Проезжая по окрестностям, Джослин восхищалась пейзажем. Из-за усталости она накануне не обратила внимания, как красиво поместье. Из земли, устремляясь к солнцу, тянулись зеленые стебельки ясменника и фенхеля, мелькали яркие головки маргариток. Вдоль дороги зеленели молодые посевы. В безоблачном небе парили птицы, перекликаясь друг с другом ласкающим слух щебетанием. В траве изредка мелькали зайцы и еще какие-то мелкие зверьки. На полях трудились крестьяне, возрождая землю к жизни. Деревенские ребятишки беззаботно играли, гоняясь за птицами, стремительно проносившимися над полями в поисках пищи.

Все вокруг, казалось, ликовало, радуясь весне и теплу. На мгновение Джослин показалось, что она попала в рай.

В сопровождении трех рыцарей в боевых доспехах она продолжала путь. Наконец, они приблизились к одному из крестьян, который медленно шел за парой волов.

— Лорд Фок здесь? — обратился к нему один из всадников, как только они подъехали достаточно близко.

— Да, еще здесь, — ответил пахарь и указал в конец поля, где несколько работников обрабатывали полосу земли. — Он там.

Джослин вздохнула с облегчением. Наконец-то она нашла его! Они уже миновали три поля, и везде им отвечали, что лорд Фок только что отправился дальше.

— Можете подождать меня здесь, — сказала госпожа сопровождающим. — Я не задержусь долго.

Объезжая поле по краю, Джослин внимательно вглядывалась в даль, надеясь увидеть рыжеволосую голову Лайма. Однако, как она не напрягала зрение, нигде не могла отыскать его.

Нахмурившись, женщина перевела взгляд на работников. Один из них, крепко сжимая ручки плуга, вспахивал землю. На его прекрасно сложенном теле, заставлявшем плуг продвигаться вперед, были напряжены все мускулы. Впереди него, подгоняя волов ударами хлыста, шел еще один крестьянин. Четверо: двое мужчин и две женщины — следовали позади, дубинками разбивая огромные комья земли, перевернутые плугом.

Джослин знала, что эта работа требовала много сил. Хотя ей самой не доводилось работать в поле, ребенком она часто наблюдала, как подданные отца вспахивали господские поля.

Неожиданно осененная догадкой, женщина быстро перевела взгляд на мужчину, идущего за плугом. Его голову покрывал капюшон, завязки от которого, раскачиваясь при каждом движении, бились о его широкую грудь. Рубашка потемнела от пота и прилипла к телу, обтягивая мускулистые плечи, и, ниспадая вдоль туловища, облегала сильные бедра.

Каждое движение, каждый шаг выдавали в нем Лайма Фока. По телу Джослин невольно пробежала волна трепетной дрожи. Но почему он работает в поле, как простолюдин? Ведь господин не должен собственноручно обрабатывать землю!

Возможно, Лайм, с головой погруженный в работу, так и не заметил бы мать наследника Эшлингфорда, если бы не Джордж, мужчина, подгонявший волов. Он первым увидел приближавшуюся всадницу и, опустив хлыст, резко остановился. Моментально стали и уставшие животные. Почти сразу же крестьяне с дубинками тоже замерли, с интересом разглядывая даму.

— О, Господи Всемогущий! — вполголоса пробормотал Лайм.

Меньше всего он ожидал увидеть Джослин Фок здесь, в поле. Ведь именно из-за нее он рано утром покинул замок. Проведя еще одну бессонную ночь, полную видений о Джослин, покорившейся его воле, о Джослин, лежавшей в его горячих объятиях, мужчина встал с первыми лучами солнца и отправился на поля. Но теперь она разрушила и то относительное спокойствие, которое его душа обрела здесь. Зачем же эта женщина приехала сюда? Впрочем, он, кажется, догадывается, почему она появилась в поле.

Лайм отпустил ручки плуга, смахнул рукавом капли пота со лба и вытер ладони о рубаху. Он застыл, наблюдая за приближением незваной гостьи.

— Мне нужно поговорить с вами, лорд Фок, — сказала Джослин, подъехав ближе.

Мужчина хранил молчание до тех пор, пока всадница не оказалась настолько близко, что он смог заглянуть в ее ясные изумрудно-зеленые глаза.

— Как я понимаю, дело крайне серьезное и не терпит отлагательств, если вы вынуждены были приехать на поле, леди Джослин.

Проклятие, как она хороша в этом зеленом платье с золотистой каймой.

Не доехав до Лайма несколько метров, женщина натянула поводья и остановила лошадь.

— Вы совершенно правы.

Оглянувшись, лорд Фок распорядился:

— Возьми плуг, Генри.

Кивнув головой, один из мужчин опустил дубинку на землю и шагнул вперед.

Осознавая, что покрытая пылью и мокрая от пота одежда делают его похожим на простолюдина, Лайм переступил на непаханую землю, где его ждала Джослин.

