Белая драконица, обжигая крылья холодом, пыталась взлететь с земель гномов-мастеров. Что-то отбрасывало Тиру назад. Там, внизу, велся не шуточный бой, и магия кидала ее, как слабую птицу на ветру. В который раз, обратившись человеком, она рухнула на снег, царапнув боком по льду.

— Я не маг…не маг…не маг! — драконица ударила кулаком по обледенелому камню.

Она ничего не мыслила во всех этих замысловатых сетях магии. Она умела бить напрямую, а тут… Подойдя к краю, Тира глянула вниз, на кромку моря и льда, а затем на землю, до которой ей было необходимо долететь. Гномы ушли своим путем, по тоннелю, в который она не могла даже протиснуться.

— Я не маг… — повторила Тира.

Далеко от нее, под серыми тучами, полыхало магией, и сырой, и искусной, а она не могла туда пробиться. Воительница рычала и билась на берегу. Вихрь там то чуть утихал, то снова отбрасывал ее от обрыва. Оружие которое сковали ей мастера, безучастно висело за спиной. Холодный жезл молчал, и даже не светился, будто был простым металлом. В очередной раз, натолкнувшись на невидимый щит, Тира остановилась в злом и беспомощном молчании. Обойти эту магию она не смогла. Потоки теснили ее с разных сторон, и казались неуправляемыми.

Ветер, о котором Тира почти забыла, трепал ее волосы, обдавая ледяным дыханием Северного Предела. Одежда драконицы частично покрылась инеем, а сверху, с серых туч, сыпался колючий лед, но ее это не волновало, как и боль от мелких порезов, что оставляли острые осколки. Тира совсем отчаялась. Та земля, внизу, оказалась недоступнее, чем все золотые запасы гномов, а ведь бой и так начался без нее.

Вдруг ее плечо что-то царапнуло, чьи-то мелкие когти вонзились в одежду и над ухом захлопали крылья. На плече сидел ворон Тандрии. Птица щелкала клювом, и назойливо щипала Тиру за волосы, пытаясь повернуть ее в другую сторону.

— Куда? Не до тебя… — она хотела было отмахнуться, но птица тут же перепорхнула на ее руку, и наклонила голову набок. — Тандрия…

Сердце нехорошо заныло, а ворон тревожно захлопал крыльями. Он явно звал ее за собой, и Тира последовала за птицей. Слетев на снег, ворон бочком запрыгал в сторону, к расщелине, что прорезала берег, и остановился на самом краю, дожидаясь воительницу. Едва она подошла, ворон сорвался вниз, и она увидела только его черный силуэт, который, чуть погодя, влетел в самый вихрь магии, сквозь маленькую щелку. Она закрылась за ним, а после, появилась вновь. Там, потоки вихря имели не такую плотность. Тира до рези в глазах наблюдала за этими потоками. Конечно, для дракона эта щель была слишком мала, но воительница могла разорвать эти потоки.

Она посмотрела вниз. Там частоколом поднимались острые, обточенные морем и покрытые льдом, скалы. Отойдя на десяток шагов назад, Тира закрыла глаза. Так пространство чувствовалось лучше. Магический вихрь кружился совсем рядом. Он почти касался ее кожи, то холодом, то пламенем, то ветром. Пропасть впереди, она тоже чувствовала, как и бурю за ней.

Всего десять шагов… Мышцы напряглись, спину будто обожгло. Драконица прыгнула вперед, не открывая глаз, в самую пустоту, и ледяной поток ветра ударил ей в лицо. Когда Тира открыла глаза, острые пики скал были уже близко. Под мощным нажимом пространство затрещало. Крылья распахнулись, и белая драконица резко взмыла вверх. Воздух сомкнулся вокруг нее. В два взмаха, Тира преодолела пропасть и ворвалась в узкую щель в вихре. Магия ударилась в нее железным щитом, едва не содрав чешую.

* * *

— Дракон! Дракон летит! — слова пронеслись боевым кличем над полем боя.

