Январским днем 1689 года Франческа работала в своей студии в Харлем-Хейсе. В этот день принц Оранский покинул Голландию, чтобы стать Вильгельмом III, королем Англии, и править вместе со своей женой Марией, дочерью Якова. Он не порвал с правлением собственной страны, и Франческа была довольна, что эти связи сохранятся. Принц и его сторонники прошли через многие испытания и пережили немало горя с того февральского дня, когда семнадцать лет назад он возглавил борьбу.

Эта война была тяжелой для всех, принеся с собой голод, несчастья и банкротство. Франческа тоже познала голод и холод, когда морская вода изолировала Амстердам. Она никогда не забывала тех дней и теперь, когда в их двери стучались нищие, подавала пищу и деньги. Амстердам находился в осаде почти два года, а затем последовали еще три года кровавых столкновений, прежде чем Людовик XIV отвел, наконец, свои войска, ничего не добившись и оставив свободу Голландии. И все же процветание Нидерландов рухнуло, многие земли, затопленные морской водой, пришли в негодность для сельского хозяйства, а поля тюльпанов смыло бушующим потоком. Было навсегда потеряно множество зарубежных торговых связей. Восстановление шло медленно, и жизнь не могла стать точно такой же, как прежде.

Франческа смешала на палитре желтую краску с белой. Несколько лет назад, во время осады, она написала картину «Человек, выращивающий тюльпаны». Сейчас она собралась запечатлеть один-единственный тюльпан. Прошлым летом, после многих лет упорного труда, потраченного на восстановление почвы, Питер достиг, в конце концов, своей цели и вырастил совершенно новый тюльпан. Лепестки, розовато-кремовые у чашечки, переходили затем от светло-желтого в насыщенный золотой цвет, напоминая тюльпан, который она когда-то вписала в свою подпись. Франческа — без ведома Питера — делала наброски в период цветения, так как в ту занятую пору не было возможности сесть за картину и удивить его неожиданным подарком, но она закончит работу ко дню рождения мужа. Питер считал, что она работает над автопортретом, начатым еще до Рождества.

Франческа добавила больше, чем обычно желтого к синему для листьев, надеясь, что получившаяся в результате зелень будет именно такой, как нужно. Недавно на аукционе в Харлеме была выставлена одна из картин Яна Вермера. Называлась она «Улочка в Делфте», и то, что раньше являлось зеленой листвой, приобрело синеватый оттенок, хотя это ни в коей мере не умаляло необыкновенной красоты и спокойствия произведения. Питер, зная, что означало бы для Франчески получить это произведение в свою собственность, назначал цену, пока она сидела рядом с ним в аукционном зале, затаив от напряжения дыхание. Картина досталась им недорого, так как никто больше не заинтересовался ею, но Франческа, приобретя ее, задохнулась от радости.

Прервав работу, она взглянула на делфтский пейзаж на стене студии. Предчувствие, что она никогда больше не встретится с Яном, сбылось. Вскоре после ее отъезда он простудился, и болезнь дала осложнение на легкие. Спустя три года, когда отсутствие заказов из-за войны привело его к нищете, ему пришлось переехать вместе с семьей в дом тещи, где он и умер в возрасте сорока трех лет. Катарина осталась в бедственном положении. Хотя она с детьми жила у матери, ей пришлось продать почти все, чтобы выплатить огромные долги. Две картины Яна перешли к булочнику вместо оплаты одного крупного счета. Ужаснейшим последствием явилось то, что самое ее любимое произведение Яна — «Художник в своей мастерской» — было конфисковано по закону о банкротстве, несмотря на все усилия сохранить его.

Алетта прошла часть ученичества у Яна, пока ухудшение здоровья художника не вынудило его прекратить обучение, но он передал свою ученицу другому делфтскому мастеру. Алетта получила членство в Гильдии, но дети — их было десять — оставляли ей мало времени на живопись. Ее оливковой ветвью примирения Хендрику стали три первых ребенка, которых она взяла с собой, когда приехала проведать его после войны. Пропасть между отцом и дочерью исчезла, как только они взглянули друг на друга.

Алетта никогда не продавала свои картины, работая лишь ради собственного удовольствия. Ее любимой темой стали лошади, впрочем, этого и следовало ожидать, учитывая, что Константин занялся разведением чистокровных рысаков. Все их дети начинали учиться верховой езде с раннего возраста. Константин тоже почти с самого начала стал ездить верхом в специально изготовленном для него седле на лошадях, которых сам тренировал. Большую часть своих великолепных животных он продавал в Англию, где всегда был большой спрос на них, а не соотечественникам, так как даже самые богатые голландцы — типа семьи ван Янсов, с трудом избежавших банкротства во время войны — так и не обрели прежнего благосостояния в трудные послевоенные годы.

В Амстердаме Хендрик по-прежнему рисовал, хотя его пальцы искривились, словно корни дерева, и держать кисть для него становилось болезненно. Странно, но в его последних работах влияние старого учителя стало более явным, чем прежде, и одну из картин чуть не продали как произведение Франса Халса, но ошибку вовремя заметили. Несмотря на то, что Хендрик находил покупателя лишь раз или два в год, он со своей челядью жил в скромном достатке на пособие, которое выплачивали ему два его зятя.

