Глава 26

Для Джона началось сонное, нереальное время. Время лета, исцеления, света и тепла. Сперва мальчику хватало сил подниматься с матраса лишь на несколько минут в день, но постепенно минуты превратились в часы, а слабые, шаткие шаги стали увереннее и крепче. Однако выздоровление шло медленно. Даже спустя несколько недель после ранения ноги у Джона всё еще подкашивались, а голова кружилась от любого усилия. Он даже не мог толком обдумать сложившуюся ситуацию, но испытывал непонятное счастье.

Дом Жалиньяк, стоявший на пологом холме за старыми крепостными стенами, словно плыл над окрестными лесами. Замкнутый, обособленный мирок, куда не было доступа окружающему большому миру. Здесь Джон чувствовал себя в безопасности, непостижимым образом веря, что никакие злые силы не ворвутся сюда извне.

Чуть ли не первый раз в жизни он жил в доме, где отчетливо ощущалось присутствие женщин. С тех пор как умерла его мать, они с отцом остались в Лакстоуне одни.

Да и на «Бесстрашном», само собой, никаких женщин не было и в помине.

Хотя порой Бетси бывала остра на язык, но обращалась с мальчиком как с родным сыном. Могла отчитать за то, что он просыпал горох, который лущил по ее приказу, или велеть не путаться под ногами, а задать лучше корма птицам на заднем дворе. Но зато не скупилась и на ласку — могла нежно погладить Джона по плечу, когда он просто-напросто проходил мимо ее кресла.

Минувшей зимой бури и ветра так потрепали крышу домика Бетси, что нянюшке пришлось вместе с Жаном-Батистом переселиться в дом. Большую часть времени оба коротали в кухне, огромном и гулком полуподвале. Спать Бетси устроилась в старой комнате домоправительницы, а Жан-Батист остался в своей прежней каморке над конюшней.

Чернь, разграбившая поместье после казни отца Кит, унесла всё, что только можно было унести. Бушующая толпа прокатилась по дому от погребов до чердака, хватая всё до последних мелочей, сдирая обшивку со стен, выламывая замки из дверей, сдирая шторы с окон и ковры с пола. С кухни пропали медные котлы, из бальной залы — канделябры, из холла — светильники. А что нельзя было унести, то разбили вдребезги, упиваясь оргией разрушения.

Из множества слуг, некогда обитавших в огромном поместье: горничных и лакеев, поваров и поварят, конюхов и садовников, птичниц и мальчиков на побегушках — нынче остались лишь Бетси и Жан-Батист.

— А почему вы не уехали? — полюбопытствовал Джон однажды, когда они сидели теплым вечером на нагретой солнцем террасе за домом, перебирая бобы, что собрали в огородике Бетси. — Почему не вернулись домой в Англию?

— Какой еще дом? Мой дом здесь, — раздражительно отозвалась она. — Я тут больше половины жизни прожила. Да кто меня еще помнит, в Англии-то? Да и вообще, я не верила, что мисс Катрин умерла. Я-то знала: в один прекрасный день она непременно вернется.

— Но разве вам не опасно оставаться здесь, Бетси? Англичанка — во Франции. Сейчас война.

Нянюшка выхватила у него из рук корзинку с бобами.

— Плохо ты их обираешь, — сердито сказала она. — Слишком много отщипываешь с кончиков. Нерачительно это, мистер Джон, вот что я скажу.

— Не, Бетси, серьезно, — не отступал он. — Тебе тут не опасно?

— В Бордо полным-полно англичан, — отрезала она избегая встречаться с ним глазами. — Которые живут тут много лет, как и я. По большей части — виноторговцы. Сидят тихо-тихо, не высовываются, совсем как я, занимаются своими делами. Да меня тут каждый знает. Даже тот вздорный сержант, жандармский-то, и он знал, что я не шпионка. Я тут в полной безопасности — как червячок в яблоке.

Джон откинулся на спинку старого провисшего кресла и закинул руки за голову. Рана в боку уже почти зажила, так что теперь даже потягиваться было совсем не больно — ну разве что самую капельку.

«Бетси права, — лениво думал он, всей душой желая поверить ее словам. — Тут мы в полной безопасности. Никто сюда не придет. Никто и никогда».

Но потом, когда мальчик вошел вслед за нянюшкой в кухню, толстые стены которой хранили прохладу даже в самые жаркие дни, и остановился там, глядя, как Бетси ставит на плиту старую кастрюлю, чтобы сварить бобы, в сердце у него снова зашевелились сомнения.

«Да, Бетси-то никто не примет за шпионку, но я-то, я — настоящий шпион и есть. Я ведь потому и попал сюда с корабля. Я собрал информацию, которую должен передать в Англию. Нельзя мне тут прохлаждаться. Вообще не стоило задерживаться во Франции».

Он прогнал эту неприятную мысль.

На дворе уже стоял август. Солнце сияло с утра до вечера, в заросшем саду возле желтых стен дома наливались сладким соком персики. Бетси день-деньской возилась в саду, расчистив себе уголок, где посадила овощи. Помогая ей, Кит кусала губы от стыда. Она знала: бабушка давным-давно перестала платить Бетси жалованье. Одежда нянюшки износилась до дыр, башмаки прохудились.

Джон часто слышал, как она говорила.

— Потерпи, Бетси, уже недолго осталось. Вот исполнится мне четырнадцать лет, я смогу сама распоряжаться деньгами. Обещаю, тогда тебе больше не придется штопать чулки!

— Поживем — увидим, — отвечала Бетси. — Что толку строить воздушные замки? А пока мисс Катрин, лучше нарвите-ка мяты, чтобы я развесила ее сушиться. Зима придет — оглянуться не успеешь, надо нам запасаться всем, чем только можно.

Однако сейчас зима казалась Джону невообразимо далекой. Просто не верилось, что эти голубые безмятежные утра и жаркие сонные дни сменятся стылым ветром и декабрьскими заморозками.

Чуть набравшись сил, он стал присоединяться к Кит в бесконечных вылазках не только по дому, но и по всему поместью. Для девочки всё здесь было почти так же внове, как для него. Хотя Жалиньяк и принадлежал ей, но она прежде была тут всего лишь несколько раз, да и то в не располагающем к веселью обществе бабушки.

В эти золотые летние дни, оставшись наедине с Джоном, Катрин, к радости мальчика, снова превращалась в прежнего Кита. Вместе они бродили по запустевшим садам, поднимались на некогда прекрасные каменные террасы. Устраивали набеги на плодовые деревья и малинники близ заброшенного жилища Бетси. Карабкались на сеновал над конюшней, скатывались с крутого обрыва в речку, что питала искусственное озерцо. В полуразрушенном лодочном сарае они отыскали старый ялик и с восторженными воплями спустили его на воду.

— Свистать всех наверх, мистер Смит! — закричал Джон. — Немедля на борт, а не то я назову вас сухопутной крысой!

— Есть, сэр! — Кит одним прыжком очутилась рядом. — Крен на правый борт! Немедля взять рифы, а не то пошлете нас прямиком к морскому дьяволу!

Ухватив по веслу, они короткими, уверенными гребками заправских моряков вывели ялик на середину озера, где Кит внезапно совсем по-женски завизжала:

— Джон, гляди! Мы тонем!

Она была права. За время, что лодкой не пользовались, старые доски рассохлись, и в щели теперь, бурля, хлынула вода. Почти не в силах грести от смеха, друзья вернулись к берегу и, насквозь мокрые, выскочили на сушу, оставив полузатопленный ялик у берега.

Однако одной части поместья они старательно избегали. Фасадом дом выходил на дорогу, и хотя подъездная аллея была длинной и изрядно заросла, но всё же дом хорошо был виден сквозь узорчатую решетку ворот. Выглядывая наружу через щели в ставнях, Джон замечал, что проезжавших мимо поместья день ото дня становится больше и больше. Сверкали на солнце отполированные до блеска мушкеты, синели франтоватые, с иголочки, мундиры — это двигались на юг свежие отряды французов, чтобы присоединиться к армии Наполеона, сражавшейся в Испании с британскими войсками. А навстречу им, на север, с войны, текли иные отряды — длинные вереницы повозок с ранеными или — еще более печальное зрелище — закованные испанские и английские военнопленные.

Однако в зачарованном парке Жалиньяка было так легко забыть о дороге и вообще обо всем окружающем мире. На то, чтобы исследовать сам дом, ушло много дней. Кит с Джоном облазили там каждый уголок. Они перебегали из комнаты в комнату, вспугивая угнездившихся в дымоходах голубей, поднимались по широким парадным лестницам и по маленьким винтовым лестничкам, что выводили на крышу, поросшую лесом каминных труб. Спускались в подвалы, на разбитых стеллажах которых когда-то хранилось отборное вино.

Однажды утром, когда август уже был на исходе, а с деревьев сняли последние переспевшие сливы, юные исследователи снова очутились в бальной зале. Мурлыча под нос старинный менуэт, Кит сделала несколько па под гигантской люстрой, которая, хоть и покрытая толстым слоем пыли, всё еще свисала с потолка на массивных позолоченных цепях, чудом уцелев при разгроме. Джон подхватил девочку за талию. Однако он никогда не танцевал ничего, кроме пары шотландских рилов да моряцкой джиги, а потому не мог похвастать сноровкой. Попробовав развернуть партнершу, он наступил ей на платье, Кит потеряла равновесие и упала Джону на грудь. Он поглядел в запрокинутое смеющееся личико Кит.

В груди его вдруг словно что-то оборвалось. Сердце начало часто-часто стучать о ребра. Джон торопливо отпустил девочку и отвернулся, пытаясь скрыть румянец, заливший его щеки алой волной.

Кит тоже отвернулась, но Джон заметил, что и она покраснела. Ему хотелось снова схватить ее, прижать к себе и держать долго-долго, снова почувствовать в руках тонкую гибкую талию, зарыться лицом в шелковистые волосы. Но Кит стрелой унеслась прочь и скрылась за дверью.

— Я тут, Джон, — позвала она.

Он поднял голову. Кит с лукавой улыбкой перегибалась через резные каменные перила ограждавшие маленькую галерею, что шла вдоль одной из стен залы.

— Что, испугался? Гляди — там лесенка. Поднимайся ко мне.

От ее улыбки с дыханием у него творилось что-то странное.

— Хватит с меня, — почти грубо сказал Джон. — Надоело мне это всё.

Вылетев из залы, он укрылся в библиотеке и, сидя на широком подоконнике, невидящим взором пялился в одну из пыльных разорванных книг, которую грабящая чернь, не в силах прочитать, швырнула на под.

«Я просто сошел с ума, — сказал он себе, отбрасывая книгу. — Я не должен так думать о ней. Она для меня. — Кит, а вовсе не какая-то там девчонка. Надеюсь, она не поняла, что я почувствовал. А не то решит, что я законченный болван. Глупый, глупый болван!»

 

Глава 27

На следующий день пошел дождь — впервые за много недель. С запада наползла армада туч, над башенками и шпилями дома громыхал гром, ставни на окнах дребезжали под напором штормового ветра. Бетси послала Джона проверить ясли в старых конюшнях, где любили гнездиться несушки. Следующий шквал ливня настиг мальчика посреди двора, когда Джон мчался к дому, бережно сжимая драгоценную добычу — два яйца. Джон резко остановился, не замечая, как хлещут по щекам тяжелые капли, как быстро намокает рубашка — прикосновение дождевых струй словно разрушило чары, что держали его в плену. Последний раз он попадал под дождь еще на «Бесстрашном», работая высоко на фок-мачте, тогда они обходили рифы. Огромный боевой корабль тяжело вздымался и опадал на волнах, матросы трудились слаженно и проворно, натягивая промокшее полотнище паруса и распевая «Наверх, морские волки!». А потом, внизу, всем дали по кружке грога. Джон стащил с себя мокрое и вытащил из сундучка Кит запасную одежду. Тем вечером на палубе устроили пляски, и матросы выделывали коленца развеселой джиги под задорную музыку.

Джон ощутил резкий приступ тоски по этому мужскому, упорядоченному миру, со всеми его опасностями и тяготами. И еще — ему стало стыдно.

«Да мне вообще здесь не место! Какой тут от меня прок? Мой долг — вернуться и доложить мистеру Эрскину всё, что я знаю».

Джон так стиснул кулак, что в правой руке у него треснула хрупкая скорлупка, и яйцо потекло на землю сквозь пальцы. Мальчик досадливо стряхнул с глаз налипшие мокрые волосы, тоскуя по привычному ощущению моряцкой косички — Бетси отстригла ее, пока он лежал в бреду. Ему казалось, будто он спал — и вдруг проснулся. Он жадно вдыхал запах дождя, бьющего по иссохшей, спекшейся земле. Нет, конечно, по сравнению с соленым ароматом моря — ничто, но всё же пахло водой.

Он глубоко вздохнул и зашлепал по лужам к двери на кухню.

— Кит, Бетси, — начал он. — Послушайте, я должен…

И в удивлении замолк, не закончив фразы. Перед камином, вытянув промокшие ноги к огню, сидел какой-то незнакомец. Джон одним быстрым взглядом окинул налитые мышцы на руках незнакомца, нечесаные черные волосы, выдубленную непогодой кожу лица. Сердце испуганно застучало в груди. Кто это? Еще один жандарм, явившийся, чтобы арестовать его? И тут он заметил, что незнакомец встревожился не меньше его.

— Не бойся, Джон, — промолвила Кит, подбегая к нему, чтобы забрать последнее уцелевшее яйцо. — Это Джем. Кузен Бетси. Он англичанин.

В голове у Джона зашевелились смутные воспоминания. Разве Кит не упоминала кузена Бетси тогда, в каюте у капитана, когда впервые призналась, что она девочка? Что-то такое про контрабандиста, который вывез ее из Франции.

Шагнув вперед, мальчик протянул было руку, приветствуя Джема, но тут же вспомнил, что она у него еще вся липкая от яйца, и торопливо ополоснул ладонь в ведре с водой.

— Вы с побережья? — жадно спросил он. — Вы что-нибудь знаете о «Бесстрашном»?

Контрабандист улыбнулся.

— Значит, ты и есть Джон. Эти две кумушки о тебе столько рассказывают! Рад видеть тебя снова на ногах. Говорят, эти негодяи сильно тебя ранили.

Придвинув стул, Джон уселся рядом с Джемом. Несмотря на дождь и стылый ветер на улице, в кухне было жарко и душно, потому что Бетси разожгла камин, чтобы высушить одежду кузена. Теперь она хлопотала над ним, всовывая ему в руку какой-то стакан.

— Да, я Джон. — Мальчик старался скрыть нетерпение. — «Бесстрашный», он всё еще участвует в блокаде?

Джем взял из рук Бетси стакан, выпил и с удовольствием отер губы.

— Понятия не имею. Мы сошли на берег вчера ночью, проскользнули на пустынную полоску пляжа к северу от Аркашона. Несколько недель болтались в море. Полный штиль. Вода гладкая, как в луже. Мы при первой же возможности высадились на берег. Британского корабля в этих краях уж давно не видели. Впрочем, говорят, один какой-то всё еще патрулирует. Не знаю уж, «Бесстрашный» ли, но скорее всего — да, ежели только его не заменили на другой не менее гнусный королевский линейный корабль. Небось старый морской хитрюга держится в районе устья реки, только в отдалении, чтоб с берега видно не было — надеется заманить еще какое-нибудь французское судна.

