В дни, оставшиеся до начала ее работы белошвейкой, Софи была счастлива всецело отдаться кондитерскому делу. Ателье распространяло на всю округу волшебные ароматы карамели и лимона, ванили, апельсинового цвета, корицы, миндальных орехов и шоколада.

Клара с первого дня надела белоснежный фартук и чепец, чтобы помогать Софи в работе. Кондитерское дело ей так понравилось, что она стала всерьез подумывать о том, чтобы бросить свою летнюю работу ныряльщицы. Подобно всем умелым домохозяйкам, она сама прекрасно знала, как следует варить леденцы, но, сработавшись с Софи, стала проявлять интерес к куда более сложным изделиям. Под руководством мадемуазель Делькур она вскоре научилась делать разнообразные фигурки из сахара. Особенно ее привлекало искусство приготовления конфет. Она с увлечением познавала разнообразные тонкости этого дела.

Равное внимание со стороны Софи уделялось и Генриетте. Как самой молодой и менее опытной работнице ей приходилось выполнять работу простую, но утомительную, например, процеживать через марлю очищенный сахар, вытекавший из нагревавшегося на углях парового котла. Эту трудную работу нужно было делать по нескольку раз подряд, тем не менее, Генриетта никогда не жаловалась. Больше всего ей нравилось окунать консервированные фрукты, или апельсиновые дольки, или просто карамель в сахар и делать из них после этого маленькие пирамидки, которые затем помещались в формочки с жидким сиропом. Поначалу пирамидки у нее получались кривенькие и частенько рушились, однако вскоре она достигла в их изготовлении определенного мастерства. Ей также нравилось на пару с Кларой делать ячменную сахарную помадку. Вдова нарезала приготовленную смесь кусками и бросала их Генриетте. А та уже раскатывала их, подобно воску, вручную. Софи рассказывала, что в ателье ее отца одна женщина, как правило, раскатывала одной рукой шесть штук за раз, и к тому же должна была стремиться Генриетта.

Софи сама делала фруктовую карамель, разноцветные французские тянучки, прозрачные леденцы, которые надо было варить на медленном огне и снимать в определенный момент, а также изготовляла и все остальное, что пока было вне профессиональных возможностей ее добрых помощниц.

В день первой отправки товара пришлось немало поволноваться. Бумажные коробки с бахромой, изготовленной при помощи предусмотрительно купленного Софи устройства, укладывались на легких деревянных подносах местного производства. Аккуратно упакованные сласти различных цветов, многие из которых были украшены засахаренными фиалками и орешками, сахарной стружкой, марципановыми листочками, представляли собою ласкающее глаз зрелище.

Там были подносы с шоколадным грильяжем, леденцами, а также масса сладких таблеток от кашля, некоторые внешне похожие на крохотные драгоценные камни. Подносы были аккуратно сложены в находившуюся в кабриолете полость под сиденьем. Софи, надев свое лучшее платье и новую соломенную шляпку, завязывающуюся под подбородком ленточками, заняла место на козлах. Взмахнув поводьями, она отправилась в путь.

Миссис Эдвардс обрадовалась ее конфетам. Она даже хотела забрать весь товар, пользовавшийся особой популярностью у посетителей-детей. Остальные владельцы магазинов, явно впечатленные презентацией Софи, тем не менее повторного заказа не сделали, заявив несколько снисходительно, что прежде хотят посмотреть как будет расходится первая партия. В кофейне мадемуазель Делькур был оказан совершенно иной прием. Миссис Митчелл дегустировала изделия из разных коробочек.

– О! Это восхитительно. Мои посетители будут просто на седьмом небе! А вот этот мармелад просто тает во рту.

Менее чем через двадцать четыре часа в дверь ателье постучал официант из кофейни.

– Мисс Делькур, – сказал он, когда ему открыли дверь, – миссис Митчелл очень срочно требуются два подноса сладостей. Я прихвачу их с собой. Она велела мне передать, что многие посетители кафе хотят купить ваши конфеты себе домой.

