Глава 10
Возвращение домой
1
Дело сделано.
Мы взяли девочку и отвезли на придорожную стоянку у четырехрядной автострады в пятидесяти милях отсюда. Мы выбрали это место несколько дней назад. Оно привлекло нас тем, что от дороги его загораживал ряд деревьев, а с другой стороны тянулись бесконечные поля. Можно было спокойно все спланировать, осмотреть каждый закуток. Площадка подходила идеально.
Она располагалась на прямом участке автострады, так что мы могли все видеть на милю-две в обе стороны. Убедившись, что никого нет, мы подняли обмякшее тельце с заднего сиденья и отнесли на автобусную остановку.
Положили спящую девочку в уголке скамейки. Когда мы уходили, она чуть-чуть пошевелилась, приходя в сознание. Это хорошо. Значит, скоро проснется, выберется оттуда и попадется кому-нибудь на глаза.
А мы уехали прочь, никем не замеченные. Что и неудивительно. У нас истинный талант к такого рода вещам. Талант, которым мы не раз пользовались, когда нам это было нужно. Грамотное сочетание хладнокровия и расчетливости. И того и другого нам не занимать.
Мы боимся лишь одного. Того, что находится вне нашего контроля. Вдруг человек, обнаруживший девочку, окажется не столь благородным, как мы? Увидит одинокого ребенка, которого все так и так ищут, решит, что ее можно безнаказанно забрать себе, вместо того чтобы отвезти в полицию. Маловероятно, но не исключено. Каких только подонков нет на свете.
Да, далеко не все такие, как мы. Доверять нельзя никому. Сторонний наблюдатель может решить, что между нами и ними никакой разницы: мы похитили девочку, и они похищают или убивают. Но это не так. Они – жестокие, подлые преступники. Наш же поступок – нечто совершенно противоположное. Это великое деяние. Абсолютно необходимое. Верное. Впрочем, не стоит ожидать, что нас поймут.
У нас мелькнула мысль спрятаться неподалеку и убедиться, что с девочкой все будет в порядке, но это слишком рискованно. Нет, мы должны были предоставить девочку ее судьбе. Это, конечно, было рискованно, но мы все рассчитали. Все, что нам оставалось, – это уповать на свой план.
И мы на него уповаем. Поскольку мы хотим, чтобы девочка вернулась домой целой и невредимой.
Часть дела была сделана. Но это всего лишь начало.
Самое важное только начинается.
2
Джулия проснулась от пульсации в голове. Кто-то сунул ей в череп здоровенный барабан и теперь яростно пинал его окованным носком ботинка.
«Что, черт возьми, со мной происходит? – подумала она. – Откуда похмелье?»
А, снотворное, запитое водкой. И тут она вспомнила о телефонном звонке Уинн. Об Анне.
Уинн сказала, что Анну нашли, что она в порядке.
Сердце страшно забилось, Джулия постаралась взять себя в руки. Ей и раньше снилось, что Анна вернулась домой. Однако на сей раз воспоминание о телефонном звонке было чересчур отчетливым для сна. Хотя может быть, это от алкоголя пополам с таблетками? Совместно с безумным желанием вновь обрести дочь.
За окном было светло, вроде бы – позднее утро. Получается, снотворное вырубило ее на всю ночь. Щурясь от яркого света, Джулия принялась вспоминать, что именно произошло.
Она лежала на кровати. Это было странно, таблетки она принимала не в спальне. Выходит, кто-то перенес ее сюда. А еще это означало, что рядом – ванная, а там – вода. Пить-пить-пить. Чистой, прохладной, живительной влаги.
И тут она окончательно все вспомнила. Обрывки воспоминаний сложились в картинку. Горький вкус таблеток. Обжигающая горло водка. Телефонный звонок, затем еще один. Голос Уинн.
«Миссис Краун, мы нашли Анну».
Очередной сон. Она попыталась его отогнать, но он оказался настойчив. Тяжелое последствие алкоголя и таблеток. Но как же он настойчив! И так реален…
Джулия открыла глаза и посмотрела в потолок.
Нет, это не сон. Анна жива. Каким-то образом Джулия знала это совершенно точно. Что-то изменилось в ее теле.
Анна жива.
Откинув одеяло, спустила ноги на ковер. Вскочила с кровати. Слишком быстро, кровь резко отлила от похмельной головы. Джулию замутило, она присела на край постели.
Снизу донесся смех. Смеялся мужчина. И она знала этого мужчину. Это был ее муж, Брайан. Его смех повторился, снова и снова.
Брайан смеялся, а смеяться он мог, только если…
– Анна! – закричала Джулия.
Крик вышел тонким и ломким. Она откашлялась.
– Анна!
Наступила тишина. Затем послышался быстрый топоток по лестнице. Она знала этот топоток. Ее всегда удивляло, что такое маленькое и хрупкое существо, как ее дочь, может топать громко, словно слонопотам.
– Анна, – прошептала она. – О господи, Анна, это ты?
Она все не верила, не решалась поверить до тех пор, пока дверь спальни не распахнулась и на пороге не появилась дочь. Улыбающаяся и прекрасная. Анна во всей своей красе, ее дочь, ее дитя, любовь всей ее жизни возникла в дверном проеме, пронеслась по ковру и кинулась наконец в материнские объятия.
Джулия крепко обхватила свою дочь.
Как в эту минуту, она не чувствовала себя еще никогда. Все: запах дыхания дочери, тепло ее тела, вкус ее слез, звук голоса, повторявшего: «Мамочка, мамочка!» – когда та бежала к ней, – все это было слишком реальным. Как будто глаза, уши, кожа Джулии не доверяли тому, что видели, слышали и ощущали, и принимались всматриваться, вслушиваться и ощущать, боясь обмануться. Джулия видела трещинки на дрожащих губах дочери, рассматривала волоски на ее голове, изгибы ее маленьких ушек. Как же она любила все это.
То же самое было в тот день, когда дочь родилась. Акушерка положила ей на опустевший живот крошечное, хнычущее, покрытое кровью и слизью незнакомое существо. И Джулия мгновенно его полюбила. Она до сих пор все помнила так, словно это случилось не несколько лет, а несколько минут назад. До сих пор эти воспоминания были самыми яркими, значительными и счастливыми в жизни Джулии.
Но они не могли сравниться с тем, что Джулия чувствовала сейчас.
Тогда она радовалась обретению чего-то восхитительного. Теперь же она обрела дочь заново. Она спускалась в ад, почти потеряла единственную ценность, делавшую ее матерью, – родную дочь. И что самое страшное, потеряла по собственной вине. Она так низко пала, что захотела убить себя, и тут дочь к ней вернулась. Переход от полного отчаяния к неистовому восторгу был невероятным. Сжимая в объятиях дочь, Джулия сознавала, что она – одна из очень немногих, познавших на собственном опыте подобные крайности. Да, очень и очень немногим удалось такое испытать.
Прижав Анну к груди, она поцеловала ее в щечку. Анна похудела, плечи резко выступали под одеждой, черты лица заострились, но девочка радостно улыбалась, обнимая свою маму. Она была в порядке, жива, здорова, вернулась домой, и только это имело значение.
– Я никогда больше тебя не отпущу, Анна, – сказала Джулия. – Обещаю. Никогда больше не отпущу.
3
– Джулия! Джулия! – послышался из коридора голос Брайана.
С тех пор как Анна исчезла, он не переступал порог их бывшей супружеской спальни, по крайней мере, насколько Джулии было известно.
– Папочка, – сказала Анна, поднимая голову, – иди к нам. Давайте все ляжем и обнимемся.
Наступила неловкая пауза.
– Даже не знаю, – пробормотал Брайан, – я…
– Ну, папочка!
Брайан шагнул вперед. Под его запавшими глазами еще темнели круги, но лицо просветлело, чего не было со дня пропажи.
– Входи, входи, – пригласила Джулия, отодвигаясь. – Ложись рядом.
Брайан нерешительно пересек комнату и прилег, опершись на локоть, с той стороны кровати, на которой прежде спал рядом с Джулией. Протянул руку и дотронулся до дочери. Та отвернулась от Джулии, обняла его за шею.
– Папочка, я тебя люблю, – сказала она.
– Я тоже тебя люблю, – прошептал тот. – Очень-очень.
На какое-то мгновение Джулия задалась вопросом, не была ли она слишком строга к Брайану. Может быть, он лучше, добрее, полноценнее как отец и муж, чем ей представлялось? Не ослепил ли ее воображаемый свет нарисованного в голове идеала, затмив скромный огонек реального человека и тех качеств, которые можно было все еще в нем увидеть, если бы только Брайану удалось выбраться из сумрачного леса, разведенного вокруг него матерью?
Джулия коснулась его локтя и улыбнулась.
– Брайан, она вернулась.
– Да, – отозвался он, выворачиваясь из-под ее руки. – Удивительно. Настоящее чудо.
– Но где она была все это время?
– Никому не известно. Сегодня утром она проснулась на автобусной остановке и зашла в газетный киоск. В Тарпорли. До того никто ее не видел.
Сегодня утром. Пока Джулия накачивалась водкой, ее дочь возвращалась в мир. Она посмотрела на будильник. Три часа дня. То есть она проспала шесть часов. Не важно. Главное, что Анна здесь.
– С ней все в порядке?
– Физически? Да. В полиции сказали… – Он замолчал и показал взглядом на дочь. – Потом поговорим, ладно? Так будет лучше.
– Хорошо.
– Ты бы спустилась вниз, скоро приедет Уинн, а тебе еще переодеться надо.
Анна скатилась с Брайана:
– Можно я останусь с тобой, мамочка? Можно?
– Ну, конечно, можно, – Джулия притянула дочь к себе.
Та была такая теплая, такая настоящая, такая живая. Джулия уже не надеялась, что когда-нибудь вновь ее увидит. Смирилась с пропажей Анны, утянувшей за собой все, что придавало смысл и цель ее жизни. Немного пожив без дочери, зато с гнетущим сознанием своей вины, Джулия поняла, что не смогла бы так жить.
По рукам побежали мурашки. Она сжала Анну еще крепче, возблагодарив пульсирующую боль в висках, по которой только и понимала, что жизнь продолжается и она обнимает дочь, только что вернувшуюся домой.
Однако при всей этой радости, одна мысль не давала покоя.
Кто и для чего похитил ее дочь? Рисковал, увозя средь бела дня, сумел укрыться от британской полиции (да что там британской – интернациональной!). И все это только затем, чтобы просто вернуть девочку через неделю?
Если бы злоумышленников поймали, легко бы они не отделались. Убей они или продай Анну, тогда, по крайней мере, все было бы логично: либо они получали удовольствие от убийства, либо – деньги от продажи. До тех пор, пока у полиции нет никаких зацепок, похитители могут чувствовать себя в полной безопасности. Отправная точка на первый взгляд очевидна: заметили ребенка, оставленного без присмотра, и похитили.
В действительности все было не так. Сначала рисковать, похищая девочку, а потом рисковать, возвращая ее? Для чего? Что они с этого будут иметь? Бред какой-то. Чего-то тут явно недоставало, какого-то звена. Но какого?
И это ее нервировало. Что, если это не было случайностью? Что, если Анну выбрали сознательно?
Анна завозилась – Джулия слишком крепко прижала ее к груди.
– Мам, ты меня сейчас раздавишь.
– Прости, солнышко. Просто никак не решусь тебя отпустить.
И она не отпустит. Потому что если Анну выбрали не случайно, значит, для этого была некая причина. Тогда все еще далеко не закончилось.
Тот, кто это сделал, никуда не делся, и смысл содеянного был известен только ему.
И может быть, как раз сейчас он планирует следующий удар.
4
– Миссис Краун, я так за вас рада. Это самое настоящее чудо, – с улыбкой произнесла Уинн.
Эта улыбка стала первым искренним движением, замеченным Джулией на ее лице. Впрочем, Уинн была все той же: уравновешенным, жестким профессионалом своего дела. Никому не под силу выполнять подобную работу и оставаться совершенно бесстрастным, но если ты не в состоянии держать эмоции в узде, то не будешь способен ее выполнять. Если размякнешь, твоя работа тебя сожрет.
И то, что Уинн теперь улыбалась широко и спокойно, с видом явного облегчения, показывало, что она – человек.
– Спасибо, – поблагодарила Джулия. – Спасибо вам за все, что вы сделали.
Они втроем сидели в гостиной. Волосы Джулии были еще влажными после душа. Она чувствовала себя получше, хотя головная боль не утихала, несмотря на два порошка ибупрофена. Только это не имело значения. Мир вновь сиял яркими красками. Анна спала, положив головку на колени матери.
– Хотелось бы ответить, что мы просто выполняли свой долг, но увы, – Уинн пожала плечами, – никакой нашей заслуги тут нет. Девочка просто… Просто вернулась.
В курс дела Джулию ввел Брайан. При всей грандиозности события рассказывать было почти не о чем. В девять утра в полицию позвонил киоскер из чеширского Тарпорли и сообщил, что к нему только что зашла девочка, заявившая, что ее зовут Анна Краун, что она хочет кушать и к мамочке. Киоскер дал ей шоколадный батончик, напоил чаем, и вот, значит, звонит в полицию. В пятнадцать минут десятого девочку забрали местные копы, к десяти она уже была в отделении, где ее ждали Брайан и инспектор Уинн. Пока ее мамаша валялась дома в отключке, хотя никому об этом знать не следует.
Анна была в полном порядке. Немного похудела, но цела, невредима и даже весела. Ее заинтересовало полицейское отделение, она попросила показать ей камеры, где сидят самые настоящие злодеи, и одна из полицейских отвела ее туда. Девочка вернулась с мороженым, купленным в столовой. Она объявила Брайану, Уинн и осматривавшему ее врачу, что когда вырастет, станет полицейским.
– Полицейской, – поправила ее Уинн.
– Нет, – отрезала Анна. – Полицейским.
– Боюсь, это я виновата, – рассмеялась сопровождавшая ее женщина. – Сказала ей, что я шоколадное мороженое почти не ем, а мужчины-полицейские лакомятся им с утра до вечера.
В общем, с Анной было все хорошо, за исключением одного обстоятельства: она не помнила, что с ней происходило. Не имела представления, кто ее похитил и где провела эти дни. Помнила только, как проснулась на автобусной остановке, перешла через поле, за которым увидела дома, что замерзла и хотела в тепло. Осторожные, но настойчивые расспросы Уинн (кто ее забрал, мужчина или женщина, какого роста, с приятным голосом или страшным) ничего не дали. Анна не помнила ни единой детали.
Джулия спросила, как такое может быть.
– Вероятно, ее пичкали какими-то лекарствами, воздействующими на память, – ответила Уинн. – Такой дряни полно.
Джулия на секунду задумалась, что же такое творили с Анной, что потребовалось стереть ей память? Но постаралась отогнать от себя подобные мысли, хотя знала, что потом, ночью или под утро, они вернутся. Вариантов произошедшего с дочерью у нее было несколько, один хуже другого.
– Позже с ней побеседует детский психолог, – сказала Уинн, – однако непохоже, что Анна перенесла эмоциональную травму.
Признаков сексуального насилия тоже не было. Это еще ни о чем не говорило, но если что-то подобное и имело место, следов на теле девочки оно не оставило. Джулию этот факт одновременно успокаивал и тревожил. Отсутствие явных примет сексуального насилия, конечно, утешало, но ей нужно было знать наверняка. Идея о том, что некто надругался над дочерью, не оставив никаких следов, радовала мало.
– То есть вы не представляете, кто ее похитил? – спросила она. – А на ее одежде ничего не осталось? Каких-нибудь волокон или ДНК?
– Ничего, – покачала головой Уинн. – Некто проделал прекрасную работу, уничтожив все улики. Одежда Анны абсолютно чиста. Я считаю, что, одевая девочку, похититель воспользовался перчатками и не снимал их до того момента, когда бросил Анну на автобусной остановке.
– Понятно. То есть никаких улик?
– Практически. – Уинн сделала глоток чая.
– Но расследование, надеюсь, продолжится? – спросил Брайан.
– Само собой, – инспектор как-то неуверенно взглянула на потолок, затем перевела взгляд на Джулию. – Нам обязательно надо найти того, кто это сделал.
– Боитесь, что он может повторить? – поняла Джулия.
– Именно. И еще… Ситуация крайне нестандартная. Никогда не слышала ни о чем подобном. Я бы чувствовала себя куда спокойнее, зная, что преступник за решеткой.
– Верно, – встрял Брайан. – Украденных детей находят редко. Разве что через много лет.
«Ну, конечно, он теперь у нас известный эксперт», – подумала Джулия. Не очень приятно сделаться экспертом в таких вещах, но в конце концов теперь это просто знание и опыт.
– Вы правы, – подтвердила Уинн. – Чтобы ребенок вернулся совершенно невредимым – неслыханное дело.
– Может, они нас просто пожалели? – предположила Джулия. – Посмотрели пресс-конференцию…
– Не исключено, – согласилась Уинн весьма скептическим тоном. – Но наверняка это неизвестно. По сути, мы вообще мало что знаем. Например, нам неизвестен мотив. Зачем рисковать, похищая ребенка, если ничего с ним делать не собираешься?
– Вы думаете, за всем этим кроется нечто большее? – спросила Джулия. – Что еще ничего на кончилось и мы в опасности?
«Даже если бы все закончилось, мне уже ни горячо ни холодно», – подумала она, остаток жизни ей придется прожить в страхе, что все повторится вновь.
– У случившегося должна быть какая-то причина, – ответила Уинн. – Это меня очень беспокоит.
– Но что это за причина? – воскликнула Джулия. – Все выглядит совершенным бредом. Разве что… Не знаю, может быть, они просто развлекались? Ждали, просчитывали, а потом – раз! – налетели, как ястребы, и схватили ее? Скажем, проверяли, можно ли похитить ребенка в самых неподходящих обстоятельствах?
Чувство собственного бессилия просто обескураживало. Как она сможет защитить своего ребенка от неведомой, таинственной угрозы? Если бы инспектор предложила ей взять новое имя и переехать в Австралию, Джулия не раздумывала бы ни секунды. Ей хотелось уехать отсюда как можно дальше, чтобы растить Анну в безопасности. Может, действительно попросить Уинн об этом?
– У вашего дома будет дежурить патрульная машина, – сообщила та. – По крайней мере, до тех пор, пока ситуация на прояснится.
Джулия кивнула, чуть успокоившись.
– А пресса? – вспомнила вдруг она. – Они все еще тут околачиваются?
– Нет, мы их спровадили. Не нужно, чтобы вам сейчас трепали нервы. Не поручусь, что они не вернутся, но, надеюсь, к тому времени ажиотаж поутихнет. Появятся новые истории и свежие жертвы, в которые они вцепятся зубами и когтями.
– Поломав жизни своим жертвам, – заметил Брайан. – Стая вонючих стервятников.
Анна на коленях у Джулии шевельнулась. Ее ротик приоткрылся, веки подрагивали, словно ей снился сон. «Что же тебе снится? – подумала Джулия. – Не тот ли, кто тебя похитил? Не сидит ли он сейчас в твоей головке, совершенно для меня недоступный?»
– И что дальше? – Джулия посмотрела на Уинн.
– Продолжится расследование. Я бы посоветовала вам внимательно наблюдать за Анной. Девочка может сказать что-то такое, что будет нам полезно. Память – странная штука. Может вернуться в любой момент. – Уинн посмотрела на Брайана. – Если вы что-нибудь узнаете о вашем отце, не забудьте, мы сильно жаждем с ним побеседовать. В остальном же живите по возможности обычной жизнью.
Брайан начал приподниматься, но Уинн жестом попросила его оставаться на месте.
– Сидите-сидите, я сама найду дорогу, – сказала она, направляясь к входной двери, но прежде, чем выйти, оглянулась. – Мистер и миссис Краун, я бы хотела вам сказать, что счастлива за вашу семью. Вы снова все вместе. Спокойной вам ночи.
5
Входная дверь щелкнула, и стало тихо. Джулии почудилось, что впервые за прошедшую неделю в доме было по-настоящему спокойно. Нет, тихо тут было не раз, но та тишина гремела в ее ушах, вопя об отсутствии Анны. К тому же тишине мешало жужжание в голове Джулии. В ее мозгах непрерывно вращались шестеренки, переключаясь с воспоминаний об Анне к невыносимому страху за дочь (где она? что с ней?), а затем к убийственному чувству вины.
Теперь же Анна спала у нее на коленях, и в тишине было лишь спокойствие.
– Ты не отнесешь ее в кроватку? – спросил Брайан.
– По-настоящему надо бы, но… – Джулия посмотрела на Анну, и любовь к дочери охватила ее с новой силой. – Не могу себя заставить с ней расстаться.
– Понимаю. Сам все поверить не могу, что она вернулась. Я уже не надеялся… то есть надеялся, конечно, но до сих пор не смею поверить, что она дома. Ну, ты понимаешь.
– Еще бы, – сказала Джулия, действительно понимая, что пытается описать Брайан.
Подобное чувство неверия и вместе с тем удивления возникает, когда вы едва не врезались в столб или чуть не совершили еще какую-нибудь колоссальную глупость. Вы поверить не можете своему счастью и не можете выразить его словами.
Последовала долгая, многозначительная пауза.
– Нам все-таки нужно поговорить, – произнес Брайан.
– О нас?
– О нас. И о тебе, в частности.
– А что со мной?
– Я обнаружил тебя на диване, а рядом стояла бутылка водки и валялось снотворное. Меня это беспокоит.
– Не беспокойся обо мне. Я в порядке, – сказала Джулия, почувствовав стыд.
– Ты собиралась убить себя. Я бы не назвал это «быть в порядке».
– Нет-нет, – замотала головой Джулия. – Все было совсем не так. Никакое это не… Не собиралась я себя убивать. Просто хотела заснуть. Передохнуть хоть немного.
Он явно не поверил.
– Брайан! – с негодованием воскликнула Джулия. – Не было никакой попытки самоубийства! Неужто ты так подумал?
– Ну, раз ты настаиваешь. Просто выглядело все именно так.
– Если бы я собиралась покончить с собой, я бы это сделала, – отрезала Джулия. – И двумя таблетками не ограничилась бы. Сожрала бы их все, – она покачала головой. – Это просто смешно. Самое забавное, я об этом подумывала, но сделать… Нет-нет, пока оставался хоть малейший шанс на возвращение Анны – никогда. И она вернулась, Брайан. Вот о чем нам надо говорить, а не о придуманном самоубийстве.
– Ладно, дело твое. Мне есть что тебе сообщить и помимо.
– Ну, так вперед. Выкладывай как на духу.
– Нам нужно заключить соглашение. Для оформления раздельного проживания.
– Прямо сейчас? Подождать никак?
– Никак. Лучше сейчас.
– Хорошо. И что ты предлагаешь? – ответила Джулия, не сводя глаз с лица спящей Анны. Теперь, когда дочь находилась в ее объятиях, ничто не могло испортить ей настроения.
– Я перееду. Вероятно, к маме. Мы с тобой продаем дом и делим деньги. Или ты выкупаешь мою долю и остаешься здесь.
Джулия знала, что между нею и Брайаном все кончено. Она и сама этого хотела, вот только сейчас все было не ко времени. Нельзя было затевать скандальный развод сразу после чудесного возвращения исчезнувшей дочери.
– Послушай, – начала она, – я знаю, что перспективы нерадужные, но нельзя ли потерпеть? Анна нуждается в нас обоих. В спокойной семейной обстановке, с матерью и отцом.
– Нашим отношениям конец, Джулия. После того, что… – Он замялся, затем пожал плечами, словно примиряясь с необходимостью, и продолжил: – После того, что ты совершила, надежды как-нибудь все наладить нет. Сначала заявила, что хочешь развода. Что жизнь со мной тебя не устраивает и тебе хочется большего. Затем ты не потрудилась вовремя забрать нашу дочь. То, что она вернулась целой и невредимой, ничего, по существу, не меняет. Я не в состоянии тебя простить. Ни за то, ни за другое.
– Мне все это известно. Я же не прошу, чтобы мы остались вместе навсегда. Просто считаю, что можно подождать. Спать будем в разных комнатах. Это довольно унизительно, но ради Анны можно и потерпеть. Не бог весть что, конечно. Вряд ли мы станем единственной парой, играющей в счастливую семью ради детей.
Брайан заколебался.
– И как долго играть? – спросил он наконец.
– Я не знаю. Полгода. Может, год. Столько, сколько потребуется, пока мы не поймем, что момент настал. И ни о чем не волнуйся. Ты можешь встречаться с кем тебе вздумается, мне это совершенно безразлично. Я просто хочу защитить Анну.
– Ты думаешь, мне хочется с кем-то там встречаться? – Брайан побагровел. – И при чем здесь какие-то встречи? В этом ты вся, Джулия, ни о чем другом даже думать не можешь. Вечно стараешься выставить меня в дурном свете. Я просто посчитал, что так будет лучше.
– Прости, – Джулия понимала, что немного манипулирует им, но сейчас ей было без разницы. – Если ты хочешь как лучше, останься хоть ненадолго. Это все, о чем я прошу. Ради Анны.
– Ладно, уговорила. Останусь. Но учти, – он гордо расправил плечи, – я делаю это только ради дочери, а вовсе не ради тебя.
– Вот и договорились. Спасибо тебе, Брайан, – Джулия облегченно вздохнула и встала с Анной на руках. – Думаю, этой ночью она может поспать со мной. Спокойной ночи.
Поднимаясь по лестнице, она чувствовала какую-то горечь, повисшую между ними, но ей было все равно. После возвращения Анны Джулии стало наплевать на брак, на карьеру – вообще на весь мир. Только бы Анна была рядом.
6
Психолог оказался совсем не таким, каким ожидала Джулия. Около пятидесяти, с круглым животиком, ногти на левой руке выкрашены черным лаком. В конце едва ли не каждого предложения он склонял голову набок и произносил: «Ясно, да?»
Он сидел рядом с Анной на выцветшем, потертом диване. На столе лежали игрушки и детские книжки. Джулия расположилась чуть в стороне, в кресле. Психолог намекал, что лучше бы ему побеседовать с девочкой наедине, но Джулия отказалась наотрез.
– Итак, – сказал психолог, обращаясь к Анне, – меня зовут Роберт. Но ты можешь звать меня Робом, Робби, мистером Робби, Бобом, мсье Бобом или даже, если тебе очень захочется, Дейвом.
Анна хихикнула.
– А можно я буду звать тебя Томасом? – спросила она. – Как паровозик?
Роберт-Роб-Робби-Боб с важностью кивнул.
– Как пожелаешь. Тебе нравятся поезда?
– Немножко. – Анна помолчала. – Но не слишком. Поезда нравятся мальчишкам.
– Девочкам тоже. Девочки любят поезда.
– Знаю. Но в основном – мальчишки.
Джулия едва удержалась, чтобы не кинуться объяснять, что они с Брайаном всеми силами старались избегать гендерных стереотипов. Но при всех их стараниях Анна где-то подцепила идею, что мальчикам и девочкам нравятся совершенно разные вещи. Джулию же бесили все эти розовенькие феечки и принцессы, но ничего поделать она не могла.
Тем временем беседа шла своим чередом. Роберт расспрашивал Анну о том, что ей нравится делать, о школе, о друзьях. Спросил, куда она ходила в последнее время, не встречала ли чего-нибудь страшного, например пауков или брокколи. Не чувствовала ли себя в опасности, не волновалась ли. На все вопросы Анна отвечала спокойно и уверенно. Через полчаса психолог хлопнул в ладоши и улыбнулся.
– Ну, что же, – сказал он. – Очень интересно было с тобой побеседовать. Рад, что познакомился с тобой, Анна. Хочешь еще раз со мной увидеться?
– Хочу, – кивнула та. – Ты смешной.
– Вот и ладненько, мне надо будет только договориться с твоей мамой. Ну, а на сегодня мы, пожалуй, закончим.
В вестибюле Роберт попросил секретаршу помочь Анне выбрать наклейку из корзинки, стоявшей на конторке, а сам пожал Джулии руку:
– Попозже я все напишу, однако уже сейчас могу сказать, что девочка, судя по всему, в полном порядке. Уверена в себе, спокойна, разговорчива. Вполне счастливая маленькая мисс. Какое-то время я еще за ней понаблюдаю, скажем, раз в недельку, посмотрю, что и как, но, по-моему, все у нее отлично.
– Спасибо, – поблагодарила Джулия. – Прямо камень с души сняли.
– У меня своих шестеро, – усмехнулся Роберт. – Младшему – десять, старшему – двадцать два. Так что я вас прекрасно понимаю. Ни о чем так не беспокоишься, как о собственных детях. Их страдания причиняют настоящую физическую боль.
– Да уж, с шестерыми беспокойства вам хватает.
– На самом деле беспокойства столько же, сколько и с одним. Когда их шестеро, ты просто распределяешь свое беспокойство между ними.
– Даже думать об этом не могу. Не представляю, как вы справляетесь.
– Справляюсь? – хохотнул Роберт. – А кто вам сказал, что я справляюсь? Я весь сосредоточен только на одном: как бы выжить.
Подошла секретарь, ведя Анну за руку.
– Она захотела два стикера, – сказала женщина. – Обычно мы даем по одному, но ей я разрешила забрать оба.
По всей видимости, Анна решила вовсю использовать особое к себе отношение. Роль «маленькой девочки, которую похитили».
– И что же ты выбрала? – поинтересовался Роберт.
– Единорога и бабочку, – ответила Анна.
– То есть не поезд и гоночную машинку? – спросил Роберт.
– Нет, – ответила Анна. – Я же тебе говорила, поезда – для мальчишек. Мне нравятся разные зверюшки. И еще большой кукольный домик.
– Ну, хорошо-хорошо, – поднял руки Роберт. – Делай как знаешь.
Джулия внимательно взглянула на Анну, прокручивая в голове ответ дочери. Было что-то странное в ее словах, что-то неправильное.
– Какой еще кукольный дом? – спросила она.
Анна подняла голову и нахмурилась.
– Большой. Я в нем спала.
– Ты спала в кукольном доме? – сердце Джулии забилось.
Несколько секунд Анна стояла молча.
– Не знаю, – задумчиво произнесла она. – Я не помню.
– А на что был похож этот дом? – Голос Роберта оставался таким же спокойным и веселым, однако в нем прозвучала настойчивость. – Расскажи-ка мне. Ужасно люблю кукольные дома.
– Нет, не любишь, – возразила Анна. – Ты же мальчик.
– Мистер Ньюуолл, вам пора на следующую встречу, – напомнила секретарь.
– Не могли бы вы попросить их подождать несколько минут? – сказал Роберт и вновь обратился к Анне: – И все-таки, мне нравятся кукольные дома, как и многим мальчишкам, кстати. Пожалуйста, расскажи мне о нем. О том, о большом.
– Я плохо помню, – призналась Анна. – Помню только, что он был большой, и я там спала.
– Разве бывают такие большие? Может, это был самый обыкновенный человеческий дом?
– Нет, – гнула свое Анна. – Это был кукольный. Просто очень большой.
– А ты не помнишь, где он стоял?
– Нет, – помотала головой Анна. – Наверное, он мне приснился.
– Точно, – Роберт посмотрел на Джулию. – Нам с вами надо поговорить.
Джулия с Брайаном сидели на диване в кабинете Роберта, инспектор Уинн – в кресле. Сам Роберт остался стоять у двери.
– Анна утверждает, что спала в большом кукольном доме, – начала Джулия. – По-моему, это очень странно, но она упорно стоит на своем. Заметьте, не играла там, а спала. Вряд ли это то, чем она стала бы заниматься, попади на самом деле в такой дом.
– Что именно она сказала? – спросила Уинн. – Вспомните как можно точнее.
Роберт задумчиво побарабанил пальцами по верхней губе, потом пересказал их разговор с Анной. Он говорил медленно, с остановками, стараясь припомнить все, до последнего слова.
– И что вы об этом думаете? – спросил Брайан.
– Вполне возможно, что это действительно просто обрывок сна… – начала Уинн, но Джулия ее прервала.
– Я так не считаю. Это совсем не похоже на Анну.
– Положим, – кивнула Уинн. – Если так, выходит, Анна на самом деле находилась в каком-то большом кукольном доме. Настолько большом, что там может поместиться ребенок. Значит, нам нужно отыскать что-нибудь подходящее. – Она встала. – Начнем, пожалуй, с производителей и продавцов кукольных домов. Отправлю-ка своих людей, пусть копают в этом направлении.
– Что тут можно накопать? – хмыкнул Брайан. – Кукольный дом есть кукольный дом.
– О, вы очень удивитесь, когда узнаете, – ответила инспектор, в ее глазах уже загорелся охотничий азарт. – Нам бы только зацепку, от которой можно оттолкнуться. И одна такая у нас уже есть. Если дом девочке не приснился, то мы знаем, что он был достаточно большим, чтобы вместить спящего ребенка. Мы находим тех, кто продает подобные дома, узнаем, сколько и кому они их продали. Если покупатель воспользовался кредиткой, мы найдем его в два счета. Если платил наличными, продавец может припомнить что-нибудь любопытное. К примеру, одинокий мужчина, приобретающий кукольный дом, определенно привлечет к себе внимание.
– Звучит убедительно, – сказала Джулия. – Мы можем чем-нибудь помочь?
– Поговорите с Анной. Может, она еще что впомнит. Скажем, запахи, женские или мужские голоса. И что она при этом чувствовала. Боялась? Радовалась? Грустила? Было темно или светло? Не дотрагивался ли до нее кто? Был ли этот человек сильным, носил ли кольца или часы? Во что одевался? Короче, любые детали.
– Лучше сделать это в игровой форме, – добавил Роберт. – Предложите ей лечь, закрыть глаза и попросите устроить как бы экскурсию по тому кукольному дому. Пусть опишет все, что видит. Это может подстегнуть память.
Джулии очень не хотелось просить Анну снова все переживать, но она кивнула.
– Хорошо, мы попытаемся, – сказала она.
Вечером, улегшись рядом с дочкой, благоухавшей после купания, она сказала:
– Я тут подумала, не подарить ли тебе что-нибудь такое-этакое…
– Этакое? – подпрыгнула Анна. – А что? Игрушку?
– Как насчет кукольного дома? Ну, если ты захочешь, конечно.
– Мамочка, я хочу! Очень-очень хочу!
– Вроде того, в котором ты спала?
– Нет! Я хочу, чтобы там были дверцы, столики со стульчиками и много-много кукол.
– А в том их разве не было?
– Не-а. Там вообще ничего не было.
– Не может быть! Совсем-совсем ничего?
– Я плохо помню, мамочка. Было темно. И я все время спала.
– Правда?
– Ну, мам! – малышка закатила глаза. – Не хочу больше о нем говорить. Давай лучше поговорим о том домике, который мне подаришь ты.
Джулия лежала на спине, слушая болтовню дочери, перечислявшей вещи, которые всенепременно должны быть в ее домике. Судя по их количеству, требовался не дом, а целый дворец.
Она была счастлива, что случившееся с Анной не травмировало психику дочери. Словосочетание же «кукольный дом» пугало саму Джулию, напоминая ей о неизвестном, похитившем Анну и державшем ее у себя, об ужасе, пережитом ею за время отсутствия дочери.
И еще о том, что этот человек на свободе. Может, это и не значит ничего, все действительно закончилось. А возможно, и нет. Напротив, все только начинается и к ним подползает зло, которое она не в состоянии себе представить.
Когда Анна наконец заснула, Джулия вздохнула с облегчением. Ей просто хотелось лежать в темноте, спрятавшись в ней от всех своих страхов.
7
Проснулась она поздно. Анны в постели уже не было. Пуховое одеяло – откинуто, подушки – разбросаны. Любимая дочкина обезьянка грустно свисала мордочкой вниз с кровати. Джулия потрогала простыню. Она была еще теплой.
