Глава 1

Стояла ненастная ночь. Дождь лил как из ведра. Резкий холодный ветер налетал на замок, что стоял на вершине холма подхватывал из гнезд под застрехами голубиные перья, кружил их и тащил вниз — по всей длинной Хай-стрит, главной улице Эдинбурга до дворца в самом низу склона. Ветер завывал в безумном лабиринте труб на крышах домов — да так громко, что голуби на карнизах вздрагивали и взвивались ввысь. Далеко внизу в тесных извилистых переулках и тупичках кошки, распушившись, чтобы было теплее, спешили укрыться под лестницами, в арках и подворотнях.

Вниз по холму, съежившись от холода и не обращая внимания на взрывы хохота и обрывки песен, что доносились из немногих еще открытых в столь поздний час кабаков, спешили мужчина и мальчик. Оба молчали — пока наконец мужчина не кашлянул и не положил руку на плечо своему юному спутнику.

— Весь вопрос, Джон, мальчик мой, что нам с тобой теперь делать?

— Почем я знаю? — Джон недовольно стряхнул руку отца и отодвинулся на шаг в сторону. Он весь продрог, устал и ужасно проголодался. Сейчас ему хотелось лишь одного — скорее добраться до временного жилища — комнатенки, которую они сняли в городе на несколько дней.

Отец мальчика остановился и печально покачал головой:

— Вижу, Джонни, ты не понял, что с нами произошло, а мне просто невыносимо это тебе сообщать. Они, эти мерзавцы, своего добились. Уничтожили меня, окончательно и бесповоротно.

Джон переступил с ноги на ногу — ступни у него промерзли насквозь.

— Отец, я не понимаю, о чем ты. Кто нас уничтожил?

— Как это «кто»? Да Хэрриот Нэсмит и тот второй мошенник-адвокатишка. Добились того, чего уже давно добивались — всё у нас отняли. И дом, и наш клочок земли, и коров всех до единой — хоть их у нас и немного…

Сердце Джона стиснули ледяные пальцы.

— Дом? Ты же не Лакстоун имеешь в виду?

Лакстоун был родным домом, иного мальчик и не знал.

— Ну да… Лакстоун. — Патрику Барру пришлось снова откашляться, чтобы произнести эту короткую фразу.

— Они отобрали у нас Лакстоун?

Патрик кивнул. Джон ошеломленно уставился на него. Он родился в Лакстоуне двенадцать лет назад, в старой каменной башне с толстыми стенами и тяжелой дубовой дверью, с затейливым шпилем на крыше и узкими бойницами окон.

— Но я не понимаю. Как мы могли потерять Лакстоун? Ведь Барры там живут испокон веков. Он же наш! Он нам принадлежит по закону.

Патрик Барр вздохнул.

— Ты совсем не слушал, Джонни? Что ж, я тебя не виню. Четыре часа — слишком долгий срок, почти весь вечер, чтобы проторчать в его душной конторе, ходя всё по кругу да по кругу, а в результате так ни к чему и не прийти. Но вся правда в том, что Хэрриот Нэсмит своего добился. — Патрик горько засмеялся. — Он уже год как задумал отобрать у меня Лакстоун — хитро взялся за дело и, как видишь, преуспел. А если мы попытаемся опротестовать его иск, нам потребуются деньги — как раз то самое, чего у меня нет.

Джон с трудом сглотнул. Он никак не мог осознать всю непоправимость произошедшего. Лакстоун — где старые серые стены стоят на сбегающем к маленькому укромному заливу цветочном лугу. Лакстоун — где он рыбачил в каждом пруду и померился силами с каждым соседским мальчишкой на много миль вокруг. Лакстоун — где в церковном дворе похоронены его мать и новорожденная сестричка. Ну почему, почему он не слушал сегодня, что там бубнил адвокат? Тогда бы он, Джон, не допустил того, что произошло. Он бы им не позволил. Он бы сражался до последнего, отстаивал бы свое — а надо, так и кулаками.

Его поразила ужасная мысль, только что пришедшая в голову.

— Папа, а если Лакстоун больше нам не принадлежит, где мы будем жить? Что нам делать?

— Именно это я у тебя и спрашивал, — отозвался отец с мрачным удовлетворением в голосе.

На Джона — не первый раз в жизни — накатил приступ раздражения на отца. Ну почему тот бывает таким бестолковым и беспомощным?

— Как ты только позволил им? — спросил мальчик, стараясь унять дрожь в голосе.

Патрик Барр беспомощно развел руками:

— Хотел бы я знать… Ссуды, залоги, кредит, дебет, договоры, соглашения… сам черт ногу сломит.

Ветер становился всё злее, пронизывал шерстяную курточку Джона, но не холод заставлял мальчика дрожать.

— Я пошел домой, — пробормотал Джон, отворачиваясь, чтобы отец не видел слез в его глазах, и быстро зашагал вниз по ответвлявшемуся от Хай-стрит узкому переулочку.

Там царила бы кромешная тьма, если бы не струившийся в приоткрытое окно второго этажа свет. Из комнаты доносились нестройные звуки — музыка скрипки и клавесина, мужские голоса, женский крик, смех, звон бутылок. Джон остановился и оглянулся, поджидая отца.

— Это как раз он там и гуляет, наверху, — промолвил Патрик с несвойственной ему ноткой горечи в голосе. — Сам Нэсмит. Его жилище. Только послушай. Хохочет, как сам дьявол — да он дьявол и есть. Пропивает мои денежки — наши кровные деньги. Знаешь, Джонни, спустись он сейчас да встань тут передо мной, я бы… я бы… да я, пожалуй, и мог бы ему врезать. Врезать хорошенько.

Джон потрясенно поднял взгляд. Обычно кроткое лицо отца налилось кровью, на висках проступили вены. Джон и сам почти ослеп от гнева, но вид взбешенного Патрика его испугал. Мальчик ухватил отца за руку.

— Пойдем, папа. Давай же, пошли отсюда.

Однако не успели они тронуться с места как низкая дверь резко распахнулась, и в переулок выскочил сам Хэрриот Нэсмит — как всегда в щегольском сюртуке и башмаках с полированными серебряными пряжками. Хотя Джон с отцом находились всего в шести-семи шагах от него, Нэсмит не заметил их. Обернувшись, он грубо тащил за руку какую-то девушку, совершенно не обращая внимания на ее попытки вырваться.

Последним яростным рывком он выдернул свою жертву в переулок. Девушка была молоденькой и хорошенькой, но Джон на нее почти не глядел. Он впился глазами в Нэсмита — человека который отнял у него родительский дом. Руки сами собой сжались в кулаки, сердце неистово колотилось. Однако мальчик даже сказать ничего не успел. Из дома вслед за Нэсмитом показались еще двое Один стоял в тени, так что Джон видел лишь отблеск свечей на темно-рыжих волосах да длинный острый нос. Второй был молод и хлипок. Пряди белокурых волос спадали на воротник ярко-синего камзола голубые глаза помутнели от пьянства.

— Уберите от меня ваши грязные руки! — задыхаясь, потребовала девушка, не оставляя попыток вырваться из крепкой хватки Нэсмита.

— Хэрриот, это же была просто шутка! — нервно вмешался молодой человек. — Я вовсе не собирался… послушайте, давайте сыграем еще разок. Ставлю лошадь против моей сестры. Что может быть честнее?

— Вы проиграли ее, Суини. А я выиграл. Карты дело такое. Теперь она принадлежит мне.

— Ничего подобного! — закричала девушка. — Да как вы посмели ставить меня на кон? Немедленно отпустите меня! Слышите!

Ярость в ее голосе, казалось, подстегнула молодого Суини. Решительно сжав вялые губы, он бросился вперед, метя кулаком в лицо Нэсмиту. Удар, хоть и слабый, достиг цели. Нэсмит покачнулся, и девушка умудрилась вырваться.

— Ты гнусный подлец! — напустилась она на брата. — Дядя обо всем этом еще услышит!

Завернувшись в плащ, она пролетела мимо Джона с отцом и устремилась по переулку к Хай-стрит.

Нэсмит глянул ей вслед и тут наконец заметил Патрика Барра. А заметив, уставился на него затуманенными глазами. На раскрасневшемся лице пьянчуги заиграла нехорошая улыбочка.

— Приятного вам вечера, — насмешливо начал он и покачнулся, пытаясь отвесить поклон. — Позвольте представиться. Новый хозяин Лакстоуна к вашим услугам.

— Вы… вы… — задохнулся от негодования Патрик, делая шаг вперед, но не успел он добраться до Нэсмита, как юный Суини, окончательно воспылав, отвесил тому второй удар. Нэсмит потерял равновесие и отлетел к стене.

Снова выпрямившись, он встряхнул головой, точно освобождая мозг от хмельною дурмана, и вперил в Суини взгляд прищуренных глаз.

— Ты еще пожалеешь! — прошипел он, засовывая руку в карман.

Рыжеволосый тип, стоявший в тени за дверью, поспешно пригнул голову и выскочил из-за низкой каменной притолоки.

— Ради всего святого, Хэрриот, — настойчиво начал он. — Прекрати эти глупости! Сейчас не время навлекать на себя подозрения.

Но было уже поздно. Джон увидел, как в кулаке Нэсмита что-то сверкнуло. А в следующую секунду тот резко выбросил руку вперед. Суини глухо вскрикнул, согнулся пополам и медленно осел на землю.

— Пойдем отсюда, Джонни! — прошептал Патрик на ухо сыну, увлекая его за собой.

Рыжеволосый склонился над телом Суини, но тут же выпрямился.

— Ну ты и кретин, Хэрриот, — презрительно процедил он.

— Это он кретин, Крич. Он оскорбил меня. Пытался надуть! — возразил Нэсмит.

Торопясь вслед за отцом по узкому переулку, Джон оглянулся через плечо и увидел, что лицо Хэрриота залилось смертельной бледностью. Но в следующую секунду внимание мальчика переключилось на Крича; тот так и буравил глазами удаляющуюся спину Патрика.

— Убийство! — внезапно заорал Крич во весь голос. — На помощь! Человека убили! Негодяи убегают!

Джон почувствовал, как вздрогнул отец, как рука его конвульсивно сжалась на локте сына.

— Беги, Джонни! Скорей! Бежим! — прошептал Патрик.

Паника в голосе отца заразила Джона. Он инстинктивно повиновался и выскочил из переулка вслед за отцом, который уже стремглав мчался вниз по Хай-стрит. Позади слышался стук распахиваемых окон, громкие голоса и топот бегущих ног.

— Мужчина с мальчиком! Да-да, гнусное и неожиданное нападение! — раздался пронзительный голос Крича. — Туда наверх, к Хай-стрит. Если вы поспешите, то еще поймаете их!

 

Глава 2

Когда беглецы наконец добрались до снимаемой ими комнаты, в боку у Джона так кололо, что мальчик скрючился чуть ли не вдвое, а запыхался он так, что каждый вдох давался с трудом. Их скромное жилище располагалось на самом верху одного из высоких и узких, точно башни, домов Эдинбурга, и отец с сыном взлетели по лестнице, прыгая через три ступеньки.

Пока Патрик трясущимися руками пытался вставить тяжелый ключ в замочную скважину, из соседней комнаты высунулась женская голова в отделанном атласом чепце. Это была миссис Армстронг, хозяйка дома.

— Добрый вечер, миссис Армстронг, — пропыхтел Патрик, пытаясь изобразить вежливый поклон и ни на секунду не переставая возиться с ключом.

Домовладелица, шурша юбками, вышла на крохотную лестничную площадку и кокетливо склонила голову набок, так что седые локоны закачались, касаясь щек.

— Мистер Бартон, что такое? Что-нибудь случилось? — спросила она. Глаза ее сверкнули от любопытства. — Я слышала, как вы бежали по лестнице — топали, точно сваи заколачивали. Как будто за вами сам дьявол гонится.

— В некотором роде так оно и есть, — отозвался Патрик с деланным смешком. — Прошу прощения, миссис Армстронг, но мы с Джонни должны вас покинуть, и сию же минуту.

— Покинуть? Но как же так? Уже ночь на дворе! И я уверена, вы даже не ужинали. Дорогой мистер Барр, если вас чем-то не устраивает комната, только скажите…

Джон втиснулся между ними, выхватил у отца ключ и ухитрился наконец отпереть комнату. Он юркнул внутрь и остановился на миг, беспомощно оглядываясь, не зная, за что хвататься. Даже без всяких объяснений он понимал: нельзя терять ни секунды. Уже вся Хай-стрит была объята шумом. Город кипел. Когда убитый лежит, плавая в собственной крови, у всех на виду, а ярость толпы искусно разогрета коварным мистером Кричем, подозреваемых мужчину и мальчика будут искать повсюду. А в этих тесно переплетенных улочках, где все привыкли совать нос в чужие дела и все друг друга знают, пройдут считанные минуты до тех пор, как кто-нибудь припомнит жильцов миссис Армстронг, отца с сыном, приехавших из Файфа. Разъяренная толпа ворвется в дом, поднимется по винтовой лестнице — и Джон с отцом будут пойманы, точно крысы в западне. Взгляд мальчика судорожно метался по крохотной комнатке. Они с отцом взяли в Эдинбург совсем мало вещей — поскольку собирались провести тут всего день-другой, быстренько уладить это глупое дельце с адвокатом, а потом победоносно вернуться в Лакстоун. С собой у них были лишь маленький сундучок, узел с одеждой да котомка, в которой хранились бумаги и те несколько монет, что Патрик сумел наскрести для поездки.

Джон торопливо принялся укладываться. Сунул запасную одежду отца в сундук, свою — запихнул в узел, а потом начал собирать разбросанные по комнате бумаги и складывать в котомку.

— …Холодный пирог со свининой… половинка окорока… — слышал он увещевания миссис Армстронг.

— Премного благодарствую, мэм. Но позвольте мне всё же…

— Нет-нет-нет, дорогой сэр! И слышать не…

Конец фразы потонул в громком стуке распахиваемой двери внизу.

— Сюда! Наверх! Вот сюда! — завопил возбужденный голос Мэгги, старой прачки, что жила в каморке у самой двери. — Я их слышала десять минут назад! Проныры востроглазые, оба они! Я так и знала: ничего хорошего от них не жди. Меня они не одурачили!

Голос ее потонул в топоте шагов по первым ступеням каменной лестницы.

Миссис Армстронг ворвалась в комнату, где, объятые ужасом, застыли Джон с отцом. И куда только подевалась ее обычная неторопливость?

— Джон, давай мне сундучок. Вот умница. Смотри, еще одна бумага — вон там, под кроватью. Теперь бери узел и котомку. Быстрей! В мою комнату!

Не успел Джон понять, что происходит, миссис Армстронг уже увлекла их с отцом через площадку в свою маленькую гостиную. Совершенно ошеломленный, мальчик увидел, как длинные ноги отца исчезают в стенном шкафу, а в следующий миг домовладелица уже приподняла край тяжелой скатерти, что свисала со стоящего посреди комнаты стола, и затолкала Джона туда. Через секунду скатерть приподнялась снова — и миссис Армстронг впихнула вслед за Джоном сундук.

— Ни слова! — прошипела она. — Что бы вы ни услышали, молчите, пока я не разрешу вам вылезать.

Следующий звук, услышанный Джоном, так удивил его, что у мальчика перехватило дыхание. Шелестя тяжелыми юбками, миссис Армстронг уселась за маленький спинет около камина и принялась настукивать по клавишам из слоновой кости. Мелодия выходила слегка обрывочной и неровной, да и фальшивых нот получалось, пожалуй, больше, чем верных, но всё вместе звучало довольно-таки бойко.

Миссис Армстронг как раз приступила ко второй пьеске, когда в дверь забарабанили. Джон в испуге так и подпрыгнул под столом, зарылся лицом в грубую холстину узелка с одеждой и вцепился в сундучок, точно утопающий в обломок дерева.

Музыка оборвалась. Джон слышал, как царапнул по деревянному полу стул миссис Армстронг, как заскрипели петли открывающейся двери. Гул голосов и топот ног на лестнице наполнили мальчика ужасом. Он крепко-крепко зажмурился.

— Батюшки мои! — раздался непринужденный голос миссис Армстронг. — Что стряслось? Неужто пожар? Или вторглись французы?

Ответом ей стал сумбурный и неразборчивый рокот.

— Мистер Барр? — спокойно переспросила миссис Армстронг. — Да, он был здесь — но он уже ушел. Съехал с квартиры. Час назад отправился куда-то по дороге на Глазго. Говорите, человека убил? Нипочем не поверю.

Общий гул прорезал сиплый, надтреснутый голос прачки.

— Ты его прячешь, Дженет Армстронг! Точно знаю! Я сама слышала, как они топали по лестнице всего лишь четверть часа назад! Сейчас мы сами поищем!

Миссис Армстронг изобразила заливистый смешок.

— Это ты, Мэгги? Что толку работать прачкой, коли ты себе уши никак толком не промоешь? Да ты же глуха как пень, сама знаешь. Коли ты услышала как кто-то бежит по лестнице, то это впервые за десять лет!

— Что? Что она сказала? — выкрикнула Мэгги, и все кругом покатились со смеху.

Теперь раздался мужской голос:

— Простите, что потревожили, миссис Армстронг. Мы просто не хотели, чтобы вам докучали гнусные убийцы, только и всего. Доброй вам ночи.

— И вам, — вежливо откликнулась миссис Армстронг, и Джон расслабил хватку на узелке с одеждой.

Шум затих. Несколько долгих секунд миссис Армстронг стояла недвижно, затем по полу зашелестели длинные юбки, и край скатерти, за которой прятался Джон, внезапно поднялся.

— Вылезай, Джон, — тихим голосом проговорила миссис Армстронг.

Патрик уже выбрался из узкого шкафа, в котором еле помещался среди аккуратно сложенной одежды покойного мужа домовладелицы.