Когда он скрылся с двумя подносами в руках, Софи повернулась к своим довольным помощницам.

– Конечно, еще рано говорить, но мне кажется, что предприятие «Кондитерская Делькур» пользуется успехом!

Шли недели, из лавок стали поступать повторные заказы, а конфеты, отсылаемые в заведение миссис Митчелл, раскупались лишь только появлялись на прилавке. Клара и Генриетта праздновали триумф, и даже Софи стала частенько задумываться, а стоит ли ей работать белошвейкой в Морском Павильоне. Но, хорошенько поразмыслив, она решила, что этот успех может оказаться временным, а поэтому глупо отказываться от дополнительного дохода. Добившись определенного положения во дворце принца, она в перспективе сможет стать поставщицей королевского двора.

Рано утром в начале мая, когда новая белошвейка прибыла в Морской Павильон, никому из дворцовой прислуги в голову не могло прийти, что Софи уже с четырех часов утра на ногах и успела приготовить множество конфет, мармелада и многого другого, к тому же дала своим помощникам задание на день, намереваясь завершить их работу вечером. Мадемуазель Делькур провели в бельевую, где уже находились две другие девушки из постоянной прислуги Карлтон-Хауса.

– Я – Роуз Люис, – дружелюбно представилась одна из них. – А вот эту зовут Бетси Доусон. Сейчас мы чиним передники, но для начала вы можете взять себе что получше. Вот, возьмите из этой стойки верхнюю простыню. Там надо кружева подшить.

Софи разложила простыню на коленях и взяла в руки иголку. Прекрасное кружево действительно местами отпоролось. При ближайшем рассмотрении, Софи заметила, что на простыни вышиты три пера – эмблема принца Уэльского. Бетси небрежно сказала:

– Да здесь все простыни с такими вышивками, если хочешь, можешь потом застелить постель Его Высочества. Должно быть, это доставит тебе несказанное удовольствие. – Обе девушки прыснули со смеху, ожидая как отреагирует на сказанное Софи. Софи усмехнулась.

– Все может быть, но прежде мне нужно посмотреть на его кровать.

Девушки оживились. А эта француженка отнюдь не надменна. Она понимает юмор. Из разговора девушек Софи поняла, что принц приезжает завтра. С ним будет, как обычно, небольшая свита, и поэтому дворцовые вечера обещают быть малолюдными, хотя, конечно, пригласят и немало посторонних людей. Они призваны развлечь обитателей дворца. Часть дня принц, как правило, проводит в одиночестве, общаясь лишь со своей свитой. Он также никогда не завтракал с гостями, поскольку частенько довольно поздно возвращался во дворец, после ночей, проведенных у своей супруги в доме на Стайни.

– Здесь всегда так здорово проводят время, – мечтательно сказала Бетси. – Хотела бы я хоть на день поменяться местами с теми, кто бывает здесь. Миссис Фицхерберт обычно приезжает после полудня и за стол садится по правую руку от принца, в общем-то, как ей и положено, хотя в присутствии посторонних они и продолжают старую игру в то, что будто бы вовсе не муж и жена. Ах, как все-таки жаль. Из нее когда-нибудь получилась бы такая королева!

– Я видела ее пару раз, и она мне очень понравилась, – сказала Софи.

– Да, спору нет, она хорошая, добрая женщина.

Когда Софи закончила подшивать изысканные кружева, ей поручили куда более заурядную работу. Затем вошла миссис Палмер, чтобы проверить, как справилась с заданием новая работница. И еще до того как она ушла, Бетси отвела Софи в крыло, где находилась кухня, чтобы познакомить с остальной прислугой. Наглый лакей, который встретил ее у дверей во время ее первого визита в Морской Павильон, признал Софи и расплылся в улыбке.

– Итак, вы в конце концов здесь. Меня зовут Ник Барлоу. Жаль, что вас не взяли на роль кондитерши, а то бы я каждый день встречался с вами на кухне. Отобедать с нами сегодня придете?

