Замысел и план наступления на столицу гитлеровского рейха вырабатывались в марте в штабе фронта. В конце месяца Маршал Советского Союза Г.К. Жуков вылетел в Москву для доклада Верховному Главнокомандующему своих предложений. Он возвратился с директивой Ставки, в которой была сформулирована задача – в кратчайший срок разгромить главную группировку немцев, прикрывавшую Берлин с востока, овладеть столицей Германии и на одиннадцатый день операции выйти на Эльбу. Главный удар нанести с кюстринского плацдарма четырьмя общевойсковыми армиями (47-я, 3-я ударная, 5-я ударная, 8-я гвардейская), двумя гвардейскими танковыми армиями (1-я и 2-я), двумя танковыми корпусами (9-й и 11-й). При поддержке авиации они должны осуществить прорыв с плацдарма на Одере западнее Кюстрина. Ширина прорыва – 24, 3 километра. На правом крыле двум армиям (61-я и 1-я армия Войска Польского) предстояло форсировать Одер, на левом еще две (69-я и 33-я) со 2-м гвардейским кавалерийским корпусом переходили в наступление с плацдармов севернее и южнее Франкфурта.

Наши истребительные соединения мы распределили следующим образом. В центре, на направлении главного удара, войска фронта прикрывал 3-й корпус генерала Савицкого. Южнее действовал 13-й корпус генерала Сиднева. Для усиления атак двух истребительных корпусов предназначалась 240-я дивизия полковника Зимина.

Фашистское командование, безусловно, понимало, что главное сражение должно разыграться в полосе обороны их 9-й армии. В своих приказах оно неоднократно подчеркивало, что судьба Берлина решается на берегах Одера. В то же время германский генштаб приказал своей армии дезинформировать нас: показать сосредоточение крупных танковых сил по всей глубине обороны, чтобы создать представление о наличии у немцев мощных оперативных резервов. Однако этот замысел противника был разгадан нашими разведчиками. Макеты танков, перевозимые в железнодорожных эшелонах и установленные на местности, которые гитлеровцы хотели выдать за настоящие танки, были обнаружены сразу.

По данным воздушной разведки и аэрофотоснимкам нам удалось подготовить подробные карты и отправить их во все наземные и авиационные части. Они имели большую ценность для командиров всех родов войск.

В начале апреля Г.К. Жуков провел командно-штабное учение на картах. Цель этого учения – уяснение обстановки и задач предстоящего наступления. Командующие армиями докладывали свои решения, как в исходном положении, так и в процессе боя. Здесь мы еще раз познакомились с нашими главными действующими лицами в предстоящей битве. Георгий Константинович умело обострял ситуации, ставил порой в очень трудное положение многих командармов, и видно было, что товарищи готовы к решающему сражению, чувствовался опыт, приобретенный за четыре года боев.

Командующий фронтом, его заместитель, начальник штаба и начальники родов войск сидели на сцене большого зала, а командармы со своими помощниками находились в зале. Когда ставилась та или иная вводная, они по вызову подходили к карте. И тут выявлялся характер каждого. Должен сказать, что все они держались уверенно, докладывали четко и твердо. Вот встал высокий, статный генерал Николай Эрастович Берзарин. Это его писатель Всеволод Вишневский потом назовет одним из культурнейших генералов Красной армии. Каждая сказанная им фраза поражала, отточенностью, завершенностью мысли. Свой короткий доклад он сопровождал яркими примерами из опыта Ясско-Кишиневской и Висло-Одерской операций, в которых действия его 5-й ударной были решающими. Василий Иванович Кузнецов внешне был не так заметен: небольшого роста, плотный, говорил медленно и тихо, но чувствовалось, что он досконально, до подразделений знал свою 3-ю ударную и глубоко вник в суть предстоящего сражения. Словно опытный учитель географии, он легко называл труднопроизносимые названия пригородов Берлина, его районов и улиц, на которые были нацелены вверенные ему части и соединения: Лютцов, Крейцверг, Луизенштрассе, Унтер ден Линден…

По-своему оригинален был В.И. Чуйков. Его монументальная фигура, громовой голос как бы говорили, что он представляет саму Россию. Услышав сложный вопрос, он не торопился с ответом. Доставал из кармана футляр, открывал его, вынимал очки, протирал их и подносил к глазам. Затем дышал на стекла. Было понятно, в эти секунды он обдумывал свой доклад Операция предстояла очень сложная, и было над чем поломать голову. В перерыве мы подшучивали над ним, говоря, что он оказался хитрее других. Ведь когда командарм просто стоял и думал, то казалось, что он в затруднении. А Чуйков занимался «делом» и не заставлял себя ждать. Получалось все очень натурально.

Были обсуждены задачи, оценены возможные решения. Серьезное внимание обращалось на взаимодействие общевойсковых армий с авиацией, поэтому я все время был в напряжении, отвечал за каждую из своих частей. Г.К. Жуков дал дополнительные указания, и началось новое уточнение сроков и характера совместных действий.

Делалось все по этапам. В огромном ящике с песком крупным планом макетировали общую обстановку, ставили задачи на переднем крае и в глубине, проигрывали ход сражения. На эти занятия я направлял командиров авиационных дивизий и корпусов, тех, кому предстояло взаимодействовать с наступающими.

Г.К. Жуков с главными артиллеристом, танкистом и авиатором приезжал в каждую армию для заслушивания решения. А их было восемь общевойсковых да две танковые. Одним словом, была проведена колоссальная работа.

Конечно, самые сложные задачи стояли перед 5-й ударной генерала Н.Э. Берзарина и 8-й гвардейской генерала В.И. Чуйкова. Они были нацелены на Зееловские высоты, в их полосах вводились в прорыв две танковые армии. У Берзарина – 2-я, генерала Богданова, у Чуйкова – 1-я, генерала Катукова. После авиационной подготовки для взаимодействия в наступлении им придавалось наибольшее количество авиации – каждой по бомбардировочному и штурмовому корпусу с истребителями прикрытия.

Наш штаб готовился к осуществлению взаимодействия четырех воздушных армий, участвовавших в предстоящей операции. Требовалось определить способы наиболее эффективного использования крупных авиасоединений в полосе фронта. Для этого налаживалась взаимная информация, проводились встречи представителей штабов.

Как я уже отмечал, 4 ВА была поставлена задача – выделить для действий в помощь нам в начальные часы наступления ночников и дневные бомбардировщики. У нас у самих было их очень много, да еще дальняя авиация поддерживала, но Г.К. Жуков требовал насколько возможно усилить первые удары. В связи с этим к нам прилетел К.А. Вершинин, мы согласовали с ним объекты для налетов его бомбардировщиков, договорились о целеуказании, взаимодействии. Все задачи были тщательно обсуждены и согласованы.

При подготовке к операции мы не могли не учитывать действий союзной авиации. Встречи с нею в воздухе были неизбежны. Поэтому летчикам было приказано во избежание недоразумений внимательно изучить опознавательные знаки. Имелось также в виду предупреждение наших частей о времени и районе появления английских и американских самолетов. На КП 16-й воздушной армии была специально выделена радиолокационная станция дальнего обзора для наблюдения за полетами союзников в небе Берлина.

Вообще, осмотрительности летчиков, их умению распознавать принадлежность самолетов в воздухе пришлось уделить самое пристальное внимание. Поскольку над небольшим участком фронта (примерно 70–75 километров) поднимутся тысячи машин, с особой остротой вставали вопросы безопасности и четкого управления ими. Офицеры штабов тренировались в составлении кратких, предельно ясных документов, особенно связанных с постановкой задач соединениям, частям, подразделениям, экипажам. Последнее обстоятельство имело большое значение, так как сокращало нагрузку на средства связи и обеспечивало оперативность в передаче команд.

Мы попытались представить себе, каким будет радиообмен при условии, что одновременно должно работать 2500–3500 радиостанций на коротких волнах, из них 200 – в наземной сети и 2300 – в воздушной. Для этой второй сети, которая и обеспечивала главным образом управление авиацией, отводилось всего 9 фиксированных волн. Разница между ними была небольшой. Стало ясно: в горячие моменты в районе боевых действий могла произойти недопустимая перегрузка эфира от работы наших радиосредств. А ведь противник непрерывно вел прослушивание и, естественно, создавал помехи. Кроме того, близость соседних волн затрудняла точность отстройки раций и при их недостаточной стабильности могла привести к большим помехам, при которых невозможно было бы управлять экипажами в воздухе.

Единственное спасение мы видели в том, чтобы резко ограничить число корреспондентов. Поэтому мы разрешили рядовым летчикам работать только на прием и включать передатчик в исключительных случаях. Другого выхода не было.

Для переговоров с командирами частей мы применили новинку того времени – радиорелейную связь. Вначале нам дали роту, затем батальон, и к началу операции у нас были уже солидные средства этой связи. Они были опытными, мы их испытывали в бою, чтобы вести переговоры скрытно, избежать помех со стороны противника.

Управлять истребителями – значит непрерывно следить за противником в воздухе. Опыт нам подсказал, что это можно сделать только централизованно, используя имеющиеся в армии радиолокаторы. Мы создали три радиолокационных узла: на направлении главного удара в зоне 3 иак, в районе Рейтвена, где размещался передовой КП 16 ВА, и вблизи Вильденхаги, у аэродромов 13 иак. Это были первые в наших Военно-Воздушных Силах мощные радиолокационные центры, которые должны были стать глазами нашего командного пункта.

За время подготовки к операции мы отладили работу этих пунктов, обучили персонал и сами освоили методы управления истребителями в воздухе. Мы надеялись на то, что радиолокационные средства помогут оценивать обстановку и своевременно вызывать подкрепления в очаги воздушных боев с немецкими самолетами.

Значение управления возросло еще и потому, что командующий фронтом решил начать операцию за полтора-два часа до рассвета. Это очень сложный вид боя. К тому же, чтобы ошеломить и морально подавить противника, Г.К. Жуков распорядился произвести ночную атаку при свете прожекторов. На направлении главного удара, на участках прорыва предстояло сосредоточить 140 прожекторов, которые должны были включиться одновременно. Танки пойдут вперед с зажженными фарами.

Сначала вызвались проверить на себе «слепящее» действие луча несколько генералов. Они стали примерно на расстоянии километра от прожектора Огромной силы свет так подействовал, что, когда луч погас, «испытатели» долго ничего не видели.

– Ну, кто еще хочет проверить? – спросил Жуков.

Желающих больше не оказалось.

Штаб фронта на полигоне провел опытное исследование. Собрали командующих всеми армиями, расположили войска, и в один т вечеров после наступления темноты артиллерия начала условную артподготовку, авиация условно бомбила Когда настало время атаки, вспыхнули прожекторы. Танки и пехота пошли вперед Мы смотрели и со стороны обороняющихся, и со стороны наступающих Картина получилась грандиозная, а некоторые эпизоды произвели потрясающее впечатление.

Командующий фронтом собрал потом всех командармов и выслушал мнение каждого из них. Все единодушно поддержали замысел: начать наступление ночью и при свете прожекторов.

Мне вспомнился сентябрь 1942 года под Сталинградом. Чрезвычайно тяжелое положение сложилось тогда: гитлеровцы были у Волги, наши части боролись за каждый дом в городе. Войска Донского фронта ударами во фланг гитлеровцам отвлекали силы врага на себя. И вот в один из дней вызвал меня Жуков и поставил задачу собрать с аэродромов прожекторы, выставить на передовую, чтобы, ослепив противника, наступать в темноте. У нас были посадочные, предназначенные для подсвета полосы приземляющимся самолетам. Они рассеивали свет. Зенитные же дают узкий сфокусированный луч и слепят. Я докладывал Г.К. Жукову, что прожекторы у нас не те. Но он приказал все-таки установить их и замаскировать. Повезли мы свои осветительные установки на передовую. Командарм предупредил: «Немцы разобьют их». Я ему ответил: «Надо так укрыть, чтобы гитлеровцы не заметили». Решили закапывать всю машину, чтобы была видна только рамка, так и сделали. Ночью в момент атаки включили свет, это в какой-то мере повлияло на противника, наши войска продвинулись вперед. Но хлопот у меня было очень много: то прожектор немцы разобьют, то отказ произойдет в электропитании.

И вот, когда пошла речь о применении прожекторов на Одере, я подумал: неужели и сейчас на меня возложат обязанность оборудовать ими теперь уже всю полосу наступления? Где мы возьмем столько прожекторов? Но на этот раз сия забота нас миновала; устанавливались не посадочные, а зенитные прожекторы войск ПВО. Они далеко светят и ослепляют. И здесь должно получиться несравненно лучше.

