После обеда Шерлок отправился верхом в Фарнхем под мелкой моросью. Дорога была скользкой, в канавах начали образовываться лужи, а мелкие холодные капли падали прямо за шиворот, как он ни старался поднимать и подворачивать воротник. Ехал он на той же лошади, которую когда-то угнал у барона Мопертюи, — Шерлок так до сих пор и не удосужился подобрать ей кличку. Он никак не мог понять, зачем люди вообще дают клички животным. Ведь лошади все равно, называют ее по имени или по номеру… или вовсе никак. Обращение по имени требует определенного понимания и равенства, которого на самом деле нет. Звери — это звери, а люди — это люди.

Пока лошадь трусила по дороге к городку, Шерлок думал о необъяснимой разнице между различными домашними животными. Если можно есть корову — в виде бифштекса, то почему нельзя есть лошадиное мясо? Никакой логической причины в этом нет — насколько он знал, конина вовсе не ядовита. И наоборот, если никто не готовит еду из кошек и собак, то почему бы не избавить от забоя кроликов? Никакого смысла в этом нет. Как будто кто-то разделил все животное царство и сказал: «Вот этих можете есть сколько душе угодно, а этих — только гладить, выгуливать, заботиться о них и хоронить, когда они умрут».

Чувствуя, как одежда пропитывается водой, Шерлок размышлял о том, есть ли такие же нелогичные правила и в других странах. Может, где-то едят лошадей и собак, а коров считают священными животными? В таком случае можно сделать вывод, что это разделение или субъективно, или случайно. Но если закон везде одинаков, значит, в самой человеческой природе заложено отношение к корове как к еде, а к лошади — как к другу.

Шерлок задумчиво потрепал кобылу по шее. А он сам смог бы съесть ее мясо? Смог бы усесться за стол перед тарелкой с сочным бифштексом, зная, что всего лишь несколько часов назад скакал верхом на том самом животном, из которого вырезали этот бифштекс? Рассуждая логически, почему бы и нет? — но, представив себе это, Шерлок ощутил прилив брезгливости. Может, если бы он умирал от голода… Может, если бы они с лошадью попали в буран и единственным способом выжить было бы приготовить и съесть эту лошадь… Вот тогда это было бы разумно.

Пока лошадь цокала копытами по окраинным улицам Фарнхема, Шерлок задумался еще кое о чем, гораздо более серьезном. Если он в принципе способен съесть своего коня, то почему не друга? А если бы они с Мэтти попали в снежный буран… Шерлоку стало тошно от одной этой мысли, и он сразу же отогнал ее, но какое-то сомнение у него оставалось. Если мыслить логически, можно представить себе некую шкалу, скажем от насекомого к человеку, и расположить на ней всех животных в зависимости от их умственных способностей. Рыбы и лягушки, пожалуй, окажутся ближе к насекомым, а собаки и кошки — к людям. Не об этом ли писал мистер Чарлз Дарвин в своей книге «О происхождении видов» — той самой, которую так ругал дядя Шеринфорд за обедом пару недель назад? Люди, если верить Дарвину, просто другой вид животных, и в них нет ничего особенного или данного от Бога. Но если вынести за скобки религию, если принять, что люди — такие же животные, только умеющие пользоваться инструментами и говорить, то почему нельзя есть людей, как мы едим коров?

Слишком много вопросов, и логика, похоже, тут бессильна. Логика говорила, что разницы никакой нет, но интуитивно Шерлок чувствовал, что она есть. Что есть правила, которым нужно подчиняться. Но трудность в том, что он не знал, откуда взялись эти правила и как к ним следует относиться.

И началось все с того, что он не дал кличку своей лошади.

— Я назову тебя Филадельфия, — прошептал Шерлок, снова похлопав ее по шее.

