Но тут сзади подошел Росс, обнял, поцеловал в шею, и Дилан с блаженным вздохом прильнула к нему, вмиг позабыв свои страхи и сомнения. Никогда в жизни никого она так не любила и не желала, как этого человека. Все, от чего она отказалась, меркнет по сравнению с ним.

– Пойдем, познакомишься с моими деревьями, – шепнул он.

О деревьях Росс отзывался как о людях, наделенных чувствами и умом. Все время разговаривал с ними, и, видимо, они как-то по-своему ему отвечали. Дилан трогала эта его глубокая преданность лесу, своему делу. Точно такой же безграничной любви ждала она от него к себе и была готова отплатить тем же.

– Я давно об этом мечтаю, – заверила она.

От его счастливой улыбки у нее потеплело на сердце: видно, ему очень хочется, чтобы она так же полюбила лес, как он. Дилан тоже хотелось участвовать во всем, что составляло его жизнь, – ведь что такое настоящая семья: все общее – одно тело, одна душа.

Как только они вышли за калитку, в ноздри ударил острый аромат хвои. Густые папоротники щекотали ей ноги, в ушах отдавалось жужжанье мошкары. Яркие бабочки с припудренными крыльями порхали над заросшей цветами опушкой. Под ногами уютно похрустывали сосновые иглы. Тонкие солнечные лучи, скрещиваясь над тропинкой, пропадали в темноте, под тяжелыми лапами.

Тени уже начали сгущаться. Дилан зябко повела плечами.

– Однако прохладно здесь.

На ней были джинсы и легкая блузка с джинсовым жилетом. Куртку она захватить не догадалась: вечер казался даже слишком теплым для конца мая, но, как выяснилось, тепло было только на солнце.

Росс снял свою твидовую куртку и накинул ей на плечи.

– Так лучше?

Она закуталась в ткань, хранящую тепло его тела, его особенный запах.

– Так хорошо, но ведь ты замерзнешь. Может, нам стоит вернуться?

– Я никогда не мерзну. Привык работать в любую погоду. – Он потянул ее за руку. – Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Она прибавила шагу, чтобы поспевать за ним. Высоченные сосны обступали их со всех сторон; стало так темно, что Дилан с трудом различала тропку под ногами. Ей стало не по себе и от этих нависающих сосен, и от мрака, и от холодного, напоенного хвоей воздуха.

До сих пор она бывала только в лиственных лесах, где в изобилии росли дубы, грабы, ясени, буки; осенью они сбрасывали листву, отчего в лесу делалось светлее и он просматривался насквозь. К тому же там было много полян с цветами и сочной травой, и никаких страхов тот лес ей не внушал.

Росс наконец остановился и приложил палец к губам.

– Посмотри наверх. Только тихо, а то спугнешь. – И он указал на ближайшее дерево.

Стараясь не дышать, Дилан послушно проследила за его пальцем, но сперва ничего примечательного не увидела. Потом вдруг послышался шелест крыльев, и перед глазами сверкнуло что-то бело-золотое. Крошечная птичка уселась на ветку и застыла, слегка покачиваясь. Потом Дилан разглядела рядом с ней плетеную корзиночку – гнездо. Один миг – и хозяйка юркнула в свой домик.

– Гнездо! – выдохнула Дилан.

Росс кивнул и шепнул ей на ухо.

– Да. Королек желтоголовый. – Птичка опять появилась на миг и пропала в ветвях, а Росс так же тихо добавил: – Гнезда они выстилают мхом – очень искусно. Не иначе, уже птенцов вывели. Корольков здесь много, они выуживают мошек из-под древесной коры. Как правило, птицы на хвойных деревьях не селятся, а вот корольку здесь раздолье.

– Никогда не видела королька, – сказала Дилан. – До чего хорош!

– Где ж ты его увидишь? Корольки в городе не живут.

– Вот бы птенцов посмотреть. А знаешь, я, честно сказать, и гнездо-то вижу впервые. Будь у меня брат, так, может, и показал бы, а мы с Дженни гнезд не разоряли.

– И слава богу. Теперь с этим большие строгости. Наблюдать за гнездами разрешается, но трогать, воровать яйца – ни-ни.