Гномы ударили с новыми силами. Многие из них уже пали мертвыми. Черные воины Аргелора знали и ближний бой, а не только пускали смертоносные стрелы. Их мечи так же несли гибель, и даже заговоренные секиры разбивались о них вдребезги. Бились насмерть и Первородные. Раальдор впервые видел смерть тех, кого он относил к миру духов. Конечно, они возродятся, но не сейчас, а может и не в этом мире. Их полупризрачные тела рассыпались искрами, а лесной хозяин каждый удар по ним чувствовал, как свой собственный. Сам раальдор бился не жалея себя, и по началу казалось, что он и другие наступают на армию черного дракона, и лишь спустя несколько атак, он осознал, что это была просто оборона. Черное войско было велико, и пробелов в своих рядах оно не допускало, смыкаясь, как единая черная волна.

Отчаяннее всех дрались гномы. От их ярости белело железо, и грубая магия растекалась по полю, настолько грубая, что ее вкус Раальдор ощущал на своих губах. Не для эльфийской крови она предназначалась, и он едва мог выдержать ее натиск.

Услышав крик о драконе, Раальдор поднял голову, и увидел в небе силуэт сначала черного ворона, а после и белой драконицы. В этот момент какая-то сила отбросила его на десяток шагов назад. Удар пришелся в грудь, будто кузнечным молотом, король захрипел от боли. В глазах все потемнело, и он впился пальцами в обледенелую землю. Этот удар отнял у него те жалкие остатки сил, что еще держали его, и он хватался за ее последние крохи, чтобы сделать хриплый вздох. В небе, где-то в самом центре битвы, вдруг полыхнуло дымным огнем. Что-то засвистело, а после рядом с Раальдором вонзился в камни топор Барвора Седобора. Следом упал и его хозяин, израненный стрелами, но в его глазах еще пылала жажда битвы. Раальдор не мог пошевелиться, не мог даже доползти до него. Они лежали и смотрели друг на друга, и видели, как жизнь утекает из них прочь. Еще удар. Страшно и свирепо взвыл лесной хозяин. Меняя облики, он рвался к черному дракону, не обращая внимания ни на свои раны, ни на свою кровь. Магия уже не хранила его. Стрелы прошивали его одна за другой, и даже Тандрия, став Первородной, не смогла защитить его. Стрелы пронзили и ее, а колдовство черного дракона отняло у нее силы. Раненая, она свалилась на землю, и ощутила непомерную тяжесть. Ее будто сковали оковами, а лесной хозяин еще рвался сквозь эту стену. На горле Тандрии сжалась невидимая хватка колдовства, и в немом хрипе она бросила угасающий взгляд в небо, где кружился смертельный вихрь непомерной силы и власти черного дракона. Она видела его мглу и ярость, которые рвали небо, и в этом вихре мелькнул чей-то силуэт, такой знакомый, но очень далекий. Он боролся с вихрем, и вырвался из него. На горло Тандрии камнем упал ее верный спутник, лесной ворон. Птица защелкала клювом, срывая невидимые путы, и ворону это удалось, а следом за ним, в вихре пронеслась уже другая фигура.

Черная армия по неслышному приказу сомкнула ряды еще теснее, и лесной хозяин с разбега напоролся на обнаженные мечи. Послышался хруст. Не обращая внимания на раны, он сменил звериный облик и махнул рукой, сметая черных воинов со своего пути.

— Нет… — прохрипел он.

Из его горла вырвался рык, и он прыгнул, прорывая стену магии черного дракона. Она трещала под его натиском, и наконец, рухнула. На миг лесной хозяин увидел своего врага, страшного и огромного. Всего один бросок отделял его от него, и последние остатки магии уже потекли по жилам, как вдруг с неба сорвалось что-то белое и необъятное, которое заполнило собой все пространство. Если сила Аргелора била как плеть, то эта новая магия ударила, как водяной вал. Сила отбросила лесного хозяина, как легкую щепку, отшвырнув его к Раальдору и прочертив его телом на земле глубокую борозду. Краем глаза, сам Раальдор увидел, как стали плавиться топор и доспехи Барвора. С криком, тот стал срывать их с себя окровавленными руками, пока не остался в рубахе и штанах. По его белому лицу было видно, что на это он потратил остаток сил. Металл, брошенный им на землю, медленно вплавлялся в нее, и жар от него коснулся ран Раальдора.

