Насколько Тошико понимала, собрание Торчвуда на следующее утро началось не слишком удачно. Оуэн был побитым и мрачным; Гвен была побитой и угрюмой; а Джек злился то ли на одного, то ли на другую, то ли на обоих сразу. А Йанто был Йанто, суетясь вокруг кофеварки рядом с конференц-залом, пытаясь отрегулировать температуру пара, пока Джек наконец не сказал:

— Ладно, позаботимся о сотрудниках. Нам всем нужно приободриться. Мы идём завтракать.

Они вышли через центр туристической информации, который занимал Йанто, и Джек повёл их в принадлежавшее какому-то турку кафе, стоящее на сваях над Кардиффским заливом. Серые волны, увенчанные пеной, омывали маленький пляж из гальки. Разные куски дерева и пластика плавали на поверхности воды, раскачиваясь взад-вперёд, словно не уверенные, в какую сторону им нужно. Одинокий лебедь показался из-под деревянного пирса, отделявшего воду от земли, равнодушной и неприступной. Вдали мыс Пенарт был почти скрыт в тумане, серый на сером фоне.

— У нас были ужасные несколько дней, — сказал Джек после того, как официант принял у них заказ. — Я знаю, что всё это выглядит мрачно. Такое случается. Что бы здесь ни происходило, это сложно, и я не думаю, что у нас уже есть все ответы.

— Nakitsura ni hachi, — пробормотала Тошико. В ответ на вопросительный взгляд Джека она добавила: — Это японская пословица: «Заплаканное лицо и пчёлы жалят». Это означает, что, что плохая ситуация всегда ещё ухудшается перед тем, как улучшиться. Если улучшится.

— Полностью с тобой согласен. И я считаю, что часть проблемы в том, что у некоторых из нас есть данные, о которых не знают остальные. Если мы хотим как-то разобраться с этим бардаком, нам нужно поделиться всем, что у нас есть. Кто хочет начать?

— У нас есть три человека, демонстрирующих симптомы, — сказала Гвен невыразительным голосом, не отрывая взгляда от скатерти. — Люси Собел и Марианна Тилл обе заперты в камерах в Хабе. Мы должны предполагать, что существует больше людей с этой проблемой, чем бы она ни была.

— Оуэн, — сказал Джек. — С чем точно мы имеем здесь дело?

— Я не знаю точно. Компьютеры Тош всё ещё обрабатывают результаты сканирования с той портативной штуки. Всё, что я знаю благодаря тщательным наблюдениям — что симптомом является очень сильный голод, приводящий к психозу и увеличению силы. И Марианной, и Люси, похоже, овладело психическое состояние, в котором голод заставляет их нападать на людей и съедать их. Потом их сознание стирает подробности и убеждает их, что это были галлюцинации. Я подозреваю, что то, от чего они страдают, чем бы это ни было, делает их внушаемыми и вызывает психозы. С их кровью всё в порядке, и никаких внешних проявлений заболевания нет. В ходе анализа мне не удалось выделить никаких бактерий или вирусов, поэтому я не считаю это заразным.

— То есть это не лихорадка провинции Тапанули? — спросил Джек. Оуэн бросил на Джека сердитый взгляд.

— Я выдумал лихорадку провинции Тапанули. Её не существует. Она ненастоящая.

— Ты уверен? Я спрашиваю просто потому, что не уверен, что получил прививку. Я пропустил школу в тот день.

— Слушай, я просто пытался её утешить! Я хотел, чтобы она успокоилась!

— Действительно, — протянул Джек. — Это отлично сработало, правда?

Официант принёс их заказ, и они замолчали, пока на столе расставлялись тарелки: полный английский завтрак, с чёрным пудингом, яичницей-болтуньей, сосисками, беконом и поджаренным хлебом.

— Мы должны говорить обо всём этом? — спросил Йанто. — Я имею в виду... — он кивком головы указал на официанта.

— Не из-за чего беспокоиться, — ответил Джек. — У нас под столом генератор гашения поля. Я взял его с собой из Торчвуда. Никто в радиусе шести футов не может нас услышать.

