Когда Мариетта вошла в дверь, семья Савони заканчивала завтракать. Адрианна тут же взяла чистую кружку, чтобы налить ей горячего шоколада, а Леонардо, не теряя времени даром, начал с вопроса по делу.

— Как тебе идея с музыкальным оформлением?

Леонардо все-таки согласился с ее предложением занять неиспользованную секцию магазина под витрину с музыкальными инструментами, которые олицетворяли Венецию не меньше чем маски.

Мариетта наняла молодого человека с приятным голосом в качестве аккомпаниатора. Когда он поет и подыгрывает себе на инструменте, покупатели невольно заходят в магазин, а это неизменно ведет к повышению продаж масок, пусть даже инструменты не пойдут в ход.

— Замечательно, — ответила Мариетта. — Многие даже хотели приобрести сборники с нотами или песнями. Нужно заказать их побольше.

— Это хорошо. Если так и дальше пойдет, я подумаю о том, чтобы самому заняться музыкальными принадлежностями, если, конечно, один из ближайших к моему магазинов когда-нибудь освободится.

Мариетта кивнула:

— Но я пришла поговорить не о делах. Случилось нечто важное, и мне необходимо обсудить это с тобой и Адрианной.

— Что ж, пройдем в зал, — сказал Леонардо.

Там он и не подумал присесть, а стал набивать свою длинную трубку табаком. Адрианна не позволяла ему курить в зале, но трубка будет готова лишь тогда, когда он покинет зал, услышав новости Мариетты.

— У меня есть некоторые подозрения, связанные с Еленой, которые касаются вас обоих, — начала она. — Возможно, вы сочтете мои слова странными, в которые трудно поверить, и все-таки выслушайте меня.

— Думаю, я сам решу, как мне относиться к услышанному, — заметил Леонардо приветливым тоном, поглядывая на часы. Через двадцать минут он должен открывать свой магазин, а Мариетта — свой.

— Сначала я расскажу все, что поведала мне Мария Фонди вчерашним вечером, — начала она. После этого она рассказала о том дне, когда они с Элизабеттой видели Елену около базилики. — Филиппо мог привести ее помолиться в менее людное место. Я недоумевала, почему они не пошли в церковь Пиеты, которая ей так хорошо знакома.

— Разве он когда-нибудь делал что-то, чтобы угодить ей? — посмеялся Леонардо.

Адрианна резко развернулась к нему в своем большом кресле:

— Шш! Дай Мариетте договорить.

Мариетта вскинула голову:

— Могу только сказать, что твое замечание совершенно справедливо, Леонардо. Филиппо никогда не принимал во внимание чувства Елены, более того, думаю, он не допустит, чтобы его видели со слабой женщиной, даже если она его жена. Мне кажется, это неслыханно. Еще эта странная реакция на Элизабетту, которую она так любит. Девочка внимательно смотрела в ее глаза, в которых не было и доли тех чувств, что свойственны Елене.

Адрианна забыла, что велела своему мужу не перебивать рассказчицу:

— Меланхолия творит с людьми странные вещи, как я уже говорила, Бьянка как-то сказала, что доктор советовал Елене вернуться к светской жизни.

— Возможно, она как раз этому совету и последовала, учитывая ее визит в базилику, но ничто не заставит Елену презрительно относиться к детям, тем более к ее собственной дочери.

Теперь Адрианна тоже была встревожена.

— Что-нибудь еще?

— В тот вечер, когда я видела их в опере, она не прочла мое сообщение, показанное тайным языком, которым мы пользуемся с давних пор. Что, если она это сделала не из-за болезни, а потому, что не поняла моего жеста?

— Может быть, она была в слишком плохом состоянии, чтобы здраво мыслить, — предположила Адрианна.

— Но она отвечала на приветствия.

— Она могла делать это чисто автоматически.

— Возможно, — согласилась Мариетта. — Но, когда Елена соскользнула со своего кресла на балконе, Филиппо тут же вскочил сопровождать ее, да так, что программка упала с его колен, этого просто нельзя было не заметить. Потом, когда я спустилась вниз, чтобы посмотреть, как они уходят, я обратила внимание на ее туфли. Они были по крайней мере на два размера больше, чем любые из ее туфель, которые только можно было надеть на ее маленькую ножку!

Леонардо неодобрительно сощурил глаза, а Адрианна всплеснула руками.

— Ты хочешь убедить нас в том, что какая-то посторонняя женщина изображает Елену? — воскликнула она.

Мариетта энергично покачала головой:

— Разве вы не видите? К тому же это внезапное исчезновение служанки и парикмахера, новые врачи издалека. Ведь они никогда прежде не видели настоящую Елену.

— А если это правда, — запаниковала Адрианна, — то, значит, Елена мертва или заперта где-нибудь далеко в незнакомом ей месте.

— Не думаю, что она мертва, если бы это было так, Филиппо незачем было бы держать при себе самозванку. Опасность в том, что если мы не начнем предпринимать решительные действия, то рано или поздно Елену вынесут вперед ногами. Тогда та другая женщина и ее служанка исчезнут так же внезапно, как и появились, а появились они в ту ночь после того, как Мария последний раз видела Елену, и перед тем, как она исчезла утром.

— Но что мы можем? — взволновалась она.

Все это время Леонардо не проронил ни одного слова, не сделал ни одного жеста, который показал бы его отношение к выводам Мариетты.

— Попытаюсь обратиться с доносом в пасть льва, — сказала Мариетта, — и выдвинуть обвинения против Филиппо в том, что он насильно держит свою жену взаперти с угрозой для ее жизни. Поможешь мне в этом?

— Конечно! — твердо ответила Адрианна.

Тут строгим голосом разговор прервал Леонардо, качая головой.

— Неплохой ход, Мариетта, но доносы в пасти льва пишутся о делах на государственном уровне, связанных с изменой, шпионажем. Рассмотрение подозрений такого рода, какие бы грязные дела они ни раскрывали, не входят в их обязанности. Вам придется пройти множество каналов и высокопоставленных лиц этого мира, но у вас недостаточно доказательств, всего лишь предположения.

— Я это прекрасно осознаю, поэтому пасть льва остается единственным шансом расследовать дело. Убийство может рассматриваться как преступление государственного уровня, так как нарушает один из строжайших его законов.

И снова Леонардо затряс головой.

— Ты жена Торриси, и, какие бы обвинения ты ни предъявила против любого члена семьи Селано, их не примут без веских доказательств. Более того, это могут воспринять как попытку отомстить за своего заключенного мужа.

— Но мы не можем допустить, чтобы Елена погибла! — возразила тут же Мариетта.

— Конечно нет, но мы должны действовать обдуманно. Я в хороших отношениях с главой полиции и поговорю с ним о том, какие действия возможны в случае умышленного лишения свободы. Посмотрим, что он посоветует.

Адрианна немедля распорядилась:

— Зайди к этому человеку сегодня же!

Дав слово, что он обязательно это сделает, Леонардо ушел, оставив свою жену и Мариетту сокрушаться над положением Елены.

— Я все пытаюсь понять, где она может быть, — вздохнула Мариетта. — Подумать только, как нарочно, два моих самых дорогих человека сидят взаперти, и я не в силах им помочь.

— Но твой друг Себастьян представил дожу петицию вчера во время фестиваля Редентор. В дни фестиваля в Венеции у каждого есть шанс быть выслушанным. Доменико могут помиловать.

— Хотелось бы в это верить, — призналась Мариетта, опустив голову, — но в это время герцог всегда много обещает. Доменико сильно досадил ему.