Джон почти не слушал.

— Мне надо вернуться туда! — выпалил он. — Вы мне поможете? Пожалуйста, вы не могли бы взять меня с собой в море и отвезти на «Бесстрашный»?

Джем засмеялся:

— Хочешь вернуться в море? Стосковался по солонине и черствым корабельным сухарям? Чудной ты парень. Ты ведь тут так уютно устроился, среди всех этих юбок. Уж я бы не упустил случая сам тут обосноваться.

— Что до этого, Джем, — ворчливо произнесла Бетси, и Джон поразился, заметив, что по лицу ее разлился густой румянец, — ты ведь знаешь, что как только захочешь, так в любое время…

Старый контрабандист поднялся, обнял ее за талию и прижал к себе.

— Знаю, девочка моя, знаю. Но каждый должен как-то зарабатывать на жизнь, по закону или уж там против, как придется. Я ведь заглядываю к тебе, когда только могу.

Он смачно поцеловал ее в губы.

Джон и Кит переглянулись. Девочка смущенно хихикнула. Джон почувствовал, как невольно ухмыляется в ответ, и поспешил взять себя в руки, чтобы никто не заметил его ухмылки. И в этот момент он вдруг понял: Джем — вот настоящая причина, почему Бетси остается здесь.

Укоризненно хмурясь, Бетси отпихнула контрабандиста.

— Джем, ну пожалуйста, — тут же снова принялся за свое Джон. — Когда вы снимаетесь с якоря? Вы бы не могли взять меня с собой?

Меж густыми, тяжелыми бровями Джема появилась еще одна морщина.

— Взять в море? Мог бы, — промолвил он. — Но, опять же, ума не приложу, чем это тебе поможет. Самое большее, что я могу для тебя сделать — это отвезти в Англию и высадить на тихом берегу близ Кента. Но приближаться к линейному кораблю королевского флота? Это было бы смертельной глупостью с моей стороны. Да моя команда взбунтовалась бы от одной мысли. Да нас бы снова всех на флот забрали, мы бы и парусов поднять не успели! Бриг бы наш конфисковали, а вино и бренди, за которое мы столько денег выложили, лилось бы в ненасытные глотки вашего капитана и его офицеров.

— Ну тогда хоть не на «Бесстрашный». Я поеду с вами в Кент, — поспешно согласился Джон. Он сам не понимал, отчего ему так отчаянно не терпится покинуть Жалиньяк. — Когда мы отчаливаем?

— Только послушайте его! Вот горячая голова! — подивился Джем. — Оказывается, ты отчаянный храбрец — мало того, что сидишь как ни в чем не бывало в самом центре вражеской страны. А теперь оказывается, тебе невтерпеж воротиться на флот и еще немного пострелять. Мы отплывем не раньше чем через пару недель, юный Джон. Мне надо купить и загрузить новый товар, закончить в Бордо еще пару дел. А когда всё и всегда приходится прокручивать тайком, оно быстро не выходит. Да и ветер нынче восточный, еще бог весть, когда он переменится и станет попутным. Уж коли тебе так хочется, я возьму тебя с нами, но пока сиди тихонько и жди, пока я пришлю весточку, что мы поднимаем якоря.

— Спасибо! Спасибо! Я буду готов. Я буду каждый день ждать вас.

Мысли о вполне реальных и скорых действиях привели мальчика в неописуемое волнение и возбуждение. Ему не терпелось уехать. Он повернулся к Кит, ожидая увидеть на ее лице отражение собственных чувств — как всегда бывало прежде. Но девочка стояла к нему спиной и молча глядела на потоки воды за окном.

Подойдя к ней, Джон коснулся ее руки.

— Только подумай! Снова выйти в море!.. — начал он.

— Ох, да отстань от меня! — перебила она и выскочила из кухни, громко хлопнув дверью.

После обеда дождь наконец утих. Джон отправился на поиски Кит, но хотя обошел все ее излюбленные уголки, нигде не нашел. Выглянувшее из-за туч солнце быстро высушило мокрые террасы. Гроза уходила прочь — а вместе с ней и владевшее Джоном нетерпеливое возбуждение. Что он сделает, когда попадет в Англию? Он ведь никогда не бывал в тех местах. Даже если Джем сдержит слово и высадит его на берегах Кента, его скорее всего поймает еще какая-нибудь шайка вербовщиков, но отправит уже на совсем другой корабль. Как же попасть в Лондон? Как отыскать нужных людей и рассказать им про действующую в Эдинбурге шпионскую сеть? Да ему не поверят! И как отыскать отца и разоблачить обман, лишивший Барров Лакстоуна?

Надо обсудить всё с Кит! Но куда, черт возьми, она запропастилась?

Во второй раз обшаривая дом и поднимаясь по пыльной парадной лестнице, мальчик вдруг вспомнил, как она оттолкнула его руку и даже разговаривать с ним не стала.

«А может, — подумал Джон, — она считает, будто я стремлюсь уйти именно от нее? Наверное, я задел ее чувства». Джон вступил на незнакомую ему территорию — область девичьих чувств — и ощущал себя весьма неуверенно. На него вдруг нахлынуло воспоминание о том эпизоде в бальной зале, но Джон поспешно отогнал его.

«Да ей, верно, всё равно, останусь я или уеду — ну разве что поскучает самую малость. Скорее всего, она просто тоже покоя себе не находит, как и я, хочет вернуться в море».

Джон пнул упавший с потолка кусок гипса.

«Ну теперь-то Кит на „Бесстрашный“ пусть закрыт. Слишком уж она стала девчонкой. Пусть она и великолепная актриса, но больше ей этот номер не повторить. Она слишком изменилась. Да-да, в этом-то всё и дела Кит просто ревнует, что я могу уйти, а она вынуждена будет остаться».

Придя к подобному выводу, мальчик облегченно улыбнулся и медленно побрел по длинной галерее, на стенах которой зияли пустые прямоугольники, где некогда висели портреты. Джон усиленно соображал.

— А может, — вслух произнес он, — может, я и ошибаюсь? Может, она способна снова превратиться в прежнего Кита. Если ей же один раз удалось, то отчего бы не проделать трюк во второй раз?

Да, это было бы лучше всего — просто скользнуть назад, в прежнюю жизнь, обрядиться в моряцкую одежду, повесить гамаки бок о бок, вместе, по-товарищески, делить все испытания, победы, тяготы и славу жизни на военном корабле. Совсем как раньше.

«Я уговорю ее, — сказал Джон себе. — Она отправится вместе со мной, конечно, отправится, я точно знаю. Она так мне нужна. Я не вынесу жизнь на „Бесстрашном“ без Кит».

Внимание его привлек какой-то непонятный звук с улицы. Джон подбежал к окну в дальнем конце галереи и выглянул наружу, на подъездную аллею. Жан-Батист в неизменном зеленом сюртуке медленно закрывал одну из тяжелых створок. Должно быть, скрип открывающихся ворот и слышал Джон минутой раньше.

А от ворот к дому ехал какой-то всадник на рослом чалом жеребце. Скакал себе неторопливым галопцем с таким видом, будто сто раз бывал тут раньше.

У Джона перехватило дыхание. Мальчик торопливо отскочил за рваную штору, чтобы его не заметили. Стоя там, он во все глаза разглядывал незнакомца.

Не какой-нибудь контрабандист вроде Джема. Конь незнакомца лоснился. Синий камзол всадника явно был сшит по последней моде, шея была повязана пышным белым платком. Француз. Жан-Батист его знает, подметил Джон, значит, он бывал здесь. Ох, опасная ситуация. Надо спрятаться. Но не успел он и с места сойти, как дверь на другом конце галереи отворилась, и влетела Кит.

— Где ты была? — выпалил Джон. — Я тебя всюду искал.

Ему показалось, хотя он не был уверен, что глаза у девочки красные и заплаканные.

Кит тряхнула головой:

— Неважно. Слушай, тебе надо спрятаться. Тот человек на аллее, это мосье Фуше, поверенный моего отца. Наш семейный поверенный. Должно быть, прослышал от жандармов, что я вернулась. Он очень славный. Много лет вел дела нашей семьи, но всё равно он не должен знать, что ты здесь. Побегу предупрежу Бетси, чтобы она увела Джема с кухни. Ступай в залу, спрячься на галерее. Там на тебя вряд ли наткнутся. Даже если мосье Фуше и решит обойти дом, туда наверх он не полезет. Только сиди тихо и ни о чем не волнуйся. Я постараюсь как можно быстрее его выпроводить.

 

Глава 28

На галерее было пыльно и уныло. После пяти минут созерцания, как паук плетет паутину между двумя столбиками балюстрады, Джон ощутил, что в нем разгорается бунтарский дух. Да кто Кит такая, чтобы еще указывать ему, где именно прятаться? Он ей не слуга! Да и не воришка какой-нибудь, чтобы его заставляли прятаться!

Прокравшись вниз по лестнице, мальчик остановился посреди залы и прислушался. В гулких пустых комнатах дома не раздавалось ни единого звука. Если поверенный и в самом деле решил осмотреть дом, то либо он ходит вообще бесшумно, либо сейчас находится в другой части здания.

«Да если они даже и пойдут в эту сторону, я сто раз успею убраться — сказал себе Джон. — Услышу их задолго до того, как они выйдут на меня». Мальчик приоткрыл широкие двойные двери, ведущие на главную лестницу, остановился и снова прислушался. Тишина. Чуть расхрабрившись, он легко и неслышно сбежал в выложенный мраморными плитами вестибюль внизу.

Гравий за окном тихонько хрустнул от чьих-то торопливых шагов. Мимо прокралась невысокая, приземистая фигура. Джем с узелком в руках пробирался из кухни к конюшне, где явно собирался пересидеть нежданного гостя.

«Кухня! Вот куда точно пойдет мосье Фуше, — победоносно подумал Джон. — Бетси будет потчевать его своими знаменитыми пирогами».

Вестибюль от кухни отделяла череда длинных коридоров, несколько пыльных пустых комнат и лестничный пролет. Джон решительно, но осторожно направился в ту сторону, насторожив слух и плавно скользя от двери к двери.

Добравшись до начала лестницы, ведущей в полуподвал, на кухню, Джон услышал приглушенные отзвуки мужского голоса. Значит, он правильно рассчитал. Гость всё еще сидел на кухне.

«Ну и глупо же я себя веду, — мимоходом подумал Джон. — Если меня поймают — не миновать тюрьмы, а не то и чего похуже». Но он ничего не мог с собой поделать. Слишком уж долго он бездействовал да предавался лени И теперь ему требовалось дело. Риск. Опасность.

Джон на цыпочках спустился по лестнице. С нижней ступеньки он видел полуоткрытую дверь кухни. Мосье Фуше стоял лицом к столу, за которым сидели Кит и Бетси. Он что-то пылко вещал, обращаясь к Кит. Гладкое синее сукно камзола так и ходило морщинами на спине — поверенный оживленно жестикулировал, чтобы подчеркнуть какие-то места в своей речи.

Двигаясь всё так же осторожно, Джон юркнул к темному закутку под лестницей. Там Бетси обычно хранила старые бочонки и горшки с вареньем.

В который уже раз мальчик пожалел, что за все эти последние неторопливые месяцы ему так и не хватило прилежания выучить французский. Кое-что, конечно, он понимал, хоть и совсем мало, да и научился выговаривать пару фраз, подражая своеобразному выговору Жана-Батиста, — Кит всегда покатывалась со смеху, когда слышала, как он коверкает французский язык. Но сейчас даже общий смысл речи поверенного ускользал от него целиком и полностью.

Мальчик уже прикидывал, что проку стоять тут, в этом темном пыльном углу, слушая разглагольствования, которые всё равно не понимает, и даже собрался осторожно прокрасться обратно, как вдруг из кухни донесся громкий и ясный голос Бетси. Нянюшка говорила по-английски:

— Мисс Катрин, о чем он тут вам толкует? О чем речь? Я и половины не разбираю. Слишком уж он тараторит.

Мосье Фуше деликатно кашлянул.

— Pardon, madame [26]Прошу прощения, мадам (фр.).
. Разумеется, если вам так удобнее, я перейду на английский. Вы столько прожили во Франции, что для меня уже и сами стали француженкой. Я думал, вы хорошо говорите по-французски.

— Я вполне сносно говорю по-французски, — едко парировала Бетси, — но вы слишком уж частите, мне это чересчур. Уши меня обманывают или вы только что и правда толковали про эту Жозефину?

— Да, это так, Бетси. — Голос Кит звучал нервно. — Императрица Жозефина на следующей неделе приезжает в Бордо.

— Ах, вот оно как? А это чудовище Бонапарт — то есть Его величество император — он сопровождает ее?

— Бетси! — торопливо перебила Кит. — Нет, император остается в Париже. Императрица приедет одна.

— Я как раз говорил вашей молодой госпоже, — снова взял слово мосье Фуше, — что это предоставляет ей изумительную возможность — возможность, от каких не отказываются. Возможно, мадам, вы не понимаете, насколько серьезно положение дел мадемуазель. Как ни прискорбно мне это говорить, но ее дядя на протяжении уже многих лет пытается… гм…

— Обобрать мою бедную цыпочку, — закончила за него Бетси. — Да, я знаю. И эта старая ведьма, ее бабка. Такую парочку негодяев только среди ньюгейтских висельников и поискать.

Мосье Фуше засмеялся:

— Вижу, мадам, вы своего мнения скрывать не привыкли. Однако же в этом вопросе я абсолютно с вами согласен. Я как раз объяснял мадемуазель де Жалиньяк, что все эти годы пытался сберечь хоть что-то. Как и вы, я не верил в ее кончину. Она рассказала мне, что ей удалось укрыться у школьной подруги в Швейцарии, где она безопасно отсиделась всё это время. Мадемуазель очень похожа на своего превосходного отца, к которому я питал бесконечное уважение и, да позволено мне будет сказать, самое искреннее расположение. Вот документы, которые мне удалось, отчасти даже рискуя собой, уберечь от жадных лап нового маркиза де Вома. Находясь в Париже, этот господин не жалеет трудов на то, чтобы войти в милость к власть имущим. Еще немного стараний, чуть больше времени — и всё будет потеряно. Мадемуазель де Жалиньяк так юна и одинока, у нее нет влиятельных друзей и заступников. Скоро ее дядя прослышит о том, что она вернулась. Подобные новости распространяются быстро. И тогда он, этот злой человек, ринется сюда, чтобы снова захватить ее. Кто такой я? Лишь поверенный, чиновник, не более того. И я говорю вашей госпоже, мадам Бетси: ей нужна поддержка при дворе. Кто-то влиятельный, кто взял бы ее сторону. Она молода, прекрасна, charmante. Она должна непременно ухватиться за этот шанс — отправиться к императрице, женщине с чувствительным и сентиментальным сердцем, и просить ее помощи.

— Просить помощи у этой особы? — взорвалась Бетси. — У жены самого гнусного…

— Бетси! — резко одернула ее Кит. — Со стороны мосье Фуше крайне любезно подумать об этом. Он самоотверженно трудился — ты же сама знаешь — исходя исключительно из моих интересов, без малейшей выгоды для себя.

— Ну… да. Пожалуй.

Джон улыбнулся в своем потайном уголке. Он представил, на кого сейчас похожа Бетси — на взъерошенную, распушившуюся в боевом задоре наседку, чьи перышки постепенно разглаживаются.

