Когда концерт закончился, Адрианну приветствовали бурными овациями. Алекс, который сидел во втором ряду, воспользовался этим, чтобы сделать знак Мариетте, указывая на дверь: он будет ждать снаружи.

Когда она с другими девушками вышла из здания, снова шел густой снег. Алекс стоял один, поджидая ее. Она подняла руку, чтобы он узнал ее в вуали. К счастью, эскорт из монахинь был менее наблюдательным, чем обычно, в кружащихся снежных хлопьях, и, когда она поравнялась с ним, он быстро вытащил маленький букетик цветов из-под плаща и вручил ей.

— Когда? — спросил он.

— Сегодня поздно вечером. Жди на улице между Пиетой и церковью.

Он исчез сразу же, только Елена заметила их короткий разговор.

— Хорошо сделано! — прошептала она Мариетте. — Цветы тоже. Что это?

— Зимние розы, я думаю. — Мариетта держала букет под плащом.

— Они будут выглядеть очень красиво в твоей комнате. — Елена радовалась счастью подруги.

Зимние розы были бледны, как фарфор, лишь слегка окрашены зеленью вокруг золотых тычинок. Мариетта поставила их в вазу темно-синего стекла, где они мерцали, как снежинки, в уголке ее комнаты. Она переоделась в простое черное платье и коснулась пальцами открытых лепестков, восторгаясь их хрупкостью. Затем выбрала один цветок и сунула его в закругленную петлю на лифе своего платья. Она знала, Что ей нужно подождать до тех пор, пока все успокоятся и улягутся на ночь, а сторож закончит свой первый обход.

В густо падающем снеге Алекс сбился с пути и обнаружил, что идет по изгибам и поворотам узкой улицы, как по тропинкам лабиринта. Он боялся, что может упустить Мариетту, и испытал огромное облегчение, когда наконец вышел на площадь Святого Марка, потому что оттуда знал дорогу.

Хлопья кружились вокруг его фонаря, пока он ждал у двери, из которой, как он предполагал, должна была появиться Мариетта. Время тянулось, и он спросил себя, не пришел ли он слишком поздно. Фонарь осветил высеченную в пятнадцатом веке надпись на стене церкви. Чтобы скоротать время, он счистил снег и прочитал ее. Старым венецианским шрифтом она предупреждала, что ужасное наказание и проклятия ожидают любого, кто попытается поместить незаконно в Оспедаль-делла-Пиета любого ребенка женского пола, который не был ни сиротой, ни незаконнорожденным. Он снова посмотрел на часы, ощущая все большее беспокойство.

В своей комнате Мариетта подошла к шкатулке и вытащила верхний лоток. На дне лежала маска моретты, которую она привезла из дома. Как долго она ждала случая надеть ее! Теперь время пришло, но таким образом, каким она никогда не предполагала.

Она приложила ее к своему лицу перед зеркалом. Никто не ожидал, что женщина в образе моретты будет говорить, потому что маска была легкая как перышко и держалась на лице при помощи пуговицы на внутренней стороне, которую зажимали между губ. Это была маска с особым шармом, и Мариетта видела, как глаза мужчин всегда следовали за любой женщиной, на которой она была надета. Она подняла зеркало на ручке и повернула голову в одну, а потом в другую сторону, замечая с удовольствием, что черный бархатный овал подчеркивает алебастровую гладкость ее подбородка и щек.

Но теперь можно было уходить. Она надела плащ и перчатки, прежде чем натянуть капюшон на волосы. Елена появилась в холле, как раз когда Мариетта вышла из своей комнаты.

— Я буду наблюдать за обходами сторожа, — прошептала Елена. — Оставлять дверь в сад незапертой рискованно, я отодвину задвижку в нужное время, чтобы ты могла зайти внутрь.

Мариетта помедлила и посмотрела на Елену в свете канделябра, который освещал ступени.

— Ты лучшая подруга, которая может быть, — прошептала она благодарно.

— Не бойся! Когда-нибудь я потребую от тебя услугу в тысячекратном размере, — пошутила Елена в ответ. — Если мне это когда-нибудь понадобится.

— Ты получишь ее!

Елена смотрела вниз, где ее подруга торопливо шла вдоль лоджии. У старинной двери Мариетта в темноте скользнула пальцами вниз по старому дереву, чтобы определить место замка и вставить ключ. Затем она оказалась снаружи на улице.

— Мариетта! — воскликнул Алекс с облегчением, вырисовываясь вдали среди падающих снежинок, как призрак, в своей бауте. В свете фонаря он увидел ее замаскированное лицо.

Она опустила моретту, ее глаза искрились от смеха.

— Это я, — уверила она его. — Я не осмеливалась прийти раньше. Ты долго ждешь?

Мысленно он отбросил все свое прежнее беспокойство. Она была здесь, он не разминулся с ней, и только это имело значение. Он солгал, чтобы успокоить ее.

— Время пролетело незаметно. Пойдем! Давай выберемся отсюда.

Он взял ее за руку, и они прошли под крылом Пиеты у церкви, торопясь выйти из узкого прохода на улицу Каноника. Там он завел ее в дверь ярко освещенной кофейни.

Радушное тепло обдало их волной, когда Алекс передал свой фонарь пажу. Позолоченный в стиле рококо зал был заполнен людьми, каждый стол заняли участники праздника, многие из них были в масках и костюмах. Целая компания сидела в богатых ренессансных одеждах, играл оркестр в белых париках и синих атласных жакетах и бриджах. Такие заведения часто были самыми оживленными после полуночи, когда члены неработающего класса венецианского общества любили превращать день в ночь.

Официант указал им путь среди болтовни и смеха к столу в алькове, который зарезервировал Алекс. Несколько человек посмотрели в сторону вновь прибывших, но Мариетта в маске и капюшоне была уверена в том, что ее никто не узнает. Их верхнюю одежду быстро унесли, и когда Алекс сделал заказ, официант расправил парчовые шторы, которые закрылись, обеспечив им уединение.

Ни Алекс, ни Мариетта не осознали, что в течение нескольких минут их отражения рассматривал в настенном зеркале мужчина, который сидел спиной к ним. Он был одним из членов компании, одетой в ренессансную одежду, его костюм был сшит из сапфирового и изумрудно-зеленого бархата, а маска усыпана драгоценными камнями. За мгновение до того, как шторы расположенного рядом алькова были опущены, его жена, надушенная, одетая в маску и богатое платье, с роскошными волосами, перехваченными головным убором из жемчужин, дернула за его широкий рукав и проговорила с упреком:

— Ты не слушаешь меня, Доменико! На что ты смотришь? — Анжела Торриси проследила за направлением взгляда своего супруга, но было слишком поздно, чтобы определить источник его интереса.

