Дакинг-стул
История дакинг-стула простирается по меньшей мере во времена завоевания Англии норманнами, когда те прихватили его с собой из материковой Европы и переправили через пролив. Чуть позже он стал, наряду с позорным столбом и колодками, одним из самых действенных инструментов наказания, находившихся в арсенале манориальных судов.
Из самых ранних источников можно почерпнуть сведения о том, что дакинг-стул использовался, в основном, для наказания сварливых и скандальных женщин. Аппарат снискал всеобщую любовь и популярность, и редкая деревня не обзавелась той или иной его разновидностью для наказания водными процедурами злоязычных женщин, когда в этом возникала необходимость. Многие из этих аппаратов благополучно дожили до наших дней, и их можно увидеть в местных музеях старой доброй Англии.
Дакинг-стул в Ковентри получил официальный статус в книге манориального права в 1597 г.: «Если в этом городе есть те, кто нарушает тишину и порядок, беспокоит соседей, портит жизнь домочадцам, отрывает от дел Всемогущего и сеет раздоры в королевстве, для исправления и наказания таких вводится в действие закон, коим предписано, что с этого дня любая сварливая жена, досаждающая соседям и другим людям, может быть по приказу олдермена или мэра подвергнута купанию на стуле, если не заплатит за освобождение от наказания 11 шиллингов и 11 пенсов, кои будут использованы на нужды бедняков этого города».
В судебной книге г. Уэйкфилда есть запись о наказании купанием на дакинг-стуле, датируемая 1671 годом: «Ввиду того, что Джейн, жена Вильяма Дарретта из Селби, сапожника, предстала перед судом по обвинению в нарушении тишины и порядка посредством брани, а также нарушении покоя соседей и его величества, постановляю купать вышеназванную Джейн Дарретт за вышеупомянутое преступление три раза. Эта запись служит для констебля Себли подтверждением его полномочий».
В своей книге «Люди с Беверли-стрит» Дж. Р. Уитти упоминает вскользь о дакинг-стуле:
Существовало множество разновидностей дакинг-стула; самый простейший из них представлял собой не более чем обыкновенный стул с привязанной к спинке веревкой и опускаемый в воду со столба с перекладиной посредством шкива. Другие, более сложные, работали по принципу качелей.
Существуют отдельные сведения о том, что не всегда почти безобидное купание оканчивалось для нарушительниц покоя благополучно. Иногда они попросту захлебывались, а иногда умирали от переохлаждения или воспаления легких. В 1731 году мэр Ноттингема распорядился подвергнуть наказанию на стуле женщину, и веселившаяся толпа так долго окунала ее в воду, что несчастная умерла; и для мэра, и для дакинг-стула дело кончилось скверно: первый предстал перед судом, а второй попросту сломали. Реформатор тюрем Джон Говард («Состояние тюрем в Англии и Уэльсе», 1777–1780 гг.) писал, что дакинг-стул все еще использовался в ливерпульской исправительной тюрьме:
«На него сажали каждую вновь прибывшую в тюрьму женщину-бродяжку (не мужчину, заметьте), раздевали и, оставив в одной фланелевой сорочке, окунали в воду три раза. О таком использовании стула, осмелюсь заметить, законодатели не подумали, когда в последнем законе предписали купание из соображений заботы о здоровье заключенных. Разве подозревали они, что их забота обернется для несчастных женщин жестокой и опасной пыткой».
Дакинг-стул находился в употреблении как инструмент наказания и в большей мере как забава для обывателей до начала XIX столетия. Хотя невозможно с точностью установить, когда совершилось последнее купание на стуле, сохранились записи о его использовании в Плимуте (1808 г.) и в Леминстере (1809 г.). В последнем случае женщину по имени Дженни Пайпс, водрузив на стул, сначала провезли по городу, а затем окунули три раза в воду с Тенуотерского моста.
Хлебное крещение
Дакинг-стул широко использовался в Германии XVI века для наказания булочников, продававших недовешенный хлеб. Для этой цели иногда сооружались довольно сложные клетки, одну из которых и сейчас можно увидеть в криминальном музее города Ротенбурга. За каждые 16,66 грамма недовеса булочника окунали в воду один раз. В том же Ротенбурге обычным делом было наказание детей, воровавших фрукты с деревьев. Их сажали в корзину и несколько раз окунали в бассейн фонтана, находившегося на центральной площади города.
