Как обычно, Джулия сразу же побежала к Кэтрин, чтобы рассказать ей первой о случившемся. Успокоившись, она подробно поведала обо всем бабушке, не упустив и предостерегающих слов Ридли.

— Лошадь легко ранена и не стоит обращать внимание на слова Ридли, — убеждала внучку Кэтрин. В силу какого-то нездорового любопытства ей хотелось увидеть внука Гарри. Так как он, вероятно, пошел по стопам своего отца, ей доставило бы большое удовольствие выгнать его из Сазерлея. Она не могла винить Джулию за ее необдуманные действия, ибо сама поступила бы точно так же, если бы была в возрасте внучки. — Но только ничего не говори матери. Не стоит беспокоить ее по пустякам.

Несмотря на убежденность Джулии в том, что Адам Уоррендер больше не вернется после такого позорного бегства, Кэтрин послала ее к привратнику и велела передать ему, чтобы он не открывал ворота врагу Сазерлея. Привратник понял все буквально. Когда слуга принес из Уоррендер Холла письмо, адресованное Анне, он отказался впустить этого посланника и не принял письма. Слуга ускакал прочь, не выполнив свою миссию.

Это второе оскорбление, последовавшее за первым, больно ранило хозяина Уоррендер Холла. В ярости он написал письмо в Вестминстер. Затем занялся делами своего покойного отца и стал готовиться к отъезду в Кембридж. Большие перемены должны были произойти в Сазерлее. Когда он снова вернется домой, то станет на досуге наблюдать за событиями, происходящими там. Больше уже никто не посмеет преградить ему путь в эту усадьбу, и ему не нужно будет опасаться той красивой девушки с волосами, пылающими, как осенняя листва на деревьях.

Ридли закончил новую раму и натянул на нее вышивание Джулии. Все зеркала врали в той или иной степени, включая венецианское, которое Нед привез домой, вернувшись из очередного морского путешествия. Собственное зеркало Джулии было невелико по размеру, его вырезали из большого разбившегося зеркала. Джулия бывала удовлетворена своим изображением только тогда, когда подходила к зеркалу почти вплотную. Однако это не мешало ей любоваться им и после того, как к нему приделали дверцу и повесили на стену.

После того как Кристофер дал знать, что собирается скоро посетить Сазерлей, Джулия постоянно смотрелась в зеркало, пробовала все новые и новые прически и подбирала себе серьги. Она уже давно не видела своего доброго друга и хотела предстать перед ним совсем взрослой женщиной.

За день до его приезда она все утро посвятила верховой езде и даже опоздала к обеду, ворвавшись в дом вся растрепанная после бешеной скачки. Пробежав через Большой зал, она вошла в примыкающую к нему комнату, где обычно обедали мать и Мэри. Джулия хотела быстренько извиниться за опоздание, а потом подняться к себе и привести себя в порядок.

— Извините, я опоздала. Я…

Она вдруг умолкла, увидев Кристофера. Улыбаясь, он встал со стула, чтобы поздороваться с ней. Они смотрели друг на друга, будто до этого никогда не встречались. Он не ожидал увидеть перед собой взрослую девушку, красавицу с длинными золотистыми волосами.

— Я смог приехать сюда еще до начала моих лекций в Лондоне. Мне хотелось сделать вам сюрприз, — он поцеловал ей руку.

— Как давно ты приехал? — у нее было такое чувство, что она впитывает его в себя. Никогда раньше она ничего подобного не испытывала. Ему уже исполнилось двадцать четыре года. Перед ней стоял далеко не тот юноша, которого она знала раньше — его щеки округлились, нос вытянулся. Впервые она заметила, что у него очень красивый рот. А как он смотрит на нее! Пожирает глазами!

— Пару часов назад, — отвечал он.

Тут в разговор вступила Анна:

— Я бы сказала, что уже прошло три часа, как ты здесь, — она находилась в отличном расположении духа, радуясь тому, что у них гостит человек, к которому она относилась как к своему сыну.

Джулия расстроилась от того, что упустила столько времени. Она ценила каждую минуту общения с этим человеком. Впервые в жизни она решила, что напрасно поехала кататься верхом.

— Я моментально переоденусь и вернусь сюда.

— Твой суп остывает, Кристофер, — сказала Анна, не заметив кокетливого взгляда дочери, которым та одарила гостя, убегая из комнаты. Зато Мэри все очень хорошо видела и обратила внимание на то, как долго смотрел вслед Джулии Кристофер, прежде чем вернуться на свое место за столом.

Появившись через четверть часа, Джулия удивила даже свою мать. Девушка надела одно из своих лучших платьев, сшитое из синего шелка. Она украсила его лентами, на которых были вышиты розы. Эти ленты хранились все последние годы в сундуке, так как современные аскетические нравы не поощряли никаких украшений. На шее у нее красовалось ожерелье, подаренное отцом незадолго перед смертью. В волосы, которые волнами спускались до самой спины, девушка тоже вплела несколько лент.

Кристофер, видя изумление женщин за столом, встал и подал Джулии стул со словами:

— Как приятно видеть юную леди, одетую словно она находится при старом королевском дворе.

После этого комплимента Джулия густо покраснела. Ее мать завела разговор о короле и его нищих придворных, переезжающих из одной страны в другую, встречающих везде самый недружелюбный прием. В настоящее время Карл находился в Брюгге, ибо фламандцы принимали его лучше, чем жители других стран.

— Он сформировал королевский гвардейский полк, в состав которого вошли наши соотечественники, последовавшие за ним в изгнание, — сказал Кристофер. — Это всего лишь ядро той армии, которая понадобится ему, если он думает предпринять еще один поход на Англию. Однако начало делу положено.

В тот день Анна собиралась поговорить с Кристофером о финансовом положении обитателей Сазерлея. Так как молодой человек хотел уехать из усадьбы на следующий день, они без промедления прошли в библиотеку. Джулия с нетерпением ждала Кристофера. Ее смущало то волнение, которое она испытывала в присутствии своего старого друга. Раньше такого с ней не случалось. Когда наконец он вышел из библиотеки вместе с Анной, сердце девушки затрепетало от радости.

— Мы идем на прогулку, — сообщила ей Анна. — Кристофер хочет взглянуть на стадо нашего соседа Ханнингтона, который арендует у нас землю. Пошли с нами.

Джулия с удовольствием согласилась сопровождать их, хотя предпочла бы прогуляться наедине с Кристофером. Каким же счастьем было для нее то, что он взял ее за руку и держал до самого конца прогулки. Девушка вдруг поняла, что влюбилась в него.

В тот вечер они все собрались в комнате Кэтрин, чтобы поиграть в карты. Джулия села возле Кристофера. Кэтрин заметила перемену, произошедшую в ее внучке, как только та вошла в комнату. Лицо девушки светилось каким-то необыкновенным светом, а взгляды, которые она бросала время от времени на гостя, могли означать лишь одно. Он, казалось, тоже был очарован Джулией, но являлось ли это следствием ее необыкновенной красоты или тому имелись иные, более глубокие причины, сказать было трудно.

