Глава 1. О том, как незавидна жизнь призраков или Друзья познаются в смерти

Всё началось одним прекрасным снежным февральским днем, когда ничто вокруг не говорило о дальнейшем невероятном стечении событий. До этого момента Лёня никогда не имел ничего общего с призраками, седьмыми чувствами и прочей потусторонщиной. Из всего его окружения тоже никто никогда не касался этой стороны жизни. Наверно, только чайник. Да, он определенно являлся продуктом нечистой силы. Как иначе можно было объяснить его двадцатилетний рабочий стаж и привычку самовольно включаться в самый неподходящий момент. Но окончательно убедиться в дьявольском происхождении чайника Лёня смог только в этот день. День его смерти. Лёни, не чайника. Хотя несмотря на смерть, которой часто заканчиваются истории, Лёнина с ней только начиналась.

Но начнем сначала. А началось всё одним февральским днем с того, что капитану милиции Воронцову Леониду Сергеевичу понадобились деньги. С аванса к тому времени уже прошло две недели, до следующей зарплаты оставалось еще одна – в общем, ситуация была почти безвыходной.

Почти.

Придя в этот день на работу, Лёня с удовольствием отметил про себя, что весь кабинет сегодня еще будет в полном его распоряжении. Его младший коллега Мишка Старжевский был отправлен начальством в командировку в архив какого-то богом забытого городка и уже неделю не вылезал из-под пыльных гор прошловековых документов, в то время, как Лёня мог почувствовать себя единоличным хозяином выделенных им двоим десяти квадратных метров.

Но радость Воронцова быстро сменилась бытовыми заботами, и вопрос о материальном состоянии снова стал насущным. Поэтому, сев на свое рабочее место, Лёня тут же перебрал список всех свидетелей и подозреваемых, которые были вызваны к нему сегодня на допрос. И точно – ему улыбнулась удача. Среди них оказался некий гражданин Рыбкин, владелец небольшой фабричонки где-то в области, который обвинялся в даче взятки какому-то руководящему лицу в мэрии. Но, конечно, не это прегрешение привело гражданина Рыбкина на стол Воронцова, стоящий в убойном отделе. Кроме взятки Рыбкин обвинялся в последующем убийстве своего заместителя, который о самом факте взятки в налоговую и доложил. В общем, Рыбкин был идеальным озером, из которого можно было неплохо порыбачить.

Фабрикант оказался полным лысоватым мужчиной пятидесяти лет с седеющей бородкой, большими выпученными глазами и еще большими потными кругами в подмышках, достававшими аж до локтей. После того, как Лёня предложил ему присесть, Рыбкин плюхнулся на стул и нервно затеребил пальцами по краю стола, постоянно оглядываясь по сторонам, словно ожидая, что из стен вылезет какая-нибудь превратность судьбы и спасет его от страшного дяди милиционера. Воронцов посчитал нервное поведение подозреваемого хорошим знаком – во всяком случае, в таком состоянии он был лучше подвержен влиянию постороннего. Но начать капитан решил издалека:

– Имя, фамилия, отчество.

– Рыбкин, Анатолий Степанович.

– Возраст.

– 52 года.

– Семейное положение?

– Разведен, детей нет…

Расспросив Рыбкина обо всех перипетиях его жизни, которые и так уже стояли в деле, Лёня, наконец, решил перейти к насущному.

– Итак, гражданин Рыбкин, что вы делали в ночь с 12 на 13 февраля между 12 и одним часом?

– Дома, спал.

– Кто-нибудь может это подтвердить?

– Нет. Прислуга у меня на ночь расходится по домам, живу я один.

– Из показаний других свидетелей следует, что в последнее время вы конфликтовали с убитым?

Рыбкин вытащил платок из внутреннего кармана светло-серого пиджака и вытер им капли, стекающие по лицу. Лёня еле удержался от того, чтобы брезгливо поморщиться. Будь этот потный Рыбкин не так богат и нужен ему, Воронцов с радостью бы оставил его Мишке. Пусть бы тот потом часами сидел с ним и наслаждался ароматами, которые выделял безусловно виновный фабрикант.

– Нет, что Вы! Мы с Сашей прекрасно ладили, даже в отпуск вместе ездили прошлым летом.

– В отпуск? Куда, позвольте поинтересоваться?

– На Мальдивы. – произнес Рыбкин таким тоном, как будто ездил к бабушке в подмосковную деревню.

– Значит, летом ездили на Мальдивы, а зимой потом не поделили деньжата и решили избавиться от зама?

Рыбкин еще раз оглянулся по сторонам, видимо, пытаясь найти причину, чтобы сменить тему разговора, и тут его взгляд упал на чайник. Чайник, который стоял здесь уже тогда, когда Воронцов впервые переступил порог этого кабинета в качестве стажера. Который стоял здесь во время бесчисленных сотен однообразных допросов. Который на протяжении всего этого времени исправно занимался поставками чая и кофе, и не позволял замерзнуть в длинные зимние ночи написания отчетов и докладов, которые в свою очередь все равно никто не читал. И который никак не могли заменить на новый, потому что в этой стране росли только цены, инфляция и уровень преступности, но никак не зарплата. Тем более, зарплата простого милиционера из убойного отдела. Именно этот чайник, с размызганным проводом и таким же размызганным штепселем привлек к себе внимание подозреваемого Рыбкина.

– Можно мне…чаю? Горячего. Успокоиться бы надо.

Воронцов тяжело вздохнул и потянулся к рычажку, чтобы привести это чудо советской техники к жизни, но был отвлечен стуком в дверь.

В кабинет заглянула темноволосая голова Сергея Смирнова, майора из соседнего кабинета:

– Воронцов, тебя Марчук вызывает, срочно.

Лёня указал на Рыбкина:

– У меня допрос.

Серёга махнул рукой:

– Никуда твой допрос не денется. Все равно его на вахте без твоей подписи не выпустят. А Марчук недовольный, лучше не заставлять его ждать.

Кивнув фабриканту оставаться на месте, Воронцов поспешил к лестнице на четвертый этаж, в кабинет к полковнику Марчуку.

– А, Воронцов, неужели? – в отличие от своих подопечных полковник до сих пор имел железную привычку приходить на работу в форме. И армейскую заправку он так и не потерял, Лёня не удивился бы, если бы узнал, что дома полковник до сих пор питается перловой кашей с тушенкой из госзапасов. – Мне только что звонили из прокуратуры. Ты когда им дело Колчаганова передашь?

Лёня с трудом сдержал вздох отчаяния. Бизнесмена Колчаганова два месяца назад похитили какие-то бандиты, его жена послушно заплатила выкуп, однако когда похитителей схватили при передаче, самого бизнесмена с ними не оказалось. Где он, бандиты говорить отказывались. Единственной зацепкой оказалось фото на мобильном телефоне одного из похитителей, где был виден сам Колчаганов с аккуратной дыркой посреди лба, лежащий в каком-то сарае.

– Так его закрыть сначала надо. Труп ведь так и не нашли – а раз нет трупа, то нет и дела.

– Ну так и в чем дело?

– Не могу я его закрыть. Адвокат жены говорит, пока труп не найдем, они не успокоятся.

– Так значит найди мне этот чертов труп!

– Где я вам его найду? Я же не ясновидящий! Похитители молчат, тоже дорогих адвокатов себе понабирали и сидят довольные. Получат по двойке – а потом на волю, выкуп прогуливать.

– Короче так, Воронцов, мне наплевать, как ты найдешь этот труп. Хоть всю область самолично перерой! Но чтобы максимум через неделю был покойник, ты меня понял?

Лёня буркнул про себя что-то вроде согласия, но полковнику этого показалось мало:

– Я не расслышал, капитан!

– Понял, товарищ полковник.

– Свободен.

Вернувшись из кабинета, Лёня уставился в мокрую морду Рыбкина – настроение ластиться и выпрашивать милостыню у него на сегодня пропало, поэтому он, взяв с фабриканта подписку о невыезде, выписал ему пропуск и отправил восвояси.

Весь оставшийся день он перечитывал дело Колчаганова, пытаясь найти в нем зацепку на возможное местонахождение похищенного, но в голову так и не приходили нужные мысли.

За час до окончания рабочего дня к нему опять ворвался Смирнов:

– Эй, Воронцов, тут у Лешки из нашего отдела дочка родилась. Прикинь, второго февраля в два часа две минуты – вот это, называется, повезло. Мы тут собираем, кто сколько может.

Воронцов похлопал по карманам и вытащил из одного монету:

– Ну, раз такое дело, вот вам два рубля. Как раз подходит.

Смирнов нахмурился, затем понял, что Лёня не шутит, и отошел от стола:

– Зря ты так, Воронцов. У нас работа рискованная, случись что, никто тебе даже цветочки в больницу не принесет. За друзей держаться надо.

Лёня саркастично усмехнулся:

– Друзья… Это вы, что ли, друзья? – крикнул он вслед уже исчезнувшему в коридоре майору. – Нужны мне такие друзья.

Когда майорские шаги затихли, он снова уткнулся в папки с делами. Через несколько минут с улицы донеслись радостные крики и смех. Лёня подошел к окну, с ухмылкой последил, как новоявленного отца всем отделом подбрасывают в воздух. Покачав головой, он вернулся к двери и закрыл её на ключ, чтобы его больше не беспокоили по всяким пустякам. Нет уж, не надо ему такого веселья. Деньги на ветер, причем последние. На такие расточительства могли быть способны только ребята из соседнего кабинета: они всё как один считали себя гениями сыска, борцами за справедливость. Старались повысить раскрываемость в районе, причем не так, чтоб посадить любого первого попавшегося, а чтоб обязательно виноватого найти и всё до последней детали в убийстве прояснить. Мишка тоже все к ним в кабинет старался перейти, молодой еще, глупый, не знал, что в жизни главное не справедливость, а сытый желудок и крыша над головой. Тогда и никому не надо будет никуда цветочки приносить. Потому что, если все делать с умом да расстановкой, то и в больнице не окажешься. По таким правилам жил Лёня Воронцов и ничто в жизни не могло их изменить.

Сев обратно за стол, Лёня невольно бросил взгляд на чайник. Да, кофе ему сейчас не помешал бы. Он потянулся к рычажку и двинул его наверх, ожидая услышать приглушенный гул закипающей воды, однако чайник не подал никаких признаков жизни.

«Неужели все-таки окончательно коньки откинул?» – пронеслось у Воронцова в голове. Он подошел к ветерану кипятильного фронта и еще пару раз пощелкал рычажком. Чайник молчал, как партизан.

Взгляд Воронцова упал на шнур и проследил его полтора метра… нет, не к розетке, где он должен был торчать, а на пол. Чертыхнувшись, Лёня поднял шнур и зачем-то подув на штепсель, сунул его в розетку.

В следующую секунду по его телу прошла непонятная волна, словно внутри кто-то включил на полную мощность огромные музыкальные колонки. Пару раз тело дико сотрясло, и Лёня упал, даже не успев понять, что произошло.

***

На следующее утро ребята из убойного отдела продолжали бороться с двумя главными врагами русского блюстителя порядка: преступностью и похмельем. Вчерашний ритуал принятия Лехи в клуб отцовства был отмечен на «ура», на что организмы сегодня упорно требовали своих хозяев наконец принять себя в клуб трезвенников. Упорно, но безрезультатно. А преступность, между тем, не собиралась давать троим бравым бойцам за справедливость ни малюсенькой поблажки. Поэтому борьба угрожала перейти за полуденный фронт.

Пять минут спустя после полудня к ним в кабинет заглянул дежурный:

– Ребят, здорово! Вы Воронцова не видели? Он меня сменить должен был, а его с утра не видно.

Опера пожали плечами:

– Без понятия. Он с нами вчера не праздновал, так что должен был прийти, как обычно. Ты в кабинет к нему заходил?

– Там закрыто. И домой звонил – не берет никто. А мобильного у меня его нету. Он ведь раньше никогда не опаздывал.

– Ща я звякну. – Лёха достал из кармана телефон и нашел в памяти номер капитана. В тот момент, когда в Лёхином телефоне стали раздаваться длинные гудки, из-за стены послышалась монотонная трель. Удивленное молчание повисло в кабинете.

Дежурный вышел в коридор и приложил ухо к двери Воронцовского кабинета, чтобы удостовериться, что звонок действительно исходил оттуда. Опера тоже вышли из кабинета, заинтересованные исходом этого увлекательного поиска.

– Может, он мобильник в кабинете забыл?

Темноволосый Гриша усмехнулся:

– Чтобы Воронцов что-то забыл? Тем более свой мобильник!

– Что делать будем? – молоденький дежурный явно не горел желанием сообщать о происходящем начальству.

Серега пожал плечами:

– Что-что? Дверь ломать будем.

– А если он все-таки придет? Что скажем?

– Что его телефон целый час тралялякал и работать мешал! Давайте, ребята! Все вместе!

Все трое оперов дружно навалились на дверь, которая смогла выдержать еще пару таких издевательств, но от третьего, наконец, отлетела вглубь кабинета, чуть не разбив противоположное окно.

Опера толпой ввалились в кабинет и озадаченно уставились на Лёню, лежащего на полу между своим столом и маленькой тумбочкой, на которой стояли чайные принадлежности. Медленно пройдя дальше в комнату, милиционеры оглядели бледное лицо коллеги. Серега сел на корточки, осторожно прикоснулся к Лёниной сонной артерии и побледнел не хуже капитана:

– Ребят, он холодный. И пульса нет.

В кабинете повисло угнетенное молчание.

Уверенные шаги из коридора и веселая улыбка младшего лейтенанта Миши Старжевского были первыми, что нарушили эту траурную тишину:

– Ребят, а что здесь за сбор? Что случилось-то? – весело поинтересовался лейтенант, заходя в кабинет. Тут его взгляд упал на Леонида. – Черт. Кто это его?

Лёха кивнул на провод, который капитан все еще держал в руке:

– Похоже, не кто, а что. Током ударило. Давно говорил ему чайник новый купить, а он все отмахивался.

– Так это что же, он всю ночь и все утро здесь пролежал? Я ж вчера к нему заходил, перед тем как гулять пойти. – Серега передернулся – И если бы ведь ему сегодня на дежурство не надо было выходить, так бы его никто и не хватился.

– Мамочки, что ж мне теперь делать-то? Без Леонида Сергеевича? – еле слышно прошептал Миша, оставив причину высказывания этой фразы при себе.

– Да уж, вот и попил чайку.

В комнате опять воцарилась длинная тишина.

Грише, как самому малознакомому с почившим капитаном, удалось быстрее всех скинуть с себя оцепенение:

– Ладно, ребят. Трупы нам видеть не впервой, знаем, что делать нужно. Дежурный, вызови «скорую». Мишка, беги к начальству, доложи о произошедшем. Мы здесь пока все бумаги оформим. Кстати, родственники у него есть?

Лёха покачал головой:

– Неа, отца не было. Мать умерла уж лет наверно десять назад. Никого больше нет. А теперь и самого Лёньки нет. Жалко, хороший мент был, хоть и не компанейский.

Все остальные милиционеры только промолчали в ответ на это замечание и предпочли поскорее заняться отведенными им делами.

***

– Можно мне…чаю? Горячего. Согреться бы. – мертвый Колчаганов с дыркой во лбу протянул Лёне чайник и ткнул в его сторону штепселем. Его голос многогранным эхом несколько раз отозвался от темных стен. Полковник Марчук выхватил у него чайник, грозно посмотрел на Воронцова и таким же объемным голосом прогремел:

– Чтобы максимум через неделю был покойник, ты меня понял?

Словно по эстафете, Марчук передал чайник Смирнову:

– Зря ты так, Воронцов. За друзей держаться надо. А ты только за чайник держался. Хорошую он тебе службу сослужил?

Рыбкин вдруг появился у него за спиной. От его появления Лёне стало холодно, чайник как по волшебству оказался в потных руках фабриканта:

– Я его на Мальдивы отвезу. Чай там буду пить и о вас вспоминать.

Смирнов взялся за шнур:

– А о нем вспоминать не надо. Ему даже цветочков никто не принесет. – он ткнул штепселем в грудь капитану. Лёня снова почувствовал неприятную волну изнутри и стал куда-то падать. – На могилу.

Воронцов закричал, открыл глаза и… уставился в темноту. «Где я?.. Сон? Это был сон…» Несмотря на то, что он проснулся, неприятный холод из сна так и не собирался уходить. Лёня по привычке захотел дотянуться до абажура, висящего над диваном, однако его рука запуталась в какой-то ткани. Холод тем временем пробирал до костей, у Воронцова аж зубы застучали. Хотя тут, скорее всего, еще и нервы неплохо выполняли своё предназначение.

Лёня еще раз попробовал выпутаться из странной простыни, которой было накрыто его голое тело – «Голое? Почему я голый-то?» – и уперся ладонями в холодную сталь.

«Я умер!» – тут же панически пронеслось у него в голове: «Я умер, меня похоронили, а простыня – это саван».

Но потом до него дошли некоторые несостыковки сего умозаключения: во-первых, если бы он умер, его, может быть, и завернули бы в саван, но точно не голышом. Даже в закрытых гробах в одежде хоронят. Во-вторых, ему было чертовски холодно, а мертвые, как известно, холода не чувствуют, иначе бы их не совали в…

В следующую секунду до Лёни дошло, где он на самом деле находился. И эта мысль была не намного радостней предыдущей. Чтобы убедиться, что на этот раз он оказался прав, Воронцов закинул руки назад, уперся ими в стенку ящика перед затылком и что есть сил толкнул стенку от себя. Она действительно поддалась и приоткрыла небольшую щель, сквозь которую в лицо капитану ударил яркий белый свет. Просунув пальцы в щель, Воронцов подтянулся и выдвинул ящик, в котором лежал, еще наполовину. Теперь Лёня мог со стопроцентной точностью убедиться, что находится в городском морге, где он уже частенько бывал по делам службы. Только вот на этот раз он был по другую сторону… ээээ, в общем, на этот раз дела у него были не фонтан.

Это он понял после того, как заметил, что нижнюю часть его тела, видимо, абсолютно устраивают местные климатические условия, и она никуда отсюда двигаться не собирается. Еле-еле освободив нижние конечности из глубин морозильника и упав на пол, Лёня, словно мужская особь русалки, пополз на руках к выходу. Открыв дверь, он выглянул в пустой, слабо освещенный коридор.

– Помогите! – вообще-то это должен был быть громкий и безутешный крик мольбы о помощи, однако выдавить из себя Воронцов смог только еле слышный сиплый шепот. Облокотившись об стену, капитан закрыл глаза, пытаясь угомонить вдруг откуда-то взявшуюся круговерть в голове, и почувствовал, что его нижняя половина постепенно начинает приходить в себя.

Совершенно не подозревая, сколько он так просидел в ожидании, когда его тело все-таки поймет, что хозяин пока еще не собирался умирать, Лёня, наконец, опершись дрожащей рукой об стену, смог подняться на ноги. Накинув простыню на плечи, он, словно древнеримский сенатор, прошествовал, шатаясь, к последней двери в коридоре, которая была приоткрыта и откуда доносились живые голоса.

Подойдя к двери, он медленно потянул её на себя, стараясь не сильно напугать сидящих за ней дежурных санитаров. Однако дверь, видимо, давно мечтала о звездной карьере в фильмах ужасов и сейчас решила продемонстрировать присутствующим весь свой актерский талант, мучительно и протяжно заскрипев.

Этого, а также бледно-синей физиономии Воронцова хватило, чтобы сидящий за столом молодой санитар при виде непрошеного гостя заорал благим матом на весь район. Скривившись, Лёня помотал головой, в глубине души поняв, почему призраки водятся только в заброшенных и безлюдных местах – чтобы не выносить каждые полчаса вот такие вот дифирамбы в свою честь.

На крик санитара из соседней комнаты в дежурке появился маленький круглый мужчина в зеленом халате, со скальпелем в руке. Видимо, дежурный патологоанатом и, как оказалось, самый адекватный человек в данной ситуации. Проследив взглядом причину такого в прямом смысле слова вопиющего поведения санитара, он посмотрел на Лёню и облегченно вздохнул:

– Ой, ну и напугал ты меня, Стасик! Я уж думал, пациентов кто-то крадет.

– Он… он… – бедный Стасик, дрожа всем телом, тыкал пальцем в сторону капитана. Лёня же, все никак не мог сообразить, как себя в таких случаях нужно было вести и что говорить. Все-таки восставать из мертвых ему до этого приходилось не очень часто. Однако патологоанатом, видимо, уже не в первый раз оказывался свидетелем таких чудес. Он спокойно подошел к Воронцову, положил руку ему на плечо и отвел к дивану, стоящему справа от входа. После того, как капитан уселся, доктор исчез в соседней комнате отдыха и вернулся оттуда уже с теплым махровым халатом в руках:

– Одевайся. Сейчас чайничек поставлю, чая горячего попьешь, придешь в себя, всё хорошо будет.

При слове «чайничек» в голове у Воронцова словно сработал большой рубильник. Воспоминания горой ввалились в его голову: допрос Рыбкина, его вызов к Марчуку, потом гулянка соседнего кабинета и… чайник. Ведь он еще подумал, что штепсель выглядит как-то не так, еще более размызганней, чем обычно. В итоге его ударило током, причем неслабо, а виноват в этом был…

– Рыбкин… – Лёня не заметил, как произнес эту фамилию вслух. Стас тем временем немного пришел в себя и доставал из нижнего ящика стола конфеты и печенье, стараясь при этом все-таки не смотреть Воронцову в глаза.

Патологоанатом вышел из комнаты отдыха и протянул Леониду, уже одевшему на себя халат, большую эмалированную кружку с дымящимся чаем. Капитан с благодарностью отпил несколько глотков, чувствуя, как горячая жидкость медленно растекается по организму и прогоняет последние остатки морозильного холода.

Доктор сел на стул напротив Лёни:

– Ну, давай знакомиться. Меня Афанасий Павловичем Баркиным зовут, а это, – он указал на санитара. – Стас. Ты на него не обижайся, он здесь новенький, только после училища, не привык еще к такому.

– Лёня. – представился Воронцов. – Я только не понял… а что со мной случилось?

– Летаргия, дружочек. Самая обыкновенная летаргия. Тебя вроде током шибануло, если я правильно помню. Вот и, можно сказать, недошибануло.

– И что, часто у вас тут так некоторых… недошибает?

– На моем веку ты – одиннадцатый. Но ты еще хорошо себя вел, по-тихому. Другие орать начинают, чушь всякую пороть – хоть психиатра вызывай. Хотя, некоторым потом действительно помощь нужна психиатрическая. Я уж не говорю про обыкновенное медобследование. Ты себя как чувствуешь?

Воронцов прислушался к своим внутренним ощущениям:

– Да вроде, нормально. Как всегда.

– Все равно завтра с утра тебе к врачу сходить нужно. Пусть осмотрит, удары током редко остаются без последствий.

«Нет», – подумал Лёня, – «Первое, что я завтра с утра сделаю, это вызову к себе этого гада Рыбкина. Уж он у меня попляшет! Он у меня в коленях валяться будет!»

Составив план действий на завтра, Воронцов понял, что понятия не имеет, какой сегодня был месяц или день. Взглянув на окно и переведя взгляд на настенные часы, он понял, что сейчас на дворе было полвторого ночи. Действительно, не самое лучшее время, чтобы воскресать из мертвых. Нужно ехать домой и подождать до завтра.

– Ты сейчас езжай домой. – словно прочитав его мысли, проговорил Афанасий Павлович. – Отоспись…

Лёня усмехнулся:

– Нет уж, спасибо, уже выспался. Больше не хочу. Сколько я здесь провалялся-то?

– Так, давай посмотрим. – патологоанатом повернул к себе журнал приема. – Доставили тебя во вторник, 22 февраля около часу дня, получается, уже четвертые сутки.

«Чтобы максимум через неделю был покойник, ты меня понял?» почему-то пронеслось у Воронцова в голове. «Что ж, вот вам, товарищ полковник, и покойник. Правда, не тот, на которого Вы рассчитывали».

***

Алексей Костылёв завернул машину во двор, окруженный обыкновенными питерскими пятиэтажками, и остановил её у третьего подъезда.