Надеясь ошеломить противника в момент атаки, мы понимали, что не сломим его волю к сопротивлению. Немцы как на земле, так и в воздухе будут драться с отчаянием и упорством обреченных.

Нам было известно много фактов фанатизма гитлеровцев. В частности, во время боев за ликвидацию вражеского плацдарма на восточной стороне Одера в районе Франкфурта. После артиллерийской подготовки наши воины пошли в атаку, гитлеровцы начали отходить. Вдруг из немецких окопов выбегает женщина и кричит: «Что вы, мужчины, отступаете? Вот я – женщина, но готова умереть за Германию!» И тут же падает. Видимо, нужно было любыми средствами создать эффект. Когда взяли вражеские окопы, то убитой не нашли. Это был спектакль для разжигания фанатизма.

В наши руки попал приказ гитлеровского командования, в котором говорилось: «Борьба должна вестись с фанатизмом, фантазией, со всеми средствами обмана, с хитростью на земле, в воздухе и под землей».

Советские воины твердо знали, что от них требуется последнее напряжение для завоевания победы Командиры, политорганы, партийные и комсомольские организации разъясняли бойцам политическое и военное значение Берлинской операции как завершающего удара по немецко-фашистским захватчикам. По плану политотдела организовали встречи летчиков с воинами стрелковых и танковых частей. Побывавший у пехотинцев командир звена 724-го штурмового авиаполка старший лейтенант Чебаков заявил: «Мы по-настоящему увидели жизнь славных пехотинцев, побывали у них в траншеях, под огнем орудий и минометов. Теперь, когда я буду пролетать над своими друзьями, вспомню, как им трудно, и буду сильнее бить врага».

Одна из действенных форм мобилизации воинов на успешное выполнение боевых задач – митинги личного состава авиационных частей. Пламенные выступления прославленных командиров, лучших воздушных бойцов вдохновляли людей на славные дела, умножали их силы в борьбе за полное искоренение немецкого фашизма, способствовали повышению наступательного духа.

Страстным призывом к смелым и решительным действиям звучало обращение Военного совета фронта к воинам: «Войска нашего фронта прошли за время Великой Отечественной войны тяжелый, но славный путь. Боевые знамена наших частей и соединений овеяны славой побед, одержанных над врагом под Сталинградом и Курском, на Днепре и в Белоруссии, под Варшавой и в Померании, в Бранденбурге и на Одере… Славой наших побед, потом и своей кровью завоевали мы право штурмовать Берлин и первыми войти в него, первыми произнести грозные слова сурового приговора нашего народа немецким захватчикам. Призываем вас выполнить эту задачу с присущей вам воинской доблестью, честью и славой. Вперед, на Берлин!»

Накануне решающей операции лучшие летчики и штурманы выразили желание идти в бой коммунистами. В дни подготовки и штурма Берлина было принято в партию две тысячи авиаторов, почти в пять раз больше, чем в январе 1945 года. Командир звена 779-го бомбардировочного авиаполка капитан С.В. Сигодняев в своем заявлении писал: «В дни решающих боев мое наивысшее желание – стать коммунистом. Я не пожалею сил, а если потребуется, и жизни за дело ленинской партии, за нашу победу».

К середине апреля воздушная армия закончила подготовку к Берлинской операции. В ходе этой огромной работы мне было трудно, как никогда раньше. В первых числах марта со мной приключилось что-то необычное – я заболел. Поднялась температура, начало знобить. Врачи исследовали, но диагноз поставить не могли. Судили-рядили и решили: может быть, малярия. Взяли кровь, проверили – ничего не обнаружили. Мне ввели специальные вещества, опять взяли кровь. На сей раз предположение подтвердилось: трехдневная малярия. Лечили меня обычным путем. Приступ пройдет – я здоров, хожу, жду нового.

Так, с выходом наших войск на Одер и во время всей Берлинской операции меня душила болезнь. Три дня приступ, потом пауза и опять приступ. Я уже стал заметно сдавать. Но на войне никто с болезнями не считался. Как-то само собой все привыкли к моей малярии – и я, и подчиненные, и начальники. Приду, бывало, на доклад к Г.К. Жукову с температурой под сорок, лицо румяное, возбужденное. Георгий Константинович, выслушав доклад, спрашивал: «Что, началось?» Я отвечал: „«Началось». – «Ну поезжай, отлежись». Он-то знал, что лежать мне некогда.

Приехал однажды ко мне генерал Ф.П. Полынин, командующий ВВС Войска Польского. Сидели мы на КП у меня в комнате, беседовали. Приходили офицеры штаба, докладывали итоги, приносили подготовленные приказания. Я все рассматривал, подписывал. Примерно к полуночи я взял из стола термометр и сунул под мышку. Подержал минут десять и подал Полынину:

– На, посмотри.

Он посмотрел и глазам не поверил.

– Что это, – говорит, – термометр неисправный?

– А сколько там? – спросил я.

– Сорок и одна десятая.

– Значит, исправный, – ответил я. – Бывает и больше.

– То-то я вижу, – сказал Полынин, – что у тебя щеки покраснели, возбуждение на лице какое-то болезненное.

– Приступ малярии начался, – объяснил я ему. – Пройдет день, и температура пойдет на убыль. А через три дня будет в норме.

– Как же ты работаешь? – удивился Полынин.

– Ты же видишь. Высокая температура бодрости придает, живее крутишься.

Приближался день начала наступления. Метеорологи предсказывали сложные метеоусловия. Но нас это не волновало. Весной на Одере – густые дымки. И летчики уже к ним привыкли.

Нас беспокоило другое – как бы авиация противника не нанесла в последний момент массированный удар по нашим группировкам. Особенно плотные боевые порядки были в 5-й ударной, 8-й гвардейской и в 3-й ударной армиях. За ними стояли танковые армии и корпуса. Наши истребители не спускали глаз с плацдармов. Чем ближе был решающий день, тем больше нарастало беспокойство.

Особенно нас насторожило сообщение зенитчиков о появлении в воздухе необычных спаренных самолетов противника. Оказалось, фашисты стали подвешивать «юнкерсы» под «Фокке-вульф-190», как гигантские бомбы.

Такую вот «этажерку» и засекли наши зенитчики. Соединенные вместе, две машины подошли к переправе через Одер. На том и на другом работали моторы. На высоте 800–900 метров «фоккер», в кабине которого сидел летчик, отделился, резко отвернул в сторону и ушел на запад. А «юнкерс» продолжал планировать под тем же углом. Зенитчики приготовились к стрельбе. Но самолет-бомба, начиненный взрывчаткой, не дойдя до переправы, врезался в землю и взорвался. В радиусе 150 метров были разрушены каменные дома, возникли пожары.

После войны стало известно, что гитлеровцы успели применить против советских и союзных войск 200 таких систем, имевших кодовое название «Отец и сын». Двенадцать раз фашисты пытались доставить на подвеске «фоккеров» бомбардировщики с взрывчаткой к мостам через Одер. Два из них сбили наши летчики М. Петров и В. Петкевич. Одна «этажерка» была уничтожена зенитчиками.

Остальные не попали в цели. Расчет врага на разрушение наших переправ не оправдался.

Что касается налетов обычных самолетов, то тут противник испытывал затруднение. Германское командование, наверное, видело, что у нас созданы крупные группировки, но атаковать их с воздуха не решилось, так как опасалось наших истребителей и зенитной артиллерии. Любой налет гитлеровской авиации был чреват для нее большими потерями. А это могло ослабить оборону Берлина.

В штабе нашей воздушной армии заканчивались последние приготовления к боевым действиям. Оперативная группа 18-й воздушной армии рядом, в соседнем домике, уточняла назначенные ей цели.

На нашем КП располагался командующий ВВС главный маршал авиации А.А. Новиков со своими помощниками. Отсюда он давал указания С.А. Красовскому и К.А. Вершинину, и мы постоянно имели свежие данные об обстановке.

Наконец настал день наступления. В частях состоялись митинги. Воздушные бойцы и командиры выражали свое стремление с честью выполнить поставленные задачи. Мне запомнилось, как звучали слова клятвы-призыва командира 175-го штурмового авиаполка: «Боевые товарищи! В боях за Берлин прославим еще раз наш Краснознаменный Суворовский полк. Не посрамим гвардейского Знамени, политого в упорных боях кровью лучших наших воинов. Летный состав покажет при штурме Берлина возросшее боевое мастерство, лютую ненависть к врагу, безграничную преданность матери Родине. Вперед, штурмовики! Вперед, гвардейцы! На штурм Берлина!»

Мы заранее отправились на наш КП, расположенный вблизи фронтового командного пункта. Ехали туда с большим волнением. Мы знали, что это заключительная операция, что наши войска должны окончательно разгромить противника. Но вместе с тем все прекрасно понимали, что предстоят ожесточенные бои, в которых фашисты будут драться до конца.

Меня особенно беспокоило управление авиацией во время боев в Берлине. В таком крупном городе мы еще не воевали. Там очень сложно ориентироваться при отыскании целей. Мы основательно обдумали, как будем показывать летчикам цели, провели в частях занятия со всеми экипажами, снабдили их картами крупного масштаба. Слово теперь было за летчиками.

Наступил момент, когда ушли в темное небо самолеты-ночники. Сначала легкие бомбардировщики 4-й воздушной армии подавляли и уничтожали вражеские огневые средства, потом эту же задачу выполняли наши По-2.

В пять часов утра раздался громовой раскат залпов орудий и минометов. Над станом врага вспыхнули десятки зарниц. Плотность артиллерии у нас достигала трехсот орудий на километр, не считая минометов, «катюш».

С 5.00 до 5.40 наши 9-я гвардейская и 242-я ночные авиационные дивизии нанесли удар по штабам и узлам связи противника. Через 25 минут после начала артподготовки вспыхнули прожекторы и двинулись войска. Противник был ошеломлен, он сразу не понял, что все это значит.

Прошло некоторое время, и гитлеровцы освоились, стали оказывать упорное сопротивление. Воз же наши войска выполнили задачи, которые ставились им, до рассвета.

В 6.07 (атака войск фронта планировалась на 6.00, а началась на полчаса раньше) дальние бомбардировщики произвели эшелонированный налет на опорные пункты второй полосы обороны врага В течение 42 минут 743 самолета сокрушали ее. Плотность удара достигла 50 тонн на один квадратный километр.

До рассвета авиация действовала строго по расписанию. Но позже широкую пойму Одера и Варты закрыла густая дымка, видимость уменьшилась до 1000 метров, а местами опустился туман. Еще более ухудшила видимость мгла, распространившаяся над полем боя. Командиры авиационных корпусов и дивизий, находившиеся в порядках наступавших армий, доложили мне о невозможности выпуска крупных групп самолетов. Было решено действовать по войскам и огневым средствам на поле боя звеньями и эскадрильями.

В дальнейшем стали поступать донесения, что некоторые аэродромы закрывает туман. Пришлось поручить штабу армии организовать посадку самолетов на любые открытые площадки, там дозаправлять их и снова поднимать в бой, а командирам дивизий ставить экипажам задачи в воздухе со своих КП.

Без трудностей, конечно, не обходилось, но все авиационные дивизии обеспечивали непрерывную поддержку наступающих войск. Так, командир 80-го стрелкового корпуса 5-й ударной армии донес: «198-я штурмовая авиационная дивизия сыграла большую роль в обеспечении успеха. Штурмовики расчищали путь пехоте, уничтожая и подавляя огневые точки и артиллерию противника. Часто они действовали с малых высот, надежно подавляя сопротивление противника».

Участник сражения за Берлин командир 241-й бомбардировочной дивизии полковник А.Г. Федоров вспоминает первое утро битвы: «Несмотря на дымку, мы вылетели, чтобы поддержать наступление 5-й ударной и 8-й гвардейской армий, вскоре после артподготовки. В воздух поднялись 72 самолета Пе-2 и около 100 истребителей 1-й гвардейской иад. Внушительная, волнующая картина! На маршруте в связи с ухудшением погоды колонна девяток расчленилась на звенья и продолжала идти вперед На подступах к заданным целям попали под сильный огонь зениток. Восемь машин получили повреждения, четыре из них выбыли из строя. Но остальные прорвались сквозь огонь и сбросили бомбы на цель. Пикировщики выполнили свою задачу…»

Во второй половине первого дня туман рассеялся, и напряжение в воздухе возросло. К 13.00 было произведено 2192 самолетовылета. К тому времени четыре армии, наступавшие в центре, прорвали первую и вторую позиции противника и вплотную подошли к оборонительной полосе у Зееловских высот. Здесь они встретили исключительно ожесточенное сопротивление.

