Поль Дюмон с зачарованной отрешенностью следил, как его рука, словно принадлежащая кому-то другому, медленно вводит в вену прозрачную розоватую жидкость. Пальцы изо всех сил нажимали на поршень шприца до тех пор, пока остатки снадобья не попали по назначению: Дюмон хотел быть уверен в том, что ни одна драгоценная капля не пропала зря. Белтайр щедро снабжал своего подопечного наркотиком, однако Дюмон не собирался проявлять расточительность.

— Что, вы сказали, это такое? — спросил Поль Белтайра, снимая жгут, перетягивавший его руку выше локтя; он уже ощущал первые признаки вызванной наркотиком эйфории. Дюмон откинулся на постели и смотрел теперь на Саймона сквозь сияющий туман наслаждения.

— Разве я что-то говорил? — небрежно откликнулся тот. — Немножко того, немножко сего, а главное, несколько ингредиентов, о которых знают только приверженцы Великого Зверя. Большую часть этих снадобий по отдельности вы уже испробовали. Эта смесь действует дольше, чем кокаин, но не погружает человека в мир пустых грез, как многие производные опия. Через некоторое время она позволит вашему разуму видеть миры, лежащие за пределами того, что глупцы зовут реальностью.

Дюмон глубокомысленно кивнул; впрочем, в своем теперешнем эйфорическом состоянии он сделал бы это, даже вздумай Белтайр декламировать ему детский стишок.

— Вы ничего больше не слышали о той девочке-девственнице, которую торговец должен был вам прислать? — спросил Белтайр, вопросительно подняв брови. — Для последней церемонии, дающей вам власть над всеми четырьмя стихиями, девственница совершенно необходима. — Белтайр вздохнул. — Лучше всего, конечно, была бы невинная девушка, уже вышедшая из детского возраста, но рассчитывать на такое, имея дело с китайскими работорговцами, не приходится: они никогда не могут устоять перед соблазном сначала попробовать свой товар.

Дюмон покачал головой, и в нем вспыхнул горячий гнев, всегда тлевший в глубине души. Он ведь давно заплатил за девственницу, и заплатил щедро, а все, что получил взамен, — это извинения торговца. Тот ссылался на трудности, связанные с тем, что при переправе через океан рабыни мрут как мухи. Да и уговорить родителей расстаться с ребенком труднее, чем с девушкой, которую за отсутствием приданого невозможно выдать замуж. В последний раз груз невольничьего корабля конфисковали миссионеры, из-за них все труднее провозить рабынь. Трудности, вечно трудности, и ничего, кроме извинений, от торговца не добьешься.

В подчинении у Дюмона уже был дух Огня — достижение гораздо большее, чем все, чего он добился под руководством Камерона. Благодарить за это следовало нового учителя. Саймон Белтайр делал все, что обещал, а часто — и более того.

— Я с ним снова поговорю, — ответил Дюмон и угрожающе добавил:

— Я ведь могу послать к нему и Смита с кухаркой, раз ничего, кроме оправданий, он предложить не может. Полагаю, что эта парочка сможет по крайней мере вернуть наши деньги.

— Приберегите это средство на крайний случай, — предостерег Белтайр. — Лучше сделать все возможное, чтобы раздобыть необходимое собственными усилиями. — Он погрозил Дюмону пальцем. — Не забывайте, что можете пользоваться моей моторной яхтой, когда я сам в ней не нуждаюсь. В Сан-Франциско, как вам прекрасно известно, есть кварталы, где ребенка могут не хватиться несколько дней. Большинство детишек пойдут с кем угодно, стоит предложить им конфетку, а опиум, подмешанный в сладости, сделает любую бродяжку сонной и покладистой, пока она не окажется на борту. Попав ко мне в дом, девчонка может вопить сколько угодно… В обычных обстоятельствах я бы такого не предложил, однако дело не терпит отлагательства, иначе ваш прогресс замедлится. Местная девчонка будет по крайней мере более выносливой, чем китаянка, только что совершившая долгое путешествие.

Поль облизнул губы.

— Я обдумаю такую возможность.

Белтайр кивнул и стал укладывать в сумку наркотики.

— Оставляю вас вашим новым ощущениям, — сказал он. — В первый раз вам, возможно, не удастся преодолеть барьер и оказаться на Той Стороне. Если так случится, будьте терпеливы: иногда телу бывает необходимо привыкнуть к снадобью, прежде чем дух сможет свободно воспарить. Иногда же дух бывает отягощен проблемой, которую нужно решить до того, как вы получите возможность попасть в другие миры. В этом случае вам нужно выяснить, в чем состоит проблема, и тотчас же с ней разделаться.

Дюмон не заметил, как Белтайр ушел. После бесконечного, казалось, промежутка времени, наполненного смутным ощущением удовольствия, он понял, что прорыва, на который он надеялся, не произойдет. Несмотря на советы Белтайра, он почувствовал себя обманутым. Как ни старался Дюмон, ему не удавалось освободить свой дух от забот. Одна проблема постоянно возвращалась — необходимость найти свой сосуд, невинную девушку — или юношу, хотя Поль предпочел бы, чтобы его сосудом оказалась девушка; кроме всего прочего, гораздо легче убедиться в девственности женщины, чем мужчины.

Если бы только найти подростка, а еще лучше взрослую девушку!

Поль смотрел в потолок, на пятно, напоминавшее формой облако.

