Вечер субботы

Царь-Ворон действительно устал. Кожа посерела, под глазами легли синие тени, взгляд помутнел. Измотанный мужчина, которого подтачивает старость.

Вены на руках набухли, сердце тяжело стучало. Наверняка принял виагру, подумала она. Что за уроды эти мужики.

Он погладил ее лицо кончиками пальцев, и она покорно опустилась на колени, но он поднял ее и усадил рядом с собой на диван.

– Я восхищаюсь вашим мужем, – со вздохом произнес он.

Он повторялся.

– Когда-то я был таким же. Что вечером, что утром – одинаково свежий. Вам известно, что все женщины сходят по нему с ума?

Она бы с удовольствием его ударила, но вместо этого улыбнулась:

– Знаю. Он умный, красивый, богатый, молодой и добрый. Устоять невозможно.

Он нахмурился.

– А я старый, усталый, совсем не добрый, но ты изменяешь ему со мной, – сказал он, неожиданно перейдя на “ты”. – Почему? Из-за власти? Что ты во мне нашла?

– Нечто такое, чего никто другой никогда мне не давал, – искренне ответила она.

Ее слова заставили его задуматься.

Он поднялся и заходил по комнате.

– Ты вдова крупного калифорнийского обувщика, но кроме этого о тебе ничего неизвестно.

– Ты распорядился провести расследование.

Она знала, что это неизбежно, взвесила все “за” и “против” и решила, что игра стоит свеч. Ее прошлое легко укроется от любого формального расследования. Чтобы что-то нарыть, пришлось бы отправлять сыщиков в Северную и Южную Америки, сопоставлять информацию, состыковывать данные, которые до сих пор никому не приходило в голову связывать между собой. За исключением, возможно, того, кто нанял детектива.

Не председатель ли через подставное лицо заказал Дюперье слежку? Нет. В его распоряжении имелись правительственные или близкие к правительству агентства.

Он скривился, когда она тоже обратилась к нему на “ты”, но, погруженный в свои мысли, не ответил на ее вопрос.

– Я знаю, что ты не просто красивая и легкомысленная супруга политического подмастерья. Я такие вещи чувствую. Но вот что я не в состоянии угадать: представляешь ты для меня опасность или нет. Не мои ли враги подсунули тебя?

Она не ответила.

– Нет, – сказал он, – не думаю. Ты когда родилась? Я имею в виду число, а не год.

Если он заказал проверку, то должен это знать. Или он не доверяет информации, которую ему сообщили. Возможно, он и впрямь что-то чувствует.

– Пятнадцатого ноября.

– Скорпион. А асцендент?

– Тоже Скорпион.

– Я всегда ладил со Скорпионами. Но двойные Скорпионы жалят сами себя, тебе это известно?

– Я не верю в знаки Зодиака, – ответила она. – Все это сказки для слабаков и глупцов.

Он улыбнулся:

– Я не слабак и не глупец, как мне кажется, но я в это верю. До того как нанять на работу кого бы то ни было, я заказываю своему астрологу его полный гороскоп.

– А если об этом узнают?

– Все об этом знают. Во Франции аккредитованные журналисты очень вежливы с политическими деятелями. Они не рассказывают о таких вещах. Иначе они лишатся аккредитации, и, значит, прощайте, лучшие рестораны на деньги налогоплательщиков и вместе с ними чувство принадлежности к элите. Впрочем, я не единственный, кто консультируется у ясновидящих и астрологов. Это скорее правило, чем исключение. А что ты еще умеешь делать, помимо божественного минета?

– Многое, – отпарировала она. – Мне пришлось всему учиться самостоятельно, а я девушка способная.

Он снова подошел к ней и обхватил руками ее лицо. По телу пробежала дрожь. Она поддалась желанию и, закрыв глаза, положила голову ему на бедро.

Все дело в его руках. У него такие же руки. Эти ужасные руки, которые наказывали и ласкали. Теперь она больше не нежное и юное существо и не жертва. У нее должно бы остаться единственное желание: отрубить эти руки и сжечь в негашеной извести. А не стонать под их лаской, которая становилась все более грубой. Слезы подкатили к глазам. Она перестала сопротивляться.

– У меня есть одна страсть, – проговорила она потом. – И вы могли бы помочь мне утолить ее.

– Страсть? – переспросил он. – А какая именно?

