Спустя несколько минут после того, как зазвучали угрюмые удары колокола, кто-то постучал в дверь комнаты Тэлии. Прежде чем Керен успела откликнуться, внутрь просунулась голова Скифа.

Керен опустила клинок, который уже нацелила на вход.

— Керен… — с запинкой сказал Скиф, — меня прислал ваш брат. Он подумал, что вы, может быть, захотите побыть вместе с остальными. Я могу посидеть с Тэлией.

Керен с видимым усилием овладела собой.

— Ты уверен? Я знаю, что ты воображаешь себя крутым, малыш…

Тэлия даже не заметила, чтобы Скиф шевельнул рукой, но внезапно в стену, меньше чем в дюйме от носа Керен, что-то со стуком ударилось. Обе удивленно уставились на дрожащую рукоять метательного ножа, глубоко вошедшего в деревянную панель.

— Ха! — только и сказала Керен.

— Если бы на вашем орлином носу сидела муха, я мог бы снять ее, не задев вас, — серьезно, без тени обычного хвастовства сказал Скиф. — Я знаю, что во всем остальном мне еще учиться и учиться, но в этом меня не переплюнуть даже Альбериху.

Он поднял правую руку, в которой был зажат нож под пару первому.

— Каждый, кто попробует ворваться сюда, получит в глотку шесть дюймов стали.

— Поверю тебе на слово, — сказала Керен, поднимаясь и вкладывая меч в ножны. — Но ты можешь об этом пожалеть, поскольку я, вероятно, устрою, чтобы отныне ты тоже дежурил при Тэлии.

— Тоже мне угроза. Я и сам вызывался, но Ильза не захотела принимать меня всерьез.

— Ну, а я принимаю. — Керен прошла мимо, поманив его в комнату. — И, малыш… Спасибо. У тебя доброе сердце.

Скиф только пожал плечами и вытащил нож из стены.

— Что происходит? — хрипло прошептала Тэлия, когда дверь за Керен затворилась. — Что за Колокол Смерти?

Скиф уселся на ее стол, закинув ногу на ногу; его лицо хранило непривычно серьезное выражение.

— Даже не знаю, с чего начать.

— С Колокола.

— Ладно. Я не знаю, что тебе известно, поэтому начну с самого начала. Когда-то в роще на Спутниковом Поле стояла маленькая часовня; ее построил король Вальдемар. Там была колокольня, но колокол на ней появился только перед самой его смертью. Точнее, его повесили как раз накануне того дня, когда умер король, но веревки, чтобы звонить, еще не привязали, языка тоже не было. Поэтому можешь себе представить, каково было изумление людей, когда на следующее утро перед рассветом зазвонил какой-то незнакомый колокол. Вышли посмотреть, что происходит, и увидели то, что увидела бы ты, если бы вышла сейчас на Поле: все Спутники собрались вокруг колокольни и смотрели на нее. А когда люди вернулись во дворец, то узнали то, что уже знали Герольды — что Вальдемар умер. Часовни давно нет, но колокольня все еще стоит — и каждый раз, когда умирает Герольд, звонит Колокол Смерти.

— А Керен?

— Каждый Герольд знает, когда умирает другой, и умер он естественной смертью или его убили. Ты вроде как начинаешь чувствовать это, обычно примерно на третьем году здесь — а если твой Дар силен, то и раньше; ко мне это еще не пришло. Мне говорили, что от этого больно так, словно умирает часть тебя самого; те, у кого наиболее сильный Дар, могут даже уловить подробности того, как это произошло. А Полные Герольды, те с первым же ударом Колокола всегда знают, кто погиб, и немного о том, как. Большинству из них легче, если они на некоторое время собираются вместе, особенно если умирает кто-то, кого они близко знали. Поэтому Терен и послал меня — Бельтрен был однокашником Керен.

Тэлия не знала, что сказать в ответ. Они со Скифом долго хмуро смотрели в окно, слушая удары Колокола: холодный, тяжелый, рыдающий звон.

Несколько дней до Коллегии не доходило никаких вестей о том, какая участь в действительности постигла Бельтрена. Когда же известие пришло, оно было нерадостным. Кто-то или что-то напало на него из засады и сбросило и Бельтрена, и его Спутника с края обрыва. Не было никакого ключа к тому, кто убийца — и если королева и знала, что стало причиной нападения, она никому об этом не обмолвилась.

С каждым уходящим днем обстановка в Коллегии становилась все более тягостной и скорбной. Благодаря своей новообретенной чувствительности Тэлия болезненно ощущала ее, а слабость, одолевавшая ее в ходе выздоровления, делала это бремя еще тяжелей.

Скиф (Керен выполнила свою «угрозу», и он теперь тоже дежурил в комнате Тэлии в очередь с тремя взрослыми) изо всех сил старался развеселить подругу, рассказывая ходящие в Коллегии сплетни и всякие нелепые истории, но даже он не мог полностью ослабить действие, которое оказывала на Тэлию скорбь окружающих.

Наконец королева отдала приказы — и Герольды, повинуясь им, полетели, как стрелы, которыми их прозвали. Тэлия так никогда и не узнала подробностей, но убийца был пойман — хотя даже известие, что он найден и осужден королевой и Советом, нисколько не развеяло атмосферу боли, так как погибшего Бельтрена высоко ценили все без исключения члены Круга.