— Мы не должны терять надежду. Прежде чем ты что-то узнаешь, пройдет несколько дней.

Мысли Адрианны снова вернулись к Елене.

— Как ты думаешь, возможно ли, что она находится где-то в палаццо Селано?

Мариетта подняла голову, ее глаза засветились.

— Я сама об этом не раз думала. Если Филиппо действительно хочет ее смерти, то где ей еще умереть, как не под его собственной крышей?

Адрианна подумала и потом возразила:

— Нет. Кто-то из прислуги заметил бы или услышал неладное, а мы знаем от Марии, что в палаццо Селано нет ничего подозрительного. Единственное — она недоумевает, почему ее так поспешно уволили.

— Но представь, что там где-нибудь есть секретная комната. Доменико говорил мне, что многие подобные старинные замки на Гранд-Канале и в других частях Венеции должны иметь такие помещения. Если бы только я могла попасть в палаццо Селано, я бы поискала Елену.

— Но недолго, — заметила Адрианна. — Если тебя обнаружат, Филиппо не станет колебаться, объявит тебя воровкой и прикажет арестовать.

Мариетта поднялась с кресла и нервно зашагала к окну.

— Что за черный день, все надежды рушатся!

С течением времени день становился все мрачнее. Себастьян вернулся ни с чем, его петицию об освобождении Доменико отклонили, даже не заглянув в нее, а имя Торриси сделало это окончательно невозможным.

Позднее пришел Леонардо, у него тоже не было хороших новостей после встречи с главой полиции. Доказательства нужно предоставить прежде, чем предпринимать какие-либо действия. А на следующий вечер плохих новостей стало еще больше.

— Сегодня в мой магазин заходил Филиппо Селано, — сообщил Леонардо Мариетте. — Он сделал самый обычный для этого времени года заказ: новые и необычные маски к началу октябрьского карнавала. Он даже заказал маску для своей больной жены и надеется, что она скоро поправится. Он также предупредил, что собирается перевезти ее на корабле на свою летнюю виллу подальше от суеты.

— Это значит лишь одно — Елена все это время была на вилле, а не в палаццо Селано. Она уже, должно быть, на волосок от смерти! Что, если он собирается вернуться в Венецию с ее телом!

Леонардо посочувствовал отчаянию Мариетты, обхватив ее за плечи.

— Мы не можем знать наверняка. Правда лишь в том, что мы ни в чем не можем быть уверены!

В порыве гнева она вскинула голову:

— Ты, может быть, еще сомневаешься, а я нет. Когда они отправляются? Я подберусь поближе к этой самозванке и сорву с нее маску, чтобы вся Венеция видела, кто она такая!

— Они отплыли сегодня вечером, — ответил Леонардо, растоптав ее последнюю надежду.

Был конец лета, когда Мариетта услышала в магазине, что кто-то из Селано умер. Ее охватил страх, но умершим оказался Маурицио Селано, которого свалил с ног недуг, мучивший его с детства.

Эта скоропостижная кончина заставила Филиппо вернуться в Венецию в конце августа, а вместе с ним изображавшая Елену женщина вернулась в ее комнаты. Для Мариетты это было знаком, что Елена все еще жива, а значит, вне всяких сомнений, ее прячут неподалеку от палаццо Селано.

Елена не понимала, как она еще не умерла в этой темной мезонинной комнате, в которой запер ее Филиппо, однако слабость и болезненный кашель давали о себе знать. Скоро смерть освободит ее и откроет ей все запертые двери. Возможно, она придет так тихо, что она ничего не почувствует, встретясь с ней во сне.

Ее охватил ужас, когда однажды ночью услышала шаги Филиппо по коридору. К ее счастью, он прошел мимо, в свою комнату, и теперь она надеялась, что не увидит его до следующего утра. Но она ошибалась. Послышался странный скрип, как будто кто-то открывал маленькую потайную дверь, и снова наступила тишина. Она не отважилась рассмотреть, что это было, и замерла в кровати с горящей свечкой в руках. Потом, к своему изумлению, она услышала женские голоса. Внезапно смежная дверь, соединявшая комнаты ее и Филиппо, распахнулась, и в ней показался муж в верхней одежде.

— Одевайся! — приказал он.

Она уселась в кровати.

— Что за женщины у тебя в комнате?

Он не ответил, а только сорвал с нее одеяло и вытащил ее из кровати.

— Делай что тебе говорят! Надень теплую накидку. Она тебе пригодится.

Она наскоро оделась, натянув платье с бумажной каймой. Он собирался отвести ее куда-то, но она понятия не имела, что это за место. Привести в порядок волосы времени он ей не дал, поэтому ей пришлось собрать их в пучок и спрятать под капюшон. Наконец, она схватила кошелек с самыми ценными украшениями, ведь она не намеревалась возвращаться в этот замок, раз все бумаги были в надежных руках Мариетты.

— Не туда, — сказал он, когда она направилась к выходу из своей комнаты. — Оставь свой кошелек. Он тебе не понадобится.

Она нервно повиновалась ему, и он снова открыл смежную с его комнатой дверь. Через мгновение Елена стояла лицом к лицу с женщинами, разглядывавшими ее с явным любопытством. У одной из них были такие же золотистые волосы, как у нее самой, и такие же голубые глаза, на этом, в общем-то, сходство заканчивалось. Елена так же внимательно рассмотрела буфет, который немного встревожил ее. Он был отодвинут от стены, словно огромная дверь, открывающая маленький проход за древней широкой дверцей. Она сразу же поняла, что сам Филиппо вошел в дом обычным входом, а этих двух женщин он провел через этот секретный ход. Когда Филиппо повел ее к этой дыре, ее охватила страшная паника. Она начала кричать и звать женщин на помощь, но Филиппо зажал ей ладонью рот и, пытаясь подавить ее сопротивление, тащил в коридор за дверцей. Там оказался огромный зал внизу, который освещал канделябр. Ее обдало пронизывающим холодом, поднимающимся из комнаты. Филиппо усадил ее, чтобы она не упала на: скользких ступеньках, затем затворил дверь с другой стороны и повернул ключ. Она услышала, как снаружи задвигают буфет.

Все это произошло месяц назад. Елена отрешенно лежала на широкой кушетке, которая теперь служила ей постелью, и смотрела на освещенную канделябрами и расплывчатым лунным светом комнату. Поначалу она боялась, что в комнате будет полно крыс, но ни одна не появилась. Даже мышь не решалась проложить здесь свой путь, хотя иногда она слышала, как они сновали где-то над потолком.

Елена не знала, сколько времени провела в криках, рыданиях и отчаянии в первые дни заключения, ведь она никогда не любила оставаться одна. Ее душераздирающие вопли к вечеру становились все неистовее, пока она не взяла себя в руки, чтобы окончательно не сойти с ума, когда в конце концов Филиппо выпустит ее отсюда. Она попросила служанку, которая была с ней, вычистить все ткани, и сама принялась чистить, скрести, натирать и убирать комнату, словно вернулась в детство и снова отбывала наказание за какой-то проступок.

Справившись с диким отчаянием, она снова зажила рутинной жизнью, хотя иногда ее охватывали приступы паники. Елена пела все песни, которые только могла вспомнить, читала молитвенник, который попросила ей принести, на другие книги она даже не смотрела. Она поняла, что именно это подняло ей дух и помогло пережить этот ужасный брак, который тоже был своего рода тюрьмой. Но потом она осознала, что еду ей приносят все реже и ее силы быстро тают. Тогда она стала готовиться к смерти.

