– Итак, эта ваша идея? – спросила я, когда Тайзэрвэт пришла в мою каюту.

– Ну, нет… – Стоя передо мной, сидевшей, она неловко переступила с ноги на ногу. – Это отчаянный шаг. – Я промолчала. – «Меч Гурата» не из тех кораблей, к которым она дала мне коды доступа, но… в основе кодов доступа есть своеобразная логика. Раскол означал, что базовая логика у каждой из ее частей не идентична, отчасти поэтому я не сумела найти все, что она могла сделать с базой Атхоек или «Мечом Атагариса».

– Или «Милосердием Калра».

– Или «Милосердием Калра». Да, сэр. – Она погрустнела. – Но другая ее часть, та, что в Омо. Я… хорошо с ней знакома. Если бы я смогла попасть на борт «Меча Гурата», если бы у меня было время поговорить с ним, я смогла бы выяснить, как получить к нему доступ. – Я посмотрела на нее. Она казалась совершенно серьезной. – Я сказала вам, что это отчаянный шаг.

– Вы говорили, – согласилась я.

– Итак, вот моя идея. Мы высаживаем на базу две группы. Одна из них – моя – идет к причалу, чтобы попытаться попасть на борт «Меча Гурата». А другая находит Анаандер и убивает ее.

– Прямо вот так?

– Ну, это лишь в общих чертах. Я опустила некоторые подробности. И на самом деле я вообще не принимала в расчет «Меч Атагариса». – Тут она чуть поморщилась. – Когда я впервые думала об этом, многие детали казались мне вполне ясными. Сейчас, когда я пытаюсь припомнить, они не вполне понятны. Но я по-прежнему думаю, что в основе своей – план разумный, сэр. – Она в нерешительности наблюдала за моей реакцией.

– Хорошо, – сказала я. – Выберите двоих Во, которые пойдут с вами. Следующие три дня они проведут в спортзале и тире либо займутся любой другой подготовкой и тренировками, какие им, по-вашему, понадобятся, и они освобождены от всех других обязанностей. Корабль.

– Капитан флота, – сказал «Милосердие Калра» мне в ухо.

– Пусть Этрепа Один примет вахту у лейтенанта Экалу, и попроси Экалу и Сеиварден присоединиться к нам здесь. И попроси Пять сделать нам чай к совещанию. И еще, корабль.

– Сэр.

– Ты хочешь, чтобы лейтенант Тайзэрвэт сделала для тебя то, что она сделала для базы и «Меча Атагариса»?

Тишина. Хотя я подозревала, что уже знаю ответ.

– Да, капитан флота, я хочу.

Я посмотрела на Тайзэрвэт.

– Включите это в свой график, лейтенант. И вы можете также рассказать мне о неясных для вас деталях на тот случай, если там есть о чем поразмыслить.

На следующее утро за завтраком я оставила «Титанита» и доктора развлекать переводчика Зейат и пригласила Экалу поесть со мной.

– Все ли в порядке? – спросила я, когда Пять поставила на стол фрукты и рыбу на Брактвере и налила чай в чашки розового стекла, а затем, по предложению корабля, оставила каюту.

– Не знаю, что вы имеете в виду, сэр. – Экалу взяла чашку чая, держа ее куда более уверенно, чем несколько недель назад. Держась более уверенно со мной.

Тем не менее.

– Я не имею в виду ничего конкретного, лейтенант.

– Это несколько странно, сэр, прошу нашего снисхождения. – Она поставила чашку на стол, не пригубив. – Вы уже знаете, как я справляюсь, не так ли?

– До определенной степени, – признала я. Откусила рыбу, чтобы Экалу могла начать есть, если хочет. – Я могу заглянуть в ваши данные, если пожелаю, и могу видеть иногда, как вы себя чувствуете. Но я… – Я положила свою вилку. – Я стараюсь не делать этого слишком часто. Особенно если думаю, что вам будет неловко. И, – я указала на пространство между нами, – я бы хотела, чтобы вы смогли поговорить со мной, если вам понадобится. Если вы захотите.

Огорчение. Страх.

– Я сделала что-то не так, сэр?