— Вы правы, моя душечка. Мосье Фуше очень любезен. Ах, мисс Катрин, да где же ваши хорошие манеры? Предложите джентльмену еще кусочек вишневого пирога. У него тарелка уж минут десять как опустела.

Джон услышал, как скрипнул нож по тарелке и как мосье Фуше придвинул кресло, снова устраиваясь за столом.

— Мосье Фуше прав, Бетси, — вполголоса проговорила Кит. — Нельзя упускать такую возможность. Воззвать к самой императрице, заручиться ее поддержкой — для нас это так много значило бы. Ради такого можно пойти на что угодно. Кому бы в милость не вкрался мой дядя в Париже — разве сравнится это с расположением жены самого Наполеона?

— Да, мисс Катрин, но подумайте только. Как вы себе это представляете? Не можете же вы прийти сама по себе, с улицы, одетая, как молочница, в эти обноски, и объявить — я-де мадемуазель де Жалиньяк, которую все считали мертвой, а я вот не умерла и хочу видеть Ее величество и получить назад свое законное наследство. Смешно? Да они все просто лопнут со смеху. А потом возьмут да посадят вас в тюрьму за попытку выдать себя за погибшую наследницу.

Мосье Фуше дожевал вишневый пирог и откашлялся.

— Мадам слишком уж мрачно глядит на ситуацию, — промолвил он. — Что до платья, то нетрудно сшить наряд, который подчеркнет красоту мадемуазель. А случай явиться к Жозефине — о, он будет великолепнее некуда. Город Бордо дает в королевском дворце гранд-бал, дабы отпраздновать приезд императрицы. Это произойдет в четверг на следующей неделе. Я сам вхожу в комитет по подготовке и без труда раздобуду приглашение. Мадам де Монсегар, моя клиентка, дама знатного рода и весьма достойная особа, представит мадемуазель Катрин Ее величеству. Эта дама всегда с большой добротой вспоминает маркиза и маркизу де Вома. Она берется лично познакомить мадемуазель Катрин с императрицей. А тогда уж все будет зависеть от того, сумеет ли мадемуазель убедительно изложить Ее величеству свою просьбу и растрогать сердце императрицы.

Настала короткая пауза. Кит первой прервала ее:

— Я… я вас не поняла. Бал? Танцевать перед такой толпой? Отправиться туда, не зная ни единой живой души? Нет-нет, я не могу. Не могу!

— Прекрасно можете, девочка моя, — грубовато возразила ей Бетси. — Я сохранила несколько старых платьев вашей матушки — я их спрятала от этих мерзавцев-революционеров. Голубое шелковое как раз пойдет, чудесное бальное платье. Драгоценностей у вас нет, ну да и не важно, вы ведь такая молоденькая, а незамужние дамы драгоценных камней не носят. Вот только туфли, туфельки…

Она умолкла и задумалась.

— Но мне нужна карета! — Голос Кит срывался от паники.

— Вы же прекрасно знаете, что там в каретной гниет старая карета вашего дедушки. Вычистить оттуда гнезда несушек, отполировать, подновить гербы — и отлично сгодится.

— А кучер? Кто ее поведет?

— Жан-Батист, разумеется. Может, он уже и выживший из ума старый болван, но сидел в козлах задолго до вашего рождения, мисс Катрин.

— Вам и не потребуется собственная карета, — вмешался мосье Фуше. — Вы будете сопровождать мадемуазель де Монсегар в ее элегантном экипаже. Всё, что вам нужно — это лакей.

— Бетси! Я не могу! Не буду! Ну ты же понимаешь, я никак не могу!

— Я вас таким словам, как «не могу», не учила, мисс Катрин, — сурово отрезала Бетси. — И не думала, что услышу их из ваших уст. Это всего лишь роль, которую надо сыграть, а вы актриса каких поискать. Вы отлично со всем справитесь. Подумайте о вашем бедном отце, так храбро пошедшем на смерть. Подумайте о вашей бедной матери, которая хотела только счастья для вас. Вы обязаны сделать это ради их памяти. Вы должны предпринять всё от вас зависящее и вернуться на свое законное место. Или же выйти замуж за кузена Губерта и остаток дней жить марионеткой в его руках. Выбирайте.

— Лакей! — ошалело произнесла Кит. — Мистер Фуше прав. Мне нужен лакей, а у меня его нет.

Тут Джон во внезапном порыве вдохновения понял, что ему делать. Подхватив из-под лестницы старый глиняный кувшин, он прижал его к груди и бравым шагом вошел в кухню.

— Кувшин, мисс, за которым вы меня посылали, — доложил он, принимая самый уместный, на его взгляд, услужливый тон.

Его появление произвело на собравшихся поистине драматический эффект.

Кит ахнула и шагнула назад, но в глазах ее заплясали веселые чертики. Бетси яростно нахмурилась, испепеляя мальчика взглядом. Мосье Фуше повернулся к нему, подозрительно поднимая брови.

— А это еще кто такой? — осведомился он.

Джон поставил кувшин на стол и почтительно поклонился.

— Слуга мадемуазель де Жалиньяк к вашим услугам, сэр.

— Еще один англичанин? — нахмурился мосье Фуше. — Как это понимать, мадемуазель? Мадам Бетси — это одно. Она живет во Франции уже много лет. В Бордо ее все знают. Но этот… этот англичанин…

— Англичанин? Вовсе нет! — Джон широко улыбнулся, словно ему от одной только мысли об этом стало смешно. — Шотландец по рождению, но теперь гражданин Соединенных Штатов Америки. Вот кто я. И не больше вашего, сэр, люблю короля Георга и его свирепых красномундирников.

— Американец! — Поверенный расплылся в улыбке. — Вы первый представитель вашей страны, которого я встречаю. Ваш Бостон — большой город, да? Я слышал, порт там еще лучше нашего Гавра. Сколько туда кораблей встанет, как по-вашему?..

— Спасибо, Джон, — вмешалась Бетси. — А теперь ступай. Найди Жана-Батиста и скажи — пусть выкатит карету во двор и начнет чистить. Что бы ни говорил мосье Фуше, нам всё же нужен свой экипаж. Бог ты мой, столько всего предстоит сделать и подготовить! Да в ближайшие дни нам и чихнуть будет некогда!

 

Глава 29

За следующие несколько дней Джон не раз успел пожалеть о своей опрометчивости. Кит он почти не видел. Девочка постоянно уединялась с Бетси, обсуждая наряды. Они отмеряли шелк, рылись в пыльных старых ящиках с перьями, искусственными цветами, бусами и лентами, которые некогда принадлежали матери Катрин и которые Бетси умудрилась утаить от погромщиков.

Мадам де Монсегар, прикатившая из Бордо в новехоньком экипаже, удостоила тщательно накопленные Бетсины сокровища одним коротким взглядом и презрительно закатила глаза. Моды, объявила она, решительно переменились. Никто больше не носит такого унылого барахла. Жесткие разноцветные шелка ушли в историю. Белый муслин и тончайший атлас, отделанный крошечными жемчужинками, — вот и всё, что ныне позволено. Она предложила одеть Кит к балу в соответствующем стиле — целиком и полностью за свой счет. И прибавила, что ее сын, шевалье де Монсегар, недавно оставивший свой полк, будет весьма рад сопровождать мадемуазель де Жалиньяк на бал и заранее просит честь первого танца.

— О, про него-то я слыхала. Надутое ничтожество, охотник за богатым приданым, — проворчала, узнав об этом, Бетси. — Охотится за состоянием моей цыпочки — если она вообще его получит, свое состояние.

Уезжая, мадам Монсегар холодно оглядела Джона с головы до пят, заметив при этом, что в наши дни найти лакея стало необыкновенно трудно, поскольку почти все молодые люди поступили в победоносную армию императора. После чего заявила, что Кит должна послать за ливреей и париком, чтобы Джон надел их на бал.

— Американец, говорите? — осведомилась она у Кит, велев Джону повернуться и осматривая его, как коня на базаре. — Как правило, они слишком уж демократичны, хороших слуг из них не выходит. Но этот, полагаю, сойдет.

Она подобрала юбку, чуть брезгливо спускаясь по щербатым ступеням парадного крыльца.

— На то, чтобы привести имение в порядок, потребуется целое состояние, моя милочка. Почему бы вам просто не оставить эту развалюху как есть и не переехать ко мне в Бордо? Я бы в два счета подыскала вам очаровательного мужа.

Джон, в кои веки уловивший нить разговора, злобно топнул по тени удаляющейся светской львицы и побрел к конюшне, где Жан-Батист с невыразимой медлительностью отмывал стенки старинной кареты.

— Джем еще не вернулся? — на ломаном французском спросил мальчик.

Жан-Батист не стал утруждать себя ответом, и Джон больше не спрашивал. Джем исчез несколько дней назад — ускользнул из Жалиньяка, пока мосье Фуше наслаждался Бетсиными пирогами. Джон и не ждал, что контрабандист вернется. Мальчик день-деньской ел себя поедом, что упустил свой единственный шанс вырваться отсюда.

Он некоторое время помогал Жану-Батисту и, дав выход своим чувствам, так яростно надраивал желтые колеса кареты, что чуть не содрал краску вместе со слоями присохшей грязи.

— Trop fort! [28]Это слишком! (фр.).
Не три так сильно! — пробурчал подошедший сзади Жан-Батист.

— Ну сам тогда и отчищай, — огрызнулся Джон, швыряя тряпку и выходя со двора.

Не зная, чем заняться, он прошел за калитку в высокой стене из красного кирпича, что окружала сад. Персики и абрикосы давно уже были собраны, но зато теперь поспевали яблоки. Еще несколько дней назад Джон и Кит вместе бы забрались на дерево. Ели бы яблоки, кидались друг в друга огрызками, поддразнивая друг друга и обмениваясь немыслимыми оскорблениями на моряцком жаргоне, пока вконец не ослабели бы от смеха.

А теперь Кит ускользала от него. Глядя на нее, он не видел и тени задорного мальчишки-юнги. Порой Джону уже не верилось, что тот Кит вообще когда-либо существовал.

— Мы были ровней. Товарищами по кораблю, — вслух пожаловался Джон осе, которая вилась над яблоком в его руке. — А кто я теперь? Ее глупый и жеманный лакей.

Мальчику претила сама мысль о том, чтобы обрядиться в причудливую ливрею, натянуть на собственную густую шевелюру тесный и жаркий парик и пресмыкаться перед женой и прихлебателями Бонапарта, смертельного врага Англии.

И в то же время Джон вынужден был признать: бал еще и страшил его. Что, если там его разоблачат? Если кто-нибудь догадается, что лакей мадемуазель де Жалиньяк на самом деле — шотландец, матрос английского военного флота, который сошел на берег в погоне за французскими шпионами? Что с ним тогда сделают? У Джона аж холодок по спине прокатился, когда он подумал об этом.

Но нет, никто не догадается. С какой бы стати? Да на лакеев вообще никто никогда не смотрит. Лакеи стоят себе в ряд, немые куклы. Вот на кого все будут смотреть, так это на Кит. Она такая хорошенькая — наверняка кавалеры буду перед ней просто ползать, бегать за ней и ее состоянием, как тот мерзкий сын мадам де Монсегар. «А я ничего не смогу сделать, не смогу им помешать!»

Джон согнал осу с яблока и яростно впился в него зубами.

— Джон! Джон! — в калитку вбежала Кит. — Я тебя всюду искала.

Он неохотно повернулся.

— Правда? И для чего?

Он знал, что вопрос прозвучал кислее некуда, но ничего не мог с собой поделать.

— Эта жуткая тетка, мадам Монсегар, такая зазнайка! И воображала! А как мерзко она на тебя смотрела!

— А, ты заметила?

— Ну разумеется, заметила.

Девочка подняла брови и скосила глаза на кончик носа, сделавшись до того похожей на мадам Монсегар, что Джон не выдержал и прыснул Кит ответила ему дружеской улыбкой.

— Послушай, Джон, тебе ведь вовсе не обязательно это делать — ну то есть изображать моего лакея. Я же вижу, тебе из-за этого не по себе. Во всяком случае, это опасно. Все остальные слуги будут французами. И наверняка начнут подозревать того, кто не говорит по-французски, даже если ты и прикинешься американцем. Я отлично справлюсь и сама. Ты даже не думай.

Однако он услышал в ее голосе неуверенность.

— Да мне плевать, что опасно. Я не боюсь. Ты ведь хочешь, чтобы я поехал с тобой. Тебе ведь будет спокойнее, если я буду рядом.

— О да! Просто знать, что рядом хоть кто-то, кому я могу доверять, настоящий друг, который… который понимает… и…

Рука Кит легла на рукав Джону. Он накрыл ее своей. Но едва ощутил тепло тонких пальчиков, по руке вверх у него словно огонь пробежал, и Джон поспешно отдернул ладонь.

— Я же сказал, что поеду. И не передумаю.

— Но всё равно, Джон, признай. Разве тебе не хотелось бы увидеть Жозефину? Лично? Мне вот хочется. Все говорят, она такая красивая, и веселая, и очаровательная.

Джон скорчил гримасу.

— Что мне за дело до наполеоновской женщины? И знаешь, что хуже всего? Мне придется раболепствовать перед ней и всеми ее лакеями, в то время как я должен сейчас быть в море, на борту «Бесстрашного» и вместе со всеми остальными нашими дырявить корабли ее муженька.

Кит потянулась за яблоком.

— Знаю. Сейчас ведь война и всё такое. Мне от всего этого тоже не по себе. Видел сегодня утром отряды, что шли мимо наших ворот к Бордо? Должно быть, возвращаются из Испании. Половина раненых, а все остальные в обносках. Как же глупо — сотни тысяч людей с обеих сторон идут убивать друг друга! А всё ради чего? Да ничего!

— Всё ради того, чтобы муж твоей распрекрасной Жозефины мог править всей Европой! Не хочу, чтобы он победным маршем шел по Хай-стрит в Эдинбурге. Я отправлюсь с тобой на этот расчудесный бал. Я исполню роль твоего лакея, но после этого, как ты понимаешь, я просто обязан вернуться на «Бесстрашный»!

Девочка кивнула:

— Я знаю. И пойду с тобой.

— Что? Но ты же не можешь!

— Должна. До моего дня рождения еще пять месяцев. До тех пор — даже если я заручусь расположением императрицы, даже если мосье Фуше умудрится вернуть мне мое наследство, я всё еще буду подвластна моему дяде. Он как законный опекун может делать со мной что угодно, а уж бабушка поможет ему всем, что только будет в ее силах.

— Он же не может силой выдать тебя замуж за твоего кузена. Никто тебя не может заставить.

Кит задрожала.

— Ты не знаешь моего дядю.

— Да и вообще, ты еще слишком молода для замужества.

— Ничего подобного. В прошлом году выдали замуж мою кузину, а она была значительно моложе меня. Так что до января для меня ничего не может измениться, Джон. Как справедливо заметил мосье Фуше, рано или поздно дядя с бабушкой узнают, что я в Бордо. И теперь, после того как я появлюсь на людях, это произойдет скорее рано, чем поздно. Разразится ужасный скандал, ведь они-то направо и налево твердили, будто я умерла. Да они со всех ног сюда прибегут, чтобы показать всем, как неописуемо рады, что я все-таки жива. Меня поймают. Единственная моя надежда — это снова сбежать и дождаться, пока мне исполнится четырнадцать.

Сердце у Джона так и взлетела.