Мария умерла, правда после того, как снова увидела Сибиллу в конце войны. К общей печали, Сибилла вернулась домой вдовой. Жизнь ее не была легкой, так как Хендрик с годами становился все сварливее, но она никогда жаловалась. Она много раз могла бы вновь выйти замуж, но все ее прежние кокетливые замашки исчезли, и она не задумывалась о повторном браке. Потеря Ханса — его убили во время защиты городка, в котором они жили после Роттердама, — очень сильно изменила ее. Сибилла любила его всем сердцем и так как не могла больше быть с ним, не хотела видеть рядом никого другого. Хотя поблизости жил вдовец, примерно ее лет, общество которого, казалось, вполне устраивало ее, и родные надеялись, что они найдут счастье вместе.

Ее дочь, достигшая сейчас шестнадцатилетнего возраста и по какой-то причине, известной только Сибилле, получившая с самого рождения прозвище «Мышка» несмотря на то, что ее окрестили Анной, была для Хендрика любимицей. Он учил ее рисовать, проявляя терпение, которым никогда не отличался с собственными дочерьми. Двоюродные братья и сестры звали ее Анна-Мышка, составив приятное сочетание. Хотя Анна писала довольно приличные натюрморты, она никогда не достигла бы уровня мастера Гильдии, да девушка к этому и не стремилась, поскольку уже влюбилась и подумывала о замужестве.

Франческа задумалась о собственных творческих результатах. Дни, когда Ян Вермер мог легко продать за хорошую цену ее ученические картины из своей галереи, давным-давно прошли, так как сейчас продажа своих работ стала для художников редким событием. Правда, она продавала иногда кое-что торговцам, и был даже один коллекционер ее работ, приезжавший время от времени из Гауды, но творчество не принесло ей богатства, как впрочем, и всем художникам, которых она знала. К счастью, Питер обеспечивали ее, и сыновей. Капиталовложения, сделанные им до войны в колониях, а также и в Голландии, оказались надежными, не считая вложений в три предмета потребления, которые всегда будут пользоваться спросом у его соотечественников — пиво, земля и тюльпаны.

И все же обстоятельства не позволяли Питеру сдержать данное когда-то обещание посетить Италию, но вскоре мечта юности Франчески увидеть искусство Возрождения Флоренции, Венеции и Рима сбудется. Самый младший из их троих сыновей — все они родились через восемнадцать месяцев друг за другом — проявлял верные и безошибочные признаки, присущие истинному художнику, в то время как остальные двое имели склонность к земле. Звали его прекрасно подходящим художнику именем «Йохан», сейчас ему было двенадцать лет, и договорились, что, как только ему исполнится четырнадцать, Питер и Франческа, испытывающие смешанное чувство гордости, радости и боли от разлуки, отвезут его во Флоренцию и отдадут в ученики какому-нибудь знаменитому итальянскому художнику. Пик голландского искусства пришелся на тот золотой период, когда жили Рембрандт, Халс, де Хох и Вермер. Сейчас оно находилось в упадке, как и все остальное, прославляющее когда-то Нидерланды. Но это вовсе не означало, будто подобные гении никогда не расцветут на голландской земле. Франческа — как и многие другие — была уверена, что когда-нибудь в будущем искусство ее страны проявит свой яркий талант. Может быть, даже в ее собственном ребенке?

Хрупкое здоровье тети Янетье не позволяло возложить на нее заботы о Йохане во время его ученичества в Италии, но ее старший сын с женой, несколько месяцев назад приезжавшие погостить в Голландию, выразили желание стать опекунами мальчика, так как у них были и свои дети.

— Мама!

Франческа взглянула в сторону распахнувшийся двери, в которую ворвался Йохан. Он сбросил верхнюю одежду, но щеки на живом лице все еще оставались красными и блестящими, словно яблоки, после катания на коньках.

— Что такое? — спросила она, приподняв бровь. Он был шумным ребенком, успокаивавшимся только когда спал или рисовал.

— Когда мы вновь поедем в Амстердам? Хочу показать дедушке его новый портрет, который я нарисовал.

— Думаю, отец возьмет тебя с собой, когда поедет в следующий раз на Биржу.

— А ты поедешь с нами?

— Да. Я хочу использовать любую возможность повидаться с твоим дедушкой и тетей Сибиллой!

— Здорово! — Йохан встал рядом с ней и, откинув назад голову, оценивающим взглядом окинул картину; братья хранили от отца в секрете то, что рисовала мама. — Как ты думаешь, я научусь когда-нибудь передавать свет так, как ты?

— Уверена в этом.

Когда он вышел из комнаты, Франческа подумала про себя, что на его картинах свет будет не таким кристально-чистым и трепещущим, как на картинах Вермера и у нее, словно его породили сверкание каналов и мягкие, пронизанные солнцем туманы Голландии. Свет, которым научится владеть ее сын, впитает в себя тепло и яркость флорентийского солнца, отражающегося на коричневато-красных крышах, древних выветрившихся камнях и в сапфировом мерцании Арно. Перед ним раскроется совершенно новая палитра красок и оттенков.

Держа в руках кисть, Франческа смотрела на дверь, когда та вновь распахнулась. На этот раз на пороге появился Питер.

— Я прерываю создание шедевра? — спросил он с улыбкой, опираясь плечом о косяк.

— Нет! — рассмеялась Франческа. — Сегодня нет.

— Я пришел узнать, нет ли у тебя времени пойти со мной к сараю с луковицами тюльпанов. Мне хотелось бы посоветоваться с тобой о весенних работах.

Франческа сразу же отложила кисть и палитру и встала. Разлука с любимым в тяжелые годы войны научила ее понимать истинные ценности жизни, и она всегда дорожила мгновениями, проведенные с человеком, которого любила.