Тем временем вдова, гордо восседая в седле, свысока наблюдала за ним. Странно, но в ее глазах он не увидел выражения брезгливости, которое, несомненно, появилось бы во взгляде любой другой дамы, оказавшейся в подобной ситуации. И лицо женщины не выражало гнева или недовольства. В глубине ее прекрасных глаз горело нескрываемое любопытство.

— Так что вы хотели сказать? — спросил Лайм, в душе сожалея, что сейчас она уже не та простушка с растрепанными волосами в испачканном платье. Именно такой он помнил ее с первой встречи в Розмуре. Видимо, по иронии судьбы им суждено было поменяться ролями.

Джослин выразительно посмотрела на стоявших рядом крестьян.

— Не могли бы мы поговорить где-нибудь в другом месте?

Хотя плуг снова пришел в движение, господа все еще оставались центром внимания работников. Лайма любопытные взгляды не смущали, однако он решил исполнить просьбу женщины.

— Поводья, — протягивая руку, сказал мужчина.

Всадница молча передала ему поводья.

Покинув поле, он направился в сторону леса, к небольшой речушке, намереваясь смыть с лица и рук пыль и пот, и вел за собой лошадь, на которой сидела Джослин.

— Это место вполне подойдет, — заметила женщина, едва они оказались под тенью деревьев.

— Нам лучше пройти немного дальше, — не оглядываясь, возразил Лайм.

— Лорд Фок, что подумают люди, увидев, что я уединилась с вами в лесу?

Принимая во внимание то, что происходило между ними, а особенно то, что могло произойти, Лайм не стал уверять ее, что опасения напрасны, но тем не менее не собирался менять свое решение. Раз уж она вынудила его покинуть поле, он не хотел терять время зря и был обязан воспользоваться предоставленной передышкой.

— То же, что они подумали, увидев, что вместо того, чтобы ждать моего возвращения в замке, вы отправились разыскивать меня в поле, — парировал Лайм.

Поставленная в тупик Джослин промолчала.

Когда впереди заблестела река, мужчина бросил поводья и, не удостоив взглядом, направился туда, где, вспениваясь, бурлила холодная, как лед, вода.

— Говорите, леди Джослин. Я слушаю вас, — предложил он, опускаясь на колено у самой воды.

Оправившись от смущения, вдова решительно заявила:

— Вы не имели права.

Разумеется, не имел. Однако Иво вмешался в разговор так неожиданно, что ему, Лайму, не оставалось ничего другого. Да, он старательно избегал этого опасного вопроса. Но что еще оставалось ему делать в тот момент?

Стянув с головы капюшон, который, казалось, приклеился к волосам, мужчина опустил руки в прозрачную, как ясное небо, воду.

— Не имел права на что? — с притворным удивлением уточнил он.

— Говорить Оливеру о смерти отца. Я, а не вы, должна была сообщить ему о случившемся.

Лайм заставил себя отогнать воспоминания о вчерашнем неприятном инциденте с Иво. Плеснув пригоршню воды на голову и лицо, он неподвижно замер, ощущая, как ледяная вода обжигает раскаленную кожу. У-ф, да она холоднее, чем сердце дьявола. Хотя, пожалуй, не такая холодная, как сердце Иво.

— Лорд Фок, зачем вы сказали моему сыну о смерти его отца? — настойчиво повторила вопрос Джослин.

Погруженный в раздумья, Лайм продолжал молчать. Конечно, он бы мог взять вину на себя, ведь, в конце концов, он позволил дядюшке вмешаться. Кроме того, собираясь показать Оливеру комнату Мейнарда, ему следовало предвидеть, что мальчик может задать подобный вопрос. Однако Лайм считал необходимым еще раз предупредить Джослин об опасности со стороны священника. Она, несомненно, должна знать правду.

— Я лишь объяснил вашему сыну, что произошло с его отцом, — признался лорд Фок. — Но, обвиняя меня, вы заблуждаетесь.

— Не совсем понимаю вас.

— О, вы прекрасно поняли, что именно я имею в виду.

— Отец Иво? — спустя мгновение растерянно спросила молодая мать.

Итак, она получила ответ на мучавший ее вопрос. С чувством выполненного долга Лайм, не обращая внимания на присутствие дамы, начал стягивать с себя рубаху. И почти сразу же за спиной послышалось учащенное дыхание женщины. Странно, она вела себя так, словно никогда в жизни не видела обнаженного мужчину. Раздевшись до пояса, он начал плескать воду на плечи и грудь.

— Я уезжаю, — тихо произнесла Джослин.

Ледяная вода охладила жар его тела, нагретого работой и солнцем. Смыв пыль и пот, лорд Фок неторопливо поднялся на ноги и повернулся к женщине.

— Это все, что вы хотели спросить у меня? — поинтересовался он.

На ее щеках алела краска смущения. Встретив его взгляд, она быстро опустила глаза, делая вид, что внимательно разглядывает поводья.

