Рис глубоко вздохнул, собрался с духом и посмотрел в зеркало.

Господи. Вид оказался не самым приятным. Утреннее солнце через окно ванной комнаты проливало яркий свет на его лицо, бросая тень туда, куда не нужно, и демонстрируя выпуклости и странные небольшие морщинки, о существовании которых он даже не подозревал. Он пару дней не брился, думая – если он вообще об этом думал – что это придаст ему беспечный вид Колина Фаррелла, но в сочетании с мешками под глазами это сделало его похожим на нищего, который слишком долго спал под дождём. Кожа на его щеках и висках была шершавой, и он мог бы поклясться, что плоть на шее – покрытая красной сыпью и гусиной кожей – выглядела более обвисшей, чем он помнил. Господи Иисусе, у него появлялся второй подбородок! У него – у него в самом деле появлялся второй подбородок!

Рис покачал головой, не веря своим глазам. Когда это всё случилось? Когда он успел постареть? Когда он в последний раз внимательно смотрел на себя, он был молодым, стройным и беззаботным. Его глаза сверкали, его кожа была чистой, а живот – плоским, как разделочная доска.

Но теперь…

Он перевёл взгляд вниз, зная, что ему не понравится то, что он увидит. И он оказался прав. Его пивной живот не был настолько большим, чтобы за ним нельзя было рассмотреть ноги, но уже подбирался к той точке, когда Рису пришлось бы фотографировать свой главный инструмент, чтобы вспомнить, как он выглядит.

И это то, что видит Гвен всякий раз, когда смотрит на него? Он застонал. Неудивительно, что она проводит столько времени на работе. Он выглядит отвратительно.

По пути из «Бабьего лета» они долго разговаривали. Возможно, это был самый серьёзный разговор за всё время их знакомства, не считая того неуверенного «Ты принимаешь таблетки?» – «Нет, у тебя есть презервативы?» в их первую ночь. Они начали говорить о Люси и о том, что, по мнению Риса, ей нужно было пожить в безопасном месте. Гвен замяла этот вопрос, отпустив несколько саркастических комментариев, а потом начала говорить о них двоих и о том, до чего они докатились. Рис боялся, что она скажет, что хочет детей, но, к счастью, её мысли не заходили так далеко. Её просто беспокоило то, что они отдаляются друг от друга. Между ними просто больше не было искры. Он согласился, по большей части потому, что говорила она, а ему лишь нужно было время от времени вставлять «Да» и «Я знаю», чтобы показать, что он не отвлекается на посторонние мысли. Но теперь, глядя на себя в зеркало, он хорошо понимал, почему они отдаляются друг от друга.

Когда они в последний раз ходили вместе на концерт? В клуб? Когда они в последний раз потратили деньги на что-нибудь несерьёзное – не на что-то для квартиры, машины или ужина?

В какой-то момент они перестали веселиться.

Он начал превращаться в своего отца, вот что произошло.

Сделав глубокий вдох, он начал обдумывать, что ему придётся изменить. Для начала — Radio 2. Пора от этого избавиться. Он обнаружил, что всё чаще и чаще включает эту радиостанцию во время готовки или уборки, но, несмотря на запоминающиеся мелодии и забавные шутки ведущих, она должна была исчезнуть из памяти радиоприёмника. Он помнил, что его отец обычно слушал Radio 2. Это не просто так называлось «лёгкой музыкой». Теперь он будет слушать Radio 1 – или, ещё лучше, одну из современных радиостанций, возникших с появлением цифрового радио. Что-нибудь радикальное. Что-нибудь, что заставит его снова почувствовать себя молодым.

Придётся немного очистить холодильник. Для начала – избавиться от молока и заменить его обезжиренным. Или, ещё лучше, соевым. Хлеб тоже не нужен: больше никаких тостов с сыром по вечерам. И все эти макароны в шкафу тоже теперь лишние. Он будет выходить в свет позже и есть много фруктов и овощей. Они с Гвен могли бы в корне изменить свои вечерние гастрономические пристрастия. Больше никакой еды с доставкой на дом, никаких индийских ресторанов, только салаты и здоровый образ жизни.

Никакой еды с доставкой на дом. Никаких индийских ресторанов. И никакого пива.

Это будет убийственно, но именно это в первую очередь довело его до такого состояния. Он погладил себя по животу. Тебе придётся уйти, сынок. Нам было хорошо вместе, тебе и мне, но если мне придётся пожертвовать тобой, чтобы удержать Гвен, то я это сделаю.