Глаза Йанто расширились.

— Вы шутите!

— Безусловно, — отозвался Джек. — На самом деле, официант знает всего десять слов по-английски, и три из них – матерные. И по-турецки он тоже умеет ругаться как сапожник. Фактически, когда я в последний раз проверял, он мог ругаться на пятнадцати разных языках. Думаю, он раньше был моряком. С другой стороны, мне кажется, что это я был моряком. В моей жизни есть довольно неопределённые периоды. И это – один из них.

— Он повернулся к Гвен. — О, кстати, ты не сказала, кто третий заражённый человек.

— Это Рис, — сказала она, не отрывая взгляда от скатерти.

Над столом повисла тишина. Казалось, никто не готов что-либо сказать. Наконец Тошико подалась вперёд и накрыла руку Гвен своей.

— Тогда чем бы это ни было, — сказала она, — мы это остановим. Оуэн найдёт лекарство, а Джек сделает всё так, как было.

— И вдобавок, — буркнул Оуэн, — мир на Ближнем Востоке и разрешение юридического спора между американцами и Чехией из-за того, кто первым сварил пиво «Будвайзер».

— А тебе не следовало остаться с ним? — спросила Тошико. — Я имею в виду, если с ним случится то же, что и с остальными двумя...

Гвен передёрнуло.

— Что я должна была сделать – привязать его к кровати? Я хотела остаться с ним, хотела защитить его, но я не могу сказать ему, почему. Он всего лишь выпил таблетку, день или два назад, так что, может быть, он пока не зашёл так далеко. И если будет лекарство, то оно появится здесь. У нас. Если бы я осталась с ним, это было бы просто... это просто означало бы, что я жду неизбежного. По крайней мере, я могу делать вид, что помогаю. Так что – как прогрессирует это заболевание, если это вообще заболевание? Теперь у меня личный интерес.

Оуэн пожал плечами.

— Если они не могут заполучить достаточно еды, они начинают есть самих себя. — Он уловил мрачное выражение на лице Гвен и вздрогнул. — Прости, но это правда. Хотя я не знаю, сколько они могут съесть, пока боль или потеря крови не заставят их потерять сознание. Может быть, обе ладони и оба предплечья. Но это только предположение. С другой стороны, учитывая, что это – чем бы оно ни было – похоже, влияет на мозг, возможно, оно изменяет и механизмы болевой чувствительности. Если бы они использовали жгуты, чтобы контролировать кровотечение, то нет причин для того, чтобы не сжевать обе руки до самых плеч и обе ноги до колен. Если бы они были достаточно гибкими, могли бы добраться почти до бёдер. И губы, конечно, тоже были бы съедены. Возможно, язык они сохранили бы до последнего, только потому, что жгуты тут не помогут, и они бы захлебнулись своей собственной кровью.

Тошико отодвинула свою тарелку к центру стола. Ей неожиданно расхотелось есть. Судя по побелевшему лицу Гвен, она тоже чувствовала себя не очень хорошо.

— А если они получают достаточно еды?

— Тогда не знаю, — Оуэн наколол на вилку кусочек жареного хлеба и отгрыз уголок. — Всегда есть возможность того, что они продолжают в том же духе, но я думаю, что это маловероятно.

— Почему? — коротко поинтересовался Джек.

— Потому что они не набирают вес, — Оуэн вилкой отрезал кусочек чёрного пудинга. — Они потребляют огромное количество калорий, и эти калории идут куда угодно, но только не на их бёдра и задницы. Фактически, они не только не набирают вес, но ещё и теряют его. Полагаю, Марианна сбросила около половины стоуна с тех пор, как мы её заперли, а она ела так, как будто пиццу нужно классифицировать как контролируемый лекарственный препарат класса «А». Если всё будет продолжаться так, она может начать страдать от недоедания. — Оуэн сунул кусок пудинга в рот. — На самом деле, она может умереть от голода, — добавил он и начал жевать.

— Я должен спросить, — сказал Джек, глядя на остатки чёрного пудинга на тарелке Оуэна. — Хотя, возможно, мне этого и не хочется. Но что такое на самом деле чёрный пудинг?