Спустившись вниз, обнаружила Эдну, сидящую за кухонным столом. Перед которой лежала скорлупа от двух вареных яиц. Анна в гостиной рассматривала фотографии на айпэде бабушки.
– Я отправила Брайана за газетами, – сказала Эдна, отпив глоток кофе. – Обычно я их никогда не читаю, но ему совершенно необходимо было проветриться.
Типичное решение проблем по методу Эдны Краун, включающему обычно физические упражнения, свежий воздух и приказ «взять себя в руки» (и лучше сразу в три руки). Из нее вышла бы прекрасная школьная учительница викторианских времен, хотя, скорее всего, даже тогда ее сочли бы чересчур суровой и жесткой. В который раз Джулия пожалела Брайана, испытав вместе с тем облегчение: ей самой больше никогда не потребуется угождать свекрови.
– Отлично, – сказала Джулия. – Брайан просто счастливчик, ему повезло, что вы о нем так заботитесь.
– Вот именно. А когда он покинет этот дом, моя забота потребуется ему вдвойне.
– Ну, с этим вам придется немного подождать.
Эдна, и без того сидевшая, по своему обыкновению, прямо, словно палку проглотила, попыталась выпрямиться еще сильнее.
– Что ты имеешь в виду, Джулия?
– Брайан остается. Останется до тех пор, пока все не устаканится.
– Понятно, – медленно кивнула Эдна. – И сколько же времени займет это «пока»?
– Почем мне знать? Полгода-год… Столько, сколько потребуется.
– А сколько потребуется?
– Эдна, я не знаю. Ситуация слишком сложная. Сейчас не самое подходящее время разводиться. Хотя бы потому, что это расстроит Анну.
– Ничего с ней не случится. Дети гораздо сильнее, чем мы думаем.
– Ну, да, конечно.
Еще одно из фундаментальных убеждений Эдны: дети по природе своей крепыши и цацкаться с ними – только портить. Они должны с самого начала знать, что в мире есть не только добро, но и зло, и научиться с ним бороться. Укрывать же их от зла означает, что когда-нибудь они с ним все равно столкнутся, но урок обойдется им намного дороже. Лучше с младых ногтей вырабатывать у них необходимые навыки, тем самым оберегая от разочарования и неудач.
Джулия была с нею в корне несогласна. Если она сможет вырастить дочь под стеклянным колпаком, тем лучше. Время для страданий придет и так. Прежде она никогда не спорила с Эдной, не хотела создавать лишние проблемы, но теперь терять ей было нечего.
– Знаешь, Эдна, я не думаю, что дети так уж сильны. Более того, считаю, что они – хрупкие и нежные и им требуется наша любовь и поддержка. Развод родителей ранит и пугает их, потому-то я считаю, что сейчас не самое подходящее время, чтобы тревожить Анну. Она и так настрадалась.
– Чепуха! – отрезала Эдна. – Тысячи семей…
– Знаю. Но я не собираюсь открывать дискуссию по этому вопросу. Это касается только меня и Брайана. Как мы с ним решим, так и будет. А что ты об этом думаешь, меня не колышет.
– И напрасно. У меня огромный опыт в…
– В чем? – перебила ее Джулия.
Она завелась уже всерьез. Захотелось раз и навсегда отвязаться от Эдны, и чем больше гадостей она ей наговорит, тем быстрее свекровь оставит ее в покое.
– В чем? – повторила она. – В неудавшихся браках? В мужьях, сбежавших со всех ног? Ведь именно это с тобой и происходило. Ты была настолько ужасна, что даже такой человек, как Джим, предпочел уехать с любовницей.
– Вот, значит, что ты думаешь обо мне. Я рада, что ты наконец-то продемострировала себя во всей красе. Что же, по крайней мере, ты хотя бы честна. Может быть. Поскольку до сих пор в излишней честности тебя обвинить было нельзя. Ах да! Ты еще кое-что знаешь о том, как осчастливить женатого мужчину. Как там звали того, чью семью ты развалила?
Джулия через силу заставила себя промолчать. Эдна явно нарывалась на скандал, очевидно рассчитывая на то, что их разговор закончится криком и взаимными обвинениями. Чтобы получить доводы в пользу того, что Брайану не следует оставаться в этом доме. Джулия прямо видела, как свекровь, покачивая мудрой головой, говорит сыну: «После того что она мне наговорила, ноги моей здесь больше не будет». Она не могла настоять на своем, поэтому задумала спровоцировать конфликт и еще глубже вбить клин между Джулией и Брайаном, разорвав последние нити, связывающие их.
Этого Джулия позволить не могла. Только норовисто тряхнула головой и удалилась в гостиную. Села рядом с Анной, приобняла.
– Хочешь, книжку почитаем?
Анна подняла на нее глаза и улыбнулась.
– Хочу. Давай «Большого и доброго великана»?
Они уже дважды читали эту книжку. Анна ее обожала. Сама бы Джулия предпочла что-нибудь другое, но это не имело значения. Попроси теперь Анна почитать ей состав зубной пасты, она и на то согласилась бы. Какое везение, что она может снова читать книжки дочери.
Они как раз дошли до описания пещеры великана, когда дверь открылась и в гостиную вошел Брайан с газетой и фиолетовой коробкой шоколадных конфет в руках.
– А, «Большой и добрый великан». Моя любимая книжка, – сказал он.
Состроил недоуменную физиономию и, подражая западноанглийскому выговору актера в фильме, закричал:
– А-а-а, людишки-плутишки! Где мои шишгурцы? Вот я вас сейчас съем!
– Папочка, – пробормотала Анна, давясь смехом, – ты такой смешной.
Брайан поиграл бровями.
– Стараюсь, – сказал он все еще голосом БДВ и протянул ей коробку, размером в два квадратных фута.
Джулия никогда в жизни не видела такой огромной. Анна встала и взяла подарок.
– Это тебе, – проворковал Брайан. – Конфетки.
Анна приподняла крышку, и ее глаза расширились от восторга.
– Это все мне? Мне одной?
– Тебе. Тебе одной.
– Ты должен тоже попробовать одну, папочка. Или две.
– Или три?
– Две, – не дала сбить себя с толку Анна. – Мам, тогда и ты можешь взять себе две.
Джулия взяла конфету и откусила половину. Внутри оказалась розовая начинка. Она ненавидела розовую начинку.
– Очень вкусно, – соврала она. – Спасибо, родная.
– Я отнесу бабушке, – Брайан взял из коробки еще конфету. – Она обожает конфеты. Только отнесу и тут же вернусь.
Джулия услышала, как он бросил на стойку газету и сказал, что у него для Эдны сюрприз.
– А в том кукольном домике не было конфет? – спросила она дочь.
– Нет, – немного подумав, ответила Анна. – Только пыль.
– Пыль? Домик был старый, да?
– Наверное.
– А пахло? Старым или новым?
– Мамочка, старое вообще нельзя нюхать. Нюхать можно цветы. Старое не пахнет.
– Ты права, – согласилась Джулия. – Но иногда старые вещи имеют особенный затхлый запах. Вроде пыли. Ты же говорила о пыли.
– Ой, а пыли в домике не было. Она была на полу.
– На каком полу?
– В комнате, где стоял домик.
Джулия изо всех сил старалась говорить спокойно, хотя кровь так и стучала у нее в ушах.
– А что это была за комната?
– Я не знаю, – надула губки Анна. – Просто темная комната. Там было немного холодно.
– Вроде подвала?
– А что это?
Джулия подумала секунду.
– Пол был твердый? Как камень?
Анна кивнула.
– То есть ты стояла на полу и смотрела на кукольный домик?
– Может быть. Я правда не помню. Мам, не спрашивай меня больше. Мне это не нравится.
– Только самый последний вопросик, солнышко. Какого цвета был домик?
– Кажется, красного. Или синего.
– Красного, – произнес голос Эдны, появившейся в дверях. – Или синего. По-моему, ты без толку теряешь время.
– Спасибо, Эдна, ты умеешь поддержать, – парировала Джулия. – Но поскольку это мое время, я вольна тратить его как мне заблагорассудится.
– Прекрасно. Мне пора, – свекровь улыбнулась Джулии.
Какой-то странной была улыбка. Джулия не смогла себе объяснить, чем именно. Странной, и все. Вымученной и издевательской какой-то.
– Пока, – ответила Джулия. – Увидимся.
– Да, – произнесла Эдна. – Мы обязательно увидимся.
8
Горячие струи, бьющие из душа, стекали по телу Джулии. Она поняла, почему религиозные церемонии, посвященные возрождению к новой жизни, проходят именно в воде. Идея смывания с себя грехов прошлого, словно грязи, является не только символическим актом: ты физически ощущаешь, как все меняется, – старое уходит прочь, открывая путь новому.
Но кто его знает, каково оно будет, это новое?
Эстафетную палочку чтения дочери «БДВ» она передала Брайану. Анна так и заходилась от хохота, слушая «смешные голоса, которыми говорил папочка». Джулию эта картина и радовала, и смущала. Радовала, потому дочь была дома и определенно счастлива; смущала – потому что прежде она как-то упускала из виду то, как сильно Анна любит отца. Наверное, ее разочарование в муже затуманило взор, и ей стало казаться, что Анне с ним тоже скучно и неинтересно. Тогда как это было совершенно не так. Увидев их вместе сегодня утром, Джулия поняла, что дочь обожает отца, считая его самым лучшим, самым добрым и сильным папой на свете.
Джулии пришлось посмотреть на Брайана новыми глазами. Не то чтобы она в корне пересмотрела свои взгляды, ее все еще прошибал холодный пот при одной мысли о нем. Она больше не воспринимала его как «надежное плечо», к которому можно прислониться в случае чего. Однако она задумалась: не является ли некая лакуна в ее собственной душе причиной того, что она недооценила Брайана и вообще разочаровалась в жизни? Вдруг это ощущение неполноты существования кроется в ее собственном подходе к бытию или в отсутствии авантюристической жилки? Если причина в этом, развод отнюдь не решит ее проблем. Может, ей просто стоило чем-нибудь заняться? Научиться плавать с аквалангом, усыновить ребенка, начать брать уроки игры на фортепиано… А не разрушать семью.
Сейчас она была счастлива, что ей удалось удержать ситуацию хотя бы ненадолго. Это позволит ей глубже проникнуть в суть своих ощущений, понять, является ли новоприобретенное восхищение Брайаном лишь отражением эйфории от возвращения Анны или ее взгляды действительно переменились. Потому что, если причина в последнем, возможно, стоит изменить их отношения. И возможно, надежды на совместное будущее не так уж эфемерны.
Может, так. А может, и нет. По крайней мере, Джулии представился случай понять.
Она особенно тщательно оделась. Слегка надушилась. Выбрала джинсы, туго обтягивающие бедра и ягодицы, как нравилось Брайану. Она не собиралась, конечно, его соблазнять, но не видела никакого вреда в безобидной игре. Если у их семьи еще оставался шанс, Джулия была просто обязана раздуть искру в пламя, какой бы ничтожной ни была искра.
Выйдя из спальни, она увидела Брайана, поднимавшегося наверх с Анной на руках.
– Сморило, – пояснил он. – Слишком много «БДВ» и сладостей в один присест. Сама знаешь, как это бывает: восторг сменяется упадком сил. Пойду отнесу ее к себе, да и сам, пожалуй, подремлю чуток.
– Отлично, – кивнула Джулия.
– Ты куда-то собираешься? – Брайан внимательно посмотрел на нее.
– Нет, просто привела себя в божеский вид. После сумасшедшей недели.
– Это хорошо. Потому что, прежде чем идти спать, я бы хотел кое-что с тобой обсудить.
В его тоне сквозила какая-то живость, словно он что-то обдумал наконец и принял решение. У Джулии сложилось впечатление, что он собирается сказать нечто важное, судьбоносное. Например, что у их брака имеются кое-какие перспективы. Ее сердце так и замерло в ожидании.
«Послушай, – скажет сейчас ей он, – я знаю, между нами далеко не все гладко. Однако произошедшее с Анной сыграло, как ни странно, и положительную роль. Когда теряешь все, что у тебя есть, начинаешь по-другому оценивать то, что имеешь».
«Да, – задумчиво ответит Джулия. – Понимаю тебя. Но что нам теперь делать?»
Брайан занервничает, словно подросток, впервые приглашающий девочку на свидание. Потом решит, что двум смертям не бывать, и скажет:
«Наверное, это будет нелегко, но… Давай дадим себе еще один шанс. Вдруг не все так уж плохо?»
«Пожалуй, – ответит Джулия. – Возможно, ты и прав. Давай попытаемся».
А потом… Что же потом? Они обнимутся? Поцелуются? Займутся любовью? Лягут спать вместе? Или он вернется к Анне, а она просто заварит себе чай? Да, наверное, лучше не торопить события. Не кидаться сразу в омут с головой. У них еще будет время все обдумать, решить, вернутся ли они в общую спальню и возобновят ли супружеские отношения. К примеру, можно съездить куда-нибудь на недельку, заново притереться друг к другу. Хорошая, кстати, идея – новые места, новые надежды. А по вечерам, уложив Анну спать, будут разговаривать по душам.
– О'кей, – ответила Джулия. – Жду тебя в гостиной.
Брайан спустился через несколько минут. Джулия, сидевшая в уголке дивана, жестом пригласила его сесть рядом. Проигнорировав это, он остался стоять в дверях.
– В общем, так, – начал Брайан, – мы тут говорили с тобой о том, что ради Анны придется пожить пока вместе.
– Ну, да, – кивнула Джулия. – Не разрушать семью.
– Именно в этом загвоздка. Семья уже разрушена. Воображать, что все иначе, просто смешно.
– Но… – Джулия удивленно моргнула. – Это же только временно, пока Анна не придет в себя.
– Не вижу смысла. Все кончено. Надо признать это и двигаться дальше.
– И что же ты предлагаешь?
– То же, что предлагал с самого начала. Я переезжаю к маме.
– Ушам своим не верю. Мы ведь хотели пожить вместе ради дочери!
– Я передумал.
– Почему?! А, можешь не отвечать, – Джулия махнула рукой. – И так ясно. Эдна. Она выразила тебе свое неудовольствие, и ты тут же стал шелковым. Я должна была это предвидеть.
– Мама тут ни при чем. – Щеки Брайана вспыхнули.
– Ах, ни при чем? А как же тогда вышло, что вчера вечером мы с тобой обо всем договариваемся, утром приезжает Эдна, шушукается с тобой, и ты таинственным образом передумываешь? Выполняешь указания мамочки, да, Брайан?
– Вовсе нет. Это мое собственное решение, – ответил Брайан, покачиваясь на каблуках и скрестив руки на груди.
– Да ну? А как же Анна и ее интересы? Я-то думала, мы собираемся сделать так, как лучше для нее, а не для нас.
– Мы и сделаем. Анне же будет лучше, если все произойдет прямо сейчас. Зачем ей целый год жить ложной жизнью? Наблюдать, как мы с тобой ругаемся, постоянно задаваться вопросом, нет ли в этом ее вины? И все только затем, чтобы увидеть, как в один прекрасный день мы разводимся? Лучше прямо сейчас. Как пластырь отодрать. Одним махом.
Разумеется, без Эдны дело не обошлось. «Отдирание пластыря одним махом» – коронная жизненная установка его достопочтенной матушки. Если не прямая цитата.
– Знаешь что, Брайан? Ты жалок. Мы, как родители, приняли решение, которое безусловно пойдет на пользу дочери. Но ты передумываешь, потому что наложил в штаны от страха перед своей матерью.
– Неправда. Все было не так.
– Ага, продолжай себя убеждать. Может, когда-нибудь преуспеешь. Пока же мы оба с тобой знаем, где правда.
– Короче, я ухожу. В понедельник. Проведем уик-энд вместе, а потом я перееду.
– Прекрасно. Слушайся мамочку.
Брайан пожал плечами и ушел. Джулия потерла виски. Ну, что же… Ничего не попишешь. Чертова Эдна. Любой ценой добьется своего. Спорить с ней бесполезно. Она же всегда права. Если Эдна считает, что для Анны так будет лучше, доказать обратное не удастся никому. Если она что решила, ее не переубедишь. Свекровь свято верила в абсолютную непогрешимость своего интеллекта, а посему чужой опыт в расчет никогда не принимала. К примеру, она не верила в депрессию. Считала ее лишь проявлением слабости, которая лично ей не грозит. Говорила, что так называемые «больные депрессией» – это симулянты, которые нуждаются только в хорошем пинке под зад. Никакие авторитеты не могли ее поколебать. Как-то Джулия продемострировала ей медицинское заключение, в котором депрессия именовалась физиологической болезнью, но Эдна с ходу его отвергла.
– Ну, разумеется, – заявила тогда свекровь. – В том-то и проблема. Они убеждают людей, что те больны, тогда как их «болезнь» – не более чем дурная привычка.
Брайан верил в непогрешимость Эдны, повторяя слова матери как попугай. Джулию это всегда выводило из себя.
Невозможно убедить Брайана, что его мать в чем-то не права, апеллировать к благополучию Анны было бессмысленно.
Одно, по крайней мере, хорошо: больше Джулия надежд на возрождение их отношений не питала. И тут она отчетливо вспомнила, что именно явилось непосредственной причиной ее требования развода.
Ну, и пусть катится к черту! Рвется под материнское крылышко? Скатертью дорожка. А она останется с дочерью, и они обе будут жить той жизнью, которую заслуживают. И плохо им не будет. То есть сначала, может быть – да, но она к этому готова. Она справится.
Джулия улыбнулась. Старая сука, сама не желая того, сыграла ей на руку. Если бы свекровь не вмешалась, то Джулия, наверное, попыталась бы склеить осколки их семьи, обманывая саму себя. Кто знает, к чему бы это привело? Вместо того чтобы начать новую жизнь, пришлось бы терять месяцы, если не годы. Она могла бы вообще так и не решиться. Сделалась бы желчной старухой, коротающей век в пустом доме с нелюбимым мужем.
Что ни делается, все к лучшему.
Глава 11
Продолжение следует
1
Все получилось, как мы хотели. Девочка исполнила то, что должна была исполнить, и вернулась домой. Вся страна ликует: чудо! Свершилось чудо! Но кто же ее похитил? Почему ее отпустили? Мистика, настоящий пазл. Больше, чем кроссворды и викторины, в этой стране любят только пазлы.
Не изнасилована ли девочка? А может, над ней ставили страшные опыты? Или ее украли инопланетяне и вживили в мозг чип? Теории ветвятся и множатся, есть на любой вкус: от заумно логичных до откровенно сумасшедших. Все они ищут аналогии, все эти завсегдатаи чат-румов, мыслители из разделов газетных комментариев. Почитайте-ка эти комментарии, и вы найдете наглядное доказательство аномальности человеческой расы. В комментариях под газетными статьями вы обнаружите все, что только можно вообразить (и даже то, что нельзя). Человеческие мозги пытаются двигаться сразу в нескольких направлениях, особенно хорошо это заметно в Интернете.
Возьмем, к примеру, вышеупомянутые аналогии… Девочка пропала, девочка отсутствовала неделю, с момента исчезновения до момента ее обнаружения прошло семь дней. Имеет ли это значение? И если имеет, то какое? Является ли это свидетельством того, что похититель стремится к завершенности действия? Что он или она мыслит лишь целыми временными категориями – «месяц», «неделя», «год»? А отсюда они делают вывод: похититель – или аутист, или религиозный фанатик, или все это простое совпадение.
Нет, ошибаетесь, друзья. Не совпадение. Ни в малейшей мере. Просто это не отвечает вашей способности давать объяснения.
В частности, день возвращения девочки был выбран не наобум. Однако он не имел никакого отношения к тому, что прошла ровно неделя. Нет. Мы выбрали этот день по другим причинам. Веским и уважительным. Потому, что этот день соответствовал нашим планам. Потому, что наше дело еще не закончено. Потому, что это был правильный день.
А пока они могут вволю гадать. Продолжать выдавать на-гора тонны теории. Мы не сомневаемся, что девочку показывали всевозможным докторам. Но она оказалась здорова. Мы могли бы сразу им это сказать. Но, разумеется, не стали. Это бы расстроило наши планы.
Да-да, игра еще не закончена. Продолжение следует. Совсем скоро.
Теперь наша цель – не девочка.
На сей раз это – мать.
2
Джулия услышала их прежде, чем увидела.
Была суббота, шесть утра. Брайан с Анной еще спали. Она вышла из спальни, но вместо ожидаемой тишины ее встретил гул голосов и рев моторов.
Джулия спустилась в переднюю и осторожно выглянула в щель между шторами.
Они вернулись. Эти стервятники вернулись. Причем теперь тут были не только газетчики, но и телевизионщики.
Какого дьявола им еще надо? Все, их время закончилось. Они с Брайаном совершенно ясно дали понять, чтобы их оставили в покое, все необходимые заявления будут сделаны пресс-службой полиции. Нечего больше торчать у их дома. Уинн вроде обещала покончить с этим безобразием, но, по-видимому, не преуспела.
Ну, и хрен с ними. Лично она, Джулия, собирается вернуться к своим делам. Заварит чай, перекусит чего-нибудь, а потом – на пробежку. Она прописала себе утреннюю пробежку, свежий воздух и все такое, можно сказать, по рецепту Эдны, и черта с два кто ей помешает.
Чайник закипел. Джулия потянулась было к ноутбуку, но вовремя одернула себя. Никаких новостей. Не нужны они ей. Она должна быть выше всех этих сплетен.
Дожевав хлопья, натянула спортивные штаны. Мелькнула мысль, не выскользнуть ли из дома через заднюю дверь, перелезть через стену в соседский сад и раствориться в сером утреннем тумане, но Джулия упрямо тряхнула головой. Не собирается она прятаться. Ей скрывать нечего.
Открыла входную дверь. Толпа качнулась вперед, журналисты подняли повыше свои камеры, защелкали затворами.
– Извините, – сказала Джулия, – я собираюсь на пробежку. Дайте пройти.
Они не вняли. Один тип (она узнала это лицо со шрамами от плохо залеченных прыщей) протянул к ней руку с микрофоном:
– Миссис Краун, это правда, что вы пытались покончить жизнь самоубийством в день, когда нашлась Анна?
Джулия так и застыла на месте.
– Что? Что, простите? – только и сумела выговорить она.
– Это правда, что вы пытались покончить с собой в день, когда нашлась Анна?
Вперед подалась высокая рыжеволосая женщина с большими глазами:
– Было это до или после того, как вы узнали о возвращении Анны?
Джулия попятилась, захлопнула за собой дверь. Руки так тряслись, что она с трудом сумела запереть замок.
Откуда они узнали про снотворное? Значит, кто-то из полицейских слил информацию. Это имело смысл: копы и пресса работают в тесной связке. Но как они могли? Как они посмели так с ней поступить?
Она вернулась на кухню, включила ноутбук и принялась читать.
3
«МАТЬ АННЫ ПЫТАЛАСЬ ПОКОНЧИТЬ ЖИЗНЬ САМОУБИЙСТВОМ
Как вчера выяснилось, Джулия Краун, мать пятилетней Анны, объявившейся в газетном киоске через неделю после своего исчезновения, в день обнаружения дочери пыталась покончить жизнь самоубийством.
Решив свести счеты с жизнью, миссис Краун приняла снотворное и запила алкоголем. Ее муж, Брайан Краун, обнаружил ее лежащей без чувств на диване и с помощью своей матери, доктора Эдны Краун, вернул женщину к жизни.
Имеются предположения, что попытка самоубийства миссис Краун была спровоцирована сообщением, что ее дочь – жива.
Без сомнения, миссис Краун пришлось нелегко, поскольку именно ей пресса вменяла ответственность за исчезновение девочки.
Вдобавок за неделю до пропажи Анны миссис Краун объявила мужу, что собирается оставить его и дочь. Это позволяет предположить, что женщина страдала от депрессии. По некоторым свидетельствам, у нее были «сложные отношения с алкоголем».
Джулия закрыла крышку ноута. Она не могла взять в толк, что сейчас прочитала, не понимала, к чему весь этот бред.
В голове крутилась единственная мысль: все повторяется. Ее имя снова втаптывают в грязь. Согласно статье, она – неуравновешенная алкоголичка с суицидальными наклонностями, страдающая от депрессии и явно не способная должным образом заботиться о дочери.
«Не смей этого читать, – подумала она. – Не смей! Но нет, нельзя. Я должна знать, что они пишут».
Открыв «Твиттер», поискала свое имя. Да, на недостаток просмотров жаловаться не приходилось. Джулия была, что называется, в тренде.
«ОМГ вы видели что еще выкинула #Джулия Краун? жаль что ей не удалось себя убить».
«#Джулия Краун потерпела фиаско и как мать и как самоубийца #СамоеБольшоеФиаскоБритании»
Хэш-тэг #несостоятельнаямать был повсюду.
«Не заслужила чтобы ее дочь вернулась #ДжулияКраун #несостоятельнаямать»
Было и несколько новых, свежесочиненных тэгов. В одном твите умудрились изобрести целых два: #лучшебысдохла и #ББС#ДжулияКраун, где ББС означало «БольшаяБританскаяСука».
Кто все эти люди, испытывающие настоятельную потребность оскорбить незнакомого человека? Неужели это давало им почувствовать собственное превосходство? Или они упивались своей смелостью? Чего такого важного они хотели донести до мира? А может, срабатывает стадный инстинкт – наброситься всем скопом и загрызть слабого? Им повезло, что для этого у них есть «Твиттер». При всех коммуникационных преимуществах, которые «Твиттер», как Интернет в целом, даровал человечеству, был в нем некий имманентный недостаток: он сделался отводным каналом для сточных вод человеческого разума.
На лестнице раздались шаги Брайана. Несколько секунд спустя дверь отворилась.
– Чего им надо? – спросил он. – Я услышал их вопли даже через закрытое окно в спальне.
– Вот чего, – Джулия повернула к нему экран.
Он бегло просмотрел страницу.
– Господи, – пробормотал он, – но откуда они узнали?
– Копы растрепали. Наверняка у прессы есть там информаторы.
– Это же вранье, – сказал он, перечитав повнимательнее. – По крайней мере, по твоим словам. Мама тогда сказала, с тобой все будет в порядке.
«Черт бы побрал твою мамочку», – подумала Джулия, а вслух спросила:
– И что теперь?
– Забей, – пожал он плечами. – Рано или поздно они уймутся.
– Легко тебе говорить. Твою жизнь не полощут перед всем миром. Причем совершенно облыжно. Сотворили из меня какую-то психованную, вечно пьяную сучку. Это же клевета, – Джулия отвернулась.
Не хотела, чтобы Брайан видел, как она плачет. Еще чего доброго, начнет утешать, положит руку на плечо. От этого ее бы точно стошнило. Однако он явно не спешил бросаться к ней с утешениями.
– Ну, да, – сказал он. – Но сама понимаешь, как аукнется, так и откликнется.
– О чем ты? – подняла голову Джулия.
– Ты же все это затеяла. Заявив, что хочешь развода. Если бы ты этого не сделала, сейчас все было бы хорошо. Анна вернулась бы домой, и мы бы продолжили жить, как жили.
– Ты это серьезно? – Джулия пристально посмотрела на него.
– А что? Разве я не прав? Забудь о том, что из-за твоей оплошности похитили Анну. Она снова с нами. И если бы ты не решила положить конец нашему браку, с нами все было бы в порядке. Пресса, может, пошпыняла бы тебя немного, а затем отвязалась бы. И не было бы никаких попыток самоубийства, потому что мы бы поддерживали друг друга. Если не считать пропажи Анны, все это… – он повел вокруг рукой, – все это следствие твоего решения разрушить семью.
– То есть я должна была остаться с тобой на всякий случай, что ли? Женщина, желающая разорвать отношения, не должна этого делать из опасения, как бы чего не вышло? Ты сам не замечаешь, насколько это нелепо?
– Может, и нелепо. Зато правда.
– Нет, не правда. Если бы я не решилась положить конец нашему браку, все равно бы ничего хорошего из него не вышло.
– Так ты не можешь признать, да? Даже сейчас.
– Чего признать?
– Что это была ошибка.
– Нет, – покачала головой Джулия, – не могу. Потому что это вовсе не ошибка. Вот не забрать Анну вовремя – было ошибкой, признаю. А положить конец нашему браку – нет. И ты это знаешь так же, как и я. Если бы я не сделала это тогда, сделала бы сейчас.
Она сама была удивлена собственной обиде, чистой злости и ненависти. Все, к чему она сейчас стремилась, было причинить ему боль. Ранить как можно глубже. Уколоть словами. Даже заколоть. Ударить. Укусить.
Джулия прикрыла глаза, отгораживаясь от этого кошмарного чувства, от Брайана, от всего мира.
В понедельник? К черту понедельник. Чем быстрее он свалит, тем лучше.
– По-моему, тебе пора, – произнесла она, не поднимая век. – Отправляйся-ка к мамочке прямо сегодня.
Ответа не последовало. Когда Джулия открыла глаза, в комнате уже никого не было.
4
– Мама согласна с тем, чтобы я перебирался к ней уже сегодня вечером, – Брайан появился в дверях кухни.
– Вот и прекрасно, – кивнула Джулия.
– А что мы скажем Анне?
– Не знаю. Что ты думаешь ей сказать?
– Мама советует не говорить ничего. Просто объяснить, что поеду спать к бабушке.
– Но рано или поздно сказать придется.
– Знаю. Только не сегодня. – Взгляд Брайана на секунду пересекся с ее, но муж тут же отвернулся, словно не мог выносить даже вида Джулии. – За вещами заеду завтра после обеда.
– Хорошо. Во сколько?
– В два. Ну, или около того.
– Прекрасно.
Вот и все.
Джулия резко проснулась, рывком возвращаясь к действительности. Сердце колотилось как бешеное, мускулы дрожали от избытка адреналина.
Во сне ее накрыло тревогой, и она не могла понять почему. Что ее разбудило? Что заставило тело напрячься, словно струна? Какой-то шум? Она что-то услышала во сне?
Рядом мирно посапывала Анна. Джулия глянула на будильник. Три часа ночи. Приподняла голову, прислушалась.
За окном шумели на ветру деревья. В доме было тихо. Лишь привычно поскрипывали «старые косточки» их обиталища. Обычные звуки предрассветной мглы.
Если только это не было звуками, издаваемыми кем-то, проникшим внутрь. Кем-то, кто уже раз похитил ребенка. А потом вернул его, оставшись непойманным.
Этот кто-то, кто мог проникнуть в дом. Джулия села в постели.
Встала, торопливо натянула джинсы и футболку. Подошла к двери спальни, прислушалась.
Ничего.
Пересекла комнату и выглянула в окно. У дома виднелась полицейская машина. В ней сидели двое полицейских. Сердце забилось спокойнее, паника сходила на нет.
А потом она увидела его. В тени платана, в самом конце улицы, стоял человек в черном свитере с капюшоном. Он, не шевелясь, глядел прямо на ее дом, по крайней мере Джулии показалось именно так.
«Господи, он здесь. Следит за нами. Надо разбудить Брайана», – подумала она.
Но Брайана не было. Он был с Эдной.
Джулия подхватила Анну на руки и выбежала вон.
– Хорошо, мэм. Мы проверим, – сказал ей полицейский.
Ему было под тридцать. Взгляд – слегка осовелый. В руке – серебряно поблескивающий стаканчик от термоса. Наверное, кофе ему сварила любящая жена, или подруга, или мать, провожая на ночное дежурство.
– Я его видела, – повторила Джулия, прижимая к себе спящую дочь. – Я уверена. Прямо там, в конце улицы.
Наверное, она выглядела глупо. Выскочила из дома посреди ночи и принялась стучать в окно машины, бормоча что-то о темном человеке, который смотрел на нее. Смотрел и ждал.
Там, разумеется, никого уже не было, и, похоже, полицейские решили, что у Джулии – галлюцинации. Она их не винила. Она и сама это подозревала.
– Я вам верю, – сказал полицейский. – Мы сходим и посмотрим.
– Поищите улики. Отпечатки ног. Что-нибудь в этом роде.
– Непременно, мэм, – улыбнулся парень. – А вы бы вернулись пока в дом и попытались уснуть. С нами вам нечего бояться.
Джулия кивнула и поплелась восвояси.
Заснуть ей удалось очень не скоро.
5
Днем звякнул дверной звонок.
Брайан явился за вещами. Значит, теперь он звонит в дверь. Как быстро меняются такие незыблемые, казалось бы, вещи, как домашний уклад. Получается, Брайан больше не считал себя вправе просто вставить ключ в замочную скважину и войти.
С ним пришла Эдна. Они стояли на верхней ступеньке крыльца, оба в новеньких, с иголочки, солнечных очках «Ray-Ban».
– Прекрасный денек, – сказала Эдна. – Наконец-то и к нам пришло лето.
– Входите, – пригласила Джулия.
Они остановились в передней, которая внезапно стала очень тесной. Джулия попятилась.
– Итак, – продолжила она, – какие ваши планы?
От необходимости отвечать Брайана спасла Анна.
– Папка! – закричала она, кидаясь в его объятия. – Сегодня ты опять будешь ночевать у бабушки, да?
– Да, – ответил тот.
– А почему?
– Потому… – он беспомощно переводил взгляд с Джулии на Эдну. – Потому, что…
– Потому, что твоей бабушке требуется кое-какая помощь, – ответила Эдна. – Твой папа решил мне подсобить, поэтому он пока будет жить со мной, – она твердо взглянула на Джулию. – Твоя мама все объяснит тебе потом.
– Да, солнышко, – сказала Джулия. – Мы обо всем с тобой поговорим.
– Пап, показать тебе мой рисунок? – спросила Анна.
– Ну, конечно! – с энтузиазмом ответил тот. – Где он?
– В столовой. Идем.
Они все последовали за Анной. Первой вбежав в комнату, дочь кинулась к мольберту, повернула его и расставила руки, словно конферансье:
– Та-дам!
– Ух ты! – закричал Брайан, вглядываясь в мешанину красок. – Прекрасная картина! И как же она называется?
– «Путешествие пони», – объявила Анна. – Это пони. Много-много пони.
– Вижу, – сказал Брайан. – Мне очень нравится. – Он потрепал дочь по голове, наклонился и поцеловал. – Мне надо сходить наверх, но я быстро вернусь, ладно?
Когда он вышел, Эдна кивнула Джулии в сторону кухни.
– Знаешь, – сказала свекровь, – с твоей стороны было бы очень любезно, если бы ты позволила Брайану побыть сейчас немного с Анной, попрощаться. Он не хочет разводить пафос, но это очень важный для него момент.
– О чем ты, Эдна?
– О том, что ты могла бы погулять часок-другой. Дать ему время спокойно собраться, а заодно побыть наедине с дочерью.
– Ну, не знаю, – Джулия скрестила руки на груди. – Зачем мне куда-то уходить? Я могу побыть в другой комнате. Или подняться наверх.
– Журналистов там уже нет, если именно это тебя беспокоит. Они уехали.
– Дело не только в прессе… Мне просто не хочется, чтобы на меня пялились.
– Ну, надень шляпу, и тебя никто не узнает. А если кто и узнает, все равно ничего не скажет.
– Не уверена.
– Тебе все равно придется с этим столкнуться. Лучше сделать это сейчас. Как пластырь отодрать. Одним махом.
«Господи, – подумала Джулия. – Она же от меня не отвяжется». Посмотрела на небо, голубеющее за окном. День и вправду был замечательным. В последнее время Джулия почти не видела солнца.
– Ну, ладно, – сказала она. – Не знаю, правда, продержусь ли целый час.
– Сколько сможешь. Брайан так и так будет тебе благодарен. Спасибо, Джулия.