— Миссис Армстронг, — рассыпался в благодарностях Патрик, — вы спасли жизнь нам обоим, и мы в неоплатном долгу перед вами. Неоплатном! Если мы с Джонни можем хоть чем-то вам помочь…

— То вы немедля покинете мой дом и уйдете из него как можно дальше, — напрямик заявила миссис Армстронг. — Они вернутся, и во второй раз мне их так легко уже не отвлечь. Берите ваши вещи. Вот пирог и окорок. Я завяжу их в салфетку. Теперь давайте спускайтесь, пока никого нет, только не шумите на лестнице.

— Миссис Армстронг, сударыня… — снова начал было Патрик.

— Ох, папа, ну идем же! — Джон дернул его за руку.

— Ступайте, ступайте, — миссис Армстронг уже выпроваживала их, постепенно тесня к двери. — И не говорите мне, куда направляетесь! Мне лучше не знать.

Патрик хмуро улыбнулся:

— Я бы всё равно не мог вам сказать, потому что и сам не знаю. Однако же, если вы будете настаивать на том, что мы двинулись к Глазго, то собьете их со следа.

Он перекинул лямку котомки через плечо, а на второе взвалил сундучок. Джон взял в левую руку узел с одеждой, а миссис Армстронг всунула ему в правую сверток седой.

— Спасибо, миссис Армстронг! — запинаясь, выговорил Джон. — Не знаю даже, что и сказать. Просто спасибо!

 

Глава 3

Проворно и бесшумно, как две мимолетные тени — одна повыше и потоньше, вторая покороче и поплотнее, — Джон с отцом крались вниз по переулку. Ветер, по-прежнему леденящий, всё так же налетал, норовя забраться под одежду. И вот наконец беглецы оказались в новой части города, где широкие улицы и просторные скверы торжественно маршировали на север, к морю.

— Постой, папа! — пропыхтел Джон. — Погоди минуту. А куда мы идем?

Отец уже успел унестись вперед, деревянный сундучок у него на спине подпрыгивал в такт торопливым шагам. Но услышав вопрос сына, Патрик вернулся, опустил сундучок на землю и выпрямился, расправляя усталые плечи.

— В Лейт. Лейтский порт. А там морем в Лондон. На лейтском одномачтовике.

— В Лондон? — Джон так и разинул рот. Он и не думал, что когда-нибудь окажется так далеко от дома. — Но, папа, почему? Почему в Лондон?

— У тебя… у нас… тетя в Лондоне, — борясь с одышкой, ответил Патрик. — Единственная родственница. Женщина с трудным характером, но, кто знает — весьма возможно, сердце у нее золотое. Дом в Шордиче. Кровь не водица. Она поймет, в какую беду мы попали. Примет нас — ну как же не принять?

— Лондон, — повторил Джон, вертя в голове эту новую мысль. Жуткая слепая паника в голове потихоньку притихла Хорошо иметь четкий план, каким бы безумным он ни казался на первый взгляд.

— А далеко до Лейта? — спросил мальчик, стараясь, чтобы вопрос не прозвучал жалобой. — А то у меня ноги болят и есть страшно хочется.

— Пирог! Пирог со свининой! — воскликнул Патрик жизнерадостно, хотя тут же нервно огляделся по сторонам. — Держись, Джонни! До Лейта всего полторы мили, не больше. Подкрепившись, мы туда не дойдем, а долетим.

Они быстро перекусили, торопливо набивая рты вкусным пирогом.

— А ветчину прибережем на потом, — неразборчиво проговорил Патрик, облизывая пальцы и снова взваливая на спину сундук. — Надо спешить. Крич очень хитер. Он разошлет своих людей во все стороны.

Отец и сын с новыми силами двинулись вперед.

— А почему мистер Нэсмит так нас ненавидит? — спросил Джон, переходя на рысцу, чтобы не отстать от отца. — Почему он так с нами обращается?

— Я очень много думал об этом, Джон, — отозвался Патрик. — И сам никак не пойму. Так озадачен, что и сказать-то не могу.

Они приостановились на миг, чтобы оглянуться назад, на длинную прямую дорогу. Она была обнадеживающе пустой.

— Едва ли всё это только из-за дома, — продолжил Патрик. — Мы-то с тобой, понятное дело, любим Лакстоун, но он ведь такой маленький — три комнатки одна над другой в старой башне. Конечно, он у нас укрепленный. Сам знаешь, какие там толстые стены — футов шесть, не меньше, а дверь тяжелая, что даже открыть трудно. В случае каких-либо беспорядков настоящую осаду выдержать можно. Да и залив укромный, с моря не видно. Приплывет небольшой корабль — никто и не заметит. А с мыса можно пересчитать все суда, что приходят в Лейт и уплывают оттуда. Сдается мне, Джонни, мистер Нэсмит занимается какими-то странными делами, опасными и очень тайными. Но вот какими?

Дорога на Лейт, днем запруженная каретами, телегами и пешеходами, в этот поздний час была совершенно пустынна, однако ухо Джона уловило сзади нежданный и пугающий звук — топот лошадиных копыт. Патрик тоже его услышал. Схватив Джона за руку, он потянул сына за высокое крыльцо, ведущее к парадной двери одного из выходящих на дорогу домов. Скорчившись в тени, оба замерли.

Когда всадник проезжал мимо них, они сумели разглядеть во тьме лишь смутный силуэт, фигуру, закутанную в плотный плащ, в надвинутой на глаза шляпе. Беглецы выждали, пока ночь не поглотила очертания всадника, и лишь тогда осмелились покинуть укрытие и снова пуститься вперед быстрым шагом.

Некоторое время они шли молча, затем Джон спросил:

— Отец, а не лучше ли было бы вернуться и рассказать всем, что это не ты убил того человека? Что это мистер Нэсмит.

— Конечно, лучше, Джонни, да только, к несчастью, нам никто не поверит. Мистер Крич поклянется, что убил я, а у Хэрриота хватит денег заплатить самому дорогому адвокату.

— А девушка? Она выступит в нашу защиту.

— Возможно. Но тогда ее слово будет против слова Крича, а он человек влиятельный.

— Это просто гнусно! Нечестно! Несправедливо! — взорвался Джон.

— Не злись, к чему тратить силы понапрасну? — с неожиданной резкостью осадил сына Патрик. — Я много ночей потратил на бесплодную ярость, а что толку? Мы по уши в неприятностях, Джонни. Надо сосредоточиться на том, как бы из них выпутаться.

— А что будет, если нас поймают? — Мальчик подавил искушение спрятаться в длинную тень отца. — Что они с нами сделают?

— О, тогда Толботова тюрьма, никак не меньше. — Голос Патрика внезапно повеселел. Отец Джона всегда отличался легким и жизнерадостным нравом — и, похоже, природный оптимизм снова взял свое. — Ну то есть для меня.

— А что потом?

— Сбегу, конечно.

— Не сбежишь. Ты не сможешь.

«А я останусь один», — подумал Джон. Но вслух не сказал.

Они только вчера проходили мимо зловещей старинной тюрьмы, что нависала над эдинбургской Хай-стрит. Джон знал: из-за этих массивных каменных стен, окованных железом дверей и стальных решеток не сбежать никакому, даже самому ловкому узнику.

— Да нет, Джонни, это проще простого, если только мне немного помогут со стороны — вот хоть ты и поможешь. Но ты не беспокойся из-за Толбота. Никто нас не поймает. Мы доберемся до Лондона в лучшем виде и заживем себе как короли, в Шордиче, с твоей тетей Сарой, которая как только увидит нас, сразу полюбит, точно давно потерянных родичей, каковыми мы и являемся.

 

Глава 4

Полчаса спустя Джон с отцом уже спускались к пристани в Лейтском порту. Ветер наконец-то улегся, но перед тем успел разогнать тучи. Ясный месяц подсвечивал рябь на волнах гавани, мерцал на мокрых камнях мостовой.

У швартовой тумбы маячили двое мужчин — смутные силуэты на темно-индиговом небе. Они вежливо поздоровались с поздними путниками, но, миновав их, Джон почувствовал: глаза незнакомцев так и буравят им с отцом спины.

— Но ведь нас еще не должны искать, правда? — прошептал он Патрику, с беспокойством вспоминая недавно проехавшего всадника.

Патрик ничего не ответил. Он лихорадочно обшаривал взглядом стоявшие у причала суда.

— А который корабль на Лондон? Вот тот? — спросил Джон.

— Не знаю, сынок. Не, тот маловат будет.

Сзади кто-то откашлялся. Джон подскочил на месте и, обернувшись, увидел, что те двое пошли за ними и теперь стоят совсем за спиной у отца.

— Смэк на Лондон? — спросил один из них. — Да он как раз ушел, сэр. С вечерним приливом. А следующий придет только утром — ежели, конечно, не подымется северный ветер.

Джон был так уверен, что нужный им корабль окажется на месте — у причала, готовый пуститься в плавание и увезти их с отцом от этого кошмара к новой жизни и новым приключениям в Лондоне, что от разочарования даже пошатнулся.

— Отец, что же нам теперь делать? — вскричал он.

В сумраке ночи он разглядел, что Патрик кусает нижнюю губу.

— Ну-ну. — Патрик опустил сундучок на мостовую. — Так, значит, уехать раньше завтра не получится, да?

— Никоим образом, — с непонятным жаром подтвердил один из незнакомцев, тот, что был чуть пониже.

— Вам нужен кров, теплые постели и добрая выпивка, — подхватил второй.

Сердечность в его голосе звучала, пожалуй, слегка неестественно, но в словах заключалось столько здравого смысла, что Патрик кивнул.

— Таверна «Королевская печаль», — продолжал высокий, указывая на ряд домов за причалом. В окнах одного из них еще призывно сиял теплый желтый свет.

Патрик поднял сундук.

— Папа, туда нам нельзя, — зашептал Джон, дергая отца за рукав. — Это же первое место, где нас станут искать.

Двое незнакомцев уже шли впереди, к освещенным окнам.

— Разве не понимаешь, Джонни, — вполголоса проговорил Патрик, — гораздо подозрительнее будет, если мы откажемся идти в гостиницу. Рыскать ночью по улицам, точно преступники — да мы будем заметны, как мухи на масле. А ежели кто придет нас искать — назовемся вымышленными именами и собьем их со следа.

Они быстро достигли гостиницы и вместе с двумя незнакомцами вошли в теплое дымное помещение.

Снова оказаться в тепле и уюте, уйти с пронизывающего до костей ветра было так чудесно, что Джон уже не боролся с усталостью — усевшись на скамейку у очага, он погрузился в сладостную полудрему.

Мальчик смутно отметил про себя, что отец разговаривает с кем-то — должно быть, с трактирщиком — в другом конце комнаты, но сейчас Джону хотелось смотреть только на пламя и на горящие угли. Он протянул руки к огню, грея озябшие ладони.

Через минуту Патрик вернулся, неся миску горячего супа для сына.

— Вот, Джонни, глотай, — весело произнес он, и Джон увидел, что настроение у отца снова пошло вверх. Это обрадовало мальчика, но в то же время и встревожило. Если Патрик выпьет кружку-другую и у него развяжется язык — того и гляди, он забудет про опасность и ослабит бдительность.

Та пара с пристани никак не отлипала от Патрика: они уселись на скамье рядом с ним, с кружками эля в руках. Теперь Джон мог разглядеть их получше. Тот, что постарше, был коренаст, могучего сложения, с красной бычьей шеей. Желтый жилет настолько туго обтягивал выпирающее брюхо здоровяка, что пуговицы едва держались. Младший был тощ и какой-то нервный. Он сидел, касаясь пола только носком правой ноги и дергая коленом вверх-вниз, так что вся скамья ходуном ходила.

— Итак, — бодрым тоном начал старший, — и что привело двух путников в Лейт в такую ненастную ночку, как нынешняя?

Патрик основательно приложился к кружке, которую протянул ему здоровяк.

— Да в Лондон едем, — Он отхлебнул снова. — У меня там… кое-какие неотложные дела. Да-да, дела… в Шордиче. Это, знаете, такой район в Лондоне.

— Знавал когда-то, — сухо заметил здоровяк.

— И что у вас за дела? — вступил в разговор второй. — Может, по мореходной части, а? Или по торговой?

— По мореходной? Нет. — Патрик смотрел в кружку. — Скорее… вообще дела.

Джон заметил, что все остальные посетители таверны как-то притихли. Он поглядел на хозяина — тот едва заметно покачал головой, точно пытался столь загадочным образом о чем-то предупредить его. Джон повернулся — и встретился глазами с широкоплечим парнем в рыбацких сапогах. Лицо парня раскраснелось от эля.

— Эй, вы там! Будьте начеку! — закричал парень Джону, привлекая к себе всеобщее внимание. — Эти двое мошенников — вербовщики! Обдурят вас, и глазом моргнуть не успеете. Сами не поймете, как возьмете у них королевский шиллинг и очутитесь в море, на службе.

В улыбках новых знакомцев Патрика появилось беспокойство.

— Придержи язык, пьяный смутьян! — рявкнул здоровяк. — Никакие мы не мошенники. Я офицер на службе у Его величества, и ежели какой-нибудь достойный человек захочет исполнить свой долг и поступить на морскую службу, ежели он захочет сразиться с французами за родину и короля, за жизнь и безопасность своей жены и детей, то мы поможем ему исполнить это благородное намерение.

— Любому, говоришь, поможете? Благородные, говоришь, намерения? Это у тебя-то? — ухмыльнулся рыбак. — Вот что я тебе скажу, приятель, — и он ткнул заскорузлым пальцем в сторону Патрика, — ежели ты не поостережешься, то оглянуться не успеешь, как будешь отплясывать под дудку на каком-нибудь военном корабле, а голову тебе снесет французским ядром!

На Патрика эта тирада не произвела ни малейшего впечатления. Он засмеялся и отпил еще глоток.

— Офицеры-вербовщики, да? — Он с интересом разглядывал обоих мужчин. — А я-то гадал, что это вы раздобрились мне на кружку эля. Но со мной вы, ребята, обознались. Не сомневаюсь, что вам прекрасно известно, джентльменов во флот насильно не вербуют.

— В самом деле, сэр? — тонко улыбнулся вербовщик. — Но коли вы и впрямь джентльмен, в чем я никоим образом не сомневаюсь, то как вышло, что вы пустились в столь долгое путешествие, аж до самого Лондона, налегке, лишь с крохотным сундучком да узелком?

— А это, — величаво ответствовал Патрик, осушив кружку, — вас ничуть не касается, любезный сэр. Я джентльмен и землевладелец…

На слове «землевладелец» он осекся и тряхнул головой, точно пытаясь избавиться от неприятных мыслей.

— Землевладелец, да? — Джон видел: офицер лишь делает вид, будто слова Патрика произвели на него впечатление. Мальчику стало еще неуютнее на душе. — И где же расположено ваше поместье?

— Близ Данди, — ответил Патрик наугад. — Мое поместье…

Сдавленный вскрик Джона заставил его умолкнуть. Увидев, что лицо сына побелело от ужаса, Патрик проследил его взгляд — к двери.

На пороге стояло трое людей. Один из них, по виду их предводитель, высокий и тощий, снял шляпу, и все увидели темно-рыжие волосы.

— Отец, это тот друг мистера Нэсмита! Мистер Крич! — слабо прошептал Джон.

Мистер Крич мгновенно заметил Патрика.

— Сюда! — властно закричал он, так что взгляды всех в таверне мгновенно обратились к нему. — Тот человек у огня! Арестуйте его! Его разыскивают за убийства. Он зарезал человека в Эдинбурге, сегодня вечером, зарезал хладнокровно и безжалостно, а затем бежал!

Патрик вскочил на ноги и принялся дико озираться по сторонам, но, не видя пути к бегству, обнял сына за плечи и прижал к себе.

— Этот человек лжет, — дрожащим голосом произнес он. — Убийца — его друг, Хэрриот Нэсмит. Я сам видел, как всё произошло!

Наступила долгая тишина.

— Если ты сам всё видел, чего тогда сбежал? — выкрикнул кто-то из другого конца комнаты.

— Взять его! — велел Крич своим подручным. Те бросились вперед.

Однако дорогу им преградила массивная фигура офицера-вербовщика.

— Он мой, — коротко бросил тот. — Вы не можете его арестовать. Он вызвался служить королю и отечеству. Взял королевский шиллинг.

— Королевский шиллинг? Завербовался во флот? Ничего подобного! — закричал Патрик.

— А это что такое? — победоносно спросил младший вербовщик. Взяв из рук Патрика кружку, он перевернул ее кверху дном На ладонь ему выпала люнета, которую он сам же и подложил туда.

Патрик попытался вывернуться из хватки старшего офицера, железной рукой сжавшего ему плечо.

— Это возмутительно! Вы сами ее туда подкинули! Так нельзя! Я…

Офицер встряхнул его — решительно, но беззлобно.

— Прими мой совет, парень. Карьера во флоте даже для джентльмена навроде тебя куда полезней для здоровья, чем камера в Толботе. Бери его, Дэниел!

Не успел Джон понять, что происходит, как отца его уже вытолкали за дверь таверны, а офицер, подхватив сундучок Патрика, поспешил следом.

— Отец! — отчаянно закричал Джон.

Схватив с пола узелок и котомку, он бросился следом, но перед дверью почувствовал вдруг, что чья-то рука тянет у него со спины котомку. Это оказался мистер Крич.

— Документы! — приказал он. — Твой жулик-отец вернул нам не все документы. Дай их мне!

— Отстаньте! — во весь голос заорал на него Джон и лягнул противника. Башмак въехал в лодыжку мистера Крича, тот закричал от боли и выпустил котомку. В следующую же секунду Джон выскочил из таверны и помчался вдогонку за отцом и вербовщиками, которые уже спустились до середины ведущей к причалу лестницы и собирались садиться в маленький ялик, привязанный к кольцу в темной каменной стене.