Оценивая обстановку, создавшуюся в первой половине дня 16 апреля, командующий фронтом учел, что любая заминка на линии Зееловских высот может привести к нежелательной паузе в самом начале операции. В связи с этим Г.К. Жуков приказал ввести в бой 1-ю и 2-ю танковые армии и распорядился, чтобы восемь дивизий бомбардировщиков и штурмовиков поддержали их атаку. Мне пришлось отменить запланированные налеты. Офицеры нашего штаба и представители танкистов согласовали цели и время ударов. Командиры-авиаторы переехали в район КП танкистов, и к 15.00 Пе-2 и Ил-2 начали действия в их интересах. К 16.00 экипажи сделали более 400 самолетовылетов.

За день только 3-й бомбардировочный корпус генерала А. 3. Каравацкого совершил 1200 самолетовылетов и обрушил на укрепления врага 350 тонн бомб. Экипажи «илов» корпуса генерала И.В. Крупского эшелонами штурмовали позиции противника. Они поднимались в воздух 800 раз, вывели из строя 90 орудий, 70 автомашин, взорвали 9 складов, уничтожили большое число фашистов.

На направлениях, где наступали 3-я ударная и 69-я армии, штурмовики 2-й и 11-й гвардейских дивизий выполнили 530 самолетовылетов и нанесли непоправимый ущерб врагу.

Наши летчики действовали уверенно, с полным сознанием своей силы и мастерства. Отличались отвагой и мужеством экипажи 54-го бомбардировочного авиаполка. В первом боевом вылете девятка «Петляковых» нанесла точный удар по крупному узлу вражеской обороны Мюнхенберг. При уходе от цели пикировщики подверглись атакам почти втрое большего числа истребителей. Но советские авиаторы не растерялись. Плотнее сомкнув боевой порядок, воздушные стрелки и штурманы встретили гитлеровцев лавиной огня. В этом бою фашисты потеряли шесть самолетов. Их сразили коммунисты старшина Умов, старший лейтенант Шумов, старший сержант Грачев, старшина Морозов, лейтенант Куропцев, старший лейтенант Житкин. Все наши бомбардировщики возвратились на свою базу.

Характер действий авиации, как и планировалось нами, выразился в создании своеобразного огневого вала, сопровождавшего наступающую пехоту и танки на направлении главного удара глубиной до 15 километров. И то, что с наступлением рассвета из-за плохой погоды мы не смогли обеспечить бомбово-штурмовых ударов по противнику, в известной мере сказалось на темпах прорыва его обороны и лишний раз подчеркнуло огромное значение массированных налетов. Глубоко зарывшись в землю, особенно за обратными скатами высот, противник сумел уберечь свои силы и Технику от огня нашей артиллерии и бомбардировщиков.

Как и следовало ожидать, с улучшением погоды гитлеровская истребительная авиация стала оказывать возросшее сопротивление. Группы ФВ-190 численностью по 4–6, а иногда по 20 самолетов пытались прорваться к боевым порядкам наших войск и к переправам на Одере. Наши истребители прикрытия смело завязывали бои с немецкими самолетами на подходе к району целей и успешно отражали их налеты.

Летчики 13-го корпуса Б.А. Сиднева 48 раз вступали в воздушные схватки с противником и за день сбили 72 самолета. Летчик 283-й дивизии Герой Советского Союза капитан Н. А. Найденов, прошедший от Сталинграда до Одера, в первый день Берлинской операции уничтожил 3 вражеских самолета Я знал этого отважного истребителя. Мне вспомнилось, как в первый день битвы за освобождение Белоруссии он во главе восьмерки «яков», прикрывая штурмовики, отбил все атаки гитлеровцев и в течение шести минут вместе с товарищами сразил три «мессершмитта». Здесь, в небе Берлина, примеру Найденова последовали летчики Чаплинский, Оганесов, Ткаченко, Третьяков, Чирков, сбившие по две машины.

На боевом счету истребителей корпуса Е.Я. Савицкого к вечеру было полсотни сожженных «мессеров» и «фоккеров». Особенно отличились летчики полка П.Ф. Чупикова. Над городами Зеелов, Мюнхенберг, Бернау они провели 10 схваток с противником и уничтожили 16 вражеских самолетов, не потеряв ни одного своего. Восхищенный действиями истребителей, командующий 5-й ударной армией генерал Н.Э. Берзарин прислал телеграмму Е. Я. Савицкому: «Прошу объявить благодарность летчикам вашего корпуса, отлично действовавшим в сложных метеорологических условиях при обеспечении войск и переправ через Одер. 16.4.45 г.».

Капитан Гуржий, сражавшийся в рядах 6-го истребительного авиакорпуса генерала Дзусова, восторженно рассказывал нам о своем полете на разведку над логовом врага: «16 апреля меня и моего ведомого младшего лейтенанта Самохвалова ранним утром вызвал командир подполковник Хара и приказал готовиться к полету в район Берлина. Радостью переполнилось сердце. Мне первому оказана такая честь. Много мыслей пронеслось в голове, пока командир ставил задачу. Хотелось многое сказать, когда он спросил, все ли ясно. Но я лишь ответил: “Задача ясна. Разрешите взлетать?”

Командир пожелал успеха и отпустил нас. Хотелось вложить в этот полет всю свою душу. Идем к самолетам и вспоминаем все, что пришлось пережить за суровые годы войны. Перед глазами стоит заплаканное лицо матери, дочь которой угнали в Германию, избитый немцами отец, наши разрушенные города и села…

Теперь мы, как неудержимый смерч, идем в логово врага! Трепещи, фашистский дракон!

Взлетели, набрали высоту шесть тысяч метров. От линии фронта до Берлина семьдесят километров. Подходим с юга, со стороны солнца. Город под нами как огромный, паук. Дымятся его развалины. Хотелось крикнуть, чтобы услышали все: “Над Берлином советские истребители! Значит, скоро будут здесь советские танки и пехота”.

Начинаем выполнять задание. Пикируем до высоты в полторы тысячи метров и на большой скорости проносимся над домами. Немцы открыли бешеный зенитный огонь. Но уже поздно. Мы ясно различаем магистрали, переполненные немецкими войсками. Железнодорожные станции забиты вагонами. С востока подходят все новые и новые составы, часть из них направляется на юг.

Берлин позади. Но и за его пределами зенитки не перестают бить. Наперерез идут два “фокке-вульфа”. Но мне нельзя вести бой: я разведчик. Там, на аэродроме, ждут моих донесений. Используя скорость, уходим от вражеских истребителей. Да и они неохотно преследуют нас. Ведь их только пара, а на равных они в бой не вступают.

Летим над дорогами, ведущими от линии фронта к Берлину. Колонны немецких войск и техники идут, не маскируясь. Движение в западном направлении интенсивнее, чем к линии фронта. Значит, немцы начинают отступать!

Не долетая километров пятнадцать до линии фронта, встречаю наши штурмовики. Они обрабатывают колонны немецких войск, направляющиеся к фронту. Горят автомашины, мечутся гитлеровцы…

А рядом – воздушный бой. “Яковлевы” и “лавочкины” гоняют стервятников. Господство нашей авиации полное».

Сильное впечатление произвел на меня этот взволнованный рассказ летчика – я вижу в нем зрелость опытного бойца и высокое понимание им своего долга.

В те дни в наших частях царил всеобщий подъем боевого духа, бодрости, инициативы, многое делалось по предложению воздушных бойцов. Генерал А. С. Виноградов рассказал мне, что комсомольцы гвардейского авиационного полка взялись изготовить увеличенную копию ключа от ворот германской столицы, добытого славными русскими воинами в семилетней войне 1756–1763 годов. Было решено сбросить его гвардейцам генерала И. Дука, штурмовавшим Зееловские высоты в составе 8-й гвардейской армии.

16 апреля ключ к Берлину был вручен перед строем полка лучшему летчику-штурмовику Герою Советского Союза Н.И. Белавину.

Приняв этот символический ключ – подарок боевых друзей, Н.И. Белавин повел свою группу к Зееловским высотам, где шли на приступ гвардейцы-сталинградцы. Обрушив смертоносный груз на головы гитлеровцев, штурмовики легли на обратный курс. Над позициями наших частей повис купол парашюта. В обращении авиаторов говорилось: «Дорогие друзья гвардейцы! Уже близок час нашей победы! К победе, вперед! Шлем вам ключ от Берлинских ворот. С вами гвардейцы-штурмовики Героя Советского Союза Белавина!»

Весть о необычном подарке и письме авиаторов моментально облетела все наземные части, вызвала воодушевление и новый прилив сил у наступающих.

До полной темноты мы посылали «охотников» для блокирования вражеских аэродромов, воздушные патрули «висели» на разных высотах за линией фронта, охраняя наши наступающие войска. Советские истребители находились также и над полем боя, их задача – уничтожать прорвавшихся гитлеровцев. В готовности к вылету мы держали группу усиления. Такая организация боевой работы обеспечивала перехват самолетов противника на подступах к полю боя и давала возможность быстро сосредоточить крупные группы истребителей.

О сопротивлении фашистов в воздухе красноречивее всего свидетельствовали воздушные бои. Их было проведено в течение дня 140. Потери противника составили 165 самолетов, наши – 87.

Авиация немцев, несмотря на высокую активность, по количеству произведенных вылетов значительно уступала нам. За день было зафиксировано до 1000 самолето-вылетов противника. Данные эти нельзя считать полными, так как не все вражеские летчики заходили на нашу территорию, мы их вынуждали вести бои подальше от прикрываемых войск.

Пытаясь оказать моральное воздействие на наши наступающие части, противник в конце первого дня применил самолеты-снаряды. Примерно в девять часов вечера в районе Терпитца немцами было запущено пять беспилотных аппаратов, в районе Запциг-Эгера – четыре. Правда, от этого нападения наши войска потерь не имели, потому что самолеты-снаряды не попали в цели.

О нашем господстве в воздухе мы говорили много. Мы боролись за него. С началом наступления это признали и наши враги. Взятые в плен немецкие летчики рассказывали на допросах о силе советской авиации. Фельдфебель из 1-й штурмовой эскадры сказал: «Я имел возможность в достаточной мере наблюдать действия ваших истребителей. О количестве их я умалчиваю, но в самом их поведении чувствуются уверенность, выучка и опыт, приобретенные за время войны. Штурмовики подавляют все не только своим уничтожающим огнем, они сильно воздействуют морально».

А вот что заявил летчик 20-й эскадры ночных штурмовиков:

«После единственного моего вылета против русских я могу сказать лишь одно, что русская авиация достаточно сильна, чтобы наносить решительные удары по военно-стратегическим объектам во время осады такого крупного города как Берлин. Безусловно, русские штурмовики оказали огромную помощь своей пехоте. Это уже давно установленная истина: штурмовик – лучший друг своей пехоты».

К 21.00 16-я воздушная армия произвела 5424 самолетовылета вместо планируемых 8300, 18 ВА – 766, 4-я – 440. Две трети налетов осуществлено на направлении главного удара. При этом израсходовано около 1500 тонн бомб. Из них 900 тонн пришлось на самые крупные калибры, применявшиеся главным образом для разрушения опорных пунктов.

В течение ночи на 17 апреля в сторону Зееловских высот один за другим уходили ночные бомбардировщики. 3-я ударная, 5-я ударная и 8-я гвардейская армии в темноте продолжали бои по прорыву обороны противника. А с утра возобновилось общее наступление. Ему предшествовала короткая, но мощная артиллерийская подготовка.

Наши бомбардировщики и штурмовики из-за крайне неблагоприятных метеоусловий снова вылетали небольшими группами, а то и парами. Борьба за вторую оборонительную полосу Зееловских высот достигла крайнего ожесточения. Под сильным огнем противника наша пехота преодолевала крутые скаты и штурмовала расположенные на них долговременные фортификационные сооружения. Здесь особенно остро требовалась помощь авиации, действующей методом сосредоточенных ударов крупными силами, и это быстро склонило бы чашу весов в нашу сторону, но, как я уже указывал, крайне неблагоприятные метеоусловия ограничивали действия бомбардировщиков и штурмовиков.