— Благодарю вас, лорд Фок, за то, что вы были добры и внимательны к Оливеру, рассказывая ему о смерти отца. Хотя признаюсь, я очень удивилась, услышав, что Мейнард отправился на небеса. Мне трудно представить его воином Бога.

Подняв с земли скомканную рубаху, Лайм промокнул влажное лицо.

— Быть честным в тот момент означало быть жестоким. Ничего не поделаешь, мне пришлось покривить душой. — Джослин с равнодушным видом пропустила его замечание мимо ушей. — А почему вы сами не рассказали Оливеру о смерти Мейнарда? — вытирая рубахой грудь и живот, спросил мужчина.

Украдкой бросив на него восхищенный взгляд, вдова отвернулась.

— Я думала, что будет лучше, если мы сначала привыкнем к Эшлингфорду. Я… я решила не спешить, боясь ранить душу сына.

«Разумеется, она могла не спешить, так как мальчик, судя по всему, так мало знал об отце, что вряд ли мог ощутить потерю», — подумал Лайм. Но вслух сказал другое.

— Что Иво говорил вам о смерти Мейнарда?

Джослин посмотрела на мужчину, но, тут же спохватившись, снова опустила глаза.

— Что он пьяный сел на лошадь и уехал из замка. А потом упал в овраг.

Хорошо зная дядю, племянник не сомневался в том, что вдова Мейнарда услышала от священника гораздо больше.

— Что еще?

— Что…

— Ну так что?

Джослин тряхнула головой.

— Нет, ничего. Это неважно.

В душе незаконнорожденного сына Монтгомери Фока всколыхнулась волна раздражения. Решительным шагом преодолев расстояние, разделявшее их, он вошел под тень деревьев и взял женщину за руку.

— Ошибаетесь. Это важно, очень важно. Что он сказал еще?

Совершенно растерявшись, она глянула на его руку, затем посмотрела ему прямо в глаза.

— Он сказал, что хоть вы и не убивали Мейнарда, ответственность за его смерть лежит на вас.

Разжав пальцы, Лайм отпустил ее руку. Ну что же, по крайней мере, ему еще раз представилась возможность убедиться в коварстве Иво.

— Вам пора возвращаться в замок, — ровным голосом посоветовал он и, повернувшись к ней спиной, снова направился к ручью.

— Это правда? — взволнованно, словно страстно желая убедиться в обратном, спросила Джослин.

Лорд Фок, задумавшись над ее словами, резко остановился, потом зашагал дальше, оставив женщину в недоумении.

Она терялась в догадках. Почему Лайм даже не попытался защитить себя? Не потому ли, что заранее знал, что дядя ничего хорошего о нем ей не скажет?

Быстро спешившись, Джослин пошла вслед за ним.

— Я хочу знать правду.

Но он продолжал игнорировать ее присутствие. Не поворачиваясь, Лайм наклонился и поднял с земли капюшон. Не желая сдаваться, вдова неумолимо сокращала расстояние, разделявшее их. Наконец, приблизившись к брату Мейнарда почти вплотную, она остановилась за его спиной.

— Не скрою, до встречи с вами, Лайм Фок, я думала о вас самое худшее.

Не отдавая отчета своим поступкам, женщина протянула руку и прикоснулась пальцами к его обнаженному плечу, но в следующее мгновение отдернула ее, словно обожглась. Боже, что она делает? Прикосновение к нему могло привести либо к тому, что ей вновь придется столкнуться с пренебрежением, какое Лайм продемонстрировал по отношению к ней в королевском замке, либо испытать унижение, которое она познала, оказавшись в его объятиях.

Джослин глубоко вздохнула.

— Несколько лет я жила в постоянном страхе, ожидая дня, когда вы появитесь в Розмуре. Но теперь я знаю, что боялась напрасно. Я уверена, то, что говорил мне Мейнард о вас — ложь. Умоляю, расскажите правду о его смерти. Я хочу узнать все до конца, а затем забыть как страшный сон.

Лайм резко повернулся. Но Джослин так и не успела узнать о его намерениях, так как в тот момент, когда он посмотрел на нее, его лицо исказилось от отвращения, в глазах мелькнуло негодование. Шагнув к ней, мужчина с нескрываемым пренебрежением пощупал пальцами рукав ее платья.

— На вас платье Анны!

Вдова невольно отпрянула назад. Рука Лайма соскользнула вниз и задела ее грудь, заставив затрепетать тело.

— Платье принесла мне Эмма, — ничего не понимая, смущенно проронила она. — Мою одежду еще не постирали.

Незаконнорожденный впился взглядом в ее лицо.

— Я не желаю видеть вас в этом наряде. И запрещаю вам носить ее одежду.

Изумленная, Джослин на несколько секунд потеряла дар речи.

— Платья леди Анны действительно не совсем подходят мне по размеру, но Эмма обещала ушить их…

— Если вам нужна одежда, для вас сошьют новую, — заявил управляющий Эшлингфордом, с трудом сдерживая негодование.