Он повернулся к ней с ленивой улыбкой.

— Я подумал на мгновение, что узнал кое-кого, но я, должно быть, ошибся. Прости меня, моя любовь. Что ты говорила?

Хотя он больше не позволял себе отвлечься, Доменико Торриси не мог отделаться от убеждения, что видел рыжеволосую хористку из оспедаля. Но девушка из Пиеты здесь? Это было невозможно! Тем не менее, конечно, те великолепные волосы, которые она полностью открыла, когда опустила капюшон, нельзя было ни с чем спутать. Он видел ее только раз до этого, когда произошла его стычка с Селано, но о красавицах Пиеты очень часто говорили в мужской компании, и после того вечера он услышал ее имя. Мариетта! Несколько ее почитателей очень переживали, когда она отсутствовала в хоре в течение трех недель, очевидно, из-за какого-то недомогания. Он и сам любил, как и другие мужчины, посмотреть на красивую женщину. Тем не менее не поэтому он обернулся, чтобы ответить на ее взгляд, когда уходил с концерта. Это было странное мгновение. Напряжение ее взгляда было таким сильным, как будто она произнесла его имя.

Он увидел в зеркало, что официант вернулся к алькову с кувшином кофе, блюдами из засахаренных фруктов и маленькими пирожными на подносе. Парчовые шторы раздвинулись, но недостаточно для того, чтобы дать возможность еще раз взглянуть на девушку. Любопытство Доменико осталось неудовлетворенным. Неужели она могла быть девушкой из Пиеты? Он слышал о ночных визитах в Пиету, но никогда о том, чтобы девушки выходили на свидания. Бизнес и дипломатические миссии по поручению дожа, которые заставляли его находиться вдали от дома гораздо чаще, чем он бы того желал, и давнишняя вендетта между его семьей и семьей Селано научили его никогда не игнорировать ничего, что даже слегка было загадочным или необычным. Эта бдительность хорошо служила ему во многих ситуациях, но сегодня вечером он боялся, что его подозрения не развеются.

Затем Анжела заговорила с ним снова:

— Почему бы нам не остаться здесь на ночные развлечения? У меня нет никакого желания выходить под снег и заходить куда-то еще, прежде чем мы пойдем домой.

Она всегда питала отвращение к холодной погоде и вышла сегодня вечером вопреки своему обыкновению.

Все за столом хором согласились. Доменико улыбнулся, думая, что это отличное предложение: у него был шанс снова увидеть девушку.

В алькове Мариетта и Алекс сидели на мягких и удобных сиденьях, маски лежали рядом, когда они улыбались друг другу в свете свечей. Теперь, когда официант ушел, шум разговора за парчовой ширмой казался очень далеким. Стены их алькова были раскрашены изображениями птиц и цветов, казалось, что они сидели в тайном убежище, и Мариетте не терпелось все ему рассказать о своем побеге из Пиеты.

— Выйти наружу оказалось гораздо легче, чем я воображала! — произнесла она весело. — Хотя достать ключ от двери, ведущей на улицу, было самым трудным. — Коротко и занятно она описала свое приключение, в то время как он любовался ею. Она не осознавала, что в своем простом платье без всяких украшений, кроме бледной зимней розы на лифе, она выглядела блистательно: искрящиеся глаза, роскошные медные волосы. Алекс был влюблен один или два, а может быть, три раза за время своего путешествия, но никто не волновал его так, как эта очень привлекательная юная девушка.

— Это за твой успех, который является моей удачей, — сказал он, поднимая свою чашку с кофе.

— Моя хорошая подруга Елена помогла мне в этом.

Его не интересовал никто, кроме нее.

— Существует ли какая-либо опасность того, что ключ станут искать до того, как ты вернешь его? — спросил он, протягивая ей серебряную тарелочку с пирожными.

Мариетта взяла пирожное в форме кольца, прежде чем ответить.

— Я надеюсь, что нет. Мне придется положить его обратно как можно скорее.

— Как ты справишься с этим? Это снова должно быть ночью?

— Нет. Руководители собираются только один раз в месяц, если нет какого-либо особого повода, хотя кто-нибудь из них появляется довольно часто, чтобы обсудить дела с маэстро. В любом случае понадобится только секунда, чтобы надеть ключ обратно на крючок. — Она ободряюще улыбнулась ему. — Расскажи мне о твоих путешествиях. Откуда ты начал?

— С Голландии.

Мариетте было интересно послушать, когда Алекс заговорил о путешествии через некоторые немецкие земли, чтобы спуститься вниз по Рейну. Ее глаза расширились, когда он говорил об обрывистых тропках, по которым они спускались в швейцарских горах к государствам Италии. Сцепив пальцы под подбородком, она впитывала рассказы о чудесах Флоренции и Рима.

— После тех двух месяцев в Греции, — заключил он, — мы прибыли обратно на итальянскую землю около шести недель назад.

— И куда вы отправитесь отсюда?

— В Вену и Париж. А затем снова домой. — Алекс смеялся, рассказывая о том, как они с Генри пытались избавиться от своего наставника так часто, как только было возможно. — У нас уже вызывают тошноту картины, скульптуры, мозаики и настенная живопись. Теперь мы хотим насладиться радостями венецианского карнавала.

Он говорил, что он с другом уже начинал ориентироваться в городе, хотя и не очень хорошо справился в эту ночь. Мариетта рассмеялась, когда услышала, как он заблудился.

— Ты думал о том, что мог разминуться со мной? — поинтересовалась она озорно.

— Я начинал задумываться об этом.

— Так ты собирался идти домой? — В ее глазах плясали искорки.

— Нет! — страстно запротестовал он. — Я бы ждал до рассвета.

Мариетта не была в этом уверена, хотя и надеялась, что это правда. Она знала, как ведутся кокетливые разговоры на приемах в Пиете, но это была совершенно новая ситуация. Никогда раньше она не бывала наедине с молодым человеком, и Алекс хорошо ориентировался в этом внешнем мире, в котором она неожиданно снова оказалась.

— Было очень умно с твоей стороны найти такое приятное и уединенное место для нас, чтобы поговорить, — заметила девушка беспечно. — Как ты мог догадаться, я первый раз нахожусь в кофейне. Когда бы я ни выходила за пределы Пиеты с монахинями и хором, я смотрела в окна, когда мы проходили мимо, и задавалась вопросом, каково это — сидеть за одним из столиков и проводить время за разговором. Когда я еще жила дома, у нас не было денег для удовольствий какого-либо рода, да и любая кофейня находилась очень далеко.