— Пустите меня! — кричал Патрик. — Я не могу бросить сына! Уберите от меня руки!

Но канат уже был отвязан и с плеском упал в воду, расстояние между стеной и лодкой стремительно увеличивалось, а младший вербовщик энергично работал веслами.

— Джонни! Езжай в Лондон! — выкрикнул Патрик. — В котомке хватит денег. Твою тетю зовут Сара Дейвз. Миссис Дейвз в Шордиче. Отыщи ее!

Джон услышал, как гремят сзади по булыжнику тяжелые шаги.

— Верните моего отца! — пронзительно выкрикнул он через быстро увеличивающуюся полоску воды. — Я пойду на флот вместе с ним! Я вербуюсь! Возьмите и меня!

С лодки донесся смех, плеск утих. Гребец повернул и направил шлюпку обратно к ступеням.

Она еще не успела причалить, как над головой Джона раздались голоса.

— Он там, внизу! Заберите у него котомку! — отчаянно призывал мистер Крич.

Одним летящим прыжком Джон ринулся через полосу воды в объятия отца, при этом чуть не опрокинув его. Ялик закачался.

— Полегче, парень. Этак ты нас опрокинешь, — прорычал офицер. А потом засмеялся. — Два по цене одного, а? Отлично поработали нынче, Дэниел. Скорее греби к приемному кораблю, покуда эти сухопутные крысы нас не догнали.

 

Глава 5

Джон плавал на лодке далеко не первый раз в жизни. Дома у него имелось даже собственное суденышко — плоскодонное, протекающее корыто. Зимой и летом оно лежало на песчаном берегу маленького заливчика на побережье Файфа, под холмом, на котором и стояла башня Лакстоун. Джон с другом Уильямом бесчисленное количество раз пускались на нем в различные приключения — рыбачили, ловили крабов или играли в контрабандистов. Но Джон никогда еще не покидал заливчика и не плавал в открытое море, никогда еще не ощущал могучего колыхания глубоких теплых вод под тонкими досками. Никогда не плавал ночью, глядя, как береговые огни всё тускнеют, а затем теряются вдали.

Но вот теперь он уже видел огни не только за кормой, но и впереди. Три покачивающиеся точки. Джон мог разглядеть решетчатые стенки фонарей, черные полосы на фоне ярко-оранжевого сияния и снасти, на которых эти самые фонари, должно быть, висели. Луна снова пряталась за тучами, но тут вдруг внезапно вышла, и Джон различил темнеющую громаду корабля — уже совсем близко и с каждой минутой всё ближе: оба вербовщика усердно налегали на весла.

С тех пор как лодка выплыла из гавани Лейта, никто не произнес ни слова. Патрик впал в полную прострацию и даже никак не отреагировал, когда сын робко потянул его за рукав, а оба вербовщика лишь время от времени покряхтывали от усердия. Но когда шлюпка запрыгала на волнах под самым бортом черного гиганта, что теперь нависал над ними, точно морская крепость, Патрик вздрогнул и попытался вскочить на ноги.

— Нет, нет, это немыслимо. Вы же не станете… я решительно отказываюсь… самым серьезным образом требую… надо немедленно вернуться… Разумеется, я вам заплачу. Уж это конечно.

Над бортом корабля уже показалась чья-то голова, и старший вербовщик закричал:

— Еще двое. Взрослый и мальчишка.

— Давай их наверх, — распорядилась голова с сильно заметным лондонским акцентом. — И зарубите на носу, вы там, мне тут беспорядки не нужны. Мушкет у меня заряжен и дезертиров очень не любит.

Офицер-вербовщик ухватился за канат, шедший вдоль вбитых в борт планок, которые образовывали подобие лестницы.

— Ну давайте полезайте! — прорычал он. — Эй! Даже не думай! Хватай его!

Патрик принялся стягивать с себя сюртук, и Джон понял, что отец в полном отчаянии и готов броситься в воду.

— Папа! Нет! Ты утонешь!

Младший вербовщик ринулся к Патрику и стиснул его в медвежьих объятиях.

— Тресни его хорошенько, — попросту посоветовал старший.

— Если кто только прыгнет в воду, тотчас же пристрелю! — крикнул голос сверху, и, задрав голову, Джон увидел, как посверкивает лунный свет на длинном металлическом стволе мушкета.

Боевой дух Патрика улетучился, он прекратил сопротивление, и лодка стала качаться слабее.

— Не стреляйте! — с тревогой вскричал Патрик. — Вы можете попасть в моего мальчика!

В следующий миг грубые руки ухватили Джона, всунули ему конец каната и подпихнули на первые несколько ступенек.

— Ну полезай, застыл, что ли? Всю ночь будешь копаться? — снова закричал человек сверху. — Или хочешь получить пулю в башку? А то я готов!

Ноги мальчика скользили по мокрым рейкам, руки судорожно цеплялись за канат. Но вот его грубо ухватили под мышки и втянули на палубу, а через минуту там же оказался и Патрик. Откуда-то снизу раздавались приглушенные крики и стук, раскаты хриплого смеха, к ним примешивались мерные поскрипывания весел и плеск — это вербовщики гребли обратно к берегу.

Однако смотреть по сторонам Джону было некогда. Трое или четверо мужчин, лица которых скрывались под краями широкополых шляп, окружили их с отцом.

— Я протестую… это всё чудовищная… — еще пытался кому-то что-то объяснить Патрик, но и на это времени не хватило. Под ногами рекрутов поднялась решетка, под которой зияла черная дыра. Туда-то и толкнули Джона. Мальчик едва сумел нащупать ногами крутые ступеньки, а не то полетел бы прямо на жесткий деревянный пол нижнего помещения. Еще миг — и над головой глухо стукнула решетка. Джон с отцом остались в кромешной тьме.

Первым впечатлением Джона стала ужасающая вонь — такая гнусная, что мальчика едва не вырвало. Он зажал нос рукой, но спасения не было. Мерзкий запах проникал и под пальцы. Джон пытался дышать сквозь пальцы, но зловоние всё равно ощущалось при каждом вздохе.

Потом он услышал шум. Повсюду. Тьма вокруг колыхалась, дышала, скрипела, храпела. По коже у мальчика побежали мурашки. Кто здесь, внизу? Люди? Или животные? Или?

Внезапно раздавшийся над ухом голос заставил Джона подпрыгнуть. Звучащий голос был резок и сварлив.

— Ну сколько еще вас нынче ночью? Тут и младенцу места не хватит, не то что взрослому.

— Насколько мне известно, кроме нас других бедолаг нет, — отозвался Патрик. — Боже праведный, ну и вонища! Неужели не найдется окна, чтобы проветрить?

Невидимый собеседник рассмеялся — однако без капли веселья в голосе.

— Окно? Проветрить? Куда ты, по-твоему, попал, дружище? В королевский дворец?

— Нет, в грязное логово! Ведь хотя бы из соображений здоровья…

— Сразу видно — на флоте ты новичок. Незнакомец заговорил чуть дружелюбнее. — Бьюсь об заклад, ты и на море-то никогда не был. Сегодня взяли, да?

— Прямо вечером! В таверне! Самым чудовищным и возмутительным образом, вопреки всякой законности!

— Ну да, это шок. Ты еще не пришел в себя от потрясения. По себе знаю. Меня вот забрали только вчера. Я плыл в Лейт на купеческом корабле из Ньюкасла. Мы с товарищами два года провели в плаванье. Думали уж, обхитрили военных, чтоб их Господь сгноил, но они нас перехватили. Поутру выведут нас из трюма, отправят на какой-нибудь линейный корабль, а потом, скорее всего, и год кончиться не успеет, а нас уже каким-нибудь французским снарядом на клочки разнесет.

— Эй, вы там, нельзя ли потише? — окликнул их кто-то.

— Да-да, — подхватил еще один голос. — Тут вообще-то люди заснуть пытаются.

— Около меня найдется местечко, — тихо сообщил человек, который обратился к ним первым. — Садись, прислонись к перегородке. С тобой мальчонка, что ли? Сколько тебе лет, сынок?

— Двенадцать, — ответил Джон. Острый прилив жалости к себе перехватил ему горло.

Невидимый собеседник меланхолично хмыкнул;

— Двенадцать! Мне было десять, когда…

— Придержи, наконец, язык, а не то я его тебе сам вырву! — прорычал еще один разъяренный голос.

Чья-то незримая рука повела Джона вглубь трюма. Мальчик пробирался сквозь кромешную мглу, покуда не остановился, ощутив, как его тянут вниз, на деревянный пол. Сзади раздался глухой стук и крик — это Патрик налетел головой на низкую балку. И вот отец опустился рядом. Джон прижался к нему и, стараясь заглушить вонь, уткнулся лицом в его сюртук, что еще хранил слабый аромат мыла, вереска и свежего воздуха.

Новый знакомец Барров молчал. Джон слышал, как он пробрался мимо них и растянулся на полу. Через несколько секунд послышался звучный храп.

Патрик даже не пытался лечь. Наклонившись вперед, он спрятал голову в коленях. Плечи его судорожно подрагивали — и Джон с замиранием сердца понял, что отец плачет.

— Папа, зато мы все-таки вместе, — шепнул он на ухо Патрику.

Тот не ответил.

— И все пожитки при нас. У меня котомка и узел. Ты ведь не потерял сундучок, правда?

Что еще сказать, он придумать не мог.

Настала долгая пауза, но наконец Патрик поднял голову.

— Вчера я был Патриком Барром из Лакстоуна, — хрипло прошептал он, — пусть и бедным, но джентльменом, человеком, который может гордо держать голову. Сегодня я жалкий бедняк, в бегах, обманом завербован во флот, нижайший из низких. Я подвел тебя, Джонни. Ты заслуживаешь лучшего отца, нежели я.

— Нет! — Джон произнес это громче, чем собирался, чем снова навлек на себя недовольное бурчание соседей. Он снова перешел на шепот: — Завтра мы им всё скажем. Объясним, что это просто ошибка. Что нас обманули, а мы ничего ни про какой флот знать не знаем. Что мы просто ехали в Лондон. Мы заставим их выслушать нас.

Патрик лишь застонал.

— И у нас есть друзья, которые за нас заступятся, — продолжал Джон, стараясь придать голосу уверенности, которую сам совсем не чувствовал. — Соседи из Лакстоуна. Ты можешь написать им письмо. Или тете Саре. Даже миссис Армстронг непременно бы нам помогла, знай только, что произошло.

Мысль о миссис Армстронг напомнила мальчику об окороке, который почтенная дама им дала с собой в дорогу много часов назад. Джон внезапно осознал, что снова проголодался. Нашарив свой узелок, он вытащил оттуда промасленный сверток.

— Смотри, папа, — сказал он, всовывая ломоть ветчины в безвольную руку Патрика.

Тот весь передернулся.

— Я о еде и думать не в состоянии. От этой вони меня так тошнит, что я и остатки пирога скоро утрачу.

— Попробуй все-таки, — посоветовал Джон с набитым ртом. — Страх как вкусно. Даже вонища становится меньше — ну, самую чуточку.

Патрик послушно сунул ломтик ветчины в рот.

— Ты прав, Джонни. И в самом деле превосходно. — Голос у него сразу же окреп. — Почему бы и не полакомиться? Ведь это последняя вкусная еда, поскольку с завтрашнего дня нас будут кормить за счет Его величества.

 

Глава 6

Ночь тянулась медленно. Джон ворочался на жестких досках нижней палубы. В голове проносилась череда бессвязных и пугающих образов. Один раз ему удалось на несколько блаженных минут представить себе, будто он снова в Лакстоуне, но тут по ноге мальчика пробежала крыса, он вздрогнул и подскочил в ужасе. Перед внутренним взором Джона неотвязно представало лицо умирающего мистера Суини, того заколотого молодого человека, чье окровавленное тело лежало на мостовой эдинбургского переулка.

— Одно утешение, — прошептал Джон, — наверняка призрак мистера Суини теперь будет преследовать мистера Нэсмита и сведет его с ума.

— О, несомненно, несомненно, — отозвался Патрик глухим, безжизненным голосом.

Еще постоянно являлось бледное, зловещее лицо мистера Крича. Он буравил Джона острыми, пронзительными глазами, тянул к котомке длинные паучьи руки. Да он не просто мошенник, но еще и обычный ворюга, с горечью подумал Джон, вспоминая, как мистер Крич яростно дергал котомку у него с плеча в таверне. Вот ведь глупец, если воображает, что там полно денег. Гинея-другая, не больше, да куча старых, никому не нужных бумаг.

Следом перед мысленным взором возникла контора адвоката. Джону так не хотелось заходить туда вместе с Патриком! Хотелось остаться с другими мальчишками на Хай-стрит, где как раз давал представление бродячий жонглер.

В конторе оказалось до ужаса скучно и нудно. С досады Джон и не слушал, о чем там говорят взрослые. Но теперь лихорадочно пытался вспомнить. С самою начала всё было как-то странно. Когда Джон с Патриком вошли в тесную и душную контору, мистер Крич, Хэрриот Нэсмит и мистер Халкетт, стряпчий, сгрудились все втроем у стола, разглядывая лежавший там какой-то блокнот. Но стоило Баррам появиться, как Нэсмит торопливо потянулся к блокноту, однако стряпчий выхватил его прямо из-под носа Хэрриота и торопливо спрятал под грудой других бумаг.

Все уселись, и начались долгие часы разбирательств. Джон ерзал на стуле, глядел в окно, мечтая поскорее снова оказаться на улице, да слушал, как тикают высокие и узкие часы в углу комнаты.

«Ну почему я был таким дураком? — спрашивал Джон теперь. — Почему не слушал?»

За весь бесконечный унылый вечер в разговорах вышла лишь одна передышка. С улицы кто-то позвал хозяина конторы. Хэрриот Нэсмит с мистером Кричем отправились посмотреть, кто это, а мистер Халкетт открыл подъемное окно и высунулся поговорить с ними. Порыв ветра подхватил лежавшие на столе бумаги, разворошил их — и часть листов упала на пол. Джон с отцом подобрали их и положили обратно на стол.

А потом прения продолжались уже недолго. Хэрриот Нэсмит при помощи и поддержке загадочного мистера Крича становился всё напористее и злее, всё чего-то требовал, а Патрик выглядел все удивленнее и несчастнее. Наконец он поднялся.

— Вы разорили меня, мистер Нэсмит, — заявил он с благородною простотой. — Лишили меня всего.

Дрожащими пальцами он собрал разложенные на столе перед ним документы и спрятал их в котомку. И Джону наконец разрешили выйти из душной постылой конторы на улицу. Однако разочарованию его не было предела — жонглер уже закончил представление и ушел.

Томительная ночь наконец подошла к концу. Блеклые лучи рассвета проникли в трюм, осветив несколько дюжин людей, скорчившихся и жмущихся друг к другу в этой мрачной зловонной норе. Сейчас узники повылезали из углов и закоулков, где спали, и теснились под решеткой, пытаясь вдохнуть хоть немного свежего воздуха. Волосы у всех были взлохмачены, одежда измята, глаза пылали от ярости. Кто кричал, кто ругался, а несколько человек успели поскандалить и теперь лезли в драку. Сердце Джона снова наполнилось ужасом.

Один высокий парень обеими руками вцепился в решетку и отчаянно затряс ее, так что по всему трюму разнеслось гулкое эхо.

— Выпустите меня отсюда! Выпустите! — кричал он срывающимся голосом. — Моя жена умирает дома. Кто будет смотреть за детьми?

Наверху показался какой-то человек. Джон разглядел белоснежные бриджи, алый сюртук с ослепительно белыми лентами перевязи крест-накрест и высокую шляпу с красно-белой кокардой.

— Отец, там солдаты, — прошептал он Патрику.

Их ночной приятель громко фыркнул.

— Солдаты? Никакие они не солдаты. Военные моряки, чтоб им лопнуть. Ты на них еще насмотришься.

Парень, сжимавший прутья решетки, закричал от боли, когда моряк наступил ему на пальцы.

— А ну прекратите шуметь! — гаркнул моряк. — Этак вы всё равно ничего не добьетесь. Отныне вы на флоте, парни. Усвойте это раз и навсегда, а не то всех в кандалы. Сержант, поднимите решетку. Нет, собаки, полегче. Подниматься медленно, спокойно, по одному. И никаких фокусов. Если кто-нибудь что выкинет, это будет считаться бунтом — и виновника повесят на рее.

Сжимая узел и перекинув котомку через плечо, Джон вскарабкался по отвесному трапу за Патриком и вылез на палубу, щурясь на яркий свет и дрожа от утренней прохлады. На палубе уже теснилась небольшая толпа рекрутов поневоле. Жалкую кучку новобранцев окружал строй красных мундиров, дула мушкетов ощетинились острыми штыками. Застывшие по стойке «смирно» военные моряки внушали трепет.

— Давай-ка сюда, парень. Покажись врачу.

Джона подтолкнули в спину. Мальчик неловко шагнул вперед. Он оказался перед столиком, за которым сидел корабельный врач, он что-то торопливо записывал в толстенном гроссбухе.

— Возраст? — спросил он, не поднимая глаз.

— Двенадцать.

— Двенадцать, сэр, — рявкнул моряк, стоявший за спиной у врача.

— Ладно, сержант, и так сойдет, — устало отмахнулся врач и повернулся к Джону. — Открой рот.

Джон испуганно повиновался.

Врач наскоро заглянул ему в рот.

— Лихорадка? Понос? Язвы?

— Нет. — Перехватив взгляд сержанта, Джон торопливо добавил: — Сэр.

— Отлично. К флотской службе годен. — Сказал врач и что-то записал в толстом гроссбухе. — Следующий!

Джон сдвинулся вперед, а его место занял Патрик. Теперь мальчик стоял у самой бортовой сетки, что огораживала палубу, и сквозь дыры различал берег. Маленький Лейтский порт, уютно пристроившийся у кромки моря, казался заманчиво близким.

