Мариэтта была вынуждена прождать еще два дня, остававшихся до созыва Большого Совета. Она могла отправиться в палаццо Челано, когда можно было не опасаться присутствия Филиппо. Во что бы то ни стало она должна была спасти Элену и не имела права идти на риск — Филиппо в это время должен находиться во Дворце дожей. Предстоящие бурные и важные дебаты по вопросу принятия мер, в которых должен быть задействован венецианский флот в связи с последними событиями в войне Австрии и Франции обещали затянуться, и на них должны были присутствовать все советники. Не составило труда выяснить, что обсуждение начнется в четыре часа после завершения работы всевозможных комитетов.

Мариэтта подготовила для этой акции все, что ей могло потребоваться: длинную веревку, чтобы в случае необходимости подпоясаться, пилку, если Элену держат в кандалах, острый нож, свечку, трутницу, чтобы ее зажечь, ножницы, небольшую фляжку коньяка, целое кольцо самых разнообразных ключей. Их она одолжила у Леонардо на тот случай, если Филиппо унесет с собой ключ от внутренней двери, кроме того, была взята и нюхательная соль. Она не позабыла запастись и небольшим дамским пистолетом, который собиралась зарядить непосредственно перед тем, как отправиться в эту весьма рискованную экспедицию.

День, на который она назначила свою вылазку, начался с того, что одна из мастериц, поскользнувшись на полу, сломала себе кисть. Еще более страшное зрелище ожидало Мариэтту, когда она возвращалась домой с рынка через мост Риальто. У Фондаменто дель Вин она заметила небольшую толпу. Подойдя ближе, увидела, как из воды вытаскивали трупы гондольера и какой-то женщины. В толпе говорили, что обоих обнаружили в закрытой кабинке принадлежавшей покойнику гондолы зарезанными.

Шло время, и Мариэтта нетерпеливо поглядывала на часы. В два часа большой колокол Кампаниле стал созывать всех членов Совета на заседание. Это был сигнал и для Мариэтты — она переоделась в простое шерстяное платье с глубокими карманами, спрятав под ним веревку и пистолет. Накинув простую короткую накидку, она обмотала голову черной шелковой мантильей, застегнув ее под подбородком, закрыла лицо белой баутой, после чего надела на голову черную треуголку.

В мастерской она забрала коробку с масками для Элены и повесила ее на ремне через руку. Маски же, предназначавшиеся для Филиппо, она решила забрать в последнюю минуту — тонкая отделка не позволяла просто сложить их в коробку.

— Не пойти ли с тобой в палаццо Челано, — вполголоса предложил Леонардо, подавая ей в гондолу коробки.

— Я не хочу, чтобы ты оказался замешанным, если все пойдет не так, как следовало бы. — Аргумент это был, разумеется, никакой, и Мариэтта, улыбнувшись, все же решила внести ясность. — Пойми, это, конечно, мероприятие опасное, и я, честно говоря, не такая альтруистка, как может показаться. Адрианна дала мне обещание, что, если со мной что-нибудь случится, то и Елизавета, и близнецы обретут новый дом у вас. Так что, пойми, Леонардо, тебе лучше держаться от всего этого в стороне. Будет гораздо лучше, если ты появишься в палаццо Челано позже, когда я уже сумею завершить все, что собираюсь. И тогда тебя никто ни в чем не сможет заподозрить.

По лицу Леонардо было видно, что ей так и не удалось убедить его, но Мариэтта была неумолима, и он, скрепя сердце, согласился.

— Что же, в таком случае, удачи тебе! — обеспокоенно пожелал он.

Улыбнувшись на прощание, Мариэтта уселась в гондолу.

Когда они прибыли к ступенькам палаццо Челано, она объяснила молодому лакею на входе, что приехала из лавки масок господина Савони доставить заказ синьору Челано. У них с синьором Челано есть договоренность, что он непременно должен получить их из рук в руки. Лакей не стал допытываться, почему она в мантилье и маске, поскольку представители лавок масок, работавшие в эти дни с полной нагрузкой, обычно сами были одеты соответственно, но пускать ее, как видно, ему не очень хотелось.

— Дело в том, что синьора Челано еще довольно долго не будет — он не вернется во дворец, пока не завершатся дебаты в Зале Большого Совета. Так что вам, видимо, все же лучше прийти попозже.

Мариэтта покачала головой, в ее голосе появились доверительные и даже немного заговорщические нотки.

— Поймите и вы меня. Мне так повезло, что я смогла сегодня выбраться из мастерской и иметь возможность хоть немного передохнуть. Знаете, если иногда удается заполучить задание разнести готовые заказы, это такое приятное разнообразие! Я бы с удовольствием подождала здесь возвращения синьора Челано, а когда он придет, я сама продемонстрирую ему маски.

Лакей дружелюбно кивнул в ответ.

— Так и быть. Мне нетрудно понять ваши чувства. Мне и самому нечасто выпадает минутка отдыха. — Взяв у нее две тяжелых коробки с масками, он поставил их рядом с собой и впустил ее. — А чего это вас так рано послали?

— Мой хозяин отправился куда-то по делам ни свет ни заря, и не знал, как долго будет отсутствовать. А когда он приедет, ему передадут, что я пошла сюда без него, и тоже явится, к тому же ему не придется тащить эти коробки.

Лакей повел ее к главной лестнице.

— Какие маски сейчас лучше всего продаются? Ведь новый сезон не за горами. — Обернувшись, он подмигнул Мариэтте. Как и все без исключения венецианцы, будь то бедные или богатые, лакей интересовался новинками сезона. Новые маски редко повторяли друг друга в следующий сезон, в то время, как когда-то модные вещи заменить не могло ничто.

— А вот такие, знаете, с узорчиками, их люди очень любят, наверное, они и продаются лучше остальных, — рассказывала Мариэтта, когда они шли вверх по широкой мраморной лестнице. Сама-то я не очень их жалую. Вот в лавке Савони, что на Калле делла Мадонна, там вот, действительно, есть на что посмотреть, и как их берут — вы бы только видели.

— Я больше всего люблю красные маски Пульчинеллы.

Мариэтта одобрила его выбор, все же, как-никак, традиция.

— С высоким колпаком, горбом меж лопаток и в белом одеянии? Вы так ходите на карнавал?

— Конечно, а как же? Если выйти просто в маске, да без костюма, тут же не на что смотреть. — Он озорно подмигнул ей. — От Пульчинеллы всегда, знаете ли, ожидают чего-нибудь такого на карнавале. — Он сделал выразительный жест рукой. — И я всегда могу вволю повеселиться. Я столько мог бы вам порассказать, но думаю, раз вы сами масками занимаетесь, то больше меня знаете всяких историй.

Мариэтта усмехнулась.

— Это правда.

Лакей очень любил поболтать с бродячими торговцами всякой всячиной, которые нередко приходили во дворец. Простые люди всегда поговорят с тобой, как с человеком. А у богачей или там знати — у тех все вздохи, ахи да поклоны. Но уж на карнавале ему случалось добираться до этих дворяночек, которые скрывали свои лица под масками. Ох, и доставалось им от него — откуда им знать, кто под маской — герцог или его лакей? Нет, что ни говори, другого такого места, как Венеция, в мире не сыскать!

— А что же Савони сделали для синьора? — поинтересовался он, кивнув на коробки.

— Две маски просто великолепны! Но мне не разрешили их никому показывать, потому что синьор Челано хочет всех огорошить. Так мне было сказано. Я могу сказать тебе только о тех, что он заказывал для своей женушки. Они…

— А ей их уже не надеть!

— Откуда вы знаете?

Лакей сочувственно покачал головой.

— Наша синьора доживает последние дни на этом свете. Ее новая камеристка, Джиованна, она с нами не водится, но говорит, что молодая Синьора быстро тает. Нет, у меня язык не повернется плохого слова о синьоре Челано сказать. Мы все так любили и уважали ее!

— Я слышала, что большинство о ней так и отзывались. Значит, похоже на то, что эти маски можно было и не приносить.

Сочувствие на его лице сменилось цинизмом.

— Ну уж! Не беспокойтесь, их есть кому надеть! Уж об этом не беспокойтесь!