— Расскажи мне о своей жизни.

Его голос прозвучал очень серьезно, и Мариетта посмотрела на Алекса с любопытством. Смотрел он внимательно, хотя его красиво очерченные губы изгибались в улыбке, призванной показать, что повод для вопроса был не любопытством. Тем не менее она чувствовала, как будто он связал ее шелковой лентой. Если она расскажет слишком много о своей жизни, она обнаружит, что привязана второй лентой, а если начнет поверять надежды и мечты, она потеряет свободу, которой она пришла насладиться.

— Что ты хочешь узнать? — спросила она осторожно.

— Все вплоть до сегодняшнего дня. До этого самого момента!

— Так как ты уже знаешь обо мне кое-что, — сказала она предусмотрительно, отпивая глоток кофе, — ты должен первый рассказать о себе.

— Все, что я знаю о тебе, так это то, что ты девушка из Пиеты и поешь, как жаворонок.

Мариетта невольно дернула голову назад, чувствуя, как лента затягивается.

— Никто не использовал этого сравнения, с тех пор как я была маленькой девочкой.

— Кто говорил это? Твоя мать? Или твой отец? Возможно, брат или сестра?

— Нет. Старый друг семьи. Его зовут Изеппо. Они с женой все еще навещают меня на мой день рождения. Это он привез меня с моей матерью в Венецию.

— Расскажи мне о том дне. Это было летом или зимой? Весной или осенью?

Вихрь невидимых лент, такой отчетливый перед ее мысленным взором, кружился вокруг нее. Было уже невозможно избегать их. Наверное, он начал набрасывать их в магазине изготовителя масок, заманивая ее в ловушку с момента их первой встречи. Почему она была так безрассудна, чтобы рисковать всем своим будущим ради этой короткой встречи, которая не имела ни прошлого, ни будущего?

— Это был конец лета. — Мариетта чувствовала, как будто ее воля таяла, а ее голос живет отдельно от нее. — Мы спускались вниз по реке Брента на барже Изеппо, и я впервые увидела Венецию на закате… Казалось, это золотой город, плавающий на воде. — Она помедлила, и он понял по боли в ее глазах, что воспоминание не пробудило ничего, кроме душевного страдания.

— А потом? — спросил он мягко.

Она сделала глубокий вдох и продолжала свою историю. Алекс слушал, не прерывая, его взгляд не сходил с ее лица, он наблюдал за тонкими изменениями в его выражении, неуловимыми, как облака по небу в ветреный день. Также он не упускал и тончайшего нюанса в ее голосе. Она строго придерживалась канвы событий и не упоминала о чувствах, до тех пор пока девушка не подвела итог рассказу о своих годах дома и в Пиете.

— Только после очень долгого времени я начала понимать, как хорошо, что смерть моей матери случилась именно тогда. Это уберегло нас от боли расставания, мы ведь знали, что никогда больше не увидим друг друга снова. Я не знаю, как иначе каждая из нас смогла бы выдержать это.

— Она, должно быть, была очень храброй женщиной, — сказал он уважительно.

— Именно это сказал Изеппо, когда объяснил утром в день ее смерти, что у нее не было никакой надежды на излечение. Когда он уехал и я осталась одна с чужими людьми, казалось, будто я упала в бездонную яму и никогда снова не выберусь из нее. Мне не дает это покоя, даже когда я говорю об этом, — произнесла она неловко. — Но мне никогда не нужно было рассказывать о себе раньше.

— Я не согласен, это единственный способ, благодаря которому я могу узнать тебя или ты узнать меня.

— Моя жизнь во всем была совершенно иной по сравнению с твоей, и, тем не менее, я уже чувствую связь между нами.

Алекс наклонился вперед через стол.

— Я должен увидеть тебя снова!

Мариетта слегка отпрянула назад, почти обороняясь.

— Это должно было быть только один раз.

— Не для меня!

Нечаянно он напомнил ей о том, как долго она уже отсутствует.

— Я должна идти! — сказала она, делая беспокойное движение. Невидимые ленты могут быть разорваны, если она уйдет сейчас.

— Нет, подожди. Еще несколько минут. — Он накрыл ее свободную ладонь своей и почувствовал ее дрожь при этом прикосновении.

— Тот ключ! Я могу сделать отпечаток в одной из этих свечей. Как-нибудь я смогу передать тебе дубликат. Тогда, по крайней мере, я буду знать, что есть возможность быть с тобой снова.

Мариетта колебалась. Алекс ждал беспокойно, боясь, что она покачает головой. Затем, к его огромному облегчению, она повернулась, чтобы взять маленькую бархатную сумочку, которая лежала на кресле рядом с ней. Она расстегнула ремешки и вытащила ключ, чтобы дать ему. Когда его рука завладела ключом, она испытала прилив счастья от перспективы свободы.

Быстро он сделал отпечаток и позвал слугу, чтобы он положил его в снег на несколько минут для затвердения. Ожидая его возвращения, они разработали простой план, как Алекс смог бы передать ей ключ. Когда это было решено, он мягко сказал ей:

— Я понимаю огромный риск, на который ты пошла сегодня, и все, что связано со мной, является опасностью для тебя. В свое оправдание я могу сказать, что видеть тебя снова значит для меня больше, чем что-либо, что я могу вспомнить за всю свою жизнь. Я влюбился в тебя, Мариетта.

В тот момент, когда она приняла решение о ключе, он почувствовал, что она не сомневалась в нем.

— Я охотно верю тебе, — сказала она мягко, — но хорошо известно, что Венеция очаровывает путешественников.

Алекс наклонился к девушке.

— Только ты одна будешь держать меня очарованным всегда! — проговорил он страстно.

Она подумала про себя, что за всю свою жизнь никогда не слышала слов более красивых. Его заявление скрепило связь между ними, но она пока не осмеливалась рассказать ему об этом. Было слишком много препятствий и подводных камней.

Мариетта как раз собиралась ответить, когда официант сдержанно покашлял, прежде чем открыть шторы. Эта кофейня не была местом любовных встреч, но, когда клиенты платили дополнительно за небольшое безобидное уединение, руководство уважало их желания.

Доменико повернулся на своем стуле, чтобы посмотреть на девушку, снова закрытую капюшоном и в маске, которая проскользнула мимо него со своим кавалером. Он был разочарован, ее личность осталась загадкой.