Дева
По словам историка Пеннанта, дева появилась в Шотландии стараниями регента Мортона, который подсмотрел ее устройство в Галифаксе (см. «Галифакская машина»). По внешнему виду она похожа на мольберт художника. Это сооружение высотой в 10 футов имеет внизу, на высоте 4 футов, перекладину, на которую преступник кладет голову. В пазах вертикальных стоек движется острый нож, утяжеленный свинцовыми грузами, который закрепляется вверху при помощи деревянного штыря. К штырю привязан конец веревки, которую палач просто-напросто перерубает, когда вершится казнь. Нож падает с высоты пяти футов и с одного раза начисто отрубает голову преступника, что не так часто удается сделать палачу при помощи топора.
Джеймс Дуглас, четвертый граф Мортон, был регентом Шотландии при короле Якове VI с 1572 по 1580 гг. Будучи протестантом, Мортон составил заговор, имевший целью свергнуть королеву Марию, принял активное участие в убийстве ее фаворита, итальянского музыканта Давида Риццио, и был замешан в смерти лорда Дарили, супруга Марии. Его кипучая деятельность закончилась, когда несколько шотландских пэров задумали лишить его регенства. Мортону пришлось укрыться в замке Стерлинг, где находился молодой король. Так или иначе, его захватили, обвинили в убийстве лорда Дарили и по иронии судьбы казнили с помощью той самой девы, которую он ввел в употребление в Шотландии.
Сэр Вальтер Скотт писал в своей «Истории Шотландии» (1830):
«Он встретил свою смерть с такой же неустрашимостью, какую часто выказывал на поле брани; но самое интересное то, что его лишили головы с помощью гильотины, которую он сам, будучи у власти, ввел в Шотландии после поездки в Галифакс».
Деревянный конь
Первый вариант конструкции
По Свейну, этот инструмент пытки использовался инквизицией, когда ее щупальца дотянулись до Нидерландов, которые в то время были испанским владением. Этот инструмент описан Эрнестом Эремундом Фризием в его «Истории волнений в Нидерландах» (History of Low Contry Disturbances).
Там есть деревянная скамья, которую называют «деревянным конем». Она похожа на корыто, достаточно глубокое, чтобы туда мог лечь человек. Поперек корыта, в середине, установлена перекладина; на нее кладут спиной человека так, что он не проваливается вовнутрь. Затем его руки, бедра и икры перетягивают шнурами, которые закрепляются концами на винты, расположенные по краям корыта, и затягивают винты так, что шнуры врезаются в тело. Кроме того, палач накидывает на лицо кусок тонкой ткани и начинает лить на него воду тонкой, как нитка, струей. Мокрая ткань опускается в горло жертвы и перекрывает дыхание, то же происходит и с ноздрями. Жертва начинает задыхаться, и палач вынимает ткань из ее горла.
Удивительно, что эта комбинация дыбы и пытки водой называлась «деревянным конем», и если бы не авторитет Свейна, как исследователя, можно было посчитать, что в название вкралась ошибка.
Второй вариант конструкции
Это военное наказание осуществлялось при помощи приспособления, более похожего на коня, и имело распространение в Англии и ее американских колониях. Тело коня делалось из досок, сбитых так, что оно становилось похожим на двухскатную крышу. Эту конструкцию ставили на ножки на высоте 6 футов над землей и в довершение приделывали имитацию лошадиной головы и хвоста. Жертве связывали руки и сажали ее верхом на «коня». Кроме того, к ее лодыжкам привязывали тяжелые мешки с песком. И в таком мучительном положении преступник должен был находиться многие часы, испытывая такие боли, что, в конце концов, это наказание в Англии было отменено.
Подобный инструмент наказания был известен под названием «испанского ослика» и представлял собой одну вертикально установленную доску на крестовом основании. Преступника раздевали догола, сажали на «ослика» и привязывали к ногам грузы. Бывали случаи, когда «ослик» буквально разрезал свою жертву надвое.
Джеффри, Джордж
Джордж Джеффри был главным судьей королевской скамьи при Якове II Английском и носил прозвище Кровавый Джеффри за его безумную жестокость при вынесении приговоров участникам восстания Монмута, пытавшимся свергнуть Якова с престола в 1685 г. «Кровавые суды», как их тогда называли, приговорили сотни человек к казни через повешение, а сотни других – к каторге, которая тоже означала верную, хотя и медленную смерть.
