Элизабет вдруг поняла, что сэр Джон куда-то ее несет и что она не помнит, как он поднимал ее с пола. И от этого гнев Элизабет еще усилился.
– Сэр Джон! – крикнула она.
– Тсс! – Он оглянулся по сторонам, затем снова строго посмотрел на нее: – Или вы хотите, чтобы кто-то нас сейчас увидел?
Она чувствовала тепло его рук, которые крепко держали ее. Если кто-то увидит, что он несет ее… И тут Элизабет посмотрела на свой разорванный лиф, который не мог прикрыть значительную часть ложбинки на груди. Она в ужасе схватилась за него и попыталась подтянуть вверх.
– Куда вы меня несете? – шепотом спросила она.
– В мою спальню, где нас не смогут побеспокоить.
Элизабет хотела было возразить, но тут до нее дошло, что обе руки сэра Джона обнимают ее и что он не пользуется костылем, который был зажат у него под мышкой.
И при этом он даже не хромал.
Элизабет с подозрением посмотрела на него, понимая, что он не мог выздороветь за один день. В этот момент сэр Джон плечом распахнул дверь, и они оказались в его спальне. Филиппа в комнате не было.
Он положил ее на кровать, но она тут же вскочила на ноги, придерживая руками разорванный лиф.
Сэр Джон вскинул бровь:
– Для женщины, которая только что падала в обморок, вы весьма проворны.
– Я не падала в обморок!
– Глаза у вас были закрыты, и вы не откликались на свое имя. – Он положил руку ей на плечо и добавил: – Вы меня очень испугали.
В его глазах были тепло и сочувствие, тронувшие Элизабет. Она чувствовала себя растерянной, беспомощной, зависимой от других людей. Но ведь она сумела ударить ногой напавшего на нее солдата, и он скорее всего отстал бы от нее. Однако сэр Джон снова рисковал собственной жизнью, чтобы ее спасти.
– Я благодарна вам за помощь. – Она заставила себя сказать это. – Я просто не замечала, куда иду.
– Я знаю. Я следовал за вами.
– Опять! – воскликнула Элизабет, чувствуя, что в ней снова поднимается гнев.
– Я считал это необходимым. Вы были в смятении, когда расстались со мной, и меня беспокоило ваше дальнейшее поведение. Но я не нуждаюсь в вашей благодарности, мне нужно лишь ваше молчание.
– Мое молчание? – нахмурилась Элизабет.
Сэр Джон отбросил костыль и зашагал по комнате. Зашагал не хромая, а так, как он только что шел по коридору.
Элизабет ощутила неприятную тяжесть под ложечкой.
– Так вы лгали, что у вас сломана нога?
– Я был вынужден. Мне была необходима уверенность, что ни Баннастер, ни Милберн не принудят меня уехать.
Она почувствовала себя скорее заинтригованной, чем испуганной. Хотя это было настоящим сумасшествием – чувствовать к нему доверие.
– Если вы хотите, чтобы я молчала о вашем фальшивом ранении, вы должны объяснить мне причину. Вы же не будете отрицать, что вас избили.
Он усмехнулся:
– Я вынужден был пойти на то, чтобы это сделали мои люди.
Элизабет недоверчиво нахмурилась, но он жестом пресек ее возражения:
– Я надеюсь, когда вы выслушаете до конца мой рассказ и затем объясните все своей госпоже, вы обе одобрите мой поступки, понимая, что сделано это ради правого дела.
– И что же вы сделали? – спросила Элизабет.
– Начну с того, что меня зовут не Джон Грейвсенд, а Джон Рассел, и я пришел, чтобы спасти леди Элизабет, мою нареченную.
Элизабет не помнила, когда она села на кровать, но просто обнаружила, что она сидит на ней, ошеломленная и потрясенная услышанным. Ее мозг был способен сейчас лишь на какие-то совершенно необязательные мысли, вроде тех, что этот мужчина не имеет ничего общего с мальчиком, которого она помнила, который был тогда коротконогим и пухлым и которым помыкала его мать. Кажется, его волосы тогда были светлее?