Алекс забрал свой фонарь, и они с Мариеттой вышли обратно в ночь. Снег прекратился, и она начала беспокоиться по поводу того, что оставит следы, четко ведущие к двери на улицу, но он пообещал стереть их, насыпав снег на отметины и наследив вокруг сам.

— Какие мы хитрые! — Он тихо засмеялся, опуская на землю фонарь. Затем привлек ее к себе, и она подошла охотно, чтобы прижаться к нему. Его губы, холодные от морозного воздуха, превратились в тепло на ее губах от нежности и желания. Время остановилось, но потом она отстранилась с легким вздохом. Он открыл дверь и отдал ей ключ.

— Спокойной ночи, — прошептала она. — Затем вошла внутрь, и дверь закрылась за ней.

На следующий день Алекс вернулся в магазин масок Савони. Хотя Мариетта выглядела соблазнительно в маске моретты, это имело свое неудобство, так как она не могла снять ее на публике, даже чтобы говорить.

— Добрый день, синьор, — тепло приветствовал его хозяин. — Что вы хотите сегодня? Еще одну маску?

— Да, но не для меня. Я хочу одну из лучших в той форме. — Он указал на ту, что была на Мариетте, когда он только вошел в магазин.

— Это маска Коломбины. — Леонардо снял коллекцию масок с гвоздиков и полок, чтобы разложить на прилавке. Выбор француза безошибочно пал на маску из зеленого бархата, украшенную крошечными золотыми бусинками. Это была одна из самых дорогих масок в магазине. Леонардо кивнул одобрительно. — Отличное изделие. Вы желаете к ней подходящую мантилью?

Алекс выбрал мантилью из тончайших кружев Бурано. Оба предмета были упакованы в коробки, перевязанные лентами, которые он зажал под мышкой, когда уходил. Его следующей остановкой был магазин слесаря в галантерее Мерсерии, где он оставил ранее восковой отпечаток. Два новых ключа ожидали его. Если тот, что будет у Мариетты, когда-нибудь обнаружат и отнимут, у него останется средство, чтобы пробраться внутрь и увидеть ее.

Было воскресное утро, и Жюль собирался пойти на мессу в церковь Санта Мария делла Пиета, когда появился Алекс, одетый, выбритый, в плаще.

— Я иду с вами, месье ле Конт.

Жюль напомнил себе, что оба юноши, Генри и Алекс, отсутствовали до раннего утра в своих карнавальных костюмах.

— Ты трезв? — поинтересовался он строго. — Иначе тебе нельзя будет войти.

— Да. Прошлой ночью я принял решение посетить сегодня мессу.

— Где Генри?

— Еще спит.

Жюль предположил, что Генри изрядно выпил, и было несколько удивительно, что Алекс этого не сделал. Они вышли из квартиры вместе. Снег больше не шел, и оттепель превратила его в снеговую кашу под ногами. Церковные колокола, составляющие значительную часть собственной музыки Венеции, звенели над всем городом. Двое мужчин пересекали площадь Святого Марка, которая была усыпана шутовским мусором карнавала: разбросанными лентами, разбитой яичной скорлупой, большим количеством растоптанных масок и единственной атласной туфелькой с розовой розочкой.

— Мы с Генри были здесь около двух часов ночи, — сказал Алекс, стараясь не наступить на маску, похожую на свинью, которая лежала у него на пути. — Здесь были музыка и танцы, песни и спиртные напитки, повсюду горели раскрашенные фонари. Генри в шутку обручился с замаскированной женщиной в домино, а когда увидел ее руки, понял, что она старая!

— Да, не все удовольствие на карнавале, — сухо заметил Жюль. — Как вы повеселились?

— Достаточно хорошо. — Алекс предоставил своему наставнику дать собственный комментарий этому замечанию. Нельзя было объяснить, что все в жизни теряло свой вкус, когда Мариетты не было с ним. И в Венеции особенно! Он думал, что, должно быть, сошел с ума. Это было все равно что присутствовать на самом соблазнительном банкете в мире и не иметь аппетита. Но тогда любовь была разновидностью сумасшествия. Он слышал, как это называли периодом временного безумия, и так это и было раньше. Но, хотя он видел Мариетту только три раза — в магазине, вечером на концерте и во время их ночного свидания, — он знал, что эта любовь была иной.

Когда они достигли Санта Мария делла Пиета, Алекс посмотрел вверх на оспедаль по другую сторону улицы, где они встречались с Мариеттой. Затем он обнажил голову и вслед за Жюлем вошел в церковь. В то время как оценивающий взгляд Жюля вбирал роспись линии алтаря и великолепную работу Тьеполо над головой, Алекс посмотрел вверх на зарешеченные галереи, которые окружали интерьер здания, где шорох указывал на то, что члены хора Пиеты занимают свои места. Затем вошел священник, и началась месса.

Мариетта стояла в одной из нижних галерей, расположенных, как окна, с каждой стороны церкви, и могла ясно видеть Алекса, когда он склонил голову и преклонил колени в молитве. Его мысли были сдержанны, несмотря на то что его сердце искало ее. Когда она пела соло, он знал, что поет она.

Когда служба закончилась, Мариетта слегка отстала, в то время как остальной хор пошел обратно в Пиету. Она притворилась, что ищет какую-то особую партитуру, которую не положила на место, — на самом деле она была у нее за поясом. Алексу повезло, что Жюль выразил желание поближе рассмотреть сокровища церкви, когда остальные прихожане уходили. Как бы случайно Алекс прошел к длинному с высокой спинкой деревянному сиденью, расположенному в стене, и сунул ключ за угол подушки, как они с Мариеттой договорились в кафе. Вскоре после этого он вышел из церкви со своим учителем. Только тогда Мариетта вошла в основную часть церкви, чтобы забрать ключ.

На Рива-делла-Скьявони, когда Жюль и Алекс поднимались по ступеням моста через боковой канал, хорошо одетый в белом парике дружелюбный на вид джентльмен спускался по направлению к ним. Они с Жюлем сразу же узнали друг в друге старых знакомых из Версаля, несмотря на время, прошедшее с тех пор, как они последний раз видели друг друга.

— Неужели это возможно? — воскликнул Жюль в изумлении. — Месье маркиз де Жера!

— Месье ле Конт де Марке, я решительно утверждаю! — Они обменялись сердечными приветствиями, а потом маркиз заметил Алекса. — Кто тогда этот молодой человек? Племянник или сын от другого брака?

Жюлю пришлось проглотить свою гордость.

— Ни то ни другое. Позвольте мне представить месье Десгранжа, одного из двух моих учеников, которых я сопровождаю в путешествии.