« Разве найдешь девственницу старше десяти лет! — жаловался он себе. Эйфория начала улетучиваться. — По крайней мере такую, которую можно использовать, не опасаясь неприятностей с полицией. Что же касается взрослой девственницы — да я знаю только одну такую, а она…»

Дюмона словно громом поразило. Вот же он, его сосуд, самый совершенный сосуд, стоит только руку протянуть! Эта старая дева Хокинс — уж она-то девственница, хоть и не много проку ей от ее девственности! Ее не хватится никто, кроме Камерона. Дюмон все еще имел полную возможность появляться в поместье, и если ему удастся повстречаться с девицей во время одной из ее долгих прогулок, Камерон и не узнает, что с ней случилось. Заявить об исчезновении девушки Камерон не осмелится: сам он предстать перед полицией не может, а на вопросы насчет девицы Хокинс отвечать больше некому. Впрочем, Камерон может даже решить, что она сбежала, испугавшись тех вещей, о которых он заставляет ее читать.

Дюмон поднялся с постели. Лучше всего, как сказал Белтайр, заняться этим сейчас же. Повелитель Огня словно предвидел, какое решение найдет Поль. Если не поторопиться, Камерон может устать от бесплодных поисков и отослать девушку; или она сама решит, что бедность лучше, чем необходимость читать то, что должно казаться ей бредом сумасшедшего, и уволится.

Уже коснувшись дверной ручки, Дюмон заколебался. Белтайр сказал, что действие наркотика будет длиться много часов, оказывая специфическое воздействие на физическое состояние и на сознание. Следует ли браться за это дело, пока действует наркотик? Да и справится ли он? Наркотик может замедлить его рефлексы, так что похищение не удастся; может породить видения, которые собьют его с дороги; вызванная наркотиком эйфория может лишить его воли к действию. С другой стороны, снадобье может наделить его огромной силой и выносливостью, сделать невосприимчивым к боли. Дюмон стоял в нерешительности, поворачивая туда-сюда дверную ручку.

И тут он увидел, что ручка отвалилась; и дело было не в том, что шурупы отвинтились, — он вырвал ее из дубовой двери!

« Прекрасно! Вот и проявился один из эффектов!»

Белтайр предупреждал его, что в доме следует соблюдать осторожность, и теперь Дюмон понял почему! Некоторые наркотики притупляют чувствительность и увеличивают физическую силу; должно быть, Белтайр добавил их в свой коктейль.

« Замечательно. Если я отправлюсь тотчас же, я возьму яхту Саймона и доберусь до Пасифики через час. Можно распорядиться, чтобы матросы высадили меня на отмели, а яхта встала на якорь у самых утесов. Тогда я поднимусь по тропе, ведущей наверх с пляжа, и подожду там девицу «.

Все будет сделано чисто, никто не сможет его выследить. Красотка просто исчезнет.

« И у Камерона не будет никаких оснований заподозрить меня «.

Он, Поль Дюмон, заполучит наконец Розалинду Хокинс, и она получит по заслугам.

Роза не могла не сравнивать апрель в Калифорнии с апрелем в Чикаго. Она должна была откровенно признаться себе, что выбор был бы не в пользу последнего. Раньше апрель представлялся ей самым неприятным месяцем в году: погода была неустойчивой, менялась постоянно, и каждая перемена оказывалась к худшему. Признаков весны хватало только на то, чтобы пробудить надежды, но уверенности в том, что хватка зимы ослабла, так и не появлялось: в середине месяца всегда можно было ожидать метели, которая еще на неделю погружала город в ледяной зимний холод. К тому же католический пост — а большинство чикагцев были католики — означал, что не будет ни опер, ни балетов, ни концертов; если и можно было услышать какую-то музыку, так только печальные церковные песнопения, В домах университетских преподавателей подавалась исключительно рыба; Розе быстро надоедало такое меню, тем более что повара не отличались изобретательностью. Их с отцом кухарка, неграмотная ирландка, строго соблюдала пост, а потому, кроме неизменной вареной рыбы, на столе появлялись лишь вегетарианские супы и гренки с сыром. К тому времени, когда пост наконец кончался, Роза бывала готова на убийство ради хорошего бифштекса.

В Сан-Франциско никто не обращал внимания на пост. В апреле в Опере ожидались гастроли Карузо и театра» Метрополитен «. В меню ресторанов рыба занимала не больше места, чем в остальные месяцы года. Уже две недели, как город утопал в цветах, а если и шли частые дожди, то они только прибавляли свежести молодой зелени.

Роза возобновила свои прогулки: это гарантировало, что Ясон хотя бы раз в день будет выезжать на Закате. Ей легко удавалось побудить его к этому, если она сообщала, что собирается выйти, но стоило ей сказать:» Я, пожалуй, еще поработаю, а вам не проехаться ли верхом?» — как Камерон тут же находил какой-нибудь предлог отказаться. Когда не шел дождь, прогулка быстрым шагом до моря и обратно была прекрасным средством стряхнуть депрессию и разочарование: трудно думать о себе как о мученице, когда на каждом дереве поют птицы, а цветы наполняют воздух нежным ароматом.

Сегодня же Розе было совершенно невозможно смотреть на себя иначе как на счастливицу. Завтра личный поезд Ясона снова отвезет ее в Сан-Франциско, и два вечера подряд она будет наслаждаться пением Карузо, сидя в собственной ложе Ясона.

Камерон также попросил ее посоветоваться с господином Пао по поводу беспокойства, которое в последнее время проявляли саламандры и которое он связывал с влиянием духов Земли. Роза решила, что расскажет господину Пао всю правду о случившемся с Ясоном — старый врач все еще не представлял себе, какой ущерб Камерону причинил» несчастный случай «, — и узнает, не может ли восточная магия совершить то, что оказалось не под силу западной.