Он улыбнулся. Как только это имя пришло ему в голову, оно сразу же повлекло за собой множество ассоциаций. Вирджиния, дочь Амиуса Кроу, назвала свою лошадь Сандией в честь горного хребта в Америке, а он свою — в честь американского города. Поезд, на котором они ехали с Вирджинией и Мэтти несколько месяцев назад, после того как Мэтти похитили слуги Дюка Бальтазара, принадлежал Филадельфийской компании, и кличка лошади всегда будет напоминать ему об этом приключении. Уменьшительное имя от Филадельфии — Филли, а так обычно называют молодых лошадок, так что вышел неплохой каламбур. Ну и так далее…

— Значит, Филадельфия. Да будет так, — сказал Холмс.

Лошадь тихонько заржала, словно поняла и одобрила его выбор. Впрочем, Шерлок знал, что это всего лишь игра воображения.

Они уже доехали до центра, и Шерлок привязал свою лошадь Филадельфию возле рынка и пошел вдоль кирпичной ограды разыскивать Мэтти. Его приятель, похоже, решил здесь осесть. Вместо того чтобы отправиться на своей лодке на поиски новых городов и новых возможностей, он остался в Фарнхеме, по крайней мере на время. Шерлок втайне надеялся, что Мэтти поступил так из-за него — из-за их дружбы. Ему нравился Мэтти, и если бы он уехал, Шерлок стал бы по нему скучать.

Мэтти сидел у реки, на первый взгляд просто глазея по сторонам, но Шерлок знал, что он высматривает баржу, доставлявшую с морского побережья ящики с обложенной льдом рыбой. Если какой-нибудь из ящиков падал и разбивался во время разгрузки, Мэтти умудрялся стащить из обломков рыбку-другую прежде, чем его успевали остановить. Шерлоку порой казалось, что Мэтти нарочно крутится у грузчиков под ногами, чтобы они поскальзывались и роняли ящики, но никогда не спрашивал напрямую. Меньше знаешь — крепче спишь.

— Привет, — сказал Мэтти. — А я все думал, когда же ты появишься.

— Я завтра собираюсь в Лондон, — ответил Шерлок. Он хотел первым начать разговор, расспросить друга о том, где он был и что делал, но почему-то не получилось. Беседа не была его коньком. — А сейчас мне надо пойти на вокзал и купить билеты.

— Удачи, — буркнул Мэтти.

— Ты мог бы поехать со мной, — словно оправдываясь, предложил Шерлок, хотя на самом деле не знал, распространяется ли на Мэтти приглашение Майкрофта.

— На вокзал? Спасибо, я его уже видел!

— В Лондон! — с раздражением ответил Шерлок.

— Нет, еще раз ты меня туда не затащишь! — Мэтти покачал головой. — Я помню, что было в прошлый раз. После того как вас с Джинни похитили парни барона Мопертюи, мне пришлось ехать с ее отцом. Он пытался научить меня читать! — В его голосе прозвучала обида. — Я сказал ему, что не хочу учиться, но он продолжал мне объяснять, как какая буква читается, и все такое. А потом нам пришлось плыть во Францию, чтоб вас найти, и он опять взялся за свое! Ну, никак не отставал!

— Мне кажется, ему просто нравится учить, — заметил Шерлок. — А ты ему под руку подвернулся.

— Значит, больше не подвернусь.

— А с Вирджинией ты виделся? — спросил Шерлок.

— Нет, вот уже несколько дней.

— А хочешь с ней встретиться?

Мэтти покачал головой, не отрывая взгляда от канала:

— Нет уж, я лучше поем.

— Я могу купить пирог со свининой, — предложил Шерлок.

Похоже, его предложение показалось Мэтти соблазнительным, но после недолгой борьбы с собой он помотал головой.

— Ты не всегда будешь рядом, — сказал он. — Нечего мне привыкать к тому, что рядом есть человек, который меня кормит. Мне нужно всегда уметь добывать еду самому, а значит, нельзя расслабляться. Я должен быть уверен, что сумею стащить вило к капусты или окорок и не попасться.