— Даже не думай, — внезапно произнес ворчливый голос за спиной мальчика.

Джон обернулся. Позади него стоял еще один военный моряк, солидный и пожилой. Он показал наверх, на мачту. Примерно на середине ее располагалась платформа, на которой виднелся очередной красный мундир. Джон различил очертания мушкета.

— Кто попытается прыгнуть, получит пулю в спину, — с видимым удовольствием проговорил моряк, но, увидев, как вздрогнул Джон, продолжил уже добрее: — Взгляни-ка туда, паренек.

Джон проследил, куда моряк указывал пальцем. В Лейтской гавани на всех парусах шел величественный военный трехмачтовик. Нос корабля взрезал зеленые волны, по бокам тянулись полосы мягкой пены. На вершинах мачт развевались вымпелы, на оснастке трепетал яркий сигнальный флаг. До берега кораблю оставалось не более четверти мили — и расстояние стремительно сокращалось.

— Он же разобьется о стену гавани! — вскрикнул Джон.

— Корабль Его величества «Бесстрашный»-то? Только не он! — презрительно фыркнул моряк. — Хочешь увидеть настоящее мастерство, тогда смотри.

На боку корабля сверкнула какая-то яркая вспышка, следом за ней поднялся легкий дымок, а раздавшийся секундой позже раскат грома заставил Джона вздрогнуть.

— Французы! Это же вражеский корабль! Они открыли огонь!

Моряк рассмеялся:

— Не болтай глупостей, мальчик. Это всего-навсего орудийный салют. Чтобы все знали об их прибытии. А теперь смотри.

Джон увидел, что на корабле кишит масса народу. Матросы были повсюду: толпились на палубе, карабкались вверх по такелажу, балансировали на деревянных реях, к которым крепились паруса. Проворно скользя по волнам, величественный корабль повернул к ветру, и Джон увидел, как якорь с всплеском ушел под воду. В то же самое время моряки наверху дружно, как один, подтянули паруса и аккуратно привязали их к реям А через миг «Бесстрашный» уже тихо и мирно покачивался на волнах, флажки и вымпелы безвольно повисли.

Вопреки всему Джон не мог подавить восхищения. Быть может, очень скоро он сам окажется на таком вот корабле, будет, как те матросы, сновать по вантам. Мысль устрашила его, но вместе с тем и почти преисполнила восторга.

Мальчик обернулся, выглядывая отца. Патрик всё еще стоял возле врача и, к удивлению Джона, улыбался. В груди мальчика разгорелась безумная надежда. Неужели отец сумел сделать невозможное? Неужели их освободят? Подныривая под натянутыми канатами и огибая прочие препятствия, Джон кинулся туда.

— Папа, что происходит? Нас отпускают?

Улыбка на лице Патрика поблекла.

— Нет, Джонни. На это шансов никаких. Но наш превосходный доктор обнаружил, что я не слишком-то гож для матросской работы. А по крайне удачному стечению обстоятельств как раз сейчас требуется писарь капитану на борту… как, любезнейший сэр, называется этот корабль?

Врач уже снова склонился над гроссбухом и ответил, не поднимая глаз:

— Корабль Его величества «Великолепный».

— Корабль Его величества «Великолепный»! — восторженно повторил Патрик. — Выходит, самые страшные мои кошмары всё же не сбудутся. Капитанский писарь! У меня будет своя каюта, где, Джонни, безусловно, отлично разместишься и ты…

Врач резко поднял голову;

— Разместится в вашей каюте? Этот вот мальчик?

— Это мой сын, — просиял Патрик. — Должно быть, вы просто не осознали этого. В высшей степени несчастливые обстоятельства вынудили нас на столь отчаянный шаг…

— Об этом и речи быть не может. — Врач, временно сделавшийся жертвой обаяния Патрика, снова утратил к нему какой бы то ни было интерес. — На борту «Великолепного» полный комплект юнг. Ваш сын отправится на «Бесстрашный». Я как раз только что слышал, как там дали залп. Скоро оттуда пришлют шлюпку за пополнением.

Краска отхлынула у Джона с лица. Патрик тоже залился мертвенной бледностью.

— Разлучены! — вскричал Патрик. — Нет, нет, дорогой мой сэр, это решительно невозможно! Мое единственное дитя, всего лишь двенадцати лет отроду!

Врач покачал головой:

— Смиритесь, мистер Барр. Я сделал для вас всё, что мог. Вы везучий человек. Шансы простого рекрута попасть в писари к самому капитану крайне малы. Но чудес я не творю. — Он поглядел на Джона и улыбнулся, точно увидел его в первый раз. — Ты паренек крепкий. На «Бесстрашном» тебе будет хорошо. Превосходный корабль с весьма уважаемым капитаном, отменной дисциплиной и довольной командой. Они сделают из тебя человека, юный Джон. Когда-нибудь ты еще будешь меня благодарить. А теперь, пожалуйста, отойди. Сегодня у меня еще уйма работы.

 

Глава 7

Следующие несколько часов прошли в оцепенении и полном смятении духа. Патрик был так ошеломлен новым ударом судьбы, что не мог вымолвить и слова — лишь немо бродил по пятам за сыном, которого увели, чтобы выдать матросскую одежду. Лишь когда Джон облачился в не по росту длинные белые штаны, рубашку с длинным рукавом, жилет и коротенькую синюю курточку, Патрик снова обрел дар речи.

— Слово даю, Джонни, — надтреснутым голосом промолвил он, завязывая на загорелой шее сына красный шейный платок и водружая на копну густых белобрысых волос соломенную шляпу. — Теперь ты заправский моряк. Видела бы тебя твоя мать, бедняжка…

Он отвернулся и звучно высморкался в носовой платок.

Джон наклонил голову, осматривая себя. Новая одежда словно бы сделала его совсем другим человеком, на несколько лет старше. И, несмотря на страх перед скорой и неминуемой разлукой с отцом, мальчика пробрала дрожь радостного возбуждения. Он расправил плечи. Недавно он сильно вырос, и старая одежка изрядно жала ему в плечах. Зато новая куртка свободно болталась — на вырост.

Отец с сыном перебрались в тихий уголок палубы, подальше от криков, свистков и сутолоки. Теперь к кораблю одна за другой потянулись шлюпки и суденышки, привозящие припасы и посыльных, а увозящие группки новоиспеченных моряков. Где-то глубоко-глубоко в животе у Джона накрепко угнездилась щемящая, глухая тоска, но мальчик видел: Патрику еще хуже.

— За меня не волнуйся, папа, — озабоченно произнес он. — Со мной всё будет хорошо. Мы уж как-нибудь придумаем способ снова быть вместе. Надолго они нас не разлучат.

Патрик лишь застонал.

— Эй, парень! Бери-ка. Это твое.

Матрос, что помогал выдавать форму, протянул мальчику его заново перевязанный узелок, заметно увеличившийся в размере — ведь теперь там лежала еще и старая одежда, а также запасной комплект морской формы.

— Спасибо, — отсутствующе поблагодарил Джон, беря из рук моряка сверток и снова поворачиваясь к отцу.

Пронзительная трель свистка возвестила о прибытии очередного суденышка, и еще несколько человек поднялись на борт приемного корабля.

— Всё пополнение на корабль Его величества «Бесстрашный»! — разнесся по палубе громкий повелительный крик. — По лодкам! Живей, ребята, пошевеливайтесь!

— Уже! Нет! Нет! — вскричал Патрик, сжимая Джона в объятиях. Но тот отчаянно забился, стараясь вырваться. И в этот момент за спиной отца он увидел два пронзительных черных глаза и вытянутое бледное лицо. От страха сердце мальчика бешено забилось.

— Отец, пусти! Там мистер Крич!

Их недруг, в свою очередь, тоже увидел Барров и теперь проталкивался сквозь плотную толпу на палубе. За спиной у него виднелись двое военных.

— Вон он, вор! — Голос мистера Крича звучал резко и визгливо. — Я, так уж и быть, согласен с тем, что его не могут отдать в руки правосудия, как он того заслужил, но всё равно настоятельно требую, чтобы мне возвратили украденное им имущество.

Патрик уставился на него. На лице его изумление боролось с негодованием.

— Вор? Сперва меня обвиняют в убийстве, а теперь еще и в воровстве? Да как вы смеете, сэр? Как вы смеете?

— Кожаная котомка, — указал мистер Крич своим сопровождавшим. — Бумаги в ней принадлежат мне. И я требую, чтобы он немедленно их вернул.

Гнев Патрика сменился презрением. Расправив плечи, мистер Барр исполнился величавого достоинства.

— Вы, сэр, лжец и мошенник. Котомка, вами помянутая, содержит документы, имеющие важность лишь для меня: несколько писем, оставшихся на память о дорогой моей жене, да несколько бумаг касательно моего поместья… ах да, моего бывшего поместья. Джонни, открой котомку. Покажи джентльменам ее убогое содержимое.

Джон посмотрел на стол, куда положил котомку перед тем, как переодевался. Ее там не было. Он заглянул под стол, поискал на палубе рядом, сунулся за стоявший рядом бочонок. Котомки нигде не было видно.

— Но она только что лежала здесь! Папа, она пропала! Ее кто-то украл! Тот матрос, что завязывал мне узел, небось он и взял!

Рука мистера Крича метнулась вперед. Пальцы до боли сжали плечо Джона.

— Даже не думай меня обмануть! Давай котомку! Живо!

Джон попытался высвободиться, однако мистер Крич стиснул его еще больнее.

— Да ее у меня нет! Разве не видите? Ее тут нет! Отец, ну скажи ему!

Патрик с неожиданным для него проворством и силой стряхнул руку мистера Крича с плеча Джона. Сам он, похоже, отнесся к потере котомки философски.

— Стыдитесь, сэр, — уничтожающе заявил он, — столь подло нападать на невинного мальчика. Зачем вы хотите снова ограбить нас, лишить и последнего? Из-за вас я уже и так потерял и дом, и доброе имя, и сына. Утрата остальных жалких пожитков в сравнении с этим для меня ничто. Я даже рад, что вмешательство судьбы лишило меня котомки раньше, чем вы успели запустить туда свои грязные руки!

— Обыщите корабль! — с отчаянием в голосе завопил мистер Крич и повернулся к одному из моряков. — Я настаиваю, я требую обыскать корабль! Плачу вдвойне.

Моряк беспокойно оглянулся по сторонам.

— Потише, сэр, прошу вас. Больше мы вам ничем помочь не можем. Мы и так уже сильно рискуем. Если капитан узнает, ему это очень не понравится. Пойдемте с нами. Тут уже ничего не поделаешь.

Он со своим товарищем ухватили мистера Крича под руки и силой повели прочь.

Сквозь остающийся за ними просвет в густой толпе Джон различил группу людей, конвоируемых к борту корабля.

— Мне пора, отец. — Голос его дрожал.

Не в силах более затягивать муку прощания, он быстро обнял отца за шею, подхватил свой узелок и кинулся через палубу к кучке рекрутов, которых нетерпеливые конвоиры подгоняли вниз, в маленький одномачтовик, подпрыгивающий на волнах возле борта приемного корабля.

Он уже собирался спускаться за всеми, как вдруг какой-то рослый мужчина ухватил его ухо и пребольно вывернул.

— Эй, ты, как тебя звать?

— Джон Барр. Сэр.

Верзила сверился со списком в руке.

— Приписан к «Бесстрашному»?

— Да, сэр.

Верзила отыскал его имя в списке и внимательно поглядел на Джона сверху вниз. Его пронзительные, холодные светло-голубые глаза были посажены слишком близко друг к другу. Спереди на черной шляпе пламенели слова «Корабль Его величества „Бесстрашный“».

— Ну тогда ты еще успеешь познакомиться с моей тростью, пока не повзрослеешь.

Джон удивленно уставился на своего обидчика Да что он такого сделал? Послушать этого верзилу, можно подумать, Джона уже поймали с поличным на нарушении дюжины-другой правил.

Честный взгляд мальчика, похоже, лишь разъярил верзилу. Лицо того налилось зловещим румянцем.

— У тебя наглые глаза, Джон Барр. Я буду следить за тобой. Уж я тебя пообломаю, коли придется, Джон… Барр.

Он выпустил ухо мальчика и подтолкнул его в спину. Тот так быстро полез по лестнице, что оступился, чуть не упал и неуклюже спрыгнул на дно суденышка, отчего оно заходило ходуном.

Там уже сидело с дюжину рекрутов, шесть военных моряков с мушкетами наготове и восемь моряков на веслах. Руки у моряков были сильными и мускулистыми, длинные волосы заплетены в спускающиеся по спине косички.

— Поосторожнее, сухопутная крыса! — весело крикнул один из них Джону. — Еще отправишь нас всех к морскому дьяволу! Садись возле меня и не ерзай.

Похоже, он заметил, как печально и несчастно лицо мальчугана.

— Эй, не вешай носа! Ты плывешь на «Бесстрашный»! Гордость самого Нельсона упокой Господь его душу. Мы сражались при Трафальгаре, да-да, с самой «Викторией». Лучше «Бесстрашного» во всем флоте корабля не сыщешь, верно, парни?

— Верно, кабы тебя на борту не было! — отозвался другой моряк. Остальные так и покатились со смеху.

Прижимая к себе узелок с вещами, Джон всё глядел наверх, на нависающий над ними борт приемного корабля, надеясь напоследок еще хоть раз увидеть отца. Но вместо этого увидел нечто такое, что его сердце болезненно сжалось.

Мистер Крич был всё еще на корабле. И теперь разговаривал с тем самым верзилой, что так больно выкручивал ухо Джону. Головы их почти соприкасались, словно верзила и эдинбургский проныра обсуждали что-то очень секретное. И словно они давно и хорошо знали друг друга.

— А кто это там наверху? — спросил Джон моряка, сидевшего рядом с ним. — Тот, с пронзительными голубыми глазами?

Моряк смачно выплюнул в воду струю табачной жвачки.

— Мистер Хиггинс, вот кто. И ежели хочешь послушать мой совет, держись от него подальше. Помощник боцмана. Коли кого невзлюбит, тому несдобровать.

Мистер Хиггинс уже и сам спускался в шлюпку. Моряки почтительно подождали, пока он не занял своего места на борту, откуда мог озирать всех, включая и новых членов экипажа «Бесстрашного». Потом гребцы дружно оттолкнулись веслами от приемного корабля.

Джон позабыл обо всем и обо всех. Он глядел наверх, на палубу, где наконец появилось лицо Патрика.

«До свидания, отец, — повторял мальчик про себя. — До свидания, до свидания».

Гребцы налегли на весла. Полоска воды меж шлюпкой и большим кораблем увеличивалась с пугающей скоростью. Джон не сводил глаз с отца, пока мог еще различать его лицо в общей массе остальных моряков, а потом отвернулся и стал глядеть в море, чтобы никто не увидел стоящие у него в глазах слезы.

 

Глава 8

Шлюпка приближалась к огромному кораблю. Глядя в сторону, Джон из последних сил удерживал рвущиеся наружу слезы. Он почти обезумел от горя и страха. Колышущееся под дном шлюпки море, высокий грозный борт линейного корабля словно явились из ночных кошмаров. Но он знал: всё это на самом деле. Знал: новая реальность готова уже поглотить его, а всё знакомое и привычное будет безжалостно отнято, отброшено прочь.

Когда шлюпка глухо ударилась о деревянный борт «Бесстрашного», добродушный моряк рядом с мальчиком подтолкнул своего маленького соседа в бок:

— Выше нос, дружище! Давай-ка совладай со слезным приливом и надрай щеки как следует. Ты ведь не хочешь, чтобы тебя там все увидели с такой кислой рожей? Недаром ведь говорится, первое впечатление дорогого стоит. Давай выбрось хандру за борт, покуда мистер Хиггинс Кислорожий не взялся за трость, — вот мой тебе совет.

Джон уловил только половину этой короткой речи, но общий смысл ее был вполне ясен, а дружеская улыбка моряка хоть немного подбодрила совсем приунывшего мальчугана. Он выпрямился, сглотнул подступавшие к горлу слезы, вытер рукавом лицо и скривил губы в некотором подобии улыбки. Этот человек прав. Подняться на борт зареванным мальчишкой было бы полной катастрофой.

Джон набрал в грудь побольше воздуха, ухватился за канат и полез вверх по лестнице из веревок и планок так быстро, как только мог. Не успев опомниться, он уже стоял на палубе под низким навесом и в полном смятении таращился на дикий разгул вокруг.

Первым, что поразило мальчика, был дикий шум. Крики, визг, взрывы пронзительного пьяного хохота, грохот катящихся по деревянным доскам бочонков, стук где-то внизу, в трюме, хриплые возгласы какой-то здоровенной яркой птицы, даже мычание коровы — всё это сливалось в чудовищную какофонию. Перекрывая всё это, раздались внезапный звон колокола, громкий сигнал свистка и передаваемые по цепочке приказы: «Наверху! Сушить паруса!»

В открытые пушечные порты, что тянулись по обеим сторонам батарейной палубы, проникало совсем немного света, да и тот почти полностью загораживали массивные стволы орудий, длинных черных пушек, покоящихся на снабженных колесами тяжелых лафетах. Однако не вид этих грозных орудий заставил Джона застыть столбом, разинув рот и вытаращив глаза, а присутствие на корабле женщин. Их были десятки и десятки — низкие и высокие, толстушки и худышки, красотки и простушки, но все разряженные в яркие дешевые платья с глубоким вырезом. Это их пронзительные голоса слышал Джон, это их каблуки стучали по палубе, когда девицы отплясывали и скакали с моряками, многие из которых уже напились в стельку. Ни в одном из кошмаров минувшей тревожной ночи мальчику не могло привидеться ничего подобного. В полном ужасе он увидел, как одна из женщин задирает юбку. Щеки Джона залил горячий румянец, и мальчик торопливо отвернулся.