— Ты снова станешь Китом! — воскликнул он.

— Я стану тем кем мне позволит стать капитан Баннерман. — Девочка выпятила грудь, выставила вперед подбородок, величественно нахмурилась и сделала вид, будто смотрит в подзорную трубу. — «Женщин на своем корабле я не потерплю», — прогудела она.

Джон засмеялся:

— Ну, если тебе удастся каким-то образом попасть на борт, вряд ли он вышвырнет тебя в море.

— Да, пожалуй. Только не капитан Баннерман. Хотя иные капитаны запросто могли бы.

Они вышли из сада и медленно побрели обратно к дому.

— Но как нам это сделать, Кит? Как нам вернуться в море?

— Не знаю. Я уже всю голову сломала, думала и думала. Но уж найдем способ. Что нам еще остается? Как только я встречусь с императрицей и заручусь ее поддержкой, мы снова свяжемся с Джемом. Если он подвезет нас туда, откуда уже будет виден «Бесстрашный», и оставит в маленькой лодочке, дальше уж мы и сами догребем. Представляешь, то-то все изумятся, увидев нас снова!

— Наверное, там все решили, что мы дезертировали, — уныло заметил Джон. — А ты же знаешь, какое за это положено наказание — повесят на нок-рее.

— Не мели чушь. Капитан с мистером Эрскином знают правду. И у нас есть для них ценная информация.

Они нашли Бетси на дворе. Нянюшка энергично работала ручкой заржавевшего насоса. Увидев Джона с Катрин, она выпрямилась и заправила выбившиеся из-под чепца каштановые кудри.

— Идите-ка сюда да помогите мне воды накачать, — сердито приказала она. — А не то я сейчас растаю, точно масло, и растекусь по булыжнику.

 

Глава 30

Джон смотрелся в зеркало, поворачивая голову то так, то эдак, чтобы разглядеть между трещин свое отражение. До чего же он сам себе не нравился в этом дурацком наряде. Парик, который Бетси щедро посыпала белой пудрой, делал мальчика старше и неузнаваемей. Он был сам на себя не похож.

Он отошел в угол комнаты. Там на кровати был разложен зеленый ливрейный фрак, обильно расшитый медными пуговицами. Со вздохом напялив ненавистную одежду, Джон застегнулся и всунул обтянутые чулками ноги в сверкающие черные туфли с пряжками. И ливрею, и туфли прислала всё та же мадам Монсегар.

Джон двинулся к двери. Туфли противно скрипели. На пороге он помедлил и еще раз оглядел комнату. За последние несколько недель она до неузнаваемости переменилась. С тех пор как по округе поползли слухи, что мадемуазель де Жалиньяк вовсе не умерла, а вернулась в родовое имение и собирается войти в наследство, у ворот начали один за другим появляться местные крестьяне.

Стремясь произвести хорошее впечатление на ту, что скоро сделается хозяйкой земли, на которой они живут, и искренне жалея девочку, столь жестоко лишившуюся обоих родителей, они возвращали всевозможное добро, которое много лет назад с той же охотой тащили из дома.

Каждый день Жан-Батист ковылял от ворот с очередным подношением — свернутым старым гобеленом под мышкой, огромным портретом в парадной раме на плече или резной дверцей комода в руках.

Все эти разрозненные вещицы теперь размещались как попало в пустых комнатах. Ту, что занимал Джон, теперь украшали три стула с инкрустацией, фарфоровый канделябр и маленький комодик с золочеными ручками.

При мысли о том, что вот сейчас ему предстоит покинуть дом и снова выйти в большой мир за тяжелыми ржавыми воротами, Джону стало как-то даже странно. Не по себе. Он не был там с тех самых пор, как старая крестьянка выволокла его, бесчувственного, из фургона и кинула на траву.

Джон спустился в пустынный вестибюль, вышел через парадную дверь. Жан-Батист уже ждал, восседая на кучерском сиденье кособокой старой кареты, запряженной двумя крепкими, но непородистыми лошадьми, одолженными на ближайшей ферме. Парик старика сбился набок, сюртук был застегнут неровно. Завидев Джона, Жан-Батист неуклюже спрятал бутылку, к которой то и дело прикладывался, и демонстративно подобрал поводья.

Джон одним прыжком взлетел на козлы, вытащил из-за сиденья бутылку и отшвырнул в кусты по другую сторону дороги.

— Да ты пьян, мерзкий ты старикашка! — выкрикнул он. — Возьми себя в руки! Ты не можешь ее подвести — только не сегодня!

Жан-Батист уставился на него водянистыми подслеповатыми глазками.

— J’ai peur, — захныкал он. — Я уже так давно не правил каретой.

— Понимаю… ты волнуешься… Уже так давно… — без малейшего сострадания передразнил его Джон, поправляя старому кучеру парик и застегивая пуговицы правильно. — А теперь сядь ровно! Она идет.

Из парадной двери появилась Кит. Джон, спрыгнувший с козел, изо всех сил нахмурился, стараясь унять сердце, которое при виде девочки чуть не выпрыгнуло из груди. На Катрин было простое, но идеально сшитое платье — с высокой талией, из белого, плывущего муслина, поверх которого развивался второй слой из сияющего белого атласа. Пышные рукава и вырез платья были расшиты крохотными жемчужинками, а с плеч свисала шаль из тончайшего кремового шелка. Темные волосы были уложены на голове высокой короной роскошных кудрей. Так Катрин выглядела куда старше — и почти пугающе прекрасной.

— Ну как я выгляжу? — спросила она, поворачиваясь перед Джоном.

— Чудесно, — сорвавшимся голосом произнес он.

Кит развернулась слишком быстро, чуть не упала и выронила маленький, расшитый бусами ридикюль.

— Черт ррраздери! — проворчала она голосом Джейбеза Бартона.

Джон засмеялся, сразу почувствовал себя гораздо лучше и бросился поднимать ридикюль.

— Кит, перестань! Сегодня тебе положено быть настоящей леди.

Бетси распахнула дверь кареты и с сомневающимся видом пощупала подушки, с которых так и не сошли пятна.

— Залезайте-ка, мисс Катрин. Не то мадам Монсегар вас заждется. И ради всего святого — не откидывайтесь на спинку! Хотя ее чистили и мыли не знаю сколько раз, всё равно не поручусь, что эта старая рухлядь не запачкает вам платья.

Кит обвила руками шею нянюшки:

— Милая, милая Бетси, спасибо за всё! Ты же знаешь — я делаю это для тебя. Если мой замысел удастся, ты больше не будешь ни в чем нуждаться.

— Знаю, знаю. Ну, езжайте уже.

— Бетси, надеюсь ты сумеешь о себе позаботиться, пока нас не будет?

— Боже праведный, крошка моя, да вы же вернетесь завтра утром. Смотрите ведите себя благоразумно, не забывайте о хороших манерах, пейте не больше одного бокала шампанского, а подадут устрицы — не прикасайтесь. Я вот в прошлом году в Бордо их ела — мне, верно, попалась тухлая, так я чуть в могилу не отправилась.

Бетси запихнула воспитанницу в карету и закрыла дверь. Джон вскочил на запятки сзади, Жан-Батист щелкнул хлыстом, кони встряхнули гривами — и древний экипаж, немилосердно скрипя, покатил по аллее.

Закрывая ворота за каретой, Джон бросил еще один взгляд на поместье, где всё еще махала руками Бетси. И не мог отделаться от страннейшего чувства: будто и сам дом тоже прощается с ними.

У королевского дворца в центре Бордо ярко пылали факелы. Уже было довольно темно, и по плоским плитам мостовой плясали длинные неровные тени. Кареты медленной вереницей катили мимо массивных ворот, останавливаясь лишь на миг, чтобы высадить разряженных в пух и прах владельцев, и уступая место следующим.

Старую жалиньяковскую колымагу вместе с Жаном-Батистом оставили подле роскошной городской резиденции мадам де Монсегар. Экипаж самой мадам, хоть и небольшой, был новеньким и модным, а запряженные в него изящные гнедые пони выступали как на параде. Джон уже почти привык стоять на запятках. По крайней мере, в отличие от бедненькой Кит, он не был заперт внутри наедине с мадам де Монсегар, от чьей вкрадчиво-ледяной манеры обращения с девочкой у Джона аж мурашки ползли по спине.

Со своего места он мог смотреть поверх толпы, что собралась полюбоваться нарядными гостями. Подъезжая к величественному каменному зданию, мальчик постарался разглядеть его во всех подробностях: где открыты окна, нет ли боковых дверей — а вдруг придется срочно спасаться бегством.

Лакей мадам де Монсегар — рослый угрюмый парень по имени Робер — стоял рядом. С Джоном он практически и не разговаривал.

— Americain? — спросил он, когда они только-только вскарабкались на запятки.

— Oui.

— Ти parles francais?

— Non.

После этого они не обменялись и словом.

Наконец экипаж остановился перед парадным входом, и Джон с Робером соскочили с запяток. Робер распахнул дверцы со стороны, где сидела мадам Монсегар, и откинул подножку кареты. Джон сделал то же самое для Кит.

Когда он помогал ей выйти, она судорожно стиснула его руку.

— Волнуешься? — спросил он.

— Ужасно.

— Я тоже. Но всё будет хорошо. На море попадали в переделки и похлеще.

— Думаешь, я сама не знаю? Но как бы мне хотелось, чтобы ты мог пойти со мной внутрь!

— Мне тоже.

— Мадемуазель де Жалиньяк! — Мадам де Монсегар смотрела на них, возмущенно подняв брови.

— Pardon, madame [34]Простите, мадам (фр.).
.

Кит торопливо выпустила руку Джона.

Мадам де Монсегар бросила на Джона ядовитый неодобрительный взгляд.

— Viens, топ enfant [35]Идемте, дитя мое (фр.).
. Императрица Жозефина уже прибыла.

Джон смотрел, как Кит с мадам Монсегар заходят в широкую дверь и начинают подниматься по лестнице. Мальчику никогда еще не приходилось видеть столь ослепительно завораживающего зрелища, как два ряда стражников с копьями, в красочных мундирах и высоких киверах, стояли по обеим сторонам лестницы с обнаженными мечами в руках. Никогда не видел он и ничего подобного сверкающей тысячью огней огромной хрустальной люстре, ни потоку элегантно одетых, весело щебечущих красавиц, что тек по лестнице вверх, чтобы исчезнуть в раззолоченных салонах.

Разинув рот, Джон смотрел на всё это великолепие, покуда Робер не дернул его за рукав.

— Par ici [36]Сюда (фр.).
, — процедил он.

Вслед за Робером мальчик прошел через боковой вход в маленькую комнатку, битком набитую лакеями в самых разнообразных ливреях. Они радостно приветствовали друг друга, обменивались рукопожатиями и хлопали собратьев по профессии по плечу. Джон набрал в грудь побольше воздуха. Вот он, опасный момент. Мальчику совсем не хотелось, чтобы к нему принялись приставать с вопросами. Вообще не хотелось, чтобы на него обращали внимание.

Он встал у самой двери и при первой же возможности незаметно выскользнул наружу. Вечер был довольно прохладный. Джон уселся на каменную тумбу у стены, приготовившись к долгому и томительному ожиданию. Сверху доносилась музыка — оркестр играл веселые польки — и гул голосов, в котором время от времени выделялся чей-то громкий приветственный возглас или звонкий женский смех.

Медленно ползли минуты. Время от времени издалека доносился бой часов. Девять, четверть десятого, половина, без четверти десять, ровно.

Жена Наполеона там, наверху. Сейчас решается судьба Кит.

Мальчик привалился к стене, веки его отяжелели. Он не хотел сдаваться сну, но незаметно для себя задремал.

Разбудила его крепкая рука на плече. Робер тряс его:

— Твоя мадемуазель. Она тебя зовет.

— Кит? Кит зовет меня? — глупо повторил Джон. — Где она?

Робер показал наверх, на лестницу, пожал плечами и снова ушел к остальным лакеям.

Чувствуя, как сердце вот-вот выскочит из груди, Джон подошел к парадному входу. Лестница была пуста — все гости уже приехали. Стражи почетного караула покинули свои места и теперь стояли, зевая, по двое, по трое. Когда мальчик вошел, они обернулись к нему, но, увидев, что это всего лишь еще один лакей, потеряли к нему интерес. Лакеи ведь весь вечер шныряют туда-сюда по всяким поручениям хозяев.

Джон заспешил вверх по лестнице, изо всех сил стараясь сдерживаться и не бежать, чтобы не привлекать к себе внимания. Почему Кит звала его? У нее какие-то неприятности? Ей нужна его помощь?

В дверях салона он остановился, почти ослепленный сиянием переливающихся огнями подвесных люстр. Сколько же здесь народу! Как разыскать Кит в этой толпе?

И тут внезапно она оказалась рядом с ним.

— Jean! Enfin! Ou etais-tu? — громко и сердито проговорила она — для разряженной матроны рядом, которая улыбалась и одобрительно кивала ей. — Иди за мной, — тихонько прибавила она по-английски.

Идя впереди Джона, девочка свернула за угол и остановилась за колонной. Теперь их не было видно из зала.

— Что случилось? Ты ее видела? — встревоженно спросил Джон.

— Кого? А, императрицу. Да. Она была очень мила. Сказала, что заступится за меня. И можешь думать что хочешь, Джон. Она мне понравилась. Она мне поможет, я уверена.

— Тогда что произошло? В чем дело?

— Ты не поверишь. В одной из комнат, где подают кофе. Не в главном зале. Сперва я их не узнала, ведь той ночью почти и не разглядела, но потом услышала, как они разговаривают. По-английски, с шотландским акцентом.

— Постой, кого ты услышала? О ком ты говоришь? Ради бога, Кит…

— Мистер Крич и мистер Халкетт! Они здесь!

— Что? Не может быть! Ты уверена?

— Нет. Поэтому и послала за тобой. Подумала, ты бы мог притвориться прислуживающим слугой, который принес туда вино или еще что. Эти слуги ведь ходят в пудреных париках, совсем как твой. На тебя никто и внимания не обратит. Тебе всего и надо будет, что быстренько посмотреть — и всё. Этого же хватит, чтобы понять, они или не они. Только подумай, Джон, мы бы могли выяснить про их шпионские штучки еще что-нибудь. Мы ведь затем и сошли на берег, в конце-то концов.

Сердце у Джона так и стучало.

— Они меня увидят. Крич узнает меня, даже если Халкетт и не запомнил.

— Не узнает. На слуг никто и не смотрит. Да и вообще, в этой ливрее, когда волос не видно, а только парик, ты сам на себя не похож. И ты сильно вырос — в тебе уже, верно, почти шесть футов, а когда вы с ним встречались, ты был совсем маленьким и щупленьким. Не забывай, они не видели тебя почти два года. И не ждут увидеть здесь. Они считают, ты во многих милях отсюда.

Джон понимал — Кит совершенно права.

— Поднос. Мне нужен поднос с бокалами. Внесу вино в комнату, как будто просто хожу, обслуживаю гостей.

— Я об этом уже подумала. И даже приметила поднос, который один из слуг оставил в салоне, на специальном таком маленьком столике. Я тебе покажу. А комната для кофе — первая дверь налево. Они там.

Мимо них прошел какой-то мужчина в черном фраке. На груди у него сверкала медаль. Он учтиво поклонился Кит, и девочка ослепительно улыбнулась в ответ. А потом снова повернулась к Джону.