— Послушай, — тихо сказал Шерлок, — это же не милостыня, это дружба.

— А похоже на милостыню, — буркнул Мэтти. — А я милостыни не беру. Никогда.

Шерлок кивнул:

— Понимаю. — Он огляделся по сторонам. — Ну, я пойду на вокзал. Увидимся позже?

— Это если ужин вовремя появится, — угрюмо ответил Мэтти.

Шерлок пошел прочь, не разбирая дороги. Его мучило беспокойство. Очень хотелось в Лондон, но для этого ему нужно было дождаться завтрашнего дня. Майкрофт в письме точно указал время.

Некоторое время Шерлок брел вдоль главной улицы: мимо таверн, в которых уже шла бойкая торговля, хотя день только перевалил за середину; мимо пекарни, на витрине которой высились горы посыпанных маком булок-косичек; мимо лавок, торговавших овощами и фруктами, инструментами, одеждой — от грубой до изысканной; протискивался сквозь толпу местных жителей, которые покупали, продавали или просто стояли без дела и обменивались сплетнями.

— Шерлок! — услышал он чей-то голос.

Шерлок с удивлением обернулся. В первое мгновение он не узнал высокого, худого человека с длинными черными волосами, который улыбался ему с другой стороны улицы. Вернее, Шерлок знал его, но не мог вспомнить откуда. Он присмотрелся к одежде и рукам незнакомца — так, как его учил Амиус Кроу: пытаясь отыскать приметы его профессии — но, кроме потертости на левом плече залатанного плисового пиджака и какой-то рыжеватой пыли на пальцах, ничего не смог разглядеть.

Разве что…

— Мистер Стоун! — крикнул он, как только понял, что этот человек, судя по одежде и другим признакам, был нищим скрипачом.

Руфус Стоун улыбнулся еще шире, показав золотой зуб, который Шерлок запомнил по своему путешествию в Нью-Йорк и обратно: в те дни уроки скрипичной игры помогали им скрасить долгое плавание.

— Я же говорил, меня только наниматели называют мистером Стоуном, а их в последние месяцы было меньше, чем зубов у цыпленка, — крикнул он, переходя дорогу и огибая по пути громыхающие телеги и кучи навоза.

— Что с вами случилось после того, как мы причалили в Саутгемптоне? — Шерлок надеялся, что его слова звучат учтиво-равнодушно, словно ответ для него ничего не значил, но в то же время он страстно надеялся, что скрипач поедет с ним в Фарнхем и продолжит давать уроки музыки.

Стоун поморщился:

— Ну вот, приходится признаваться. Я намеревался связать свою жизнь с этим милым городком, но сбился с пути истинного и на несколько недель подался в Солсбери. Была там одна актриса, а кроме нее, и вакансия в оркестре местного театра и возможность каждый вечер любоваться ее прелестным личиком, пока я играл, а она блистала на сцене, раскрывая перед зрителями свое сердце.

— И что же случилось? — спросил Шерлок.

— Она завернула сердце в оберточную бумагу и вручила ведущему актеру, — снова поморщившись, ответил Стоун. — Как это обычно и делается — прямо на глазах восторженных поклонников из оркестровой ямы. Позже я выяснил, что все мы оказались в театре только ради нее и даже согласились на меньшее жалованье. — Он театрально вздохнул. — Ну ладно. Век живи — век учись. Итак, ты считаешь, что в этой части Гемпшира все еще нужен хороший учитель игры на скрипке?

— Да, считаю, — ответил Шерлок. — В окрестностях есть пара хороших школ и несколько поместий.

— А как насчет тебя? — спросил Стоун. — Хочешь возобновить наши уроки?

— Я ищу дешевую скрипку, — признался Шерлок. — И кстати… ваша где?