Какие страсти могут быть у женщины, кроме любовных? Именно это прозвучало в вопросе. Подобный подход показался ей нелепым. Неожиданно она поняла, что он действительно из другой эпохи. Динозавр. Либерал он или нет, в любом случае у него есть все основания беспокоиться о реакции более молодых членов партии.

– Мой первый муж вкладывал деньги в кино. Я сохранила прекрасные отношения с независимыми голливудскими продюсерами. У меня есть деньги, которые я бы с удовольствием вложила в полицейский детектив. Мне нужен сценарий на хорошей фактической основе, чтобы действие происходило в Париже, и желательно с налетом гламура.

Он усмехнулся:

– Американцы обожают снятые в Париже фильмы, если их герой – американец. Париж должен быть открыточным, только самый центр города и ничего более.

– Вот именно. Но у нас сейчас двадцать первый век, и я хочу, чтобы все выглядело правдоподобно. В моем представлении хорошо бы фильм основывался на реальном расследовании французской полиции, которая справедливо считается одной из лучших в мире.

Он дважды побывал министром внутренних дел, и капля лести не повредит.

– Вы хотите, чтобы я связал вас с сыщиками?

– Да. Во всяком случае, с кем-нибудь из руководителей полиции, который мог бы задать мне нужное направление…

– Странная идея. Но у меня, кажется, есть то, что вам нужно. Нынешний префект полиции был когда-то у меня директором канцелярии. Он расскажет вам всякие занятные истории. Я вам дам координаты, а сам позвоню ему завтра и попрошу сделать для вас все возможное.

Мартен спрятал деньги в соседском подвале. Он не доверял Фурнье. Страх – плохой советчик. Чтобы прикрыться, он мог в любой момент арестовать Мартена и провести у него обыск.

Мартен посмотрел на будильник. Три тридцать утра. При самом плохом раскладе люди Фурнье не появятся здесь раньше шести – таковы правила.

Он предупредил Марион о возможном вторжении. Это ее скорее позабавило, чем обеспокоило, и теперь она крепко спала, скрестив на груди руки, выставив подросший живот.

Иза снова ушла с Франсуа, вовсе не задумываясь о перспективе быть вытащенной из постели отрядом полицейских. Они не расстаются, подумал Мартен.

У Марион на мгновение остановилось дыхание, она икнула, потом тихонько выдохнула воздух. Наверное, дитя что-то там вытворяет. Мартен погладил живот под простыней, ощутив волны, перекатывающиеся по туго натянутой коже.

Утро воскресенья

Он встал рано, позавтракал, стараясь не шуметь, и только потом включил радио.

Обошлось все же без обыска.

Спортивные новости вызвали у него раздражение, и он переключился на Radio FIP, убрав звук до минимума. Звучала песня Вильяма Шеллера.

Вылитый Мартен. В самое яблочко. А впрочем, нет. Он не одинок. Возможно, у него что-то не получается, но не нужно придумывать, будто все от него отвернулись. Жалость к себе любимому тоже должна иметь пределы.

Он принял душ, побрился, собрал спортивную экипировку и сунул в старый рюкзак. Мышцы ныть в конце концов перестали. Пора сделать очередную попытку, перед тем как окончательно развалиться на куски, думал он, шагая в тренажерный зал под холодным солнцем зимнего утра.

Он навешивал блины на штангу и убеждал себя в том, что не сможет вечно держать у себя найденные деньги. Рано или поздно придется поставить в известность Фурнье.

Но не раньше, чем у него будет хорошее объяснение для всего этого. И не раньше, чем Фурнье сообщит ему сведения, о которых он просил.

В зале стоял ледяной холод, и мышцы совсем не разогрелись. Ничего не стоит повредить их. Несмотря на это, двадцатикилограммовая штанга показалась ему легкой как перышко. Добрый знак.

Он постарался все же разогреться, чтобы избежать травмы, передохнул, снова снарядил штангу, проделал серию движений, потом продолжил повышать вес, пока руки и плечи не начали дрожать.

После окончания силовых упражнений следовало бы перейти к растяжке с гантелями, но он слишком устал. Осталось единственное желание – покинуть этот зал и вернуться к Марион, которая, по всей видимости, еще спит.

Он тренировался со штангой не более получаса. Нельзя сейчас останавливаться. Если сразу уйти, будет еще хуже, чем если бы он вовсе сюда не приходил.

Однажды Лоретта сказала, что он может работать, лишь постоянно преодолевая себя. Обязательства накладываются на обязательства, поэтому он никак не может остановиться и успокоиться. Это и есть броня, позволяющая ему жить и со всем справляться, но вполне вероятно, что однажды это его убьет.

