалась бы вам!

Казалось, Бальмейна позабавил этот взрыв негодования.

– И я должен поверить тебе? – покачал он головой. – Больше похоже на то, что ты выследила меня и решила использовать подходящий случай.

Разъярившись еще сильнее от подобных предположений, в отчаянии оттого, что не имела возможности освободиться от этого любовника, ставшего врагом, Грей принялась изо всех сил молотить кулаками по его груди. Бальмейн лишь посмеивался над бесполезными попытками слабого существа противостоять его силе. Грей дала выплеснуться своей ярости и затихла, опустив дрожащие руки на колени и глядя в холодные глаза своего противника.

– Вы ошибаетесь относительно моих намерений, – она старалась говорить ровным голосом, скрывая волнение. Неважно, поверит он ей или нет, но правду барону Бальмейну знать следует.

– Отдавшись вам, я навсегда отреклась от монашеского служения. Я сделала это не для того, чтобы заполучить мужа, – она опустила ресницы, потом снова посмотрела в глаза рыцарю. – Я поступила так, потому что меня заставляли дать обеты той жизни, которую я не хотела вести. Мне хотелось бы остаться с отцом и помогать его людям…

– Моим людям, – резко поправил ее Баль-мейн.

Да, теперь они принадлежали ему. Грей кивнула:

– Нужда их велика, их поля…

– Думаешь, я не смогу о них позаботиться? Сможет ли? Человек, который так жестоко обошелся с ее братом?

– Даже если ты говоришь правду, – продолжал барон, – а я настолько глуп, что поверю тебе, то, могу сказать, напрасно ты использовала меня для достижения своих целей.

– Это верно, – согласилась Грей, – и я раскаиваюсь в содеянном, но изменить уже ничего нельзя. – Она посмотрела на свои сцепленные руки. – Я не хочу возвращаться в аббатство.

– Извини, но я тебе не верю, – сказал Бальмейн, пытливо вглядываясь в лицо Грей, которая вспомнила о метке, родимом пятне, спрятанном под повязкой. – Я слышал, многие предпочитают жизнь в монастыре тяготам обыденной жизни… даже если эта жизнь протекает в замке.

Грей покачала головой:.

– Я жила в аббатстве с семи лет и все эти годы была несчастна в стенах монастыря. Может быть, другие стремятся к такой жизни, но мне участь монахини представляется незавидной, – она бессознательно подняла руку, чтобы пригладить полотняную повязку и покров, спускавшийся вдоль Шеи.

Барон сразу же задержал ее руку.

– Твой рассказ очень трогателен, – насмешливо заметил он, дотрагиваясь до повязки, стянутой под подбородком.

– Нет, – отшатнулась Грей, откинув голову назад, но пальцы Бальмейна сомкнулись на ее шее, и лицо девушки снова оказалось перед его глазами.

– Мне рассказывали, что дочь Чарвика помечена дьявольской меткой, – произнес он, касаясь губами ее рта и поглаживая по щеке. – Это ты прятала от меня вчера?

Грей кивнула.

– Покажи мне, – он отнял руку и поднял голову. Взгляд Бальмейна как бы призывал ее воспользоваться предоставленной возможностью и сбежать.

Сначала Грей была слишком удивлена, чтобы что-то предпринять, и лишь тупо смотрела на барона. «Почему он не сделает это сам?» – мелькнула мысль. Можно ли считать такое поведение признаком уважения или просто попытка еще раз унизить ее?

Грей неохотно повиновалась. Она сняла полотняную повязку с покровом и, зажав куски материи в кулаке, снова подняла глаза, ожидая ответа, который должен был незамедлительно последовать.

– Ну что ж, теперь многое становится понятным, – прошептал рыцарь, не обращая внимания на беспокойство Грей. Он рассматривал пятно над левой бровью. – Я думал, прошлой ночью ты играла со мной в какую-то игру. Следовало самому догадаться… – И его глаза снова встретились со взглядом серых глаз девушки.