Дойдя до конца улицы, она свернула на заросшую тропинку к каналу. Канал был узкий, с медленно текущей, мутной водой. По нему плавали лишь редкие моторки да водяные птицы. Джулии он нравился куда меньше, чем речка в парке – живая и бурливая, но в этот теплый денек в парке наверняка было полно народа. В то время как на канале она рисковала встретить разве что собачников или одиноких рыболовов.
Прогулка ей была определенно необходима. Солнце приятно ласкало кожу. Кровь весело струилась по венам. Как бы Джулия ни относилась к проповедуемой Эдной пользе свежего воздуха и физических упражнений – якобы лекарству от всех болезней, она не могла не признать, что в чем-то свекровь бывала права. Со дня исчезновения Анны Джулия впервые почувствовала себя хорошо.
Она быстро пошла вперед. Близ противоположного берега кормилось лебединое семейство. Серые пушистые птенцы, размером с утку, клевали какую-то водяную траву. По воде то и дело шла рябь от невидимых насекомых, иногда всплывали пузырьки – где-то в глубине двигалась рыба. Унылое на первый взгляд место оказалось полным жизни.
В нескольких милях от дома она вышла к отмели. Рядом был мост, а за ним шоссе, где, как знала Джулия, находилась автозаправка с магазинчиком. Ей захотелось пить, поэтому она свернула к мосту.
Надвинув пониже козырек бейсболки, зашла в магазин, взяла бутылку минералки «Бакстон» и батончик «Твикс». На газеты старалась не смотреть.
– Добрый день, – поздоровался продавец.
Ему было сильно за пятьдесят. Очень высокий, выше шести футов ростом. Венчик седеющих волос обрамлял лысину. Глаза за толстыми линзами очков смотрели остро, цепко.
– Вышли прогуляться у канала?
– Да, – ответила Джулия. – А как вы догадались?
– Пешком сюда мало кто заходит. И все такие являются с тропинки у канала. Вы там как, много народу видели?
Покачав головой, Джулия протянула банкноту в двадцать фунтов. Ей вдруг стало не по себе. Она находилась совершенно одна в пустынном месте. И лысый человек с жесткими глазами и грубыми манерами был прекрасно об этом осведомлен.
Джулия приказала себе не дурить. Обычный мужик. Никакой не насильник, просто скучающий, беспардонный тип, каких полно. Две недели назад она бы и внимания на него не обратила.
Но одно дело – тогда, а другое – сейчас. Две недели назад она имела весьма туманное представление о похитителях детей, убийцах и насильниках. Теперь же на все смотрела под другим углом и понимала то, о чем раньше только смутно догадывалась: в любой момент с тобой может случиться все, что угодно.
Что, если он на самом деле насильник? Или тот, кто похитил Анну? Может, он вообще здесь не работает, просто проследил за Джулией, немного опередил ее, ворвался в магазин и убил продавщицу, какую-нибудь юную беззащитную девушку?
Мужчина протянул сдачу. Джулия беспомощно уставилась на деньги, ей не хотелось дотрагиваться до его руки.
– С вами все в порядке? – спросил он.
Она не ответила. Связь между ее мозгом и языком явно была нарушена.
– Эй, мэм! Вам плохо?
Кое-как ей удалось взять себя в руки.
– Нет-нет, – ответила Джулия. – Я в порядке. Наверное, на солнце перегрелась.
– А до дома далеко? – нахмурился мужчина.
– Не очень. То есть близко. Несколько миль.
– Лучше бы вам взять такси, дорогая. Выглядите вы неважно. Хотите, я вызову?
Джулия уже открыла было рот, чтобы сказать «Да», но тут же и захлопнула его. А что, если он позвонит своему приятелю? Что, если это только часть обширного заговора?
В таком случае садиться в такси – плохая идея. Но топать домой пешком ей тоже не улыбалось. Джулия взглянула на часы, висящие на стене. Из дома она вышла сорок минут назад. Пора было возвращаться.
– Я сама вызову, – ответила она. – У меня есть сотовый.
– Хорошо, – кивнул мужчина, кладя на прилавок бумажку в десять фунтов и несколько монет. – Будь по-вашему.
Джулия покинула магазин. Невдалеке виднелась автобусная остановка. Джулия дошла до нее, села на красную, облупившуюся скамейку. Принялась массировать голову. Похоже, она спятила. Обыкновенный мужик, делающий свою работу. Продает бензин, газеты и немудрящие перекусы. А она вообразила, что повстречала убийцу, насильника или педофила. Уже превратилась в параноика, видящего угрозу в каждой тени? Нет, так жить нельзя. Надо положить этому конец.
В стеклянную стену остановки постучали.
Там стоял тип с автозаправки.
Джулия взвизгнула, вскочила на ноги и забилась в угол.
– Пожалуйста, – жалобно проговорила она, – ну, пожалуйста, оставьте меня в покое.
Человек несколько секунд изумленно смотрел на нее, затем сделал шаг назад.
– Ничего себе, – произнес он. – Не знаю, что вы там навоображали, только зря это. Я принес сдачу, вы забыли ее взять. Вот и все, – он вытянул левую руку, в которой оказалась десятифунтовая бумажка и пригоршня монет. – Я положу это здесь, – он нагнулся и опустил деньги на землю. – Заберете, когда сами захотите. – Он замолчал. – Послушайте, а вы, часом, не…
Джулия кивнула.
– Рад, что ваша дочка нашлась. Возвращайтесь-ка домой. Такси вызвали?
– Да, – соврала Джулия. – Оно уже едет.
– Ну, вот и ладненько, – улыбнулся продавец. – Счастливо.
Джулия бдительно проследила, как он шел обратно к заправке. Едва мужчина зашел внутрь, она достала телефон и вызвала такси.
Машина подъехала к самому дому. Джулия заплатила и вышла. По пути она приняла решение. Оставаться в доме вдвоем с Анной было решительно невозможно. Мысль, что похититель бродит где-то рядом, убийственно действовала на нервы. Джулия даже прогуляться спокойно не могла, чтобы не впасть в панику. Ей нужна компания. Поддержка. Защита.
Она собиралась попросить Брайана остаться. Придется. Им ведь совершенно необязательно изображать мужа и жену, они могут даже не разговаривать. Просто она пока не готова остаться одна. Ей не нужен был супруг, ей нужен был защитник.
Брайан ее поймет, она была в этом уверена. Пусть между ними и пробежала черная кошка, он оставался порядочным человеком. Он согласится, что она в нем нуждается. А если даже и нет, то не будет отрицать, что в нем нуждается Анна. Вдруг похититель все еще где-то рядом? Два родителя лучше, чем один.
А когда все закончится, тогда пусть и уходит. Только не сейчас.
Джулия повернула ключ в верхнем замке, отворила дверь.
– Привет, – сказала она. – Вот и я.
Никто не отозвался. Изнутри не доносилось ни малейшего звука. Дом стоял тихий. Ни бормотания телевизора, ни шагов, ни приглушенных голосов.
– Анна! – крикнула Джулия. – Брайан! Где вы?
Нет ответа.
«Наверное, они в саду, – подумала она. – Ну, конечно же, они в саду».
Толкнула кухонную дверь, ведшую в сад, но она была заперта на ключ.
Значит, в саду их нет.
Чувствуя подступающую панику, Джулия схватила с подоконника ключ (не самое подходящее место для хранения ключей, она это знала), вставила в замок, повернула. Дверь медленно отворилась.
В саду чирикали птицы, издали доносился шум машин, гул воскресного футбольного матча.
Ни Брайана, ни Анны.
Джулия достала телефон, нашла номер мужа. Через два гудка он ответил.
– Брайан, Анна с тобой?
– Разумеется. Неужели я оставил бы ее одну в доме?
– Что все это значит? Почему вы ушли?
– Я забрал ее к маме, – ответил он. – Здесь ей будет лучше.
– Ты не можешь так поступать! Не можешь забирать ее без моего разрешения!
– Не сомневался, что ты так отреагируешь. Но, поверь, со мной ей будет лучше.
– Так! Ноги в руки, и чтобы через пять минут Анна была здесь! – закричала Джулия. – И если ее здесь не будет, я позвоню в полицию.
– Я сам уже позвонил. Ведь им нужно выставить охрану у дома.
– Брайан, так нельзя. Ты не можешь так поступать.
– Могу. Уже поступил. У меня не было выбора, Джулия. Я сделал это для блага своей дочери.
– В таком случае ей следовало остаться со своей матерью.
– Не согласен, – запыхтел он и примолк.
Джулия услышала голос Эдны. Она должна была догадаться, кто за этим стоит.
– Мама говорит, – продолжил Брайан, – что ты можешь прийти завтра к нам и все обсудить.
– Сегодня! Сейчас же!
– Тебе надо успокоиться, Джулия. Ты только напугаешь Анну. Завтра в девять утра, – сказал Брайан и отключился.
Джулия нажала на повторный вызов. Включилась голосовая почта.
К черту это завтра. К черту девять утра. Она поедет к ним прямо сейчас.
Глава 12
Потеря контроля
1
Итак, она вторично потеряла дочь. Мы не ожидали, что это произойдет так скоро, но, в принципе, все нормально.
Мы перестроимся. Это еще одно наше умение: заметить, что обстановка изменилась, и приспособиться. Похоже на эволюцию: приспосабливайся или умри. Разница в том, что эволюция слепа. Животные не подозревают, что приспосабливаются. Они не замечают перемен в окружающей среде. Не чувствуют, что мир вокруг них меняется. Мы же все видим и чувствуем. Выходим из круга событий и наблюдаем за ними извне. Мы осознаем свое место в мире, свою роль, свои сильные и слабые стороны, все возможные риски и удобные случаи.
Мы наблюдаем. Ждем.
Но не забываем и действовать. Когда это требуется, действуем быстро и решительно.
Время действовать скоро наступит. Время для последнего удара.
2
Джулия забарабанила в дверь Эдны. Звонка не имелось: свекровь считала их вульгарными, а ничего вульгарного в своем не слишком скромном жилище она не держала. Ее дом был переделан из старинного гостевого домика. Много лет назад Эдна с Джимом надумали продать часть своей земли застройщику, который отгрохал на ней большой особняк. Они же неплохо нажились на продаже, а деньги решили вложить в образование внуков, когда стало окончательно ясно, что сам Брайан вряд ли наживет состояние. Теперь, когда у нее, по существу, осталась лишь одна внучка, Эдна горько пожалела о той продаже. Деньги ей оказались не нужны, а особняк, торчавший на самом виду, она возненавидела. Не то чтобы он был уродлив, скорее наоборот: архитектор отлично вписал здание в пейзаж. Однако этот дом постоянно напоминал Эдне о ее ошибке – о продаже земли в результате переоценки возможностей Брайана.
– Брайан! – закричала Джулия и принялась бить в дверь ногой. – Брайан! Эдна!
Дверь открылась. В проеме, в небольшом вестибюле, стоял Брайан. За его спиной виднелась дверь, ведущая в комнаты. Она была заперта.
– Джулия, – миролюбиво произнес Брайан, – успокойся. Тебе же сказали: завтра.
– Иди ты к черту! – заорала Джулия. – Где Анна? Я хочу забрать свою дочь!
– Здесь Анне будет лучше, – сказал он. – Тут тихо, не шастают всякие журналисты. Ты же сама говорила, что они продолжают там рыскать. У нас ей будет гораздо спокойнее.
– Ей будет спокойнее со своей матерью.
– Джулия, мы должны рассуждать как взрослые люди и поступать так, как требуют интересы дочери. Понимаю, ты расстроена, но наши с тобой чувства не играют никакой роли.
– Ты забрал ее тайком. Похитил!
– Не смеши меня. Отвезти внучку к бабушке – это не похищение. А хоть бы даже и так, но то, что я сообщил тебе, где она находится, сводит на нет все твои претензии.
Джулия сообразила, что в его словах есть смысл. Как и то, что они обозначают просто-напросто удобный предлог забрать у нее дочь.
Она этого допустить не могла. Ею владела ярость, в голове билась единственная мысль: немедленно забрать дочь.
– Я хочу войти. Хочу увидеть ее.
– Не стоит. Она спит. К тому же она не должна видеть все это.
– Видеть что?
– Того, как мы ругаемся.
– Так прекрати ругаться! Я войду и заберу ее домой и буду тиха, как чертова мышь!
– Джулия, тебе следует успокоиться. У нас в доме гости. Не устраивай сцен, иначе маме будет неловко.
От его увещеваний гнев Джулии лишь возрос. Они забрали у нее дочь, а ей теперь надлежит вести себя мило и вежливо, поскольку Эдна пригласила каких-то гребаных гостей к воскресному обеду? Да какого ж хрена? Мало того, что они натворили, так у Эдны еще нашлось время для званого обеда? О, это на нее очень похоже!
– Насрать мне на твоих гостей! – заорала Джулия. – Я хочу видеть Анну! Немедленно!
Она попыталась протиснуться в вестибюль мимо Брайана, но тот схватил ее за талию.
– Пусти! – завизжала Джулия. – Убери от меня свои грязные лапы!
Она так его ненавидела в этот момент, что готова была вцепиться ему в горло, но сумела только дотянуться до его лица и расцарапать щеку ногтями.
Он пронзительно вскрикнул, что взбесило ее еще больше, и она со всех сил толкнула его. Брайан, потеряв равновесие, привалился к стене и прижал ладонь к щеке. Под его пальцами краснела тонкая полоса.
– Ты – кусок дерьма, – прошипела Джулия. – Ничтожный кусок…
– Что здесь происходит?
Дверь, ведущая в комнаты, открылась, и в проеме появилась Эдна, уперев руки в бока. Позади маячил мужчина ее возраста, одетый элегантно-небрежно, как свойственно представителям высшего среднего класса, когда их приглашают на воскресные обеды в дома выдающихся врачей.
– Все в порядке? – поинтересовался мужчина.
– Она расцарапала мне лицо, – пожаловался Брайан. – Чокнутая.
– По-моему, Джулия, тебе лучше уйти. Сейчас же.
– Без дочери я никуда не уйду. Буду стоять тут хоть сутки, пока вы не дадите мне с ней увидеться.
– Не стоит так со мною себя вести, юная леди, – жестко процедила свекровь. – Тем более в моем собственном доме.
Эдна шагнула вперед, крепко взяла Джулию за локоть и принялась железной рукой подталкивать ее к выходу.
– Вон, – приговаривала Эдна. – Вон из моего дома.
– Не уйду! – Джулия вывернулась из захвата. – Ты меня не заставишь.
– Не заставлю? Посмотрим, – свекровь схватила ее за другой локоть и потащила к порогу.
– Нет! – кричала Джулия. – Нет! Пусти меня!
Яростно сопротивляясь, она оттолкнула Эдну плечом. Та отшатнулась, но хватку не ослабила.
– Дай мне увидеть мою дочь! Или я тебе глаза выцарапаю, старая сука!
Джулия вдруг почувствовала, как чьи-то руки обхватили ее с двух сторон. Справа ее держал Брайан, слева – тот самый гость.
– Может быть, мне вызвать полицию? – спросил последний.
– Нет, – сказала Эдна, в упор глядя на Джулию. – Не стоит. Она уже уходит.
Силы внезапно оставили Джулию, как будто воздух вышел из проколотого шарика, и она промолчала.
– Джулия! – не отставала Эдна. – Так что? Вызывать Майклу полицию или не надо? Может, ты все-таки уйдешь по доброй воле?
– Да, я ухожу, – прошептала Джулия, уронив голову.
– Хорошо, – кивнула Эдна. – Отпустите ее.
Брайан и Майкл разжали руки, и Джулия поплелась к своей машине. Вслед ей прозвучал голос Эдны:
– Завтра приходи. Нам надо будет серьезно поговорить.
Джулия поняла, что предстоящий разговор ей вряд ли понравится.
3
На следующий день встала она рано, ей не спалось. В голове продолжала крутиться вчерашняя сцена. В конце концов Джулия сдалась и рухнула перед телевизором, поставив на живот кружку горячего чая и обхватив ее ладонями. Так когда-то делал ее отец, глядя «Матч дня» или «Трибуну», пока не наступал вечер. Тогда он надевал пальто, «выходные» туфли и покидал дом.
– Раньше уйду – раньше вернусь, дорогая, – говорил он жене, целуя ее в губы, зачастую не один раз. Джулия росла с убеждением, что все родители целуются при встречах и расставаниях, танцуют на кухне под радиолу и обнимаются, как влюбленные подростки, сидя на диване и глядя сериал Би-би-си. Только повзрослев, она узнала, что ее родители были исключением, а их счастливый, полный любви брак – островом в океане черствых, пустопорожних отношений.
– Я скоро буду, – говорил обычно отец. – А ты пока одевайся.
Через час-другой он возвращался, распространяя запах пива и сигаретного дыма, они с мамой отправлялись в кафе или кино, а сделавшись постарше – в винный бар, открывшийся в их деревне. Если мама еще не была готова, отец присаживался рядом с Джулией и делился с ней своими мыслями. Выпивка делала его откровенным. Джулия прекрасно помнила те времена и отцовские советы:
– Можно убить кучу времени, сожалея о том, чего у тебя нет, Джулия. А в итоге не найдется ни минутки, чтобы порадоваться тому, что имеешь.
Или:
– В глубине души большинство людей – добры. Однако попадаются падлы, готовые совершить такое, о чем ты и помыслить не можешь, лишь бы получить то, что им приспичило.
Любимым отцовским изречением Джулии, прекрасно характеризовавшим брак родителей, было следующее:
– У мужчины столько друзей, сколько пальцев на одной руке. И один из них – его жена.
Ее родители бы никогда не развелись. Им бы такое в голову не пришло. Они по-настоящему любили друг друга. Джулии очень не хватало родителей и их любви.
Сидя в кресле, она и уснула. Когда открыла глаза, было уже почти восемь. Брайан ждал ее в девять. Джулия приняла душ, оделась и отправилась узнать, что он может ей поведать.
Было пасмурно, в небе висели низкие, тяжелые тучи. Пахло дождем. На сей раз Джулия постучала в дверь свекрови поспокойнее, но сердце колотилось при мысли, что сейчас она увидит Анну. Джулия намеревалась спросить дочь, хочет ли та поехать домой с мамой, и не сомневалась, что Анна скажет: «Да».
Дверь открыл Брайан. Он выглядел отдохнувшим, был тщательно выбрит и аккуратно одет. Так, как нравилось Эдне. Умный, уверенный в себе отпрыск влиятельного семейства. Впечатление портили лишь царапины на щеке.
– Доброе утро, – поздоровался он. – Входи.
Джулия шагнула за порог, и они проследовали в холл. Темный паркет был натерт до зеркального блеска. Она огляделась, ожидая услышать голос Анны и воображая счастливое воссоединение с дочерью.
– Где Анна?
– Они с мамой отправились позавтракать.
– Я хочу ее видеть, – Джулия начала закипать. – Она моя дочь, в конце концов! Брайан, зачем ты так поступаешь?
– Да все нормально, расслабься. Сейчас они вернутся. Просто хочу сперва поговорить с тобой наедине.
– О чем?
Брайан задумчиво поднял взгляд к потолку, затем уставился в пол.
– Об опеке, – сказал он, не поднимая глаз.
– И что ты надеешься услышать? – скрестила руки на груди Джулия.
– Хочу услышать, что ты об этом думаешь.
– Я думаю, что Анна останется со мной. А ты будешь навещать ее, когда захочешь. Скажем, по средам или по выходным. Можно и в другие дни. Потом решим, как ей будет лучше.
– Я догадывался, что ты именно так и ответишь. – Он посмотрел на нее долгим, несколько покровительственным взглядом.
Его слова повисли в воздухе. Джулия пожала плечами.
– Ну, а каково твое предложение?
– Противоположное. Я считаю, что Анне лучше остаться со мной. Ну, а ты будешь навещать ее, когда захочешь. По средам или по выходным. Можно и в другие дни. Потом решим, как ей будет лучше.
Джулия расхохоталась.
– И ты надеешься, я с этим соглашусь? Не забыл, случайно, что я – адвокат по разводам? Я знаю законы и умею их применять. – Она склонилась к нему и понизила голос, словно собираясь раскрыть важный секрет: – Между отцом и матерью всегда выбирают мать.
– Я бы предпочел избежать суда, – сказал Брайан. – Это такая нервотрепка, да еще и уйму денег стоит.
– Ну, так и не начинай. Смысла все равно нет. Ты проиграешь.
– Не уверен.
– Зато я уверена.
– Ладно, – сказал он, – поживем – увидим. Присаживайся, они вернутся с минуты на минуту. Хочешь чего-нибудь? Чай? Кофе?
– Не хочу, – буркнула Джулия. – Что ты имел в виду под этим «поживем – увидим»?
– Только то, что сказал. Увидим, как решит суд.
– То есть ты собираешься втянуть нас в судебную баталию?
– Нет. Это ты собираешься втянуть нас в судебную баталию.
– Похоже, ты не вполне просекаешь ситуацию, Брайан. Эту битву ты проиграешь. И если, несмотря на это, хочешь суда, то пеняй на себя. Тебе нет надобности это делать.
– Есть. Я хочу получить опеку над своей дочерью. И если суд – единственное, что мне остается, что ж, я пойду в суд.
Джулия покачала головой.
– Брайан, это бесполезно, тебе не доверят опеку. Как ты этого не понимаешь? Все будет куда менее болезненно, если мы с тобой заключим соглашение. Сам же сказал: суд – это нервотрепка и дорого.
– Я считаю, что получу опеку, ты считаешь, что нет, – он пожал плечами. – Остается только проверить, кто из нас прав.
Этот новый, невозмутимый и рассудительный Брайан бесил ее. Джулия была уверена: что бы она сейчас ни сказала, как бы ни постаралась его укусить, он не поддастся на провокацию. Вот только с чего бы? Это ее беспокоило.
– Откуда вдруг такая уверенность, а, Брайан? – быстро спросила она. – Почему ты считаешь, что суд встанет на твою сторону?
– Потому, что суд будет прежде всего руководствоваться интересами ребенка, насколько я понимаю.
– Именно поэтому детей почти всегда оставляют матерям.
Стукнула входная дверь. Вернулись Эдна с Анной. Брайан улыбнулся:
– Ну и прекрасно. В таком случае тебе нечего бояться, Джулия. Наслаждайся встречей с дочерью.
4
В холл вошла Анна. Каблучки новых черных кожаных туфелек в стиле 70-х и наверняка выбранных Эдной громко стучали по полу. Она счастливо улыбалась, сжимая левой ручкой сухие пальцы бабушки, а в правой держа карамель на палочке.
– Мамочка! – воскликнула Анна. – А мы ели на завтрак оладушки! С медом!
– Ходили с ней в парк, – пояснила Эдна, – там есть отличное кафе. У них мед с собственной пасеки.
Джулия не удостоила ее взглядом. Свекровь произнесла все это таким тоном, словно они с ней были закадычными подругами. Как будто ничего не произошло: Анну никто не похищал, развода не предвиделось и вчерашнего скандала не было. Джулия не собиралась им подыгрывать, мило чирикая со свекровью. Хватит с нее этого фарса.
Она наклонилась и подхватила дочь на руки.
– С медом, говоришь? Тебе понравилось?
– Очень! – Анна обняла Джулию за шею, прижалась щекой. – Мамочка, я по тебе скучала. Где ты была?
– Дома. Я тоже по тебе очень скучала.
Джулия прикрыла глаза. Нет, она этого не допустит. Не позволит Эдне – а за всем этим, несомненно, стояла Эдна – отнять у нее Анну, сколько бы времени у них не заняла борьба. Анна – ее дочь, и она будет с ней. И не станет протеже Эдны, тепличным цветком в лаковых туфельках и воскресными занятиями верховой ездой. Какие там «матери-тигрицы»! По сравнению с Эдной они – белые и пушистые кошечки.
Можно было прямо сейчас, сию секунду взять и уйти. Забрать Анну домой, запереть дверь и не пускать Брайана. Множество браков распадается именно таким образом: отцу остается только заглядывать через забор и осознавать, что именно он потерял. Джулия не сомневалась, что в конце концов добьется опеки над дочерью, но было бы проще, если бы Анна жила с ней. Чтобы в случае чего всегда можно было сказать: посмотрите, все у нас просто великолепно. Прецедент – великая вещь. Судья предпочтет перестраховаться, но не допустить ни малейшего изменения в жизни девочки. Так что было бы неплохо, чтобы Анна все это время жила с ней.
Эдна наверняка это тоже понимала, поэтому и забрала Анну к себе. Безусловно, Джулии было далеко до Эдны, но только не в сфере опеки над детьми. Это был ее мир, в котором она чувствовала себя как рыба в воде: буква закона, дух закона и сложившийся порядок применения того и другого.
А главное – дети почти всегда остаются с матерью. Джулия хорошо понимала Эдну и знала, что та думает: суд будет действовать в интересах ребенка, а ведь всем должно быть ясно, что девочке лучше жить с ней, доктором Эдной Краун. Как же иначе? Любому ребенку очень повезет, если его примется воспитывать сама Эдна. Быть ее питомицей – исключительная привилегия, дар, практически гарантирующий жизненный успех и безграничное счастье. Конечно, так называемые материнская любовь и семейные узы и зачастую имеют решающее значение, но не в данном случае. Ведь этой девочке выпала великая часть быть под покровительством самой Эдны Краун: посещать лучшие школы, войти в избранный круг профессионалов и, безусловно, стать богатой.
Это и было ахиллесовой пятой Эдны. Она настолько убедила себя в могуществе своих аргументов, что ей даже в голову не приходило, будто кто-то может с ними не согласиться, тем более – судья. Все судьи – бесстрастные и здравомыслящие люди, то есть как раз такие, которых безусловно убедит аргументация Эдны Краун.
Но Эдна ошибалась. Детей оставляют с матерями. Вероятно, это не всегда наилучшее решение, может быть, это было несправедливо, и мужчины в фиолетовых майках с надписью «Правосудие для отцов» в чем-то правы. Но все это не важно. Детей оставляют матерям, и точка. Дело обстоит именно так, и даже Эдне Краун с этим не совладать.
– Ну, что же, Анна, – начала Джулия, – попрощайся с папочкой. Пора домой.
– Пока, папочка, – сказала Анна.
Брайан, стоявший перед Джулией, шагнул в направлении двери. Джулия преградила ему путь и положила ладонь на дверную ручку, готовая в любой момент ее повернуть.
– Не делай так, – сказал Брайан. – Это плохая идея.
– Чего я не должна делать? – спросила Джулия. – Не должна забирать свою дочь домой? Какая же это плохая идея?
– И тем не менее это так, – подала голос Эдна. – Уж ты мне поверь.
Джулия резко повернула голову в ее сторону и с вызовом уставилась на свекровь.
– Попридержи-ка язык, Эдна, – сказала она и покосилась на Анну. – Не вмешивайся в то, что тебя не касается.
– Касается, – заявила та. – Ведь я собираюсь принять в свой дом собственную внучку. Так что кого-кого, а меня это касается напрямую.
– Касалось бы, если бы это было возможно, – парировала Джулия. – Но поскольку этому не бывать, так что держись подальше. И будь так любезна, – Джулия сделала жест, словно застегивала на «молнию» свой рот. – Умолкни.
Желаемый результат был достигнут – Эдна встала на дыбы:
– Ах ты…
Джулия подняла руку ладонью наружу.
– Моя рука внимательно тебя слушает Эдна, можешь начинать, – сказала она, наслаждаясь яростью на физиономии свекрови. – А вот уши мои тебя не слушают.
– Не шути так со мной, юная… – начала Эдна.
– Умолкни, – сказала Джулия, повторив свою пантомиму. Как же это было весело! Она должна была сделать так еще много лет назад.
Эдна медленно кивнула, пожала плечами и повернулась к Брайану:
– Ты ей скажешь или мне это сделать?
– Что он должен мне сказать? – спросила Джулия.
– Хотя нет, – продолжила Эдна, – пожалуй, я сама.
– Ну, что? – переспросила Джулия. Ей очень не нравился прищур глаз Эдны. Свекровь выглядела подозрительно ликующей.
– А то, что твоя уверенность в исходе дела выглядит несколько неуместной.
– Ты все о том же? – отмахнулась Джулия. – Я вот уверена в обратном. Но не стесняйся, просвети меня.
– Вряд ли тебе захочется, чтобы это слышала Анна, – сказала Эдна. – Девочка может расстроиться.
– Ага, – усмехнулась Джулия. – Как только я отпущу ее, вы тут же вытурите меня вон. Эдна, ты всерьез думаешь, что я только вчера слезла с дерева? Давай, говори.
– Как хочешь, – пожала плечами свекровь.
Брайан, стоявший до этого с бесстрастным видом, отвернулся, когда мать начала говорить. Словно ему стало стыдно.
– Насколько я понимаю, – медленно, с расстановкой говорила Эдна, смакуя каждое слово, – суд руководствуется прежде всего интересами детей.
– И именно поэтому они почти всегда отдают их под опеку матерей, – перебила ее Джулия. – К вящей досаде отцов, но так уж обстоят дела.
– Обстоят, – кивнула Эдна. – Но только не тогда, когда мать не в состоянии должным образом заботиться о ребенке. Например, если она неуравновешенна, страдает депрессией и имеет суицидальные наклонности. А также проблемы с алкоголем. Не забудем и о неконтролируемых приступах агрессии.
Джулия открыла было рот, чтобы возразить, но не знала, что сказать. Язык словно прилип к пересохшему небу.
– Вижу, ты меня поняла, – с удовлетворением отметила Эдна.
Понять-то Джулия поняла, но ей все не верилось, что ситуация настолько серьезна. В попытке ухватиться за соломинку она покачала головой.
– Ты не права, – сказала она. – Ты ошибаешься.
– Ошибаюсь? Вряд ли. Я проконсультировалась по данному вопросу. Если судья посчитает, что у матери, скажем, такой, как ты, имеются определенные проблемы, то ребенок передается отцу.
– То есть ты намекаешь, – пристально посмотрела на Эдну Джулия, – что собираешься оболгать меня, чтобы получить опеку?
– Отнюдь. Но факты – вещь упрямая, Джулия. Поставь себя на место судьи… – Эдна подняла глаза к потолку, делая вид, что глубоко задумалась. – Во-первых, ты не явилась забрать дочь после уроков, из-за чего девочку похитили, – свекровь загнула один палец. – Во-вторых, – она загнула второй, – пресса установила, что ты так и так собиралась бросить свою дочь…
– Ничего я не собиралась! И тебе это прекрасно известно! То, что я хочу развестись с твоим сыном, не означает, что я брошу свою дочь! Все это – грязные выдумки журналистов!
– Постой, Джулия! – Эдна подняла руку. – Я всего лишь рассказываю тебе, как все это будет выглядеть в суде. Итак, стало известно, что ты собиралась бросить дочь. И если кто-нибудь меня спросит, я должна буду сказать, что всегда ожидала от тебя чего-то подобного.
– Ушам своим не верю. Это слишком даже для тебя, Эдна. Неужели ты способна пасть так низко?
– Кто тут куда падает? Факты, Джулия, всего только голые факты, – свекровь ухмыльнулась. – А ведь и это еще не все. Так я продолжаю?
Джулия опустила Анну на пол, поняв, что не желает, чтобы ее дочь слышала то, что говорит Эдна.
– Иди, солнышко, поиграй на террасе, – сказала она. – Еще минутка, и мы поедем домой.
После того как Анна ушла, Джулия повернулась к Брайану:
– И ты позволишь ей это совершить? Станешь соучастником? Учти, все будет на твоей совести.
– Я поступлю так, как будет лучше для Анны, – Брайан избегал смотреть Джулии в глаза. – А ей будет лучше со мной.
– Да-да, у меня есть еще несколько фактов, если тебе это интересно, – продолжила Эдна. – Готова?
Джулия не ответила. Эдна театрально откашлялась. Это был миг ее великого триумфа.
– В-третьих, – продолжила она, – ты психически неуравновешенна. Несколько дней назад ты предприняла попытку суицида, чего здоровый человек не сделает, – и Эдна загнула третий палец.
– Я не предпринимала! Ты лжешь! И сама знаешь, что лжешь!
– Но суд-то не в курсе, да, Джулия? Вот о чем тебе надо подумать. В-четвертых, – свекровь методично загнула еще одни палец, – имеются свидетельства, что у тебя есть проблемы с алкоголем, который, кстати, сыграл не последнюю роль в твоем неудавшемся самоубийстве. И, наконец, в‑пятых, – Эдна загнула мизинец, – ты подвержена неконтролируемым приступам агрессии, вернее всего, вследствие злоупотребления алкоголем. Джентльмен, который был здесь вчера, сам является мировым судьей и готов засвидетельствовать, как ты тут себя вела. Я уверена, ему не составит труда профессионально описать суду твое поведение.
И свекровь победоносно воздела кулак с пятью загнутыми пальцами.
– Как видишь, Джулия, имеется целых пять причин, каждой из которых по отдельности уже достаточно для суда, чтобы решать дело в нашу пользу. У тебя же их полный набор, – Эдна пожала плечами. – Любой разумный человек решит присудить дочь любящему отцу. В наши дни такое происходит редко, но ничего невозможного в этом нет.
В голове у Джулии был полный раздрай. Гадости, которые ей наговорила Эдна, были сплошным искажением фактов и откровенной ложью (потому что Джулия не была ни алкоголичкой, ни самоубийцей, ни агрессивной психопаткой). Однако оправдываться сейчас было глупо. Эдна сама прекрасно знала, что врет, но для нее это не имело значения. Свекровь не интересовалась мнением Джулии, она безразлично раскрыла перед ней свои карты.
И карты оказались что надо. Сплошь тузы и козыри. А сама Джулия, между прочим, должна была задуматься обо всем этом раньше и уяснить, что ее позиция действительно весьма слаба. Желтая пресса сделала достоянием широкой общественности и недосмотр, и «намерение» якобы бросить Анну, и «попытку самоубийства». И пусть все они ошибались, их слово окажется против слова Джулии, поскольку Брайан вряд ли встанет на ее сторону. Алкоголизм и агрессивность сложно как доказать, так и опровергнуть, но тут ведь как: то ли было, то ли не было, а дурной запашок остался.
Особенно если солидный мировой судья засвидетельствует, что она напала на Брайана. Джулия зажмурилась.
– Ну, и? – нетерпеливо спросила Эдна.
Ничего дельного в голову Джулии не приходило. Все, чего ей теперь хотелось, – это покинуть дом свекрови как можно быстрее. Она повернулась к Брайану.
– Твоя мать разрушает твою жизнь, – произнесла она. – И в конце концов она этого добьется. Отравит тебя своим ядом. Я надеюсь, что ты сумеешь сбежать прежде, чем станет слишком поздно.
– Ничего ты не понимаешь, – ответил он. – Мою жизнь разрушила ты. Все, что мне осталось, – это Анна, и я тебе ее не отдам. Не забудь, Джулия, ты всему виной. Ты сделала этот выбор. Если бы не ты, мы бы до сих пор были вместе.
Джулия перевела взгляд с Брайана на Эдну и обратно.
– Нет, не были бы, – сказала она. – Очень скоро я бы не смогла вытерпеть и минуты в вашем обществе, твоем и этой старой сколопендры. Лучше подохнуть.
– Опять донимают мысли о самоубийстве? Да, Джулия? – отреагировала Эдна. – Ай-яй-яй!
– Пошла на хер, злобная тварь!
– Ага, и агрессия, – продолжила Эдна. – Господи, неужели ты ничему не научилась, Джулия? Не понимаешь, что сама спровоцировала эту ситуацию? Собственными руками. Плохой присмотр за ребенком, злоба, эгоизм… Если бы не твои поступки, ничего бы и не было. Но ты такая, какая есть, поэтому я не могу доверить тебе воспитание моей внучки. Бог знает, что еще с ней может случиться в твоем доме.