Несколькими неделями позже вся Коллегия и все члены Круга при дворе собрались на поминальную службу. Как это слишком часто случалось с Герольдами, даже тела, чтобы похоронить, не было, и молебен служили возле одинокого обелиска, хранящего имена всех Герольдов, отдавших жизнь за монарха и королевство.

Тэлии еще только-только разрешили вставать с постели, но что-то заставило ее попросить Целителя, Девана, позволить ей присутствовать на траурной церемонии. Настойчивость просьбы произвела впечатление на Девана: его подопечная явно чувствовала, что ей совершенно необходимо пойти на молебен. Молодой Целитель махнул рукой на собственный здравый смысл и дал разрешение. Тэлия еще никому не сознавалась, как сильно на нее действует скорбь окружающих; она надеялась, что Керен была права и ее восприимчивость притупится. А поскольку ей не раз говорили о ее чересчур живом воображении, девочка не могла быть всецело уверенной в том, в какой степени это реально, а в какой, возможно, только мерещится ей.

Вся церемония воспринималась ею как-то нечетко; казалось, все размыто захлестнувшим ее чувством тоски и утраты. Тэлия отстояла службу, словно окутанная туманом боли, однако теперь она больше не сомневалась, что это не плод самовнушения.

Когда собравшиеся начали расходиться, источник воспринимаемой ею муки стал четче и наконец определился.

Им оказалась королева.

Тэлия не подходила близко к Селенэй с того первого дня в Коллегии; она не посмела бы побеспокоить ее, если бы душевное смятение королевы не притягивало ее с такой непреодолимой силой. Стараясь ступать как можно тише, Тэлия робко приблизилась к ней.

— Ваше величество! — окликнула она неуверенно. — Это я, Тэлия.

— Я послала его на смерть, — произнесла Селенэй, словно в ответ на какой-то внутренний вопрос. — Я знала, на что его посылаю, и все равно послала. Я убила его так же верно, как если бы собственными руками столкнула его с того обрыва.

Боль и самобичевание в словах королевы словно нажали на какую-то пружину внутри Тэлии, задели нечто, что побудило ее ответить:

— Почему вы пытаетесь убедить себя, что Бельтрен не знал, какая опасность ему грозит? — спросила она, зная, что говорит чистую правду, но не представляя, откуда ей это известно. — Он полностью отдавал себе в этом отчет, и, несмотря на это, поехал. Конечно, он не ожидал, что погибнет, но знал, что такая вероятность существует. Ваше величество, мы все знаем, что это может случиться, и в любую минуту. У вас тоже не было выбора — ведь было абсолютно необходимо послать туда кого-нибудь?

— Да, — неохотно ответила Селенэй.

— И разве Бельтрен не был лучшим — а, быть может, и единственным — из Герольдов, кто мог выполнить эту задачу?

— Он был единственным Герольдом, который мог надеяться убедить тамошних жителей дать нужные мне сведения. Бельтрен три года работал там моим агентом, и его знали и доверяли.

— А разве ему не удалось переслать вам эти сведения. Могла ли им быть какая-нибудь замена?

— То, что он прислал мне, поможет нам избежать войны, — вздохнула Селенэй. — Даже среди правителей шантаж иногда творит чудеса, и я с легким сердцем буду шантажировать Релнетара, если это заставит его держаться в пределах своих границ и удержит от нападения на Вальдемар. Видит Владычица, я испробовала все другие способы добиться этого…

— Значит, у вас совершенно не было выбора: вы действовали на благо всего вашего народа. Это — то решение, которое можете принять вы, и только вы. Ваше величество, на занятиях по ориентации мне простыми и ясными словами сказали, что для любого Герольда существует большая вероятность погибнуть прежде, чем ему придется задуматься об уходе в отставку по старости. Это говорят всем — но это не остановило никого из тех, кто собирался стать Герольдом. Это — то, что мы должны делать, точно так же, как принятие трудных решений — ваша обязанность. А за всем этим, думаю, кроется одно: мы все должны выбирать и поступать так, как считаем правильным, вы — как королева, мы — как ваши Герольды. Я знаю, что если бы Бельтрен мог сейчас, в эту минуту, стоять здесь, он сказал бы вам, что вы сделали единственно правильный выбор.

Королева, не отрываясь, смотрела на Тэлию; ее глаза блестели от слез, но Тэлия чувствовала, что сжигавшая ее внутренняя мука утихает.

— Детка, — сказала Селенэй медленно, — ты сама едва не погибла из-за моих действий — вернее, бездействия. Неужели ты можешь стоять здесь и утверждать, что была бы рада умереть?

— Нет, — честно призналась Тэлия. — Я ужасно боялась… Мне не хотелось умирать, и сейчас не хочется, но если это случится — значит, случится. Я сделала свой выбор, решив стать Герольдом, и даже если бы знала, что завтра умру, все равно бы не передумала.

— Ох, Тэлия… девочка… — Королева села, почти упала, на край памятника, и Тэлия робко дотронулась до нее, потом присела рядом и обняла одной рукой за плечи; она чувствовала себя странно и немного неловко, но тем не менее что-то словно подталкивало ее изнутри. По-видимому, она поступила правильно, потому что Селенэй внезапно обмякла и заплакала, хоть ненадолго позволив себе роскошь опереться на кого-то еще, кроме собственной внутренней силы.

— Ты же совсем ребенок — когда ты успела стать такой мудрой? — наконец сказала королева, успокаиваясь. — Ты еще и года не провела в Коллегии, и все же ты — истинный Личный Герольд Королевы. Думаю, Таламир похвалил бы тебя… — Она грациозно поднялась; лицо ее снова стало невозмутимой маской. Тэлия чувствовала, что, хотя королева по-прежнему скорбит, бремя вины перестало давить ей на плечи.