— Вот оно что! А кто же это?

Но молодой человек, пропустив ее вопрос мимо ушей, уже направлялся в большой зал для приемов, где справа от дверей ярко пылал большой камин. Мариэтта вызвала в памяти план, начерченный для нее сестрой Сильвией, но монахиня предупредила ее, что на нем будет лишь примерно половина всех помещений. Лакей вел ее еще к одним дверям, но не тем, которыми пользовались сестры-монахини. Прислушавшись, Мариэтта поняла, что где-то неподалеку кто-то играет на флейте. Бьянка! Только этого не хватало! Это могло сильно осложнить задуманное Мариэттой. Вот уж никак не ожидала, что нарвется здесь на Бьянку! К тому же, в один из дней, когда ее приход сюда для работы над каталогом не предусматривался.

— Кто это у вас так хорошо играет? — как бы невзначай поинтересовалась Мариэтта, поравнявшись с лакеем.

— Да так, одна девица из Оспедале. Они вместе с монахиней часто бывают здесь.

— Они что, каждый день сюда приходят? — продолжала осторожные расспросы Мариэтта, когда они подходили к двери.

— Нет, только вчера прибыли, на несколько недель, а может быть, и месяцев. Все будет зависеть от того, сколько времени займет работа над книжным каталогом, который составляют для новой библиотеки Челано.

Мариэтте стало боязно за девушку. Находиться с Филиппо день и ночь под одной крышей — ничего хорошего для Бьянки из этого выйти не могло. Но сейчас следовало думать не об этом.

— А хворой синьоре эта музыка не досаждает?

— Нет. Иногда эта девушка играет перед самыми дверьми спальни.

— И сейчас тоже? — решила прибегнуть к хитрости Мариэтта.

Лакей покачал головой.

— Нет, сейчас она просто репетирует в одной из гостиных, что напротив библиотеки. Спальня синьоры этажом выше. А вы можете подождать здесь.

Они перешли в гостиную, панели стен которой были обтянуты узорчатой дамасской тканью цвета слоновой кости. Молодой человек поставил коробки на стул.

— Сейчас я распакую маски, — сказала она, — и разложу их здесь, чтобы синьор Челано мог видеть их, когда вернется, когда бы он ни пришел. А вы, пожалуйста, никого сюда не впускайте. Только синьора Савони, если он придет.

— Не беспокойтесь, я так и сделаю.

Когда лакей вышел, он отправился туда, где девушка из Оспедале играла на флейте. Стоило ему войти, как она обернулась в надежде увидеть Филиппо, но это был не он. Выражение радостного ожидания медленно сходило с ее лица. Но молодой человек был явно не из глупых, и тут же смекнул, кого она так жаждет видеть.

— Простите, что помешал вам, синьорина, но у меня к вам будет просьба. Из магазина Савони принесли маски, и они разложены для обозрения в Кремовой гостиной. Но должен предупредить вас, что, кроме синьора Челано, никто не должен их видеть. Таково его распоряжение.

— А кто их доставил? Сам синьор Савони? Он мог бы подождать и здесь — это мой хороший знакомый.

— Нет, нет, какая-то женщина, скорее всего, просто продавщица. А сам Савони должен прийти позже.

Лакей удалился, а Бьянка решила сделать перерыв. Конечно, глупо дожидаться Филиппо сейчас, но он твердо пообещал ей, что вернется, как только закончит выступление на дебатах. С тех пор, как они с сестрой Джаккоминой вчера прибыли в палаццо Челано, она и видеть его толком не видела. Они. поужинали в его обществе, и хотя монахиня почти без умолку болтала, Бьянка постоянно ощущала на себе его взгляд — Филиппо буквально не сводил с нее глаз, пристально, даже чересчур пристально рассматривая ее волосы, грудь. У нее даже возникло не очень приятное чувство, что ее раздевают. В его взгляде было что-то очень пугающее, позже она поняла, что Филиппо очень напоминал ей льва, выпущенного из клетки и готового вцепиться в нее своими мощными когтями. В Венеции каменные львы встречались в изобилии, ими были декорированы и мосты, и здания, причем, некоторые из них выглядели довольно угрожающе. Инстинкт подсказывал Бьянке, что его свирепость после их свадьбы выплеснется наружу. Впрочем, ее страхи наверняка напрасны — ведь она помнила его ласковые руки, гладившие ее по волосам, помнила то опьянение, ядовито-сладкий дурман его поцелуев и не сомневалась, что он всегда будет лелеять ее. Щеки девушки даже вспыхнули пунцовым огнем при воспоминании об этом. Нет, она действительно любила, обожала его, она готова была ради него пойти на что угодно, даже пожертвовать жизнью, если этого потребуют обстоятельства.

Как же отвратительно она сегодня играла! Ее голова была занята иным. Все те нежные слова, заверения в любви, которые ей довелось сегодня услышать от Филиппо перед тем, как он ушел во Дворец дожей, казалось, высыпали на ноты, лежащие перед ней, и пустились в неистовый танец. Нет, сегодня она больше не будет играть.

Бьянка сложила нотные листки и убрала флейту. С минуту постояв в раздумье, она направилась в библиотеку, где сестра Джаккомина сидела, углубившись в чтение очередного фолианта на латыни.

— Что мне сейчас делать? — вежливо осведомилась Бьянка.

Монахиня лишь махнула рукой в ответ, не отрывая глаз от страницы.

— Сядь, посиди, дитя мое. Сейчас, сейчас, вот дочитаю до конца эту главу и скажу.

Но глава уже давно была дочитана, а сестра Джаккомина, казалось, совсем забыла о ее присутствии. Она была где-то далеко, в совершенно другом мире. Когда монахиня переворачивала очередную страницу, Бьянка, поигрывая пером, вздохнула. Как же скучно сидеть здесь и ничего не делать! Время тянулось так медленно. И когда только вернется Филиппо? Бьянка вспомнила о масках, выставленных сейчас в Кремовой гостиной, и ей вдруг захотелось посмотреть на них. Ей было известно о той атмосфере таинственности, которая всегда окружала частные заказы именитых лиц. На балах и маскарадах всегда присутствовал, элемент внезапности, игры, когда к пикантности, присущей таким праздничным сборищам, возникавшим вследствие анонимности присутствующих, добавлялась и заинтригованность гостей при виде какой-нибудь особенной маски — ведь каждый из гостей желал, чтобы именно его маска была единственной и неповторимой.

Раньше Бьянке, как и другим девушкам из Оспедале, приходилось видеть карнавальные шествия и танцы лишь со сцены, но в будущем — Бьянка дала себе зарок — непременно стать самой активной участницей этого невиданного веселья. Она еще прокатится в этих чудесных, освещенных свечами, богато украшенных гондолах, она станцует и на площади Сан-Марко, она еще посмеется вдоволь над проказами Пульчинелл и Коломбин, словом, все еще впереди. И фейерверки будут рассыпаться тысячей огней прямо у нее над головой, и на залитое мириадами разноцветных звезд небо она будет смотреть не из окна, а с площадей и набережных Венеции.

Филиппо не станет журить ее за то, что она без спроса посмотрит на его маски. Сейчас она пойдет в Кремовую гостиную и взглянет на них. Она даже сможет примерить одну или две или даже встретить его, закрыв лицо какой-нибудь самой причудливой из них. Сколько раз он говорил ей, что она, его маленькая птичка, что бы ни делала, это лишь приносит ему счастье, радует его.

— Тогда я пойду в Кремовую гостиную, — заявила она.

— Ладно, ладно, — отсутствующим голосом отозвалась сестра Джаккомина.

Бьянка вздохнула. С этой пожилой монахиней, когда она уткнется в книгу, говорить все равно, что с глухим! Девушка вышла из библиотеки и направилась в Кремовую гостиную. Здесь было пусто, но прямо перед ней, прислоненная к спинке одного из стульев, на нее смотрела странная маска. Странная потому, что походила на что-то виденное ею ранее. Маска представляла собой разукрашенную драгоценными камнями голову ревущего венецианского льва. Клыки были выполнены из серебра, а грива из серебристых тонких нитей. Маска явно предназначалась для Филиппо, и Бьянка живо представила себе, как серебристая грива рассыпается по его плечам, переливается и сверкает. Вот это да! У нее даже перехватило дыхание. Другая, что стояла на стуле рядом, впечатляла меньше: мрачное лицо, выкрашенное в ядовито-красный цвет, а вверху, будто волосы, вздымались перья того же ярко-красного цвета. Бьянка могла лишь представить себе, какие же костюмы будут одеты к этим маскам.