Когда часы пробили девять и старая леди должна была готовиться ко сну, они оставили ее на попечение Сары и спустились в Королевскую гостиную. Мэри взяла лютню и стала играть танцевальную мелодию. Кристофер, заметя, что Анна притопывает ножкой, взял ее за руку и пригласил на танец. Джулия радовалась, что мать пребывает в хорошем настроении. Танец окончился. Танцующая пара разразилась смехом. Мэри бренчала на струнах. Джулия аплодировала.

— Сыграй что-нибудь еще, Мэри, — попросил девушку Кристофер.

Анна весело покачала головой:

— Я слишком устала после этого быстрого танца. Потанцуй с кем-нибудь другим.

Джулия выхватила лютню из рук Мэри и подтолкнула девушку к Кристоферу. Мэри с радостью вышла в центр зала, так как хорошо умела танцевать деревенские танцы. Джулия заиграла мелодию не менее веселую, чем предыдущая. Она с замиранием сердца ждала своей очереди потанцевать с Кристофером и, чтобы продлить это сладкое чувство, все играла и играла на лютне.

Когда же наконец он протянул Джулии свою руку, ей показалось, что ее ноги сами оторвались от пола. К ее удивлению, Мэри стала играть старый танец елизаветинских времен.

— Ты знаешь, как нужно танцевать «вольту»? — спросила его Джулия.

— Твоя бабушка обучила меня этому танцу, когда мне было девять или десять лет. В летнее время тогда постоянно устраивались танцы на лужайке перед домом, — он хорошо помнил, что во время каникул проводил почти все время на свежем воздухе. Благодатный сассекский климат шел мальчику на пользу. Кашель прекращался, он набирался сил и энергии. О, он никогда не забудет эти танцы, в которых принимали участие хорошенькие девочки его возраста. Некоторые танцы заканчивались поцелуями. Так впервые он ощутил прелесть нежных девичьих губ.

— Бабушка и меня научила танцевать.

Они закружились по залу. Когда он брал Джулию за талию и поднимал вверх, Кристофер старался, чтобы ее юбки не разлетались. Об этом предупреждала его в свое время Кэтрин. Анна сидела на скамье рядом с Мэри и хлопала в ладоши в такт музыке. Она смотрела на Джулию и Кристофера, любуясь этой парой.

И только когда танец кончился, она вдруг увидела то, что давно уже заметили Кэтрин и Мэри. Анна считала, что обожание, с которым Джулия произносит его имя, является лишь выражением сестринской привязанности. Поэтому она не обратила внимание на то, как изменилось поведение дочери с приездом Кристофера. Джулия почти не отходила от зеркала, а мать считала, что такой интерес к своему внешнему виду свойствен всем подросткам. Теперь же, когда молодые люди поцеловались после окончания танца, Анна увидела выражение блаженства на лице дочери. А Кристофер, держа ее за талию, явно продлил свой поцелуй. Все это продолжалось всего несколько секунд, и только радостное выражение на лице Джулии да улыбка на губах Кристофера являлись доказательством того, что поцелуй на самом деле состоялся.

На следующее утро Анна пошла к Кэтрин, чтобы рассказать ей о своих предположениях, не подозревая, что они вовсе не удивят свекровь.

— Я никогда раньше не думала о союзе Кристофера и Джулии, — сказала Анна, радуясь тому, что дела приняли именно такой оборот. — Я буду счастлива, если они поженятся. Думаю, что Роберт тоже был бы доволен этим.

— Дорогая Анна, забудь об этом, — категорически заявила Кэтрин. — Из этой затеи ничего не выйдет.

Анна растерялась:

— Как вы можете это говорить?

— Она ему нравится. Вчера вечером я заметила это, когда мы играли в карты. В конце концов, в последний его приезд сюда она была еще ребенком. И вдруг он видит перед собой очаровательную девушку. Он как бы встретил ее в первый раз. Возможно, Кристофер влюбился в Джулию. Теперь ему уже никогда не удастся забыть ее, ибо в его глазах она постоянно будет связана с Сазерлеем. Такой уж он человек. Старая дружба для него превыше всего. Возможно и то, что их дороги будут часто пересекаться в будущем, — Кэтрин сделала паузу. — Но он никогда не женится на ней.

— Но почему же?

— Джулия слишком непостоянна. Она предъявляет слишком большие требования к тем, кого любит. А он очень занят наукой и своей исследовательской работой. Джулия ни за что не согласится на второстепенную роль в его жизни.

— Но ведь она умная девушка. Она поймет его.

Кэтрин тяжело вздохнула, думая о том, как мало знает Анна свою собственную дочь.

— Джулия не захочет в чем бы то ни было уступать мужу. Но с Кристофером это у нее не получится. Он постоянно будет опережать ее, и ей придется стучаться в запертую дверь, — Кэтрин замолчала. Она хотела, чтобы до Анны дошел смысл ее слов. — Он женится на мягкой, покладистой и беззаветно любящей его женщине, которая сделает его счастливым. Если бы Джулия по характеру была больше похожа на тебя, а не на меня, то она, возможно, и могла бы выйти за него замуж.

Наступила тишина, и Кэтрин видела, что невестка понимает суть сказанного, но все еще не хочет расставаться с надеждой, которая сразу же разрешила бы столько вопросов. Старая леди видела, как Анна встала и подошла к ближайшему окну и стала смотреть в него. Когда же она заговорила вновь, в ее голосе слышались грустные нотки.

— Я считала, что они будут помолвлены еще до возвращения Кристофера в Оксфорд. Я сама вышла замуж в возрасте Джулии, а Роберту было тридцать лет. Дочери исполняется шестнадцать в октябре, а Кристоферу скоро будет двадцать пять.

— Где они сейчас?

— Она повела его в лабиринт, — Анна смотрела туда, где сейчас находились молодые люди. — Они поспорили, и Кристофер сказал, что сам найдет дорогу из лабиринта. Джулия отвела его туда с повязкой на глазах.

Кэтрин поняла замысел внучки. Никто не сможет помешать им там. Лабиринт станет местом их любовных игр.

— Он пока что не собирается делать Джулии предложение, так что можешь успокоиться.

— Мне кажется, я должна предупредить ее, чтобы она не теряла голову, — сказала Анна нерешительно, продолжая надеяться, что свадьба все же может состояться.

Кэтрин ударила кулаком по колену.

— Не смей делать этого. Она впервые в жизни влюбилась. Если ты обратишься к ней с подобным советом, она лишь станет упорствовать и постарается во что бы то ни стало заполучить Кристофера. В любом случае, ты уже опоздала. Она боготворила его все свое детство.

Анна повернулась и посмотрела в глаза свекрови.

— Она просто сделала из него своего героя.

— Согласна. Если бы он не приехал в Сазерлей в тот момент, когда она уже созрела для любви, ее целью стал бы кто-нибудь другой. Но в их ранней дружбе были посеяны те семена, которые дали сегодня такой обильный урожай.

Анна попыталась принять воинственный вид.

— В таком случае, мадам, нужно ждать развития событий. Простите меня за откровенность, но вы можете и ошибаться. Люди, которые по-настоящему любят друг друга, могут справиться с любыми трудностями. Кто может сказать, что Джулия и Кристофер не способны на это?

— С этим я не буду спорить, только замечу, что они вряд ли будут счастливы в браке.