– Нет. Напротив. – Я заставила себя откусить еще рыбы. – Я просто хотела позавтракать с вами и, возможно, спросить вашего мнения кос о чем, но сейчас, интересуясь, как идут дела, я просто беседую. – Я отпила чаю. – Мне не всегда удается праздный разговор. Извините.

Экалу решилась на легкую улыбку, ее начало отпускать, но она не доверилась полностью этому ощущению. Не расслабилась.

– Итак, – продолжила я, – просто перейдем тогда к делу, так? Я хотела услышать ваше мнение об Амаат Один. Должно быть странно, – добавила я, заметив, как она удержалась от того, чтобы не вздрогнуть при этом, – слышать имя, под которым вы служили так долго и которое больше к вам не относится.

Экалу отмахнулась: не важно.

– Я пришла на этот корабль не как Амаат Один. Мой номер менялся по мере того, как люди уходили в отставку, или уезжали, или… – Что бы ни подразумевалось под этим или, оно так и не прозвучало. Она снова махнула рукой. – Но вы правы, сэр, это странно. – Тут она откусила от фрукта. Разжевала и проглотила. – Полагаю, вам известно, как это бывает.

– Да, – согласилась я. Подождала минуту на тот случай, если ей есть что добавить, но, очевидно, это было не так. – Я не спрашиваю про что-нибудь плохое. Амаат Один несла вахту и руководила своим подразделением, пока Сеиварден оставалась нездорова. Я думаю, она отлично справилась, и хотела бы, чтобы она начала офицерскую подготовку. У нас есть необходимые материалы на борту, потому что вы ими пользовались. На самом деле, я думаю, что такая подготовка должна быть доступной любому на корабле, кто этого захочет. Но я конкретно рассматриваю возможность продвижения в боевых условиях для Амаат Один. Думаю, вы знаете ее очень хорошо.

– Сэр, я… – Она чувствовала себя очень неловко, чуть ли не оскорбленной. Хотела встать из-за стола, выйти из каюты. Не знала, как мне ответить.

– Я понимаю, что, весьма вероятно, ставлю вас в затруднительное положение, если вы станете возражать против ее продвижения и если она узнает потому что на этом корабле; мало что остается в тайне, – что вы, возможно, помешали ему. Но я прошу вас принять во внимание шине положение. Подумать о том, что произошло, когда я и лейтенант Тайзэрвэт отсутствовали, а лейтенанту Сеиварден нездоровилось. Вы и командиры подразделений справились великолепно, но нам всем было бы гораздо спокойней, будь у вас больше опыта. Не вижу причин не дать всем командирам подразделений требуемой подготовки на тот случай, когда это повторится, и предвижу, что в конце концов они заслужат повышение. Предвижу, что они понадобятся кораблю на этих местах.

Экалу молчала. Отпила еще чаю. Размышляя. Подавленная и встревоженная.

– Сэр, – сказала она наконец, – прошу нас проявить терпимость и снисходительность. Но в чем суть? Я понимаю, зачем мы возвращаемся на Атхоек, и вижу в этом смысл. Но дальше? Сначала все происходящее просто казалось нереальным, и оно по-прежнему отчасти так. Но лорд Радча распадается на части. А если развалится она, то и Радч – тоже. Может, она удержится в целости, может, снова соберет свои части вместе. Но, прошу прощения, сэр, за откровенность, вы ведь на самом деле этого не хотите, не так ли?

– Не хочу, – признала я.

– А тогда в чем суть? В чем смысл разговоров о подготовке и продвижениях, словно все будет идти так, как всегда?

– А в чем смысл чего бы то ни было?

– Сэр? Она заморгала, сбитая с толку. Ошеломленная.

– Через тысячу лет, лейтенант, ничто из того, что вас волнует, не будет иметь никакого значения. Даже для вас вы будете мертвы. Так же и я, и никого из живых волновать это не будет. Может быть – только может быть, – кто-нибудь вспомнит паши имена. Более вероятно, что эти имена окажутся выгравированы на какой-нибудь запылившейся памятной броши на дне старой шкатулки, которую никто никогда не открывает. – Или это касалось только Экалу. Никто и никогда не сделает памятные броши по мне, после моей смерти. – И эта тысяча лет пройдет, а за ней еще и еще, до конца вселенной. Подумайте обо всех печалях и трагедиях и – да, о триумфах, похороненных в прошлом, за миллионы лет. Это было всем для людей, которые жили ими. А теперь это – ничто.