Пищу здесь подавали в специальной зале для слуг, причем все мужчины должны были быть в куртках, а женщины в опрятных форменных платьях. – Софи сказала, что есть не хочет, и хотела было уже отправиться обратно в ателье, но неожиданно задержалась, поскольку посланный по какому-то поручению паж вернулся с потрясающей новостью.

– Миссис Фицхерберт не собирается этим летом в Брайтон.

– Где ты об этом услышал? – посыпались на него вопросы.

– Встретил одного из поваров из дома на Стайни. Он говорит, что его уволили на неопределенный срок, и он подыскивает себе новую работу. А миссис Фицхерберт арендовала себе особняк под названием Мраморный Холм в Твикенхэме. Вы только подумайте об этом! Должно быть, все гораздо хуже, чем мы предполагали.

Он отвернулся, отвечая на вопросы окруживших его слуг, желавших услышать подробности. Софи обратилась к Бетси:

– Что он имел в виду, когда сказал, что все гораздо хуже?

– А ты не слыхала, какие сплетни ходят о принце и леди Джерси?

– Да, но я считала, что им не следует верить.

– Что ж, мы в Лондоне видели к чему идет дело. То, что миссис Фицхерберт не приехала сюда на лето, говорит о том, что дело обстоит действительно серьезно.

Софи была опечалена известием об этом расколе в браке, выдержавшем куда большие испытания, и понадеялась, что размолвка эта не окажется продолжительной. В ателье за время ее отсутствия никаких чрезвычайных происшествий не было, и уже через несколько минут Софи присоединилась к работе. Когда она рассказала Генриетте и Кларе о том, что услышала в Морском Павильоне, Клара с мрачным видом изрекла:

– Брайтонцам это не понравится! Я знаю, есть немало политиков и всемогущих вельмож, мечтающих навсегда избавиться от миссис Фицхерберт, но здесь к ней отношение совершенно другое. Не хотела бы я оказаться на месте леди Джерси, когда она начнет церемонно выхаживать по паркетам брайтонской резиденции принца… Простые люди этого города не привыкли скрывать своих чувств. Вы еще увидите…

Она как раз заливала в формочки для конфет свое заготовленное еще в прошлом году растопленное яблочное желе. Когда формочки застынут, формованное желе будет покрыто сахаром и шоколадом. Все еще держа в руке кувшин с растопленным желе, Клара посмотрела через недавно купленный для ателье дополнительный стол на Софи.

– Хотела тебе кое-что сказать.

– Что такое?

– Первого июня открывается купальный сезон. Но я не собираюсь снова наниматься в ныряльщицы. Если ты, конечно, не против, я лучше останусь работать с тобой.

– Но ты же рискуешь собственным благополучием? – возмутилась Софи.

– Я в этом очень сомневаюсь. Тем более, я в любой момент могу вернуться к купальным машинам, но не думаю, что теперь это когда-нибудь случится.

– В таком случае я буду только рада, – промолвила с благодарностью Софи.

На Клару всегда можно было положиться, кроме того, она оказалась необыкновенно способной.

– Теперь, когда мы начинаем получать прибыль, обещаю повысить жалованье тебе и Генриетте.

Ободренная такой преданностью кондитерскому делу со стороны Клары, Софи решила наладить новую линию в своем производстве. Как-то отправляя товар миссис Митчелл, заказы которой вполне могли загрузить ателье целиком, Софи сделала ей следующее предложение:

– Все лавки, которые я снабжаю конфетами, постоянно увеличивают объем заказов, но в дополнение к тому, что я обычно вам поставляю, как бы вы отнеслись, миссис Митчелл, к элитным изделиям? Они будут стоить очень дорого, потому как я буду использовать при их изготовлении все самое лучшее, в том числе и самые дорогие ликеры и коньяки, но могу вам обещать одно: эти конфеты ничем не будут отличаться от тех, что мой отец посылал его величеству королю Луи.