Потом внимание Бьянки привлекли три небольших маски, предназначенных явно для женщин, — они стояли прислоненными к спинке дивана. Одна маска нежно-голубого цвета закрывала лишь глаза, другая была очень похожа на первую, но имела более глубокий синий цвет — сапфировый. Третья маска представляла собой имитацию той, что была украшена ярко-красными перьями. И все три были явно для нее! Вне себя от радости, Бьянка бросилась к дивану и взяла первую. Поднеся ее к глазам, она посмотрелась в зеркало. Синий цвет так подходил к ее глазам, а как искусно она была вышита жемчужинами! Какое же чудо этот Филиппо! Темно-синяя маска тоже очень ей нравилась, в ней было что-то волшебное. Спереди она обрамлялась тончайшими кружевами из Бурано, собранными в пышное, напоминавшее облако, жабо, закрывающее нижнюю часть лица. Но красная, красная! Она была просто восхитительна, если они с Филиппо наденут каждый свою, то их маски будут очень гармонировать друг с другом.

Когда Бьянка повернулась к зеркалу, чтобы еще раз примерить первую, дотронувшись до нее, она почувствовала, как что-то слабо хрустнуло. Ее пальцы ощутили неровность на красной поверхности маски. Что же это? Бьянка очень удивилась. Неужели такой первоклассный мастер, как синьор Савони, может допустить брак в своей работе? Она принялась ощупывать другие маски, но ничего подобного больше не нашла, как ни надавливала пальцами на их лакированные поверхности. И тут она заметила, что на красной маске есть вышитая крошечная эмблемка, такая маленькая, что ее было почти невозможно заметить. У Бьянки был с собой маленький ножичек, которым она пользовалась при работе с книгами в библиотеке — иногда они с сестрой Джаккоминой разрезали листы некоторых книг. Вышивка легко поддалась ножу, и Бьянка вытащила из открывшейся узкой щели сложенный листок тонкой бумаги. Развернув его, она тут же узнала почерк своей крестной. Записка была короткой и адресовывалась Элене. В ней Мариэтта заверяла ее, что она сама и ее друзья очень обеспокоены ее состоянием и пытаются установить, где она находится. Послание завершалось пожеланием крепиться и не унывать, несмотря ни на что.

Бьянка почувствовала, как внутри нее тяжелым комом вздымается раздражение. Да как осмелилась Мариэтта злобно клеветать на Филиппо? Что он, тюремщик Элены? Он ее муж! Муж, который сделал все от него зависящее и возможное, чтобы вернуть своей супруге здоровье! Кто дал ей право возводить на этого благородного человека такую напраслину? Вдруг она вспомнила, что слуга упомянул о какой-то женщине, продавщице из лавки Савони, которая доставила сюда заказ. Может, это она? Может, под личиной продавщицы скрывается сама Мариэтта? Уж не отправилась ли она наверх к Элене? Ну, если крестная пошла на это, то она, в таком случае, просто слабоумная! Джиованна ни за что не пустит ее к Элене, а если Элена услышит ее голос, то ей это явно будет только во вред. Это же жестоко — лишать бедную Элену покоя! Времена, когда еще можно было избавить ее от депрессии, давно миновали.

Бьянка выбежала из Кремовой гостиной на лестницу, которая вела наверх. Взбежав на следующий этаж, она остановилась и замерла. Отсюда хорошо видна дверь в апартаменты Элены. Прижавшись к ней ухом, там стояла женщина с баутой на лице и сосредоточенно прислушивалась.

— Ты ничего там не услышишь, Мариэтта, — ледяным тоном произнесла Бьянка.

Вздрогнув от неожиданности, Мариэтта подняла маску и оставила ее поверх треуголки.

— Я просто хочу убедиться, что именно эта дверь ведет в спальню Элены, — голос ее звучал на удивление спокойно.

— Да, это та дверь, но какое право ты имеешь находиться здесь?

— Право подруги, как ты сама можешь понять. Бьянка, ты не должна никому говорить, что видела меня здесь, — голос Мариэтты дрогнул.

— Только в том случае, если ты прекратишь свои поиски и уйдешь отсюда. Обещаешь?

— Я могу пообещать лишь прекратить поиски здесь, но, умоляю тебя, ни одна живая душа не должна знать, что я во дворце. Даю тебе слово, что не буду и пытаться проникнуть в спальню Элены, и никто ничего не заметит. А если Элена умирает, то в твоем сердце, надеюсь, найдется сочувствие ко мне, что позволит мне провести несколько минут у постели моей умирающей подруги детства.

Бьянка с пониманием отнеслась к просьбе Мариэтты. Уж она-то никогда не нарушит обещание, если дала его, но ведь тем самым она обманывала Филиппо.

— Можешь оставаться здесь, но если ты собираешься пробыть во дворце долго — это лишь на твой страх и риск. Я буду следить за тем, не вернулся ли Филиппо. Если ты не уйдешь отсюда до того, как он вернется, я сообщу ему, что ты проникла во дворец.

— Очень хорошо. — Мариэтта была готова согласиться на все, лишь бы Бьянка поскорее убралась отсюда. Она не особенно стремилась проникнуть туда, где затаилась та, которая играла роль Элены, а лишь желала убедиться, что это тот самый коридор, который был ей нужен. Из спальни Элены не доносилось ни звука. — Я согласна.

— Тогда я ухожу, но я тебя предупредила. — Не удостоив ее взглядом, Бьянка повернулась и ушла. Она решила не возвращаться в Кремовую гостиную, а сразу же отправилась в библиотеку, где оставалась сестра Джаккомина, которая по-прежнему сосредоточенно читала. Бьянка подошла к окну и стала внимательно смотреть вниз, на канал Гранде. Отсюда ей будет видно, как уйдет Мариэтта и вернется Филиппо. Если он появится раньше, она непременно встретит его на главной лестнице и расскажет обо всем, что произошло. Она не может поступить иначе — ведь она ему почти как жена, и никогда не пойдет против воли мужчины, которому принадлежит душой и телом.

Едва Бьянка удалилась, Мариэтта бросилась к соседней двери, которая, как ей уже было известно, вела в спальню Филиппо. Бесшумно открыв дверь, она некоторое время стояла на пороге, обозревая огромное, роскошно обставленное помещение. Ей было достаточно одного взгляда, чтобы определить, что дверь в спальню Элены заперта именно отсюда, и поэтому можно не опасаться вторжения двойницы. По-прежнему за дверью спальни Элены стояла тишина. Может быть, когда Бьянка бурно выражала свое негодование, лже-Элена и камеристка насторожились и теперь считают, что она до сих пор стоит под дверью? Если они там, то, скорее всего, так и есть. Ну, а если нет? Если их нет, значит, Филиппо больше не нуждается в их услугах, а это заставляло предположить самое худшее.

В спальне стояли три отделанные роскошной резьбой шкафа, но лишь один из них подходил под описание, которое ей предоставила Лавиния. Мариэтта сняла маску, мантилью и треуголку — теперь в них не было надобности.

Стены спальни были отделаны красивыми резными панелями, узоры которых представляли собой гирлянды цветов, искусно вырезанных в дереве. Она направилась к самому высокому шкафу, находившемуся по правую руку от нее. Ухватившись за расположенную в центре резную деревянную розу, она повернула ее по часовой стрелке, как учила Лавиния. Раздался легкий щелчок, и шкаф бесшумно отошел в сторону, открывшись внутрь спальни подобно огромной двери. Мариэтта увидела маленькое помещение, что-то вроде небольшой прихожей, где имелась еще одна дверь, довольно массивная. Огромный старинный ключ, который не поместился бы ни в каком кармане, аккуратно висел на гвозде рядом.