Экалу сглотнула.

– Мне нужно будет запомнить, сэр, на тот случай, если упадет настроение, что вы знаете, как его поднять в два счета.

Я улыбнулась.

– Суть в том, что нет никакого смысла. Выберите его для себя.

– Нам обычно не приходится выбирать его для себя, верно? – спросила она. – Вам – полагаю, да, но вы – особый случай. А все мы на этом корабле просто соглашаемся с вами. – Она опустила взгляд на свою тарелку, подумала было взяться за вилку, но я поняла, что она просто не может сейчас есть.

Я сказала:

– Это не должно быть чем-то грандиозным. Как вы, говорите, часто – просто не может быть. Иногда это всего лишь правило: «Мне нужно найти способ поставить одну ногу перед другой, или я умру здесь». Если мы проиграем наш бросок, если проиграем наши жизни, тогда да, подготовка и продвижения потеряют смысл. Но кто знает? Возможно, знаки будут благоволить нам. А если в конце концов я получу то, что хочу, Атхоеку понадобится защита. Мне потребуются хорошие офицеры.

– А каковы шансы, что знаки будут к нам благосклонны, сэр, если можно спросить? План лейтенанта Тайзэрвэт то, что я о нем знаю, сэр, это… Она отмахнулась от того слова, которое собиралась употребить для описания. – Никакого допуска на ошибку или случайность. А ведь столь высока вероятность, что все пойдет совершенно не так, как надо.

– Когда собираешься сделать что-нибудь вроде этого, – сказала я, – шансы совершенно не относятся к делу. Шансы знать не нужно. Надо знать, как выполнить то, что пытаешься. А потом нужно это осуществить. А что будет дальше, – я махнула рукой, словно бросая пригоршню знаков, – вне твоей власти.

– Будет так, как пожелает Амаат, – сказала Экалу. Благочестивая банальность. – Иногда это утешает – думать, что божий замысел управляет всем. – Она вздохнула. – А иногда нет.

– Совершенно верно, – согласилась я. – Тем временем насладимся завтраком. – Я взяла кусок рыбы. – Он очень хорош. И давайте поговорим об Амаат Один и всех тех в подразделениях, из кого, по-вашему, могли бы получиться офицеры.

После завтрака я отправилась в медчасть, в крошечный кабинет доктора. Опустилась в кресло, прислонила к стене костыли.

– Вы говорили что-то о протезе.

– Он еще не готов, – сказала она. Уныло. Хмурясь. Вызывая у меня сомнение в ее утверждении.

– Он должен был быть уже готов, – заметила я.

– Это сложный механизм. Нужно, чтобы он мог компенсировать дальнейший рост по мере…

– Вы хотите быть уверены, что я не оставлю здесь Сеиварден и ее Амаат и не отправлюсь на базу сама. – Мы находились в шлюзовом пространстве, в нескольких днях пути от Атхоека.

Врач усмехнулась.

– Будто вас это остановит. Сэр.

– Тогда в чем проблема?

– Протез – это временное средство. Он не предназначен для больших нагрузок и определенно не подходит для боя. – Я не ответила, просто сидела и смотрела, как она на меня хмурится. – Лейтенанту Сеиварден тоже идти не следует. Она чувствует себя гораздо лучше, чем раньте, но не могу гарантировать, что она хорошо справится с таким напряжением. А Тайзэрвэт… – Но она, как никто другой на корабле, могла догадаться, почему в отношении Тайзэрвэт выбора не было.

– Лейтенант Сеиварден – единственный человек на корабле, кроме меня, с настоящим боевым опытом, – сказала я. – И кроме «Титанита», полагаю. Но я не уверена, что мы можем доверять «Титаниту».

Врач язвительно усмехнулась.

– Нет. – А затем ей пришла в голову мысль. – Сэр, я считаю, вам следует подумать о продвижениях. Амаат Один, безусловно, и Бо Один.

