– Сегодня аукцион, – произнес Жак, помогая девушке слезть с носилок, доставивших их на рынок.

Убедившись, что чадра на месте, Александра посмотрела на человека, добровольно вызвавшегося сопровождать ее в эти последние три дня. Все это время он вел себя как настоящий джентльмен, не то, что Люсьен. При воспоминании о нем в сердце снова закрались печаль и тоска.

– Аукцион? – переспросила она. Придерживая ее за талию, Жак шел вперед.

– Да, аукцион рабов.

– Я никогда не была на нем, – пробормотала девушка, вновь вспоминая о де Готье. Именно на таком аукционе мать купила Люсьена.

– Ну вот, сегодня побываешь и все увидишь, cherie, – успокоил ее Лебрек, направляясь к прилавку с косметикой. – Это я тебе обещаю.

Александра не думала, что это очень интересное зрелище и что его стоит посмотреть, но придержала язык, опасаясь обидеть человека, который так добр к ней. Если бы не он, ее ждала бы страшная участь. Сейчас девушке нужно только дождаться Джаббара. Двумя днями раньше Жак послал купцу письмо, пройдет немного времени, будут присланы деньги, и она сможет вернуться домой.

Сказав себе твердо, что это именно то, что ей требуется, Александра, наконец, обратила внимание на продавца, расхваливавшего свой товар, – краску для бровей и румяна. Девушка отрицательно покачала головой, тем не менее Жак заплатил за косметику и вручил ей сверток. Бормоча слова благодарности, она положила его в сумку под одеждой.

Затем Лебрек подвел Александру к другому прилавку, поменьше, на котором сверкали разнообразные украшения.

– Это хорошо будет сочетаться с твоими волосами, – произнес он, показывая ей изящное серебряное ожерелье.

Девушка дотронулась до него.

– Да, оно очень красивое.

– Ну, тогда его надо купить. – Жак знал, что ей вряд ли разрешат его носить, но эта безделушка будет его извинением за то, что он сделает с ней. Мужчина нахмурился, уже сейчас ненавидя себя за будущее преступление.

Александра помотала головой.

– У меня нет денег, – напомнила она своему спутнику.

Он улыбнулся.

– Я с радостью куплю его тебе.

Девушка согласилась, чтобы Лебрек купил ей кое-что из одежды, так как это было необходимостью, но от этого предложения она чувствовала себя не в своей тарелке. Косметика и украшения – это уже роскошь. Он и так слишком хорошо к ней относится, ей вряд ли удастся отблагодарить его по заслугам.

– Я не могу, – спокойно ответила она. Разочарование Жака было несколько преувеличенным.

– Ну, Александра, считай это подарком, благодарностью за твое присутствие в моем доме.

– Это мне вас надо благодарить. Если...

– Я настаиваю, cherie.

– Щедрый подарок, но я не приму его. «Проклятая девчонка», – мысленно выругался Жак. Почему она не похожа на жадных существ, всю жизнь окружавших его? Александра должна была требовать серьги, браслеты, пояса для монет. Но девушка вела себя так, будто знала, какая ей уготована участь, и пыталась заставить его поступить иначе. То же самое делала ее мать, упокой дьявол ее душу.

Неожиданно разозлившись, Лебрек, тем не менее, постарался не повышать голоса.

– Ты наденешь его сегодня для меня, – произнес он, вынимая кошелек.

Не разглядев потемневших от гнева глаз мужчины, Александра оставалась непреклонной.

– Спасибо, Жак, но...

– Думаешь, я потребую платы натурой? – не выдержал ее спутник. От неожиданных ноток ярости в его голосе торговец драгоценностями отступил вглубь лавки.

Девушка растерянно заморгала глазами. Она вовсе не хотела расстроить его. Этой черты характера Лебрека она еще не знала и нельзя сказать, что она понравилась ей.

– Я не хочу показаться неблагодарной, – извинилась Александра.

С окаменевшим лицом и дергающимися под кожей желваками, он отвернулся. Однако спустя несколько секунд он повернулся к ней и выражение его лица смягчилось.

– Ты пошутила, да? – спросил он, вручая ей ожерелье.

Девушка замялась, затем согласно кивнула. Ничего страшного, если она примет этот дар. Он же ясно дал понять, что хочет остаться ей другом.