« Может быть, нам никогда не удастся исправить случившегося «.

Такая мысль неоднократно посещала Розу в последние недели, и к безнадежности добавлялись оттенки, лично для Розы означавшие надежду. Если Камерон останется наполовину волком…

Это будет печально, конечно, но все же менее трагично, чем могло бы показаться. Камерон не нуждался в слугах, пока ему служили саламандры. Он мог теперь покидать дом и скакать на Закате по всему поместью. Правда, принимать своих прежних знакомых ему не придется, но он, кажется, и не очень был этим огорчен.

« Музыки ему, конечно, не хватает, но ведь существуют же граммофоны, а новое изобретение — радио — дает надежду на то, что скоро можно будет слушать концерты издалека. Нужно уговорить его купить граммофон и набор пластинок «.

Вот-вот в Пасифику, а значит, и в поместье проведут электричество; раз будет электричество, появится и телефон. Камерон сможет распоряжаться всеми делами из собственного кабинета, а для того, что нужно делать лично, есть его агент в Сан-Франциско и есть Роза.

« В конце концов, заниматься исследованиями и публиковать статьи я могу и без докторской степени. И уж определенно я не нуждаюсь в ней для занятий магией. Я могу навсегда остаться с ним здесь…»

Сможет ли ее общество — и ее любовь — восполнить то, чего лишает Камерона его внешность волка? Розе хотелось думать, что сможет. Во всяком случае, Ясон казался более довольным жизнью, чем раньше.

Роза стыдилась своих эгоистических надежд: ведь постоянное затворничество и изменившаяся внешность, несомненно, были для Ясона трагедией, но отказаться от них ей было трудно.

Времени на исследования, учитывая ее скорый отъезд, оставалось совсем мало, и Роза даже подумала о том, не вернуться ли с полдороги, но далекий шум волн манил ее. Девушка сказала себе, что сумеет сделать больше, когда вернется.

« Ведь, в конце концов, нам не нужно завершить все к какой-то определенной дате «.

Впереди между деревьями стала видна освещенная солнцем лужайка на верху обрыва — место, откуда Роза собиралась повернуть обратно.

« Я только недолго полюбуюсь морем и солнцем и подышу ветром, а потом побыстрее вернусь…»

Слух предупредил ее об опасности за долю секунды до нападения: Роза услышала шорох в кустах и успела наполовину повернуться в ту сторону, прежде чем что-то тяжелое ударило ее сзади, а вокруг талин обвилась чья-то рука.

Однако нападающий не сумел крепко схватить девушку, и, самое главное, руки ее остались свободны. С пронзительным криком Роза оттолкнула человека и вырвалась, оставив жакет в его руках. Резкое движение заставило ее, спотыкаясь, сделать несколько шагов в сторону обрыва.

Это было совсем не то направление, в котором она хотела бы двигаться, — и уж тем более не следовало позволить нападающему оказаться между ней и дорожкой к дому. Роза развернулась лицом к злоумышленнику и инстинктивно выставила руки вперед, готовая вцепиться ему в лицо. Растрепавшиеся волосы упали девушке на глаза, мешая видеть, а один рукав блузки почти оторвался.

К своему несказанному изумлению и ужасу, в поднявшемся с земли насильнике Роза узнала Поля Дюмона. Ее страх возрос еще более, когда по остекленевшим глазам с сократившимися зрачками, бледной коже, пристальному взгляду она поняла, что Дюмон не в себе. В короткой схватке Роза оставила длинную царапину у него на щеке; Дюмон, казалось, ее не заметил и даже не вытер кровь. Ничего не говоря, он снова угрожающе двинулся к Розе, хотя не мог не узнать ее и видел, что и она тоже узнала его.

Сердце у нее оборвалось. По какой-то известной лишь ему самому причине Дюмон явился, чтобы напасть именно на нее.

« Если он под действием наркотика, он ничего не чувствует. Я могла бы располосовать его лицо, а он даже ничего не заметил бы…»

Дюмон снова кинулся на нее, оскалив зубы; из угла его рта тянулась тоненькая струйка слюны. Роза попыталась увернуться, но на этот раз удача была на стороне нападающего: Дюмону удалось ухватить ее за юбку и дернуть. Роза потеряла равновесие всего на мгновение, но этого оказалось достаточно.

Девушка не успела вырваться: движения Дюмона были нечеловечески быстрыми, он стиснул обе ее руки железной хваткой. Роза рухнула на землю, хоть и больно ушиблась при этом, в расчете на то, что ее вес не даст Дюмону свободы движений, и стала пинать его ноги каблуками. Если бы удалось сломать кость, то, под действием наркотика или нет, Дюмон не сможет унести ее: именно это он явно и намеревался сделать.

Роза не думала ни о чем, кроме борьбы; хотя все ее тело трепетало от ужаса, она не хотела и не могла позволить себе поддаться панике. Она должна защищаться сама: Ясон неизвестно где, а его саламандры, должно быть, при нем. Только один человек спасет ее: она сама.

Роза не кричала: силы были нужны ей для борьбы. Да никто ее так далеко от дома и не услышит. Однако в душе она вопила от ужаса: Дюмон дергал ее за руки так, словно хотел вырвать их из плеч.

На пинки, приходившиеся ему по ногам, он не обращал никакого внимания; дюйм за дюймом Дюмон тащил Розу на открытое место. Ветки кустов цеплялись за ее одежду, царапали лицо, оставляя на коже болезненные красные полосы. Девушка извивалась, пытаясь высвободить руки из железной хватки, чуть не вывихивая их. Что ему от нее нужно? Что может ему быть от нее нужно? И почему он тащит ее к краю утеса?