— Это граф де Сен-Вуар. Нас сегодня представили друг другу. Ты его не узнал? Это он был в рыбацкой хижине вместе с Халкеттом и Кричем. Наверное, он и есть их французское начальство.

Кит вздрогнула, по спине Джона тоже пробежал холодок при мысли, в каком опасном положении они окажутся, если случайно выдадут себя.

— Ладно, я пошел, — прошептал он. — Взгляну, вправду ли это они. Так где они, говоришь?

— Иди за мной, — сказала Кит и зашагала обратно в бальную залу.

Выпрямившись, словно аршин проглотил, и стараясь сделать как можно более безразличное лицо, Джон пробирался за ней через толпу. Никто на него и не глядел. Он был лишь прислугой, безымянной и неприметной, как дюжины прочих слуг и лакеев. Гости расступались, чтобы освободить ему проход, не удостаивая самого Джона ни единым взглядом.

— C’est Mlle de Jalignac, — слышал он шепот вокруг. — Qu’elle est charmante!

На миг он заметил в просвете толпы какую-то даму, что грациозно возлежала на кушетке в окружении других дам всех в белом. Вот она повернула голову, и в волосах ее сверкнули драгоценные камни. Она снисходительно улыбалась склонившемуся над ее рукой военному в великолепном мундире.

Жозефина.

Кит остановилась, подождала, пока Джон поравняется с ней, быстрым кивком указала ему на поднос на столике у стены, а потом выразительно посмотрела на дверь в другом конце комнаты.

— Ah! Vous voila, mademoiselle! — вскричал кто-то, и Джон увидел, что сквозь толпу, обливаясь потом, пробивается дородный молодой человек в военном мундире.

— Жуткий сынок мадам де Монсегар, — прошипела Кит сквозь стиснутые зубы, а через миг уже умчалась в объятиях молодого человека.

Взяв со столика поднос, Джон вдоль стены направился к указанной комнате. Однако сразу входить туда не стал, сперва заглянул. Там было темнее. В комнате стояло несколько карточных столов, за которыми сидели игроки, в воздухе висели клубы табачного дыма. Повсюду стояли группки беседующих людей, а слуги в напудренных париках сновали туда-сюда с подносами в руках.

Джон обвел комнату изучающим взглядом. И тут же увидел мистера Крича. При виде его острой и узкой физиономии и холодных глаз под тяжелыми веками у мальчика тут же сердце забилось чаще, а ладони стали скользкими от пота.

Мистер Крич был поглощен оживленной беседой с какими-то двумя другими людьми. Джон почти не сомневался в том, что один из них — мистер Халкетт. Но второй стоял спиной к нему. Нервно сглотнув и сжимая поднос так, что даже костяшки пальцев побелели, Джон подошел к занятой разговором троице поближе. Теперь до него даже доносился ненавистный скрипучий голос Крича, хотя слов было пока еще и не разобрать. Второй человек тоже что-то сказал. Да, Джон не ошибся. Этот сухой и четкий голос с явственным эдинбургским произношением несомненно принадлежал мистеру Халкетту.

И тут третий их собеседник повернул голову, чтобы ответить. На лицо его упал свет. Джон где угодно узнал бы этот обезображенный профиль — щеку в шрамах, оттянутый к глазу уголок рта — жуткий след старого ожога.

Это был первый помощник с «Бесстрашного», человек, которому Джон без колебаний доверил бы свою жизнь. Мистер Эрскин.

 

Глава 31

Джон так и застыл. Несколько мгновений он стоял, не в силах даже думать, — такой круговорот мыслей воцарился у него в голове. Откуда мистер Эрскин здесь, без формы, в самом сердце вражеского лагеря, под носом у императрицы Жозефины, за много миль от «Бесстрашного»?

А вдруг он один из них, пронеслась в голове глупая мысль. Шпион! Предатель! Но нет, это просто невозможно! Только не мистер Эрскин! Однако если он не с ними, то что делает тут?

Кто-то налетел на мальчика сзади и злобно выругал — что тот стоит столбом на самом проходе? Пробормотав неразборчивые извинения, Джон отступил назад. Близ ниши, в которой стояли мистер Эрскин, Крич и Халкетт, как раз находилась колонна. Если встать там с подносом в руках — он ничем не будет отличаться от прочих официантов, а заодно почти скрыт от глаз этой троицы. И — если повезет — сумеет подслушать хотя бы часть их разговора.

Вытянувшись у стены, он нацепил на физиономию самое бесстрастное выражение, какое только мог. Но тут же услышал, как звенят бокалы на подносе. Оказывается, у него тряслись руки. С огромным усилием Джон унял дрожь и, напрягши слух, попытался разобрать в общем гуле обрывки английской речи. Это оказалось не так-то просто: со всех сторон в уши лезли французские слова и навязчивые вальсы, но мальчик обнаружил, что если встать под определенным углом к чуть вогнутой стенке, то она отражает и усиливает звук. Теперь он хорошо слышал подозрительную троицу.

— Какая радость встретить земляков в такое время и в таком месте, — говорил мистер Эрскин. — Приехав в Бордо, я не перестаю удивляться, сколько здесь шотландцев и англичан. И что, хотя наши государства воюют меж собой, нас по-прежнему принимают в высших кругах. А вы, джентльмены, давно здесь живете?

— Ездим туда-сюда, туда-сюда, — отозвался мистер Крич, и от звуков его голоса у Джона снова побежали по спине мурашки. — Мы занимаемся виноторговлей, как, должно быть, и большинство здесь. Несмотря на блокаду, дело есть дело, коммерция продолжается. Даже в самые трудные времена людям нужно пить, а значит, надо откуда-то брать для них вино. Как вы совершенно справедливо заметили, здесь немало англичан. Мы держимся неприметно. Не высовываемся. Стараемся не задевать властей — и они нас, по большей части, не трогают, если, конечно, не подозревают, что мы приехали по каким-то государственным или военным надобностям Тогда конечно — тихое исчезновение, тюрьма и скорый суд…

— А… как вас зовут, сэр? — вмешался вдруг мистер Халкетт. — Не расслышал вашего имени.

— Фергюсон. Эндрю Фергюсон, — ответил мистер Эрскин, — и, как вы, я прибыл сюда по делам. А вас как зовут? В этой шумихе я тоже не разобрал…

— Саймон Уилсон, к вашим услугам — промолвил Крич, — а моего друга зовут мистер Уильям Керр.

— Керр! У меня есть друг, Арчи Керр, он живет под Хоиком, — вскричал мистер Эрскин. — Быть может, ваш родственник?

— Нет-нет, — торопливо заверил мистер Халкетт, — у меня вообще родни нет.

Взрыв смеха из-за карточного стола заглушил следующие несколько фраз. Один из игроков огляделся и, увидев Джона, поманил его. Мальчик неохотно покинул свой пост за колонной и зашагал к столу. Даже не взглянув на Джона, игрок взял с подноса четыре бокала для себя и партнеров по игре. Джон вежливо помаячил рядом, пока тот взмахом руки не отпустил его, и мальчик вернулся на прежнее место.

«Мистер Эрскин не знает их, он не может быть одним из них, — думал Джон. — Ума не приложу, как он сюда попал, но готов ручаться, у него были на то веские причины».

— Мне вот интересно услышать, мистер Фергюсон, — сладким голосом проговорил Крич, — неужели вы и в самом деле торгуете бренди? Не знаю уж почему, но я бы вот так, на вас глядя, сказал, что вы человек военный. Может, даже один из наших отважных морских офицеров.

Мистер Эрскин рассмеялся:

— Ах, все мое злополучное лицо! Хотелось бы мне похвастаться, что я получил эти шрамы в бою, защищая короля и отечество! Но вынужден вас разочаровать. Лицо мое пострадало не на войне, а от совершенно банального несчастного случая на складе несколько лет назад. Бренди чертовски легко воспламеняется. Лужа на полу, оброненная спичка — мне еще повезло, что я так легко отделался. Могло быть гораздо хуже. Десять баррелей превосходного коньяка могли всю округу разнести на мелкие кусочки!

Оба его собеседника расхохотались.

— Мистер Фергюсон, да ваш бокал опустел, — учтиво заметил Крич. — Позвольте мне это исправить. Тут вроде слонялся какой-то слуга…

Он огляделся по сторонам. Джон попытался вжаться в стенку, но напрасно — мистер Крич всё равно заметил его. Щелкнув пальцами, шотландец повелительно бросил:

— Garson! Du vin, ici!

Джон шагнул вперед. Сердце у него трепетало где-то в горле. Держась спиной к свету и не поднимая глаз, мальчик протянул поднос, на котором оставалось еще пять бокалов. Краем глаза он видел, как три руки протягиваются к нему и берут по бокалу. Джон рискнул на миг приподнять голову, но тут же встретился взглядом с мистером Кричем. В ледяных глазах эдинбургца не промелькнуло ни тени узнавания.

Мистер Эрскин с мистером Халкеттом вообще на Джона не посмотрели, а снова завели какой-то разговор.

Джон отошел на прежнее место за колонной и весь обратился в слух.

— Война, говорите, сэр? Да, вы совершенно правы. Прискорбная история, — говорил мистер Халкетт педантичным адвокатским голосом. — И чем скорее она придет к удовлетворительному завершению, тем лучше для нас всех. Уж очень серьезно пострадала торговля. Как вы, без сомнения, заметили, Бордо находится в плачевном состоянии. Эта морская блокада, хотя, несомненно, необходимая для общего хода войны, убивает город. Когда я впервые приехал сюда, река напоминала мачтовый лес, у причала теснилось множество кораблей, торговля процветала. Сегодня же вы можете увидеть только гниющие корпуса немногих уцелевших кораблей и заброшенные склады.

— В таком случае выпьем же за скорейшую победу, — предложил мистер Эрскин, понижая голос до осторожного шепота. — За нашего славного короля Георга, его отважную армию и храбрый флот.

Джон рискнул высунуться из-за колонны, чтобы посмотреть, как отреагируют на подобное предложение Крич и Халкетт. Они обменялись быстрыми заговорщическими взглядами.

— Опасное дело — выражать вслух этакие чувства здесь, в таком обществе, — промолвил мистер Халкетт, и голос его был суше пергамента. — И у стен бывают уши.

— Но у французских стен, верно, и уши-то французские, — со смехом возразил Крич. — Оглянитесь по сторонам, дружище. В этой комнате, в таком гаме, нас ни одна живая душа на расслышит. А если кто и уловил бы обрывок фразы, сколько из здесь присутствующих понимает по-английски? Скажите мне, мистер Фергюсон, нет ли у вас каких вестей из дома?

Ладони у Джона снова вспотели. С виду мистер Эрскин в обществе соотечественников совершенно расслабился и потерял бдительность.

«Готов биться об заклад, он тут не просто так, — думал Джон. — Пытается сделать то, за чем посылал меня и Кит на берег — выследить шпионов. Но он ведь не знает, с кем разговаривает и как опасны эти люди. Малейший промах, малейший неверный шаг, малейшая оговорка — и они разоблачат его. Тогда ему конец.

Что же делать? Надо что-то придумать И срочно!»

— Вести из дома? — повторил тем временем мистер Эрскин. — Дорогой мой сэр, хотелось бы мне знать хоть какие вести из дома! Я так давно не был в Англии. Теперь мой дом здесь, в Бордо. Я прожил тут много лет.

Настала короткая пауза.

— Какой на вас замечательный фрак, мистер Фергюсон, — шелковым голосом похвалил мистер Крич. — Такой покрой ни с чем не перепутаешь. Сразу видно — шили в Шотландии, верно? Английский фрак ни с каким другим не перепутаешь. А этот силуэт плеч — прямо по последней моде. Так когда говорите, вы последний раз были в Лондоне?

Мистер Эрскин благодушно засмеялся, но не успел он ничего ответить, как Джон рванулся из своего потайного убежища. Через секунду он уже стоял спиной к Кричу с Халкеттом и лицом к мистеру Эрскину. Делая вид, будто оступился, мальчик подался вперед — и два оставшихся бокала вина слетели с подноса прямо на мистера Эрскина, залив ему весь безупречный жилет.

Мистер Эрскин с досадливым возгласом схватил Джона за руку и гневно посмотрел на мальчика. И тут под пудреным париком он узнал юнгу с «Бесстрашного».

— Какого черта… — начал он.

Поднос со звоном упал на пол. Джон поспешно прижал палец к губам и нахмурился, изо всех сил стараясь внушить мистеру Эрскину, что дело серьезно и надо молчать.

— Неуклюжий болван. Он заслужил хорошую порку, — злобно произнес мистер Крич, хватая Джона за плечо и пытаясь развернуть мальчика лицом к себе.

Джон вывернулся из его хватки и присел, собирая на поднос осколки.

— Он и правда получит хорошую порку, но от меня, — как ни в чем не бывало заметил мистер Эрскин. — Джентльмены, прошу прощения. Вынужден ненадолго удалиться, чтобы исправить вред, причиненный моему любимому жилету. Могу ли рассчитывать на то, что вы еще некоторое время побудете тут? Очень бы хотелось продолжить нашу увлекательную беседу, которую этот молодой осел столь грубо прервал.

Уголком глаза Джон видел, как эдинбургцы вежливо поклонились. На лице Крича читалась ярость, на лице Халкетта — угрюмое разочарование.

— Pardon, messieurs, — пробормотал он на своем лучшем французском — Je regretted beacoup…

И удалился со всей скоростью, какую только осмеливался развить, уводя мистера Эрскина за собой.

Они вышли из комнаты для кофе, прошли, огибая танцующие пары, через бальную залу и остановились лишь близ парадной лестницы, в том самом месте, где Джон так недавно разговаривал с Кит.

— Джон Барр! Это и вправду ты! — воскликнул мистер Эрскин. — Какого дьявола ты тут делаешь?

— Это… это очень длинная история, сэр — покачал головой Джон. — «Бесстрашный» — с ним всё хорошо? Он ведь не взят французами? Вы ведь здесь не поэтому?

— Нет-нет. «Бесстрашный» выполняет свой долг, как всегда, патрулируя побережье. Должен признаться, дорогой мой мальчик, я страшно рад тебя видеть. Я очень огорчился, когда вы не вернулись на «Бесстрашный». Боялся, что послал тебя и юную Катрин на смерть.

— Почти, сэр. В меня стреляли и сильно ранили. Я на некоторое время вышел из строя, но Кит — Катрин — отвезла меня к себе домой. Там я и выздоровел. Она тоже здесь. Вы ее не видели?

— Вот ведь чертенок! Наверняка кружит головы направо и налево. Непременно покажи ее мне. — Мистер Эрскин усмехнулся. — Только представь, какой разыгрался бы скандал, если бы все узнали, что одна из благороднейших юных дам на столь блистательном собрании — на самом деле неотесанный юнга с английского корабля!

Хотя Джону сейчас было не до смеха, но от этих слов и он невольно заулыбался. Однако улыбка быстро исчезла с его губ.

— Да уж. Но, сэр, послушайте. Эти вот люди, с которыми вы сейчас беседовали, — мне просто необходимо было любым способом увести вас от них. Это и есть те самые шпионы, которые в сговоре с мистером Хиггинсом. Они представились вам вымышленными именами. Я всё время подслушивал за колонной. Тот, что назвался Уилсоном, и есть мистер Крич, натравивший на меня Хиггинса. А второй, который представился Керром, на самом деле мистер Халкетт, тот самый стряпчий из Эдинбурга, в чьей конторе ко мне и попала книжка с кодом.

