Когда брачная церемония закончилась, Розелла поднялась в открытое ландо и села напротив Луизы. Маргарита, ехавшая с ними в церковь, отправилась на свадебный прием в экипаже графа де Вайи, который первым следовал за каретой жениха и невесты.

Луиза, помахивая рукой в белой перчатке остальным гостям, еще ожидавшим свои экипажи, поудобнее устроилась на подушках перед короткой поездкой до особняка де Вайи. Она даже не попыталась заговорить с Розеллой и демонстративно отвела глаза. Они ехали молча, держа в руках кружевные зонтики, украшенные оборками и лентами.

Розелла предвидела подобное проявление враждебности, зная, что семейная злоба и ядовитая зависть наверняка должны достичь новых высот в день свадьбы Себастьена, день, который мог бы стать триумфальным и для де Луимонтов, и для де Вайи. Софи кивнула Розелле в церкви ради приличия, выдавив притворную улыбку. Арман поклонился с учтивостью неприятеля во время перемирия. Жюль, бывший шафером Себастьена, только бросил взгляд в ее направлении. Розелла впервые увидела его после того дня, когда он продал ей Талейрана. Девушка была уверена, что деньги, которые она просила у месье Батальяра, дошли до него быстро, иначе Жюль явился бы к ней узнать, в чем дело. К тому же, Розелле не хотелось, чтобы он передумал продавать гнедого.

Маргарита, величественная и изысканная, вела себя по отношению к Розелле так же, как и в любой другой день, но она словно спряталась за рассеянным, слегка отсутствующим взглядом, который с годами, кажется, стал для нее естественным. Красивое лицо оставалось ясным и безмятежным, будто все неприятное и раздражающее Маргарита отложила в сторону. Розелла, полная сострадания, поняла, что мадам де Луимонт предалась удовольствиям праздника, не посмев обратить внимание на его темные и ужасные стороны, на то, что разрушена, возможность настоящего счастья для ее любимого сына.

Сам Себастьен, серьезный и сдержанный, смотрел только вперед, даже когда произносил брачную клятву. Сердце Розеллы разрывалось при виде его широких плеч и иссиня-черных вьющихся волос. Клодин, одетая в атласное платье цвета слоновой кости, сплошь расшитое жемчугом, не отрывала от жениха обожающего взгляда и прямо светилась от счастья. Длинная фата ниспадала белым облаком, а голову невесты украшал венок из восковых апельсиновых цветов.

Ворота особняка де Вайи были широко открыты. Местные жители, которые не ходили в церковь или не стояли вдоль дороги, собрались у ограды, чтобы полюбоваться въездом во двор виллы свадебного кортежа. Жених и невеста получили одобрительные приветственные восклицания, граф – поклоны и реверансы, а гости стали мишенью для колкостей. Оттуда, где стояли женщины, слышался оценивающий шепоток, когда мимо проплывала особо красивая шляпа или капор.

Свадебный ленч был приготовлен на пять сотен гостей. На лужайке, спускающейся к озеру с лебедями, стояли длинные столы буквой «Е». Между деревьями висели гирлянды цветов. На специальном помосте играли музыканты. Солнечные лучи весело плясали на смычках скрипок и отражались от широких виолончелей. Шампанское лилось рекой. Со всех сторон слышался смех и оживленная болтовня.

Со своего места во главе стола Розелла могла видеть новобрачных только наклонившись вперед. Но когда Себастьен встал, чтобы произнести ответный тост, она прекрасно рассмотрела его. Он говорил без запинки, серьезно и учтиво, но с легким пренебрежением по отношению ко всей публике. По крайней мере так показалось Розелле, хотя, похоже, никто больше не заметил этого. В конце тоста гости сердечно аплодировали ему. Когда Себастьен садился, его взгляд случайно упал на обращенное к нему лицо Розеллы. И хотя она сразу же отвернулась, ей хватило времени, чтобы увидеть вспыхнувший в его глазах огонь.

Гости вышли из-за столов, и музыканты заиграли танцевальные мелодии. Но пока никто не вышел на круглую площадку под розовым куполообразным навесом. Себастьен и Клодин первыми открыли танцевальную часть праздника. Переливающийся шлейф платья невесты был прикреплен специальной петелькой к ее мизинцу, белая фата кружилась вместе с новобрачными в медленном вальсе. Это стало сигналом для остальных, и вскоре жениха и невесту скрыли от наблюдателей другие пары.

Танец закончился, Себастьен проводил Клодин к ее отцу, который пригласил дочь на следующий вальс. Не глядя по сторонам, точно зная, где стоит Розелла, Себастьен направился прямо к ней и без приглашения потащил на площадку.

Они танцевали, не обмолвившись ни словом, но все говорило ей о его чувствах: нежные прикосновения к ее пальцам, пылающие взгляды и слишком крепкие объятия. Танец закончился, но он не позволил девушке уйти с площадки. Его рука железной хваткой обвилась вокруг талии партнерши, и он кивком приказал музыкантам играть дальше без перерыва.