Мариэтта быстро схватила кочергу, стоявшую у камина, и заклинила ею дверь-шкаф, чтобы та случайно не закрылась, и, взяв с ночного столика подсвечник с двумя огарками, зажгла их при помощи трутницы. Снятым с гвоздя большим ключом она попыталась отпереть дверь — замок поддался неожиданно легко, словно был только что смазан. Из тьмы повеяло холодом. Когда она, прикрывая свечу ладонью, ступила на первую ступеньку, трепещущее пламя выхватило из темноты стену из розового мрамора слева и тяжелую портьеру справа. Мариэтта стала осторожно спускаться по ступеням. Лестница оказалась очень крутой. Вместо поручня у стены была укреплена толстая веревка, сплетенная из серебристых нитей.

— Элена! — тихо позвала она. — Это я, Мариэтта. Где ты? — Никто не отозвался. Где-то глубоко внутри зашевелился страх. А вдруг она опоздала? Вдруг все это напрасно? Мариэтта спустилась до последней ступеньки, и перед ней открылась большая гостиная со стенами из розового мрамора. В неверном свете свечи она разглядела стол, уставленный множеством огарков, и неподвижно лежащую на диване фигуру. — Элена! — воскликнула Мариэтта, рванувшись вперед, и если бы не спутанные золотистые волосы, в беспорядке рассыпавшиеся по подушке, она ни за что не узнала бы в этой изможденной женщине свою подругу. Глаза Элены были закрыты.

— Господи, Элена, дорогая! Сколько же тебе пришлось выстрадать! — простонала Мариэтта, схватив холодную неподвижную руку, лежащую на покрывале. Мариэтта замерла — да, рука была холодна, но не холодом смерти. Еще оставалась надежда! Быстро поставив подсвечник на пол, Мариэтта попыталась усадить Элену. Веки несчастной дрогнули, но глаз она так и не открыла.

— Я пришла за тобой, Элена! — взяв лицо подруги в ладони, Мариэтта стала легонько трясти ее голову. — Открой глаза! Ну, посмотри же на меня! Сейчас я выведу тебя отсюда! Ты вернешься к нам, к твоей Елизавете, к Адрианне и Леонардо!

Глаза Элены медленно открылись. Мариэтта продолжала говорить, пытаясь успокоить ее. Постепенно ее взгляд становился осмысленным. Еле слышным шепотом она произнесла:

— Я думала, что это сон или галлюцинация.

— Нет, нет, это не сон. Я действительно здесь. — Мариэтта принялась шарить в кармане платья и извлекла фляжку. Откупорив пробку, она поднесла ее к губам Элены и влила ей в рот немного коньяку. Элена закашлялась, да так, что Мариэтте показалось, что у нее вот-вот хлынет горлом кровь. — Ничего-ничего, выпей. Это поможет тебе. Обернувшись в поисках воды, Мариэтта увидела на столе кувшин. Дотянувшись до него, она осторожно дала Элене попить. Сделав несколько глотков, та в изнеможении откинула голову на подушку. Тихий стон вырвался из ее груди. Но надо было спешить — в любую минуту мог появиться Филиппо или кто-нибудь из прислуги. Подхватив ставшее легким истощенное тело Элены, Мариэтта снова попыталась усадить ее на постели.

— Я не могу идти, — в отчаянии прошептала Элена. Мариэтта увидела, как по ее щеке скатилась быстрая слеза.

— Ничего, я помогу тебе. Обопрись на меня.

Мариэтте с трудом удалось поднять подругу и поставить на ноги. Положив себе на шею ее руку и обхватив за талию, она неторопливо повела ее к лестнице. Колени Элены подгибались, она стонала, но все же они кое-как добрели до первой ступеньки.

— Не бойся, Элена., Ты не упадешь, я поддержу тебя, — успокаивала ее. Мариэтта. Губы Элены что-то шептали, а глаза с мольбой смотрели на подругу.

— Что? Что ты хочешь сказать мне?

— Бумаги… Там… за зеркалом…

— Бумаги? Какие бумаги?

— Доменико… они помогут ему! — собрав последние силы, буквально выдохнула Элена.

Мариэтта тут же поняла, в чем дело. Поспешно усадив Элену на одну из ступенек и прислонив ее спиной к стене, она сбежала вниз. Просунув руку за роскошное зеркало в массивной раме, она нащупала плоский сверток и вытащила его. Сверток оказался стопкой каких-то документов, перевязанной кружевной ленточкой. Мариэтта торопливо сунула бумаги в карман и поспешила к лестнице. Голова Элены упала на грудь. Она едва дышала. Приподняв ее, Мариэтта стала одну за другой одолевать ступеньки.

— Что здесь происходит? — внезапно раздался из темноты голос Филиппо Челано.

Мариэтта окаменела, но сковавший ее страх тут же улетучился. Она осторожно усадила Элену на ступеньку, и убедившись, что та не упадет, медленно выпрямилась и устремила на Филиппо полный ненависти взгляд. Широко расставив ноги, он стоял наверху, воплощая своим горделивым видом самоуверенность. По потоку дневного света, прорывавшемуся из-за спины Челано, Мариэтта сообразила, что дверь в его спальню открыта.

— И ты еще можешь задавать такие вопросы? — гневно спросила Мариэтта. В ней закипала злость на этого монстра. — А ты посмотри, что здесь происходит, Филиппо Челано, может, догадаешься? Я забираю Элену, которую ты едва не заморил голодом!

— Ты опоздала — она не дотянет до вечера.

— Ах, вот на что ты рассчитываешь? Ведь тогда ты обретешь свободу и сможешь жениться на Бьянке. Я всегда знала, что ты жесток, но не думала, что ты способен на такое зверство. В сторону! Дай нам выйти из твоей адской пещеры!

— Оставайся там, где стоишь! — прогремел его голос. — Живьем ни тебе, ни ей отсюда не выбраться! Если ты так печешься о своей подруге, так подыхайте здесь вместе!

Из сумки, висевшей у нее через плечо, Мариэтта мгновенно выхватила пистолет и направила на Филиппо:

— Не двигайся! Я не задумываясь выстрелю в тебя, если ты вздумаешь помешать нам выйти отсюда! Тебе понятно?

По выражению ее лица Филиппо понял, что Мариэтта не шутит. Неужели эта дрянь, какая-то баба, да еще из Торризи, перечеркнет все его планы? Нет, этому не бывать! Да мыслимо ли это вообще? Но ничего. Ничего. Он все сделает так, как замышлял. В конце концов, сегодня как раз тот день, когда он и сам собирался поставить точку на этой затее. Оставалось лишь перенести Элену в ее спальню. Вот пусть эта дура и займется этим сейчас. Он все равно ее прикончит, как-нибудь справится. Те две твари — Минерва и Джиованна — сегодня же уберутся отсюда, а та, что носила еду — ее уже нет вместе с ее муженьком-гондольером. Каюк им обоим! Ничего, он перехитрит эту змею Торризи!

Тем временем Мариэтта стала медленно подниматься вверх по лестнице.

— Иди назад к себе в спальню. И не вздумай повернуться! Спиной!

Филиппо нисколько не пугал пистолет в ее руке. Он не сомневался, что она держит оружие впервые в жизни, а ему не раз приходилось обезоруживать и не таких противников. Сейчас просто нужно выждать удобный момент и свернуть ей шею. Ерунда, что в плане придется кое-что изменить, это не проблема. Минерва покинет дворец, переодевшись в одежду этой Торризи и надев ее бауту, все это барахло она так и оставила у него в спальне. Прислуга будет видеть, как она уходит, и Бьянка увидит тоже — он ее специально послал перед тем, как идти сюда, в Кремовую гостиную. Она стоит сейчас там у окна и ждет, когда выйдет из дворца ее бывшая крестная. И никому в голову не придет свалить на него тот факт, что эта стерва Торризи не появится сегодня дома. А с этой Минервой его посредник обойдется, как полагается. И довольно скоро.

— Дай я хоть перенесу в ее покои, — вдруг обратился к ней Филиппо. — Не можешь же ты позволить ей умирать здесь, на этой лестнице. Мне всегда хотелось, чтобы она отошла спокойно, в своей постели.