— Но ты еще нездорова, маленькая, и, я вижу, твои сиделки уже тебя разыскивают. А я должна встретиться с послом Карса и выписывать вокруг него дипломатические вензеля, пока он не убедится окончательно, что у меня есть доказательства двойной игры его господина. Спасибо тебе, Личный Герольд Королевы.

Она повернулась и быстро пошла назад во дворец, разминувшись на полпути с Тереном и Керен.

— Когда ты не вернулась вместе с остальными, мы начали беспокоиться, — принялся почти отчитывать Тэлию Терен. — Целитель Деван хочет снова уложить тебя в постель.

— Ты выглядишь так, словно тебя пропустили через мясорубку, милочка, — заметила Керен. — Что случилось?

— Королева… Она была такая несчастная, такая виноватая. Я это почувствовала и просто обязана была что-то сделать…

— Поэтому ты пошла поговорить с ней, — Керен удовлетворенно кивнула своему брату-близнецу. — Казалось, все нужные слова сами льются с языка, верно?

— Как вы догадались?

— Милочка, вот поэтому-то ты — Личным Герольд Королевы, а мы, остальные, — обычные Герольды. Дедушка часто жаловался, что никогда не знает заранее, что скажет королю, но то, что он говорил, всегда оказывалось как раз тем, что нужно. Доверяй своему чутью.

— Дедушка? — в полном недоумении переспросила Тэлия.

— Таламир был нашим дедом, — пояснил Терен. — Думаю, втайне он надеялся, что один из нас станет его преемником.

— Ну, я лично на это не надеялась, — твердо заявила Керен. — После того, как я насмотрелась на то, в каком аду он жил, я бы ни за какие коврижки не захотела этой должности. Я тебе не завидую, Тэлия, нисколько не завидую.

— Согласен, — кивнул Терен. — Тэлия, у тебя такой вид, словно ты еле стоишь на ногах. Теперь-то, когда, ты выполнила свой долг, с тобой все будет в порядке?

— Думаю… думаю, да, — ответила она медленно: теперь, когда невероятный груз скорби остальных Герольдов понемногу рассеивался, ей действительно стало получше.

— Тогда давай-ка отведем тебя обратно в комнату, а я потолкую с Элкартом. Уж что-что, а как закрываться так, чтобы не взваливать на себя больше чужих переживаний, чем тебе по силам, мы тебе показать должны. Если твой Дар не исчез до сих пор, то он и не исчезнет, — сказала Керен, и ее брат согласно кивнул.

Керен сидела с Тэлией, пока не появился Элкарт, потом оставила их одних. Тэлия осторожно уселась на краешек стула, сосредоточиваясь на том, что скажет ей Элкарт, боясь упустить что-то особенно важное. Она начинала думать, что ей больше не выдержать присутствия чужих чувств и мыслей внутри себя. Если есть способ прекратить это, она от всей души хочет ему научиться!

Но это «прикрытие», или «щит», оказался очень простой штукой — что очень порадовало Тэлию.

— Думай о стене, — сказал ей Элкарт. — Стене, которая окружает тебя со всех сторон и стоит между тобой и всеми остальными. Увидь ее и почувствуй — и поверь, что ничто и никто не сможет добраться до тебя сквозь нее.

Тэлия сосредоточилась изо всех сил, и впервые за много дней к ней пришло блаженное чувство освобождения от натиска окружающих переживаний. По мере того, как слабел их напор, ее уверенность в «щите» все возрастала — а в ответ все крепче становился щит. Наконец Элкарт убедился, что ничто не может проникнуть сквозь построенную ею стену, и предоставил Тэлию самой себе.

— Однако никогда не бойся опустить щит, — предупредил ее декан, — Особенно, если подозреваешь какую-то опасность: твой Дар способен предупредить тебя раньше, чем все остальные чувства.

Тэлия задумчиво кивнула: ей подумалось, что, если бы она в свое время смогла определить, насколько велика на самом деле злоба ее мучителей, это могло послужить достаточным предупреждением. Она попросила бы защиты задолго до того, как события подошли к завершению, едва не ставшему для нее роковым.

Несколько дней спустя Целитель объявил, что она здорова, и Тэлия вернулась к своим обычным занятиям. Внешне ее жизнь пошла почти так же, как прежде, однако в ней произошли некоторые глубинные изменения.

Первая перемена касалась ее связи с Роланом: теперь она стала намного сильнее и не шла ни в какое сравнение с тем, что было до падения в реку.

Тэлия обнаружила это вскоре после того, как научилась защищаться от переживаний других.

Она сидела в тихом уголке Библиотеки; она только что дочитала книгу и закрыла ее с чувством удовлетворения, поскольку повесть закончилась на радостной ноте. До следующего занятия оставалось слишком мало времени, чтобы браться за новую книгу, поэтому Тэлия решила просто посидеть с закрытыми глазами, позволив мыслям блуждать где им вздумается. Конечно же, они вскоре начали блуждать вокруг Ролана.

Внезапно Тэлия увидела угол Спутникова Поля, но картина выглядела странно искаженной и плоской. Взгляд прямо вперед не получался — там, похоже, располагалось слепое пятно, а боковое зрение сдвоилось; кроме того она, казалось, стала выше ростом. Появилось легкое чувство дезориентации, которое Тэлия привыкла связывать с моментами, когда она проникала в воспоминания других и видела происходящее их глазами…

Потом пришло удивление, а следом — всплеск любви и привета. Именно тогда Тэлия и поняла, что вошла в мысли Ролана.