– Нет, Себастьен! – поспешно запротестовала Розелла. – Нам нельзя танцевать вместе второй раз…

Но Себастьен словно не слышал. Он прижал ее к себе и закружил в следующем танце. Зрители на краю площадки стали поворачивать головы в их сторону, бросая любопытные взгляды, многие начали шептаться о них. Однажды Розелла увидела, как рядом в облаке фаты промелькнуло радостное, но слегка озадаченное лицо Клодин, а потом все танцующие смешались в водовороте красок, среди которых она и Себастьен продолжали вальсировать, будто никогда не собирались останавливаться.

– Пожалуйста, позволь мне уйти, – взмолилась Розелла, когда танец близился к завершению, но Себастьен не отпустил бы ее, если бы не вмешался Филипп. Она не заметила его ни в церкви, ни за столом. Но с последними звуками вальса Филипп подошел к ним и протянул руку Розелле, не оставив Себастьену шанса удержать ее.

– Этот танец мой, – сказал Филипп Розелле, его решительный вид говорил о том, что Себастьену не удастся оттолкнуть нового претендента.

– Я бы хотела отдохнуть, – произнесла девушка.

Дело было не только в том, что она желала как можно скорее спрятаться от направленных на нее взглядов, но и в том, что она ужасно страдала от ушибов после падения с лестницы. Каждый шаг причинял ей боль.

Розелла повернулась, чтобы уйти с площадки, но Филипп не отпустил ее руку и снова повернул девушку к себе лицом.

– Не сомневаюсь, что вы бы желали отдохнуть, – холодно начал он, – но вы все-таки потанцуете со мной. И будете танцевать до тех пор, пока каждый язвительный язычок вокруг не засплетничает о нас и это маленькое скандальное происшествие с женихом не будет окончательно забыто!

– Я не буду больше танцевать!

– Вы хотите, чтобы невеста начала свой несчастный брак с уже готовыми подозрениями?

– Но они беспочвенны!

– Тогда давайте подтвердим, что ей не о чем печалиться в первую брачную ночь. Розелла, музыка началась.

Они танцевали с Филиппом, пока Розелла не испугалась, что вот-вот упадет. Ушибленные места ужасно болели, казалось, каждая клеточка ее тела протестует против любого движения. Филипп открыто флиртовал, заставив зрителей поменять свое отношение к Розелле. Когда она танцевала с Себастьеном, взгляды окружающих были резкими и осуждающими, а теперь стали терпимыми, заинтересованными и назойливо любопытными. Украденный Филиппом поцелуй не остался незамеченным. Брови наблюдателей удивленно поползли вверх, ведь подобное поведение на свадьбе было равносильно объявлению, что вскоре состоится еще одна.

Луиза с ревностью смотрела на экстравагантную пару. Она надеялась провести весь праздник в компании Филиппа. Когда Луиза освободилась от обязанности сидеть во главе стола с семьей и почетными гостями, она немедленно разыскала Филиппа. Уже тогда он казался немного озабоченным. Разговор не мог привлечь его внимания, и как ни старалась Луиза заинтересовать мужчину, у нее снова появилось неприятное ощущение, что он скучает. Как он смеет скучать! Она не обязана проводить с ним время. В море полно рыбы, можно любую выбирать. Но другие ей не нужны. Она хотела Филиппа.

Луиза хотела его с той минуты, когда впервые увидела прошлым летом. Ненадолго она поверила в свое счастье. Но он снова уехал осенью назад в Париж, к радостям тамошней жизни, оставив ее в замке с матерью, которая обращалась с ней, как с милой услужливой служанкой, Жюлем, чью очередную подружку она ненавидела больше предыдущих, и Себастьеном, занятым ухаживанием за Клодин.

Зима показалась ей бесконечной. Луиза переступила через гордость и написала ему. Филипп ответил в учтивой, дружеской манере, словно его письмо предназначалось и для других, даже не намекнул, помнит он или нет о нескольких летних поцелуях. Но разве он обязан? Не только она желала остаться наедине с ним в тенистой оранжерее или выйти вдвоем в залитый лунным светом сад, когда музыка из открытых окон дома выплывала в ароматную теплую ночь. Мужчины, подобные Филиппу, пользовались большим спросом. Временами Луиза почти ненавидела его за умение ускользнуть от ее пленительных чар. В подходящие моменты она из кожи вон лезла, чтобы увлечь Филиппа, зная, что он не относится к категории средних мужчин, которые считают ее драматическую красоту де Луимонтов и сильный характер слишком пугающим сочетанием.

Наблюдая, как Филипп нахально флиртовал с Розеллой, Луиза внутренне пылала. Когда он двинулся к танцевальной площадке, она подумала, что приглашение последует ей. Но вместо этого Филипп вежливо извинился и оставил ее разговаривать с подошедшими гостями. Следующая увиденная сцена поразила Луизу. С незаконнорожденной внучкой Андрэ Каделя танцевал уже не Себастьен, а Филипп. Казалось, Розелла не очень-то радовалась. Она была бледной, как полотно, и напряженной, натянутая улыбка явно давалась ей с трудом. Хотя, возможно, те, кто не знал Розеллу, не заметили этого.