Миша вылез из другой стороны салона и сверился по бумажке:

– Замшина, 33. Это должно быть здесь.

– Конечно, здесь. – дернул плечами Алексей. – Я же здесь уже во вторник был, квартиру опечатывал.

Старжевский смутился и убрал бумажку за пазуху:

– Да я так, для себя. Адреса учусь запоминать – говорят, очень полезно в работе.

Леха улыбнулся:

– Ну, учись, учись, студент.

Они вошли в подъезд и поднялись на третий этаж. Взглянув на усеянную печатями бумажку, соединяющую дверь и косяк, Костылёв недовольно нахмурился:

– Порвали. Опять детвора балуется. – он вытащил из куртки связку ключей и, открыв дверь, пропустил вперед младшего лейтенанта. – Так, у меня дел еще по горло, некогда мне тут ошиваться. Так что давай быстро в спальню, там в шкафу должен костюм висеть, я пока новую «опечатку» накалякаю.

Согласно кивнув, Старжевский последовал по небольшому коридорчику вглубь двухкомнатной квартиры и оказался у развилки. Дверной проем слева открывал вид в гостиную с маленькой кушеткой, сервантом и телевизором. Спереди был проход на кухню с синими шкафчиками и маленьким холодильником. Дверь справа вела в спальню и была прикрыта. Миша вошел в комнату и, не обратив внимания на одеяло, горой лежащее на раскладном диване, подошел к шкафу.

Первое, что он увидел в зеркальной дверце шкафа, было непонятное шевеление этого самого одеяла. Затем из-под одеяла показалась чья-то рука, и, наконец, лицо. Лицо человека, которого они собирались сегодня хоронить.

Зажав рот ладонью, чтобы не закричать на весь дом, Мишка молнией метнулся из комнаты в коридор к Костылёву.

– Алексей Витальевич, там… там…

– Ну, что там? – спокойно осведомился капитан.

– Воронцов! – наконец выпалил Старжевский. – Он там, на диване лежит.

Леха засмеялся:

– Что-то ты путаешь, Мишаня. Воронцов в морге лежит, на третьей полке.

– Да нет же, он там! Я его только что видел! Пойдемте, пойдемте, сами убедитесь! – младший лейтенант потянул Костылёва в спальню. Вопреки Мишиным опасениям, покойник никуда не делся. Но и нападать на смертных, посмевших нарушить его покой, он тоже не собирался. Вместо этого капитан мирно почивал у себя в постельке, словно никогда и не совершал путешествий на тот свет.

– Не понял. – непонимающе пробормотал Алексей и, подойдя к Лёне, осторожно дотронулся до его руки. Она была теплая.

– Лёнь? Лёня. – Костылёв потеребил Воронцова за плечо.

Лёня медленно открыл глаза, сфокусировал их на гостях, и в следующую секунду вскочил в постели. Миша в ответ на такую реакцию с такой же скоростью отскочил к двери.

– Вы как здесь оказались? Откуда у вас ключи от моей квартиры?

– Нет, Лёнь, это ты как здесь оказался? – сердито крикнул Алексей. Теперь, когда он убедился, что капитан действительно был живой и здоровый, он мог со спокойной душой высказать ему все свои претензии. – Это что, прикол такой был? Если да, то он не смешной! Мы сегодня всем отделом на похороны собрались. Только не спрашивай, чьи!

Лёня принял сидячее положение и поднял вверх руки, показывая, что вполне понимает недовольство коллеги.

– Лёш, это не шутки. Я действительно мертвый был. Ну… то есть не мертвый, а в этом… в летаргическом сне. Я сегодня ночью в морге очнулся. Хорошо, там патологоанатом хороший мужик оказался. Он меня домой отправил, даже денег на такси дал. Я сегодня с утра хотел прямиком к вам идти, рассказать всё. А вот на фига вы сейчас ко мне припёрлись, я не понял.

– Костюм хотели у тебя найти. Сегодня похороны на час дня заказаны. – Леха стесненно замялся. – Всем отделом деньги собирали побыстрее, не хотели, чтоб ты в морге валялся, как ненужный.

«А о нем вспоминать не надо. Ему даже цветочков никто не принесет». – Лёня вспомнил Серегину фразу из сна, и ему вдруг стало не по себе. Он ведь с ними практически не общался, у Григория, майора, которого перевели к ним в отдел полгода назад, вообще даже отчества не знал. А они вон как, не то что цветочки, они…

Внезапно Лёня осознал, что ему нужно было умереть. Хотя бы для того, чтобы понять, что у него, оказывается, все еще были друзья. Воронцов перевел взгляд на Мишку. Тот сидел на краю дивана, наконец поняв, что капитан не представляет никакой потусторонней опасности, и счастливо улыбался старшему по званию.

Смягченный такими неожиданно теплыми чувствами, Воронцов впервые за долгое время искренне рассмеялся:

– Ну, раз такое дело, пойдемте чай пить, гости дорогие. Не знаю, как вы, а я после трех суток в холодильнике бегемота слопать готов.

 

Глава 2. О том, в каком состоянии нельзя приходить на допрос или Как улетают крыши

Новость о новоявленном Лазаре, конечно, тут же облетела всё РУВД, и кабинет Воронцова в этот день превратился в проходной двор. Мало того, что через каждые десять минут кто-нибудь из только прибывших коллег врывался к ним, чтобы воочию убедиться в правдивости этой сенсации. Так еще и венок с его фотографией, до этого стоящий в холле, торжественно переставил на место чайника-убийцы сам Марчук. Куда при этом опера дели сам чайник, Воронцов так и не смог выяснить и в итоге плюнул на это дело. В конце концов, Лёня-то знал, кто на самом деле был виноват в его увлекательной одиссее по питерским моргам. Поэтому, отправив к Рыбкину курьера с повесткой, капитан распорядился похоронный банкет превратить в праздничный, что, конечно, было встречено дружным одобрением сослуживцев.

Бурно отпраздновав свое воскрешение, Леонид вернулся домой только к часу ночи. Вот только поспать ему все равно не удалось. Всю ночь Лёне снились кошмары. Причем какие-то странные. Он видел маленькую девочку, освещенную ярким светом, затем картина сменялась, и какие-то тени начинали ходить по его квартире, в то время как на столе горела длинная черная свеча, а возле нее лежали фотографии незнакомых ему людей, по которым кругами катался грецкий орех. Причем именно орех, казавшийся самым безобидным участником его сновидений, при каждом воспоминании вызывал у Лёни невероятные приступы головной боли на протяжении всего следующего утра. Выпив аспирина, Лёня заставил себя сконцентрироваться на работе. Тем более, что на часах пробило пятнадцать минут одиннадцатого, а Рыбкина, вызванного им на девять, все еще не было. «Придется объявлять в розыск» – только подумал Воронцов, как дверь тихонько отворилась, и фабрикант предстал перед ним во всей свой красе. Правда, красивым Рыбкина можно было назвать только с гигантским преувеличением: его лицо с последней их встречи заметно похудело и стало серым, под глазами темнели страшные круги, костюм висел на нем, словно стянутая кожа.

– Товарищ капитан. – голос у Анатолия Степановича тоже изменился, стал высоким, почти писклявым. – Вызывали?

– Вызывал, Рыбкин. – Лёня указал на стул. – Садитесь.

Фабрикант послушно последовал указанию.

– Ну что, Рыбкин, перейдем сразу к делу?

Тот воодушевленно закивал головой и вытащил из-за пазухи исписанный листок.

– Что это такое? – Воронцов взял бумагу и осмотрел большую красную печать.

– Это дарственная. У меня есть дом на Петроградке, три машины, дорогие, счета в банке, и, конечно, акции фабрики, контрольный пакет. Это все теперь ваше.

Капитан закашлялся от удивления:

– В смысле «мое»? – удивление перешло в возмущение. – То есть, ты, зараза, меня убить хотел, а теперь думаешь, что вот так откупиться сможешь? Да я тебя за решетку упрячу до конца твоих дней!

– Помилуйте, товарищ капитан! Я не от тюрьмы откупиться хочу! Сажайте меня, если вам так угодно! Я хоть сейчас чистосердечное напишу, про всё: и про налоги, и про взятки, и про убийство, и про ваше покушение!

Воронцов удивленно поднял брови:

– А зачем ты тогда мне все отдать собираешься?

В следующий момент Рыбкин сделал то, чего капитан меньше всего ожидал – он упал перед Лёней на колени:

– Прощение мне ваше нужно! Скажите, что простили меня. Только искренне, от души. Пожалуйста, товарищ капитан. Я же ведь не понимал, что творю. Бес попутал. Простите меня!

Фабрикант подполз на коленях к Воронцову и принялся плакаться ему в ноги. «Неужели совесть так замучила?» – подумал Леонид, глядя на страдания подозреваемого. Неожиданно ему стало жалко Рыбкина. Он не мог объяснить почему, но ему вдруг захотелось уменьшить пытки бедолаги. За решетку он все равно сядет. Так пусть хотя бы о покушении никто не знает, может, тогда Анатолий Степанович получит на пару лет меньше. Он поднял фабриканта с колен и сунул документ обратно ему в карман:

– Ладно, так и быть. Не буду никому по чайник говорить. Повезло тебе, что я жив остался. Но чтобы завтра явился в участок по месту жительства с чистосердечным признанием, ты меня понял?

– А прощение, товарищ капитан? Вы меня прощаете?

– Да прощаю, прощаю. Иди.

Рыбкин вздохнул с таким облегчением, как будто в одну секунду сбросил с себя весь свой лишний вес:

– Спасибо, товарищ капитан. Вы, если что – обращайтесь, я всегда помогу.

Леонид не успел удивиться тому, чем это Анатолий Степанович мог помочь ему, находясь за решеткой. Прежде чем фабрикант смог покинуть кабинет, дверь распахнулась, и в комнату вихрем влетел Миша. Отдышавшись, он плюхнулся на стул перед капитаном:

– Леонид Сергеевич, вы не поверите, что я только что узнал!

Воронцов взглянул в угол, где в последний раз видел Рыбкина, но того уже и след простыл.

– Ну что?

– Мне только что позвонили из Петроградки. Сказали, что ваш этот подозреваемый, который зама убил…

– Ну, Рыбкин, и что?

– Он повесился!

Лёня почувствовал, как непривычно ухнуло его сердце.

– Как… повесился?

– Вчера вечером. Видимо, сразу после того, как повестку получил. Прислуга его только сегодня утром нашла.

– Кто тебе это сказал?

– Так участковый петроградский. Он знал, что Рыбкинское дело у нас числится, вот и сообщил. Тем более, вы его же сегодня на допрос ждали. – Мишка усмехнулся. – Вряд ли он теперь придет.

Лёня молча посмотрел на Мишу, надеясь, что младший лейтенант просто разыгрывает его. Однако Старжевский явно не собирался начинать хихикать и вообще повел себя совсем обычно: он встал со стула и стал снимать с себя куртку, чтобы заняться другими обязанностями и преступниками. Мысли Воронцова бешено закружились в голове, пытаясь найти решение этой загадки.

Внезапно он вскочил со стула и бросился к главному выходу, сопровождаемый ошеломленным взглядом Старжевского. Рыбкин ведь только что ушел, ему еще наверняка удастся его догнать. Лёня выбежал на улицу и оглянулся по сторонам, надеясь разглядеть где-нибудь среди прохожих на улице знакомую фигуру. Но фабриканта нигде не было видно. Воронцов зашел внутрь помещения и подошел к дежурному.

– Тут сейчас должен был мужик полный пройти, с пропуском от…

Только сказав эту фразу, Воронцов понял, что пропуск на подпись Рыбкин ему так и не дал. «Нет, нет, нет, это абсурд какой-то!»

Дежурный пожал плечами и помотал головой:

– Никого не было. Только Мишка Старжевский забежал, словно за ним гнались.

– И ты никуда не отлучался?

Дежурный замотал головой:

– Никуда. Я ж только час, как заступил. А что случилось? Кого вы ищете?

Но капитан не обратил внимания на расспросы. «Не может этого быть. Это розыгрыш какой-то! Или уловка Рыбкина, чтобы от тюрьмы сбежать». Но если Рыбкин действительно сфальсифицировал свою смерть, зачем ему нужно было потом приходить на допрос? Уехал бы на свои Мальдивы – и ищи его потом.

С каждой секундой всё происходящее все более начинало походить на его ночной кошмар – такой же бред, который он не мог объяснить. Воронцов вернулся в кабинет:

– Куда Рыбкина увезли? В городской морг?

Миша кивнул.

– Ага.

– Ты на машине?

Миша кивнул еще раз:

Лёня накинул на себя свою куртку:

– Поехали.

«Пока я сам не увижу его мертвое тело, я не поверю в это!» – продолжал повторять про себя Воронцов по дороге в морг. Он видел, с каким беспокойством смотрел на него лейтенант, но был благодарен, что тот не задает глупых вопросов.

Баркин встретил их в привычном зеленом халате и со скальпелем:

– О, какие люди! Что, пришел должок за ночлег заплатить или еще на ночку номер забронировать хочешь? Смотрю, даже приятеля привел.

– Миша. – Старжевский протянул доктору руку, тот тоже представился.

В любой другой момент Лёня с удовольствием поддержал бы шутку патологоанатома, но сейчас он мог думать только о Рыбкине. Машинально вытащив из кармана деньги, он протянул их Афанасию Павловичу:

– Спасибо. Я к вам по другому делу. К вам сегодня должен был Анатолий Степанович Рыбкин поступить.

– Так точно, поступил голубчик. – кивнул Баркин.

– Он… мертвый?

Патологоанатом усмехнулся:

– Что ж ты, думаешь, раз ты у нас себя Иисусом вообразил, так теперь Судный день настал и все жмурики из могил повылазят? – уткнувшись в серьезный взгляд капитана, Афанасий Павлович махнул в его сторону рукой:

– Да, мертвый он, мертвый. Мертвее некуда. Смерть наступила от удушья, примерно пятнадцать часов назад.

– Можно… на него взглянуть?

– Ты сегодня завтракал? – в ответ спросил патологоанатом. Воронцов отрицательно покачал головой. – Тогда пошли.

Капитан последовал за доктором в соседнюю комнату и только теперь понял причину его вопроса об утренней трапезе. Комната оказалась секционной и была заставлена пятью столами с бледными останками недавно усопших. Трое из покойников были накрыты простынями, еще один – худой мужчина с черными усами – видимо был следующим в очереди на вскрытие. Рыбкин лежал на блестящем стальном столе посередине комнаты, его грудная клетка была раскрыта, и внутри виднелись, противно блестя, сине-белые внутренности. Было понятно, что в таком состоянии ни на какой допрос он прийти не мог. Лёня перевел взгляд на лицо фабриканта и снова судорожно сглотнул. Он выглядел так же, как сегодня утром в кабинете: серая, обвисшая кожа и темные круги под глазами.

– Нет… нет… этого не может быть… – чувствуя, как страх постепенно берет над ним верх, Лёня медленно опустился на стул у стены.

Баркин обеспокоенно нахмурился и нагнулся к нему:

– Лёнь, с тобой все в порядке? Ты что-то побледнел. Что случилось?

– Это Рыбкин… – еле слышно прошептал Воронцов и поднял полные ужаса глаза на Афанасия Павловича и Мишу, все это время молча наблюдавшего за происходящим:

– Он сегодня утром ко мне на допрос приходил.

***

– Исключено, Лёнчик. У господина Рыбкина сегодня утром со мной встреча была назначена, и, как видишь, она еще не закончена.

Баркин вышел из секционной, прошел в комнату отдыха, включил чайник и вернулся обратно в приемную. Милиционеры сели на диван. Лёня вгляделся в недоверчивые лица собеседников и внезапно почувствовал себя беспомощным маленьким ребенком, пытающимся доказать взрослым, что у него под кроватью действительно кто-то живет.

– Но я его видел. Вот так, как сейчас вижу вас. Он пришел, признался во всех преступлениях. – Лёня решил, что пункт о попытке дать взятку можно было опустить, и добавил. – Прощения просил.

Афанасий Павлович вдруг заинтересованно поднял брови:

– Так-так-так, а вот с этого места поподробнее? Как он прощения просил?

– Сильно. На коленях.

Мишка хмыкнул, но Лёня не стал огрызаться в ответ. Будь Мишка на его месте и расскажи такое, он бы подумал, что лейтенант внезапно перестал дружить с головой. На ум капитана пришли слова патологоанатома при их первой встрече:

– Афанасий Павлович, пожалуйста, скажите, что это не тот случай, когда нужно обращаться к психиатру? Этому же ведь должно быть какое-то объяснение! Ведь в остальном у меня все в порядке.

Баркин сомнительно нахмурился:

– Все в порядке? Ты уверен? Больше никаких изменений? Странных ощущений там…

«Сны» – мелькнуло у Воронцова в голове. «Господи, неужели это так начинается? Если люди так начинают сходить с ума, то я не хочу! Не хочу!»

– То есть, вы думаете, что это все-таки крыша, да? В смысле, что она улетает?

Мишка снова хрюкнул в воротник куртки. Афанасий Павлович вздохнул:

– Да нет, Лёня. По крайней мере, для меня ты выглядишь вполне адекватно. Думаю, тут дело в другом.

Старжевский кивнул:

– Ага, я тоже сразу понял.

Леонид удивленно уставился на подопечного:

– Что ты понял-то?

– У вас возможности открылись. Сверхъестественные. Такое часто после ударов током бывает.

Лёня повернулся к Баркину, ожидая, что тот лишь посмеется над богатой фантазией паренька, но патологоанатом на полном серьезе утвердительно закачал головой:

– Молодой человек прав. Я как раз это хотел сказать. Видишь ли, когда ты сказал, что Рыбкин признался тебе во всех своих преступлениях, и при этом ему не нужно было от тебя ни отсрочки, ни содействия, а только личного прощения, я понял, что приходил он к тебе действительно уже после своей смерти. Видимо, там. – доктор указал на пол. – Ему за это тоже могут срок скостить, века этак полтора-два.

«Неплохие у них «там» сроки», – подумал Воронцов.

– Ну, а раз Рыбкин к тебе пришел мертвый, ты смог его увидеть, такого у тебя до летаргии не наблюдалось, и в остальном ты вполне здоров, то из всего этого можно сделать только один вывод: у тебя появились потусторонние способности.

Лёня саркастично усмехнулся:

– И вы правда верите в эту чушь? Это же все сказки или мошенничество, чтобы у дураков деньги выманивать! – весь этот ералаш постепенно стал действовать ему на нервы. Он хотел найти ясное логическое объяснение ситуации, и ждал от патологоанатома конструктивных предложений. А тот ему бред суеверный стал всучивать! Нет уж, на такие «последствия» Лёня не подписывался!

Рассерженный, Воронцов встал с дивана и подошел к двери.

– А что касается Рыбкина, то это наверняка ребята из соседнего кабинета у нас постарались. Подумали, раз я с того света вернулся, то можно со мной теперь так пошутить. Наняли какого-нибудь актера. Еще и денег ведь не пожалели на грим. Клянусь, узнаю, чья это была идея, я этому шутнику тоже поездку в морг устрою, но только в один конец! – Леонид распахнул дверь и встретился лицом к лицу с худым усатым мужчиной в белом халате. В первую секунду Воронцов хотел оттолкнуть его в сторону, но потом умерил свой пыл – все-таки незнакомец, которого он уже где-то видел, был ни в чем не виноват:

– Проходите. Мы уже уходим. – он отошел к стене, давая ему пройти в приемную и не замечая при этом, как лицо младшего лейтенанта, наблюдающего за этой сценой, бледнеет, а глаза становятся размером в чайные блюдца.

Мужчина, вопреки ожиданиям, совсем не удивился взбудораженному посетителю, но и в комнату он тоже заходить не стал. Вместо этого, он повернулся к Лёне спиной и медленно проследовал дальше по коридору. Только тут Лёня заметил, что одет незнакомец был не в халат, а в простыню. Такую же, в которой он сам разгуливал тут два дня назад. В следующую секунду его словно прибило молнией, и он вспомнил, где видел этого незнакомца, причем совсем недавно.

Покойник тем временем, как ни в чем не бывало, проследовал дальше по коридору и исчез… в стене.

Лёне стало плохо. Застонав, он понял, что ноги больше не держат его, и стал медленно сползать вниз по дверному косяку.

Миша и Афанасий Павлович тут же бросились к капитану, подхватили его под руки и отвели к дивану. Воронцов почувствовал, как у него по лицу текут слезы, он хотел что-нибудь сказать, но изо рта вырывалось только непонятные стоны и мычание, голова словно ехала задом наперед на американских горках.

– Сейчас, сейчас все у нас будет хорошо. – с успокаивающим голосом, словно разговаривал с маленьким ребенком, Баркин достал из шкафа аптечку и вытащил оттуда ампулу со шприцом. – Сейчас мы укольчик сделаем, и успокоимся. И поедем домой, ляжем в постельку, а утром все будет не так страшно.

Он кивнул Мише держать капитана за плечи, а сам закатал рукав его свитера и ввел иглу в вену.

– Что это такое? – спросил лейтенант, все еще не отошедший от вида начальника, разговаривающего с пустым коридором.

– Успокоительное. – доктор ввел лекарство и вытащил шприц. – Отвези его домой и уложи спать. И желательно, чтобы с ним рядом кто-нибудь был, когда он проснется.

 

Глава 3. О том, что жизнь призраков – это еще цветочки или Первое правило экстрасенса

Девочка зажмурилась от света прожекторов, свет становился все ярче и ярче и, наконец, перед тем, как стать совсем невыносимым, вдруг резко погас, открыв Лёне вид на его спальню. Здесь, наоборот, царила темнота, нарушаемая только огоньком черной свечи, стоящей на откуда-то взявшемся в Лёниной спальне круглом журнальном столе. Внезапно подул резкий холодный ветер, пламя свечи затрепетало, и вместе с порывом в комнату влетели фотографии. Они рассыпались по полу, из-под ног Воронцова откуда ни возьмись вдруг выкатился грецкий орех и принялся кругами кататься по фотографиям, вызывая у капитана новый приступ головной боли. Наворачивая круги, орех стал расти в размерах и оставлять за собой странный мокрый след. Вскоре скорлупа начала принимать черты человеческого лица, и Лёня с ужасом понял, что у жидкости, растекающейся по фотографиям, был темно-красный цвет. А голова тем временем перестала кружить по комнате, обернулась к Лёне своим страшным лицом и хищно улыбнулась….

Обливаясь холодным потом, Воронцов заставил себя вырваться из странного кошмара. Он лежал у себя дома на диване. В спальне, так же, как и во сне, царила темнота, не хватало только фотографий и окровавленной башки, решившей устроить ралли у него по ковру.

Входная дверь хлопнула, заставив Лёню вздрогнуть от страха. За приоткрытой дверью спальни мелькнула знакомая тень и взяла курс на кухню.

Лёня помотал головой, пытаясь стряхнуть с себя остатки сна. Ему это удалось, но вместо головы и ореха на ум пришли сначала Рыбкинский допрос с пристрастием, а затем и встреча с далеко не прекрасным незнакомцем в морге. Лёне стало страшно, в первый раз за много лет и во второй раз за этот день. Ему захотелось туда, где есть свет и люди – на кухню к Мише.

Старжевский внимательно изучал содержимое холодильника и, услышав Лёнины шаги, испуганно обернулся:

– Ой, вы давно проснулись?

– Только что. – Лёня сел за стол и посмотрел на чайник. Хотя бы он теперь ему больше не снился. Миша бесцеремонно достал из холодильника хлеб и колбасу, также бесцеремонно соорудил себе бутерброд и со смаком откусил от него половину. Лёня посмотрел на лейтенанта и понял, что после всего того, что с ним сегодня случилось, съесть что-то он сможет в лучшем случае только недели через три.

– Как вы себя чувствуете?

– А ты как думаешь?

– Может, вы хотите чего-нибудь? Я могу в киоск сбегать.

Больше всего сейчас Лёне хотелось, чтобы кто-нибудь был с ним рядом. Кто-нибудь жизнерадостный, вроде Миши. И потом было еще кое-что…

– Я хочу найти этого шутника, из-за которого мне теперь неделю кошмары сниться будут.