— Да что с тобой, парень? Посторонись, не то получишь пробоину в борту, — раздался хриплый голос у него за спиной, и, обернувшись, Джон увидел высоченного моряка, согнувшегося под тяжестью закинутого на спину огромного сундука. Мальчик поспешно шарахнулся в сторону, пропуская его, и здорово ударился при этом о деревянную перегородку.

— Посторонись, посторонись! — кричал гигант, пробиваясь сквозь колышущуюся массу девиц и моряков. — Капитанский багаж! Посторонись!

На борт тем временем поднялись остальные рекруты. Навстречу им вышел сержант. Охранявшие их военные моряки, завидев начальство, выстроились по стойке «смирно». В длиннополых красных мундирах и щегольских черных шляпах они выделялись среди царящего вокруг беспорядка, точно раскаленные докрасна кочерги в зарослях терновника.

— Ты… Джон Барр, — прогремел голос, которого мальчик уже начал бояться. Резко развернувшись, Джон увидел в пугающей близости от себя мистера Хиггинса. — Кто отдал тебе приказ первым подниматься на борт? Кто тебе велел высовываться? Какая наглость! Я тебе покажу!

При этих словах он со всех сил ударил Джона по плечам короткой и толстой тростью из ротанга. Мальчик закусил губу, стараясь не выдать, как ему больно.

— Мистер Хиггинс! Мистер Хиггинс! — Мальчик немногим повыше и постарше Джона, с кудрявыми светлыми волосами и конопатым носом, пробирался к ним через толпу. — Мистер Эрскин выражает свое почтение и спрашивает, не приведете ли вы новых рекрутов на сортировку. — Мальчик опасливо покосился на помощника боцмана и торопливо добавил: — Сэр.

Он повернулся к Джону, несколько мгновений с нескрываемым любопытством его разглядывал, а потом подмигнул. Джон успел только улыбнуться в ответ, но заметил, что моряки уже прорезали себе путь через толпу, а новобранцы угрюмо волочились за ними.

Пристроившись рядом с Джоном, юнга-посыльный вместе с ним перелезал через мотки канатов и стеллажи с пушечными ядрами, взбирался по трапам и огибал грузчиков, согнувшихся под тяжестью корзин и ящиков.

— Меня зовут Том Тодд, — представился он на ходу.

— А я Джон. Джон Барр.

— Выходит, шотландец, навроде меня?

— Ну разумеется, шотландец! А кто же еще?

Ответ Джона прозвучал куда более возмущенно, чем мальчик хотел, но Том Тодд только засмеялся.

— Ох, на этом корабле ты можешь быть кем угодно, просто кем угодно. Большинство тут англичане, но есть ирландцы, а еще португальцы и американцы. О, и несколько африканцев тоже есть.

— Африканцы? Ты имеешь в виду негров? Никогда их не видел. Они и вправду черные?

— Ага. Сам увидишь.

— Ты и в Африке бывал?

Том напустил на себя важный вид.

— Нет, зато был в Америке. И в Испании, и в Португалии. Может, и ты туда попадешь.

Они посторонились, уступая дорогу еще двум мальчикам, всего на год-другой старше Джона, зато выряженные в безукоризненно чистые белые бриджи, длиннополые синие мундиры с золочеными галунами на стоячих воротничках и черные глянцевые шляпы.

— Офицеры. Гардемарины, — пробормотал Том, почтительно дергая себя за светлый вихор.

Джон прикусил губу. Если бы Патрик, будучи еще владельцем Лакстоуна, вздумал отправить сына на флот, Джон бы сейчас тоже был гардемарином и щеголял в красивой форме, с серебряными пряжками на башмаках.

Один из гардемаринов поймал на себе взгляд Джона и недовольно нахмурился. Джон неохотно последовал примеру нового товарища и поклонился. Гардемарин еле заметно кивнул и зашагал дальше.

Рекруты оказались в менее людной части корабля, где за столом сидела группка офицеров.

— Вот мистер Эрскин, первый помощник, — прошептал Том, показывая на офицера слева, чья форма, еще более великолепная, чем у гардемаринов, блистала медными пуговицами и золотыми галунами. Полуотвернувшись, первый помощник беседовал о чем-то со стоявшим рядом седовласым старым моряком, так что Джон видел лишь его профиль — решительный, горделивый, с твердыми губами и веселыми морщинками у глаз. Но в следующий миг мистер Эрскин обернулся — и Джон ахнул и невольно отшатнулся на шаг. По левой щеке первого помощника тянулся чудовищный шрам — от угла глаза к носу и ниже, растягивая левую половину рта в волчьем оскале. Сердце Джона сжалось.

— Знаю, знаю, им можно младенцев в колыбелях пугать, — зашептал Том. — Но мистер Эрскин парень что надо. Был ранен при Трафальгаре, сражался бок о бок с самим Нельсоном! Двух французов одним выпадом заколол. Нанизал, как…

Он резко умолк, когда рука мистера Хиггинса грубо ухватила его за плечо. Том проворно вывернулся и отскочил на безопасное расстояние от грозной трости.

— Отправляйся-ка назад на свое место, парень, — прорычал мистер Хиггинс, — не то…

Но Том, не дожидаясь окончания угрозы, уже скрылся в ближайшем люке.

Появление моряков с новобранцами отвлекло офицеров от разговора, и они повернулись к пришедшим. Несчастные рекруты один за другим называли свои имена и род занятий, после чего им предписывались те или иные новые обязанности на корабле. Вскоре из большой толпы осталась лишь маленькая группка еще не распределенных рекрутов, в число которых входил и Джон.

Офицеры отодвинули стулья от стола и принялись подниматься, и мальчик решил уже, что про него совсем забыли, как грубая рука мистера Хиггинса вытолкнула его вперед.

— Мальчишка, сэр, — с угодливой улыбкой обратился он к первому помощнику. — Завербован вчера. Нуждается в том, чтобы в него вколотили капельку почтительности. Я подумываю оставить его при себе. Паршивец, что мне прислуживал, дал тягу в Ярмуте.

Внутри Джона всё так и перевернулось от ужаса.

Здоровый глаз мистера Эрскина внимательно оглядел мальчика.

— Твое имя?

— Джон Барр. — Джон впился глазами в людей за столом, отчаянно выглядывая хоть один признак сочувствия, хоть одно доброжелательное лицо, хоть какую-то надежду на избавление.

— Читать и писать умеешь, Джон Барр?

— Да, сэр.

— Так-так. И до сих пор ты никогда не бывал в услужении?

— Нет, сэр, никогда.

Сосед мистера Эрскина, с маленьким и круглым, сморщенным, точно обезьянья мордочка, лицом, вдруг оживился.

— А математику ты учил?

— Да, сэр. В школе, пять лет.

Человечек метнул в мистера Хиггинса враждебный взгляд, в котором читалось неприкрытое торжества.

— Смышленого ученика для артиллерийского дела сыскать нелегко, мистер Эрскин. Я бы, пожалуй, взял его себе. Судя по тому, как оно всё идет, они нам понадобятся.

— Тогда пускай идет к вам, мистер Таус, — легко согласился мистер Эрскин. — Его ждет карьера бомбардира. Слышал, Джон? Ты отправляешься под начало мистера Тауса, нашего главного бомбардира, и будешь повиноваться ему во всем.

Не успел он договорить, как кругом разнеслись крики, щелканье каблуков военных, берущих под козырек, а через миг на палубе показалась невысокая крепкая фигура.

— Капитан. Это капитан Баннерман.

С первого взгляда казалось совершенно непостижимым, как такой нелепый и смешной с виду коротышка способен вызывать уважение, которое Джон читал на всех лицах вокруг себя. Хотя щеки и подбородок капитана Баннермана были чисто выбриты, из ушей и ноздрей торчали клочки волос, а черные густые брови ощетинились, точно два сердитых ежа. Однако все, кроме рекрутов, торопливо выпрямились по стойке «смирно» и отдали честь.

Глаза капитана пробежали по жалкой кучке новобранцев перед ним, и челюсти заходили ходуном, как будто зрелище это ему весьма не понравилось. Однако в глазах презрения не было. Джону показалось даже, будто в них отразилась жалость.

Капитан Баннерман на миг остановился, дожидаясь, пока все смолкнут, а потом поднялся на первую ступеньку трапа позади себя и прокашлялся.

— Знаю, — начал он, — большинство из вас завербовано на службу Его величеству совсем недавно, причем против своей воли. И сегодня вам очень грустно. — Голос у него оказался зычный и хорошо поставленный. Кое-кто из новобранцев горестно застонал и закивал головой. — Но вас, парни, привели сюда ради благородного дела. Французы уже у самых наших дверей. Бонапарт огнем и мечом пронесся по всей Европе. И если не дать ему укорот, его солдаты скоро уже будут маршировать по улицам милых нам городов и деревень, поджигая, грабя и насилуя.

Голос капитана раскатывался кругом, а глаза на миг остановились на Джоне — и мальчик прочел в этих глазах такой яростный энтузиазм, что по всему телу у него невольно пробежала дрожь ответного жара.

— И хотя сегодня вы, скорее всего, проклинаете судьбу, что привела вас сюда, завтра благословите ее, ибо уже сейчас вы — все до единого — члены команды военного корабля, вы присоединились к экипажу корабля Его величества «Бесстрашного», лучшего корабля в лучшем на свете флоте, ветерана Трафальгарской битвы, удостоенного похвалы самого Нельсона. С вами здесь будут обходиться великодушно и щедро. Вы научитесь быть настоящими моряками, бесстрашными в битве и в труде, а когда великая война закончится, вы сможете покинуть судно и возвратиться к вашим семьям, зная, что спасли их от ужасной участи и послужили отечеству, как верные и преданные сыны. Мистер Эрскин, продолжайте распределение.

 

Глава 9

Когда Джон трусил по пятам за мистером Таусом, главным бомбардиром, к своему новому месту назначения, разгул на нижней палубе лишь усилился. Мистер Таус, миниатюрный и шустрый, двигался легко и проворно, точно кошка. Пару раз за дорогу он обернулся проверить, не отстал ли Джон, и всякий раз награждал мальчика ободряющей улыбкой, от которой его и так морщинистое лицо морщилось еще сильнее.

Переступая через тела упившихся вдрызг моряков, уворачиваясь от столкновения с лихо отплясывающими женщинами и подныривая под низкие балки, мистер Таус наконец достиг занавеса из парусины, что отделял нижнюю оружейную палубу от тесного закутка на корме судна. Подняв полог занавеса, мистер Таус шагнул внутрь, а Джон за ним.

Лишь самые скудные лучи солнца проникали через кормовые орудийные порты. Дула двух огромных пушек грозно указывали в море. Оставшееся небольшое пространство было загромождено ящиками и решетками, коробками и сундуками. С низкой балки свисала тусклая лампа, и в ее тусклом свете Джон различил обращенные к нему лица четырех мальчиков. Четыре пары глаз с любопытством разглядывали его с ног до головы.

— Джон! — воскликнул Том Тодд, вскакивая с сундучка, на котором сидел. — Будешь столоваться с нами?

— Столоваться? Как это? — удивленно переспросил Джон.

Невысокий тощий парнишка, близкопосаженные глаза которого рассматривали Джона без тени дружелюбия, насмешливо протянул:

— Маленький джентльмен! Сухопутная крыса! И претупая. Я бы за такого, как он, много не дал.

— Придержи свой змеиный язык, Нат Клейпол, — обрезал его мистер Таус раздраженно кивнув. — Джон Барр будет столоваться с вами. Это значит, — пояснил он, поворачиваясь к Джону и подкрепляя каждое слово энергичным взмахом пальца, — что ты ешь здесь, спишь здесь, работаешь здесь и учишься здесь. Теперь ты один из моих подчиненных, а это значит, что ты делаешь всё, что я велю. — Он помолчал и добавил, грозно нахмурясь: — Даже если я велю тебе вырядиться в женское платье и станцевать хорнпайп.

Джон встревожился, но остальные мальчишки заулыбались.

— Или вскарабкаться на грот-мачту, распевая «Правь, Британия, морями», — выкрикнул Том.

— Именно, — с полной серьезностью кивнул мистер Таус.

— Или прыгнуть за борт и утопиться, — пробормотал Нат Клейпол, но так тихо, что никто, кроме Джона, его не услышал.

— Или, — начал третий паренек, юный здоровяк, лоб которого так и сморщился от усилий выдумать что-то особенно остроумное, — или…

— Всё, что ни скажешь, Дейви, — отозвался мистер Таус, хлопнув его по плечу. — А теперь, молодые люди, время обедать и, коли не ошибаюсь, мистер Джейбез Бартон уже готов вас порадовать чем-нибудь вкусненьким.

При этих словах парусиновый занавес поднялся, и на корме появился крупный светловолосый мужчина, помощник бомбардира. В одной руке он нес деревянное ведерко, а в другой — несколько краюх хлеба. Но больше всего поразил Джона большой переливающийся всеми цветами радуги попугай, что сидел на плече Джейбеза, ласково пощипывая хозяина за ухо. Однако в следующий момент в ноздри мальчику ударил запах жаркого из солонины — и Джон понял, что здорово проголодался. Просто-таки как волк.

Мальчики расселись по сундучкам, что служили им вместо скамеек. Стол был уже накрыт к обеду. Вслед за всеми направился к столу и Джон, хотя и слегка робея. Только тут он впервые сумел как следует рассмотреть четвертого ученика бомбардира. Щупленький, росточком поменьше всех остальных, темные волосы заплетены, по моряцкому обыкновению, в косичку. Черные внимательные глаза поначалу глядели настороженно, но, встретившись с синими глазами Джона, словно оттаяли. Мальчик дружелюбно улыбнулся новенькому.

— Я Кит, — представился он. — Слуга мистера Тауса.

Рядом с Натом Клейполом как раз оставалось свободное место. Джон сунулся было туда, но Нат поспешно выставил вбок острый локоть, а сам демонстративно отвернулся.

Кит бросил на товарища сердитый взгляд и подвинулся. Джон с благодарностью сел рядом с ним.

— Вижу, еще один паренек? — заметил человек с попугаем. Говорил он врастяжку, как уроженцы западных частей Англии. — Ей-ей, эти мальчишки из пушек, что ли, выскакивают. Как ни взгляну, их всё больше и больше!

Когда он наклонился, чтобы поставить перед Джоном дополнительную миску и кружку, попугай заверещал и захлопал крыльями, продемонстрировав роскошные алые перья и выпустив из-под хвоста длинную струю зеленого помета, угодившую ровнехонько на стол.

— Нехорошо, Горацио. Ай-ай-ай, как нехорошо, — укоризненно промолвил Джейбез, вытаскивая грязную тряпку и вытирая стол.

— Как его зовут? Горацио? — осмелился спросить Джон.

— Ну да. Это не я ему такое имечко-то выдумал. Это мистер Эрскин. Говорит мне: «Экая у вас птичка красивая, Джейбез. А как ее звать?» А я ему: «Попугай, сэр». Он мне: «Попугай? Что за имя такое — „попугай“? Назови его лучше Горацио». А я ему: «Есть, сэр». Вот он теперь Горацио, да так Горацио и помрет.

Он уже успел шлепнуть в миску Джона щедрую порцию жаркого. Джон торопливо взялся за ложку, чувствуя, что буквально умирает с голоду, но не успел даже попробовать, как Нат Клейпол навалился на стол и, притворившись, будто потерял равновесие, резко толкнул миску Джона. Она заскользила и непременно упала бы, вывалив всё содержимое прямо на колени Джону, не подхвати ее Кит.

— Ох ты боже мой, как неудачно вышло, — заявил Нат, поглядывая вокруг с таким видом, точно рассчитывал на всеобщее одобрение, но остальные мальчики даже не обернулись. Нат покраснел и принялся быстро-быстро поедать свою порцию, так крепко зажав левой рукой ломоть хлеба, точно боялся, что кто-то отнимет.

Мистер Таус и Джейбез Бартон с несколькими младшими бомбардирами уселись за вторым подвесным столом у соседней пушки, оставив мальчиков самих разбираться меж собой. За едой никто не проронил ни слова. И хотя подлива оказалась слишком соленой, мясо жестким, а хлеб черствым, Джон проглотил свою порцию с жадностью.

Закончив есть, он поднял голову и обнаружил, что все глаза устремлены на него.

— Ты никогда прежде не был в море? — спросил Кит. В голосе его слышался легкий иностранный акцент.

— Нет, — ответил Джон, — и даже не хотел. Но вчера моего отца насильно забрали в рекруты, а мне больше идти было некуда, вот я тоже завербовался.

— И где теперь твой папаня? — поинтересовался Том.

— Его отправили на другой корабль. На «Великолепный», — угрюмо буркнул Том.

— О, «Великолепный». Неплохой корабль. Только всего шестьдесят четыре пушки. А у нас семьдесят четыре, — похвастался Том.

— Отцу сказали, он будет капитанским писарем.

— Капитанским писарем! — передразнил Нат. — Офицером! Ну всё, ребята, теперь следите за собой. Не забывайте о хороших манерах. Папаша мистера Джона — офицер.

Том повернулся к нему;

— Хорош, Крысья морда! Злобный ты жабеныш.

Нат взял свой перочинный ножик и кусок бечевки и, повернувшись ко всем остальным спиной, начал что-то плести.

— Это твой узелок, Джон? — спросил Кит. — У тебя нет сундучка, чтобы хранить свои вещи?

— Можешь в мой класть, — предложил Том.

— У тебя там места совсем нет, — вмешался Дейви. — Ракушку — и ту не спрячешь.

— Опять рылся в моем сундуке, Дейви Гоу? — сердито осведомился Том. — Ты же обещал! Больше никогда! Помнишь, после прошлого раза…

— Я вовсе не рылся, Том, — испуганно перебил его Дейви. — Просто заглянул. Я ничего не брал Я только…

— Тогда что ты там спрятал? — с усталым раздражением спросил Том.