— Встать! Тебе надо встать! — чье-то окровавленное лицо склонилось над ним.

Сквозь боль, Раальдор едва узнал Иллигеаса, и арта рядом с ним, который уже поднял раненого Барвора. Ледяная рука мага с силой оторвала короля от земли.

— Погоди… — не слыша своих слов, Раальдор попытался указать на тело лесного хозяина.

Сейчас могучий дух, оберег и жизнь лесов, лежал в крови, исколотый мечами и стрелами. Что-то хрипя, Раальдор выскользнул из рук мага.

— Идем! — Иллигеас поднял его вновь. — Ему помогут…

Хардарра, держа одной рукой Барвора, второй дотянулся до лесного хозяина.

— Жив… — арт вскрикнул от боли, когда когтистые пальцы впились ему в запястье, но он не бросил его.

— Уходить надо… — хозяин повис на его плече тяжелым грузом, словно опустил на него все бремя мира. — Тут будет жар настоящей магии… Только сил не осталось…

— Иллигеас! Мы так далеко не уйдем! — арт согнулся под тяжестью непосильного груда. — Иллигеас…от этого удара никому не уйти!

— Надо оттащить раненых как можно дальше! Неси, сколько сможешь, — Иллигеас и сам подгибался под телом Раальдора, который едва волочил ноги.

Маг тоже был слаб и шагал сквозь боль. Жар драконьей магии уже пригревал спину. Он не походил на огонь, и не походил на солнце. Этот жар слепил и пепелил все и светлое и темное, и не для этого мира он предназначался. Вспомнив слова своих братьев Наблюдателей, Иллигеас как мог, ускорял шаг, пока белый отсвет не накрыл их с головой.

— Иллигеас!

— Знаю! — опустив Раальдора, он стал лицом к волне, которая походила на громадный рассвет, на белую стену. — Хардарра, ты еще можешь исцелять?

— Самую малость! Раны хозяина лесов слишком страшные, да и магия моя слаба для него! — Хардарра глянул на мага, а после и на самого раненого хозяина.

— Лечи! Лечи, как можешь! Сейчас пришло то самое время, когда мир ляжет на наши плечи! Иначе его разорвет на части! — Иллигеас коснулся лба Раальдора, только ему нечем было с ним поделиться.

Эльфийский король невнятно застонал, а Хардарра торопливо опустился на колени.

— Чем его лечить?! — немой вопрос завис в воздухе, и вдруг лесной хозяин открыл глаза и глянул на арта.

— Он есть и в Высшем Мире! Обратись к нему, ты из народа целителей! — бросил ему Иллигеас.

— Да…но… — рука Хардарры легла на раненую грудь лесного хозяина.

Мысли арта понеслись сквозь боль и слои магии туда, где были все истоки, где жила истина. Коснувшись ее, арт зачерпнул сколько смог, той жизни, что наполняла тот мир, и плеснул его в лесного хозяина. Неяркое свечение, и шумный вздох, стали свидетельством того, что ему удалось исцелить рану. Лесной дух задышал глубоко и мощно, и отвел руку Хардарры, положив ее на раненого Барвора. Глава подгорных мастеров захрипел и закашлялся. В его глазах прочитался страх, но лечение подействовало. Раны срастались, и жизнь возвращалась в холодное тело гнома.

— Знатный колдун… — прохрипел он.

Только опомниться ему не дали. Иллигеас тут же подхватил его под руки и помог подняться.

— Мастер Барвор Седобор! — отдавая ему почтение, он быстро поклонился. — Помнишь ли ты слова земли?

— Не на разбитую голову такой вопрос…

— Вспомни! Прошу, как маг! — Иллигеас глянул ему в глаза, и Барвор нахмурился, оглядывая остальных.

На его лице читалось недоумение, а Иллигеас уже требовал от него действий.

— Дай мне в себя прийти… — тяжело дыша, он провел рукой по пустому поясу, и только тут вспомнил, что все доспехи и его оружие давно растаяли. — Оружия нет…

— Не им будем обороняться! Вспоминай слова, — маг уже бесцеремонно встряхнул его за плечи.

— Слова земли сильны! Ты ведь знаешь, о чем просишь? — Барвор Седобор взглянул на него уже по-другому, когда осознал, что сейчас будет твориться.