Лейтенант сел напротив Воронцова и покачал головой:

– Леонид Сергеевич, это не шутки. Или вы думаете, что тот, кого вы видели в морге, тоже актер? Да и Костылёв сказал, что на такое представление у них денег бы не хватило.

Капитан вытаращился на подчиненного:

– Костылёв? Ты… ты что, был в РУВД и все им рассказал?!

Старжевский простодушно пожал плечами:

– Ну да. Нужно же было убедиться, что это не их рук дело. Они все клятвенно заявили, что ничего такого у них даже в мыслях не было. Со смертью не шутят…

Лёня устало провел ладонью по лицу – что они еще сказали или подумали, он даже спрашивать не хотел. Единственным его желанием было, чтобы этот цирк закончился, раз и навсегда. Хватит ему мертвых душ, вещих снов и прочей чертовщины, он просто хотел нормальной, спокойной жизни.

Однако Миша, видимо, только начал входить в кураж.

– Леонид Сергеевич, я после РУВД к тете своей заехал. Она у меня гадалкой работает. К ней приходят всякие женщины, жалуются на своих мужей, и она им отворот-поворот делает. Так вот, я ей все рассказал и она мне вот эту книжку дала. – с этими словами лейтенант вытащил из внутреннего кармана толстовки брошюру в светло-зеленой обложке страниц примерно на сто, на которой было изображено лицо мужчины с нарисованным на лбу глазом.

– Правила экстрасенса?! – Лёня с отвращением повертел книженцию в руках и отдал обратно Михаилу – такую беллетристику он не стал бы читать даже если бы она вдруг за ночь превратилась в мировой бестселлер.

Миша, делая вид, что не замечает пренебрежения капитана, открыл книжку на первых страницах:

– Я пока сюда ехал, уже успел кое-что почитать. Вот, первая глава: “Как в три этапа узнать, есть ли у Вас экстрасенсорные способности? Этап первый...” Хотите попробовать?

Лёня безразлично пожал плечами – ему было наплевать на свои способности, на покойников и прочую чушь, в этот момент ему захотелось умереть, только теперь уже по-настоящему. Миша, приняв его молчание за знак согласия, с радостным предвкушением достал из-под стола пакет:

– Я уже все нужное по дороге достал. Начнем с самого легкого, – с этими словами лейтенант достал из пакета три пластиковых стаканчика и... грецкий орех. Тот самый, в этом Лёня был уверен. Расставив стаканчики на столе в ряд, Миша положил орех под один из них. Воронцов, как завороженный, смотрел на орех, ожидая, что тот в любую секунду превратится в страшную кровавую голову. Однако орех, видимо, решил уберечь этот свой коронный трюк на потом. Миша с азартом в глазах посмотрел на начальника:

– Вы должны теперь выйти из комнаты.

Лёня безразлично повиновался. Через минуту из кухни донесся голос лейтенанта, разрешающий ему вновь переступить порог “лаборатории”. Лишь бросив один взгляд на стаканчики, Воронцов сразу же сфокусировался на крайнем правом – именно от него у капитана начинала болеть голова, а значит, орех был под ним. Еще прежде чем Миша успел задать вопрос, капитан подошел к столу и отставил правый стаканчик в сторону, выявив лежащий под ним орешек. У Старжевского в первую секунду отвисла челюсть, однако он быстро заставил себя собраться:

– Хорошо, попробуем по-другому. Выйдите еще раз.

Воронцов с безразличным видом снова направился в коридор – все равно капитан знал, что этот проклятый орех он почувствует, даже если Миша замурует его на метр в стенку. Тут Лёне пришла в голову занимательная мысль, он повернулся к лейтенанту:

– Попробуй спрятать под стаканчик что-нибудь другое, а орех где-нибудь в комнате.

Выйдя из кухни, Воронцов самодовольно усмехнулся: “Сейчас мы посмотрим, кто хозяин в моей голове: я или эта...” Он не успел даже подумать до конца, как перед его глазами вспыхнуло новой головной болью видение его фарфоровой солонки. Больно ударившись плечом об стену, капитан чертыхнулся и устало сел на тумбочку, стоящую у гардероба, пытаясь отойти от напавшего на него видения. Через минуту его позвал Миша. Теперь на кухне на столе стояло десять стаканчиков. Лёня подошел к ним и без слов отставил в сторону четвертый слева. Под ним действительно оказалась солонка. Но это было еще не все – оглядев кухню, Лёня открыл один из ящиков и сквозь стальную стенку банки, в которой он хранил сахар, Воронцов увидел, как ему весело “подмигивает” этот дурацкий орех. Воронцов достал орех из банки, подошел к окну, открыл форточку и вышвырнул его туда, откуда он пожаловал – к чертовой матери. Миша молча наблюдал за действиями начальника – теперь он точно заметил, что тот явно был не в духе. Однако в книге было сказано, что эксперимент необходимо было провести ли конца, несмотря на возможно шоковое состояние испытуемого.

– Леонид Сергеевич, давайте дальше. Теперь второй этап, он сложнее. Садитесь.

Лёня сел напротив Старжевского, готовый абсолютно ко всему. Лейтенант достал из пакета папку, в которой оказались... ну да, а вы что подумали, конечно, фотографии.

– Я это у товарища майора одолжил, из его дел. Он сказал, что Вы никого из них знать не должны. Тут есть и преступники, и жертвы, и свидетели. Всего девять человек, – обрисовал картину Миша, раскладывая разномастные снимки на клеенке. – Вашим заданием будет, определить, кто из этих людей мертв. Могу дать подсказку – их двое.

Если первое задание больше походило на простую игру в интуицию, то теперь Лёня точно почувствовал себя участником “Битвы экстрасенсов”. Он осторожно поднял взгляд к первой фотографии женщины – ничего, затем пожилой мужчина – тоже ничего. “Неужели не работает?” – с надеждой пронеслось у капитана в голове. Третий снимок тоже молчал, как... в общем, как самый обыкновенный снимок. Воронцов уверенно перевел взгляд на следующую фотографию – мальчика лет восьми – и внезапно лицо ребенка исказилось, сменившись на секунду страшным оскалом черепа. Капитан в ужасе отпрянул назад, Миша от такой реакции тоже чуть не свалился со стула.

– Нет, всё! С меня хватит! Я больше не могу!

– Но, товарищ капитан...

– Нет, Миша, хватит! Если я еще пока с ума не сошел, то с такими экспериментами точно сдвинусь с катушек. Уходи, я хочу побыть один.

– Но, Леонид Сергеевич, Баркин сказал мне с Вами быть.

– Мне наплевать, что Баркин сказал! Я хочу побыть один! Иди домой. И вещи свои забери, а то мне от них опять кошмары будут сниться.

Поняв, что в таком состоянии начальнику лучше было не перечить, Старжевский собрал фотографии обратно в папку и направился к входной двери. Но перед тем как уйти, лейтенант достал из кармана книжку и положил её на тумбочку возле гардероба.

После этого дверь за ним захлопнулась, и Лёня остался один.

***

Уже через минуту одиночества Воронцову снова стало жутко. Он всем своим существом чувствовал, что вокруг него сгустилась какая-то энергия, и эта энергия была очень недовольна его поведением, и поэтому сгущалась от этого еще больше.

Не выдержав такой обстановки, Лёня вскочил с дивана и бросился на кухню. Он рванул на себя дверцу холодильника с одним единственным желанием – напиться. Напиться до беспамятства. Однако спиртного в холодильнике не оказалось. Да и вообще, на банкете в честь своего воскрешения Лёня пил впервые за последние несколько месяцев, а может, даже, и лет. С чего бы в его холодильнике вдруг было оказаться алкоголю?

Однако желание напиться никуда не пропадало, и Воронцов, накинув куртку, вышел из квартиры. Закрывая дверь, ему почему-то захотелось сказать: «Чтобы когда я вернусь, тебя здесь больше не было!», но он сдержался и быстро пошагал вниз по лестнице.

Круглосуточный магазинчик располагался на конце улицы, за поворотом на большой перекресток. На улице было уже темно, мороз покрепчал, снег быстрыми брызгами падал на скользкую дорогу и больно колол лицо. Подняв плечи от встречного ветра, Воронцов поспешил доскользить до света вывески.

В магазинчике было тепло и пусто, если не считать полной ярко накрашенной продавщицы и женщины с ребенком, уже направляющихся к выходу. Придержав дверь для мамы, несущей в обеих руках несколько больших пакетов, и дочки, прижимающей к себе маленький ворочающийся комочек шерсти, Лёня подошел к продавщице:

– Водку.

– Какую? – женщина выдула изо рта большой пузырь из жевательный резинки.

– Любую.

Совершив покупку, Лёня спрятал бутылку за пазуху и вышел из магазина. Мама с девочкой все еще стояли на крыльце, женщина перебирала в руках пакеты, стараясь взять все разом, но потом, сдавшись неисполнимости этого намерения, посмотрела на дочь:

– Надюшь, ты здесь постой с Мурзиком и сумками. Я пока эти отнесу, хорошо?

Девочка послушно кивнула. Женщина направилась к машине, припаркованной в нескольких метрах от магазина.

Лёня обошел девочку и направился в другую сторону, домой, погруженный в свои мрачные мысли.

Он так и не понял, что в тот момент заставило его остановиться: то ли испуганный голос девочки, зовущей своего котенка, спрыгнувшего с её рук, то ли еще более испуганный крик матери, увидевшей, как её ребенок выбегает на проезжую часть вслед за животным, то ли режущий слух визг тормозов. Неведомая сила заставила его повернуться, и он увидел картину из своего сна – девочка, освещенная ярким светом. Только его источником были не прожекторы, как ему казалось раньше. Это были фары надвигающейся на нее легковой машины. Водитель в панике давил на педаль тормоза, но выкатанная сотнями автомобилей ледяная дорога не давала колесам остановиться.

Забыв про все вокруг, Лёня бросился к девочке, испуганно прижимавшей к себе котенка. Обняв её, Лёня упал на землю и откатился в сторону от летящего на них бампера. Легковушка пронеслась мимо и остановилась метрах в десяти.

Осторожно прижимая к себе ребенка, Лёня уже собрался было подняться с ледяного асфальта, как вдруг до него донесся еще один испуганный крик матери, а затем и низкий, напоминающий пароходный, гудок большой фуры, надвигающейся на них по встречной полосе. Укрыв ребенка курткой, Лёня прижался ко льду, стараясь в буквальном смысле слиться с землей. Продолжая низко гудеть, фура проехала над ними и, повернувшись на льду, встала поперек дороги напротив легковушки. Оба водителя, бледные и трясущиеся, вышли на улицу и бросились к лежавшим на асфальте.

Убедившись, что дорога перекрыта, и остальные машины не собираются делать из него «лежачего полицейского», Воронцов наконец решился сесть и заглянул в куртку. Девочка прижималась к капитану, пряча лицо в его свитере, но сама при этом крепко держала в руках котенка. Только когда мама со слезами на глазах подбежала к ним и ласково позвала дочку по имени, Надя отпустила своего спасителя, упала к ней в объятия и тихо заплакала.

Бело-синие всполохи, замигавшие вдали, уже через несколько мгновений были на месте происшествия. Врачи скорой помощи тут же бросились к ребенку, полицейские в свою очередь взяли в оборот обоих водителей. На Лёню никто не обратил внимания.

Но Лёне этого было и не нужно. Он медленно отошел в сторонку, сел на низкий заборчик у края дороги и... улыбнулся. Вытащив из-за пазухи бутылку, тоже невредимо пережившую произошедшее, он с облегчением отшвырнул её в кусты.

Ему вдруг всё стало ясно.

Ясно, почему ему снились эти сны. Почему он вдруг получил эти способности.

Эта сила, давшая их ему, не хотела зла. Никогда, с самого начала… с самого начала она пыталась дать ему понять, что лишь хочет помочь. Во снах она предупреждала его о тех событиях, которые должны были случиться. Только вот Лёня, испугавшись и противясь им, сначала интерпретировал эти предупреждения опасными для себя, а силу – враждебной. Однако ничего страшного с ним не произошло, наоборот, теперь, когда он, наконец, увидел истину, Воронцов даже почувствовал какую-то высшую… защиту. И он понял: он был сам виноват в своих проблемах. Сам виноват в головной боли, в страхе и в мрачности. Ему нельзя было сопротивляться этой силе, потому что он был избран. Кем и почему, Лёня сказать не мог, но он был уверен, что обязан принять свои новые способности как должное, научиться жить с ними и использовать для доброго дела. Все-таки, он и в милицию когда-то пошел, чтобы бороться со злом. Но потом однообразие бытовых убийств и бумажная рутина быстро убили в Лёне геройские замашки и уступили место занудному прагматизму.

Но теперь все станет по-другому, он чувствовал это. С этого момента у него начнется другая жизнь. И может быть, в ней даже найдется немного места для геройства. Как сейчас.

Размышляя над своей нелегкой долей, Воронцов продолжал сидеть на заборчике и лыбиться, как дурачок. Видимо, это заметили и санитары, потому что один из них подошел к нему и обеспокоенно положил руку на плечо:

– Вы себя как чувствуете?

– Я в порядке. – кивнул Лёня.

– У вас рана под глазом кровоточит, пройдемте к машине, обработаем.

– Правда? – Лёня схватился за лицо. Действительно, под левым глазом у него оказалась довольно большая ссадина. – А я и не заметил.

Он прошел к салону «скорой» и послушно позволил молоденькому санитару обработать ранение. Тут же к нему подбежала мама Надюши и принялась благодарить, еле сдерживая слезы. Лёня лишь успевал кивать в ответ, не переставая улыбаться.

Отказавшись от услуг психолога и получив от санитара напоследок довольно неудобный пластырь, закрывающий почти весь левый глаз, Лёня подошел к двум сержантам ДПС, обрабатывающих водителей, по своему виду нуждающихся в психологической помощи гораздо больше, чем он. Капитан вытащил удостоверение и пожал руки коллегам:

– Ребят, Вы их сильно не муштруйте. Они не виноваты. Девочка сама на дорогу выскочила. – сержанты кивнули и, отдав честь, вернули документы владельцам. После того, как они отошли к своей машине, Воронцов перевел взгляд на водителя легковушки и, смеясь, напоследок спросил:

– Скажи, ты всю зиму так без зимней резины и проездил или уже весне радуешься и на летнюю перешел?...

***

Когда капитан вернулся домой, его встретил покой, уют и… да, тут было что-то еще, оно так и не ушло, но теперь Лёня и сам не хотел, чтобы оно уходило. Теперь обе стороны были настроены на перемирие.

Взгляд Воронцова упал на книжку у гардероба. Раздевшись, он лег на диван и открыл вторую главу:

«Если вы сейчас читаете эти строки, то Вас можно поздравить. Вы, скорее всего, уже прошли все пять фаз принятия своей новой жизни: отрицание, гнев, сомнение, депрессию, и, наконец, смирение».

Лёня улыбнулся. Он даже сам не заметил, как пережил всё это всего лишь за один день.

«И теперь настало время принять первое правило, с которым Вы теперь обязаны будете жить. Первое правило экстрасенса, которое гласит: не бойся своих способностей…»

 

Глава 4. О том, откуда берутся барабашки или Когда не надо быть ясновидящим

Прошел месяц. Многое изменилось в жизни капитана Воронцова. Дома самое большое преображение пришлось перенести его книжным полкам. Постепенно детективы с них перекочевали в нижние ящики шкафа, уступив место книгам по ясновидению, спиритизму и прочей ерунде, на которую Лёня раньше не потратил бы ни рубля, и которая теперь стала неотъемлемой частью его жизни.

Но самый большой кавардак теперь ждал его каждый день на рабочем месте. В первые дни, когда по управлению только разлетелась новость о появлении в их коллективе ходячего «рентгена», Лёня только и проводил время за тем, что разыскивал по кабинетам пропавшие (а, может, и специально спрятанные) кошельки, шарфы и другие личные вещи. Но и это оказалось еще безобидной забавой по сравнению с тем, что произошло потом. По долгу службы многие отделы их управления тесно работали с представителями прессы, среди которых оказался и некий Всеволод Калинин, репортер местной желтой газетенки с самым большим тиражом в городе. Как и откуда Калинин выкопал подробности обретения Лёней своих способностей, капитан так и не узнал. Однако неделю спустя в «Абсолютно секретно» вышла статья о «новом Кашпировском», работающим в самом обычном питерском РУВД. Этому козлу Калилину даже удалось Лёнькину фотографию где-то раздобыть. Хорошо хоть, что газетчики не умудрились поместить её на главную страницу. Все-таки никакая сенсация не могла заставить редакцию «АС» уступить своим моральным принципам и убрать с обложки полуобнаженную девицу.

Через день после публикации к ним пожаловал первый «клиент». Ему срочно надо было связаться со своим покойным другом и попросить его вернуть долг. Вежливо отказав ему и проводив к выходу, капитан столкнулся там с целой группой немолодых женщин, все как одна желающие провести какой-нибудь сверхъестественный эксперимент над своими мужьями: приворот, отворот, а заодно и отвод от курения, алкоголизма, хулиганства и прочих пороков. После десятого такого клиента у Лёни лопнуло терпение и он, наорав на пришедших, что не является бесплатным телефоном на тот свет или решением всех их семейных проблем, выгнал клиентов прочь и приказал дежурному больше никого не пропускать и принимать подобные просьбы только в письменном виде.

С того момента тумбочка, на которой раньше стоял чайник (которого, кстати, Воронцов до сих пор винил во всём случившемся даже сильнее Рыбкина), ломилась от заявлений граждан, нуждающихся в Лёниных спиритических услугах. Мише все происходящее нравилось безмерно, он просто балдел от этих записок, а с особенно смешными из них носился по всему управлению, читая каждому встречному. Ребята из соседнего кабинета тоже воспринимали происходящее с изрядной долей юмора. Причем Лёня так и не смог понять, то ли они верили в его способности и воспринимали эту особенность коллеги с легким сердцем, то ли просто считали его дурачком, возомнившим о себе невесть что, и смеялись именно над ним самим, а не над его злоключениями. По крайней мере, Леха каждый раз, зайдя в кабинет и видя гору новых заявлений, советовал Воронцову бросать милицейскую карьеру и открыть прием на дому.

Многие из Лёниных клиентов, убедившись, что их просьба так и не будет услышана, оставляли капитана в покое. Многие, но не все. Среди особенно назойливых отличилась некая гражданка Кравцова Нина Никифоровна. Она буквально забрасывала дежурных своими заявлениями, причем каждый раз описываемые ей события принимали все более невероятные обороты и все более указывали на то, что их автор скорее нуждалась в помощи психиатра, чем экстрасенса.

Да, проблем у Воронцова явно прибавилось, но капитан, несмотря ни на что, старался продолжать вести нормальный образ жизни и по возможности не смешивать ясновидение и работу. И все же одна деталь не давала ему покоя. С того вечера перемирия сны ему больше не снились, вообще никакие. Но Лёня знал, что последняя, самая неприятная часть его кошмара когда-нибудь должна была обратиться явью. Со дня на день Воронцов ждал появление трупа с отрезанной головой, и одним прохладным мартовским утром он его дождался.

Расследование первое.

Кукловод

Утро, с которого началось Лёнино первое расследование в качестве ясновидящего, началось довольно обычно. Забрав у дежурного очередную пачку исписанных заявлений и с удовлетворением заметив, что и в этот день пачка продолжила худеть, Лёня поднялся по лестнице на второй этаж и уже оттуда услышал громкий голос разбушевавшегося в соседнем кабинете начальника:

– Где это ваш Вольф Мессинг недоделанный? Я его скоро уволю к чертовой матери, из РУВД балаган устроил!

– Ага. – послышался из недр кабинета развлеченный голос Лёхи. – Нам скоро вывеску на улице на «Охотников за привидениями» сменить придется.

Под дружный смех оперов Лёня вошел в кабинет и встретился лицом к лицу с Марчуком, разъяренно махающим листком бумаги в одной руке и другой почему-то держащимся за щеку.

– А, наконец, явился. Быстро ко мне в кабинет!

Отдав бумаги крутящемуся здесь Мишке, капитан послушно последовал за Юрием Романовичем. Однако, как только за полковником закрылась дверь его кабинета, тот неожиданно превратился в саму любезность.

– Лёнчик, где ж ходишь-то? Я тебя жду, жду. – тон у Марчука был жалобным, словно у покорной жены, ожидающей дома своего загулявшего мужа.

– Что случилось-то, Юрий Романович?

– Зуб у меня болит. – ответил полковник, слегка массируя ладонью левую щеку. – Можешь посмотреть?

Лёня хотел уже было ответить, что стоматолог из него, мягко говоря, был хреновый, но потом до капитана дошло, чего на самом деле хотел начальник, и он усмехнулся:

– Юрий Романович, я даже не знаю. Насчет целительства. Не пробовал я еще.

– Ну так вот, я даю тебе возможность.

Все еще немножко офигевший от того, что полковник, человек, от которого Лёня меньше всего ожидал, что он поверит во всю эту экстрасенсорную ерунду, действительно в эту ерунду верил, капитан усадил начальника на стул и, нерешительно помедлив, осторожно положил руку ему на щеку. В следующую секунду его сознание пронзила картинка пораженного довольно неплохим кариесом зуба, а затем и сам Воронцовский зуб по аналогу c Марчуковым во всю мощь дал капитану понять, каково сейчас приходилось бедному Юрию Романовичу. Схватившись за свою щеку, Лёня тут же отпустил лицо полковника и подождал, пока его зуб вспомнит, что он здоровый, и перестанет ломать трагедию.

– Ни фига себе, Юрий Романович! Вам к стоматологу надо, причем чем скорее, тем лучше.

По взгляду полковника Лёня понял, что только что убил в нем последнюю надежду на чудо, которое избавило бы Марчука от часа мучений в клинике.

– Не можешь, значит. – разочарованно протянул Марчук и тут же, переключившись в режим «строгий начальник», хлопнул перед ним на стол исписанную бумагу. – А вот это что такое, ты мне ответить можешь?

Лёне нужно было лишь прочитать фамилию автора этого опуса, чтобы еле сдержать чуть не сорвавшееся с губ ругательство.

– Значит, эта Кравцова уже и до вас добралась? Меня она во всяком случае заколебала, товарищ полковник! Её уже все РУВД знает, и проблему её тоже. У ней в квартире якобы барабашка водится, пугает и спать по ночам не дает.

– Ну, а что ж ты не поможешь?

– Да потому что в голове у нее барабашка водится, а не в квартире. У меня вот таких вот писем от этих барабашнутых полный кабинет. Если я каждому его больные просьбы исполнять начну, мне работать некогда станет.

– Каждому не надо. – согласился полковник, массируя щеку. – А вот к старушке сходи. А то она до министра добраться обещала, если меры не примем. А это, знаешь, уже не шутки.

***

Когда Лёня вернулся от начальника в кабинет, Мишка уже потешался над очередным опусом очередного «барабашнутого».

– Что, интересно? – поинтересовался капитан.

– Зашибись, Леонид Сергеевич! Тут один псих рассказывает, как его инопланетяне похитили, в Веселый поселок увезли и эксперименты над ним там ставили. – стажер захохотал во все горло, Лёня тоже не удержался от улыбки, представив себе подробности этого «похищения» и последовавших за ним опытов.

– Не хочешь с одной такой похищенной лично пообщаться?

– Это с кем? – Старжевский заподозрил неладное. – Только не с Кравцовой! Я её в прошлый раз еле из кабинета вытолкал!

Рассмеявшись такой реакции лейтенанта, Воронцов кивнул в сторону двери:

– Пошли. Теперь ей нас выталкивать придется.

Они вышли в коридор и направились к выходу. Но у дежурки их ждала неожиданная картина: все трое оперов из соседнего кабинета с задумчивыми лицами склонились над спортивной сумкой, лежащей посреди холла, что-то в ней разглядывая. Серега при этом презрительно морщился, Гриша достал из кармана платок и, прижав его ко рту, опустился перед сумкой на корточки. В это время дежурный стоял у парадной двери, изо всех сил старался загородить собой выход и не выпустить на улицу двоих бомжеватого вида мужиков. Причем вид у мужиков был не только бомжеватый, но и весьма напуганный, даже панический, если судить по тому, с каким усердием они тянули на себя длинную ручку двери, открывающейся наружу.