С этого момента ей достаточно было только подумать о нем, чтобы точно узнать, где он и что делает, а если она закрывала глаза, то могла даже видеть то, что видит Спутник. Мысли и образы — но не слова — постоянно текли от одного к другому и обратно. Теперь их связывало чувство столь глубокое, что превосходило все, что, насколько Тэлия знала, когда-либо вкладывалось в слово «любовь», и она понимала, почему Герольды и их Спутники так редко переживают друг друга, когда смерть разрывает связывавшие их узы.

Вскоре после этого в ее отношениях с королевой тоже произошел крутой перелом.

Селенэй покинула заседание Совета и удалилась, как в убежище, в еще голый сад — туда, где, учитывая, что зима еще не до конца миновала, ее вряд ли могли побеспокоить. Тэлия обнаружила, что ее с непреодолимой силой тянет в тот же сад; увидев королеву, меряющую шагами дорожки, она поняла, почему.

— Ваше величество! — окликнула она негромко.

Селенэй заслонила глаза от слабого полуденного солнца и улыбнулась, узнав своего Личного Герольда.

— Еще одна любительница запустения? А я-то думала, что я — единственная, кому нравится гулять в мертвых садах.

— Но в них скрыта возможность расцвета. Нужно только разглядеть то, что будет тут весной, — заметила Тэлия, приноравливаясь к шагам королевы. — Сад не столько мертв и заброшен, сколько дремлет. Дело только в том, чтобы увидеть возможности.

— Увидеть возможности… отдаленные, а не сиюминутные, — Селенэй погрузилась в глубокую задумчивость, потом ее лицо начало светлеть прямо на глазах. — Да! Это именно то, что нужно! Маленькая, ты снова помогла мне — и я должна вернуться на Совет. Спасибо тебе…

Она торопливо пошла прочь, оставив Тэлию гадать, что же она такого сделала.

Но время шло, и такого рода происшествия становились все более обычным делом. И, когда зима сменилась весной, чаще уже не Тэлия искала королеву, а наоборот. Время от времени Селенэй отправлялась на розыски своего Личного Герольда; они обычно прогуливались вместе, — иногда часами, иногда всего несколько секунд. Тэлия находила слова, которые, как она знала, нужно было услышать королеве, и Селенэй уходила, успокоенная и полная сил. Тэлия подчас испытывала замешательство: казалось, что в ней живут два человека. Один — обычная Тэлия, не более мудрая, чем любой из ее ровесников-подростков, а другой — какое-то невероятно знающее и древнее существо, которое проявлялось только в присутствии королевы.

Приняв на себя таким образом обязанности Личного Герольда Королевы, Тэлия вспомнила и о других. Очевидной причиной того, что Ролан Избрал ее, явилось то, что она, возможно, тот самый человек, который сможет перевоспитать Отродье, — и все же за все время, проведенное в Коллегии, она видела Элспет лишь однажды, и то в день своего приезда. Правда, до сих пор Тэлия была слишком занята, стараясь освоиться в Коллегии, и у нее не оставалось ни времени, ни душевных сил на то, чтобы заниматься избалованным ребенком. Однако теперь положение изменилось. В отношении Предполагаемой Наследницы определенно настала пора что-то предпринимать. ***

— Боги! Что за кислая физиономия! — воскликнул Скиф, плюхнувшись на стул рядом с Тэлией и заработав несколько косых взглядов от сидящих поблизости учеников-Герольдов, в Библиотеке галдеть не полагалось. — В чем дело? Или это секрет? — продолжал он уже вполголоса.

— Дело в Отродье. Мне положено что-то делать с принцессой, а я даже близко к ней подойти не могу! — мрачно, с отвращением к самой себе ответила Тэлия.

— Ах, вот как? А что тебя не пускает?

— Ее няня… я думаю. Иностранка, Хулда — старой я не видела. Но я не могу ничего доказать. Она с виду такая приветливая, добросовестная — просто излучает уважение и желание помочь, но стоит мне попробовать подойти к ребенку, как Хулда тут как тут, и сразу выясняется, что Элспет абсолютно необходимо что-то делать именно в этот самый момент. И все выглядит очень убедительно, не придерешься. Вот только повторяется это уж слишком часто.

— «Один раз — случайность, два — совпадение, — процитировал Скиф поговорку, — но три — уже умысел.» Как, до стадии умысла дело уже дошло?

— Давно дошло. Но я не вижу, как это доказать, и не понимаю, что к чему…

Скиф вскочил на ноги и щелкнул ее пальцем по носу.

— Доказательства предоставь добывать старому доброму Гадюке Скифу. А что касается выяснения того, что тут к чему, то, думаю, Герольд Джедус может оказаться самым лучшим источником сведений. Он безвылазно торчит здесь, в Коллегии, с конца Тедрельских войн; слуги рассказывают ему все, а у него в придачу еще Дар чтения мыслей. Если кто и сможет отыскать безвозвратно утерянные части головоломки, так это он. Так что спроси его — ты же видишься с ним каждый вечер.

— Я и не подумала о Джедусе, — откликнулась Тэлия, начиная улыбаться. — Но, Скиф, это не может впутать тебя в неприятности?

— Только если меня поймают — а на этот случай у меня будет приготовлена хорошая байка. А ты лучше не забудь, если что, мне подыграть!