— Ты до нее больше пальцем не дотронешься! — сердце Мариэтты от гнева и напряжения готово было выскочить из груди — ведь он был так близко, всего лишь в шаге от нее. Руки ее дрожали, вдруг она испугалась, что лишь ранит его — ведь ей еще ни разу не приходилось стрелять из пистолета! — Тебе я ни на грош не верю! Стой и не двигайся!

— Не веришь? Но у тебя же пистолет в руках! — Издевательски напомнил он, разводя руки в стороны, как бы желая продемонстрировать ей, что он беспомощен перед нею. — Ты же можешь спокойно убить меня, и я тебе больше не помеха.

— Нет, я привлеку тебя к суду за попытку покушения на жизнь своей супруги.

Филиппо молниеносно кинулся к ней и ребром ладони так ударил по ее руке, в которой был пистолет, что оружие вылетело и загремело вниз по лестнице. Она даже не успела ничего сообразить, в страхе отшатнулась к стене и видела перед собой его лицо — лицо убийцы. Филиппо уже занес руку, чтобы ударить ее, но в этот момент из-за его спины вырвалась какая-то тень, звериным чутьем он почувствовал присутствие кого-то третьего позади себя и, стремительно повернувшись, увидел, что это Бьянка, в руке которой опасно блестел нож для разрезания страниц.

— Дьявол! — вскричал Филиппо, и она бросилась на него, пытаясь нанести удар, но промахнулась, и нож, скользнув по его рукаву и не причинив ни малейшего вреда, со звоном упал на каменную ступеньку. Однако уворачиваясь от удара, Филиппо потерял равновесие и соскользнул на край лестницы, пытаясь в отчаянии ухватиться за Бьянку. Та попятилась и инстинктивно уцепилась за веревочный поручень. Филиппо, размахивая руками, успел схватиться за парчовый занавес, но проржавевшие кольца, на которых он крепился, и прогнившая ткань не выдержали, и тяжелая портьера, не выдержав его веса, оборвалась. Филиппо, издав жуткий вопль, грохнулся вниз на мрамор пола, и тут же эхом раздался истерический крик Бьянки. Доносившийся снизу стон возвестил о том, что Челано остался жив.

В ужасе и недоумении Мариэтта уставилась на Бьянку, побелевшими пальцами вцепившуюся в посеребренную веревку поручня и неподвижно сидевшую, уставясь невидящим взглядом в пространство. Обе в течение нескольких мгновений были не в силах даже пошевелиться от шока.

Первой опомнилась Мариэтта.

— Бьянка, помоги мне дотащить наверх Элену! У нас нет времени. Бог с ним, с Филиппо, он всего лишь ушибся. — Мариэтта сбежала вниз к Элене, но Бьянка, с трудом приходя в себя, пошатываясь, поднималась на ноги. — Ну, Бьянка, давай живей!

Ответа не последовало, и Мариэтте пришлось рассчитывать лишь на свои силы. С трудом взяв Элену на руки и приподняв, Мариэтта не успела подняться и на три ступеньки, как остановилась, услышав стон, который испустил внизу Филиппо. Обернувшись, она увидела, что он, взревев от боли и злости, вцепился в ногу Элены и пытается тащить ее к себе, Мариэтта в страхе закричала.

Тут же к ней на помощь поспешила Бьянка. Она моментально стянула с ноги туфлю на высоком каблуке и изо всей силы ударила Филиппо каблуком по руке, и тот с воплем выпустил ногу Элены.

— Бери Элену за ноги, Бьянка! — скомандовала Мариэтта.

На этот раз повторять не пришлось, и они в конце концов сумели дотащить Элену в спальню Филиппо и положить в постель. Внезапно Бьянка, будто вспомнив о чем-то, рванулась назад в эту потайную гостиную. Мариэтта в первую минуту подумала, что та, опомнившись и раскаявшись в содеянном, поспешила на помощь своему возлюбленному. Призыв Мариэтты вернуться остался без ответа.

Филиппо, который так и полулежал, запутавшись в толстой парче занавеса, вздохнул с облегчением при виде Бьянки, стоявшей на верхних ступеньках. Боль лишила его сил, по его лицу струился холодный пот — одна его нога была очень серьезно повреждена, а боль в боку говорила, что наверняка сломаны и ребра. Но он все же сумел изобразить улыбку, но это было скорее всего просто гримасой боли и отчаяния.

— Птичка моя, дорогая! Я знал, что ты придешь ко мне! Я знал, что ты меня не бросишь. Ничего, что ты на меня хотела броситься с ножом, ничего, я тебе это прощаю. Вот… — он приподнял руку. — Руку мне прорезала, но это ничего… Но и ты должна простить меня за то, что я держал здесь Элену. Ты ведь и сама в этом виновата, это же все из-за тебя. Ты меня просто с ума свела, заставила полюбить, потерять из-за тебя голову… Иди и приведи кого-нибудь, чтобы вытащили меня отсюда. Позови моего слугу, позвони, чтобы он прибежал сюда. — Видя, что она продолжает молчать и лишь смотрит на него широко раскрытыми синими глазами, он поторопил ее. — Ну, что же ты медлишь, птичка моя?

Бьянка повернулась, в этом жесте было даже что-то покорное, но вовсе не для того, чтобы броситься за помощью. Она подошла к столику, где стоял оставленный Мариэттой подсвечник, и задула пламя. Потом, ориентируясь по дневному свету, попадавшему сюда через распахнутую дверь наверху, она вышла к лестнице и, подняв со ступенек пистолет и нож, направилась вверх, в спальню Филиппо.

Челано в отчаянии застонал.

— Нет, нет, Бьянка! Ты не можешь бросить меня здесь!

Все так же молча, она прошла через дверь и, повернувшись, захлопнула ее за собой. Все еще не веря тому, что произошло, Филиппо слушал, как в замке поворачивается ключ, и еще несколько секунд спустя до него донесся звук вставшего на место шкафа. Его заперли! Она заперла его, оставив наедине с болью и страхом, в полной тьме умирать здесь!

Мариэтта, пытавшаяся влить в рот Элены еще несколько капель коньяку, видела, как Бьянка подошла к окну и, прежде чем она успела остановить ее, раскрыла его и с размаху бросила ключ от потайной гостиной Филиппо в воды канала Гранде.

— Зачем ты это сделала? — вскричала Мариэтта. — Ведь его нельзя оставлять там.

Глаза Бьянки горели.

— Я слышала, что он сказал тебе. И теперь пусть он сам с собой там навечно остается.

Сказав это, она ринулась к двери, что находилась между дверью в спальню Филиппо и входом в покои Элены. Не успела Мариэтта и слова произнести, как Бьянка уже отодвинула тяжелую задвижку.

Джиованна, которая подслушивала за дверью, тут же в страхе отпрянула, и ее глаза расширились в ужасе. Она, разумеется, ожидала увидеть Филиппо. Вместо этого взорам ее и сообщницы открылось странное зрелище: изможденная женщина на постели Филиппо, наполовину покойник, и две незнакомки, одна из которых изо всей силы дергает за шнурок звонка для вызова прислуги.

— Вот, вы, оказывается, где! Негодяйки!

И Джиованна, и Минерва были уже одеты и готовы для бегства из дворца Челано. Их упакованные саквояжи стояли тут же, как было приказано. Они поняли, что по ходу произошли какие-то изменения, не предусмотренные Филиппо, но Джиованна все же была уверена, что им удастся ускользнуть безнаказанно. Вспомнив, что лучший способ защиты — нападение, решила прибегнуть к нему.

— Кто вы такие? — начала она высокомерным тоном. — Синьор Челано ни за что не потерпит, чтобы с моей госпожой разговаривали в подобном тоне.

— Замолчите! — Сжав кулаки, Бьянка угрожающе стала приближаться к ним. Никогда в жизни девушка еще не испытывала такой злобы, как сейчас. — Нам все известно! Вам не отвертеться! Совет Трех отправит вас в камеры пыток!