— Это разновидность колбасы, сделанной из смеси лука, свиного жира, овсянки и поросячьей крови, — ответил Йанто.

— Ладно, — медленно произнёс Джек. — Чёрный пудинг сделан из крови. Я понял. Всё правильно. Но бывает ещё белый пудинг.

— Ага, — осторожно подтвердил Оуэн.

— Тогда что это такое? То же самое, но сделанное из белых кровяных телец вместо красных кровяных телец?

— Это просто чёрный пудинг без крови, — успокаивающе ответила Гвен.

— Хотя раньше в него часто добавляли овечьи мозги в качестве связующего компонента, — добавил Йанто. — Вы будете есть этот чёрный пудинг?

— Думаю, я пропущу, — сказал ему Джек.

* * *

Рис проснулся от боли в животе. Как будто там были острые камни, которые тёрлись друг о друга, а его желудок оказался между ними, разорванный и кровоточащий.

Он согнулся пополам, натянув на себя одеяло и пытаясь снова заснуть, но это было бесполезно. Боль оказалась слишком сильна.

Боль? Это был голод. Он безумно хотел есть.

Гвен ушла ещё до рассвета, оставив у кровати чашку кофе, прежде чем направиться в свой драгоценный Торчвуд, а у Риса было хорошее прикрытие – он позвонил на работу и оставил сообщение о том, что попал в аварию и берёт несколько отгулов. Это казалось более мудрым, чем сообщать им правду. Он лишь надеялся, что никто не свяжет между собой тот факт, что Люси не пришла на работу в то же время, что и он, и не сделает вывода о том, что у них свидание или ещё что-нибудь.

Наконец он сбросил одеяло и, голый, направился через гостиную в кухню, прихватив с собой чашку с уже остывшим кофе. Они с Гвен жили на первом этаже перестроенного дома, поэтому никто не должен был заглядывать в их окна, и они жили в Риверсайде, поэтому, даже если кто-то и мог подсматривать за ним в окно, они были слишком воспитанными для этого. Он поставил чашку в микроволновку и подогревал её, пока кофе не стал достаточно тёплым, чтобы его можно было пить. Потягивая напиток, он подошёл к холодильнику, вытащил коробку с маргарином, снял крышку, вернулся в гостиную и плюхнулся на диван.

Что, чёрт возьми, происходит?

Выковыривая пальцами кусочки маргарина и отправляя их в рот, он пытался понять, в какой момент всё внезапно пошло наперекосяк. Почему, например, Люси вдруг напала на него. Это не было похоже на то, что он начал приставать к ней, она его оттолкнула и случайно поранила; во всяком случае, фактически это она начала к нему приставать, прежде чем вцепиться зубами в его щёку. Он выковырял ещё один кусок маргарина и сунул его в рот, облизывая пальцы, чтобы избавиться от жирных следов, проводя языком по острым краям ногтей, а потом дотронулся до повязки на щеке, слегка надавив на вату, чтобы понять, сильно ли ещё болит рана. Удивительно, но он ничего не почувствовал. Какую бы мазь ни использовали вчера врачи, похоже, она подействовала.

Отскребая всё больше и больше густой жирной жёлтой массы от краёв коробки, Рис начал размышлять, как теперь выглядит его щека. Он не посмел посмотреть на неё предыдущей ночью. Долгие муки, которые они испытывал, когда зубы Люси впивались в его плоть и рвали её, породили у него ощущения, что он потерял всю щёку. Он боялся, что, взглянув на себя в зеркало, он увидит сквозь рваную дыру свои зубы и внутреннюю часть рта. Даже в госпитале он раздумывал, будут ли его оперировать – возможно, возьмут часть плоти с его бедра, чтобы заменить щёку, и он будет выглядеть, как живой паззл. Слава Богу, Гвен была там и успокаивала его. Боль была сильной, она пульсировала в его сердце, посылая усики мук к его лицу, пока не начали действовать обезболивающие. Но теперь... теперь не было ничего.