Глаза миссис Митчелл заблестели.

– Когда вы сможете поставить партию?

– К концу недели… Но при условии: если мне повезет, и вскоре я стану поставщицей Морского Павильона или открою свой фирменный магазин, вы все равно останетесь моей заказчицей.

– Решено.

И вот уже новые ароматы примешивались к витавшим в ателье запахам. Наконец-то Софи удалось в полной мере реализовать свой талант, и каждое из этих элитных изделий украшалось ею индивидуально. Отправка первой партии нового товара в кофейню Митчелл совпала с известием о крупной морской победе. Королевский флот под командованием адмирала Худа уничтожил шесть кораблей, конвоировавших во Францию американские торговые суда с зерном. Это славное событие произошло первого июня. В церквях звонили колокола, а драгуны салютовали из пушек. Как и по всему Английскому Королевству, в Брайтоне полным ходом шли празднества. Победные флаги украшали улицы города и через неделю после этой даты, когда принц Уэльский наконец-таки обосновался в своей летней резиденции.

Он прибыл один. И когда в качестве гостевой свиты приехали только две семейные пары, брайтонцы понадеялись, что миссис Фицхерберт все еще может появиться во дворце. Однако их постигло разочарование, когда во время проливного ливня, желтая карета с двумя лакеями в ливреях на черных лошадях въехала в город. Прибыла леди Джерси. Во время первой же ее прогулки под руку с принцем по залитому солнцем променаду, бесстыдная интриганка была освистана. А два рыбака пошли еще дальше и даже плевали леди Джерси вслед.

В течение нескольких последних, дней, свист и плевки следовали в независимости от того, где появлялся принц в компании леди Джерси. Он был глубоко уязвлен и взбешен одновременно. Для брайтонцев он всегда являлся своего рода кумиром и относился к ним как к своим верным друзьям, радуясь той любви и признательности, что они выказывали к нему и Марии. Мария! Он щелкнул себя по лбу, меряя шагами сверкающий паркет своего рабочего кабинета. Не так давно он стал испытывать муки совести, перешедшие в постоянные головные боли. Порой ему казалось, что он обезумел, предав свою единственную любовь забвению. Зимою он вовсе с ней не встречался, неудивительно, что лето она решила провести без него. Но ведь прежде она всегда возвращалась, даже тогда, когда он был с ней несправедлив. Нет, она наказывает его слишком сурово. Проклятье! Его никто не смеет наказывать! Ему и без этого хватает неусыпных кредиторов, да растущих с каждым днем долгов.

Дверная ручка с щелчком опустилась, и золоченая дверь распахнулась. Ему сразу же сделалось легче, а тело наполнилось сладкой истомой. Вошла леди Джерси. О, сколь желанна была эта женщина!

– Я вас не потревожила? – сладко пропела она.

– О, лишь только вашим возбуждающим присутствием, моя дорогая Френсис, – галантно произнес принц.

Улыбнувшись, Френсис грациозно направилась к нему, шелестя мягкой летней юбкой розового цвета. Нет ничего приятнее для женщины в возрасте, когда в нее влюблен более молодой мужчина, забывающий о существующей разнице в годах.

Три утра в неделю Софи проводила по два часа в Морском Павильоне. Поскольку она всегда была занята с белошвейками, входила и выходила через двери для слуг, принца ей видеть не приходилось, хотя пару раз до нее и долетал его голос и смех. Леди Джерси сняла себе в Брайтоне какую-то квартиру, но, судя по словам Бетси и Роуз, постоянно проводила время с принцем. Софи не доставило ни малейшего удовольствия, когда ее заставили штопать шелковую шаль леди Джерси, которую она порвала о розовый куст, когда гуляла в саду. Софи было приказано выполнить эту работу как можно скорее. Когда работа была закончена, Бетси и Роуз глазам своим не поверили, шаль была как новая.