Мать малолетнего барона покачала головой.

— Не понимаю.

Она знала, что именно благодаря леди Анне Эшлингфорд достался не старшему сыну, а младшему. Но неужели Лайм так сильно ненавидит эту женщину, что даже не хочет видеть ее одежду?

Незаконнорожденный устало опустил руку.

— В свое оправдание могу сказать только одно: с того дня, когда Анна родила сына, она стала неразлучна с Иво.

Его слова кое-что проясняли, однако далеко не все. Несомненно, то, о чем он умолчал, имело гораздо большее значение.

— Если вы так хотите, — пообещала Джослин, не желая накалять обстановку, — то я сразу же, как только подготовят мою одежду, верну платья Эмме.

— Буду вам благодарен.

Вздохнув с облегчением, женщина скрестила руки на груди.

— Надеюсь, теперь вы расскажите мне о смерти Мейнарда?

Еще несколько мгновений брат ее покойного мужа задумчиво молчал, потом прошел мимо вдовы и, приблизившись к огромному старому дубу с уродливо изогнутыми ветвями, опустился на землю.

— Каждый раз, возвращаясь в Эшлингфорд, Мейнард устраивал скандалы, — шумно вздохнув, неохотно начал он. — Так случилось и в ту роковую ночь, когда ваш муж в ярости ускакал из замка.

— Видимо, вы ссорились из-за денег, — осторожно предположила Джослин, вспомнив слова Иво.

— Да. Мейнард остро нуждался в деньгах. И требовал с каждым разом все больше.

— Для азартных игр?

— Разумеется. Он страстно хотел принять участие в какой-то большой игре, которая должна была состояться в Лондоне.

Женщина невольно вздрогнула. Не из-за этой ли игры ее отец задержался в Лондоне и не получил своевременно ее сообщение?

Шагнув к Лайму, она спросила:

— А вы ему отказали?

Некоторое время мужчина теребил в руках капюшон, внимательно разглядывая его, затем, запрокинув голову, устремил взгляд на ветвистую крону могучего дуба.

— Нет. Разве я мог отказать? Эшлингфорд принадлежал Мейнарду, как и доходы от него.

— Но… — все еще находясь под впечатлением от недавних рассказов Иво, но уже не очень веря в них, начала она.

— Но я как хранитель казны Эшлингфорда не мог позволить ему опустошить сундуки и тем самым вернуть баронство к тому состоянию, в котором я обнаружил его, когда вернулся из странствий.

— Что же произошло?

Лайм пристально смотрел на вдову, но на его лице застыло выражение отчужденности.

— Мейнард разозлился. За ужином он сильно напился и, осыпая меня проклятиями, обвинил в том, что я обращаюсь с ним как с несмышленым ребенком. В конце концов ваш муж согласился взять сумму, предложенную мной, должен добавить, довольно крупную. Однако он остался недоволен, заявив, что этого недостаточно. Я как раз наполнял его кошелек монетами, когда Мейнард неожиданно напал на меня со спины.

— Он напал на вас? — не веря своим ушам, переспросила Джослин. Хотя ее муж был довольно высоким и сильным мужчиной, он вряд ли мог противостоять силе Лайма. У нее в голове не укладывалось, как ему удалось справиться со старшим братом.

— Он напал сзади, — повторил Лайм, иронично усмехнувшись, — и ударил меня кочергой по голове.

Джослин стало стыдно за поступок человека, бывшего отцом ее ребенка.

— Когда я пришел в себя, — продолжал мужчина, — то обнаружил, что Мейнард уже покинул замок.

— Вместе с казной, не так ли?

— Не совсем так. Вместе с деньгами, которые хранились в одном из сундуков. Знай он, где я прячу остальные, то непременно забрал бы и их.

— Вы преследовали его?

Лайм покачал головой.

— Сначала я действительно хотел броситься в погоню, но затем изменил решение. Я слишком устал от вашего мужа. Конечно, я знал, что без этих денег в ближайшие месяцы придется туго. Но осталось достаточно много монет, чтобы баронство могло продержаться до следующего урожая. В тот момент наиболее разумным казалось отпустить его и отложить выяснение отношений до тех пор, пока он не протрезвеет.

Джослин с ненавистью вспомнила Мейнарда. Эгоистичный, самовлюбленный человек! Он потребовал у ее отца, который проиграл ему приличную сумму и не сумел расплатиться, отдать ему в жены дочь, обещая простить первую половину долга после заключения брака, а вторую — в случае рождения ребенка мужского пола. Какое облегчение она почувствовала, когда повивальная бабка подняла ребенка и показала, что родился мальчик! Джослин спасла отца от позора, оплатив его карточный долг. Принимая Оливера в объятия и прижимая его к сердцу, молодая мать поклялась, что больше никогда не разделит ложе с Мейнардом. Именно это обещание она вымолила у него в первую брачную ночь, ставшую последней.