И еще занятия спортом помогали ему взглянуть на свои проблемы со стороны – благодаря своеобразному механистическому интерьеру зала, обилию в нем устройств, каких не встретишь в обычной жизни. А также предельной, на грани срыва, интенсивности прилагаемых усилий. Возможно, все дело в психическом состоянии, вызванном приливом эндорфинов, или же срабатывает условный рефлекс на тренировку. Кто его знает, главное, что в этом зале все его страдания-переживания понемногу отходят на задний план.

Нельзя было уходить, не потренировав мышцы ног. Впрочем, ему бы вообще стоило начать с них, как он это обычно делал, а потом уже подниматься вверх, к плечевым мускулам. Он повел себя как дилетант.

Во взгляде Мартена, устремленном на тренажер для приседаний со штангой, ненависть и покорность смешались в равных пропорциях. После многомесячного перерыва опять начнутся мучения.

Завибрировал мобильный, и первой реакцией Мартена, еще до того как он задал себе вопрос, кто ему звонит, было чувство облегчения.

Утро воскресенья

Жаннетта допоздна валялась в постели. Впервые за почти три месяца, прошедшие после возвращения из больницы. Она утратила привычку лениться, и ее мучила совесть, она чувствовала себя бесполезной, когда не работала или не занималась Зоэ. Она встала, чтобы заварить чаю, намазать маслом пару печений и отнести все это в постель. Жаннетта прихлебывала чай маленькими глотками, блуждая мыслями от пустоты своей личной жизни к неудовлетворенности жизнью профессиональной, и обратно. В ее размышлениях короткими вспышками возникал образ Мартена, который не принадлежал ни к одной из двух ее жизней, несмотря на вчерашнее вторжение.

Она встряхнулась. Не вздумай снова начинать эти игры! Мартен не для тебя. И очень хорошо. Тебе нужно спокойствие и чувство выполненного долга. И все.

Она сосредоточилась на истории, которую рассказал Мартен. Ключ от сейфа, по всей видимости, означает деньги. Или драгоценности. Или секретные документы. В любом случае нечто ценное. И то, что необходимо прятать. Именно так! Лоретта прятала некое сокровище. За ним-то как раз и приходил убийца. То есть тот, кто ей это сокровище так или иначе доверил. Кто он? Продажный полицейский? Вероятнее всего. Она колебалась, держа руку на телефоне. Достаточное ли это основание, чтобы позвонить ему? Наверняка он сам все это давно сформулировал. Он в ней не нуждается. Скорее всего, он вообще уже начал проверку.

Выпрямившись, она уронила чашку, и чай пролился на простыню и матрас. Единственные пятна, которые она способна оставить на постели, – это пятна чая. Вот бы посмеялся ее бывший муж, узнай он об этом.

Она поставила пустую чашку на прикроватный столик и взяла телефон.

Он ответил после первого звонка, и она сразу услышала на фоне ритмичную музыку.

– Здравствуй, Жаннетта, – произнес он задыхающимся голосом.

– Я помешала?

– Нет, конечно. Ты спасла мне жизнь. Я в тренажерном зале, и у меня есть одно-единственное желание – как можно быстрее свалить отсюда.

– Я тут подумала об этой истории с ключом…

– Ну да, с ключом от моей квартиры. Все в порядке, Марион вроде бы потеряла его, а теперь он нашелся.

– А… Отлично.

Она почувствовала, что краснеет. Могла бы и сама догадаться. Мартен полагает, что его поставили на прослушку. И наверняка прав. Вполне возможно, что за ним к тому же следят.

– А все остальное в порядке? – неловко продолжила она разговор.

– Да-да. Я иду домой, потом созвонимся, ладно?

– Обязательно. Хорошего воскресенья.

Жаннетта повесила трубку с пылающими щеками. Что он о ней подумает?

Она не успела углубиться в этот вопрос, потому что двумя минутами позже телефон ожил.

– Я звоню тебе из кабины, – сказал Мартен. – Извини за последний разговор.

– Нет, это ты меня извини. А сейчас не опасно? Вдруг они и меня прослушивают?!

– Это бы меня удивило.

Расследования зачастую не доводились до логического конца из-за нехватки средств. Даже если Фурнье организовал за Мартеном слежку и прослушивал его телефонные разговоры, никто не выделит бюджет на контролирование всех членов его семьи и сотрудников. Все же Мартен не главная угроза общественной безопасности на сегодняшний день.