— Но…

— Вот еще, «но»! Жизнь в Коллегии чересчур уж спокойная. Нечему взволновать мою кровь. Кроме того, я, знаешь ли, не собираюсь ничего делать задаром. С вас причитается, милая барышня.

— Скиф, — опрометчиво сказала Тэлия, — Если ты сможешь помочь мне доказать то, что я подозреваю, проси чего хочешь!

— Спасибо, — осклабился он, поднимая кустистые брови с видом, который сам он считал похотливым и который на самом деле был скорее нелепым. — Именно так я и сделаю!

Тэлии удалось пощадить его чувства, сдержав хохот, пока он самодовольно скакал прочь.

— Няня Элспет? — Джедус был настолько поражен вопросом Тэлии, что даже поставил на пол Сударыню. — Тэлия, с какой стати, во имя Девяти, старой Мелиди не хотеть подпускать тебя к Элспет?

— Это не Мелиди, а другая, — ответила Тэлия, — Хулда. На самом деле, похоже, Мелиди вообще мало что делает; она только вяжет да клюет носом. Похоже, в детской всем заправляет Хулда.

— Это представляет дело в совершенно ином свете, — задумчиво пробормотал Джедус. — Детка, что ты знаешь о нынешней ситуации — вернее сказать, ее предыстории?

— Ничего… ну, почти что ничего. Селенэй сказала мне, что ее брак с отцом Элспет оказался неудачным, и что она думает, что дурной нрав Элспет во многом результат того, что она пренебрегала материнскими обязанностями. И, поскольку никто о нем не упоминает, я предположила, что ее муж либо умер, либо исчез… или его изгнали. Вот, пожалуй, и все.

— Хм. В таком случае, мне лучше рассказать тебе все, начиная с Тедрельской войны. Именно тогда и убили отца Селенэй.

— Это случилось самое меньшее лет пятнадцать назад, разве нет?

— Около того. Так вот: Каре хотел одолеть нас, не объявляя нам войны. Они сговорились с целой народностью — Наемниками Тедрела — чтобы те сделали за них эту грязную работу. Короля убили как раз тогда, когда мы выиграли последнюю битву — и окажись я чуть проворнее, он был бы жив и сейчас… — Джедус вздохнул, и его лицо отразило вновь охватившее его на мгновение чувство вины — Что ж, я не успел. Когда разразилась война, Селенэй как раз только-только закончила стажировку; ее должным порядком короновали, она окончательно очистила королевство от остатков тедрельцев и взялась за правление. Как и следовало ожидать, все коронованные особы и вельможи, имевшие младших сыновей, от которых им хотелось избавиться, прислали их к нашему двору. Одним из таких сыновей-визитеров и был принц Карата — Нелан.

— Судя по имени, он мог быть родом только из Ретвеллана.

Джедус улыбнулся.

— Они обожают зубодробительные имена и названия, не правда ли? Он и впрямь был оттуда. Кроме того, он был почти не правдоподобно красив, образован, умен — Селенэй моментально влюбилась в него без памяти, и никто не мог сказать ничего, что заставило бы ее изменить свое мнение о принце. Они поженились меньше чем через месяц после его приезда. Вскоре после этого начались неприятности.

— А отчего могли начаться неприятности?

— Потому что принц хотел того, что Селенэй никогда, согласно закону, не смогла бы ему дать: трона. Будь он Избран, он стал бы не просто консортом, а равным ей соправителем, но ни один Спутник даже смотреть в его сторону не желал. Как я припоминаю, Карио, Спутник Селенэй, даже как-то лягнул его. Принц привез с собой целую ораву безземельных, но титулованных друзей, а у нас, видит Владыка, достаточно невостребованных земель, так что Селенэй пожаловала им поместья. И он не понимал, почему она не может так же легко дать ему положение, по меньшей мере равное ее собственному.

— Но почему он не понимал? Я хочу сказать, каждому известно, что закон есть закон.

— Если не считать того, что за пределами нашего королевства слово монарха часто и есть закон. Принц не хотел или не мог смириться с тем, что здесь это не так. Когда он не смог получить желаемое добром, он начал думать, как взять это силой, ошибочно полагая, что имеет на это право.

Тэлия недоверчиво покачала головой.

— Так или иначе, он со своими дружками, а также и с некоторыми из наших собственных людей начали измысливать способ отстранить Селенэй и посадить принца на ее место. А чтобы усыпить все подозрения, он помирился с Селенэй и выписал из дома няню, чтобы та помогала Мелиди присматривать за Элспет. Не думаю, чтобы в его намерения входило убить Селенэй — я действительно считаю, что он намеревался только держать ее под стражей, пока она не согласится отречься в его пользу или же в пользу Элспет, назначив его регентом. Но я знаю наверняка, что его приятели были куда более жестоки. Они замышляли убийство, и намеревались совершить его, когда Селенэй одна, без сопровождающих, поедет на прогулку на Карио. И их план мог удаться — если бы не Дар Альбериха.

— У Альбериха есть Дар? Я и не догадывалась…

Джедус кивнул.

— Альберих не похож на остальных Герольдов, верно?

— Да, — призналась Тэлия. — Он не носит Белое. Я почти никогда не вижу его Кантора, с Альберихом или без него. И еще этот акцент, и то, как он себя ведет: он такой странный… и вообще, откуда он? Мне никто никогда не говорил.