Такое признание в Версале привело бы к немедленному изгнанию, и Жюль был полностью готов к тому, что маркиз коротко кивнет и пойдет дальше. Но этого не случилось. Вместо этого его товарищ-аристократ, после того как поприветствовал Алекса, сообщил, что они с женой жили в Венеции как добровольные изгнанники, так как он тоже потерпел неудачу в Версале и лишился благосклонности короля.

— Вы должны прийти и поужинать с нами сегодня вечером, господа, — пригласил маркиз, завершая разговор. — Приводите с собой и другого молодого человека. Моя жена будет в восторге видеть вас снова, месье ле Конт. И у нас есть теперь целая компания внучек, которые радушно примут новых партнеров по танцам в лице месье Десгранжа и его друга. Вы обнаружите, что мы создали маленький Париж вдали от дома.

Упоминание танцев было указанием Алексу, что он, возможно, не сможет уйти, чтобы встретиться с Мариеттой этой ночью. Возможно, если он вернется в церковь, то окажется как раз вовремя, чтобы дать ей знать об этом. Он быстро поклонился:

— Извините меня, господа. Кажется, я оставил свою трость в церкви.

Он повернулся на пятках и бегом побежал обратно, не обращая внимания на заверения своего учителя, что он не брал ее с собой сегодня утром. Дойдя до церкви, он сдернул свою трехрогую шляпу и, войдя, увидел, что помещение опустело, а Мариетта собирается скрыться через боковую дверь.

— Мариетта! Подожди! — Он поспешил к ней. — Ты взяла ключ?

Она улыбнулась, увидев его.

— Да.

— Хорошо, — быстро проговорил он. — К сожалению, планы изменились, и я не могу прийти на нашу улицу сегодня ночью, но я буду там завтра в полночь.

— Тогда и увидимся! — Она легко взмахнула рукой, когда закрывала дверь за собой. Торопясь по узкой лестнице в Пиету, она положила руку на ключ, который заменил музыкальную партитуру у нее за поясом.

Маркиз и его жена жили на широкую ногу в палаццо Куччино, который арендовали рядом с Гранд-Каналом. В гондоле по пути туда Жюль уверял Алекса и Генри, что они насладятся самым цивилизованным и элегантным вечером за всю их жизнь.

— Сегодня не будет гротескной венецианской маскировки, — уверил он их. — Не будет шпионов Совета Трех, крадущихся в тени, и не будет кислого вина. Не будет черного одеяния для обеспечения анонимности и не будет…

— …красивых венецианских женщин, — угрюмо перебил Генри.

— Я собирался сказать, атмосферы тайны и секретов. Все будет французское! — Жюль поднес сложенные вместе кончики пальцев правой руки к своим губам и послал поцелуй уважения Франции в венецианский воздух.

Алекс подумал, что его учитель ошибался в одном: у него все-таки был секрет.

Вечер оказался именно таким, как предсказывал Жюль. Большие комнаты и богатая меблировка были такими же роскошными, как и в Париже. Присутствовали около пятидесяти их соотечественников, и не было видно ни одной мантильи и ни одной маски. Не было произнесено ни одного слова на итальянском языке за весь вечер. И оркестр в галерее менестрелей исполнял только французскую музыку.

Маркиз и маркиза де Жера были радушными хозяевами для двух десятков молодых людей помимо Алекса и Генри, нескольких пожилых путешественников и двух пар молодоженов в свадебном путешествии. Среди семьи Герард, проживающей во дворце, были внучки, которых упоминал маркиз. Их было пятеро. Одна замужем, в компании со своим мужем, другие четыре в возрасте от шестнадцати до девятнадцати, включая вдову, — и все были привлекательными молодыми женщинами.

Алексу было предназначено повести вдову к ужину. Он уже слышал, что она вышла замуж в возрасте шестнадцати лет за гораздо более старшего по возрасту мужчину, который умер год спустя. Ее платье и драгоценности показывали, что она осталась хорошо обеспеченной, но не было ничего яркого в ее одеянии. Она была серьезной и сдержанной с большими карими глазами, оттененными светло-коричневыми ресницами под тонкими изогнутыми бровями, ее волосы были красиво уложены и напудрены. У нее была мушка в форме звезды у уголка твердого маленького рта. По случаю у него была тоже мушка той же формы на правой скуле, и она прокомментировала с легкой улыбкой хороший вкус их обоих. Ее звали Луиза д'Уанвиль.

За длинным сверкающим столом она вовлекла Алекса в остроумный разговор. Он счел ее идеальной спутницей на тот момент, потому что с его мыслями, постоянно стремящимися к Мариетте, он был не в настроении для игривого флирта, которого ожидали бы от него другие девушки.

Он, в свою очередь, понравился ей именно потому, что не пытался заигрывать с ней. Так часто мужчины, узнав, что она вдова, думая о деньгах, которые ей были оставлены, сразу же начинали мечтать о женитьбе. Ее опыт в качестве жены не понравился ей потому, что ее покойный супруг был ограниченным, тучным и обращался с ней так, как будто у нее не было разума. Почему ее покойный отец, который дал ей образование, какое обычно получают сыновья, выбрал такую партию для нее, своего единственного ребенка, она так и не поняла, разве только для того, чтобы финансово обеспечить ее.

Возможность разговаривать с Алексом как с равным было большим удовольствием.

— Так вы из Лиона, месье Десгранж, — вопросительно сказала она после того, как все сидящие за столом в пределах слышимости посмотрели на них при их разговоре о каком-то научном эксперименте, о котором они оба читали. — Я знаю вид из Фурвьера очень хорошо. Мой дядя Генри и его жена обосновались в Лионе, с тех пор как он уволился из армии.

В ходе разговора выяснилось, что она знакома с довольно многими людьми, которых знал Алекс. У нее был пытливый ум и наблюдательный взгляд, несколько раз удививший его.

После ужина последовали танцы и игра в карты, и это длилось до того, как был подан завтрак типа шведского стола, после которого гости наконец удалились. Уже рассвело, и ночной дождь смыл весь снег, оставив теплую влажность в воздухе.

— Погода изменчива, как сердце молодой девушки, — прокомментировал маркиз со ступеней водного входа во дворец, когда Алекс и Генри уезжали с Жюлем в гондоле. Луиза, которая также спустилась, чтобы проводить гостей, подумала насмешливо, что мужчины гораздо более непостоянны.

