Подозреваемый дошёл до перекрестка, где улицу Белкина пересекал Гоголевский бульвар, перешёл через переход и, немного подумав, свернул налево. По дороге он опять зашёл в два дома, обойдя там все подъезды, затем неожиданно поворотил назад (оповцы спрятались в магазине «Школьные товары», а потерявший их из виду Голландский равнодушно пропустил мимо себя уже попадавшегося сегодня ему на глаза молодого человека со шкиперской бородкой и подождал злоумышленников неподалёку, выглядывая время от времени из арки какого-то дома). Вернувшись к перекрёстку, Борода проследовал до конца Гоголевского бульвара (ещё два дома), свернул в переулок Красова, затем прошёл без остановок улицу Ленина и поворотил на Лермонтова.

По дороге Юра заходил в первые подъезды всех домов, привлекавших внимание шпиона, но ничего подозрительного не обнаружил ни разу. В подъездах пахло едой, кошками, дихлофосом, свежей краской — чем угодно... но не шпионажем.

Стасик и Таня всякий раз надеялись, что появилась хоть какая-то зацепка, но Юра рапортовал коротко и печально:

— Ничего. Пошли дальше.

Миновали улицы Языкова, Дельвига и Дениса Давыдова, свернули на Кольцова, прошли по бульвару Горького и переулку Писемского, затем вернулись на Чернышевского. Бухгалтер-пенсионер запыхался, проклятые вьетнамки норовили всё время слететь; кроме того, на него постоянно оборачивались прохожие, и каждый встречный, казалось, прикидывал: не позвонить ли в милицию, не заявить ли о побеге опасного сумасшедшего из клиники имени профессора Муравейникова? Малолетние враги рыбаков вели себя странно: один из них забегал ненадолго в подъезды некоторых домов, другие ждали снаружи. Каждый раз с замиранием пенсионерского сердца ожидал Марат Маратович, что похититель вынесет заветный ящик с кузнечиками и лягушкой из подъезда. Но пионер выходил с мрачным видом, как будто сам искал чего-то, да не нашёл. Что если они в одном из подъездов прячут драгоценный ящик? И очень запросто. Спрятали, а сами позабыли, в котором. Теперь бегают по городу и ищут. Значит, надо продолжать следить, пока погоня не увенчается успехом.

Между тем, на углу Чернышевского и Чеховской оповцев поджидало новое испытание. Тамара Львовна, бабушка Стасика Левченко, попрощавшаяся со своей подругой Марианной Александровной Гавазой возле ресторана «София», популярного пятнадцать лет назад в кругах брюквинской творческой интеллигенции, блестяще подтвердила уже отмеченное в нашей истории волшебное качество бабушек. Почуяв своим внутренним магнитом Стасика, терпеливо ожидающего выхода друга из первого подъезда дома № 32 по улице Чернышевского, Тамара Львовна вынырнула из переулка Салтыкова-Щедрина, преодолела квартал и возникла прямо перед смущённым Стасиком.

Она кивнула Тане Петрушкиной и голосом, не предполагающим ни малейшей возможности возражений, проговорила:

— Станислав, тебя-то я и искала. Обедать без разговоров.

В это время из подъезда вышел опечаленный очередной неудачей Юра Красицкий. Стасик дожевал сушку, печально посмотрел на друзей и успел сказать только: «В Штабе, вечером, в семь часов», после чего был немедленно уведён домой на Пушкинскую Тамарой Львовной, несколько раздосадованной разговором со старой подругой, блиставшей историями из жизни столичных артистов и не оставлявшей в своей болтовне даже малейшей щёлочки для того, чтобы вставить в неё слово.

Оставшись вдвоём, Юра и Таня обнаружили, что сумка на плече шпиона заметно похудела: стало быть, его сегодняшний обход скоро закончится. Обдумав ситуацию, Юра составил новый план действий:

— Проследим теперь, в какой дом он зайдёт, я пойду вместе с ним и посмотрю, что он там делает. Потом останусь и всё проверю там на месте, а ты следи дальше, когда он выйдет. Вернёшься — найди Наташку. В семь встретимся в Штабе.

— А это не опасно? Он же тебя мог во дворе видеть? — испугалась немного Таня.

— В случае чего, если я заору — вызывай милицию, — хладнокровно ответил Юра и поправил на носу очки.

Страшное разочарование подстерегало и Марата Маратовича Голландского, терпеливо прятавшегося сейчас за очередным каштаном. Левый тапок его в последнюю минуту погони попал в асфальтовую щель, крякнул резиновым голосом по-вьетнамски и свалился с ноги. Теперь, стоя за каштаном и осторожно выглядывая время от времени оттуда, пенсионер пытался одновременно совладать с коварной обувью, засовывая набалдашник перегородки шлейки назад в отверстие. Куда там! Все, кто, к несчастью своему, имели дело с вьетнамскими тапками, знают, что это занятие, как и любые попытки описать его словами, совершенно бесплодно и способно лишь повергнуть в полное отчаяние. Попытавшись в очередной раз победить скверный тапок, раздражённый донельзя Марат Маратович вновь выглянул из-за каштана и, к ужасу своему, не обнаружил в ближайшей видимости подозреваемых. Голландский подумал немного, вспомнил, что Лев Толстой обходился безо всяких вьетнамок, вышел из укрытия, злобно выбросил оба коварных тапка в урну и босиком пошёл по улице Чернышевского, надеясь напасть на след преступных пионеров.