– Я только что обсуждала это с Экалу. Я бы поговорила и с Сеиварден, но уверена, что она уже спит. Связалась с кораблем. Обнаружила Сеиварден в первой фазе сна, который обещал быть очень крепким. В моей койке. Пять, отнюдь не в обиде на то, что лишилась рабочего пространства, сидела за столом в пустой солдатской столовой, мурлыча с довольным видом, и зашивала порванный рукав рубашки, под рукой у нее стояла чашка зеленой глазури. – Сеиварден, кажется, в порядке.

– Пока, – согласилась врач. – Хотя помоги нам господь, если ей не удастся найти спортзал или сделать себе чаю, когда она расстроится в следующий раз. Я пыталась уговорить ее заняться медитацией, но это не подходит ей по темпераменту.

– Она на самом деле пыталась ею заняться прошлой ночью, – сказала я. По графику Сеиварден это было утро.

Неужели? Что ж. – Удивлена, отчасти польщена, но но ее лицу не заметно. С врачом почти всегда так. Посмотрим. Ну а теперь давайте взглянем на вашу ногу. И почему, капитан флота, вы не говорили мне раньше, что вас беспокоит правая нога?

– Да у меня это больше года. Я почти привыкла. И я не думаю, что вы могли бы что-нибудь поделать.

Врач сложила на груди руки. Откинулась на своем стуле, по-прежнему хмурясь на меня.

– Возможно, что и не смогу. Наверняка не очень реально пытаться сделать что-нибудь прямо сейчас. Но вам следовало мне сказать.

Я изобразила раскаяние.

– Да, доктор. – Она чуть смягчилась. – А теперь – о том протезе. Не говорите мне, что он еще не готов, потому что я знаю, что готов. Или может быть готов в течение нескольких часов. А я очень устала от костылей. Я знаю, что он не подходит для серьезных нагрузок, и, далее если бы он для них годился, у меня не было бы достаточно времени, чтобы к нему привыкнуть, не для боя. Даже если вы дали бы его мне, как только смогли. На базу идет Сеиварден, а не я.

Врач вздохнула.

– На самом деле вы можете приспособиться гораздо быстрее, потому что вы… – Она поколебалась, – потому что вы – вспомогательный компонент.

– Возможно, – согласилась я. Но недостаточно быстро. – И я не хочу подвергать опасности миссию, как бы ни желала лично избавить эту систему от Анаандер Мианнаи.

– Хорошо, – сказала врач. Все еще хмурясь, как она делала почти всегда, но испытывая внутреннее облегчение. И удовлетворение. – Давайте тогда пойдем в соседнее помещение и взглянем, как у вас с той ногой. А потом, поскольку я знаю, что вы бодрствовали всю ночь, и поскольку мы в безопасности в шлюзовом пространстве и вы уже прошли по всему кораблю, убеждаясь, что все идет, как надо, вы можете вернуться в свою каюту и поспать. К тому времени как вы проснетесь, протез должен быть готов.

Я подумала о том, чтобы лечь рядом с Сеиварден. Мы не в первый раз разделили бы тесную каюту, но то происходило до «Милосердия Калра». До того, как я смогла чуточку приблизиться к тому, чего лишилась, к тому ощущению, когда вокруг меня – так много меня. И врач была права: я провела на ногах всю ночь. Я действительно очень устала.

– Если это доставит вам радость, доктор, сказала я.

На Сеиварден мое присутствие вообще не отразилось – так крепко она спала. Но ее близость и тепло, ее медленное, ровное дыхание в сочетании с данными, которые передавал мне корабль от спящих Амаат подразделения Сеиварден, были такими уютными. Корабль показал мне Тайзэрвэт в кают-компании и подразделение Бо, входящее в солдатскую столовую. Они рассмеялись, увидев там Калр Пять.

– Сэру с нашим лейтенантом Амаат понадобилось уединение? – спросила Бо Десять. – Наконец-то!