– Ну, все, я ее забираю, – сказала Джулия. – Она едет со мной.
– Не стоит, Джулия, – повторил Брайан. – Не усугубляй. Сейчас ты, по крайней мере, можешь видеться с Анной наедине.
В его словах явственно звучала угроза: подчинись – или мы сделаем все, чтобы ты не смогла общаться с дочерью. Если Джулия закусит удила, они не пожалеют на суде черных красок и напишут портрет дикой, полусумасшедшей и совершенно не пригодной исполнять роль матери женщины. Тогда как у Анны имеются любящие отец и бабушка: надежный, трудолюбивый Брайан и самоотверженная, всеми уважаемая Эдна.
– И что теперь? – прошептала Джулия.
– Теперь ты вернешься домой, – сказала Эдна, – и будешь ждать письма́ наших адвокатов.
«Наших адвокатов». Словечко «наши» являлось элегантным намеком на силу, которая за этим стоит, таким же многозначительным, как объемистое эссе.
Джулия покачнулась, закружилась голова. Она сама была адвокатом и знала правила борьбы. Сейчас ей следовало обо всем подумать, просчитать варианты. Но в данный момент ни о чем думать она была не способна, не могла ни за что зацепиться, в полной мере понять, что ей наговорили эти двое, и осознать, правы они или нет.
– Я хочу попрощаться с Анной, – попросила она. – Пожалуйста.
Эдна уже собралась было отрицательно покачать головой, но Брайан ее опередил:
– Конечно. Пойду приведу ее.
5
Джулия поехала домой самым длинным путем. День был теплым, чеширский ландшафт представал во всей красе: жужжали пчелы в старых живых изгородях, пруды и речушки блестели под солнечными лучами, даже каменные коттеджи посвежели.
Ничего этого Джулия не замечала. Она не понимала, почему Брайан так с ней поступает. Точнее, почему позволяет Эдне. Самому ему не хватило бы ни воображения, ни жестокости. С одной стороны, он хочет получить дочь, и, в отличие от других разведенных отцов, шанс у него есть. Если для этого нужно будет испортить репутацию Джулии, что ж, значит, такова цена. Сам же, судя по настойчивым замечаниям, мол, это она все начала, вознесется на моральный пьедестал. Раз во всем виновата Джулия, ей и платить.
Пусть он отказывался это признавать, Джулия совершенно ни при чем. Их брак был во всех случаях обречен. Достаточно полюбоваться, как они только что друг с другом обошлись. Любовь прошла. Джулия всего лишь первой поняла это и нанесла coup de grâce их отношениям.
Никто в этом не виноват. Напротив. От нее требовалось мужество, чтобы положить конец взаимным страданиям. Однажды, когда Джулии было семь или восемь лет, она обедала с отцом. Тот приготовил свое коронное блюдо: яичница с маринованным луком, бобами и беконом. Они как раз сидели за столом, когда в стекло что-то ударилось. Джулия побежала смотреть.
На каменных плитах под окном билась маленькая темная птица.
– Папа, там птичка! – закричала Джулия. – Живая!
– Это ласточка, – сказал отец. – Крылышко сломала.
– Мы можем ей помочь?
– Нет. Не можем.
– Давай отвезем ее к ветеринару!
– Увы, и он тут не поможет.
В тот момент Джулия узнала, насколько мир несправедлив. Ни ветеринар, ни ее папа, который вообще-то мог все на свете, не могли помочь несчастному, изувеченному существу. Как такое может быть?
– То есть мы просто бросим ее там?
– Нет, – ответил отец. – Мы не можем. Кончим обедать, и я со всем этим разберусь.
– Что ты сделаешь?
– Положу конец ее страданиям, Джулия. Это единственное, что мы можем.
Несколько секунд Джулия не понимала, что имел в виду отец. А когда до нее дошло, потребовалось немалое усилие, чтобы убедить себя в том, что он действительно это сказал.
– Ты ее убьешь? Но это же ужасно! – Из глаз Джулии потекли слезы. Она оплакивала разом и несчастную ласточку, и жестокость отца.
– Ты не права, дочка, – ответил тот. – На первый взгляд это действительно ужасно, но на самом деле – это милость, которую мы можем оказать птице. Она сейчас очень страдает, Джулия, и будет страдать, пока не умрет от голода и жажды или пока ее не слопает кот. Иногда необходимо быть жестоким. А временами жестокость – единственное, чем мы можем кому-то помочь.
Она поняла отца. Скажи ей это не отец, а кто-нибудь другой, она бы решила, что он просто оправдывает себя, а на самом деле хочет убить бедную птичку. Но поскольку это говорил ее отец, она поверила.
– Тогда сделай это прямо сейчас, – попросила она, и он сделал.
Вышел из дома, зашел в сарай, вернулся с лопатой. Осторожно поддел ласточку металлическим лезвием и унес за угол. Подальше от глаз дочери.
– Ну вот и все, – грустно сказал он, вернувшись в дом. – Теперь птичка счастлива…
То же самое Джулия сделала с их браком. Он был уже обречен, и бессмысленно было продлевать страдания. Грустно, конечно, что так вышло, и Анне теперь придется переживать развод родителей, но ничьей вины здесь нет. Некоторые браки удачны, другие – нет. И лучше, даже честнее, прекратить несчастливый брак, чем продолжать жить в нездоровой, затхлой атмосфере, якобы «из-за детей» или просто стыдясь развестись. Наверное, Эдна – а следовательно, и Брайан – с этим не согласны, но что дальше? По данному вопросу Эдна оказалась не права, а значит, как ее ни убеждай, она все равно никогда не согласится.
Нет, Джулия совершенно правильно поступила, сказав Брайану, что между ними все кончено. Как взрослый человек взрослому человеку. Без драматизации, без скандалов и страстей, которые могли бы повредить Анне. Спокойно, как тогда ее отец: он взял обреченную ласточку и даровал ей покой. Создала почву для цивилизованного развода, после которого Анна, продолжая жить с ней, виделась бы с отцом настолько часто, насколько это было бы возможно. Обычное дело.
Но Анну похитили. В результате все пошло вкривь и вкось. Похитителя и надо винить, а отнюдь не Джулию. Если бы не то похищение, сейчас они с дочерью лакомились бы мороженым в «Чеширском дворике».
Однако все вышло не так. Анну похитили, журналюги тут же сочинили душераздирающую историю, за неимением лучшего назначив Джулию главной злодейкой. И вот второй раз подряд Джулия стояла перед перспективой потерять все в этой жизни. Она не была уверена в своей победе.
Против нее будут выдвинуты серьезные обвинения, не нужно быть адвокатом, чтобы это понимать. И не имеет значения, что большая половина их надумана, искажена, а то и просто сфабрикована. Ее несчастное опоздание в школу, желание развестись, так называемая попытка самоубийства, царапины на щеке Брайана – все это станет яркими мазками, которые и составят правдоподобный портрет слетевшей с катушек алкоголички, недостойной быть матерью.
Домой не хотелось. Потом, только не сейчас. Пустой дом являлся слишком наглядным символом того, к чему она пришла: ее неудавшейся жизни.
Джулии требовалось иное. Ей нужно было человеческое тепло.
Нужна была мама.
6
– Привет, мам, – поздоровалась Джулия.
Женщина, сидевшая в потертом кресле с подголовником, моргнула. Кисти рук были испещрены коричневыми старческими пятнами. Она ничего не ответила.
Джулия дотронулась до локтя матери.
– Я по тебе скучала, – сказала она.
Обычно, приходя сюда, Джулия рассказывала матери, как дела, как Анна, надеясь, что хоть часть информации проникнет в поврежденный мозг. Может быть, что-то всплывет в ее снах, доставив неосознанную радость.
Сегодня ей нечего было предложить матери.
– Я по тебе скучала, – повторила она. – Я по тебе все время скучаю.
Джулия сморгнула слезы.
– Ой, мамочка! Что же теперь со мной будет? Где я ошиблась? Может, не надо было выходить за него замуж? Но тогда мне казалось, что так будет правильно.
Она помедлила, не зная, нужно ли продолжать. Но у нее не было выбора. Единожды начав, она не могла остановиться.
Слова пролились рекой. Она рассказала обо всем. О разводе, об Анне и Эдне. О собственной вине. О том, как, едва обретя дочь, она вновь ее лишилась. О том, что чувствует себя никудышной матерью, самой дрянной матерью на свете.
– Как бы я хотела сесть в машину времени и забрать ее в тот день вовремя, – закончила она. – Вернуться в прошлое и все там исправить.
Мать отчего-то нахмурилась. Сжала губы. Повернулась к Джулии, еще раз моргнула и нахмурилась сильнее. Вдруг взгляд ее прояснился. Она улыбнулась и похлопала Джулию по руке:
– Успокойся, дорогая. Все у тебя будет хорошо…
На мгновение Джулия поверила, что мама выздоровела и вернулась к ней.
– Мам! Это снова ты? – воскликнула она.
Та посмотрела в лицо дочери долгим взглядом. Ясность сменилась озадаченным, отсутствующим выражением, словно она потерялась в омуте памяти. Глаза пожилой леди затуманились, и она пробормотала:
– Кем бы ты ни была.
Она исчезла так же быстро, как и вернулась, если возвращалась вообще. Но Джулии хватило и этого краткого мига. Она улыбнулась, поднялась и поцеловала на прощание мать.
– Спасибо. Я люблю тебя, мамочка.
Глава 13
Вопросы права и вопросы морали
1
Какие же они все идиоты. Эти несчастные родители, бестолковые полицейские, продажные «акулы пера». Они даже не подозревают, что являются лишь пешками на нашей шахматной доске. Это мы направляем их туда, куда считаем нужным, а они воображают, что их судьба – в их руках, что все у них под контролем, а конечный результат игры зависит от них.
Они ошибаются. Их свобода иллюзорна. Что бы они ни сделали, итог будет одинаков. Даже если им удастся совершить нечто неожиданное, мы легко подстраиваемся. Скорректируем наши планы. Переигрываем. И возвращаем их в нужную нам колею. Все дороги ведут в одном-единственном направлении. Сами они не знают, куда идут, но покорно туда идут.
Пока пункт назначения известен только нам. А им вскоре предстоит узнать.
Наш план почти завершен.
Конец девочки приближается.
Всем им близится конец.
2
В офисе никого не было. В понедельник, сразу пополудни, большинство адвокатов находились либо на встречах с клиентами, либо в судах. Джулии сейчас было не до судов и не до клиентов, но она все равно явилась на работу, лишь бы не оставаться в пустом доме. По крайней мере, здесь рутинные дела отвлекали ее от мыслей. А утром она так и не смогла противостоять соблазну узнать о «последних событиях в жизни Джулии Краун», по выражению Великой Британской прессы.
Ее внимание привлекла статья, написанная известной поборницей традиционных ценностей, телесных наказаний в школе и плавучих тюрем на Темзе. Положим, о последних речь пока не заходила, но кто знает?
«Итак, она получила то, чего желала.
Как нам стало известно, Джулия Краун, ставшая образцом худшей Британии нашего времени, в воскресенье выгнала-таки из дома своего многострадального мужа и пережившую похищение несчастную дочь. К счастью, мистер Краун с Анной нашли приют у его матери, доктора Эдны Краун. Мы надеемся, что в ее доме Анна начнет исцеляться после выпавших на ее долю кошмарных испытаний.
Девочке придется научиться жить без матери, так и не отступившей от своих планов бросить семью, которые начала строить незадолго до похищения дочери, поскольку, как поведал нам источник, близкий к Краунам, хотела «найти себя». Брак, по всей видимости, не соответствовал ее высоким запросам. Гасил ее порывы. И вместо того, чтобы поработать над решением трудных проблем, она разом положила всему конец.
Как вам это нравится? Такое происходит только в наши погрязшие во мраке дикости времена, времена легкого развода и девальвации священного института семьи.
Вы спросите, неужели она не могла подождать? Потерпеть ради дочери несколько коротких месяцев или, на худой конец, недель?
Я всегда повторяла и буду повторять: эта великая страна, этот остров, взрастивший Шекспира и Мильтона, Черчилля и Елизавету II, планомерно катится псу под хвост. Собакам – собачье, эта фраза относится к тем, кто пирует на трупе когда-то великой нации. И какова же причина сего падения? На наш взгляд, ответ прост: это себялюбие. Такие, как она, утратили способность приносить в жертву собственные интересы ради всеобщего блага.
Джулия Краун – прекрасный тому пример. Я от всей души надеюсь, она счастлива теперь. Ведь она считает, что ее счастье стоит развала семьи.
Я же, увы, с подобным согласиться не в состоянии».
Именно такой выглядела Джулия в глазах остального мира. Она перестала обижаться на несправедливые обвинения. Это было бессмысленно. Она могла сделать только то, что могла.
Утром ей пришло письмо от Стива Палмера, знакомого адвоката, представлявшего теперь интересы Брайана. Оно касалось условий посещения дочери. Все было просто: вечер среды и каждый уик-энд. За время своей карьеры Джулия тысячи раз сталкивалась с подобными условиями. Она и сама уже в предварительном порядке обдумывала что-то эдакое, планируя свою жизнь после развода. Но такого поворота судьбы она не предвидела. И подумать не могла, что это ей придется встречаться с дочерью по средам и уик-эндам.
Материнский инстинкт приказывала ей не сдаваться. Выложить на суде все, как оно есть, и верить, что правда выплывет наружу, ее признают той, кем она является на самом деле, а не той, какой она представала в прессе. Однако Джулия сознавала, что даже в зале суда сложившееся впечатление будет играть важнейшую роль, и Брайан с Эдной сделают все, чтобы это впечатление сыграло так, как им требуется.
Вступить в открытую борьбу было рискованно. В этом случае они пустят в ход весь арсенал – агрессию, пьянство, недосмотр, попытку суицида – и в итоге добьются того, что ей вообще запретят видеться с дочерью. Они предлагали сделку: сиди тихо, и тогда тебе перепадет хоть что-нибудь; устроишь бедлам – и не получишь ничего.
Джулия-мать жаждала борьбы. Джулия-адвокат считала, что надо соглашаться на сделку.
Ей явно требовалась помощь. Независимое экспертное суждение. Джулия взяла телефон и нашла номер Майка Шерри – своего партнера, взявшего когда-то ее в контору.
3
И вот Майк сидел напротив Джулии. Ему явно было неудобно в узком кресле. Майку было под шестьдесят, и он давно и безуспешно боролся с лишним весом. За те десять лет, что Джулия его знала, у него всегда наблюдалось внушительное брюшко, но в последние два года жир начал активно завоевывать новые позиции, оккупировав сперва поясницу, затем – плечи и руки, шею и подбородок. Наконец, лицо растолстело так, что глаза почти утонули в жировых складках.
Липидная колонизация началась вскоре после развода. Карла, жена Майка, бросила его ради налогового инспектора, отчего унижение ощущалось только сильнее. Футболист, врач, пусть даже молодой, полный физических сил рабочий – еще куда ни шло. Но налоговик? Это насколько же паршивым мужем и любовником был в ее глазах Майк, чтобы она предпочла ему налогового инспектора?
Бороться Майку приходилось не только с жиром. Чем дальше, тем больше его одежда выходила из моды. Деньги у него, разумеется, имелись, но, как и множество мужчин, он не придавал значения тем малозаметным изменениям, которые претерпевает мужская деловая одежда, и продолжал носить двубортные пиджаки и брюки со стрелками. В общем-то, ничего страшного, но выглядел он в итоге как «старикан хорошо за пятьдесят», а не «мужчина за пятьдесят в самом расцвете сил». Ко всему стригся он чересчур редко, посещая парикмахерскую лишь тогда, когда это становилось насущной необходимостью, а не удовольствием.
Все вместе создавало впечатление некоторой запущенности.
Жил Майк один. Обе дочери, Люси и Джемма, учились в университете и, похоже, навещали отца не слишком часто. Пару лет назад Джулия как-то повстречала всех троих в ресторане. Девицы вели себя с отцом пренебрежительно, то и дело косо зыркали на него и закатывали глаза. Майк же глупо и жалко улыбался, словно пасуя перед дочерьми. Грамотный, умный, жесткий в суде адвокат заискивал перед ними, будто впавший в немилость фаворит перед средневековыми принцессами. Джулии сделалось тогда неловко и стыдно за него.
Она прекрасно знала, как обстояли дела прежде: это был счастливый отец, любящий и любимый. Теперь же он стал поверженным кумиром, и дочери не простили его.
Без сомнения, свою роль в этом сыграла еще одна «война» Майка, следы которой проявлялись в сеточке лопнувших капилляров на покрасневшем носу. Джулия не раз с тревогой замечала по утрам отекшие с похмелья его глаза. В общем, развод обшелся ему дорого. Не покинь его Карла, он так и остался бы тем, кем был всегда, продолжая привычную жизнь. Жизнь, оставшуюся в прошлом. Брайан, по крайней мере, был молод. Черт побери, да и Майк был еще достаточно молод для того, чтобы начать все заново, но Джулия не верила, что он сможет начать. Скорее всего, он просто не знал как. Джулия подозревала, что Майк так и закончит свои дни: одиноким, спившимся и озлобленным.
Тогда как он заслуживал совершенно иного. Это был добросердечный, внимательный и спокойный человек. Честный руководитель, всегда готовый поддержать как советом, так и деньгами. Когда Джулия стала его партнером, они с Брайаном собирались покупать дом. Им не хватало денег, и Майк легко дал в долг недостающую сумму. Причем свои собственные деньги, а не деньги фирмы.
Адвокатом он был прекрасным. Не каким-нибудь крикливым выскочкой с разящим наповал интеллектом, но многоопытным, дотошным специалистом. Потому-то Джулии и хотелось с ним поговорить.
– Привет, – сказал Майк. – Хорошо, что ты вернулась.
– Не уверена, что тебе от меня будет толк, – ответила она.
– Занимайся тем, что тебе нужно, и не парься. Я тебя не тороплю.
– Спасибо, я очень благодарна тебе, Майк.
– Должен сказать, не ожидал увидеть тебя так скоро. Хотя и рад этому. Как дела?
– Не очень. Собственно, поэтому я и здесь.
– Что случилось?
– Да вот, мы с Брайаном разбежались. Он отправился жить к матери. Странно, что ты не читал этого в газетах.
– Какой смысл их читать? Я увидел, сколько грязи они вылили на тебя за последние дни, и бросил это дело. – Он умолк, и Джулия, словно воочию, увидела, как крутятся «адвокатские» шестеренки в его мозгу. – А где сейчас Анна?
– Она у Брайана, в том-то и проблема…
– Что значит «у Брайана»?
– Да вот то и значит. Анна с ним в доме его матери, и есть риск, что там и останется.
– Не понял. Почему она там? Ты разве не хочешь опеки над дочерью?
– Хотеть-то хочу, – вздохнула Джулия, – но не уверена, что получится.
– Но почему? Что еще случилось?
– Долго рассказывать.
– Мне все равно сейчас нечем заняться, – пожал плечами Майк. – Однако, сдается, твою историю сподручнее выслушать под хорошую кружечку пива. Как насчет «Красного льва»?
– Пошли, – ответила Джулия. – Отчего бы и нет.
Они выбрали столик в углу. После нескольких недель изоляции Джулия почувствовала себя неловко в окружении людей. Рабочий день закончился, и паб был полон: молодежь, еще не обзаведшаяся семьей; люди среднего возраста, забежавшие пропустить стаканчик, прежде чем отправиться к пеленкам и распашонкам; дружные компании сослуживцев; одинокие выпивохи, откладывающие неизбежное возвращение в свои темные, унылые норы.
– Итак, что у вас приключилось? – спросил Майк.
Несколько секунд Джулия обдумывала, как же ему все объяснить.
– Суть в том, – начала она, – что Брайн стремится получить опеку над Анной. Он предложил мне договор: Анна остается с ним, я же буду посещать ее по средам и уик-эндам. В таком случае мы обойдемся без суда.
– И зачем тебе соглашаться на подобное?
– Затем, что это может быть лучшим, на что я могу рассчитывать.
Майк нахмурился, но Джулия предупредительно подняла руку:
– Погоди, дай мне сказать. Если будет суд, они собираются…
– Кто «они»?
– Брайан и Эдна, его мать. Это она стоит за его спиной. У самого Брайана никогда не хватило бы ни ума, ни смелости изобрести такое. Так вот, на суде они будут утверждать, что Анну следует отдать отцу для ее блага.
– Чепуха. Никакой судья не решит дело в пользу отца. Не вижу ни малейшей проблемы.
– Проблема есть. Она в том, какой они собираются выставить меня на суде. Будут утверждать, что я безответственная, не приехала вовремя в школу за дочерью и…
– Опоздать может кто угодно. Такое происходит сплошь и рядом. Тебе просто не повезло. Нельзя же за это наказывать?
– Еще они скажут, что я собиралась бросить Анну с Брайаном…
– А это неправда.
– Что я неуравновешенная, поскольку хотела покончить с собой…
– Чего ты делать отнюдь не хотела.
– И что у меня проблемы с алкоголем. И что я – агрессивна.
– Ты вовсе не такая.
– Но они убедят суд, что я именно такая!
– Каким образом?
– Ну… – Джулия замялась. – Из-за одного происшествия в доме Эдны.
– Что за происшествие?
– Я… действительно потеряла над собой контроль и ударила Брайана. Точнее, расцарапала ему щеку. До крови.
– Просто тупо отрицай.
– У них в гостях сидел мировой судья. Он все видел.
– Тем не менее, Джулия, их доводы – лживы или утрированны.
– Но попробуй сложить все вместе и увидишь, как они заиграют на суде. Я напилась снотворного, ударила Брайна, опоздала за Анной в школу, из-за чего ее похитили. Почему бы и всему остальному тоже не быть правдой? Они сделают из меня чудовище. Понимаешь?
Майк долго молчал, потирая виски, затем ответил:
– Да, понимаю.
– Мне запретят вообще видеться с дочерью иначе, чем под их присмотром. Такая вот сделка. Или я удовольствуюсь тем, что они мне дают, или лишусь вообще всего.
– Вряд ли. В самом крайнем случае судья по крайней мере присудит тебе то, что они предлагают сейчас. Кстати, предлагая тебе эту сделку, они тем самым подтверждают, что ты – достойная мать. – Майк запнулся, словно холодное выражение «достойная мать» его смутило. – Будет выглядеть странным, если они потом внезапно передумают.
– Наверное. Но они всегда смогут заявить, что чего-то не знали или не учли. Могу ли я пойти на такой риск?
Майк медленно покачал головой, мрачно, сжав зубы, посмотрел в глаза Джулии. На его лице отразились злость и отвращение.
– Вот же парочка сволочей, – пробормотал он. – Форменные подлецы.
– Так и есть, – ответила Джулия. – За одного я даже выскочила замуж. Хотя временами мне казалось, что сразу за обоих.
– Как же им не стыдно?
– Брайан безропотно выполняет приказы матери. А Эдна умеет только стыдить, но не стыдиться. Она уверена, что делает все это ради своей внучки. Что может быть лучше для ребенка, чем быть воспитанницей самой Эдны Краун? В конце концов, чего стыдиться? Она просто играет теми картами, которые ей выпали.
– Того, что она творит поистине отвратительные вещи, – Майк всем телом подался вперед.
– Это юридическое заключение? – криво улыбнулась Джулия.
– Нет. Не юридическое.
– А как насчет юридического?
– Тут мне надо подумать. – Майк допил свое пиво. – Я отлучусь в уборную. Сейчас вернусь.
С этими словами он встал и растворился в толпе.
Впервые с тех пор, как она покинула дом Эдны, Джулия чувствовала себя относительно спокойно. Прекратила прокручивать в голове варианты развития событий, взвешивать вероятности и предугадывать реакцию судьи. Она должна была просто сидеть и ждать решения Майка. Если ей не понравится его ответ, жужжание в голове возобновится, но это будет потом. Сейчас же наступили блаженные минуты отдыха.
– Ты Джулия Краун?
На нее уставилась женщина лет под тридцать, грузная, если не жирная, с вызывающим, жестким лицом и наглым взглядом. Даже слишком наглым, вероятно выработанным в ответ на пинки, которыми его обладательницу награждала жизнь. Складывалось впечатление, что в юности она была чрезмерно крупной, не слишком привлекательной и нелюбимой. Агрессия стала ее способом показать миру, что она на него плевать хотела.
Незамужняя, кольца, по крайней мере, она не носила. Покрасневшие глаза были остекленевшими, пьяными.
– Да, это я, – ответила Джулия.
– А раз так, – протянула женщина, – мне нужно сказать тебе пару ласковых.
4
В голове у Джулии возникла картинка: теплая компания, зашедшая в бар, кто-то замечает Джулию и показывает остальным: «Слушайте, а это не та тетка? Ну, из новостей? У которой дочь похитили, а потом вернули?» Другой отвечает: «Точно, она самая. Джулия Краун. Вот же сучка». А эта женщина долго смотрит на Джулию, потом заявляет: «Пойду-ка потолкую с ней по душам. Все ей выскажу». Кто-то пытается ее остановить («Да ладно, брось!»), прекрасно зная, что она не послушает, что скандалы – ее конек и она гордится своей смелостью, не видя разницы между отвагой и хамством. Если бы даже и видела, ее бы это не остановило.
Плевать она хотела.
Именно так она им и ответила, а затем тяжелым шагом потопала к столику Джулии. Вернувшись, она скажет приятелям: «Наверное, это было напрасно, но я просто обязана была все ей высказать. Нельзя же стоять в сторонке и смотреть. Я должна была. Не следует позволять этим людям творить подобные вещи. В смысле, она что, думает – это нормально? Сидеть тут и напиваться с мужиком? После всего, что случилось? Вот же тварь. Короче, я должна была все ей сказать».
– Чем могу быть полезна? – Джулия посмотрела в глаза пришелице.
Женщина глянула несколько неуверенно, как будто забыла, зачем пришла, затем выпалила:
– Ты самая большая чертова эгоистка, которую я когда-либо знала!
– Но вы меня не знаете, – возразила Джулия.
– Я тебя достаточно знаю, – отрезала та. – Достаточно, чтобы уверенно сказать, что такая, как ты, не заслуживает быть матерью этой маленькой девчушки.
Кем она себя возомнила, эта полупьяная баба? Все, что ей было известно о Джулии, Анне и произошедшем с ними, она вычитала в газетах, а там печатали сущий вздор. И вот она чувствует себя вправе подходить к Джулии и заявлять ей, что та недостойна быть матерью?
– Как скажете, – произнесла Джулия и отвернулась, чтобы не раздражать женщину еще больше. – Спасибо за участие, прощайте.
– Нет, я с тобой еще не закончила.
Видимо, она принадлежала к типу людей, которые хотят сделать остальных такими же несчастными и озлобленными, как они сами. Однако достаточно умны, чтобы понимать: нельзя просто задирать всех подряд. Поэтому они ищут благовидный предлог, скрывая под якобы праведным негодованием свое желание оскорблять других. Этой тетке не было дела до Анны. Она просто хотела заставить кого-то страдать, и история Анны стала отличным предлогом.
– Как вас зовут? – спросила Джулия.
– Джульетта, – ответила женщина.
– Джульетта… – повторила Джулия. – Какое красивое имя. А знаете, наши с вами имена очень похожи, – она чуть наклонилась вперед, держа руки на коленях, чтобы женщина не увидела, как они трясутся от гнева. – Ну, Джульетта, и что же нам с тобой делать? Не надо, не отвечай! Я тебе сама скажу. Уноси-ка свой жирный зад в ту дыру, которую ты называешь домом. Убирайся к своим дерьмовым журнальчикам, дерьмовому телевизору и одиночеству. И постарайся к ним привыкнуть, потому что такой будет вся твоя жизнь. Усекла, Джульетта?
Женщина ошеломленно смотрела на нее. Наверное, она ожидала, что Джулия начнет что-то блеять в свое оправдание или кротко промолчит, а то и вовсе сбежит. Отпора она явно не предвидела. Ну, так что? Раз уж Джулию все равно все считают агрессивной.
– Убирайся! Пошла прочь! – продолжила Джулия. – А пока идешь, подумай о том, что у тебя нет ни детей, ни мужа, ни приятеля. Если хочешь, я тебе подскажу, почему это так. Потому что ты – мерзкий бегемот. Хотя уверена, многие бегомоты сейчас возмутились бы. «Эй! – сказали бы они. – Не сравнивай нас с этим монстром, ведь мы – довольно симпатичные бегемотики».
Лицо Джульетты перекосилось от ненависти.
– Вонючая сучка, – прошипела она. – Да как ты смеешь…
– Что тут происходит? – Майк, растолкав толпу, уже подтянувшуюся в ожидании спектакля, вернулся к столику. В руках он держал пинтовую кружку пива и бокал белого вина.
– Эта сука меня оскорбила, – заявила Джульетта, клокоча от гнева. – И чья бы корова мычала…
– Нам пора, – Майк втиснулся между нею и Джулией, поставил напитки на стол. – Идем.
Схватив сумочку и пальто, Джулия двинулась к выходу. Майк шел следом. Когда они покинули паб, он взял ее за локоть.
– Господи, – сказал он, – неужели ты не могла придумать ничего лучше? После всего, что мне поведала?
– Да знаю я, знаю, – ответила Джулия. – Но почему я должна была покорно терпеть оскорбления?
– Ладно, разберемся. Может, поедем ко мне? Там ты и выслушаешь мое юридическое заключение?
Особняк Майка находился в деревне, расположенной на краю Чеширской равнины. Большой темный дом казался нежилым. Они сидели в гостиной. Майк налил себе порядочную порцию виски, Джулия, чья машина дожидалась снаружи, ограничилась стаканом минералки.
– В общем, я все обдумал, – сказал Майк.
– Излагай, – кивнула Джулия.
– Как ты знаешь, суд действует исключительно в интересах ребенка. Брайан попытается доказать, что Анне будет лучше с ним. Не потому, что он весь из себя такой замечательный, а потому, что ты не способна должным образом заботиться о дочери. Но пока, при всех собранных ими обвинениях, он этого доказать не сможет. Суд – это не газета. Если он утверждает, что ты – алкоголичка, ему придется это доказать. Чего он, разумеется, сделать не сможет, поскольку ты ею не являешься. То же самое касается и так называемой неконтролируемой агрессивности. То, что ты ударила его в состоянии стресса, – это не агрессивность. Это обыкновенная человеческая реакция. Попытку самоубийства мы просто будем отрицать. Таким образом, я считаю, что все его обвинения весьма трудно доказать.
Джулия вся затрепетала. Может быть, дела не так безнадежны, как она себе навоображала? Наверное, эта мысль отразилась на ее лице, потому что Майк нахмурился.
– Не торопись, – сказал он. – Еще не все. Как я уже сказал, он не может доказать свои обвинения, однако ему это и не требуется. Не забывай, что суд руководствуется интересами ребенка. Есть ли у тебя проблемы с алкоголем или нет, имеет значение только в связи с благополучием Анны. И вот тут-то и зарыта собака. – Майк закинул ногу на ногу и сделал большой глоток виски. – По моему опыту, судьи по семейным делам очень не склонны рисковать. Я имею в виду, что судья будет выбирать, какое место из двух наиболее подходит для ребенка. Именно на этом и собирается сыграть Брайан: «Да, я не могу ничего доказать, но вы же не станете рисковать, когда есть абсолютно надежная альтернатива?» Очень неглупая стратегия.
– И что мне, по-твоему, делать? – спросила Джулия. – Что, как ты считаешь, решит суд?
– Я думаю, шансы Брайана на получение опеки высоки.
Джулии захотелось вскочить и заорать: «Нет! Ты должен мне сказать, что мы справимся, что будем бороться, что я не должна сдаваться!»
– Положим, – сказала она. – И как мне поступить? Если бы я была твоим клиентом, что бы ты мне посоветовал?
– Я бы ответил, что лучшее, чего можно добиться в суде, у тебя уже имеется, – среды и уик-энды. А отправишись в суд, можно потерять даже это. В твоем положении сложно рассчитывать повернуть дело в свою пользу, тогда как наоборот – легко, – он посмотрел на Джулию. – Я бы не посоветовал своему клиенту судиться.
Джулия и сама все понимала, но ей нужно было услышать это от Майка. Только так можно было принять ожидавшее ее будущее. Она будет видеться с Анной лишь четыре раза в десять дней. Анна вырастет под сенью Эдны, а может быть, если Брайан вновь женится, однажды назовет мамой другую женщину. И уже она, Джулия, будет заглядывать через забор, чувствуя, что все дальше и дальше удаляется от дочери. Вначале они будут, конечно, проводить вместе уик-энды, но затем Анна станет подростком, девушкой, все выходные которой будут посвящены подружкам и бойфрендам. Даже родители, живущие под одной крышей с тинейджером, видятся с ним нечасто. Джулии же вообще достанутся жалкие крохи.
– Я так не могу, – произнесла она. – Не могу этого допустить.
– Знаю, – кивнул Майк. – Но ты спросила, что бы я посоветовал клиенту, и я ответил. Дал тебе профессиональный совет. Если бы ты хотела получить дружеский совет, я ответил бы иначе.
– Тогда дай мне такой совет.
– Как твой друг, я тебе советую драться с этими подонками не на жизнь, а на смерть. Вот тебе мой дружеский совет.
5
– То есть своему клиенту ты бы такого не посоветовал, но я должна вступить в борьбу? – спросила Джулия. – Извини, не улавливаю логики.
– Потому, наверное, – улыбнулся Майк, – что никакой логики в этом нет. Попробую объяснить. – Он поерзал в кресле. – Я хорошо помню твоего отца, Джулия. Он тренировал команду по регби, в которой я играл мальчишкой. Не знаю даже, поверишь ли ты сейчас, что эта жирная туша когда-то носилась по полю. Он сам играл в свое время за полупрофессиональную команду, но получил травму и вынужден был оставить спорт. Все это случилось после того, как ты родилась, но помнить ты этого не можешь.
Джулия помнила только, как маленькой играла с отцовскими кубками, которые тот хранил в буфете. Еще у нее остались фотографии отца вместе с товарищами по команде. Было что-то странное в том, что отец жил какой-то жизнью до ее, Джулии, рождения, был мускулистым, атлетически сложенным, с копной рыжих волос и опасным блеском в глазах.
– Он умел работать с подростками. Мы были подозрительной шайкой сорвиголов, но он быстро привел нас в чувство. Научил играть в регби, держать себя в форме, привил нам дисциплину. Но что мы все, его воспитанники, помним лучше всего, так это то, что он заставлял нас придерживаться более высоких стандартов, чем того требовали правила. По его словам выходило, что писаные правила – это одно, а дух игры – совсем другое.
– Ну да? – спросила Джулия, очень любившая слушать рассказы об отце и узнавать о нем что-то новое. – Каким же образом он этого от вас добивался?
– К примеру, будучи рефери, наказывал рослого игрока нашей команды, если он неоправданно жестко обходился с мелким противником. Даже если примененный прием был в рамках правил, он все равно штрафовал нас за «неспортивное поведение». Особенно злило то, что к нашим противникам он за подобные штучки не цеплялся. Совесть не позволяла, ведь они были не в курсе его личных воззрений. Поэтому когда он судил матч, то мы всегда попадали в невыгодное положение. Но знаешь ли что? Мы продолжали играть по его правилам даже тогда, когда матч судил кто-нибудь другой. Так что это сработало.
– Очень похоже на папу, – кивнула Джулия. – Но как нам это может помочь сейчас?