– Я… не знаю, могу ли я вам верить, – наконец прошептала она, глядя на фигуру сильного и волевого мужчины. – Вы не похожи на… на того человека, каким мне описывала его моя госпожа.
– Мне было всего тринадцать лет, когда она видела меня, – сказал Джон. – Как я сказал вам сегодня – а большая часть моего рассказа была правдой, – мой отец не верил в меня.
Так, значит, он пришел к ней… наконец? Она-то думала, что сама себе помогает, а оказалось, что ее спасает собственный нареченный!
Нареченный, который целовал ее, считая горничной госпожи?
Элизабет почувствовала, что на смену ее смятению приходит все сильнее закипающая в ней ярость. Она хотела было назвать свое имя, но потом решила, что нужно получше все взвесить. Как может она доверять такому человеку? Да и вся его история могла быть выдумкой – в конце концов, она была самая завидная, наследница во всей Англии, и мужчины готовые все сделать ради получения наследства и герцогского титула.
Джон поморщился, увидев выражение ее лица.
– Я знаю, о чем выдумаете. Я обращайся с вами не слишком хорошо. Но вы должны понять, что я не знал, кому я могу здесь доверять. Я смотрел на вас как на лицо, приближенное к леди, как на простой способ достучаться до нее.
Значит, он думал, что использовать ее будет легко?
– Почему вы не появились в собственном обличье и не востребовали право говорить со своей нареченной? – спросила Элизабет, сдерживая эмоции.
– В этом-то и заключается проблема, – сказал Джон, снова начиная шагать по комнате. – Когда я получил письмо леди Элизабет о смерти ее родителей, я находился в Нормандии. Я не знал о смерти моих братьев, пока она не сообщила мне. Поймите, пройти путь от младшего сына, живущего на собственные средства, до барона, которого ожидает невеста… Я был потрясен.
– Очень сожалею, что вы не знали о несчастном случае с вашим братом, – сдержанно сказала Элизабет, пытаясь мысленно найти оправдание для его поведения. Если он действительно был Джоном Расселом.
– Как оказалось, я многого не знал о своем брате, – с горечью проговорил Джон.
Элизабет почувствовала необходимость встать на защиту человека, которого она любила всю свою жизнь.
– Мне не вполне понятен ваш тон.
– Он является причиной того, почему я приехал к леди Элизабет таким образом. Я возвратился в замок Рейм почти две недели назад и обнаружил его в прискорбном запустении. Большинство арендаторов покинули замок, их поля не были распаханы. Овцы и крупный рогатый скот были распроданы, а солдаты ушли на поиски хозяина, который сможет им платить за службу. Все мое войско – это я и трое моих солдат. Вряд ли оно способно завоевать и защитить замок Олдерли, – с сарказмом заключил сэр Джон.
Столь суровые слова в адрес Уильяма вряд ли могли быть справедливыми.
– Это вызывает у меня сомнения. Когда я встречалась с лордом Расселом, это был очаровательный, искренний человек. Он не мог плохо обращаться со своими людьми.
– Я тоже привык так считать, – тихо сказал Джон. Когда он сел на кровать рядом с ней, Элизабет вскочила на ноги, прикрывая руками свое порванное платье.
– Однако доказательством служит замок Рейм, – продолжил Джон. – Не один слуга клялся мне в том, что Уильям предпочитал своему поместью Лондон. А жизнь при дворе требует денег, чтобы соблюдать приличия, во всяком случае, согласно представлениям моего брата. Я-то считал, что, видя себя в скором времени герцогом, брат все деньги потратит на то, чтобы вернуть поместью былую славу. Но наши люди… – Он провел ладонью по лицу, покрытому отросшей щетиной.
– Значит, у вас нет денег, нет войска и нет никакой возможности доказать, что вы нареченный леди Элизабет, – медленно проговорила она, обходя молчанием то, как он отозвался о собственном брате.