– Неужели воруют?

– Увы. Мало ли безбожников на свете! Правда, на такую сосну поди влезь. Королек – птица непростая, голыми руками его не возьмешь. – Росс посмотрел на часы. – Ого, как поздно. Целый час простояли и не заметили. Пойдем-ка назад.

При виде залитой солнцем опушки Дилан едва сдержала вздох облегчения. Что-то и впрямь смущало ее в этом безмолвном и тенистом царстве. Точнее определить свои ощущения она бы не смогла, быть может, просто ей, городской жительнице, все тут в диковинку. Ну ничего, надо привыкать.

У кромки леса перед глазами вдруг сверкнуло огнем. Она отскочила и уставилась вверх.

– Что это?

– Белка.

– Такая рыжая? Никогда не видела рыжих белок. В Лондоне белки серые. – Дилан во все глаза смотрела на зверька, и белка тоже разглядывала ее с ветки, свесив пушистый хвост. – А она спустится, если ей дать орехов? В парке возле моего дома белки ели с ладони.

– Те ручные, а эта дикая. Если бросить орех под дерево и отойти подальше – может, и возьмет, а с ладони есть не станет.

Уже на опушке Дилан повернулась к нему и спросила:

– Нет ли у тебя чего-нибудь почитать? Про лес?

– Найдем, – пообещал Росс. – А сегодня после ужина можно еще прогуляться. Я покажу тебе мох – такая красота! Ночью лес меняется.

– Хорошо, пойдем, – ответила Дилан с отважной улыбкой, надеясь, что на лице у нее не отразилась та внутренняя дрожь, которая охватила ее и предчувствии ночной прогулки по лесу. Раз он так любит лес, ей тоже надо его полюбить.

В тот вечер они не стали заходить далеко. Стоило им отойти на несколько метров от опушки, как что-то скользнуло по лицу Дилан. Она вскрикнула и принялась отчаянно тереть кожу. Росс тут же включил фонарик и направил на нее, слепя глаза.

– Не бойся, это всего лишь паук. – Он легонько щелкнул ей пальцем по щеке. – Ну вот, я его стряхнул. Это волчий паук.

– Волчий? – Ее всю передернуло. – Почему волчий? Он что, кусается?

Росс выключил фонарик, обхватил ее обеими руками, привлек к себе, целуя в волосы.

– Да нет, глупенькая. Ты что, пауков боишься? Ядовитые пауки в Англии не водятся. А волчий – потому что он не просто сидит в паутине и поджидает добычу, а охотится за ней. Но добыча его – насекомые, а не люди.

– Откуда мне знать? Я пауков не изучала. – Она принужденно засмеялась, увидела, как сверкнули в темноте его глаза, и еле слышно прошептала: – Здесь все незнакомое. Даже ты.

– Ну что ж, давай знакомиться, – ответил он так же тихо и прильнул к ее губам.

У нее закружилась голова, подкосились ноги; она покрепче обняла его за шею и ответила на поцелуй со всей страстью, на какую была способна.

Росс опустил ее на ложе из мягких, шуршащих папоротников и травы. Она опьянела от запаха земли и хвои. Не прерывая поцелуя, они принялись лихорадочно раздевать друг, друга. Дилан уткнулась пылающим лицом в его голую грудь и простонала:

– Как я люблю тебя!

– Все равно не так, как я тебя, – пробормотал он.

Тела их сплелись, движения стали судорожными; оба отчаянно стремились к высшему наслаждению. Наконец в потемневшее небо взмыл единый блаженный стон. Потом они долго лежали на смятых папоротниках, так и не разомкнув объятий. Его рука покоилась под ее спиной; ее нога вытянулась поперек его тела, а в густеющих сумерках, посверкивая крылышками, вились мошки.

– Люблю твоих мошек, – прошептала Дилан в полусне. Прошептала и про себя удивилась, как она могла сомневаться насчет того, выходить ли за него замуж. Еще никогда и ни с кем не было ей так хорошо. Вот бы провести здесь, рядом с ним всю ночь, под звездами и луной, среди запахов и звуков леса.