– Ну хорошо, – согласилась она, – но я расплачусь с вами, как только это станет возможным.

Его лицо скривилось от неудовольствия, но быстро разгладилось, и он пробормотал:

– Это я знаю.

На то, чтобы сторговаться с купцом, ушло немного времени, затем довольный Жак отодвинул ворот ее одежды и надел ожерелье на шею.

Напоминая себе о своем европейском происхождении и поэтому не очень хорошем знакомстве со строгим костюмом мусульманских женщин, она, тем не менее чувствовала себя неуютно, стоя без чадры перед незнакомыми людьми.

– Я знал, что оно пойдет тебе, – напряженно улыбнулся Жак.

Александра поправила одежду, очень довольная тем, что чадра закрывает ей лицо.

– Спасибо, Жак.

Лебрек попытался заглянуть ей в глаза, затем пожал плечами и повернул ее к выходу.

– Ты очень странная, – сказал мужчина, и они направились по проходу вдоль прилавков.

– Как это?

Жак долго молчал, поэтому она уже забыла свой вопрос, когда он ответил:

– Ты отличаешься от всех моих знакомых женщин.

– Их было много? – произнеся эти слова девушка тут же пожалела, что сказала их. Вопрос был очень дерзким и точным. Кровь бросилась ей в лицо, но Жаку, казалось, было все равно.

– О, да, – он вздохнул. – Хотя немногие из них могли бы похвастаться девственностью, как ты, cherie.

Александра внезапно остановилась.

– Как вы узнали об этом? – заикаясь, спросила она. Конечно, они не обсуждали этот вопрос, но принимая во внимание ее рассказ о событиях, с ней произошедших, он должен был думать по-другому.

Взяв ее под руку, Жак повел девушку вперед.

– Я знаю лицо невинности, – произнес он, свернув с главной улицы и шагая по узкому переулку. – В некотором смысле ты уже женщина, вкусившая сладость любовных утех, но последний барьер еще нужно преодолеть.

Донельзя смущенная, чувствуя себя очень неуютно от того, что он говорит о таких вещах, Александра растерялась, не зная, что ответить. Странно, но сейчас Жак совсем не был похож на того человека, в чьем доме она прожила эти три дня. Что вызвало в нем такую перемену?

– Удивляет меня то, – продолжил он, – что этот Люсьен, о котором ты говорила, не лишил тебя девственности, или то, что ты сама не отдалась ему.

Девушка вновь хотела остановиться, но его поспешный шаг не позволил ей сделать этого.

– Вы не можете судить об этом, – произнесла она, даже не пытаясь скрыть негодования.

Лебрек свернул на другую улочку, в конце которой стояло большое тихое строение.

– Но я это знаю. Кроме всего прочего, это мой бизнес и мой хлеб.

На виске у Александры начала пульсировать жилка. Здесь что-то было не так.

– Ваш бизнес? – переспросила она, припоминая, что нечто подобное он сказал хозяину таверны. – Не понимаю.

Жак избегал смотреть ей в глаза.

– Все прояснится, подожди.

Она посмотрела на ветхие здания и впервые поняла, что шумный рынок остался далеко позади. А как же обещанная одежда? Разве не она явилась причиной их выхода в город?

Решив во что бы то ни стало узнать ответ, девушка попятилась и вырвала руку.

– Куда вы ведете меня? – потребовала она объяснений.

– Скоро увидишь. Александра отступила.

– Нет, я хочу знать и узнаю. Вы ведете себя очень странно, Жак, и я не пойду дальше, пока вы все не скажете мне.

– У меня есть для тебя сюрприз. Ты испортишь все, узнав, что я для тебя готовлю.

Александра осталась непреклонной.

– Говорите.

Он задумчиво скривил губы, затем воздел руки к небу.

– Ах, cherie, зачем ты все усложняешь?

– Извините меня, но я должна знать. Лебрек отрицательно покачал головой, затем внезапно схватил ее и, приподняв, прижал к себе.

– Отпустите меня! – закричала девушка, болтая руками и ногами в воздухе.

Жак покачнулся, но продолжал удерживать ее. Конечно, по силе он уступал Люсьену, но под европейской одеждой скрывался крепкий, мускулистый человек.