— Знаю! Твоя магия поможет держать мир, — сказал тот. — Остался Раальдор…

— Я уже вряд ли смогу его исцелить. Магия иссякла, — сказал арт, поймав на себе взгляд мага.

— Я могу, — сказал лесной хозяин, присев возле Раальдора и взяв его за руку. — Его сила пригодится, возможно, даже больше моей.

Не дожидаясь, пока тот придет в себя, он дернул его, подняв одним махом на ноги. Раальдор, захлебываясь воздухом, который хлынул ему в грудь, закашлялся. Чтобы устоять, он схватился за плечо лесного хозяина и утер с губ кровь.

— Чем мне тебя отблагодарить? — прошептал он так, чтобы остальные не услышали. — Ты, как я успел заметить, побывал в моем сознании. Много прочел?

— Каждый из вас для меня открыт, как книга, — лесной хозяин заговорил мысленно. — Я не беру ничью благодарность.

Раальдор долго смотрел на него, пока Иллигеас не тронул его за плечо.

— Мне нужна вся твоя магия, — сказал он. — Лесной хозяин, выжил ли кто из твоего войска?

— Нет…там, жар все испепелил, — он тяжело вздохнул. — Эта мощь не для этого мира. Сильна твоя драконица, Иллигеас, но не опытна…

— Тебе ли не знать, что я не наставник? Ее учить должны были драконы. Моя магия другая. Я Наблюдатель, — сказал он.

— Я знаю. Я видел тебя в Высшем Мире, — лесной хозяин, сощурив глаза, глянул туда, где поднималась белая заря. — Они еще не начали битву, Иллигеас!

При этих словах, Хардарра и Раальдор обернулись на мага.

— Что же будет, когда они начнут битву? — тихо спросил арт.

Иллигеас смотрел на зарево невидящим взором. Там, куда он смотрел, раскручивался вихрь немыслимой силы, такой, что даже сознанием он не смог туда проникнуть. Такой магии он не видел никогда, и вряд ли, кто из магов, бывших тут, мог себе такое, когда либо, представить.

Эта сила сносила все на своем пути, и в центре вихря она уже стерла тонкий слой магии этого мира.

— Объединим силы! Все в строй! — крикнул Иллигеас, пытаясь перекричать грохот.

— Я же не умею…я мастер металла и слова, а не этих ваших колдовских изысканий! — Барвор не слишком доверительно сделал несколько шагов, чтобы занять место рядом с магом.

— Тут не нужны магические хитрости! — Иллигеас снова дернул его за плечо. — Просто вспомни силу земли! Вспомни слова мастеров!

Барвор шумно засопел, будто что-то припоминая, затем кивнул. Хоть он и был великим мастером, но никогда не колдовал, а тут творилось то, чего он не мог разобрать. Его простая магия слова не имела с этим ничего общего.

Иллигеас уже занял боевую позицию, его пальцы засветились, а Барвор такого не умел. Хардарра тоже встал в боевую стойку, рядом с ним стоял лесной хозяин.

— Когда волна накроет, стоять всем на своих местах и не шевелиться! — командовал Иллигеас.

— Сожжет! — лесной хозяин уже почуял эту дикую силу.

— Нет, не сожжет! Я закрою, а дальше полотно мира начнет трескаться, вот тогда и перехватите заклинание! Стоять всем! — маг поднял руки.

— Ты же не выдержишь! — Раальдор хотел остановить его, но пальцы наткнулись на лед, на щит холода, такого, что стало больно.

Миг, и этот щит поглотил всех, закрыв их в прозрачный шар.

— Иллигеас! — прокричал лесной хозяин, сам не ожидавший такой магии. — Удар…

Волна белого рассвета, с гулом разрывая воздух и пространство, накрыла их, и щит Иллигеаса поплыл. Его лед плавился, стекая каплями к ногам.

— Иллигеас! — Раальдор закричал, когда увидел, как маг захлебывается собственной кровью.

Алые струйки текли из носа и по губам, а тот стоял, выжимая всю магию из себя, что даровал ему Высший Мир.

— Нас тут зажарит! Огонек то, пожарче чем в наших кузнях будет! — Барвор заметался между магами. — Огонь! Огонь!