Отогнав неприятные воспоминания, Джослин посмотрела на брата мужа. Только сейчас она заметила, что его взгляд был прикован к ней.

— Из-за чего он умер, Лайм?

Мужчина сурово сдвинул брови.

— Как вам уже, видимо, говорил Оливер, Мейнард упал с лошади.

Боже, она снова назвала его по имени! Женщина смутилась. Почему она обратилась к нему так, как обычно обращаются к тем, кого любят?

— В ту ночь?

— Да, ваш муж в темноте сбился с пути. Из-за того, что слишком много выпил, разумеется. И упал в овраг.

Вспомнив слова Иво о том, что племянник умер на его руках, Джослин уточнила:

— А кто нашел его? Отец Иво?

Чувствуя на себе ее пристальный взгляд, Лайм еще раз пережил ту ужасную ночь.

— Нет, Мейнард сам вернулся в замок, — ощутив неожиданную скованность, добавил он. — Он уже был при смерти, когда я принес его в спальню.

Вдову охватила грусть.

— И вскоре умер?

— Нет, ваш муж держался до тех пор, пока не исповедался перед Иво и не сообщил при свидетелях о существовании наследника. Вашего сына.

Значит, план Мейнарда воплотился в жизнь, и Оливер отнял у Лайма все. Испытывая чувство вины перед этим человеком, мать наследника Эшлингфорда шагнула к нему.

— Приношу свои искренние извинения.

Мужчина внимательно посмотрел на нее. Она остановилась.

— За что? — устало проронил он. — За то, что ваш сын, в отличие от меня, законнорожденный? За то, что поэтому именно ему, а не мне Эдуард отдал предпочтение?

В его голосе снова, как и тогда, в тронном зале королевского замка, прозвучала горечь.

— Но я, увы, ничего не могу изменить, — тихо произнесла Джослин. — Я знаю, что вас обманули. Знаю, что Эшлингфорд должен был принадлежать вам. — Его взгляд заставил ее опустить глаза. — Знаю, что вы не виноваты в смерти Мейнарда, — уставившись на свои руки, закончила она.

И Лайм вдруг засмеялся. Женщина удивленно вскинула голову и вопросительно выгнула брови.

— Но я действительно виноват. Правда, только отчасти.

Джослин недоверчиво покачала головой. Воцарившееся молчание длилось так долго, что она уже почти потеряла надежду услышать объяснения, однако он все-таки ответил.

— Мой отец любил меня так сильно, как не любил сына, рожденного в законном браке. Он баловал меня, ребенка простой ирландки, ребенка женщины, которую любил и ради которой был готов отказаться от титула барона и богатства. Он собирался жениться на ней, но она умерла через несколько часов после родов. — Погрузившись в воспоминания, Лайм некоторое время молчал, затем продолжил: — После смерти моей матери отец женился на Анне. С ней он был долгие годы помолвлен. Она, впрочем, как и многие из окружения отца, советовала ему отослать меня подальше от замка. Так поступало большинство знатных господ со своими незаконнорожденными детьми. Но отец отказался и воспитывал меня в замке как законного сына. Он никогда не скрывал своих чувств ко мне ни от жены, ни от подданных. И с рождением Мейнарда его любовь ко мне не уменьшилась. Это то, с чем Мейнарду приходилось бороться всю жизнь, то, что Анна и Иво не позволяли ему забыть. — Призадумавшись, Лайм откинул пальцами волосы назад. — Именно поэтому ваш муж окунулся с головой в пьянство и азартные игры. И именно поэтому он сейчас мертв. Теперь вы понимаете, в чем моя вина?

Глядя на плотно сжатые губы, закрытые от невыносимой душевной боли глаза и судорожно сжатые кулаки, скомкавшие капюшон, Джослин, казалось, прочла его мысли. Теперь она не сомневалась, что незаконнорожденный сын барона Фока отчаянно боролся с любовью к брату, который так подло и коварно обманул его. В ее памяти мгновенно всплыли слова королевы Филиппы: Лайму Фоку пришлось нелегко в жизни. Да, вместе с отцовской любовью он получил непосильное бремя ненависти и зависти.

Сердце женщины переполнилось состраданием. Не отдавая отчета своим поступкам, она медленно, как во сне, подошла к Лайму, опустилась рядом с ним на колени и, протянув руку, положила ее на его плечо.

Мужчина мгновенно встрепенулся и открыл глаза. Но он не успел сказать ни слова, как Джослин опередила его.

— Только не говорите, что не нуждаетесь в моем сочувствии, — с мольбой в голосе попросила она. — Я ничего не могу поделать с собой. Я чувствую вашу боль так, словно это моя боль. Я… я хочу освободить вас от этой боли.

В глазах Лайма вспыхнуло выражение удивления.

— И как же вы хотите освободить меня? — мягко поинтересовался он.

Вдова, находясь так близко к брату покойного мужа, прикасаясь к нему, не могла не ощущать опасности, но предпочла пренебречь голосом рассудка.