Мистер Эрскин вытаращил глаза.

— И в самом деле? Ну и ну! То-то я удивлялся, что он так прицепился к моему фраку. Должен признаться, неприятный вышел момент. Я уже всерьез испугался, что меня сейчас и раскроют. Твое вмешательство, Джон, пришлось очень кстати. Вся моя миссия висела на волоске.

— Но какова ваша миссия, сэр? Как вы сюда попали?

— Да точно такая же, как у тебя, Джон, когда ты сходил на берег. Капитан Баннерман получил из Лондона приказ во что бы то ни стало раздобыть более полную информацию о той шпионской сети, что мы обнаружили. Похоже, у Халкетта и Крича есть какие-то друзья на самом верху. Власти не желают верить, что столь почтенные господа могут быть замешаны в чем-то противозаконном. Боюсь, Адмиралтейство не готово удовольствоваться показаниями двух простых юнг. Им требуются более официальные подтверждения.

— Но как вам это удалось, мистер Эрскин? Не просто сойти на берег, но и получить приглашение на бал к самой императрице?

— Уж кто бы спрашивал, юный Джон! Сам-то ты как тут очутился? Мне же на самом деле было куда проще, чем может показаться со стороны? В Бордо расположена на диво внушительная английская колония — мой кузен тут уже больше двадцати лет, хорошо известен и пользуется большим уважением. Несколько дней назад ночью я приплыл на шлюпке и пробрался в дом моего кузена. Ну, и то, что я хорошо владею французским, тоже, конечно, свою роль сыграло. Кузен принял меня очень тепло и без труда достал приглашение на сегодняшний бал. Я собирался навести кое-какие справки касательно господ Крича и Халкетта. Собственно говоря, я начал подозревать этих двух джентльменов еще до того, как они проявили такой интерес к покрою моего фрака.

— Но, сэр, как и когда вы вернетесь на «Бесстрашный»?

— Надеюсь, сегодня же ночью и вернусь, с отливом. Только сперва мне еще надо кое-что сделать. Я должен вернуться к нашим друзьям и разузнать побольше. Расставлю пару-другую мелких ловушек, и посмотрим, может, они сами себя и разоблачат.

— Но как, сэр? Прошу вас, будьте осторожнее. Они опасны, коварны…

Мистер Эрскин похлопал Джона по плечу:

— Не волнуйся, мой мальчик. Я знаю, что делаю.

Он зашагал к входу в зал, но Джон ухватил его за рукав:

— Сэр, возьмите меня с собой на «Бесстрашный», пожалуйста!

Мистер Эрскин приподнял брови.

— Ну разумеется. Мы же не хотим, чтобы тебя объявили дезертиром, правда?

— Дезертиром? Меня? — оскорбился Джон.

— Тсс, горячая ты голова. Лакеи обычно не повышают голоса, — укорил его мистер Эрскин. — Как бы там ни было, я рад знать, что не променяешь тяготы морской жизни на беззаботное лакейское существование. Жди меня внизу. Следи за дверью и, когда я выйду, иди за мной.

— Мне надо предупредить Кит… Катрин, сэр, — спохватился Джон. — Она тоже захочет покинуть Бордо, я точно знаю.

Мистер Эрскин покачал головой.

— Правда? Но это совсем другое дело. Похищение юных девиц в мои планы не входит. Не говори ей, что я здесь. Чем больше народу об этом знает, тем опаснее.

Кровь бросилась Джону в лицо.

— Сэр, вы можете смело доверить Кит что угодно. Я бы доверил ей хоть свою жизнь.

Мистер Эрскин улыбнулся:

— Отдал ей свое сердце, да? Увы, мальчик мой, моряк должен уметь расставаться с подружкой. Ну что ж, до встречи. И постарайся больше не привлекать к себе внимания. Не опрокидывай никому вино на жилет, хорошо?

И он снова исчез в бальной зале.

Джону потребовалось несколько минут на то, чтобы прийти в себя от потрясения, вызванного словами мистера Эрскина. Не успел он отправиться на розыски Кит, как его внимание привлекло какое-то оживление внизу парадной лестницы. Появление группки запоздавших гостей заставило скучающих стражников повскакать на ноги. Перегнувшись через перила, Джон увидел пожилую даму в старомодном платье с кринолином. Исполненная мрачной величественности, дама медленно поднималась по мраморным ступеням, опираясь на руку очень бледного господина помоложе. На лице его читались злоба и угрожающее нетерпение.

Вот они поднялись и сообщили свои имена величественному распорядителю бала, стоявшему навытяжку перед входом в зал.

— Мадам де Жалиньяк! — зычно провозгласил тот. — И маркиз де Вома!

 

Глава 32

Появление бабушки и дяди Катрин вызвало чуть ли не целый переполох. По бальной зале пробежала едва заметная, но явственная дрожь. Джон вошел следом за ними. Надо немедленно найти Кит и предупредить ее! Хотя мальчик не понимал всего, что говорили гости, расступаясь перед новоприбывшими, но всё же уловил некоторые обрывки фраз и составил общий смысл высказываний. — Старуха нас всех обманула! Все поверили, что ее бедная внучка умерла.

— А вы не знаете, где она скрывалась всё это время?

— Кажется, в Швейцарии. У какой-то школьной подруги.

— Фальсифицировать гибель родной внучки! Позор!

— Просто удивляюсь, как они вообще теперь не боятся показываться людям на глаза.

Никто не вышел им навстречу, чтобы поприветствовать. Джон заметил, как спина старой дамы в корсете китового уса надменно выпрямилась и словно бы закоченела еще сильнее. Слышал, как маркиз со свистом втянул в себя воздух и что-то яростно пробормотал матери.

Джон обвел залу взглядом, ища в толпе Кит, но когда он заметил ее, было уже слишком поздно. Толпа нарядно одетых гостей расступилась, образовав своеобразную тропу, которая вела прямо к девочке. Та стояла, загнанно прижавшись спиной к стене и раскинув руки, как будто иначе не устояла бы на ногах.

Джон изумился, какая паника была написана на лице у бедняжки. Ведь он сколько раз видел, как Кит на «Бесстрашном» взлетала по веревочным лестницам на самую высоту, в бурю и ветер; как она с львиным мужеством принимала участие в бою; как ночью в минуту смертельной опасности скакала на краденом коне через глухой неизведанный лес — во весь опор, не разбирая дороги, рискуя в любой миг сломать себе шею. И ни разу ему не приходилось наблюдать в ее глазах такого откровенного, парализующего ужаса. Девочка мертвенно побледнела, и Джон боялся, что она вот-вот упадет в обморок.

Бабушка Кит была уже совсем рядом с ней. Во всей зале, похоже, не осталось ни одного человека, который не понимал бы, что происходит. Разряженные дамы и кавалеры изо всех сил вытягивали шеи, боясь упустить хоть малейшую подробность этой драматической встречи.

Завидев Кит, мадам де Жалиньяк резко остановилась. Джон понял это по тому, как заколыхались перья на высоком тюрбане старой дамы. Настала долгая пауза, а потом мадам де Жалиньяк театрально застонала и раскинула руки, точно приглашая чудом воскресшую внучку пасть ей в объятия.

— Катрин! Ah, та petite cherie! Моя малютка! Ты явилась ко мне из могильной тьмы!

Звук ее голоса, казалось, вывел Кит из оцепенения. Девочка рванулась в сторону и стрелой понеслась прочь через толпу. Отбросив показные манеры приличия, Джон принялся агрессивно проталкиваться к ней навстречу. Скоро они уже оказались лицом к лицу. В широко распахнутых, обезумевших глазах Катрин стояла слепая паника.

— Успокойся. Притворись, будто бы тебе нехорошо. Я выведу тебя на свежий воздух. Постарайся взять себя в руки.

Девочка глубоко вздохнула и послушно кивнула.

— De l'air! [43]Воздуха! (фр.).
— пробормотала она так, чтобы слышали те, кто стоял вокруг. — Мне нужно на свежий воздух.

Дверь для слуг находилась всего в нескольких шагах от них. Не теряя времени, Джон отворил ее, и Кит вышла наружу. А через миг они уже стремглав летели вниз по лестнице, а потом по длинному коридору, ведущему к кухне.

Вынырнув наконец из лабиринта переходов и подсобных помещений, они оказались на небольшой улице за дворцом. Судя по всему, Кит готова была снять туфельки на каблуках и босиком ринуться прочь по ближайшему же переулку, но Джон ухватил ее за руку:

— Стой! Куда ты?

Девочка попыталась вырваться.

— Всё равно куда. Куда угодно. Мне надо убраться отсюда. Тебе тоже Они выяснят, кто ты такой, и посадят тебя в тюрьму.

Частица ее страха передалась и мальчику, но он сумел подавить его.

— Стой, Кит. Послушай! Всё устроено. Мы уезжаем прямо сегодня, на «Бесстрашный». Я видел мистера Эрскина.

Кит перестала вырываться и уставилась на него, разинув рот:

— Мистера Эрскина? Но как? Это же невозможно. Где ты его видел?

— Здесь. Он на балу.

Джон в двух словах пересказал девочке всё произошедшее. Но тут сзади раздался гневный крик. Джон развернулся. К ним угрожающе приближался сторож с фонарем в руках. Он грубо напустился на мальчика — тот вообще не понял ни слова, но Кит ответила что-то очень надменное, сопроводив тираду не менее надменным взглядом, и сторож, ворча, удалился.

— Он думал… что ты ко мне пристаешь, — объяснила она, не поднимая глаз на Джона. — А я сказала, ты мой кузен и только что вернулся с войны в Испании. Тут нам оставаться нельзя. Мы слишком подозрительно выглядим. Где мы встречаемся с мистером Эрскином? Ты уже как-то договорился?

— Он велел мне ждать у главного входа, пока он выйдет.

— Я обратно туда не пойду! — В голосе Кит снова зазвенела паника. — Я не пойду туда, где они могут меня увидеть!

— Послушай, Кит. — Джон встряхнул ее руку. — Нельзя терять головы. Надо рассуждать здраво. Твоя бабушка — старая женщина. Твой дядя не слишком молод и, судя по внешнему виду, не в самой хорошей форме. Чего ты испугалась? Мы оба легко от них убежим в любой момент. Да и потом, не могут же они просто похитить тебя и уволочь насильно. Даже императрица на твоей стороне!

— Ты их не знаешь, Джон! Они способны на что угодно! А я, как их вижу, словно бы снова превращаюсь в беспомощного ребенка. Они меня… уничтожат.

— Я им не позволю! Ну подумай сама. Мы должны найти мистера Эрскина. Насколько я знаю, он уже вполне мог уйти с бала. Вдруг он меня ищет? А если не найдет — вдруг он так и уедет, без нас? Ему надо не пропустить отлив. Против прилива он к «Бесстрашному» не выгребет.

Девочка неохотно кивнула.

— Ты прав. Прости. Найти мистера Эрскина — это главное. Ты ему сказал, что я с тобой и тоже поеду?

— Да.

Не мог же Джон рассказать Катрин, что мистер Эрскин отказался брать ее на «Бесстрашный»!

Они побрели в обход дворца к парадному входу. К своему облегчению, Джон увидел, что Кит вроде бы немного успокоилась. Она безропотно шла рядом с ним, и он заметил, что походка у нее снова становится мальчишечьей.

— Но у меня с собой ничего нет, — вдруг спохватилась Кит, немедленно расстраиваясь от нового препятствия. — Ни денег, ни одежды, только это дурацкое платье Как я могу подняться на борт «Бесстрашного» в таком виде? Все сразу узнают мою тайну — и я уже не смогу снова превратиться в мальчика.

— Да не думай ты об этом! Главное сейчас — это выбраться отсюда. Остальное потом решим.

Они дошли до угла. Впереди виднелись два шпиля-близнеца городского собора, темнела площадь перед дворцом. Несмотря на поздний час, там еще толпились зеваки, глазеющие на ярко-освещенные окна и слушающие музыку. Отсветы факелов играли на обнаженных мечах гвардейцев, ожидающих выхода жены императора.

— Подожди здесь, — негромко проговорил Джон, удерживая Кит в тени арки, когда девочка сделала шаг, намереваясь идти вместе с ним.

Оставив ее там, он подошел к парадным воротам, через которые несколько часов назад он подъехал к дворцу. Солдаты преградили ему путь.

Джон попытался найти слова, чтобы объяснить, что он — слуга одного из гостей, но французский начисто улетучился у него из головы. Мальчик пожал плечами и отошел. Мистера Эрскина вполне можно ждать и здесь.

Кто-то коснулся его плеча Джон стремительно развернулся.

— А я уж было решил, что снова потерял тебя, юный Джон Барр, — промолвил мистер Эрскин. — У тебя настоящий талант пропадать. Я стою тут на якоре уж с четверть часа.

У Джона стало легче на душе.

— О, сэр, а я боялся, что мы… что я разминулся с вами.

— А я боялся, что мы пропустим удачное время для отплытия и будем пойманы при полном штиле. Ну же, идем. Надо спешить.

— Мистер Эрскин, пожалуйста…

— Ну что еще?

Джон сглотнул.

— Кит. Она здесь. Со мной. Приехали ее дядя с бабушкой. Ей пришлось бежать. Она должна отправиться с нами, сэр. Она…

Обезображенное лицо мистера Эрскина скривилось в недовольной гримасе.

— Мне казалось, я тебе ясно всё объяснил. Никаких девиц. Идем. У нас нет времени.

Джон скрестил руки на груди.

— Тогда, сэр, я с вами пойти не могу. Простите, мне очень жаль. Я не могу бросить Кит в беде. Она… она мой боевой товарищ.

В голосе мистера Эрскина зазвенела сталь:

— Джон Барр, ты обязан соблюдать флотскую дисциплину. Ты немедленно пойдешь со мной — или я объявлю тебя дезертиром.

— Тогда объявляйте, сэр. Я без нее не уеду.

— Юный болван…

Внезапно возле них появилась Кит. Поскальзываясь и оступаясь на изящных, совершенно не приспособленных для ходьбы по неровной мостовой туфельках, она тем не менее буквально перелетела площадь и только что не бросилась на шею мистеру Эрскину.

— О, мистер Эрскин! О, теперь я твердо знаю: чудеса бывают. Вы появились так вовремя, сэр, чтобы спасти меня. Мой дядя ни перед чем не остановится. Он хочет меня убить. Я это знаю — я прочла у него по глазам.

— Мадемуазель… Катрин… Кит!

В первый раз за всё время, что Джон знал мистера Эрскина, бравый моряк не находил слов. Кит порывисто схватила его за руку, и в струившемся из дворца сиянии тысячи свечей Джон увидел, что глаза девочки лучатся радостью. Выражение лица мистера Эрскина стало менее суровым, на губах появилась чуть виноватая улыбка.

— Ох, ладно, какого черта! Семь бед, один ответ. Ну и чертенок вы, мисс! Грести, я надеюсь, не разучились? До корабля еще плыть и плыть.

— Грести? Ну конечно, не разучилась, сэр! Я буду грести всю дорогу! Вот увидите — шлюпка так и полетит!

Мистер Эрскин резко развернулся и направился прочь, огромными шагами. Чтобы не отставать от него, Джону с Кит пришлось перейти почти не бег.