Он знал слово огня, да только не такого. Тут был даже не огонь, а свет, белый, истинный, и гном растерялся. Упав на колени, он схватился за землю, и забормотал что-то на своем языке. Грубая речь ударилась о ледяные стены шара. Свет прорвался сквозь лед острыми белыми иглами, и лесной хозяин сделался прозрачным, точно призрак.

— Сгорим… — Раальдор дрожал всем телом, уже приготовившись умереть под магией драконов.

Жар вот-вот должен был хлынуть в ноздри, но свет как-то мягко обволок тела и схлынул, не причинив вреда, только в глазах потемнело от его ярких лучей. Барвор же не смел подняться. Он бормотал и бормотал, пока свет не исчез вовсе.

— Мастер… — едва выговорил лесной хозяин.

— Удар! — предупреждающе закричал Хардарра, видя, как пошла трещинами земля. — Иллигеас!

— Барвор! — тот в свою очередь обратился к гному, а тот и не замолкал, бормоча свои простые слова, простой, как камень магии. — Раальдор!

— Битва еще не началась! Нам не выстоять! — король в отчаянии, словно против своей воли, поднял руки, чтобы присоединиться к щиту.

Серебряные ручейки потекли по его пальцам. Откуда-то снизу примешалась грубая магия Барвора, а со стороны подоспели и Хардарра с лесным хозяином. Всех их связал Иллигеас. Его сила тонкой паутинкой заструилась между ними, объединяя их, и Раальдор ощутил, как земля уходит из-под его ног.

* * *

Пространство перед Тирой словно разорвалось в клочья, и заледенелые камни сделались хрупкими, как стекло. Поток ускорился, и драконица когтями впилась в непонятную пустоту. Лед от удара разлетелся в разные стороны смертоносным дождем. Тира едва не завалившись набок, крылом процарапала неестественно глубокую трещину, в которой замелькали белесые огоньки, и появилась пустота. Земля под драконицей проминалась, когти и лапы утопали в ней, как в болотной топи. И только Аргелор стоял твердо, и смотрел из-под шлема на белую драконицу. Его окружала сила и не малая. Доспехи охраняли его, да и огонь для него не являлся смертным страхом, как для других.

А драконица уже развернулась к нему оскаленной мордой. Из широких ноздрей со свистом вылетели клубы дыма. На Аргелора нацелился острый взор огромных зеленых глаз, чья глубина завораживала и манила. Черный дракон за это время успел позабыть их цвет, и сейчас воспоминания слабым туманом попытались вернуться к нему. Сильной рукой Аргелор уверенно отмахнулся от них.

— Как же это странно…мир держит меня, и рвется под тобой… — прорычал он с кривой ухмылкой, глядя на борозды от когтей драконицы, в которых виднелась пустота.

Где-то за спиной Тиры раздались хрип и шепот. Услышав их, она обернулась и увидела среди черного пепла, коим рассыпалась армия Аргелора, распростертую на камнях Тандрию, не живую и не мертвую. Уже и не эльфийка, и не дух, она лежала навзничь, чудом уцелев среди волны испепеляющего света. Ее ворон сидел рядом с ней и призывно щелкал клювом, глядя в глаза белой драконицы.

Приняв свой человеческий облик, Тира вмиг оказалась возле Тандрии.

— Ты жива? Что с тобой? — склонившись над ней, она побоялась даже коснуться ее.

Тандрия казалась хрупкой, как сон, на грани яви. От нее еще веяло холодом и дыханием, только тело было призрачным.

— Твой свет слишком ярок, Тира… Он ярок тут, для этого мира, молодого и неокрепшего… Я была Первородной, я видела… У этого мира еще нет корней, а тебе в нем биться… — еле слышно зашептала Тандрия, и попыталась дотронуться рукой до Тиры.

Ее прикосновение было ледяным. Тира бережно держала ее призрачные пальцы.

— Тандрия…

— Ты… — эльфийка приложила прозрачный палец к ее губам. — Ты должна выиграть этот бой…

— Я унесу тебя отсюда… — Тира хотела поднять ее, но руки прошли сквозь эльфийку.