Тренажёрный зал? Они были дорогими, и теперь, тщательно изучив своё отражение в зеркале, Рис не хотел позволять кому-либо ещё видеть его в таком состоянии, потеющим и задыхающимся на беговой дорожке. Должен быть другой способ. Футбол? Они могли бы собраться с несколькими приятелями и сформировать команду, войти в какую-нибудь любительскую лигу. Эта мечта заставила его улыбнуться, но через несколько мгновений она разбилась о реальность. Сколько раз он видел в парке мужчин, несколько минут бегавших за мячом, а потом останавливающихся, держась руками за бёдра и тяжело дыша. Похоже было, что футбол не приносит им никакой пользы.

А потом он вспомнил часть вечернего разговора. Люси, говорящую о диетической клинике и о том, как её лишний вес просто растаял. Что-то травяное, сказала она.

Вот оно. Когда Рис придёт на работу, он возьмёт у Люси адрес этой клиники и запишется на приём.

Будущее внезапно стало казаться ему очень радужным. Гвен не знала этого, но Рис собирался стать новым человеком – только ради неё.

* * *

— Так кто же из нас Энт? — спросил Оуэн. Он разложил фотографии по всей металлической поверхности стола для вскрытий, стараясь разместить их как можно лучше, пока у него не получилось двухмерное изображение мёртвого долгоносика в натуральную величину, сделанное из фотографий крупным планом, распечатанных на бумаге формата А3.

— Какой из них правильный? — спросил Джек. Он расхаживал по тёмному балкону лаборатории, словно тигр.

Оуэн на мгновение задумался, а потом поменял местами фотографии левой и правой руки.

— Они оба правильные. Или они оба забавные, смотря что ты имеешь в виду под словом «правильный».

— Ты уверен?

— Я уверен. — Он сделал шаг назад, любуясь делом своих рук. Ему пришлось признать, что в отсутствии настоящего трупа долгоносика не было ничего плохого. Если прикрыть глаза, это выглядело так, словно у него на столе на самом деле лежит тело. Конечно, не такое, какое он мог бы вскрыть, но такое, которое он при желании мог подробно рассмотреть. Тошико предложила взять несколько разных цифровых фотографий одного и того же участка и превратить их в трёхмерное виртуальное изображение, но его чем-то притягивала материальность фотографий. Это было немного похоже на просмотр рентгеновских снимков. Фотографии были примерно такого же размера.

— Ладно, кто из них более харизматичен?

Оуэн призадумался.

— На самом деле, они оба похожи на кукол Чаки.

— Куклы Чаки? — переспросил Джек, продолжая ходить.

— Злобные пластиковые детские игрушки, которые превратились в серийных убийц.

— Наверно, на той неделе меня не было. Чёрт возьми, ты берёшь больничный на несколько дней из-за гриппа и пропускаешь всю попытку вторжения. Надеюсь, вы это записали, ребята.

Оуэн посмотрел на него, пытаясь понять, шутит он или нет, но это был Джек – понять его было невозможно. Он мог быть серьёзным, а мог и шутить. А могло быть и то и другое одновременно – это было очень в стиле Джека.

— Э-э… Да, мы это записали. У Йанто в архиве есть все куклы Чаки. Спроси у него.

Джек подошёл к Оуэну и стал разглядывать изображение долгоносика.

— Энт или Дек? Энт или Дек? Напомни мне – почему мы выбираем боковые стороны?

— Потому что, когда эти фотографии попадут в интернет, мы должны будем притвориться, что подделали их, чтобы опровергнуть всё это.

Оуэн уловил дрожь в голосе Джека.

— Господи, я не собираюсь снова через это проходить. Оуэн поднял на него взгляд.

— Что – ты принимал в этом участие? Подделал записи из Розуэлла?

— Нет, я имею в виду, мне не хочется опять проходить через просмотр этого фильма. Эти два часа своей жизни я предпочёл бы посвятить поеданию дерьма носорогов.

— Ты когда-нибудь…

— Не надо об этом.

— Смотри у меня. — Оуэн обошёл стол с другой стороны и внимательнее присмотрелся к наполовину съеденному лицу долгоносика, к его шее и груди. Было трудно разобрать, но сквозь дыры в плоти виднелись какие-то элементы, не имевшие никакого отношения к рёбрам. Это требовало более тщательного исследования.

— А что насчёт причины смерти? — спросил Джек.