Возможно, у него умер нерв. Возможно, кожа по краям почернела. Он принюхался, пытаясь определить какой-нибудь признак гангрены, но он не знал даже, что пытается найти, и чувствовал лишь запах маргарина. Который, обнаружил он, взглянув на пустую коробку, закончился.

Теперь его желудок перестал болеть. Допив остатки кофе, Рис встал и пошёл в ванную. Его лицо в зеркале выглядело бледным. И ещё – худым. Он с любопытством протянул руку и пощупал у себя под подбородком. Там всегда чуть выпирал небольшой валик жира, эта полнота была с ним с самого детства, но теперь на месте соединения шеи с челюстью не было ничего лишнего. И сама линия подбородка гордо выделялась. Он улыбнулся. Он уже много лет не выглядел так хорошо. Если вообще когда-нибудь выглядел.

Рис подцепил ногтем прозрачный пластырь под глазом, прижимавший повязку к его коже, и на мгновение замер. В самом деле ли он хочет это сделать? Действительно ли он хочет увидеть, что под повязкой?

Прежде, чем он сам успел определиться, он оторвал пластырь от щеки. Он мягко отклеился, по пути чуть натягивая кожу. Повязка отвалилась, держась только на одной полоске пластыря внизу, у челюсти Риса.

Под повязкой оказался участок гладкой, розовой кожи, обезображенной лишь маленькими крестообразными шрамами в тех местах, где зубы Люси впились в плоть.

И он мог поклясться, что эти шрамы уменьшались прямо у него на глазах.

* * *

Официант убрал тарелки и принёс кофе. Пока он работал, никто не разговаривал. Тошико смотрела через окно на залив. Там останавливался маленький паром. Пассажиры стояли на палубе, ожидая, когда можно будет сойти на берег.

— Ладно, народ – какая связь между Марианной, Люси и парнем Гвен? — спросил Джек.

— «Клиника Скотуса», — ответила Гвен.

— И что это такое, если уж на то пошло?

— Это клиника для похудения, расположенная здесь, в Кардиффе. Люси точно туда ходила, и Рис тоже. Он рассказал мне об этом прошлой ночью. Он хотел сбросить вес, потому что думал, что я к нему охладела, идиот.

— И как это работает? — поинтересовалась Тошико.

— Пациентам дают две таблетки: одну – чтобы начать терять вес, вторую – чтобы прекратить. Думаю, если покопаться, мы узнаем, что и Марианна туда ходила.

— Ходила, — сказал Оуэн.

Джек с интересом взглянул на него.

— Хорошо, Шерлок – откуда вы это узнали?

— У неё в сумочке была листовка.

— И зачем ты копался в её сумочке? Оуэн выглядел оскорблённым.

— Я искал подсказки и всё такое.

— А зачем ты на самом деле копался в её сумочке? Он опустил голову.

— Хотел узнать, есть ли у неё парень.

— И как, есть?

— Не знаю. В женской сумочке ничего невозможно найти. Они не подчиняются логике. Я только случайно обнаружил листовку. — Он огляделся по сторонам. — Вот почему женщины не бывают хорошими хирургами, знаете? Парни кладут свои скальпели, крючки и всё остальное в правильном порядке, так что они могут просто протянуть руку и взять нужный инструмент, даже не глядя. Женщины просто швыряют всё это как попало на лоток, а потом удивляются, почему им под руки попадается зажим, когда им нужен пинцет.

Гвен посмотрела на Тошико.

— Хочешь проделать ему ещё одну дырку в жопе? — спросила она. — Или мне этим заняться?

— На самом деле он так не думает, — сказала Тошико, избегая её взгляда.

— А как себя чувствует Марианна? — поинтересовался Джек. — Её пальцы выглядели очаровательно ободранными, насколько я мог видеть.

— Ага, и её лицо выглядело не слишком здорово после того, как ты закончил приводить его в порядок с помощью огнетушителя, — в голосе Оуэна сквозила мрачная злоба, но Тошико не могла понять, направлена она на Джека или на него самого. Или, может быть, на них обоих.

