Морайя сидела за секретером в уютной спальне для гостей. Она приехала сюда ранним утром и была встречена очень гостеприимно, как и надеялась. Миссис Шуп, сама доброта, настояла, чтобы Морайя называла ее Эмили.

Сразу после завтрака они приятно побеседовали. Девушка убедилась в том, что говорить с Эмили ей очень легко, и сама охотно рассказала ей обо всем, радуясь возможности поделиться тяжелыми переживаниями. Эмили поддержала ее, не проявляя ни жалости, ни осуждения. Она все поняла, и даже, как показалось Морайе, кое-что уже знала раньше. Когда девушка расплакалась, Эмили мягко спросила:

– Вы очень любите его, не правда ли?

– Нет! – поспешно воскликнула Морайя, пожалуй, чересчур поспешно. – То есть… скорее да, но я ошиблась в его характере. И поэтому… поэтому не могу по-настоящему его любить, разве не так?

Эмили улыбнулась.

– Об этом надо как следует подумать, дорогая, – проговорила она своим певучим голосом и отправила Морайю отдыхать на второй этаж.

И вот она сидела теперь перед секретером с письмом отца в руке, понимая, что должна его прочесть. Вчера она не сделала этого, но, дав слово Финчу, решила сдержать его. Ее злило то, что виконт вовлек в это третье лицо и сумел убедить Финча в подлинности письма. Проклятый Джастин Троготт! Он способен заворожить даже змею!

Она рассматривала запечатанный конверт. «Морайе и Тэсс». Почерк напоминал отцовский, и на мгновение ее охватила тревога. Подумав, что Роан способен на все для достижения своих целей, девушка с трудом подавила желание разорвать письмо.

Наконец, затаив дыхание, она сломала печать. И, едва начав читать, поняла, что это написано отцом.

«Дорогие Морайя и Тэсс!

Вы никогда не узнаете, как я люблю вас, и я умоляю во имя этого простить мне то, что я сделал. Я едва не разрушил ваши жизни… и не могу позволить себе ни начать все сначала, ни быть уверенным в том, что смогу удержаться от карт. Притягательная сила лондонских игорных домов для меня непреодолима. Ваша мать это понимала, надеюсь, поймете и вы. Я нашел единственный оставшийся мне достойный выход.

Морайя, прошу тебя, позаботься, чтобы Тэсс удачно вышла замуж. Она такая красавица, так похожа на Клариссу. И о себе тоже подумай. Умоляю тебя, не относись к браку с подозрением. Уверен, что ты бриллиант чистейшей воды.

Ваш любящий отец

Томас, седьмой барон Лэндон».

Когда Морайя кончила читать письмо, оно было мокрым от слез. Она не могла остановить их. Девушка не понимала, какие страдания довели до этого отца. Он был бы уже мертв, если бы не Финч. Морайя плакала так долго, что платок промок насквозь. Потом она бросилась на кровать и зарылась лицом в подушки.

Сердце ее разрывалось от сознания того, что у отца действительно не было иного выхода. Достойного выхода, поправила себя она и ощутила ярость, которую теперь вызывало в ней мужское представление о достоинстве и чести. Нет, это непостижимо, как и низкое поведение Джастина, который столько говорит о чести.

Морайя не хотела думать о Джастине, то есть о лорде Роане, но понимала, что это неизбежно. Она несправедливо обошлась с ним – ведь виконт не имел никакого отношения к попытке самоубийства отца. «Я предъявила ему чудовищное обвинение», – размышляла Морайя. Охваченная сильным волнением, она поднялась и теперь безостановочно ходила по комнате, горько сожалея о своем поступке. И как только ей пришла в голову ужасная мысль, будто он сам сочинил это письмо и оно – часть его плана мести? О Господи, это же абсурдно!

Девушка, наконец, опустилась в кресло и, глубоко вздохнув, заставила себя обратиться к главному для нее предмету. Разве менее абсурдна ее уверенность в том, что Джастин разорил отца с целью заманить ее в свою ловушку? И что предлагаемый им брак должен был стать последним актом его мести? Сам он отрицал все это, и Морайе так хотелось верить ему. Все было бы так чудесно, если бы…

Она поднялась и опять заходила по комнате, пытаясь подавить эмоции трезвой оценкой происшедшего. Конечно, нельзя отрицать очевидного. Он вынашивал планы мести двадцать лет. Но любой человек, способный на это… Однако сама Морайя не додумалась бы, что Уикем был только приманкой, а ей якобы уготована роль последней жертвы. Ведь это сказал граф. А кто знает Джастина лучше, чем воспитавший его человек?