Как и можно было ожидать от такой ярой аболиционистки, каковой являлась миссис Виолетта Ван Дер Эльст («На виселице» On the Gallows), ее отношение к судье Джеффри было отнюдь не благожелательным.
Мы знаем о злобности и жестокости судей прошлого. Известно, что судья Джеффри был очень хорош собою и временами доброжелателен, но не ходил по земле человек с более черной душой. Он стал судьей во время Монмутского восстания. Хочу привести здесь слова Майклджона из его «Истории»:
«После монмутского мятежа в городах постоянно кипела в котлах смола, в которую окунали для пущей сохранности головы и конечности казненных мятежников, а потом распределяли их по западным графствам, где годами, несмотря на бури, ворон и лис, они пугали одиноких крестьян, возвращающихся в сумерках с поля домой» (См. «Повешение на цепях»).
Маколи пишет:
«Крестьянин, который соглашался варить отрубленные члены в смоле, возвращался к своему плугу. Но каинова печать лежала на нем всю оставшуюся жизнь. В деревне его называли страшным именем Вильям Кипятильщик».
Часто вешали совершенно невинных людей. Например, вот что произошло с Чарльзом Линделлом. Он показывал, что не выходил из своей лавки, и действительно его там арестовали. Он никогда и никаким образом не помогал людям Монмута; в ту ночь, когда, по материалам следствия, он находился в стане Монмута, на самом деле он сидел дома со своей матерью и невестой. Все это он и сказал судье Джеффри. Тот выслушал обвиняемого со своей неизменной доброжелательной улыбкой и, казалось, даже симпатизировал ему, но затем лицо его свела злобная гримаса, и узник, подумавший было, что имеет дело с добрым судьей, понял свою ошибку. Его судил сам дьявол. Судья Джеффри сообщил Линделлу, что тот будет повешен за ложь, которую он здесь наплел, несмотря на то, что Божьим именем поклялся говорить правду. Линделл был одним из сотен, кого «судья-висельщик» приговорил к смертной казни. Казалось, что судье доставляет огромное удовольствие издеваться над несчастными людьми, которые были по большей части невиновны в преступлениях, которые им приписывались. Судья Джеффри страдал от почечных камней, но разве возможно предположить, что его болезнь была единственной причиной его дьявольской злобности. От него не ушел никто и в правление Якова II, Джеффри раздавал смертные приговоры всем, кого ему приходилось судить. Когда он судил в Олд-Бейли Тита Оутса за клятвопреступление, он приговорил его к позорному столбу в Пэлис-ярде. Затем Оутса должны были вести вокруг Вестминстер-Холла с табличкой, на которой были перечислены все его преступления; затем снова позорный столб, теперь уже перед королевской биржей; после этого Оутса, привязанного к повозке, должны были сечь от Олдгейта до Ньюгейта, а спустя два дня – от Ньюгейта до Тайберна. Когда он стоял у позорного столба, люди забросали его грязью, облили помоями и чуть было не разорвали на куски. Первая порка, при большом скоплении народа, была очень жестокой. Он долго переносил боль, но всему есть предел, и его крики страшно было слышать. Хотя он то и дело терял сознание, его продолжали безжалостно сечь. Когда его отвязали, он уже не стоял на ногах и, казалось, умер.
Два дня спустя его снова вывели к толпе, собравшейся у Ньюгейта, и поскольку на ногах он стоять не мог, его поволокли в Тайберн на салазках, где высекли еще раз, хотя он находился в бессознательном состоянии. Затем его вернули в Ньюгейт и продержали закованного в кандалы в темном сыром каземате несколько месяцев. Один из видевших экзекуцию Оутса говорил:
«Он получил в общей сложности две тысячи ударов плетью; если бы они его повесили, это было бы милосердием, если бы они содрали с него живого кожу, может быть, он страдал бы меньше».
Когда Яков II бежал из Британии, судье Джеффри пришлось скрываться под видом моряка, однако его узнали, и он оказался в Лондонском Тауэре. Он умер там, как полагали, от почечной болезни. Никогда еще смерть не уносила такого жестокого и хладнокровного негодяя.