– Я кое-чему научился у твоего отца, – ответил Майк. – Время от времени нужно просто поступать правильно. Ты можешь теперь отойти в сторону, подписать с ними соглашение, отказаться от опеки. Если бы ты действительно была алкоголичкой, склонной к суициду, пренебрегающей своей дочерью, я бы посоветовал тебе поступить именно так. Но ты не такая, и то, что Брайан со своей мамашей представили – успешно изобразили тебя в глазах общественности в подобном роде, – это не повод идти у них на поводу. Если ты это сделаешь, то сама признаешь, что они были правы, выставляя тебя в черном свете. Я чувствую, что если ты… мы сейчас сдадимся, то себе этого никогда не простим.
– Но что же мне остается? Сунусь в драку и, вероятно, потеряю даже несчастные среды с выходными, поскольку они потребуют присутствовать на моих встречах с дочерью. Я этого не переживу.
– Да, риск имеется. Вопрос в том, стоит ли того дело.
– Нет, если я не способна выиграть.
– Не бывает никакого «не способна», – заметил Майк. – Не знаю, как тебе объяснить, но такого не бывает, и все. – Он умолк. – Суть в том, что их претензии по большей части основаны на лжи. Ты не агрессивна и не злоупотребляешь алкоголем. Мы должны найти способ разрушить их плутни. Разыскать конец ниточки и распутать весь клубок.
– Как? Как я смогу это сделать?
– Есть несколько путей. У меня наклевывается пара идеек, – Майк встал. – Ну? Не хочешь дать знать Брайану, что не принимаешь его условий? Чтобы мы могли начать работать?
– Зависит от твоих идеек.
– Сейчас расскажу.
Утром Джулия, как всегда, уселась за кухонный стол и включила ноутбук.
«Брайан, – написала она, – по-моему, использовать похищение нашей дочери, чтобы получить над ней опеку, – это подло. И хотя мы оба знаем, что за всем стоит твоя мать, я надеюсь, тебе стыдно за свои действия. Я не принимаю ваших условий. В ближайшее время с вами свяжется мой адвокат и разъяснит нашу позицию.
Джулия».
Кликнула на «Отправить». Оставалось только уповать, что она поступила правильно.
Через несколько минут пришел ответ:
«Хорошо. Присылайте свои предложения. Мой адвокат будет на связи».
Судя по всему, в их глазах она уже не заслуживала того, чтобы ее называли по имени или снисходили до ее обвинений. Не заслуживала даже подписи.
И это было прекрасно. Отныне они смогут творить все, что вздумается.
6
Джулия просмотрела твиты под хэш-тегом #недостойнаямать. Можно было начинать с любого места, недостатка в яде, впрыснутом посредством клавиатур, не наблюдалось. Интересно все-таки, что побуждает людей травить тех, кого они не встречали? Думают, что таким образом сделают мир чище? Покажут остальным, как следует жить, предостерегут их от ошибок? Или просто-напросто получают от этого удовольствие? Быть может, эти люди озлоблены на весь свет и не могут противиться желанию напасть? Желанию, неосуществимому в реальной жизни, но анонимность Интернета позволяет им потакать своим страстям?
Джулия была уверена, что правильно именно последнее предположение. И если так, то они просчитались. Интернет далеко не так анонимен, как им кажется.
Она обратила внимание на твиты некоего @vernaldraft. Там было что почитать. От простых оскорблений, типа: «#ДжулияКраун пример того почему некоторым нельзя позволять иметь детей #недостойнаямать», до глубокомысленных размышлений на тему: «Что общего между #ДжулияКраун и стиральной машиной? Они обе текут когда кончают #недостойнаямать». Попадались и запредельно злобные выпады: «#ДжулияКраун не должна больше иметь детей #недостойнаямать #насильственнаястерилизация»
«Ну, что же, – подумала Джулия. – Давай-ка посмотрим, что мы можем о тебе разузнать, дружок». Она продолжила листать твиты @vernaldraft.
Пивной фестиваль в Кромере, «лучший эль в Британии и во всем мире!»
Пивко, значит, любит. И вроде бы земноводных:
«Вечером слушал весеннее пение лягушек в нашем пруду #ПареньИзНорфолка #ЛучшееГрафствоАнглии».
Итак, ты – любитель пива из Норфолка. Джулия продолжила листать. Ага, вот еще один, годовой давности:
«Быть инженером классно. Моя новая работа связана с насосами. Это что-то!»
Некто @RobParker на это ответил:
«Мои поздравления приятель до встречи в офисе возьмем несколько банок и устроим вечеринку. Класс».
«Итак, что мы имеем? Вернее всего, – мужчина, работает инженером по насосному оборудованию в Норфолке, знаком с типом по имени Роб Паркер».
Дальше все было легче легкого. В «LinkedIn» обнаружился некий Роб Паркер, работающий в небольшой канализационной фирме в Норфолке. У него было всего семнадцать контактов, один из которых, Клайв Гаскелл, присоединился около года назад и являлся, кстати, председателем местного пивного клуба.
Поиск по имени «Клайв Гаскелл» вывел Джулию на профиль в «Фейсбуке»: мужчина под пятьдесят, женат, имеет двоих детей. На аватарке – фотография вечернего пруда.
Бинго!
Еще несколько кликов, и Джулия выяснила имя владелицы фирмы – Дженни Джонс – и нашла ее аккаунт в «Твиттере». Затем выбрала наиболее отвратительный твит @vernaldraft и напечатала:
«@vernaldraft Насчет #насильственнаястерилизация По-моему, попахивает евгеникой. Вы точно хотите, чтобы он на вас работал @jjpumps?»
Затем для порядка прошлась по остальным твитам:
«А как насчет этого @vernaldraft @jjpumps?»
«Или этого @vernaldraft @jjpumps?»
Джулия надеялась, что теперь Клайв Гаскелл дважды подумает, прежде чем кого-нибудь кусать.
Она удовлетворенно захлопнула крышку ноута. Как бы ни было весело расправляться с врагами в «Твиттере», это был всего лишь способ вернуть себе контроль над ситуацией и перестать чувствовать собственное бессилие перед бывшим мужем, прессой, судом и Эдной.
Что было очень важно, поскольку предстояла драка.
– Наверное, мне лучше встретиться с Дереком наедине, – предложил Майк.
Джулия внутренне напряглась. Она смотрела сквозь боковое стекло «Ауди» Майка. Шедшая мимо женщина с осунувшимся, усталым лицом толкала перед собой коляску и покосилась на Джулию. Они с Майком ехали к Дереку Джейкобсу, тому самому отставному мировому судье, который присутствовал при исторической сцене «расцарапывания» Брайана.
– Почему? Мы же собирались пойти с нему вместе.
– Не хочу, чтобы у него создалось впечатление, будто мы на него хотим надавить, – ответил Майк. – Он может отказаться с нами разговаривать.
– Не собираюсь я на него давить! Но он должен знать, что поставлено на кон! Я хочу, чтобы он посмотрел мне в глаза!
– Я тебя понимаю. Но он – бывший мировой судья. Если до него дойдет, что предстоит суд, может просто набрать в рот воды. Со мной одним он будет чувствовать себя спокойнее. Видишь ли, я знаком с ним уже много лет и могу поговорить с ним приватно.
– Так ты с ним знаком?!
– Джулия, я уже тридцать лет работаю адвокатом в этом городке. А он был судьей. Естественно, наши дороги много раз пересекались.
– Ну, не знаю, Майк. Я хочу его видеть.
Майк притормозил перед светофором и повернулся к Джулии.
– Слушай, положись на меня, – сказал он. – Так будет лучше. Поверь, я знаю Дерека. Со мной он точно поговорит, а если к нему ты заявишься, то… Не уверен.
– Ладно, будь по-твоему.
– Спасибо. Расскажи мне еще разок все, что случилось тогда в доме Эдны.
– Да там и рассказывать нечего. Брайан с Эдной меня выгоняли, я вспылила. Понимаю, не надо было, но я устала, а они не отдавали мне дочь. В результате немного поцарапала Брайану щеку. И этот твой приятель все видел, – Джулия тряхнула волосами. – В этом вся Эдна! Устраивает званые приемы посреди всей катавасии. Заявила, что встреча, видите ли, была назначена давно. Вот так она и поступает: ведет себя как ни в чем не бывало, лишь бы не ударить в грязь лицом.
– Ну, этим можно только восхищаться, – сказал Майк. – Присутствия духа ей не занимать.
– Я бы не стала настаивать на слове «восхищение».
Они свернули на стоянку перед пабом с белыми стенами. Майк заглушил мотор.
– Жди меня здесь. Я вернусь где-то через час.
Джулия смотрела, как Майк шаркающей походкой идет по мокрому асфальту. Его замшевые туфли были испачканы, брюки висели мешком. В ее сердце шевельнулась жалость. Наверное, он так и состарится в одиночестве. Все, что его ждет в жизни, – это пьянки с бывшими коллегами и редкие визиты дочерей. Это будет лишь подчеркивать серость его существования. Проблема Майка была не в том, что он остался в одиночестве. Множество одиноких людей вполне себе живут и процветают. Проблема была в том, что он не хотел быть одиноким. Джулия представила, каким он был отцом в молодости: заботливым, малость бестолковым, любящим глупо пошутить и почитать своим дочерям умные книжки. А также каким он был мужем: верным, внимательным, щедрым, всегда готовым подставить плечо, упорно работающим на благо семьи. Если всего этого недостаточно, то его жене должно быть стыдно. Джулия видела ее однажды, уже после развода, и эта самая Карла ей не понравилась. Потому что так поступила с Майком.
Конечно, кое-кто может сказать, что и сама Джулия не лучше. Она ведь тоже была неудовлетворена с Брайаном, вполне достойным мужчиной, и тоже бросила его. И если жена Майка обязана была остаться с мужем, почему для Джулии все должно быть иначе? Она не могла ответить на этот вопрос.
Впрочем, размышлять об этом было не ко времени. Джулия достала сотовый, проверила почту. Там обнаружился запрос из «LinkedIn». Ее старая подруга, или лучше сказать, знакомая по университету, работала теперь исполнительным директором транспортной компании в Лидсе, чего Джулия никак не ожидала от миниатюрной блондинки Шарлотты. Они познакомились в студенческом театре, где Джулия исполняла свою первую и последнюю роль.
Приняв запрос, она пролистала свои контакты. Парень, с которым она встречалась в старшей школе, теперь был вице-президентом по маркетингу в одной крупной корпорации. Она бы, наверное, могла остаться с ним, если бы не одно «но». Он возбуждался, только если она строила из себя шлюху. В первый раз это было даже забавно, однако потом начало напрягать. Бывший коллега рекомендовал Джулию как обладательницу стратегического мышления. Это было приятно. Брайан праздновал юбилей: пять лет работы в школе. Джулия кликнула по его имени. Контактов у него было мало, и среди них – Эдна, что неудивительно.
У самой Эдны их было всего девять. Разумеется, лишь немногие люди, кстати, включая Джулию, заслуживали чести войти в круг избранных. Джулия просмотрела контакты свекрови.
Вдруг сердце у нее екнуло.
Одним из контактов свекрови был издатель «Дейли уорлд».
Перечитала имя и вбила его в поисковую строку «Гугла». В «Википедии» нашлась биография: выпускник Оксфорда, того же года, что и Эдна.
Почему свекровь не вспомнила о нем? Можно было бы заручиться его поддержкой, чтобы пресечь всю ту дрянь, которую они печатали о Джулии. Но Эдна, имея такой контакт, им не воспользовалась.
А может, и воспользовалась!
– Нет, – вслух произнесла Джулия. – Нет, она бы не решилась.
Неужели информацию в «Дейли уорлд» сливала сама Эдна? С одной стороны, свекровь вряд ли стала бы мараться. А с другой… Тот, кто это делал, знал такие вещи, которые были известны очень и очень немногим. После беседы с Брайаном Джулия решила, что информатор кто-то из полицейских – но что, если это не так? Что, если это была Эдна?
Голова у нее пошла кругом. Она никак не могла заставить себя сосредоточиться. Ясно было одно: если это совершила Эдна, дело об опекунстве приобретает неожиданный поворот.
Майк вернулся через сорок минут.
Открыл дверцу, залез в машину. Он него несло пивом. По мутным глазам было видно, что он пропустил по крайней мере две пинты.
Джулия не придала этому значения. Открытие так распирало ее.
– Майк, – провозгласила она, – кажется, я тут кое-что обнаружила. Кое-что важное.
– Какое совпадение, – ответил он. – Потому что я – тоже.
7
– Давай сначала ты, – предложил Майк.
Джулия молча протянула ему телефон. Он посмотрел на экран и поднял взгляд:
– И что? Это же только аккаунт Эдны в «LinkedIn».
– А ты взгляни на ее контакты.
Майк уставился на страницу.
– Ого! – воскликнул он. – Теперь понял.
– Вот именно, – кивнула Джулия. – И вот что я думаю, Майк. Это Эдна им растрепала и про мое так называемое самоубийство, и про недосмотр, да еще и наплела про какой-то роман.
– Час назад я бы сказал, что ты спятила. Но после того, что узнал от Дерека, не скажу.
– Что же ты узнал?
– Я спросил его о том, что случилось в доме Эдны. Он рассказал примерно то же, что и ты. Выразил сожаление по поводу того, во что тебе это может обойтись, но, мол, что он может сделать? Ты сама виновата, что потеряла над собой контроль.
– Надо же, как он отзывчив.
– В чем-то он прав, Джулия. В любом случае, на многое я и не рассчитывал. Однако я выразил удивление, что Эдна устраивает званые обеды в такое сложное для семьи время, и предположил, что она такой человек, который не может отменить давно назначенную встречу. И тут он так странно на меня посмотрел, словно не понимал, о чем я. Знаешь, что он сказал? Что Эдна пригласила его тем самым утром. Мол, ей хочется, чтобы все шло по возможности обыкновенно и она нуждается в моральной поддержке.
– И как ты отреагировал? – поинтересовалась Джулия.
– Сделал вид, что не обратил внимания, не придал значения этому факту, – Майк завел машину, взялся за рычаг переключения скоростей. – Но это важная находка, Джулия. Поскольку означает, что вся сцена была спланирована заранее. Эдна расставляла тебе ловушку. А если она еще и сливала частную информацию прессе… – он взглянул на Джулию и широко улыбнулся. – В таком случае наше дело в шляпе.
Проехав где-то с милю, они остановились у паба. На этот раз промочить горло потребовалось Джулии. Она взяла бокал «Совиньон-блан», Майк – диетическую колу.
– И как нам поступить? – спросила Джулия. – Может, мне побеседовать с Эдной?
– Ну, нет, – покачал головой Майк. – Сейчас не надо ничего предпринимать. Они с Брайаном уверены, что все козыри у них в руках. Не стоит выводить их из заблуждения. Прежде чем нанести удар, нам нужно разгадать эту головоломку. Держись так, будто ничего нового не случилось: забирай Анну, когда они тебе разрешат, вовремя привози ее обратно.
– А тем временем?..
– А тем временем мы будем искать доказательства, что именно Эдна растрепала все прессе.
– Но каким образом? – спросила Джулия. – Газетчики сошлются на свои журналистские привилегии. Мол, не обязаны раскрывать источник информации, и все такое.
– Знаю, – ответил Майк. – Жалкие лицемеры, вот кто они такие. Я уже думал, как заставить их раскрыть свой источник. Да-а, это будет нелегко.
– Разве только самим поступить так же, – сказала Джулия.
– Ты о чем?
– Отплатить той же монетой. Эдна наговорила им вранья, а мы можем сказать правду. Найти конкурирующую газету и рассказать, что было на самом деле. Если выйдет такая статья, «Дейли уорлд» придется либо опровергать ее, либо подтверждать.
– Либо проигнорировать. Но для нас и отсутствия опровержения уже будет достаточно. Я сомневаюсь, что они будут что-то опровергать публично. Последствия слишком непредсказуемые. – Он отпил из стакана. – Пожалуй, у нас с тобой есть план. Пока мы будем расставлять фигуры на доске, продолжай строить из себя дурочку перед Брайаном и Эдной.
Джулия торжественно чокнулась с Майком.
– Звучит неплохо, – заметила она.
Глава 14
Кукольный дом
1
Теперь мы можем расслабиться. Девочка там, где нужно. Странно, что все произошло так быстро, но это ничего. Мы не настолько глупы, чтобы заглядывать в зубы дареному коню. Однако бдительность все же терять не стоит. Никогда не знаешь, на что способен отчаявшийся человек. Взять, к примеру, нас самих: мы вот отчаялись, и к чему это привело?
Нам до сих пор не верится, что удалось все это проделать. Забрать девочку, спрятать ее, вернуть целую и невредимую, причем ни секунды мы не были близки к провалу. Это удивительно даже для нас, при наших-то возможностях. Даже для того, кто прошел по такому пути, как мы.
Признаем, удача была на нашей стороне. Именно так. Все прошло без сучка и задоринки. Нам бы в любом случае это удалось, без сомнения (тому порукой грамотное планирование и интеллект), но удача – прекрасный помощник. Кажется, Наполеон как-то сказал: «Мне нужен удачливый генерал, а не хороший».
А как насчет такого, который сочетает в себе оба этих качества, а, мсье Бонапарт?
Мы восхищаемся Наполеоном. Он был великим и смелым человеком. Уверены, мы бы ему тоже понравились.
Итак, мы выиграли первый натиск и возобладали в первом сражении. Но, как и всякому хорошему генералу, нам этого мало. Слишком мало.
Бой закончен, но война только начинается.
2
Джулия старалась делать все как можно быстрее. Когда нынешняя ситуация станет привычной, будет достаточно подъехать к дому, подождать, пока Анна не выйдет, не заберется в машину, и после этого спокойно уезжать. Но на первый раз она должна была вылезти из машины, постучаться в дверь и встретиться лицом к лицу с Брайаном и Эдной.
Она постучала. Прошло порядочно времени, прежде чем Эдна открыла дверь. Путь из дальней части дома ко входной двери был очень некоротким и довольно-таки запутанным. Вот что происходит, когда корни твоего дома уходят в шестнадцатый век.
Дому было четыреста лет. За это время он повидал немало: рождения, смерти, свадьбы, похороны, праздники, разорения, может быть, даже убийства. И вот теперь он молча наблюдал за выходкой своих последних жильцов, вписывая ее в свою долгую историю. Брайан как-то рассказывал, что когда они только-только сюда переехали, он боялся встретиться с привидениями, продолжающими разыгрывать неоконченные пьесы своей земной жизни. «Тоуд-Холл» – так прозвал он свой новый дом. До этого они жили в пригородном особнячке 30-х годов и переехали после смерти отца Эдны, оставившего приличное наследство. Новое жилище пугало маленького мальчика. Потом страх прошел. По словам Брайана, он «привык к дому».
«Подрос, наверное, и перестал верить в призраков», – объяснил он.
Джулия, однако, в этом сомневалась. Она подозревала, что если в доме и водились привидения предыдущих жильцев, они были подавлены присутствием Эдны. Не Брайан подрос, это дом претерпел существенные пертурбации под властной десницей Эдны. Здание обветшало, нуждалось в ремонте, но она проследила, чтобы его как следует отремонтировали. Стены были укреплены, кровля – заменена, дымоходы – прочищены. Дом привели в приличный вид, заново подключили к электросети, водопроводу и канализации. Теперь за древним фасадом скрывалась обыденная современная начинка.
Места для призраков, обитателей протекающих труб и продуваемых всеми ветрами чердаков, в нем не нашлось. Да и как им было дать знать о своем присутствии, если все скрипучие половицы и покосившиеся двери заменены были на новые, плотно пригнанные?
Если привидения когда-то здесь и обитали, они отступили под натиском Эдны. Они могли себе это позволить. В конце концов, Эдна довольно скоро исчезнет, а у них впереди – вечность. Быстренько упаковали свои ржавые цепи и лохмотья и отравились пугать маленьких мальчиков где-то еще, дожидаясь, пока Эдна не освободит Тоуд-Холл.
Вместе с ними исчезло и обаяние дома. Он стал холодным, пустым и унылым. Джулии ненавистна была одна мысль, что Анне придется тут расти. Нет, она этого не позволит. Найдет способ отвоевать дочь. Сколько бы времени на это ни потребовалось.
По крайней мере, так она говорила самой себе. Но где-то глубоко внутри тоненький противный голосок хихикал над этими надеждами, называл дурой, воображающей, что Эдна позволит воплотить их в реальность. Наверное, попытка ни к чему не приведет. Однако она попытается. И выиграет. Если мир таков, каков он есть, она просто обязана выиграть.
Если. Такое большое-пребольшое «если».
Наконец, Эдна соизволила открыть дверь. На свекрови были темные брючки и голубая блузка, на шее – платочек от «Hermes». Она пренебрежительно, без тени улыбки глянула на Джулию.
– Доброе утро. Анна играет в саду.
– Вы должны были собрать ее, – сказала Джулия. – Сейчас уже девять утра. С этого часа она моя.
– Я же не знала, придешь ты или нет. Брайан мне ничего не сказал.
Разумеется, он ей все сказал! Эдна просто издевалась над ней. Ладно, замнем. Она еще не подозревает, что ей предстоит.
– Он здесь? Я бы предпочла иметь дело с ним. Он как-никак отец Анны. И договаривалась я именно с ним, а не с тобой.
– Куда-то вышел. Я не в курсе, но если он действительно знал о твоем приходе, значит, не захотел тебя видеть.
Джулия видела, что Эдна лжет. Наверняка Брайан попросил ее встретить бывшую жену. Только Эдна не хотела этого признавать. Даже предпочитала играть в свои игры.
– Хорошо, – покорно кивнула Джулия. – Я подожду. Приведи Анну.
Целый день они с Анной провели там, куда обычно водят своих детей разведенные родители, в надежде их порадовать. Они пообедали в пабе, а перед тем разглядывали львов, обезьянок и ящериц в Честерском зоопарке. Потом отправились домой. Уложив Анну, Джулия опустилась на пол в комнате дочери, привалившись спиной к стене. Анна спала на кроватке, той самой, на которой всегда спала с тех пор, как выросла из своей плетеной колыбельки. Кроватку купили в специальном магазине детской мебели. Внчале у нее имелись боковые решетчатые стенки, затем их сняли, и она приобрела обычный вид. Джулия до сих пор помнила тот день, когда они с Брайаном их сняли. Воспользовавшись свободой, Анна по двадцать раз за вечер вылезала из постели. Джулия и Брайан сидели внизу. Заслышав топоток дочери, один из них поднимался в ее спальню и укладывал малышку обратно. Прошло не меньше двух недель, прежде чем они, уложив дочь, могли быть в какой-то степени уверены, что она действительно спит в кровати.
Теперь эта кроватка была маловата. При свете ночника, сделанного в виде забавного поросенка, Джулия видела, что ее ножки почти упираются в спинку кровати. Вскоре потребуется другая.
Много спать в ней Анне не придется. Ночь со среды на четверг и уик-энд. Господи, ужасно сознавать, что эта формула теперь будет относиться к ней! Джулии всегда казалось, что такое распределение времени между разведенными родителями вполне адекватно, теперь же она ясно понимала, что это не так. День пролетел слишком быстро.
Ей казалось, она забрала Анну из дома Эдны каких-то несколько минут назад. И завтрашний день пройдет так же стремительно: торопливый завтрак, мультики, обед – и все, пора назад, к Эдне. Джулия уперлась затылком в стену и закрыла глаза. Ужасно несправедливо! Они просто обязаны присудить ей опеку над дочерью. Ради всего святого, она же ее мать!
Брайан, подзуживаемый Эдной, повел себя нечистоплотно. Она его не винила. То есть винила, конечно, и даже ненавидела. Однако отдавала себе отчет, что поступила бы точно так же, если бы это дало шанс вернуть Анну. Войны за опеку напоминали Джулии классическую борьбу за выживание. Люди, загнанные в угол, в попытке спастись оказывались способны на такие вещи, о которых и помыслить прежде не могли. При этом оказывается, что большинство делают все, что требуется, а привычная мораль отступает на второй план. Убей или умри сам.
И Эдна, не колеблясь, поступила как требовали обстоятельства. Увидела возможность и воспользовалась ею, слив информацию прессе и походя разрушив репутацию Джулии. Не стоило ли принять брошенный вызов? К примеру, собрать чемоданы, усадить Анну на заднее сиденье машины, и только их и видели. Теперь девять вечера. В течение пятнадцати часов их никто не хватится. Как далеко можно уехать за пятнадцать часов? Паспорта Анны у нее нет, следовательно, они должны будут остаться в Британии, затеряться где-нибудь в Корнуэлле или в Шотландии.
Джулия представила, как они с Анной живут на небольшой ферме, питаются тем, что вырастили на огороде, собирают грибы и съедобные коренья, ставят ловушки на кроликов, ловят в озерах и речках юрких серебристых рыбок.
Ага, как же. Джулия не знала даже, с какой стороны подойти к ловушке для кроликов, и не сомневалась, что после первого же собранного лукошка грибов они с Анной умрут от отравления. Да и незамеченными они с дочерью не останутся. Едва Анна исчезнет во второй раз, начнется широкомасштабная облава. И очень скоро их обнаружат, после чего не видать ей дочки как собственных ушей.
И еще: они будут в опасности. Кто бы ни похитил Анну, похититель до сих пор на свободе. Полиция понятия не имела, кто это был и почему вернул девочку. Подобные мысли тревожили ее. Некто идет на крайний риск, похищает ребенка, а затем возвращает его, целого и невредимого. Но зачем? Что он с этого получил? Может быть, над Анной как-то все-таки надругались? Выложили ее фотографии в Интернет? Вдруг это какая-то нездоровая игра, до сих пор не закончившаяся? Что, если за ними наблюдают прямо сейчас? И ждут, пока выпадет еще один шанс украсть Анну? Или, не ровен час, они собирались ее убить, но у них сдали нервы, а теперь похитители высматривают новую жертву, другую маленькую девочку?
Не стоит забывать и о Джиме Крауне с мисс Уилкинсон, имени которой Джулия до сих пор не знала. Где они? Вряд ли ей когда-нибудь доведется это узнать. Маловероятно, что полиция продолжает их упорно искать. Джулия сомневалась, что Джим имеет какое-то отношение к похищению Анны, но что, если таким способом он хотел отомстить Эдне?
Зачем тогда было ждать столько лет? Бред какой-то. Все это дело вообще было одним сплошным бредом.
Нет, что бы там ни произошло с Джимом, с Анной он никак не связан. А ведь с ним обязательно что-то произошло, Джулия была в этом уверена, как и в том, что никогда не узнает подробностей. Разве что случится чудо, и Эдна разоткровенничается.
Впрочем, Джулии и без них есть о чем беспокоиться: Брайан, предстоящий суд… У нее сосало под ложечкой от ощущения, что история еще не закончилась. Господи, как же ей надоело думать обо всем этом. Приходилось признать, что мир, в котором она живет, может оказаться весьма неприятным местом.
Но хуже всего была мысль, что ничего еще не закончилось.
3
Они подъезжали к дому Эдны. Джулия как раз говорила Анне, что та должна вернуться к бабушке.
– Мамочка, но мне хочется остаться с тобой, – ныла Анна.
– Мне бы тоже этого хотелось, солнышко, – вздохнула Джулия. – Однако тебе надо побыть с папой.
– Это же не мой дом. Это дом бабушки. А я хочу к себе.
«Вот и скажи им это», – подумала Джулия, но вслух произносить не стала. Иначе сразу бы посыпались обвинения в том, что она манипулирует ребенком.
– Знаю, родная. Разве у бабушки тебе плохо?
Господи, как ей было больно произносить эти слова даже ради спокойствия дочери.
– Я приеду за тобой в среду, хорошо?
– А когда будет среда? Завтра?
– Через два дня после завтра, – ответила Джулия. – Сама не заметишь, как они пролетят.
Они свернули в переулок, к задней части дома Эдны. Полицейской машины видно не было, наверное, уехала после того, как Анну забрала Джулия. Позже они вернутся. Джулия припарковалась на клочке асфальта между соседскими гаражами. Брайан уже ждал у калитки. За его спиной маячила Эдна.
– Привет, – закричал он, раскидывая руки для объятий. – Как провела день моя маленькая принцесса?
– Хорошо, – ответила Анна. – Мы с мамой ходили в зоопарк. Я видела там носопотама.
– Ух ты! – воскликнул Брайан. – А его, случайно, не носорогом звали?
– Ну, да. Я и говорю, – носопотам.
– Здорово, – сказал Брайан. – А я тут в магазин собрался, купить что-нибудь на ужин. Чего бы тебе хотелось? Выбирай.
– И дромадуру, – продолжала Анна.
– На ужин? – удивился Брайан.
– Не дромадуру, а дромадера, – поправила внучку Эдна.
– Нет, – покачала головой Джулия. – Кажется, это была именно дромадура.
– Ага, – важно кивнула Анна, – дромадура. А на обед я хочу рыбные палочки и мороженое.
– Рыбные палочки и мороженое? – переспросил Брайан. – Заметано. – Он потянул из кармана ключи от машины. – Я мигом вернусь.
Джулия проводила его взглядом. С ней он даже не поздоровался, сделал вид, что ее не существует. Джулии это было безразлично, муж вызывал у нее чувство отвращения пополам со злостью, она была бы счастлива никогда больше не видеться и не разговаривать с ним. Просто ей не хотелось, чтобы их отношения превратились в незаживающую саднящую рану, вечно разъедаемую взаимными упреками. Джулия не раз видела подобное, а в итоге всегда страдали дети. Не понимая, в чем дело, они пытались сгладить острые углы и помирить враждующих родителей. Джулия не хотела для Анны подобного детства и была полна решимости этого не допустить. Следовало намекнуть Брайану, чтобы он прекратил так себя вести. Ко всему прочему, это дало бы ей приятное чувство морального превосходства.
– Мам, а мне правда можно будет съесть на ужин рыбные палочки и мороженое? – поинтересовалась Анна.
– Ну, раз папа тебе пообещал… – пожала плечами Джулия. – Но только сегодня, а не каждый день.
– А мне бы хотелось каждый.
– Посмотрим. – Джулия повернулась к Эдне. – Ты бы проследила, чтобы она питалась чем-нибудь более полезным.
– Не волнуйся, теперь она в надежных руках, – ответила свекровь.
– Как же мне не волноваться? – удивилась Джулия. – Все матери волнуются.
– Да-да. Разумеется, настоящие матери всегда волнуются, – Эдна растянула в улыбке тонкие губы.
В холодной улыбке, так знакомой Джулии.
Честно говоря, это даже улыбкой сложно было назвать. Так, движение уголков рта. Эдна так делала, когда хотела дать кому-нибудь понять, что презирает его, но слишком хорошо воспитана, чтобы грубить. Такая улыбка приберегалась для низших существ, не достойных ее внимания. Пустышка, означавшая: «Видишь, я тебе улыбаюсь. Мало? Увы, это все, чего ты заслуживаешь. А теперь убирайся и не трать понапрасну мое время».
Джулию бесило пренебрежительное отношение свекрови к окружающим. Оно говорило о том, что Эдна свято верила, будто по праву образования и происхождения стоит выше подавляющего большинства остальных, включая Джулию, ее родственников и друзей. Такое замшелое викторианство, уверенность в том, что некоторые лучше остальных только потому, что принадлежат к так называемому высшему среднему классу. При этом не важно, чем они занимаются и какой у них характер. Они якобы заслуживают особого уважения по той простой причине, что родились в уважаемой семье.
Высокомерие Эдны будило в Джулии настоящую классовую ненависть, но за годы жизни бок о бок со свекровью она научилась сдерживаться. Однако сейчас Эдна нарочито унизила саму Джулию, и та почувствовала, как внутри вновь вскипают обида и злость.
– Кажется, ты считаешь, – завелась она, – что знаешь ответы на все вопросы, правда?
Эдна уставилась на нее так, будто пыталась разобрать, что эта Джулия там такое лепечет. Затем снова растянула уголки рот в своей улыбке.
– На какие вопросы?
– На все, – фыркнула Джулия, стараясь не показать горечь. – На каждый гребаный вопрос.
– Отнюдь, – серьезно возразила Эдна. – К примеру, я не разбираюсь в квантовой физике или истории Китая. Еще я понятия не имею, кого выберут поп-идолом года и кто продолжит загрязнять эфир своей так называемой музыкой. Есть достаточно много того, о чем я ничего не знаю.
– Я совсем о другом. И ты это прекрасно понимаешь.
– О другом? О чем же? Если ты имела в виду что-то другое, почему прямо об этом не спросить? Ты задала мне вопрос, я на него ответила, но ты начинаешь предъявлять мне претензии, на том основании, что имела в виду нечто…
– Послушай, заткнись, а? Как же глубоко ты залезла в свою задницу, Эдна, имея о себе чрезвычайно высокое мнение. А не боишься обнаружить там собственного сына? Неужели это тебя нисколечко не волнует? То, что ты сделала с Брайаном? Не сомневаюсь, ты считаешь, что он в полном порядке под твоим материнским крылышком, однако кто угодно скажет тебе, что все, чего ты добилась, – это не дала ему повзрослеть и стать мужчиной. Ты погубила его, Эдна. Это было бы забавно, если бы не было так грустно.
– Как тебе будет угодно, – Эдна едва заметно пожала плечами. – Думай как нравится, лишь бы это помогло тебе вынести собственную жизнь.
Джулия прикрыла веки и несколько раз глубоко вздохнула. Нельзя позволить себя спровоцировать. Это даст Эдне лишний повод для утверждений, что Джулия недостойна быть матерью. Она открыла глаза и широко улыбнулась свекрови:
– Проехали. В любом случае его судьба – не моя проблема. Мне пора.
Она обернулась, чтобы попрощаться с Анной. Дочь должна была стоять тут же, у машины.
Но ее нигде не было видно.
– Анна! – позвала Джулия. – Анна, ты где?
Она взглянула на Эдну. Та стояла с застывшим лицом и широко распахнутыми глазами, рот был чуть приоткрыт.
– Куда делась Анна? – спросила Джулия.
Эдна посмотрела направо, затем налево. Сад, окружавший дом, был обнесен забором, а в калитке стояла она сама. Анна не могла проскользнуть мимо, следовательно, ее не было ни в саду, ни в доме. И раз ее нет на парковке, значит, она либо забралась в соседский сад, либо вышла на дорогу.
Дорога!
Движение тут было не слишком интенсивным, но Джулию машины не волновали. Ее беспокоило само отсутствие Анны.
Это был он. Похититель. Она сердцем чувствовала. Пока они с Эдной выясняли отношения, он (Джулия подсознательно была уверена, что это именно «он») воспользовался тем, что они отвлеклись, и вновь украл у нее дочь.
Как же она могла позволить этому случиться? Почему оказалась настолько тупой, что опять подставила Анну под удар? Судя по всему, она действительно не заслуживает того, чтобы быть матерью. Господи, хуже этого уже ничего быть не могло. Пока Джулия грызлась с Эдной, человек, уже раз похитивший Анну и вернувший ее обратно, украл ее вторично, продолжив свою безумную игру.
Наверняка специально поджидал, готовился, ловил момент. И дождался, когда полиции рядом не было, а Джулия ловила ворон.
– Я не знаю, – пробормотала побледевшая Эдна. – Не представляю, где она. Надо пойти проверить на дороге.
– Боже! – Джулия сорвалась с места. – Боже, просто не могу в это поверить!
Добежав до перекрестка, она осмотрелась. Вокруг было пусто. Дорога, уходя влево, сужалась, прячась под кронами деревьев. Направо все просматривалось лучше, там были поля, разделенные низкими изгородями.
Так налево или направо? Снова тот же выбор.
К ней подбежала Эдна.
– Ты туда, – кивнула она на купы деревьев, – а я – туда.
Они внезапно превратились в союзников. Какую-нибудь секунду назад были врагами, готовыми вцепиться друг другу в глотку, теперь же оказались по одну сторону баррикады и должны были отыскать Анну, без которой их борьба не имела смысла.