Борьба продолжалась в молчании. Шум волн заглушал тяжелое дыхание Розы, а Дюмон, казалось, был так же невосприимчив к усталости, как стальной автомат, приводимый в действие пружинами. Роза попыталась укусить противника, но тот ответил ей ударом в челюсть, который, не успей она отвернуть голову, погрузил бы ее в беспамятство. После этого девушка старалась не дать Дюмону возможности дотянуться до ее лица.

Роза брыкалась и вырывалась, пыталась зацепиться ногами за кусты, заставляя Дюмона дорого платить за каждый дюйм; и все же открытое пространство и обрыв неумолимо приближались. Блузка превратилась в лохмотья, юбка, сшитая из более плотного материала, только мешала в попытках заставить Дюмона потерять равновесие. Он что, собирается сбросить ее с утеса? Но почему?

Чего бы Дюмон от нее ни хотел, было ясно, что она нужна ему живой, и это заставляло Розу испытывать еще больший ужас. Паника дала ей новые силы, и девушка боролась с похитителем, как дикий зверек. Однако что-то превратило Дюмона в необыкновенного силача, и он мало-помалу передвигался вместе с Розой вперед.

Между ними и открытым пространством оставалось всего два или три ярда поросшей кустами земли. Как только Дюмон вытащит ее на лужайку, Розе будет уже не за что ухватиться, и по скользкой траве он просто поволочет ее к краю утеса. Сердце Розы колотилось так отчаянно, что вот-вот могло разорваться.

Испуганная сверх всякой меры, она завизжала и удвоила усилия.

— Повелитель Огня!

Перед носом Заката возникла саламандра; жеребец от неожиданности взвился на дыбы и начал брыкаться. Камерон попытался успокоить его голосом, сжимая коленями бока, потом дернул за поводья, заставляя коня опустить голову: в таком положении продолжать брыкаться ему было бы трудно.

— На помощь! Повелитель Огня! — снова взвизгнула саламандра. — Роза в опасности! На помощь, Повелитель Огня!

— Что! — В тот же момент Камерон так рванул поводья, что Закат, дрожа, замер на месте. Камерон резко повернулся в седле. — Где? Что случилось?

— Ее схватил Дюмон! — крикнула саламандра. — За мной!

Как молния, она ринулась в направлении дорожки, ведущей на вершину утеса. Не колеблясь ни секунды, Камерон развернул коня, ударил его каблуками и отпустил поводья. Заката не потребовалось подгонять: он помчался галопом за сверкающим впереди духом Огня. Мысли Камерона хаотически метались.

« Дюмон… Но почему? Саламандры не могут ее защитить… Я сам наложил на него охранительное заклятие. Утес… Что ему нужно? Он хочет, чтобы Роза оказалась в его власти, он всегда к этому стремился…»

Камерон подгонял жеребца криками и ударами ветки, которой пользовался вместо хлыста, и мысли его путались все больше. Багровая ярость вздымалась в нем, как это уже случилось однажды при мысли о том, что Дюмон хватает своими грязными руками Розу, его Розу.

« Я убью его… убью… убью…»

Во рту его был привкус желчи, густой запах мускуса наполнил ноздри, взгляд затуманился.

Закат грохотал копытами по дорожке, ведущей на вершину утеса; за несколько минут он покрыл расстояние, на которое у пешехода ушло бы не менее получаса. Дикая скачка лишила его сил, бег замедлился. Впрочем, для Камерона это уже не имело значения: впереди он увидел Дюмона, который тащил Розу к краю утеса. Одежда девушки была порвана, лицо исцарапано, однако она продолжала вырываться и громко визжала.

Камерон мог бы и совладать с собой, если бы в ее голосе не звучал такой ужас.

Это переполнило чашу. Камерон слетел с коня, остановившегося от неожиданности, и прыгнул на Дюмона, как волк на кролика. В его рассудке, в его душе не было ничего, кроме желания уничтожить противника.

На мгновение он увидел лицо Дюмона, когда оба они упали: Дюмон, по-видимому, даже не осознал появления Камерона. Вцепившись друг в друга, мужчины покатились по земле.

Дюмон оказался необыкновенно силен, гораздо сильнее, чем мог бы быть в своем обычном состоянии. Ему удалось несколько секунд сдерживать напор волка: достаточно долго, чтобы даже в его затуманенный рассудок проникло понимание того, что ему грозит смертельная опасность. Дюмон сумел вырваться из хватки Камерона, но споткнулся о бесчувственное тело Розы — девушка лежала там, где он ее бросил.

Может быть, даже теперь ему удалось бы спастись, если бы он перестал сопротивляться и лежал неподвижно. Вместо этого Дюмон вытащил нож и попытался снова схватить Розу: возможно, у него возникло смутное намерение заслониться ею, как щитом.

Ничего, кроме этого движения, ему уже не удалось совершить.

С вырвавшимся из пасти глухим рычанием Камерон снова кинулся на него и выбил нож из руки…

С этого момента для него все утонуло в багровом тумане.

Через несколько мгновений Камерон пришел в себя, ощущая во рту что-то странное — соленое, теплое, с металлическим привкусом… Его лапы прижимали плечи Дюмона к земле; тело молодого человека сотрясалось в последних предсмертных судорогах. Голова Дюмона была откинута назад, в глазах застыл ужас. Вместо горла зияла кровавая рана.

