Кровь так ярка на белоснежном белье… Глядя с ужасом на кинжал, выпавший из салфетки, Райна сразу ощутила боль. Беря салфетку с подноса, девушка не подозревала, что под ней спрятано оружие с остроконечным лезвием. Боль давала о себе знать — кровь стекала с пальца… Она глядела на окровавленное лезвие. Столько крови…

Подняв кинжал, Райна приложила салфетку к руке. Столько крови! Значит, рана серьезная. Кто положил кинжал на поднос? Со дня возвращения в замок ей не давали даже столового ножа, а теперь вот острый кинжал. Но почему именно сейчас? Кто? Лусилла? Не потому ли она улыбалась ей? И если так, то какой тайный знак был в улыбке? Ей предлагали убить Максена?.. Вряд ли это сделала Лусилла. Она слишком мягкосердечна. В комнату входил сэр Ансель. Может, он незаметно подложил оружие? Райна видела, как норманн копался в подносе, разговаривая с Максеном. Так что он вполне мог сделать это. Конечно, в комнате перебывало немало людей, но кому это было нужно? Пожалуй, никому! Неясно, для кого предназначался кинжал — для нее или для Пендери?

— Что случилось? — громко спросил Максен.

Вздрогнув, девушка посмотрела на рыцаря, сидевшего на постели, — он только что проснулся.

Понимая, что подумает Максен, видя ее с кинжалом и окровавленной рукой, Райна пустилась в объяснения:

— Я… я… порезалась.

Он резво вскочил с постели, словно и не пролежал в ней несколько дней, в одних штанах подбежал к ней и рявкнул.

— Почему?

— Почему? — повторила девушка. Выругавшись, рыцарь выхватил салфетку из ее пальцев и начал ей наматывать вокруг руки:

— Грех покушаться на свою жизнь! Значит, он думает, что она нарочно перерезала жилы, чтобы уйти из этого мира, где никто не сможет ее защитить?

— Я не собиралась себя убивать…

Девушка разжала кулак и показала порезанные пальцы. Лицо Максена покрылось бледностью при виде этих порезов. Хмурясь, он развязал наложенную повязку:

— Выходит, вы по неосторожности порезались перед тем, как заколоть меня?

У Райны от изумления приоткрылся рот:

— Как вы можете так говорить, если не верите, что я убила вашего брата?

Ей сейчас было больнее от его подозрения, чем от ран. Не ответив, Пендери перевел взгляд на кинжал в руке узницы:

— Что вы думаете с ним делать?

Девушка совсем забыла об оружии и теперь уронила его на пол, словно кинжал жег ей пальцы.

— Вы не ответили мне, — настаивала она. — Вы не верите, что я убила Томаса, но могла бы заколоть вас?

— Вы не могли ненавидеть его так же сильно, как меня, — пояснил норманн и стал бинтовать ее руку.

Однако она не испытывала к нему подобного чувства, поскольку знала, что перед нею не дьявол во плоти, а человек, исстрадавшийся и измученный раскаянием, уязвимый. В последнем она, правда, не была уверена…

— Я не испытываю к вам ненависти, — сказала она.

Максен, заканчивая заниматься ее рукой, возразил:

— Вы должны испытывать.

— Почему? Один ваш брат мертв, ваша жизнь искалечена, а на ваши молитвы нет ответа.

— Вы зашли слишком далеко, Райна, — предупредил ее рыцарь.

— Знаю.

— Узнайте же и то, что ни ваше одобрение, ни ваше желание, ни ваше понимание не отразятся на судьбе пленных саксов. Я поступлю с ними так, как считаю нужным.

— Я знаю, вы не убьете их!

Она молила Бога, чтобы это было так. Рыцарь стиснул зубы.

— Ничего вы не знаете!

Он пихнул ее на сундук и, звеня туго натянувшейся цепью, подошел к ширме, позвал Крис-тофа.

Она же смотрела на него. Хотя Райна уже не раз видела его обнаженным, но теперь полуголый мужчина показался ей прекрасным и еще более опасным…

— Откуда вы его взяли? — спросил норманн.