Джуга (см. «Брэнк»)
Еще более популярным в Шотландии инструментом наказания сварливых женщин была джуга – железный ошейник с цепью, конец которой закреплялся на кресте на базарной площади или на столбе для порки. Скандалистке надевали ошейник, крепили цепь к столбу и оставляли на потеху толпе, которая закидывала несчастную всем, что попадалось под руку. Времена были жестокие, и, случалось, в нее летели даже камни, и многие женщины, чьим единственным преступлением было неумение сдерживать свой острый язык, получали серьезные увечья, таким образом понеся наказание, несоизмеримое с их проступком.
Диле
О диле, тевтонской гильотине раннего средневековья, сохранились отрывочные сведения, но несомненно то, что она действительно существовала. Иногда диле называли «хобель» или «долабра» и есть сведения, что одна такая машина для обезглавливания была установлена в былые времена в старом нюрнбергском дворце. Помимо этих сведений в нашем распоряжении имеются только художественные воспроизведения диле, которые дают противоречивое представление об этой машине и заставляют предположить, что существовало две ее разновидности.
Одна из гравюр, хранящихся в архиве Фельдхауз в Вильгельмсхафене, изображает полуавтоматическую машину, для приведения которой в действие палачу требовалось ударить тяжелой колотушкой по ножу.
Второй рисунок изображает более привычный нам тип гильотины, приводимой в действие при помощи каната и шкива, тяжелый нож которой падает с большой высоты на шею осужденного. Этот рисунок порождает некоторые сомнения относительно правдивости изображенной на нем сцены, поскольку непременным символическим атрибутом Матфея, ставшего одним из 12 апостолов вместо Иуды, всегда являлся двулезвенный топор, отсекший ему голову. Здесь же мы видим обезглавливание святого Матфея посредством механического приспособления.
Существование диле подвергает сомнению Элистер Кершоу (в своей «Истории гильотины»): «Вызывает серьезные сомнения утверждение в том, что немцы также внесли свою лепту в создание механических приспособлений для обезглавливания, поскольку никакой достоверной информации о диле, такой, какую нам дают, например, о „галифакской машине“ Кэмден и Холинзхед (см. «Галифакская машина»), не существует».
Док смерти
Для английских пиратов и совершивших преступление моряков закон уготовил, в полном соответствии с их ремеслом, водяной конец их жизненного пути. Док смерти располагался на берегу Темзы у Ист-Уэппинга, и стало традицией подвешивать пиратов на цепях и топить их именно здесь. Впрочем, иногда из милости их сначала казнили на виселице. Историк Джон Стоу пишет в своей книге «Обзор лондонской жизни» («Survey of London», 1603) о том, что «этот док стал традиционным местом казни пиратов и морских бродяг. Их подвешивали на цепях, спускали вниз во время отлива и оставляли там на время трех приливов, накрывавших их с головой». Эту казнь впервые применили в правление Генриха VI, когда двоих барочников обвинили в «убийстве трех мужчин и ребенка на борту фламандского судна». «Они висели на цепях, и вода омыла их приливами, а отливы унесли их жизни».
В трагикомедии елизаветинских времен «Приключения на суше и на море» (Fortune by Land and See, Heywood and Rowley) есть одна сцена, действие которой разворачивается в «доке смерти», где два пирата Персер и Клинтон готовятся умереть под волнами и оплакивают свою судьбу:
В 1844 г. Чарлз Найт писал в своей книге «Лондон»: «Еще живы те, кто помнит, как напротив Блэкуолла болтались на цепях, сотрясаемых порывами ветра, тела пиратов-висельников».
Самым знаменитым клиентом Дока смерти был знаменитый шотландский капер капитан Вильям Кидд. В 1696 г. консорциум лондонских купцов снарядил для Кидда тридцатипушечный корабль, чтобы тот уничтожил пиратов, рыскавших в Индийском океане, однако через два года поползли слухи о том, что Кидд занялся пиратством сам. Его арестовали, когда он сошел на берег в Бостонской гавани. Его судили в Лондоне, признали виновным и повесили в Доке смерти. «Ньюгейтский календарь» писал по этому поводу:
«Его казнили вместе с его товарищем (Дарби Маллинзом) в Доке смерти 23-го дня месяца мая 1701 г. Когда его повесили в первый раз, веревка оборвалась. Немедленно его повесили вторично».
Подвиги, приписываемые капитану Кидду, – сплошная выдумка; возможно даже, что он был, как утверждал на суде, совершенно невиновен.