Несомненно, Александра проиграла едва успевшее начаться сражение. Но знать это и принять – две разные вещи. Она сражалась с ним все время, пока он ее нес, но безуспешно. Когда ее опустили в кресло, девушка откинула чадру.

– Как вы смеете! – кипела от возмущения Александра, боковым зрением увидев грязную комнату, куда принес ее Лебрек.

Восхищение, благодарность и доверие исчезли с лица Александры, их сменили недоверие и презрение. К несчастью, ему пришлось из джентльмена превратиться в обманщика и предателя, обстоятельства заставили его сделать это. Глаза Александры живо напомнили ему о двух его ипостасях: он, Жак Лебрек – работорговец и азартный игрок.

Мужчина тяжело вздохнул.

– Прости меня, cherie, – произнес он, ласково проведя рукой по ее щеке, – я делаю это с большой неохотой и сожалением. – Чувствуя угрызения совести, он провел большим пальцем по нежным губам девушки.

Внезапно все поняв и почувствовав, что ее предали, Александра отбросила его руку. Итак, ее бросают на съедение волкам. Жак никогда не думал помогать ей, все это время он строил другие планы относительно нее. Несмотря на почти полную уверенность, она все же нуждалась в подтверждении самых худших опасений.

Взяв себя в руки, девушка поднялась.

– Что вы делаете, Жак, чем занимаетесь?

Не имея сил смотреть ей в глаза, француз отвел взгляд.

– Понимаешь, cherie, это бизнес.

– Бизнес – это знать, девственница ли женщина или нет. Бизнес женщинами. Работорговля? Это твой бизнес? – спросила Александра, и от страха у нее заурчало в желудке.

Лебрек долго молчал, затем вновь посмотрел на нее.

– Работорговля.

Девушка, закрыв глаза, судорожно искала выход из создавшегося положения. Сможет ли она сбежать от Жака? Если ей удастся это сделать, что ждет ее впереди? Александра вспомнила, что Жак спас ее от изнасилования, но, оказывается, у него на это были свои причины. Как может женщина защитить себя в этом мире?

Жалость к себе вызвала у девушки слезы. Теперь она все потеряла: мать, дом, Люсьена...

Люсьен. Как ей хотелось вновь увидеть его лицо, почувствовать, как его сильные руки обнимают ее, как он дышит ей в ухо, как его губы дарят то нежные, то страстные поцелуи, знать, что даже в ненависти это сердце умеет сострадать.

В его отсутствии и ненависть его не казалась такой ужасной. Это просто препятствие, которое можно преодолеть, ничего больше. А мысль о мщении Лейле казалась теперь пошлой и обыденной. Сабина умерла, память о ней пребудет в сердце ее дочери вечно, но траур рано или поздно кончится.

Александра подавила рыдание, готовое вырваться из груди. «Глупый ребенок, – ругала она себя, – неужели тебе так и не удастся повзрослеть?»

Жак вернул ее к реальности, подав чистый платок.

– Вытри слезы, cherie.

Она взглянула на платок, однако вытерла глаза тыльной стороной ладони.

– Почему, Жак? – спросила девушка.

Уголок рта работорговца приподнялся в извиняющейся улыбке. У Люсьена она получилась бы презрительной, но у этого человека улыбка вышла очаровательная, несмотря на гнусность его занятия.

– Ты принесешь мне большую прибыль, – признался он. – Девственница с огненными волосами, говорящая по-арабски, – это здорово. – Мужчина протянул руку, чтобы коснуться роскошных прядей, но поймал лишь воздух.

Кресло едва не перевернулось от резкого движения Александры, и ей понадобилось быстро поставить ногу на пол, чтобы не упасть. Она стремилась сделать расстояние между ними как можно большим.

– Ты презренный шакал, – произнесла девушка. – Ты человек, не имеющий права называться мужчиной. Бессовестный лгун!

«Если бы она только знала, что попала в самую точку», – удивился про себя ее проницательности Жак, задетый за живое словами разгневанной пленницы. Но ее слова перекликались с его собственным мнением о себе. Душу обуял гнев, руки непроизвольно сжались в кулаки. Но на Александре он не стал его вымещать.

– Я мог бы продать тебя в проститутки, – заметил мужчина.

Она засмеялась, и в ее голосе звучало презрение и отвращение.

– Думаешь, мне надо быть благодарной тебе за то, что ты просто продаешь меня в рабство?