— Всего-навсего маленькую дохлую мышку, — ответил Дейви. — Надо же было положить ее куда-нибудь, где тепло и мягко.

— Ты засунул мне в сундук дохлую мышь? Что за болван! Разве не знаешь, что она там протухнет, сгниет, завоняет и всё мне испортит?

— Вчера она пахла очень даже хорошо, — обиженно возразил Дейви. — Я ее нашел, когда чистил клетки с курами. Думал, тебе понравится, Том.

Том с возгласом крайнего отвращения вскочил, спихнул Дейви с сундучка, на котором тот сидел, и откинул крышку. Зажимая двумя пальцами нос, свободной рукой он вытащил из сундучка дохлую мышь и вышвырнул ее в ближайший орудийный порт.

— Никогда — никогда, слышишь! — не клади ничего мне в сундук! Ты понял, Дейви?

Нат оглянулся и презрительно хмыкнул:

— Не трать сил понапрасну. Этому пустоголовому дурню ничего не втолкуешь. Надо было его еще давно выкинуть за борт.

— В прошлом году Дейви свалился с мачты, — шепнул Кит, наклонившись к уху Джона. — И сильно ударился головой. Вообще-то он учился на марсового, который управляется с самыми высокими парусами. Очень долго он вообще ни слова не говорил, а ум у него как помутился, так обратно не восстанавливается. Теперь он просто приглядывает за курами да скотом. Правда, мистер Таус говорит, ему помаленьку становится лучше. — Кит покачал головой, словно сам этому не очень-то верил, и добавил уже громче: — Но в одном Дейви прав, Том. В твоем сундуке и правда места нет. А мой стоит полупустой. Если хочешь, Джон, клади свои вещи ко мне.

Поднявшись из-за стола, он пошел в другой конец комнаты, где к стене были привязаны тяжелые сундуки. Джон отправился следом.

— А что в них во всех? — полюбопытствовал он.

— Мушкеты, пистоли, абордажные сабли, — будничным тоном отозвался Кит, — для сражения.

От слова «сражение» у Джона по спине пробежали мурашки.

— А ты когда-нибудь в них бывал… в сражениях?

— Нет еще, но уж коли мы направляемся к югу Франции, то уж верно побываем в настоящем деле. Со времен Трафальгара прошло два года. Тогда мы разгромили французский флот, но во Франции и Испании всё еще правит Наполеон. Наверняка скоро быть новым битвам.

— Мы туда идем? Во Францию? Или Испанию?

Кит пожал плечами:

— Нам об этом говорят в последнюю очередь. Не знаю Сэм Громобой сам ждет приказов.

— А кто такой Сэм Громобой?

— Капитан. Капитан Сэмюел Баннерман. Все зовут его Сэмом Громобоем. Наверное, из-за голоса — больно он у него громкий.

Кит вдруг выпятил подбородок, вытаращил глаза во всю мочь. Тоненький дискант его вдруг сменился чуть ли не басом.

— За родину и короля, ребята! — пророкотал он. — И кто поднимется наверх последним, будет закован в кандалы!

Джон расхохотался — Кит так здорово умел подражать, что на миг на корме словно бы появился сам капитан.

— А он ничего, да? В смысле — неплохой капитан?

Джон вспомнил прилив энтузиазма, что вызвала у него пламенная речь капитана. Затаив дыхание, он ждал ответа, изо всех сил надеясь, что Кит скажет «да».

— Самый лучший, — просто ответил тот.

Кит уже открыл свой сундучок. Там лежало немного одежды, полуприкрытая ими книга и плотно набитый холщовый мешок.

— Мешок, — с явным стеснением проговорил Кит, отпихивая его в сторону, — так, кое-что на память о матери.

— Я не трону, — быстро пообещал Джон.

Он опустил на пол свой узелок и развязал его. Помощник эконома аккуратно сложил туда одежду мальчика, и старую, и новую запасную. Джон взял запасную форму, чтобы положить в сундучок, но вдруг замер в удивлении. Меж складок одежды проглядывала котомка.

— В чем дело? Что это? — спросил Кит.

— Да так, ничего. Просто кое-что на память об отце, — отозвался Джон, торопливо запихивая котомку в сундук. Подчиняясь какому-то неопределенному инстинкту, сам не зная зачем, он спрятал ее под одежду.

 

Глава 10

Короткий зимний вечер пролетел быстро. У Джона практически не было времени подумать о странном появлении котомки. Должно быть, по чистой случайности помощник эконома на приемном корабле увязал ее вместе с одеждой как раз перед тем, как явился мистер Крич. Но отчего мистер Крич так уж желает заполучить потрепанную и старую кожаную котомку? Там ведь ничегошеньки нет — лишь ворох измятых бумаг.

Наверное, подумал Джон, отец что-то этакое проглядел. А вдруг… нет, навряд ли… но вдруг там всё же содержится нечто такое, из чего будет явственно видна что мистер Нэсмит смошенничал? Вдруг там таится доказательство, что Лакстоун всё же принадлежит Баррам? Непременно, как только выпадет свободная минутка, надо будет внимательно просмотреть содержимое котомки!

От этой мысли сердце Джона так и запело в груди, но мальчик тут же напомнил сам себе, как глупо питать пустые надежды, а в следующую минуту его уже позвал мистер Таус.

Главный бомбардир осматривал содержимое ящика с ружьями. Под его придирчивым взором Джейбез по очереди доставал каждый мушкет, заглядывал в дуло, а потом проверял, хорошо ли выбивается искра.

— Пока еще день, надо бы тебе разжиться гамаком, Джон, — промолвил мистер Таус. — Пусть Кит проводит тебя к эконому.

— Да, сэр.

— Ты что, мечтал стать барабанщиком, юный Джон? В армию готовился? — спросил вдруг Джейбез.

— Нет, — удивленно ответил мальчик.

— Потому что в армии ты бы именно так и говорил. «Да, сэр» то, «да, сэр» это. А здесь на флоте мы говорим: «Есть, сэр».

— Есть, сэр! — привычно откликнулся попугай.

— Уж он-то знает. — Джейбез скосил любящий взгляд на птицу, что раскачивалась взад-вперед на крышке ящика с саблями. — Слушай Горацио, мой тебе совет. Делай, что он тебе говорит, — впросак не попадешь.

— Да… есть, сэр, — отозвался Джон.

Владения эконома находились на нижней палубе, в самых глубинах темного чрева корабля. Чтобы попасть туда, Джону с Китом пришлось пробиваться через толпу разгульных девиц и моряков на нижних батарейных палубах, спускаться в какие-то люки, а потом почти на ощупь выискивать дорогу в сумрачных лабиринтах переходов нижней палубы. Хотя оба мальчугана были невысоки ростом, даже им то и дело приходилось нагибаться — так низко нависали здесь потолочные балки.

Внизу было очень тихо, лишь поскрипывали в такт качающемуся на волнах кораблю доски да сверху, с батарейной палубы, доносился глухой топот и слабые отзвуки голосов. В спертом, застоялом воздухе витал запах тухлой воды. Джон поморщился.

Он был так сосредоточен на том, чтобы ни на что не налететь и ничего не сбить, что даже не заметил, как Кит остановился, и чуть не налетел на него.

Кит предостерегающе вскинул руку. Выглядывая через плечо товарища, Джон заметил две неясные фигуры, стоящие возле груды набитых мешков.

— Так ты ничего такого не видел, когда он прятал свое барахло?

У Джона екнуло сердце, когда он узнал голос мистера Хиггинса.

— Нет, сэр. — Вторым оказался Нат. Он говорил с таким пылом, точно больше всего на свете стремился угодить собеседнику. — Потому что он отвернулся, этак по-воровски. Он и слуга мистера Тауса, этот щенок Кит, они всё перешептывались. Как будто что-то скрывали.

— Перешептывались? Что-то скрывали? Да они до сегодняшнего дня даже не знали друг друга.

— А вдруг знали, сэр? Прям сразу сошлись, да еще и Том Тодд с ними, как будто сто лет друг друга знают.

Затаившиеся в темноте мальчики увидели, как мистер Хиггинс отвесил Нату затрещину.

— Не мели вздор! И не пытайся со мной хитрить. Выполнишь, что я велю — получишь пару пенни, но свои завиральные идеи держи при себе. И если только кому хоть словечко сболтнешь… Что это там?

Он вскинул голову, как будто что-то услышал, и, резко развернувшись, вперил взгляд в темноту. Джон с Китом замерли в тени, затаив дыхание.

На несколько мгновений наступила полная тишина, а потом две расплывчатые фигуры исчезли за дальней перегородкой.

— Вот что ты должен сделать, — слышали еще мальчики начало фразы мистера Хиггинса, но больше ничего разобрать не смогли.

«Это обо мне они говорят, — подумал Джон. — Наверняка, а о ком же еще? Это снова имеет какое-то касательство к котомке. Найти бы надежный уголок, где можно было бы ее спрятать!»

Кит снова пошел вперед, и Джону пришлось поторапливаться, чтобы не отстать от провожатого, пока тот не исчез в темноте.

Уже через полчаса Джон стал обладателем гамака и вместе с Китом поднимался тем же сложным путем на верхнюю палубу.

— Днем убирай гамак вот сюда, понял? — сказал Кит.

Он развязал парусину, покрывавшую бегущую вдоль края палубы сеть, и показал новому другу стену плотно скатанных гамаков. Джон почти не смотрел. После душного полумрака нижней палубы свежий воздух наверху бодрил и веселил душу. Оглядевшись по сторонам, мальчик даже удивился, увидев на горизонте знакомые очертания Эдинбурга и скопление домишек вокруг Лейтского порта. Попав на борт «Бесстрашного», Джон словно бы перенесся в совершенно иной мир. Трудно было поверить, что старый мир никуда не делся, что он продолжает существовать, и так близко.

Джон заметил ряд кораблей: иные большие линейные корабли, как «Бесстрашный», другие — фрегаты и суденышки поменьше, что стояли, свернув паруса, на якоре в Форт-оф-Форте. Был ли среди них и «Великолепный»? Забрали ли уже туда отца Джона? Было так ужасно, так мучительно думать, что отец находится всего в миле-другой отсюда, совсем рядом, но в то же время так далеко, так недостижимо далеко.

Перегнувшись, он посмотрел за борт. Там теснились лодки и баркасы, их гребцы и пассажиры перекрикивались с моряками на палубе «Бесстрашного». Множество людей — как мужчин, так и женщин — сновали в обе стороны, а чуть сбоку при помощи лебедок и толстых канатов на борт поднимали запас провианта.

«Выскользнуть бы отсюда незаметно, спрятаться на одной из этих лодок — и в два счета окажешься на берегу», — думал Джон.

Он уже почти решился попробовать, ноги так и зудели снова ощутить под собой твердую землю. Но порыв угас так же быстро, как и появился. Ну, а попадет он на сушу, дальше-то что? Куда идти? И где он раздобудет себе еду?

Джон вдруг заметил, что Кит пристально рассматривает его.

— Пожалуй, нам лучше спускаться, — промолвил тот. — Мистер Таус, он не любит, когда мы слоняемся по кораблю во время стоянки. Не хочет, чтобы мы видели всё это… ну, ты понимаешь, женщин и прочее.

Джон неохотно поплелся вслед за Китом к ближайшему люку.

— А он тебе нравится — мистер Таус?

Кит пожал плечами:

— Да. Он славный. Только вот как переусердствует с грогом, вот тогда… Сам увидишь.

— Злым делается?

— Злым? Да не то слово. Свирепеет. Увидишь.

Когда Джон с Китом вернулись в уже ставший знакомым мальчику закуток за парусиновым занавесом, там не оказалось никого, кроме Ната Клейпола, который стоял на коленях перед раскрытым сундучком Кита, запустив туда обе руки.

— Эй! Крысья Морда! Что ты тут делаешь? А ну убирайся от моего сундука! — завопил Кит, стрелой бросаясь вперед.

Нат вскочил на ноги. Глаза его виновато блеснули, но он обвиняюще ткнул пальцем в Джона.

— У него спроси! Он вор, да-да, вор. Украл мой карманный нож за обедом. Я видел! Стянул со стола, когда никто не смотрел. Да я его сейчас и нашел — вот тут, в сундуке.

— Лгун! Он всё врет! — Глаза Джона заволокло красным туманом ярости. Сжав кулаки, мальчик рванулся на обидчика, но Нат проворно отпрыгнул в сторону, и Джону пришлось ухватиться за низкую балку, чтобы не грохнуться об пол.

— Твой нож всё это время был у тебя же в кармане, Крысья Морда, — с отвращением в голосе заявил Кит. — Я сам видел, как ты его туда клал.

В этот момент в закуток вошли Том с Дейви.

— Что тут такое? Драка? Джон надавал Нату? — с надеждой спросил Том.

— Нет, но Нат этого вполне заслужил, — ответил Кит. — Мы застукали, как он роется у меня в сундуке.

Дейви забеспокоился:

— Это не я. Я ничего не делал! Я не залезал к тебе в сундучок, ни к кому не залезал, правда-правда, Кит.

Остальные мальчики не обратили на него никакого внимания.

— Нат сказал, я украл его ножик. Назвал меня вором — задыхаясь от возмущения, объяснил Джон.

Кит отпихнул Ната в сторону, захлопнул крышку своего сундучка, взял его и спрятал под ближайшей пушкой, затолкав глубоко под ствол.

— Что тут такое? Что за шум?

В прорези занавеса появилась недовольная физиономия мистера Хиггинса.

— Да этот вот новенький, Джон Барр, — визгливо заголосил Нат. — Он вор, ворюга. Украл мой карманный ножик Я отыскал его в сундуке Кита, куда Джон положил свои вещи.

Мистер Хиггинс шагнул внутрь.

— Воровство — очень серьезное обвинение, — с мрачным удовлетворением в голосе заявил он. — Воров наказывают поркой — и поделом. Где доказательства?

— Вот! Вот! — Нат сунул свой нож.

— Доказательства чего? — спросил внезапно появившийся мистер Таус. — Мистер Хиггинс, чему мы обязаны этим удовольствием?

Вся его хрупкая маленькая фигурка выражала откровенную неприязнь.

— Дисциплинарный вопрос мистер Таус. Этот вот юнга, Джон Барр, обвиняется в воровстве.

Глаза главного бомбардира сузились.

— Кем обвиняется?

— Натом Клейполом.

— В воровстве чего?

— Моего карманного ножа. Со стола стянул. За обедом, — поспешил ответить Нат.

— Свидетели есть? — рявкнул мистер Таус.

— Да, сэр, я его видел. — Кит высунул голову из-за пушки, где всё еще возился с сундучком. — Видел Крысью Морду… ну то есть Ната. Он положил нож себе в карман, а теперь притворяется, будто нашел его в моем сундучке. Он это нарочно, сэр. Из чистой вредности.

— Покорнейше благодарю вас, мистер Хиггинс за интерес к нравственности моих подмастерий, — ледяным тоном процедил мистер Таус. — Теперь же, если вы будете столь любезны покинуть…

Он указал на занавес.

— Одну минуту… — Мистер Хиггинс зацепил большим пальцем петлю на сюртуке и встал, широко расставив ноги, явно не намереваясь трогаться с места. — Сегодня при мне один из уважаемых граждан Эдинбурга обвинял отца этого мальчика в воровстве. Я абсолютно уверен, что Джон Барр сын заядлого преступника и сам привык тянуть всё, что плохо лежит. Наверняка он прячет у себя краденые вещи. Я требую осмотреть его пожитки.

Главный бомбардир вытянулся во весь свой рост — так глаза его приходились примерно на уровне подбородка мистера Хиггинса.

— Могу ли напомнить вам, мистер Хиггинс, что вы находитесь на моей территории?

— А могу ли напомнить вам мистер Таус, что дисциплинарные вопросы на этом корабле находятся в юрисдикции боцмана, а поскольку я его помощник, соответственно, передаются мне. Я выразился достаточно ясно?

Мистер Хиггинс с мистером Таусом молча мерили друг друга свирепыми взглядами.

— Пожалуйста, сэр, — нарушил затянувшееся молчание Кит, — я не возражаю, чтобы обыскали мой сундучок. И Джон тоже не против, правда, Джон?

Он вытянул сундучок из-под пушки, поднял его и понес к ним. Мистер Хиггинс, нагнувшись, рывком распахнул крышку.

Джон остолбенело наблюдал за происходящим. Сердце чуть не выскакивало у него из груди. Да что это за тайны такие? Что такое спрятано у него в вещах, что всем так и неймется этим завладеть? А если по какой-нибудь ужасной случайности в котомку попало что-то чужое и его, Джона, заклеймят вором? От мысли о таком позоре и неминуемом жестоком наказании у мальчика заледенела кровь.

Мистер Хиггинс уже опустился на колени и лихорадочно выкидывал из сундучка одежку Кита и Джона.

— Пара холщовых штанов. Запасная куртка и шейный платок. Пара рваных штанов, — перечислял мистер Таус с ядовитым сарказмом одну за другой поднимая вышвырнутую мистером Хиггинсом одежду.

Джон разинул рот. Котомки не было. Он растерянно поднял голову — и перехватил взгляд Кита. По лицу нового приятеля скользнула проказливая улыбка, однако мальчуган мгновенно скрыл ее, напустив на себя вид удивленной невинности.

— Ну что ж, — пробурчал мистер Хиггинс, неуклюже поднимаясь на ноги, — вроде бы всё в порядке.

— Похоже на то, — с издевкой согласился главный бомбардир.

— Ну, я пошел.

Мистер Хиггинс уже спешил к занавесу.

— У меня тут есть еще одно маленькое дельце, которое я хотел бы с вами уладить, — с убийственной вежливостью остановил его мистер Таус. — Если не ошибаюсь, то сегодня утром я слышал, как вы говорили мистеру Эрскину, что остались без слуги. Нат Клейпол был распределен ко мне, но я всё же пришел к мнению, что он мне не подходит. Полагаю, вам он как раз и подойдет.