Пять только улыбнулась в ответ и продолжила починку рубашки. Экалу вошла в кают-компанию на свой ужин, ее Этрепа завершали последние задания дня, прежде чем отправиться есть в солдатскую столовую. Калр Один – на вахте, в командной рубке. Формально – против правил, но это было даже-не-ничто шлюзового пространства, где не случается ничего, представляющего даже малейший интерес, а чем больше опыта получат лидеры подразделений, тем лучше. Врач сказала Карл Двенадцать, что ома пообедает позже, а сейчас она была занята, ей не хотелось узнать, что произойдет, если протез не будет готов к моему пробуждению, как она обещала. Двенадцать не улыбнулась, хотя ей хотелось.

Все шло, как следовало. Я поспала и проснулась через несколько часов, когда на вахте были Бо. Тайзэрвэт и двое из ее подразделения занимались в спортзале, Экалу и ее Этрепа укладывались по койкам. Амаат еще спали и видели сны. Сеиварден – все еще рядом со мной – по-прежнему спала. Пять стояла молча у моей койки с чашкой розового стекла с чаем для меня. Должно быть, она приготовила его в кают-компании и принесла по коридору. Корабль сказал мне в ухо:

– Врач ждет вас, как только вы будете готовы, капитан флота.

Через два часа я ходила на моей новой, временной ноге – это был всего лишь серый пластиковый составной стержень, сплющенный со стороны ступни. Он реагировал чуть медленнее, чем мне хотелось бы, и свои первые несколько шагов на нем я сделала неуверенно и враскачку.

– Не бегать, – сказала врач, но сейчас, даже если бы эта нога была создана для использования в тяжелом режиме, я, вероятно, не смогла бы бежать. – Я должна проверять ее каждый день, потому что в случае появления раздражения или повреждения на стыке вы этого не почувствуете. – Из-за восстановителя, который снова отращивал ногу. – Это может показаться мелочью, но, поверьте мне, гораздо лучше выявить такое на ранней стадии.

И я сказала в ответ:

– Да, доктор. И отправилась ходить туда-сюда по коридорам.

Протез был негибким и глухо стучал при каждом шаге, Двенадцать сопровождала меня, пока я не смогла ходить, не спотыкаясь и не падая.

Я обнаружила «Титанита» в кают-компании, где он сидел за столом с игрой.

– Привет, кузина, – сказал он, когда я неуверенно вошла в дверь. Непросто привыкнуть к повой ноге?

– Это труднее, чем я ожидала, признала я.

Мои офицеры в прошлом лишались конечностей, но их неизменно отсылали для восстановления. И разумеется, если конечность терял вспомогательный компонент, было гораздо проще избавиться от него и разморозить нового. Двенадцать выдвинула для меня стул, и я опустилась на него. Очень осторожно.

– Мне просто нужна практика, вот и все.

– Конечно. – Был ли тут сарказм или нет – я не поняла. – Я просто жду переводчика Зейат.

– Тебе не нужно объяснять, почему ты находишься в кают-компании, кузен. Ты здесь – гость.

Двенадцать принесла мне чашку чаю и один из кексов, что лежали на стойке. Принесла то же самое для «Титанита». Он посмотрел на чай и на кекс и сказал:

– Знаешь, тебе не нужно делать это. Ты могла бы кормить меня скелом с водой и поместить в отсек хранения.

– Зачем бы мне это делать, кузен? – Я откусила кусок кекса. В нем были измельченные финики и корица – рецепт, который особенно нравился Экалу. – Скажи мне, тебя не коробит, когда о тебе говорят как о неодушевленном?

– С чего бы это?

Движением руки я выразила недоверие.

– Кое-кого из моего экипажа беспокоит, что о тебе говорят так, а обращаются с тобой как с личностью. А я зову тебя кузен. Им и в голову никогда не придет говорить обо мне как о неодушевленной. Хотя формально это было бы верно.

– А тебя коробит, когда о тебе говорят она? – спросил «Титанит».

– Нет, – ответила я. Полагаю, я привыкла, что, говоря обо мне, используют то местоимение, которое кажется подходящим тому, кто говорит. Должна признать, я бы обиделась, если бы кто-нибудь из моего экипажа отозвался обо мне как о неодушевленной. Но главным образом – потому что я знаю: они сочли бы это оскорблением.

«Титанит» взял кекс. Откусил. Пожевал. Проглотил. Отнял чаю. Сказал:

– На самом деле я никогда об этом не думал до сих пор, кузина. Но знаешь, что действительно раздражает? – Я знаком предложила ему продолжать, поскольку во рту у меня были кекс и чай. «Титанит» сказал: Что вы называете себя радчааи. Называете это, он обвел рукой вокруг, Радчем.