Морайя твердо решила, что права, и замуж за него выходить нельзя, а значит, незачем и встречаться с ним. Она будет жить здесь, в уютном, гостеприимном домике Эмили, столько, сколько понадобится. Но это решение не успокоило девушку, а вызвало лишь ужасное чувство одиночества.

Эмили уговорила Морайго отдохнуть до обеда, но тягостные думы заставили ее спуститься вниз гораздо раньше. Едва войдя в гостиную, Морайя взволнованно проговорила:

– Эмили, не хотите ли… О! – Она осеклась. На диване, спиной к ней, сидел какой-то мужчина и непринужденно сжимал руку Эмили.

– Морайя? – чуть смущенная, хозяйка дома поднялась навстречу девушке. – Я думала, вы еще спите.

– Нет, я… О!.. – Морайя поняла все, когда мужчина встал и обернулся.

– Нас, кажется, не представили друг другу, мисс Лэндон. Я Джордж Уэнсфилд, граф Уэстмейкотт. – Он улыбнулся, подошел к Морайе и протянул ей руку.

– Да, я… знаю… – пробормотала девушка. – Рада… с вами познакомиться. – Она помертвела, вспомнив о том, что он видел и слышал. – Я, пожалуй, пойду, если вы не…

– Что вы, дитя мое, входите и садитесь, пожалуйста. – Граф подвел ее к дивану. Эмили вопросительно посмотрела на него, но тот ласково улыбнулся ей: – Полно, любовь моя, мисс Лэндон неминуемо должна была застать нас врасплох, поскольку она здесь поселилась. И я ничуть не сомневаюсь в ее скромности.

– Конечно, – согласилась Эмили. – Простите меня, Морайя, просто я так привыкла к… к…

– Пора отвыкать, дорогая. – Усадив Морайю на диван, граф продолжал: – Я пытаюсь убедить вашу приятельницу выйти за меня замуж, но она упрямится. Как, по-вашему, стоит ли женщине отказывать человеку, которого она искренне любит?

– Джордж! – воскликнула Эмили, а Морайя вспыхнула от смущения.

– Простите, милые леди, если я заговорил об этом некстати, – иронически усмехнулся граф.

Морайя покраснела еще больше, хотя и не знала, чей брак имел в виду граф. Надежда спастись бегством исчезла, когда граф предложил:

– Присоединяйтесь к нам, вот лимонад, пирожные… пожалуйста. А я предпочитаю бренди. Судя по вашему виду, вам тоже стоит немного выпить.

– Нет, благодарю вас. Лучше лимонад, – робко возразила Морайя, только теперь заметившая поднос на столике.

Эмили занялась подносом, а граф завел непринужденную беседу.

– По словам Эмили, вы поживете здесь какое-то время. Чертовски хорошая мысль.

– Вы… вы так считаете?

– Еще бы! Раз уж вас так замучил мой племянник, ничего, кроме этого, не остается. Но, видите ли, дорогая, время творит чудеса. – С этими словами он многозначительно посмотрел на Эмили, и Морайя почувствовала себя лишней.

Заметив замешательство Морайи, граф сменил тему разговора.

– Я люблю север. Пеннины, знаете ли, захватывают дух. Однако в эти дни там неспокойно. Вспыхивают хлебные бунты, и… О, не давайте мне говорить об этом. Боюсь наскучить вам, – спохватился граф Уэстмейкотт.

– Напротив, – возразила Морайя, поставив на столик бокал с лимонадом. – Меня это очень интересует. Видите ли, в Ланкашире живет моя бывшая гувернантка, и она…

Сев на любимого конька, девушка говорила с большим оживлением, пока не заметила, что Эмили бросила на графа многозначительный взгляд. Тот налил себе еще бренди.

– По-моему, правительство недооценивает всего этого, – продолжал он. – Я надеялся убедить племянника отправиться в Ланкашир понаблюдать за тем, что там назревает, а потом занять свое место в палате лордов. Думаю, он внес бы ценный вклад, занявшись этим. У него есть здравый смысл, которого нам так не хватает. Но, увы, в последнее время меня, кажется, покинула способность убеждать. – Он проницательно посмотрел на девушку.

Граф словно желал вовлечь в это Морайю, что ей не понравилось. «Виконт Роан не имеет ко мне никакого отношения!» – хотелось сказать Морайе, но она, разумеется, не позволила себе этого. В сущности, граф не допустил никакой бестактности. Однако ее удивили его слова. Ведь в тот вечер, в беседке, он явно не считал, что Роан наделен здравым смыслом. Изменился ли виконт или одурачил и дядю? Нет, граф не похож на человека, которого легко обмануть.

– Почему вы не скажете ей правду о племяннике? – спросила Эмили графа, когда Морайя вышла из гостиной. – Она ужасно страдает, и, судя по вашим словам, Роан тоже.