— Нет, я уйду отсюда, к Первородным…а ты, береги сердце, — прохрипела она. — Оно горячее, очень горячее, и свет от него слишком ярок…

— Тандрия, ты должна выжить! — слеза драконицы капнула в пепел.

— Я буду жить у Первородных…мы еще встретимся…в Высшем Мире, Тира… — эльфийка дохнула на нее холодом, и образ ее растворился совсем.

Остался только ворон, который клекотал, но и он улетел. Вдали Тире померещились фигуры Первородных, а потом ее взгляд обратился к Аргелору, и она встала с колен.

— Ты… — она сжала зубы, так как слова застряли у не в горле.

В фигуре черного дракона не было ничего родного и близкого. Все это исчезло. Он стал чужим, далеким и закрытым. Тира не видела его сердца, только темноту, и такое же темное пламя. Кровь белой драконицы закипела, и она усилием воли сдержала свою ярость, еще помня, что он ее брат.

— Аргелор, — Тира сделала шаг навстречу ему.

Она попыталась заглянуть в его глаза, а оттуда на нее смотрела пустота.

— Боюсь, нам биться не придется, мир под тобой треснет скорее, — сказал он.

— Неужели ты не помнишь нашего отца? Он погиб за нас, Аргелор, — Тира выдавила слова из себя наполовину со слезами, слишком горькими для этого мира.

— Я не живу прошлым. Ты вспоминаешь то, чего нет, — усмехнулся он.

— Это же наши корни… — глаза Тиры вспыхнули.

— Твои, не мои, — снова ухмылка, жесткая и острая.

Тира глянула в темные глазницы его шлема. Вновь только холод.

— Ты не помнишь отца… — ее рука сама сжала жезл, и свет вокруг побелел.

Крылья развернулись за ее спиной. Огромные, невыносимо ослепительные, они закрыли весь горизонт, и перед Аргелором встала драконица.

— Дракон вырос… — Аргелор, стерев со своего лица кривую ухмылку, посмотрел на драконицу уже оценивающим взглядом.

Ее тело не защищали железо и заклинания, только белая, с серебристым отливом чешуя, которая слепила глаза, и острые шипы на мощном хвосте. На широкой груди вздымались щитки, а это означало, что свое сердце Тира не спрятала. Драконица ждала. Она не бросалась в атаку, будто надеялась, что Аргелор отступит. Зеленые глаза сверкали. Острые когти нерешительно скребли и без того рвущийся мир.

Перехватив меч, Аргелор глянул более внимательно. В драконице сверкала не только чешуя. Было что-то еще, какой-то свет и скорбь вместе с этим. Жезл…да, он увидел его только на миг, но это оружие могло его ослепить, могло убить. В нем сошлась иная магия, и Аргелор будто бы узнал ее. Что-то далекое кольнуло пустоту в его груди, обожгло ту нишу, в которой когда-то билось сильное сердце. Эта магия жгла сильнее огня, а понять ее он не мог. Скорбь стучалась в него, выжимая слезу из сухих глаз. Эта боль была сильнее ножа и колдовства. Аргелор даже тронул броню на своей груди, чтобы убедиться в ее целостности.

— То, чего у меня нет, и болеть не может, — твердо заявил он сам себе.

Железная перчатка скребла доспех, под которым была пустота, и эта пустота ныла. Драконица смотрела на него в упор, пристальным взглядом глубоких глаз. Этот взгляд проникал сквозь доспехи, пронзал Аргелора насквозь, и деться от него было некуда. От этого становилось только хуже. Боль щемила грудь, сжимала пустоту в ней, давила, и терпеть становилось невозможно. Надо было выполнять план, пока эта боль не заполнила сознание целиком.

А Тира, сама не зная чего, ждала и ждала. Глупая надежда теплилась где-то в уголке огромного сознания драконицы, а глаза видели совсем иное. Чужой враг стоял перед ней, а не брат, и каждое ее промедление стоило миру слишком дорого. Полотно рвалось, расползалось на клочья под ее когтями, в то время, как сам Аргелор стоял крепко и мир держал его.