До разминирования дорог, которые противник упорно оборонял, танки не имели возможности идти непосредственно в боевых порядках пехоты и продвигались за ней. Нелегко было и артиллерии следовать за наступающими частями.

Вот почему с такой настойчивостью командующий фронтом требовал вести боевые действия всеми видами авиации. Пока поднимались в воздух наиболее искусные летчики, остальные все время находились в готовности при малейшем улучшении погоды присоединиться к ним. Досадно было сознавать, что наша пехота встретила усилившееся сопротивление противника, но ни танки, ни артиллерия, ни авиация не могли оказать ей эффективной поддержка. Каждый дополнительный вылет пары штурмовиков или бомбардировщика на Зееловские высоты имел 17 апреля большое значение. Поэтому наши летчики, не считаясь с крайне сложными метеоусловиями, сбрасывали свой смертоносный груз на врага. Они произвели в тот день 895 самолетовылетов. А ночью 763 раза поднялись в небо экипажи 18 ВА.

Гитлеровские пилоты шли, как говорится, ва-банк. Несмотря на непогоду, они произвели до 500 самолетовылетов. Произошло 25 воздушных боев, противник потерял 56 машин – преимущественно истребителей. Наши потери – 22 самолета.

Во второй день операции среди отличившихся авиаторов мы снова услышали фамилию героя боев над волжской твердыней В.Н. Макарова. Он стал уже подполковником, командиром части и по-прежнему неудержимо рвался в небо. Макаров и его подчиненные добавили к счету сбитых ими вражеских машин еще по одной.

Тогда мы снова убедились, что наши летчики стоят на голову выше асов противника в тактической выучке. Старший лейтенант А. П. Филатов, сопровождавший штурмовики во главе шестерки истребителей, встретил пятьдесят «фокке-вульфов», шедших с бомбами к расположению наших войск. Ведущий немедленно приказал: двум экипажам прикрывать «илы», другой паре идти в лобовую, третьей – атаковать с фланга. Комбинированный удар оказался полной неожиданностью для противника. Гитлеровские летчики дрогнули, этим воспользовались наши истребители и сбили четыре «фоккера». Их строй смешался, и они повернули на запад. В течение дня Филатов, как он выразился при докладе, «вогнал в землю» два вражеских самолета.

17 апреля две победы одержал и И.Н. Кожедуб, сражавшийся в 176-м полку под командованием П.Ф. Чупикова. Это была особая часть, подчинявшаяся непосредственно Командующему ВВС. Здесь – что ни летчик, то герой. Во второй день Берлинской битвы по одному самолету уничтожили летчика части майоры Д С Титаренко, А С Куманичкин, капитан Н.И. Саввин и лейтенант С.К. Крамаренко.

Иван Кожедуб надолго запомнил этот полет. В паре с Дмитрием Титаренко он встретил над Зееловскими высотами сорок «фокке-вульфов», шедших с бомбами к расположению наших войск. Развернувшись на предельной скорости, наша пара приблизилась к фашистам сзади сверху. Кожедуб подошел вплотную к ведомому последней пары и меткой очередью сразил его. У гитлеровцев возникла паника. Кое-кто повернул назад, но остальные продолжали путь к цели. Как им помешать? Истребители вошли в пикирование и на предельной скорости пронеслись между «фоккерами». Те стали в оборонительный круг. Завязалась схватка, в которую вступили еще несколько наших самолетов. Вражеская группа была рассеяна. Кожедуб и Титаренко повернули домой. И вдруг Иван Никитович заметил, что один стервятник из тех, с которыми только что шел бой, продолжает полет к нашим войскам. Заметив нашу пару, он попытался скрыться. Но от Кожедуба уйти трудно. Тот быстро настиг фашиста и в упор расстрелял его. Это был шестьдесят второй сбитый им самолет.

На участках фронта, где в первой половине дня наметился успех наших частей, противник, пытаясь восстановить утраченные позиции, ввел в бой резервы. Борьба шла за каждую траншею. Таким образом, в течение двухдневных боев наступающие на главном направлении войска выполнили только задачу первого дня операции. Темп наступления продолжал оставаться медленным, бои на промежуточных рубежах принимали затяжной характер.

В связи с этим Г.К. Жуков указал командующим армиями: «…Иметь в виду, что до самого Берлина противник будет сопротивляться и цепляться за каждый дом и куст, а поэтому танкистам, самоходчикам и пехоте не ждать, пока артиллерия и авиация перебьют всех немцев и предоставят удовольствие двигаться по чистому пространству…»

Он приказал стремительно развивать наступление, не допуская медлительности в развитии Берлинской операции; всю артиллерию, в том числе и большой мощности, подтянуть к первому эшелону и держать ее не далее двух-трех километров от линии фронта, концентрируя на участках, где требуется пробивать бреши. Командующим армиями находиться на наблюдательных пунктах корпусов, ведущих бой на главном направлении. Организовать засылку в тыл противника особых отрядов с задачей нарушения управления в войсках и дезорганизации работы его тылов.

Эта директива командующего фронтом определила задачи и способы действий авиации. Все усилия ее нужно было сосредоточить на направлении главного удара в тактическом взаимодействии с наземными войсками, которые должны взломать оборону противника.

Выполняя директиву командующего фронтом, мы организовали мощные удары бомбардировщиков и штурмовиков по вражеским оборонительным сооружениям. Используя их результаты, вступили в бой вторые эшелоны стрелковых корпусов, и наступление стало вестись круглосуточно, днем – войсками первого эшелона, ночью – второго.

3-я и 5-я ударные армии, взаимодействуя со 2-й гвардейской танковой и авиаторами, разгромили выдвинутую в район западнее Претцеля резервную 11-ю моторизованную дивизию СС. Овладев важными опорными пунктами Врицен, Претцель, Букков, наши части прорвали тыловой рубеж и за два дня продвинулись на 12–16 километров.

18 и 19 апреля летчикам предстояло оказать максимальную поддержку нашим соединениям, участвовавшим в прорыве обороны противника на всю ее глубину. Особая роль отводилась бомбардировочной авиации. Мы старались поднять наибольшее количество «Петляковых» и «Туполевых». Нужно отметить, что командиры соединений и частей глубоко поняли остроту ситуации и делали то, что казалось невозможным. Наши авиаторы в течение 18 и 19 апреля произвели 8430 самолето-вылетов в условиях неустойчивой и зачастую неблагоприятной погоды.

В эти два дня развернулись особенно многочисленные воздушные бои, нередко переходившие в крупные сражения. Фашистское командование, видя, как рушится тщательно подготовленная им оборона, решило ударами авиации замедлить продвижение советских войск. Но наши истребители сорвали эти расчеты. Так, например, летчики корпуса Савицкого 18 апреля провели 150 воздушных боев. В районе, где они действовали, были обнаружены крупные группы истребителей противника, эшелонированные по высоте. Их состав достигал 40–50 экипажей. Немедленно наши авиаторы вступили в бой. Им на помощь мы подняли части авиакорпуса Белецкого и дивизии Зимина. Общими силами истребители разгромили фашистскую армаду в воздухе.

Вот что рассказал мне генерал Е.Я. Савицкий об одной из жарких схваток в берлинском небе:

– Во второй половине дня 18 апреля радиолокаторы корпусного узла наведения обнаружили до 35 самолетов противника, которые направлялись в район боевых действий 2-й гвардейской танковой армии. В это время свободный поиск вела шестерка Як-9 из состава 43-го истребительного авиаполка под командованием командира звена старшего лейтенанта И. Кузнецова. Получив данные о подходе группы гитлеровских самолетов, Кузнецов пошел на сближение. Прикрываясь облачностью, советские истребители внезапно атаковали врага, расстроили его боевой порядок и заставили сбросить бомбы на своей территории, не долетев до линии фронта. В завязавшемся воздушном бою И. Кузнецов, летчики И. Черненко и Н. Грибов сбили четыре фашистских самолета.

Через некоторое время радиолокаторы обнаружили подход еще более 30 машин противника. Для перехвата свежих сил врага генерал Савицкий поднял 40 истребителей. Смелыми атаками они не допустили гитлеровскую авиацию к боевым порядкам наших войск, нанесли ей значительные потери и обратили в бегство. В этом бою капитан С. Моргунов и лейтенант А. Васько уничтожили по два вражеских самолета. Этим славным воздушным бойцам вскоре было присвоено звание Героя Советского Союза. В течение дня «юнкерсы» и «фоккеры» предприняли еще несколько попыток прорваться к боевым порядкам наших войск, но каждый раз получали решительный отпор.

Летчики корпуса одержали в тот день рекордное число побед Они провели 84 воздушных боя и уничтожили 76 самолетов противника. Больше всех – по четыре самолета! – сбили капитан С.Н. Моргунов и старший лейтенант И.Г. Кузнецов, по три – капитаны В.В. Калашников, Е.Ф. Тужилин и младший лейтенант В.С. Ткаченко..

Интересно отметить, что многие асы этого корпуса воевали на экспериментальных машинах. По рекомендации командира на некоторых истребителях, например на Як-9ш, были установлены 37-миллиметровые пушки, стрелявшие через вал редуктора. Одна эскадрилья была оснащена самолетами, вооруженными 45-миллиметровыми пушками. Первыми эти новинки испытывал в воздухе сам командир корпуса.

Среди отличившихся летчиков-истребителей корпуса Сиднева мы снова услышали фамилию В. Макарова. Группа из шести Як-3, которую он вел, удачно провела бой в районе Зеелова. Один вражеский самолет расстрелял командир, другой – майор Ефимов. Увеличили свой боевой счет также ведущий группы Найденов и его ведомые Горбань, Целковиков и Клепач. Западнее Зеелова они, сражаясь вшестером против шестнадцати «фокке-вульфов», уничтожили четыре вражеские машины, сами же без потерь вернулись домой.

На следующий день нам пришлось пережить горькие минуты, когда узнали, что погиб в бою гвардии старший лейтенант А.П. Филатов. Отважный летчик, любимец полка, прекраснейшей души человек, он, как говорят, грудью прикрыл боевых друзей. На группу «илов» навалилось шестьдесят «фокке-вульфов». Наши истребители уничтожили пять стервятников, но и мы потеряли славного боевого товарища.

Чтобы уменьшить свои потери, авиация противника на ходу меняла тактику. Это не всегда своевременно учитывали наши авиационные командиры. Вечером 18 апреля я вынужден был отдать такое боевое распоряжение 3-му и 13-му авиационным корпусам: «Вражеские самолеты часто пытаются выходить на наши войска с востока на бреющем полете. Наши истребители летают зачастую мелкими группами на больших высотах, что лишает их порой тактической активности. Учтите это и в соответствии с тактикой противника организуйте противодействие ему». В дальнейшем истребители прикрытия стали эшелонировать свои боевые порядки от 4000 до 5000 метров. Стремление гитлеровцев добиться господства в воздухе хотя бы на одном из участков фронта не увенчалось успехом.

За эти два дня наши летчики провели 312 возушных боев, в которых сбили 173 самолета противника. Наши потери составили 108 самолетов. В последующие два дня – 20 и 21 апреля – летчикам 16 ВА удалось выполнить 4593 вылета, а число схваток в воздухе сократилось вдвое. Правда, здесь состоялись новые встречи нашего «яка» с реактивным немецким самолетом. Первая произошла раньше, 22 марта, в самый разгар воздушного боя, когда ведущий группы капитан В. Мельников пошел в атаку на фашиста, насевшего на Ил-2. И вдруг сзади сбоку в хвост машины командира стал заходить необычный самолет врага. Не мешкая ни секунды, комсорг эскадрильи лейтенант Л Сивко бросился наперерез фашисту. Тщательно прицелившись, он нажал на обе гашетки. Залповый огонь прошил Ме-262, и он, вспыхнув, рухнул на землю. Но и машина Л. Сивко была повреждена, летчик не смог покинуть ее и погиб смертью героя. Теперь командир и боевые друзья в небе Берлина мстили за смерть отважного комсомольца. Сбитые реактивные самолеты появились на боевом счету капитанов Марквеладзе и Кузнецова.

О лучших наших летчиках фронтовые поэты слагали стихи и песни. В армейской газете «Доблесть» из номера в номер рассказывалось об их славных делах. Для этого был заведен специальный раздел «Вчера в воздухе». В одном из номеров, например, сообщалось: «Группа “яковлевых” под командованием старшего лейтенанта Красицкого прикрывала наши войска. В районе барражирования появились четыре “юнкерса” в сопровождении восьмерки “фокке-вульфов”. Истребители ринулись наперехват и, сблизившись с противником, открыли неотразимый огонь. Командир группы Красицкий сбил Ю-88, младшие лейтенанты Худовец и Герасименко – по одному ФВ-190».