Должно быть, когда-то этот зал был очень красивым. Днем свет проходил через единственное готическое окно высоко в стене, в котором красовалось затейливое толстое непрозрачное окно, защищенное решеткой изнутри так, что его было невозможно разбить. Елена не раз пыталась разбить его, забираясь на буфет. По солнечному свету она видела, что снаружи тоже есть решетка на самом краю.

Свет свечей довершал идеальный вид этой комнаты, так было задумано. Пилястровые стены и потолок были из темного розового мрамора, орнамент на потолке все еще сиял золотом, несмотря на то что он заметно потемнел от времени. То же самое происходило и с золотыми рамами на зеркалах, на стеклах которых — как и на тех, что были врезаны в потолки, — появилось столько пятен от сырости, что они уже ничего не отражали. Красивая мебель обветшала, кресла и стол были шаткие, когда-то позолоченные кисточки подушек стали чернее ночи.

Крутая лестница, по которой Филиппо втащил ее сюда, опиралась на стену и со свободной стороны обрамлялась занавесом длиной от пола до потолка таким роскошным и качественным, что сгнили только те места, где он был стянут кольцами. У него была двойная функция: занавес также скрывал декоративное углубление, в котором была уборная и сливное отверстие. Должно быть, когда занавес был еще новым, он очень украшал пропорциональную и элегантную комнату, которая, вне всяких сомнений, была местом любовных утех. Те картины, что висели на стенах, потемнели от времени, но еле видные фрагменты говорили о том, что на них изображены вещи эротического характера.

В комнате была еще одна дверь. Елена в первую же ночь кинулась к ней, но дверь была заперта. На ней были две щеколды, отперев которые, она увидела темную дыру, впоследствии оказавшуюся узким лестничным проходом, ведущим к стальной двери, которая, в свою очередь, выходила на водный канал. Однажды, когда сильный прилив поднял воды в каналах Венеции, весь холл и нижние ступени были затоплены так, что целых четыре дня служанка, что приходила к ней через эту наружную дверь, не могла добраться до нее. Елена не ела и не пила все это время и думала, что теперь-то уж точно умрет скорее, чем рассчитывал Филиппо. Служанка никогда не входила в розовую мраморную комнату, она только передавала ей еду и все необходимое через чуть приоткрытую дверь.

Теперь Елена знала, что это была та самая секретная комната, о которой говорил Марко, когда они обходили замок, то и дело останавливаясь, чтобы обняться и поцеловаться. Он говорил, что комната была закрыта с тех пор, как здесь произошло убийство; вспоминая его слова, она старалась не заострять внимания на мысли о том, из-за какой вражды или зависти могло случиться это преступление.

Услышав резкий стук по наружной двери, Елена беспокойно подняла голову. Ее служанка, завернутая в плащ с капюшоном, всегда приходила ближе к ночи, сходила с гондолы, которую оставляла рядом с металлической дверью. Наверное, кроме нее только любовники, куртизанки или пьяные дебоширы со своими женщинами пользовались узкими мраморными ступенями, ведущими через вторую дверь в тайную комнату, чтобы присоединиться к синьору замка и предаться любовным утехам.

Стук повторился. С немалым усилием Елена скинула одеяло и надела тапочки. Опираясь о стену, еле передвигаясь по комнате, она дошла до двери, в маленьком дверном проеме увидела знакомое лицо. Служанка говорила только по необходимости.

— Добрый вечер, — сказала Елена, как обычно.

Даже если эта женщина, доставлявшая ей еду, была резка и недружелюбна, она все равно была единственным человеком из внешнего мира. Елена приняла сверток с едой, который ей протянули. Он был не очень тяжелый, но ноги все равно подкосились, пока она дошла до стола, который уже успела пододвинуть поближе к двери, чтобы сэкономить время. Она боялась, что если будет идти слишком долго, может не успеть получить то, что ей принесли. Потом она брала опустевшую корзину и передавала ее в дверной проем.

— Судя по лунному свету, ночь должна быть великолепной, — заметила Елена, сгорая от жажды поговорить. — Я бы сейчас с удовольствием понаблюдала на Риалто за освещенными огоньками гондолами, медленно перемещающимися то в одну сторону, то в другую, послушала бы музыку, песни.

Когда она начинала заводить подобные разговоры, женщина выказывала лишь нетерпение. Несмотря на это безразличие, Елена продолжала:

— Мы часто останавливались там с друзьями по дороге на танцы или на игру в карты.

— Поторопитесь, — оборвала ее женщина, сунув ей маленькую фляжку с водой, но в этот момент Елена согнулась в приступе удушающего кашля и не могла взять у нее воду. Женщина издала вздох нетерпения и опустила флягу около дверного проема. Когда Елена в конце концов справилась с кашлем, женщина грубо заговорила: — Чтобы это было в последний раз. Теперь я буду приходить к вам каждый день, но еду буду носить раз в неделю вместо двух.

Она замерла на мгновение, когда увидела переполненные слезами глаза заключенной.

— Значит, недолго мне осталось, — просипела Елена.

Силы покинули ее окончательно, и связка постиранных вещей, которую ей только что передала служанка, выскользнула у нее из рук и упала на пол. Когда женщина развернулась, чтобы уйти, Елена крикнула ей вдогонку:

— Доброй ночи. Спите спокойно.

Она смотрела через дверной проем, как женщина тихо спускается по лестнице, освещая себе путь фонарем. Лунный свет падал на нее словно паутинные ниточки, когда она открыла железную дверь и вышла. Затем она захлопнула дверь и заперла ее.

Елена постояла некоторое время, прежде чем вернуться. Она часто вспоминала Доменико, который тоже был заперт вдали от своих любимых. Из-за него она была сейчас здесь, хотя, возможно, Филиппо решил избавиться от нее только потому, что она обыскивала его буфет. Ей бы хотелось рассказать ему перед смертью, что у нее есть ребенок и что это из-за него они не могли иметь детей. И эти слова были бы не местью, а предостережением для других женщин, которые, возможно, еще будут пытать с ним свое счастье.

Мариетта рассказывала ей, что Доменико не сидит на месте в своей камере, а тренируется, чтобы поддерживать себя в форме. Пока здоровье не стало ухудшаться, Елена следовала его примеру и верила, что именно поэтому продержалась так долго. Но сейчас она была слишком слаба, чтобы продолжать бороться, и теперь все больше лежала на кровати.

На нее в очередной раз накатил приступ кашля, и, когда все прошло, она опустилась в кресло отдохнуть, запрокинув голову. Она размышляла над тем, каковы будут действия Филиппо, когда служанка сообщит ему о ее смерти. Ему больше не понадобится женщина с золотистыми волосами, которая прибыла в ту ночь, чтобы заменить Елену. А что же будет с ее подругой с кучерявыми волосами? Вспоминая ту ночь, Елена понимала, что если первая женщина заменяла ее саму, то вторая заменяла Марию, служанку леди.

Елена с трудом верила в то, что эти две женщины чувствуют себя совершенно спокойно, тогда как одну из представительниц их пола незаконно держат взаперти под угрозой смерти. Неужели они могли усыпить свою совесть горсткой золота? А может быть, у них ее и нет. Хотя это и неудивительно в Венеции с ее тайной полицией, шпионами и комнатами пыток, в городе, где любой мог заплатить за то, чтобы его врага зарезали или утопили в канале.