— Конечно, я знаю далеко не все, — призналась она. — Однако я уверена, вы напрасно вините себя в том, что Мейнард пил и играл в азартные игры. Вина лежит на нем самом, на леди Анне, на отце Иво и даже на вашем отце. Но не на вас, Лайм.

С сомнением мужчина покачал головой и наклонился к ней. Джослин показалось, что тело его застыло, словно натянутая струна.

— В вас ведь сейчас проснулось чувство вины, не правда ли? — спросил он, опаляя горячим дыханием ее лоб. Его глаза будто устремились к самым глубинам ее души.

Чувство вины? Вины за рождение Оливера, который занял место барона Эшлингфорда? Нет, она не винила себя в том, что у Мейнарда родился сын. И никогда не стает винить! Оливер стал воплощением всего хорошего, что было в Мейнарде.

— Нет, только не чувство вины, — с уверенностью ответила женщина, желая, чтобы Лайм не придвигался ближе. Его близость все больше и больше волновала ее.

Однако он не собирался останавливаться.

— Так какие же чувства вы испытываете ко мне? Что заставляет вас так тревожиться из-за меня?

Сердце Джослин лихорадочно затрепетало в груди. Отдернув руку, она прижала ее к бедру. Действительно, какие чувства всколыхнулись в ней? Сострадание? Жалость? А может, любовь? Последняя мысль потрясла ее до глубины души. Тяжело вздохнув, Джослин принялась разглядывать свои руки, будто впервые видела их. Боже, как такая глупость могла прийти ей в голову?! Нет, она не любит брата Мейнарда.

Лайм, прикоснувшись пальцами к ее подбородку, осторожно приподнял ее голову.

— Так какие, Джослин? — спросил он, впившись взглядом в ее лицо.

Боясь разобраться в себе и обнаружить, что находится на краю пропасти, вдова проглотила застрявший в горле ком.

— Сострадание. Я испытываю сострадание.

Затаив дыхание, она застыла в ожидании бури гнева, но, как ни странно, Лайм не пришел в ярость.

Не осознавая, что делает, он перевел взгляд сначала на ее полуоткрытые чувственные губы, затем на тяжело вздымающуюся грудь.

— Я бы предпочел, чтобы вы пылали ко мне страстью, — ласково произнес мужчина, проводя кончиком пальца по руке Джослин.

С губ женщины сорвался то ли вздох, то ли стон. Боже, но ведь она действительно испытывала к нему страсть! И безумно желала его! Да и во время последней встречи она чуть не потеряла голову. Если бы он не…

Мгновенно вспомнив унижения, через которые брат Мейнарда заставил ее пройти, вдова гордо вскинула голову и резко отдернула руку.

— О, нет! — воскликнула она, вскакивая на ноги. — Я не позволю вам снова сделать это со мной! — Отчаянно желая как можно скорее удалиться от него, стараясь заглушить зов плоти, Джослин бросилась бежать. Но не сделала она и пары шагов, как мужчина остановил ее, схватив за запястье. — Отпустите меня немедленно, Лайм Фок! — гневно крикнула женщина.

Встав на колени, он притянул ее к себе.

— Сегодня мы доведем начатое до конца. Клянусь.

Доведем до конца? Значит, она не останется во власти желания одна? Едва эта мысль мелькнула в голове, как прикосновение его тела обожгло ее кожу, заставляя позабыть обо всем на свете. Джослин не поняла, как оказалась на земле рядом с ним. Сначала Лайм прижал ее к своей мускулистой груди, затем она ощутила прикосновение его живота и, наконец, почувствовала его упругую плоть.

Джослин попыталась сопротивляться, но было слишком поздно. Ее тело, казалось, горело в огне, грудь набухла и жаждала мужской ласки. Безумное желание слиться с ним воедино затуманило сознание женщины, заглушив голос разума.

— Я хочу тебя, Джослин, — хриплым от волнения голосом прошептал Лайм. Его зеленые глаза потемнели от страсти, став почти черными. — Умоляю, не отвергай меня.

Она чувствовала упругость его плоти, ей хотелось покориться мужской силе и не думать больше ни о чем. Женщина застонала. Ей начало казаться, что она вот-вот задохнется. Боже, она тоже желала его! Ей безумно хотелось испить чашу неведомого ей доселе наслаждения до дна. Он разжег пожар, который ей уже не погасить самой. Но не обманется ли она в своих ожиданиях?

Расценив ее молчание как согласие, Лайм склонил голову и прикоснулся губами к ее губам.

— Поцелуй меня, Джослин, — вполголоса попросил он. — Разомкни губы.

Голос рассудка кричал ей об опасности, но, увлекаемая вихрем желания, женщина уже не слышала его.

Разгоряченный язык Лайма устремился навстречу ее языку, посылая по телу Джослин волны трепетной дрожи. Закрыв глаза, она прильнула к мужчине.