— Практически нечего добавить к тому, что ты определил на складе. Что-то съело его лицо, шею и грудь. Следы зубов хорошо видны на плоти и кости – или, по крайней мере, на том, что у долгоносиков считается костями. Я могу сделать гипсовый слепок и быструю компьютерную анимацию, чтобы сказать тебе, какие именно это зубы, но я предполагаю, что это должно быть что-то действительно ужасное, чтобы совладать с молодым долгоносиком и съесть его лицо.

— С молодым?

Оуэн кивнул.

— Судя по размерам, он только вышел из подросткового возраста. Если поставить его рядом тем долгоносиком, которого мы держим в камере внизу, этот определённо был бы меньше. — Он посмотрел на Джека. — Ладно, что дальше. Первое нападение было быстрым, но, я думаю, у долгоносика в результате этого оказался разорван крупный кровеносный сосуд – или что там ещё у них есть. Он кровоточил, пока нападавший поедал жертву.

Вид у Джека был скептический.

— На складе было не так уж много крови.

— Я знаю. Я думаю, что нападавший выпил бóльшую её часть.

— Ты можешь сказать это только по результатам осмотра тела?

— Нет, — признался Оуэн. — Просто у меня богатое воображение.

* * *

Полицейский участок казался Гвен одновременно знакомым и чужим, когда она проходила через самый большой из офисов открытой планировки в окружении отделённых друг от друга барьерами высотой по плечо офицеров, заполняющих отчёты и делающих звонки. Знакомым – потому что она провела здесь несколько относительно счастливых лет, ходя по этим казённым коридорам, пахнущим бутербродами с беконом на всём пути от столовой к помещениям для допросов, пряча свою уличную одежду в побитый серый шкафчик в начале каждой смены и доставая её снова в конце. Чужим – потому что теперь для неё всё это было позади. Она пошла дальше. Выросла. Это всё равно что возвращаться в школу после её окончания: всё привычное вдруг начинает бросаться в глаза: потрескавшаяся краска, оббитые углы в коридорах, где тележки с документами врезались в них, пятна кофе на коврах. И всё кажется намного меньше и намного скучнее.

— У тебя крепкие нервы, если ты здесь показалась. Она поражённо обернулась.

— Митч?

— Я удивлён, что ты помнишь нас – ты же теперь работаешь с этой бандой из Торчвуда.

Она ухмыльнулась.

— Я не могла тебя забыть. Для этого мы слишком часто ели вместе картошку в три часа ночи. Ты сбрил усы. С усами ты выглядел лучше.

Джимми Митчелл не ответил на её улыбку и не попытался отшутиться. Он нахмурился, сведя свои густые брови в одну тёмную линию на переносице и сморщив лоб.

— Не пытайся меня заболтать, Гвен. Мы знаем, что вы забрали доказательства с места преступления, и наши боссы сказали всем нам, что мы должны приступить к расследованию с теми доказательствами, которые у нас остались.

— Уверяю тебя, Митч – что бы мы ни взяли, это не было важно для вашего дела, но жизненно необходимо для нашего.

— Могу я получить это в письменном виде?

— Отвали. — Она улыбнулась, чтобы показать, что не обиделась. — Так что это за история со смертями в ночном клубе?

Митч пожал плечами.

— Похоже на одиночный случай. Пятеро парней подрались и нанесли друг другу смертельные ранения. Мы нашли всё оружие, включая разбитые бутылки. Только мы не знаем, из-за чего они дрались. По всему клубу были развешаны видеокамеры, которые передавали изображение на экраны, чтобы тусовщики – дерьмо самолюбивое – могли видеть друг друга, и руководство записывает всё это на случай неприятностей, но там нет ничего такого, что могло бы дать нам подсказку. Сначала они разговаривают; в следующую минуту они дерутся; а потом они мертвы.

— Можешь сделать мне копию записи на DVD? Он вызывающе вскинул подбородок.

— Только если я увижу то, что ваши люди забрали из клуба.

— Ни в коем случае.

— Это сделка. Соглашайся или отвали. Гвен на мгновение задумалась.

— Смотри, но не трогай и не бери в руки. Он кивнул.

— Мне просто нужно убедиться, что это не то, из-за чего мы должны беспокоиться — наркотики, оружие или что-нибудь такое.

— Это не то. Но я всё равно его принесу. В то кафе за углом – где эспрессо достаточно крепкий, чтобы ложка в нём стояла? В три часа?

Лицо Митча расслабилось.