Наутро он встал с первыми лучами; она еще спала. Он подал ей в постель чашку чая и тост, намазанный маслом. Дилан растерянно заморгала, когда солнце коснулось ее ресниц и позолотило их. Росс наклонился, чтобы поцеловать теплую ложбинку между ее грудями.

– Как жаль, что надо на работу! Ты такая соблазнительная в этой рубашонке. А без нее – и подавно. – Он сдвинул пониже отороченную кружевом ткань и вдохнул аромат ее кожи. – Ммм… медом пахнет и цветами.

Ее пальцы зарылись в густые темные волосы.

– Росс, а ты не можешь немного задержаться?

– И рад бы, да не могу. – Он хрипло засмеялся, потом вздохнул, выпрямляясь. – Мы с тобой спустились на землю, у меня работа. Пора, милая. Когда вернусь – точно не знаю, но в холодильнике и в морозилке полно провизии. Если что – номер моего сотового ты знаешь. Машину я забираю: мне весь лес объезжать, да еще с инструментом. Но если захочешь пойти в деревню – тут всего две мили. Или, может, почтальон заедет, тогда попросишь тебя подвезти. Он всех тут подвозит. А уж обратно придется пешком.

– Ничего, я люблю ходить. Надо же как-то форму поддерживать.

– Об этом не беспокойся. Я по ночам буду тебя тренировать.

– С тебя станется! – хохотнула она.

– А когда твой зять привезет ту игрушку, которую ты машиной величаешь?

– Не смейся над моим «цветочным фургоном». Я его просто обожаю. Это, конечно, не гоночная машина, зато надежная. А какая красавица! Другой такой нет. Когда я на ней езжу, все на меня глазеют.

– Ну еще бы!

Свою малолитражку она купила несколько лет назад на распродаже. Изначальный ее цвет именовался «зеленый металлик», но Майкл расписал ее экзотическими цветами, пальмами, и старушка преобразилась.

– Фил обещал в выходные пригнать. На неделе он никак не обернется. Ему ведь надо ехать на поезде в Лондон за машиной, потом сюда, а потом обратно в Пенрит на поезде. Сам понимаешь, путь не близкий. Фил такой славный: сам вызвался.

– Фил – парень что надо, мне он понравился, – сказал Росс, интонацией подчеркивая, что Фил понравился ему в отличие от Майкла. Видно, его с этого уже не сдвинешь. А жаль, ведь это два главных человека в ее жизни, как неприятно, что они невзлюбили друг друга. – А вы с сестрой похожи, – с улыбкой добавил Росс и вновь поглядел на часы. – Ну все, надо бежать. Пока, радость моя. Да, на кухонном столе книжки про лес.

Впервые она осталась одна в доме. Допила чай с тостом, приняла душ, надела джинсы и свободную темно-розовую рубашку. Потом пошла на кухню и составила для себя план домашних дел. Дисциплине ее научили в балетной школе – там без четкости и организованности никуда.

Она застелила постель и прибрала в спальне. Потом навела порядок на первом этаже и вышла в огород за овощами к ужину. Надо будет приготовить овощное рагу – ее любимое блюдо, где слоями тушатся морковь, картошка, лук, пастернак и молодая фасоль. Дилан часто готовила его в Лондоне, правда, там овощи были из ближайшего супермаркета, не такие свежие, как на аккуратных грядках и в теплице Росса. Когда блюдо было почти готово, она добавляла помидоры и тонко порезанные грибы, а сверху посыпала панировочными сухарями вперемешку с тертым сыром, чтобы получилась золотистая корочка.

Россу она подаст это на гарнир к баранине, а сама будет только рагу. Кроме гимнастики, надо и на диете посидеть, ведь она раньше на репетициях все калории сжигала, а теперь ее живо разнесет, если расслабиться.

Дилан глянула на часы: господи, всего одиннадцать, как тянется время! А если Росса до шести не будет или до семи? Что же ей делать целыми днями, если даже словом перекинуться не с кем?