– Даже слишком шикарно для такой сучки будет, – заметила Роуз. – Слава Богу, мне не придется ей это возвращать.

– Найду ее служанку, – сказала Софи, складывая шаль.

Бетси возразила.

– Нет, тебе было приказано сделать эту работу и передать шаль лично, ее сучьему благородию.

Лакей Ник сообщил, что Его Высочество и сопровождающие его друзья и свита в данный момент находятся в круглом салоне. Софи никогда еще не была в этой зале, являвшейся главным украшением Морского Павильона. Куполообразный потолок залы, богато украшенный изображением херувимов и цветами самых разных тонов, пронзая второй этаж, вздымался до самой крыши дворца, четко разделяя дворец на две половины. Южную – принца, и северную – гостевую.

Принц действительно находился в круглом салоне. Он только что вернулся с прогулки верхом в компании двух гостивших у него джентльменов, чьи жены сидели сейчас подле леди Джерси. Вся эта компания о чем-то очень оживленно беседовала.

Софи, сделав реверанс, протянула шаль. Леди Джерси бросила на нее укоризненный взгляд, но принц мгновенно выхватив шаль из рук Софи, обернул ее вокруг плеч своей желанной Френсис.

– Вот так, моя дорогая, теперь вас не просквозит.

Леди Джерси, ослепительно улыбнувшись, протянула ему руку.

– Благодарю вас, сир. Премного вам обязана.

Софи незаметно выскользнула из зала. Да, похоже, принц ничего кроме леди Джерси больше не замечал. А шансы на возвращение миссис Фицхерберт, судя по всему, были невелики.

Как правило, Софи ложилась спать рано, ведь ей приходилось и рано вставать, корпеть во дворце с иголкой, проводить долгие часы в своем ателье, а также уделять постоянное внимание Антуану. Иногда она просто засыпала на ходу. И вот однажды ночью, когда она, как обычно, очень крепко спала, ее разбудила Клара.

– Вставай, Пьер приехал. В этот раз он хочет с тобой потолковать.

Сон как рукой сняло. Софи быстро накинула халат и обула домашние туфли, наскоро причесавшись, она поспешила на кухню.

Пьер Фромент стоял спиной к очагу, набивая табак в чубук своей длинной трубки. Клара тем временем убирала со стола грязные тарелки, оставив на нем лишь один штоф вина да бокал, чтобы приятель ее мог немного освежиться.

– Вечер добрый, месье Фромент, – сказала Софи. Он повернулся к ней. Было ему лет за сорок. Его лицо с довольно непропорциональными чертами и задубевшей на морском ветру кожей отнюдь не казалось непривлекательным. Пронзительным взором он в одно мгновение оценил Софи и, по-видимому, остался доволен, так как предложил ей сесть. Он зажег трубку, как следует затянулся и только после этого сел напротив нее, облокотившись на стол.

– Итак, мадемуазель Делькур, – сказал он по-французски, – вы хотите сделать шаг туда, куда даже не каждый таможенник пойти отважится.

– На то у меня есть особая причина.

– И ни капли здравого смысла.

Она вздернула подбородок.

– Ну, это ваше мнение! И то, что я женщина, еще не значит, что не могу представлять смертельную угрозу для брумфилдской банды.

– Можете мне не рассказывать, сколь безжалостны могут быть женщины, – признал Пьер. – Я был свидетелем пары происшествий близ моей деревни, когда нескольких аристократов задержали в париках и гриме. Так вот на вилы их насадили как раз местные женщины.

Софи вздрогнула. Клара, хоть и не понимала по-французски, заметив реакцию Софи, толкнула Пьера под бок.

– Ты мне девушку не пугай! – пригрозила она, не понимая, сколь неуместна ее реплика в свете сегодняшней встречи. – Говори-ка лучше по-английски, чтобы я понимала, что к чему. И смотри, Софи не обижай, помни, что когда она узнала о тебе и твоих ночных визитах, она ведь могла сразу пойти куда надо и ничего мне об этом не сказать. И болтаться тогда тебе, мил друг, в петле!