Закончился очередной танец, и Луиза увидела, что на сей раз они не собираются продолжать танцевать. Она поспешила вперед, намереваясь встретиться с Филиппом на выходе с площадки. Розелла слегка прихрамывала. Он сказал ей что-то, и они изменили направление. Это было сделано, не нарочно, так как Луиза знала, что Филипп не видел ее, но тем не менее ревность душила гордячку. Она начала пробираться сквозь толпу гостей, собравшихся вокруг площадки, стараясь не упустить из вида высокого Филиппа и шляпу Розеллы. Но знакомые постоянно отвлекали Луизу, и когда она добралась до противоположной стороны, этой пары уже нигде не было.

Следом за Луизой шел Жюль. Он выпил немало шампанского, но смог уловить направление взгляда сестры и заметил, что происходившее на танцевальной площадке заставило ее лицо напрячься и побледнеть, превратив рот в жесткую недовольную линию.

– Тебе надо быть повнимательней, Лу-Лу, – начал он ехидно, называя ее детским именем, – а не то Филипп ускользнет из твоих рук. Вот так-то. Если, конечно, ты вообще когда-нибудь держала его.

Если бы они находились в любом другом месте, Луиза ударила бы его по худому насмешливому лицу со всей силой своей ярости. Но она сдержалась и, понизив голос, злобно прошептала:

– Иди к черту! – И решительно зашагала прочь.

Розелла в изнеможении опустилась на каменную скамью в залитом солнцем парке, где прогуливались еще несколько гостей. Филипп взял с подноса проходившего мимо официанта два бокала шампанского, но она бы отказалась, если бы не его настойчивая просьба сделать несколько глотков.

– Вы выглядите, словно с вашего лица кто-то стер все краски жизни. – Филипп сел рядом. Он больше не флиртовал с ней и не собирался флиртовать, когда вокруг не осталось любопытных зрителей. Он был абсолютно серьезен. – Я и понятия не имел, что танцы вас так утомляют. Только когда почувствовал, как вы спотыкаетесь, понял, что вам действительно нужно отдохнуть. В чем дело? Вы больны? Вам дурно?

Розелла сделала глоток шампанского и покачала головой. Она радовалась, что хотя бы столько смогла удержаться на ногах, чтобы отвлечь внимание от поведения Себастьена. Если бы все продолжалось в том же духе, Клодин испытала бы много горя. Розелла не знала, как бы ей удалось вырваться из объятий Себастьена без своевременного вмешательства Филиппа.

– Обычно я могу танцевать часами – господь свидетель, как я мечтала о такой возможности во время уроков танцев в школе! – но прошлой ночью я упала с лестницы.

– Где?

Она не собиралась говорить об этом, но так сильно устала, что ей казалось проще ответить, чем уклониться от расспросов.

– В западной башне. У меня там спальня.

– В башне призраков? Розелла печально улыбнулась.

– Вы тоже знаете легенду, не так ли?

– Ваш дедушка рассказал мне ее, когда мы говорили о замке в мой последний приезд на Мартинику. Я всегда сожалел о продаже земель моего отца и нашего старого дома на острове. Но в то время мне нужно было развивать свой маленький торговый флот, менять парусники на пароходы, и я добывал деньги, где только мог. Поэтому когда Андрэ Кадель собрался продать свое поместье, я очень заинтересовался. Он был гостеприимным человеком, и я часто надолго останавливался в его доме.

Розелла наклонила бокал, рассматривая пляшущие пузырьки.

– Каждый раз, когда дедушка приезжал во Францию, я лелеяла надежду, что он возьмет меня на Мартинику, но Андрэ никогда не предлагал, а я не осмеливалась просить. Тогда я не знала, что была не просто его подопечная. – Она подняла голову. – Как он выглядел, когда вы встретились в последний раз? Его здоровье пошатнулось уже тогда?

Филипп задумчиво кивнул.

– Андрэ очень похудел и впал в депрессию, хотя старался скрыть свое состояние. Три поколения Каделей управляли плантацией и жили в большом доме с верандой. Ему не хотелось оставлять все это. Он знал, что, покинув остров, никогда больше не увидит Мартинику.

– Из письма, которое вы оставили в отеле, я, конечно, знаю, что вы имели представление о моем существовании. Андрэ когда-нибудь говорил вам обо мне? – Розелла откинулась назад. – Именно это я хотела спросить с того самого дня, когда вы пообещали рассказать мне о дедушке.

Филипп взял у нее бокал с шампанским, видя, что она не собирается больше пить, и поставил его на землю рядом со своим пустым. Потом он положил руку на спинку скамейки позади Розеллы.

– Андрэ действительно говорил о вас. Причем несколько раз. У него хранилось много ваших фотографий, но среди них не было ни одной достаточно новой. Поэтому-то я и не связал фотогеничного ребенка с красивой девушкой, которую увидел сначала на гостиничной лестнице, а потом на балконе.

Розелла не отреагировала на комплимент, она думала сейчас только о дедушке.

– Моя мать сбежала с Мартиники вместе с моим отцом. Думаю, поэтому Андрэ никогда не возил меня туда.

– Она убежала? Полагаю, вы правы. Кажется, Андрэ печалился, что вы все еще томитесь в школе, но, когда я спросил, почему бы не послать за вами, он покачал головой и сказал, что острова – не подходящее место для юных девушек.

– Вы считаете, он из-за меня решил вернуться во Францию?