– Анна! – закричала Джулия так, что запершило в горле. – Анна!
Тишина. Затем донеслось тихое:
– Мама!
Голос был едва слышным, но дочь находилась где-то рядом. Совсем-совсем рядом.
– Анна! – вновь заорала Джулия. – Ты где?
– Мам, я здесь. Вот она я.
Голос шел откуда-то сзади, откуда они только что убежали. Джулия понеслась обратно на парковку.
Анна была там. Она стояла у боковой двери соседского гаража, стенка которого замыкала парковку. Рядом находились ворота, ведшие к тому самому новому дому, столь ненавистному Эдне. Сейчас они были закрыты. Жильцы уехали в отпуск в Испанию.
– Анна! – Джулия прижала дочь к груди. – Господи, как же я рада тебя видеть!
– Анна, – проговорила запыхавшаяся Эдна, – где ты была? Ты не должна никуда уходить одна!
– Ничего-ничего, – шептала Джулия, – это все не важно, главное, ты – здесь.
– И тем не менее, я хочу знать, где она пряталась, – настаивала Эдна. – Чтобы впредь подобного не допустить.
– Я ходила смотреть на кукольный домик, – ответила Анна.
– Ты о чем? – Джулия уставилась на дочь. – Какой еще кукольный домик?
Анна выскользнула из ее объятий на землю и показала на дверь соседского гаража. Та была немного приоткрыта.
– Вон там!
– Что? – переспросила Джулия. – Что ты сказала?
– Я же тебе говорю: ходила смотреть на большой кукольный домик.
– Хватит, Анна, – рявкнула Эдна. – Быстро иди в кухню и жди меня.
– Нет, погоди, – проговорила Джулия. – Анна, ты говоришь о том самом домике, в котором спала?
– Да. Он там.
Джулия посмотрела на соседский гараж. Неужели это они, те, кто похитил Анну? Звучало логично: соседи должны были знать девочку, поскольку та частенько приезжала в гости к Эдне.
– Эдна, твои соседи в Испании, да? – спросила Джулия.
– Да, в Испании.
– Значит… По-моему, это были они.
– Не дури, – хмыкнула Эдна. – Я бы что-нибудь обязательно заметила.
– Но ты же слышала, что говорит Анна.
– Ну и что? У девочки живое воображение. Там, наверное, и дома-то никакого нет. Хочешь – иди, посмотри. Я же, – она крепко взяла Анну за руку, – пойду кормить внучку ужином. Когда закончишь свой мартышкин труд, можешь зайти попрощаться.
Джулия толкнула дверь и вошла в гараж. Он был пуст, машина, скорее всего, дожидалась хозяев на стоянке в аэропорту. У задней стены стоял верстак с инструментами, а справа – большой кукольный дом. Джулия не сводила с него глаз. Неужели этот тот самый, где спала Анна? Похож на самодельный. Трехэтажный, размером с односпальную кровать. На земляном полу ничего не было, кроме мешка с песком.
Откуда Анна узнала, что дом здесь? Может быть, видела его раньше, когда гостила у Эдны, и этот домик запечатлелся у нее в подсознании? Сомнительно. Свекровь права: она бы что-нибудь да заметила, поскольку знала, что соседи в отъезде.
Если только…
Ответ пришел как холодное, еще смутное, озарение, он словно змея выползал из извилин разума.
Объяснение было единственным, но оно не могло быть правдой. Слишком невероятно.
А вдруг это все-таки правда?
За спиной у Джулии захрустел гравий. Фигура Эдны заслонила свет в дверном проеме.
– Ну, как? – спросила свекровь. – Нашла что-нибудь?
Джулию начало трясти.
– Нет, – забормотала она. – Господи, нет, нет…
Глава 15
Пора домой
1
Мы наблюдаем, как она пялится на кукольный дом. Морщит лобик, хмурит бровки. Мы замечаем ее реакцию: до нее начинает доходить.
Потом она что-то бормочет. Мы видим, как шевелятся ее губы, но не можем расслышать ни единого слова. Не важно. Какая разница, что она там лопочет? Важно лишь одно.
Она узнала.
Не все, но достаточно много. Не «Как?» или «Зачем?», хотя и это вскоре станет для нее очевидным, но «Кто?». Это действительно самое важное. Остальное – история. То, что уже случилось.
Да, остальное – не более чем произошедшие события. Значение имеет лишь «Кто?», и если она это знает, она знает достаточно.
Более чем достаточно. Даже слишком много.
Печальный вздох готов сорваться с наших губ. Все шло так хорошо, и на тебе. У девочки все-таки сохранились обрывки воспоминаний. Туманных и бессвязных, но тем не менее. Вероятно, она очнулась на мгновенье, когда мы ее переносили. Но кто же мог знать? Никому неизвестно, как именно работает память. Что нам запомнится, а что забудется навек. Что удастся стереть с помощью медикаментов, а что – нет. Даже страдающие болезнью Альцгеймера, чей разум практически разрушен, могут вдруг вспомнить солнечный денек, проведенный в далеком детстве, на речке, с давно умершей бабушкой. Вспомнить так отчетливо, что решишь, будто им все еще десять лет. Мы знаем это на примере собственной матери, которая всплывала из темного омута деменции и вела беседы с людьми из прошлого, пока вновь не погружалась в тревожную муть настоящего. Когда мы ее убили, это стало облегчением для нас обеих.
Это был один из поступков, который надлежало совершить, трудный, но правильный. Очередное необходимое зло. Как и другие наши поступки. Они все, все были необходимыми и правильными, но люди не способны этого понять. Потому-то нам и приходится скрываться от косного мира.
Так ли удивительно, что девочка запомнила кое-какие детали? Пожалуй, нет. Особенно если дело касается таких предметов, как кукольный дом. Это именно то, за что может зацепиться детский разум: что-то большое и очень-очень интересное.
Проклятье. Мы должны были это учесть. Нам становится обидно. Все шло так хорошо. Просто идеально. Чересчур идеально.
Впрочем, не важно. «В каждой жизни должен дождь пройти однажды», – как любила повторять наша матушка, прежде чем ее разум угас и нам пришлось положить конец ее прозябанию.
Нам следовало действовать. Принять трудное решение. Точно так же, как и сейчас. Мы должны действовать, и в том, что нам нужно сделать, нет ничего особенно сложного. Следует принять соответствующие меры. Дела шли хорошо, но мы были заранее готовы к тому, что если что-то пойдет не так, придется принимать меры.
И вот этот момент настал.
Надо действовать.
Наша невестка медленно поворачивается к нам. Ее коровье лицо искажено ужасом.
– Иди в дом, – говорим мы. – Иди и попрощайся с Анной.
2
– Иди в дом, – проскрипела Эдна. – Иди и попрощайся с Анной.
При этом она улыбалась, и в ее улыбке сквозила настоящая теплота. Эдна была расслаблена, вела себя дружелюбно и спокойно. Можно даже сказать, участливо. Джулия уже наблюдала подобное раньше. Когда свекровь вдруг становилась просто очаровательной. Она действительно становилась очаровательной, когда ей это было нужно, когда решала, что собеседник это заслужил. Но на сей раз Джулия не чувствовала сожаления из-за того, что Эдна не всегда так с ней обращается. Внезапная теплота свекрови напугала ее до дрожи. Она поняла, что это лишь удобное прикрытие для человека, который вообще не испытывает никаких чувств.
Для женщины, похитившей собственную внучку.
Вот что скрывала эта теплота. Эдна не просто воспользовалась ситуацией и очернила Джулию, чтобы ее сын получил опеку над дочерью. Она создала эту ситуацию сама. Похитила Анну, дабы показать всему свету, насколько безответственна Джулия. Заставила своего сына страдать от мыслей, что его единственный ребенок может быть убит, или продан в рабство, или стал жертвой педофилов. Звучит невероятно, но ведь Эдне не впервой: точно так же она попыталась оболгать Лауру, добиваясь, чтобы Саймон бросил жену.
Но то, что она совершила сейчас, было в сто раз хуже. Это был поступок настоящей безумицы.
Джулия знала, что ей надлежит теперь сделать. Войти в дом, спасти свою дочь, позвонить в полицию и уехать в отель, где Эдна не сможет их разыскать. Она понятия не имела, как полиция сможет доказать, что Анну похитила Эдна. Не знала даже, будут ли они этим вообще заниматься. Сейчас это все было не важно. Анна не могла ни минуты оставаться в этом доме, Джулия никогда больше не оставит ее наедине с Эдной.
– Это была ты, – сказала Джулия. – Это твоих рук дело.
– О чем ты? – удивилась Эдна. – Что еще я натворила?
– Сама знаешь. Прекрасно понимаешь, о чем я говорю.
Эдна приподняла бровь, искривив губы в недоуменной ухмылке.
– Боюсь, что не понимаю. Почему бы тебе меня не просветить?
– Пошла ты на хрен, – ответила Джулия и двинулась на выход. Эдна отступила. Джулия боялась, что та преградит ей путь, и испытала внутреннее облегчение. В конце концов, что может сделать свекровь? Ей под семьдесят, на тридцать лет больше Джулии, так что, сцепись они врукопашную, у нее не будет ни единого шанса.
За спиной раздался голос Эдны, но на этот раз теплоты в нем не было.
– Это ничего не меняет, Джулия. И ты сама это понимаешь.
Джулия резко обернулась.
– Нет! Это все меняет! Но ты можешь попытаться объяснить свою позицию полиции.
– А что сделает полиция? Примется искать следы ДНК Анны в моем доме? Или в гараже? О, они их найдут, и во множестве. Анна же здесь живет. Доказать, что девочку похитила я, – невозможно. Или ты думаешь, что им будет достаточно обрывков ее воспоминаний?
– Их достаточно для меня.
– Не сомневаюсь. Но ты – не суд. Словам Анны – грош цена. Ей пять лет, и она находилась в шоке.
– А что ты будешь делать, если она вспомнит еще что-нибудь? Посмотри в лицо фактам. В самом крайнем случае полиция обшарит твой дом. Тебе действительно этого хочется? Ты так уж уверена, что уничтожила все следы? Я, конечно, не знаю, что ты делала и как, но учти: что-нибудь находится всегда. Всегда, Эдна. Может, кто-то тебя заметил у школы или твоя физиономия попала на камеру наблюдения как раз тогда, когда ты якобы находилась дома и чинила протекшую трубу. Полиция проверит каждое твое слово и распутает всю историю, узелок за узелком. Достаточно будет поймать тебя на одной лжи, на одной крохотной лжи, чтобы с тобой было покончено. Думаешь, ты непотопляема? Это не так.
– Не знаю, не знаю…
– Не знаешь? То есть ты полагаешь, что общие правила на тебя не распространяются? Или не думаешь, что должна играть по тем же правилам, что и остальные?
Эдна как-то с грустью покачала головой.
– Да, – сказала она, – не думаю.
– Правда? Ладно, скоро мы это выясним. Я же иду за своей дочерью.
3
Джулия вошла в дом и направилась в кухню. Дверь туда была приоткрыта, слышалось, как Анна разговаривает сама с собой, играя в одиночестве в унылом, холодном доме Эдны. Больше ей этого делать не придется. Это время безвозвратно ушло.
Джулия представила, как они едут домой, и Анна, сидящая на заднем сиденье, спрашивает: «Мамочка, что случилось? Почему мне нельзя было остаться в доме у бабушки?» – «Ты больше никогда не будешь там оставаться, – ответит ей Джулия. – Ты будешь всегда жить с мамочкой».
По спине пробежал холодок.
А как Брайан воспримет мысль, что Анну похитила его собственная мать? Что, если он знал все с самого начала? Вдруг он тоже в этом замешан? Вряд ли. При всех своих недостатках подобного он бы не совершил, не стал бы подвергать Анну опасности. Да и зачем ему? А Эдне зачем было? В чем тут смысл? Или свекровь действительно сошла с ума?
Ладно, со всем этим она разберется по ходу дела. А прямо сейчас ее волнует другое. Сейчас она должна забрать свою дочь домой.
Глава 16
Необходимое зло
1
Глупая маленькая паршивка.
Глупая. Маленькая. Паршивка.
Неужели она действительно полагает, что ей удастся уйти? Неужели не знает, кто ее свекровь? Не знает Эдну?
Нас не удивляет, что она догадалась. У девчонки все же есть какая-никакая искра, некий внутренний стержень. Мы с ней даже чем-то похожи. Доведись нам пересечься при других обстоятельствах, по службе например, мы бы, наверное, сработались. Могли и подружиться, если бы не разница в возрасте. Она умная, цепкая и трудолюбивая. Нам такие нравятся.
Но мы с ней не коллеги. И не приятельницы. Она вышла за нашего сына.
И с того самого дня, как мы впервые ее увидели, нам было ясно, что их брак ни к чему хорошему не приведет. Ее ослепила внешность Брайана, он был красивым молодым человеком. И еще то, что он происходил из приличной семьи с определенным достатком.
Сама же Джулия – девчонка из низшего среднего класса, не признающаяся даже себе самой, что выходит замуж за деньги, хотя это было так. И она никогда в этом не признается. Как же, ведь по расчету женятся одни гламурные мажоры, это против ее правил. А она – современная, свободная от замшелых традиций, вроде всяких там классов и происхождений. Она идет своим путем, и свежий, меритократический ветер сдувает перед ней прочь пыль старых порядков. Времена меняются, происхождение не является больше залогом успеха, который зависит лишь от труда и таланта. И когда Джулия сотоварищи достигнут вершины, они изменят мир так, чтобы у всех в нем были равные возможности.
Вот дуреха. Неужели она не замечает, у кого в этой стране деньги и власть? Не ведает, сколько членов правительства (а мы всегда держимся вместе) посещали одну и ту же школу? Не школы вообще, а одну и ту же школу? Закрывает глаза на статистику, утверждающую, что богатства концентрируются в руках все меньшего числа людей? Что происходит гигантское перераспределение богатств, но не от богатых к бедным, а наоборот? Страна отнюдь не становится более свободной, меритократичной и справедливой. Напротив, она вернется в те времена, когда на троне восседала королева Виктория.
И в любом случае, Джулия – не ниспровергатель классовых границ. Классовое сознание низшего среднего класса чрезвычайно обострено, они же понимают, что отстоят от пролетариата всего на один шаг, перспектива скатиться вниз их ужасает. Поэтому они изо всех сил выставляют напоказ свою «среднеклассность»: водят арендованные, тщательно полируемые по воскресеньям BMW и Audi, а отправляясь на службу в сфере IT или корпоративного страхования, натягивают костюмы «с искрой» от «Hugo Boss».
Как ни странно, в этом мы с Джулией похожи. Наше классовое сознание так же крепко, как ее. Только она отстоит всего на ступеньку выше рабочего класса, а мы – всего на ступеньку ниже высшего. Где-то там, совсем рядом.
Мы надеялись, что Брайан станет нашим пропуском туда. Окончит Оксфорд, сделает миллионы в Сити или войдет в правительство и присоединит к нашему родовому имени приставку «Сэр». На худой конец, женится на какой-нибудь обнищавшей аристократке, и та принесет ему титул своего отца.
Но не задалось. Наш сын поперся в провинциальный университет и сделался учителем в начальной школе. Господи, стыд-то какой. В старшей школе – еще куда ни шло, он мог бы там учить одаренных молодых людей, готовя юные умы к поступлению в лучшие университеты. Увы, нет: он читает сказки восьмилетним соплякам. С подобной работой справится любой кретин. Как же мы все это ненавидели. Не-на-ви-де-ли. Просыпались по ночам от ярости. А ведь он сделал это даже не потому, что бунтовал против нашей воли. Просто – это его настоящий уровень.
Его папочка пальцем не пошевелил, чтобы остановить сына. Улыбался и блеял, что это прекрасная работа, что ранний возраст наиболее важен в развитии ребенка, что у некоторых особый талант заниматься с восьмилетками, и напрасно общество недооценивает таких людей. Что любой кретин с этой работой не справится, а те, кто так думает, – сами кретины.
В таком случае мы предпочитаем общество кретинов. К тому же Джима занимала вовсе не судьба сына, а то, как бы не всплыли его шашни с Линдси Уилкинсон. С этой своей гребаной поклонницей и шлюхой Линдси Уилкинсон. Когда он решился во всем нам признаться, мы с удовольствием сделали вид, что удивлены.
– Я ухожу, Эдна. Не могу больше так. Поверь, мне очень хотелось сказать тебе обо всем раньше, но духу не хватало. Наконец, я набрался смелости. Меня вдохновила Линдси.
В точности как Джулия. Разрушать брак только потому, что чувствуешь себя неудовлетворенным. Это совершенно недопустимо.
Мы прекрасно знали эту самую Линдси. Наблюдали, как она увивается за нашим мужем.
– Что же, – ответили ему мы. – Все понятно. Никаких проблем.
– Спасибо, Эдна, – сказал он. – Передать не могу, до чего я тебе благодарен.
Он нас не понимал. Разумеется, мы ни минуты не собирались прощать наше унижение. Эдна Краун никому не позволяет так с собой поступать. И Джим должен был бы это сообразить.
Тем не менее он крайне удивился, когда мы его убивали, предварительно заставив смотреть, как подыхает его подружка.
Жалости мы не испытывали. Он сам это заслужил. Развод был более чем нежелателен. Значит, у нас не было выбора. Надлежало действовать, чтобы взять ситуацию под контроль. Всего лишь было необходимое зло. Сильный обязан усмирять слабых.
Сознание необходимости ограниченного зла. Вот что отделяет нас от плебса. Мы готовы делать то, что должно.
И вот настал еще один подобный момент.
Ситуация, впрочем, несколько более щекотливая, нежели с Джимом или с нашей матерью.
Однако жестокость диктуется самими обстоятельствами.
Мы рывком распахиваем дверь кухни.
Наша рука сжимает молоток.
Пожалуй, это жестоко.
Но жестокость может быть оправдана.
2
Джулия услышала, как за спиной стукнула кухонная дверь. Наверняка Эдна. Сейчас начнет ее убеждать, что она тут ни при чем.
«Так я ей и поверила! – мелькнула мысль. – Я теперь точно знаю, как все произошло, и буду непреклонна. Эдна заплатит за все, что натворила, уж я-то за этим прослежу».
Джулия обернулась. Эдна, бледная, с оскаленными зубами и широко раскрытыми глазами, быстро приближалась к ней. Выглядела как сумасшедшая.
В правой руке Эдна сжимала молоток. Замахнулась.
Джулия вскинула руки, пытаясь защититься и…
Наступила темнота.
3
Постепенно Джулия начала приходить в себя. Делать этого ужасно не хотелось. Она не была уверена, что сможет. Казалось, на нее нахлынула огромная, тяжелая волна, вдавливая обратно в темноту забытья. Очень хотелось последовать за этой волной. У Джулии недоставало сил сопротивляться забвению, но оно казалось ей совершенно необходимым, смутно напоминая ощущения из студенческой жизни, когда она была так глупа, что напивалась до потери сознания. Та тяжесть имела химическое происхождение, и сопротивляться ей было почти невозможно.
Сейчас все по-другому. Нечто, равное той волне, силком вырвало Джулию из бессознательного состояния.
Боль.
Джулия почувствовала себя одним сплошным сгустоком боли.
Болело все: спина, плечи, – кто-то словно пытался оторвать руки от тела, и боль в них вспыхивала с каждым ударом сердца.
Но сильнее всего болела голова, будто молотком ударили. Джулия попыталась повернуть ее, но шея одеревенела, мускулы протестующе взвыли. Что-то посыпалось за шиворот. Засохшая кровь?..
Ее ударили молотком. Эдна ударила ее молотком.
Наконец, Джулия разлепила веки. Она лежала, вокруг была полная тишина. Наверное, уже наступила ночь, но понять было трудно. Она лежала на твердом, холодном, каменном полу. В позе зародыша, колени были притиснуты к груди. Причем спина упиралась в одну стену, а лоб – в другую. Где бы она ни находилась, места было маловато. Джулия попыталась пошевелить ногами. Они оказались связаны. И руки – тоже. За спиной.
Она не знала, где находится, но ясно было одно. Она – в беде. Причем в огромной беде.
И тут Джулия услышала голоса. Слабые и неразборчивые, но она узнала Брайана. Затем послышался резкий, словно скрежет стекла, голос Эдны. И все стихло.
Затем донесся смех. Смеялась Анна.
Джулия хотела было закричать, но почувствовала новый приступ боли. Губы сковывало нечто твердое, вроде тонкой металлической ленты, не позволявшей открыть рот. Джулия попыталась кричать с закрытым ртом, но что-то мешало даже пошевелить языком, она смогла издать лишь глухой стон.
И снова боль. Господи, до чего же больно. Непереносимо. Ее плечи вопили от этой боли. Казалось, мышцы рвутся на лоскуты, волоконце за волоконцем. Джулия вспомнила роды, то ощущение, когда твое тело тужится из последних сил, пытаясь вытолкнуть ребенка, напрягается так, что ты чувствуешь, как рвутся ткани. Но тогда, несмотря на безграничную, невозможную боль, у нее сохранялась мысль, за которую можно было зацепиться и которая давала облегчение.
«Оно того стоит. Я совсем скоро увижу своего ребеночка. Все сейчас закончится, и я увижу свое дитя. Посмотрю в ее личико, услышу ее голос, дам ей имя, дом, место под солнцем. А боль закончится, зато в мир придет новый человек, новая жизнь».
Эти мысли помогали держаться. Давали силы бороться с болью.
А теперь… Теперь ей не за что было зацепиться. В голове вертелась одна-единственная мысль: ее чокнутая свекровь собиралась ее убить, чтобы самой воспитывать Анну. Эдна действительно оказалась куда более чокнутой, чем Джулия могла себе вообразить. И только богу известно, какой вред она способна нанести Анне.
Джулии стало жаль Брайана. Неудивительно, что у бедняги проблемы. Странно, что он вообще более или менее нормален с такой-то мамашей. Интересно, на что это похоже, вечно жить с призраком Эдны в башке? Сейчас Джулии было ясно, почему он всегда такой послушный, никогда не ссорится с матерью. Раньше она полагала, что это какое-то постыдное отклонение, но теперь все поняла. Это был страх. Он боялся своей матери, просто с возрастом научился скрывать свою боязнь.
Как это должно быть ужасно, вырасти в подобном доме. Без отца, но с Медузой горгоной в качестве родительницы. Джулия вообразила маленького мальчика, стремящегося со щенячьей жаждой любви угодить Эдне, добиться ее одобрения, но получающего взамен только страх, одиночество и искореженную психику.
Такой же будет и жизнь Анны. Деспотичная бабушка и тряпка-отец, не способный защитить любимую дочь.
Джулия вновь закрыла глаза. Ее щеки были мокры от слез. Она перевернулась на спину, уперлась ступнями в стену и постаралась оторвать голову от пола. Ужасно неудобно, зато давление на плечи уменьшилось и боль немного утихла.
Ну, хоть так.
И Джулия медленно погрузилась во мрак.
Глава 17
Война роз
1
Мы готовы.
Наиболее рискованная часть предприятия позади. Вчера нам пришлось срочно устранить Джулию с нашего пути. Стукнуть ее молотком и оттащить в наш тайник, причем все это – незаметно для Анны. Ведь дело было довольно шумным и могло привлечь внимание любопытной маленькой егозы. Нам вовсе не требовалось, чтобы Анна что-то увидела, ведь тогда пришлось бы убить и ее, а потом, чего доброго, и Брайана.
Мы представляем эту картину, и у нас вырывается непроизвольный смешок. Да, это действительно было бы забавно.
Поэтому мы включили телевизор, вставили в плеер диск с какой-то передачей для детей-дебилов про говорящий паровозик – с помощью таких шоу наша невестка уродовала ум девочки (ничего, скоро с паровозами будет покончено) – и закрыли дверь.
После чего перетащили Джулию в столовую и вкололи ей хорошую дозу успокаивающего. Повредит оно ей или нет – не важно. Затем связали ее, вставили в рот кляп и перенесли в наш тайник.
Вспоминая об этом, мы прыскаем со смеху. Очень странно, что мать попала в то же самое место, что и дочь. Джулия так долго гадала, где была и что пережила Анна. Ну, вот, теперь и узнает. На собственной шкуре, так сказать.
Для Анны все было проще. Для пятилетней девочки там достаточно места, можно было лежать совершенно свободно. Мы специально убедились, что девочка лежит свободно и мышцы ее не затекут. Чего нельзя сказать о Джулии. Для взрослого там тесновато. В конце концов, это место создано было не для того, чтобы кто-то проводил в нем много времени.
Джулия там тоже надолго не задержится.
Ее час почти настал.
Он не настал окончательно лишь потому, что требовалось сперва избавиться от присутствия Брайана и Анны. Для них мы приготовили сюрприз: визит в парк аттракционов в Блэкпуле.
Кошмарное место, но детей туда тянет как магнитом.
Когда Брайан вернулся с рыбными палочками и мороженым, мы ему сказали:
– Тебе нужно проветриться, а заодно провести время с Анной.
– Ну, не знаю, мам. По-моему, ей и здесь неплохо.
– Чепуха. Общение с отцом на людях поможет ей поскорее оправиться от случившегося. К тому же ты пока еще не вышел на работу. Надо воспользоваться моментом.
– Ты думаешь?
– Я уверена. И заказала вам номер в отеле в Блэкпуле. На завтра. Совсем рядом с парком аттракционов. Анна будет в восторге.
И вот они уехали, помахав нам на прощание и даже не подозревая о том, что в соседском гараже стоит машина Джулии. До чего полезное место этот гараж! Мы, бывало, сожалели о продаже земли, а оказалось, это настоящее благословение. Они так и не узнали о том, что Джулия находится у нас дома.
Наконец-то мы остались одни. Полиция тоже уехала – управлять такими болванами сущее удовольствие.
– Можете ехать, ребята, – сказали мы им. – Анна отправилась с отцом, а меня охранять не надо.
Итак, Джулия.
План был прост. Простота – одна из наших сильных сторон. Чем проще, тем лучше. Меньше шансов, что что-то пойдет не так.
Мы дождемся вечера и дадим ей смертельную дозу снотворного. Очень важно, после того, как она умрет, не тянуть, не ждать образования синюшности. Иначе, если ее найдут, что, конечно, маловероятно, всем станет ясно, что она была убита.
Тогда как все должно выглядеть так, будто она опять накачалась снотворным пополам с виски.
Никто не удивится и не задаст ни единого вопроса. Неадекватная женщина, недавно уже пытавшаяся покончить с собой, предпринимает очередную попытку, на сей раз – успешную.
Если ее все-таки обнаружат, это будет совершенно очевидно. Что они точно найдут, так это ее машину, припаркованную в уединенном месте близ устья Мерси. А в салоне – пустую бутылку из-под виски и шприц с остатками снотворного. Сама же Джулия исчезнет. Ее труп унесет прилив Ирландского моря. Он пойдет на корм рыбам.
Точно как Джим и его шлюшка. Они соберутся в одном и том же месте. Джим и Джулия. Выглядит аккуратно. Нам очень нравится аккуратность.
Вся суть – в повествовании. Людям нравится, чтобы истории были аккуратными и имели смысл. Тем самым у них создается ложное впечатление, что мир полон смыслов, а следовательно, безопасен и предсказуем. Тогда как все абсолютно наоборот. Нам это прекрасно известно. Мы-то знаем, как он жесток и мстителен, и единственный способ в нем выжить – взять его под уздцы. Что мы и делаем.
Но мы – не такие, как все. Вот почему нам это удается.
Так что Джулия аккуратно исчезнет.
А мир… Он продолжит свой ход, точно так же, как было после исчезновения Джима и треклятой Уилкинсон.
2
Джулия многое поняла. Несмотря на мучения, у нее было достаточно времени, чтобы обо всем подумать.
Она выяснила, что если изогнуться так, чтобы вес тела пришелся на одно плечо, а затем отвести руки к противоположному, этот бок отдыхает от боли, вызванной неподвижностью. Потом она проделывала все манипуляции в обратном направлении, давая отдых другому плечу. Джулия не могла засечь время, но ей казалось, что вначале она поворачивалась с боку на бок примерно каждые десять минут, потом интервалы стали короче.
Вдобавок она определила, где находится. В тайном убежище католика за камином в гостиной. Вот почему она слышала голоса Эдны, Брайана и Анны.
Несколько лет назад Эдна показала ей этот тайник: прямоугольная ниша четырех с половиной футов в длину, четырех в высоту и около двух в глубину. Такого размера, чтобы там мог спрятаться взрослый мужчина. Когда в шестнадцатом веке, во времена королевы Елизаветы, католицизм был объявлен вне закона, во все города и веси разосланы были наказы искать и убивать католических священников. Посланцы королевы были хорошими охотниками. Они обмеряли подозрительное здание снаружи и внутри, определяя местоположение тайников. Поэтому тайники следовало строить достаточно аккуратно, чтобы их невозможно было обнаружить. Кроме того, они должны были быть маленькими.
Тайник в доме Эдны был устроен в стенке вместительного камина. Между тем камин выглядел совершенно нормальным. Тайник размещался над очагом, где обычно проходит труба, поэтому обнаружить его с помощью замеров было нельзя.
Как и при полицейском осмотре.
У Джулии перед глазами так и стояла картинка: полицейские бродят по дому, в каком-нибудь шаге от Анны, а приветливая, услужливая Эдна стоит в дверях гостиной, наблюдая за их безуспешными поисками собственной внучки и поздравляя себя с тем, что имеет такое надежное убежище.
Совершенно в духе Эдны.
Если бы Джулия в свое время хорошенько все обдумала, она бы могла понять, где Анна. Где же еще, если не в тайнике священника, Эдна могла кого-нибудь спрятать? Это вполне сочеталось с мнением свекрови о том, что хваленая современность никогда не дотянется до прошлого. Не говоря уже о готическом духе, окружавшем все существование Эдны. Джулия почти слышала, как та говорит про себя: «В этом месте прятали людей долгое время, зачем же ему простаивать? Незачем заново изобретать колесо. Надо быть проще».
И древняя уловка сработала. Полиция дважды побывала в ее доме и ничего не нашла. Эдна, конечно, чокнутая, но в уме ей отнюдь не откажешь.
Джулия сообразила, что ее первоначальные подозрения о том, что именно Эдна слила прессе информацию, дабы дискредитировать невестку и заполучить опеку над внучкой, были верны. Джулия думала, что Эдна просто воспользовалась ситуацией, но теперь она не сомневалась, что все было спланировано с самого начала.
Действительно, как надежнее всего получить бабушке опеку над внучкой, если не дискредитировать мать в глазах общественности? Это был на редкость коварный и хитрый план: похитить Анну, очернить Джулию, слепить из нее врага общества номер один, потом вернуть Анну и начать войну, которую Джулия не смогла бы выиграть. Если бы не боль, она бы восхитилась безумной изобретательностью свекрови.
Джулия, безусловно, и сама бы поступила точно так же, если бы это означало сохранить Анну.
Она вспомнила день исчезновения дочери. В тот момент, когда Анну похитили, Эдна якобы сидела дома и занималась починкой лопнувшей трубы. На самом же деле она рванула в школу и забрала Анну. Джулия прокрутила в голове весь тот день. Она сама позвонила Эдне и попросила ее забрать дочь, поняв, что не успевает. Не важно, увидела ли свекровь свой шанс и воспользовалась им или планировала нечто подобное давно, поджидая оказии? В любом случае, она это совершила: немедля отправилась в школу и, никем не замеченная, забрала внучку. Наверное, поманила ее издалека, и та, узнав бабушку, охотно к ней подбежала. А может быть, Анна уже отошла от ворот, и Эдна подобрала ее на дороге. Какая теперь разница? Джулия сомневалась, что когда-нибудь эти вопросы прояснятся. Дело в том, что до нее вдруг дошел самый важный момент.
Она поняла, что Эдна собирается ее убить.
И с этим она ничего не могла поделать.
Джулия перенесла вес тела на левое плечо. Правый бок чуть-чуть перестал ныть. Вот только долго это облегчение не продлится.
А затем Джулия услышала быстрые шаги. Кто-то решительно приближался к тайнику.
Шаги стихли. Раздался скрежет металла о металл, и передняя стенка отодвинулась в сторону.
Некоторое время глаза привыкали к свету. То, что они в итоге увидели, Джулии очень не понравилось.
Там была Эдна.
3
Свекровь выглядела не так, как всегда. Ее волосы, обычно уложенные в элегантную прическу в стиле Хелен Миррен, зачесаны были назад. На свекрови был старый синий шерстяной свитер, похоже, прежде принадлежавший Брайану. Больше ничего разглядеть не удалось, поскольку тайник располагался в пяти футах от пола. Все, что Джулия могла видеть, – это голова, шея и плечи Эдны.
– А, очнулась, – сказала та. – Это хорошо.
Джулия замотала головой, попыталась заговорить, но из-за кляпа вышло издать лишь слабое мычание. Она уставилась на Эдну широко раскрытыми, умоляющими глазами.
– Ну, что же, – продолжила свекровь, – должна признаться, мне жаль, что с тобой все так закончится.
Она подняла руку. Между средним и указательным пальцами зажат был шприц, большой же палец располагался на поршне.
– Ничего этого изначально не предполагалось. Но, к сожалению, Анна запомнила кукольный дом, – Эдна сокрушенно покачала головой. – Не думала, что она что-то запомнит, даже я могу изредка ошибаться.
Итак, точно – Эдна. Несмотря на то что у Джулии не оставалось никаких сомнений в том, кто украл Анну, она испытала настоящий шок, услышав признание из уст свекрови.
– Вот к чему мы пришли, – улыбнулась она. – Конец пути, что называется. Наверное, для тебя так будет даже лучше. Ну, в долгосрочной перспективе. Ведь, в сущности, твоя жизнь обещала стать крайне жалкой.
Джулия замотала головой изо всех сил, пытаясь дать понять Эдне: нет, все не должно так закончиться, ни в коем случае.
– О, я понимаю, что тебе не хочется, – вздохнула Эдна. – Но ничего не поделаешь, Джулия. Все зашло слишком далеко. Как же я могу тебя отпустить? Слишком многое поставлено на карту, а ведь ты сразу побежишь в полицию.
Джулия вновь замотала головой: мол, нет-нет, я не побегу.
– Разумеется, сейчас ты готова пообещать все, что угодно, но едва выйдешь отсюда, как тебе в голову полезут мысли о жестокой мести, и первое, что после этого я увижу, будут констебли на пороге моего дома. А сама я окажусь на скамье подсудимых. Но я тебя не виню. Сама бы поступила точно так же. И, зная это, я не могу позволить тебе просто покинуть мой дом. Ты же понимаешь меня, Джулия? Это должно неизбежно произойти. Пусть я не собиралась так поступать, но сейчас другого пути нет.
Джулия все мотала головой. Ничего другого ей не оставалось, хотя она сознавала, что надежды нет.
Физиономия Эдны приобрела задумчивое выражение.
– Все было сделано практически идеально, не правда ли? Анна, конечно, отсутствовала некоторое время, но она была жива и здорова, здесь, со мной. И вдруг – р-раз! – девочка возвращается домой, мы с Брайаном получаем над ней опеку, Анне гарантировано лучезарное будущее, а ты занимаешься тем, чем тебе пристало.
Джулия опять мотнула головой. На сей раз кивок означал: нет, не было бы у Анны никакого лучезарного будущего, ее будущее было бы мрачным.