Будучи венецианками, и та, и другая чуть в обморок не упали, услышав такую угрозу. Схватив накидки и саквояжи, они бросились наутек. Один саквояж в спешке остался стоять на полу спальни Элены, и Бьянка, схватив его, запустила вслед убегавшим, но ни одна из них даже не обернулась. Более смышленая, Джиованна заранее не исключала возможности именно такого варианта развития событий и поэтому предусмотрительно изучила пути отхода через зимний сад, но теперь впопыхах утратила ориентировку и бежала куда глаза глядят.

Мариэтта подошла к Бьянке, которая стояла, прислонившись к тяжелой двери спальни, и рыдала. Положив девушке руку на плечо, она тихо проговорила.

— Сейчас не время для того, чтобы лить слезы, Бьянка. Пойми, сейчас мы должны спасать нашу Элену.

В этот момент появился дворецкий Филиппо, и вместе с ним в спальне воцарился дух неуместной претенциозности. Он желал знать, что это за незнакомки, невесть каким путем пробравшиеся во дворец, и почему они здесь распоряжаются. Мариэтта не сочла необходимым пускаться в долгие объяснения.

— Синьора Элена при смерти! Быстро пошлите за доктором, если вы не хотите, чтобы вас потом обвинили в том, что вы способствуете своим поведением ее гибели. Идите же! Доктор Грасси живет здесь неподалеку в красном доме на канале Бернадо. — Опешивший дворецкий без единого слова от-правился выполнять распоряжение. Выходя, он чуть не столкнулся со слугой, который тоже прибежал на шум. — Две женщины собираются бежать из дворца! Поймать их! Это воровки, они украли из спальни синьоры Челано ценные вещи! — не дала ему опомниться Мариэтта.

Тем временем подходили и остальные слуги. Часть их отправили на поиски двух беглянок, а одной служанке велели доставить сюда засевшую в библиотеке сестру Джаккомину. Решительные манеры Мариэтты и властный тон сделали свое дело. Уже спешно готовились спальня и постель для Элены, а Мариэтта вместе с сестрой Джаккоминой перенесли Элену в ванную комнату, чтобы выкупать ее. Сестра Джаккомина причитала, сетуя на то, что, дескать, одну из ее любимиц довели до такого состоянии. Вымытую Элену уложили в постель в ее собственной спальне, и Мариэтта дала ей глотнуть козьего молока, принесенного из кухни, и напоила ее теплой водой.

Пришел лакей, который сообщил, что удалось схватить женщину по имени Минерва и что ее заперли в кладовке у кухни, но, к сожалению, ее сообщнице удалось бежать. На. его вопрос, следует ли вызывать полицию, Мариэтта лишь покачала головой, заявив, что это будет решено позже.

Дворецкий, тоже вернувшийся сюда, с удивлением и возмущением узнал о том, что здесь командовала какая-то Торризи, обманом проникнувшая во дворец. Сестра Джаккомина принялась гневно обличать его — в ее лексиконе появились такие слова, как «позор», «стыд», «вам следовало вспомнить о том, что у вас есть совесть». Под напором монахини дворецкий был вынужден отступить и, взбешенный легко угадываемой реакцией своего господина, стал налево и направо рассыпать проклятья на головы ни в чем не повинной прислуги, которая из сил выбивалась, приводя в порядок спальню синьоры.

Доктор Грасси, которого не приглашали во дворец вот уже года два, с тех пор как Элена мучилась мигренью, тщательно осмотрел ее, даже не успев отдышаться от странствования по бесконечным лестницам дворца. Для того чтобы снять приступ тяжелого кашля, он дал ей выпить столовую ложку какой-то темно-коричневой микстуры.

— Сильнейшее истощение, осложненное легочным заболеванием.

— Каковы ее шансы, доктор? — обеспокоенно спросила Мариэтта.

Доктор Грасси, одарив Мариэтту мрачным взглядом, развел руками.

— Все может произойти — вот что я могу сказать сейчас. Очень печально, что депрессия не была распознана раньше — для этого стоило лишь обратиться ко мне — и довела ее до такого тяжелого состояния.

— У нее не было никакой депрессии, доктор, — возразила Мариэтта и рассказала ему, что произошло с Эленой на самом деле. Выслушав ее, он пришел в ярость.

— Какая жестокость! — возмущался он. — Преступление! Но… — он поднял вверх указательный палец. — Как ни могу я осуждать действия синьора Челано, он должен быть немедленно выпущен из-под замка, и ему должна быть оказана помощь. Наверное, в результате падения он получил тяжелые травмы.

— Это будет непросто — где-то в суматохе потерялся ключ. А взломать эту дверь будет очень трудно.

— Но надо хотя бы попытаться это сделать! — не унимался доктор. — Где это помещение?

Доктор Грасси взял на себя организацию кампании по вызволению Филиппо из заточения, а Мариэтта вернулась к Элене.

Дыхание у Элены было затрудненным, они с Бьянкой подняли ее повыше на подушки. Сестра Джаккомина собиралась дать ей еще ложку коричневого снадобья, которое порекомендовал доктор Грасси.

— Бьянка все рассказала мне, — вздохнула монахиня и осторожно сунула ложечку с лекарством в бледные губы Элены. — У меня просто сердце разрывается на части, когда я думаю о том, что это бедное создание сидело там в темноте взаперти и изнемогало от голода в то время, как я, сидя в библиотеке, наслаждалась чтением или составляла каталог для этого аспида. Чем же это все закончится?

— Моя надежда — церковь пойдет на то, чтобы аннулировать брак Элены и Филиппо Челано, и Элену можно будет забрать отсюда. Вот тогда ваша помощь понадобится как никогда прежде.

Монахиня заботливо стерла каплю микстуры, стекавшую по подбородку Элены.

— Несомненно, я помогу, дитя мое. Ведь не зря же я за вас троих всегда молилась.

Мариэтта, почувствовав прилив нежности к этой доброй пожилой женщине, поцеловала ее в мягкую щеку, и та в знак благодарности кивнула головой, чуть не расплакавшись.

— Ой, — спохватилась Мариэтта. — Там же внизу Леонардо Савони должен ожидать меня! Я совсем про него забыла! Он, наверное, уже часа два меня дожидается.

— Иди и встреть его. Вот бедняга! То-то он удивится, когда узнает, что здесь произошло.

Мариэтта направилась вниз по главной лестнице, и ее догнала запыхавшаяся Бьянка.

— Мне так стыдно, — сдавленным от волнения голосом стала оправдываться девушка, — так стыдно, что я тебе в глаза смотреть не могу. — Она была готова расплакаться. — Если бы только могла знать, что ты так не доверяешь Филиппо, я бы сама догадалась, что вместо Элены подсунул другую! Элена сейчас не была бы в такой опасности! — Она кусала дрожащие губы. — Какая же я дура, что так вела себя!

Мариэтта обняла ее за плечи.

— Ничего, с кем такое не происходит. В жизни не раз чувствуешь себя дурой. И я тоже не исключение. А ты разве не понимала, что ты и мне жизнь спасла, а не только Элене? Ведь, не подоспей ты вовремя, я бы давно лежала там, вместе с ней.

— Когда Филиппо приказал мне отправляться в библиотеку и следить из окна, как ты будешь убегать, мне вдруг стало так страшно за тебя! Страшно и стыдно за то, что я наделала! Я никогда его еще в гневе не видела, и со мной он всегда был таким добрым, ласковым, но я не сомневалась, что он поступил бы с тобой очень жестоко. Я не могла бы этого вытерпеть! Я не поверила ему, что он просто так сможет отпустить тебя на все четыре стороны! Вот поэтому-то я и побежала наверх. А когда увидела… — Она осеклась. — Пожалуйста, поверь мне. Мне ведь так важно, чтобы ты поверила мне и простила!

— Я верю, Бьянка.

Бьянка и Мариэтта обнялись, и девушка вдруг напомнила о тех бумагах, которые торчали из сумки Мариэтты, которую та так и позабыла снять в этой суматохе.

— А что это у тебя? Может, заказы на новые маски?

— Да нет, — улыбнулась Мариэтта. — Это Элена заставила меня взять оттуда. Она зачем-то прятала за зеркалом. Ничего, сейчас мы с Леонардо изучим, что это такое.