– Так было нужно, – еле слышно проговорила Грей, страстно желая, чтобы ее избавили наконец от мучительного объяснения. Она снова склонила голову, и завеса шелковых волос упала между ними.

– Значит ты неправильно обо мне судила, – сказал Гильберт Бальмейн так нежно, что от этих слов сердце девушки забилось сильнее.

Она вскинула голову, и на мгновение образ того призрачного возлюбленного, который стал дорог ей, промелькнул и снова исчез.

Бальмейн опять казался Грей человеком, враждебно настроенным и опасным, человеком, которого она боялась.

– Видишь ли, – задумчиво признался он, гладя золотистые пряди, касавшиеся его колен. – Я в дьявола верю не больше, чем в Бога. А может, и того меньше.

Он поднял руку и жесткими подушечками пальцев потрогал бледное пятно на виске Грей, которая сидела не шелохнувшись, хотя сердце рвалось из груди.

– И все-таки, – заметил барон, устало пожав плечами, – после твоего обмана я склонен думать, что в этом что-то есть. Кажется…

– Хватит! – горестный крик вырвался у Грей. Всю жизнь на девушку смотрели с подозрением, а теперь обидные слова вновь обрушились на нее. Невозможно было терпеть еще и эти обвинения -особенно от человека… человека, которому она отдала самое драгоценное, что у нее было.

Гнев овладел ею с новой силой. Подчиняясь безрассудному желанию стереть с лица барона насмешливое выражение, Грей подняла руку и с удивившей ее саму легкостью ударила его по щеке. Ни одного мужчину, кроме Уильяма, не осмеливалась она когда-либо ударить.

– Я всего лишь человеческое существо, обреченное нести это проклятье, пятно на лице, но не дьявол оставил эту отметку, а Бог, – в запальчивости Грей не обратила внимания ни на красное пятно, расплывшееся по щеке Бальмейна, ни на искры ярости, сверкавшие в его глазах.

– Это всего лишь родимое пятно, ничего больше, – продолжала она. – Меня вы можете опасаться не больше, чем кого-либо другого.

– Итак, у малышки есть коготки, – сквозь зубы бросил Бальмейн. – Я ожидал чего-то в этом роде.

Грей выпрямилась, глядя прямо в глаза сурового разгневанного мужчины, но в следующее мгновение оказалась опрокинутой навзничь, и это лицо нависло над ней, и все те же холодные глаза погружались в ее взор.

– Если бы у меня было время и настроение, – сказал Бальмейн, – я бы занялся твоим укрощением и усмирением. Но потому как сейчас у меня нет ни того, ни другого, обойдемся вот этим.

Укрощать ее? Но она не… Грей не успела возразить и почувствовала его губы на своих губах. Мысль о том, чтобы воспротивиться поцелую, даже не пришла ей в голову.

Под требовательными губами мужчины она со вздохом разомкнула уста и позволила языку проникнуть вовнутрь. Началось медленное скольжение по самым чувствительным местам, которые умелый любовник знал лучше, чем сама Грей.

Отказываясь внимать настойчивым голосам, которые призывали соблюдать осторожность, она с радостью откликнулась на вторжение и безрассудно обвила руками Гильберта Бальмейна, прижавшись к нему всем телом. А когда он нежно коснулся потаенного места внизу живота, с готовностью изогнулась навстречу ласке.

Затем все прервалось так же внезапно, как и началось, и Грей осталась лежать, глядя вверх, на мужчину, который с поразительной легкостью оторвался от нее. В мгновение ока он превратился из страстного любовника в холодного, отчужденного противника. Как удавалось ему властвовать чувствами, перед которыми Грей оказывалась совершенно беспомощной? Или она слишком долго подавляла свои естественные устремления?