Поначалу Елена пыталась разобраться в том, как Филиппо собирается выдавать подставную женщину за свою жену. Она поняла, что он, должно быть, собирается держать ее в полной изоляции от общества. Что может быть легче, чем сказать, что больную женщину лучше не тревожить? И, когда доктор придет, чтобы дать заключение о смерти, истощенное тело Елены не вызовет ни у кого никаких сомнений. Она с горечью думала о том, как две посторонние женщины считают часы до ее смерти. Она представляла, как они расхаживают по ее комнате, позевывая, играя в азартные игры и желая ей скорейшей смерти.

Елена приподнялась, держась руками за подлокотники кресла. Перед тем как лечь спать, она подняла крышку корзины с едой. Два кусочка хлеба, груша и три сливы — вот все, что ей передали. Хорошо, что у нее сейчас пропал аппетит. Потом она поморщилась, поняв, что среди переданного не было свечей. Может быть, их тоже исключили из списка необходимых ей вещей? Какой-то старый страх снова охватил ее, и она двинулась к столу, где задула две из трех свечей на канделябре. Может быть, нужно положиться на лунный свет и задуть третью? Вдруг ей не дадут больше свечей! Испугавшись этого, она задула третью и начала дрожать. Так не должно быть. Она не хочет умирать в темноте!

Мариетте не давали покоя мысли о том, как попасть в палаццо Селано и найти Елену. Она уже потеряла счет многочисленным схемам, которые придумывала и тут же отвергала. Может быть, прийти с книгами для сестры Джаккомины, подумала она, когда они с Бьянкой пересматривали библиотечный каталог. Или лучше с куском ткани из ее собственных запасов и представиться портнихой, что должна сделать замеры для обивки софы? Может быть, у нее получится временно устроиться у них кухаркой? Нет, ничего не выйдет. Люди Селано знали ее слишком хорошо, чтобы не узнать ее, даже переодетую. А подозрительного незнакомца в маске не пропустят, под каким бы предлогом он ни пришел. Если даже ей удастся пробраться неузнанной, вероятность быть разоблаченной бдительными управляющими огромна. И тогда Филиппо не станет с ней церемониться и прикажет арестовать ее за незаконное вторжение. И все же она не теряла надежды найти Елену.

Это наталкивало ее на другие размышления. Отклонение петиции об освобождении Доменико пагубно сокрушило ее, хотя она уже старалась не тешить себя ложными надеждами. Ее письма мужу все еще были полны воодушевления и любви, хотя она понимала, как тяжело ему сейчас. По крайней мере, она была уверена, что он не сломится в тяжелых условиях, а вот Елена не обладала его выдержкой. Только из-за Елены Филиппо был вынужден продолжать этот маскарад, но она не сможет держаться долго, каждый день приближал ее к смерти.

Мариетту также беспокоил Данило. Она не собиралась отдавать его приемным родителям до тех пор, пока ему не исполнится год, но его рев в восемь месяцев был настолько сильнее и громче мягкого плача Мелины, что она боялась скорого разоблачения. До настоящего момента продавцы в магазине сохраняли спокойствие, но стоит только кому-нибудь задать вопрос, как тут же появятся слухи, которые разнесут повсюду. Если бы только Доменико мог посмотреть на их сына еще раз, прежде чем она отправит его! Адрианна обещала взять Данило с собой в дом Изеппо, когда в следующий раз пойдет навещать Франческу. Мариетта понимала, что сама не сможет отдать сына в чужие руки.

Каждый день она готовила Лукрецию к ее первому выступлению. Это должно было случиться на благотворительном концерте, где соберется отборная публика. Не будет ни профессиональных певцов, ни музыкантов, а обычные слушатели вселят в Лукрецию уверенность, которой ей всегда недоставало.

Утром того дня, на которое было назначено выступление, Мариетта пошла в мастерскую. Леонардо согласился доверить ей делать маски, которые, как утверждал Филиппо, были предназначены для Елены. Основу сделал мастер, а Мариетта выполнила отделку. Она не могла быть уверена, что Елена вообще их когда-нибудь увидит, и все же оставила записку в одной между складками шелка. Теперь нужно было изготовить знак, который бы подтолкнул Елену на поиски записки именно в этой маске. Пока она прилаживала его, ей в голову пришла мысль о том, как пробраться в палаццо Селано, не вызвав никаких подозрений. Ей нужно было всего лишь узнать дорогу.

Вечером того же дня Мариетта слышала, как Лукреция пела соло. Потом она зашла в Пиету навестить Бьянку. Она нашла ее в комнате для репетиций. Улыбнувшись, Бьянка отложила флейту.

— Ты пришла вовремя, Мариетта. Я как раз закончила заниматься.

— Отлично. Какие новости?

— Я играю в квинтете в следующем месяце.

— Это же замечательно. — Потом, когда они расположились на скамейке, Мариетта добавила: — Я пришла к тебе с просьбой. Не нарисуешь мне план комнат, какие ты знаешь в палаццо Селано, и где найти комнату Елены?

— Зачем тебе это нужно? — недоверчиво спросила Бьянка. — Ты же прекрасно понимаешь, что тебя Филиппо пустит к Елене в последнюю очередь.

— Если ты в следующий раз пойдешь в палаццо Селано и поможешь мне туда пробраться без ведома Филиппо, я и сама смогу найти Елену.

На лице Бьянки появилось выражение упрямства.

— Ты всегда думаешь, что сможешь справиться с тем, что никому не по плечу. Что ж, знай, у тебя ничего не получится. Филиппо сделал для Елены все, что было в его силах. Монахини не раз безуспешно пытались говорить с ней через закрытую дверь, они молились за нее, но тщетно. Я тоже напрасно потратила столько времени, играя на флейте для нее. — Она громко вздохнула в знак протеста. — Я не стану предавать благородство и гостеприимность Филиппо ради тебя или кого бы там ни было!

Мариетта схватила ее за плечи и с раздражением стала трясти ее.

— Ты глупая девчонка! Очнись! Филиппо развратник и вольнодумец! Ему и дела до Елены нет!

— Нет, есть! — парировала Бьянка, пытаясь вырваться. — Он рассказывал мне, как всегда лелеял ее!

— Что еще он говорил тебе? — Мариетта сжала ее еще сильнее, когда увидела, как покраснели щеки девушки. — Что ты красивая? Привлекательная? Тебе не кажется, что он хочет обольстить тебя?

— Он слишком честен для такой низости! — Бьянка закричала от боли. — Только жаль, что он такой! Елена бы не обиделась, ведь он ей безразличен!

Мариетта отпустила ее, чтобы ударить за это.

— Не смей больше так говорить о Елене в моем присутствии. Как она может любить мужа, который так жесток с ней и избивает ее до смерти!

— Ложь! Ты все лжешь! — Бьянка вскочила на ноги и обхватила ладонями горящие щеки. — Ты завидуешь мне, потому что Селано любит меня, а твой Торриси сидит взаперти. Ты никогда не настроишь меня против Филиппо! Ты думаешь, я не огорчена состоянием Елены. Огорчена! Я люблю ее, как родную, но не могу помочь ей. Я сделала все, что могла, и все еще пытаюсь. И я не вижу ничего плохого в том, чтобы проявлять дружескую — и только дружескую — поддержку этому несчастному человеку, который так же переживает за Елену, как и я!

Мариетта тоже вскочила на ноги.