Дежурный, увидев Воронцова и Старжевского, тут же закричал:

– Товарищ капитан, у вас наручники есть? Успокойте этих двоих, сбегут ведь, а их еще допрашивать надо.

Воронцов молча отдал Мише ключи от сейфа и кивнул ему сбегать в кабинет за наручниками:

– А что случилось? Убили они что ли кого?

Он подошел к Лехе, сумевшем сохранить даже в подобной ситуации невозмутимое выражение лица, и бросил взгляд внутрь сумки. Из её недр, пропитанных красной, ни с чем не спутываемой жидкостью, на капитана смотрело знакомое лицо, с которым он уже имел честь немного пообщаться месяц назад. Хотя общением поведение головы в его кошмарах назвать было трудновато.

– Ну вот и дождались, – пробормотал он себе под нос.

Старжевский тем временем снова появился в холле и направился к бомжам. Воронцов переключил свое внимание на мужиков, судя по запаху, нашедших эту сумку на какой-то помойке. Он подошел к двери и забрал у лейтенанта наручники:

– Так, успокоились сейчас же! Никто вас арестовывать не собирается. По крайней мере, пока. Где вы её нашли?

– Сумку? – с глупым видом спросил первый, поменьше ростом и побородатее, но при этом менее пропитанный ароматами мусора и перегара.

– В лесу. – икнул второй. – У Охты, на левом берегу.

Лёха присвистнул:

– Так это же уже область! Вы на фига её сюда тащили через весь город?

– Так мы ж не знали, что там внутри… это… конечность. – продолжил заплетающимся языком второй. – Мы думали, там бабки… это… клад. Поэтому подумали, нужно в главный отдел нести. Чтоб там всё по правилам оформили. Находчику же ведь двадцать пять процентов полагается.

– Да, мы вам тут не дураки! – вмешался первый. – Мы свои законы знаем!

Костылёв пожал плечами:

– Да без проблем. Миш, притащи-ка мой ножик. Сейчас мы вам ваши двадцать пять процентов отрежем. Уши и нос подойдут?

– Ты бы им лучше мозгов отрезал, – увидев побледневшие лица бомжей, поддержал шутку Серега. – Нужнее будут.

Милиционеры громко рассмеялись. Гриша оглядел всех присутствующих, и, словно уже зная ответ, спросил:

– Ну что, ребята, кто возьмётся?

Лёха и Серега как один покачали головами.

– Не, на мне и так два глухаря с прошлого месяца висят, а вчера еще и с Приморского «бытовуху» передали.

– А мне с депутатским отравлением разбираться надо. – добавил Смирнов. – Там сейчас целая политическая война разыгралась, а я один посреди фронтовой полосы стою, как дурак.

Гриша бросил взгляд на Лёню.

– А ты, небось, за барабашками своими гоняться будешь?

На какую-то секунду у Лёни появилось странное чувство, что он должен, нет, обязан забрать это дело себе, вместе с головой и бомжами. Но ни первое, ни вторые совершенно не вызывали в нем восторга и желания разобраться. Опыт подсказывал, что труп наверняка был результатом какой-нибудь бандитской разборки, и поэтому имел довольно неплохие шансы отправиться очередным глухарем на полки районного архива. И это только при том раскладе, если убийство действительно произошло на территории города. В противном, и, кстати, более вероятном, случае дело пришлось бы передать областным коллегам, что Григорий мог сделать с таким же успехом, как и он сам. Поэтому, сбросив с себя это неожиданное чувство долга, Воронцов ответил:

– На мне еще Колчаганов висит. – обратив внимание на язвительные нотки в Гришиной интонации, он решил не говорить про просьбу Марчука сходить к Кравцовой, чтобы ребята не подумали, что он теперь действительно решил переключиться с обыкновенных убийств на этот потусторонний бред. – Завтра опять адвокат припереться должен.

Яковлев махнул рукой, схватил сумку за ручки и кивнул уже к тому времени успокоившимся бомжам последовать за ним в кабинет.

Когда Леха и Сергей тоже удалились в коридоре, Лёня перевел взгляд на лейтенанта, сунул ему в карман наручники и улыбнулся:

– Ну что, пошли, за барабашками гоняться.

***

Квартира Нины Никифоровны располагалась почти за городом, у Рябовского шоссе, рядом с Похоровским кладбищем. Выйдя из машины и увидев на противоположной от дома стороне ряды крестов и памятников, выглядывающие из-за деревьев, Лёня представил себе, как бы он себя чувствовал здесь по ночам, и впервые осознал причину нервозности пожилой женщины.

Они поднялись на второй этаж и позвонили в дверь, обитую темно-коричневым дермантином. Через минуту из глубин квартиры послышалось шарканье шлепанец и недовольный голос:

– Чего надо?

Лёня и Миша переглянулись, и Воронцов пообещал самому себе по возвращении лично выкинуть все эти «барабашнутые» заявления в мусорное ведро и новых не принимать, даже если ему это прикажет сам министр внутренних дел.

– Мы из милиции.

– Я милицию не вызывала.

– Вы с заявлением приходили… насчет барабашки.

Старжевский тихо захихикал в воротник.

Дверные замки зашуршали, Воронцов уже хотел было войти внутрь, однако Кравцова открыла дверь только на ширину цепочки от шпингалета и подозрительно прищурилась:

– Документы покажи.

Лёня вытащил из кармана удостоверение и сунул его под нос вредно морщащейся старушке.

– Капитан… ага, Воронцов.

– Всё, убедились? Войти можно?

– Сейчас, подожди. – Нина Никифоровна исчезла в глубине квартиры и через минуту вновь появилась в коридоре с газетой в руках. Подойдя к проему, она внимательно посмотрела на Лёнину фотографию в печатном издании, а потом также внимательно сравнила схожесть копии с оригиналом. Только после этого у нее на лице нарисовалась относительно добрая улыбка, и Кравцова, наконец, открыла милиционерам проход в свои пенаты. Пенаты оказались бывшей коммуналкой, недавно переделанной под многокомнатную квартиру.

– Вот, – довольно произнесла Кравцова после того, как также внимательно проверила документы и у Михаила. – Нужно мне было к вашему начальнику сходить, так сразу примчались, голубчики.

Лёнино терпение постепенно начало подходить к краю.

– Так, гражданка Кравцова, вы обратились к нам за помощью – мы пришли. Показывайте вашего… нарушителя спокойствия.

Грозный вид Воронцова заставил старушку перейти на более уважительный тон.

– Это вы вовремя пришли, товарищ капитан. Он как раз к полудню начинает безобразничать. Чашки с серванта сносит, картины со стен скидывает, даже диван двигает. Зараза такая, совсем меня доконал! Но ничего, я тут у колдуньи одной была, она мне оберег сделала, он раньше по всей квартире бушевал, а теперь только на кухне безобразничает.

Лёня оглядел светлые, еще не успевшие испачкаться обои, и новый линолеум, которым были покрыт старый деревянный пол.

– Вы здесь недавно живете?

– Второй месяц пошел. Мне квартиру эту внук купил на шестидесятилетие. Он у меня риэлтором работает. – с гордостью подбоченилась Кравцова. – Прежний владелец умер, квартира бесхозная осталась, так Ромочка её на аукционе выкупил, ремонт сделал и мне подарил.

– А когда у вас барабашка проказничать начал? – спросил Миша, разглядывая оберег над закрытой дверью, ведущей на кухню.

– Так через неделю после того, как я въехала. Я сначала на трамвай грешила, но потом поняла, что тут что-то не так. Трамвай-то здесь каждый час проходит, а эта зараза только в двенадцать безобразия свои начинает, и до-полпервого.

Лёня тоже оглядел оберег над дверью, напомнивший ему фашистскую свастику, и повернулся к старушке:

– Нина Никифоровна, вы сейчас пройдете в гостиную с Мишей, а я посмотрю, что там творится.

Кравцова посмотрела на капитана так благоговейно, словно тот в одиночку собрался отправиться на смертельную схватку со всей нечистью города. Старжевский подхватил её под локоть и повел в зал, при этом его лицо явно давало понять, что не так он себе представлял гонки за барабашками, и что вместо десяти минут наедине с вредной бабкой он лучше бы действительно отправился на войну с городской нечистью.

Но Лёня не собирался подвергать лейтенанта ненужному риску. Для начала нужно было лично оценить обстановку. Совершенно не представляя, что его может ждать внутри, Лёня приоткрыл дверь и заглянул на кухню.

Там все было в порядке. Под потолком не носились летающие тарелки, картины с пейзажами спокойно висели на стенах, мебель стояла на своих местах. Тишина и благодать. На табуретке у окошка, подперев одной рукой бородатый подбородок и с тоской смотря на заснеженную улицу, сидел приземистый старичок в старой фронтовой форме.

Лёня вошел в комнату, закрыв за собой дверь. Недовольно нахмурившись, старичок обернулся на звук и потянулся к чашке, стоящей рядом на столе. Однако поняв, что его покой нарушила не хозяйка квартиры, он оставил чашку в покое и облегченно вздохнул:

– Неужели у неё наконец ума хватило кого-то полезного позвать.

Лёня прошел вглубь комнаты и сел на стул напротив дедушки. Честно говоря, барабашку он себе представлял немного иначе, старичок больше смахивал на домового, побывавшего в молодости на фронте.

– Здравствуйте. Меня Лёней зовут.

– Семен Иванович. – вздохнул дедушка.

– Что же это Вы, Семен Иванович, хозяйке жить мешаете? Чашками кидаетесь?

– А потому что ведьма она! – нахмурился старик. – И это не я, а она мне мешает! Я здесь раньше жил, потом на тот свет отошел. Cначала-то я всем там доволен был. С Лидочкой моей встретился, а она меня и спрашивает – а где кольцо твое, Сеня? Я глядь на руку – нет кольца обручального. Ну, я за первые девять дней, как положено, первую часть суда прошел и обратно вернулся, кольцо искать. Обещал, что до сороковки вернусь. Там порядок такой – после сорока дней на землю больше не отпускают. В общем, вернулся я, а тут эта. Всю квартиру с ног на голову поставила, ремонт затеяла. Искал я кольцо, искал – так и не нашел. А она стала по колдунам всяким ходить, чертовщину сюда натаскала. Вон, – Семен Иванович кивнул на дверь. – Гадость какую-то повесила, я теперь даже из кухни выйти не могу. А против чертовщины этой, что здесь теперь творится, никакие побрякушки не помогают. Мне самому здесь неуютно, но не могу я без кольца на тот свет вернуться, а по квартире ходить искать эта колдовская поделка мешает. Да еще и до сороковки два дня только осталось. А я здесь застрял, ни туда, ни сюда.

Теперь Лёне все стало ясно. Семен Иванович не был никаким барабашкой, а обычным покойником, таким же, как Рыбкин. Только вот в отличие от Рыбкиного, дедовский «тот свет» наверняка был местом приятным. И жена его там была. Только не увидев на пальце у мужа кольца, заподозрила, что тот в её отсутствие верность сохранить не смог. Поэтому пришлось ему обратно на поиски вернуться. И стариковские разговоры про высший суд Лёне тоже были знакомы – не зря же он столько эзотерической макулатуры в себя по ночам впихивал. По православному обычаю, все умершие души проходили на том свете через суд в три этапа, на третий, девятый и сороковой день. В это время решалось, каких дел человек при жизни наделал больше: хороших или не очень. Тем, кто был непослушным, как Рыбкин, грозило нечто ужасное – что именно, в книжках написано не было. В перерывах между заседаниями однако душам разрешалось возвращаться на землю, чтобы еще немного побыть с оставшимися близкими, или, как в случае с Семеном Ивановичем, забрать какие-нибудь забытые вещи. Только вот не все оставшиеся на земле люди были осведомлены о таких правилах и явлениях и поэтому часто, заметив после похорон или поминок пропажу какой-нибудь ценной вещи, грешили на нерадивых гостей и обвиняли их в воровстве.

Только одна вещь в рассказе Семена Ивановича Лёне все еще была непонятна:

– А что за чертовщина? В чем она себя проявляет?

– Так каждый полдень гудеть начинает, да так сильно, что аж мебель дрожит.

– Так это не Вы делаете?

Семен Иванович усмехнулся:

– Да помилуй, сынок, зачем мне это? Я вообще с самого начала войны не хотел, я даже по квартире гулял, только когда она на улицу уходила, чтоб лишний раз не напугать. Рассерчал я только, когда она меня на кухне заперла. Здесь-то кольца нет, я уже всё обыскал. Мне дальше надо, в гостиную. – дедушка посмотрел на Лёню грустными, полными надежды глазами. – Ты ведь мне поможешь, да? От тебя свет идет, сила хорошая над тобой опеку взяла, сильная.

Воронцов улыбнулся. Скажи Семен Иванович ему это месяц назад, когда он в кошмарах бегал от чайников и грецких орехов, капитан послал бы его куда подальше вместе с этой силой.

Капитан подошел к двери, открыл её, снял с гвоздика оберег и, для надежности, разломил его напополам. Семен Иванович тут же подошел к нему и, еще мгновенье нерешительно помявшись на пороге, перешагнул в коридор. Радости дедушки не было предела:

– Спасибо тебе, сынок. Теперь осталось колечко только найти.

– Руку дайте. – этот трюк капитан уже знал на «отлично» благодаря бесчисленным «квестам» по РУВД. Леонид взял сухую старческую ладонь в свои руки и закрыл глаза. Тут же в его сознании появилось изображение простенького медного кольца шириной миллиметров в пять. Лёня открыл глаза и, кивнув Семену Ивановичу оставаться на месте, уверенно направился в гостиную, где сидели Нина Никифоровна и Миша. Кравцова встретила милиционера испуганным взглядом:

– С кем это Вы сейчас там разговаривали?

– С барабашкой. – простодушно ответил Воронцов.

Он подошел к комоду, стоящему у окна, и выдвинул нижний ящик, внутри которого оказалась деревянная шкатулка с красивой резьбой на крышке. Капитан уже хотел было вытащить шкатулку наружу, но Нина Никифоровна молнией подбежала к нему и грубо положила на крышку руку.

– Вы что себе позволяете?! Там мои вещи!

– Да неужели? – вырвав шкатулку из рук вредной старухи, Лёня открыл её и достал из одного отделения медное кольцо. – Это тоже Ваше? Можете даже не пытаться соврать, я это сразу увижу.

Кравцова замолчала. Видимо, она уже сама была не рада тому, что, наконец, добилась Лёниного прихода. Сунув шкатулку обратно ей в руки, Лёня направился в коридор.

– Оно? – капитан показал кольцо Семену Ивановичу.

– Оно, миленькое, оно! – дедушка со счастливой улыбкой взял кольцо из Лёниной ладони. – Спасибо тебе, сынок. Век не забуду. Я там попрошу, чтобы тебе что-нибудь хорошее подослали в благодарность. Прощай. – надев кольцо на безымянный палец, Семен Иванович посмотрел наверх и растворился в воздухе.

Кравцова вышла из гостиной и недовольно уперла руки в бока:

– Вы что это еще тут учинили?! Я Вас вызвала, чтобы Вы нечисть отсюда выгнали, а Вы меня ограбить вздумали? Я Вашему начальнику пожалуюсь! Я…

Договорить Нина Никифоровна не успела, из кухни внезапно раздался низкий гул, за которым последовал звон упавшей на пол кружки.

Кравцова возмущенно ахнула:

– Так Вы его все еще не выгнали?! Вот я Ромочке скажу…

Не обращая внимания на старушечьи вопли, Лёня снова направился на кухню. Гул тем временем продолжался, мебель тряслась ему в такт, сбрасывая с себя посуду и прочий кухонный инвентарь. Однако в кухне никого не было, и, судя по его ощущениям, Лёня был уверен в одном – причина у этого «локального землетрясения» была явно не потусторонняя. Он повернулся к Кравцовой:

– Так, Нина Никифоровна. Жаловаться Вы никуда не пойдете! И в РУВД чтоб я Вас больше не видел. Чашками в вас никто теперь кидаться не будет, главное, по колдунам больше не шастайте.

– А как же… барабашка? – Кравцова указала на гудящий шкаф.

Лёня помотал головой:

– Это не барабашка. Тут причина в другом. Сходите в ЖКХ и спросите, что у вас в подвале находится. Может, насос какой или вентилятор. Он включается каждый день в одно и то же время, и от него идет вибрация и гул. Никакой нечистой силы в Вашей квартире нет, понятно?

Старушка кивнула, ошарашенная таким неожиданным решением проблемы.

– Пошли. – кивнул Старжевскому, Лёня направился к выходу. Миша, попрощавшись, последовал за капитаном.

Когда они сели в машину, лейтенант не удержался от вопроса:

– Так там все-таки кто-то ведь был? Вы ведь с кем-то разговаривали. И кольцо отдали.

– Бывший жилец это был. Ну, в смысле, душа его. За кольцом приходил. Теперь все в порядке. – Лёня завел машину и направил её к центру.

Через несколько минут Миша решился еще на один вопрос:

– Леонид Сергеевич, А Вы, что, правда видите, когда кто-то врет?

Воронцов улыбнулся:

– Было бы неплохо. Но с некоторыми людьми и ясновидящим быть не надо, у них все на лице написано. – он посмотрел на подопечного и засмеялся. – Например, у тебя.

Михаил покраснел:

– Леонид Сергеевич, да я ж Вам никогда не врал.

– Ну вот и хорошо. Продолжай в том же духе. – улыбнулся Лёня и, найдя в радиоприемнике какую-то веселую песню, направил машину к родному РУВД.

 

Глава 5. О том, что спиритические сеансы лучше устраивать одному или Второе правило экстрасенса

Прошла еще неделя. Серега попросил Лёню помочь с депутатским делом, и Воронцов, поняв, что тут его сверхъестественные способности востребованы не будут, с радостью согласился. В деле с Колчагановым продвижения тоже не было, Лёня даже пытался найти местоположение трупа на карте Ленинградской области, однако, сколько бы он ни напрягался, никакой, даже примерной картинки получить не смог. Пришлось еще несколько часов безрезультатно допрашивать похитителей, довольно ухмыляющихся ему в лицо в ответ на одни и те же вопросы.

В общем, капитан на этой неделе был так загружен, что даже не успевал поинтересоваться Гришей и делом о голове в сумке. Тем более, Яковлев сам почти не появлялся в отделении, а последние два дня совсем пропал из виду. И как оказалось, не зря.

Рано утром в понедельник, когда Лёня крепко спал у себя на диване, недавно вернувшись с дежурства, в коридоре раздался тревожный дверной звонок. Шепотом послав непрошенных гостей, кем бы они ни были, к черту, Лёня перевернулся на другой бок и постарался снова уснуть. Однако непрошенные гости оказались настойчивы – в замке послышался скрежет ключа, и Серега с Мишей проникли в квартиру к капитану. Лейтенант, уже ориентирующийся в Лёниных пенатах, провел майора в спальню.

– Лёнь. Лёнь, вставай. – присев на корточки перед коллегой, Сергей потрогал его за плечо.

Лёня открыл глаза и вскочил с постели, испытав чувство дежа-вю:

– Блин, Мишка! Я тебе ключ на случай неприятности оставил, а не для того, чтобы вы сюда врывались всякий раз, когда захочется!

– Так… это… неприятность… вроде бы случилась. – пробормотал лейтенант.

Воронцов удивленно нахмурился и перевел взгляд на Серегу:

– Какая еще неприятность?

– Гриша пропал. – ответил Смирнов. – Два дня уже от него ни слуху, ни духу. Мы в квартире его были, он дома эти два дня тоже не ночевал, соседи его последний раз позавчера утром видели. Телефон не отвечает.

– Мы и Вам хотели позвонить, Леонид Сергеевич, но у Вас телефон тоже отключен. – добавил Старжевский.

Лёня недовольно скривил губы:

– Потому что я после дежурства имею право на законный отдых.

– Лёнь, – Смирнов сел рядом с ним на диван. – Ты бы это… пробил там по своим каналам, живой он вообще?

Воронцов усмехнулся. У него, оказывается, «там» уже свои каналы объявились, причем без его ведома.

– Ладно, одеться хоть дайте. Валите в гостиную, я сейчас приду. – гости послушно направились к двери, Лёня достал со стула джинсы и добавил им вслед. – Я надеюсь, вещь его личную какую-нибудь принесли?

Майор и лейтенант обернулись и уставились на него, как на идиота:

– Вещь личную? Нет. – Сергей помотал головой. – А ты без нее не можешь?

– Могу. Но тогда информация будет недостоверная. – натянув на себя свитер, Лёня вышел в коридор. – В кабинете у вас его что-нибудь осталось?

– Фуражка. – вспомнил майор. – На сейфе лежит. Подойдет?

Лёня кивнул:

– Думаю, да. Поехали.

***

Только коснувшись фуражки рукой, Лёня увидел лицо майора Яковлева, сменившееся оскалом черепа, говорящим капитану, что владелец фуражки уже вряд ли когда-нибудь сможет её надеть. Воронцов поморщился, словно выпил ложку касторки:

– Ребят, плохая новость. Мервый он. – он сидел за Гришиным столом в кабинете коллег, Серега и Миша, сидевшие напротив него, ошарашено уставились на Воронцова, словно он только что самолично убил майора одной силой мысли. Алексей, оставшийся за своим столом, лишь усмехнулся в ответ на такое заявление.

– Как… мертвый? Ты уверен? – подавленно пробормотал Смирнов.

Лёня пожал плечами:

– Мне так каналы мои доложили. Пока они меня еще ни разу не подводили. – он отложил фуражку в сторону и удивился самому себе – ему почему-то совсем не было грустно. Неужели он, общаясь с покойниками, уже так эмоционально охладел, что ему даже смерть знакомого теперь была абсолютно по барабану?

– Что же нам теперь делать? – в отличие от Воронцова у майора от такой новости на лицо опустилась мрачная тень. – Труп ведь искать надо. Лёнь, сможешь узнать, где он сейчас?

Леша, явно не собиравшийся начинать горевать, пока своими глазами не увидит Гришино холодное тело, откинулся на спинку стула и усмехнулся:

– А че мелочиться-то так? Лёнь, устрой нам с ним спиритический сеанс. Сразу выясним у него, и кто его убил, и за что, и где он сейчас валяется.

Воронцов улыбнулся:

– Кстати, неплохая идея. Можно попробовать. – Леха явно не ожидал услышать такой ответ на свое предложение. – Только место надо выбрать… более спокойное. А то здесь в любой момент зайти кто-нибудь может.

– Интересно. Мне даже захотелось на это посмотреть. И где же нам найти подходящее место для сеанса, о, говорящий ты наш с призраками?

Лёня, стараясь не обращать внимания на Лешин сарказм, направился к двери. Они всей толпой вышли в коридор и двинулись за капитаном к лестнице, где им повезло столкнуться с полковником. После того, как Миша изложил удивленному Марчуку ситуацию, начальник с воодушевлением предложил свой кабинет для проведения ритуала. Лёня согласился.

Приказав секретарше никого к нему не впускать, полковник завел всех остальных в свой кабинет, где Лёня рассадил их по обеим сторонам стола, оставив место Марчука во главе стола свободным. По лицам присутствующих можно было понять, что они были готовы абсолютно ко всему. Cам же Воронцов, как и в случае с барабашкой, понятия не имел, что ему нужно было делать – пока что все мертвые являлись ему сами, без его приглашения. Но признаваться в своей некомпетентности капитан не хотел, он видел, что Марчук и Смирнов возлагали на него очень большие надежды.

Сев ближе всех к краю стола, Лёня взял в руки Гришину фуражку и мысленно позвал его по имени, надеясь, что этого хватит, и ему не надо будет произносить вдобавок никакой абракадабры.

И действительно, позывной сработал. Замигав, словно картинка старого проектора, у кресла полковника из ниоткуда появился сам покойный майор. Оглядев всех присутствующих недовольным взглядом, Гриша остановил его на капитане и сердито сложил на груди руки, всем своим видом давая понять, что будь он живой, то с радостью дал бы Лёне в морду даже при начальнике.