Она выложила овощи на разделочную доску: чистить их еще рано, – и сварила себе кофе. Потягивая черный душистый напиток, открыла одну из книг, что оставил ей Росс. Чтение оказалось проще, чем она думала: почти на каждой странице цветные иллюстрации, а текст вполне понятный. Дилан для начала выбрала раздел «Фауна хвойного леса» и минут двадцать увлеченно читала, пока не услышала оклик Росса с крыльца.

Отложив книгу, она бросилась к двери и застыла на пороге. Росс не один: с ним женщина, он обнимает ее за плечи. Это что еще за новости? Волосы цвета только что вылупившихся цыплят, фигура извилистей, чем серпантин. Облегающий белый свитер подчеркивает соблазнительно высокую грудь, поскольку заправлен под черный кожаный ремень на тонкой талии. Длинные ноги туго обтянуты джинсами.

Росс улыбнулся ей – ни капли смущения.

– Знакомься, Дилан, это Сюзи Хейл, жена Алана. – Помнишь, я тебе про него рассказывал? Тоже лесник, мой друг. Они живут в десяти милях от нас и приглашают нас на ужин.

Дилан пропустила его слова мимо ушей. Взгляд ее был прикован к пятну яркой губной помады в уголке его губ. Это у них так заведено – целовать жен лучших друзей в губы?

Блондинка выскользнула из объятий Росса и шагнула ей навстречу, протягивая руку. Лак на ногтях был в тон губной помаде.

– Привет, Дилан. Добро пожаловать в нашу глухомань!

Рука теплая и крепкая, в улыбке такое дружелюбие, что Дилан не могла не улыбнуться в ответ.

– У вас лондонский выговор.

Сюзи рассмеялась, запрокинув голову.

– Тонко подмечено! Я родилась в Финчли и там выросла. Нам, столичным штучкам, здесь ой как тоскливо. Небось уже скучаешь по дому? Я дико скучаю. С тех пор как мои старики перебрались в Уэльс, я всего раза три была в Лондоне. Брату предложили работу в больнице, в Кардиффе, он – физиотерапевт. А старики за ним потянулись. Отец у меня уроженец Кардиффа и всегда мечтал вернуться в родные края. Так что в Лондоне мне теперь приходится жить в гостинице, а ты сама знаешь, почем там стоит приличный номер. Да и вообще в Лондоне на жалованье Алана не разгуляешься, не могу же я спустить все до последнего пенни, как моряк, сошедший на берег!

Дилан опешила от такой пулеметной речи. А Сюзи продолжала, не переводя дыхания:

– Росс говорит, что ты – балерина, а я ни разу на балете не была, представляешь, стыд какой? Танцы только в кабаках видела. Культуры мне явно не хватает. – Она засмеялась и повернулась к Россу. – А тебя каким ветром на балет занесло? Небось по ошибке билет купил, признавайся! Бьюсь об заклад, тебе больше по вкусу что-то вроде «Фоли-Бержер».

Росса явно забавляла ее трескотня. Неужели ему нравятся такие сороки? Может, и хорошо быть общительной, болтать без умолку, но Дилан знала, что это не для нее. Балет – безмолвное искусство, требующее большого физического напряжения. И в жизни ей почти всегда хватало жестов, чтобы выразить то, что она хочет. На сцене она чувствовала себя вполне раскованно, а вот с людьми, особенно с такими непохожими на нее, ей всегда бывало как-то неуютно.

– Билет я купил только потому, что на афише перед театром увидел Дилан, – с улыбкой ответил Росс.

Странно, ей он об этом не говорил! Она поймала его взгляд: темно-серые глаза смеялись.

– Вот оно что! Ты не балет пошел смотреть, а Дилан. Представляю, как сексуально она смотрится в трико!

– Я сперва не понял, что она в трико. На афише она казалась совершенно голой. Это уж потом, на сцене я разглядел трико телесного цвета.

Дилан вспыхнула. Неужто он вправду пошел в театр, только чтоб увидеть ее голой?

– Бедняжка, обманули дурака! – хохотала Сюзи, а Росс ухмыльнулся ей в ответ.