— Если ты так веришь в него, тогда убеди его пойти против воли Елены и разрешить тебе посмотреть на нее. Это привилегия, дарованная лишь докторам, а ты сможешь увидеть Елену. Проверь его! В конце концов, ты уверена, что немало значишь для него. Ты претендуешь на место следующей синьоры Селано! Узнай, каковы твои шансы!

Бьянка резко вскрикнула и, развернувшись на каблуках, выскочила из комнаты, захлопнув за собой дверь. Мариетта оставалась на своем месте, прижав пальцы к глазам. Она никогда прежде не говорила с Бьянкой в подобном тоне, никогда не поднимала на нее руку, но последние ее оскорбления были совершенно обдуманными. Если Бьянке все-таки удастся увидеть ненастоящую Елену или связаться с настоящей, из этого что-нибудь выйдет.

На вечернем концерте Лукреция показала себя очень хорошо, и ее пригласили еще. Капитан Тсено и его жена тоже присутствовали при ее выступлении, и утром следующего дня он сам лично позвонил в магазин, чтобы поблагодарить Мариетту за то, что его дочь достигла таких успехов меньше чем за месяц.

— У Лукреции большие перспективы. — Она тоже была довольна своей ученицей, однако понимала, что ей придется еще немало потрудиться.

— Я хочу вам кое-что сказать, что должно вас обрадовать, — довольно сказал он. — Я смог перевести вашего мужа обратно в камеру замка. У него теперь есть окна, не считая, что вид из них довольно удручающий, и ему вернули все, что у него было.

— Как вам это удалось?

— Я заметил начальнику инквизиции, что политические заключенные, такие как Торриси, должны содержаться здесь и что его нужно перевести обратно, как только его камеру починят и укрепят охрану. Он согласился со мной. Вот только правила допуска посетителей остались прежними. Инквизитор был непоколебим на этот счет.

— Есть кое-кто, слишком юный, чтобы подчиняться правилам, кто может пройти с вами на свидание с моим мужем.

— Догадываюсь. — Он поморщился и вздохнул в знак уступки, которая вроде бы далась ему непросто. — Неудивительно, что вы так хорошо справляетесь со своими делами, синьора. У вас дар улаживать дела, который я уважаю. Одевайте сына и идемте со мной. Я познакомлю Данило с отцом.

Доменико читал, когда его дверь открыли. Он отложил книгу и повернулся в кресле, чтобы посмотреть, кто к нему пришел, и увидел капитана Тсено, протягивающего ему розовощекого ребенка.

— К вам Данило Торриси!

Доменико вскрикнул от удивления, вскочил на ноги и схватил ребенка. Он держал сына слишком высоко, а Данило, засунув кулачок в рот, из которого струились слюнки в преддверии появления нового зуба, весело хихикал. Капитан улыбнулся и оставил их вместе. Целых десять минут Доменико говорил со своим сыном, качал его на коленях, позволял Данило трепать его за волосы, часы и шейный платок. Потом капитан Тсено вернулся. Доменико поцеловал сына в лоб и вернул капитану. Так же как и во время свиданий с Мариеттой, он провожал взглядом из окна сына. И потом, как прежде, опускал голову и начинал тосковать.

В следующий раз Бьянка пошла в палаццо Селано с сестрой Джаккоминой, чтобы разложить по порядку все книги, что перенесли сюда из дома матери Филиппо. Она нервничала. В ней еще не утихал вызов, брошенный Мариеттой, и она не собиралась сдаваться и упустить шанс увидеть Елену. Она сожалела о своих словах, сказанных Мариетте насчет Доменико. Бьянка была спокойным человеком. Боль, причиненная ей другими в порыве гнева, она прощала. Но вспоминать оскорбления, которые сказала она сама, было мучительно.

Сестра Джаккомина была так довольна предстоящим занятием, что, казалось, просто порхает от одной стопки книг к другой, а ее пухленькие маленькие ручки то и дело взмывали в воздух, когда она обнаруживала, что очередной том — невероятное сокровище. Смелость Бьянки начала колебаться по мере того, как час игры на флейте приближался. Она надеялась, что монахиня забудет о нем, но о своих обязанностях сестра Джаккомина никогда не забывала.

— Время, дорогая, — сказала она, когда пробили часы. — Займись музыкой.

Вскоре, после того как Бьянка занялась музыкой, пришел Филиппо. Она знала, что он всегда найдет причину быть здесь в это время. Он поприветствовал ее своей очаровательной улыбкой, и она почувствовала, что тает изнутри. Как Мариетта может обвинять его в таких ужасных вещах!

— Итак, ты приходишь, моя маленькая лебедь, чтобы наполнять мой дом музыкой день за днем.

Она порозовела, когда он назвал ее так ласково.

— Нет, не каждый день. У меня репетиции и другие дела в Пиете.

— Как жаль! Твое место здесь, Бьянка. Замок оживает всякий раз, как ты переступаешь его порог.

Она слышала, как бьется ее сердце.

— И так будет, когда Елена выздоровеет.

Выражение печали упало на его лицо, словно тень.

— Я готовлюсь к худшему. Этого может никогда не случиться.

Она вышла из-за пюпитра и сделала шаг к нему.

— Позвольте мне ее увидеть. Вы же могли бы впустить меня, если бы захотели.

— Это уже не в моих силах. Она живет в тени своей занавешенной комнаты и терпит присутствие лишь своих служанок.

— Но я уверена, она не прогонит меня. Если я дорога вам хоть немного, выполните мою просьбу.

Его выражение не изменилось, но он был в замешательстве. Кто надоумил Бьянку на это? Он не мог поверить, что она делает это по собственной инициативе, ведь она всегда выполняла пожелания Елены и старалась никогда не расстраивать ее. Ситуация довольно пикантная: эта девчонка должна быть первой и последней, кто осмеливается вторгаться в его планы. И все же он мог обернуть все в свою пользу.

— Хорошо. Будь по-твоему, но хватит ли тебе выдержки?

Выдержкой Бьянка никогда не отличалась, она старалась как можно скорее выйти из неудобной или опасной ситуации.

— Что вы хотите сказать? — спросила она взволнованно.

— Елена, которую ты увидишь, уже не та Елена, которую ты помнишь. Она похудела почти до неузнаваемости, густые волосы потускнели, и ее мучит жуткий кашель. — Он повторял ей слова, которые говорила ему служанка, навещавшая Елену, теперь, когда смерть была уже близко, он требовал ежедневного отчета. Он до сих пор не мог понять, почему он решил сделать ее смерть постепенной и менее болезненной для нее. — Кроме того, она будет недовольна вторжением.

— То, что вы сказали, только усилило мое сострадание, — ответила Бьянка с сочувствием.

Она обхватит Елену руками, поговорит с ней о жизни в Пиете и вернет ее к жизни. Она любила эту женщину, которая всегда была к ней добра. Любовь к Филиппо накладывала на ее совесть большой отпечаток, который она жаждала стереть.

— Значит, когда ты закончишь занятие и пойдешь пить горячий шоколад, попроси позволения сестры Джаккомины пойти со мной к Елене, но ее я не смогу взять с собой. Это будет слишком.

Бьянка кивнула:

— Она все поймет.

— Ты мужественная девушка. Я горжусь тем, что знаю тебя.

Уходя, он улыбался. Его всегда забавляла реакция Бьянки на подобные слова в ее адрес. Быть свидетелем столь странного смущения было подобно невольному визиту в закрытый монастырь, такой отличный от искушенного и циничного мира, в котором вращался он. Неудивительно, что мужчины влюблялись в один только вид монастырских девушек. Сопротивляться этой ауре нетронутой девственности, смешанной с юностью и красотой, невозможно.