– Лёнь, ну что? – раздался сзади голос Марчука.

Воронцов, удивленный такой реакции Яковлева, уже совсем забыл о зрителях и о том, что зрители не могли видеть эту самую реакцию. И пока что Лёня еще не мог решить, хорошо это было или плохо.

– Он здесь. – капитан снова перевел взгляд на покойного, ожидая, что тот что-нибудь скажет, однако Гриша просто продолжал стоять и испепелять его взглядом.

– Гриш, ты как? Мы тут все волнуемся. Ты… кто тебя? Где ты сейчас?

Вместо ответа Гриша схватил со стола листок и ручку и, в ярости что-то написав, откинул листок капитану.

«ИДИ ТЫ В БАНЮ, ВОРОНЦОВ!»

Лёня услышал, как позади раздался небольшой грохот. Костылев, видимо, не выдержал вида ручки, самостоятельно посылающей Лёню куда подальше, и не смог спокойно усидеть на своем стуле. Капитан внутренне усмехнулся – зато теперь все находившиеся в этой комнате окончательно смогли убедиться, что Лёня действительно мог общаться с потусторонним миром.

Однако на данный момент капитана все-таки больше волновал злобный настрой мертвого майора:

– Гриш, ты чего? Что я сделал-то нет так? Скажи.

Майор покачал головой и вдруг широко раскрыл рот. Лёне не понадобилось долго разглядывать то, что пытался показать ему Григорий – у майора не было языка. Не сдержав неприличного ругательства, Лёня поморщился, при этом окончательно забыв, что рядом с ним все еще сидели непосвященные, с каждой секундой все более непосвящающиеся в происходящее, и кивнул на стопку чистых листов:

– Напиши хотя бы, за что ты сердишься?

Майор снова взял листок и, быстро набросав на него несколько слов, протянул его Лёне: «ТЫ ДОЛЖЕН БЫЛ ВЗЯТЬ ЭТО ДЕЛО!»

Только теперь Воронцову стала ясна причина злости мертвого коллеги. То чувство долга, возникшее у него тогда при виде головы, оказывается, совсем не было минутным сомнением, это был знак. Такой же, как и сны. И если бы он последовал этому знаку, то все сейчас были бы живы и здоровы.

– Какое дело? – поинтересовался вдруг Марчук, притягивая лист к себе.

Лёня тяжело вздохнул. Что ж, сам виноват, решил доказать остальным свою крутость, теперь придется отчитываться перед начальником в своей ошибке. Если бы он знал, что всё так обернется, он бы вызвал Гришу к себе домой, и они спокойно обсудили бы все проблемы наедине.

– То дело, которое я теперь действительно возьму себе. – Лёня посмотрел на Гришу извиняющимся взглядом. – Прости.

Гриша вдруг решил сменить гнев на милость, улыбнулся, кивнул подбородком наверх, затем раскрыл рот и указал на отсутствующий язык. После этого он растопырил четыре пальца левой руки и соединил в знак нуля большой и указательный пальцы правой. Капитан понимающе кивнул в ответ. Это уже было хорошей новостью. Теперь Лёня понял, почему он с самого начала не расстроился смерти друга – он чувствовал, что после смерти майора не ждет ничего плохого. Судя по всему, Григорий сейчас находился в местах куда более лучших, чем давно не ремонтированный кабинет какого-то пресного РУВД, и у него были достаточно неплохие шансы после сорокадневного суда, который обязана была проходить каждая душа после своей смерти, получить бессрочную визу на проживание в этих самых местах, включающую в себя и обширное медицинское обслуживание.

– Там хорошо?

Гриша кивнул, еще раз улыбнувшись, и снова взялся за ручку: «ВСЁ, ЧТО Я УСПЕЛ УЗНАТЬ, ЕСТЬ В ДЕЛЕ. МНЕ НАДО ИДТИ ».

– Спасибо. И еще раз извини.

Гриша махнул рукой и замигал, уже собираясь раствориться в воздухе. Но внезапно майор, словно о чем-то вспомнив, снова обрел точные очертания и, подойдя к карте Ленинградской области, висящей на стене, сделал ручкой жирный крест в её восточной части. После этого он помахал рукой на прощание и окончательно исчез.

Лёня обернулся к остальным участникам сеанса и наткнулся на ничего не понимающие взгляды. Лёха по-прежнему сидел на полу и тупо пялился на листок с надписью про баню, словно это была табакерка, из которой только что выскочил чертик. Марчук так же непонимающе уставился на карту и тихим шепотом спросил Воронцова:

– Он уже ушел?

Лёня кивнул. Полковник медленно подошел к карте и осторожно потрогал то место, где Гриша поставил крестик, словно боясь, что там вдруг может открыться портал в другое измерение.

Сергей, все такой же хмурый, мрачно перевел взгляд с карты на Лёню:

– Он там лежит, да?

– А почему он все время записки писал, Леонид Сергеевич? Он что, говорить не может? – Мишка вставил свой вопрос, прежде чем капитан смог ответить на предыдущий.

– И что это за дело, Воронцов? Его из-за этого дела убили? – Марчук, вспомнив, что вообще-то он тут главный, снова вернулся на свое кресло.

Благодарный за то, что хотя бы Леха перестал вставлять свои саркастические замечания, Лёня понял, что ему придется рассказать правду.

И пересказывая все подробности их с Гришей «разговора», Воронцов окончательно пообещал себе, что впредь такие сеансы, да и вообще беседы с покойными будет проводить по возможности один. Ну, может быть, Мишке еще разрешит поприсутствовать.

И, наконец, вернувшись домой отсыпать свой заслуженный выходной, Лёня достал Мишкину книжку, открыл её на тринадцатой странице и подчеркнул красным карандашом второе правило экстрасенса: «Беспрекословно слушайся всех советов и указаний, которые даются тебе свыше, и тебе удастся избежать многих неприятностей».

 

Глава 6. О том, куда отправляются Рыбкины после смерти или Гости на погосте

Гришу поисковая группа нашла в этот же вечер. С похоронами долго возиться не стали, у майора, так же, как и у Воронцова, почти не оказалось родственников, только брат в Воронеже. В квартире у Яковлева нашли его телефон, сообщили, и уже на третий день после сеанса состоялось захоронение. На похоронах настроение было удрученное. Хоть Лёня и объяснил коллегам, что майор теперь находился в лучшем месте, Леху и Серегу это не очень воодушевило и теперь они вместе с Яковлевым-младшим мрачно следили за тем, как гроб медленно опускали в яму двое работников кладбища.

Гриша появился из-за памятника после того, как все обошли вокруг могилы, кинули вниз по горстке песка, и работники принялись засыпать гроб землей. Он уселся на низкую оградку и, увидев, что Лёня его заметил, приложил палец к губам. Воронцов послушно не подал виду, что видит покойного, однако довольное лицо Яковлева теперь окончательно не позволило ему вчувствоваться в весь тот траур, который царил вокруг капитана. Только из-за кривых взглядов, которые бросал на него брат Гриши, Лёня с трудом заставил себя сдержать хоть и грустную, но все-таки улыбку на своем лице.

Вернувшись после похорон в управление, Лёня, наконец, смог заняться делом о голове в сумке. За те несколько дней, что дело было у Гриши, он успел основательно допросить бомжей и побывать на месте находки сумки. Однако ни опознать покойника, ни найти остальной части трупа Яковлев не смог. За что же его тогда убили, да еще и язык отрезали? Ведь обычно так поступают, если человек знает слишком много того, чего знать не должен. Только перелистнув бланки допросов и заключение судмедэксперта, Воронцов наткнулся на личные записи Григория, в которых майор упоминал неких неизвестных, о которых узнал на допросе, и свой план проследить за их деятельностью. Лёня снова вернулся к допросу бомжей и нашел нужные строки:

«– При каких обстоятельствах вы нашли сумку?

– В лесу, в кустах у реки. До этого вечером в кустах ничего не было, а утром смотрим – лежит.

– Мы еще подумали, что её эти мажоры потеряли.

– Какие мажоры?

– Ну те, которые каждую неделю туда ездят. Приезжают за полночь на дорогих машинах.

– Да, на черных таких, на больших.

– На джипах?

– Ага. Вот, они машины свои в лесу оставляют, потом уходят. Мы утром просыпаемся – их уже нет.

– И как давно они уже вот так ездят?

– Так месяца полтора уже.

– И что они там делают, вы не видели?

– По крайней мере не шумят. Все тихо приезжают, уходят, потом возвращаются и так же тихо уезжают. До этого они никогда следов не оставляли, а тут вот сумку забыли.

– Да, мы думали, там деньги, в сумке. Думали, может они там в лесу где-то клад нашли. Вот и принесли сюда.

– Если бы мы знали, что там… это… труп, мы бы даже пальцем к ней не притронулись…»

Лёня закрыл папку и откинулся на спинку стула. Ясно, получается, Гриша решил проследить за этими «мажорами» и… доследился. Но даже если майор увидел что-то, чего не должен был видеть, это не объясняло такого зверства со стороны мажоров, как отрезание языка. Да и зачем вообще нужно было отрезать ему язык, если они все-равно не собирались оставлять майора в живых. Что-то здесь не сходилось. С одной стороны голова с телом, где бы оно сейчас ни находилось, с другой – язык с Гришей. И Воронцов чувствовал, если ему удастся связать что-то одно, то за ним, как по ниточке, потянется и всё остальное. И так как капитан все еще чувствовал себя виноватым перед Яковлевым, начать он решил с обидчиков майора.

Хоть у Лёни и чесались руки разобраться с ними лично, здравый смысл все-таки заставил его не следовать Гришиному примеру и не отправляться в лес у Охты в одиночку. Поэтому подхватив вечером Мишку для подстраховки и введя его в курс дела, Воронцов направил машину в восточную часть города. Первым пунктом в его плане был повторный допрос бомжей – кто знает, может быть, за эти дни они нашли еще пару голов или каких-нибудь других конечностей и просто не решались снова отнести их в отделение, боясь, что она этот раз Лёха действительно выдаст им положенные двадцать пять процентов от находки.

Когда они подъехали к лесу, часы на арматуре показывали начало двенадцатого. В отличие от города, где весна уже по полной программе вступала в свои права, в лесу у Лёни появилось чувство, что здешние сугробы чувствуют себя даже при плюсовой температуре вполне уютно и точно не собираются покидать лесную вечеринку как минимум до июля.

Миша первым заметил среди сугробов нечто вроде палатки, сделанной из старой мешковины и длинных веток. Однако эта своеобразная «вилла» на данный момент пустовала – хозяева наверняка удалились на поиски продуктов для «фуршета» или нашли апартаменты потеплее, потому что ночь сегодня обещала быть морозной.

Лёнину серебристую «девятку» они решили оставить за деревьями у въезда в лес. Пройдя между сугробов до ночлега бомжей, они спрятались за заснеженным холмом и приготовились ждать прихода мажоров. Через некоторое время мороз медленно, но верно начал подниматься от ног, утопающих в снегу, до спины, и разбегаться по всему тело неприятными мурашками. Миша стоял, засунув руки в карманы и спрятав нос в шарф, поднятый до ушей. Лёня потер заледеневшие ладони друг об друга и подышал на них белым паром, однако уже в следующую секунду холод опять принялся обволакивать его конечности.

– Надо было чай горячий в термосе с собой взять. – пробормотал Старжевский.

Лёня кивнул и внезапно почувствовал чье-то присутствие позади себя. Сперва помедлив, он все же обернулся и, узрев виновника его чувства, испуганно дернулся в сторону.

– Твою дивизию! Рыбкин, ты спереди подойти не мог?

Фабрикант виновато опустил голову:

– Простите, товарищ капитан, я Вас напугать не хотел. Вы еще не привыкли, да?

– К чему я должен был привыкнуть? – в случае с Рыбкиным Лёня позволил себе быть более чем злопамятным. – Что ты мне врешь каждый раз, когда мы встречаемся?

– Да, помилуйте, товарищ капитан, когда это я Вам врал?

– А кто ко мне на допрос жмуриком явился и, ни слова об этом не сказав, обещал с повинной сдаться?!

– Да я Вас пугать не хотел. Да и скажи я Вам, что я мертвый, разве Вы бы мне поверили? Вы бы наверняка в психушку меня отправили.

– Ага, а так я сам чуть было в психушке не оказался!

Мишка нервно хихикнул. Лёня оглянулся на лейтенанта – тому, видимо, хоть и было неуютно находится рядом с невидимым и неслышимым покойником, но Михаил все же старался держаться уверенно и смело. Лёня снова обратил свое внимание на почившего фабриканта:

– Что ты вообще здесь делаешь?

– Так я вас почувствовал и решил подойти, поздороваться. Может, помочь чем надо?

Лёня усмехнулся. Слова Анатолия заставили его вспомнить неплохое сравнение из Мишкиной книжки, в котором говорилось, что для усопших медиумы были как единственный телевизор для бедной африканской деревни. Если у покойников единожды получалось наладить контакт с экстрасенсом, то потом их было от него не оторвать. Видимо, и бедному «африканцу» Рыбкину Лёня тоже очень пригляделся в качестве «окна» в другой мир, что, конечно, не вызывало у Воронцова особого восторга. Однако пока капитан решил не прогонять фабриканта. Пока он еще мог сослужить Лёне неплохую службу:

– Ты каждую ночь здесь в округе ошиваешься или только сегодня зашел?

Фабрикант кивнул:

– Каждую ночь, я же здесь недалеко похоронен. Пойти мне больше некуда, да и нельзя.

– Прекрасно. Значит, ты должен был видеть здесь незнакомых мужчин на джипах. – потом подумав, добавил. – Живых.

– Наши на джипах не разъезжают, – улыбнулся Рыбкин в ответ. – Да, видел я их пару раз. Они машины здесь оставляют, а сами к нам на кладбище идут.

– Зачем? – у Лёни тут же появилось нехорошее подозрение. Уж не нарвались ли они на сатанистов? Сборки на кладбище, особая жестокость, отрезание языков и голов – все эти действия подходили под обычное описание таких группировок.

Рыбкин пожал плечами:

– Я не знаю, я за ними не следил. Они на другой конец кладбища ходят. – он кивнул в сторону деревьев, за которыми, видимо, и располагалось его последнее пристанище. – Если хотите, можно у других спросить, может, кто знает, куда они шастают.

Лёня кивнул и оглянулся на Мишку – перебирая замерзшими ногами, тот терпеливо ждал, пока начальник закончит свой допрос и поделится с ним полученной информацией. Воронцов вкратце пересказал ему рассказанное Рыбкиным. Идея отправиться в полночь на кладбище большой радости у Старжевского не вызвала.

– Если хочешь, можешь остаться в машине, подождать. – предложил капитан. – Я там порасспрошу несколько человек и вернусь. Все равно эти мажоры или сатанисты или кто они там еще, наверно, сегодня здесь уже не объявятся.

Миша категорично замотал головой:

– Не, Леонид Сергеевич, я с Вами пойду. Я не хочу, чтобы Вас потом тоже нашли… с чем-нибудь отрезанным.

Рыбкин громко рассмеялся в ответ на это заявление лейтенанта и махнул рукой в его сторону:

– Пусть не боится. Мы не кусаемся.

Они направились вглубь леса, следуя за покойником. Идти пришлось дальше, чем Лёня сначала предполагал, да к тому же еще и Рыбкин шел в прямом смысле слова «напролом», проскользая сквозь высокие сугробы, корни, торчащие из-под снега, и стволы деревьев. Простым смертным полицейским приходилось то и дело сходить с курса, чтобы обойти все эти препятствия. После двадцати минут такого зимнего паркура, Воронцов не выдержал:

– Долго еще?

Рыбкин помотал головой:

– Неа, уже близко, через пять минут будем на месте.

– Ты вроде говорил, что вам от кладбища далеко отходить нельзя? – Лёне не пришлось долго думать, чтобы понять, что под Рыбкиным обобщением «нам» подразумевались личности, для которых Высший суд в свое время окончился не слишком уж радужно.

– Ну да, в город нам нельзя соваться. – ответил Рыбкин. – Среди нас ведь всякие личности есть: и убийцы, и воры, и прочие нехорошие человеки. Есть такие, которые уже после одного дня «там» внизу полностью раскаялись, а есть и такие «горбуны», которых и могила не исправит. Я, кстати, к первым отношусь. – с гордостью подчеркнул Анатолий. – Но правила для всех одни: смену свою отстоял, выходи на землю и гуляй, сколько хочешь, но только на строго отведенной территории. Хорошо еще хоть, что кругами вокруг кладбища ходить не заставляют.

Лёня усмехнулся:

– Мне, наверно, нельзя это спрашивать, но… Как там, внизу?

Рыбкин хитро улыбнулся:

– Не знаю, как Вам, можно спрашивать или нельзя. Мне, по крайней мере, рассказывать никто не запрещал.

Лёня улыбнулся – фабрикант постепенно начинал ему нравиться. Да, при жизни человеком он был нехорошим, хитрым и жадным, однако теперь, после смерти, когда он больше не мог причинить живым зла, Воронцов не мог рассматривать его как угрозу и, соответственно, как врага. Но и до дружбы с фабрикантом капитан еще тоже был далек, все-таки ту историю с чайником ему все еще было трудно забыть. Так что пока Лёня решил остановиться на простом знакомстве, с обоюдной выгодой. Анатолий тем временем продолжал травить свои байки из склепа:

– Вы, наверно, уже поняли, что я тогда неспроста у Вас прощения просил. Покушение на Вас ведь было моим самым тяжким грехом. Это на этом свете взятка высоко котируется, а «там» деньги – дело последнее. Да и зама своего я лично-то не убивал, киллера нанял – тоже плохо, но не смертельно. Вот мне на суде и сказали – простит тебя человек, которому ты зло сделал, спишем твой проступок. Вы простили – мне и дали всего сто пятьдесят лет, для бессмертной души это – пустяк. Отстою – и наверх отправят.

– В смысле «отстоишь»? Где ты там стоишь-то? В очереди что ли?

– Ага. – на полном серьезе кивнул Рыбкин. – В очереди. Вы знаете, анекдот такой есть: Сбербанк, почта и поликлиника – это филиалы ада на Земле. Я тоже в свое время, когда услышал, смеялся. А когда лично убедился, что это – правда, уже не до смеха стало. Вы представьте – длиннющий коридор, стены такого неприятного зеленого цвета, абсолютно голые, даже глазу не за что уцепиться. И очередь… И ты стоишь… и стоишь… и стоишь… И так по двадцать часов каждые сутки. Вы, может, скажете, ерунда это, но я Вас уверяю, это ужасно. Был бы живой, я бы там на второй день уже от скуки чокнулся. А так стоять приходится.

– А как же котлы там всякие? И костры? И черти с вилами?

– А это специально, для запугивания. Чтоб люди думали, прежде чем глупость совершить. Только это уже давно придумали, в средневековье. Раньше, говорят, хорошо помогало, а сейчас уже устарели методы, времена другие пошли, и люди… Ну вот мы и на месте.

Они остановились у склона холма, под которым раскинулась небольшая равнина, поросшая лесом. На километр впереди них простиралось море из оградок, крестов и памятников. Лёня оглядел все это «великолепие» и недовольно поежился – это было уже его второе кладбище за сегодняшний день, а вводить себе в привычку шляться по погостам Воронцов не собирался.

Однако когда они спустились вниз, Воронцову вдруг показалось, что попал он не на кладбище, а на воскресный рынок – здесь было полно народу. Мертвые гуляли по талым дорожкам, не оставляя следов, стояли под деревьями, о чем-то беседуя, сидели за столиками, поставленными сердобольными родственниками у некоторых могил, кто-то читал книжку, кто-то играл со знакомыми в домино или карты – в общем, жизнь (если это слово можно было применить к данной ситуации) здесь била ключом. Лёня оглянулся на Мишу. Тот, видимо, совершенно не осознавал, что только что прошел мимо толпы, распевающей какой-то шансонный шлягер, и сейчас двигался прямо навстречу довольно немаленьких габаритов мужику, судя по прическе и одежде, при жизни бывшим охранником у какого-нибудь «туза». Прежде чем Лёня успел схватить Старжевского за локоть и отдернуть его в сторону, амбал, немного усилив свою прозрачность, прошел сквозь лейтенанта, при этом ни первый, ни второй не шевельнули ни единым мускулом лица. Капитан решил не «радовать» стажера новостью о таком неординарном «пересечении», для его же душевного спокойствия.

Рыбкин тем временем сошел с главной дороги на тропинку и подошел к одному из столов, за которым сидело трое мужчин весьма потрепанного вида, один из них даже был одет в грязную тюремную форму. Прекрасно, подумал Воронцова, мало ему было живых уголовников на допросах в РУВД, теперь еще и с мертвыми контакт налаживать придется. Этих-то ведь лишней неделей в камере запугать не получится!

Завидев Рыбкина, компания обернулась в их сторону:

– Э, Толян! Ты где шляешься? Мы тебя уже два часа ждем!

– И кого это ты с собой привел? – мужик в тюремной форме прищурился. – Они что… живые что ли?

Воронцов решил взять ситуацию под свой контроль и вытащил удостоверение из кармана куртки:

– Капитан Воронцов, убойный отдел. У меня есть к вам пара вопросов.

Зэк сплюнул себе под ноги:

– Тьфу ты, он еще и мент!

– Эй, Петя, ты полегче. Слова выбирай! – вступился Рыбкин. – Мне благодаря ему срок нехило скостили. Помните, я вам про него рассказывал. Он медиум, наш человек.

Петр молча отвернулся в сторону, давая понять, что данный факт не изменит его отношения ни к правоохранительным органам вообще, ни к Лёне в частности. Однако двое других «африканцев», услышав волшебное слово «медиум», тут же оживились и настроились на общение.

– Задавайте свой вопросы, товарищ капитан. Чем можем – тем поможем.

Лёня вкратце рассказал им о цели своего визита. Жмурики согласно закивали:

– Да, мы их видели. Каждую неделю сюда наведываются, иногда даже по два раза. Все молодые, лет двадцать – двадцать пять, и главный их – мужик постарше, лет пятидесяти.

– Одеты они как?

– Нормально. Темные костюмы.

– Если Вы думаете, что они из неформалов, то вряд ли. – добавил второй. – Никаких черепов или крестов у них нету. Только лица мрачные.

– И куда они ходят?

– А на другой конец кладбища, там склепик небольшой есть, старый, вот в нем и исчезают. Могу поводить.

Лёня кивнул и, попрощавшись с погрустневшим Рыбкиным, направился вслед за его другом, попутно пересказывая Мише полученную информацию. Когда они подошли к другому краю кладбища, Старжевский первый заметил в метрах двухстах от них огни жилых домов, мигающие сквозь качающиеся на ветру ветки деревьев. Только теперь, оглядевшись, Лёня понял, что находились они на Похоровском кладбище у Рябовского шоссе, а в одном из домов напротив сейчас наверняка почивала крепким сном «барабашнутая» Нина Никифоровна.

Склеп действительно оказался небольшим и, судя по изношенности, построенным еще в позапрошлом веке. Убедившись, что зарядки у фонариков хватит еще надолго, Воронцов заверил их проводника, что дальше они справятся сами, и они со Старжевским осторожно спустились вниз по рассыпающейся лестнице. Лёня осветил фонариком стены в ожидании увидеть ряды гробов и скелетов, однако ничего подобного здесь не оказалось. Здесь вообще ничего не оказалось. Пустая каменная комната с дверью напротив входа. Воронцов подошел к ней, дернул на себя ручку и дверь, заскрипев, медленно открылась. Перед ними вытянулся вдаль длинный черный коридор. Даже луча фонарика не хватило, чтобы осветить то, что находилось на другом его конце, утопающем в темноте неизвестности. Лёня оглянулся на стажера:

– Ну что, Индиана Джонс, пошли!

Старжевский вытащил из кобуры пистолет и, подражая герою какого-то боевика, решительным движением подставил его под фонарик. Лёня оставил свое оружие висеть на плече, его чувство опасности пока молчало, и он решил зазря не театральничать.