Он говорил о кинжале, конечно! Что-то в нем показалось ей страшно знакомым. Рукоятка…

— Отвечайте, Райна.

Она сказала бы правду, но страх за Лусиллу, если на нее падет подозрение, вынудил солгать:

— Я нашла его на полу. Должно быть, кинжал обронил кто-нибудь из рыцарей.

— А как вы порезались?

— Я… Я увидела, как что-то сверкнуло на полу и, только подняв за лезвие, поняла, что это кинжал.

— Гм. А я думал, что вы нашли его на подносе с едой.

«Как он узнал?» — растерялась Райна. Она старалась сохранить невозмутимое выражение лица. Ну, конечно, она стояла над подносом, когда Максен поднялся с постели. Или, может быть, он знал о кинжале с самого начала и теперь проверяет ее?

— Я нашла его на полу, — упорствовала девушка.

Подойдя к ней, рыцарь наклонился и поднял окровавленное оружие:

— Для человека, привыкшего постоянно лгать, как вы, — буркнул норманн, внимательно разглядывая лезвие, — можно было придумать что-то поубедительнее.

Райна тоже глядела на кинжал, на его необычную рукоятку и думала, что, в самом деле, частенько лгала Максену, но делала это из благородных побуждений, стараясь защитить свой народ. Но какой прок во лжи, если в нее не верят? И тут она вспомнила, где видела это оружие.

— Томас! — выдохнула она, на мгновение забыв, кто с нею рядом.

— Томас? — при имени брата Пендери вскинул голову.

В глазах его застыло тревожное ожидание: сейчас он узнает правду. И Райна призналась:

— Кинжал. Это тот кинжал.

— Которым его закололи?

Она кивнула.

— Как вы это узнали?

И вновь нахлынули на нее воспоминания об ужасном дне гибели Томаса. Точно! Эта самая рукоятка торчала из его груди. Этот кинжал она уронила на раскисшую от дождя дорогу и выгрязнилась до неузнаваемости, когда искала его… Этот кинжал держала она в руках, убеждая себя, что совершила злодеяние.

— Я узнала его, — ответила Райна.

Она потянулась к рукоятке, но, едва коснувшись ее, отдернула руку. Похоже, дьявол скрывался под затейливым узором рукоятки кинжала, на котором запеклась не только кровь Томаса, но и ее. Осталась бы и кровь Максена, если бы человек, подкинувший кинжал, не ошибся в ней.

— Да, это тот кинжал, — прошептала девушка.

Пендери чувствовал ее страх. Казалось, этим страхом насыщен сам воздух. И он ощутил естественное для сильных людей желание утешить слабого. Но он не стал ее утешать, опасаясь дать узнице надежду на его милосердие. Отведя от нее глаза, рыцарь еще раз осмотрел оружие, предназначенное для убийства. Он знал, что его брат пал от удара кинжалом, но никогда не спрашивал, где этот кинжал. Теперь рыцарь увидел его воочию, хотя человек, подбросивший оружие, рассчитывал совсем на другое.

— Кто вытащил кинжал из тела Томаса? Сэр Ансель? — спросил Максен, давно зная ответ.

Райна закрыла лицо руками:

— Нет, — глухо проговорила она. — Его вытащил сам Томас.

Значит, брат умер не сразу… Его подмывало задать уйму вопросов, но надо все по порядку.

— А сэр Ансель? Это он подобрал его?

Девушка покачала головой:

— Это сделала я, но он выбил его из моих рук.

Максен начал терять терпение:

— Потом рыцарь подобрал его?

— Нет, другой человек.

Отведя руки, закрывавшие ее лицо, Пендери приподнял ее подбородок и заглянул в подозрительно заблестевшие глаза:

— Кто?

— Сэр Гай.

Максен изумленно отпрянул. Нет! Этот человек не может быть причастен к гибели Томаса или попытке покушения на него. Скорее всего, это ложь. Райна солгала, желая посеять недоверие среди его людей, назвав самого преданного.

— Вы мне не верите, — тихо проговорила девушка, и в ее голосе слышалась печаль.