Поднимаясь наверх, он думал, как будет замечательно избавиться от этих двух женщин, Минервы и Джованны, что возились в покоях Елены на протяжении этих долгих недель. Он нанял их через своих самых надежных агентов, которые нашли их в борделе. Ни одна из них не любила мужчин, но они очень дорожили друг другом, и быть вместе неделями в роскоши им казалось осуществлением их самой заветной мечты, даже если одной из них суждено никогда не выйти из этой комнаты. В качестве поощрения в конце задания им пообещали дать во владение собственный дом терпимости. Разговоры о том, как они поступят с обещанным им добром, помогали им коротать бесконечные часы скуки.

Но Филиппо не намеревался зависеть от их молчания. Когда он вернет свою жену из розовой мраморной комнаты обратно в ее кровать, они уйдут так же, как и пришли.

Для того чтобы увезти их, будет готово судно, и они больше никогда не ступят на эту землю. Когда женщина, приносящая вести от Елены, сделает свой последний отчет, она и ее муж, что привозил ее на гондоле на ночные вылазки, будут отосланы далеко-далеко людьми Селано.

Отворив смежную дверь, Филиппо обнаружил золотоволосую Минерву и ее служанку Джованну играющими в карты при свете свечей в темной комнате. Обе женщины привстали с кресел и поклонились в знак уважения.

— Я приду к вам с посетителем, — сказал он Минерве.

— Но вы сказали, что, кроме докторов, больше никого не будет, — запротестовала та.

Она не замечала, как летит время, когда они проводили его в этой комнате, была слишком ленива для этого, но пугалась каждый раз, как ей приходилось появляться на публике. Когда детская ручка схватилась за нее перед базиликой, она так запаниковала, что едва не надавала надоедливому ребенку по щекам. С докторами дела обстояли куда лучше, они были всего лишь глупыми самоуверенными людишками, и ее невнятное бормотание и взгляды в пустоту принимали за чистую монету.

— Кого вы собираетесь привести? Если это доктора, я не против.

— Меня не интересует твое мнение, — ответил он. — Ты должна быть готова принять посетителя через час.

Джованна, что была порасторопнее, снова поклонилась.

— Что мы должны сделать, синьор? Вы можете положиться на нас.

— Для начала уберите шкатулку с конфетами и откройте окна.

Он осмотрел неприбранную комнату с явным отвращением. Когда здесь жила Елена, в комнате пахло духами, но теперь здесь стоял удушливый запах этих женщин, которым было лень даже принять ванну, не то что проветрить комнату. Он с облегчением оставил их, закрыв нос платком. Он переделает комнату полностью сразу же после похорон, может быть, для новой хозяйки.

Бьянка закончила заниматься и успела выпить с сестрой Джаккоминой горячего шоколада, прежде чем Филиппо вернулся за ней. Монахиня взволнованно настаивала на том, чтобы ее немедленно позвали, если вдруг Елена захочет ее видеть.

— Мы тут же пошлем слугу за вами, — пообещал Филиппо, уже обхватив Бьянку за локоть, чтобы вывести из комнаты.

— Вы предупредили Елену о моем визите? — спросила Бьянка, когда они вышли из библиотеки.

— Нет. Я не хотел услышать от нее очередной отказ. — Он улыбнулся ей. — Я уверен, у нас все получится. Твое решительное желание увидеть ее преодолеет любые преграды. Возможно, я ошибался, так беспрекословно слушая советы докторов. Что касается Елены, пациент себе не врач, она не может знать, что для нее будет лучше.

Бьянка смотрела на него сияющими глазами.

— Я полна надежды! Если я помогу Елене пойти на поправку, я все же останусь в неоплатном долгу перед ее добротой.

— Что за милое создание, — сказал он. — Если бы ты только могла одарить мою жену тем светом, что одариваешь меня.

Они пришли к двери покоев Елены, и он тут же постучал. Бьянка заметила, что служанка, которая должна узнать хозяина по стуку, все же спросила, кто пришел. Когда он ответил, и их впустили, он пропустил Бьянку вперед. Служанка выглядела немного удивленной, когда поняла, что Филиппо не один.

— Уведомлять о визите необязательно, Джованна, — сказал он. — Ты сможешь вернуться к больной сразу же после того, как мы уйдем.

— Да, синьор.

Женщина, прежде чем уйти, подошла к двери спальни и открыла ее, чтобы пропустить синьора с посетительницей. И снова Филиппо пропустил Бьянку вперед.

Когда они вошли из света во мрачную занавешенную комнату, трудно было разглядеть что-либо, но постепенно предметы стали вырисовываться. Небольшая возвышенность говорила о том, где лежит Елена. Бьянка, переполненная радостью, что наконец может обратиться к своей подруге, медленно подошла к изголовью кровати. Она решила, что если будет двигаться слишком быстро, то может напугать Елену. Набравшись смелости, Бьянка бросила беглый взгляд через плечо на Филиппо и увидела, что он все еще стоит на своем месте возле двери. Она улыбнулась, и он воодушевленно кивнул ей.

— Елена, — позвала она мягко.

В кровати послышалось движение, лежащая в ней женщина услышала присутствие незнакомки. Бьянка снова произнесла имя Елены, она понимала, что даже сквозь толстый полог кровати больная слышит ее.

Филиппо решил поддержать Бьянку.

— Один близкий человек пришел навестить тебя, Елена, — сказал он.

— Это я, Бьянка из Пиеты. Твоя крестница.

Бьянка тихо запела старую песенку про Коломбину, которую они с Еленой и Мариеттой так часто раньше пели.

— Танцуй, Коломбина, танцуй! Посмотри, как Арлекин…

Неприятный слуху вопль донесся из-за полога, оборвав песенку, и существо, что находилось в кровати, поднялось. Показалось бледное мерцание лица, обрамленное длинными запутанными локонами все еще золотистых волос. От неожиданности Бьянка невольно вскрикнула, прижав руки к щекам, и тут услышала, как Елена произносит невероятные, самые что ни на есть жестокие слова:

— Убирайся! Я всегда ненавидела тебя!

Бьянка развернулась и бросилась бежать. Филиппо схватил ее и вывел через входной коридор. Она не желала ни видеть, ни слышать, куда ее ведут, пока они не оказались в другой комнате, где было тихо. Он прижал ее к своей груди и повторял:

— Шш, моя маленькая лебедь, моя любовь, моя радость. Успокойся.

Из-за всхлипываний она не могла как следует вздохнуть, казалось, она вот-вот задохнется. Она вцепилась в него, ее сердце было разбито. Увидеть то, во что превратилась Елена, было выше ее сил, и неистовый крик вырывался из нее.

Филиппо все продолжал успокаивать ее.

— Болезнь Елены негативно отразилась на ее мышлении. Это было неизбежно. Теперь ты знаешь секрет, что я скрываю от всех. Я надеялся, что ты все-таки сможешь вернуть ее к реальности.

— Но ведь так оно и вышло! — Она все еще содрогалась от рыданий. — Вы же слышали, что она сказала.

Он опустил голову к ее заплаканному лицу.

— Она не понимает, что говорит. Ты не должна забывать об этом.

Он нежно поцеловал ее дрожащие губы. Она закрыла глаза. В его надежных руках она чувствовала себя в безопасности, будто попала на небеса, где царят мир и покой. Слезы не прекращались, хотя он пытался остановить их, целуя ее веки. Его губы перемещались от виска к щекам, ушам, шее. Он расстегнул ее монашескую вуаль, и она поняла, что та опустилась на пол, когда он стал гладить ее волосы. До чего же сладкими были его губы!