— О, Джос! — выдохнул он. Его губы с каждой секундой становились все настойчивее и настойчивее, все ненасытнее и ненасытнее.

Джослин показалось, что она начала таять, как мед, оставленный на солнце. Чувствуя ласковые прикосновения его рук к своей груди, к талии, к бедрам и ягодицам, женщина с изумлением обнаружила, что с готовностью откликается на мужские ласки. Ее руки тоже начали гладить его тело, изучая его. Она медленно скользила ладонью по его широкой груди, по мускулистому животу, опускаясь ниже и ниже… Туда, где их тела будто переплелись друг с другом. Ее пальцы нежно пробежали по его восставшей плоти, стремившейся разгадать извечную женскую тайну.

У Лайма вырвался сладостный стон.

— О Боже, Джослин! — прошептал он, не отрываясь от ее губ.

Сквозь пелену всепоглощающего желания молодая вдова поняла, казалось, невероятное: она, Джослин Фок, прикасалась к мужчине так, как никогда не прикасалась раньше, и желала его так сильно, как никогда прежде никого не желала. На мгновение сила страсти испугала ее, но разум уже был не властен над телом. Оно не хотело расставаться с нежными губами и руками Лайма. Запрокинув голову, женщина с упоением прислушивалась к учащенному дыханию мужчины. Его губы, выпустив из плена ее губы, заскользили вниз, оставляя на шее пылающий след.

— О, Лайм! — изнемогая, выдохнула она.

Он быстрым движением сдвинул платье с ее плеч и прильнул к ним губами.

Джослин решила, что она сейчас умрет, и закрыла глаза. В голове пульсировала только одна мысль: когда же они сольются воедино? Женщина втайне надеялась, что скоро. Очень скоро.

Прижав ладонь к ее бедру, Лайм осторожно опустил Джослин на землю и поднял юбки. В следующее мгновение его пальцы коснулись ее обнаженной плоти и, медленно двигаясь, начали осторожно ласкать ее.

Вдова знала, что он хочет сделать, и, зная, прижалась к нему. Она думала, что готова отдаться ему, но в тот момент, когда пальцы мужчины проникли в ее разгоряченное лоно, женщина невольно вздрогнула. Как она не старалась сдержать крик наслаждения, он помимо ее воли сорвался с губ и зазвенел в воздухе.

— Ты готова принять меня, Джослин? — Его голос стал таким же сильным и властным, как и его упругая плоть, в нетерпеливом ожидании застывшая у ворот рая.

Джослин, открыв глаза, посмотрела Лайму в лицо. Оно показалось ей до боли знакомым, как будто она давным-давно знала его… и любила. Не сводя глаз с волевого изгиба его губ и пряди рыжих волос, спадавших на лоб, женщина молча кивнула головой.

Все еще придерживая ее одной рукой, мужчина торопливым движением другой ослабил завязки брюк, и они упали к его ногам.

Молодая вдова, набравшись смелости, взглянула на ту часть мужского тела, которую никогда не видела раньше. Да, она, конечно, уже не девственница, но в первую брачную ночь, ставшую последней, все было покрыто мраком…

Тем временем губы Лайма становились еще требовательнее и настойчивее, сводя ее с ума и не давая думать о прошлом. Это были уже не мягкие нежные поцелуи. Нет, Лайм словно хотел поглотить ее, растворить в своей страсти. Но его поцелуи не пугали Джослин, а лишь усиливали ее желание.

Прижав женщину к земле, мужчина склонился над ней и еще выше поднял юбки.

Странно, но она не испытывала стыда. Ею всецело овладело безумное желание до конца довести то, что возникло между ними в темном проулке Лондона. Джослин инстинктивно выгнула тело навстречу Лайму.

Застонав, он еще крепче прижал ее к себе, на мгновение остановившись перед гостеприимно распахнутыми вратами рая.

— Только один раз, — сквозь стон пробормотал Лайм. — Только раз. Джослин. И все! Обещаю.

Что он имеет в виду? Что? Неужели то, что собирается насладиться ее телом, а затем бросить ее, как ненужную вещь? Покинуть навсегда? Сердце Джослин судорожно сжалось от недоброго предчувствия. Горечь разочарования оглушила женщину. Да, Лайм хотел ее, но, получив удовлетворение, собирался отказаться от жены покойного брата, отказаться с легкостью. Отказаться и оставить ее с кровоточащей раной, которой не суждено будет затянуться.

В следующую секунду мужчина слегка отстранился, готовясь погрузиться в ее недра, но женщина повернулась на бок и отпрянула от него.

— Нет! — сквозь слезы, навернувшиеся на глаза, вскрикнула она.

Лайм застыл, словно пораженный молнией.

— Что случилось? — охрипшим голосом спросил он.

Стараясь не смотреть на него, боясь увидеть выражение гнева в его глазах, Джослин потребовала:

— Отпустите меня. Мы… не можем…

— Но мы уже почти стали близки, Джослин, — попытался возразить сбитый с толку мужчина.