– О, у меня есть доказательство, которое я могу предъявить. У меня есть кольцо.
Однако предъявлять его он не стал, и Элизабет вовремя сообразила, что она всего лишь горничная и не может просить его об этом. Элизабет хорошо помнила это кольцо. Оно использовалось как печать для подписания контракта о ее помолвке. Она была тогда такая юная, такая невинная; она думала, что это означает для нее свободу. В то время это кольцо ограждало ее от мужчин, пытающихся добиться ее. Оно обещало ей будущее; с красивым любящим мужчиной, который когда-нибудь будет его носить…
Теперь это кольцо привязывало ее к другому мужчине – лжецу, любителю женщин. Человеку, который предал память о своём брате.
Элизабет в упор посмотрела на него и в смятении поняла, что голубизна его глаз привлекает ее – ведь они были такого же цвета, как и у Уильяма. Неудивительно, что он показался ей знакомым, когда она впервые увидела его в своем замке. Он не был столь красив, как Уильям, но глаза и волосы у него были такого же цвета, что и у его брата.
Неужто он в самом деле Джон Рассел?
Когда-то Элизабет считала, что этот день будет для нее днем торжества. А вместо этого сейчас она была готова рыдать, потому что умерла ее последняя романтическая мечта о счастливом замужестве. Этот человек никогда не будет относиться к женщине с тем уважением, которого она заслуживает.
– Вы мне верите? – спросил он.
– Не я должна верить или не верить, – сухо ответила она. – Вы должны убедить мою леди.
– Прежде всего я должен убедить вас, Анна.
Его голос зазвенел, в нем звучало искреннее волнение. И все же Элизабет не спешила ему поверить.
– Я так относился к вам лишь потому, что этого требовали обстоятельства. Я не видел другого способа связаться с леди Элизабет, как только послать ей весточку через вас. Я не мог рассчитывать на то, что вы поверите мне.
– Значит, вы готовы были… играть моими чувствами?
Джон встрепенулся:
– Я не собирался заходить столь далеко. Милберн свел нас вместе, и я считал, что смогу все держать под контролем. Я привык к этому.
Он привык руководить, с горечью подумала Элизабет. Разве она не хотела иметь такого мужа, которым могла бы руководить она, чтобы жить так, как ей хотелось? Вместо этого перед ней был Джон Рассел, который манипулировал ею и втянул в такие игры, на которые она, как ей казалось, была не способна. Что случилось с тем робким мальчиком, которого она помнила?
– Вы должны простить меня за подобное поведение, – снова заговорил он.
– Я должна простить вам тот поцелуй? – прошептала Элизабет. – Я должна простить мужчине те действия, которыми он сознательно причинил мне боль?
– Анна, я не могу этого объяснить… я вовсе не хотел… – Он вздохнул. – За все время моих многолетних блужданий мне не приходилось иметь дело с такими, как вы. Женщины, которых я знал, хотели лишь удовольствия и денег, которые я им платил. Я не привык к женщинам, воспитанным так, как вы или леди Элизабет, женщинам свободным и умным, которые поступают так или иначе Потому, что считают это правильным, а не потому, что они будут вознаграждены. Но вы пострадали от моих действий. Поэтому, пожалуйста, расскажите вашей госпоже все, что сочтете нужным. Я не прошу, чтобы вы умолчали о моей нескромности. – Джон в упор посмотрел на нее. – Но я пришел сюда, чтобы помочь. Скажите ей об этом. Я клянусь, что сделаю все необходимое ради вас двоих.
Глаза ее заблестели, она больше не могла слушать.
– Я… я передам моей госпоже ваши слова и сообщу вам ее ответ.
Элизабет хотела пройти мимо него, но Джон тронул ее за руку:
– Анна…
– Никогда впредь не прикасайтесь ко мне, – про шептала она, с ужасом почувствовав, что из ее глаз вот-вот брызнут слезы. Она выбежала из комнаты и захлопнула за собой дверь.