– Это бесполезно, Эмили. – Уэстмейкотт слега коснулся ее плеча. – Они должны справиться с этим сами. Иначе Морайя всегда будет в чем-то его подозревать. Ей следует прийти к этому самой.

Эмили вздохнула:

– Наверное, вы правы. Однако все же попытались немного помочь ей, не так ли?

– Совсем немного. – Глаза графа лукаво блеснули. – Ну а теперь еще одно…

Но об обеде объявили раньше, чем граф успел снова завладеть рукой своей возлюбленной.

Роан по обыкновению приехал в Уикемское аббатство в десять часов и был потрясен, узнав о том, что мисс Лэндон рано утром отправилась на север, в Ланкашир.

– В Ланкашир! – воскликнул виконт. – Выдумка, Ривс. Так где же она? Уверен, ваша хозяйка ждет меня. – Роану было необходимо поговорить с ней, во что бы то ни стало, особенно после этой ночи.

– Возможно, милорд. Но мисс Морайя действительно уехала утром, с багажом. Я… я готов проводить вас наверх, чтобы вы сами в этом убедились. Впрочем, можете спросить у мисс Тэсс или…

– Мне незачем это делать, Ривс, – ответил Роан, внезапно почувствовав сильную усталость. Судя по всему, дворецкий говорил правду. Она уехала от него. Но странно, что Морайя сделала это именно теперь, когда ее отец так болен. Неужели ей так отчаянно хотелось бежать от него, Роана, и так сильна ее ненависть к нему?

– Куда она отправилась, Ривс?

Дворецкий немного успокоился:

– В Ланкашир, милорд.

– Я понял это, старина! Куда именно в Ланкашире? И какого дьявола именно туда?

– Бывшая гувернантка мисс Лэндон тяжело заболела, милорд, поэтому она поехала туда, несмотря на состояние хозяина.

– Мисс Биллингсли?

– Да, милорд, она самая, – ответил Ривс, но Роан едва слышал его.

У него исчезла последняя надежда на то, что она прячется на втором этаже. Роан уже не сомневался, что Морайя отозвалась на призыв своей драгоценной мисс Биллингсли, поскольку состояние ее отца стабилизировалось.

Проклиная все на свете, виконт спросил:

– Не назовете ли вы мне точный адрес мисс Биллингсли?

– Чего не знаю, того не знаю, милорд. Это известно лишь барону, но мы не хотели бы его беспокоить. Однако мисс Морайя напишет с первого же постоялого двора, уверен. Правда, ваша светлость, сомневаюсь, что ей хотелось бы…

– Полно, Ривс! – сердито возразил Роан. – Уверен, при желании вы, и даже мой дворецкий Финли, сумели бы это выяснить! – С этими словами виконт удалился.

По дороге домой он старался об этом не думать, прокрался незаметно в дом, заперся в кабинете и стал ходить быстро, как зверь в клетке. Бренди немного успокоило бы его, но Роан воздержался: ему больше чем когда-либо нужна была ясная голова.

Она уехала в Ланкашир, чтобы ухаживать за этой проклятой гувернанткой! Роан знал, как Морайя привязана к мисс Биллингсли. Девушка вспоминала о ней в самые, казалось бы, неподходящие моменты. Поэтому решила быть рядом с женщиной, оказавшейся в беде. Какое несчастное стечение обстоятельств, что та заболела именно теперь!

Нет! Роан замер и провел рукой по волосам. А как же слова Морайи о том, что таких совпадений никогда не бывает?! Трудно поверить, что мисс Биллингсли заболела как раз теперь. Напротив, бывшая гувернантка наверняка в добром здравии. Морайя сейчас не ближе к Ланкаширу, чем он сам!

С облегчением вздохнув, Роан бросился в кресло. Как он мог оказаться таким простаком, что поверил в ее отъезд на север? Да, она очень привязана к мисс Биллингсли, но не больше же, чем к собственному отцу! Роан нахмурился, вспомнив, на что пошла Морайя ради отца. Нет, сейчас она ни за что не оставила бы его.

И все же… Роан подошел к окну… И все же он мог бы поклясться, что Ривс не лгал. Да, дворецкий говорил правду, ибо верил в это сам! Морайя, несомненно, выехала из Уикема с багажом, рассказала всем домочадцам о болезни гувернантки, понимая – умная девушка! – что, убедив слуг, заставит поверить в это и Роана. Так и случилось сначала. Но теперь он дал бы руку на отсечение, что Морайя не дальше от отца, чем в часе или двух верховой езды.

Но где же все-таки она? И как ему, черт побери, ее разыскать?