А вот еще один характерный эпизод, о котором рассказывала газета. Немало неприятностей доставляла авиаторам «неуловимая», как ее называли, батарея противника. Как только сгущались сумерки, она открывала огонь по аэродрому корректировщиков. Несколько раз наши летчики пытались обнаружить ее, но безрезультатно. Тщательно изучив карту данного района, летчик Степанов и штурман Курбангалеев снова подняли свой Пе-2 на разведку. Линии окопов, минометные позиции, изгиб железной дороги. Разведчики выскочили к станции. Вокруг самолета появились шапки разрывов зенитных снарядов.

– С поезда бьют, – передал Степанов.

– Так это же бронепоезд! – крикнул Курбангалеев.

Отгадка была найдена. Поезд стал уходить, огрызаясь огнем зениток.

– Бей по путям! – приказал Степанов.

– Есть бить по путям! – бодро отозвался штурман.

Вскоре пути были разрушены. Бронепоезд очутился в западне и попал под огонь советской артиллерии. «Неуловимая» батарея была уничтожена.

В Берлинской операции наиболее ярко проявилось превосходство в боевом мастерстве советских истребителей над авиацией противника: Однажды в беседе со мной эту мысль образно выразил один из ветеранов 16-й воздушной армии командир 53-го гвардейского истребительного авиаполка майор В.И. Шишкин, герой Сталинграда и Курска. Он сказал: «Не тот нынче пошел фриц в воздухе. Слаба кишка стала. Чуть что – наутек пускается. Это не те нахалы, что под Сталинградом и Курском на рожон лезли. Пообломали им рога советские истребители». Показательны в этом смысле и цифры сбитых самолетов. Только за один день лейтенант Ершов сразил пять «фокке-вульфов», а лейтенант Бродский – три.

Напряженной была для нас ночь на 21 апреля. 553 дальних бомбардировщика громили узлы обороны войск и боевую технику противника на восточных окраинах Берлина. Наши По-2 действовали по опорным пунктам врага в пригородах Бух, Панков, Кенигсдорф.

21 апреля «Петляковы» не смогли вылететь из-за сложных метеоусловий. Но «ильюшины» мы выпустили. Видимость была так мала, что фашистские истребители, патрулировавшие над Берлином, не заметили, как ниже их 33 наших штурмовика из корпуса генерала Токарева наносили удар по пунктам сопротивления гитлеровцев.

Днем раньше советская дальнобойная артиллерия открыла огонь по Берлину, возвещая начало его штурма. Впервые бомбовые удары по логову врага слились с артиллерийским огнем 3-й ударной и 47-й армий.

21 апреля четыре наши армии, в том числе 2-я танковая, прорвав главную полосу обороны противника, преодолев ее второй пояс, два промежуточных и тыловой рубежи, вышли на окраины Берлина и завязали там бои. За шесть дней наступления части продвинулись на правом крыле от 24 до 52 километров, в центре – до 65 километров, на левом крыле – от 24 до 35 километров. Были разгромлены основные силы 9-й немецкой армии. Противнику нанесены значительные потери в живой силе и технике. Было уничтожено, в частности, 575 и захвачено 60 самолетов.

22 апреля начался маневр на окружение Берлина и бои в городе. Командование фронта обратилось ко всем бойцам с воззванием, в котором говорилось:

«Товарищи офицеры, сержанты и красноармейцы! Ваши части покрыли себя неувядаемой славой. Для вас не было преград ни у стен Сталинграда, ни в степях Украины, ни в лесах и болотах Белоруссии. Вас не сдержали мощные укрепления, которых мы сейчас преодолели на подступах к Берлину…

На штурм Берлина – к полной и окончательной победе, боевые товарищи! Дерзостью и смелостью, дружной согласованностью всех родов войск, хорошей взаимной поддержкой сметать все препятствия и рваться вперед, только вперед, к центру города, к его южным и западным окраинам – навстречу двигающимся с запада союзным войскам, вперед к победе!»

В глубь каменных кварталов Берлина устремилась лавина танков и пехоты, поддерживаемая мощным огнем артиллерии и авиацией. Особенно стремительно двигалась 44-я бригада 1-й гвардейской танковой армии. Действуя в передовом отряде, она ворвалась в пригород германской столицы – Уленхорст. И здесь попала в окружение. Противник непрерывно контратаковал, пытаясь разгромить наше соединение. На выручку танкистам пришли авиаторы. Группы самолетов, вызванные авиационным представителем из 3-й гвардейской штурмовой дивизии полковника А. А. Смирнова, начали наносить непрерывные удары по артиллерии, атакующим танкам и пехоте противника. Получив мощную поддержку с воздуха, танковая бригада отбила все контратаки гитлеровцев и удержала позиции до подхода пехоты и артиллерии.

В ходе последующих боев стало ясно, что надо искуснее приспосабливаться к действиям в крупном городе, чтобы не снижать темпов наступления. Командующий фронтом считал, что малейшее промедление позволит противнику подтянуть дополнительные силы и средства и укрепить свою оборону.

22 апреля Г.К. Жуков потребовал от командующих армиями, ведущими бой за город, организовать непрерывный круглосуточный бой, для чего в дивизиях иметь дневные и ночные штурмовые подразделения. В их состав включить танки.

Выполняя это указание, части, сражающиеся в Берлине, перестроили боевые порядки, усилили состав штурмовых групп и ускорили продвижение вперед. Ведя круглосуточно напряженные уличные бои, преодолевая ожесточенное сопротивление противника, советские войска в течение 22 и 23 апреля овладели большой частью пригорода Панков в районе Силезского вокзала. Им помогли меткие удары бомбардировщиков из корпуса генерала И.П. Скока. Шесть девяток «туполевых» 22 апреля сбросили на узлы сопротивления в центре Берлина 97 тонн бомб.

О том, как проходил налет на Берлин «туполевых», красочно рассказал летчик-истребитель Григорий Кудленко. Вместе со своими товарищами он сопровождал бомбардировщики. «Вечером, после того как мы узнали, что будем выполнять ответственный полет над германской столицей, среди летчиков царило оживление. В дружеских беседах все говорили о сложности предстоящей задачи. Каждый летчик был уверен, что он успешно ее выполнит, но волновал новый район, особенности ориентировки…

Наступило утро. День выдался летный, но видимость была маловата. Это нас немного огорчило.

Летчики прибыли на аэродром. Все в ожидании чего-то грандиозного. На краю аэродрома, у взлетной полосы, величаво колышется гвардейское Знамя полка с прикрепленными к нему двумя орденами. Командир подполковник Зворыгин зачитывает перед строем боевой приказ и объявляет расчет. Первую группу истребителей ведет он сам.

Вскоре над нами появляется первая группа бомбардировщиков. Зеленая ракета – и мы начинаем взлет. Я веду восьмерку Як-3. После сбора подошли к ведущему Ту-2, я качнул ему крылом. Он ответил тем же. Такое чувство, как будто мы пожали друг другу руку. Связались по радио. Доложил, что у меня все в порядке, и сказал: “Идем на логово!”

Горизонтальная видимость не более километра. Пришлось поближе прижиматься к бомбардировщикам, несущим “гостинцы” фашистскому отродью. Скорее бы уж!..

До цели всего 17 минут полета. Но эти минуты показались нам бесконечно долгими. Пересекли Одер. Вот уже в густой дымке под нами начинают вырисовываться окраины Берлина. А дальше огромное клубящееся облако. Дым от горящего Берлина поднимался до полутора километров. Видимости никакой. Но бомбардировщики уверенно ложатся на боевой курс. Мы начеку. В любой момент могут появиться истребители противника.

Наступил решающий момент. Наши боевые друзья успешно выполнили задание. Легко было на душе от сознания выполненного долга. Проводив “туполевых“, мы в полном составе произвели посадку на свой аэродром. У гвардейского Знамени доложили об успешном выполнении задачи. В глазах летчиков светилась радость. Каждый понимал: дни Третьего рейха сочтены! А большего счастья для советского воина и не надо».

На левом крыле фронта юго-восточнее Берлина еще шли бои в районах Франкфурта-на-Одере и Фюрстенвальде. В течение 22 апреля противник там продолжал оказывать ожесточенное сопротивление 69-й и 33-й армиям. Его войска расположились на выступе, упиравшемся в Одер. Нашему командованию важно было не допустить оттуда прорыва гитлеровцев к Берлину.

Вечером 23 апреля на командный пункт фронта, где я в тот момент находился, пришла добрая весть: преодолевая сопротивление врага, войска 69-й армии во взаимодействии с авиацией овладели Фюрстенвальде. Этот город находится западнее Франкфурта, остававшегося пока в руках гитлеровцев. Теперь был сделан важный шаг к замыканию нового кольца. Наш успех обеспечивало и то обстоятельство, что 33-я армия вышла на восточный берег канала Одер – Шпрее и частью сил форсировала его восточнее Нойбрюка.

Положение фашистов в районе Франкфурта стало еще более угрожающим, когда танкисты 1-го Украинского фронта прорвались на южные подступы к Берлину, заняли Букков, Тельтов, Древитц, а стрелковые части взяли Пехюле и Виттеберг. Гитлеровцы решили отходить в северном и северо-западном направлениях к своей столице. Чтобы преградить им путь отступления, Г.К. Жуков приказал 2-му гвардейскому кавалерийскому корпусу, 69-й и 33-й армиям во взаимодействии с войсками правого крыла 1-го Украинского фронта не позже 24 апреля замкнуть кольцо вокруг фашистских дивизий в треугольнике Франкфурт – Губен – Бесков.

Чтобы помочь решить эту задачу, нам пришлось перераспределить ударные силы, а именно: 9-й штурмовой корпус, части 3 бак, 188-й и 221-й дивизий перенацелить на Франкфурт и Бесков.

В свою очередь гитлеровское командование решило подкрепить свои части, оборонявшиеся в том районе, и двинуло туда большую колонну танков с пехотой. Наши воздушные разведчики вовремя заметили этот маневр. Надо было нанести удар и по колонне, и по обороняющимся войскам. Но действовать группам с пикирования было невозможно – высота облачности оказалась меньше километра, да и видимость ограничивала всякий маневр. Тогда созрело решение – наносить эшелонированные удары одиночными самолетами с горизонтального полета. Сорок девять экипажей «Петляковых» с высоты 400 метров штурмовали опорный пункт и шоссейные дороги. Звено во главе со старшим лейтенантом В. Дружининым двумя прямыми попаданиями бомб разрушило шоссейный мост через Шпрее и преградило врагу путь отхода.

23 апреля начался штурм города и крепости Франкфурт, где засело несколько фашистских полков, прошедших специальную подготовку и располагавших большими средствами усиления. Мы направили против них бомбардировочные соединения, в том числе 241-ю авиационную дивизию. Учли при этом, что из-за трудного положения в Берлине гитлеровцы почти не прикрывали Франкфурт с воздуха.

…Рассвело. После короткого инструктажа экипажи направились к самолетам. Первым взлетел командир дивизии А. Федоров. Самолеты поднимаются в воздух с интервалом в три минуты.

Сегодня наши бомбардировщики действуют одиночными экипажами. Они идут к Франкфурту-на-Одере. Самолеты один за другим заходят на цель. Их пытаются атаковать «фокке-вульфы», но тут же на них навалились советские истребители, надежно прикрывавшие своих боевых друзей.

В день начала штурма Франкфурта наши бомбардировочные части совершили более ста вылетов. Четыре часа они одиночными экипажами, а позже парами и звеньями непрерывно крушили очаги сопротивления врага. Чтобы затруднить действия зенитной артиллерии противника, Пе-2 заходили на цель с разных направлений и высот, сваливались из-за облаков и всеми средствами били по врагу.

Глубокой ночью от командующего 69-й армии генерала В.Я. Колпакчи, войска которого овладели Франкфуртом-на-Одере, была получена телеграмма. В ней он благодарил всех участников этой операции за активную поддержку штурма последних бастионов.

Постепенно вражеские самолеты стали реже появляться в воздухе. Но бои еще носили ожесточенный характер. За два дня – 23 и 24 апреля – их было проведено 60. Уничтожено 38 самолетов противника Мы потеряли 25 машин.