Анна вышла из комнаты, шелестя платьем из серого шелка. Кэтрин поняла, что невестка не теряет надежды увидеть Кристофера в качестве своего зятя.

В лабиринте Джулия со смехом трижды повернула Кристофера, чтобы он не смог найти дорогу. Глаза ему она завязала его же шелковым носовым платком. Молодой человек протестовал:

— Когда мы поспорили, ты не сказала мне, что будешь прибегать к таким трюкам.

— Будь доволен тем, что я не водила тебя взад-вперед по одной и той же дорожке, — отвечала она весело, — потому что тогда у тебя не осталось бы ни одного шанса отыскать обратный путь.

— Хм, — он по-птичьи вытянул голову. У чего с детства была такая привычка. — Не будь слишком самоуверенной, но делай что хочешь.

— Ладно, посмотрим. Но ключей к разгадке ты от меня не получишь.

Она взяла его за руку и повела. Замечательно было находиться с ним наедине среди высокой зеленой живой изгороди. Вверху — ясное голубое небо, внизу — их тени на покрытых гравием дорожках. Прошлой ночью она никак не могла уснуть, вспоминая тот поцелуй, которым они обменялись во время танца, его губы, прерывистое дыхание. В свете свечей она смотрела на свое отражение в зеркале, как будто этот поцелуй должен был оставить некий след на ее губах. Но единственно, что привлекало ее внимание, это сверкающие необычным блеском глаза. Прежде чем вернуться в свою комнату, она шепотом поблагодарила Мэри за то, что та выбрала именно этот старинный танец, который заканчивался поцелуем.

— Сейчас мы находимся в центре лабиринта, — объявила она с издевкой в голосе, — обратный путь ты должен найти сам.

Отпустив его руку, она бросилась бегом по дорожке, ведущей к пятачку, где стояла восьмиугольная каменная скамья.

— Подожди! Куда же ты убежала?

Она, едва сдерживая смех, постояла за кустами, ожидая, что он вот-вот начнет тыкаться туда и сюда. Девушка затаила дыхание, но было уже слишком поздно.

— Ага. Ты где-то рядом, — сказал он с усмешкой. — Я полагаю, ты обежала несколько кругов прежде, чем спрятаться за кустами. Могу ли я снять повязку, когда найду проход в живой изгороди?

— Да.

Сняв повязку, он несколько минут моргал, привыкая к свету, а потом увидел, что стоит под одной из арок. Джулия сидела, слегка откинувшись назад и держась за скамью руками.

— Теперь ты мой пленник, Кристофер. Я тысячу лет буду держать тебя здесь.

— А как же моя работа? — пошутил он.

— Мы остановим время, и ты будешь таким же молодым, как сейчас, когда я отпущу тебя.

Он рассмеялся:

— Хотел бы я взглянуть на нашу страну через тысячу лет. Не сомневаюсь, что многие открытия, над которыми я бьюсь сейчас, будут уже сделаны. У меня есть друг, астроном, который верит в то, что когда-нибудь люди смогут полететь на Луну. Я согласен с ним.

— О нет! — воскликнула она, протестуя. — Луна принадлежит влюбленным, а не ученым.

— Романтик во мне склонен согласиться с тобой, но все же я в большей степени астроном, — его глаза сияли, когда он сел рядом и повернулся к ней.

— Ты, наверное, постоянно бьешься над решением каких-то задач, — заявила она, — но здесь, в лабиринте, ты можешь расслабиться и насладиться жизнью вместе со мной.

— Это говоришь ты, отнявшая у меня свободу? — дразнил он ее. Она подалась вперед и положила руки ему на плечи.

— Никто не может потерять свободу в волшебном месте.

— Значит, лабиринт, по-твоему, волшебный?

— Таким он мне казался в детстве. Он долго оставался для меня тайной, и я считала, что это какое-то необыкновенное место. Однажды я решила исследовать его и заблудилась.

— Мне говорили об этом, но я не знал, почему ты оказалась там одна.

— Я еще никому не говорила об этом. Как и о своем сне. Только ты знаешь о нем.

— Он все еще снится тебе?

— Если и снится, то я начисто забываю его, когда просыпаюсь, — она посерьезнела и положила свои руки себе на колени. — Мне нравится бывать здесь. Откровенно говоря, я думаю, что здесь присутствует какое-то волшебство, хотя теперь я уже изучила лабиринт как свои пять пальцев, — она думала о подземелье и потайных комнатах, а также о проходах, по которым могла свободно гулять даже с повязкой на глазах. — Если ты сейчас прислушаешься к звукам, которые раздаются здесь, то все поймешь. Я уверена, что ты никогда не вслушивался в лабиринт, когда бегал тут в детстве с Майклом.

Так оно и было на самом деле. В детстве он, случалось, играл здесь с Майклом, но тот никогда не выдавал ему тайну лабиринта. Зная математические способности Кристофера, Майкл опасался, что тот быстро во всем разберется. Именно поэтому Кристофер мог по пальцам сосчитать, сколько раз ему довелось побывать тут.

Однако, вновь оказавшись среди живой изгороди вместе с Джулией, он не услышал в лабиринте ни звука и вспомнил, что так оно было и раньше. Он объяснял это тем, что густой кустарник не пропускал сюда воздушные потоки. Повязка на глазах вовсе не являлась столь уж большой помехой. Он мог ориентироваться и вслепую. Кристофер считал шаги, а, сворачивая за угол, терял ощущение света сквозь свою шелковую повязку. В лабиринте не слышалось ни мычания коров, ни блеяния овец, ни лая собак. Не доносилось сюда и ржание лошадей на конюшне. В полной тишине он слышал лишь стук своего собственного сердца, легкое дыхание Джулии и шуршание нижних юбок под зеленым платьем девушки. Возможно, его восприятие обострилось в полной изоляции от внешнего мира, ибо находиться здесь было все равно, что пребывать в центре урагана. Неожиданно где-то рядом раздалось славное щебетание.

Она кивнула:

— Да, птицы любят это место. Лишь их пение можно слышать в лабиринте. Тебе нужно послушать, как поет здесь соловей в мае. Вечерами я люблю сидеть на этой каменной скамье в полном одиночестве и слушать его пение, которое звучит приятнее, чем где бы то ни было.

— Я так понял, что здесь, в самом центре, отличная акустика.

— Возможно, птицы знают об этом, — заметила она насмешливо.

Он улыбнулся.

— Уверен, что знают, — не успел он закончить фразу, как дрозд разразился громкой трелью, и они слушали его молча, пока, взмахнув крыльями, тот не улетел прочь.

— Этот дрозд пел вчера или завтра, но только не сегодня, — заявила она с твердостью в голосе. — Я же сказала тебе, что настоящее отменяется.

— И почему же? — Кристофер надеялся услышать в ответ какую-нибудь очередную шутку.

Неожиданно она посмотрела на него своими темно-синими глазами. Ее долгий и проницательный взгляд глубоко взволновал его.

— Потому что я хочу, чтобы сегодняшнее утро длилось вечно и чтобы ты никогда не уезжал из Сазерлея.

Он понял, что она отождествляет Сазерлей с собой, и чувство нежности к ней охватило его.

— Никто из нас не в силах остановить время, — сказал он тихо, — но нам надо благодарить судьбу за минуты счастья, за то, что дарует нам эти встречи и дружбу.