— Если бы я этого не сделал, она бы угостилась твоим лицом так же, как люди угощаются шашлыком в пятницу вечером.

— Ну да... — Оуэн замолчал, глядя в окно на виднеющийся вдали мыс. — Мне пришлось ампутировать ей пальцы, — вскользь бросил он, словно речь шла о погоде или вчерашней телепередаче. — Повреждения были слишком серьёзными. Она их почти полностью съела. Я не могу сделать так, чтобы она всё время была без сознания – во всём Кардиффе нет такого количества седативных препаратов – так что мне пришлось сковать её цепями в камере. То есть приковать её к стене, чтобы она больше не могла себя есть, и связать то, что осталось от её рук. Когда я в последний раз её видел, она пыталась достать ртом до повязок – так она была голодна. — Тошико казалось, что его взгляд застыл на чём-то, находящемся намного дальше мыса Пенарт. В его лице было что-то жёсткое. — Я помню, как однажды дал клятву: «Не навреди». Я не уверен, что в случае с Марианной можно не навредить. Что бы ни случилось, она страдает.

На этот раз Гвен протянула руку, чтобы коснуться руки Оуэна в почти бессознательном жесте сочувствия и понимания. Тошико как раз собиралась сделать то же самое. Увидев, как пошевелилась рука Гвен, она отдёрнула свою и вместо этого взяла салфетку, сложила её и положила на место.

— А что с Люси? — спросила Гвен. — Ты ведь не поместил её в ту же камеру?

На этот раз ей ответил Йанто. Тошико почти забыла, что он сидит за столом вместе с ними.

— Нет, нам удалось запереть её в соседней камере до того, как она пришла в себя.

— А её парень?

— Я вернулся в квартиру и прибрался там. Теперь там нет никаких следов того, что случилось. Я привёз тело в Хаб, так что Оуэн может сделать вскрытие, если захочет.

— Веселье никогда не заканчивается, — пробормотал Оуэн. — Трупы, каждый день, накапливаются. Физиологические жидкости и гниющая плоть. Если бы я работал в магазине, где продают рыбу с чипсами, я бы пах приятнее. И график работы был бы удобнее.

— Когда я подобрал её, у неё на голове, похоже, была ужасная глубокая рана, — продолжал Йанто, вежливо молчавший, пока Оуэн говорил. — Но она быстро зажила к тому времени, как мы доставили её в камеру. Я не удивлюсь, если то, чем заражены эти женщины, позволяет им выздоравливать быстрее.

— Они не инопланетянки, — насмешливо заметил Оуэн. — Они обычные валлийские девчонки. Что бы с ними не произошло, это не даёт им никаких магических способностей. Оно просто делает их голодными и психованными.

— Не знаю, — Гвен прикусила нижнюю губу. — Вспомните, что случилось с долгоносиками. Для начала, у них, должно быть, появилась какая-то необычайная сила. Люси чуть не сломала мне шею, а Марианне – если это была Марианна – удалось убить взрослого долгоносика. Что-то изменяет их физически, так же, как и психологически.

— И вспомните реакцию других долгоносиков, — добавила Тошико. — Тех на причале и того в камере в Торчвуде. Они были насторожены. Они были испуганы. Не думаю, что только из-за того, что девушка убила одного из них.

— Нет, обычно это просто сводит их с ума, — с чувством произнёс Джек. Тошико обвела взглядом своих коллег.

— Я знаю, что биология – это скорее конёк Оуэна, чем мой, но мне интересно, но не издают ли эти девушки какой-то химический запах, который тревожит долгоносиков.

— Я только что кое-что вспомнила, — Гвен ударила кулаком по столу. — Столько всего происходило, что это просто вылетело у меня из головы, но Рис рассказывал, что кто-то пытался похитить Люси несколько дней назад. Я думала, что это связно с её бойфрендом — неоплаченные долги за наркотики или что-нибудь в этом роде – но теперь я задумалась, не связано ли это с тем, чем они заражены. Но кто это может быть?