— Слушай, детка – я знаю, что ты сделала хороший выбор. Чем бы ни был этот Торчвуд, у него прикрытие высочайшего уровня. Должно быть, вы делаете феноменальную работу. Всё, что ты слышишь, что мы говорим – это не личное, ладно? Это просто… — он запнулся, подбирая подходящее слово. — Думаю, это просто зависть. Вы приезжаете на своей необычной машине, в своей необычной одежде, и врываетесь на наши места преступлений, как будто вы лучше нас.

— Но мы ведь относимся к вам не так, как вы – к вспомогательным офицерам? — спросила Гвен.

— Да, но мы действительно лучше их. Какие вопросы?

— Никаких. Я могу получить этот DVD сейчас?

— Я думал, мы договорились в три!

— Это было относительно той вещи, которую мы забрали из клуба. Я могу взять диск сейчас, раз уж я здесь.

— Ты не меняешься, да? По-прежнему хочешь использовать любую возможность. Подожди здесь.

Он ушёл на десять минут, и за это время Гвен успела перечитать разные бюллетени о здоровье и безопасности, которые были прикреплены кнопками к разделительным доскам. Митч вернулся с пустыми руками.

— Я поставил диск в мультимедийном кабинете. Ты можешь посмотреть его там один раз, а потом я сделаю копию. И тебе придётся за неё расписаться.

— Хорошо. — Мультимедийный кабинет в полицейском участке был очень хорошим: она могла бы увеличить масштаб изображения, сделать детали чётче и проделать ещё много трюков, которые были доступны ей и в Торчвуде, с дополнительными преимуществами в виде некоторой приватности – чего ей очень не хватало в Хабе – и способствовать установлению доверительных отношений между ней и её бывшими коллегами из полиции.

Мультимедийный кабинет был просто тёмным помещением с широкоформатным ЖК-телевизором и полками, заставленными разным видеооборудованием: DVD-плеер, на котором можно было проигрывать диски для любого региона, кассетный видеомагнитофон, магнитофоны «Бетамакс» и «U-matic», кассетный и CD-магнитофоны, а также зачем-то проигрыватель лазерных дисков. Наверно, ребята думали, что на нём можно проигрывать долгоиграющие пластинки. Предполагалось, что у полиции должна быть возможность воспроизводить информацию с любых записываемых носителей, которые полиция использовала в качестве доказательств, хотя Гвен помнила, как однажды они оказались поставлены в тупик архивом записей незаконных телефонных подключений, которые были сделаны на восьмидорожечной кассете – по причинам, известным лишь подозреваемому.

DVD лежал на верхней полке – серебристый диск в чёрной коробке без опознавательных знаков. Она вставила его в плеер и вызвала миниатюрные изображения восьми содержащихся на нём записей. Диск был предварительно обработан Митчем или его сотрудниками: каждая глава на нём содержала запись с одной камеры, записывавшей происшествие с определённого ракурса. Гвен понадобилось сорок минут, чтобы просмотреть каждую главу дважды, и к концу просмотра она знала три вещи.

Устройство в клуб принёс Крэйг Сазерленд.

И, спустя несколько секунд после того, как Крэйг показал его, Рик разбил пивную бутылку о ближайший столик и бросился на него, разодрав его лицо от глаза до подбородка, оставив зияющую кровавую рану, ужасающую даже на зернистой видеозаписи.

Остаток был трагическим и неизбежным. Друзья парней ввязались в драку, руки поднимались и опускались, кровь брызгала на соседние столики и стены. Гвен засекла время: от начала до конца драка заняла двадцать три секунды. Это был Гран-Гиньоль невообразимой жестокости от детей, обычных детей, которые мирно беседовали и выпивали всего несколько мгновений назад.

Это не было её работой. Технически. Расследовать смерти, определять чью-либо вину или невиновность и закрывать дело должна была полиция. Она больше не жила в этом мире.

Но по видеозаписи было понятно, что это больше никого не касается. Она давно уже не видела такого простого дела – не считая мотивов. А мотив был бы упущен в процессе расследования. Ответственность за смертельные случаи возложили бы на наркотики, или культы, или преступные банды, или что-нибудь ещё в этом роде. Как только полиция поймёт, что больше некого искать, они сведут расследование на нет. Только Торчвуд будет знать, что всё это, все пять смертей, произошло из-за того, что дети использовали – или неправильно использовали – инопланетное устройство.

* * *

Тошико была внизу, на стрельбище.