– Естественно, его очень заботило ваше благополучие, но сердце Андрэ пошаливало уже давно. Вы не должны думать, будто он прожил бы дольше, если бы остался на Мартинике. Уже когда я прощался с ним, у меня возникло горькое предчувствие, что его дни сочтены. Конечно, мы постоянно поддерживали связь из-за дел, которые я вел для него в Париже, и, когда он радостно написал, что вскоре отправится домой во Францию и сообщил дату приезда, я сделал вывод из письма, что здоровье Андрэ улучшилось. Увы!

– Никогда не забуду те кошмарные дни, когда я ждала дедушку, – мрачно произнесла Розелла.

Филипп наклонился вперед.

– Если бы я только не поторопился с глупым отъездом из Парижа! Тогда бы мы встретились, и встретились бы в тот самый день, когда я предпочел оставить письмо вместо того, чтобы дождаться вас. Но я полагал, что маленькая школьница, которую сопровождает воспитательница, не больше меня знает о дате приезда Андрэ. В тот момент я оказался в затруднительном положении, так как предложил погостить у меня в деревне приятелю-судовладельцу и его жене, которую я никогда не встречал. Они хотели найти дом в долине Луары, и я не мог больше откладывать отъезд. Примчавшись сюда, я получил сообщение, что они передумали и едут в Прованс.

Филипп весело ухмыльнулся, словно капризы неизвестной дамы не причинили ему неудобств. Розелле его рассказ показался восхитительным. Значит, она оказалась права. Вовсе не умопомрачительное желание снова увидеть Луизу заставило Филиппа в такой спешке покинуть Париж.

– Прованс чудесен, – горячо воскликнула Розелла. – Однажды с дедушкой я побывала в Сент-Тропезе и еще нескольких городах Прованса. Больше всего мне запомнились запах розмарина, лаванды и чабреца, доносившийся со скалистых холмов, черные кипарисы и живой цвет моря. – Я согласна с женой судовладельца и предпочитаю Прованс долине Луары.

– Интересно, почему? – с любопытством спросил Филипп, опершись подбородком на руку. – Не от того ли, что долина Луары для вас означает замок де Луимонт, а замок означает несчастье?

Розелла кивнула.

– Когда я представляю себе карту Франции, один район для меня темнее остальных. Это место, в которое я надеялась никогда не возвращаться. Я не могла даже вообразить, что судьба распорядится столь неожиданно и снова забросит меня сюда.

– Весьма трагично, – произнес Филипп с глубокой серьезностью, – что вам приходится испытывать такую враждебность к одному из самых красивых уголков всей Франции.

– Глазами я вижу здешнее великолепие, – печально объяснила Розелла, но мое сердце настроено против.

– Следовательно, вы ничего не видели по-настоящему, – сказал он, взглянув на Розеллу полупытливо, полузагадочно. – Что связывает вас столь тесно с прошлым? Что делает для вас невозможным посмотреть на жизнь глазами взрослой молодой женщины? Когда вы вырветесь из своей клетки?

Слова Филиппа задели за больное место. Он прав. Розелла – пленница собственных эмоций. Только она одна знает, что башенная комната символизирует все давно ушедшее: любовь, страх, страдания. И держит ее в плену.

– Может быть, я потеряла ключ, – нерешительно проговорила девушка.

Вполне вероятно, что замок будет удерживать ее до дня смерти. Возможно, свобода выбора уже ускользнула от нее. Если стены башенной комнаты когда-нибудь сомкнутся и обрушатся, в минуту своего конца она познает ужас, но не удивление.

– Не думаю, Розелла.

Девушка медленно подняла голову, отбросила назад упавший на лицо локон и взглянула в глаза Филиппу. Сердце потеплело от искренней веры в ее силы, прозвучавшей в его голосе. Неужели в Филиппе она нашла человека, которому можно по-настоящему доверять? Человека, к которому можно обратиться, как к надежному другу?

Только сейчас Розелла заметила, что пока они разговаривали, день подошел к концу, уступив место чудесному вечеру. Небо стало бледно-лимонным, а на каждом дереве зажглись разноцветные фонарики. Девушке показалось, она могла бы остаться в этом тихом саду всю ночь, слушая доносящуюся издалека музыку, вдыхая аромат цветов.

Она робко улыбнулась Филиппу.

– Вы даете мне поддержку.

На его лице отразилось удовольствие.

– Это хорошо. Я рад.

Все вокруг них пришло в движение. Гости выходили из нижнего сада, снова направляясь на лужайку перед особняком. На фоне пастельного неба возник силуэт Луизы. Она стояла на верхней ступеньке, украшенной флажками лестницы.

– Ах вот вы где, Филипп. – Ее голос прозвенел легко и радостно, неестественность тона резанула слух Розеллы. – Невеста и жених уезжают. Пойдете проводить их?

Розелла встала вместе с Филиппом. Луиза болтала с ним, когда втроем они влились в поток гостей, направлявшихся к экипажу новобрачных. Собралась веселая возбужденная толпа, и в лучах заходящего солнца из дома вышли новобрачные. Клодин, переодевшаяся в дорожный костюм изумрудно-зеленого цвета, словно прелестная маленькая птичка бросилась вперед поцеловать в обе щеки свекровь. Ближайшие друзья обняли ее и расцеловали, и в последнюю очередь она повернулась к отцу. Себастьен попрощался с матерью, пожал множество рук, но его глаза беспокойно метались по толпе.