— Из Карса, — к ее удивлению, ответил Джедус. — Вот почему от Герольда ты никогда не услышишь старинную поговорку, что «из Карса доброго не жди — только непогоду да разбойников». Альберих был капитаном их армии — самым молодым капитаном за всю историю; по крайней мере, так я слышал. К несчастью для него — но не для нас — его Дар очень могуч, хотя действует не всегда. Он и явился причиной того, что Альберих слишком часто выходил сухим из воды и казался гораздо более осведомленным, чем ему полагалось, особенно по части будущих событий. Из-за этого его собственные люди — его рота — ополчились на него, объявив колдуном.

Его загнали в амбар и подожгли, и тут ему на выручку сквозь огонь прискакал Кантор. Ну, это другая история, и ты должна как-нибудь попросить Альбериха рассказать ее тебе; главное же в ней то, что Дар Альбериха — Ясновидение. Не объясняя причин, он настоял на том, чтобы сопровождать Селенэй на прогулке вместе с дюжиной своих лучших учеников. Все нападавшие были убиты; среди них оказался и принц. По официальной версии он с друзьями погиб в результате несчастного случая на охоте.

— Полагаю, это отчасти верно. Они ведь действительно охотились на Селенэй.

Джедус сделал гримасу.

— У тебя мрачное чувство юмора, дитя.

— Но разве его собственный народ ничего не сказал, услышав такую не правдоподобную историю?

— Может, и сказал бы, если бы обстоятельства не переменились. Дело в том, что их король тем временем умер, и на престол взошел брат принца, а они не питали ни малейшей любви друг к другу. Новый король знал, что из себя представляет его властолюбивый родственничек, и был только рад, что скандал удалось так тихо замять. Ну, после этого Селенэй была очень занята розыском тех заговорщиков, кто не участвовал в самой засаде — и, по правде сказать, я до сих пор думаю, что нашли не всех. Теперь я скажу тебе то, что заподозрил некоторое время назад: Таламира действительно убили потому, что он собирался предложить Совету отправить Элспет на воспитание к кому-то из его дальних родственников. Родственники эти — мелкие дворяне, живущие очень обособленно. Они не стали бы терпеть всякие глупости со стороны ребенка, а их обособленность — порука тому, что у Элспет не было бы никакой возможности сбежать. Но они — народ упрямый, и уговорить их взять Отродье мог лишь один Таламир, так что, когда он умер, от плана отказались. Но все это случилось позже — после того, как Селенэй была очень занята и уделяла Элспет слишком мало времени. Еще два года назад никто из нас и не подозревал, что надвигаются неприятности; просто в один прекрасный день мы смотрим — а ласковый, послушный ребенок превратился в Отродье.

— А какое отношение все это имеет к Хулде?

— Вот этого я тебе сказать не могу; я пребывал в убеждении, что главная в детской — Мелиди, но, судя по тому, что ты говоришь, похоже, что это не так. Это в высшей степени тревожно, поскольку я поспорил бы на любые деньги, что прежде Мелиди не уступала никому, вплоть до Альбериха включительно! Я не могу себе представить, чтобы она отдала все на откуп иностранке.

— Значит, что-то в корне изменилось, — задумчиво сказала Тэлия. — И похоже, что это мне придется выяснять, что именно.

— Боюсь, что так, детка, — вздохнул Джедус при виде решимости в ее глазах. — Боюсь, что так.

Еще одна перемена в жизни Тэлии касалась ее отношений с другими студентами. До сих пор они считали, что сдержанность Тэлии объясняется ее стремлением к одиночеству, и уважали ее желание. Теперь же, узнав, что все объясняется просто робостью, они изо всех сил старались вовлечь Тэлию в свои сплетни и розыгрыши.

Во время работы в швейной мастерской Тэлии не приходилось больше прятаться за ворохом драной одежды. Перелом произошел как-то днем, когда в комнате работали одни девушки.

В этот момент мишенью для шуток служила Нерисса и ее последняя любовная победа. Она сносила их довольно добродушно, но в конце концов устала от подтрунивания подруг. Нерисса оглянулась в поисках подходящей жертвы, на которую можно было бы переключить общее внимание, и взгляд ее упал на Тэлию.

— Ах, как смешно! И вообще это уже старая новость, — ответила она на очередную остроту. — Кроме того, среди нас есть кое-кто, кому удалось подцепить парня, поймать которого намного труднее, чем Баэрна.

— Кто? — хором грянули остальные при этом разоблачении.

— Как? — глаза Нериссы искрились озорством. — Вы хотите сказать, что никто из вас ничего не заметил? Светлые Гавани, вы, должно быть, тупее, чем я думала. Я полагала, что хоть кто-то еще заметил, что в последнее время наш Скиф питает к Тэлии отнюдь не братские чувства!

— О, правда? — Шери обернулась и поглядела на Тэлию, которая залилась жарким румянцем. — А я-то думала, ты мне друг, Тэлия! Уж мне-то могла бы сказать!

Тэлия покраснела еще больше и, запинаясь, пробормотала что-то протестующее.

— Ух ты… — поддразнивала ее Шери. — Как страстно! По мне так даже слишком страстно.

Нескоро Тэлии удалось перестать краснеть и начать платить за насмешки той же монетой. Но с тех пор ее отношения в другими студентами стали гораздо более непринужденными.

Завтрак, обед и ужин тоже были временем, когда Тэлия могла забыть о поисках способов подобраться к Элспет. На кухне всегда устраивалось изрядное количество розыгрышей; Меро строго следил за тем, чтобы руки у его помощников всегда были заняты и они не могли ничего учудить, но рты на замок он им запереть не мог. Излюбленной жертвой являлся сам Меро, а тем, кто должен попытаться одурачить его, теперь обычно избиралась Тэлия.