Той ночью Алекс открыл дверь на улицу и вошел на лоджию ждать Мариетту. Луна не светила, но небо было усыпано звездами. Когда он услышал, что она выходит из здания, он прошептал ее имя, не желая напугать неожиданным появлением. Она побежала к нему с вытянутыми руками, и он схватил ее ладони в свои.

— Такой риск! — воскликнула она шепотом. — Если бы сторож увидел тебя, то арестовал бы, как взломщика!

— Мой приход сюда ничто по сравнению с риском, который ты берешь на себя, чтобы встретиться со мной. Ты вернула ключ?

— Никто не усомнился во мне.

Снаружи, на улочке, она начала надевать маску моретты, которую принесла с собой, но он остановил ее.

— Сегодня не эту, — сказал он, передавая ей перевязанную лентой коробку. — Надень это вместо нее.

При свете его фонаря она открыла коробку и золотые бисеринки замерцали на зеленой бархатной маске, которая лежала на кружевной мантилье.

— О! Это прекрасная Коломбина!

Когда она надела то и другое, то склонилась вперед и поцеловала его в губы в знак благодарности быстро и легко и затем пошла легкой походкой, кружась и танцуя впереди него по улице.

— Теперь я действительно свободна, — крикнула она безрассудно через свое плечо, казалось не заботясь о том, что ее могли услышать.

Алекс неожиданно испугался, что в своем подарке, маске Коломбины, он мог дать ей гораздо больше свободы, чем намеревался. Последнее, чего он хотел бы, — того, чтобы она чувствовала себя свободной от него. Он побежал, чтобы догнать ее.

— Ты хотела бы сходить в ридотто?

— Я ужасно хотела бы этого. Который ты имеешь в виду? — Когда он сказал ей, она кивнула. Это был дом, где она мельком видела Доменико Торриси без маски. — Этот подойдет. Музыканты Пиеты играют сегодня где-то в другом месте.

— Неужели это имело бы значение? Никто из них не узнает тебя.

Она улыбнулась про себя. Естественно, мужчина не станет думать об одной улике, которая может заставить девушек задаться вопросом, даже если они не очень подозрительные.

— Они бы узнали мое бархатное платье, цвет, фасон и ткань для которого выбирала я сама.

Если бы она знала, что получит маску Коломбины и мантилью, она надела бы одно из своих самых лучших платьев, но на свидание, считала она, следует одеться скромно и таким образом избежать внимания. Однако теперь чувство бесстрашия овладевало ею, и она чувствовала себя защищенной от опасности.

Ее ноги, казалось, не касались пола, когда Алекс повел ее в салон-буфет ридотто, чтобы поужинать и выпить вина. Уверенность в том, что, одетая в маску, она совершенно неузнаваема, что она может говорить, есть, пить, флиртовать, даже петь, если замаскирует свой голос, заставило Мариетту почувствовать себя легкомысленной. Она всегда будет ценить свою дорогую маленькую маску моретты. Она заставила Алекса рассказать ей все о своем доме и семье, вплоть до ссоры с отцом, которая привела к этому путешествию.

— Неужели ты совсем не ладишь со своим отцом? — спросила она недоверчиво.

— Мы ладим, если не говорим о политике и определенных аспектах бизнеса. Он не видит, что изменения во Франции необходимы всюду. Но я не собираюсь рассказывать обо всем этом тебе. По крайней мере не сегодня.

Когда Алекс привел ее в игровые комнаты, что-то в ее манере заставило Доменико Торриси, прохаживающегося между столами, пристально посмотреть на нее из-за своей бауты. Спокойно опершись плечом на колонну, он наблюдал, как двое вновь прибывших заняли места за одним из столов. Было ясно, что девушка — новичок, потому что сопровождающий ее мужчина подсказывал ей каждый ход. Но она быстро училась. Когда они перешли к другому столу и другой игре, которая требовала большего умения, она вскоре принимала собственные решения и радовалась, когда выигрывала.

Мариетта утратила чувство времени. Она была так поглощена игрой, что не обратила внимания, когда место рядом с ней освободилось и кто-то сразу же занял его. Она смотрела на две карты, которые держала, уверенная в том, что на этот раз выиграет, и как раз собиралась сделать ставку, когда мужской голос тихо проговорил ей в ухо:

— Как вы ускользнули из стен Пиеты, Мариетта?

Карты выпали у нее из рук. Задохнувшись от страха, она посмотрела на замаскированного мужчину, который говорил, и узнала его. Серые глаза впились в ее, и она поняла, что ничего, что она могла сказать, не сможет противодействовать правде, которую он только что раскрыл. Сидевший по другую сторону Алекс спрашивал, что случилось, но она не обращала на него внимания, по-прежнему глядя в глаза Доменико Торриси.

— Не выдавайте меня! — сказала она сквозь зубы. Это шипение не было ни мольбой, ни требованием.

— Доверьтесь мне, — ответил он и снова обратил свое внимание на игру.

Дрожа, она поднялась из-за стола, Алекс быстро последовал за ней.

— Что случилось? — воскликнул он в изумлении, когда они достигли приемной.

Она покачала головой, не отвечая ему до тех пор, пока они не оказались вне здания, где она почти упала на него.

— Тот мужчина! Синьор Торриси! Он узнал меня.

— Но как?

— Меня мог выдать только цвет моих волос, но я думала, что они не будут просвечивать через кружево.

— Они только сверкали немного. Я куплю тебе шелковую мантилью завтра.

— Он сказал, что я могу доверять ему. — Она поспешила по направлению к Пиете. Алекс споткнулся и положил руку ей на талию.

— Ему можно доверять?

— Я думаю, да.

Когда они достигли двери, выходящей на улочку, Алекс вошел с ней, крепко прижимая ее к себе. Она все еще дрожала, и он сорвал с себя маску и поцеловал ее нежно, не желая, чтобы она положила конец их встречам.

— Не говори, что ты больше не увидишься со мной, Мариетта. Мы можем ходить в более спокойные места, где вряд ли встретим синьора Торриси.

Он почувствовал, как она выпрямилась в его руках. Неожиданно она взяла его лицо в свои ладони и неистово поцеловала в губы. Переводя дыхание, она снова отстранилась.

— Я не боюсь Торриси! Он не предаст меня. Я оставляю это семье Селано. Давай пойдем танцевать в следующий раз. Чего бы я хотела больше всего, так это провести всю карнавальную ночь с тобой, не возвращаясь сюда до рассвета.

— Когда-нибудь я выполню это желание, — поклялся он, снова пылко обнимая и целуя еще более страстно, чем она поцеловала его.

Она почувствовала, что падает в бездну, когда его рука двинулась, лаская, по покрытым бархатом грудям, пробуждая новые, болезненно приятные ощущения.