Коридор оказался действительно длинным. Продвигаясь вперед, капитан молча думал о том, смог бы он вообще дойти до сюда, если бы у него не было экстрасенсорных способностей, если бы он расследовал это дело как самый обычный милиционер. Допустим, появлению головы и смерти Гриши он и так попрепятствовать бы не смог, зато без спиритического сеанса времени на поиски Гришиного тела ушло бы намного больше. И в лесу дежурить им пришлось бы не один день, пока они, наконец, не дождались бы этих мажоров-сатанистов и не узнали, где те собираются. Все-таки, как ни стыдно ему это было признавать, но в этом деле его способности действительно сыграли большую роль, чем его профессионализм. Ну, по крайней мере, времени они Лёне сэкономили действительно уйму. И при этом расследование еще не было закончено…

Наконец, луч фонарика уперся в очередную дверь. Она тоже оказалась не заперта – видимо, эти «мрачные» типы не считали нужным устанавливать засовы в месте, в которое любой нормальный человек никогда не вошел бы добровольно. Но они не учли, что их с Мишкой вряд ли можно было отнести к разряду нормальных людей.

За дверью оказалась большая квадратная комната, погруженная в темноту. Однако в отличие от склепа тут явно виднелись следы недавнего пребывания людей. У стен стояло два небольших столика, заставленных разными предметами, рядом с одним из них находилось высокое кожаное кресло.

В первую очередь Лёнино внимание привлек огромный вентилятор, занимающий почти всю левую стену. Затем его взгляд упал на рисунок красной краской, сделанный на полу. Посередине этого рисунка лежал какой-то темный продолговатый предмет. Осветив фонариком пол, Воронцов различил козлиный череп, располагавшийся в центре пятиконечной звезды, заключенной в круг.

– Вот блин, накаркал. – тихо прошептал он.

Миша тем временем начал исследовать ассортимент, расставленный на одном из столов:

– Леонид Сергеевич, посмотрите…

Капитан подошел к стажеру и взглянул на банки, которые тот освещал фонариком, уже поняв, куда попал, и не удивляясь их малоаппетитному содержимому. Банки были разного размера, каждая из них наполнена немного мутноватой жидкостью, в которой плавали различные органы. Оглядев все три ряда, Воронцов убедился, что здесь было всё, начиная от печени и пальцев ног и заканчивая ушами, носами и глазными яблоками. Где-то среди этого разнообразия наверняка находился и Гришин язык.

– Они что, Франкенштейна собрать хотят, что ли? – с отвращением поморщился Старжевский.

– Ага, как конструктор «Лего». – Лёня перешел ко второму столу, явно принадлежащему главному «адепту» этого собрания и содержащему всяческие побрякушки для проведения разного рода и степени жестокости ритуалов: кровь в литровой колбе, чьи-то мелкие косточки и перья, колюще-режущие инструменты, многие из которых Лёне до этого приходилось видеть только на столе у Баркина, черные и белые мелки, свечи. Лишь увидев несколько черных свечей на краю стола, Лёня снова вспомнил свой сон. Надо же, а точно, про ту черную свечку, подружку грецкого ореха, он совсем забыл. Думал, она в его кошмаре просто так, для мистической атмосферы стояла.

В центре стола лежала старая потрепанная книга с таким же узором звезды, как на полу. Лишь открыв первую страницу, Лёня почувствовал, как от фолианта потянуло чем-то плохим и неприятным, в воздухе даже гнилью запахло, да так сильно, что к его горлу подступила тошнота. Воронцов захлопнул книгу и вытер руку об куртку – эта стопка макулатуры вызвала у него даже большее отвращение, чем миниатюрная кунсткамера на соседнем столе. Оставаться в этом месте капитану больше не хотелось.

– Ладно, сегодня мы здесь уже ничего не поймаем. Надо будет спросить у Рыбкина…

Договорить Лёня не успел. В коридоре вдруг вспыхнул луч фонарика, издалека послышались чьи-то шаги и приглушенные голоса.

Михаил застыл на месте, беспомощно оглядываясь по сторонам – другого выхода из комнаты не было. Лёня бросил взгляд на вентилятор – за ним виднелось темное пустое пространство. Потянув за собой лейтенанта, он пролез между лопастями и спрятался за выступ. Они выключили фонарики и затаились в пыльной темноте.

С каждой секундой голоса становились громче, и теперь можно было понять, что все они принадлежат мужчинам. Когда сатанисты вошли в комнату и один из них поставил на стол светящуюся лампу, Леонид осторожно выглянул из своего укрытия. Дружок Рыбкина их действительно не обманул. Первому ночному посетителю было на вид лет пятьдесят, одет он был в строгий шерстяной костюм темно-серого цвета. Усевшись в кресло, он повернулся к двум своим спутникам примерно Мишкиного возраста, также одетых в темное. Один из них явно чувствовал себя здесь, как дома. Он по-хозяйски оглядел банки с органами и протер некоторые своим носовым платком, поднял с пола забытый череп и убрал его в ящик одного из столов – в общем, домохозяйка из него вышла бы классная.

– Включи вентилятор, Юра. Здесь дышать нечем. – тихим голосом попросил его патрон.

Юрий молча подошел к стене и, открыв блок питания, нажал там на какой-то рычаг. Тут же лопасти медленно пришли в движение, и Лёню с Мишей обдало потоком тяжелого, затхлого воздуха. Воронцов с трудом сдержал рвотный порыв – с появлением главаря гнилой запах в комнате усилился в несколько раз, и теперь его весь выдувало прямо на них.

Лопасти стали вертеться быстрее и издавать уже знакомый им гул, однако Юра, видимо, включил вентилятор не на самую высокую мощность, потому что голоса сатанистов все-таки еще можно было различить.

– Рябинин, я уже на прошлой неделе сказал тебе, что большей отсрочки не потерплю. – голос у главаря был спокойный и монотонный. – Здесь все равны, у каждого одинаковый срок и одинаковые условия. Можешь спросить у Юры. Ему в свое время тоже пришлось это сделать. Это твой ответ, твоя клятва Ему, что ты готов войти в наши ряды…

– Странно… – прошептал вдруг Мишка, Лёня отвлекся от слежки и повернулся к стажеру.

– Что такое?

– Да голос знакомый. Как у одного профессора нашего в институте, Романа Максимыча.

В это время слово в комнате взял на себя в чем-то виноватый Рябинин:

– Роман Максимович, так я же его убил. И голову отрезал. Только сумки перепутал…

Лёня снова оглянулся на Мишку, у которого уже, наверное, в десятый раз за этот вечер глаза стали похожи на блюдца.

– Вот блин, его еще и зовут также, как Романа Максимыча.

В ответ на это заявление Воронцов с иронией закатил глаза к потолку. «Бедный» Рябинин тем временем продолжал оправдываться:

– …Я ту, где все ненужное осталось – с собой принес, а с головой – в кусты выкинул. А когда утром вернулся, её уже не было. Простите, Роман Максимыч, что мне теперь делать?!

– Придется повторить. Без нужного органа я не могу принять тебя в наши ряды. – патрон указал рукой на книгу, словно это она заставляла его давать такие приказы.

Рябинин послушно кивнул:

– Хорошо. Я постараюсь побыстрее. Я могу идти, Роман Максимыч?

Главарь кивнул:

– Иди. И с этого момента называй меня «мессир». В институте мне приходится носить земное имя, здесь же, для вас, мне скрываться не к чему.

Новобранец исчез в коридоре. Юра проводил его снисходительным взглядом и повернулся к предводителю:

– Мессир, зачем Вы с ним возитесь? Я его знаю, он – безнадежный случай, слабак и трус. Он даже месяца не протянет в наших рядах.

– А мне больше и не нужно, Юра. Знаешь ли, у этого слабака и труса отец занимает весьма высокую должность. То есть, занимал, до недавнего времени. Теперь же, всё имущество, что Рябинин-старший нажил за свою жизнь непосильным трудом, должно перейти к его отпрыску. Ну а за тот месяц, что нам придется этого отпрыска потерпеть, его наследство постепенно перейдет к нам.

– А, ну так бы сразу и сказали, я бы понял. Не первый раз ведь…

– Я просто надеялся, что ты окажешься более сообразительным, Юра. – «мессир» встал с кресла. – Ладно, пойдем. У меня завтра лекция первой парой…

Юра выключил вентилятор и, продолжая свой разговор с наставником, покинул комнату вслед за ним, снова оставив Лёню и Мишу в полной темноте. Когда их шаги окончательно затихли, Лёня включил фонарик и вылез из-за вентилятора.

– Да, при мне в институте такой фигни не было.

– Леонид Сергеевич, да я сам в шоке! – Старжевский ввалился в комнату вслед за капитаном. – Я ведь этого Юрку Коровьева знаю. Он на последнем курсе учится.

Лёня не удержался от усмешки:

– Подходящая у него фамилия. Мессир и Коровьев. А кота у него дома случайно нет, не знаешь?

Мишка, видимо, в свое время прогулявший уроки литературы первой половины двадцатого века и не понимающий веселья начальника, только недоуменно пожал плечами. Леонид махнул рукой,:

– Ладно, проехали. – его взгляд еще раз упал на книгу, и капитан поежился. – Пошли отсюда, поздно уже, нагулялись мы на сегодня. Я спать хочу.

 

Глава 7. О том, как Миша стал разведчиком или Старое новое знакомство

На это раз сон начался сразу в Лёниной квартире. Хотя на первый взгляд поверить в то, что это жилище принадлежит ему, было трудновато. Темные стены со старыми порванными обоями были разрисованы различной символикой, и что-то подсказывало Воронцову, что эта символика не была призвана для того, чтобы удержать в доме что-то хорошее. Пощелкав выключателем и убедившись, что внести немного света в это темное царство у него не получится, Лёня прошел дальше вглубь квартиры и заметил на кухне какое-то движение.

Пол в кухне освещался полной луной, которая, как Лёне показалось, обеспокоенно заглядывала в окно, словно желая убедиться, не поедет ли у него крыша от увиденного.

За столом сидел мутный Колчаганов. Мутный, потому что Лёне так пока и не удалось увидеть его вживую, а пятимегапиксельная фотография на мобильном телефоне похитителей давала довольно размытое представление о внешности бизнесмена. Колчаганов явно чувствовал себя уютно в Лёниной квартире, распивал какой-то коктейль и улыбался:

– Хорошо тут, прямо как в сказке. – тут он заметил Воронцова. – А, это ты, иди в спальню. Там для тебя еще есть дела.

Лёня послушался. В спальне царила полнейшая темнота, ему даже на мгновенье показалось, что он снова очутился в той подземной комнате с вентилятором. В следующую секунду его обдало гнилью, капитан закашлялся. В темноте перед ним вдруг замелькал какой-то белый огонек. Подойдя поближе, Лёня понял, что это был стеклянный шарик на нитке, качающийся в разные стороны, как маятник. Не успел Воронцов хорошенько его рассмотреть, как шарик вдруг стал вопреки всем законам физики двигаться по спирали, оставляя за собой след в виде еще нескольких таких же шариков. Они начали хороводом взвиваться вокруг длинного столба, в который превратилась веревка. Покружив так несколько раз, шарики опять слились воедино и стали менять форму и цвет, постепенно превращаясь в длинное пламя свечи. Опять свечка, подумал Воронцов, ничего пооригинальнее нельзя что ли придумать? И попроще. Пламя свечи стало отдаляться от Воронцова и скоро стало лишь светлой точкой где-то вдалеке. Лёня захотел проснуться, однако у него не получилось. У высших сил была припрятана для него еще одна, последняя, головомойка. Светлая точка вдали вдруг разделилась на две и стала похожа на фары автомобиля из прошлого сновидения. С одной только разницей: теперь эти фары с огромной скоростью, громко гудя, неслись прямо на него.

Лёня вскочил с постели, как никогда обрадовавшись утреннему солнышку, пробивающемуся сквозь оконные занавески и прогоняющему тяжелую темноту из его кошмара. В первую очередь он выглянул на кухню, чтобы убедиться, что там не справляют вечеринку покойники. Затем, вернувшись на диван, Лёня взял со стола блокнот и ручку и записал по порядку все приснившиеся ему вещи и ассоциации, которые эти вещи вызывали:

«Символика и темнота – сатанисты.

Колчаганов – Мертв? Жив? Где искать?

Маятник – Время? ???»

Да, вопросов у него на листке и в голове явно было больше, чем ответов. При этом Лёня никак не мог понять, то ли он был настолько безнадежно безмозглым, что у него не получалось раскусить смысл этих посланий, то ли та сила, дающая их ему, была еще неопытной по этой части шефства и не могла настроиться с ним на одну волну понимания. То ли и с ним, и с силой все было в порядке, и эти послания просто с самого начала были созданы для того, чтобы лишний раз над ним поиздеваться.

Как бы то ни было, одну хорошую службу вещий сон Лёне все-таки сослужил – вовремя поднял его с постели. Поэтому Воронцов, несмотря на ночные променады по кладбищам и склепам, ровно в девять-ноль-ноль был в кабинете у начальника на общем собрании. Вместе с Лёхой и Серегой. Мишка опоздал на десять минут.

После того, как Старжевский, извинившись, уселся рядом с Лёней, Марчук встал в свою привычную позу начальника, упершись кулаками об столешницу:

– Ну, что у нас нового? Лёня, как у тебя дела с Гришиным делом? Есть продвижения?

– Ну, если вкратце… – Лёня решил не вдаваться в подробности его кладбищенских приключений. – Мы с Мишей вышли на след тех людей, о которых говорится в протоколе Гришиного допроса бомжей. Эти люди, скорее всего, и являются убийцами и Гриши, и того неизвестного без головы. Мы проследили за ними и выяснили, что все они принадлежат одной общей сатанинской группировке. От остальных подобных группировок их отличает тот факт, что все участники являются довольно молодыми и довольно состоятельными людьми. Многие имеют родителей на высоких постах. Пока что поименно мы знаем троих. Собрания свои они проводят на территории Прохоровского кладбища, недалеко от которого были найдены и голова неизвестного, и тело Гриши. В этом пока все детали сходятся.

– А что с этим без головы? Личность его установили? Тело нашли?

– Я вчера осмотрел все сводки, никто похожий в пропаже не числится. Я склоняюсь к тому, что погибший, скорее всего, тоже был личностью без определенного места жительства. Да и тело, скорее всего, закопано где-то в районе Прохоровки.

– Все равно, надо тело найти. Мне Баркин звонил, жаловался, что голова эта у него нужную полку занимает. Если он бомж, тело можете не выкапывать, но голову на место вернуть надо.

Леня кивнул:

– Ладно, свяжусь с поисковиками, они все сделают.

Миша поднял руку, как на уроке.

– Что у тебя, лейтенант?

Старжевский положил на стол папку, которую все это время держал под мышкой:

– Насчет сатанистов этих. Я тут с утра зашел в базу данных нашего института.

– Это еще зачем? – непонимающе нахмурился полковник.

– Так ведь главарь их, Роман Максимович Ветлицын, в нашем институте лекции читает.

Из всех слушающих только Леха смог выразить свое удивление длинным присвистом:

– Ни фига себе! И что он у вас преподает?

– Криминалистическую психологию.

– Так может он там на Похоровке просто прием открыл? – съязвил Костылев. – Помогает будущим милиционерам справиться с их тяжелой психологической участью.

– Ага, а Гришу он себе на показательные опыты забрать хотел, только тот с гонораром согласен не был. – бросил в ответ Воронцов.

Марчук снова перевел взгляд на стажера:

– Продолжай, Миша. Кто еще?

– Ðÿáèíèí, Âèòàëèé Âàëåðüåâè÷, ñòóäåíò 1-ãî êóðñà. Îòåö – êàêîé-òî ïîëèòèê, ìàòü – àêòðèñà. È Коровьев, Þðèé Äìèòðèåâè÷, ñòóäåíò 5-ãî êóðñà.

– Коровьев тоже из этой «золотой» молодежи?

Миша покачал головой:

– Неа. У него папа в ГАИ сидит. Одет он небогато, в институт на маршрутке приезжает. В общем, как все.

– И при этом именно Коровьев является правой рукой Ветлицына. – добавил Воронцов.

Марчук кивнул и довольно потер руки:

– Ну что ж, молодцы. Разрабатывайте дальнейший план действий, чтобы сегодня на вечерке были новые идеи. – затем он повернулся к Смирнову. – Ну, а у тебя что с отравлением?

Серега с недовольным видом раскрыл свою папку:

– Да всё то же. Заключение судмедэксперта уже давно готово, есть показания аптекарши, судя по которым Карпушин сам купил у нее таблетки. Сын сказал на допросе, что у него какие-то проблемы на работе были и что он по этому поводу сильно переживал. Аптекарша тоже подтвердила, что он в момент покупки был немного не в себе. Только жена Карпушина не верит, что это был суицид. Говорит, все у него было прекрасно: и в карьере, и в личной жизни. Они в отпуск собирались, даже ребенка подумывали завести.

– И что, подозревает она кого-нибудь?

– Ну да, пасынка и подозревает. Она ведь вторая жена Карпушина, с первой он уже давно развелся. Сын с первого брака с ним живет, да теперь и по завещанию всё имущество получит. Он тоже на допросе…

Чем дольше Серега пересказывал обстоятельства дела, тем сильней в Лёне росло странное чувство дежа-вю. Еще сегодня ночью он слышал похожую историю: отец, занимавший высокий пост, сын, получивший большое наследство. Могло ли это быть совпадением?

– А как сына Карпушина зовут? – спросил он вдруг, прервав Серегин доклад. Смирнов перелистнул несколько страниц дела и нашел нужную информацию. Но, прочтя имя, он вдруг изменился в лице и уставился на Мишку:

– Как ты говорил, зовут вашего младшего сатаниста? Рябинин…

– Виталий Валерьевич. – закончил Миша, в свою очередь тоже осознавая всю суть происходящего.

В кабинете воцарилось напряженное молчание. Даже Лёха не смог так быстро сообразить что-нибудь остроумное.

Марчук плюхнулся в свое кресло, потирая ладонью лоб и обдумывая, какие последствия такой оборот принесет для обоих дел.

– А почему у сына фамилия другая? Почему он не Карпушин?

– Может быть, из-за развода с женой. – пожал плечами Сергей. – Они расстались с большой ссорой, и она, наверно, не хотела, чтобы сын носил его фамилию.

Лёня кивнул:

– Я уверен на сто процентов, что Ветлицын причастен к этому отравлению. Они с Коровьевым обсуждали, что взяли Рябинина в свои ряды только из-за его наследства.

– Это еще доказать нужно. – вздохнул Сергей.

Марчук махнул рукой подчиненным:

– Вот и доказывайте. Если действительно этот Ветлицын за всем стоит, его надо брать. И чем скорее, тем лучше.

***

– Ну что, господа, какие будут идеи? – спросил Леха, когда все вошли в их с Сергеем кабинет и устроились на своих местах.

– Да вызвать этого Ветлицына на допрос и прижать к стенке. – пожал плечами Серега. – Расколется, как миленький. И не таких кололи.

Лёня скептически поджал губы:

– Мы кололи, когда у нас уже хоть что-нибудь на руках против них было.

– А разве логова их не достаточно? Уверен, там немало отпечатков можно найти, всей этой дружной компании и его в первую очередь.

– Ну и что? Самолично он никого не убивал, это все молодежь вытворяла. Он что сделал? Секту организовал? Это у нас законом не запрещается. Про убийства он может сказать – ничего не знаю, они сами.

– Ну тогда хотя бы остальных взять надо. Рябинина этого, например. У него теперь папочки нет, защищать некому.

Леха усмехнулся:

– Если только ему от папочки армия адвокатов не осталась, вдобавок к наследству. Нет, тут нужны железные доказательства. На каждого члена секты.

– А что если туда внедриться? – тихо спросил молчавший до этого времени Миша. Три старших милиционера, как один, повернули головы к лейтенанту. Старжевский пожал плечами:

– Ну а что? Втереться в доверие, разузнать все поподробнее, кто кого когда убивал, с самим этим Ветлицыным в контакт вступить…

– Постой-постой, это ты сейчас про себя что ли? – перебил его Лёня.

– Ну да. Из всех нас только я по возрасту подхожу, и в институте этом же учусь.

– И кто же у тебя папочка? Директор «Газпрома»? – усмехнулся Костылёв.

– Нет, хозяйственного магазина, но… Попробовать же можно?

Продолжая смотреть на лейтенанта, Лёня закусил губу и прислушался к своим внутренним ощущениям. Такой ход был весьма опасен – тут даже ясновидящим не надо было быть, чтобы оценить весь размер риска, однако… Другой вариант пока не приходил к нему в голову. Да и интуиция помалкивала. Лёня еще раз на всякий случай перебрал все подробности своего сна, но не нашел ничего, что могло предупреждать о провале операции. Чем больше Воронцов об этом думал, тем сильнее в нем росла уверенность, что это было единственным выходом. Переглянувшись с коллегами, он кивнул:

– Ладно, попробовать можно. Но только не торопясь. Постепенно. Начни с Рябинина, потом постараешься выйти на Коровьева, ну и так далее.

– Нужно ему легенду придумать. – добавил Алексей. – Какую-нибудь вескую причину, с чего это его вдруг на нечисть потянуло.

Старжевский улыбнулся, взглянув на капитана:

– У меня есть одна идея…

Однако рассказать подробности Михаил не успел. В кабинет постучались, и в дверном проеме показалась голова дежурного:

– Воронцов, ты здесь? Там к тебе пришли.

Лёня тяжело вздохнул – наверняка, это снова был кто-то из этих «барабашнутых»:

– Я на сегодня никого не вызывал.

– Она говорит, это срочно… – договорить дежурный не успел. В кабинет, оттолкнув от себя дверь, зашла стройная молодая женщина в кашемировом пальто светло-серого цвета. Она нервно сжимала в руках небольшую кожаную сумочку и явно была чем-то напугана. Оглядев сидящих в кабинете оперативников, девушка потеряла свою начальную решительность и робко произнесла:

– Здравствуйте. Мне нужен капитан Воронцов.

– Это я. Вы по какому вопросу? – только произнеся эту фразу, Лёня понял, почему лицо девушки показалось ему знакомым. Причем именно таким, напуганным и стеснительным. Посетительница перевела на него взгляд голубых глаз и в удивлении подняла брови:

– Это… Вы. – значит, она тоже его узнала. И если до этого девушка, видимо, хотела поговорить с ним по какой-то довольно неприятной для него причине, то теперь, узнав в Лёне спасителя своего ребенка, совсем растерялась и явно не знала, с чего начать. – Надо же, вот совпадение.

Лёня оглянулся на коллег, с большим любопытством наблюдающих за происходящим, и подошел к девушке:

– Давайте пройдем в другой кабинет. Там поспокойнее.

Пройдя к себе, он усадил девушку на стул и сам сел напротив, улыбнувшись:

– Как там ваша дочка? Все нормально?

– Надя? Да, все нормально. Только она моя племянница. Брат с женой уехали в командировку, оставили мне её, а я… Спасибо Вам еще раз, если бы не Вы…

Лёня махнул рукой:

– Вы меня уже достаточно благодарили. Мне самому тогда эта встряска была нужна…

Девушка непонимающе нахмурилась, но Лёня не стал посвящать её в свои начальные проблемы с потусторонними силами:

– Вы ведь ко мне по другому вопросу?

– Да. – девушка снова засмущалась, и Лёня не мог не признать, что ей это смущение было к лицу. Она вообще показалась капитану очень привлекательной, но при этом, оглядев дорогую одежду и прическу посетительницы, от которых пахло французским парфюмом, Воронцов понял, что такая, как она, никогда не посмотрит в его сторону, и решил не строить ложных надежд, тем более, что следующая фраза окончательно их убила. – Меня зовут Ольга Викторовна Колчаганова, я жена похищенного Антона Колчаганова.

Лёня со всей силы постарался скрыть свое разочарование, представив, какой разговор сейчас его ждет. Но надо было признать, она имела полное право на недовольство. С этими сатанистами он отложил дело о похищении в долгий ящик. Хотя, несмотря на то, что ему так и не удалось найти труп Колчаганова по карте, вероятность того, что он все еще был жив, уменьшалась с каждым днем. Это он и решил сообщить жене.