Это было тёмное помещение приблизительно пятидесяти футов в длину и тридцати — в ширину, освещённое длинными лампами, висящими на арочном потолке из красного кирпича. В десяти футах от ближайшей стены комнату пересекала стойка высотой до талии. Перегородками стойка делилась на секции, куда становились члены команды Торчвуда во время своих обычных тренировок в стрельбе из огнестрельного оружия или во время испытания какого-либо найденного ими подозрительного инопланетного оружия. Другая часть помещения была пуста. У дальней стены располагался ряд мишеней в виде долгоносиков; некоторые из них были подпалены лазерными лучами и протонными взрывами, а одна была всё ещё мокрой с того времени, как Оуэн по ошибке выстрелил в неё из инопланетного огнетушителя.

Тошико была на стрельбище одна. Одна, не считая двух белых мышей.

Одна из мышей сидела в плексигласовой клетке, стоящей на стойке перед Тошико. Она чистила свои усики с почти одержимой тщательностью. Вторая мышь сидела в другой маленькой плексигласовой клетке на столе перед одной из отдалённых мишеней. Она бегала туда-сюда, обнюхивая углы и швы клетки, и тянулась вверх, ища дыры в верхней части клетки.

Также на стойке было закреплено так, чтобы его продольная ось указывала на каждую из мышей, инопланетное устройство цвета лаванды.

У Тошико было две видеокамеры, по одной с каждой стороны комнаты, записывавшие каждое её движение. Одна была настроена на съёмку общим планом, вторая – на съёмку крупным планом. Джек не хотел бы что-либо упустить… в случае, если бы её эксперимент пошёл не так, как надо.

Где-то в архиве была секция, посвящённая отчётам, оставленным другими членами Торчвуда; теми, кто, как и Тошико, проводил эксперименты. Однажды Йанто показал ей, где они хранятся. Видео. Фотографии. Старинный дагерротип. И один старый поцарапанный восковой цилиндр, где, как сказал ей Йанто, был записан голос человека, говорившего очень спокойно, а потом испустившего самый ужасный крик, какой Йанто когда-либо слышал.

В планы Тошико не входило, чтобы её запомнили лишь как автора неудавшегося эксперимента. А даже если бы это и произошло, её запомнили бы не по крику. Её запомнили бы по самому длинному, самому громкому и самому неожиданному потоку ругательств, когда-либо записанному Торчвудом.

Используя лазерную указку, она тщательно установила инопланетное устройство в одну линию с двумя мышами: одна была на расстоянии всего нескольких дюймов от него, вторая – на другом конце помещения. Она была уверена, что делает всё правильно: полученные ею изображения внутренней части прибора были неоднозначны, но у неё было достаточно опыта в анализе инопланетных технологий, чтобы понять разницу между передатчиком и приёмником, независимо от того, на расстоянии какого количества световых лет они были изготовлены.

Мышь в дальней клетке была голодна. Тошико не кормила её несколько часов, и по тому, как животное карабкалось по стенкам клетки, она могла сказать, что оно отчаянно нуждается в пище.

— Я могу пожалеть о том, что спрашиваю, — послышался голос от входной двери, — потому что, когда я задаю такие вопросы Оуэну, получаю довольно напрягающие ответы, но что ты делаешь здесь с двумя белыми мышами и инопланетным устройством?

Тошико оглянулась. В дверях стоял Йанто.

— Я пытаюсь подтвердить теорию, — сказала она. — Я думаю, что это эмоциональный усилитель. Мне кажется, что он действительно может передавать эмоции на большие расстояния.

— И ты пытаешься проверить это на мышах, которые, насколько мне известно, не отличаются особой эмоциональностью.

Тошико улыбнулась.

— Голод – это эмоция.

Йанто вошёл в помещение и посмотрел на её экспериментальную установку.

— Значит, одна из этих мышей голодная, а вторая нет? И ты хочешь проверить, можешь ли ты передать голод от одной мыши к другой? — Он поднял брови, глядя на маленькую тарелку, которую Тошико поставила с одной стороны. — На твоём месте я бы выбрал сыр. Я вижу, ты предпочла более необычный вариант – шоколад, намазанный арахисовым маслом.

— Я достаточно долго проработала с мышами, чтобы знать, что сыр – это клише, которое появилось благодаря старым мультикам про Тома и Джерри, — ответила она. — Если ты действительно хочешь порадовать вкусовые рецепторы грызуна, выбери арахисовое масло и шоколад.