— И любовь.

— Прежде всего мы должны благодарить судьбу за любовь.

— У тебя есть возлюбленная?

Перед его внутренним взором возникла застенчивая девочка, которую он знал с самого детства. Звали ее Фейт Когхилл. Она жила с семьей в Блечингтоне по соседству с Сюзанной и Уильямом. Он встречал ее всякий раз, как приходил к ним в гости, но девочка очень робела и почти не вступала в разговор. Насколько он знал, она думала о нем не чаще, чем он о ней. И все же странно, что он вспомнил ее, когда Джулия задала свой вопрос.

— Нет, — отвечал он, не кривя душой. — Мои занятия не оставляют мне времени для ухаживания за девушками.

Она не отводила от него глаз.

— Но в этом лабиринте тебе не нужно заниматься наукой. И я в твоем распоряжении.

Если бы какая-нибудь другая женщина обратилась к нему с такими словами, он бы воспринял их, как откровенное приглашение заняться любовными утехами. Однако Джулия сказала это от чистого сердца. Он осторожно коснулся рукой ее щеки, собираясь разрядить напряжение при помощи какой-нибудь фразы, которая поставила бы все на свои места, но она вдруг затрепетала и прижалась к его ладони, закрыв глаза от блаженства. Его голос стал хриплым.

— Джулия…

Она открыла глаза и страстно прижалась к его груди, обвив его шею руками. Ее губы прижались к губам Кристофера. Она поцеловала его невинным поцелуем, не разжимая губ. Он изо всех сил старался не отвечать на ее поцелуй, но она потянула его на себя, опускаясь спиной на каменную скамью. У него закружилась голова. Он понимал, что может овладеть ею. Она упадет к его ногам, как спелая груша. Но он очень хорошо знал эту девушку и любил ее. Все в нем противилось тому, чтобы воспользоваться моментом и лишить ее невинности. Вдруг Джулия взяла его руку и прижала ее к своей упругой груди, сосок которой вмиг затвердел. Не в силах сдерживать себя, он начал ласкать ее грудь. Он видел, как она томно закрыла глаза, слышал ее участившееся дыхание. Испытывая непреодолимое желание поцеловать ее влажные губы, он плотнее прижался к ней и коснулся рукой ее бедра, но тут же опомнился и, сдерживая себя из последних сил, отдернул руку, а потом вскочил со скамьи, на которой лежала готовая отдаться ему девушка.

Странная тишина лабиринта повисла в воздухе. Он стоял спиной к Джулии, тяжело дыша и вытирая пот, струящийся по его лицу. Немного успокоившись, он повернулся к ней. Она пребывала в том же положении. Платье прикрывало ее ноги, руки она прижала к бокам, по щекам девушки катились слезы. Взгляд ее был устремлен в голубое небо. Он подошел к ней и присел рядом. Посмотрел ей в глаза, подобные сапфирам. Она встретилась с ним взглядом.

— Я распутница? — спросила она. Голос ее звучал трагически и едва слышно.

— Нет, — разуверил он ее, вытирая пальцами слезы с ее лица. — Распутницы страстны без любви. Но ты хочешь отдать мне свое сердце, а я не могу принять его, так как мы не являемся мужем и женой.

Она хотела спросить его, станут ли они когда-нибудь мужем и женой, но она и так вела себя слишком смело и не хотела вновь отталкивать его от себя.

— Я нарушила все правила, забыла обо всем, чему меня учили.

— Ты нарушила не все правила.

— Ну почти все.

Видя, что слезы продолжают литься по ее щекам, он вынул из кармана свой желтый шелковый платок и стал осторожно вытирать ей глаза.

— Я рад, что ты выбрала меня, а не кого-нибудь другого.

Она жалобно посмотрела на него, опасаясь, что ее поведение может повлиять на их отношения.

— Мы ведь по-прежнему друзья?

— Мы больше чем друзья. Мы любящие друг друга друзья, — он очень хотел, чтобы она не испытывала стыда. — Это я виноват в том, что произошло.

Она села, благодарная ему за то, что он обнял ее. Прижавшись к нему, Джулия стала вытирать слезы его носовым платком. Только что ей был преподан жестокий урок. Если она хочет завоевать его, то должна научиться терпению и ждать, пока он, погруженный в свою научную деятельность, будет готов к браку. Она станет его женщиной. Одного взгляда на его лицо, когда он держал ее в своих объятиях, было достаточно, чтобы девушка поняла, какое мощное чувственное воздействие она оказывает на него. Он принадлежит ей. Надо только немного подождать.

— Я думаю, в доме уже начали волноваться, не заблудились ли мы, — она хотела с честью выйти из создавшегося положения. — Сколько сейчас времени?

Он вынул из кармана часы. Они хранились в двух мешочках. Первый был из тонкой кожи и предохранял второй, сделанный из атласа и расшитый Анной.

— Скоро будет полдень, — ответил он.

— Тогда нам нужно возвращаться домой, — она старалась казаться веселой, тщательно скрывая боль, которую испытывала от того, что Кристофер должен скоро покинуть Сазерлей. — Но сначала посмотрим, сможешь ли ты самостоятельно выбраться из лабиринта. Ведь ты хвалился, что сделаешь это, — дразня его, она помахала шелковым носовым платком перед носом Кристофера. — Если у тебя ничего не получится, платок будет моим.

— А твои вышитые закладки станут моими, если я выиграю, — напомнил он ей, улыбаясь. — Следуй за мной.

Он легко мог бы найти дорогу. Даже в детстве Кристофер не блуждал по этому лабиринту. Однако ему не хотелось расстраивать Джулию. Он сделал один неверный поворот, потом второй. Девушка едва стояла на ногах от смеха. Она даже прильнула к нему, ее лицо находилось в нескольких дюймах от его лица. Он чуть было не сжал ее в своих объятиях, но вовремя сообразил, что тогда им пришлось бы довести дело до конца. Она сама спасла положение, отпрыгнув от него, и, как бы издеваясь над ним, стала помахивать желтым носовым платком. Наконец, как он и предполагал, решила сжалиться над ним, сказав, что иначе он вечно будет бродить по лабиринту. Держа его руку в своей, она повела Кристофера по дорожкам, которые он и сам бы выбрал, если бы не притворился беспомощным из желания угодить ей. Когда они вышли из лабиринта, она повязала платок себе на шею, радуясь тому, что выиграла пари.

Однако, когда он уже сидел в седле и готов был ехать, она бросилась к нему и сунула в руку свои закладки.

— Возьми их! — ее глаза смеялись и говорили о любви. — Я не верю в то, что такой гений, как мистер Рен, мог действительно заблудиться в этом лабиринте.

Он рассмеялся, засовывая закладки в карман:

— Как ты догадалась?

— Ты дважды свернул с правильной дорожки на неправильную, хотя у тебя и не было нужды делать это. В любом случае, я так и знала, что ты выкинешь этот трюк.

Он улыбнулся ей:

— Как же хорошо ты знаешь меня.

— Лучше, чем кто-то другой в этом мире! — она хотела добавить: это оттого, что она любит его больше всех на свете, но время для таких заявлений еще не настало. Она махала ему вслед желтым носовым платком, пока всадник не скрылся из виду. Затем она аккуратно сложила платок, отнесла его в свою комнату и положила на комод. Она будет хранить его вечно вместе с кукольным домиком.