Лебрек не сразу ответил, но когда он, наконец, заговорил, то обращался к ней как к неразумному ребенку:

– Будет много желающих купить тебя для своего гарема. Думаю, ты предпочтешь иметь одного любовника, а не многих.

– Предпочитаю их вообще не иметь, – отрезала она. «Никого, кроме Люсьена...»

Задумчиво нахмурившись, Жак провел рукой по лицу, сжал подбородок и уставился на носки своих сверкающих туфель.

«Другого шанса может и не быть», – подумала Александра, глядя на свободный проход к двери. Что за ней находится, она не знала, потому что была слишком занята сражением с Лебреком, чтобы обращать внимание на окружающее, когда он нес ее в этот дом.

«Свобода должна находиться за этой дверью», – уверяла себя девушка. От этой мысли она вскочила и помчалась к двери. Сквозь бешеный стук сердца она слышала крики Жака, цоканье его туфель по деревянному полу, но ничто не могло остановить ее.

Ничто, кроме тучной женщины, которая внезапно выросла в дверном проеме и схватила ее за плечи.

Александра не успела затормозить и с размаху ударилась лицом о могучую грудь, являвшуюся единственным признаком, указывающим на принадлежность этого чудовища к женскому полу.

Задыхаясь, девушка попыталась освободиться от мертвой хватки, однако ее сжали с такой силой, что она чуть не закричала.

– Ты бы потерял ее, дорогой Жак, – глухо произнесла женщина, безобразно коверкая французские слова. Она вытянула руки, чтобы лучше рассмотреть пойманную беглянку.

– Да, если бы не твоя помощь, – поспешил к Александре Лебрек.

В тот момент она с радостью пошла к нему. Это было лучше, чем оставаться в тисках ужасного чудовища, по какому-то странному недоразумению называвшегося женщиной, и которое разглядывало ее как людоед мог бы изучать лакомый кусок перед едой.

Помощница Жака неизвестного происхождения, одетая в мужское платье, явно не хотела отдавать девушку.

– Уверен, что она не попытается снова? – спросила женщина, окидывая колючим взглядом Александру с ног до головы. – Эта красотка поможет тебе расплатиться со всеми долгами или почти со всеми.

Коварство слов соучастницы его преступления заставило Жака застыть. Она права, он не мог позволить себе расслабиться в такой момент. Отвернувшись, чтобы не видеть лица Александры, француз спросил через плечо:

– Сколько?

Женщина схватила пленницу за подбородок и силой заставила поднять лицо.

– Немного рыжевата, тебе не кажется? – откликнулась она, впиваясь взглядом в волну рассыпавшихся по плечам роскошных волос.

Лебрек повернулся.

– Не играй со мной в игры! – рявкнул он, потеряв терпение. – Сколько ты хочешь взять за девчонку?

Торговка рабами пожала плечами.

– Скоро мы узнаем, но обещаю, что она будет стоить дорого.

Стиснув зубы, мужчина шагнул к двери.

– Сегодня.

– Тебе лучше не спешить. Молва о рыжеволосой рабыне широко распространится по городу, и за несколько дней цена ее возрастет.

Лебрек отрицательно покачал головой.

– Нет, я должен сделать это сегодня. – Сегодня, а иначе он может изменить свое решение. Но что тогда с ним будет?

Женщина, зевнув, обдала девушку и Жака смрадным дыханием.

– Ну ладно, сегодня.

– И еще, Эдит...

– Что, Жак?

– Ожерелье. – Подбородком он указал на серебряный воротник вокруг шеи девушки. – Пусть остается у нее.

Жадные глаза напарницы не могли оторваться от красивой вещицы. Разочарование, появившееся на ее лице, сделали ее еще менее привлекательной.

– Ну, как знаешь, – заявила она. Александра, совсем забывшая об украшении, хотела сорвать его с шеи и швырнуть к ногам Жака. И она действительно сделала бы это, не держи ее женщина за руки.

Лебрек бросил на девушку прощальный взгляд и отвернулся.

– Жак! – позвала она, пытаясь вырваться из железных объятий напарницы работорговца.

Он остановился в дверях, передергивая плечами.

– Pardon, cherie – пробормотал француз и ушел.