— Нет! Мистер Таус! Пожалуйста! Я не хотел… это всё ошибка! — закричал Нат, весь позеленев от ужаса.

Мистер Хиггинс отрывисто кивнул:

— Благодарю вас, мистер Таус. Эй, ты, Нат, бери свои пожитки и марш за мной.

 

Глава 11

Когда мистер Хиггинс, уводя с собой несчастного Ната, ушел, воцарилось всеобщее молчание. Джон первым стронулся с места и шагнул к стоявшему возле пушки Киту, но массивная грудь Джейбеза Бартона преградила ему дорогу. Мистер Таус локтем оттеснил Джейбеза в сторону.

— Сядь, — коротко велел он Джону. — И вы все садитесь.

Без единого слова бомбардир, его подручный и трое мальчиков уселись за стол.

— Ну а теперь, — личико мистера Тауса, обычно такое веселое, сейчас было очень серьезным, — я хочу услышать правду, Джон Барр. Всю до последнего слова. Против тебя были выдвинуты очень серьезные обвинения. Воровство на корабле — такого у нас не жалуют. Все до единого члены экипажа должны спокойно спать по ночам в своих гамаках, зная, что их пожитки, пусть и немногочисленные, находятся в целости и сохранности. Ну, что ты можешь сказать в свое оправдание?

Джон набрал в грудь побольше воздуха. Несправедливость выдвинутых обвинений всё еще так язвила его, что он боялся сорваться и выйти из себя.

— Я даже не трогал ножа Ната, — начал он, стараясь обуздать прорывающуюся в голосе ярость. — Он с самого начала, как я только поднялся на борт, меня невзлюбил. А я ему ничего не сделал. Сперва он пытался мой обед перевернуть, а потом вот…

Мистер Таус вскинул руку.

— Кит выступил в твою защиту по поводу ножа Кит, ты рассказал всё, как оно было на самом деле? Готов ли поклясться честью, что это правда?

Кит кивнул. По лицу его видно было — он отлично понимает всю серьезность ситуации.

— Да, мистер Таус. Я видел, как Нат спрятал ножик в карман. Джон не мог бы его украсть. И Нат пытался опрокинуть обед Джона. Он противный мальчишка, мистер Таус. Он вечно вредничал и изводил нас всех. Он…

— Сейчас мы говорим не о Нате, — прервал его мистер Таус, — а о Джоне. Джон, мы принимаем показания Кита. Ты не крал ножа.

Джон аж задрожал от облегчения.

— Спасибо, мистер Таус, — еле выговорил он.

— Но, — бомбардир постучал указательным пальцем по столу, — было сказано и кое-что еще. Мистер Хиггинс утверждал, будто ты прячешь краденое. Это правда?

Карие глаза мистера Тауса, серьезные и суровые, испытующе глядели на Джона.

Мальчик заколебался, не зная, кому здесь можно довериться. Он покосился на Кита, черпая уверенность в его ободряющей улыбке, потом посмотрел снова на мистера Тауса и опустил взгляд на стол. И наконец решился.

— Нет, — ответил он, — хотя кое-чего я не понимаю. Пожалуйста, можно, я расскажу вам, что произошло? Мне бы очень хотелось всё рассказать.

На то, чтобы изложить всю историю от начала и до конца, ушло почти полчаса. Джон начал с потери Лакстоуна в конторе мистера Халкета, потом рассказал об убийстве мистера Суини в переулке, о разъяренной толпе, вербовщиках в Лейте, неожиданном появлении мистера Крича на борту приемного корабля и его странных неустанных попытках завладеть котомкой.

— Ну и где эта котомка сейчас? — Глубокая вертикальная морщинка между бровей главного бомбардира стала еще глубже, пока мистер Таус старался вникнуть во все обстоятельства столь запутанной истории.

— Ну, — неохотно признался Джон, — когда я развязал свой узелок, она была там. Я положил ее со всем остальным в сундучок Кита.

— Ты хочешь сказать, что она снова исчезла уже на корабле?

Мистер Таус так высоко поднял брови, что по загорелому лбу его разбежалась сотня морщинок.

Джон снова поглядел на Кита. Тот вопросительно расширил глаза. Джон кивнул — и Кит, поднявшись из-за стола, нырнул под пушку. А когда вылез, предъявил на всеобщее обозрение злополучную котомку.

— Как, во имя всего святого, она там оказалась? — изумился Джейбез Бартон, который слушал рассказ Джона с открытым ртом и удивлялся всё сильнее и сильнее.

— Я спрятал, — пояснил Кит, обеспокоенно поглядывая на мистера Тауса. — Мне показалось, что Джону грозят неприятности. Когда мы ходили вниз к эконому за гамаком для Джона, то слышали, как мистер Хиггинс тайком разговаривает о чем-то с Натом. Что-то о вещах Джона да о том что там может быть. Я видел, как удивился Джон, обнаружив у себя в узелке котомку. Ну вот мне и подумалось, сам не знаю почему. Ну… короче, я и решил ее спрятать.

Он неловко умолк.

Мистер Таус протянул руку к котомке, расстегнул ее, вытащил содержимое и разложил на столе.

— Так-так. И что мы тут имеем?

Все с любопытством вытянули шеи, чтобы взглянуть. Джон пролистал стопку потрепанных документов.

— Вот… не знаю… а, да, озаглавлено «Акт о продаже». Это про коров, у нас в Лакстоуне. А это…

— Закладная на поле. — Мистер Таус вынул документ из рук мальчика и отложил в сторону.

— А вот какое-то письмо, — сказал Том, пытаясь разобрать первую строчку.

— А ну положи, Том Тодд! — рявкнул мистер Таус.

— Прошу прощения, сэр, — краснея, пробормотал Том.

— Это от моей матери, последнее перед тем, как она умерла. — Джон торопливо вырвал письмо и снова сложил.

— Ничего. Ровным счетом ничего примечательного. — Мистер Таус бегло проглядывал каждый листок и складывал их в одну стопку. — Контракт на бушель пшеницы. Какое-то обязательство, но просроченное. Последняя воля и завещание некоего Джозефа Барра. Брачный договор… Эге! А это еще что?

Он поднес поближе к лампе маленькую книжицу, блокнотик и перелистал. Там было не так уж много страниц из тонкой бумаги, на которых мелким неразборчивым почерком были написаны какие-то колонки цифр, а напротив них — колонки слов.

— Я… кажется, этого я никогда не видел, — проговорил Джон, наморщив лоб — какое-то слабое воспоминание маячило где-то на задворках сознания, но мальчик никак не мог уловить его. — Не знаю, что это такое. Может, какие-то расчеты? Почерк не отцовский.

Мистер Таус придвинул блокнотик еще ближе к лампе и вгляделся попристальнее.

— Ну, может, и расчеты, — с сомнением в голосе протянул он. — Цифр, во всяком случае, тут уйма. Ничего не разберу.

Он снова положил книжицу на стол. Джейбез Бартон тут же взял ее и, прищурившись, принялся разглядывать. Горацио изогнул шею и попытался клюнуть страницы. Джейбез отдернул руку, задел низко висящую лампу — та заходила ходуном Джейбез отложил бумаги, выровнял лампу и ласково похлопал Горацио по клюву.

— Веди себя прилично, Горацио. Разве можно клевать то, что тебе не принадлежит?

— Убирай бумаги, парень, — велел мистер Таус Джону. — Да, какая-то тайна тут точно есть. Сдается мне, этот твой мистер Крич…

— Никакой он не мой, сэр, — не утерпел Джон.

— Ты отлично понимаешь, что я имею в виду. Так вот, сдается мне, он вбил себе в голову какую-то вздорную идею касательно того, что лежит в твоей котомке. Насколько я могу судить, на самом деле здесь ничего ценного нет. А вот что юному Нату Клейполу втемяшилось, этого я не пойму.

— Мистер Хиггинс знает мистера Крича, — сказал Джон. — Я видел, как они разговаривали на приемном корабле. И мистер Хиггинс о чем-то секретничал с Нагом внизу.

— Никаких обвинений в адрес офицеров на борту этого корабля я не потерплю! Ни по каким причинам, — отрезал мистер Таус, пронзая Джона сердитым взглядом. — Дела и поступки помощника боцмана и впрямь чудны и превосходят всякое разумение — но не выскочке-юнге о них судить. Спрячь эту котомку подальше, вот мой тебе совет. Нам тут никакие тайны да интриги не нужны — и точка. На сем мы всю эту злополучную историю и закроем. Я решительно заявляю, юный Джон, что отныне ты свободен от каких бы то ни было подозрений. Я верю, что ты рассказал нам правду. Да и в любом случае — такого никому не выдумать. В жизни ничего подобного не слыхивал, хотя у всякого моряка найдется в запасе пара-другая небылиц, от которых у русалки волосы дыбом встанут.

— А вот со мной никогда ничего интересного не происходило, — посетовал Том. — Меня в море послал отец. Когда я научусь и стану настоящим моряком, буду работать на его бриге, что возит товары из Эйра. Он говорит, во флоте учат лучше, чем где бы то ни была.

— А я, — с простодушной гордостью похвастался Дейви, — убежал от хозяина. Только сперва уложил его хорошим ударом — прям в челюсть. Свалился как куль с мукой, даром что самый рослый кузнец во всем Рае. Правда, он пьян был, а не то едва ли у меня это вышло. Теперь уж он меня не обидит, правда, мистер Бартон?

— Конечно, не обидит, Дейви, если только ты будешь вести себя хорошо, станешь хорошим моряком и будешь как следует приглядывать за животными, — успокоил его Джейбез.

Джон выжидательно повернулся к Киту, надеясь услышать его историю, но Кит разглядывал босую подошву, стараясь ногтями выковырять занозу.

— И не думайте слишком плохо о Нате, ребятки, — промолвил в наступившей тишине мистер Таус. — Его всю жизнь били и морили голодом, точно никому не нужного щенка. Неудивительно, что характер у него стал что прокисшее молока. Мне его всегда было жалко. Но бомбардира из него не выйдет. Какое первое правило бомбардира, Том?

— Соблюдать дисциплину и повиноваться всем приказам командира, — отрапортовал Том.

— А второе, Кит?

— Хранить хладнокровие под огнем, — отозвался Кит, не отрывая глаз от ступни. — Даже если тебе оторвет голову.

— Отлично. А третье, Дейви?

— Быыыть… как это… ну… быстрым. Шустрым, — победоносно выкрикнул Дейви.

— Молодец. Ну а теперь, ребята, ведите себя тихо-смирно, и чтоб до сигнала к отбою никаких проказ. У меня есть дела с мистером Эрскином.

К тому времени как со скудным ужином, состоявшим из морских сухарей, сыра и какао, было покончено, а с верхней палубы спустили вниз гамаки, Джон до того вымотался, что заснул бы где и как угодно — стоя, сидя или лежа — только бы его хоть на миг оставили в покое. Когда Том показывал ему, как размотать гамак, растянуть его между двумя балками и взбить лежавшие внутри подушку и одеяло, новоиспеченный юнга буквально с ног валился. Зевнув так, что чуть челюсть не вывихнул, он нагнулся снять башмаки, лишь смутно отметив про себя, что ему единственному приходится это делать — все остальные ходят босиком.

Забраться в гамак оказалось сложнее, чем думал Джон. Провисшая ткань закачалась и выскользнула из-под мальчика, так что тот кувырком полетел на пол. Джон с трудом нацепил на лицо сонную улыбку, слушая, как все кругом хохочут над его неловкими попытками, и наконец отчаянным рывком сумел-таки не только залезть в гамак, но и удержаться там. И не успел накрыться одеялом, как провалился в беспробудный сон.

Разбудили его раздающиеся по другую сторону парусинового занавеса звуки боцманского свистка, крики «Вахта левого борта!», ругательства, стоны и шарканье. Широко раскрыв глаза, Джон глядел в темноту и довольно долго пытался сообразить, что за странный сон ему снится, но потом события последних двух дней вихрем пронеслись у него в голове. Джон повернулся на бок и вскрикнул от испуга, когда гамак чуть было снова не выбросил его на палубу.

— Спи себе, — раздался сонный голос Тома из гамака, что висел слева от Джона, на расстоянии вытянутой руки. — Это пока только смена вахты. Нам еще не надо вставать. Рано совсем.

Джон недовольно буркнул в ответ. Несмотря на холод, воздух в закутке был таким спертым от смеси запахов просмоленных канатов, зловонного дыхания и немытых тел, что дышать было трудно. Кругом раздавались непривычные звуки — басистые раскаты храпа со стороны Джейбеза Бартона, более тоненькое посвистывание из-за перегородки, отделявшей крохотную каюту мистера Тауса, слабенькое поскуливание Дейви, глухие удары и крики, дребезжание колокола и нескончаемое поскрипывание деревянных балок корабля.

«Где ты, отец? — подумал мальчик. — Спишь ли? Или не спишь и думаешь обо мне?»

Ему вдруг стало ужасно, невыносимо грустно. Джон шмыгнул носом и сердито вытер его уголком одеяла. А потом вдруг почувствовал, как с той стороны, где спал Кит, протягивается рука. Она взялась за край его гамака и легонько покачала из стороны в сторону. Ощущение это оказалось удивительно уютным и успокаивающим — как будто Джон снова стал младенцем, укачиваемым в колыбели.

И он, неожиданно для себя, снова заснул.

 

Глава 12

В половине седьмого судовой колокол поднял всю команду на ноги, но Джон спал так крепко, что ничего не услышал. Резкие команды «Подъем! Снимать гамаки!» и пронзительные свистки боцмана почти не проникали в его сны.

Разбудил его сильный удар трости, безжалостно обрушившейся на его спину.

— Эй, ты там! А ну вставай!

Джон развернулся, одновременно пытаясь сесть. Гамак снова ушел из-под него, и мальчик весьма болезненно приземлился на жесткие доски палубы. Кит, Том и Дейви уже успели одеться, отвязать гамаки от балок и аккуратно вложить в них одеяла. Теперь они складывали гамаки, скручивая их в тугие ровные свертки.

Джон торопливо попытался сделать то же самое, но у него всё скомкалось, и он начал заново.

— Вот так, — показал Том, отпихнув Джона в сторону, и сам скатал его гамак.

Кит с Дейви уже исчезли за занавеской, таща под мышкой свернутые гамаки.

— Пошли скорее, — поторопил Том. — Надо успеть всё убрать до того, как мистер Таус начнет проверять. Запомни, что лучше не попадать ему под руку, когда он обнаружит, что ты что-то не сделал или сделал плохо.

Джон покорно затрусил за Томом. Последние остатки сна моментально выветрились, как только он оказался на верхней палубе. Свежий утренний воздух подействовал на него точно ведро холодной воды. В первое мгновение у Джона даже дыхание перехватило, но уже в следующее он полной грудью вдохнул пряный соленый ветер.

Палуба кишела матросами — босыми, с заплывшими глазами и покрасневшими носами. Многие из них еще не пришли в себя после вчерашней попойки. Они зевали и почесывались, мрачные и неразговорчивые. Меж ними, раздавая команды направо и налево, сновали офицеры с линьками в руках — выбритые, подтянутые в синих мундирах с золотыми галунами.

Воздух прорезала очередная трель свистка.

— Всем наверх! Поднять паруса!

Внезапная дрожь словно бы пробежала по всему кораблю — от носа до кормы. Это сотни матросов ринулись вверх по мачтам, чтобы отвязать паруса от реев, к которым они сейчас были подтянуты. За ночь все: женщины, торговцы и гости — покинули «Бесстрашный», их стряхнули с него, точно мух с одеяла. Последняя припозднившаяся лодчонка с веселыми девицами торопливо плыла к берегу. Вчерашние подружки весело махали морякам на прощание, но те, в единый миг превратившись из кучки пьяного сброда в умелую, дисциплинированную команду, словно бы уже позабыли их.

Повсюду вокруг Джона матросы натягивали или, наоборот, ослабляли канаты. На палубе кипела работа. Снизу раздавалось дружное пение пятидесяти глоток — это особая команда с усилием вращала гигантскую лебедку, чтобы поднять якорь.

— Боцман! Подстегните вон того лоботряса! — раздался зычный голос откуда-то сверху. Задрав голову, Джон увидел, что капитан Баннерман стоит за перилами квартердека, широко расставив ноги и скрестив руки на груди.

Мальчик в страхе прижался к груде сложенных гамаков — на него уже надвигалась грозная фигура боцмана с занесенной тростью. Джон вскинул руки, защищаясь от удара, однако боцман пронесся мимо и опустил трость на спину матроса, лениво привалившегося к грот-мачте.

Джон обернулся, выискивая глазами Тома, но тот куда-то исчез. Крик «эй, наверху!» заставил его снова поглядеть вверх — и тут сердце Джона подпрыгнуло от ужаса: он увидел высоко-высоко над головой Тома, с проворством обезьяны карабкающегося по веревочной лестнице.

— Эй, юнга, поди-ка сюда да пропусти брас через юферс, — окликнул мальчика хмурый голос сзади.

Джон торопливо обернулся. Приказ исходил от дюжего широкоплечего моряка, вытравливающего канат неподалеку от мальчика. Рукава моряка были закатаны, на обеих загорелых руках красовалось по татуировке, изображающей русалку.

— Брас?.. — запинаясь, переспросил Джон. — Я не знаю… я новенький…

— Чтоб ты лопнул! Тогда вали вниз и не путайся под ногами! — рыкнул моряк.

Джон поспешил повиноваться.

На крытой батарейной палубе сегодня невозможно было и представить себе вчерашний хмельной разгул. Матросы ползали на четвереньках, отодвигали сундуки, драя доски большими плоскими камнями. Другие мыли столы.