В коридоре им встретился дворецкий, собиравшийся, судя по одежде, на улицу.

— Я иду за синьором Альвизе Челано, — с поджатыми губами сообщил он. — Мы уже пытались взломать эту дверь и топором, но безрезультатно. Надо где-то раздобыть второй ключ.

Кивнув, Мариэтта поспешила в Кремовую гостиную. При виде ее Леонардо вскочил. На его лице было написано облегчение.

— Что там у вас стряслось? — Когда она ему объяснила, он задумчиво потер подбородок. — Слава Богу, что Бьянка так и не сумела нанести ему удар ножом, а то бы ей пришлось отвечать. Впрочем, и этого с него хватит.

— А ему за Элену разве не достанется?

— Разумеется, ему придется ответить. Но ты не должна забывать, что мужу предоставлено право охладить пыл своей жены или укоротить ее излишне злобный язычок, на какое-то время заперев ее куда-нибудь.

— Да, но не морить же ее голодом!

— Нет, конечно. Это уже было бы убийством или покушением на него.

— А там я никакой еды не видела, а что до Элены, так она ослабла так, что даже напиться сама не смогла бы. — Мариэтта в гневе сжала кулаки. — Я никогда бы не могла поверить, что когда-нибудь мне придется вывалить на нашу Венецию такую кучу обвинений, а вот теперь, оказывается, могу. Что-то есть в этом городе, что подрывает основу правды и заставляет всех здесь лгать, изворачиваться, ненавидеть. И ты, и я тоже несем на своих плечах немалую часть ответственности за это, Леонардо.

— В каком смысле?

— А наши маски? Которые мы изготовляем и продаем? Мало того, что карнавал требует постоянных новых иллюзий, так простая баута дает возможность самым широким массам людей избегать ответственности за свои дела и поступки! Ведь не будь масок, сколько бы преступлений, обманов, просто проявлений нечестности не сошли бы им с рук! Никогда в жизни Филиппо не удалось бы выдавать кого-то за свою жену ни в Базилике, ни в опере, не имей он масок. И вообще такая отвратительная страшная ситуация просто не могла бы возникнуть в принципе.

— Но она все же возникла, — флегматично констатировал Леонардо, — и теперь и мне, и тебе придется все это расхлебывать.

Мариэтта, закрыв глаза, задумчиво провела ладонью по волосам.

— Ты прав, — согласилась она, пытаясь упорядочить ход своих мыслей. — Как я тебе уже говорила, та, которая выдавала себя за Элену, сейчас под охраной. И эта Минерва — явная помеха, какую бы систему защиты не предоставил Филиппо.

— Будь настороже, Мариэтта, — предостерег ее Леонардо. — Как только Филиппо вызволят из этой мраморной гостиной, он первым делом броситься выяснять, удалось ли скрыться обеим этим синьорам. И тут же постарается под любым предлогом отпустить Минерву.

— Если мы сумеем заручиться ее признанием в письменном виде и с подписью, это ему ничего не даст. Ты бы мог сделать это для меня?

— С радостью. А где она?

— А я сейчас ее велю привести. Ее пока заперли как воровку, по-моему, где-то на кухне. Она страшно перепугалась нашей Бьянки.

— А что это за бумаги вон там на столе?

Мариэтта взяла в руки стопку листков, которую она машинально бросила на стол, когда они доставили сюда Элену.

— Элена зачем-то их прятала. Она, кажется, считает, что они имеют отношение к Доменико.

Она разложила листки на столе, и Леонардо, придвинув подсвечник поближе, стал читать их. Но разобрать буквы было крайне трудно — слишком долго бумаги лежали в темном месте, в сырости и без доступа воздуха. Из-за сырости буквы расплылись, а бумага покоробилась. Кое-где остались небольшие фрагменты предложений, но смысл уловить было невозможно.

— Если эти бумаги могли оказать какую-то пользу Доменико, — с сожалением сказала Мариэтта, — то мы уже упустили этот шанс. Так что теперь остается лишь ждать, пока оправится Элена, и тогда можно будет определить степень их важности.

Леонардо собрал бумаги, и у него мелькнула мысль, что если Элена умрет, то им уже никогда не узнать, о чем здесь написано.

— Вот что, я должна показать все это Себастьяно. Может быть, хоть что-то удастся разобрать с его помощью.

Судя по всему, Леонардо был настроен не столь оптимистично. Мариэтта усталым движением провела по лбу, словно вспоминая о чем-то, потом выпрямилась. Вызвав слугу, она велела ему доставить к ней их пленницу.

Альвизе был поглощен чтением газеты, пестревшей политическими новостями, когда в его дом прибыл запыхавшийся дворецкий его брата Филиппо. Франция находилась в состоянии войны с Австрией, и театром военных действий должен был стать Аппенинский полуостров. Он читал о том, что генерал Бонапарт постоянно прибирал к рукам все новые и новые территории, и во Францию рекой текло золото и сокровища побежденных. Венецианская республика тоннами отправляла этим потерявшим всякий стыд галлам продовольствие, но платить Бонапарт, как видно, не торопился. Да, много же, наверное, неоплаченных счетов этого выскочки-корсиканца накопилось сейчас у дожа! Альвизе считал все происходящее за пределами Венецианской республики ерундой, глупостью, иногда достойной даже сожаления. И в этом смысле он вряд ли сильно отличался от большинства своих братьев венецианцев. Нет, эти войны были не для Венеции. Невеста Моря была и оставалась вне этих распрей!

Когда дворецкого препроводили в покои, Альвизе, отложив в сторону газету, встал спиной к роскошному мраморному камину, заложив руки за спину и широко расставив ноги. Ему казалось, что он знал причину появления здесь дворецкого Филиппо.

— Ты пришел сообщить мне, что моя свояченица скончалась?

— Нет, синьор, хотя доктор прибежал во дворец сегодня, едва наступил вечер, и вообще, столько у нас суеты. Я пришел к вам по поводу моего господина синьора Челано. Если верить синьоре Торризи, синьор Челано сейчас заперт в мраморной гостиной, в этой потайной комнате, вход в которую из его спальни.

— Что-о? — Глаза Альвизе недоверчиво прищурились. — Синьоре Торризи? Что ты тут мне небылицы рассказываешь? Хочешь, чтобы я в эту чушь поверил?

Дворецкий, казалось, оскорбился.

— Синьор! Я отвечаю в доме Челано за всех слуг и лакеев! Я честно заявляю вам лишь о том, что точно мне известно или что мне пришлось видеть воочию. Синьора Торризи проникла во дворец под предлогом доставки масок для синьора Челано из лавки Савони и внезапно взяла все в свои руки.

— Что за дьявольщина такая?

— У вас есть еще один ключ для той, второй, внутренней двери, которая за шкафом в спальне синьора Челано? А то мы уже пытались ее взломать и ломом, так и лом ее не берет.

— Нет у меня такого ключа. — Альвизе, отойдя от камина, нервно ходил по гостиной. — Пошли, остальное расскажешь мне по дороге.

Осмотрев плоды работы над дверью в мраморную гостиную ломом и топорами, побеседовав с доктором, представившим ему полный отчет о происшедшем, Альвизе направился к больной. Надо было по крайней мере выставить эту нахалку Торризи из их дома, да и попытаться отпустить пленницу, игравшую роль Элены. Филиппо явно не обойдется без его помощи, когда его вызволят оттуда. Следовало бы поставить об этом в известность и Алессандро, его тоже нельзя не принимать во внимание. Альвизе очень хорошо мог представить себе, как отреагирует его брат-кардинал на скандал, связанный с именем Челано. Ведь на дворе уже был восемнадцатый век, а не четырнадцатый, когда любые кровавые дела были способны даже скорее прославить имя дворянина, не то что очернить его.

Сестра Джаккомина открыла на стук Альвизе Челано и, явно не собираясь впускать его в спальню Элены, вышла ему навстречу, плотно прикрыв за спиной дверь.

— Доктор запретил мне пускать кого-либо к ней! — тоном, не терпящим возражений, заявила она.

