Между тем у меня в голове родилась замечательная идея: раз уж меня занесло в этот славный городок, почему бы не совершить интересный визит для выяснения некоторых обстоятельств прошлогоднего дела доктора Плиса? Как мимолетно прозвучало в одной из реплик Риты, редакция ее толстого журнала располагалась именно здесь, по соседству с русской церковью. Оставалось лишь найти эту русскую церковь, что не составляло большого труда: городок Веве не слишком большой, и в нем не так уж много православных храмов.

Замечательная эта штука, скажу я вам, когда нет никаких срочных дел, и ты можешь просто гулять по симпатичному городку, любуясь домиками, улочками, террасами бесконечных кафе и цветами в окнах. Я не торопился отыскать редакцию русского журнала – просто гулял, наслаждаясь чудесными моментами бытия. К тому времени, как передо мной вдруг неожиданно открылся вид на белоснежную русскую церковь, а по соседству с ней нарисовалось трехэтажное здание с эффектной матрешкой над входом и надписью «Русская Матрешка», я был вполне готов к новым встречам и познавательным беседам.

… – Если б ты знал, мой милый, как начинаешь меня утомлять! Попробуй немного напрячься и благополучно родить приличную статью, в противном случае нам с тобой придется распрощаться.

Несмотря на выходной день, этот высокомерный голос я услышал, едва толкнул входную дверь редакции, с первых же шагов очутившись в абсолютно пустом помещении. В достаточно просторной круглой комнате стояли три письменных стола с компьютерами, три кресла и небольшой диванчик, заваленный грудой газет и журналов; витая узенькая лестница поднималась на второй этаж, откуда, собственно, и доносился неприятный голос.

Удивительно, но факт: в который раз я ощущал себя в Швейцарии, как в России – слышал русскую речь, участвуя в своего рода исповедях и мелких разборках. Вот и сейчас некто, пока мне невидимый, отчитывал кого-то на чисто русском языке. Пару минут помедлив в тихом полумраке комнаты, я начал неторопливо подниматься по деревянным, слегка поскрипывающим ступеням лестницы.

Очевидно, это поскрипывание немедленно услышал и крикун. Прервав свой телефонный разговор, он крикнул на «небрежном» французском (именно так моя первая учительница французского называла манеру произносить французские слова с нарочито грубым акцентом, игнорируя все правила произношения):

– Кто там? Поднимитесь, пожалуйста, на второй этаж!

К этому моменту я был, собственно, уже на втором этаже – стоял на последней ступени лестницы. Передо мной открылась впечатляющая картина: в тускло освещенном кабинете за огромным письменным столом в самом центре развалился в кресле, закинув ноги в щегольских штиблетах на специально подставленный стул, слегка отекший блондин «за сорок» с гривой взъерошенных волос до плеч. Блондин был одет в светлые брюки и свитер бледно-зеленого цвета – очевидно, его любимого. При виде меня парень мимолетно нахмурился, швырнул на стол телефонную трубку и резко опустил ноги на пол.

– С кем имею честь?

Он произнес эту фразу вместо «здрасьте» на все том же дурном французском с уральским акцентом и высокомерными интонациями сноба, одновременно окидывая меня чисто бабьим оценивающим взглядом.

Само собой, я, вежливо улыбнувшись, ответил по-русски:

– Разрешите представиться: ваш соотечественник, Ален Муар-Петрухин, турист из России, приехавший на фестиваль «Богема». Хотел бы купить у вас несколько номеров журнала – знакомые очень рекомендовали мне его, как толстый, интересный, красочный и просто шикарный.

Импровизация про «знакомых» вкупе с комплиментом в адрес журнала тут же сыграли в мою пользу: блондин улыбнулся и милостиво кивнул:

– Прошу вас, присаживайтесь, Ален! Кстати, у вас не совсем российское имя – как там? Ален Муар-Петрухин?

Он еще договаривал свою фразу, как мое имя, а, возможно, и мое лицо вдруг о чем-то ему напомнили. Он хлопнул себя по лбу.

– Черт возьми, ну конечно! Только взглянул на вас и сразу подумал: а ведь где-то я видел это лицо!

От удовольствия парень даже бравурно хохотнул и потер руки, выразительно усмехнувшись.

– Все правильно: Ален Муар-Петрухин и его подруга Соня Дижон! Ведь это вы обнаружили оба трупа на набережной Монтре! Все сегодняшние утренние газеты поставили ваше фото на первые полосы вместе со снимками погибших. А моя черепаха Рита до сих пор не удосужилась взять у вас интервью. Похоже, придется мне самому сделать это за нее. Как вы на это смотрите? Не желаете ли кофе? Или, быть может, отдаете предпочтение чаю?

Парень необычайно оживился. Словно вдруг испугавшись, что я решу сбежать от него, открестившись от всех интервью, он готов был угостить меня не только чаем или кофе, но и чем покрепче, вскочив с места и направившись в соседнюю комнату – очевидно, в мини-кухню.

– Погодите, сейчас я угощу вас потрясающим абсентом! Знакомый привез его с одной фермы на севере Франции – штучный товар, уникальная формула. Вкус – нечто феерическое.

Он тут же вновь оказался передо мной с объемистой бутылкой в руках, весело подмигнув.

– Присаживайтесь к моему столу! Сейчас мы с вами чудесно и непосредственно пообщаемся. У меня есть баночка черной икры на закуску – надеюсь, вы любите черную икру производства Швеции?

Сами понимаете, я нисколько не противился такому симпатичному общению с редактором «Русской Матрешки», и если он собирался вытянуть из меня нечто сенсационное для своего журнала, то и у меня были свои цели – узнать все, что касается Риты, ее частной жизни и участия в деле доктора Плиса. Как хотите, но что-то говорило мне: этот блондин – еще тот сплетник, знающий всю подноготную каждого своего знакомца и сотрудника.