— Спокойной ночи, дорогой Алекс, — прошептала она, хотя оставалось меньше двух часов до рассвета. Затем она ускользнула от него и побежала по лоджии, чтобы вновь войти в Пиету. Оказавшись внутри, она помедлила недолго в темноте, чтобы взглянуть в лицо истине. Она больше не могла отрицать, что любит его.

В огромной спальне Анжела Торриси лежала в объятиях своего супруга. Она была заинтригована вторым появлением в его рассказе сбившейся с пути девушки из Пиеты.

— Как молодая девчонка сумела сделать это? — размышляла она восторженно. — Такая смелость! Любовь всегда найдет путь.

Доменико улыбнулся, глядя на ее яркое маленькое лицо, наслаждаясь шаловливыми искорками у нее в глазах.

— Возможно, это был просто порыв к приключению. Она, конечно же, наслаждалась первым опытом игры в карты. Возможно, сопровождающий ее мужчина показывал ей удовольствия Венеции.

Она ткнула указательным пальцем ему в грудь.

— Не разрушай эту романтику ради меня. Ты знаешь так же хорошо, как и я, что ни одна девушка из Пиеты не рискнет нарушить какие бы то ни было правила без очень сильной мотивации, которой может быть только то, что она влюблена. — Она повернулись к нему. — С твоей стороны было жестоко так пугать ее.

— Наоборот. Если я смог узнать ее, это могли сделать и другие. Это было для ее же блага.

— Но у тебя было преимущество: ты ненадолго увидел ее без капюшона.

— Это правда. А теперь я надеюсь, что она станет менее легкомысленной в будущем.

Она пристально посмотрела на него.

— Ты действительно это имеешь в виду?

— Да.

— Я рада. Есть люди, которые захотели бы испытать злодейское удовольствие от того, чтобы разоблачить ее. — Любая жестокость вызывала отвращение у Анжелы. Только в то утро она случайно увидела осужденного мужчину, который был повешен за большие пальцы рук между двумя верхними колоннами Дворца дожа, которые были специально сделаны из более темного розового мрамора, чем остальные, и где обычно проходили такие пытки. Она чуть не упала в обморок от жалости и ужаса.

Доменико прижал ее к себе и с любовью поцеловал. Она ответила на его растущее желание, когда его рука путешествовала вниз по ее спине и гладким бедрам. Было много выкидышей, много разочарований за семь лет брака, но их страсть друг к другу не ослабела. Его губы двигались к ее грудям, и, как всегда, когда он занимался любовью с ней, она надеялась, что забеременеет сыном и успешно доносит его.

Когда Мариетта надела подарок Алекса, состоящий из новой шелковой накидки и мантильи, за которые он получил благодарственный поцелуй, у нее не было никаких мыслей о том, что она рискует снова встретиться с Доменико.

— Давай вернемся в те же самые игровые комнаты, Алекс! — попросила она, ее глаза сияли.

Он не спорил. Почти с самого начала он почувствовал, что привкус опасности только усиливал ее удовольствие от их совместного времяпрепровождения. Теперь, обвив рукой ее талию, он задавался вопросом, насколько далеко она могла зайти в своих отношениях с ним.

Как только Мариетта уселась за один из игровых столов, она потратила несколько секунд, чтобы осмотреть зрителей.

— Торриси сегодня нет здесь, — убежденно сказала она Алексу, сидящему рядом с ней. На этот раз она принесла свои собственные деньги, и ее первая маленькая ставка уже выросла довольно существенно.

— Откуда ты можешь знать это? — спросил Алекс. — Все мужчины в баутах выглядят одинаково.

— Я узнала бы его из тысячи таким образом замаскированных. — Затем ее шепот превратился в ликование. — О, смотри! Я снова выиграла!

К тому времени, когда они ушли, она потеряла большую часть своих выигрышей и почти вернулась к своей первоначальной ставке, что совершенно не огорчало ее, потому что она считала, что замечательно провела время. В лоджии, когда Алекс заключил ее в объятия, она почувствовала через свои юбки воздействие, которое страсть оказывала на тело мужчины.

В то время как ночные экскурсии Алекса с Мариеттой продолжались, его дни и вечера были полностью заняты.

Они с Генри проводили много часов с Жюлем, изучая архитектуру церквей и светских зданий, и не было конца шедеврам и другим сокровищам, которые нужно было осмотреть. Алекс ценил все, что он видел, но он насладился бы этими занятиями гораздо больше, если бы Мариетта была рядом с ним. Как легко было бы в других европейских странах осматривать исторические памятники и известные картины с симпатичной девушкой и ее компаньонкой, которая ее опекает, но решетки Пиеты были как засовы тюрьмы.

Большая часть времени Алекса была также занята поисками произведений искусства, чтобы посылать домой. Подающий надежды молодой местный художник усиленно предлагал свои картины тем, кто сидел за столами в аркаде за пределами «Орианс». Алекс, который пил там кофе вместе с Генри, купил работу этого художника, где были изображены две женщины, пьющие шоколад, которым он особенно восхищался. Он уже отправил из Венеции маленькую картину на дереве тринадцатого века, где была изображена Мадонна с Младенцем, так же как и два вида на Гранд-Канал, написанных другим венецианским художником, известным Каналетте.

В дополнение к этим занятиям были вечера в палаццо Куччино с картами или музыкой. Алекс провел один такой вечер, играя в бильярд с маркизом, а после этого они сидели в библиотеке-мезонине, разговаривая о политике за бокалом хорошего французского вина. Они обнаружили, что во многом придерживались одинаковых мнений, хотя у маркиза были мудрость и опыт, чтобы умерить грандиозные идеи Алекса о том, как чудеса реформы могли быть совершены за одну ночь.

— Терпение и настойчивость, — советовал маркиз. — Это единственный путь. Мы должны поговорить снова. Я знаю пару других добровольных изгнанников в Венеции, кто с удовольствием встретился бы с тобой. Это нужно организовать.

Маркиз и его семья начали воспринимать само собой разумеющимся, что Жюль, Алекс и Генри должны быть включены в круг их знакомых. Постепенно Алекс узнал Луизу лучше, чем ее кузин. Он нисколько не был увлечен ею, но продолжал находить ее компанию приятной, потому что она обладала всесторонним знанием французской и венецианской политики, также широко знала музыку, литературу и искусство. Если он и замечал ее внешность вообще, то только для того, чтобы подумать, какой бледной и невыразительной она была по сравнению с энергичной семнадцатилетней девушкой, которую он любил, желал и стремился снова увидеть каждый раз, когда они расставались. Когда он в первый раз дотронулся ладонями до обнаженной груди Мариетты, она издала мягкий короткий крик эротического удовольствия.