Розелла отпрянула назад, стараясь скрыться за другими гостями, ведь она прекрасно знала, кого он искал. Но когда Себастьен и Клодин сели в карету, он оказался как раз с той стороны, где стояла Розелла. Она бы попятилась еще дальше, но Филипп воспользовался давкой и обвил рукой талию девушки. Себастьен приказал отправляться, сгорая от нетерпения положить конец маханию платочками и бросанию лепестков. Под стук копыт четверки вороных, радостные крики и аплодисменты молодожены отправились в свадебное путешествие.

Экипаж проехал в нескольких футах от Розеллы, и Себастьен увидел ее. В темных глазах мелькнуло обещание, что между ними ничего не кончено, и неважно, как она будет бороться против этого. Потом Розелла в последний раз поймала восторженный взгляд Клодин, и карета скрылась за деревьями.

– Я отвезу вас домой, – бесцветным тоном произнес Филипп.

Розелла повернулась к нему и поняла, что он разгадал значение прощального взгляда Себастьена. И она поняла еще кое-что: ее надежды на дружбу с Филиппом потерпели крушение. Он хотел большего, чем дружба, и не собирался уступать Розеллу Себастьену или кому-то другому. В его планы входило завоевать ее только для себя.

Никогда еще замок не казался таким мрачным и пустым. Розелла осознала, что раньше надеялась на мимолетные встречи с Себастьеном, каждый раз получая крошечное вознаграждение за то, что сознательно избегала столкновений, которые могла бы подстроить так легко.

Она раздумывала, сколько часов прошагал он по комнате в ночь перед свадьбой, зная, что любовь к ней становится все сильнее вместо того, чтобы уменьшаться. И не важно, что он пытается сдержать свои чувства. Розеллу по-настоящему встревожило то, что Себастьен словно внезапно забыл о своих твердых принципах. Он отбросил в сторону здравый смысл и осторожность, танцуя с ней у всех на виду. Ей оставалось только надеяться, что Себастьен станет больше обращать внимания на свою молодую жену, чем в первые недели после приезда Розеллы в замок. С другой стороны, он может вернуться, твердо решив возобновить осаду. Эта мысль напугала Розеллу. К тому же, замок предупредил ее о надвигающейся беде.

Иногда при случайных встречах в саду или на лестнице Маргарита в своей отстраненной рассеянной манере сообщала новости о молодоженах.

– Себастьен покинул Швейцарию. Они с супругой отправились в Баден-Баден. Правильно, Софи? – сказала она однажды утром, повернув голову к младшей дочери.

– Нет, мама. В Германии они были на прошлой неделе. А сейчас на две или три недели остановились в Люцерне.

– Ах, да. – В голосе Маргариты прозвучала нота разочарования, как всегда, когда дочери чем-нибудь действовали ей на нервы. – Так много путешествуют. Туда, сюда, повсюду.

Маргарита направилась в сторону сада, Софи следовала за ней. Розелла, повернув к конюшне, задумчиво нахмурилась. Интересно, видят ли Софи и Луиза, что их матери стало хуже с тех пор, как уехал Себастьен, будто у нее забрали жизненно важную опору.

С ужасом Розелла однажды заметила, что Маргарита одела одну кремовую, другую белую перчатки, а к платью прикрепила две драгоценные броши, которые обычно не надевают раньше вечера. Возможно, кому-то такая мелочь показалась бы незначительной, но в случае с элегантной, рожденной в Париже Маргаритой, всегда безупречно одетой, это свидетельствовало о новом глубоком сдвиге. Отказываясь от ежедневной прогулки с Софи, Маргарита проводила долгие часы в тени деревьев, откуда была видна извилистая дорога к замку, словно ожидала возвращения сына. Она сидела, сложив руки на коленях, и смотрела на мир, как зачарованный персонаж какой-нибудь картины, неподвижная и молчаливая на фоне густой зеленой листвы.

Софи никогда сама не разговаривала с Розеллой, а Луиза вообще не замечала ее, поэтому, основываясь на крупицах информации, полученной от Маргариты, девушка отмечала путь Себастьена и Клодин на большом глобусе в библиотеке, втыкая булавку в место их пребывания. Когда ей стало известно, что в Ницце молодожены наняли яхту, Розелла посмотрела на голубое пятно Средиземного моря и медленно крутанула глобус, словно ласково отправляла их в плаванье и одновременно пыталась разорвать невидимые нити, связывающие ее с Себастьеном. Они натянулись, но не порвались.

Месье Батальяр приехал в замок, чтобы посмотреть, как устроилась Розелла и уладить финансовые дела. Он неодобрительно покачал головой, узнав о ее намерении делить доход от поместья с Себастьеном и остальными де Луимонтами.

– Слишком много! Слишком! Вы понимаете, чего хотите?

Розелла решительно кивнула.

– Пусть будет так, как я сказала, месье Батальяр.

Адвокат уехал, все еще осуждая расточительность клиентки и пообещав вернуться после приезда месье де Луимонта.