В груди Тиры заклокотало. Пламя рвалось наружу, и она дохнула клубами дыма, отчего земля пошл волнами, как море в шторм. Своей магии она не чувствовала, как и жезла, который растворился в ней странным образом, превратившись в силу. Однако время шло, а она все не решалась напасть.

Аргелор к тому моменту, уже готов был уступить. Боль рвала грудь, выдавливая из него непонятную тоску. Доспехи давили так, что хотелось сорвать их с себя. Железо впивалось в кожу, которая из крепкой брони вдруг стала мягкой. Злясь на самого себя, он ударил себя в грудь. До исполнения его плана остался всего один шаг, один маленький шаг, который было очень трудно сделать из-за этой боли. Мир будто бы разделился. Перед Аргелором оказались две дороги, уступить и избавиться от боли, либо шагнуть сквозь эту кровавую мглу щемящего чувства. В сознании четко билась мысль о плане. Он выплыл из этой пустоты и Аргелор снова ударил себя в грудь.

— Сердце…сердце… — он зарычал, как раненый зверь. — Лар!

* * *

Худощавый маг мчался между мирами, ведомый только своим чутьем, и чутье это временами его подводило. Без крови самого дракона, он не видел даже намека на след. Но годы жестоко обучения не прошли даром. Он умел творить магию без жезлов и посохов, без заклинаний и слов. Это умение ему и пригодилось. Лар, как и Аргелор, попал не в тот мир, и не в то время. Только один обладал могучим телом от рождения, а второй родился слабым и худосочным.

О плане черного дракона он узнал из его мыслей и сразу же за него зацепился, как за спасительную соломинку. Маг умел действовать тонко, очень тонко. Внушить доверие к своей персоне ему стоило сил, причем немалых, ведь Аргелор допускал его к себе крайне редко. За эти краткие встречи Лар сделал все возможное. Его собственный расчет незаметно примешался к плану Аргелора, и вот маг уже мчался по Междумирью на пути к заветному артефакту. Дорога открылась ему сюда благодаря магическому вихрю. Потоки смешали всю магию, что имелась на Халдрагаре. Все защитные стены пали, а Лар лишь нашел нужную щель.

Очередной шаг бросил его невесть куда. Белесые выглаженные ветром камни, висели в сизой пустоте и никакой тропы тут и близко не намечалось. Тело словно исчезло. Лар заколыхался, как призрак, и, схватив остаток сил, шагнул дальше, рухнув в алмазную пыль. Теперь перед ним лежала белая пустыня, с такими сокровищами, что горным мастерам гномам, и пригрезиться не могло. Тут не было неба, над пустыней висела чернота с погасшими звездами, и только пыль с драгоценными камнями сияла ярче любого солнца. Искушение их зачерпнуть не сломило мага. Из этого обломка мира, он попал в другой, жаркий и сухой. В его грудь тотчас же хлынул горячий воздух, и Лар, задохнувшись, упал на колени. Кровь тут же запеклась на его губах, и все же сквозь боль, он учуял, наконец, заветный след.

Пустынный жар пил их него последние капли живительной влаги, когда он смог переползти в другой мир. Тут его объял холод, смертельный и жестокий, от которого нельзя было укрыться. Дыхание мага превратилось в изморозь, которая ледяной пылью упала к его ногам.

Собрав остатки тепла, Лар сделал щит. Конечно, он не грел его тут, но и холоду не давал близко подобраться. Прикрываясь им, маг осмотрелся. Его окружал лед, вечная зима, из покрывала которой торчали кости и черепа. Здесь выла тоска, и пахло смертью, даже Лару стало не по себе. Этот осколок мира нес слишком тяжелую ношу, и идти по нему тоже было тяжело. По ледяным пустошам носились белые вихри, и непонятные кристаллы песком сочились из треснувшего купола неба. По этому миру блуждала иная магия, и силы самого Лара очень быстро таяли. Но все же, он видел след. По нему он и побрел к цели.

Холод постепенно стал пробираться сквозь щит, а из-за спины с подвыванием приближалась буря, белая стена из снежной пыли и осколков льда. Не оборачиваясь, Лар шел, пока буря не накрыла его с головой, разодрав его щит в клочья. Маг вздохнул последний раз, и холод окутал его, впился в тело иглами, пробираясь до самых костей. Лар исчез в вихре осколков.