Не глядя на нее, Пендери встал и позвал сэра Гая. Кристоф появился первым и выглядел каким-то взъерошенным — очевидно, его оторвали от важного занятия. Взглянув на кинжал в руке брата, на окровавленную салфетку, которую держала Райна, спросил:

— Как это случилось?

— Она порезалась, — ответил Максен.

— Вижу, но каким образом?

Рыцарь молчал, и Райна попыталась объяснить:

— Несчастный случай. Я подобрала кинжал, не зная, к чему прикасаюсь.

Кристоф посмотрел на брата, как бы ища подтверждения.

— Это правда, — уверяла его девушка. — Скажите, надо будет зашивать рану?

Юноша осторожно осмотрел руку.

— Не надо, достаточно наложить повязку.

Занятый обработкой раны, Кристоф не заметил, как вошел сэр Гай.

— Милорд?

Максен поднял кинжал.

— Это ты, по словам Райны, дал ей?

— Я не сказала, что он дал мне оружие, — протестующе воскликнула девушка.

Пендери взглядом заставил ее замолчать:

— Узница утверждает, что не знает, кто ей оставил кинжал, но последний раз она видела его в твоих руках.

— Бог — свидетель, Максен, не я давал ей оружие.

Пендери пристально вглядывался в испуганные глаза друга.

— Ты взял его на месте гибели Томаса?

— Да, но…

— В таком случае, ты — последний его владелец?

— Он был у меня, но сейчас его нет.

Наконец-то Райна сказала правду:

— Значит, у тебя его украли. И подбросил кто-то другой?

— Думаю, что это так и есть! — голос у сэра Гая был умоляющим. — Я никогда не предам тебя. Разве я не доказал свою преданность, Максен?

— Конечно, доказал, — помедлив, отвечал рыцарь. — Но я желаю знать, кто хочет моей смерти.

— Не я, милорд.

Пендери-старший мысленно перебирал всех, кто приходил выразить ему свое сочувствие. Самые подозрительные — двое: саксонка, по имени Лусилла, и сэр Ансель. Девушка могла решиться на такой поступок, но чаша весов упорно склонялась в сторону рыцаря. Если это так, тот должен умереть.

— Ключ у тебя, Гай? — спросил Максен. — Я хочу избавиться от этой цепи.

«Может, гроза миновала, и можно вздохнуть с облегчением?» — подумал сэр Гай. Он вытащил ключ из сумки и вставил его в замок.

— Это мог сделать кто-нибудь из саксов, — высказал он предположение.

— Вполне вероятно, — спокойно согласился Пендери-старший и поморщился, когда тяжелая цепь упала на пол. — Но мне в голову пришла другая мысль — а вдруг это норманн?

Гай кивнул:

— Может быть.

— Наказание будет одинаковым…

— А наказание бунтовщиков Эдвина? Приговор, вынесенный вами, останется в силе?

Пендери-старший встретился взглядами с Райной, в глазах которой стояла мольба о пощаде.

— Конечно, и будет приведен в исполнение завтра.

Она не хотела верить, что он казнит саксов, не могла поверить, хотя не было никаких признаков, что приговор будет отменен.

Во время разговора Кристоф хранил молчание, но, услышав слова Максена о казни, поднялся с места, повернулся лицом к брату:

— Ты мне не брат, ты не похож на него, — и вышел из комнаты прихрамывая.

По лицу Пендери-старшего пробежала тень, но какие чувства обуревали его, сказать было трудно.

Спустя некоторое время Райну приковали к ножке кровати и оставили одну — Максен вышел ужинать в зал. Отодвинув поднос с едой, она села в кресло, накрылась одеялом, думая о том, какие перемены принесет эта ночь. Текли минуты, сливавшиеся в часы мучительных раздумий, и вот, наконец, в полночь заявился хозяин замка.

Шагая по гулкому каменному полу, он подошел к узнице и, не говоря ни слова, глядел на нее сверху вниз.

Напряженное молчание нарушила Райна:

— Вы нашли того, кто подбросил кинжал?

Рыцарь клацнул зубами:

— Нет, но найду.

— Что вы хотите за свободу саксов?