Шок перерос в состояние, подобное трансу, она не хотела терять это ощущение, потому что все было нежно, чувственно, она не скрывала своего блаженства. Вернуться из этого прекрасного чувства значило вспомнить, что он уродливый, полный переживаний и разочарований. Платье было расшнуровано, и она запрокинула голову и выгнула спину от удовольствия, которое доставляли ей его руки и поцелуи.

Она не хотела открывать глаза, лучше не показывать, что творится у нее внутри. Ей чудилось, что она плывет по воздуху, когда он переносил ее на кровать. Скомканная юбка лежала на талии. Теперь она просто не смела открывать глаза из-за того, что сейчас должно было случиться с ней, и она снова погрузилась в блаженство, которое хотела никогда не покидать.

Когда все становилось серьезнее и реальнее, она поняла, что в ней поднимается страх, и открыла глаза, увидев перед собой страстное лицо Филиппо. И тут она услышала, как вскрикнула.

— Я люблю тебя!

Тогда он прильнул к ее губам, и она почувствовала, как состояние дикого восторга неудержимо охватывает ее снова и снова.

В библиотеке сестра Джаккомина стала поглядывать на часы. Бьянки не было уже больше часа. Должно быть, это хороший знак. Она вернулась к работе, но ненадолго, потому что вскоре вернулась Бьянка.

— Что случилось, дорогая? — поинтересовалась она, глядя на слегка обезумевшую девушку. — Ты видела Елену?

— Да. Она очень больна. Я больше не пойду к ней.

— Ты сказала ей, что я тоже здесь? — Сестра Джаккомина была немного уязвлена тем, что ее не позвали, учитывая, сколько времени Бьянка провела у нее.

— Елена ничего не понимает и не помнит.

Монахиня вскинула руки в отчаянии, ее добрые глаза наполнились слезами.

— Какие печальные новости! — сказала она дрожащим голосом. — Я так надеялась.

— Можем мы теперь вернуться в Пиету?

— Да. Я закончила работу.

Бьянка не проронила ни слова по пути в Пиету. Обычно они с сестрой разговаривали всю дорогу, но на этот раз сестра Джаккомина даже не пыталась заговорить, неправильно растолковывая потерянность девушки. Когда гондола причалила к Пиете, Бьянка подумала о том, что уезжала она сегодня отсюда девушкой, а возвращается женщиной. Она вспомнила, что Мариетта предупреждала ее о намерении Филиппо соблазнить ее, но решила, что не станет так просто сдаваться, как прежде. Ее любовь к нему достигла своего апогея, и тоска подрывала все моральные устои. Если Елена уже потеряна для мира — та милая, смеющаяся Елена с добродушными глазами и голосом, которая теперь изменилась до неузнаваемости, — Бьянка понимала, что с этого момента ее чувства к ней круто изменились. Но если бы не те слова Елены, она не поддалась бы глубокому отчаянию, которое преодолело все барьеры. И то, что случилось между ней и Филиппо, могло бы никогда не произойти.

— Ну вот и добрались, — сказала сестра Джаккомина, когда гондольер приблизился ко входу. — Я расскажу сестре Сильвии позднее о твоем свидании с Еленой. Она только начнет задавать тебе ненужные вопросы, а я вижу, как ты расстроена.

Бьянка с радостью скрылась в своей комнате, избавившись от лишних вопросов. Ей нужно было время, чтобы свыкнуться с новым состоянием. Когда Филиппо держал ее на руках, после того как они занимались любовью, поглаживая ее волосы и руки, целуя ладони, он сказал, что они поженятся, когда придет время. Она не чувствовала стыда за то, что он говорил с ней о замужестве. После того что она видела, он был для нее почти настоящим вдовцом. Она уже не считала эту несчастную душу живой женщиной.

Собираясь вечером в казино, Филиппо находился в хорошем расположении духа. Минерва превзошла себя в этой невинной сценке. Бледное лицо и грубые слова были как нельзя кстати. Чего Филиппо не ожидал, того, что Бьянка так безответно отдастся ему в порыве отчаяния. Эта восхитительная девушка с ее золотистыми кудрями и красивым телом возбудила в нем неожиданную страсть. Елена больше не должна получать еду, может быть, только немного воды. Теперь ей недолго осталось, он был тронут своим милосердием. Когда он обнимал Бьянку, его охватило странное осознание того, что она сильно напомнила ему Елену, когда та была его невестой. Разница была лишь в том, что он не испытывал жестокости и ненависти, в нем были только желание и любовь. Если бы только он мог поселить Бьянку во дворце, чтобы потом жениться на ней. Может быть, Пиета согласится на то, чтобы она осталась здесь с монахинями, чтобы те поскорее закончили работу в библиотеке. Хотя, наверное, монахини не захотят покинуть Пиету даже на время. Это может стать единственным препятствием, однако стоит сделать щедрое пожертвование Пиете, и они не смогут ему отказать. Когда сестра Джаккомина придет сюда в следующий раз, он все у нее выяснит. У каждого есть своя цена, и он был уверен, что монахине будет достаточно обещания подарить очередной том на выбор из его библиотеки по окончании работы.

Филиппо не свистел с юных лет, но сейчас не мог удержаться, чтобы не насвистывать одну мелодию, выходя из спальни. Это все Бьянка, это она сбросила с него много лет, и он снова помолодел. И тут он увидел слугу, удивленно глазеющего на него, и вспомнил о «мученице» в спальне Елены. Он сделал серьезное выражение лица и с чувством собственного достоинства покинул замок.

Когда Бьянка с монахинями приехали с визитом, Мариетта сразу же почувствовала враждебное настроение своей крестницы. Похоже, девушка не забыла их последнюю встречу. Было заметно, как она намеренно уступает слово сестре Джаккомине, чтобы та передала новости, сообщение которых по праву принадлежало Бьянке.

— Бьянка видела Елену! После стольких недель она смогла добиться позволения.

Мариетта немедленно обратилась к Бьянке:

— Как она себя чувствовала?

Девушка тихо ответила:

— Меланхолия окончательно ослабила ее. Все в точности так, как нам говорили. Она в самом деле очень больна.

— Елена говорила?

Бьянка кивнула.

— Она сказала несколько слов: попросила оставить ее в покое. Я ясно поняла по ее выражению и голосу, что я нежелательная гостья.

— Долго ты с ней пробыла?

Бьянка раздраженно пожала плечами.

— Сплошные вопросы! Я ни в чем не уверена. Полог кровати был задернут, а в спальне было темно. Я бы не смогла сказать, который час, даже если бы могла увидеть часы.

Сестра Джаккомина улыбнулась ей.

— Я могу сказать точно. Я заметила по часам в библиотеке, что ты пробыла с ней около часа.

— Час? — повторила Мариетта, удивленно глядя на Бьянку. — Ты оставалась там все это время, несмотря на то что Елена попросила оставить ее одну?

— Она не сразу сказала это, — ответила Бьянка. — Я даже пела ей нашу песенку про Коломбину.

— Хорошая идея. И как она отреагировала?

— Мне показалось, она даже не вспомнила ее. Как бы там ни было, она ее не затронула. Я же говорила тебе, что она очень слаба. Чего ты от нее ждала?