Пьер игриво похлопал Клару по бедру, мрачно посмотрел на Софи.

– Вот Клара просит, чтобы я вас не пугал. Так, может быть, вы даже не подозреваете, в какой ужас себя ввергаете в случае, если я сообщу интересующие вас факты?

– Я все прекрасно понимаю, – твердо ответила Софи. – Не томите, расскажите все, что вам известно.

– Что ж, пусть будет так. – И поежившись, он начал хриплым заговорщическим шепотом. – Брумфилдская банда по два раза на одном и том же месте побережья не высаживается. У них есть несколько бухт, заливов и гротов, которыми они пользуются по очереди.

– Означает ли это то, что рано или поздно высадятся на том месте, где я их видела?

– Вне всякого сомнения. Я знаю, что они им и прежде пользовались, а значит рано или поздно, опять будут здесь. Но они всегда высылают дозорных, предупреждающих их о приближении опасности.

Софи, хоть и терпеть не могла запах табака, поняла, что в данный момент Пьер раскуривает лучшие контрабандные сорта.

– А где брумфилдская банда находится сейчас?

– На прошлой неделе они высадились близ местечка, именуемого Рай. А над вопросом, где они высадятся в следующий раз, необходимо поломать голову. В настоящий момент я еще не могу сказать вам чего-либо определенного.

– А почему же тогда вы захотели со мной встретиться?

– Я должен был убедиться, что имею дело с человеком надежным, а не какой-нибудь свистушкой.

– Уверена, что Клара такого обо мне не говорила.

Клара, уперев руки в бока, уставилась на Пьера.

– Естественно! Что ты такое несешь, Пьер. Я же говорила тебе, что она очень здравомыслящая девушка.

Он выпустил изо рта дым, никак не прореагировав на ее замечание.

– Да, шери, но всякий мужчина предпочитает судить о ком-либо самостоятельно, в особенности когда речь идет о жизни и смерти. Итак, мадемуазель Делькур, объясните мне, чем же вам насолила ватага Брумфилда. Если не ошибаюсь, вы ведь француженка. Так какое дело вам до того, что происходит здесь?

– Нет, это мое дело. Англия – это теперь мой дом. Более того, двух таможенников убили после того, как я предупредила их о том, что видела на берегу контрабандистов.

– Вот дураки! Хотели в одиночку выследить, целую банду?! Жадность их погубила. Не хотели ни с кем делиться наградой за поимку преступников.

– Но смерть указывает, что брумфилдская банда орудовала здесь довольно долго.

Пьер кивнул.

– Такое бывает, когда необходимо выгрузить на берег и складировать в надежных местах большую партию товара.

Софи спросила напрямую.

– Думаю, что вы решили встретиться со мной потому, что, похоже, нечто готовится, я права?

Пьер был по-прежнему невозмутим.

– Может быть, но тем не менее я далее не намерен мешать вашему сну. Спокойной ночи, мадемуазель.

После всего услышанного от Пьера, Софи уже не могла сомкнуть глаз. Еще и получаса не прошло, как ушел Пьер, когда она встала, умылась, оделась и пошла в ателье, начав работу прежде обычного.

В канун самой вершины лета, принц получил письмо от одной из своих сестер с просьбой проконсультироваться с ним по одному делу. Принц души не чаял в своих сестрах, и хотя это означало, что он должен покинуть Брайтон ради Виндзора, принц, не мешкая, отправился в путь. Была и другая причина для его отъезда. Казалось, сама судьба решила предоставить ему возможность устранить размолвку, возникшую между ним и Марией. Его брат Вильям, герцог Кларенс, в тот вечер давал званый ужин в своем доме близ Хемптон-Корта. Поскольку принцу, предстояло остановиться в Карлтон-Хаусе, Его Высочество знал, что его будут ждать у брата, в особенности когда заранее известно, что среди гостей будет Мария. Он сел за стол и написал ей премилое письмо, назвав ее своей дражайшей любовью и подписавшись «Навеки твой». После того как принц отправил послание, он вздохнул с облегчением, надеясь, что разногласия, возникшие между ним и его дражайшей супругой, в дальнейшем будут устранены.