Я проглотила.

– Полагаю, не могу тебя в этом винить, – ответила я. – Сообщишь мне, где ты находишься, кузен?

– За столом напротив тебя, кузина. Бесстрастно, как всегда, но мне показалось, что я услышала в его словах оттенок веселого удивления.

– Я не могла не заметить, что, когда мы были в Призрачной системе и «Милосердие Кадра» спросил тебя, где ты, ответил нам именно ты, изнутри корабля. Ты не говорил с «Милосердием Калра» напрямую. И в результате мы не могли узнать, как далеко находился «Титанит», и даже гадать о его расположении.

«Титанит» улыбнулся.

– Сделаешь мне одолжение, кузина? Позволишь мне вернуться на базу с лейтенантом Сеиварден?

– Зачем?

– Я не буду встревать, обещаю. Я просто хочу схватить Узурпатора за шею своими руками и задушить ее.

Война, с которой бежал «Титанит» три тысячи лет назад, велась не только из-за спора вокруг политики Анаандер, направленной на экспансию Радча, но также из-за законности ее власти. Или по крайней мере, так я поняла – ведь это произошло за тысячу лет до того, как я родилась.

– Или, если так неудобно, поскольку отнимет много времени, я охотно застрелю ее в голову. При условии, что она будет знать, кто это сделает. Я осознаю, что мое желание бесполезно и не принесет совершенно ничего хорошего с учетом того, что она такое. Но мне так сильно хочется. Я мечтал об этом три тысячи лет.

Я не ответила.

– А, ты мне не доверяешь. Что ж, полагаю, я тоже не стал бы на твоем месте.

Тут в кают-компанию вошла переводчик Зейат.

– «Титанит»! Я все думала и думала, дай-ка я тебе покажу! Приветствую, капитан флота! Вам тоже понравится. – Она взяла со стойки поднос с кексами и поставила его посередине стола. – Это кексы.

– Так, – согласился «Титанит».

Переводчик посмотрела на меня, ожидая подтверждения, и я жестом показала, что согласна с этим.

– Все они! Все кексы! – Она была совершенно восхищена своей мыслью. Зейат смахнула кексы с подноса на стол и сделала из них две кучки. – Вот эти, – указала она на несколько большую горку кексов с финиками и корицей, – содержат в себе фрукты. А эти, – она ткнула в другую кучку, – нет. Понимаете? Прежде они были одинаковы, но теперь они – разные. И смотрите. Вы можете думать я знаю, я размышляла об этом, – что они разные из-за фруктов. И ли из-за не-фруктов, знаете, как может быть. Но смотрите на это! – Она размела кучки и уложила кексы как попало. – Теперь я провожу линию. Воображаемую! – Она наклонилась, положила руку посреди рядов кексов и отмела часть из них в сторону. – Вот эти, – указала она в одну сторону, – отличаются от тех. – Она махнула на другие. – Но некоторые из них содержат фрукты, а некоторые – нет. Прежде они были разными, но теперь они – одинаковые. И по другую сторону линии – так же. И теперь. – Она протянула руку и взяла шашку с игровой доски.

– Без жульничества, переводчик, – сказал «Титанит». Спокойный и милый.

– Я верну ее, – возразила переводчик Зейат и затем положила шашку между кексов. – Они были разные – вы признаете, не так ли, что они прежде были разные? – но теперь они одинаковые.

– Подозреваю, что шашка не так вкусна, как кексы, – заметил «Титанит».

– Зависит от точки зрения, – сказала переводчик Зейат чуть чопорно. – Потому что теперь это кекс. – Она нахмурилась. – Или теперь кексы – это шашки?

– Я так не думаю, переводчик, возразила я. – Ни то ни другое. – Я осторожно поднялась со своего стула.

– Ах, капитан флота, это потому, что вы не можете видеть мою воображаемую линию. Но она реальна. – Она постучала по своему лбу. – Она существует. – Она взяла один из финиковых кексов и водрузила его на игровую доску там, где была шашка. – Видишь, я же говорила тебе, что положу ее на место.