Один теплый летний день сменялся другим. Сено в этом году начали косить раньше, чем обычно, и вскоре в полях уже стояли высокие золотистые стога. Джулия перестала заниматься с учителем. В шестнадцать лет ее образование закончилось.

Джулия стала проявлять интерес к саду после своих успехов в вышивании. Ей стало казаться, что выращивание цветов чем-то сродни рукоделию. Старый садовник только радовался тому, что Джулия решила заниматься садоводством. У него и так хватало забот, а у нее, после того как она закончила свои занятия, свободного времени было в избытке. Несколько запущенный сад вновь стал ухоженным после того, как им занялась Джулия. Ни один из цветов не возвышался над другими, сорняки исчезли, а старые растения были заменены новыми черенками. Джулия привела в порядок и дорожки, пройдясь граблями по гравию.

Анна радовалась обновленному виду сада. Хотя она и любила цветы, ухаживать за ними не умела. Однако самое большое удовольствие сад доставил Кэтрин, ибо она могла смотреть на него из окна. Теперь он стал таким же, как в прежние времена. Она кивала головой и махала рукой внучке, которая в шутку напускала на себя гордый и самодовольный вид.

На полях благополучно собрали богатый урожай. Однажды теплым днем в сад, где Джулия занималась прополкой, прибежала служанка.

— Мисс Джулия! У нас гость, а миссис Паллистер еще не вернулась из Чичестера!

Джулия села на корточки и поправила волосы, которые падали ей на глаза.

— Кто это? — она заметила тревожное выражение на лице женщины. — Что случилось?

— Ничего не случилось, но этот гость — такой пуританин сурового вида. Он сказал, что его зовут мистер Мейкпис Уокер.

Джулия забеспокоилась. Этот человек прибыл неспроста. Неужели на Сазерлей наложили новый штраф? И так их уже дважды штрафовали после смерти отца, и Джулия не думала, что мать сможет заплатить еще раз. Она встала, сняла перчатки и бросила их в ящик с садовыми инструментами.

— Где он?

— Я проводила его в Королевскую гостиную.

Джулия пошла к дому. Грум уже увел лошадь гостя. Значит, он прибыл сюда не только для того, чтобы вручить какой-нибудь официальный документ, как случалось раньше. Она прошла через залитый солнцем зал и оказалась в гостиной. В ней никого не было. Очевидно, другая служанка имела глупость проводить его наверх к Кэтрин и потревожить ее послеобеденный сон.

Девушка вернулась в зал и уже хотела подниматься по лестнице, когда услышала шаги в Большом зале, двери которого были открыты. Она быстро пошла туда и остановилась на пороге. Незнакомец, полный пожилой человек внушительной внешности, трогал руками великолепный резной шкаф, стоявший у стены. Этот шкаф нравился многим, но никто еще, за исключением обитателей дома, не смел открывать его дверцы и заглядывать внутрь, где имелось еще полдюжины маленьких дверей. Она удивилась наглости этого человека, открывшего шкаф.

— Что вы делаете, сэр? — обратилась она к нему.

Он отвечал ей, не поворачивая головы:

— Осматриваю мебель в доме, который скоро станет моим.

У нее чуть было не подкосились колени.

— Что вы сказали?

— Я уверен, что вы меня слышали, — он закрыл шкаф и стал трогать гобелен, на котором был изображен Давид, поражающий Голиафа. — Прекрасный гобелен. Французская работа, не так ли?

Больше переносить это она уже не могла. Подбежав к длинному столу, она схватила тяжелый подсвечник и изо всех сил ударила им по дубовому дереву. Громкое эхо от удара достигло потолка.

— Убирайтесь отсюда или я прикажу, чтобы вас вышвырнули за ворота!

Тогда он повернулся к ней. Она увидела выражение глубочайшего презрения на его массивном лице с квадратной челюстью. На вид ему за сорок, в его каштановых волосах не было седины, но они явно редели, начиная ото лба, так что он зачесывал их на пробор. Сзади они достигали плеч. У него был большой нос, напоминающий клюв, мясистые губы, а кожа бледная, как будто он проводил мало времени на свежем воздухе. Таких глаз, как у этого человека, Джулия еще никогда не видела: круглые и прозрачные, как у селедки, и такие же холодные.

— Я не привык к грубости и не потерплю ее ни от кого, — сказал он загробным голосом, — а тем более от какой-то девчонки, которую следует научить хорошим манерам.

— Да как вы смеете! — она уперла руки в бока. — В отсутствие моей матери я представляю ее здесь. Я Джулия Паллистер, дочь покойного полковника Роберта Паллистера, который отдал свою жизнь за короля. Скажите, какое право вы имеете вторгаться сюда и заявлять такие дикие вещи?!

Ее вопрос он оставил без ответа.

— В доме находится старая леди. Я поговорю с ней, так как вашей матери пока нет.

— Не смейте этого делать! — она бросилась к двери и преградила ему путь. — Моя бабушка стара и слаба. Сазерлей для нее дороже жизни. Если вы скажете ей то же, что сказали мне, ее смерть будет на вашей совести.

— Ей все равно раньше или позже придется узнать, что Сазерлей подлежит конфискации, и что я являюсь его новым владельцем.

— Подлежит конфискации? — повторила она, смертельно побледнев. — Нас не уведомили об этом.

— У меня с собой все необходимые бумаги, — он похлопал себя по карману. — Но я проявлю милосердие и разрешаю вам оставаться здесь еще в течение сорока восьми часов. У вас будет достаточно времени на сборы.

Она смотрела на него в изумлении, не веря своим ушам. Девушка не могла примириться с тем, что должно неизбежно произойти.

— Здесь находятся четверо членов семьи, — сказала она безжизненным голосом. — Мой брат за границей.

— Я знаю. В бумагах написано все, что касается этого дома. С вами живет дальняя родственница, которая прибыла сюда шесть лет назад. Она была немая, но здесь научилась говорить, не так ли?

— Да, — тут Джулия, отличающаяся вспыльчивым характером, не выдержала и набросилась на него: — Раз вы так много знаете о нас, вы также должны знать и о том, что мы не из тех людей, которые легко сдаются и мирятся с несправедливостью! Мы обжалуем все это в суде. Мы будем драться до конца!

Он вновь похлопал себя по карману.

— Но вашу жалобу не примут в суде. Ордер на конфискацию подписан его величеством.

— Кромвелем! — ей показалось, что она слышит, как ворота Сазерлея захлопнулись за ее спиной. Она даже заткнула уши.

Ему не нравилось, когда перед ним разыгрывают сцены.

— Больше я не желаю с вами разговаривать. Если хотите оказаться полезной мне, то сообщите слугам, что больше они в этом доме не понадобятся. Вы также можете любым способом довести новость до вашей бабушки.

Она опустила руки и сжала их перед собой. Теперь ее волновало то, что пострадают слуги.

— Но у нас очень хорошие, работящие слуги! Некоторым из них просто некуда податься. Они преданны нам.

— Вот поэтому я и хочу заменить их своими собственными слугами. Я не хочу, чтобы у меня служили люди, симпатизирующие королю.