Во время музыкального вечера в палаццо Манунты Луиза, сама не ведая того, предложила оказать ему чрезвычайно важную услугу.

— Мои дедушка и бабушка получили приглашение для моих кузин и меня на прием в Пиету. Как мы с тобой согласились, голоса девушек весьма замечательны. Одна из моих кузин не пойдет, потому что ее родители возвращаются после визита в Верону в тот вечер, и она хочет быть здесь, чтобы встретить их. Хотя я не сомневаюсь, — добавила она сухо, — что, если бы хор состоял из молодых людей, она бы совершенно забыла о своем дочернем долге. Ты хотел бы занять ее место? Я знаю, мои бабушка и дедушка охотно согласятся.

Едва справившись со своей радостью, Алекс ответил сдержанно, что ему будет очень приятно принять это предложение. Мариетта ликовала вместе с ним, когда он рассказал ей новость, радушно принимая награду дополнительной встречи. Это также компенсировало время, которое он пропустил из-за того, что не мог уйти из компании Герарда до тех пор, пока не было слишком поздно. Несколько раз он приходил лишь на одну минуту.

Были ночи, когда он ждал ее напрасно. Снова и снова он проверял свои часы, чтобы убедиться, что пришел не слишком рано и не слишком поздно. Часто ему приходилось уходить. Когда она не смогла появиться снова на следующую ночь, он начал волноваться. Неужели ее обнаружили, когда она возвращалась в последний раз? Или Торриси не смог сдержать слова? Прошло еще несколько ночей. Два или три раза Алекс пробовал открыть дверь в здание, но она всегда была надежно заперта на щеколду. Он смотрел вверх на окна, надеясь, что Мариетта бросит вниз записку, но, хотя свет зажигался и гас снова, никаких признаков ее не было.

Мариетта сидела у постели больной. Бьянка слегла с лихорадкой, и, так как инфекцию нельзя было диагностировать, изоляция распространялась не только на ребенка, которого удалили из спальни, где она спала с другими детьми, но также на тех, кто ухаживал за ней. Если бы Елена не делила часы ночного дежурства с Мариеттой, она бы доставила записку с объяснением Алексу, но при существующем положении вещей Мариетте пришлось оставить его в неведении, так как она не могла рисковать заразить его.

Затем наступило утро, когда Мариетта и Елена смогли оставить комнату больной. Лихорадка прошла без всяких ужасных признаков оспы или чумы.

— Это должен быть хороший день, — сказала Мариетта устало, останавливаясь, чтобы выглянуть из окна. Затем голова ее поникла, когда она прижала руку к неожиданно задрожавшему рту, и ее голос прервался. — Я так боялась, что мы потеряем Бьянку.

Она произнесла то, о чем ни одна из них не осмеливалась даже думать, в то время как протирала губкой горячее тело ребенка, давала глотнуть воды и приглаживала спутанные от пота завитки волос. Елена положила руку ей на плечо.

— Теперь все закончилось. Отдохни немного. Бьянка захочет увидеть тебя снова, когда проснется.

Вскоре после полуночи, в то время как Бьянка мирно спала, Мариетта ненадолго оставила комнату больной на случай, если она увидит Алекса на несколько минут. Но лоджия и улочка были пусты. Когда она вернулась, то обнаружила, что Бьянка проснулась и зовет ее.

— Тшш, малышка. Я здесь. — Мариетта поспешила к постели и села, чтобы осторожно взять ребенка на руки.

— Я боялась, — прошептала Бьянка, ее голова слабо упала на плечо Мариетты.

— Я больше не оставлю тебя ночью ни на одну минуту, пока ты снова не будешь сильной и здоровой, — пообещала Мариетта. Это было все равно что качать на руках маленькую птичку, которая выпала из гнезда, так как истощенное лихорадкой тело ребенка почти ничего не весило.

— Спой Коломбину.

Это была сонная просьба, сказанная шепотом.

Мариетта пела тихо, осторожно качая ребенка. Только после того, как она была уверена, что Бьянка снова крепко спит, она разделась и легла сама на низенькую кровать на колесиках, на день задвигающуюся под более высокую кровать, стоящую неподалеку. Она лежала, глядя вверх на блик от света свечи, отбрасываемый на потолок. Она не винила Алекса за то, что его не было снаружи, но разочарование оттого, что она не увидела его, даже на короткое время, ранило, как нож, ее сердце. Дождь начал стучать в окно.

Алекс, который задержался из-за всепоглощающей дискуссии с маркизом и его двумя друзьями, добровольными изгнанниками, достиг лоджии. Он стряхнул капли дождя со своего плаща и приступил к своему многочасовому бодрствованию.

На следующий день, когда Алекс прибыл в палаццо Куччино незадолго до полудня, его проводили в один из салонов, где он мог подождать Луизу. Это была красивая комната, полная света, с росписью на потолке и другими украшениями на позолоченных двойных дверях, так же как и на других, которые вели в маленькую часовню для уединенной молитвы.

Послышался стук каблуков, и вошла Луиза. Они приветствовали друг друга. Затем она села на диван и аккуратно сложила руки на коленях, когда он придвинул стул, чтобы сесть лицом к ней. Ему нелегко далось решение поговорить с ней о Мариетте, но он был в отчаянии и в любом случае был уверен, что мог доверять Луизе: она будет молчать независимо от того, согласится помочь ему или нет.

Она выслушала его.

— Я пойду в Пиету сегодня во второй половине дня, — сказала она без малейшего колебания.

Он широко улыбнулся от облегчения.

— Какой ты хороший друг, Луиза.

Когда он ушел, она подошла к одному из окон, выходящих на Гранд-Канал и смотрела, как гондола увозит его прочь. Она подумала, что глупо было с его стороны так серьезно влюбляться, когда он мог наслаждаться страстными отношениями с девушкой из Пиеты без всякого влечения сердца. Тем не менее она испытывала благодарность к Мариетте за то, что она показала ей, как сильна была связь дружбы, которую она, Луиза д'Уанвиль, разделяла с Алексом.

В Пиете Луиза легко получила информацию, которая была ей нужна. Мариетта была здорова. Она не появлялась на концерте, потому что ухаживала за выздоравливающей крестницей ночью. Когда Алекс узнал это, он понял, что вечер приема состоится и на нем он, возможно, снова увидит Мариетту.