Он рассказал ей о посещении банка и о найденных там деньгах. У Жаннетты перехватило дыхание. Семьсот тысяч евро! Она мысленно перевела их во франки, как делала это всегда, когда сумма была слишком большой. Почти четыре с половиной миллиона франков! Много, очень много. Ее зарплата за пятнадцать лет как минимум.

– Список пациентов Лоретты что-нибудь дал?

– Я обратился к Фурнье. Жду результатов.

– Ты сказал ему о бабках?

– Нет, ни о деньгах, ни о ключе, вообще ни о чем. Просто спросил у него, кто из Лореттиных клиентов расследовал большое ограбление.

– Он может что-нибудь заподозрить.

– Ничего не поделаешь. Ты хотела мне что-то сказать?

– Нет, – ответила она. – Хорошего тебе воскресенья.

– И тебе тоже.

Он повесил трубку.

– Черт возьми, – пробормотала Жаннетта, вешая трубку, – я, кажется, увязла. Нужно выкинуть его из головы. И чем скорее, тем лучше.

Она позвонила матери. Они долго говорили о Зоэ и ее отце. Мать так яростно на него набросилась, что Жаннетта почувствовала необходимость защитить мужа. К тому же мать засыпала ее советами. Жаннетта заставила себя покорно выслушать всё, никак не комментируя, и вскоре так разозлилась, что сразу позабыла о Мартене.

Воскресенье, середина дня

Царь-Ворон дал ей номера стационарного и мобильного телефонов префекта полиции. Она набрала мобильный, сработал автоответчик. Она отключилась, не оставив сообщения, и перезвонила по обычному телефону. Только бы он не счел ее настойчивость неуместной. Французы – жуткие формалисты, и попытка связаться с префектом полиции дома в воскресенье – не лучший способ расположить его к себе. Но при наличии рекомендации председателя это не имело особого значения, а она срочно нуждалась в информации.

Он ответил после первого звонка. Она представилась и извинилась.

– Председатель предупредил меня, – ответил он. – Я в вашем распоряжении.

У него был довольно молодой и звонкий голос.

– Что конкретно вас интересует?

– Какое-нибудь необычное дело. Нечто особенное, и чтобы при этом СМИ еще не успели растрезвонить…

– Понятно. Дело об убийстве?

– Да, да, лучше всего убийство. Пусть будет кровь, но, главное, побольше тайн, – добавила она. – Несколько убийств, явно связанных между собой, но неизвестно, чем и как…

Точнее не высказаться. Не была ли она излишне конкретна? Нет, пожалуй, в самый раз.

– Я понял. В ближайшее время выясню и перезвоню вам.

Франсис вернулся после визита к родителям. Она распахнула объятия, прижалась к нему всем телом. Ей показалось, что в ответном объятии она уловила микроскопический намек на сдержанность, и недавние подозрения вспыхнули с новой силой. Она заставила себя улыбнуться, хотя мышцы лица непроизвольно напряглись.

– Как родители?

– Более-менее. Не молодеют.

– Они были рады тебе?

– Конечно.

– О чем вы говорили?

– Да, знаешь, о том же, о чем всегда. Проблемы со здоровьем, налоги на землю, семейные истории и тому подобные вещи. Круг тем постоянно сужается. После выхода на пенсию отец сильно сдал. Хорошо, что я поехал один, ты бы умирала от скуки.

Ровно те же слова он произнес, когда вернулся от родителей в прошлый раз.

– Мы могли бы развлечься, лаская друг друга под столом, или трахнуться в туалете или в беседке на краю парка.

Он покраснел.

– Ты права. Но только это было бы нелегко, если учесть, что везде носятся дети кузенов.

– Каких кузенов? Со стороны отца или матери?

Он колебался долю секунды. Она поняла, что он лгал с самого начала, и почувствовала, как под ногами разверзается ад.

Префект позвонил ей во второй половине дня.

Он пригласил ее пообедать на следующий день в ресторане рядом с префектурой и тоном, в котором проскальзывал намек на легкий флирт, предупредил, что приготовил для нее сюрприз.

Магдалена сдержалась и не сказала, что ненавидит сюрпризы. Она поблагодарила его тоном, в котором чуть снисходительного тепла было ровно столько, сколько нужно. Разве она не любовница всемогущего Царя-Ворона?