Он разозлил ее. Она больше не могла находиться с ним в одной комнате и направилась к двери.

— Я не стану ничего делать до приезда матери.

Ей показалось, что она слышит шуршание юбок, что служанка, сообщившая о прибытии гостя, должно быть, подслушивала за дверью. При любых других обстоятельствах девушка пришла бы в ярость, ибо подслушивание всегда сурово наказывалось в этом доме. Но у слуг, наверное, есть шестое чувство, которое проявляется сразу, как только речь заходит об их судьбе. Через минуту вся кухня уже будет обсуждать ужасную новость. В данной ситуации Джулия не испытывала к ним ничего, кроме жалости. Судьба родных, да и ее собственная участь в этот момент мало волновали ее, будто все это происходило с ней в кошмарном сне, который вот-вот должен кончиться.

— Насколько я знаю, у матери должна быть охранная грамота, ибо Сазерлей и его владельцев до сих пор не трогали.

Он сердито посмотрел на нее из-под густых бровей:

— Вам повезло, что вы не остаетесь со мной под одной крышей. Я бы прищемил вам язык и избавил вас от роялистской гордости.

Держась за ручку двери, она окинула его презрительным взглядом.

— Крыша Сазерлея никогда не будет принадлежать вам. Этот дом построили Паллистеры, которые будут владеть им еще долгие годы после того, как от вас с Кромвелем ничего не останется.

Он что-то крикнул ей вслед, но она выскочила из комнаты и не расслышала его слов. Инстинктивно она свернула к лестнице, ведущей в апартаменты Кэтрин, потому что с детства привыкла обращаться к бабушке в трудную минуту. Кроме того, она не могла допустить, чтобы этот Мейкпис Уокер предстал перед старой леди.

Подойдя к дверям, она с удивлением обнаружила, что они распахнуты настежь. Летом Кэтрин любила открывать окна, чтобы проветривать помещение, но никогда не допускала сквозняков. Затем Джулия услышала рыдания. Она вбежала в комнату и была поражена увиденным. Кэтрин сидела в своем кресле, а перед ней, стоя на коленях, билась в истерике та самая служанка, которая впустила сторонника парламента в дом. Теперь девушке стало ясно, кто подслушивал ее разговор с Уокером.

— Подумай о том, что ты делаешь! — крикнула Джулия в отчаянии. — Немедленно уходи отсюда!

Расстроенная женщина подобрала юбки и бросилась вон из комнаты, не переставая рыдать. Она понимала, что поступила опрометчиво, сообщив госпоже эту страшную новость. Поравнявшись с Джулией, она посмотрела на нее заплаканными глазами.

— Госпожа Кэтрин достойно восприняла эту новость! Она сказала, что ждала чего-нибудь в этом роде после того, как юного владельца Уоррендер Холла изгнали из Сазерлея. Я просила ее только о том, чтобы она оставила меня при себе, так как деваться мне совсем некуда, — и она выбежала в коридор.

Джулия закрыла дверь и стояла, прижавшись к ней спиной и сложив руки на груди. Лицо ее мертвенно побледнело, она вся дрожала. Наконец-то до нее стала доходить суть сказанных ей пуританином слов. И все это произошло из-за ее упрямства и безрассудства. Мейкписа не было бы здесь, не оскорби она Адама Уоррендера и не прогони его из Сазерлея. Она склонила голову под тяжестью угрызений совести, которые испытывала. Как ей теперь смотреть в глаза бабушке? Как ей смотреть в глаза тем, кто пострадает из-за нее?

— Подойди ко мне, детка, — сказала Кэтрин тихим голосом.

— Мне стыдно.

— Делай то, что тебе говорят.

Почти не осознавая того, что делает, Джулия медленно подошла к скамейке, стоящей возле кресла Кэтрин, и села, как делала много раз прежде. Руки ее, лежащие на коленях, были крепко сжаты.

— Во всем виновата я одна, — заявила она прерывающимся голосом, в котором слышалось отчаяние.

Губы Кэтрин дрожали, веки дергались в нервном тике. Все это свидетельствовало о том шоке, который она перенесла, узнав новость из уст бестолковой служанки. Лицо бабушки выражало такое же страдание, как и внучки.

— Случилось нечто ужасное, но почему ты считаешь, что виновата во всем только ты?

— Если бы я не набросилась тогда на Адама Уоррендера, он не стал бы мстить нам.

— Все мы порой теряем рассудок и жалеем впоследствии о наших поступках. С возрастом я смягчилась, но в молодости порой становилась просто бешеной, — Кэтрин положила свою тонкую руку на голову девушки, поправляя ее волосы. — Ты всего лишь хотела защитить свою мать, не желая допускать к ней владельца Уоррендер Холла, который мог бы расстроить ее. Мы пришли к соглашению, что должны скрывать от нее случившееся. Это понятно?

— Да, бабушка.

— Я, должна сказать, ожидала, что этот молодой человек примет какие-то меры после того, как ты грубо обошлась с ним. Но я не думала, что он накажет нас так жестоко. Вообще-то я надеялась, что он забудет об этом происшествии.

— Значит, ты не сердишься на меня?

— Почему я должна сердиться, если мне пришелся по душе твой поступок?

В течение некоторого времени Джулия не могла говорить из-за охвативших ее переживаний. Затем она взяла слабую руку с обручальным кольцом на пальце и поцеловала ее. Определенно, нет никого на свете лучше чем ее бабушка.

Она не могла полностью простить себе свой необдуманный поступок, но Кэтрин, наделенная редким талантом понимать других людей, не хотела, чтобы девочка мучалась из-за того, что уже не изменишь. Джулия вновь воспрянула духом.

— Мы не позволим им конфисковать наш дом. Я вновь вступлю в бой с Адамом Уоррендером! Никто не сможет отнять у нас Сазерлей, какие бы злые силы ни вступили между собой в заговор. У тебя есть какие-нибудь документы, которые позволили бы нам начать дело? Конечно, то, что королева Елизавета подарила нам эту землю, не может свидетельствовать в нашу пользу. Может быть, у мамы есть какие-нибудь отцовские бумаги, подтверждающие наше полное право на владение усадьбой? — Джулия с надеждой ждала положительного ответа, но Кэтрин, откинувшись в кресле, предалась размышлениям. «Может быть, старая леди пытается вспомнить что-то важное, — думала Джулия, — но есть вероятность, что она просто задремала».

— Бабушка! Есть ли такие бумаги?

Услышав этот вопрос, Кэтрин моргнула и заговорила заплетающимся языком, как будто только что проснулась.

— Бумаги? Их нет. И никогда не было. Да и теперь они не потребуются. Гарри никогда не предполагал, что меня могут изгнать из Сазерлея.

Надежда вновь затеплилась в душе Джулии.

— Ты знаешь кого-нибудь, кто мог бы помочь нам! Это замечательно! Я сейчас же поскачу к нему, кем бы он ни был, и расскажу о нашей горькой судьбе. Кто такой Гарри? Где мне найти его?

Кэтрин вздохнула. Ее губы спазматически подергивались.

— В Холле, конечно. Много поколений Уоррендеров жило там.

Джулия не могла понять, о чем говорит бабушка, и холодок страха пробежал по ее спине.