– Мне хочется поделиться с тобой своим планом. Ты увидишь, это очень хороший план, – Эдна улыбнулась. – Я вырубаю тебя с помощью вот этого… – она вновь приподняла руку со шприцем. – И мы с тобой отправляемся на твоей машине в одно замечательное местечко. Туда меня когда-то возил Джим, это там, где Мерси впадает в Ливерпульский залив. В этом месте мощный отлив, и то, что падает с берега, отправляется прямиком в Ирландское море. Все, что от тебя останется, – это машина, порожняя бутылка из-под виски с твоей слюной на горлышке и отпечатками твоих же пальцев да пустой пузырек снотворного. Если твой труп когда-нибудь выловят, он будет так объеден рыбами, осчастливленными нежданным подарком судьбы, что никто ничего уже не распутает. Самоубийство. Несомненное самоубийство.
Эдна продолжала улыбаться.
– Только не обольщайся, не выловят они твой труп, Джулия, – проговорила она. – Простой и испытанный способ. Джим со своей подружкой тебе это подтвердят.
Джулия вытаращила глаза. Так она и Джима убила? Надежда, до последнего теплившаяся в душе, угасла. Эдна – серийный убийца, она убила своего мужа. Если уж его не пожалела, то уж ее, Джулию, вряд ли пожалеет.
– Удивлена? Странно, что ты не дотумкала раньше. Я-то думала, что кто-нибудь должен догадаться. Это же было очевидно, но никто и не догадался. С моей матерью было то же самое. Конечно, она так и так стояла на пороге смерти. С моей стороны это был не более чем акт милосердия, практически – эвтаназия. Джим… Ему, конечно, было еще жить да жить, но он сильно меня оскорбил. Ко всему представился хороший повод от него избавиться. Джим выводил меня из себя, ты ведь понимаешь, о чем я, Джулия? Он бесил меня до дрожи. Ни честолюбия, ни гордости. Его, видишь ли, удовлетворяла роль директора школы. Между тем ему бы хватило ума и харизмы на куда большее. Он мог бы пойти в политику, стать членом парламента, министром. Даже премьер-министром, но нет, все, чего он хотел, – это работать в школе. В этом была его жизнь. Одно время я сомневалась, не является ли он педерастом, испытывающим грязное влечение к детям. Вряд ли, конечно. По-моему, ему просто нравилось бесцельно тратить на них свою жизнь, – Эдна пожала плечами. – Смотреть на это было невыносимо.
Да, все оказалось гораздо хуже, чем могла вообразить Джулия. Эдна убила мужа потому, что тот не стал премьер-министром? Если счесть это за нормальную реакцию, придется убить чуть ли не всех мужчин в Британии. Из них же не вышел Джон Мейджор, Тони Блэр, Гордон Браун или Дэвид Кэмерон. После чего выбирать будет практически не из кого. Пожалуй, в таком случае Джулии придется остаться с Брайаном.
– Ему нужно было проявить чуточку характера, побольше твердости. Увидел возможность – воспользовался ей. Как всегда поступаю я. Брайан, к сожалению, пошел в папочку. Но с Анной такого не случится. Нет, эта девочка пойдет далеко, очень далеко.
Эдна была совершенно убеждена в своей правоте, а следовательно, в том, что стоит над законом. Именно отсюда и росли корни ее сумасшествия: она считала себя особенным человеком и верила, что обычные правила на нее не распространяются. На остальных же смотрела свысока, считая их никчемными существами, жизнью которых можно спокойно распоряжаться.
Раз Эдна решила, что убить мать – это нормально, значит, это нормально, поскольку так решила она, Эдна. И бесполезно было бы ее убеждать, что если все начнут плевать на законы, наступит хаос. Эдна охотно согласится, но ответит вам, что далеко не всем дано принимать ответственные решения, но именно ей – дано и она их принимает.
Джулия? Что такое Джулия? Эдне нужна Анна, следовательно, Джулия – просто помеха на ее пути, которую надо устранить. Просто, как дважды два.
И Джулии ее не остановить. Эдна воткнет иглу ей под кожу, для нее наступит темнота, и все закончится.
Но не для Анны. Для Анны кошмар только начнется.
– Ну, довольно, пора с этим кончать, – Эдна криво, безумно улыбнулась. – Хотя ты до сих пор не спросила меня, каким образом я все это проделала и для чего. Правда, ты не можешь говорить, но я же вижу, что просто умираешь от любопытства, – ее улыбка сделалась шире. – Оценила каламбур? Могу повторить: умираешь от любопытства. Скоро ты умрешь не только от любопытства, дорогая Джулия.
Эдна задумчиво подняла глаза к потолку и перевела взгляд на Джулию.
– Следует признать, мой план был великолепен, хотя и родился экспромтом. Я размышляла над тем, что делать с этим вашим разводом, о котором мне сообщил Брайан. И как помешать тебе забрать у меня внучку. Я ведь не могла тебе этого позволить, Джулия. У Анны громадный потенциал, и нельзя было допустить, чтобы ты погубила его, послав дочь в убогую общеобразовательную школу, где третьесортные учителя воспитали бы из нее парикмахершу или продавщицу. В лучшем случае – заштатную адвокатшу, как ее мать. Тогда как она может стать такой, как я. Стать светилом, Джулия. Но ты бы ей этого не позволила. Я не могла остаться в стороне, наблюдая, как ты превращаешь ее в посредственность. Тебе это непросто, но ты должна это признать.
Джулия яростно замотала головой. Нет, она не могла этого признать. Эдна вздохнула.
– В том-то и загвоздка. Ты просто не способна понять. В общем, я знала, что должна что-то предпринять, но что? И тут твой звонок. «Эдна, я зашиваюсь на работе и опаздываю в школу, – процитировала свекровь тонким, визгливым голоском. – Ты меня не подменишь? Не сможешь сегодня заехать за Анной?» И тут меня и осенило: вот оно, решение! Я забираю Анну и спокойно наблюдаю, как ты изводишь себя чувством вины. А уж о том, чтобы вина пала именно на тебя, я позабочусь. Тебе же, наверное, невдомек, что я в курсе, что это за зверь такой, «Твиттер»? К твоему сведению, практически все первые твиты о тебе были написаны мною с различных аккаунтов. В общем, я запустила пробный шар. И стоило лишь начать, а дальше он покатился по накатанной.
Эдна так и раздувалась от гордости. Джулия видела, что свекровь не замечает, что в ее поступке есть нечто неправильное, даже дикое. Нет, Эдна просто кичилась своим умом.
– А хочешь узнать, как я забрала Анну? Как увела ее прямо из-под носа у целой толпы? Элементарно. Приехала на несколько минут раньше и уселась на скамейку. Помнишь такую? В шестидесяти ярдах от школы? Когда Анна вышла и стала озираться вокруг, я перехватила ее взгляд, кивнула, и девочка тут же побежала ко мне. А если бы даже меня заметили, что ж такого? Бабушка приехала забрать внучку. Ведь именно об этом ты меня и просила. Замечательно, да? Родители и учителя меня знали, поэтому я ничем не рисковала. Это далеко не то же самое, что похищать чужого ребенка. Все, что мне требовалось, – немного удачи: если на Анну никто не обратит внимания, она будет моей. Как тебе идея? О том, что ты кинешься с кулаками на Брайана и наглотаешься снотворного, я, конечно, не знала, но это мне было только на руку. Впрочем, и без твоей помощи я бы нашла способ получить то, что хотела. – Она подмигнула Джулии. – Все шло как по маслу, но в последнюю минуту ты все-таки подгадила. Ладно, хватит болтать без толку. Пора перевернуть эту страницу.
Эдна деловито принялась ощупывать шею Джулии. На руке была хирургическая перчатка – свекровь приняла все меры предосторожности. Она чуть наклонилась, примериваясь, куда лучше воткнуть иглу. На ее лице появилось профессионально-спокойное выражение врача.
Джулия попыталась отодвинуться, приподняться в своей тесной клетушке, но Эдна толкнула ее назад, на пол.
– Тс-с-с, – с неуместной заботой прошептала свекровь. – Тихо-тихо.
И тут в дверь постучали.
Эдна застыла.
Стук повторился, на сей раз настойчивее, дверной молоток барабанил по металлической пластине.
Побагровев от злости, Эдна опустила шприц. Джулия услышала характерный звук: свекровь стягивала перчатки.
– Проклятие, – пробормотала она, закрывая тайник. – Подожди, я скоро вернусь.
4
Моменты, когда тебе абсолютно ясно, как следует поступить, случаются редко. Куда чаще приходится делать выбор: свернуть направо или налево, развестись или попытаться наладить отношения, спать или не спать с женатым мужчиной? Даже максимы, на первый взгляд не вызывающие сомнений, такие как «нельзя опаздывать в школу за дочерью», на поверку оказываются не столь очевидными. Одно накладывается на другое, встречи затягиваются, телефоны разряжаются. Вся проблема в том, что нам неизвестны последствия того или иного действия или бездействия. Либо вы реагируете инстинктивно, как свойственно многим, либо вы взвешиваете варианты исходов, пробираясь по темному лабиринту возможностей.
Но не сейчас.
Сейчас Джулия точно знала, что следует делать.
Она должна была освободиться, иначе – смерть.
Ей выпал шанс, и она его не упустит. Иначе Эдна вернется со шприцем, и Джулия окончит свои дни в водах Ирландского моря.
Послышался громкий скрип входной двери. Верхнюю петлю давно следовало смазать. Джулия подозревала, что Эдна нарочно не смазывала ее из-за ассоциации, которую вызывала скрипучая дверь: ты словно бы вступал в Трансильванский замок, причем врата тебе открывал горбатый дворецкий, не кто иной, как сам Игорь.
– Привет, чем обязана удовольствию? – весело спросила Эдна. – Все в порядке?
Ей ответил негромкий женский голос. Очень знакомый голос.
Джулия должна была как-то исхитриться и освободить руки. Согнувшись, она уселась на связанные запястья. Веревка больно врезалась в кожу. Джулия потянула руку. Боль усилилась, по пальцам потекло что-то липкое. Кровь. Она закусила губу и дернула изо всех сил. Будто вонзился нож, а рука даже не сдвинулась. Веревка так же плотно продолжала стягивать запястья.
Джулия перевела дыхание и прислушалась. Голос донесся снова. Она узнала характерный ливерпульский акцент.
Джилл! Каким образом она здесь оказалась? Джулия попыталась закричать, но кляп не позволил издать ни звука.
– Нет, ее здесь не было, – говорила Эдна. – Вчера она заезжала, но с тех пор я ее не видела.
Свекрови ответил мужской голос. Уверенный баритон Майка Шерри. Ну, конечно же, они ее ищут! Вчера вечером они с Джилл должны были отправиться в тайский ресторанчик. Близнецы Джилл, Уилфи и Тедди, были еще слишком малы, так что выбраться куда-нибудь для их матери было нетривиальной задачей, так что вначале Джулия от приглашения отказалась. Не хотела напрягать подругу. Ясно было, что той пока не до походов в ресторан, и зовет она Джулию только потому, что понимает, как ей тяжело оставаться в одиночестве. Джилл долго уговаривала, и в итоге Джулия, не без тайного удовольствия, согласилась. Она была благодарна подруге за заботу, которая действительно ей требовалась.
И вот они здесь, разыскивают ее. Джилл догадывалась, что Джулия могла не прийти на встречу, только если что-то случилось. Наверняка обзвонилась ей домой, а утром – на работу и выяснила, что в офисе она не появлялась. Возможно, Джилл связалась и с Майком, который и рассказал, что в воскресенье Джулия должна была отвезти Анну к Эдне. И тут они и переполошились. Небось испугались, что Джулия, оставшись без поддержки, наделает глупостей от тоски по дочери.
Джилл решила разыскать подругу, а когда что-нибудь или кого-нибудь ищешь, первым делом следует посмотреть в наименее вероятном месте.
Которым в данном случае являлся дом Эдны.
– Да неужели? – произнесла Эдна. – Действительно, странно. А к ней домой вы не заезжали?
Джилл ответила что-то неразборчивое.
– Тогда, может быть, войдете? Не хотите чего-нибудь выпить? Заодно и обсудим.
Заметно было, что Эдна совершенно владеет собой. В ее тоне слышалась натуральная озабоченность. Поразительная женщина! Засунула собственную невестку в какой-то средневековый тайник у себя в гостиной, намереваясь, отравив ее, выбросить труп в море, и при этом даже бровью не ведет. Интересно, а как она собирается возвратиться домой без машины? Хотя у нее наверняка заготовлен отличный план и на этот случай: автобусом до какой-нибудь железнодорожной станции, сменить одежду на что-то более приличное, затем – в поезд и на такси до дома.
Тут творилось черт знает что, а она вела себя как ни в чем не бывало. Разве эта эмоциональная отстраненность от окружающего не характеризует настоящего психопата?
Если так, то Эдна действительно психопатка. Или социопатка. В общем, что-то в подобном роде. Тем более Джулии надо приложить все усилия, чтобы вырваться из ее лап. Она резко дернула руку, ответом был лишь очередной приступ боли. Джулия чувствовала, как веревка врезается в мясо, раздирая его, но кость запястья не позволяла вытащить ладонь. Рука застряла прочно. Хрупкие, тонкие косточки стояли между смертью и жизнью.
– Если я что-нибудь узнаю, то сразу вам позвоню, – прозвучал голос Эдны.
Пауза.
– Секундочку, я сейчас запишу.
Последовала быстрая скороговорка Джилл, диктующей цифры.
Черта с два она ей когда-нибудь позвонит.
Снова послышался трансильванский скрип, и дверь захлопнулась. Горбатый Игорь возвращался назад со своим ядовитым шприцем.
Джулия принялась судорожно крутить рукой туда-сюда, словно пытаясь перепилить веревку. Кровь, наверное, лилась ручьем, но толку не было. Рука не желала пролезать. Джулию ждала неминуемая смерть. Кость не давала ладони проскользнуть. Небольшой бугорок на запястье встанет между жизнью и смертью? Кто бы мог подумать? Джулия даже не знала, как она называется, эти треклятая косточка, из-за которой ее убьют.
Разве что…
Можно было попытаться совершить кое-что еще, нечто практически невозможное. Джулия отнюдь не была уверена, что справится.
Если бы речь шла только о собственном спасении, она бы и помыслить о таком не могла.
Но спасть нужно было Анну, и невозможное становилось возможным.
5
Джулия постаралась скрючиться так, чтобы рука, которую она пыталась освободить, попала под бедренную кость.
Затем приподнялась и со всей силы рухнула на запястье.
Однажды они с Брайаном видели документальный фильм о рыбаке, рыбачившем в одиночку. Его рука угодила в лебедку, вытягивавшую сеть. Лебедка медленно вращалась, мало-помалу затягивая руку. И тогда мужчина выхватил из-за пояса нож и отпилил собственную руку. Потому что альтернативой была смерть. Потом в интервью он рассказал, что идея пришла ему по аналогии с клеевыми мышеловками. Приклеившаяся мышь обречена на медленную смерть от голода. Случается, отчаявшись освободиться, мышь отгрызает себе лапку и уползает прочь, становясь легкой добычей для хищников, обитающих в жестоком мышином мире. Вряд ли у мышей существует понимание смерти, скорее всего, они подчиняются инстинкту. Вот и он действовал так же. Почувствовал вдруг себя такой мышью. Если бы кто спросил его раньше, сможет ли он отрезать собственную руку, чтобы спастись, он бы принялся рассуждать, взвешивая ценность одной руки и целой жизни. Но в тот момент он не думал ни о чем таком и действовал как животное. Как мышь.
А если бы задумался, не факт, что сумел бы.
И Джулия теперь была полностью с ним согласна.
Она действовала инстинктивно. Точнее, полуинстинктивно. Рациональная частичка ее сознания продолжала наблюдать, но не разум вел в этот момент Джулию. Ею двигал инстинкт. Животная часть ее существа заставила Джулию вновь приподняться и со всего маху рухнуть на руку.
Рука лежала под углом к бедру, так что сила, сконцентрированная в одной точке, должна была сломать кость. Что и произошло. Раздался громкий треск, словно сучок угодил под подошву ботинка. Джулия снова с размаху села на кисть руки. И снова. И снова. Каждый раз она слышала, как трещат кости.
Прижала то, что осталось от руки, бедром к полу и поелозила. Она чувствовала, рука настолько изуродована, что превратилась в нечто чужое. Перестала быть ее рукой.
Вытеснив из головы эту предательскую мысль, Джулия потянула.
Остатки руки и веревка стали скользкими от крови. Джулия ощутила, как кости смещаются под узлом. Теряя сознание от боли, она дернула еще раз, и еще… Кисть освободилась, повисла дохлым червем… Как же было больно, о господи, как же было больно!
Хорошо, что было темно. Джулии не хотелось теперь видеть, во что превратилась правая рука. Левой ощупала узел веревки на лодыжке. Тугой, но «по-эддновски» аккуратный, так что развязать его не составило особого труда.
«Это научит тебя неаккуратности, гадина, – подумала Джулия. – Скоро ты пожалеешь, что в свое время не получила скаутский значок за вязание узлов».
Сгорбилась, положив руки на колени. Теперь со страшной силой заныли плечи, но все равно она чувствовала облегчение. Кровь свободно потекла по венам, затекшие конечности начало покалывать, хотя «покалывать» в данном случае слишком мягко сказано. Какое-там покалывание? Скорее втыкание раскаленных игл.
И тут она услышала шаги, приближавшиеся к тайнику. Шаги стихли, сменившись скрипом натягиваемых на руки хирургических перчаток, звук был точь-в-точь как в фильмах.
Джулия подобралась. Сделала глубокий вдох, напрягла мускулы, стараясь подготовиться к ожидающему ее.
Представила четырнадцатилетнюю Анну и нависшую над ней Эдну, внушающую внучке, что если она хочет чего-нибудь добиться в этой жизни, должна упорно работать, а кино и мальчики – для простых девочек, тех, которые ниже ее. А если Анна не будет слушаться любимую бабушку, то бабушка ее накажет. Анна ведь хорошо знает, какое наказание ее ждет, и не хочет, чтобы оно повторилось, не так ли?
А вот Анне уже пятнадцать. Ее тошнит в ванной, по внутренним сторонам рук, там, где не видно, тянутся тонкие красные полоски.
Или двадцатилетняя Анна: задерганная неврастеничка, больше всего на свете боящаяся не оправдать ожиданий бабушки.
Ну, нет! Анна родилась для радости. Она должна прожить счастливое детство, смеяться, баловаться, научиться рисовать, увлечься поп-музыкой, смотреть телевизор и жевать чипсы с шоколадками. Она должна понять, что самое главное – жизнелюбие и доброта, а вовсе не деньги и титулы.
Стать такой, как хочет Джулия, а не Эдна.
Дверца тайника заскрежетала, и слева раскрылась светящаяся щель в дюйм шириной.
Джулия напряглась. Она чувствовала себя сильной. Храброй. Способной справиться со всем, чем угодно.
И тогда все началось.
6
Мы смотрим, как уходят ее друзья. Любопытно, трахается ли она с этим толстяком? Очень может быть, зная Джулию. Вот они залезают в машину и уезжают. Надо еще подождать, убедиться, что они не вернутся. Вряд ли что-то заподозрили, для таких это было бы слишком: им и в голову не придет, что в нашем доме имеется древний «тайник священника», а в тайнике лежит их пропавшая приятельница. Для подобного у них элементарно не хватит ни ума, ни воображения. Овцы, они овцы и есть. Для таких невозможно представить, что мы задумали и спланировали убийство собтвенной невестки, вот они и не представляют. Ну и ладненько. Неспособность серой массы заглянуть за пределы собственного загона – залог нашей безопасности.
Этим-то мы от них и отличаемся. Из нас вышел бы превосходный частный детектив. Мы способны видеть то, что скрыто за очевидностью. Мы бы не гадали на кофейной гуще. Именно по этой причине нам нравится Шерлок Холмс: мы с ним очень похожи. Тот же разящий интеллект, та же готовность сделать все необходимое, чтобы получить желаемое. Был ли Шерлок Холмс человеком приятным для людей? Скорее напротив. И тем не менее они им восхищаются, поскольку он призывал к ответу плохих. Для нас важно другое. Не то, как он наказывал преступников, а то, как он это делал. Мы бы точно так же восхищались им в том случае, если бы его цели были противоположны. Возможно, восхищались бы даже больше. Ведь чтобы разорвать узы, которыми связывает нас общество, требуется куда более сильный характер. Мы-то знаем об этом не понаслышке.
Убить мать было нелегко. Нам потребовалось собрать в кулак всю волю, чтобы убедиться в том, что это правильное решение. Что нашу дорогую мать нужно освободить. В случае с Джимом понадобились силы иного рода, поскольку существовал шанс, что нас разоблачат.
В точности как сейчас. Но мы не позволим обстоятельствам возобладать над нами. Мы не имеем на это права. У нас нет выбора. Мы действуем во благо Анны.
Мы закрываем входную дверь. Привычный скрип. Можно было давным-давно смазать ее, но мы предпочитаем этот звук. Он предупреждает нас о неожиданных визитах. Из тайника доносится шум. Она борется. Наверное, уже сообразила, что смерть близко и ничего с этим не поделать. Должно быть, ужасно это осознавать. Тем скорее следует положить конец ее мучениям.
Какая, в сущности, замечательная штука этот «тайник священника». Чудо архитектурной мысли. Много веков назад он спасал человеческие жизни, пряча людей от желающих их убить. Охотники были хорошими следопытами и знали, в каких домах могут иметься тайники, но этот они так и не нашли. Вроде бы ничего необычного: фальшивая стенка внутри дымохода. Нам рассказывали, что жильцы специально разводили огонь в камине, чтобы показать, что там ничего нет и быть не может. Тайник был сконструирован таким образом, чтобы священник мог перетерпеть жар и дым.
Ну в большинстве случаев, по крайней мере.
Если на несколько задохнувшихся священников приходилось множество спасенных, это уже было неплохо. В те дни прекрасно понимали подобные вещи. Умели делать правильный выбор. В наше же время здравоохранение и правила безопасности жизнедеятельности сделали свое дурное дело: не дай бог пораниться, риски должны быть минимизированы.
Тогда как риски никто не отменял. Осознание этого факта, умение действовать в экстремальных условиях и отделяют великих от никчемных. Титаны и пигмеи будут всегда. Титаны совершают славные поступки, принимая на себя риски. Пигмеи копошатся внизу.
Мы, разумеется, из племени титанов. Одни из очень немногих. Прискорбно, что наш сын не из числа таковых. Но наша внучка обязательно станет. Мы знаем, что наш интерес к ней граничит с одержимостью, но нас это не волнует.
Все для ее же блага, вот в чем суть.
Мы идем через комнату, берем перчатки, прикрытые газетой, натягиваем их. Восхитительное ощущение, словно мы в театре. Мы готовимся действовать.
Способны ли вообще пигмеи действовать? Скажем, вскрыть черепную коробку человеку, находящемуся в сознании, и извлечь часть мозга? И не просто часть, а ту самую, которую требуется? После чего зашить и спокойно уйти обедать? Могут ли пигмеи, держа в своих руках человеческую жизнь, остаться невозмутимыми, отстраненными, способными принимать взвешенные и правильные решения? В состоянии ли они примириться с тем, что иногда возможны ошибки, и тогда чьи-то жены становятся вдовами, мужья – вдовцами, дети – сиротами? И жить потом с памятью о собственных ошибках, пониманием того, что ты будешь их совершать на протяжении всей дальнейшей карьеры? Принять это как разумом, так и сердцем? Мы так не думаем. Пигмеи неспособны на такое. У них не хватит ни отрешенности, ни воли.
У нас же все это имеется в достатке. Поэтому у нас все под контролем.
Рукой, затянутой в перчатку, мы откидываем защелки и приоткрываем дверцу тайника. Защелки – это наш вклад. В шестнадцатом веке священники предпочитали сами запираться изнутри, но нынешним гостям моего тайника это ни к чему.
Мы вутренне подбираемся, концентрируясь на предстоящей работе. Наш план хорош, но даже самые прекрасные планы следует воплощать в жизнь как можно тщательнее. Сун-цзы сказал что-то вроде: «Лучше хорошо исполненная плохая стратегия, нежели плохо исполненная хорошая».
Нам близко это изречение. Нравится, что внимание в нем акцентировано на личности. Успех зависит от твоих действий. От того, как все будет доведено до конца.
«Довести до конца». Забавная игра слов, проливающая свет на то, что ждет Джулию. На повестке дня действительно доведение до конца.
И не только нашего плана.
Доведение до конца нашей невестки. Устранение препятствия.
Мы набираем в грудь побольше воздуха и отодвигаем дверцу.
7
Дверца отъехала в сторону, и Джулия прыгнула наружу.
Попыталась, по крайней мере. Но реальное воплощение оказалось далеким от намерения. Мысленно она рисовала себе – визуализировала, так сказать, – как выскакивает из тайника, обрушивается всем своим весом на Эдну, валит на пол, на время лишая сознания, выбегает из дома на дорогу, где ее подбирает первая же проезжающая машина. Какой-нибудь белый фургончик, за рулем которого сидит крепкий честный работяга, который тут же отвозит Джулию в ближайший полицейский участок.
Оказалось, что от двадцатичетырехчасовой неподвижности ее ноги совершенно одеревенели, мышцы затекли куда больше, чем она думала. Ее плечи оставляли желать лучшего, спина так и завизжала от боли, едва она разогнулась, а правая кисть превратилась в окровавленный кусок мяса.
Так что мощного и стремительного прыжка не получилось. Скорее она замедленно, словно зомби, вывалилась на пол.
Она все-таки попыталась здоровой рукой ударить Эдну в грудь. Та отшатнулась, и Джулия успела перекатиться на спину.
Эдна изумленно уставилась на нее, прищурив глаза. Она внимательно оглядела Джулию, задержав взгляд на кровоточащей руке.
– Итак, – произнесла она, – ты освободилась. Изувечив собственную руку? Я впечатлена.
По тону свекрови Джулия поняла, что та говорит совершенно искренне. Надо же, ей удалось удивить саму Эдну. Вот, оказывается, что для этого требовалось. Знай она раньше, давно раздробила бы себе что-нибудь.
Упираясь локтями в пол, Джулия поползла назад. Она не могла ответить, но во рту все еще находился кляп.
– Как ни жаль, но это ничего не меняет, – продолжила Эдна. – У меня нет выбора. Ведь ты теперь знаешь о маме, Джиме и его шлюшке. Хорошо, хоть об остальных я тебе не разболтала.
Джулия продолжала пятиться. Она хотела отодвинуться как можно дальше от Эдны, но главное было – двигаться. Ноги запульсировали от прилива крови. Она сгибала и разгибала их, напрягая мускулы, чувствуя, как возвращаются силы.
Локоть уткнулся во что-то твердое. Край камина. Джулия остановилась.
– Вот и умница, – кивнула Эдна. – Хватит, отползалась.
Свекровь осторожно, не сводя глаз с лица Джулии, двинулась вперед со шприцем в руке. Джулия ждала. Она надеялась, что сможет перехватить шприц, нажать на поршень и выдавить содержимое.
Внезапно Эдна остановилась.
– Нет, слишком рискованно, – она протянула руку к камину и взяла тяжелую медную кочергу. – Будет немного грязно, но надо – значит надо.
Джулия перекатилась вперед и нырнула под ноги Эдне. Действуя бессознательно, нечто в глубине ее души решило, что это ее шанс. Что пока Эдна наклоняется, сжимая кочергу, ее проще всего сбить с ног. И шанс этот, вероятно, последний, оставшийся у нее.
На сей раз ноги послушались. Правда, не на все сто. Джулия не столько кинулась, сколько качнулась к свекрови намного ловчее, чем раньше. И этого вполне хватило. Она толкнула Эдну, двинув плечом по занесенной руке, и та рухнула на пол.
Голова свекрови с громким стуком ударилась об пол. Эдна осталась лежать неподвижно.
«Вот дерьмо, – подумала Джулия. – Я ее убила, что ли? Но это же, наверное, хорошо?..»
Однако Эдна не умерла. Ее грудь поднималась и опадала, веки подрагивали. Она была жива, просто потеряла сознание.
«Слава богу. Пусть она и злобная тварь, но не хочется брать грех на душу. Я не убийца».
Кочерга, выпавшая из руки Эдны, лежала у стены. Джулия поднялась на ноги и взяла ее. Проковыляла в холл. Телефон стоял на старинном бюро. Джулия хотела уже набрать 999, когда ее взгляд упал на желтый листок, на котором был записан номер.
Тот самый номер мобильника Джилл, который подруга продиктовала Эдне, когда приходила искать Джулию. Так Эдна ей и позвонила. Записала его только для виду.
Но теперь этот номер спасет Джулии жизнь. Джилл с Майком доберутся куда быстрее полиции. Они уехали всего несколько минут назад, так что легко вернутся. И сами вызовут и «Скорую», и полицию, и Эдну свяжут.
Джулия ощупала затылок. Кляп удерживался металлической скобой с винтом. Джулия раскрутила его и осторожно вытянула кляп изо рта. Челюсть заболела, язык прилип к пересохшему небу, но облегчение было неимоверное. Джулия помассировала щеки, сняла трубку и набрала номер.
– Слушаю, – раздался голос Джилл.
– Это я, – сказала Джулия. – Помоги, я в доме Эдны.
Но ответа не последовало. Не слышно было даже характерного шума на линии. Телефон просто умер.
– Джилл! – крикнула Джулия. – Джилл, ты здесь?
– Ах, ты мелкая дрянь.
Джулия обернулась. У стены стояла Эдна, сжимая в руке оборванный провод. Она швырнула его на пол.
– Так-так, – продолжила свекровь, – вот чем занята наша маленькая отважная мисс.
И она поднял руку. В кулаке с побелевшими костяшками был молоток. Из левого уха Эдны текла струйка крови, а глаза казались темными, пустыми колодцами. Под влиянием ярости в ней испарилось все человеческое, осталось одно сумасшествие.
Эдна потрогала свой висок, уставилась на испачканный кровью указательный палец. Потом показала его Джулии.
– Ты мне за это заплатишь, – сказала она. – Ты умрешь в жестоких мучениях. Я хотела подарить тебе безболезненную смерть, но теперь передумала. Ты узнаешь, что такое настоящая боль.
Размахнувшись, она, не говоря больше ни слова, ударила Джулию молотком по бедру. Послышался глухой удар, нога взорвалась от боли, и Джулия повалилась на колени.
– Эдна, – прошептала она, – пожалуйста, не надо. Давай это прекратим. Сделаем вид, что ничего не случилось.
Эдна захохотала высоким, дребезжащим, больным смехом.
– Да, конечно, – ответила она. – И почему я раньше об этом не подумала? Действительно, Джулия, иди домой, а? И мы станем лучшими подругами? Прекрасно. Снова вернется счастливая семья, – она покачала головой. – Но это, дорогая моя невестушка, очень и очень далеко от того, что произойдет в действительности.
– А вдруг Брайан вернется? Что, если он все это увидит?
– Не вернется. Он в Блэкпуле со своей дочерью. Я лично сняла им номер в гостинице. Приказала туда поехать, и он подчинился. Еще бы он не подчинился. Мой сын выполняет все мои указания. Послушный мальчик. Всегда таким был. Плохо только, что он получился таким жалким. Генетика – подлая штука, никогда не угадаешь, что будет в итоге. Слава богу, что неудачу с сыном мне компенсирует Анна.
– Слава богу, что он непохож на тебя, – парировала Джулия. – Иначе нам бы всем каюк.
– Точно. Но тебе-то каюк так и так. И очень скоро.
– Он остановит тебя, Эдна, ты сама знаешь. Когда он увидит, что ты вредишь Анне, он тебя остановит. Он – отец, а не только послушный сын.
– Ты так думаешь? Уверена, что он сумеет меня остановить? Не говоря уже о том, что ты почему-то воображаешь, что он в чем-то со мной не согласен. Нет, Джулия, Брайан очень послушный мальчик.
Джулия знала, что свекровь права. Брайн продолжит ходить по струнке, так же, как было всегда.
Эдна взвесила молоток в руке.
– Ну, что? – спросила она. – Начнем?
8
«Главное в спорте, – говаривал отец Джулии, – сделать то, чего противник от тебя не ожидает». Далее он принимался пространно рассуждать на тему, что если он, обычный игрок, пусть даже опытный и умный, понимает эту истину, какого же дьявола ее не понимают тренеры? Почему безмозглый тренер команды Уоррингтонского регбийного и футбольного клуба, известной под названием «Упертые», не может уразуметь даже такой простой штуки, как выбор игроков?
«Есть такие игроки, с которыми противники не любят играть, – повторял он, когда «Упертые» в очередной раз продували, и они с друзьями разбирали матч за пятью или шестью пинтами гринельского горького. – А не любят их потому, что те бегут прямо, быстро и целенаправленно. И уж точно не затем, чтобы пожать вам руку. Что должен сделать тренер? Отправить их на поле и приказать им бегать быстро и прямо».
На этом месте своих рассуждений он обычно целовал Джулию в лоб и улыбался. Его теплое дыхание пахло пивом, зубы уже начинали желтеть от курения трубки.
«Именно так следует прожить жизнь, солнышко. Всегда бегать быстро и прямо. Особенно когда другие этого не ожидают».
И Эдна этого явно не ожидала. Джулия поняла это, видя, как поднялись брови свекрови, когда она неожиданно вскочила на ноги и побежала. Ну, не то чтобы совсем побежала – бедро болело зверски, – скорее навалилась на Эдну. Та замахнулась своим молотком, но опоздала, и Джулия во второй раз повалила свекровь на пол.
Только теперь она не стала разглядывать ее. На четвереньках выбралась из гостиной, поднялась на ноги и проковыляла на кухню. Ключ от задней двери Эдна хранила в ящике со столовыми приборами. Джулия достала его, открыла замок и заперла за собой дверь.
Через окно она увидела, как в кухню ввалилась свекровь.
Припадая на одну ногу, Джулия, как могла быстро, двинулась к парадному входу, к спасительной дороге. Здоровой рукой она прижимала к груди раздробленную кисть, чтобы та не болталась, причиняя ужасную боль. Которая и без того была неимоверная.
Оглянулась на дверь. Та оставалась закрытой. Вряд ли у Эдны был второй ключ, а если и был, едва ли он находился в легкодоступном месте. Разумеется, чокнутая свекровь догадалась, куда она направилась, и попытается перехватить, но Джулия надеялась, что у нее все получится. Она двигалась медленно, но обогнуть дом снаружи было проще, чем пробираться по лабиринту комнат, к тому же у нее имелась фора. Джулия представила, как Эдна трясет заднюю дверь, потом до нее доходит, что сделала невестка, разворачивается и спешит к парадному входу.
Джулия все-таки поднажала. Бедро горело огнем. Она понимала, что серьезно ранена, но постаралась вытеснить боль из сознания. Потом, все это потом. Сейчас ей надо убежать. Только это было важно. Убраться как можно дальше от чокнутой бабы, найти свою дочь, и все. Остальное – детали.
Вот и угол дома. Еще пятьдесят ярдов по подъездной дорожке, и вот она – дорога. Спасительная дорога. Джулия свернула за угол. Она это сделает.
А может быть, и нет.
Громко, словно пушечный выстрел, стукнула распахнувшаяся дверь. На пороге стояла Эдна, широко расставив ноги и стиснув кулаки, словно боксер перед боем. Осмотрелась. Поняв, что Джулия еще не убежала, свекровь медленно повернулась к ней.
– Ты, – промычала она. – Ты должна это прекратить. Твое поведение недопустимо, Джулия.
– А кто ты такая, чтобы мне приказывать? – огрызнулась Джулия. – Тоже мне, начальница выискалась.
– Начальница, – улыбнулась Эдна. – Это нам нравится. Звучит хорошо. Только сейчас я не начальница. Я – палач, – она показала руку, в которой блеснул восьмидюймовый нож для разделки мяса.