— Простите, мистер Эрскин, сэр, — запыхавшимся голосом проговорила Кит. — Причал вон в той стороне. А мы идем в город.

— Знаю. Но сначала надо зайти к моему кузену и взять мои вещи. Он даст мне одежду для вас. Я и так уже ощущаю себя глупцом, что везу с собой на «Бесстрашный» девицу. Но было бы полным безумием везти туда девицу в этаком вот наряде. А теперь не отставайте, вы, двое, и хватит болтать!

Джон почувствовал, как Кит ухватила его за руку. Он поглядел на нее с высоты своего роста, и она улыбнулась в ответ. Глаза ее искрились от радости и благодарности.

Темные улицы Бордо словно сомкнулись вокруг беглецов. Мистер Эрскин всё так же размашисто и быстро шагал впереди, лишь пару раз останавливался, чтобы свериться, туда ли идет. Время от времени во тьме сиял случайный луч, выбившийся из неплотно закрытой двери или окна. Тишину нарушали лишь звуки их же шагов. В какой-то момент из-под ног путников вдруг выскочил с диким воплем кот. Джон и Кит дружно подпрыгнули. За всю дорогу больше им не встретилось ни единой живой души.

Наконец мистер Эрскин остановился перед массивной и тяжелой дверью и тихонько постучал. Скрипнул открывающийся ставень.

— Qui est la? [44]Кто там? (фр.).
— тихо спросил кто-то изнутри.

— Это я, твой кузен, — отозвался мистер Эрскин.

Через миг дверь распахнулась, и на пороге появился мужчина в ночной рубашке, ночном колпаке и со свечой в руке.

— Что-то нынче ты поздняя пташка, — позевывая, заметил он. — Ну как на балу, весело? Ой, а это еще кто с тобой?

— Прости, Дэниэл. Нет времени рассказывать. — Мистер Эрскин подтолкнул Джона и Кит в дом. — Послушай, старина, нам надо отчалить нынче же ночью. Немедленно. Моя миссия выполнена.

— С этими двумя? — Кузен мистера Эрскина уже окончательно проснулся и изумленно уставился на разряженную барышню и лакея в ливрее и напудренном парике.

— Да. Дорогой мой, могу я просить тебя еще об одном одолжении? Этой вот юной леди нужно бы подобрать мальчишескую одежду. У тебя не найдется ничего подходящего?

Дэниэл зашелся от смеха.

— Мальчишескую? Грех прятать такую обворожительную…

— Дэниэл, прошу тебя. У нас нет времени. Ты выполнишь мою просьбу?

— Ну и черти же вы, моряки! — промолвил кузен мистера Эрскина, покачивая головой. Однако в глазах его прыгали веселые огоньки. — Все эти приходы, уходы, сверхсекретные поручения. Но и я, бедный скучный виноторговец, внесу свою лепту, найду вам наряд. И немедленно. А в придачу и лошадей. Вам ведь понадобятся лошади, чтобы доехать до моего склада, рядом с которым спрятана лодка. Сейчас я сам пойду оседлаю.

На преображение Кит ушли считанные минуты. Она скрылась в соседней комнате прекрасной девушкой в роскошном бальном платье, а выскочила оттуда босоногим мальчишкой — холщовые штаны, свободная рубаха, кожаная жилетка. Вытащив все шпильки и заколки, что поддерживали сложную конструкцию кудрей на голове, девочка заплела волосы в обычную моряцкую косичку.

Джон ошарашенно наблюдал за всеми этими превращениями. Прямо у него на глазах Катрин исчезла, уступив место прежнему Киту… прежней Кит. Вот и хорошо. Теперь он сможет позабыть о всех тех сложных и запутанных чувствах, что вызывала в нем Катрин, и просто радоваться тому, что они с Кит снова вместе. И всё же, когда Кит, повернувшись, состроила ему забавную гримаску, сердце у Джона вдруг сжалось от неожиданного чувства потери. Да, Катрин смущала его — но вместе с тем и завораживала, восхищала.

«Всё равно Катрин тоже здесь, — думал Джон, глядя, с какой девичьей грацией она аккуратно складывает платье и завязывает его в узелок. — Наверное, она никогда уже не сможет стать для меня прежним Китом».

Всё было готово к отбытию. Кузен мистера Эрскина, так и не снявший фланелевого колпака, привел к боковой двери двух оседланных лошадей. Выйдя во двор, Кит повернулась пожать ему руку.

— Я так благодарна вам, сэр, — промолвила она. — Но не могли бы вы сделать для меня еще кое-что?

Это снова была обворожительная девушка — и она с милой улыбкой просила об услуге. Ну кто бы мог устоять?

— Что, моя дорогая? — спросил Дэниел.

— Не могли бы вы как-нибудь послать весточку Бетси? Бетси Флетчер, в Жалиньяк. Она там в услужении. Просто скажите ей, что со мной всё хорошо и я в полной безопасности, что я с Джоном и мы возвращаемся на «Бесстрашный». Скажите, что вернусь, как только смогу. Пусть она не волнуется обо мне. Я не вернусь до моего дня рождения. Она поймет. Только, умоляю, сэр, это послание предназначено одной лишь Бетси и никому другому.

Мистер Эрскин уже сидел в седле.

— Дэниэл, я чертовски тебе признателен. Говоришь, лодка под ивами в Пойаке? Я помню это место. Мы оставим лошадей в конюшне при складе. В седло, Джон, и берись за поводья. Катрин, вам придется скакать на одной лошади с Джоном. Быстрее! Через несколько часов рассветет. Нельзя терять ни минуты!

 

Глава 33

До Пойака, что стоял на реке в нескольких милях от Бордо и на полпути к морю, скакали быстро и без остановок. Мистер Эрскин мчался впереди, что есть силы подгоняя коня и лишь изредка оглядываясь, чтобы проверить, не отстала ли вторая лошадь, несущая двойной груз. К счастью, как раз взошла луна, так что прямая и пыльная дорога превратилась в расстилающуюся впереди узкую серебристую ленту.

Лишь через два часа всадники наконец слезли с коней. Они стояли на берегу Жиронды, у входа во дворик выходящего на реку небольшого склада.

— Там внизу, в ивняке, — негромко проговорил мистер Эрскин, — спрятана лодка моего кузена. Притащите ее к ступеням, ведущим от склада к реке. А я пока займусь лошадьми.

Несколько минут спустя все трое уже были на борту маленькой гребной шлюпки. Воздух заметно стал холоднее, а над водой начал гулять стылый ветерок. Кит поежилась. Джон снял ливрею и накинул ее на плечи девочке.

— Она мне всё равно в плечах жмет, — пробормотал он, смущаясь собственной галантности. — Грести не смогу.

Мистер Эрскин уже оттолкнул лодку от берега. Сев на весла, Джон короткими быстрыми взмахами опытного моряка направил ее в быстрое течение, усиленное сейчас отливом, что буквально всасывал широкую реку в море.

Все трое молчали. Берег быстро отдалялся. От гребли у Джона скоро заколола рана в боку.

— Будем грести по очереди, — сказал мистер Эрскин. — По четверти часа каждый. Мы должны до рассвета выйти в море. В устье стоят береговые батареи — и часовые не смыкают глаз. Если они только заметят нас, то откроют огонь.

— Но луна такая яркая, сэр, — пропыхтел Джон. — Они же всё равно нас заметят.

Мистер Эрскин показал на клубящиеся на горизонте тучи. Подняв голову, Джон увидел, как их прорезала яркая короткая вспышка, а еще через миг, заглушая плеск воды, раздался рокот далекого грома.

— Надвигается буря, — промолвил мистер Эрскин. — Она может спасти нас, если доберется до нас вовремя.

— Или потопить, — жизнерадостно добавила Кит.

— Вот именно, девочка, — сурово отрезал мистер Эрскин. — Давай-давай, подбадривай нас и дальше.

— Есть, сэр! Прошу прощения, сэр.

Следующий час гребли молча, каждые пятнадцать минут сменяя друг друга на веслах. Хотя течение тут было быстрым, но берега, казалось, ползли назад прямо-таки с мучительной неспешностью.

Джон, убаюканный мерным ритмом взмахов сидящего на веслах мистера Эрскина, впал в сонное оцепенение, когда над головой вдруг прозвучал выстрел. Мальчик подпрыгнул от испуга и неожиданности. С темного массивного корпуса какого-то судна — должно быть, допотопного военного корабля — гулкий утробный бас велел им остановиться, во имя императора.

Кит без единого мига промедления закричала что-то в ответ, стараясь придать голосу акцент местной уроженки. В ответ бас снова выкрикнул какую-то команду, но быстрая реплика Кит заставила его расхохотаться.

— Allez-y, mademoiselle [45]Идите, мадемуазель (фр.).
, — прогудел он. — И положитесь на меня. Я не стану ябедничать вашему папеньке!

— Что ты ему сказала? — прошептал Джон, когда они отплыли от сторожевого корабля на такое расстояние, что услышать их было уже нельзя.

— Не скажу, — ответила она, — не то ты покраснеешь.

— Здорово получилось, девочка, — одобрил мистер Эрскин, на миг дав себе передышку. — Будь я проклят, коли не рад, что всё же взял вас с собой.

Теперь они наконец позволили себе переговариваться, хоть и вполголоса. Река стала гораздо шире, и они плыли в самой середине, где было более быстрое течение, так что ни с того, ни с другого берега услышать их уже никто не мог. По настоянию мистера Эрскина Джон и Кит во всех подробностях, какие только могли припомнить, пересказали разговор, подслушанный ими в рыбацкой хижине, когда мистер Хиггинс отдавал шифровальную книгу.

— Граф де Сен-Вуар? — задумчиво повторил мистер Эрскин. — Вы уверены, что это был он?

— Абсолютно уверена, сэр. Я узнала его голос, а потом видела, как он говорил с Кричем и Халкеттом Я не могла обознаться.

— Крайне полезная информация. Очень, очень полезная. Значит, за мосье де Сен-Вуаром следует установить наблюдение. Надо передать это нашим людям в Париже. И всё же просто не верится во всё, что вы рассказали о мистере Хиггинсе. Помощник боцмана с нашего же «Бесстрашного»! Берет деньги за убийство юнги! Я знал, что он негодяй и мошенник, но чтобы еще и наемный убийца! Это уж ни в какие ворота не лезет.

— А ведь теперь у него появится шанс, когда Джон вернется на корабль, да? — встревожилась Кит.

— Предоставьте мистера Хиггинса мне — мрачно ответил мистер Эрскин. — Он причинит зла не больше, чем новорожденный младенец. Вот что меня и правда озадачивает, так это как быть с вами, Катрин.

— Если бы мне можно было вернуться в услужение к мистеру Таусу… — начала Кит.

— Об этом и думать забудьте. Да, должен признать, в прошлый раз вам удалось сойти за обычного мальчишку, но и то — чудо, что вас не разоблачили гораздо раньше.

Капитан ни за что в жизни не согласится снова закрыть глаза на подобный обман.

— Но только до января, сэр. Всего пять месяцев. Как только мне исполнится четырнадцать, я выйду из-под власти моего дяди. По завещанию моего отца, все поместья — всё состояние — перейдет ко мне. Сама императрица заверила меня, что проследит за этим.

— Возможно. — Голос мистера Эрскина звучал сухо. — Однако «Бесстрашный» — это вам не спасительная гавань для юных француженок, преследуемых злыми опекунами. Напротив же, позволю себе напомнить, это военный корабль, исполняющий серьезную миссию государственного значения, от успеха которой зависят многие жизни.

— Сэр, это… это несправедливо! — взорвался Джон, изо всех сил стараясь сдержать гнев. — Кит не… ну да, она, конечно, девчонка — и француженка, но ведь не в том же дело! Она спасла нас обоих, там, у рыбацкой хижины, когда нас уже почти поймали враги. А если бы они схватили нас, то непременно поняли бы, что их заговор раскрыт и код стал известен английской разведке. Тогда нашему правительству от шифровальной книжки никакого толку уже не было бы. А только что — вы же сами видели, нам бы ни за что не пройти мимо часовых, если бы Кит соображала чуть-чуть помедленней.

— Да, да, согласен, — раздраженно проговорил мистер Эрскин, — его величество в долгу перед мадемуазель де Жалиньяк. Вот только никак не могу понять, что же теперь с этим делать.

— Сэр, — робко вмешалась Катрин, — я и сама уже над этим думала. И мне кажется, ну что так вполне всё может получиться, дело в том, что я от Бетси, моей нянюшки, кое-чему научилась, ну как выхаживать раненых. Когда я сама лежала в лазарете, то вдоволь насмотрелась, как… как неосторожно, неаккуратно и грубо работает мистер Кэтскилл со своими помощниками. Лазарет ведь обособлен от всей остальной команды. На меня там никто и внимания не обратит. Зато и от меня была бы польза, а мистер Кэтскилл всё равно и так уже знает мою тайну.

Пока она говорила, Джон взял у мистера Эрскина весла.

— Вполне возможное разрешение щекотливой проблемы, — кивнул тот, разминая затекшие плечи. — Хотя всё равно такие решения подлежат юрисдикции капитана. Ага! Начинается!

Они гребли уже несколько часов, и тучи, набравшие скорость в победоносном шествии по небу, нависали уже над самой головой, хотя и не успели еще поглотить стоявшую на краю горизонта низкую луну. По воде застучали первые капли дождя, крупные и тяжелые, как горошины. А еще через несколько мгновений небеса разверзлись, обрушив на путников стену дождя. Одежда их мгновенно промокла насквозь. А потом тучи наконец скрыли луну, и кругом воцарилась непроглядная мгла.

Мистер Эрскин тревожно оглядывался, пользуясь последними жалкими крохами лунного света.

— До форта в устье уже совсем недалеко, — промолвил он, напрягая голос, чтобы перекричать стук дождя. — Мы почти добрались. Этот дождь — подарок небес, если только мы сумеем сохранять прямой курс. Еще с полмили — и увидим маяк. «Бесстрашный» лежит в двух градусах к северу от него. Грести порядочно, но отлив всё еще на нашей стороне, и…

Порыв ветра сорвал слова у него с губ, а шейный платок с шеи. Невесть откуда взявшаяся волна ударила в борт крошечного суденышка, окатив всех троих душем холодных соленых брызг. Гладь Жиронды встретилась с бурными волнами моря.

Потом разговаривать было уже невозможно. На реке разгулялась буря — яростная и внезапная, как бывает только летом. Шлюпка, казавшаяся такой прочной и надежной, сразу стала до ужаса маленькой и хрупкой, запрыгала на буйных валах, точно пробка, попавшая в водоворот.

— Греби! Не останавливайся! Держи направление! — заорал Джону мистер Эрскин.

Сжав зубы, Джон с такой силой налегал на весла, что скоро ему показалось — у него мышцы порвутся от напряжения. Порой, когда лодка взлетала на гребне волны, весла зачерпывали лишь воздух, а в следующий миг суденышко ухало в пропасть, и мальчик боялся, что очередная волна закроет их с головой.

— Свет, сэр! Я вижу маяк! — прокричала Кит.

— Молодец, девочка! Сильнее по левому борту, Джон. И держи прямо.

— Есть, сэр!

Джон продолжал грести, время от времени встряхивая головой, как вылезший из воды пес.

— Мы набираем воду! — услышал он возглас Кит. — Кажется, в днище течь!