— Я снял жилье поблизости. Оставил там и скрипку, и свои скромные пожитки. Кстати, у меня поручение от хозяйки, и я должен его выполнить, чтобы не портить с ней отношения. Если я в ближайший час не принесу ей цыпленка, то, боюсь, снова окажусь на улице. Скажи, где мне тебя найти, чтобы мы продолжили уроки?

— Поместье Холмсов, — ответил Шерлок. — Дайте мне пару дней, чтобы обсудить это с братом и дядей, но я думаю, они будут только рады.

Стоун улыбнулся и протянул руку.

— Очень приятно возобновить знакомство, мистер Холмс, — произнес он, обменявшись с Шерлоком рукопожатием. Его ладонь была сухой и теплой, и Шерлок заметил, что сжимал он руку некрепко — видимо, берег пальцы. — Скоро увидимся. — Стоун повернулся и через мгновение растворился в толпе.

Воспрянув духом после этой встречи, Шерлок направился в обратную сторону, чтобы забрать свою лошадь.

Вокзал находился на окраине города. В середине дня поездов не было, поэтому на станции было пусто. Шерлок подошел к кассе.

— Два билета до Лондона, — обратился он к пожилому кассиру. — На поезд в девять тридцать, завтра утром. Один взрослый и один детский, во второй класс.

Кассир поднял бровь.

— И ты можешь позволить себе два билета? — проворчал он. — Или пообещаешь заплатить завтра, когда тебе выдадут твои карманные деньги?

Шерлок высыпал на прилавок пригоршню монет. Майкрофт посылал ему почтовые переводы, и, поскольку тратить деньги было особенно не на что, Шерлоку удалось кое-что скопить. Майкрофт не упомянул об оплате билетов и не вложил денег в письмо, а значит, рассчитывал, что Шерлок заплатит из собственных средств. Еще один шаг к самостоятельности.

— Два билета, — недовольным тоном повторил кассир. — Один взрослый, один детский. Второй класс. — Он протянул через прилавок два кусочка картона и немного монет. — И сдача.

— Благодарю вас. — Шерлок положил билеты в один карман, а деньги — в другой, и повернулся, чтобы уйти. Как раз вовремя. Он успел увидеть, как какой-то черный силуэт шмыгнул в переулок, тянувшийся вдоль станции. Похоже, силуэт был женским.

По спине Шерлока пробежал холодок. Неужели миссис Эглантин следила за ним? Может, она почувствовала себя такой униженной, что теперь искала способ отомстить? Он торопливо сбежал по наклонной дорожке, ведущей к гостинице, перешел через дорогу и свернул в переулок на случай, если она все еще там, но, заглянув за угол, никого не увидел. Стены выходящих в переулок домов были глухими — без единой двери, так что скрыться незнакомке было негде. Она словно сквозь землю провалилась.

Может, ему померещилось? Разыгралось воображение? Или просто какая-то местная жительница решила сократить путь, пройдя мимо гостиницы? Шерлок вошел в переулок и присел, чтобы осмотреть почву. Он увидел следы, ведущие в противоположный конец переулка. Судя по отпечаткам в грязи, у обуви были острые носки и маленькие каблуки. Не было ни следа заплаток или дыр в подметках, то есть башмаки были новыми или за ними хорошо ухаживали. Он еще раз осмотрел почву и прошел еще несколько ярдов, но больше ничего не нашел.

В задумчивости Шерлок влез на Филадельфию и поехал к дому Амиуса Кроу, чтобы передать ему его билет. В домике явно кто-то был, а лошадь Вирджинии щипала траву в загоне. Шерлок почувствовал, что его настроение резко улучшилось. Он спрыгнул с лошади и зашагал к входной двери.

Вирджинии в комнате не было, а Амиус сидел в кресле и читал книгу. Он бросил на Шерлока пристальный взгляд поверх очков-половинок:

— Ты взял билеты?

— Взял. — Шерлок помолчал секунду. — Я встретил Руфуса Стоуна, — добавил он. — Он в Фарнхеме.