Как-то наши воздушные разведчики донесли, что гитлеровцы жгут на аэродромах свои боевые машины. Мы сразу поняли, что к фашистским авиационным базам приближаются советские войска. Потеряв значительную часть самолетов в воздушных боях и на аэродромах в районе Берлина, немцы не могли уже оказать нашей авиации серьезного противодействия. Поэтому мы стали привлекать свои истребители к штурмовым действиям по колоннам на дорогах и наземным целям.

Вечером накануне последнего штурма мы организовали прослушивание по радио приказа Верховного Главнокомандующего, в котором отмечались успешные действия воинов общевойсковых соединений и личного состава нашей армии, прорвавших глубоко эшелонированную вражескую оборону на Одере и вступивших в Берлин. И снова мы слышали знакомые фамилии командиров отличившихся авиационных соединений и частей: Е.Я. Савицкий, А.3. Каравацкий, Б.К. Токарев, И.В. Крупский, Г.О. Комаров, Е.М. Белецкий, И.П. Скок, В.В. Сухорябов, Ю.М. Беркаль, В.И. Сталин, К.И. Рассказов, П.А. Калинин, Г.П. Турыкин, П.Ф. Чупиков, А.Г. Наконечников…

О многих упомянутых в приказе командирах я уже писал. Хотелось бы сказать несколько слов о генерале Е.М. Белецком. Отличный летчик-истребитель, он показал себя с первых дней войны волевым командиром с широким оперативно-тактическим кругозором. Не случайно именно ему в 1942 году было поручено возглавить новое, только что вводившееся авиационное объединение – 1-ю истребительную армию. В нее входило пять дивизий: три истребительные, штурмовая и бомбардировочная. В конце того же года она была преобразована в 1-й истребительный авиационный корпус резерва Главного командования. Под руководством Белецкого летчики соединения прославились на многих фронтах, оно удостоилось звания гвардейского. Сам командир был отмечен семью боевыми орденами. И теперь он и его асы сражались в рядах 16-й воздушной.

Полковник В.И. Сталин прибыл к нам на фронт немного раньше из 1 иак. Выпускник Качинского училища, Василий Иосифович начал войну инспектором-летчиком, под Сталинградом командовал 32-м гвардейским полком, потом 3-й гвардейской дивизией.

В ходе боев под Берлином он возглавил 286-ю истребительную дивизию. За успешные действия был награжден двумя орденами Красного Знамени, орденами Александра Невского и Суворова I степени, польским крестом Грюнвальда.

24 и 25 апреля на центральном участке фронта с целью быстрейшего окружения противника нашими войсками был осуществлен смелый маневр. 47-я армия в результате рассекающего удара в юго-западном и южном направлениях за два дня боев продвинулась до 25 километров и к исходу 25 апреля вышла на рубеж Наунен, Катцин, Фарлянд, Шпандау, а 9-й гвардейский танковый корпус в районе Потсдама соединился с частями 1-го Украинского фронта.

Огненное кольцо вокруг Берлина замкнулось. Мы знали, конечно, что предстоит еще тяжелая борьба: численность окруженных войск, включая различные полицейские, охранные и специальные подразделения, достигала 166 тысяч человек. По данным разведки, гарнизон города располагал запасами продовольствия и боеприпасов более чем на 30 дней.

В штабе фронта мне сообщили, что генеральный штаб сухопутных войск и штаб оперативного управления вооруженных сил Германии во главе с генерал-полковником Йодлем поспешно эвакуировались в Баварию. Руководство обороной Берлина 24 апреля Гитлер возложил на командира 56-го танкового корпуса генерала Вейдлинга. Положение окруженных в Берлине гитлеровских войск непрерывно ухудшалось.

В то же время соединения 3-й армии генерала А.В. Горбатова, введенные в бой из резерва, выйдя в район северо-восточнее Кенигс-Вустерхаузена, резко повернули на юг и юго-восток и к исходу 25 апреля также соединились с частями 1-го Украинского фронта северо-западнее Миттенвальде. Немцы оказались окруженными и в районе города Вендиш-Бухгольц. Там находилось около 74 тысяч гитлеровцев, 1900 орудий и минометов и до 1000 танков и самоходок. 69-я армия во взаимодействии со 2-м гвардейским кавалерийским корпусом и 33-й армией начала бои по уничтожению попавшего в окружение противника.

Таким образом, в результате решительных действий в центре и на левом крыле нашего фронта силы врага оказались разобщенными и потеряли всякую возможность соединиться. Штурмовики и бомбардировщики наносили удары по котлам. Особенно зорко мы следили за районом Потсдама, где можно было ждать попыток противника разорвать кольцо. Туда были нацелены «илы» 2-й гвардейской штурмовой дивизии, 6-го корпуса и «яки» 3 иак.

Налеты «петляковых» и «туполевых» на Берлин становились все более массированными. Они сокрушали каменные громады, заслонявшие собой путь к центру города, куда пробивались с востока части нашего фронта и с юга 1-го Украинского. Штурмуя Берлин, мы использовали опыт, приобретенный при взятии Познани, Шнайдемюля, Кюстрина. Но здесь было значительно труднее, так как быстро менялась обстановка. Иногда приходилось откладывать намеченные вылеты и уточнять обстановку. На это уходило время. Большое количество войск, введенное в Берлин с разных направлений и разных фронтов, требовало от нас исключительного внимания при выполнении поставленных задач.

25 апреля мы осуществили серию ударов с воздуха под кодовым наименованием «Салют». Она была тщательно подготовлена. Наши истребители блокировали вражеские аэродромы, чтобы авиация противника не помешала нам.

Первый из массированных ударов производился с 13.00 до 14.00 896-ю самолетами, второй – с 18.30 до 19.30. В нем приняло участие 590 экипажей.

В этих ударах участвовала 241-я бомбардировочная авиационная дивизия. 67 Пе-2 этой дивизии подвергли бомбардировке резервы противника, сосредоточенные в парке Тиргартен, а другие объекты в центре города бомбила 301-я бомбардировочная дивизия полковника Федоренко. Действовать пришлось в сложных метеорологических условиях. Район цели был сильно задымлен, низкая облачность прижимала самолеты к земле и не позволяла бомбить с пикирования. А фашисты вели сильный зенитный огонь.

Несмотря на все трудности, семь групп «петляковых» быстро нашли цели и с горизонтального полета сбросили бомбы. Экипажи доложили о выполнении задания. На привезенных ими фотоснимках мы обнаружили, что «петляковы» разрушили несколько опорных пунктов и дзотов, две башни ПВО в Тиргартене, артиллерийские батареи, скопление техники и живой силы врага.

Массированным ударам наших летчиков предшествовал ночной налет на центр Берлина 600 Ил-4 18-й воздушной армии. В следующую ночь они снова подвергли бомбардировке центральные кварталы осажденной столицы гитлеровского рейха. Кроме того, «петляковы» 2-й воздушной также совершили 700 боевых вылетов по объектам в южной части Берлина. В результате произошли десятки сильных взрывов, были разрушены многие оборонительные сооружения врага.

Мне запомнилось донесение по радио командира 188-й бомбардировочной дивизии Героя Советского Союза гвардии полковника Пушкина. Он докладывал: «Под крылом Берлин, объятый пламенем. Столбы дыма и гари поднимаются до 2 километров. В городе идут жаркие бои».

В сложных условиях, когда по одним и тем же объектам действовали летчики разных армий, очень трудно было наладить четкое взаимодействие, особенно в полосе, где наступали войска двух фронтов – нашего и 1-го Украинского. Несмотря на тщательную подготовку, все же взаимодействие между воздушными армиями происходило не всегда гладко. Авиационные штабы получали линию соприкосновения с противником только к исходу дня. А ведь для тактического взаимодействия требовались все новые и новые данные.

Штабы общевойсковых армий обоих фронтов, фланги которых примыкали друг к другу, также очень редко получали взаимную информацию, слабо знали обстановку друг у друга и при постановке задач авиации не всегда учитывали ее. Командный пункт А.А. Новикова, безусловно, не мог справиться с согласованием тактического взаимодействия, его нужно было налаживать на уровне командиров авиадивизий, способных управлять и наводить части обоих фронтов. По нашему предложению командующий ВВС поручил соседям возглавить действия по разгрому с воздуха окруженной группировки врага юго-западнее Берлина. Это помогло улучшить связь между штабами и командными пунктами обеих армий, несогласованность была преодолена.

Чтобы лучше управлять авиацией над Берлином, мы организовали специальные пункты наведения. Их было два: один, главный, в полосе 8-й гвардейской армии назывался «Восточный», другой, вспомогательный, в полосе 5-й ударной армии – «Северный».

В чем состояла задача этих пунктов? Прежде всего – в точном выводе групп бомбардировщиков на объекты удара. Найти заданные цели было очень трудно даже при хорошей погоде: дым пожаров ограничивал видимость. Кроме того, не всегда была ясна обстановка в самом городе, где действовало много войск, продвигавшихся к центру с разных направлений.

Следуя к назначенным объектам, группы бомбардировщиков должны были проходить через пункт наведения, на подходе связаться по радио и получить подтверждение задач или перенацеливание. Пункт наведения, возглавляемый моим заместителем генералом А. С. Сенаторовым, находился в 12–18 километрах от переднего края у характерного ориентира – озера Нойзидлер-Зе. От него были известны курс и точные расстояния до характерных целей. При надежной связи с землей экипажи чувствовали себя увереннее даже при ограниченной видимости. Если же подтверждение не давалось, самолеты возвращались обратно.

Это была первая линия опознавания и ориентировки. За ней располагалась вторая, ближе к линии фронта. Здесь были выставлены наблюдатели с ракетницами на крышах домов. Они обозначали передний край. Увидев их сигналы, летчики определяли передний край, а наводчики по радио наводили на цели.

Кольцо окружения в Берлине непрерывно сжималось. Нами были получены данные о том, что противник использует в качестве взлетно-посадочной полосы Шарлотенбургерштрассе. Штурмовикам и истребителям была поставлена задача держать под постоянным контролем эту крупную магистраль, не допуская посадки или взлета с нее самолетов.

Во время разгрома немцев под Сталинградом нам ставилась задача не выпустить из окружения Паулюса и его штаб, теперь предстояло не допустить вылета из Берлина заправил гитлеровского рейха.

27 апреля к вечеру стало известно, что, потеряв все аэродромы в Берлине и вблизи него, немецкое командование готовится использовать для взлета и посадки самолетов главную аллею в парке Тиргартен. Е.Я. Савицкий подтвердил эту весть. Находясь в полете над Берлином, он заметил, что от имперской канцелярии взлетел двухместный связной самолет. Савицкий сбил его.

– Уж я-то знаю, кого и что возят эти самолеты, – говорил командир 3 иак. – Такую цель упускать нельзя.

Мы решили послать на разведку к Тиргартену истребители. Выбор пал на летчиков Оганесова и Двуреченского. Им ставил задачу генерал Сенаторов:

– По имеющимся сведениям, – предупредил он, – на площадке между Рейхстагом и Бранденбургскими воротами находятся два легких транспортных самолета и несколько танков. Уточните эти данные. Город задымлен, в центре Тиргартена много зениток. Придется идти на бреющем. Помните – задание особой важности. Достигнув цели, доложите по радио. Желаю успеха.

В указанном районе летчики обнаружили замаскированные самолеты и танки. А 28 апреля в 10.00 Оганесов повел две восьмерки бомбардировщиков и штурмовиков к Бранденбургским воротам. Выйдя к цели, он перевел самолет в пикирование и открыл огонь трассирующими снарядами, указывая цель своим боевым друзьям. Перестроившись в правый пеленг, «Петляковы» вышли на боевой курс и сбросили бомбы на аллею, а по танкам и самолетам врага ударили «ильюшины». Чтобы определить результаты. Оганесов сделал круг над целью и увидел на бетоне много воронок, а на месте техники – груду дымящегося металла.

– Задание выполнено, цель уничтожена! – успел он передать по радио.

Тотчас разрыв зенитного снаряда резко подбросил его самолет. Раненый летчик с трудом довел поврежденную машину до аэродрома. Его вытащили из кабины и отправили в госпиталь. Впоследствии В.М. Оганесову было присвоено звание Героя Советского Союза.