– Еще вчера я мог пасть жертвой твоих чар, – заявил барон Бальмейн. – Но, уверяю тебя, я не собираюсь платить ту цену, что ты запросишь за неудавшееся свидание. Ваш план провалился, леди Грей.

Непросто было собраться с мыслями после стремительной атаки на ее предательски податливые чувства, но потрясение от этих слов помогло Грей справиться с собой. Найдя в себе силы отбросить то, что произошло минуту назад, она встала со скамьи и оказалась перед грозным рыцарем.

– Вы заблуждаетесь, – проговорила она ужасающе слабым голосом, от которого сама содрогнулась, а затем сделала глубокий вдох и продолжала более уверенно: – Мне от вас ничего не надо из того, что вы мне еще не успели дать.

Бальмейн подозрительно сощурил глаза:

– А что же ты успела воровски получить от меня?

Грей вздернула подбородок, не желая быть втянутой в ничтожный спор об украденных или подаренных ласках.

– Хоть вы и не верите мне, – сказала она, – это правда, что я не знала, кем вы являетесь. Не знала до сегодняшнего утра. Я надеялась получить свободу от церковных обетов, но не мужа… свободу вы мне и дали.

Ноздри прямого носа Бальмейна затрепетали, он издал короткий смешок.

– Можете не сомневаться, леди Грей, – сказал он, прикрепляя меч к поясу, – вы вернетесь в аббатство. Хотя вы и не обладаете больше чистотой, достойной монашеского служения, в монастыре для вас найдется место. Вы поедете… даже если мне самому придется тащить вас туда.

Монастырь… Грей шагнула к Бальмейну:

– Не вам решать…

Барон нетерпеливо рубанул рукой воздух:

– В конце концов, все, имеющее отношение к Медланду, отдано под мою ответственность. Придется согласиться с этим решением и удалиться в монастырь.

Сердце гулко забилось в груди. Правда ли то, что он сказал? В его власти лишить отца права распоряжаться ее судьбой? Если так, то все было напрасно, раз барон решил вернуть ее в Арлеси. Закусив губу, Грей низко склонила голову, не сводя глаз с рукоятки меча.

– Тогда я прошу, барон Бальмейн, пересмотреть решение и позволить мне остаться с отцом. Он нездоров и нуждается в ком-нибудь…

– Решение принято, – перебил он ее взволнованную речь, круто повернулся и пошел прочь.

Грей не смогла бы сдержать свое возмущение и негодование, даже если бы и попыталась. Терять было нечего.

– У вас отвратительная привычка прерывать людей, которые пытаются разговаривать с вами, -отрезала она. – Вам следует избавиться от этого недостатка.

Грей уставилась Бальмейну в спину, страстно желая, чтобы он обернулся. И не была разочарована, так как рыцарь развернулся и теперь возвышался над ней, подобно разъяренному варвару.

– В будущем, если вы желаете мне что-то сказать, леди Грей, то обращайтесь, глядя мне в лицо, а не в спину. Вам понятно?

Грей понимала, что Бальмейн может стереть ее в порошок, раздавить в своих могучих руках, если того пожелает, – а в тот момент, похоже, такое искушение у него возникло, – но смогла победить страх. Раз уж ее ждет такая судьба, не имело значения, что он сделает с ней. Грей собрала всю свою храбрость и выпрямилась, стараясь казаться повыше ростом.

– В будущем, говорите? – она горько усмехнулась. – Так как у нас нет совместного будущего, барон, ваше требование оказывается совершенно нелепым. Или мне следовало сказать «приказ»?

Бальмейн гневно сощурился, вена на его лбу сильно пульсировала.

– Спрячь свои коготки, кошечка, – прошипел он. Сжатые кулаки свидетельствовали об усилиях, которые предпринимал рыцарь, чтобы овладеть собой. – День только начался, и дел предстоит много. А с тобой мы еще поиграем.

На этот раз барон удалился не оглядываясь, а Грей смотрела ему вслед с выражением ужаса на лице.