— Само собой. — Кроу поджал губы. — Странно, что он объявился именно в том городе, где ты сейчас живешь.

— Я говорил ему, где живу. И предлагал ему приехать в Фарнхем, чтобы учить меня музыке.

— Очень великодушно с твоей стороны, — заметил Кроу, пристально глядя на Шерлока своими бледно-голубыми глазами. — Я вижу, какая в этом выгода для тебя, но не понимаю, что из этого может извлечь мистер Стоун.

— Ну, ему же надо где-то жить, — возразил Шерлок, смущенный явным неудовольствием Кроу. — И лучше ему жить там, где есть люди, желающие научиться играть на скрипке.

— Такие, как ты.

— Такие, как я.

Кроу положил книгу на колени и снял очки.

— Музыка отвлекает, Шерлок, — сказал он без тени недоброжелательности. — Это неподходящее занятие для человека, пытающегося наполнить свой ум полезными вещами. Только подумай, сколько места в твоем мозгу займут ноты всяких затейливых пьес. Лучше бы использовать этот ресурс, чтобы запоминать следы животных, или следы на руках и одежде людей, или форму их ушных раковин. Но не музыку, сынок. Музыка не несет никакой пользы.

— Я не согласен, — сказал Шерлок, чувствуя странное разочарование из-за того, что Амиус Кроу так отзывается о музыке, которая увлекала Шерлока все больше и больше. Почему-то ему вспомнились собственные размышления по пути в город: о разнице между животными и людьми — или об отсутствии этой разницы? — Да, я могу всему этому научиться: запомнить все виды съедобных грибов или определить, женат ли человек, по пятнам на его шляпе, — но зачем? В чем смысл? Ну хорошо, я стану суперхищником, способным выследить любую жертву по почти невидимым следам. Ну и что мне это даст? Неужели в жизни нет более достойной цели, чем оказаться на вершине пищевой цепочки?

— А музыка — это и есть то, что отличает нас от животных? — спросил Кроу, прикрыв глаза.

— Она — одно из таких отличий.

Кроу пожал плечами:

— Мне некогда было заниматься такими вещами. По мне, быть человеком значит заботиться о своей семье и о себе самом и знать, что окружающие тоже о себе заботятся. Если это делает меня животным, значит, так тому и быть.

— Но для чего это все? — неожиданно спросил Шерлок. — Если нет ничего, что… — он пожал плечами, пытаясь подобрать слова получше, — возвышает нас, то какой смысл во всем прочем?

— Выживание, — ответил Кроу. — Мы живем, чтобы выживать.

— И это все? — разочарованно спросил Шерлок. — Мы живем, чтобы выживать, и выживаем, чтобы жить?

— Примерно так, — подтвердил Кроу. — Не очень хорошая философия, но простая и практически неопровержимая. Итак, ты останешься пообедать с нами или вернешься к родственникам?

Шерлок, подавленный спором и разочарованный тем, что Кроу так внезапно сменил тему, был все-таки рад, что они не поссорились. Ему нравился Амиус Кроу, и портить отношения из-за такой мелочи, как уроки музыки, ему не хотелось.

— А Вирджиния здесь?

— Она вышла напоить Сандию. Можем ее подождать, если хочешь.

Шерлок направился к двери, но успел услышать ворчание Кроу:

— Наверное, тебе любопытно будет узнать, что Руфус Стоун — это еще и название деревушки вблизи Саутгемптона. Может, это просто совпадение… а может, ему зачем-то пришлось сменить имя, и он выбрал то, которое увидел на дорожном указателе. Вот такая мысль мне в голову пришла.

И это встревожило Шерлока. А еще он подумал о том, как мелочно со стороны Амиуса Кроу было озвучить эту мысль.

Он нашел Вирджинию снаружи. Она принесла ведро воды, чтобы напоить Сандию.

— Что твой отец имеет против Руфуса Стоуна? — спросил Шерлок.