— Ты говоришь о сэре Гарри Уоррендере, бабушка?

Кэтрин не ответила, она повернулась к внучке и посмотрела на нее взглядом, выражавшим полное бессилие. Джулия чуть не закричала. Ей показалось, что эти живые карие глаза смотрят на нее, ничего не видя. Не отпуская руку бабушки, девушка приподнялась и потянулась к колокольчику. Она хотела позвонить и вызвать Сару.

— Мне кажется, ты не здорова, бабушка. Посидим немного молча.

Но тут Кэтрин, очевидно, вновь стала понимать происходящее, ибо сделала попытку податься вперед. На ее искаженном горем лице появилась какая-то детская гримаса.

— Никому не позволяй изгонять меня из Сазерлея, — сказала она заплетающимся языком.

— Никто не сделает этого! — пообещала ей Джулия, обнимая ее и опуская на подушки.

В этот момент в комнату вошла Сара и тотчас поняла, что произошло какое-то несчастье.

— Что случилось? — спросила она, с тревогой глядя на Кэтрин, которая полулежала в кресле с закрытыми глазами. Джулия все объяснила доброй женщине. Во время их разговора, который они вели шепотом, Сара сообщила девушке, что хозяйка дома и Мэри уже вернулись из Чичестера. Затем они вместе подняли Кэтрин на ноги и отвели в спальню.

— Все хорошо, мадам, — сказала Сара, обращаясь к Кэтрин. Стоя возле кровати, она кивнула Джулии, давая понять, что дальнейшая помощь не нужна. Все еще разговаривая со старой леди, она стала укладывать ее в постель.

Джулия выбежала из комнаты. На лестнице она повстречалась с Анной, которая поднималась наверх. Едва взглянув на печальное лицо матери, девушка сразу поняла, что та уже знает о предстоящей конфискации усадьбы.

— Мне нужно сообщить тебе кое-что. Бабушка заболела! Я боюсь, что с ней случился удар. Надо послать кого-нибудь за доктором.

Анна вскрикнула от ужаса, подхватила юбки и, минуя дочь, побежала вверх по лестнице. Добежав до апартаментов Кэтрин, она бросила на пол свою соломенную шляпку и летние перчатки и тотчас стала помогать Саре, укладывающей старую госпожу. Один из конюхов галопом поскакал в Чичестер за доктором.

Анна выходила из апартаментов, когда вернулась дочь.

— Я думаю, у бабушки был удар, но опасность, кажется, миновала. Теперь ей нужен только отдых. Пусть доктор решает, что с ней такое, — она протянула руки Джулии, и они обнялись. — Какой печальный день!

— Кто рассказал тебе про Сазерлей? — спросила Джулия, когда они выпустили друг друга из объятий.

— Мне сообщила эту ужасную новость жена привратника, как только наш экипаж въехал во двор. Там же находился и садовник, — объяснила ей Анна. — Когда я вошла в дом, меня встретили все наши слуги. Они хотят остаться с нами, после того как нас выселят отсюда.

— Нас не выселят! Мы должны найти какой-то выход из этого положения.

— Дай бог, чтобы было так, как ты говоришь. Мне нужно найти этого мистера Уокера. Мне сказали внизу, что он осматривает Длинную галерею, но сейчас он уже, наверное, находится в восточном крыле. Этот господин попросил ключи, когда узнал, что та часть дома заперта. Похож ли он на человека, который может сжалиться над нами?

— Нет. Он высокомерен и воинственен. Я бы сказала, что его ничем не проймешь.

— Вот этого-то я и боялась, — обреченно вздохнула Анна.

— Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?

Анна покачала головой.

— Я думаю, будет лучше, если я побеседую с ним наедине, — она рассеянно потрепала дочь по щеке. — Ты иногда становишься очень вспыльчивой, а я хочу проявить в разговоре с ним как можно больше такта.

— Я уже поцапалась с ним, — Джулию удручало то, что она вторично подвела своих близких.

Выражение лица Анны не изменилось.

— Я слышала об этом от слуг. Из-за тебя мистер Уокер сократил время нашего пребывания в Сазерлее. Вместо сорока восьми часов он дает нам на сборы лишь двадцать четыре.

— Он не имеет права наказывать других из-за меня.

— У него на руках документ, подписанный самим лордом-протектором Англии, и это дает ему право делать все что угодно, — Анна держалась необыкновенно спокойно. Ей казалось, что она находится на краю пропасти и от нее требуется вся ее выдержка, чтобы не свалиться вниз. — Попробую убедить его пересмотреть свое решение. Нам потребуется много времени на сборы, особенно учитывая болезнь Кэтрин.

— Перестань говорить о том, что мы должны покинуть усадьбу. Еще не все шансы потеряны. Давай пошлем за Кристофером! Он обратится с просьбой от нашего имени к Кромвелю. Ведь он добился прощения для своего дяди, заточенного в Тауэре, хотя тот и не хотел принимать его. Я сама поеду за ним, грум и Сара могут сопровождать меня.

— Я запрещаю тебе делать это! — Анна так редко топала ногой, что сама смутилась не меньше дочери. — Я сразу же подумала о Кристофере, как только мне сообщили, какая участь постигла нас. Но сначала я хочу повидаться с мистером Уокером и узнать от него лично, как обстоят дела. Еще возможна какая-то отсрочка.

— Мама! Этот человек уже положил свою лапу на наш дом и, что бы ты ни говорила ему, он не изменит своего решения. Мы должны искать другие пути спасения Сазерлея.

— Я все же попробую.

Анна пошла назад вдоль коридора, по которому еще совсем недавно бежала бегом. Она прошла мимо резной решетки и вошла в Длинную галерею. Мистера Уокера там не оказалось, хотя с мебели и с некоторых картин были сняты чехлы. Очевидно, этот человек хотел оценить все имущество, имеющееся в доме. Подходя к двери в дальнем конце помещения, ведущей в восточное крыло, Анна подумала о том, что ей опять придется усилием воли приглушать стук своего робкого сердца, ибо ее пугал этот незнакомец. Она знала, что он находится в дурном расположении духа после встречи с ее дочерью, но ни в чем не винила Джулию. Молодые люди всегда говорят то, что думают, и умная девушка не желает мириться с несправедливостью. Подойдя к двери, Анна остановилась, чтобы собраться с духом. Став вдовой, она уже больше не посещала эту часть дома. Затем, сделав глубокий вдох, хозяйка Сазерлея вошла в комнату.

Мейкпис Уокер находился в спальне. Он сразу же решил, что будет спать в этой просторной комнате. Он поднял шторы и широко открыл окна, чтобы получше осмотреть помещение, залитое солнечным светом, и увидел массивную широкую кровать с резными спинками, покрытую зеленым атласным покрывалом, которое было великолепно вышито в елизаветинском стиле. Темой вышивки, в основном, являлись цветы и листва деревьев. Но более всего ему понравилась занавеска на балдахине. Он подошел ближе, чтобы получше рассмотреть ее, и тут же нахмурился: его нравственность была оскорблена.