Мистер Таус, в треугольной шляпе с загнутыми полями и в золотых галунах разом ставший как-то выше и суровей, осматривал пушки по всему кораблю. Джейбез Бартон важно шествовал за ним, хотя на каждом шаге вынужден был пригибаться, чтобы не удариться головой о низкие балки.

Джон замешкался, не зная, за что браться. Ему не хотелось, чтобы решили, будто он отлынивает от работы, но куда идти и что делать, он тоже не понимал. На счастье, мистер Таус, не успевший еще отойти далеко от батарейной палубы, обернулся и увидел мальчика. Он поманил его, и Джон бегом кинулся к нему.

— Сегодня после обеда я начну заниматься с тобой, — нынче утром мистер Таус был немногословен и резок. — А тем временем тебе надо познакомиться с корабельными работами. — Он показал на ближайший люк наверх. — Ступай-ка. Да поживее. Мистер Хиггинс готов показать тебе снасти.

— Мистер Хиггинс, сэр?

Сердце Джона пропустило удар, но мистер Таус глядел на нового юнгу, вскинув брови, и, по всей видимости, неодобрительно ждал послушного ответа.

— Есть, сэр, — промолвил Джон, подавив вздох. Мистер Таус уже снова повернулся к пушке, которую осматривал перед этим, и принялся указывать почтительно внимавшему орудийному расчету на какие-то недостатки.

За эти сутки Джон уже успел привыкнуть к лестницам, что соединяли разные уровни палуб, и научился с легкостью спускаться и подниматься по ним, но когда он карабкался на полубак, ладони у него вспотели от страха, а ноги чуть не соскальзывали со ступенек.

Несмотря на страх, выбравшись наверх, он невольно задохнулся от восхищенного изумления. За те несколько минут, что он провел внизу, паруса «Бесстрашного» были распущены, и корабль уже плыл полным ходом. Ветер надувал белые полотнища форштевень корабля разрезал стылую зеленую воду. Джон посмотрел наверх. Марсовые матросы еще работали там теперь возясь с парусами на самых кончиках реев. Под ногами у них не было ничего прочнее тугих канатов, и они словно бы танцевали на ветру — дети поднебесья, чудом сохраняющие равновесие, когда корабль вздымался на гребень волны или опадал вниз. От этого зрелища у Джона даже голова закружилась.

«Я так не смогу. Никогда. Даже залезть-то туда и то не смогу». Джон содрогнулся.

— Эй, ты! Джон Барр!

Мальчик вихрем развернулся. За спиной у него стоял мистер Хиггинс, крепко сжимая трость в одной руке и зловеще постукивая ею по ладони второй.

— Сейчас я буду показывать тебе снасти, — со злобным удовлетворением произнес он. — И когда я закончу урок, ты больше не должен их путать.

Джон с трудом сглотнул.

— Нет, сэр. То есть да, сэр.

Рука мистера Хиггинса с неожиданным проворством ухватила Джона за ухо и выкрутила его.

— Тебе не утаить от меня ничего — ни-че-го, — прошипел он. — Я все твои секреты разузнаю. И в конце концов ты сам будешь рад отдать мне то, что тебе не принадлежит.

На другом конце корабля, на квартердеке, появился мистер Эрскин. Помощник боцмана отпустил ухо Джона и отступил на шаг.

— Форстаксель фал! — рявкнул он, тыкая пальцем в какой-то канат. — Повтори.

— Фор… форстакель… — запинаясь, начал Джон.

— Форстаксель фал. — Мистер Хиггинс подбодрил его жестоким ударом трости.

— Форстаксель фал, — умудрился выговорить Джон.

Следующий час стал одним из мучительнейших часов в жизни мальчика. Образно выражаясь, Джон плясал от боли под тростью мистера Хиггинса, пока тот выкрикивал ему в ухо названия канатов — диковинные, непонятные слова, которых Джон ни разу раньше даже не слышал. Любая запинка или промедление карались немедленным ударом. Моряки, сновавшие туда-сюда по разным делам, улыбались на ходу, вспоминая свои первые уроки морского дела. Пока кто-нибудь из них смотрел, удары тростью становились хоть относительно выносимыми. Но стоило моряку отвернуться, мистер Хиггинс лупил по голове, спине и рукам своей жертвы с особенной силой, расчетливо выбирая места так, чтобы причинить максимальную боль.

— Завтра в это же время повторишь мне сегодняшний урок, — сказал он, наконец отпуская Джона и награждая его последним ударом по плечам, — и если не сумеешь без запинки назвать мне любую снасть, которую я покажу…

Он не договорил угрозы, предоставив Джону самому воображать наихудшее.

Ковыляя обратно к закутку на батарейной палубе, Джон увидел Ната Клейпола. При виде избитого лица Джона на лице Ната заиграла злорадная ухмылка. Джон отвернулся, до крови кусая губу.

Наконец томительно-длинное утро закончилось, и хриплые трели свистка призвали моряков на обед. Безногие столы, подтянутые к балкам на батарейной палубе, дребезжа, съехали вниз и повисли между пушек — и через несколько минут вся команда уже выжидательно расселась за ними. По одному человеку от каждого стола отправились на камбуз получить еду на всех.

По кораблю словно бы прокатился общий вздох облегчения. И юнги тоже вздохнули спокойнее. Обед, состоящий из овсянки, хлеба, сыра и эля, выглядел не слишком заманчиво, однако они набросились на него с волчьим аппетитом.

— Снасти учил, да, Джон? — спросил Дейви, отирая рот тыльной стороной руки. — Я видел, как мистер Хиггинс тебя тростью охаживал.

— Завтра мне их ему отвечать, а я ни одного названия не запомнил. — Джон отложил ложку. Он съел довольно, чтобы утолить первый голод, и не мог впихнуть в себя больше ни капли безвкусного варева. — Гардели, шкоты, брасы, штаги, фалы — они у меня все в голове перепутались.

— Не так уж это всё и трудно, — тихонько шепнул Кит ему на ухо. — На нашем корабле полно дурней, у которых вместо головы чурбан. Уж коли они смогли это выучить, ты и подавно сможешь. Если хочешь, я попозже тебе еще раз покажу.

— А мистер Хиггинс посылал тебя наверх? — спросил Том через стол.

Джон покачал головой.

— Вот ведь гад! — возмутился Том. — Здесь, в Форте, тихо и спокойно А завтра выйдем в открытое море — вот там-то качка пойдет нешуточная. Не хотел бы я первый раз лезть на реи, когда корабль под тобой скачет, точно…

— Придержи язык, Том Тодд! — пророкотал Джейбез, незаметно приблизившийся к мальчикам с другой стороны, где за отдельным столом сидели мистер Таус и его подчиненные. — Ешь себе да помалкивай.

Том притих, но когда Джейбез вернулся на свое место, посмотрел на Джона сияющими глазами.

— Не боись, Джон. Это не страшно, правда. Там здорово. Да и всё равно тебе пока разрешат подниматься только до середины, пока у тебя еще сил не хватает натягивать паруса. А я буду марсовым. Ты их видел, да? Только им на всем корабле позволено носить красные жилеты. Они работают на самом верху, на брам-стеньгах. Они лучше всех. Их все уважают. Они…

Увлекшись, он говорил всё громче и громче, но Джон больше не слушал. Постоянная качка, духота и застарелая вонь, к которой сейчас примешивался запах еды, в сочетании дали поистине ужасающий эффект. Зажимая рот рукой, мальчик выскочил из-за стола и едва-едва успел добраться до ближайшего орудийного порта, откуда изверг недавний обед прямо в море.

 

Глава 13

Первый приступ морской болезни прошел у Джона почти так же быстро, как и начался. К тому моменту как судовой колокол возвестил конец перерыва и сотни моряков на борту «Бесстрашного» снова подтянули столы к балкам и вернулись к работе, мальчика тошнило уже куда меньше, хотя он всё равно чувствовал себя измотанным донельзя, а синяки и ссадины, оставленные тростью мистера Хиггинса, ужасно болели.

— Вот что, ребятки, — заявил Джейбез Бартон. — Нынче у нас проверка абордажных сабель. Сейчас требуется, чтобы вы их начистили и наточили хорошенько. Кит, как наполируешь туфли мистера Тауса, притащи-ка сюда к шпангоуту те длинные чехлы, чтобы мистер Таус мог и на них взглянуть. Нет, Джон, не ты. Ты пойдешь со мной. Сними башмаки и оставь их здесь. Там, куда ты идешь, от них одна помеха. И вот что, ребятки, — он ткнул пальцем в сторону тянущейся через весь закуток низкой перегородки, на которой сейчас устроился его попугай, — приглядывайте-ка за Горацио. Он нынче не в духе. С утра клюнул меня в нос, а теперь вот дуется.

Джон пошел вслед за Джейбезом на верхнюю палубу. Корабль быстро плыл вперед на всех парусах. Мимо скользило побережье Мидлотиана, Эдинбург остался уже далеко позади. Вскоре «Бесстрашный» покинет безопасное убежище Форт-оф-Форта и возьмет курс в открытое море.

— Видишь риф вон там? — спросил Джейбез, перегибаясь через сеточное ограждение и указывая на огромную черную скалу, торчавшую из моря неподалеку от корабля. — Как-то раз я рядом с ним здоровенного кита видел. Тут, в шотландских водах, и настоящие чудовища водятся. Подземные твари, каких ни один смертный не видывал. А теперь давай наверх. Вон по тем вантам.

Приказ прозвучал совершенно обыденным тоном, без малейшей паузы или смены интонации — и в первый миг Джон даже не понял. Джейбез дернул головой, указывая подбородком наверх. Рядом с ним уходила вверх, в немыслимую высоту, веревочная лестница с веревочными же перекладинами. Кончалась лестница на площадке примерно посередине головокружительно высокой мачты.

Джон почувствовал, как кровь отхлынула у него от лица.

— Есть только один способ научиться лазить на реи, — хладнокровно проговорил Джейбез, — это пойти и залезть. Эй, что-то физия у тебя позеленела, точно прокисший гороховый суп. Что, снова тошнит? Я видел, как ты отправил обед за борт.

— Нет-нет, не тошнит. Просто мне…

— Страшно. Дико страшно. И это более чем понятно, учитывая, что за всю свою юную жизнь ты ни разу еще не лазил по реям. Но хоть по деревьям-то карабкался дома, а?

— Да. Постоянно. Но…

— Это то же самое, только что у деревьев имеется милая маленькая привычка стоять смирно, а вот корабль качается, подпрыгивает, взбрыкивает и пляшет, точно взбесившийся жеребчик. Но ты привыкнешь. Лезь. Здесь, по левому борту, ветер дует тебе в спину, прижимает к вантам. Так что ты и захочешь — не свалишься. Давай же, Джон. Плачь, стони, ругайся — но лезь.

Мальчик взглянул на реи и снова перевел взгляд на помощника бомбардира. Глаза Джейбеза были добры, но губы твердо сжаты. Джон понимал — ничего не поделаешь. И уж конечно, в сто раз лучше впервые подняться на реи с Джейбезом, чем под угрозами и ударами мистера Хиггинса.

Он глубоко вздохнул, на пару мгновений крепко-крепко зажмурился и схватился за ванты. Просмоленная веревка на ощупь оказалась успокаивающе крепкой и прочной. Джон ненадолго остановился на веревочном ограждении, привыкая к ощущению перекладин в руках и плавным взлетам и падениям корабля на гребнях волн, а потом начал подниматься.

Это всего лишь лестница. Я просто-напросто поднимаюсь по лестнице, твердил он себе. Не надо смотреть вниз. Не смотри вниз. Смотри на веревки. Смотри на руки.

Он поднялся уже довольно высоко и слегка запыхался, как вдруг с юга налетел сильный порыв ветра, и мачта с парусами загудела от напряжения. Веревки под руками и ногами Джона натянулись. Ванты словно бы вздрогнули и задергались. Снизу донеслись свистки, какие-то неразборчивые команды. Моряки снова засновали по палубе, натягивая и ослабляя канаты, разворачивая паруса, чтобы лучше поймать ветер. Казалось, всё это происходит немыслимо далеко, на много миль внизу. Усилившийся ветер трепал одежду мальчика, вытягивал края рубашки из-за пояса штанов. И тут на Джона напал такой приступ страха, что даже ноги ослабли, а голова закружилась. Не в силах пошевелиться, он намертво вцепился в веревки и замер.

И тут снизу раздался звучный девонширский голос Джейбеза. Он пел:

Джейбез прервался на середине куплета.

— Не время любоваться на звезды, юный Джон. Солнце зайдет еще не скоро, а пока солнце в небе, звезд не видать.

— Я… я не могу… дальше, — выдавил Джон.

Но Джейбез уже снова пел:

Он поднялся чуть ближе к мальчику, песня звучала уже у самых ног Джона. И спокойствие этого голоса подействовало на Джона самым благотворным образом. Он и сам не заметил, как снова начал карабкаться вверх.

К тому времени как Джон достиг площадки, он окончательно запыхался. Площадка оказалась достаточно большой, чтобы вместить нескольких человек — и один там уже стоял.

— Уф! — выдохнул Джейбез, шагая на площадку следом за Джоном.

Стоявший там моряк — молодой человек не старше восемнадцати — девятнадцати лет, в красном жилете, засмеялся:

— Нечасто встретишь вас тут на наших насестах, мистер Бартон.

— Уж это точно, — пропыхтел Джейбез, стараясь отдышаться. — Когда я только попал в море, то, бывало, лазил по реям, что твоя мартышка, но теперь-то я помощник бомбардира, это куда как респектабельнее, так что уж оставлю мартышечьи забавы вам. Я тут из-за этого вот юнги, Джона. Учу помаленьку. Вот, Джон, этот джентльмен — старшина марсовых, и уж коли мы упомянули мартышек, то осмелюсь сказать — ни одна обезьяна в Африке не снует по канатам проворней его.

Как будто услышав его слова, кто-то сверху окликнул молодого моряка, и через миг тот уже мчался по следующей веревочной лестнице. На некоторое время он пропал из виду за раздувающимся занавесом, но потом Джон увидел алую вспышку почти на самой вершине мачты. Там работали матросы — рассыпавшись по рею верхнего паруса. К полному своему ужасу, Джон увидел, как молодой старшина марсовых идет по рею. Он балансировал на раскачивающейся и рвущейся из-под ног деревянной перекладине, где было даже не за что ухватиться. Добравшись до самого края, он соскользнул вниз, оседлав рей, и принялся что-то делать с невидимыми снизу канатами.

Это зрелище заставило Джона содрогнуться, но и пошло ему на пользу. Площадка, на которой он стоял, еще минуту назад такая шаткая и немыслимо высокая, теперь стала казаться низкой и безопасной.

— Мистер Бартон, сэр, — раздался вдруг знакомый голос, и Кит с беличьей ловкостью вскарабкался на площадку с наружной стороны. — Мистер Таус передает свое почтение и просит вас вернуться немедленно. Два ящика из-под сабель пропускают воду, и сабли теперь в ужасном состоянии, говорит мистер Таус. — Он склонил голову набок и простонал, потрясающе точно имитируя голос главного бомбардира: — Все к чертям пропало, гром разбери!

— Ох, беда-беда. — Широкий лоб Джейбеза озабоченно нахмурился. На представление Кита помощник бомбардира и внимания не обратил. — Сабли заржавели! — Он уже схватился за канат и начал спускаться. — Скорее лезьте вниз, ребятки. Придется нам всем потрудиться — чистить, полировать. Сабли заржавели! Кошмар какой!

Кит двинулся было за Джейбезом, но, оглянувшись, увидел выражение лица Джона. А того при одной только мысли о спуске снова разбил паралич. Сверху веревочная лестница казалась жутко ненадежной, а расстояние до палубы — устрашающе большим. Волны усиливались, ветер тоже, и корабль теперь качался совершенно непредсказуемо.

Снова вскарабкавшись наверх, Кит встал на площадке рядом с Джоном, взял его за руку и встряхнул.

— Уж я-то знаю, каково тебе сейчас, — промолвил он. — Со мной тоже так было — и в первый раз, и потом еще долго. Зато теперь лазаю вверх-вниз, как обезьяна. И тебе придется стать обезьяной.

Он оттопырил нижнюю губу языком и состроил обезьянью гримаску, такую смешную, что Джон невольно улыбнулся.

— Я справлюсь, — кое-как выговорил мальчик. — Это только первый кусочек… первый шаг — в никуда, чтобы там ухватиться за канат.

— Ага, — кивнул Кит. — Я тебя поведу — рука за рукой, нога за ногой. Смотри. Делаешь вот так вот — правую руку сюда, правую ногу сюда, левой рукой хватаешься вот здесь.

Джон, пристально наблюдавший за ним, только теперь отметил про себя, какие у Кита маленькие и изящные руки, какие тонкие запястья и щиколотки.

— Вот так, всё будет хорошо, — тем временем продолжал Кит. — Ну, самое худшее позади. А теперь просто спускайся. Ступенька за ступенькой. Теперь легко.

Это и в самом деле оказалось легко. Джон чувствовал, как безопасная палуба приближается с каждой ступенькой, и наконец спрыгнул вниз и встал, победоносно покачиваясь на пятках.

— Никогда не думал, что я это смогу, ну, что сумею туда подняться или потом спуститься, — восхищенно сказал он, шагая вслед за Китом. — Ты мне помог. На самом деле помог.

— Да ерунда. Уверен, у тебя будет очень хорошо получаться. А ловкости тебе не занимать.

Джон с любопытством поглядел на товарища. Кит оставил шутливый тон и говорил сейчас почти как взрослый, как учитель, что-то объясняющий ученикам.

— А сколько тебе, Кит? — поинтересовался он.

К удивлению Джона, по щекам Кита разлился горячий румянец.

— Тринадцать, — ответил он. — Идем, Джон, надо спешить. Мистер Таус и так уже в плохом настроении, а если мы еще и задержимся…