— И тебе здравствуй! — Она взглянула на него искоса. — И ты правда не понимаешь?

— Не понимаю, — признался он.

Вирджиния покачала головой:

— Я уже говорила и скажу снова: хоть ты и умный парень, но иногда бываешь круглым дураком.

— Но я не вижу никаких причин для неприязни! — возразил Шерлок. — Я думал, твой отец будет только рад, что я завожу новых друзей, что у меня появляются новые интересы.

Вирджиния повернулась к нему, подбоченившись:

— Позволь задать тебе вопрос. Если бы твой отец не уехал в Индию, как бы он отнесся к моему отцу? Они бы поладили?

Шерлок нахмурил брови.

— Вряд ли, — наконец сказал он. — Во-первых, они из совершенно разных кругов, и…

Он умолк, затрудняясь подобрать точные слова.

— И что?

— И, в известном смысле, твой отец занимается тем, чем мог бы заниматься мой, если бы был здесь. — Шерлок чувствовал неловкость оттого, что произносит это вслух. — Учит меня. Берет с собой на прогулки. Дает советы.

— Верно. Он обращается с тобой как с собственным сыном.

Шерлок робко улыбнулся:

— А ты не против?

Вирджиния улыбнулась в ответ:

— Мне нравится, когда ты рядом. — Она отвернулась, а потом снова посмотрела на него. — Ты прав, твой папа ревновал бы к человеку, с которым ты проводишь столько времени и который относится к тебе как к сыну. Особенно если он учит тебя тому, чему твой родной отец не может тебя научить.

И тут Шерлок понял.

— А Амиус ревнует меня к Руфусу Стоуну, потому что тоже думает, что Руфус относится ко мне как отец? — Эта мысль была такой значительной, такой важной, что на мгновение ошеломила его. — Но это же глупо!

— Почему?

— Потому что Руфус мне не как отец. Скорее как старший брат, или молодой дядюшка, или еще кто-то в этом роде. К тому же то, что я учусь играть на скрипке у Руфуса, вовсе не значит, что я меньше ценю уроки твоего отца. Это совершенно разные вещи. Это… нелогично!

Вирджиния пристально посмотрела на него и покачала головой:

— Чувства вообще нелогичны, Шерлок. Они не подчиняются правилам.

— Поэтому я и не люблю чувства, — с вызовом сказал он. — От них только помехи и вред.

Слова юноши, вылетая изо рта, словно бы превращались в тяжелые камни и с глухим стуком падали между ними.

— Все-таки есть и стоящие чувства, — тихо сказала Вирджиния и отвернулась. А потом наклонилась, чтобы взять ведро. — По крайней мере, я так считаю, даже если ты не согласен.

И она ушла прочь, направляясь к заднему крыльцу. Шерлок смотрел вслед, пока она не скрылась за углом. Он чувствовал, будто сейчас произошло что-то важное, но не мог понять что именно.

Некоторое время спустя он зашагал к своей лошади. Он даже не сказал Вирджинии, что назвал кобылу Филадельфией, и его это огорчало. Даже если он и плохо разбирается в чувствах, то не настолько уж плохо, чтобы не понимать: сейчас не время возвращаться и рассказывать об этом.

Шерлок направился в поместье, продолжая размышлять об Амиусе Кроу, Вирджинии, Руфусе Стоуне и собственном отце. Ему не нравились выводы, которые он делал. Они были слишком сложными, взрослыми и нелогичными. Слишком эмоциональными.

Вернувшись, он разыскал дядю Шеринфорда и рассказал ему о письме Майкрофта. Это не было прямой просьбой отпустить его в Лондон, и в то же время Шерлок не дал понять Шерринфорду, что собирается поехать независимо от его мнения. На самом деле ему удалось создать у дяди впечатление, будто решение принято сообща. К счастью, тот как раз работал над текстом проповеди, которые продавал священникам по всей стране по несколько шиллингов за экземпляр, и был лишь рад одобрить намерения Шерлока, тем более что они совпадали с пожеланиями Майкрофта.