Перед самыми сумерками туда слетали еще снайперские экипажи пикирующих бомбардировщиков Пе-2 во главе с командирами полков Героем Советского Союза М.М. Воронковым и А.Ю. Якобсоном. В результате их ударов аллея была почти совсем разбита. Но мы не успокоились, и наши штурмовики постоянно держали под прицелом это единственное в Берлине место, пригодное для взлета и посадки гитлеровских самолетов. Над Тиргартеном, сменяя друг друга, дежурили и наши истребители.

В течение четырех дней, 22–25 апреля, наши летчики произвели 10 774 самолетовылета. За этот период они провели 81 воздушный бой, в котором сбили 56 самолетов противника. Наши потери – 19 машин.

Вражеские машины уничтожали в воздухе не только летчики-истребители, но и штурмовики. 20 апреля в районе Кластендорфа на «Ил» лейтенанта Власова набросился «фоккер». Наш штурмовик искусно ушел из-под огня, а в это время его воздушный стрелок меткой очередью прошил стервятника. Тот перевернулся через крыло и взорвался. На следующий день в районе Штраусберга Власов удачно провел схватку с двумя истребителями противника. При этом одного из них он сразил пулеметно-пушечным огнем.

Лейтенант Власов – один из летчиков славной 198-й штурмовой дивизии, которую возглавлял Герой Советского Союза полковник В. И. Белоусов. Она отличилась еще в начале Берлинского сражения, при прорыве тактической обороны противника. Помнится, тогда генерал В.А. Вержбицкий, командир 80-го стрелкового корпуса 5-й ударной армии, сообщил нам: «198-я штурмовая авиационная дивизия сыграла важную роль в обеспечении успеха стрелковых частей».

Каждый день великой битвы мы начинали с уяснения положения своих войск. Так было и сумрачным утром 26 апреля.

Несмотря на неблагоприятные метеоусловия, 26 апреля мы произвели 1244 самолето-вылета, из них большую часть на бомбардировку и штурмовку узлов сопротивления. Противодействие немцев в воздухе было весьма слабым. В течение дня только одна встреча наших истребителей с вражескими самолетами закончилась боем. Теперь стало правилом, что если они не встречали врага в воздухе, то атаковали наземные цели, уничтожая живую силу и технику противника.

Во время уличных боев в Берлине в условиях ограниченной видимости из-за дыма и пыли действия штурмовиков и бомбардировщиков сводились к непосредственному сопровождению наступающих войск. При этом «петляковы» подавляли огневые средства вблизи переднего края.

Взятые в плен гитлеровские генералы и офицеры высоко отзывались о действиях нашей авиации. Так, генерал-лейтенант Бауэр – шеф-пилот Гитлера сказал: «Я могу единственное сказать, что мы сидели в подземных этажах имперской канцелярии, не имея возможности выйти взглянуть на белый свет».

А вот что говорил пленный подполковник Эрнст Отто: «Если англо-американцы прилетали армадами ночью и действовали в течение получаса, то русские небольшими группами по 15–20 самолетов действовали в течение всего дня. И в том и в другом случае, я думаю, авиация достигала своей цели.

Я считаю, что русские летчики отлично справились с задачей поддержки наземных войск в операции по овладению Берлином. Каждая сброшенная ими бомба выводила из строя определенный участок нашей обороны, и не только своими разрушительными действиями, но и подавляла морально. Насколько я мог наблюдать, воздушная разведка у русских поставлена очень хорошо. Над нами беспрерывно кружили русские самолеты-разведчики, контролировавшие, очевидно, движение вокруг Берлина. Я знаю, что такая глубокая ориентировка очень важна для наземных войск».

Летчик Оскар Вагнер, летавший на истребителе-штурмовике ФВ-190, показал: «В первом и последнем моем вылете против русских 29 апреля была поставлена задача – штурмовать колонны русских войск на дорогах западнее Берлина. Это было рискованно в такой сложной воздушной обстановке. В воздухе было очень много русских самолетов, и они беспрерывно патрулировали в районе действий своих наземных войск. Но, несмотря на это, мы шли на риск, а точнее, на верную гибель, шли, как смертники. О соотношении сил авиации мне судить трудно, я могу сказать только одно, что в воздухе в настоящее время абсолютное превосходство русских».

Таким образом, наша авиация главные усилия направляла на поддержку наземных войск, штурмовавших последние бастионы фашистского рейха. Штаб воздушной армии, оценивая обстановку и развитие операции в целом, принимал все меры к тому, чтобы все виды авиации были использованы с полным эффектом на заданных участках. Трудным делом оказалась для нас организация взаимодействия наших частей с армиями, которые шли на Эльбу. До них было далеко, и мы решили перебазировать истребители и штурмовики на аэродромы западнее Берлина. Здесь нам очень помогла радиорелейная связь. Находясь в восточной части Берлина, я разговаривал по телефону с командирами истребителей и штурмовиков, находившихся на западе города, ставил им задачи.

В Берлине штурмовые части упорно продвигались вперед. На аэродромы, находившиеся в черте города, мы решили перебросить свои части. На Альтерсгоф посадили полки 13-го истребительного и 9-го штурмового корпусов, на центральный Темпельгоф перебазировались части во главе с подполковниками П.Б. Данкевичем и Г.В. Громовым. Когда прилетела туда первая пара истребителей, вокруг еще шел бой, по самолетам били зенитки. Но, несмотря на это, машины приземлились и… были обстреляны из минометов. Правда, наши артиллеристы выручили летчиков. Метким огнем они быстро заставили замолчать вражеские батареи. В то же время на полосу Шенефельд приземлились самолеты истребительного полка, которым командовал подполковник Н.Г. Худокормов. Перебазированием руководили командир корпуса Б.А. Сиднев и командир дивизии С.И. Миронов. Летчики, перелетевшие поближе к объекту действий, оказали большую помощь войскам, штурмовавшим центр города.

На следующий день мы прилетели на аэродром Темпельгоф вместе с главным маршалом авиации А.А. Новиковым. Познакомились с боевыми действиями полка, с задачами, которые он выполнял. Посмотрели огромное летное поле, на котором находилось много немецкой авиационной техники, в том числе новейшие реактивные самолеты.

27 и 28 апреля стали переломными днями в ходе боев за Берлин.

2-я танковая армия, рокировав главные силы к востоку и нанося удары в южном направлении навстречу войскам 1-го Украинского фронта, овладела большей частью района Шарлотенбург. 3-я ударная армия, взаимодействуя с танкистами, овладела районом Моабит и вышла на северный берег Шпрее на участке севернее Лютцова. 5-я ударная армия, развивая наступление между Ландверканалом и Шпрее, полностью овладела северной частью района Крейцберг.

Взаимодействуя с правофланговыми соединениями 1-го Украинского фронта, 8-я гвардейская и 1-я танковая армии в течение двух дней овладели восточной частью городского района Шенеберг и к исходу 28 апреля вышли на линию Анхальтерштрассе – южный берег Ландверканала до Лютцовштрассе. Теперь части 8-й гвардейской и 3-й ударной армий разделяла двухсотметровая полоса парка Тиргартен. Одновременно танкисты 1-го Украинского фронта, наступая в северном направлении, завязали бои в южной части района Вильгельмсдорф.

В итоге двухдневного наступления создалось критическое положение для вражеских войск, оборонявших столицу рейха. Наши войска подошли непосредственно к рейхсканцелярии, где нашли свое последнее убежище остатки немецкого фашистского правительства. С соединением войск 3-й ударной и 8-й гвардейской армий гарнизон Берлина был бы расчленен на две изолированные части.

Немецкое командование предприняло последнюю попытку усилить противодействие в центре города. В ночь на 28 апреля сюда был выброшен парашютный десант из отрядов морской пехоты и подразделений ОС общей численностью до двух батальонов. Ему и остаткам разбитых частей была поставлена задача – оборонять Рейхстаг и имперскую канцелярию.

Совсем неожиданно 28 апреля в небе Берлина появилось несколько групп немецких истребителей. Летчики нашей воздушной армии разогнали их и надежно прикрыли свои части с воздуха. В то же время бомбардировщики наносили массированный удар по артиллерийским и минометным батареям, расположенным в опорных пунктах.

К исходу дня экипажи совершили налет на мост через Шпрее. Несмотря на мощный зенитный огонь, первыми к цели пробились группы самолетов, ведомые командиром 24-го Краснознаменного Орловского авиаполка подполковником А. Соколовым и командиром эскадрильи Героем Советского Союза П. Дельцовым. Прикрываясь облаками, бомбардировщики нанесли удар с пикирования. Штурманские расчеты, выполненные флагманами Героями Советского Союза С. Давиденко и П. Козленко, оказались точными: один из пролетов моста, окутавшись дымом, обрушился в воду.

Когда я услышал доклад об умелых действиях экипажа Героя Советского Союза Павла Андреевича Дельцова, то вспомнил, что во время Белорусской операции после нанесения удара по мосту в тылу врага мы некоторое время считали его погибшим, а потом назвали дважды рожденным.

Дивизии, в которой он воевал, в июне 1944 года была поставлена задача разбомбить мост через Березину и преградить путь гитлеровцам, пытавшимся вырваться из могилевского мешка. Понимая жизненную важность сохранения переправы, противник стянул туда мощные средства ПВО. Десять групп наших Пе-2 под прикрытием истребителей с пикирования бомбили мост, разрушили один из пролетов, повредили основание. Но и у нас были потери. Вернувшиеся товарищи сообщили, что видели, как прямым попаданием снаряда над рекой был сбит самолет Дельцова, он упал на берег. Тяжело переживали мы эту утрату. Комэск и его экипаж пользовались большой любовью в армии.

А 2-го июля Павел Дельцов… возвратился в часть. И вот что он рассказал. Дважды спикировал и точно сбросил бомбы на мост, заметил на берегу скопившиеся вражеские танки, самоходки, автомашины и сказал по переговорному устройству стрелку-радисту:

– Теперь будем бомбить колонну. Передай по радио всем экипажам: делать третий заход.

Но в этот момент ослепительно вспыхнул разрыв снаряда, машину резко бросило в сторону. У Павла вырвало из рук штурвал. Он схватил его, но самолет перестал слушаться рулей.

– Экипаж! Прыгать! – крикнул командир, тщетно пытаясь выровнять машину.

Он покинул самолет последним и, управляя парашютом, старался приземлиться подальше от занятой фашистами деревни. Ветер был сильный, и противостоять воздушному потоку не удавалось. Что делать? Павел понимал, что фашисты наблюдают за ним. «Неужели плен? Не выйдет!» – решил он и вынул пистолет.

В самый последний момент Дельцов отпустил стропы. Враги поздно увидели, что советский летчик приземлился метрах в 60 от них и, отстегнув парашют, бегом бросился в лес. Фашисты стали преследовать летчика. Дельцов остановился и выстрелами из пистолета в упор уложил двоих.

Рослый гитлеровец бросился ему под ноги. Дельцов упал. Сразу на него навалились, пытались вырвать пистолет, били в грудь, в голову, в бока… Вдруг удары прекратились.

Ничего не понимая, Дельцов лежал несколько секунд. Потом приподнял голову, огляделся. Гитлеровцы разбежались в разные стороны. Он увидел: казалось, прямо к нему шли строем низко-низко советские штурмовики. Вот они летят уже над ним, сотрясая землю мощным гулом. За первой волной катилась другая, третья. Дельцов закричал от радости. Собрав силы, он пошел вперед. Вот и лес. Недолго пришлось ему пробираться к своим. Наступающие советские войска стремительно продвигались на запад. И вот он уже в объятиях своих боевых друзей.

Потом Павел Андреевич воевал в небе Польши, а теперь вот и над Берлином. Приятно было поздравить героя с новым успехом. За два часа до наступления темноты на бомбардировку моста, чтобы не дать противнику возможности восстановить его, вылетели еще несколько групп Пе-2. Они окончательно разрушили мост.

Войска левого крыла фронта сжимали кольцо окружения в районе Вендиш-Бухгольца. 27 апреля противник силами до пехотной дивизии с 40 танками предпринял безуспешную попытку прорваться из котла в западном направлении. 28 апреля гитлеровцы предприняли несколько контратак с целью задержать наступление советских войск и вскрыть слабые места в наших боевых порядках. Но все контратаки были отбиты.

К исходу 28 апреля окруженные гитлеровцы занимали площадь радиусом всего в 10 километров. Они испытывали большой недостаток в боеприпасах и продовольствии, но фашистское командование приказало «держаться до последнего человека». Судьба этой группы была решена. Возглавивший ее командующий 9-й немецкой армией генерал пехоты Буссе 28 апреля радировал Гитлеру: «Вы, видимо, уже списали 9-ю армию». Ему была обещана помощь.