– До чего ж ты испорченная особа! – Он поглядел на часы. – Дилан, у меня есть час. Я пораньше с делами управился и заскочил проверить, как ты тут. Может, ради такого случая сделаешь кофе и сандвичи, а, по-быстрому? Сюзи, и ты садись с нами!

– В самом деле, Сюзи, оставайтесь, – вежливо откликнулась Дилан. – Сандвичи вас устроят? А то могу приготовить спагетти с помидорами и базиликом.

– Ох, не искушай! – простонала Сюзи. – Мне один сандвич с зеленью, без масла! Я на диете.

– И я, – уныло кивнула Дилан. – А тебе, Росс?

– Мне с луком и с помидором, если можно.

– Я мигом.

Она открыла перед ними дверь гостиной, а сама прошла на кухню. Пока резала хлеб и любимый чеддер мужа, пока делала салатную заправку для Сюзи, у нее не шел их головы мазок губной помады на лице Росса. Что означает этот поцелуй? Правда, при ее появлении ни он, ни она нисколько не смутились, да и Сюзи явно из тех, кто целуется со всеми друзьями, независимо от пола.

Войдя в гостиную с подносом, она увидела, что Росс и Сюзи сидят рядышком на диване. Опять этот противный укол ревности, но она тут же успокоилась: они разглядывали альбом со свадебными фотографиями, который прислала Дженни.

– Они очень похожи, Дилан с сестрой, правда? – заметила Сюзи.

– Сходство, конечно, есть, – кивнул Росс. – Если не учитывать того, что Дилан очень красива, а Дженни просто миловидна.

У Дилан голова пошла кругом. Неужели он в самом деле считает, что она красива? Конечно, он ей это не раз повторял, но одно дело говорить что-то в порыве страсти, а другое – сказать постороннему человеку.

У нее дрогнула рука. Посуда на подносе зазвенела. Сюзи и Росс обернулись. Дилан торопливо подошла, поставила поднос на низенький столик.

– Вот, рассматриваем ваши свадебные фотографии, – сообщила Сюзи. – Невеста чудо как хороша! – Она снова склонилась над альбомом и вдруг заверещала: – Господи, а это кто? Какой мужчина! Какие глаза, умереть – не встать!

Дилан даже не надо было смотреть на фотографию. Ну кто же еще, кроме Майкла? Стоит в своем потрясающем темно-сером костюме у входа в церковь и выделяется из толпы не только осанкой, но и мрачным выражением лица!

Росс поглядел и презрительно усмехнулся.

– А-а, этот. Балерун!

– Что ты говоришь! С такой внешностью? Неужели голубой? Они ведь все голубые. Ах, какая жалость!

Дилан открыла было рот, чтобы возразить, но Росс не дал ей.

– Где мой сандвич? Надо поторапливаться. Через час меня босс ждет. Спасибо, мне молока не надо. А тебе, Сюзи?

– Я тоже черный. Это мои сандвичи? Как аппетитно выглядят! Есть хочу – умираю!

– Ну налетайте. – Дилан протянула ей тарелку.

Сюзи наклонилась над сандвичами, понюхала их.

– Как пахнет! Обожаю запах свежего салата, а ты? Росс, ты сам все это вырастил? Какой молодец, правда, Дилан? Какая теплица! А грядок-то сколько, и все такие ровненькие! Он овощи, как свои сосенки, сажает – по ниточке!

И только позднее, когда Росс уехал на работу, а Сюзи – к себе домой, Дилан вспомнила, что так и не просветила ее насчет сексуальной ориентации Майкла. Надо будет как-нибудь это сделать, но только чтоб Росса не было рядом. Он даже в лице меняется, стоит ей упомянуть Майкла. Надо же, какие мужчины собственники! В том, что он пикируется, шутит, почти флиртует с Сюзи, ничего зазорного не видит, а она даже вскользь о бывшем партнере упомянуть не моги! Выходит, для него одни законы, для нее – другие. Это обидно. А если бы она стала дуться и скрежетать зубами при каждом упоминании о Сюзи?

В пятницу по всей округе пронесся весенний ураган; почти сутки ветер ревел над крышей. Дилан с тревогой смотрела, как гнутся деревья у кромки леса, а по телевизору сообщили, что разрушено много домов, повреждены линии электропередачи, повалены деревья. От страха Дилан полночи не спала, а когда уже под утро ветер немного утих и она провалилась в сон, ее разбудил телефонный звонок.