Понимание того, что жидкость у него во рту — это кровь, оказалось для Камерона шоком.

Свежая кровь. Кровь Дюмона.

Он перегрыз Дюмону горло собственными клыками.

С невнятным криком Камерон вскочил на ноги и, шатаясь, отступил от тела на шаг.

Звук, в котором смешался плач, вопль ужаса и вздох облегчения, заставил Камерона обернуться. Его глаза встретились с испуганными глазами Розы.

Зверь в нем победил — и девушка оказалась свидетельницей этого.

Нет!

Со стоном отчаяния Камерон отвернулся и кинулся бежать, не разбирая дороги. Ему было безразлично, где он окажется, — лишь бы подальше от этих полных страха, обвиняющих глаз.

Роза не помнила, как очутилась на полдороги к дому. Волосы упали ей на лицо, одной рукой она прижимала к себе обрывки блузки, в другой держала повод Заката. Она знала одно: только что она смотрела в глаза существа, которое, казалось, было ей знакомо — существа, на руках и клыках которого алела человеческая кровь, которое смотрело на нее, словно не узнавая. Она только что боролась за собственную жизнь, а потом видела, как человек, которого она любит, перегрыз горло напавшему на нее негодяю.

Перегрыз совсем не в переносном смысле.

« У меня шок, — промелькнула у Розы смутная мысль. — Нужно добраться до дома…»

Но он тоже с воем побежал в ту сторону! Что, если он притаился и ждет ее, что, если первая жертва только пробудила его кровожадность…

« Ты же думаешь о Ясоне!»

Но ведь не Ясон смотрел на нее бессмысленным взглядом зверя. То был вервольф, луп-гару, и это существо было Розе совершенно незнакомо.

Закат шел рядом с девушкой в полном изнеможении, опустив голову, тяжело дыша, покрытый потом. Роза смутно помнила стук копыт, донесшийся до нее перед тем, как какое-то тело пролетело над ней и отшвырнуло ее в кусты. Может быть, это прискакал Ясон? Может быть, саламандры подняли тревогу? Но почему они сами не атаковали Дюмона?

Роза подумала о крови на руках Ясона, о крови, капающей с его морды, и ее охватила дрожь. Она никогда не видела, как умирают люди, даже ее отец. Как мог Ясон сделать такое с кем-нибудь, даже со своим злейшим врагом?

И как сможет она оставаться в его доме? Что, если он снова сорвется?

Она однажды спросила его, насколько много в нем волка, и Ясон был тогда удивлен и смущен вопросом. Теперь она знала почему.

« Насколько близко к поверхности в нем волк? И что, если в следующий раз рассержу его я?»

Когда Роза вышла из леса и направилась к дому, навстречу выпорхнули две саламандры, чтобы забрать Заката. Роза выпустила поводья и, спотыкаясь, вошла в дом; обеими руками она прижимала к груди остатки блузки в тщетной попытке соблюсти приличия. Плечи и руки болели, каблук правой туфли сломался во время борьбы, и Роза прихрамывала.

Как она оказалась в своей комнате, Роза не помнила. С испуганным вздохом она повернулась и дрожащими руками заперла дверь.

Только после этого она кинулась в ванную комнату и упала на колени перед унитазом. Ее рвало до тех пор, пока в желудке ничего не осталось.

Девушка вытерла рот рукой; только теперь она почувствовала, как болят ссадины.

Дрожа от слабости, она медленно поднялась на ноги и обнаружила, что для нее приготовлена ванна, хотя такого приказания она и не отдавала. Роза с вялым любопытством посмотрела на свои руки: все они были покрыты глубокими царапинами, а волосы, растрепавшиеся и спутанные, оказались полны листьев и веточек.

Роза осмотрела себя. И на юбке, и на остатках блузки была кровь — гораздо больше, чем могло бы попасть на одежду из ее собственных ран.

Внезапный ужас заставил Розу сорвать с себя рваные лохмотья; она так спешила, что забыла расстегнуть пуговицы и сломала ноготь. Как раз когда последний предмет туалета упал на пол, появилась саламандра. Роза не стала ждать, пока та спросит, нет ли каких распоряжений.

— Убери это! — крикнула она, отодвигая от себя ногой окровавленную одежду. — И сожги! Все сожги!

Саламандра повисла над грудой тряпья, которая тут же поднялась в воздух. Все еще дрожа, Роза повернулась спиной к саламандре и ее ноше и погрузилась в ванну, словно в источник жизни; она отчаянно, почти в истерике принялась оттирать с себя следы крови.

Следующим, что осознала Роза, было появление новой одежды. Должно быть, она распорядилась, чтобы саламандры все принесли; так ли это было, она не помнила. Волосы ее оказались расчесаны — то ли ею самой, то ли саламандрами, то ли ее собственным сильфом.

Розе не хотелось покидать ванную — такую чистую, теплую, безопасную — и выходить в комнату. Против воли она наконец прошла в спальню, а оттуда — в гостиную.

Там ее ожидал приготовленный для поездки багаж — сундук и саквояж. Роза еще ничего не упаковала перед своей прогулкой и уж тем более не могла сделать этого после…

На сундуке лежала записка. Роза тупо посмотрела на нее, взяла и начала читать.