— Вижу, ты расстроена, Бьянка, — мягко произнесла Мариетта, — и все же позволь мне задать тебе еще один вопрос. Но хорошенько подумай, прежде чем ответить на него. Ты почувствовала, что была с Еленой, которую мы все знаем, которая была нашим другом?

— Мне не нужно думать над этим вопросом, — ответила Бьянка без колебаний. — Она ушла от нас в свой мир, и та ее часть, что осталась с нами, не имеет ничего общего с той Еленой, которую мы все знали.

— Спасибо за проявленное терпение. Ты рассказала мне все, что я хотела услышать.

Отвечая на последние вопросы, Бьянка уже не так волновалась, и встреча пошла обычным ходом. Когда Мариетта обмолвилась о готовящихся масках к предстоящему карнавалу, Бьянка попросила посмотреть их. Сестра Джаккомина с Бьянкой ушли в мастерскую, в то время как Мариетта использовала их отсутствие, чтобы задать сестре Сильвии вопрос.

— Если я дам тебе ручку и бумагу, ты сможешь нарисовать мне план пути, по которому вы ходите молиться к Елене?

Монахиня серьезно посмотрела на нее.

— Конечно. Я сделаю все, чтобы помочь Елене в ее болезни.

Когда она нарисовала план, Мариетта внимательно изучила его. Ей придется пройти в зал, который выходил в тот, что открыт в библиотеку. Отсюда вела другая дверь, через которую монахини попадали в холл со ступенями, ведущими в коридор. Вторая дверь справа вела к покоям Елены. Мариетта сложила план и положила его в шкаф.

— Благодарю тебя, — сказала она с признательностью.

И снова монахиня одарила ее долгим проницательным взглядом.

— Не знаю, что у вас на уме, Мариетта, — проговорила она, — но я умоляю вас не забывать о себе. Ваши дети не смогут без вас.

— Я помню об этом.

Впервые за всю жизнь Мариетты сестра Сильвия поцеловала ее в обе щеки.

— Пусть Господь не оставит вас в вашем деле.

Мариетта решила не терять ни минуты и немедленно приступить к поискам Елены. У нее был план палаццо Селано, нарисованный сестрой Сильвией, а проникнуть туда она намеревалась под видом курьера с масками для Филиппо. Все это могло помочь выяснить хотя бы самую малость о местонахождении Елены. Мариетта понимала, что в ее распоряжении будет мало времени и бродить по всему замку бессмысленно, так как она может оказаться на любом этаже. И только один человек мог пролить свет на происходящее — вдовствующая сестра Филиппо, Лавиния.

Мариетта на лодке доплыла до Большой земли. Там были перевозные вагонетки, и вожатый за полчаса довез ее до особняка, который был городским домом покойной свекрови Елены. Водитель хвастался Мариетте, как хорошо он знает этот район и его людей, и охотно рассказал ей все, что знал о женщине, к которой она направлялась.

— Нет, ни один из ее братьев не живет с ней, синьора. С тех пор как умерла последняя синьора Селано, она живет в этом огромном доме совершенно одна.

У ворот Мариетта попросила его подождать. Дом поражал таинственностью, открывая Мариетте свое очарование по мере того, как она двигалась вглубь по дорожке. Его стены были сглажены временем и обвиты лозами дикого винограда. Когда слуга открыл дверь, Мариетта спросила, можно ли видеть хозяйку.

— Ваше имя, синьора?

— Скажите ей, что я подруга Елены.

Слуга вернулся очень быстро и проводил Мариетту в зал. Лавиния, бледная и наглухо закутанная в черное платье, поднялась из кресла, искренне радуясь возможности принять у себя гостью, но, как только она ее увидела, это выражение как рукой сняло с ее лица, а улыбка тут же исчезла.

— Не думаю… Не припоминаю… Должно быть, мы с вами не знакомы? — смутилась она.

— Я Мариетта Торриси.

— Синьора Торриси! — забеспокоилась она.

— Пожалуйста, выслушайте меня, — твердо произнесла Мариетта. — Я пришла ради Елены. Она очень нуждается в вашей помощи.

Теперь Лавиния выглядела еще более озадаченной и смущенной и тем не менее пригласила Мариетту присесть.

— Я хотела поехать в Венецию, чтобы ухаживать за Еленой, — сказала она в замешательстве, — но мой брат Филиппо посчитал, что в этом нет необходимости. — В ее голосе слышалась надежда. — Неужели после всего ей понадобилась я? — Тут она, совсем ничего не понимая, заерзала в кресле. — Но откуда вы знаете, что ей нужно? Должно быть, вы и Елена — давние друзья из Пиеты, но тогда Филиппо не позволил бы вам передавать его послания.

— Уверена, вы дорожите своей невесткой.

Лавиния кивнула, ожидая ответа на свой вопрос.

— Она милая, добрая женщина, которая всегда была мне другом. Я переживаю за то, что болезнь отнимает ее у нас. И все же вы мне ничего толком не объяснили.

— Мне нужно многое вам рассказать и многое узнать от вас. Жизнь Елены может зависеть от вас.

Лавиния, одаренная умением слушать говорящего, внимала каждому слову ужасающего доказательства. Она побледнела и зажала руки в коленях. Ей было трудно поверить в то, что Филиппо способен на такое, и все же она знала о его склонности к жестокости и расчетливости, и это было не в его пользу. Он всегда беспощадно относился к тем, кто стоял у него на пути, в данном случае на пути к появлению наследника, которого Елена не смогла ему родить. Она вспоминала те давние времена, когда он и Марко устраивали неистовые ссоры, и она боялась, как бы Филиппо не убил его на дуэли, чтобы занять первенство в семье. Когда Марко все-таки не стало и Елена оказалась частью его собственности, Лавиния не сомневалась в том, что он частенько наказывал свою милую женушку за любовь к его брату, которой, скорее всего, она никогда не испытывала к нему самому. Временами мужественные попытки Елены быть счастливой, смеяться и непринужденно говорить, скрывая следы побоев на шее и боль от ушибов, поражали Лавинию до глубины души, но присутствие матери не позволяло ей завязать с ней настоящей дружбы.

Лавиния трясущимися руками прикоснулась ко лбу. Мариетта подошла к концу своего рассказа и теперь смотрела на нее с таким явным призывом к действию, что она испугалась. Как она могла сделать то, о чем она ее просила, когда в ее ушах по-прежнему звучали запреты матери?

— Пожалуйста, — поторапливала ее Мариетта, — скажите мне, как найти то место, где может содержаться Елена. Подумайте. Может быть, существует какая-то секретная комната? Ради всего святого, скажите мне! Вы же не допустите, чтобы Елена умерла!

Лавиния дрожала всем телом, решаясь. Она боялась Филиппо, но допустить, чтобы Елена умерла, тоже не могла. Она качнула головой, словно марионетка, и слова бессвязно посыпались из нее.

— В спальне Филиппо есть буфет. За ним вход в комнату тайных утех, она не открывалась многие годы.

Она остановилась, чтобы сделать глубокий вдох, и снова заговорила, а Мариетта тихо слушала ее.

Когда все было сказано, Лавиния обхватила голову руками, будто боялась побоев за раскрытый секрет Селано. Мариетта видела, что женщина на грани срыва, но решилась задать еще один вопрос. Елена говорила, что их с Филиппо комнаты смежные.

— Спальня Филиппо расположена рядом со спальней Елены?

— Да. — И Лавиния задрожала пуще прежнего.

— Благодарю вас от всего сердца!

Мариетта поспешила выйти из дома к ждущему ее транспорту.