Драконт
[32]
Законодательство Драконта – первая в истории Древней Греции попытка привести в систему существовавшие законы; родилось во время «тридцать девятой олимпиады». Существует мнение, что приверженность Драконта суровым мерам пресечения объясняется отчасти политической ситуацией, имевшей место в Афинах в те годы. Кроме того, обнаруживается некоторое противоречие между первоначально записанными «драконовскими законами» и строгостью, с какой они применялись. Любая кража, например, каралась смертной казнью, как, впрочем, и некоторые совершенно безобидные правонарушения вроде бродяжничества или безделья. Драконтовский свод законов был полностью пересмотрен в 594–593 гг. до н. э. его преемником архонтом Солоном, и мы не можем быть уверены в том, что до нас дошел их первоначальный текст, кроме одного из них, всегда глубоко чтимого греками «закона о человекоубийстве», который оставался в силе до IV века н. э.
Дыба
В классические времена дыба имела очень широкое распространение. В Римской империи дыба, которую римляне называли eguuleus, служила сначала инструментом наказания рабов и преступников, а с возникновением христианства ее использовали для истязаний первых христиан. (Позже сами христиане стали пользоваться ею против других христиан.)
В 305 г. н. э. молодую мать, ликонийку, по имени Джульетта, привели к Александру, правителю города Тарс, и обвинили в принадлежности к секте христиан, в чем та гордо и призналась. За ее прямоту ее подвергли пытке на дыбе. Пока Джульетта переносила страдания, ее ребенок по имени Цирик лепетал:
– Я христианин, я христианин.
Услышав это, Александр взял ребенка за ногу и размозжил его голову о каменный пол. А тем временем Джульетте на ноги начали лить горячую смолу и уродовать тело железными крюками; в конце концов, ее обезглавили, и по прошествии времени она стала называться святой Джульеттой.
В середине века дыба получила широкое распространение по всей Европе и стала самым излюбленным инструментом пытки для инквизиторов. Во Франции это приспособление было известно под названием «станок пыток» (Banc de Torture) и использовалось до конца XVII столетия.
Герцогская дочь
По преданию, в Англию дыба попала в 1447 г. стараниями Джона Холланда, четвертого герцога Эксетерского, когда он был коннетаблем лондонского Тауэра. Именно в этой связи она получила название «Дочь герцога Эксетерского», а о ее клиентах говорили, что они «женятся на дочери герцога Эксетерского».
Английская дыба описывается как «большая, сделанная из дуба рама, установленная горизонтально на высоте 3 футов над полом. Узник ложился спиной на пол в центре рамы, его запястья и лодыжки привязывались веревками к длинным цилиндрическим воротам, установленным по краям рамы, которые при вращении рычага растягивали тело жертвы и поднимали его над полом на один уровень с рамой. Затем узнику задавались вопросы, и если ответы мучителей не удовлетворяли, вороты вращали до тех пор, пока не выскакивали суставы и не начинали рваться сухожилия» («Пенни Мэгэзин», 1832).
За то время, пока в лондонском Тауэре стояла дыба, ее «клиентами» стали многие знаменитые люди. Наиболее известным из них был Гай Фокс. Фокс был новообращенным католиком, который составил заговор, известный как «пороховой заговор», и предпринял неудачную попытку взорвать короля Якова I и обе палаты парламента. Заговорщиков арестовали в подвале здания Парламента 4 ноября 1605 года. Фокса подвергли таким жестоким пыткам, добиваясь от него признания, что когда он, в конце концов, согласился подписаться под своими показаниями, то рука смогла только вывести имя Gvido (Гвидо). Кончил он жизнь на эшафоте.
Нюрнбергская дыба
Немецкие палачи увлекались дыбой в особенности и сумели внести в ее конструкцию некоторые «дельные» усовершенствования. Дыба, использовавшаяся в городе Нюрнберге, имела несколько сложных приспособлений, отсутствующих в более ранних, простых ее вариантах.