« Я распорядился приготовить поезд. Отправляйтесь в город сегодня же. Оставайтесь там, пока не побываете на спектакле с участием Карузо, если он Вас все еще привлекает. Я заказал для Вас номер в Палас-отеле, так что Вы сможете не встречаться ни с кем, кто Вас знает и кто мог бы потребовать объяснений. На станции Вас будут ожидать носильщик и экипаж. Отдохните как следует. Если после всего случившегося Вы пожелаете уехать, я пойму. Дайте знать моему агенту, куда Вы желаете отправиться, и на станции Вас будет ожидать билет в первый класс. Я распоряжусь, чтобы остальные Ваши вещи были отправлены вслед за Вами, Мой агент также позаботится о том, чтобы в банке на Ваше имя был открыт счет и на него переведено жалованье, а также солидное выходное пособие «.

Подпись отсутствовала, да Роза в ней и не нуждалась: каллиграфические буквы были выжжены на бумаге, как это могла сделать только саламандра.

Все еще в состоянии оцепенения, Роза натянула перчатки, накинула плащ, приколола к еще влажным волосам шляпку и опустила вуаль, чтобы скрыть царапины на лице. Не оглянувшись назад, она вышла из комнаты.

Портье в отеле Роза сообщила, что пережила несчастный случай, все еще находится в шоке и просит ее не беспокоить. Тот взглянул на ее покрытое царапинами и синяками лицо за вуалью, пробормотал вежливые слова сочувствия и распорядился, чтобы багаж Розы носильщики доставили в номер люкс с собственной ванной. Ему явно не хотелось, чтобы в вестибюле отеля с молодой женщиной приключилась истерика: портье даже не попросил Розу расписаться в книге для постояльцев, самолично проводил в номер и распорядился, чтобы из ресторана немедленно доставили большую бутылку бренди.

Роза, хоть и испытывала искушение и была бы рада погрузиться в забвение, к напитку не прикоснулась. Вместо этого она послала горничную за чайником с горячей водой и стала рыться в саквояже в поисках травяных чаев господина Пао. Он снабдил ее, как он это назвал, » аптечкой «: целым набором пакетов с целебными травами, на каждом из которых имелась надпись, сделанная его почерком.

Роза вынула два пакета и заколебалась, какой выбрать: на одном значилось» снотворное «, на другом —» успокоительное «.

Однако она уже успокоилась; хоть это и было неестественное спокойствие, рожденное шоком, но все же своего рода спокойствие. Сейчас она нуждалась в возможности уснуть, а потому выбрала снотворное.

Роза заперла дверь и дважды проверила, надежен ли замок, потом медленно разделать, стараясь не потревожить ушибы и ссадины, которые болели все сильнее с каждой минутой. Надев самую просторную и теплую из ночных рубашек, Роза выпила горький отвар, не добавляя в него сахар, выключила свет и забралась в постель.

Солнце еще только садилось, а окно комнаты Розы выходило на запад. Закат горел за задернутыми занавесками так ярко, словно весь город был охвачен пламенем,

В памяти Розы все еще сохранялись странные провалы: она, например, совсем не помнила дорогу в Сан-Франциско. Должно быть, ей все же удалось убедить железнодорожных служащих, что с ней все в порядке, иначе, как она заподозрила, они проводили бы ее в госпиталь, а не к ожидающей коляске. Действительно, шок производил странное действие…

Окно за занавесками было открыто, и шум города свободно проникал в номер. В Сан-Франциско Роза была знакома всего с двумя людьми, и один из них только что в ее присутствии перегрыз горло другому.

« Будь я нормальной, здравомыслящей женщиной, я вызвала бы полицию «, — рассеянно подумала Роза. Однако она понимала, что этого не сделает. Какой смысл? Камерон каким-нибудь способом избавится от тела — возможно, испепелив его. Шанс, что кто-то станет интересоваться Дюмоном, был минимальным: по словам Камерона, родственников у того — по крайней мере поддерживавших с ним отношения — не было. Если Камерон поведет себя умно, он сам обратится в полицию, обвинив Дюмона в том, что тот скрылся с крупной суммой денег.

Так почему Роза должна что-то сообщать властям? Дюмон явно готовил ей ужасную участь, и Камерон ее спас. Дюмон умер мгновенно; пожалуй, быстрее, чем того заслуживал. Если бы Камерон застрелил насильника, разве была бы какая-нибудь разница?

Именно так поступил бы на месте Камерона любой другой человек, и Дюмон был бы точно так же мертв, и смерть его, пожалуй, была бы не менее кровавой. В газетных репортажах, в романах, на сцене герой, спасший женщину от злоумышленника, не заслуживал ничего, кроме похвал. Разделывался ли он с негодяем при помощи револьвера, ножа или голыми руками, никому и в голову не приходило его упрекать; напротив, спасителя ждала слава. Полиция, узнав обо всех обстоятельствах, скорее наградила бы Камерона медалью за отвагу, а вовсе не обвинила бы в убийстве.

Роза упрекнула себя в непоследовательности. Она ведь всегда с отвращением относилась к литературным героиням, которые услужливо падали в обморок при виде насильника, облегчая ему тем самым преступление. Роза клялась, что, окажись она в подобной ситуации, стала бы кусаться и царапаться; ее друзья всегда посмеивались над ней и говорили, что Роза не может заранее знать, как поведет себя, и, вполне возможно, что как раз в обморок и упадет.

« По крайней мере я доказала, что они ошибались, — промелькнула у нее хвастливая мысль. — Мои синяки — тому доказательство «.

Алое сияние за окном стало меркнуть, сделалось багровым, потом лиловым; наступили синие сумерки. Комната погрузилась в темноту, и слух Розы обострился. Она слышала звуки разговора в соседней комнате, где-то лилась вода, на тележке, которую официант вез по коридору, звенела посуда.