Мышь на стойке перед ней ни на что не обращала внимания. Она провела последний час, обжираясь, и теперь хотела только умыться и выспаться.

— Ладно, — сказала Тошико. — Всё готово. — Она бросила последний взгляд на видеокамеры, чтобы проверить, всё ли правильно настроено, а потом направилась к устройству.

— Судя по внешней структуре, — сказала она Йанто, — кнопка, которая активирует устройство, находится здесь. — Она показала на широкую секцию на одной из лент, крест-накрест опоясывавших прибор. — На самом деле, здесь две кнопки: одна – для включения питания, и ещё одна – для управления комбинацией приёмника и передатчика, расположенные достаточно далеко друг от друга, чтобы кто-нибудь неосторожно не нажал на них одновременно. Это должно быть обдуманно – сначала одна кнопка, потом вторая, и, возможно, в течение определённого периода времени.

Тошико взяла кусок намазанного арахисовым маслом шоколада и сунула его в отверстие в верхней части ближайшей плексигласовой клетки. Шоколад, перевернувшись в воздухе, упал липкой стороной вниз. Мышь в клетке мельком глянула на него и продолжила чистить усы.

Тошико нажала сначала первую кнопку на приборе, потом вторую.

Ленты на боку устройства начали светиться бледным абрикосовым цветом. Тошико сделала шаг назад, чтобы не заслонять камеру.

Мышь в клетке на противоположной стороне стрельбища не отреагировала. Она продолжала карабкаться по стенке клетки, отчаянно пытаясь добраться до еды и утолить голод. Однако ближайшая мышь выпрямилась, навострив уши и нетерпеливо встопорщив усы. Резкое движение – и она бросилась на шоколад, грызя его своими маленькими зубками, крутя его лапками, проглатывая большие куски арахисового масла. Она вела себя как голодная, как будто не ела несколько часов.

Тошико протянула руку и снова нажала на кнопки питания. Абрикосовое свечение погасло.

Мышь отскочила от шоколада. Она поднесла свои крошечные лапки к носу в почти комическом жесте, словно удивляясь тому, что они вымазаны арахисовым маслом. Она судорожно принялась снова чистить усы. Шоколад лежал на том месте, где его оставили, и мышь не обращала на него никакого внимания.

— Твоя точка зрения окончательно доказана, — сказал впечатлённый Йанто.

* * *

Район был застроен по большей части офисными зданиями с широкими стеклянными фасадами и приёмными, отделанными мрамором и заставленными пышными тропическими растениями. Мимо проехало несколько автомобилей, и они либо управлялись шофёрами, либо были дорогими взятыми напрокат, либо их водители заехали сюда по ошибке. Сюда не ходил ни один автобусный маршрут: был слишком большой риск, что сюда приедет какое-нибудь быдло. Все старые кардиффские пабы, пережившие перестройку этого района, были переделаны в винные бары или кафе, где перекусывали офисные работники во время своих обеденных перерывов. Здесь не было шансов увидеть восьмидесятилетнего мужика с собакой, всю ночь смотрящего соревнования по дартсу за пинтой майлда или биттера, подумал Рис. Всё это место, возможно, было своеобразным городом-призраком, оживающим в девять часов утра.

На доске в приёмной в здании, куда вошёл Рис, перечислялись названия всех организаций, которые занимали офисы. Половина здания, похоже, пустовала: бизнесы были вытеснены из Кардиффа из-за роста цен на аренду.

Мужчина в униформе, сидящий за столом из розового мрамора, который, казалось, рос прямо из земли, а не был принесён и установлен здесь, бросил на него любопытный взгляд. Рис изучил список, ища одно конкретное имя.

Похоже было, что каждый этаж занимала отдельная организация: «Толладэй Холдингз», «Сазерленд энд Родес Интернешнл», «Исследования и разработки МакГилврэя»… Сочетания фамилий и общих фраз, ничего не говорящих о том, чем занимается компания. Возможно, некоторые люди, работавшие на них, тоже этого не знали.

И там была она. «Клиника Скотуса». Двенадцатый этаж.

Рис сделал глубокий вдох. Вот оно. После того, как он зарегистрировался у охранника при входе, пути назад не было.

Он хотел, чтобы Гвен снова заметила его, и, если история Люси об экстраординарной потере веса чего-то стоила, это был способ добиться цели.

Кивнув охраннику, он вошёл в лифт и нажал на кнопку двенадцатого этажа. Он мог это сделать.

Он знал это.