Перестройка западного крыла близилась к завершению. Чтобы отдохнуть от шума, Розелла дважды в день выезжала на Талейране, ненадолго испытывая чувство освобождения от замка. Она скакала по холмам и лесам, не встречая ни одного живого существа. Талейран был все еще очень нервным, быстро возбуждался при любом неожиданном звуке, но Розелла знала, что он любит новую хозяйку. Как только девушка появлялась в конюшне, гнедой всегда начинал нетерпеливо бить копытом, показывая, что хочет побыстрее отправиться на очередную прогулку.

Два раза Филипп ездил с ней, но они встречались случайно, когда он замечал Розеллу издалека во время своих поездок верхом и присоединялся к одинокой всаднице. Розелла также встретила его на нескольких вечеринках, но всякий раз у нее был собственный экипаж, и она вежливо отказывалась от предложений Филиппа проводить ее домой. Обычно Луиза присутствовала на тех же приемах и умело удерживала его возле себя, почти не оставляя ему возможности вырваться. Она завлекала Филиппа в круг других гостей и опутывала невидимой паутиной светского этикета, не позволявшего ему покинуть собеседников. Его беспокойство выражалось во множестве взглядов, которые он бросал в сторону Розеллы, особенно когда ее охотно развлекали холостые мужчины. Она никогда не поощряла его желание быть рядом с ней при любом удобном случае, но Филипп не собирался отступать. В конце концов он поймал Розеллу в ловушку, пригласив на бал, который должен был так или иначе прояснить их отношения.

Филипп добрался до парка вокруг замка по дороге через реку и переходил через лужайку, когда Розелла прощалась с наносившими ей визит тремя дамами. Она принимала их в тенистом саду и получила истинное удовольствие от общения. Фаэтон с гостями уехал, и Розелла решила вернуться в сад, чтобы немного посидеть среди роз. Вдруг на тропинке появился Филипп и преградил ей путь. Он стоял, широко расставив ноги и положив руки на бедра, в извечной мужской позе, говорящей о готовности к конфликту, словесному или физическому.

– Луизы нет дома, – сказала Розелла, умышленно подчеркивая, что знает, зачем он пришел. – Она уехала около получаса назад.

– Я не с визитом к де Луимонтам. – Лицо Филиппа было весьма серьезно. – Мне хотелось увидеть именно вас. Я кое-что должен сказать.

– О? – Розелла направилась к саду, Филипп шагал рядом. – Так что же?

– Я думал, во время нашего разговора в день свадьбы Себастьена между нами сложились особенные отношения. Мне казалось, что вы доверяете мне.

– И сейчас доверяю. Я не изменила своего мнения. А вы вообразили обратное?

– После того вечера вы любыми способами избегаете меня. Я чем-то обидел вас?

Розелла остановилась, расстроенная, что Филиппу пришлось долго раздумывать и мучиться, какой же промах он совершил.

– Конечно нет! Но… но обстоятельства… – ее голос дрогнул, Розелла не знала, что сказать.

Филипп взял ее руку, и они пошли дальше.

Он заговорил с осторожной, но подчеркнутой выразительностью.

– Мне не известны никакие обстоятельства, способные разлучить нас. Мы оба свободны выбирать тех, с кем хотим встречаться. Я приехал на виллу за несколько дней до вашего прибытия в замок и на всех светских праздниках появлялся в одиночестве. Мне наскучило это! И вы прекрасно знаете об этом. Вы также знаете, что я хотел бы видеть вас чаще. Но всякий раз, когда я пытался навязать вам свою компанию, вы находили предлог для отказа. – Филипп посмотрел на Розеллу из-под приподнятых бровей и заметил ее полусмеющийся взгляд. – Полагаю, вам известно, что я хотел встречаться с вами с того момента, как вы вошли в садовую комнату в день приезда… или, если быть до конца правдивым, с тех пор, когда впервые увидел вас на лестнице отеля «Лувр».

Они дошли до розария и скрылись за живой изгородью бордовых бутонов. Розелла высвободила свою руку из ладони мужчины и направилась к солнечным часам в центре цветочных клумб. Филипп сказал то, что ей давно известно: если бы она захотела, они бы вместе провели лето, если бы отказалась, никто не выиграл бы от этого, потому что Луизу и Филиппа ничто не связывает. Он относится к ней так же, как и к любой другой девушке, охотно кокетничающей с ним при первой возможности.

Сзади послышались шаги Филиппа. Он сорвал две розы, одну из которых закрепил в волосах Розеллы, вторую – у себя в петлице, и лучезарно улыбнулся. Девушка радостно улыбнулась в ответ.

– Вряд ли я приняла бы приглашение от незнакомца в холле гостиницы, но теперь мы достаточно хорошо знакомы.

Его улыбка стала еще шире. Он положил руки на теплый камень солнечных часов и наклонился, чтобы лучше видеть ее лицо.

– Скоро состоится летний благотворительный бал. Розелла, приходите и танцуйте до рассвета со мной.

– Я согласна. С удовольствием.

Филипп одобрительно кивнул, все еще не сводя с нее глаз. В его взгляде читалось восхищение. Розелла подняла руки, чтобы получше закрепить розу, от провокационного движения тонкая муслиновая ткань рукава натянулась, приоткрыв худенькие локти. Филипп обошел вокруг солнечных часов и обнял Розеллу за талию. Она замерла, зная, что он вот-вот поцелует ее, ее тонкие пальцы застыли у стебелька розы. Губы Филиппа приблизились к ее губам. Этот жаркий поцелуй не скрывал страстного желания, он, как печать, скрепил невысказанную договоренность провести лето в компании друг друга. Поцелуй предупреждал, что Розелла не сможет больше сдерживать чувства Филиппа, и говорил о любви.