Она много раз прощала его прежде, поступит так же и в этот раз. В Виндзоре принц прежде всего пошел повидаться с отцом. Как и ожидалось, он выслушал очередную гневную тираду по поводу своих многочисленных долгов. Но на сей раз принцу пришлось туго. Старик метал громы и молнии, и его угроза оставить принца тонуть в собственных пороках и легкомыслии показалась чудовищно вероятной.

– Отец мой, как я уже не раз говорил, если бы я имел доход, сообразный моему положению, то…

– Бог ты мой! Да если бы ты даже имел доход, превышающий требуемый тобой в пятьдесят раз, деньги все равно бы просачивались сквозь твои пальцы, подобно песку! Ты всего лишь транжира и мот! И живешь лишь ради собственных удовольствий!

– Но чья же в этом вина! Вы не поручаете мне никаких серьезных государственных дел! Вы отказали мне возглавить нашу армию! А я хочу служить нашей нации. Я хотел бы посвятить жизнь своему народу. Но увы! Вы мне в этом постоянно отказываете, и мне остается лишь вечная погоня за удовольствиями! Ибо их сроду не было при этом грошовом дворе!

– Как смеешь ты! – король поднялся из кресла, трясясь от гнева, лицо его побагровело, и со стороны легко могло показаться, что он находится на грани апоплексического удара. – Когда долги приведут тебя на скамью подсудимых, не смей обращаться ко мне за помощью, неблагодарный сын, я не дам и фартинга… И уж я-то позабочусь и лично сам прослежу, чтобы точно так же поступил и Парламент. И, палата Лордов и палата Общин уже по горло сыты твоим легкомыслием. А теперь – прочь с моих глаз!

Принц не нашел сочувствия и у своей матери. Хотя она и души не чаяла в сыне, но почти во всем держалась стороны отца, и он поспешил прервать их весьма холодную встречу, лишь только представилась подходящая возможность. Чрезвычайно радушный прием ему оказали сестры, но он не смог развеять охватившее принца мрачное расположение духа. От сестер он сразу направился в Карлтон-Хаус. Всю дорогу он просидел с закрытыми глазами. Своими долгами он уже прославился на всю страну. Ни один банк, ни один сколько-нибудь близкий друг уже не давал ему взаймы. Принц просто не знал, что же ему делать. Он громко застонал. О, насколько же все-таки он был испорчен, и сколь сурово обошлась с ним судьба. Его не понимали и недооценивали. Мало ему было финансовых проблем, так он еще поставил под угрозу свой брак с Марией, связавшись с этой старой соблазнительницей Френсис. Поверит ли еще раз Мария, что он по-прежнему ни в чем не виноват и все еще любит только ее? Но, быть может, она слишком унижена, обижена и уязвлена, чтобы его простить? А вдруг, приехав на ужин, он застанет ее холодной и отдалившейся, а его любовное письмо нисколько ее не тронет? Нет, тогда это будет последний конец! Он просто не в состоянии будет это снести.

Радость ожидания встречи с нею, которую он почувствовал в Брайтоне, внезапно сменилась паническим ужасом. Пора уже было отправляться на ужин к Вильяму, но принц пребывал в состоянии столь глубокой депрессии, что даже не знал, стоит ли вообще туда заходить, не лучше ли прямиком отправиться в Брайтон. Визит гостей уже закончился, и теперь ему там никто не будет мешать, и даже Френсис вернулась домой в Лондон по семейным делам. Принц подошел к зеркалу. На его глади отразился высокий, все еще симпатичный, однако склонный к полноте мужчина в серой атласной куртке и таких же бриджах, на груди его сверкал орден подвязки. Скорбно опустив голову, он продолжал мерить шагами комнату.