Когда Шерлок проснулся следующим утром, солнце только осветило верхушки деревьев, а на небе не было ни облачка. При свете дня все ночные тревоги казались несущественными. Шерлок быстро оделся и, наспех позавтракав овсянкой и тостами, поинтересовался, смогут ли его подвести до станции на повозке. Это было лучше, чем привязать лошадь у станции и оставить ее там на несколько часов, пока он будет ехать до Лондона и обратно.

Амиус Кроу ждал его на платформе, очень внушительный, почти величественный в своем белом костюме и белой шляпе. Он кивнул Шерлоку.

— Думаю, мы вчера коснулись не очень удачной темы, — пробасил он. — Прости, если я был слишком груб или несправедлив к тебе.

— Все в порядке, — заверил его Шерлок. — Если вы во что-то верите, надо высказывать свои взгляды. Иначе это будет лицемерием.

Кроу прокашлялся.

— Мама Джинни любила оперу, — тихо сказал он. — Особенно одного немецкого композитора по фамилии Вагнер. С тех пор как она умерла, я не могу слушать ни звуки оркестра, ни пение.

— Понимаю, — тихо ответил Шерлок.

— Тогда ты мудрее меня.

К счастью, поезд прибыл раньше, чем разговор успел принять неловкий оборот.

В купе они были одни. Сиденья оказались удобными и мягкими. Дым паровоза низкими облачками тянулся мимо окна, и в просветах Шерлок мог видеть проплывающий мимо сельский пейзаж.

Кондуктор проверил билеты сразу после Уокинга. Как только он вышел, захлопнув за собой дверь, Кроу спросил:

— Что ты можешь сказать об этом человеке?

Зная Кроу, Шерлок ожидал подобного вопроса.

— Его ботинки тщательно начищены, — ответил он, — а рубашка отглажена. Или у него есть прислуга, или он женат. Но так как я не думаю, что простой кондуктор может позволить себе прислугу, которая гладила бы ему рубашки, то вероятнее предположить, что он женат.

— Неплохо для начала, — проворчал Кроу.

— Жена старше его, — высказал свою версию Шерлок.

— Как ты узнал?

— Ему слегка за тридцать, но воротничок у рубашки давно вышел из моды. Такие же старомодные воротнички носит мой дядя. При этом воротничок не заношенный — вряд ли он носит он его давно. Видимо, тот, кто выбирает ему одежду, предпочитает старый фасон, а отсюда следует, что жена может быть его старше.

— Ты забыл еще одну возможность: что, если жена у него молодая, но воспитывалась в семье, привыкшей жить по старым правилам? Однако твое объяснение более вероятно, — согласился с ним Кроу.

— И он подслеповат на правый глаз, — торжествующе закончил Шерлок.

Кроу кивнул:

— Ты прав. Но что его выдало?

— Он тщательно выбрил левую сторону лица и шеи, но с правой стороны осталась заметная щетина. Из чего можно заключить, что он плохо видит правым глазом.

— Потрясающе. Ты отлично овладел навыками наблюдения.

— Я что-нибудь упустил? — с улыбкой спросил Шерлок.

Кроу пожал плечами:

— Всего лишь несколько мелочей. Этот человек женат во второй раз, его первая жена умерла. В нынешнем браке детей у него нет, и его жену это расстраивает. Да, и я подозреваю, что он ворует деньги у железнодорожной компании, но это допущение сделано с некоторой натяжкой.

Шерлок не смог сдержать смех:

— Как вам это удается?

— Практика, — улыбаясь, ответил Кроу. — И природный талант. В один прекрасный день ты тоже так научишься.

Шерлок покачал головой.

— Сомневаюсь, — со смехом ответил он. — Сильно сомневаюсь.