Мужчина медленно оторвался от ее губ, так медленно, что даже последнее прикосновение показалось нежнейшей лаской. Он протянул руки к цветку в волосах Розеллы.

– Позволь мне сделать это, – мягко произнес он, глядя ей в глаза.

У Розеллы мелькнула мысль, что всю оставшуюся жизнь запах бархатисто-темных роз будет напоминать ей этого мужчину и этот головокружительный поцелуй среди восхитительных цветов.

Они довольно долго говорили, устроившись за столиком в тени деревьев. Филипп многое рассказал ей о Мартинике, и Розелла смогла представить белый дом на плантации, где выросла ее мать. И только когда они направились к главному входу в замок, разговор снова коснулся бала. Договорившись о времени, когда он заедет за ней, Розелла и Филипп расстались на ступенях крыльца.

Девушка вошла в замок и сразу же мысленно вернулась к приглашению Филиппа. Даже если бы она не хотела соглашаться, было бы ужасно трудно отвергнуть возможность провести всю ночь вдалеке от замка. Девушка ничего больше не слышала в башенной комнате после той кошмарной ночи, когда упала с лестницы, но постоянно жутко боялась, что все повторится.

Она не могла больше спокойно спать, все время просыпалась и прислушивалась, ее сердце бешено колотилось, а руки сжимали тонкие простыни. На всю ночь Розелла оставляла горящую лампу, но пляшущий огонек часто создавал причудливые тени. Из драпировки получался монах в капюшоне, из ленты – протянутая рука, а из-за приоткрытой дверцы шкафа выглядывала женщина. Теперь она не оставляла ничего лишнего на ночь, приказывая убирать даже пеньюар или тапочки. Розелла заметила, что стала быстро терять терпение, если Мари забывала исполнить ее просьбы и, к примеру, неплотно задвигала ящик комода, от чего появлялись новые тени. Она знала, что Мари понимает причину страхов хозяйки и старается изо всех сил, но горничная влюбилась в молодого конюха, ухаживающего за Талейраном. Счастье сделало девушку беззаботной и временами забывчивой, от чего Розелле иногда приходилось напрасно тревожиться.

– Ты больше часа была в розарии с Филиппом! – Обвиняющий голос Софи раздался с середины главной лестницы.

– Полагаю, так оно и было, – спокойно ответила Розелла, поднимаясь по ступеням.

– Наедине!

– Не думаю, что это дает повод для расспросов.

– Я не согласна! У тебя в волосах роза, как у проститутки!

Розелла проигнорировала оскорбление, не понимая, что ее спокойствие только усиливает раздражение Софи. Она поравнялась с крикуньей и хотела пройти мимо, но та схватила ее за руку повыше локтя и дернула, заставляя остановиться. Роза выпала из волос Розеллы, и Софи каблуком раздавила нежные лепестки, злобно втоптав цветок в ковер.

– Софи! – с гневным протестом воскликнула Розелла.

Младшая дочь де Луимонтов яростно тряхнула руку девушки.

– Почему бы тебе не держаться подальше от Филиппа? Луиза рассказала мне, что на свадьбе Себастьена ты затащила его в укромный уголок парка. А на вечеринках всегда добиваешься, чтобы он танцевал только с тобой.

– Ты ошибаешься. – Розелла вырвала свою руку.

– Ты врешь! – злобно закричала Софи. – Прошлым летом Луиза безумно влюбилась в Филиппа. Она жила ожиданием его возвращения. Ты все разрушила.

– Предполагаю, Луиза так и думает.

– Не прикидывайся невинной овечкой. Ты специально хочешь увести его от нее.

– Неправда! – Розелле снова пришло в голову, как верно ее сравнение де Луимонтов с тиграми. Это настоящие тигры в клетке. Они все время немилосердно ругаются и грызутся между собой, но мгновенно объединяются, учуяв общего врага.

– Тебе неважно, что Луиза ужасно несчастлива из-за тебя!

– В мире слишком много несчастья. Мне жаль, что кто-то должен страдать.

– Тогда перестань бегать за Филиппом! – Голос Софи взвился до высшей точки едва сдерживаемой ярости. – Срок аренды виллы закончится к осени и не будет возобновлен. Если между Луизой и Филиппом ничего не решится до его отъезда, она потеряет его навсегда!

– Я не знала, что Филипп не собирается больше возвращаться на виллу. Я думала, он владеет ею…

– Ты глупа! – язвительно усмехнулась Софи. – Эта вилла – твоя собственность. Ты что, воображала, будто всего в нескольких акрах от замка земля принадлежит кому-то другому? Ты даже не знаешь, чем владеешь… У тебя теперь так много всего!

– Признаюсь, что до сих пор не читала документы. Месье Батальяр намерен ознакомить меня с ними в свой следующий визит.

С презрительным смехом Софи всплеснула руками:

– Ирония судьбы! Себастьен знает каждый камень и каждую виноградную лозу, а ты обвела вокруг пальца старого кузена Андрэ и заставила оставить все тебе.