– Понимаете, – начал он, пытаясь подобрать нужные слова. – к сожалению, пока мы не смогли определить, где похитители его держат. Сами они арестованы и будут наказаны по всей строгости закона, но о местонахождении Вашего мужа они молчат. Поверьте, мы использовали уже все методы, но пока, к сожалению, результатов нет.

Ольга кивнула:

– Я знаю. Мне все это уже рассказывал адвокат Антона. Но я пришла к Вам не для того, чтобы вы нашли Антона. Мне нужно подтверждение о его смерти.

Такого от девушки Лёня услышать не ожидал. Да и сама Ольга, видимо, поняв, какое впечатление вызвала эта просьба, поспешила поправиться:

– Вы только не подумайте ничего плохого. Я… я хочу чтобы его нашли, живым и здоровым. И я верю, что Вы делаете все возможное. Но… сейчас мне нужен только этот документ.

– Зачем?

Ольга замялась:

– Я не могу этого сказать.

Такую отговорку Лёня уже слышал несколько раз за время работы в милиции и знал, что она означает:

– Вам кто-то угрожает?

Девушка удивленно посмотрела на капитана:

– Откуда Вы знаете?

– Значит, угрожают. Кто? – заметив, что Колчаганова снова нерешительно замолчала, он ободряюще улыбнулся. – Послушайте, Ольга Викторовна, я признаю, Вашего мужа мне, скорее всего, спасти уже не удастся, но Вам я могу помочь. Вам не надо бояться. Милиция ведь существует не только для того, чтобы расследовать уже случившиеся преступления, но и для того, чтобы предотвращать новые. Расскажите, что случилось.

– Сегодня утром ко мне на работу пришли какие-то люди. Раньше я их не видела, но вид у них был довольно… устрашающий. Один из них представился партнером Антона и сказал, что он должен им очень большую сумму денег.

– Сколько?

– Пятьсот тысяч. Евро.

Лёня присвистнул.

– У меня таких денег нет. Я никогда не лезла в бизнес Антона и сейчас всем занимается его заместитель. Я поговорила с ним, он тоже ничего не знает об этом долге, но и не исключает такого.

– И зачем Вам нужно подтверждение о смерти?

– Пока Антон официально жив, я не могу распоряжаться его имуществом. Эти люди дали мне недельный срок, за это время я должна собрать всю сумму. Если бы у меня на руках было Антоново свидетельство о смерти, я могла бы продать сеть его магазинов и таким образом заплатить долг.

– А Вы уверены, что, когда заплатите этот долг, они не придумают новый?

Ольга испуганно посмотрела на капитана:

– Я не знаю. Я просто боюсь. Я уже и так нарушила их запрет и все рассказала Вам.

– Согласитесь, тот факт, что они не хотят контакта с полицией, говорит не в пользу их порядочности.

– То есть, вы не дадите мне подтверждения?

– Я просто не хочу, чтобы Вы шли у них на поводу.

– Что же мне тогда делать?

Воронцов быстро написал на листке свой номер телефона и протянул его девушке:

– Если они снова объявятся, позвоните мне, я тут же подъеду. Попробуем разобраться, что это за ребята, и действительно ли Ваш муж им что-то должен. Главное, не бойтесь – пока деньги у Вас, они ничего Вам не сделают.

Ольга кивнула и засунула бумажку с номером в портмоне.

– А Антон?

Лёня тяжело вздохнул:

– Я его найду. Обязательно найду.

 

Глава 8. О том, как Миша хотел проехать зайцем в метро или Как искать живых

Внедрение лейтенанта Старжевского в ряды врага прошло успешно. Легенду для себя Мишка действительно выдумал неплохую: сначала три дня не появлялся в институте, затем пришел на занятия и с убитым выражением лица сообщил однокурсникам, что у него умер отец. Под этой причиной, Миша, увидев Рябинина в обедающим в кафе недалеко от института, подсел к «товарищу по несчастью» и завязал разговор, мимоходом бросив, что любимый папа оставил ему после смерти большой строительный гипермаркет. Рябинин оказался не дурак, рассказал всё Коровьеву, и уже на следующий день Юра сам подошел к молодому «наследнику», предложив ему эксклюзивную психологическую поддержку от некоторого количества студентов и конкретно одного преподавателя. Конечно же, сразу принести мессиру Ветлицыну в дань глаз или почку от лейтенанта никто не потребовал. Да и первый Мишкин разговор с Романом Максимовичем состоялся не в подземелье на Прохоровке, а в кабинете профессора. Больше часа Михаилу пришлось корчить из себя убитого горем сына, чтобы Ветлицын, наконец, пригласил его присоединиться к их небольшой компании.

Об этом достижении Старжевский радостно сообщил коллегам за обедом.

– А он не рассказал о том, какой теплый и светлый характер у этой компании? – съязвил Леха, ставя перед собой тарелку борща.

Мишка покачал головой:

– Пока нет. Но уже спрашивал, верю ли я в Бога. Я ответил, что являюсь полным атеистом. Особенно теперь, после смерти папочки.

Леха и Сергей довольно закачали головами. Миша действительно знал, что ему нужно было говорить.

– А твой отец хоть знает, что ты его уже почти неделю как похоронил? – спросил Воронцов.

Старжевский замахал руками, чуть не уронив со стола чашку с чаем:

– Да не дай Бог! Он вообще об этой операции ничего не знает. Он и так не в восторге был, что я на мента пошел учиться. А если еще эта история с сатанистами выплывет, мне тогда самому можно будет Ветлицыну на органы сдаваться.

– Кстати, про органы. – Сергей посмотрел на Лёню. – Что там с нашим безголовым всадником?

– Все оказалось, как я и предполагал. Бомж какой-то, лежит рядом с Прохоровкой. Голову уже туда увезли и к телу закопали. Да ему видимо, и без головы было неплохо. По крайней мере, он ко мне не приходил, не просил поставить её на место.

Услышав, с каким простодушием Лёня говорил о являющихся ему трупах, Леха подавился супом. Воронцов похлопал его по спине, сочувственно улыбнувшись. Бедный Костылев все еще никак не мог привыкнуть к Лёниной потусторонщине, в то время, как сам Воронцов уже давно считал её повседневной рутиной.

Тем сильнее было его удивление, когда улегшись спать на следующий вечер, капитан вдруг увидел, возможно, самый страшный кошмар в своей жизни. При этом Лёня не сразу понял, что уже заснул. Он лежал на диване и смотрел в свое отражение в зеркальной дверце шкафа. Внезапно он с ужасом увидел, как его глаза стали наливаться какой-то странной черной жидкостью. Воронцов захотел встать и отвернуться от страшного отражения, но не смог пошевелить ни единым мускулом. Его лицо при этом исказилось в страшной гримасе, чернота из глаз расползлась по всему зеркалу и превратилась в огромную пасть, из которой потянуло уже знакомой Лёне гнилью. Воронцов тщетно пытался пошевелиться или проснуться, сон крепко держал его в своей власти. Пасть обнажила длинные зубы, с которых слюнями капала густая чернота, затем угрожающе надвинулась на него и, выдохнув еще одну порцию гнили, поглотила в своей темноте. Лёня закричал, однако это не вырвало его в реальность. Лежа в темноте, словно парализованный, он вдруг увидел вдалеке уже до боли знакомые ему машинные фары. Фары неумолимо надвигались на Воронцова, он услышал длинный гудок, больше похожий на поездной, и вдруг почувствовал, что позади него тоже кто-то есть. Боясь, что это опять окажется та вонючая челюсть, Лёня медленно обернулся и почувствовал, как по его спине пробегают мурашки ужаса. Перед ним стоял Миша, и глаза его были также залиты чернотой, только вот в отличие от Воронцова, чернота из Мишиных глаз, словно живая, разливалась струйками по его лицу, собираясь захватить таким образом всего лейтенанта. Лёня почувствовал какую-то странную неприязнь к этой черной гадости, и вдруг понял, что её целью было не только Мишкино тело, но и его душа. Несмотря на гудок надвигающегося на него поезда, он инстинктивно отошел на пару шагов назад. Впервые в своей жизни Лёня почувствовал, как его забило дрожью от страха. Какой-то неведомый голос у него в голове прошелестел: «Пропадет…», гудок сзади стал громче, Лёня обернулся к поезду. Но тот, пройдя сквозь капитана, словно призрак, со всей силы врезался в Мишу и унес его в темноту, в открывшуюся там огромную пасть, полную черной гадости…

Лёня вскочил с постели, словно ошпаренный. Его до сих пор знобило, и в носу стоял мерзкий гнилой запах. Мельком взглянув в зеркало и убедившись, что с его глазами все было в порядке, Лёня достал телефон и дрожащими пальцам набрал Мишкин номер. Услышав сообщение о нахождении вне зоны доступа, Лёня, ругнулся и заволновался еще больше. Быстро подумав о том, что если у него все еще была нервная тряска от увиденного, то Лёхины нервы такого уж точно не выдержат, капитан набрал Серегу.

– Серый, тебе Мишка когда последний раз звонил?

– Да где-то полчаса назад. Сказал, что едет на сходку.

– Куда?

– Да вроде все-таки на Прохоровку. А что такое?

– Мне сон приснился. Очень плохой. – Лёня уже хотел положить трубку, однако Сергей закричал ему с того конца:

– Эй, эй, ты что, один туда собрался? Спятил что ли? Заедь за мной, все равно по пути.

– А ты где сейчас?

– Да на работе я. Отчетов накопилось.

– Ладно. Буду через две минуты.

Пулей набросив на себя куртку и ремень с кобурой, он спустился во двор и завел машину. По дороге к РУВД Лёня старался успокоить себя – раз сон ему приснился только сейчас, значит, Миша пока еще был жив. Иначе его «каналы» не стали бы его предупреждать. Однако, предупреждение было не для слабонервных, а это значило, что опасность Мише грозила немаленькая. Подхватив Смирнова, Лёня направил машину на восток, к кладбищу. Всю дорогу майор пытался дозвониться до Старжевского, но ответом ему было все то же одинаковое: «Абонент вне зоны доступа».

– Может, там просто мобильники не ловят? Представь, мы туда сейчас приедем и все прикрытие ему испортим.

– К черту с этим прикрытием! – Лёнины нервы никак не могли успокоиться после кошмара. Поняв, что Серега не виноват в том, что шефствующая над ним сила любила изображать из себя Стивена Кинга, Воронцов заставил себя успокоиться и добавил уже потише. – Сначала оценим обстановку. Если все действительно идет по плану, вмешиваться не будем.

Лёне и самому не хотелось ломать Старжевскому его первую личную операцию, он видел, как лейтенант радовался, когда Марчук одобрил внедрение. Но Мишина безопасность была превыше всего. В его служебном списке будет еще много таких дел, гнаться за этим молодому парню было незачем.

Выключив фары, Воронцов подъехал к Прохоровскому кладбищу настолько близко, насколько это было возможно, чтобы не оказаться замеченными. Однако Лёня знал, что от одного человека ему точно спрятаться не удастся. И действительно, Рыбкин появился возле машины как по мановению волшебной палочки и постучал в окно:

– Здрасте, товарищ капитан. Вы опять к нам?

Лёня неуверенно оглянулся на Сергея – в отличие от Миши, у Смирнова еще не было опыта прогулок по кладбищам в компании медиума, к которому мертвые липли, как мухи к… липучке. Но делать вид, что не замечает фабриканта, капитан тоже не мог. Кивнув Сергею оставаться на месте, он вышел из машины и повернулся к Анатолию:

– Привет. Сегодня ребята эти приезжали, не видел? – он кивнул в сторону склепа.

Рыбкин кивнул.

– А парень с ними был, который в прошлый раз со мной приходил?

Рыбкин снова кивнул:

– А он что, стороны поменял? Или под прикрытием?

Лёня не собирался рассказывать покойнику все детали их работы:

– Давно они приехали?

– Да с полчаса назад. О, вон, кажется, уже выходят.

Лёня оглянулся и, увидев свет фонариков, освещающих внутренности склепа и двигающихся к выходу, спрятался за машиной. Рыбкин тем временем продолжал как ни чем не бывало стоять рядом и жаловаться на ужасную скукоту.

Сергей тоже увидел свет в склепе, быстро выключил жужжащий двигатель и посмотрел сквозь стекло на Лёню. Воронцов молча следил, как трое человек вышли на улицу и направились к другому концу кладбища, возле которого стояла пара джипов. Двое были одеты с темные одежды и шли по обеим сторонам от третьего. Миши. Вопреки Лёниным ожиданиям, тот вполне добровольно шагал ровным шагом вперед, и вид у него было здоровый и неугнетенный. И все-таки что-то здесь было не так. Старжевский был в опасности, Лёня это чувствовал.

Трое парней сели в один из джипов и один из сатанистов завел мотор. Как только машина тронулась к городу, капитан запрыгнул в салон и нажал на газ.

– Мне кажется, что все нормально. – произнес Сергей. – По-поему, они его просто домой решили подвезти.

Капитан промолчал, продолжая преследовать джип, спокойно двигающийся по ночным улицам Питера. Если бы все было «нормально» и «просто», ему не снились бы сны с черными слюнями и пастями, тем более, теперь, когда ему вообще никакие сны, кроме вещих, не снились.

Джип остановился у светофора. Лёня вгляделся в происходящее в салоне, но никаких признаков борьбы или чего-то подобного не было видно. Может, Серега все-таки прав и сон предупреждал его о чем-то другом? Он снова вытащил телефон и набрал Мишкин номер в надежде, что теперь связь установится и парень подтвердит, что с ним все в порядке, однако ответом ему снова был монотонный голос автоответчика.

И тут случилось неожиданное. Не дождавшись, пока светофор загорится зеленым, джин резко рванул направо и, увеличивая скорость, понесся вниз по улице.

– Черт, заметили! – Воронцов вывернул машину из ряда на встречную полосу и кинулся вслед за уходящим автомобилем. Долетев до следующего перекрестка, джип на этот раз повернул налево и, выехав на встречку, стал вилять между машинами, при возможности поворачивая то на одну, то на другую боковую улицу. Пронесясь под очередной аркой, джип переехал двор и вывернул на следующее шоссе. Лёня завернул к арке, стараясь не упустить машину из взгляда, но тут во дворе раздался громкий шум мотора и огромная фура, как раз собиравшая выехать из двора наружу, перегородила им дорогу. Серега высунулся из окна:

– Ты слепой что ли? Полиция! Сдавай назад!

В ответ майор получил доброе пожелание оправляться в одно известное место, и Лёня, дав задний ход, снова выехал на шоссе, чуть было не столкнувшись с ехавшей там иномаркой.

– Черт, теперь мы их потеряем.

Он двинулся в объезд в ту сторону, куда в последний раз видел выезжающим джип. Но теперь это было бесполезно. Приехав на место, они убедились, что джип уже растаял в вечернем потоке.

Капитан в ярости ударил ладонями по рулю и, приложив лоб к холодному боковому стеклу, закрыл глаза. Ну, где же ты? Давай, покажи мне, где он. Не может быть, чтобы я уже опоздал.

Какой-то идиот на проезжающем мимо грузовике включил фары дальнего света и заставил Лёню зажмуриться. Тут же в его голове, громко гудя, пронесся поезд из сна. Воронцов встряхнулся и оглянулся к майору:

– Мы где?

– На Михайлова.

Оглянувшись по сторонам и увидев впереди них выезд на улицу Комсомола, капитан нажал на педаль газа:

– Они едут к Финляндскому вокзалу.

Через пять минут они подъехали к высокому зданию вокзала. Часовая башня, возвышающаяся в его центре, показывала начало одиннадцатого, однако народу здесь было как днем. Люди с сумками разного размера и формы неровными потоками стремились сквозь многочисленные двери, рассаживались в такси и автобусы или спускались в метро.

Лёня и Сергей вышли из машины и оглянулись по сторонам в поисках джипа. Воронцов повернулся к коллеге:

– Смотри здесь, я зайду внутрь.

Обходя людей с сумками и чемоданами, он забежал в огромный холл, в котором эхом раздавались сообщения о уезжающих и приезжающих поездах. Воронцов оглядел длинные очереди у касс, перевел взгляд ко входу к метро и вдруг увидел Старжевского среди спускающихся по лестнице пассажиров.

– Миша! Миша, стой!

Несмотря на то, что многие люди, шедшие рядом с Михаилом, оглянулись на капитана, лейтенант не обратил на крик никакого внимания и продолжил неутомимо двигаться вниз.

Лёня кинулся вперед, расталкивая в стороны пассажиров, оказавшихся у него на пути. Подойдя к турникету, Старжевский на мгновение остановился, затем одним махом перепрыгнул через заграждения и стал спускаться вниз. Но этого мгновения Лёне хватило, он подбежал к Михаилу и успел в последний момент схватить парня за рукав куртки:

– Миша! Ты меня слышишь? Стой!

Лейтенант оглянулся на него и, посмотрев на капитана пустым, словно стеклянным взглядом, молча снял с себя куртку и, увеличив скорость, направился к перрону. На мгновенье Лёня застыл с Мишкиной курткой в руках, в ужасе от его взгляда. Это… это был не Миша. Что этот гад с ним сделал? Он был словно…

Лишь увидев, как Старжевский быстро приближается к противоположному краю перрона, где из черной дыры вот-вот должен был выехать поезд, капитан вышел из остолбенения и, тоже перепрыгнув через турникет, бросился к нему. Позади него раздался сердитый голос одного из наблюдающих работников. Тот, что помоложе, бросился вслед за нарушителем, но тут его догнал Смирнов и, показав удостоверение, приказал отправляться на рабочее место. Увидев Лёню на платформе, он жестом приказал открыть ему один из турникетов и направился к капитану.

Подбегая к Старжевскому, Лёня с ужасом увидел, как тот уже собрался сделать шаг навстречу фарам, выезжающим из черной пасти тоннеля. В последний момент ему удалось накинуться на лейтенанта и оттащить его от края платформы. Поезд прошел мимо, громко гудя и обдав их потоком холодного воздуха. Миша принялся яростно сопротивляться Лёниной хватке, пытаясь снова добраться до края перрона. Серега подбежал к ним, крепко схватил лейтенанта за руки и оттащил его в середину зала на скамейку.

– Ты спятил что ли? Ты чего творишь?! – сердито закричал майор, тряся Михаила и таким образом пытаясь привести его в чувство. Однако Миша упорно продолжал рваться к краю платформы, словно одержимый. Словно кто-то заставил его лишиться жизни. Наконец, поняв, что происходит с лейтенантом, Лёня обхватил ладонями его лицо и еще раз взглянул в его застывшие глаза.

– Миша, очнись! Ты меня слышишь! Приди в себя! – но уговоры здесь были бессильны, Михаил, как послушный зомби, все также продолжал пытаться выполнить приказ, отданный ему Ветлицыным.

Поняв, что другого выхода нет, Лёня взглянул на Сергея, с трудом придавливающего парня к скамейке:

– Держи сильней! – затем, глубоко вздохнув, Лёня положил пальцы Мишке на виски и, напрягшись, вгляделся в его стеклянный взгляд, стараясь мысленно вытащить эту заразу из него в себя. Тут же к его горлу подступила такая ужасная тошнота, что у Воронцова аж дыхание сперло. Задержав дыхание, капитан заставил себя не отвести взгляда до тех пор, пока глаза у Миши не прояснились, и лейтенант не заморгал, удивленно оглядываясь по сторонам. После этого Лёня кинулся к ближайшей мусорке и выплюнул всю ту гадость, что собралась у него в горле, с омерзением увидев, что она оказалась такой же, как во сне, черной и густой.

– Леонид Сергеевич, что с Вами? – Старжевский явно не понимал, почему он вдруг находился на станции Ленина, да еще втроем с капитаном и майором, все еще крепко державшим его за плечи, словно преступника. – Что произошло?

Вытерев губы рукавом и отдышавшись, Лёня посмотрел на лейтенанта и смог лишь слабо улыбнуться в ответ:

– Чтоб больше без билета в метро ни ногой, понятно?

***

Чем больше Миша узнавал о своих похождениях по вокзалу, пока они ехали обратно в РУВД, тем мрачнее становилось его лицо.

– Вот блин, ну я и дурак. Это что же получается, он меня сразу расколол, еще при первом нашим с ним разговоре?

Воронцов кивнул:

– Да, только показывать этого не стал и решил тебя своим особым путем убрать. Чистым и недоказуемым. – он посмотрел на Серегу. – Наверно, и депутата твоего он тоже так до самоубийства довел.

Лейтенант опустил голову на ладони:

– Блиин, что же теперь Юрий Романович скажет? Он меня теперь наверно вообще со стажировки выкинет.

Лёня улыбнулся Михаилу в зеркало заднего вида:

– Только через мой труп.

Старжевский улыбнулся:

– Спасибо Вам, Леонид Сергеевич. Если бы не Вы, я бы сейчас лежал там, на путях… – голос лейтенанта дрогнул.

– Ну ладно, проехали. – прервал его Серега. – Так тебе что совсем ничего не удалось выяснить? А диктофон?

Лёня удивленно повернул голову:

– Какой диктофон?

Миша вытащил из-за пазухи маленькую пластмассовую коробочку:

– Я диктофон сегодня с собой взял. Думал, если услышу что интересное, запишу. – он осмотрел кнопки аппарата и удивленно воскликнул. – Надо же, а он у меня, оказывается, включенный был все это время!

Миша перемотал пленку на самое начало. Из динамиков аппарата послышался громкий шорох и голос одного из сатанистов:

– Ты поосторожней! Смотри под ноги!

Старжевский усмехнулся:

– Это я когда спускался по их чертовой лестнице, чуть не навернулся, наверно, кнопку тогда и нажал нечаянно.

Запись тем временем продолжала идти дальше. Диктофон оказался довольно неплохим, так что милиционеры могли различить даже малейший шорох или отдаленные слова, дающие полное представление о происходившем в подземелье.

После звука шагов послышался звук открываемой двери. Воронцов представил себе ту подземную комнату с вентилятором, гул которого и сейчас раздавался из диктофона фоновым шумом разговора.

– А вот и наш почетный гость. – монотонный голос Ветлицына был прекрасно узнаваем среди остальных. – Проходи, Миша. Что такое?

– Да ниче, просто я не знал… что мы на кладбище тусоваться будем.

– Ну, Миша, ты еще много чего о нас не знаешь. Садись. – звук придвигаемого стула.

– Ага, это я помню. – довольно заявил Михаил. – Я тогда еще подумал, ну всё, теперь он мне все выложит на блюдечке с каемочкой.

Из диктофона тем временем раздался шорох перелистываемых страниц и голос мессира, на этот раз перешедший в шепот:

– Сейчас я покажу тебе один из наших методов расслабления. Посмотри сюда, Миша. Посмотри на этот шарик. Не отводи от него взгляда. Сейчас ты закроешь глаза и полностью доверишься мне. Ты доверишь мне все свои тайны. У тебя ведь есть от меня тайны?

Старжевский побледнел:

– Ни фига себе. А этого я не помню. Так что же получается, это наоборот я сам ему всё выложил?

Лёня и Сергей с улыбками переглянулись.

Из динамиков послышался голос лейтенанта, равномерный и какой-то неживой:

– Да.

– Расскажи мне о них.

– Я здесь под прикрытием. – в ответ на это заявление на заднем фоне послышались недовольные возгласы остальных сатанистов (а у майора с капитаном сползли с лиц улыбки). – Мы с Леонидом Сергеевичем расследуем убийство нашего коллеги, майора Григория Яковлева.

Воронцов недовольно взвел глаза к потолку:

– Ты еще и меня приплел, ну молодец!

– …Мы вышли на вас и…

– Как вы на нас вышли?

– Леонид Сергеевич поговорил с майором, и он рассказал, где вас найти.

– Поговорил? Он же мертв?! – от удивления Ветлицын даже перешел с шепота на нормальную громкость.

– Да. Но Леонид Сергеевич может разговаривать с мертвыми. Он – экстрасенс.

Лёня тихо застонал. Прекрасно, если эти козлы и так всё время посмеивались над ничего не подозревающими органами, под носом у которых они безнаказанно устраивали шабаши, то теперь они вообще будут считать, что здесь полные идиоты работают. По крайней мере, в их РУВД, к которому они в этот момент подъехали.