Здесь не было вервольфов, не было людей с мордой зверя…» Однако есть такие, у кого душа зверя. Так что же хуже?» Где-то в городе, лежащем за окном, существа, гораздо больше Ясона Камерона похожие на людей, творили ужасные вещи с другими человеческими существами, вещи, перед которыми простое убийство бледнело. Господин Пао, хоть и не был христианином, постоянно помогал миссионерам, пытавшимся искоренить работорговлю и контрабанду наркотиками. В прошлый приезд Розы в Сан-Франциско она рассказал ей кое-что о том зле, с которым борется: о сотнях опиумных притонов на Пиратском берегу, хозяева которых обирали несчастных, обрекая их на медленную смерть; о тысяче каморок, где китаянки десяти-одиннадцати лет должны были продавать свое тело двум десяткам мужчин за ночь, чтобы их хозяева богатели. Десяти-одиннадцати лет! Роза пришла в ужас, однако господин Пао сурово сообщил ей, что это еще не худшая участь, которая может ждать китайских девочек, доставленных в Америку работорговцами. Что именно могло с ними случиться, он Розе не рассказал, да она и не хотела этого знать.

По сравнению с торговцами живым товаром и хозяевами опиумных притонов Камерон выглядел святым Георгием, безупречным рыцарем Галахадом. Роза никогда не видела в нем зверя до того момента, когда ее жизни стала грозить опасность, — прежде он никогда не утрачивал власть над собой. Это должно было сказать ей, что по крайней мере он достаточно привязан к ней, чтобы, увидев ее избитой и похищаемой, потерять голову.

Однако факт оставался фактом: в этот единственный момент зверь захватил власть. Как могла Роза быть уверенной в том, что такое не будет случаться снова и снова, пока в Камероне не останется ничего от человека?

Роза продолжала мучиться этим вопросом, пока наконец чай господина Пао не оказал своего благотворного действия.

Камерон диктовал саламандре самое трудное письмо в своей жизни. Он понимал, что господин Пао сурово его осудит, но делать было нечего: Пао следует узнать всю правду, потому что, если Роза обратится к нему за помощью, он должен точно представлять себе положение, в котором оказалась девушка. Камерон подробно описал свою трансформацию и вызвавшие ее обстоятельства, причины, побудившие его нанять Розу, ее успехи в магии; он признался в том, что все больше любит девушку и нуждается в ней, и наконец сообщил об убийстве Дюмона собственными руками, вернее, клыками.

« Она может обратиться к Вам. В любом случае, Пао, присмотрите за Розой, пока она будет в сфере Вашего влияния. Если бы я не был совершенно уверен в том, что, оставаясь здесь, она может лишиться рассудка, я ни за что ее не отпустил бы. Она скорее всего страдает от шока, а потому особенно беззащитна. Позаботьтесь о ней, если она Вам позволит. Прошу Вас об этом ради нее, а не ради себя. — Камерон на мгновение умолк, и саламандра застыла над листом бумаги. — С уважением, Ясон Камерон «.

Саламандра выжгла последние буквы. Камерон взял письмо, прочел, положил в конверт и вернул духу Огня.

— А теперь сразу же отнеси ему и узнай, не будет ли ответа.

Саламандра безмолвно кивнула и исчезла вместе с конвертом. Камерон закрыл лицо лапами и впился в кожу когтями.

Вернувшись в дом, он заперся в своих апартаментах и начал поспешно рассылать телеграммы: велел подать поезд, отправил распоряжения своему агенту в Сан-Франциско. Когда было получено подтверждение того, что все его распоряжения выполнены, Камерон послал саламандр в комнаты Розы, чтобы привести в исполнение остальную часть своего поспешно составленного плана.

Она, конечно, не захочет здесь оставаться. В этом сомневаться не приходилось: какая женщина, оказавшись свидетельницей того, что он совершил, сохранила бы хоть какие-то чувства к чудовищу, которым он себя показал?

Он должен обеспечить ей возможность покинуть дом прежде, чем она почувствует себя в западне и в отчаянии попытается бежать сама. Таков был единственный путь, на который ему указывала честь. А потом…

Где-то в самой глубине его души еще брезжил слабый лучик надежды. Может быть, Роза согласится вернуться, но это возможно лишь в одном случае: если он способен гарантировать, что зверь никогда больше не вырвется на свободу, и если она будет иметь возможность в любой момент покинуть поместье.

« Я готов принимать наркотики, чтобы они сделали меня бессильным, если такова цена, которую нужно заплатить за ее возвращение…»

Тело! Он должен избавиться от тела…

— Я сожгла останки насильника, Повелитель Огня. — Рядом с Камероном появилась его любимая саламандра. — И развеяла пепел. Поезд вот-вот прибудет, женщина отправилась ждать его на платформе. Она выглядит совсем больной.

— Она действительно больна, — ответил Камерон. — Присмотри за ней. Защити, если сможешь.

Саламандра исчезла.

Продолжает ли Роза носить подаренные им часы? Обычно она надевала их автоматически. Камерон вызвал образ в своем зеркале и с облегчением увидел, что Роза часы не забыла. Девушка стояла на платформе, куда саламандры уже доставили ее багаж. Она надела перчатки и жакет с длинным рукавом, чтобы скрыть царапины на руках. Розе хватило сообразительности к тому же надеть шляпку с модной, но почти полностью скрывающей лицо вуалью. Камерон по телеграфу сообщил своим служащим, что возникли чрезвычайные обстоятельства и поэтому нужно пропустить его личный поезд на переезде, не задерживая, а потом на полной скорости отправить его в Сан-Франциско. Камерон знал своих железнодорожников: это были надежные люди. Они без проволочек доставят Розу в город и не станут беспокоить ее вопросами — может быть, даже не будут особенно разглядывать. До того момента, когда Роза окажется в отеле, ей ничто не грозит.

