Какова была литературная политика партии до сих пор? Мы берем на себя смелость утверждать, что открытой зафиксированной четкой партийной линии в искусстве не было. Разнобой и неразбериха, царящие в наших рядах в области взглядов на современную литературу, неопровержимы. За последнее время, однако, сделаны попытки провозгласить общеобязательной партийной линией в искусстве линию, проводившуюся А. К. Воронским в журнале «Красная Новь» и в артели «Круг». Сам Воронский заявляет, что «высшие органы партии следят за линией, проводимой Воронскими» («Красная Новь», книга пятая за 1923 г., стр. 377). Это утверждение совпадает с заявлением тов. Троцкого:

Мы думаем, что тов. Воронский выполняет — по поручению партии — большую литературно-культурную работу («Правда» от 16 сентября).

Вряд ли имеет смысл спорить о том, была ли линия тов. Воронского действительно линией партии или это было в корне ошибочное осуществление правильного данного партией задания. Более целесообразно обсуждать самую линию, чем степень авторитетности ее санкционирования. А ошибочность линии тов. Воронского уже не раз вскрывалась на страницах нашего журнала.

Забвение классового мерила при подходе к литературе, сосредоточение всего внимания на враждебных или чуждых пролетариату литературных группах, засилье этих групп в партийно-советских журналах и изданиях, отсутствие поддержки и внимания к пролетарской литературе, — это и многое другое приводило к тому, что художественное воспитание масс являлось воспитанием не в коммунистическом, а в мещански-мистическом духе. Тов. Троцкий пишет:

Не станем затевать спор о том, могла ли партия сделать для пролетарской поэзии больше, чем сделала, или не могла («Правда» от 15-го сентября).

Мы как раз считаем вполне уместным этот спор затеять. Разумеется, смешно требовать, чтобы партия перенесла центр внимания из области политической и экономической в область литературную. Но вопрос о пропорциях внутри внимания партии к литературным вопросам вполне своевременен. Пильняки, Ахматовы, Есенины, Всеволоды Ивановы и т. д. неоднократно популяризовались со страниц «Правды» (не говоря уже об акафистах в «Красной Нови» и т. д.), а что, кроме щелчков и «ударов оглоблей» встречала на страницах «Правды» пролетарская литература? А маленький вопрос о материальном положении? Разве не символично, что Пильняки и Никитины, под крылышком Советской власти, вояжируют по Европам, а многие талантливые пролетарские поэты буквально голодают и ночуют под заборами? Не думает же тов. Троцкий, что такое положение содействует росту творческих сил рабочего класса? Не думает он, что обстановка товарищеского внимания и критики, возможность печататься, сносные материальные условия для творчества не имеют никакого значения для правильного развития творчества пролетарских поэтов? Не думает же он, что отрицание авторитетнейшими партийными товарищами возможности создания литературы рабочего класса не подрывает в корне воли к творчеству у значительной части пролетарских поэтов?

Маленькая параллель: что сказать о коммунисте, который предложил бы отказаться от государственной промышленности на том основании, что в первый период НЭПа наша госпромышленность не могла выдержать без энергичнейшего покровительства всего рабочего государства? Бывают моменты, когда энергичнейшая поддержка и покровительство партии являются важным условием успеха серьезнейших творческих начинаний. Неправ тов. Троцкий, когда он называет требование поддержки партией пролетарской литературы попыткой искусственно повести эту литературу вперед на чужих ногах.

Вопрос о партийной политике в искусстве есть вопрос о том, чтобы направить искусство на путь служения делу пролетарской революции. Поставить в центре внимания (при помощи соответствующей линии партийно-советских редакций, издательств и критиков) тех писателей, которые организуют психику читателя в сторону коммунизма; использовать ближайших попутчиков, перетягивая их постепенно в ряды пролетарской литературы; неуклонно бороться (при помощи цензуры, а главным образом, тех же партийно-советских редакций, издательств и критиков) с реакционной и мнимо-попутнической литературой, — вот что должна делать партия.

Но каково же мерило для оценки различных литературных группировок? Тов. Троцкий пишет:

Понимая эпизодичность литературных группировок переходной эпохи она (партия. Г. Л.) оценивает их не с точки зрения индивидуальных классовых паспортов господ литераторов, а с точки зрения того места, которое эти группировки занимают или могут занять в подготовке социалистической культуры («Правда» от 16-го сентября).

Разумеется, дело не в «индивидуальных классовых паспортах господ литераторов», а в идеологической подоплеке их творчества. Но речь идет не об этой истине, совершенно элементарной. Тов. Троцкий впадает здесь в глубочайшую ошибку, порожденную ошибочностью его общего взгляда на искусство пролетарское и социалистическое. Мерилом является не «место, которое занимает группировка в подготовке социалистической культуры» грядущих эпох, а место которое занимает группировка в повседневной нынешней борьбе рабочего класса за коммунистический строй и в строительстве культуры рабочего класса нашей эпохи. Литературные группы, смотрящие на мир глазами пролетарского авангарда, — вот основной отряд партии на литературном фронте. Писатели, искренне ставшие на сторону Октябрьской революции и постепенно переходящие на точку зрения пролетарского авангарда, — вот основная вспомогательная сила. Сиятельные и не сиятельные певцы богородиц и дворянских гнезд, нэпманствующие исказители революции, литераторы, наблюдающие революцию из окошка публичного дома, — вот литературные противники, растлители и отравители. Эта характеристика может послужить исходным пунктом для литературной политики, достаточно гибкой и учитывающей всю «сложность процесса, его внутреннюю множественность».

Тов. Троцкий пишет:

При бдительной революционной цензуре — широкая и гибкая политика в области искусства чуждая кружкового злопыхательства. («Правда» от 16 сентября).

О кружковом и классовом в настоящем номере нашего журнала пишет тов. Либединский, и останавливаться на этом важном моменте я не стану. В данной цитате меня интересует путанница понятий, свойственная многим товарищам. Они подменяют проблему литературной политики проблемой цензуры. Разумеется, цензура сейчас — нужная и важная вещь. Порою бывает необходимо просто запретить издание и распространение явно контр-революционной вещи. Но вопрос в литературной политике стоит несравненно глубже и шире. Мещанские, мистические, индивидуалистические, болезненно-сексуальные произведения сплошь и рядом не являются политически явно контр-революционными, но в то же время разлагают читателей почище любой Гиппиус. «Иван да Марья» и молитвословия Ахматовой куда опаснее, чем идиотские романы генерала Краснова. И тут цензурой ничего не поделаешь.

Тут надо решать вопросы, кого печатать в наших журналах, кого издавать нашим издательствам, кого популяризовать нашим критикам. Когда Ходасевичей издают частные издательства, с ними можно бороться противоядием критики. Когда Ходасевичи заполняют страницы наших изданий, никакие противоядия немыслимы.

И еще одно: понятно, несмотря ни на что, пролетарская литература будет развиваться, но чем больше поддержки будут встречать Пильняки, Эренбурги и К-о, чем энергичнее будут авторитетные товарищи отрицать пролетарскую литературу, тем медленнее будет темп ее развития, тем более уклонов и падений будет на ее пути.

Допустить этого партия не должна, не может. Все сделанные в печати возражения только доказывают правильность формулы, выдвинутой первой Московской конференцией пролетарских писателей. «Главной опорой пролетарского авангарда в области литературы является пролетарская литература; для дезорганизации сознания противника используется литература „попутчиков“, как вспомогательная сила, при чем постоянно вскрываются их мелко-буржуазные черты; все время ведется борьба со всеми видами буржуазной литературы».

1923