— Может быть, кто-то из «Клиники Скотуса»? — Джек барабанил пальцами по столу. — Должен сказать, я не знаю, для Торчвуда это дело или нет. Мне это всё ещё напоминает всеобщее заблуждение, или какую-то тропическую инфекцию, феромоны и суперсилу. Мы должны искать признаки инопланетной активности в районе и останавливать это. Здесь я не вижу смысла.

Тошико взглянула на Гвен. Её парень был заражён. Если кто-то и мог подтолкнуть Джека к расследованию этого дела, то этим человеком должна была стать она.

Оуэн и Йанто тоже смотрели на Гвен, ожидая её реакции.

— Это может быть инопланетное влияние, — сказала Гвен так, словно за столом были только она и Джек. — Или что-нибудь более земное. В любом случае, нам нужно разобраться. Я считаю, что мы должны проверить «Клинику Скотуса», а потом принять решение относительно того, что мы там найдём.

— Рис достаточно помнит об этой клинике, чтобы нарисовать карту? Всегда полезно знать, куда идёшь.

— Я спрошу, — сказала она.

* * *

К тому времени, как Джек и Гвен закончили приготовления, просмотрели чертежи и планы, проверили оружие, поспорили, кто будет вести внедорожник, а потом поехали, всё ещё пререкаясь, по кардиффским пробкам к офисному зданию, где располагалась «Клиника Скотуса», настала пора обеда. В вестибюле было полно людей в деловой одежде, которые шли пить кофе с бутербродами или возвращались в свои офисы. Люди в зелёных комбинезонах поливали разные цветы и лозы в горшках, грамотно расставленных повсюду. Воздух был наполнен неумолкаемым звяканьем прибывающих лифтов.

Джек огляделся по сторонам. В вестибюлях было что-то такое, что никогда не менялось. Он бывал в отелях и офисных зданиях с девятнадцатого века до сорок девятого, на множестве планет между Землёй и туманностью Конская Голова, и они всегда были одинаковыми. Люди сновали туда-сюда, пытаясь выглядеть важными, жуя на ходу. Ни у кого не было времени, чтобы присесть и расслабиться, выпить коктейль, закрыть глаза и немного помечтать. Все стремились к лучшему и, казалось, никогда не должны были достичь этого.

Лифты отделялись от остальной части холла стеклянной стеной. В стеклянные же кабины люди могли войти или выйти из них, только сунув в щель какое-то удостоверение. Гвен стояла перед перегородкой, пытаясь разобраться в списке компаний, размещённом на большой доске возле лифтов.

— «Толладэй Холдингз», — прочитала она. — «Сазерленд энд Родес Интернешнл», «Исследования и разработки МакГилврэя», «Рауз энд Патрик Файненшиал»… а! «Клиника Скотуса». Двенадцатый этаж. Похоже, она занимает весь этаж. — Она бросила взгляд на кабины, потом на Джека. — Как, чёрт возьми, мы туда попадём? У тебя есть какое-нибудь инопланетное устройство, которое взломает защиту на этих дверях?

— Даже лучше, — сказал Джек. — У меня есть деньги.

Он зашагал к столу из розового мрамора, стоявшему в центре вестибюля. За столом сидел мужчина в униформе охранника. На его именном жетоне было написано: «Мартин». Он с профессиональным недоверием наблюдал, как к нему приближается Джек.

— Привет, — сказал Джек. — Слушайте, я мог бы наплести вам о том, что к вам неожиданно нагрянула инспекция по охране труда или о чём-то таком же неправдоподобном, но мы оба – занятые мужчины, и у нас нет времени на церемонии. Давайте перейдём сразу к делу. Сколько денег вам нужно, чтобы пропустить нас к лифтам?

Мужчина поморщился.

— Это что, шутка?

— Это целиком и полностью зависит от того, считаете ли вы понятие о наличных деньгах забавным по своей сути.

Мартин покачал головой.

— Вы туда не попадёте.

— Пятьсот ваших старомодных британских фунтов.

— Ни в коем случае.

— Шестьсот.

— Это больше, чем я получаю за свою работу, приятель.