Джулии этот нож был хорошо знаком. Японский, очень дорогой, тяжелый и очень-очень острый. Она помнила, как Эдна демонстрировала достоинства ножа в тот день, когда его купила: взяла помидор, положила на разделочную доску, а поверх него – нож.
– И давить не надо, – сказала тогда Эдна. – Достаточно просто удерживать в вертикальном положении. Смотри.
Нож скользнул скозь мякоть плода, разрезав его на две половинки под собственным весом. Да, остер, ничего не скажешь.
– Хватит на сегодня молотков, – сообщила Эдна. – Неудобно и промахнуться можно. А это… – она любовно оглядела лезвие. – Один удар – и ты труп.
Джулия понимала, что с поврежденной ногой ей от Эдны не убежать. Не успеть даже выбраться на подъездную дорожку. В гонке смысла уже не было. Однако можно было попробовать отговорить или хотя бы заговорить Эдну? Попытка была почти безнадежная, но мало ли?
– Прольется много крови. И полиция ее увидит.
– А я все уберу. К тому же, – Эдна подняла глаза к небу, – собирается дождь. Люблю я английскую погоду.
«Быстро и прямо, – подумала Джулия. – Беги быстро и прямо. Она этого не ждет».
Джулия посмотрела на нож в руке свекрови.
«Надо держаться подальше от этой штуки. Подальше от этой штуки и от этой дуры».
И Джулия сделала единственное, что ей оставалось. Она побежала. Спотыкаясь и покачиваясь, она побежала к дороге. Каждый шаг отдавался дикой болью, сейчас сильнее всего болела правая нога, ширина шагов и скорость оставляли желать лучшего.
Из-за спины донесся шорох гравия. Эдна спустилась с крыльца.
Шорох был все громче и громче.
9
Джулия оглянулась через плечо. Эдна была уже в каких-нибудь пяти-шести ярдах от нее. Она принадлежала к поколению, в юности регулярно игравшему в теннис и нетбол, а на протяжении всей последующей жизни совершающему энергичные пешие прогулки. Так что, несмотря на возраст, бегала она быстрее изувеченной тридцатипятилетней женщины. Ненамного, но этого было достаточно.
Ко всему, она была сумасшедшей. И если недавно у Джулии еще оставались какие-то сомнения в этом факте, теперь они исчезли: свекровь собиралась заколоть ее прямо перед своей входной дверью. Допустим, выбора у нее не было, она не могла позволить невестке удрать после всего, что та узнала, но, черт возьми, неужели нельзя передумать?
Судя по крепко сжатым челюстям и целеустремленности во взгляде, передумывать она не собирается.
Джулия покосилась на свою кисть: сполошное кровавое месиво. С трудом верилось, что все это происходит здесь и сейчас, в Англии, в благопристойном Чешире, и с ней, Джулией Краун, адвокатом и честной налогоплательщицей, все преступления которой состояли в штрафах за превышение скорости и неправильную стоянку. Какой-то невероятный, дикий бред.
Но все было реальным. Если вы откроете газету или пройдетесь по веб-сайтам, вы это поймете. Муж заколол жену и детей. Женщина убила женатого любовника. Двое подростков изнасиловали двенадцатилетнюю девочку и выложили видео в Интернет. Сумасшедшие повсюду, в любой момент можно наткнуться на них.
Это непредсказуемо, как талант. Вы можете обучать своего ребенка игре на скрипке начиная с двухлетнего возраста, после чего девятилетнее дарование из неблагополучной семьи, получившее дрянную скрипку от социального работника, отнимет у вашего любимца место в музыкальной академии и сделается знаменитым виртуозом. Так, некоторые пятнадцатилетки выныривают словно из ниоткуда уже готовыми футболистами премьер-лиги, с мячом, словно приклеенным к ноге. Или некто распевает оперные арии, понятия не имея о нотах и не взяв ни одного урока музыки. Вы можете тренироваться день и ночь, а другой рождается таким, каким вам не стать и через тысячу лет упорных занятий. Просто бывают люди с талантом пинать мячик, или попадать в ноты, или писать картины.
А у некоторых – талант сходить с ума. Кое-кто, вроде Эдны, научился скрывать свое сумасшествие, проявляя его лишь в той степени, в какой это допускается обществом. Эдну люди называли «суровой»: вероятно, она сумела трансформировать свою ненормальность в суровость.
– Ты тупая сучка, – послышался голос Эдны совсем рядом. – Тупая грязная сучка. Зачем ты убегаешь? Зачем? Ты только затрудняешь мою работу, а это значит, что и тебе в итоге придется труднее.
И тут, словно вняв укорам свекрови, Джулия оступилась. Раненая нога подвела ее и подвернулась. Всего чуть-чуть, но Джулия потеряла несколько спасительных футов. И в следующую секунду она почувствовала жгучую боль, пронзившую левую сторону груди.
Эдна вонзила ей нож под левую лопатку. Японский нож прошел сквозь одежду и кожу, как сквозь воду. По спине потекла теплая кровь.
Джулия завалилась на бок и перекатилась на спину. Вдруг удастся ударить Эдну ногами, может быть, даже выбить нож или что-то в этом роде? Хоть что-то.
Немедленно стало ясно, что она ошиблась. Правая нога отказала, словно примерзнув к земле, а попытайся она двинуть Эдну левой, той не составит труда поймать ее и, используя словно рычаг, перевернуть Джулию и прикончить.
Острый гравий впивался в рану на спине, кисть пульсировала болью. Джулия пыталась, честно пыталась, но все оказалось напрасно.
Эдна нависла над ней. Пальцы побелели, с такой силой свекровь сжимала нож.
Тут по гравию зашуршали шины. Глаза Эдны расширились, она посмотрела на дорогу.
Старый синий «Форд Фиеста» 1998 года выпуска (объем двигателя 1,3 литра, пробег – 117 000 миль, недавно был оценен в пять сотен фунтов, что делало его непригодным для продажи, оставалось просто ждать, когда он сам испустит дух, сдохнет раз и навсегда, что даст владелице повод прикупить новый, ну, или почти новый «Фольксваген Гольф», на который она давно заглядывалась).
Джулия знала все это потому, что присутствовала при исторической оценке «фордика». Дело происходило в местном представительстве «Фольксвагена», где менеджер отдела продаж, пожав плечами, объявил, что «Форд» гроша ломаного не стоит и он тут ничего поделать не в состоянии. Но когда автомобиль развалится, он будет ждать их визита, и вот его карточка.
Приятный парень. Лет двадцати, наполовину китаец. Довольно симпатичный. Джулия тогда подумала, что надо будет связаться с ним, когда придет время менять машину. Может быть, после развода с Брайаном. Кто знает, может быть, у парня найдется кое-что для женщины, чуть-чуть постарше его самого. На обратном пути она сказала об этом владелице «Форда». Та рассмеялась и заявила, что не верит собственным ушам.
– Я тебя понимаю, – сказала тогда Джилл. – Парень – просто красавчик.
Потом они заскочили выпить по чашечке кофе, после чего Джилл должна была возвращаться к своим детям, готовить обед Тревору, разбирать постиранное белье и наводить порядок в доме на предстоящую неделю.
– Джилл! – закричала Джулия. – Господи, Джилл!
Синий «Форд» влетел на подъездную дорожку и остановился. Водительская дверца распахнулась, и оттуда выскочила Джилл, бледная и трясущаяся. В руке она сжимала телефон с включенной камерой, направляя его на Эдну.
– Я тебя снимаю, – сказала она. – Так что без глупостей.
Открылась вторая дверца, и из машины выбрался Майк.
Джулия не стала ждать, послушается ли Эдна или нет. Она быстро-быстро отползала по гравию, оставляя на серых камешках кровавый след.
Джилл бросилась к ней и заслонила от Эдны.
– Господи боже мой, – пробормотала она, косясь на кровь, затем уставилась на Эдну. – Джулия, ты как?
– Пока держусь, – ответила та. – Более или менее.
Эдна попятилась к дому. Майк достал свой сотовый, раза три ткнул в экран.
– Полицию, – произнес он. – Срочно. И «Скорую помощь».
Он двинулся к Эдне, которая приближалась к дому, продолжая сжимать нож.
– Не надо, – сказала Джулия. – Оставь ее, она сумасшедшая и пырнет тебя.
– Ведь уйдет же, – возразил Майк.
– Не уйдет. Уже не уйдет.
10
Джулии ни разу еще не доводилось побывать в машине «Скорой помощи». Если вам повезет, вы можете вообще никогда там не побывать. Хотя с возрастом вероятность попадания туда, равно как разводов или похорон, существенно возрастает. Но при том, что в подобной машине Джулия была первый раз, все выглядело знакомым, что очень успокаивало.
Спокойствие было как раз тем, в чем она нуждалась. После отступления Эдны адреналиновая волна спала, а ее место заняло осознание двух вещей: во‑первых, что она вляпалась в дичайшую ситуацию, а во‑вторых, что ей больно. На правую кисть она боялась даже посмотреть, нога не двигалась, а когда она попыталась ощупать бедро неповрежденной рукой, оно показалось ей в три раза больше, чем следует. Спина горела огнем.
Она так и лежала на гравийной дорожке до приезда медиков. Те положили ее на носилки и перенесли в волшебный автомобильчик, где и вкололи морфий.
Джилл, великолепная, героическая Джилл, последовала за ними вместе с Майком на своем синем «Форде Фиеста» 1998 года выпуска (объем двигателя 1,3 литра, пробег – 117 000 миль, недавно оцененный в пять сотен фунтов). Пока Джулия лежала на гравии, Джилл держала ее за руку, рассказывая, что едва успела ответить на звонок Джулии, как линия упала («Это Эдна выдрала телефонный провод, – пояснила Джулия, – а потом напала на меня с молотком»). И как она, Джилл, удивилась, увидев, что это Эдна ей звонит, ведь на телефоне высветился ее номер. Она даже не хотела вначале отвечать из-за всего произошедшего (исчезновения Анны, развода, последующего исчезновения самой Джулии), но, несмотря на все это, ей показалось, что так поступать не следует. И, как выяснилось, показалось правильно. Короче, она развернулась и поехала обратно к дому Эдны.
– Я глазам своим не поверила, когда свернула на подъездную дорожку. Конечно, Эдну добренькой не назовешь, но когда я увидела, как она стоит с ножом в руке, а на земле лежишь ты… Я просто не знала, что подумать.
Джулия рассказала, как все случилось. Говорить мешала боль, воспоминания путались и мешали сосредоточиться.
– Это она похитила Анну. А потом оклеветала меня, чтобы получить опеку.
– Просто сумасшествие какое-то! – удивилась Джилл. – Нормальный человек так не поступит.
– А она и есть сумасшедшая. Причем на всю голову.
– Как ты думаешь, Брайан знал о том, что она творит?
Джулия в этом сомневалась. Эдна вряд ли доверила бы ему такой секрет, считая сына слабаком. В полицию он бы не пошел, не решился бы бунтовать против матери, но что-нибудь мог предпринять. Или запил бы, или куда-нибудь сбежал вместе с Анной, не сказав матери куда. Он бы не смог ни разрешить проблему, ни жить с нею, и это разорвало бы ему сердце. Эдна наверняка все понимала и не откровенничала с сыном. В ее глазах он был этого недостоин. Потому-то она и захотела заполучить Анну. Если бы Брайан дотягивал до ее стандартов, Анна бы ей не потребовалась.
Следовательно, Брайан был не в курсе. А это означало, что кому-то придется его просветить. На себя эту почетную обязанность Джулия возлагать не собиралась. На подобное у нее не было сил.
Такие новости ему, наверное, не понравятся.
Врачи провезли каталку через несколько двойных зеленых дверей. Похоже, Джулия попала в честерский Королевский госпиталь, он был ближе всего к дому Эдны, но, в принципе, ее могли доставить куда угодно. Поездка прошла в наркотическом дурмане, и Джулия не могла оценить, сколько они ехали: может, полчаса, а может, и три с половиной. Ясно было только то, что поездка не длилась три дня, точнее ей судить было сложно. А если начистоту, ей было без разницы. Как ни смешно, все, что ей хотелось, – это поскорее попасть в руки врачей, так как у тех имелась волшебная палочка. От морфия ей представлялось все в розовом свете. Понятно, почему некоторые на него подсаживаются. Не то чтобы Джулия находилась на вершине блаженства, для этого доза оказалась недостаточно велика. Просто у нее сложилось впечатление, что все о'кей. Прочее не имело значения. Боль, заботы и треволнения – все куда-то ушло, растворилось в тумане. Окружающий мир стал сказочно прекрасен, словно она лежала на берегу моря, на горячем белом песке.
– Миссис Краун, – произнес голос. – Я счастлива, что вы теперь в безопасности.
Джулия повернула голову.
– А, это вы, детектив Уинн. Очень рада вас видеть.
– Жаль, что при таких обстоятельствах, – улыбнулась та. – Слышала, вам пришлось солоно.
– Ага, – подтвердила Джулия. – Сами знаете, как это бывает. Полоса черная, полоса белая. Та, в которую я угодила, явно не была белой, но ничего, я справилась. Вот она я, целая и почти невредимая.
Джулия понимала, что разболталась под влиянием наркотиков, но ее это не заботило. Ее ничего не заботило, кроме, может быть, Анны, но с Анной все было в порядке. Или все будет в порядке.
– Да, – согласилась Уинн. – Живая и почти невредимая. Но, кажется, за вами пришли врачи. Насколько я вижу, работенка им предстоит та еще. Как, впрочем, и мне, но об этом мы поговорим позже, когда вы… Когда вы будете чувствовать себя лучше. Я просто хотела дать вам знать, что я – здесь.
– Ага, – повторила Джулия. – Потом поговорим.
Каталка снова двинулась и въехала в большую чистую комнату. Медсестра поправила ей иглу в руке, затем Джулию переложили на стол, сделали рентген, потом снова вернули на каталку и перевезли в другую большую и чистую комнату. Там ждала улыбающаяся женщина лет пятидесяти с небольшим, немного напоминающая Эдну. Она сказала Джулии, что все будет хорошо, и врачи принялись осматривать ее кисть и бедро, потом сверху появилось чье-то лицо и чей-то голос произнес: «Я – анестезиолог», – после чего Джулия начала проваливаться в сон, сон, сон…
11
Первое, о чем она подумала, когда проснулась, так это о том, что в горле пересохло, и хорошо бы сейчас стакан холодного, шоколадного молока. Довольно странно, потому что последний раз шоколадное молоко она пила в детстве.
Но сейчас ей хотелось именно шоколадного молока, ужасно хотелось.
Затем она удивилась, что, черт возьми, происходило с ее телом? Оно пульсировало в такт биению сердца. Пульсация начиналась где-то под левой лопаткой, доходя до правого бедра. В руку же словно кто-то размеренно втыкал иголки. И тогда она все вспомнила. Как размозжила себе кисть, сидя в «тайнике священника», как злобная гадина Эдна ударила ее молотком по ноге и вонзила в спину очень острый японский нож. И как потом приехала Джилл и спасла ее, а Эдна куда-то убежала.
Джулия услышала, как открылась дверь. Раздался быстрый топоток, и детский голосок воскликнул:
– Мамочка! Я принесла тебе цветочки!
Сунув Джулии букетик гвоздик, Анна принялась карабкаться на кровать.
– Осторожно! – предупредил Брайан. – Мамочку сейчас тревожить нельзя.
Он подхватил дочь и усадил ее на колени.
– Привет, – поздоровался он. – Медсестры сказали, что ты очнулась.
Лицо у него посерело и осунулось, в глазах еще стоял ужас.
– Я знаю о… – Брайан запнулся, и Джулия поняла, что он не может выговорить слово «мама». – Знаю об Эдне, – он опустил глаза, весь как-то съежился, его плечи поникли, словно у сломанной куклы. – Прости.
– Ты ведь ни в чем не виноват, – ответила Джулия. – А моя маленькая девочка не хочет поцеловать свою мамочку?
Анна спрыгнула с колен Брайана и привстала на цыпочки у кровати. Ее теплые мягкие губы прижались к щеке Джулии, и это прикосновение стало самым ярким, самым исцеляющим впечатлением, которое она когда-либо переживала.
– Не оставишь меня с нею наедине? – попросила она Брайана.
– Конечно-конечно, – тот вскочил. – Может, тебе что-нибудь нужно? – спросил он заискивающим, извиняющимся тоном.
Джулия хотела было отказаться, но затем сообразила, что он действительно может кое-что для нее сделать.
– Если ты раздобудешь немного шоколадного молока, это будет здорово, – сказала она.
Он вернулся через полчаса вместе с Джилл и пакетом из «Теско». Извлек из него целый галлон шоколадного молока.
– Вот, – произнес Брайан, наполняя стакан. – Нам надо поговорить. А Джилл пока побудет с Анной, если ты не против.
– Я не против, все в порядке. – Джулия поцеловала Анну и сделала большой глоток молока. Она надеялась, что теперь все всегда будет в порядке.
– Да уж, – сказала она, когда Анна и Джилл вышли, – это были очень насыщенные дни.
– Прости, – повторил Брайан. – Знаешь, сам себе я этого никогда не прощу.
– Но это же не ты.
– Я был в доме, Джулия, пока ты сидела в той же клетке, куда она запирала Анну… – Брайан закрыл лицо руками и принялся раскачиваться взад и вперед. – Моя собственная мать похитила Анну. Я… Я не в состоянии в это поверить.
Сказать ему, что Эдна убила его бабушку и отца? Джулия решила, что момент неподходящий. Потом это все равно выяснится, но сейчас Брайану знать незачем.
– Брайан, я даже представить себе не могу, что ты чувствуешь. Но хочу, чтобы ты твердо запомнил: я тебя не виню. Ты бы все равно ничего не смог сделать. Никто бы не смог. Эдна… Она больна, Брайан.
– Знаю, знаю, – в глазах у него стояли слезы.
Джулия понимала, что ему придется нелегко. У Брайана, конечно, были свои недостатки, однако хватало и достоинств. К сожалению, силы духа среди них не имелось. Теперь ему придется долго посещать психотерапевта. И еще неизвестно, поможет ли тот.
– Послушай, – сказала она, – я сделаю все, чтобы помочь тебе, обещаю. Но сейчас из меня неважная жилетка. Мне очень больно. Однако потом я буду в твоем распоряжении. Как и Анна. Мы справимся.
Во взгляде Брайана отчетливо читалось: «Надеюсь на это, но верить не верю».
– Ладно, – произнес он. – Хорошо.
– Ты не позовешь врача? Мне бы не помешало обезболивающее.
– Разумеется, – Брайан медленно, словно глубокий старик, поднялся на ноги. – Пойду поищу кого-нибудь.
Ей укололи еще морфия, и медсестра показала кнопку, которую надо нажимать, но не более нескольких раз в сутки, а бородатый мужчина, которого называли доктор Ска́ла, настаивавший, чтобы Джулия звала его просто Риком, объяснил, как обстоят дела.
– Да, список у нас длинный, – начал он. – Что ж, приступим. Спина, судя по всему, заживет довольно скоро, рана в целом неглубокая. Мы понаблюдаем, как она будет заживать, останется малозаметный шрам, к тому же вы всегда сможете прибегнуть к услугам косметической хирургии, если будет желание. Так, теперь что касается бедра. Тут у нас оскольчатый перелом, мелкие осколки мы удалили, в целом ущерб минимален, все должно восстановиться быстро, особенно если подключить физиотерапию. С рукой дело обстоит хуже всего. Боюсь, нам потребуется немало над нею поколдовать.
«Смешно, – подумала Джулия. – Как раз это увечье я нанесла себе сама. Вред от Эдны оказался куда меньше. Такова жизнь. Самые глубокие раны мы наносим себе сами, делая это с благими намерениями».
– Кисть состоит из множества косточек, – продолжал доктор Ска́ла, – находящихся в жесткой связке друг с другом. Если одна ломается, то плохо будет всей руке, поэтому мы сначала убеждаемся, что кость срослась, прежде чем позволить пациенту шевелить кистью. В вашем же случае имеем множественные и беспорядочные переломы.
– У меня не было выбора, – попыталась объяснить Джулия, – это было единственное…
– Не нужно оправдываться, – Рик положил ладонь ей на плечо. – Вы все правильно сделали. Честно говоря, я удивлен, что вы смогли это сделать. Это же было невообразимо больно.
– И что станет с моей рукой? – перебила его Джулия. – Надеюсь, все будет более или менее нормально?
Доктор Ска́ла оттопырил нижнюю губу и неуверенно покрутил головой.
– Вероятно, вы нашли верное выражение, именно что «более или менее», – сказал он. – Если, конечно, вы не планировали сделаться концертирующей пианисткой. В остальном ваша рука будет работать. Когда кости срастутся, начнем физиотерапию и внимательно проследим за развитием. Надеюсь, со временем вы сможете делать этой рукой практически все, что делали раньше, – он криво улыбнулся. – Хотя с возрастом вас наверняка будет мучить сильный артрит.
Джулия хотела ответить, но в дверь постучали, и в палату заглянула Уинн.
– Привет, – сказала инспектор, державшая в руках коробку с шоколадными конфетами. – Боюсь, не самого прекрасного качества, но это лучшее, что нашлось на заправке.
– Входите, – пригласила Джулия. – Мы тут уже почти закончили.
После чего врач рассказал ей о лечении, перевязках, графике физиотерапии и о том, что еще она должна сделать, чтобы выздороветь. Наконец, он попрощался и вышел. Место у кровати заняла Уинн.
– Ну, что же, – начала инспектор, приподняв бровь, словно хотела сказать: «И бурная же у вас жизнь, милочка». – Нам, похоже, придется побеседовать о многом.
– Вы говорили с Брайаном?
– Да. Судя по всему, он не имеет к случившемуся никакого отношения.
– Я того же мнения. Он выглядит ужасно, – Джулия покачала головой. – Мне жаль его.
– Еще я поговорила с миссис Кроутер, – Уинн сложила руки на груди. – Она передала мне то, что вы ей рассказали.
– Да? – Джулия толком не помнила, о чем говорила с Джилл, пока они ждали «Скорую». Все тогда было как в тумане.
– Вы утверждаете, что Эдна Краун виновна в смерти своего мужа и матери?
– Так сказала сама Эдна. Больше мне ничего не известно. Она не слишком распространялась. А может, и врала. Хотела меня напугать. Я бы за нее ни в чем не поручилась.
– Мы проверим. Однако судя по тому, что она сотворила с вами, похоже, не врала. Постараемся разобраться. Может быть, мистер Краун вспомнит что-нибудь полезное.
– Брайан еще ничего не знает. Думаю, сейчас не подходящее время ему рассказывать.
– Вероятно, – Уинн медленно кивнула. – Но рано или поздно ему придется узнать. Тем более, мне надо срочно с ним побеседовать. Впрочем, предоставьте все нам. У нас имеется опыт в делах подобного рода, можете поверить. Не в первый раз кому-то приходится узнавать, что его сын, дочь или родственник – убийца.
Вгляд Уинн сделался рассеянным, словно она вглядывалась во что-то очень далекое. И Джулия в очередной раз удивилась, как эта женщина может выполнять свою работу, ежедневно сталкиваясь лицом к лицу с худшими проявлениями человеческой натуры.
– А что с Эдной? – спросила Джулия. – Вы ее допрашивали?
– Еще допросим, – ответила Уинн и подняла глаза к потолку, что, как знала Джулия, означало плохие новости. – Эдну не нашли. Пока не нашли. Когда мы прибыли, обнаружилось, что ее машина отсутствует. Думаю, мы скоро ее задержим, она не могла далеко уехать.
– Надеюсь. Я чертовски сильно на это надеюсь. Мне очень не нравится мысль, что Эдна где-то тут бродит.
– Мне тоже, – кивнула Уинн и встала. – Вы пока отдыхайте и набирайтесь сил. Время нам предстоит нелегкое. Полагаю, пресса вновь вами заинтересуется, – она улыбнулась. – Только теперь вы превратитесь в героиню.
– Знаете что? – сказала Джулия. – Мне на это совершенно наплевать.
– Что же, я вас не виню, – ответила Уинн. – Мы будем на связи. Выздоравливайте, миссис Краун.
Глава 18
Месяц спустя
Джулия закрыла входную дверь и прошла в гостиную за Анной.
Дочь провела день с Брайаном. Впервые после исчезновения Эдны Анна осталась наедине с отцом. Он виделся с дочерью каждые выходные и только в присутствии Джуллии, потому лишь, что сам не чувствовал себя способным позаботиться о дочери. Анна осталась под опекой Джулии, с чем Брайан охотно согласился.
Джулию это не удивило.
Новость о том, что Эдна – убийца, ошеломила его. Он похудел, одежда висела на нем, как на вешалке. Волосы истончились, кое-где начала проглядывать седина. Взгляд стал пустым, безжизненным. Он словно постарел на десять лет. Джулия знала, что Брайан посещает психотерапевта, и, как она подозревала, не одного, но об этом она с ним не заговаривала. По-видимому, Брайан обсуждал это с Саймоном. Брат уже несколько раз приезжал к нему, и каждый день они общались по скайпу. Ну, хоть что-то хорошее, решила Джулия, подводя итоги случившегося. Остальное не радовало.
Например, она теперь не могла спать. Заснуть удавалось довольно легко, лежа с Анной в бывшей супружеской кровати, но долго проспать не получалось. В какой-то момент она просыпалась и лежала с колотящимся сердцем, вслушиваясь в скрипы и шорохи ночного дома: не залез ли кто-нибудь к ним, кто-то наподобие Эдны, жаждущей мести, жуткой Эдны с горящими глазами и молотком в руках?
Она пыталась успокоиться, потом не выдерживала, поднималась с постели, брала монтировку, которую теперь всегда держала на тумбочке, включала свет и шла обыскивать дом. Совершенно пустой дом.
«Это сейчас пустой, – думала она. – Пока Эдна до нас не добралась».
После чего так и лежала до утра, раз двадцать за ночь почти проваливаясь в сон, но просыпаясь от малейшего звука: стука дождя по стеклу или рева проезжающей мимо машины.
Еще были приступы паники. Вдруг, когда Джулия вела машину, ходила по магазинам или смотрела с Анной мультики, ее охватывала беспричинная тревога, сердце начинало стучать как бешеное, в голову лезли мысли, над которыми она была абсолютно не властна. Не то чтобы какие-то конкретные страхи, скорее – ужасное, кошмарное осознание того, что все, все пропало и вся ее жизнь катится под откос.
Чувство было всеобъемлющим. Ощущение психического расстройства сопрождалось настолько сильными головокружениями, что Джулия бывала близка к обмороку. Приходилось бросать то, чем она занималась, и прислоняться к чему-нибудь. Если она была за рулем, то останавливала машину и ждала, пока паника отступит.
По словам врача, такие несвоевременные выбросы адреналина – результат сбоя реакции «Бей, беги или замри», что совершенно неудивительно, учитывая случившееся с Джулией. Со временем это пройдет, уверял он.
Оставалось лишь на это надеяться.
Физически же она была в порядке. Бедро и спина еще немного побаливали, но заживали хорошо. С рукой же было хуже. Ей сделали уже три операции, и сейчас в кисти металла было куда больше, чем костей. По ночам рука сильно болела, но спать Джулии мешала не эта боль, с ней-то она уже сроднилась.
Она просто не спала, и все.
– Как там папа? – спросила Джулия. – Вы хорошо провели время?
– Хорошо, – ответила дочь, плюхаясь на диван. – Мы смотрели «Беламори».
– Кушать хочешь?
– Не-а. Мы с ним ели печенье.
– Ну, конечно. Печенье.
Пожалуй, на одну только Анну случившееся никак не повлияло. Она несколько раз спрашивала, куда пропала бабушка, но удовлетворялась объяснениями, что бабушка отправилась в путешествие и вернется не скоро. Она заинтересовалась ранами Джулии, но не тем, как мать их получила. Джулия знала, что со временем она должна будет все объяснить дочери, когда та станет старше. Но это будет потом.
– Ладно, – сказала Джулия. – Я пойду сделаю себе чаю. Вернусь через минутку.
Зайдя на кухню, включила чайник. На стойке валялась раскрытая воскресная газета, которую Джулия читала в тот момент, когда Брайан привез Анну.
«ЭДНА КРАУН ДО СИХ ПОР НА СВОБОДЕ!
История современного лорда Лукана еще на закончилась. Сбежавшая убийца и похитительница Эдна Краун до сих пор находится на свободе.
Прошел уже месяц после ее исчезновения, а полиция до сих пор не напала на след.
Нам неясно, почему, обладая всеми теми ресурсами, которые имеются в их распоряжении, полицейские не в состоянии отыскать доктора Эдну Краун, похитившую собственную внучку, а затем попытавшуюся убить мать девочки, свою невестку Джулию Краун. Немыслимо, что женщина смогла исчезнуть, учитывая современный пограничный контроль и сотрудничество силовых органов различных стран.
Высказывалось предположение, что Эдна Краун покончила жизнь самоубийством, не желая отвечать за содеянное. В последнее время эта гипотеза выглядит все более и более правдоподобной».
Джулия отложила газету. Ей очень хотелось, чтобы Эдну нашли. Чтобы можно было обрести уверенность в том, что та не бродит поблизости, высматривая Джулию и Анну. Только после этого Джулия смогла бы спать спокойно. А пока… Пока ей придется нелегко.
Она хотела, чтобы Эдну наконец обнаружили, живую или мертвую. Джулия взглянула на Анну, сидевшую на диване по-турецки и листавшую книжку про гномов.
«Лучше мертвую, – подумала она. – Мертвую. Лишь тогда все закончится».
Глава 19
Два месяца спустя
Мы стоим на пляже, под нашими обнаженными ступнями – теплый песок, перед нами – заходящее солнце. Мы смотрим в океанскую даль.
Мы убежали. У нас был план. Разумеется, на такой случай у нас был план. Сумка с вещами, наличные (доллары, бывшие в употреблении), два паспорта на различные имена – один американский, другой канадский.
Американку звали Бет Пауэрс, почтенную канадку – Нэнси Оулетт. Обоими паспортами пользовались в течение нескольких лет. Бет оказалась фанаткой Патагонии, где население одного небольшого городка знало ее как врача, время от времени к ним наезжающего. Нэнси предпочитала Таиланд, где помогала в одной местной клинике.
В этой клинике она и провела последние три месяца. И ни в чем не была замешана. У нее короткие, совершенно седые волосы. Зеленые глаза прячутся за толстыми линзами очков. Она совершенно не похожа на Эдну Краун. Просто удивительно, как, изменив всего несколько деталей, можно стать абсолютно неузнаваемой.
В клинике ей были рады. Прекрасный врач согласился работать за минимальную зарплату. Ровно столько, чтобы она не думала, что облагодетельствовала жителей этого городка.
Мы счастливы, что позаботились выдумать Бет и Нэнси и снабдить их документами до 9/11: тогда с этими штучками было попроще. Сейчас, чтобы получить паспорт, свидетельство о рождении и диплом о медицинском образовании, пришлось бы попотеть. Хотя мы бы все равно справились. Всегда найдется лазейка.
Большинство людей не понимает, что упорной работы, ума и таланта еще недостаточно. Чтобы все это принесло плоды, требуется настойчивость. Упрямство. Ради успеха мы готовы на большее, чем остальные. Именно поэтому всегда побеждаем. Наши же противники сдаются. Рано или поздно они ошибаются, а мы – тут как тут, готовые воспользоваться подвернувшимся случаем.
Готовые сделать все, что требуется. Этого-то и не понимают другие. Думают, они в безопасности, поскольку прочие разделяют их принципы. Не понимают, не могут понять, что некоторые, пусть и немногие люди, но такие есть, готовы их убить, обокрасть, нанести им вред, смести со своего пути во имя достижения цели. Вице-президент желает занять место президента компании и во имя своей цели сокращает рабочие места, лишая средств к существованию тысячи семей, погружая город вроде Детройта в руины.
Оправданно ли это? Разве справедливо, что на одной чаше весов – страдания тысяч, а на другой – более высокая зарплата для одного-единственного человека? Который и так богаче их всех, вместе взятых? Справедливо ли, что банкиры, не производящие ничего ценного, как пиявки, высасывают из общества все соки, положив себе жалованье в миллионы фунтов стерлингов за ничегонеделание? Конечно же, нет. Но вы думаете, им есть до этого дело? Справедливость в банк не положишь, им нужны только деньги, и они готовы сделать все, что могут, чтобы их заполучить, невзирая на прочих.
Нэнси как раз столкнулась с похожей ситуацией. Ей здесь нравится. Она чувствует себя как дома. Местные – добры, гостеприимны и, что особенно важно, уважительны. Но есть исключение. Одна из медсестер. Она нервирует Нэнси. Чересчур много болтает. Задает слишком много вопросов.
Она должна исчезнуть.
Ее убийство принесет двойную пользу. Нэнси избавится от докуки, а мы потренируемся, чтобы не терять навыки.
Нам необходимо совершенствоваться, поскольку у нас есть одно неоконченное дело.
Сучка Джулия.
Под именем Нэнси мы сняли номер в мюнхенском отеле. Затем – поездом до Парижа, и на пароме в Дувр.
Мы собираемся сделать всю работу вечером в пятницу. Убить Джулию в ее же собственном доме. Пройдет как минимум день или два, прежде чем ее хватятся. Кому беспокоиться, если ни она, ни Анна не покажутся до понедельника?
К этому времени мы уже давно будем в Мюнхене. Обратный билет взят на воскресный вечер.
Точнее, два билета. Один взрослый, другой детский.
Потому что мы не собираемся возвращаться в одиночестве. Мы вернемся в приятной компании. Мы представляем, как все будет:
– Привет, это моя внучка Роза. Она будет жить со мной. Ее мать недавно умерла.
По крайней мере последнее утверждение – абсолютно истинно.
Мы смотрим на солнце и улыбаемся. Хорошо, когда есть план. Приятно знать, что случится совсем скоро.
Роза. Так звали нашу мать. Хорошее имя. Мы хотели, чтобы внучку звали именно так. Брайан был не против, мы это знаем, но его женушке идея сразу не понравилась. Она предпочла имя Анна. Просто так. Не потому, что это какое-то фамильное имя, а просто потому, что оно ей очень нравилось. Ну, и чтобы досадить нам.
В итоге девочка все равно станет Розой. На место Анны придет Роза.
Продолжая улыбаться, мы идем по пляжу, под обнаженными ступнями – теплый песок. Возвращаемся на тропинку, ведущую к небольшой хижине, ставшей нашим домом, нашим убежищем.
На крыльце кто-то стоит.
Треклятая медсестра. Мы улыбаемся еще шире. Улыбка совершенно искренняя – вот он, шанс. Если выяснится, что никому не известно, куда она отправилась, то она исчезнет.
– Привет-привет, – говорим мы. – Чем обязаны такому визиту?
Она кланяется, как это принято у тайцев. Затем поднимает руку и машет куда-то влево. Слышится шум, и к нам подъезжает машина.
Полицейская машина.
Оттуда вылезают три таиландских полицейских. Двое – с оружием. Они выглядят нервно. Плохой признак. Третий – их начальник. Он подходит и спрашивает что-то по-тайски.
Мы не понимаем. Он повторяет.
Затем замолкает.
– Эдна Краун? – рявкает он. – Эдна Краун?
Мы киваем.
Он морщится и жестом приказывает нам вытянуть руки.
Мы подчиняемся. Он достает наручники и защелкивает их у нас на запястьях.
Мы улыбаемся. Они нас сцапали. Пока. Нас отвезут домой, будут судить. Газеты будут радоваться нашей поимке.
Но их радость окажется преждевременной. Ничего еще не закончилось.
Все еще далеко не закончено.
Глава 20
Час спустя
Час спустя телефон Джулии ожил. Звонила инспектор Уинн.
С хорошими новостями.