Александра чувствовала ярость, равной которой еще не испытывала в жизни. Не заботясь о том, что эта грубая бабища легко может сломать ей шею, она начала вырываться. Но женщина, досадливо поморщившись, обхватила ее шею сильной рукой и сжимала до тех пор, пока недостаток воздуха не заставил померкнуть краски дня. Мучительница не успокоилась до тех пор, пока ее подопечная не потеряла сознание.

«Если бы я не представляла такую большую ценность, – горько размышляла Александра, – то вполне могла бы закончить так же плачевно, как молодая девушка, сидевшая со мной в камере».

Сжав проклятое ожерелье, все еще украшавшее ее шею, она смотрела на избитое, все в синяках, лицо соседки. Сон немного смягчил страшные побои, но все же зрелище было ужасное. Дрожь пробежала по телу Александры при мысли, что то же самое могли сделать и с ней, не возжелай Жак продать ее сегодня на аукционе.

Час назад она проснулась в этой камере, одной из многих, но стоящей отдельно от остальных. От своей соседки, заплаканной пятнадцатилетней девушки с темной кожей, едва говорящей по-арабски, она узнала причину такого разделения. Они двое и дети составляли исключение, так как были невинны. В других камерах, заполненных до отказа, копошилась масса людей, мужчин и женщин разных цветов кожи. Некоторые громко протестовали, но большинство смирились со своей участью.

Что должен был чувствовать Люсьен, находясь в такой клетке, он, человек физически более сильный, чем его соседи, и имеющий очень волевой характер? Наверное, ему было намного хуже, чем Александре.

Воображение девушки рисовало ей картины ярости де Готье. Ужасные угрозы, проклятия, срывающиеся с его языка, должны были пугать стражей, охраняющих его и опасающихся подойти к одиночной камере, которую гигант в бессильной злобе мерил шагами. Решетка, стоящая на его пути к свободе, тряслась от железных рук человека, пытающегося сломать ее, а громадные кулаки доставали лица, грудь, живот тех людей, которые осмеливались подойти ближе.

А сейчас он свободен, словно птица и уже, скорее всего, попал на корабль, готовящийся отплыть к туманным, холодным берегам Англии. Станет ли Александра когда-нибудь свободной?

– Да, – прошептала она, – даже если придется умереть, пытаясь выбраться отсюда. Девушка сжала ожерелье с такой силой, что оно впилось в руку. Это единственная драгоценность, оставшаяся у нее, и она с невольной радостью признала, что избавиться от нее было бы глупостью. Конечно, ожерелье не представляло большой ценности, но могло помочь убежать отсюда.

Возникшая в дальнем конце коридора суматоха предшествовала появлению целой процессии мужчин в самой разнообразной по цвету и покрою одежде. Они шли за человеком, который, по словам ее соседки по камере, и был аукционистом.

Александре вдруг показалось, что сама судьба идет по тюрьме, останавливаясь у каждой камеры, разглядывая и выбирая человеческое мясо, под сопровождение оживленных комментариев аукционистов.

Это шли потенциальные покупатели, немногие избранные, пользующиеся привилегией выбирать товар до открытия общих торгов. Но и это было еще не все.

С возрастающим ужасом пленница смотрела, как из соседних камер вытащили нескольких женщин и совсем юных девушек и отдали их на утеху покупателям. И прямо у стены, перед лицом Бога и многочисленных рабов, эти люди воспользовались несчастными.

Их конвульсивные движения, крики радости и стоны жертв вызвали непреодолимое отвращение и гнев у Александры, никогда прежде не видевшей соитие. Оно очень отдаленно напоминало ее любовный опыт с Люсьеном.

Закрыв глаза, она сразу представила себе де Готье. Память всегда возвращается к нему, к нему стремятся мысли и чувства. Все ощутимые перемены в жизни связаны с этим человеком и с ее необдуманным побегом. Если бы ему удалось поймать ее в аллее...

Оставшись без плотной накидки, девушка страдала от восхищенных, одобрительных взглядов аукциониста и покупателей, остановившихся перед ее камерой и разглядывающих ее фигуру через легкое одеяние.

Ужас подступил к горлу, но Александра не стала прятаться. Вместо этого она выпрямилась, сидя на кучке соломы и глядя на толпу стоящих у решетки мужчин.