– Думаю, теперь моя очередь, – сказал «Титанит», взял кекс и откусил от него. – Вы правы, переводчик, этот на вкус так же хорош, как и остальные кексы.

– Сэр, – прошептала Калр Двенадцать, которая последовала вплотную за мной, когда я с опаской вышла в коридор. Она слушала весь разговор с нарастающим возмущением и ужасом. – Мне нужно сказать вам, сэр, что никто из нас никогда не назовет вас оно.

На следующий день Сеиварден нашла Экалу в одиночестве в кают-компании.

– Прошу прощения, Экалу, – обратилась она с поклоном, – я не хотел занимать время твоего перерыва, но корабль сказал, что у тебя может найтись минутка.

Экалу не встала.

– Да? Она отнюдь не была удивлена.

Корабль, разумеется, предупредил ее о приходе Сеиварден. Убедился в том, что это время будет для Экалу удобным.

– Я хочу кое-что сказать, – произнесла Сеиварден, по-прежнему стоя, взволнованно и неловко, прямо в дверном проеме. Я имею в виду… Некоторое время назад я извинялся за то, что вел себя с тобой очень плохо. Она сконфуженно вздохнула. – Я не понимал, что я сделал, я просто хотел, чтобы ты перестала на меня злиться. Я просто произнес то, что мне подсказал корабль. Я злился на тебя за то, что ты злилась на меня, но корабль отговорил меня от еще больших глупостей, чем я уже наделал. Но я об этом все время думал.

Экалу, сидя за столом, застыла на месте, лицо ее было непроницаемо, как у вспомогательного компонента.

Сеиварден знала, что это могло означать, но не ждала, пока Экалу что-нибудь скажет.

– Я об этом думал, и я так и не понимаю до сих нор, почему мои слова так тебя обидели. Но мне и не нужно. Тебя это обидело, и, когда ты сказала об этом, мне следовало извиниться и перестать говорить так. И может быть, потратить некоторое время, чтобы попытаться понять.

Вместо того чтобы настаивать на том, чтобы ты управлялась со своими чувствами, как мне удобно. И я хочу сказать, что мне очень жаль.

Сеиварден не могла видеть реакцию Экалу на свои слова, поскольку она сидела совершенно неподвижно. Но корабль – мог. И я могла.

Сеиварден произнесла:

– И еще я хочу сказать, что скучаю по тебе. И по тому, что у нас было. Но это моя собственная глупая ошибка.

Тишина длилась пять секунд, хотя я думала, что в любое мгновение Экалу может заговорить или встать. Или заплакать.

– А также, – продолжила тогда Сеиварден, я хочу сказать, что ты прекрасный офицер. Тебя бросили на эту должность неожиданно и почти без всякой подготовки, и мне хотелось бы быть таким спокойным и сильным в мои первые недели лейтенантства.

– Ну, тебе было тогда всего лишь семнадцать, – сказала Экалу.

– Лейтенант, – посоветовал корабль Экалу в ухо, – примите комплимент.

Вслух Экалу сказала:

– Но спасибо.

– Для меня честь служить с тобой, – сказала Сеиварден. – Благодарю за то, что нашла время меня выслушать. – Она поклонилась и вышла.

Экалу сложила руки на столе и опустила на них голову.

О, корабль! – произнесла она с отчаянием в голосе. – Ты сказал ей что-нибудь из этого?

– Я помог немного с формулировками, – ответил корабль. – Но это была не моя идея. Она на самом деле так думает.

– Тогда это была идея капитана флота.

– На самом деле нет.

– Она так красива, – сказала Экалу. – И так хороша в постели. Но она такая… – Замолкла, услышав шаги Этрепа Шесть в коридоре.

Этрепа Шесть заглянула в дверь кают-компании, увидела своего лейтенанта, опустившего голову на стол. Сопоставила это с возвращением Сеиварден по коридору. Вошла в кают-компанию и стала готовить чай.

Не поднимая головы, Экалу безмолвно сказала:

– Если бы я позвала ее, она бы пришла?

– О да, – ответил корабль. – Но на вашем месте я бы дал ей потомиться некоторое время.