Однако реакция Ветлицына была не совсем той, которую Лёня ожидал:

– Экстрасенс, говоришь? Настоящий или просто шарлатан?

– Настоящий, я сам проверял.

– Интересно. – Ветлицын задумался над чем-то на несколько секунд. – И каков он, этот Леонид Сергеевич, в общем?

Ответ Старжеский отчеканил автоматом, словно эта характеристика постоянно сидела у него в голове.

– Раньше не очень был, но после того, как экстрасенсом стал, немного изменился. Любит командовать, бывает занудным, чересчур пессимистичным и страдальческим, когда на самом деле все не так плохо.

Лёня посмотрел в зеркало на еще больше побледневшего стажера:

– Ну спасибо, Миша.

– Леонид Сергеевич, да это неправда! Я бы никогда…

Лёня молча вышел из машины. Миша остановил диктофон (а то неизвестно, что он там еще нелицеприятного наговорил) и оглянулся на майора в поисках поддержки. Однако Сергей только махнул рукой:

– Разбирайтесь сами. У меня работы много. – и, выбравшись из салона, направился к двери управления. Миша тоже вылез на улицу и подошел к капитану:

– Леонид Сергеевич, ну простите. Я ведь даже не помню, как это говорил. Значит, это не считается.

– Давай сюда диктофон. Остальное я один дослушаю. – Воронцов засунул аппарат во внутренний карман куртки. При этом из другого кармана послышалась телефонная трель. Кинув взгляд на незнакомый номер, Лёня взял трубку:

– Да, слушаю.

– Товарищ капитан? Это Ольга, Ольга Колчаганова. Извините, я Вас, наверно, разбудила.

– Нет. Я не спал. Что-то случилось?

– Простите меня, пожалуйста, но я просто не знаю, к кому обратиться. Вы сказали, чтобы я Вам позвонила, если эти люди снова объявятся. Они сегодня следили за мной всю дорогу с работы, и сейчас их машина уже весь вечер стоит у моего дома. И один иногда подходит к двери. Я знаю, это звучит, как паранойя, но…

– Где вы живете? – Лёня понял, что злодеи просто ждали того момента, когда Колчаганова ляжет спать, чтобы незаметно проникнуть в квартиру.

Ольга назвала адрес, капитан кивнул:

– Не выключайте свет и телевизор, еще лучше, кому-нибудь позвоните и разговаривайте погромче. Я скоро буду. – положив трубку, он взглянул на стажера:

– Сам до дома доехать сможешь? У меня дела.

Старжевский кивнул и, еще раз пробормотав извинения, направился к автобусной остановке. Лёня улыбнулся ему вслед и, сев за руль, направил машину в центр города, на Каменноостровский проспект.

***

Как Лёня и ожидал, адрес, названный Колчагановой, оказался большим многоэтажным жилым комплексом, только недавно построенным по последним достижениям техники. Цена за одну квартиру тут переваливала за несколько миллионов рублей, поэтому было неудивительно, что апартаменты не спешили находить своих хозяев. На данный момент свет горел лишь в третьей части широких окон, остальные же темнотой отражали вечерние вывески кафе и магазинов на полном жизни Каменноостровском проспекте. Видимо, такая небольшая заселенность комплекса и не стимулировала хозяев добавить к услугам для жильцов круглосуточную охрану, несмотря на то, что многие в ней явно нуждались. Как, например, сейчас.

Припарковав машину у одного из кафе, Лёня перешел дорогу и прошел через арку во двор дома, где городской шум тут же поглотила спящая тишина. Подняв голову к окнам, которые должны были принадлежать Колчагановой, он убедился, что Ольга выполнила его приказ: свет горел во всей квартире, и тень девушки то и дело ходила в разные стороны, показывая, что спать та еще долго не собирается. Окинув взглядом машины, стоящие во дворе, Воронцов тут же увидел нарушителей Ольгиного спокойствия. Их было двое, они сидели в черной иномарке и не сводили своих взглядов с окон Колчагановой, готовые в любой момент начать операцию проникновения в квартиру. Лёня оглянулся по сторонам, раздумывая, как ему поступить. Сейчас его главной задачей было показать, что у Ольги тоже есть защита, даже можно сказать, «крыша», и что им к ней со своими требованиями лучше было не соваться.

Пистолет все еще висел у него подмышкой, но желанием устраивать стрелялки Лёня не горел, тем более, что у этих парней пушки наверняка могли оказаться покрупнее и посмертельнее. Нет, это дело нужно было решать по-другому.

Составив план действия, Воронцов, наконец, двинулся в сторону машины на заплетающихся ногах, что-то бормоча про себя и стараясь таким образом сойти за пьяного.

Подойдя к автомобилю, он, покачнувшись, нагнулся к окну и застучал костяшками пальцев по стеклу, при этом глупо улыбаясь. Один из «следаков» с недовольной миной нажал кпопку, стекло отъехало вниз на пару сантиметров:

– Чего тебе?

– Пас-саны, закурить не… ик… найдесся?

– Не курим.

– Не ну вы че, жметесь? Одну сигаретку ссего. – Лёня поднял вверх указательный палец.

– Сказано тебе «не курим»! Пошел отсюда, пьянь!

– Ээ, а че сразу обзывасся-то, а? – он попытался засунуть руку в салон, чем и вызвал нужную ему реакцию. Бандит резко рванул дверь наружу, оттолкнув Лёню назад. Воронцов упал на землю, сморщившись от боли и смотря, как оба мужчины выходят из машины.

– Ребят, да вы че? Сразу толкасся. – обиженным голосом заканючил капитан. Один из бандитов подошел к «пьянице» и, взяв его за шиворот куртки, грубо поднял на ноги, другой размял кисть правой руки и хищно улыбнулся:

– Тебе сказано было «топай отсюда»? Ну, теперь не жалуйся! – с этими словами он резко направил кулак к Лёниному животу, однако Воронцову это и было нужно. Выйдя из образа, он вдруг круто дернул держащего его бандита на себя, подставив того под удар напарника. Кулак угодил «бедняге» прямо в солнечное сплетение, и он, громко застонав, мешком свалился на землю. Второй бандит поднял расширившийся от удивления взгляд на Воронцова:

– Ты… – но прежде чем он смог закончить свою тираду, Лёня схватил его за руку, все еще сжатую в кулак, и вывернул её за плечо, опустив заохавшего от боли «следака» на землю.

– На кого работаешь? – услышав в ответ только стоны, он дернул руку к себе. – Говори!

– На… на Потемкина. – простонал бандит.

Лёня усмехнулся. Знакомая личность, один из известных питерских авторитетов, приходилось уже с ним встречаться. И что самое главное: у Потемкина был только один конкурент, которого он боялся, и который, по крайней мере, на данное время был в перемирии с законом:

– Передай своему шефу, что тут корову доит Данилов и ему здесь делать нечего. Сунетесь еще раз – найдут ваши трупы где-нибудь… у Ихты. Понял? – для пущей наглядности капитан еще раз дернул своего пленника за руку и, как только тот закивал, поднял его и впихнул в машину. Затем, вытащив пистолет, он проследил, как второй, держась за живот, последовал примеру своего напарника и оба, наконец, исчезли в шумном потоке проспекта.

Засунув пистолет в кобуру, Лёня направился к двери подъезда, где жила Колчаганова.

Ольга, видимо, наблюдала за всем из окна, потому что дверь она ему открыла сразу.

Лёня зашел в просторную квартиру-студию. Слева от него в стену был вделан двухметровый зеркальный шкаф, две двери справа вели в отдельные туалет и ванную. Впереди одна большая комната была разделена интересным шкафом, на кухню справа и гостиную слева. Со стороны кухни шкаф представлял из себя буфет с фарфоровыми и хрустальными сервизами, со стороны гостиной все полки шкафа заполняли книги. Вся мебель и шторы были выдержаны в теплых кремовых тонах. В углу слева оказалась еще одна дверь, скорее всего, ведущая в спальню.

Ольга указала ему на диван, все еще обеспокоенно сжимая в руке телефон:

– Вы в порядке? Я уже хотела полицию вызывать.

– Все отлично. Мы смогли найти общий язык. – Лёня улыбнулся. – Завтра утром я сделаю звонок еще одному человеку, и больше они Вас не побеспокоят.

Облегченно улыбнувшись, Ольга села в кресло, но тут же вскочила обратно:

– Ой, я Вам даже чай не предложила. Или кофе.

Воронцов замотал головой:

– Нет, нет, не надо. Уже поздно. Мне домой пора. Я только зашел, чтобы Вас успокоить. – Лёня встал с дивана и уже хотел было направиться к двери, как его взгляд упал на фото, стоящее на журнальном столике. На фотографии стояла сама Ольга в легкой летней одежде. Но не она привлекла Лёнино внимание. На заднем фоне у девушки виднелось странное сооружение – прозрачный металлический столб высотой метров в пять с летающими по спирали вокруг него шариками. Честно говоря, когда-либо увидеть данное сооружение вне своего сна Лёня не ожидал. Он взял рамку в руки:

– Что это такое?

Если Ольгу и удивило странное поведение милиционера, то её вежливости неплохо удалось это скрыть:

– Это… памятник. Кажется, жертвам цунами. Мы с мужем ездили в свадебное путешествие на Мальдивы. Мне понравился дизайн, и я попросила Антона сфотографировать меня.

Воронцов поднял на девушку удивленный взгляд:

– Мальдивы?

– Да. – она кивнула. – А что такое?

– Да так, ничего. – Лёня пожал плечами. – Просто действительно дизайн интересный.

Воронцов попрощался с девушкой и стал спускаться по лестнице вниз. Уже подходя к своей машине на другой стороне Каменноостровского проспекта, он не смог сдержать довольной улыбки.

Теперь Лёня знал, где искать Колчаганова.

 

Глава 9. О том, чем обрадовать покойника или Последнее правило экстрасенса

Радостный, что смог без особого ущерба для здоровья и психики разгадать все подсказки из своего сна, Лёня направил машину домой. Однако спокойно добраться до родных стен Воронцову в этот вечер было не суждено. Уже на подъезде к родной улице Замшина его внимание отвлек звонок телефона, иначе капитан наверняка заметил бы джип, который, как только серебристая «девятка» проехала перекресток с проспектом Маршала Блюхера, последовал за ней, не включая фары.

На связи был Мишка. Совесть до сих пор мучила бедного стажера, и Лёне сквозь смех пришлось признаться Старжевскому, что он с самого начала даже не думал обижаться на его слова. Тем более, что они действительно были правдой. Еще по дороге к Колчагановой Лёня размышлял о них и о том, как приобретение потусторонних способностей повлияло на его жизнь. Он и вправду изменился, и, кажется, в лучшую сторону.

Оставив машину на привычном месте во дворе, он зашел в свой подъезд, все еще успокаивая лейтенанта и мысленно ругая дворовую шпану, снова разбившую лампочку на третьем этаже. Поднявшись на четвертый, он завернул к своей квартире и столкнулся лицом к лицу с Коровьевым. Быстро убрав мобильник в карман, Лёня понадеялся, что правая рука «мессира» в полутьме не успел его заметить, и что Мишка поймет, почему начальник вдруг прервал разговор, и примет нужные меры. Оглянувшись назад, Воронцов увидел еще двоих парней, поднимающихся по лестнице и перегородивших ему путь отступления. Лица у всех троих не предвещали ничего хорошего.

Усмехнувшись и стараясь унять страх, который все-таки постепенно начал набирать обороты, капитан оглядел сатанистов:

– Так, Коровьев здесь. Мессир ждет в нехорошей квартире. Ребят, а кто из вас Бегемот?

Однако те явно не были настроены шутить. Не успел Воронцов обернуться назад, к Коровьеву, как почувствовал сильный удар по голове. Последнее, что капитан смог услышать, был звон разбивающегося об его затылок бутылочного стекла. После этого наступила темнота.

***

Честно говоря, приходить в себя Лёне не хотелось. Впервые за долгое время ему снилось что-то хорошее. Было лето, прекрасная погода, белые ночи. Наслаждаясь теплом, он прогуливался по городу, вдыхал аромат цветов с клумб и любовался светло-перламутровым небом. И все это время с ним рядом был кто-то, добрый и нежный, от кого на душе становилось весело и тепло. Воронцов не мог разглядеть незнакомца, он лишь довольно улыбался и надеялся, что этот сон, как и предыдущие, – тоже вещий и когда-нибудь сбудется.

Грубый удар по лицу возвратил капитана в жестокую реальность.

– Хватит, Юра. Не надо перебарщивать.

Коровьев с недовольной миной отошел от Лёни и встал в стороне. Капитан оглянулся. Он сидел, привязанный к стулу, в той самой подземной комнате на Прохоровском кладбище. Ветлицын восседал напротив него в своем кожаном кресле и доброжелательно улыбался. Теперь Лёне удалось хорошо его рассмотреть. Седеющие волосы главаря были зачесаны назад, лысина уже захватила большую часть затылка, серые глаза глубоко сидели на немного морщинистом лице:

– Прошу извинения за неудобства, товарищ капитан, – тихим голосом проговорил Ветлицын, поставив руки на столешницу и прислонив пальцы друг к другу, словно какой-то большой интеллектуал. – Но иначе Вы вряд ли бы согласились на переговоры.

Помотав головой, чтобы окончательно прояснить мысли, Лёня улыбнулся в ответ:

– Ну что Вы, господин Ветлицын, разве я мог бы Вам отказать. Или Вас лучше мессиром называть? Здесь ведь все свои.

В комнате действительно больше никого не было, кроме них троих. Видимо, Ветлицын собирался обсудить с капитаном что-то, не подходящее для ушей обычных смертных.

– Нет, думаю, Романа Максимовича пока хватит.

Лёня скривил губы в усмешке. Этот козел действительно думал, что он его по имени-отчеству величать будет?

– Чего тебе от меня надо?

Роман Максимович недовольно поморщился:

– Ну вот зачем? Зачем так грубо? Мы так приятно беседовали. Вот это мне и не нравится в современных органах. Отсутствие воспитания и дисциплины. Все стремятся быть этакими крутыми героями, вытаскивают свои пушки по поводу и без, словно без них нельзя решить ни одну проблему. Я же старался преподавать на своих лекциях хоть чуточку этики и морали, нормы, каким должен быть настоящий полицейский. А меня даже слушать не стали, сказали, это темы больше подходят для института благородных девиц, чем для защитников правопорядка.

– Понятно, и ты решил, что другое вероисповедание их исправит?

– Религией я увлекался уже давно, причем именно её темной стороной. Недавно я был в Европе, и нашел в одной из библиотек данный экземпляр. И именно с ним мне удалось добиться того, к чему я стремился все это время. – с этими словами Ветлицын стянул со стола темную скатерть, представив взору капитана старинный фолиант, от которого у Лёни уже в прошлый раз перевернулся желудок. Он не подвел и на этот раз, но только когда Роман Максимович открыл книгу, Воронцов понял, почему она вызывала у него такое отвращение. Весь рукописный текст, выведенный аккуратным почерком на пожелтевших страницах, казался только что написанным и блестел в свете свечей неприятной чернотой. Лёня понятия не имел, что там было написано, однако в одном он был уверен: автор этого опуса явно нуждался в хорошей порции святой воды. Так же, как и его читатели.

– Знакомый текст, не так ли? – с улыбкой заметил Ветлицын.

Лёня удивленно поднял брови:

– Чего?

– Только не надо притворяться. Твой стажер уже все мне про тебя рассказал. Ты ведь наверняка тоже пользовался помощью данной книги, чтобы произвести на всех впечатление ясновидящего.

От такого заявления Лёню пробило на смех. Коровьев, видимо, сильно горящий желанием хорошо набить капитану морду, тут же сжал ладонь в кулак и вопросительно посмотрел на шефа. Роман Максимович в свою очередь оказался не дураком и правильно рассудил смех милиционера.

– Значит, мы с тобой по разные стороны баррикад. Жаль. А я надеялся, что мы сможем сработаться.

– Прости, что разочаровал. – Воронцов выдавил из себя приторную улыбку. Ветлицын кивнул Юре и тот, наконец, смог вдоволь выплеснуть свою ненависть. Почувствовав, как после нескольких ударов у него по подбородку потекла кровь, Воронцов понял, что прохлаждаться больше было нельзя. Миша вполне мог не сообразить, что начальник находился в опасности, и поэтому выбираться из этой переделки ему, скорее всего, придется одному.

Ну, почти.

Верный и преданный, как собачка, Рыбкин словно только и ждал Лёниного зова. Появившись в углу комнаты, он приложил палец к губам, словно капитан действительно был настолько глуп, чтобы начать в данной ситуации разговаривать с невидимым покойником.

Тем временем Ветлицыну, видимо, надоело наблюдать за грубым насилием, которое он так презирал, и он решил перейти к своему методу уговора.

– Знаешь, Лёня, мне кажется, что ты все-таки сможешь сослужить нам неплохую службу, прежде чем убраться с пути. – он перелистнул несколько страниц в книге и вытащил из нагрудного кармана маленький стеклянный шарик на длинной веревке. – Как видишь, эта книга меня многому научила. Сейчас ты сам в этом убедишься.

Роман Максимович начал раскачивать шарик перед носом у капитана, бормоча слова успокоения и засыпания, как обычно это делают гипнотизеры.

Лёня подумал, что сейчас ему снова станет плохо, однако к его удивлению, тошнота хоть и продолжала сидеть у него в горле, но усиливаться не собиралась. Да и успокаиваться и засыпать ему что-то совсем не хотелось.

– Ты, по-моему, адресом ошибся. На меня твои штуки не действуют.

Ветлицын злобно поджал губы. Воронцов чувствовал, что постепенно начинает действовать мессиру на нервы, а это значило, что вскоре тот мог бы наплевать на свою мораль, и решить избавиться от наглого мента старым проверенным свинцом. Посмотрев на Рыбкина, Лёня зашевелил пальцами рук, прося того попробовать развязать веревку. Толя с готовностью кивнул, обошел комнату и, пройдя сквозь стоящего позади Лёни Коровьева, принялся за дело.

Внезапно в проходе раздался громкий топот ног, звуки борьбы, кто-то пару раз пальнул из пистолета. Коровьев и Ветлицын испуганно переглянулись, представляя, что происходит за дверью. Лёня тоже понял, что Мишка все-таки догадался забить тревогу. Этот факт подтвердил и голос Сереги, раздавшийся у двери:

– Ветлицын и Коровьев, наружу с поднятыми руками!

Юрий вытащил из-за пояса пистолет и приставил его к Лёниному виску:

– Если мы выйдем, вашего дружка вынесут после нас ногами вперед!

Этого момента Лёня и ждал. Убедившись, что его руки уже свободны, капитан резко поднялся на ноги и, схватив стул, со всей силы грохнул его на Коровьева. Юра мешком упал на пол, Пистолет выпал из его руки и откатился в сторону, как раз в тот угол, где стоял Рыбкин.

В этот момент Ветлицын тоже вытащил из-за пояса оружие и направил его на Воронцова. Лёня успел вовремя спрятаться за стол перед тем, как над ним пролетела первая пуля. Заметив, что Коровьев пытается ползком добраться до своего пистолета, Рыбкин не растерялся и пнул его к Воронцову. Тот подобрал оружие и, подождав, пока Ветлицын в ажиотаже отстреляет весь свой магазин, встал из-за стола и направил его на главаря.

– Ребята, можете входить!

Сперва в комнату ворвался отряд омоновцев, затем в дверном проеме появились и сами Серега с Мишкой.

Отбросив пистолет в сторону, Ветлицын в порыве отчаяния бросился к книге, однако Лёня опередил его и, закрыв фолиант, придвинул его к себе. Затем он взял рядом стоящую свечу и прислонил пламя к обложке. Книга полыхнула так ярко, словно была облита бензином. Главарь в ужасе дернулся к своему сокровищу, но было уже поздно.

Преступников заковали в наручники. Оставив фолиант гореть на столе, милиционеры поспешили на улицу, вслед за омоновцами, ведущими обоих сатанистов к их уже арестованным сообщникам.

Через несколько минут к кладбищу подъехала группа криминалистов и вокруг завертелась обычная оперативная работа. Серега взял командование на себя и важно ходил вокруг, раздавая приказы и поручения. Мишка отправился домой – ему на сегодня общения с потусторонщиной хватило сполна.

Лёня стоял в стороне, наблюдая, как толпа невидимых жмуриков наблюдала за действиями его коллег, ничего о таком массовом внимании не подозревающих. Затем он, наконец, увидел Рыбкина, мирно сидящего на скамеечке у одной из могил. Лёня подошел к фабриканту:

– Ну вот, Толя, можешь же быть нормальным человеком, если захочешь. – он улыбнулся. – Спасибо.

– Да не за что, товарищ капитан. Я же говорил, обращайтесь. – ответил тот, грустно наблюдая за происходящим.

– Я тебя еще кое о чем хотел попросить. Ты случайно во сне явиться кому-нибудь не сможешь, сообщение ему передать?

Рыбкин кивнул:

– Могу. Имя и фамилию скажите.

– А если он на Мальдивах?

– Да хоть в Антарктиде, мне все равно. Я ж к нему не пешком идти буду.

– Зовут его Антон Колчаганов.

– Что нужно сделать? Попугать?

– Можно и попугать. Главное, постарайся заставить его объявиться у жены и решить все проблемы со своими кредиторами.

– Сделаем, товарищ капитан. – Рыбкин снова грустно вздохнул, и Лёня понял, что фабрикант явно хотел что-то у него попросить, но стеснялся сделать это:

– Толь, тебе, может, нужно чего? Я сделаю, без вопросов. Ну, по крайней мере то, что в моих смертных силах.

Анатолий тут же оживился и, улыбнувшись, хитро посмотрел на капитана:

– Да есть тут одна штука…

***

Спустя двое суток Ветлицын и все его подопечные дали чистосердечные признания. Особенно «мессир» после сожжения его книги совсем потерял свои волю и уверенность и рассказал о всех убийствах уже на первом же допросе.

Колчаганов оказался живым и здоровым. Не сказав ни слова жене, он продал весь свой бизнес и уехал вместе с огромной суммой денег на теплые острова. Лёня поговорил с авторитетом Даниловым и тот заверил капитана, что он займется Потемкиным, и девушку теперь больше никто не побеспокоит.

Кошмаров больше не было, по крайней мере, пока. Его последний сон все еще продолжал сниться Лёне, но от такой порции доброты и радости он и сам не хотел отказываться.

Все закончилось хорошо.

Поэтому спустя ровно два месяца после своей «смерти» капитан Воронцов смог с чувством выполненного долга закрыть оба своих последних дела и сейчас направлялся в сторону Прохоровского кладбища, чтобы выполнить обещание, данное Рыбкину.

Анатолий, видимо, уже успел разнести радостную новость по всему погосту, потому что встречали Лёню как президента.

Капитан вышел из машины и вытащил с заднего сиденья свой телевизор. Толпа оживленно загудела. Поставив телевизор на уже приготовленный ящик возле небольшой трансформаторной будки, он уступил место одному из покойников, при жизни бывшим электриком. Тот быстро соединил нужные разъемы и провода, и к всеобщему ликованию на экране телевизора появилась яркая зеленая картинка футбольного поля.

– Э, смотрите, ЦСКА выигрывает!

Тут же вокруг телевизора началась давка за лучшие места, а Лёня, махнув довольному Рыбкину на прощание рукой, направился к машине. Как по нему, скуки мертвым с лихвой хватало и в адской очереди, в свободное время они тоже заслуживали немного развлечений.

Вывернув машину на шоссе, ведущее к городу, Лёня улыбнулся. Ему в голову пришла та метафора про африканцев из книги, оказавшейся совсем не метафорой. И третье правило экстрасенса на последней странице: «Не воспринимайте всё увиденное или услышанное за чистую монету. Не всё, что кажется простым, не странным и безопасным, на самом деле таким и является. И наоборот, многие на первый взгляд недоброжелательные вещи могут в итоге оказаться вполне полезными. Используйте свою интуицию, будьте уверены, она вас не подведет. Зрите в корень».

Что ж, подумал Лёня, этому мне еще придется научиться.