Она сделана из дерева. Длина ее чуть больше 10 футов. С одной стороны находится мощная лебедка. Жертву раздевают догола и кладут лицом вниз на станину. Руки привязывают к перекладине с одной стороны, с другой же привязывают к лебедке ноги. Палачи и его подручный становятся перед рычагами, и пытка начинается. Некоторое время единственный звук нарушает зловещую тишину – скрип вращающейся лебедки. Однако как только жертва начинает чувствовать первый эффект воздействия на свои суставы, из нее вырывается стон. Еще один поворот лебедки. Еще один стон, а затем – ничем не сдерживаемый крик, когда сухожилия начинают рваться от напряжения. Лебедка вращается теперь очень медленно; палачи знают: их малейшее движение доставляет жертве невыносимые страдания. Поодаль стоит чиновник, по сигналу которого палачи тут же останавливают пытку. Несколько вопросов человеку на дыбе. Отказ на них отвечать – и процедура возобновляется. Скрежет лебедки, истошные крики жертвы, суставы которой выскакивают из своих мест…
Заяц с шипами
В самом центре нюрнбергской дыбы было еще добавочное устройство – ролик, усеянный шипами. Это устройство называлось «заяц с шипами» и использовалось в том случае, если лебедка не давала желаемого результата. «Зайца с шипами» прокатывали по телу жертвы, и каждый шип впивался в нее на глубину до одного дюйма, а когда палач замышлял умертвить жертву, «зайца» помещали под ее живот и крутили лебедку.
Австрийская лестница
Лестница была устроена по тому же принципу, что и дыба, однако могла причинять узнику еще большие страдания. Ее устанавливали к стене под углом в 45 градусов. Жертву клали на нее спиной, а связанные сзади руки привязывали к одной из перекладин. Внизу лестницы находилась такая же, как и у обычной дыбы, лебедка, к которой привязывали ноги жертвы. Когда палач вращал рычаг лебедки, та тянула руки вверх до тех пор, пока они не оказывались вывихнутыми. В действительности же «лестница» была немецким, а не австрийским изобретением.
Дыба и шнур
Хотя дыба сама по себе была достаточно суровым испытанием, видя узника в таком беспомощном положении, палачи не могли справиться с искушением придумать еще какую-нибудь добавочную пакость. Часто это была «пытка водой» сродни «деревянному коню». Кроме того, иногда использовали шнур, которым связывали конечности жертвы, закрепляли концы по краям рамы и вращением палки натягивали шнур до такой степени, что он глубоко впивался в плоть жертвы, доставляя ей дополнительные страдания.
Пытка на дыбе с применением шнура
Этой пытке, практиковавшейся на вертикальной дыбе необычной конструкции, подвергся Вильям Литгоу, арестованный в 1620 г. в Малаге за шпионаж, попавший затем в застенки испанской инквизиции, но чудом уцелевший.
Палач раздел меня донага, взвел наверх, где затем подвесил за запястье при помощи двух тонких веревок, крепившихся на двух железных кольцах, которые были вделаны в стенку над моей головой. Сделав это, он спустился вниз, зажал мои ноги между двумя закрепленными досками, привязал к лодыжкам веревки и, поднявшись снова наверх, сильно натянул эти веревки так, что ноги мои, зажатые между досками, выгнулись на излом. Мои бедренные сухожилия лопнули, а коленные чашечки раздробились. Затем он закрепил концы веревок, и в таком положении я провисел не менее часа.
… Но самое страшное было еще впереди. Что представляет собой пресловутая поттаро, или дыба? Она стояла у стены и представляла собой деревянную раму, к которой крепились три вертикальные доски, в средней из них имелось отверстие для головы жертвы. По длине доски были выше роста человека, а скреплены так, чтобы между ними уместилось человеческое тело. В боковых досках имелись отверстия, назначение которых прояснилось, когда палач взялся за дело.
Сначала он перевязал веревкой мою ногу, затем бедро и наконец руку. То же он сделал с другой стороны. Затем он пропустил концы в отверстия в боковых досках и закрепил их на шпингалетах, вращающихся при помощи рычага. Затем каждая из этих частей моего тела получила свою долю мучений по отдельности, когда палач поворачивал рычаг. Делал он это три раза для каждой из них, и в конечном счете на каждую пришлось по 21 повороту рычага…
Они истязали меня 6 часов, с четырех часов пополудни до 10 часов вечера, пока не переломали мои кости и пока я не истек кровью. Все это время, к ужасу моему, я пребывал в сознании, орал, кричал, выл, плакал, стонал и скрежетал зубами, пока они, наконец, не ослабили веревки и не высвободили мое тело.