— Вы ничего не забыли, Меро?

— Я? Я! Тэлия, ты наверняка ошибаешься.

— Не знаю, Меро, — встревал кто-нибудь из остальных. — По-моему, недостает солонки…

— Клянусь Книгой! Так и есть! Куда я мог подевать эту проклятую штуковину? — Повар в притворном ужасе бросался на поиски, уголком глаза наблюдая, как ребята, широко ухмыляясь, передают солонку из, рук в руки. Наконец она снова достигала Тэлии, и та, улучив момент, когда Меро отвернется, ставила ее на середину стола.

— Ха! — кричал повар, набрасываясь на солонку, словно коршун. — Ну, я же знаю, что здесь я уже смотрел… — Он подозрительно уставлялся на Тэлию, которая с невинным видом пожимала плечами.

— Домовые, — бормотал себе под нос Меро под сдавленное хихиканье подручных. — Должно быть, в моей кухне поселились домовые. Куда катится это заведение?

Пять минут спустя он брал реванш.

— Ты уверена, дорогая Тэлия, что достаточно искусна в кухонных делах и стряпне? — спросил он, например, после того, как подъемник с драгоценной солонкой ушел наверх.

— Я… думаю, что да.

— А можешь ли ты утверждать, что знаешь, как приготовить почти любое обычное у тебя дома, у крепковеров, блюдо? — настаивал Меро.

— Безусловно, — ответила Тэлия, не задумываясь.

— Вот хорошо! Тогда ты, конечно, можешь показать мне, что делать вот с этим, — Он бросил перед ней огромный, искривленный, узловатый корень.

Тэлия, которая никогда прежде ничего подобного не видела, закашлялась и попыталась потянуть время; усмешка Меро становилась все шире, а все остальные дежурные по кухне откровенно хихикали.

Наконец (поскольку стало ясно, что повар не собирается их кормить, пока Тэлия не сознается в своем невежестве или не скажет ему, как это готовить) она признала себя побежденной.

Меро с ухмылкой убрал злополучный корень, поставив взамен поднос с их обедом.

— Так что же это вообще? — спросил Гриффон.

— Нарост шиповника, — расхохотался Меро. — Сомневаюсь, чтобы Тэлия смогла состряпать из него что-нибудь, что пришлось бы по вкусу человеку… но, может, ей удалось бы приготовить изысканное блюдо для термита!

Сами по себе трапезы становились главными событиями дня. У Тэлии теперь было постоянное место за вторым столом, между Шерил и Джери, напротив Скифа, Гриффона и Керен. К нескончаемому веселью девочек и их учительницы, оба, и Гриффон, и Скиф, всячески старались ухаживать за Тэлией: Гриффон — изображая из себя старшего брата, Скиф же — явно испытывая чувства совсем иного рода, хотя он и пытался подражать Гриффону. Гриффона его потуги нисколько не обманывали.

— Смотри, ты, — вполголоса рычал он, — Обращайся с моей Тэлией по-хорошему, не то я сброшу тебя в реку в твоем лучшем наряде!

Шерил и остальные слышали эту «нежную» угрозу, и их лица кривились от сдерживаемого смеха.

Скиф расквитался с Гриффоном, обчистив его карманы так ловко, что более рослый мальчишка ничего не заметил.

— Еще зелени, братец? — поинтересовался он невинно, пододвигая к Гриффону тарелку с его имуществом.

Тэлию пришлось спасать — она чуть не задохнулась насмерть, пытаясь не расхохотаться при виде ошалелого выражения на лице Гриффона.

В тот же вечер в умывальной, где девушки принимали ванну перед сном, Тэлия стала жертвой самого немилосердного поддразнивания.

— Ах, Тэлия… — Джери забрала волосы на макушку и глупо улыбалась, изображая Скифа. — Не хочешь ли… грибка? Возьми два! Возьми сотню!

— Ах, спасибо, спасибо, нет, дорогой, дорогой мой Скиф! — Шерил застенчиво захлопала на «Скифа» ресницами, — Я бы скорее предпочла… огурчик.

— Уж ясное дело предпочла бы, правда? — отвечал «Скиф», плотоядно глядя на нее.

К этому времени настоящая Тэлия разрывалась между смехом и смущением.

— Не знаю, откуда у вас такие грязные мыслишки, — заявила она, набрасываясь на насмешниц с куском мыла и мочалкой, — Но их явно пора как следует отмыть!

На этом представление прервалось, превратившись в состязание по маканию и плесканию, в результате которого промокли все имевшиеся в умывальной полотенца, что, в свою очередь, навлекло на всех трех гнев Домоправительницы.

— Тсс! — зашипел кто-то на Тэлию из-за кустов, растущих у входа в сад. Она подпрыгнула, слишком живо припомнив мучения предыдущих месяцев, но сразу успокоилась, узнав голос Скифа.

— Какого лешего ты здесь делаешь? — спросила она, опустившись на четвереньки и разглядев приятеля, прячущегося в подобии туннеля между двумя рядами живой изгороди.

— Что обещал, то и делаю — шпионю за Отродьем. Я хочу тебе кое-что показать. Лезь сюда и ползи за мной!