Роан налил себе бренди. В этот неподходящий момент Финли объявил, что обед подан. Роану менее всего хотелось сейчас развлекать Эндрю, разъезжая с ним верхом по Дуврской долине. Но услышав, что лорд Уэнсфилд недавно отбыл из дома, виконт потребовал, чтобы еду доставили в кабинет. Однако он даже не притронулся к ней.

«Где же, черт побери, Морайя?» – размышлял Роан, вышагивая по кабинету. Наконец, опустившись в любимое кожаное кресло, он налил себе еще один бокал бренди. Внутренний голос убеждал его, что местонахождение Морайи не имеет значения – сейчас она расположена его видеть не более чем накануне. Открытие, сделанное им минувшей ночью, не имело для нее значения. Если она прочитала письмо отца, это тоже не изменило ее решения. Морайя уехала. Не ломиться же ему в чей-то еще дом!

Но он подавил свой внутренний голос, и его губы тронуло подобие улыбки. Ни одна женщина не убежит от того, кто ей безразличен. О нет! Только сомнения побуждают к этому. «Ах, Морайя, маленькая глупышка, – размышлял Роан. – Позвольте мне доказать вам мою любовь, и я научу вас верить. Но сначала я должен узнать, где вы. Проклятие! Где же вы?»

– Я здесь, Джастин, здесь! – прозвучал голос дяди, и виконт вскочил. «Господи, неужели я размышлял вслух?» Тяжелые дубовые двери открылись, и граф вошел в кабинет. – Ты, кажется, звал меня, не так ли? – спросил он, сверкнув глазами.

– Э-э… нет, дядя, не совсем. Но… это не имеет значения. Входите. Я… мне показалось… Вы появились так неожиданно.

Граф неторопливо подошел к Джастину:

– У самой двери я услышал твои слова: «Проклятие, где вы?» – и, кажется, догадываюсь, в чем дело. Я сейчас виделся с сыном, только что вернувшимся из Уикема.

– Да? – Роан насторожился, но взгляд дяди несколько успокоил его. – По-моему, Эндрю избегает меня, – заметил он, наливая графу бренди.

– Не сомневаюсь, он ведь знает, как мы с тобой относимся к его… э-э… интересу к Тэсс Лэндон, – усаживаясь, ответил граф.

– Она слишком молода. – Роан протянул дяде бокал и опустился в кресло.

– Я хорошо понимаю это, Джастин. Но Эндрю вел себя более чем осмотрительно.

Виконт вздохнул.

– Ни один из нас не вправе бросить в него камень… согласен.

– Она его сразила, Джастин. Думаю, нам следует подождать развития событий. Что у тебя нового?

– Морайя уехала, дядя. – Роан вздохнул. – Бежала от меня.

– Я знаю. Уехала на север, так Тэсс сказала Эндрю.

– Вот как… Значит, Тэсс тоже поверила в это, – пробормотал Роан.

– Что ты имеешь в виду, Джастин? – осторожно спросил граф.

– Лишь то, что я ничуть не верю ни в то, что она покинула Хартфордшир, ни в то, что имела такое намерение, – ответил Роан и принялся излагать дяде свои доводы.

Тот не сразу ответил племяннику.

– Понятно. – Он не отрывал глаз от бокала. – Но тогда где, по-твоему, она?

– Не знаю. Я подумывал об ее приятельнице леди Эшфорд. Но здесь сейчас ее муж, и сомневаюсь, чтобы Морайя решилась бы беспокоить Сару именно теперь. Но возможно… – у Роана мелькнула внезапная догадка. – Да, возможно, она сообщила леди Эшфорд о том, где остановилась. Должна же она была кому-то об этом сказать. Может, мне следует…

– Джастин, – прервал его граф. – Выслушай совет человека, который старше тебя, хотя и немногим мудрее… Не лучше ли попытаться найти ее как-то иначе. То есть… не гони лошадей, Джастин! Говорят, разлука укрепляет любовь.

– Может, и так, дядя. Но в данном случае… я считаю, что разлука ожесточит ее сердце…

– Но ты же не можешь утверждать это, Джастин, ибо не видел ее сегодня и даже… не знаешь, где она.

– Конечно, но мне необходимо добиться, чтобы она поняла, почему я…

– Дай ей время, Джастин! Убежден, через несколько дней она вернется домой. А потом… возможно…

– Мне ее дьявольски не хватает, дядя, – прервал его Роан и, поставив на стол бокал, обхватил руками голову.

– Знаю, Джастин, и убежден: ей тоже не хватает тебя.

– О! – Роан поднял голову. – Знай вы все, дядя Джордж, у вас не было бы такого оптимизма.

Тут в кабинет вошел Эндрю и сообщил, что пропустил обед из-за Дуврской долины и теперь думает только о чудесах кулинарии.