Вскоре вернулась саламандра, которую Камерон послал к Пао. Она принесла сложенный лист особой рисовой бумаги, на которой всегда писал китаец. Камерон схватил письмо и развернул его.

« Драконы возбуждены. Я пытаюсь их успокоить, но опасаюсь худшего. Готов оказать помощь, когда обстоятельства позволят, но не сейчас. Положитесь на собственное мужество и на ее сердце. Пао «.

Первой реакцией Камерона было облегчение — такое огромное, что у него закружилась голова. Пао не отвернулся от него! Это было везением, на которое он не мог и надеяться…

Но облегчение быстро сменилось раздражением: почему, черт возьми, старик выражается, как какой-то дешевый предсказатель будущего? Надо же:» Драконы возбуждены «! Что, собственно, это должно означать? Камерон ведь никогда не обсуждал с Пао восточную магию — разве старый козел забыл? Они только говорили — когда оказывались в достаточно уединенной обстановке — о китайском траволечении и его связи с западной магией и западной медициной.

« Положитесь на собственное мужество и на ее сердце «.

Звучит прекрасно, но какой в этом толк?

Что ж, ладно: он сам будет присматривать за Розой и, если что-нибудь случится, сообщит Пао или пошлет на помощь саламандр. Нельзя же оставить девушку в городе без защиты, особенно в ее смятенном душевном состоянии.

Камерон снова вызвал в зеркале ее образ: поезд прибыл к платформе, и багаж Розы грузили в вагон. Служащие выглядели услужливыми и почтительными, но нисколько не обеспокоились, когда Роза пробормотала что-то о падении с лошади и о телеграмме из Чикаго. Нет, она еще не знает никаких подробностей, но хочет быть в Сан-Франциско на случай, если ей придется срочно выехать домой. Да, она очень обеспокоена, но чувствует себя вполне прилично.

« Падение с лошади? Я об этом и не подумал бы «.

Это может объяснить и царапины, и синяки, и даже переломы! Как ей удается такое придумывать?

« Точно так же, как и мне в трудных обстоятельствах: часть ее бьется в истерике, но все видят другую часть ее личности, вполне владеющую собой «.

Камерон не собирался с помощью зеркала наблюдать за Розой во время ее поездки в поезде, поскольку, в конце концов, там ничего с ней случиться не могло, но удержаться не сумел. Увидел он не так уж много: Роза сидела в кресле, сложив руки на коленях, и даже не поднимала головы. Одно это говорило ему, что шок еще не прошел, поскольку никогда раньше Камерон не видел Розу праздной. Если она не была занята ничем другим, в ее руках всегда оказывалась книга.

Камерон не сомневался, что может положиться на своих людей: они как следует позаботятся о девушке; однако ожидать такой же предупредительности от посторонних он не мог. Но и возница коляски, а потом швейцар и портье отеля, казалось, почувствовали состояние Розы и обошлись с ней с удивительной деликатностью. Когда же Роза благополучно расположилась в своем номере и заперла дверь, Камерон счел, что может теперь заняться другими делами.

Агенту была отправлена новая телеграмма с распоряжениями; перечислить на счет Розы крупную сумму денег, найти человека, который заменил бы Дюмона в Окленде, сообщить о расторжении договора с хозяином его дома и об увольнении слуг. Губы Камерона скривились, когда он начал рассылать телеграммы, результатом которых должна была оказаться полная дискредитация Дюмона: агенту поручалось провести ревизию банковских счетов, которыми пользовался секретарь, и сообщить в полицию об исчезновении Дюмона вместе с большой суммой наличных и другими ценностями, хранившимися в сейфе городского дома Камерона. Власти, конечно, пошлют туда следователя; сейф будет открыт, и денег в нем не окажется. Своевременно заберет их оттуда, конечно, саламандра. Полицейские допросят слуг, и те скажут, что хотя Дюмона не видели в доме много месяцев, тот имел полную возможность сделать себе ключ от входной двери. Камерон назначит вознаграждение за сведения, касающиеся Дюмона. Желающие получить деньги найдутся, и хотя никто не сможет сообщить о его местонахождении, гнусности, которыми занимался Дюмон в трущобах Пиратского берега, скоро станут известны. Полиция в конце концов решит, что Дюмон сбежал на одном из каботажных судов, которые заходят в Сан-Франциско, и сообщит об этом агенту Камерона. За поимку Дюмона тоже будет назначена награда, но ее никто так и не востребует. И таким образом все концы уйдут в воду.

Камерон послал саламандру опустошить сейф, а также передать слугам записку о том, что Дюмон мог сбежать, прихватив ценности. Слуги привыкли к тому, что распоряжения Камерона оказываются в почтовом ящике: они полагали, что их приносит посыльный; в определенном смысле так оно и было.

Завершив дела, Камерон снова заглянул к Розе. Она, по-видимому, сразу по прибытии в отель легла спать, и это было для нее лучше всего.

Камерон с тоской взглянул на покрытую пылью бутылочку с наркотиком у себя на столе. Забытье этой ночью было бы таким желанным…

Однако рисковать он не посмел: что, если Роза проснется с твердым решением покинуть город, а он в это время окажется ни к чему не годен? Или у нее начнется лихорадка, и в бреду она отправится бродить по улицам?

Нет. Роза заслужила спокойный сон, а пока она будет спать, он останется на страже.