– Ты опять незаслуженно оскорбляешь меня. – Розелла решила не поддаваться на провокацию. – У меня никогда не возникало желания отобрать что-либо у тебя или твоей семьи. Вы потеряли все, на что рассчитывали, когда узнали содержание завещания моего дедушки, но месье Батальяр собирается встретиться с Себастьеном и сделать максимум возможного, чтобы вы не остались с пустыми руками.

Лицо Софи передернулось, и она бросилась бежать.

Кусая дрожащие губы, Розелла поднималась по лестнице и думала, что ее чистосердечное желание оказать финансовую помощь только увеличивает обиду каждого из де Луимонтов. Даже если чудом удастся уладить дело и она сможет передать замок Себастьену, он будет оскорблен подарком, станет ненавидеть ее и презирать себя. Ужасная гордость де Луимонтов не смирится с нанесенным оскорблением. Получение замка через женитьбу выглядело бы совсем по-другому. Было и законно, и принято в обществе, чтобы муж вступал во владение состоянием и собственностью жены.

Розелла повернула в западное крыло, а ее мысли снова и снова возвращались к словам Софи. Бог свидетель, она сама слишком хорошо знает, каково любить без надежды и будущее. Но любит ли Луиза Филиппа по-настоящему? Всем сердцем и душой? Взгляды, которые она бросала на него, казались довольно страстными, и временами живые пылкие чувства делали холодное лицо представительницы семейства де Луимонтов необыкновенно красивым. Но было еще кое-что: какое-то отчаяние в попытках очаровать и просчитанная привлекательность, как у старой девы, которая потеряла надежду на любую партию. Ни с одним из других мужчин, чье внимание привлекала эта девушка, она даже и не пыталась флиртовать, хотя многие были старшими сыновьями местных семей с хорошими перспективами на наследство. Однако большинство поклонников еще не знали, что приданое Луизы окажется не таким, как они считали. Вполне вероятно, что только в Филиппе Луиза видела мужчину, способного взять женщину в жены из-за интереса именно к ней, а не к материальным возможностям ее семьи. Филипп бы не унизил ее и не отказался от нее.

Розелла остановилась, пораженная неожиданно открывшейся ей стороной жизни де Луимонтов. А вдруг не только она, Розелла, мечтает освободиться от оков замка? Что, если Луиза тоже хочет вырваться из своего дома, семьи и вообще долины Луары? Может, она страстно желает разорвать цепи, которые приковали ее к болезненной, эгоистичной женщине, привыкшей ко вниманию и никогда не замечающей самопожертвование дочери, целыми днями исполняющей малейшие капризы матери? Не эти ли причины делают брак с Филиппом единственным возможностью для бегства?

А Софи? Как насчет Софи, которая пытается скрыть, что несколько раз подряд появляется в одном и том же платье, то накидывая шаль, то пришивая оборки другого цвета? Зачем она вышла замуж за человека намного старше себя, богатого и преуспевающего, но до крайности скупого, жадного и необщительного? Наверняка, чтобы сбежать. Но, к несчастью, Софи скоро поняла, что перелетела из одной клетки в другую. Розелла подумала, что, возможно, этим объясняются ежедневные визиты Софи в замок, который, по крайней мере, был просторным и гостеприимным по отношению к ней. Особенно в сравнении с домом, по слухам – точной копией хозяина и его первой жены, где Софи не позволялось поменять вещь или совершить любую незначительную вольность.

Мари встретила Розеллу, когда та вошла в западное крыло.

– Маляры только что закончили, мадам. Они собирают свои ведра и кисти. Перестройка завершена.

– Хорошая новость, – ответила Розелла. – Сейчас же пойду посмотреть новую кухню.

Теперь больше не будет полуостывшей еды, принесенной с дальней главной кухни. Она сможет принимать гостей, устраивать ленчи, званые обеды и ужины. Приятная перспектива.

Дни шли за днями, и Розелла стала замечать, что с нетерпением ждет бала, который должен состояться в другом замке. Она узнала, что среди приглашенных много знакомых, живущих по соседству.

Бал занимал все ее мысли, когда одним чудесным золотисто-лазурным днем Розелла спешилась с Талейрана на склоне лесистого холма. Она видела белую ленту дороги, по которой поедут экипажи, и с радостью думала о предстоящей поездке. Потом ее взгляд скользнул в направлении замка де Луимонт, чьи четыре остроконечные башни поднимались высоко над зеленью деревьев парка. Чуть в стороне, на границе ее владений раскинулись виноградники де Вайи. Ей пришло в голову, каким идеальным казался брак между Себастьеном и Клодин тем, кто не имел понятия о внезапном повороте судьбы.

Талейран щипал траву под деревьями, но Розелла позвала своего любимца и, встав на поваленный ствол, села в седло.

– Поедем, Талейран, – произнесла она с глубоким вздохом. – Нам пора возвращаться в замок.

Розелла никогда не называла его домом. Это место временного пристанища. Жилье. Тюрьма.

Полчаса спустя Розелла неторопливо скакала по подъездной дороге, но когда показался двор перед замком, с лица всадницы исчезли все краски. В сторону каретного сарая от главного входа отъехал пустой экипаж. Она мгновенно его узнала. Себастьен и Клодин вернулись!