Решительно тряхнув головой, женщина начала поправлять юбки.

— Хватит. Больше никогда ничего подобного не произойдет. Это ошибка.

Преодолевая сопротивление, он повернул ее лицо к себе.

— Что ты имеешь в виду, говоря об ошибке? — впившись в глаза Джослин требовательным взглядом, потребовал объяснений Лайм. — Мы оба хотели этого. В чем ошибка?

— Я не хочу! — выкрикнула Джослин.

Он нахмурился, его ноздри начали гневно раздуваться.

— Ах, ты, маленькая лгунья.

Молодая вдова поморщилась. Да, Лайм прав, она солгала, но и ей тоже солгали. Да, она действительно страстно желала познать его, но желала получить больше, чем он хотел ей дать.

— Позвольте мне подняться и привести себя в порядок, — сухо произнесла женщина.

Стиснув зубы, мужчина продолжал смотреть на нее сверху вниз.

— Но мы еще не закончили, — после паузы вымолвил он и, склонив голову, попытался завладеть ее губами.

Джослин оказалась в крайне затруднительном положении. Ее тело, охваченное страстью, противостояло разуму. Слова Лайма глубоко ранили ее душу. Она снова закрыла глаза. Нет, это невозможно. Они не могут стать близки. Но как отказать ему раз и навсегда… и себе?

Неужели ей придется оттолкнуть Лайма, как в тот раз, когда он так же ласково прикасался к ней? Но в мгновение ока в памяти всплыли его слова. Поморщившись, словно от удара, Джослин отвела голову назад, прервав поцелуй.

— Вы возненавидите себя, Лайм, если овладеете мной. Сейчас вы забыли о том, что раньше я принадлежала Мейнарду, но потом вспомните.

Он снова прильнул губами к ее губам, но лишь на несколько секунд, потом отстранился от нее.

— Боже, вы почти так же жестоки, Джослин Фок, как я, — глубоко вздохнув, проронил мужчина.

Молодая вдова затаила дыхание, настороженно ожидая, что он вот-вот обрушит на нее свой гнев. Однако его лицо по-прежнему оставалось беспристрастным и непроницаемым. Спустя минуту мужчина горько усмехнулся.

— Что такое? — не удержалась Джослин.

Лайм сел рядом.

— Вы правы, я возненавижу себя. — Затянув на поясе завязку брюк, он добавил: — Хотя и не по той причине, которую вы подразумеваете.

Неужели не из-за того, что она раньше принадлежала Мейнарду? Но что же он имел в виду? Или, может, она неправильно поняла его?

Тем временем Лайм поднялся на ноги и, к удивлению Джослин, протянул ей руку:

— Вам давно пора возвращаться в замок.

Надеясь услышать объяснения, вдова некоторое время продолжала сидеть на земле, не сводя глаз с его широкой, покрытой мозолями ладони, с длинных пальцев, только что так нежно ласкавших ее тело.

— Пойдемте, — позвал он.

Очнувшись, она подала ему руку и в следующее мгновение уже стояла рядом с ним.

Лайм быстро высвободил свои пальцы из ее ладони, шагнул в сторону и поднял с земли капюшон и рубаху. Надев одно за другим, он неторопливо зашагал в сторону видневшегося из-за деревьев поля. Удалившись от нее на некоторое расстояние, мужчина неожиданно остановился и оглянулся.

— Поторопитесь, леди Джослин, — снова позвал он. — Не следует давать крестьянам повод для сплетен.

Женщина встрепенулась. Да, они действительно провели в лесу довольно много времени. Только теперь она вспомнила о рыцарях, сопровождавших ее. Боже, неужели не только крестьяне, но и воины будут обсуждать, что делали господа, уединившись в лесу? Джослин содрогнулась, представив, что произойдет, когда молва достигнет ушей Иво. Боже, неужели ей снова придется страдать от его злого языка?

Мысленно проклиная священника за то, что он знал о ее чувствах к брату покойного мужа, вдова мечтала найти какой-нибудь способ избавиться от него. Приподняв юбки, она торопливым шагом направилась к лошади, терпеливо ожидавшей ее.

Снова стоя за плугом, Лайм с мрачным видом смотрел вслед удаляющейся Джослин. Ноющая боль в нижней части живота напоминала о случившемся. Боже, они были так близки! И стали бы еще ближе, если бы он не высказал вслух то, во что хотел верить, но не верил: что овладев ею однажды, ему удастся избавиться от влечения к ней. Лайм понял, что заставил женщину страдать только тогда, когда, отчаянно пытаясь защититься, она напомнила, что принадлежала Мейнарду. О, если бы это могло остановить его! Если бы только могло…

Ища и не находя выход гневу, гневу на самого себя, Лайм судорожно сжал ручки плуга и навалился на него всем телом. Теперь он не сомневался в том, что ему следует как можно быстрее покинуть Эшлингфорд. Как можно быстрее.