— Я здесь не для того, чтобы навещать больных синьор. Я пришел заявить вам о том, чтобы синьора Торризи, а мне доподлинно известно, что она находится здесь, немедленно покинула пределы дворца.

Это вызвало весьма бурную реакцию сестры Джаккомины. Она бросилась в настоящую битву с Альвизе. Ее статус не позволял ей демонстрировать свой гнев, но, если речь заходила о защите прав выпускницы Оспедале! Ну уж нет! Она с пеной у рта доказывала, что Мариэтта — опытная сиделка, назначенная самим доктором Грасси ухаживать за Эленой, и она тоже, что Мариэтта — опытная сиделка, что знает толк в том, как ухаживать за больными, что она близкая подруга синьоры Элены Челано с самого детства, и вообще здесь идет речь о жизни и смерти!

— Или вы действительно жаждете, чтобы мечта вашего злодея-братца преждевременно вогнать Элену в гроб стала явью?

Альвизе поднял вверх руки, признав свое поражение. Пока. Эта кругленькая, как головка сыра, монахиня может стать очень серьезным свидетелем обвинения против Филиппо, и было бы просто самоубийственно глупо вступать с ней в конфликт.

Оставив ее в покое, он отправился встретиться с Минервой, которой Филиппо уготовил роль Элены.

— Я уже все рассказала, все без утайки, — всхлипывала она, страшно запуганная угрозами и обещаниями отправить ее в камеру пыток и горько сожалевшая о том, что решилась поучаствовать в этом спектакле, обернувшемся тяжким, преступлением, раздосадованная тем, что ей пришлось подписать письменное признание. — Это не моя вина, что синьор Челано задумал погубить свою жену таким жестоким способом. Он нам сказал, что просто хочет ее проучить, не желая, чтобы это стало достоянием широкой публики, и когда она станет сговорчивее, он непременно освободит ее.

— Не лги!

Ее голубые глаза утопали в слезах.

— Я и не лгу! Я клянусь вам, что говорю чистую правду! Синьор Челано говорил, что это не продлится долго. Думаете, мне нравилось сидеть там взаперти? Мне и самой уже стало казаться, что это меня наказывают, а не синьору Челано. Я чуть не свихнулась от скуки. Для Джиованны — для той, что с гуся вода — она-то могла время от времени выходить из этого дворца. Я же лишь два раза вышла в свет. Ах как мне было страшно — ведь он грозил, что отправит меня в тюрьму, если я убегу. Ох, какой же страшный человек этот ваш братец!

Альвизе прекрасно понимал, что это убогое создание — не больше, чем жертва этих запутанных махинаций его брата Филиппо, но продолжал настаивать на своем.

— Ты не могла не чувствовать, что все это чрезвычайно подозрительно, что от тебя скрывают что-то серьезное?

Глаза ее беспокойно забегали.

— Да нет, нет же! Я ничего, ничего не подозревала.

Его терпение было исчерпано. Собственно, она ему все выложила, что он желал знать. Он открыл перед ней дверь.

— Убирайся!

Она на мгновение бросила на него полный недоумения взгляд, затем бросилась наутек. Но он, поймав ее за полу накидки, притянул к себе и угрожающим шепотом произнес, глядя ей прямо в глаза:

— Одно твое слово о том, что ты видела или слышала в этом дворце и… — он сделал паузу. — И ты однажды утром всплывешь в каком-нибудь из каналов. Ясно?

Отшвырнув ее от себя, Альвизе стоял и смотрел, как Минерва, путаясь в полах платья, стремительно сбегает вниз по лестнице.

В розовой мраморной гостиной Филиппо пытался уползти от того места, куда свалился, несмотря на страшную боль во всем теле и в особенности в ноге, ему все же ценой невероятных усилий удалось освободиться от сковывающих движения складок упавшего занавеса. Это был тяжелый труд — сантиметр за сантиметром взбираться на ступеньки, ведущие вверх, к выходу. Он не особенно беспокоился по поводу своих ран — они были далеко не смертельны, но знал, что не сможет самостоятельно передвигаться очень и очень долго. Это еще хорошо, что он, падая, свалился не на мраморный пол, а на превратившийся в мягкую кучу занавес, иначе он неминуемо бы сломал шею.

Боль донимала его, но он был закаленным человеком. Ему не раз в жизни приходилось терпеть и боль посильнее. Вряд ли его последняя стычка с Антонио Торризи имела своим результатом страдания меньшие, чем те, что он переживал в эту минуту. Его неуемная сила воли и, кроме того, недюжинная физическая сила, помогали ему на одних изодранных в кровь локтях добраться почти до дверей — ноги отказывались повиноваться ему.

Справляться с физическими мухами помогала и злость. Перелом, от которого ему казалось, что его левую ногу раздирают раскаленными щипцами, лишь укрепил его в решимости продолжать начатое. В его мозгу роились безумные планы отмщения Бьянке, так подло обманувшей, предавшей его; Мариэтте Торризи, чье вмешательство еще аукнется ему страшными расходами на гонорары лучшим адвокатам Венеции, на Элену… Впрочем, Элена вряд ли теперь оклемается настолько, что сможет выдвинуть против него ясные и убедительные обвинения.

Со стоном он опустил голову на ноющую руку и попытался собрать воедино свои расплавленные болью мысли. Ему казалось, что пришла и его очередь испытать те же адские муки, какие выпадали на долю тех, кого подвешивали в зале с красными стенами Дворца дожей за тяжкие преступления — какая злая шутка судьбы, что и в этой гостиной стены из мрамора того же цвета! Или, может быть, его сейчас пытали на старинной дыбе? Иногда он впадал в забытье, что ненамного облегчало его муки, но потом снова приходил в себя, не осознавая в первые мгновения, где находится. Придя в себя, он сосредоточивался на том, как будет преодолевать очередную ступеньку.

Целью его было добраться до последней ступеньки наверх, где он надеялся привлечь внимание громким стуком в дверь, барабаня до тех пор, пока кто-нибудь из слуг не услышит его. Он никогда не расставался со своим кинжалом в ножнах, и его массивная рукоять, если бить ей по двери, сделает стук громким. Вся его надежда была на то, что дворецкий сообразит послать за Альвизе. Однажды их отец, это было очень давно, собрал всех братьев, кроме этого дурачка Пьетро, которого к тому времени уже успели спровадить подальше от дома, и рассказал им секрет шкафа и второй двери в эту гостиную. Поскольку гостиная служила, главным образом, в качестве личного борделя главы дома, женская половина не была информирована обо всех этих премудростях. Но Марко однажды посвятил Лавинию в тайну этой гостиной, убоявшись, видно, что братья когда-нибудь возьмут да и запрут его в ней из мести. Если бы только она была здесь — она действительно знала, как обходиться с этим замком. Филиппо от души пожалел, что не внял тогда ее просьбе и не допустил во дворец, оставив ее заживо гнить в пустом доме матери. Новый приступ боли заставил его сжать зубы и закрыть глаза.

Первый удар чем-то тяжелым в дверь заставил его в первую секунду подумать, что рушатся стены, но потом сообразил, что в дверь, видимо, бьют ломом или кувалдой. Надо было как-то поторопить тех, кто пытался добраться до него, дать им сигнал. Его постоянно преследовал страх, что он вот-вот свалится вниз, и поэтому Филиппо старался прижаться к стене. Как же трудно было ориентироваться в этом черном, как китайская тушь, мраке. Дрожа, он потянулся за кинжалом.

Но это движение вызвало во всем его теле такую боль, что он вновь потерял сознание, и кинжал выскользнул из его пальцев. Филиппо обмяк, и не заметил, как соскользнул вниз на несколько ступенек, и вдруг почувствовал, что сваливается с лестницы. Падая, он судорожно хватал рукой воздух, но на сей раз не было занавеса, который мог бы смягчить удар. Он страшно ударился затылком о мраморный пол внизу и замер.

Когда Альвизе возвращался в спальню Филиппо из кухни, где беседовал с Минервой, ему навстречу вышел дворецкий. Он был бледен.

— Только что нам удалось взломать дверь той гостиной, что за шкафом, синьор Альвизе. Я сожалею, но вынужден сообщить вам дурную весть: мы обнаружили вашего брата мертвым.