На занавеске изображались всяческие увеселения. Мужчины и женщины танцевали, целовались среди кустов роз, играли на музыкальных инструментах и ездили верхом на лошадях с развевающимися гривами. Кабаны, олени и еще какие-то экзотические дикие звери виднелись среди деревьев, у которых был искусно вышит каждый листик. В эпоху Елизаветы люди воспринимали жизнь так, как она есть, и не боялись сальных шуток. Некоторые вольные сценки, изображенные на занавеске, оскорбляли ограниченного Уокера. Ведь там он увидел даже купающихся нагишом девушек.

И все же он никак не мог оторвать глаз от занавески, хотя и понимал, что она пробуждает в нем похотливые чувства. Ему уже хотелось увидеть совокупившуюся пару, однако такое изображение отсутствовало. Муж и жена лежали на кровати в живописных позах и улыбались друг другу, гирлянды цветов спускались с брачного ложа в колыбельки малышей. Мейкпис вновь стал смотреть на полногрудых купальщиц и, погрузившись в сладострастные переживания, не услышал легких шагов Анны.

— Вы мистер Уокер?

Он вздрогнул, как будто его застали за каким-то неприличным занятием, и окинул Анну таким свирепым взглядом, что она перетрусила.

— Да, мадам.

— Я миссис Паллистер, — она прошла на середину комнаты.

Он слегка поклонился ей, с вожделением, навеянным занавеской, рассматривая стройное тело Анны. Что касается ее лица, то он обратил внимание на красивые глаза, большие и серые, с длинными ресницами, такими же темными, как и волосы на висках. Она показалась ему весьма привлекательной женщиной, пропадающей без мужчины. Сам он похоронил двух жен и очень страдал от своей холостяцкой жизни, лишенной плотских утех. Кроме того, ему не везло с экономками и не было ни матери, ни сестер, которые могли бы вести домашнее хозяйство.

— Если вы пришли сюда, чтобы заявить свои права на владение домом, миссис Паллистер, вы только понапрасну теряете время. Его величество, лорд-протектор Англии, подарил мне Сазерлей в награду за верную службу, и при всем желании я не мог отказаться от такого подарка, — он вынул свернутый лист бумаги из кармана и протянул его Анне: — Вот, читайте сами этот документ.

Она взяла его и внимательно прочитала. Все было так, как и говорил Уокер. Она свернула бумагу и отдала ее хозяину.

— Я не могу оспаривать ваших прав, но проявите сострадание и продлите срок нашего пребывания в Сазерлее. Вернувшись домой около двадцати минут назад, я обнаружила, что моя свекровь перенесла легкий удар. Я уже послала за доктором.

— В самом деле? — заметил он недоверчиво. — Вы хотите сказать, что она должна оставаться в постели в течение нескольких недель? Ваш доктор-роялист, разумеется, будет с вами заодно и подтвердит, что старая леди действительно перенесла сердечный приступ.

Она покраснела:

— В этом доме живут порядочные и честные люди, сэр! Неужели вы вообразили, что я могу ложно назвать больной мать моего покойного мужа, женщину, к которой я испытываю самые глубокие чувства?

Он склонил голову, ибо понял, что перед ним женщина, которая не умеет лгать.

— Возможно, я слишком поспешил с выводами, мадам, но меня предупреждали, что обитатели Сазерлея могут пойти на все, лишь бы продлить свое пребывание в усадьбе.

— Здесь вас не станут обманывать.

— Хорошо. Тем не менее я не могу принять никакого решения, не повидавшись с больной и не выслушав заключение врача. Помните, что меня оскорбила ваша своенравная дочь, когда я еще не успел переступить порог этого дома.

— Она любит Сазерлей.

Он понял, что Анна не собирается извиняться за поступок своей дочери. Несмотря на свою неврастению, Анна Паллистер не теряла присутствия духа, что можно было понять и по ее голосу, и по тому, как она сжимает в руках свой кружевной носовой платок. В годы войны он понял, что на поле сражения геройские поступки совершают зачастую самые кроткие люди. Без сомнения, эта женщина проявляла в данный момент героизм.

— Кто ведет дела в этом доме? — спросил он, переводя разговор на более житейские темы.

— Этим занимаюсь я сама. Если вы хотите взглянуть на книги учета, то я покажу их вам в библиотеке, которая расположена на первом этаже.

— Я уже побывал там. После того как я ознакомлюсь с ними, я, возможно, задам вам несколько вопросов, так что не уходите далеко.

— Оставите ли вы нам мебель и гобелены?

— Нет, мадам. Только личные вещи. Если у вас есть какая-то мебель на чердаке, то ее вы можете взять с собой. Однако, коли вы будете настаивать, что те или иные предметы представляют для вас особый интерес, я могу отдать их вам, — он ожидал, что она начнет благодарить его, но ничего подобного не произошло. Она просто рассеянно окинула комнату взглядом, пытаясь увидеть хоть что-то, чем бы она не дорожила. Тут Уокер вспомнил о своем решении спать именно в этой комнате: — Я решил, что эта спальня подходит мне. Пришлите сюда служанок. Пусть они приготовят мне постель и сменят занавеску. Надо сюда повесить что-нибудь попроще.

Она взглянула на занавеску:

— Я бы хотела забрать ее с собой.

— К сожалению, не могу разрешить вам сделать это. Ее нужно немедленно сжечь.

Анна ужаснулась:

— Но ее вышивали к свадьбе моей свекрови лучшие вышивальщицы королевы Елизаветы. Госпожа Кэтрин не спала на этой кровати, потому что овдовела еще до того, как дом был достроен, но эта занавеска, равно как и резная решетка — два наиболее почитаемых произведения искусства в Сазерлее.

— Эта занавеска, мадам, подходит только для борделя.

Она в недоумении смотрела то на него, то на занавеску.

— Но на ней изображены всего лишь ликующие люди.

— Вы рассуждаете как невинный ребенок, и не понимаете, что ее предназначение — вызывать в людях похотливые чувства. Если бы я не знал, что у вас есть дети, то принял бы вас за девственницу.

Он видел, что она смущена его словами, которые подействовали на нее так, будто он расстегнул ей платье. Лицо женщины вспыхнуло, затем вновь побледнело. Он испытал желание прикоснуться к ее обнаженному телу и увидеть на ее лице выражение стыда и удовольствия.

— Я пришлю сюда служанок, чтобы они сняли занавеску и сделали все так, как хотите вы, — отвечала она с достоинством. — В шкафу висят мои платья, которые тоже необходимо убрать отсюда. После того как я покажу вам книги учета в библиотеке, мне надо будет вернуться к постели моей свекрови. Она, я, моя дочь и наша родственница — все мы живем в западном крыле. После того как вы поговорите с доктором, я проведу вас по той части дома. А до этого не ходите туда, пожалуйста.

— Не возражаю.

Он смотрел ей вслед. Волосы у нее на затылке были завязаны в тугой пучок сеточкой из шелковых ниток. Это считалось вольностью и поощрялось пуританами не больше, чем ленточки, украшающие платье Джулии. Он вспомнил слова Анны о своих платьях в шкафу. Он открыл его и увидел три платья, висящие на плетеных вешалках. Подняв крышку сундука, он также обнаружил там одежду. Уокер непроизвольно сунул руку в сундук, схватил верхнее платье и прижал его к своему лицу. Он тут же ощутил аромат вербены, воспринятый им как запах самой Анны Паллистер.