Тэлия поглядела на него с некоторым сомнением, потом поняла, что он совершенно серьезен, и послушалась. Некоторое время они ползли по колючему туннелю; наконец Скиф остановился — так внезапно, что Тэлия чуть на него не налетела. Сделав ей знак молчать, мальчишка осторожно развел ветки с одной стороны прохода — ровно настолько, чтобы они оба могли выглянуть наружу.

Элспет и две ее няни, Хулда и Мелиди, находились не больше чем в нескольких шагах от них. Скиф и Тэлия могли без труда слышать их разговор.

— О нет, дорогая, — мягко говорила Хулда, — Об этом совершенно не может быть речи. Ты занимаешь слишком высокое положение, чтобы водиться с детьми лорда Делфора. В конце концов, ты же наследница престола.

Тэлия сердито закусила губу, увидев, что Элспет понуро опустила голову. Старая Мелиди, по-видимому, ненадолго очнулась от своей полудремы. Морщинистое лицо слегка нахмурилось; казалось, Мелиди изо всех сил пытается что-то припомнить.

— Хулда, это… — начала она медленно. — Это просто, кажется, как-то не правильно…

— Что кажется не правильным, дорогая? — спросила Хулда с наигранной ласковостью.

— Элспет не может… нельзя…

— ., ожидать, что ей известны такие вещи. Я знаю. Ну, не беспокойтесь ни о чем. Просто выпейте свое лекарство, как милая душечка, а я обо всем позабочусь. — Хулда налила в маленькую рюмку какой-то красной, липкой на вид жидкости и чуть ли не силой всунула в руку Мелиди. Старушка отказалась от попыток собраться с мыслями и послушно выпила. Вскоре она снова заснула.

Скиф знаком показал, что пора уходить, и они по-прежнему на четвереньках, пятясь, поползли обратно по туннелю.

— Вот это я и хотел, чтобы ты увидела, — сказал он, когда они вылезли из живой изгороди на приличном расстоянии от этой части сада. — Стой спокойно, у тебя ветки в волосах. — Он начал осторожно вытаскивать их.

— И у тебя. И листья. Должно быть, она опаивает Мелиди и держит ее в таком состоянии постоянно. Ведьма! Но прежде всего, как могла старушка дойти до того, чтобы позволить себя опаивать?

— Тут ты меня подловила: лично я ума не приложу. Спроси Джедуса, может, он знает. Хочешь, чтобы я продолжал наблюдение?

— Если ты не против. Мне нужно знать, делает она это по собственному почину или же по чьему-нибудь указанию. И мне нужно знать, что еще она говорит ребенку.

— О, я не против: это забавно! Вроде как в старое доброе время, только теперь мне не грозит потерять руку или постоянно голодать, — усмехнулся Скиф.

— Ох, Скиф… — Тэлия запнулась, не зная, что еще сказать. Потом, расхрабрившись, наклонилась, повинуясь внезапному порыву, легонько поцеловала его в щеку, покраснела и стремглав кинулась прочь.

Скиф изумленно уставился ей вслед, потом поднял руку и потрогал то место, которое она поцеловала.

Джедус ничего не знал о здоровье Мелиди, но направил Тэлию к одной из Целительниц, которая могла что-то знать.

— Мелиди действительно болела около двух лет назад, — задумчиво отозвалась та. — Тебе известно, что такое «мозговой шторм»?

— Это не когда старый человек внезапно не может двигаться и говорить… может быть, даже надолго теряет сознание… а потом медленно поправляется?

Целительница кивнула.

— Именно это и случилось с Мелиди. Казалось, по крайней мере мне, что она полностью выздоровела. Но я могла ошибаться. Видит Владычица, мы не непогрешимы.

— Возможно, вы не ошибались или, может быть, болезнь сказалась на ней таким образом, который вы заметить не могли, — ответила Тэлия очень взрослым тоном, неожиданным при ее детской внешности, и глаза Целительницы расширились от удивления. — После того, как Келдар перевезла свою мать в нашу Усадьбу, у той случился мозговой шторм. Она выглядела совершенно здоровой — если не считать того, что нужно было очень внимательно следить, что ей говоришь, потому что она верила всему, что бы ей ни сказали, какой бы нелепицей это ни было. Возможно, как раз это и случилось с Мелиди.

«А если так, — подумала Тэлия мрачно, — она стала для Хулдм легкой добычей.»

— Что же до лекарства, которое у тебя на глазах давала ей Хулда, то я никогда не прописывала Мелили ничего похожего, но это может быть каким-то народным средством, или же ей это велел принимать кто-нибудь из других Целителей. Если хочешь, я могу проверить…

Тэлия запоздало поняла, что это, возможно, не самая удачная мысль. Она не хотела, чтобы Хулда была предупреждена, если воспитательница в самом деле в чем-то замешана, и не хотела ее смутить, если она невиновна.

— Нет, спасибо, все в порядке. Вероятно, это народное средство. В самом деле, сейчас я припоминаю, что оно очень похоже на тот сироп, который Келдар давала своей матери от боли в суставах.

Целительница улыбнулась с явным облегчением.

— У Мелиди действительно артрит, а мы, к сожалению, мало что можем для нее сделать, разве что постараться облегчить боль. Лекарство вполне может оказаться одним из наших. Раз так, я рада, что другая няня, по-видимому, заботится о Мелиди. Могу я еще чем-нибудь тебе помочь?

— Нет… благодарю вас, — ответила Тэлия. — Вы ответили на все вопросы, которые меня волновали.

«Но, — подумала она, медленно идя обратно в свою комнату, — после ваших ответов вопросов стало еще больше.»