Джон опустил голову. Все получилось еще хуже, чем он ожидал. Когда дверь снова открылась, он с надеждой поднял голову, но оказалось, что это был Филипп.
– Я видел, как она бежала по коридору, – сказал Филипп. – Она отвернулась, увидев меня. Мне показалось, что она плакала.
Джон кивнул головой. Он простить себе не мог, что довел Анну до слез.
– Я рассказал ей правду.
Филипп сел на свой тюфяк.
– Что заставило тебя решиться на это?
– Должно быть, я доверяю ей, потому что сегодня поцеловал ее.
У Филиппа округлились глаза.
– Ты поцеловал ее? И как это случилось?
Джон пожал плечами:
– Я не собирался. Но… я не смог устоять.
– И сейчас она побежала, чтобы рассказать все леди Элизабет.
– Я извинился, сказал ей, что дело зашло слишком далеко. Я не знаю, что она собирается сказать своей госпоже. Анна сама должна это решить.
– Теперь у леди Элизабет много чего имеется против тебя, в том числе и твоя ложь, будто бы тебя задержали и Европе дела, связанные с поместьем.
– Этого я Анне не говорил. Она не поверила, чти мой брат мог довести поместье до столь прискорбного состояния, поэтому я не стал представлять его в еще худшем свете.
Филипп тяжело вздохнул.
– Мы-то с тобой знаем правду, – продолжил Джон. – Возможно, она еще не вышла за пределы замка Рейм, но там я рассказал обо всем.
– И твои люди поверили тебе?
– Как они могли не поверить? Брат забрал у них все имущество и ренту, а я отдал все свои деньги, чтобы начать ремонт.
– Это может выглядеть как признание вины.
– Я намерен все объяснить леди Элизабет, когда мы встретимся. Я хочу, чтобы между нами ничего не стояло.
– Анна уже стоит, – сказал Филипп и покачал головой.
Джон сел на свою кровать и в упор посмотрел на друга.
– Давай пока оставим это в стороне. Скажи, что ты узнал от Огдена и Паркера.
– Никаких хороших вестей. Они целые сутки рыскали и поисках солдат Олдерли, но так и не нашли их. Теперь собираются порасспросить жителей окрестных деревень, чтобы хотя бы определить направление своих дальнейших поисков. Но ты ведь знаешь, что это может занять много времени, если стараться не возбудить подозрения.
Джон выругался, однако это не принесло ему желаемой разрядки.
– Мы мало что можем сделать, если за нами не будет стоять войско.
– А ты полагаешь, что, как только мы найдем солдат Олдерли, они доверятся нам?
– Поверь мне, я смогу их убедить поддержать нас, – мрачно сказал Джон. – Ты договорился с Огденом и Паркером о новой встрече?
– Нет, потому что они снова отправляются на поиски. Но они пообещали связаться с нами, как только у них появятся важные для нас новости.
Джон молча кивнул, и его мысли тут же невольно переключились на Анну.
– Когда на Анну напал солдат, – буркнул он, – я, пожалуй, даже обрадовался, что могу сразиться с ним. У тебя бывало когда-нибудь такое – появляется настоящий зуд, непреодолимое желание взять в руки шпагу?
– А что я, по-твоему, делал, давая тебе возможность наблюдать за солдатами?
– Ты счастливчик. А я не могу не переживать, что утрачиваю свое умение, валяясь тут с якобы сломанной ногой. – Джон обеспокоенно посмотрел на Филиппа. – А что, если это именно то приключение, которое мне необходимо? Я же никогда не думал, что женюсь. Вероятно, я почувствую себя не в своей тарелке, когда стану мужем и буду вынужден лишь руководить, а не выполнять физическую работу, от которой я всегда получал удовольствие.
– Я слышал подобные опасения от многих мужчин. Но они находили выход.
– Какой?
– Может, забраться в постель жены и будет подходящим выходом?
Филипп хмыкнул, однако Джон не оценил юмора. Что, если он, увидев леди Элизабет, не испытает к ней такого же влечения, какое он испытывает к ее горничной?