Когда дверь открылась, он подумал, что экипаж подан, но, к его удивлению, в кабинет вошла леди Джерси. Сняв плащ в вестибюле, она неслышно подкралась к нему. Ее юбки развевались, глубокое декольте открывало грудь, а бледные обнаженные руки были моляще распростерты.

– Мой дорогой Джордж! Я была в Виндзоре и услышала от королевы о том скандале, что произошел между вами и Его Величеством. Я решила тут же к тебе направиться. Ты не одинок! Я здесь, чтобы показать, что есть на свете та, что всегда будет сражаться на твоей стороне!

– Как это мило с твоей стороны, Френсис! – воскликнул принц, и слезы блеснули в его глазах.

Ее руки обняли его за шею, и, рыдая, он припал к груди леди Джерси. Какая верность! Какое сочувствие! Ни холодности, ни отстраненности в столь тяжелый для него час! Она гладила его по голове, осыпала поцелуями, что-то бессвязно бормоча. Прежде с ней никогда такого не было. И луч надежды озарил его сердце, и lice беды растаяли в ее аромате и столь соблазнительной близости. К чему ему выслушивать очередной бессердечный отказ Марии, когда это милое создание не видит в нем никакого изъяна? И тут в самый неподходящий момент в дверь постучали. Экипаж уже подали. Принц не знал, как ему поступить. Конец сомнениям положила леди Джерси.

– Карета не понадобиться, – сказала она лакею. – Вместо этого, мы отправим Вильяму письмо.

Опьяненный не столько ее присутствием, сколько выпитым по такому случаю бокалом бренди, принц написал под диктовку леди Джерси письмо, после чего вновь заключил ее в свои объятия.

Вильям, продержавший насколько это было возможно гостей в ожидании, взяв Марию под руку, проводил ее к столу, как раз в тот момент, когда прибыло письмо. Мария и Вильям подумали, что принц, наверняка, задержался в Виндзоре, но миссис Фицхерберт была совершенно уверена в том, что когда она вернется в свой особняк на Мабл-Хилл, принц будет ждать ее там. Однако Вильям увидел, что полученное только что Марией письмо произвело на нее эффект разорвавшейся бомбы. Миссис Фицхерберт чуть не упала в обморок. Она стала бледной как смерть.

– Я вижу, что вы не здоровы, Мария, – сказал Вильям, прикрывая ее от любопытных глаз и спешно выводя из обеденной залы.

Не говоря ни слова, дрожащей рукой, она протянула ему письмо. Он был потрясен прочитанным.

– Я провожу вас домой, – проговорил он с озабоченным тоном.

– Нет, не надо, – довольно ответила она. – Вы ни в коем случае не должны покидать своих гостей.

– В таком случае я обязательно заеду к вам завтра.

– Спасибо вам, дорогой друг, но сейчас я предпочла бы остаться одна.

Когда она ушла, Вильям вернулся к гостям. Этот обычно веселый человек, без умолку хохотавший и травивший морские байки о временах его молодости, проведенной на королевском флоте, сейчас был мрачнее тучи. С трудом следил он за разговором гостей и часто отвечал невпопад. Сейчас его мучил один-единственный вопрос. О чем думает его родной брат? Джордж написал Марии одну лишь фразу: «Между нами все кончено».

Мария покинула Мабл-Хилл и провела несколько недель на морском курорте Маргейт на восточном побережье. Принц пытался загладить свою вину, ежедневно присылая ей покаянные письма, но у нее уже больше не возникало желания с ним встречаться, не отвечала она и на его послания. Братьям принца, выступившим в качестве посредников, также не удалось уговорить Марию сменить гнев на милость. Известие о том, что он вновь заболел, теперь уже не производили на нее никакого впечатления. Постепенно до принца дошло, что хотя Мария, возможно, И простит его когда-нибудь, назад к нему она уже больше никогда не вернется.