«Пока рано волноваться», – успокаивала себя Александра, пытаясь унять бешеное биение сердца, готового выскочить из груди. Цена ее невинности слишком высока, чтобы ее могли изнасиловать перед всеми так же, как остальных пленниц.

Пустые голубые глаза и злобная усмешка привлекли внимание девушки и не отпускали ее. Человек гигантского роста и мощного телосложения, явный распутник, ухмыльнулся шире, когда его взгляд скользнул по ее лицу.

Тяжелая теплая волна поднялась в девушке.

Почему этот человек вызвал в ней такие чувства? Ей был неприятен его дерзкий бесстыдный взгляд. Создавалось впечатление, что этому повесе известен секрет общения с женщинами, он знал, что доставляет удовольствие и умеряет их гнев.

Вскочив на ноги и бросившись к решеткам, Александра, к всеобщему изумлению покупателей, просунула руки в просветы между ними, и царапая ногтями воздух, закричала:

– Будьте вы прокляты, все прокляты!

На какое-то мгновение воцарилась мертвая тишина, а затем от громкого хохота повесы содрогнулись стены.

– Господи, Боже мой! – произнес он по-английски, и глаза заискрились весельем. Плавно и стремительно, словно теплые волны Средиземного моря, он шагнул вперед и схватил ее за кисть прежде, чем бунтовщица успела отскочить в спасительную глубь камеры.

– Представьте эту красотку в своей постели! – проговорил распутник, переходя на французский.

Поток непристойностей сорвался с губ Александры, когда она отстранилась от решетки, напряглась и пыталась вырвать руку, но мужчина был намного сильнее. Присутствующие заинтересованно наблюдали, как он медленно притянул девушку ближе к себе, так что она одним боком прижалась к решетке.

– Отпусти меня, распутный негодяй! – потребовала Александра, ногтями другой руки пытаясь выцарапать ему глаза, но не могла достать до них.

Не обращая ровно никакого внимания на аукциониста и не спрашивая его разрешения, ее мучитель откинул рукав сорочки Александры, и его пальцы начали медленно подниматься по ее руке.

Присутствующие вновь уставились на эту странную пару с перекошенными от любопытства и зарождающейся похоти лицами, когда повеса подобрался совсем близко к ее груди.

Александра попыталась увернуться, дабы избежать его отвратительных прикосновений, но не в силах была сделать этого.

– Английская свинья! – выкрикнула она, не замечая ни боли, ни синяков, оставленных его руками.

Мужчина изумленно улыбнулся, удивление, смешанное с насмешкой, сменилось радостной гримасой. Однако его руки при этом не остановились. Сжав ее плечо, развратник наклонился и прошептал:

– К тому времени, как наступит ночь, ты будешь в моей постели, моя дьяволица.

Девушка замерла, затем повернула лицо. Глядя сквозь роскошный поток волос, в беспорядке падавших ей на глаза, она со всей злобой, какую только можно выразить, выпалила:

– С ножом.

Его брови поползли вверх.

– Обещаешь? – слово сорвалось с его губ как утонченная нежная ласка.

Донельзя изумленная таким ответом, Александра проглотила обидные слова, готовые сорваться с языка, и во все глаза смотрела на этого чудака. Этот чудак, однако, очень опасен, гораздо опаснее, чем Люсьен. «Неужели все англичане похожи? – мысленно удивлялась она. – Если это так, то каким же должен быть ее отец?»

Девушка, должно быть, сильно напряглась, пытаясь вырваться из его цепких рук, потому что когда он неожиданно ослабил хватку, она упала.

Александра со всего размаху приземлилась на солому, разлетевшуюся в разные стороны, и разбудила спящую соседку.

– Готовься, моя любовь, – сказал англичанин, уходя. – День будет очень длинным, а ночь еще длиннее.

С неприятным ощущением во всем теле девушка смотрела, как он уходил, а следом за ним другие, бросая сладострастные взгляды на нее. Ей хотелось визжать, плакать, кричать, барабанить кулаками по стене камеры – все сразу, но она не могла себе этого позволить. Вместо этого Александра подтянула колени, уперлась в них разламывающимся он напряжения лбом и обратилась к тому единственному, кто мог ей в эту минуту помочь:

– Господи, Боже мой, прости меня, грешную. Иисус Христос, пошли мне, пожалуйста, ангела.