К исходу 28 апреля 2-му гвардейскому кавалерийскому корпусу, сосредоточившемуся в районе западнее Вельдена, была поставлена задача с утра 29 апреля перейти в наступление в направлении Фризак, Нойштадт. Командующий фронтом приказал мне поддержать действия этого корпуса штурмовой авиадивизией и прикрыть истребителями.

Однако генерал Буссе, не дождавшись обещанной Гитлером помощи, ночью отдал приказ на прорыв кольца. Он бросил в атаку тридцать тысяч гитлеровцев при поддержке сорока танков. Наши части вступили во встречный бой. На врага обрушился уничтожающий огонь артиллерии, поддержанной авиацией. Группы Ил-2, сменяя друг друга, беспрерывно наносили мощные удары. Весь день 29 апреля наши воины вели упорные бои юго-восточнее столицы рейха.

Их девиз был таков: «Не пустить врага ни на шаг к Берлину! Разгромить его в котле!»

За этот день удалось сделать 1603 самолетовылета. Противодействие гитлеровцев в воздухе снова возросло. В 67 воздушных боях наши истребители уничтожили 46 самолетов врага. Летчики 9-го гвардейского иап сразили 7 вражеских машин. По два самолета сбили С.И. Маковский, В.И. Александрюк, И.Д. Радчиков. До 30 увеличил свой личный боевой счет Амет-хан Султан, победив германского аса.

Об уроженце Крыма Герое Советского Союза Амет-хан Султане мы были наслышаны еще раньше как об искусном воздушном бойце. Теперь он воевал в небе Берлина и сразу зарекомендовал себя всевидящим, неуязвимым в воздухе, обладал молниеносной реакцией и необычайной выносливостью в сложном пилотаже.

…Когда копоть, поднявшаяся над городом, закрывала все до высоты двух километров, вверху видимость была хорошей. Именно там, на высоте, ведущий советских «лавочкиных» майор Амет-хан Султан обнаружил группу «фоккеров». А сверху ее прикрывала еще пара. «С нее не спускать глаз», – решил он. И действительно, выбрав момент, пара гитлеровцев ринулась в атаку. Неизвестно, чем бы она завершилась, если бы Ла-7 командира не взметнулся свечой навстречу. Вот он уже под желтым брюхом фашистского самолета. Положение – в самый раз! Грянула короткая очередь. ФВ-190 вспыхнул, из его кабины мгновение спустя вывалился летчик с парашютом. На земле задержали его наши бойцы и доставили к нам на командный пункт. Это был командир истребительной группы, фашистский полковник, награжденный Гитлером всеми «рыцарскими» регалиями. За новые победы в воздухе 29 апреля 1945 года Амет-хан Султан был удостоен второй медали «Золотая Звезда».

Бои в Берлине 29 и 30 апреля приняли особенно ожесточенный характер. Противник отчаянно сопротивлялся, упорно цеплялся за каждый квартал, дом и этаж, неоднократно переходил в контратаки. Удары с воздуха помогали нашим штурмовым отрядам продвигаться вперед, затягивать огненный узел вокруг Берлинского гарнизона.

Над улицами города летчики выполняли сложнейшие полеты, расчищая путь наземным частям, делая проходы среди завалов и баррикад. Штурмовики ходили буквально над крышами домов, направляя свои реактивные снаряды в окна и проломы, откуда вели огонь гитлеровцы, неотразимыми бомбовыми ударами с пикирования били по укрепленным точкам.

Последний налет на логово фашистов произвели наши пикировщики. Нужно было совершенно точно нанести удар по району Моабит и резиденции Гиммлера на восточном берегу Шпрее.

Этот район прикрывался фашистскими истребителями и зенитчиками. Как только появились там наши самолеты, те открыли ожесточенный огонь. Но «петляковы» во главе с майором А. Ксюниным уже образовали над Моабитом вертушку. Пикируя с двух тысяч метров, они обрушили бомбовый груз на цель.

Штурманы не ошиблись в расчетах.

Вслед за первой группой пришла вторая, ведомая Героем Советского Союза М. Воронковым. Бомбардировщиков фашисты встретили еще более плотным зенитным огнем. Но ничто не могло остановить советских летчиков. Аэрофотоаппараты зафиксировали несколько прямых попаданий тяжелых бомб в резиденцию Гиммлера.

Именно об этих налетах пишет в своих воспоминаниях генерал Н. Попель, член Военного совета 1-й гвардейской танковой армии, штурмовавшей в тот день район берлинского зоологического сада: «Представитель воздушной армии указывал по радио цели… Штурмовики и бомбардировщики в стремительных атаках с бреющего полета сбрасывали бомбы на огневые позиции гитлеровцев».

29 апреля 79-й стрелковый корпус 3-й ударной армии форсировал реку Шпрее в районе северо-западнее Рейхстага и, преодолевая ожесточенное сопротивление противника, захватил дома, прилегающие к нему (в том числе здание министерства внутренних дел).

Наши части настолько сблизились с противником в центре Берлина, что мы отменили боевые вылеты, опасаясь ударить по своим. Командиры наземных войск, однако, просили прислать их, убеждали нас: «Пусть они не бомбят и не стреляют, а пройдут раз-другой на бреющем над фашистами. Услышав гул, они прячутся, перестают вести огонь. Нам это только и нужно, чтобы ворваться в опорный пункт». Пришлось разрешить холостые вылеты штурмовиков, которые одним своим появлением наводили на немцев ужас.

На правом крыле фронта 61-я армия, при поддержке бомбардировщиков и штурмовиков, форсировала Фоссканал и во взаимодействии с 49-й армией 2-го Белорусского фронта продвинулась за два дня на 40 километров. 29 апреля 107 пикирующих бомбардировщиков нанесли мощный удар по опорным пунктам врага, мешавшим продвижению к Эльбе. В тяжелом положении оказался экипаж младшего лейтенанта В. Крупина. Его самолет был поврежден при отходе от цели, но летчик сумел развернуться и взял курс на свой аэродром. При подходе к линии фронта стрелок-радист Родькин доложил командиру:

– Сзади заходит звено «фокке-вульфов»! – И открыл огонь.

Очередь… вторая… третья! Истребитель со свастикой накренился и, загоревшись, пошел вниз. Другие отвалили в сторону.

А сзади появилась еще четверка «фокке-вульфов». Комсомолец Родькин снова вступил в бой. Но скоро кончились боеприпасы. Фашисты подожгли наш бомбардировщик. Экипаж покинул самолет. Раскрылись три парашюта.

Стервятники набросились на парашютистов. Убит штурман экипажа коммунист младший лейтенант К. Хулин. Вторую атаку гитлеровцам сделать не удалось. Из-за облаков вынырнуло звено «яков» и устремилось на фашистов. Летчик Крупин и стрелок-радист Родькин благополучно приземлились на нашей территории.

Во время того налета у «петлякова», который пилотировал летчик В. Зималиев, загорелся правый мотор. Летчик с трудом дотянул пикировщик до своего аэродрома. При посадке вспыхнули обе плоскости и фюзеляж. Едва экипаж, приземлившись, покинул пылающий самолет, как он взорвался.

Всю ночь на 30 апреля штаб фронта был занят подготовкой к штурму Рейхстага. По заданию командующего велась усиленная разведка, очищались от противника расположенные вблизи здания, подтягивалась артиллерия для стрельбы прямой наводкой Мы очень жалели, что не можем помочь нашим бойцам ударами с воздуха.

С утра на командный пункт пришла волнующая весть. В 11.00 30 апреля штурмовые группы и отряды 150-й и 171-й дивизий 79-го стрелкового корпуса начали штурм Рейхстага. Противник сопротивлялся с ожесточенным упорством. Гитлеровцы дрались до последнего солдата. В 14.25 после кровопролитные боев, переходящих в рукопашные схватки, наши воины овладели цитаделью фашистского рейха, над которым уже реяло Знамя Победы. В ходе этого штурма воины частей и подразделений проявили исключительный героизм, отвагу, мастерство, бесстрашие и инициативу.

Г.К. Жукову позвонил командарм В.И. Кузнецов и доложил о взятии Рейхстага. Георгий Константинович поднялся с телефонной трубкой в руке и громко сказал, как будто перед ним стоял строй бойцов-героев:

– Дорогой Василий Иванович, сердечно поздравляю тебя и всех твоих солдат с замечательной победой! Этот исторический подвиг никогда не будет забыт советским народом!

Успешно вели бои и другие войска фронта. Части 5-й ударной армии, развивая наступление вдоль обоих берегов Шпрее, овладели центральным городским районом – Митте. 8-я гвардейская, взаимодействуя с войсками 1-го Украинского фронта, продвинулась в северо-западном направлении. 30 апреля в 23.30 на этом участке перешел линию фронта парламентер от немецкого верховного командования подполковник Зейферт. Он сообщил о желании начальника генерального штаба сухопутных войск Германии генерала Кребса лично вести переговоры с нашим командованием. Парламентеру были даны указания о месте встречи и порядке ведения переговоров.

Очень радостная весть пришла к нам с юго-востока, где фашистский генерал Буссе со своим недобитым войском отчаянно рвался из кольца к Берлину. Непрерывные бои продолжались там почти весь день 30 апреля. Лишь к 17.00 противник был окончательно разгромлен. Ударами с земли и с воздуха в этом районе было уничтожено до 9 тысяч солдат и офицеров, 86 танков и самоходных установок, 209 орудий разных калибров и минометов, 185 пулеметов, 270 автомашин и бронетранспортеров. Сдались в плен 40 895 гитлеровцев, вместе с ними были захвачены огромные военные трофеи.

Полная потеря войск, окруженных в окрестностях Вендиш-Бухгольца, неудержимый марш советских частей в центре Берлина вызвали растерянность командования немецкой армии. Наши радиостанции отмечали, что Гитлер по нескольку раз в день обращался с телеграммами к генералам и их армиям и группам войск с призывами о помощи:

«Где Венк? Где его двенадцатая армия?», «Где Шернер?» (командующий группой армий. – С.Р.), «Где армейская группа “Холстрер”?», «Когда начнете наступать?», «Через каждый час докладывайте обстановку» и т. д.

В ответ генералы доносили о безнадежном положении и невозможности деблокировать Берлин. Вот некоторые из перехваченных нами радиограмм. От командующего 12-й армией Венка: «Войска армии сильно потрепаны, а их вооружение весьма недостаточно».

От командующего центральной группой армий Шернера: «В войсковом тылу господствует полная дезорганизация. Гражданское население затрудняет оперативные действия… Я прошу вас, мой горячо любимый фюрер, в этот час тяжелого испытания судьбы оставить Берлин и руководить борьбой из Южной Германии».

Генерал Кребс и Борман снова взывали к своим уже бессильным что-либо сделать военачальникам:

Командующему центральной группой армий Шернеру

Командующему 12-й армией Венку

Главнокомандующему немецкими войсками в Курляндии и Норвегии Рендуличу

Командующему Западным фронтом Кессельрингу

Командующему Юго-Западным фронтом и войсками в Италии Виттенгофу

Командующему Северо-Западным фронтом Бушу

Генерал-полковнику Хенрици

Фюрер ожидает непоколебимой верности от Шернера, Венка и других, а также, что Шернер и Венк спасут его и Берлин.

Последующие события показали, что ни истерические вопли Гитлера о помощи, ни заверения его генералов в верности и стойкости не спасли ни Берлин, ни бесноватого фюрера и его приспешников, ни фашистскую армию от полного разгрома.

Наше общее чувство неотвратимости возмездия фашистским главарям за все их злодеяния хорошо выразил переводчик танкистов В. Боек Этот находчивый воин, по свидетельству кинооператора Р. Кармена, войдя со своей частью в Берлин, дозвонился по городскому телефону до рейхсминистра пропаганды и имел с ним разговор, в конце которого предупредил:

– Имейте в виду, господин Геббельс, мы найдем вас всюду, куда бы вы ни убежали, а виселица для вас уже приготовлена.

1 и 2 мая наши штурмовики по-прежнему активно взаимодействовали с войсками фронта, продолжавшими преследовать отходящего на запад противника. Имея надежное прикрытие с воздуха, части 61-й армии овладели городами Ной-руппин, Кириц, Нейштадт и за два дня прошли 70 километров. К исходу 2 мая они ворвались в Хафельберг, и тут произошло историческое событие – наши передовые отряды встретились с американскими подразделениями на Эльбе.