Росс что-то недовольно промычал и перекатился на бок, чтобы взять трубку. Сквозь сон она услышала его взволнованный шепот:

– Что, совсем? Не может быть! Надо срочно разбирать. Да, конечно. Скоро буду. Да, Алан. Через полчаса.

– Что стряслось?

– На участке Алана полдюжины деревьев ураганом снесло. Несколько стволов дорогу перегородили – люди проехать не могут. Алану позвонили из полиции, приказывают расчистить дорогу как можно скорей. Один он не справится, надо помочь. Прости, милая, я думал, мы с тобой съездим куда-нибудь сегодня, но видишь, какие дела. Придется до завтра отложить. Мы, наверно, до вечера провозимся.

Она изо всех сил старалась не выказать своего огорчения.

– Ну завтра, так завтра. Пойду тебе что-нибудь приготовлю.

– Не надо, не вставай. Я выпью чаю и поджарю тосты. – Он сгреб в охапку свою одежду и направился в ванную. – А ты лежи, ты еще вполне можешь поспать.

Но заснуть она, конечно, не смогла. Лежала в постели, слушала, как шумит вода в душе, потом его тихие шаги на лестнице и на кухне. Дверь почти бесшумно затворилась, заурчал мотор внедорожника, и Росс умчался на всех парах.

Еще полчаса Дилан вслушивалась в звуки опустевшего дома: в тиканье часов, поскрипыванье половиц, негромкое гуденье счетчика. Снаружи по крыше разгуливали чайки: должно быть, залетели сюда, спасаясь от урагана. Меж стропил старого сарая в своем гнезде громко переругивались грачи. За всем этим глухо шумел лес. Ураган унялся, но ветер еще долго свистел в мохнатых сосновых лапах.

Дом она вчера вылизала до блеска, и теперь у нее – весь день впереди, а делать нечего. Повернувшись на другой бок, Дилан всхлипнула от тоски по шумным лондонским улицам, по людям, что окружали ее на каждом шагу.

Можно, конечно, сестре позвонить, но Дженни, чего доброго, подумает, что она хочет напомнить Филу про машину, а Дилан вовсе не хотелось на них давить. И вообще, суббота – день семейный, все собираются вместе, едут за покупками или еще куда-нибудь, потом обедают в любимом сельском пабе, потом гоняют с мальчишками на велосипедах по незапруженным дорогам, или ходят под парусом, или гуляют по лесу. Так что, если Фил и соберется к ней, то в лучшем случае завтра. Нет чтоб сегодня приехать, да еще Дженни и ребят прихватить с собой. Вот был бы у нее праздник – воспоминаний хватило б на целую неделю.

Дилан со вздохом выбралась из кровати и приступила к ежедневной рутине: принять душ, натянуть рубашку с джинсами, застелить постель, собрать грязное белье, снести вниз, в стиральную машину. За полчаса она расправилась с завтраком и прибралась в доме, где и так царил идеальный порядок. После чего вышла в огород посмотреть, что там натворил вчерашний ураган.

Ущерб оказался изрядным: цветов много поломано, все дорожки засыпаны ветками и листьями, молодые всходы салата погибли, шпалеры с горохом и фасолью обрушились. Да, невеселые дела! Все утро она подвязывала ветки, расчищала дорожки, сваливала растительный мусор в компостную кучу. Когда все было закончено, Дилан, с трудом разогнувшись, побрела к дому. Ноги гудели, но она любила боль в натруженных мышцах, которую уже успела позабыть с тех пор, как бросила балет. От физической нагрузки на душе всегда становилось спокойнее, недаром говорят: труд облагораживает!

Она уже поднималась по лестнице в ванную, как вдруг услышала урчанье мотора перед домом. Машина остановилась, хлопнула дверца, скрипнула калитка, и сердце Дилан радостно забилось: все-таки Росс сумел пораньше освободиться! Перепрыгивая через две ступеньки, она полетела к выходу, распахнула дверь и…