Норманн возвышался над нею, словно каменная глыба, холодная и мрачная, и лишь блеск глаз выдавал в нем присутствие жизни.

— Правду, Райна, — дохнул он ей в лицо винными парами. — Начните говорить правду, а я, возможно, начну проявлять милосердие.

Ясно, что он хочет узнать не только имя человека, подбросившего ей кинжал, но и того, кто убил Томаса.

— Я не знаю, кто заколол вашего брата. Клянусь, не знаю.

Пендери посмотрел ей в глаза:

— Я почти верю вам.

Его искренность удивила ее:

— Правда?

— Почти.

Конечно, ничего из ряда вон выходящего не произошло, но все-таки это было лучше, чем ничего.

— Максен, — начала было она, от волнения забыв, что ей запрещено называть его по имени, — проявите великодушие.

Похоже, Пендери не придал никакого значения ее непочтительному обращению к нему.

— Я уже принял решение!

Он подошел к постели и начал раздеваться. Его жестокая неуступчивость подлила масла в огонь, который был зажжен еще Томасом, но стал угасать после его смерти. Никто и никогда не злил ее так! Отбросив одеяло, она встала и, гремя цепью, подошла к нему.

— Вы думаете, вы единственный, кто потерял? — дрожащим от гнева голосом спросила Райна.

Надев рубашку, норманн повернулся к ней:

— Предупреждаю вас, — прохрипел он. — Я слишком много выпил и слишком мало ел, поэтому убирайтесь в свое кресло, иначе я укрощу ваш неуместный гнев в своей постели.

— Неуместный? — взорвалась Райна, не задумываясь о том, что своим криком разбудит спящих за ширмой рыцарей. — Значит, вы имеете право возмущаться, а я нет?

Смело подойдя к постели, она дерзко вскинула голову:

— Вы потеряли двух братьев и оставили обитель, где раскаивались в совершенных злодеяниях. Разве я виновата в этом? — она невесело рассмеялась. — У вас еще есть родители, сестра, даже страна, что вам не принадлежит, а у меня нет ничего, Максен Пендери. Все, что мне было дорого, отнято — два брата, мать, отец и моя земля. У меня нет ничего, даже права на жизнь. Вы его отобрали и превратили меня в рабыню.

Одно выражение на его лице сменялось другим, но она словно бы и не замечала этого.

— Разве мне не знакомо чувство мести? — продолжала девушка. — А я ведь могла пустить в ход кинжал! Лишить вас жизни, как вы завтра утром собираетесь лишить жизни невиновных саксов.

— Хватит, я наслушался вас до отвала, — глухо проговорил Максен.

— Возможно, но я еще не закончила.

— Нет закончили.

Схватив ее за руку, рыцарь подтолкнул саксонку к креслу и силой усадил в него.

— Если вы поднимитесь или скажете хоть еще слово, то горько пожалеете об этом.

Она, войдя в раж, вскочила с кресла: норманн толкнул ее на сиденье и, положив руку на плечо, пригвоздил саксонку к месту.

— Подумайте об этом, Райна.

Он наклонился к ней так, что оказался носом к носу:

— Подумайте!

Вскоре гнев, бушевавший в ее душе, затих, словно огонь, погашенный порывом урагана, и девушка как-то обмякла. Ей хотелось плакать. Может, со слезами уйдут обида и гнев? Но… не заплакала.

Она смотрела, как рыцарь, подойдя к факелу, погасил его и лег в постель. Она осталась сидеть, молча глядя в темноту и обреченно дожидаясь рассвета.

Со смотровой площадки замка, расположенной на верху стены, столпившиеся во дворе саксы показались Райне темным островком. Не было у них вождя. Некому было ободрить людей, обреченных на смерть. Надежды нет. Рыцари, окружившие смертников, полны решимости. До ночи все саксы будут умерщвлены. Одно утешение — после своей смерти они избавятся от норманнского владычества.