— Вот ведь дьявольщина, — пробормотал мистер Эрскин, принимаясь ощупывать доски. — Нет, ничего не выходит. Не могу понять, где протекает. Слишком темно, а на ощупь не получается. На носу должны быть черпаки. Достань-ка их. Джон, передай мне весла. Я буду грести, а вы двое вычерпывайте, как все демоны ада.

Вода поднялась уже Джону до щиколоток и заливалась внутрь лакейских башмаков с пряжками.

«Так, значит, — подумалось мальчику, но совершенно спокойно, без тени волнения, — мне суждено утонуть. Погибнуть не от раны, не в бою. Я просто-напросто утону».

Страха он не испытывал — словно бы глядел на себя со стороны. А что, не так уж и плохо. Во всяком случае, не больно.

Чувствительный удар по локтю заставил Джона подпрыгнуть.

— Держи! Твой черпак! — прокричала Кит. И сразу же вся отстраненность и оцепенение спали с Джона. Он не умрет. И не допустит, чтобы умерла Кит.

Выхватив у нее черпак, он принялся за дело, яростно набирая воду и выплескивая ее за борт.

Они вычерпывали лихорадочно, ожесточенно и неутомимо, как заведенные: нагнуться, набрать, выплеснуть, нагнуться, набрать, выплеснуть. А вокруг бушевал шторм.

Наконец Кит откинулась и опустила черпак.

— Никакого толку, — простонала она, задыхаясь. — Мы погружаемся.

— Да, девочка моя, кажется, вы правы. — Мистер Эрскин говорил беззаботно, как ни в чем не бывало, но Джон слышал, что горло у первого помощника перехвачено ужасом.

Обессиленный, Джон качнулся вперед, упал на четвереньки. Черпак поплыл по воде, что залила уже всё днище Да, никаких сомнений. Лодка тонет. И довольно быстро.

«А отец так и не узнает, что со мной произошло, — подумал Джон. — Никто никогда не узнает».

И тут он почувствовал вдруг, какое-то движение под правой ладонью. Как будто что-то выпирает, толкает снизу. Напор воды.

— Сэр, кажется, я нашел течь!

Мистер Эрскин немедленно оказался рядом, почти распластавшись по дну.

— Да, точно! Здесь! Молодец, мальчик. Между вот этими двумя досками. Ну-ка, со всех сил нажми сюда коленями и так и держи. Дай пощупать. Да, вот так. Отлично. Кажется, течь перестало. А теперь давайте оба отчерпывайте, да со всех сил.

Кит уже снова взялась за работу: нагнуться, набрать, выплеснуть, нагнуться, набрать, выплеснуть. Джон, который несколько минут назад думал, что отчерпывать быстрее просто невозможно, теперь обнаружил, что возможно — и еще как.

— Кажется, вода убывает, сэр, — наконец прохрипела Кит.

— Так и есть. Со всей определенностью. Садитесь на весла, Катрин, и дайте мне черпак. Держите курс ровно на два градуса к северу от маяка. Ничего, мы еще повоюем. А ты не отнимай колен, Джон, и вычерпывай.

Они снова взялись за дело, ревностно и неутомимо, чувствуя, как постепенно воды вокруг становится всё меньше и меньше. А когда Джон в следующий раз на миг поднял голову, то с удивлением обнаружил, что буря стихла. Последняя черная туча, отороченная белой каемкой, медленно плыла прочь от вырвавшейся на свободу луны. Земля маячила далеко позади — низкая тяжелая полоса на горизонте.

Кит, которая всё это время гребла так, будто за ней черти гнались, из последних сил налегала на весла. Каждый гребок давался ей всё с большим трудом. Мистер Эрскин тихонько отодвинул ее в сторону и занял место гребца. Девочка, пошатываясь, отошла на нос лодки и рухнула на сиденье, ловя ртом воздух. Грудь ее тяжело вздымалась. Больше всего на свете Джон хотел сейчас подойти к ней, но не мог — ведь он по-прежнему зажимал занемевшими, почти потерявшими чувствительность коленями доски, где была течь. Он легонько пошевелился, пытаясь принять позу поудобнее и, подняв голову, увидел вдруг то, что уже почти и не надеялся увидеть.

— Смотрите, сэр! «Бесстрашный»! — завопил Джон.

Вдали, не больше чем в миле от шлюпки, покачивался на волнах «Бесстрашный». Он выглядел величественным, но вместе с тем потрясающе хрупким, почти невесомым — и страшно одиноким, как будто призрачным на фоне серебристого лунного моря. Джон в жизни не видел ничего прекрасней.

 

Глава 34

К тому времени как шлюпка пристала к борту «Бесстрашного», все трое вымотались так, что еле могли говорить.

— Хей! На борту! — прохрипел мистер Эрскин, поднимая весло, чтобы постучать им по черной стене корабля. — Кто на вахте? Заснули вы там, что ли? Хей! Просыпайтесь!

Над бортом показалось изумленное лицо.

— Мистер Эрскин? Это вы? Как вы?..

— Неважно! Спускайтесь, вы, увальни, и помогите нам подняться. Чертова шлюпка снова течет. Пошевеливайтесь, а не то мы через пять минут пойдем на корм акулам.

Через миг по борту корабля заскользили вниз ловкие моряки. Один из них, перекинув Джона через крепкое плечо, точно куль с мукой, проворно поднял мальчика по штормтрапу.

Их с Кит бесцеремонно швырнули на палубу, и там они и остались лежать, не в силах даже пошевелиться.

— Мистер Эрскин, да это и правда вы! — Гардемарин, ответственный за ночную стражу, примчался к ним с фонарем в руках. — С вами всё в порядке, сэр? Кто это? — Он поднял лампу повыше. — Да я же их знаю! Это ж вы несколько месяцев назад свалились за борт и утонули. Боже праведный, как вы…

— Будьте любезны, умерьте ваше удивление, — едко промолвил мистер Эрскин. — Передайте мистеру Кэтскиллу мое почтение и отнесите мальчиков в лазарет. Выдайте им сухую одежду, по порции грога и гамаки на остаток ночи — хотя что уж там от нее осталось. И никаких расспросов, слышите, а не то и я захочу поинтересоваться, отчего это наша шлюпка смогла приблизиться к самому борту, а часовые умудрились не заметить ее. Боже ты мой! А что, если бы это оказались не мы, а французские солдаты? Вы заслуживаете хорошей порки.

Гардемарин отшатнулся.

— Простите, сэр. Я… я очень сожалею… Больше не повторится, сэр.

Безошибочно распознав в голосе молодого человека страх, Джон упал духом. И почему только он так мечтал вернуться на «Бесстрашный»? Как он мог забыть тяготы флотской жизни, суровую дисциплину, жару и духоту в трюме летом, стылую влажность зимой, скучную и тяжелую рутину, изнуряющую работу? Даже тут, на открытой палубе, в нос ему ударила резкая вонь. Он уже начал отчаянно скучать по пирогам, жаркому и супам Бетси. А желудок у бедняги так и перевернулся от воспоминания о солонине и тухлой воде.

С огромным усилием он поднялся и еле сдержался, чтобы не помочь встать Кит.

Она больше не девочка, строго одернул он себя. Она мальчик. Мальчик.

Да уж, придется вовсю следить за собой, чтобы не выдать никому их тайну.

Они как раз спустились в люк по пути к лазарету, как вдруг увидели заспанную, пошатывающуюся фигуру.

— Дейви Гоу, это ты? — обрадовался Джон.

У Дейви отвалилась челюсть. Разинутый рот образовал на побледневшей физиономии идеальную букву «О». Юнга испустил вопль ужаса.

— Привидения! Тут привидения! Утопленники! Джон Барр и Кит Смит! Они явились преследовать меня. Джон, Кит, я же никогда не делал вам ничего плохого! Оставьте меня. Не надо! Уходите! Сгиньте! Пожалуйста!

Джон рассмеялся и протянул руку вперед. Дейви с криком отпрянул.

— Я не привидение, Дейви, не призрак. Я вовсе не утонул. Я здесь. Смотри. Дотронься до моей руки. Она же теплая… точнее, была бы теплой, если бы я не так промок.

Дейви с превеликой осторожностью, одним пальцем коснулся ладони Джона.

— Это и правда ты, Джон? Как я рад! Когда ты был жив, ты мне очень нравился. И сейчас нравишься. И ты, Кит.

— Что это всё значит? — спросил гардемарин, со стуком спускаясь по трапу вслед за ними. — Что ты тут делаешь, юнга? Почему не спишь?

Дейви вытянулся в струночку. Он был на добрую голову выше гардемарина, но почтительно поднес руку ко лбу.

— Шел облегчиться, сэр. Живот скрутило, сэр.

— Ну так и ступай себе, да не шуми. Всю команду перебудить хочешь?

И Дейви потрусил прочь.

На следующее утро вся команда «Бесстрашного» только и делала, что обсуждала потрясающую новость: оказывается, два юнги, исчезнувшие несколько месяцев назад и сочтенные пропавшими без вести, чудесным образом вернулись из бездны. Однако Джон и Кит понятия не имели обо всех толках, что шли на их счет. Добравшись под утро до гамаков во владениях недовольного неурочным подъемом корабельного врача они рухнули туда и мгновенно забылись тяжелым сном, таким крепким, что мистер Эрскин не сразу и добудился их.

Первый лейтенант, чисто выбритый, облаченный в свеженький мундир, выглядел удивительно бодрым.

— Мы придумали подходящую историю по поводу вашего таинственного исчезновения, — сообщил он им, когда они наконец вытянулись возле гамаков по стойке «смирно». — Любому, кто станет дознаваться, как это произошло, говорите, что Кит неудачно оступился и упал за борт, а Джон, который славится умением плавать, бросился ему на выручку. Однако течение, в этих краях необыкновенно сильное, быстро отнесло вас от корабля и ваших криков никто не услышал. По счастью, вам удалось продержаться на плаву, так что в конце концов вас выбросило на берег. Одна добрая англичанка (тут в историю вступает ваша Бетси) спрятала вас в старом, почти разрушенном доме, где вы и жили всё это время. Случайно вам удалось прознать о гнусном шпионском заговоре, и вы проследили за злоумышленниками, надеясь раскрыть их планы. Оба вы нарядились лакеями, чтобы иметь возможность попасть в светское общество и продолжать слежку, а в Бордо вам так же случайно посчастливилось встретить меня. После чего я привез вас обратно.

— Не очень правдоподобно звучит, а? — наморщила нос Кит.

— Уж не страннее правды, и так близко к ней, как только возможна.

— Должно быть, вы правы, сэр.

— Я видел капитана Баннермана, — продолжил мистер Эрскин. — Всё улажено. Кит — как я буду отныне снова звать вас — останется тут, в лазарете, под началом мистера Кэтскилла. Вы снова прикинетесь мальчиком и постараетесь не навлечь на себя подозрений.

— Благодарю вас, сэр! — засияла Кит.

— Что же до тебя, Джон, капитан желает видеть тебя у себя в каюте. Отправляйся немедленно.

С каждым словом первого помощника золотые дни, проведенные в поместье Кит, словно откатывались всё дальше и дальше, прочь от Джона. Счастливое время неделя за неделей таяли, отступая в прошлое. Теперь его миром, его единственной реальностью снова стал флот, как прежде сжавший мальчика в стальной хватке.

— Есть, сэр, — бесцветным голосом произнес Джон.

Однако последовавший разговор в каюте капитана Баннермана оказался отнюдь не бесцветен. Напротив, настолько красочен и невероятен, что, покинув августейшее присутствие и вынырнув на свободу, Джон остановился в двух шагах от каюты, жмурясь на яркий свет и гадая, уж не приснилось ли ему всё произошедшее.

Мистер Эрскин склонился на поручни, разговаривая с высоким узколицым гардемарином. Он поманил Джона к себе.

— Ну что, мистер Барр, как вам показался капитан нынче утром?

— Сэр, я даже не знаю. В себя прийти не могу. То есть я никогда и не думал, ни на минуточку…

Он словно со стороны услышал, как мямлит и запинается, и остановился.

— Мистер Барр повышен из низшего состава в гардемарины, — сообщил мистер молодому человеку рядом с собой. — Он присоединится к вам на утренней службе для гардемаринов. Это, мистер Барр, мистер Уильямс, ваш новый коллега.

Уильямс протянул мальчику руку, но вид при этом имел весьма кислый.

— Поздравляю, — без тени улыбки произнес он.

— Спасибо, сэр! — На Джона вдруг накатила эйфория.

— Можно без «сэра», — презрительно заметил Уильямс. — Достаточно будет просто фамилии.

И с недовольным видом зашагал прочь, выпрямившись, точно аршин проглотил.

— Отныне вы будете вращаться совсем в ином обществе, мистер Барр, — промолвил первый помощник, задумчиво глядя в спину удаляющемуся Уильямсу. — И у меня есть вам пара советов. Первый — касательно прежней вашей компании с нижней палубы. Теперь вы станете для них командиром, человеком, выше их по рангу, а потому необходимо с самого начала задать нужный тон. Не фамильярничайте с ними, как раньше, но и не заноситесь и не держитесь слишком официально, важничая от сознания своей власти. Это будет самое верное. Второй же совет — касательно новых ваших товарищей. — Он немного помолчал. Мистер Уильямс как раз спустился на пушечную палубу и что-то рассказывал двум другим гардемаринам. Оба, повернув головы, уставились на Джона. — Вам не обойтись без периода… притирки. По большей части они все отличные ребята, но с новичками могут обходиться слегка… слишком буйно.

Джон постарался сохранять бесстрастное выражение лица однако сердце у него упала.

— Понятно, сэр.

— Отчет о ваших успехах во Франции сослужит вам хорошую службу. Кое-что можете рассказать, даже не так уж мало, но не называйте имен господ Крича и Халкетта. Также, само собой, держите в тайне подлинное имя мадемуазель де Жалиньяк. Вам не разрешается навещать ее в лазарете. Понятно?

— Да сэр, но не покажется ли странным, что меня наградили и повысили, а Кита просто перевели в лазарет?

— Это, милый мой мальчик, объяснить будет нетрудно. Во время вашего драматического бегства от шпионов Кит был снова ранен и еще не оправился окончательно. Потому пока ему придется побыть под наблюдением мистера Кэтскилла. А теперь ступайте к интенданту. Он выдаст вам новую форму и прочие принадлежности, необходимые вам в новом ранге, стоимость которых будет вычтена из вашего жалованья. Потом идите к наставнику. Сегодня с утра занятие по навигации, на которое вы и так страшно опоздаете.

Джон набрал в грудь воздуха.

— Есть, сэр!

И повернулся идти.

— И, Джон, еще кое-что. Можете не волноваться насчет мистера Хиггинса. Не следовало мне этого говорить, но я счастлив сообщить, что его больше нет.

— Он умер, сэр? Но как это произошло?

— Вчера ночью, как только я вернулся на корабль и подтвердил капитану Баннерману его участие в заговоре, он был арестован. Его заковали в кандалы. Но негодяй умудрился подкупить кого-то из своих бывших дружков, чтобы тот освободил его во время ночной вахты. Затем он где-то раздобыл мушкет и угрозами заставил двух матросов спустить ему ялик на воду. Глупейший поступок, о каком я только слышал! Ну разумеется, бегство мгновенно было обнаружено, поднятые по тревоге солдаты открыли огонь — и одна из пуль пронзила мистеру Хиггинсу сердце. Больше он тебя не побеспокоит, Джон.