— Сидение в вестибюле, где никто не обращает на вас внимания – это не работа, а всего лишь способ наблюдать, как ваша жизнь проходит мимо вас. Вы что, с детства мечтали стать охранником в бизнес-центре? Вы лежали по ночам без сна, мечтая о том, чтобы выдавать пропуска нервным людям, опаздывающим на встречи? Семьсот.

— Послушайте, кем вы себя возомнили?

— Давайте, мой бюджет здесь ограничен. Семьсот пятьдесят фунтов, и это моё окончательное предложение. Пойдите в вечернюю школу. Следуйте за своей мечтой.

Мартин огляделся по сторонам. Никто больше не обращал на него внимания. Поймав взгляд Джека, он многозначительно указал глазами на что-то под столом.

— У меня нет на это времени, — громко сказал он и отвернулся. Джек наклонился и пощупал пальцами. Внизу, на полке, спрятанной под поверхностью стола, оказалась коробка, и в этой коробке было четыре или пять карточек, похожих на кредитные. Он вытащил две карточки, заменив их толстым конвертом, который вытащил из кармана шинели.

— С вами приятно работать, — сказал он. — Надеюсь, ваша оставшаяся жизнь сложится хорошо. Напишите мне как-нибудь.

Гвен с недоверчивым видом наблюдала, как он возвращается.

— Во-первых, это было взяточничество. Во-вторых, в том конверте и правда было семьсот пятьдесят фунтов? В-третьих, если это так, то откуда ты знаешь, сколько денег тебе могло понадобиться?

— Забавно, — сказал Джек. — С охранниками всё всегда заканчивается на семистах пятидесяти фунтах, без разницы, с какой суммы начинать. Должно быть, у них такое соглашение.

Он бросил одну карточку Гвен. Выбрав момент, когда лифты ненадолго освободились, они вместе вошли в кабину.

Двери лифта открылись на двенадцатом этаже, открыв просторный холл с мягким ковром нейтрального коричневого цвета, текстильными обоями и какими-то спокойными абстрактными картинами. На двери слева красовалась крупная, сделанная шрифтом «Sans Serif» надпись: «Клиника Скотуса».

Гвен толкнула дверь.

Приёмная клиники была пустой, не считая трёх удобных кресел для ожидающих, трёх дверей, на правой из которых висела табличка «Доктор Скотус», и столом секретаря, за которым никого не было. Джек сразу понял, что это место пустынно. То, что помещение не используется, всегда как-то чувствуется. Там чего-то не хватает: энергии, резонанса, фоновых шумов. Это всё равно что разница между спящим человеком и мертвецом; на первый взгляд они выглядят одинаково, но их всегда можно различить.

Конечно, спящие мертвецы были проблемой, но Джек разработал разные методы их идентификации. И они требовались не так уж часто.

— Кажется, нас ждали, — сказал он, озираясь. — Это место заброшено. И совсем недавно.

Гвен двинулась в сторону самой правой двери.

— Рис сказал, что беседовал с доктором Скотусом лично. Нам нужно начать оттуда.

— Она дважды постучала в дверь. — Просто на всякий случай, — пробормотала она.

— Вежливость ничего не стóит, — согласился Джек. — В отличие от пропусков, которые довольно дороги. Мне нужно ограничить взяточничество. Я почти выбился из месячного бюджета.

— Никакого ответа, — сказала Гвен. Она толкнула дверь. За дверью оказался тёмный кабинет. Если там и были окна, то они были завешены шторами или жалюзи. Она вошла внутрь, и её быстро поглотила тьма.

— Я могу кое-что у тебя спросить? — поинтересовался Джек, по-прежнему разглядывая приёмную.

— М-м?

— Почему есть шотландская банкнота в один фунт стерлингов, но нет валлийской банкноты в один фунт?

— М-м!

Пошатываясь, Гвен вывалилась из кабинета назад в приёмную, держась руками за шею. Вокруг её горла оборачивалось что-то толщиной с большой палец Джека, но с дико мечущимся хвостом. Что-то чёрное, с яркими синими полосами, опоясывающими его тело.

И оно душило Гвен.