Сухими от скорби глазами она взглянула на виселицы и отвернулась. Какая жестокость в том, что ее заставили стоять на высокой площадке, у всех на виду, рядом с палачом, и смотреть на казнь. В эти минуты она особенно остро осознала, как непростительно ошиблась в Максене. В этом человеке не осталось ни капли жалости. Хозяин замка стал говорить:

— Битва при Гастингсе закончилась полным поражением саксов. Король Вильгельм стал монархом. А вы бросили свои семьи, очаги, нивы. Вы польстились на несбыточные обещания. Эдвин Харволфсон ради своих целей, не задумываясь, пожертвует вашими жизнями. За эти два года вы убили немало норманнов…

Внизу послышался гневный ропот.

— Я предлагаю вам нечто другое, — продолжал Лендери.

Шагнув вперед, Этель поднял кулак и потряс им:

— Что ты можешь нам предложить, норманнский дьявол? Пляску смерти на виселице?

— Жить или умереть — это зависит от вас, — продолжал Максен.

Хорошо ли она расслышала? Может, что-то не поняла, или Пендери просто играет словами?

— Если вы пойдете за Эдвином, — говорил рыцарь, — ваша участь решена. Если дадите слово, что опять построите дома, вернетесь к сохе и плугу, я сохраню вам жизнь.

В толпе пленных прокатился недоверчивый гул. Райна попыталась понять Максена, старалась заглянуть в его глаза и прочитать в них ответ, но Пендери не поворачивал головы, стоял к ней в профиль.

— Но сначала, — опять заговорил он, и люди внизу замолчали, — те, кто согласны жить со мной в мире, должны это доказать. Нужно воздвигнуть стены, — рыцарь махнул рукой в сторону незаконченного каменного сооружения, опоясывающего внутренний двор.

— Сподвижники Эдвина пусть останутся на месте, — распорядился рыцарь, а те, кто хочет жить под моей защитой, — отойдите налево.

Видя нерешительность саксов, он добавил:

— Делайте выбор.

Но они топтались на месте, глядя то на болтающиеся петли виселицы, то на хозяина замка. Но несколько саксов, опустив головы, вышли из толпы и пошли в левую сторону. Им пытались загородить дорогу, бросали гневные упреки в лицо, но они не остановились.

Глядя на них, Райна молила Бога, чтобы он вразумил ее соплеменников. Словно вняв ее молитве, женщины и некоторые мужчины отошли в левую сторону двора. Несгибаемых сторонников Эдвина, среди которых был Этель, осталось лишь пять.

Знаком приказав рыцарям увести бунтовщиков, Максен повернулся к ней.

— Не понимаю, — сказала она, — почему вы это сделали?

— Уверяю, вы тут ни при чем, — твердо ответил Пендери и, обойдя ее, собрался уйти.

Но для чего и для кого он это сделал?

— А остальные? — бросила она ему вдогонку. — Что будет с ними?

Максен остановился, но не повернулся к ней:

— Они сделали свой выбор.

В напряженной позе норманна, в его неподвижности, крепко сжатых кулаках, глухом голосе — во всем была одновременно злоба и боль.

— Они люди Эдвина, и поступить с ними следует подобающим образом.

С этими словами он ушел.

Спасибо ему, что пощадил пленников! Спасибо за милосердие — хоть оно и небезгранично. Пятеро саксов станут жертвами его мести. Но когда это произойдет? Почему Максен не отправил их на виселицу, а решил выждать?

Утром Райна проснулась от прикосновения его пальцев к своей лодыжке: рыцарь снимал железное кольцо. Он объяснил, что узница пойдет с ним на смотровую площадку, чтобы собственными глазами видеть то, что произойдет. Во время этой долгой прогулки он и словом не обмолвился о своих истинных намерениях, и она ожидала самого худшего.

В ней опять вспыхнул гнев: как мог Максен обречь ее на такую невыносимую боль? Зачем велел поставить все эти виселицы, если не собирался казнить пленных?

Внутренний голос шептал ей, что она еще не все понимает в происходящем, не во всем разобралась. Кто же даст ей ответы на все эти вопросы?

Подобрав юбки, она поспешила вниз, во внутренний двор, краем уха уловив, как одна саксонка обзывала ее последними словами, но она не стала слушать. Что самое удивительное, никто не попытался ее задержать. Рыцари расступились и лишь провожали девушку любопытными взглядами.