Я оказался абсолютно прав. Наша беседа с редактором, который представился мне как Николай Диков, оказалась очень интересной и познавательной, а фермерский абсент замечательно пошел под закуску из канапе с черной икрой.

Николай приступил к своему сенсационному интервью, совершенно не заметив, как вместо того, чтобы задавать мне свои каверзные острые вопросы, только успевал отвечать на мои.

– Послушайте, я просто поражен: здесь, в Швейцарии, и вдруг – такой роскошный русскоязычный журнал. – Естественно и натурально, для начала я постарался грубой лестью запудрить самолюбивому редактору мозги. – А ведь русских здесь не так много. Поделитесь секретом – неужели столь дорогое издание окупается?

Николай разливал свой драгоценный напиток и слушал мои дифирамбы с самым довольным видом.

– Все просто, – произнес он, протягивая мне бокал. – Я с детства мечтал о своем собственном журнале – иллюстрированном, роскошном, светском. Но по образованию я – врач-косметолог; удачно женился на гражданке Швейцарии и теперь у меня здесь, в Веве, своя небольшая клиника косметической хирургии. Доход от нее неплохой, и я трачу его по собственному усмотрению – в том числе и на журнал. Отвечаю на ваш последний вопрос: увы, русский журнал в Швейцарии не дает никакого дохода, но зато доставляет мне массу удовольствия. Я наслаждаюсь всей работой по созданию каждого номера, сам делаю почти все снимки, редактирую все статьи и развожу журналы по крупным отелям и клубам, дарю всем знакомым и приятелям. – Он почти блаженно улыбнулся, поднимая свой бокал. – Значит, все-таки выгода есть. Предлагаю тост – за мой роскошный журнал. Чин-чин!

Черная икра с багетом дивно пошла под абсент. Николай, по всей видимости, благополучно позабыв о намерении интервьюировать меня, все с той же блаженной улыбкой на лице откинулся на спинку кресла и вновь аккуратно возложил ножки на спинку стула.

А я продолжал свой допрос.

– Мне интересно, каким образом вы находите русскоязычных журналистов для своего журнала? К примеру, Рита Ошенко…

– Ого, так, выходит, моя черепаха все-таки удосужилась если не взять у вас интервью, так по крайней мере познакомиться?

Николай весело хохотнул.

– Должен вам сказать, Рита – славная и неглупая девушка, которая очень даже неплохо пишет… Но у нее есть один существенный недостаток: низкая скорость. А ведь журналиста, как волка, ноги кормят. Надо быть ушлым и побыстрее двигаться! А вот Рита на редкость медлительная особа, самая настоящая черепаха. Ей бы побольше мобильности и работоспособности взамен мании плакаться всему свету о своих проблемах.

Я удивленно приподнял бровь.

– А какие такие у нее проблемы? Мне Рита показалась вполне благополучной швейцаркой.

Николай с гримасой взмахнул рукой.

– Проблемы Риты вполне классические для многих русских, которые вышли замуж за гражданина Швейцарии ради гражданства: ее муж для всех посторонних – милейший человек, а для жены – настоящая сволочь. Разумеется, я не уточнял, что там происходит у них дома, но могу себе представить – особенно после того, как этот Анри пару раз звонил лично мне. Можете себе представить?

Я улыбнулся.

– И что он вам говорил?

– Что я должен переводить оплату труда его супруги не на ее, а на его банковскую карту. Что я не должен отправлять ее никуда дальше Лозанны. Он также в течение получаса вопил, что я и пальцем не должен касаться его драгоценной Риты. Как будто я ухлестывал за ней, как последний донжуан!

Николай выразительно хмыкнул с презрительной гримасой.

– При том этот чудила не давал мне и слова вставить, так что в конце концов я просто-напросто бросил трубку.

Что ж, нечто в этом роде я и представлял себе относительно личной жизни Риты – достаточно было вспомнить ее грустные реплики про «мрачного мужа» и про «гадость бытия». Я кивнул.

– Понятно. Вы знаете, мы с Ритой немного поболтали насчет этих двух убийств в Монтре и о прошлогоднем деле доктора Плиса. Мне захотелось прочитать ее статьи по тому делу. Вы не могли бы продать мне номера…

Я еще не успел договорить, как редактор взмахнул рукой и вновь опустил ноги со стула, поставив пустой бокал на стол.

– Точно, точно, точно! Я не забыл: мы с вами проводим интервью по поводу этих таинственных убийств. Разумеется, я продам вам любые из интересующих вас номеров журнала, а пока – мой первый вопрос: это действительно не вы отправили на тот свет бедняг-балерунчиков?

Он был в полном восторге от собственного дерзкого вопроса, весело хохотнув и подмигнув мне.

Я вежливо улыбнулся.

– Просто поверьте мне на слово: мы с Соней чисты, как младенцы, и за всю нашу жизнь прихлопнули разве что стайку мух. К тому же эти убийства совершенно откровенно связаны с тем самым делом…

– Дело доктора Плиса! – прервал меня, многозначительно кивнув, Николай. – Кажется, статья Риты вышла в марте прошлого года; она очень даже неплохо осветила все то дело, которое официально так и не было возбуждено против бедняги доктора. Постойте, я сразу найду вам нужный номер…

– А интервью с доктором? – осторожно вставился я, пока Николай принялся за поиски в огромном книжном шкафу. – Насколько я в курсе, Рита встречалась с доктором Плисом незадолго до всей аферы с эвтаназией и пропажей препарата, но интервью так и не было опубликовано. Почему?

– Потому что то самое интервью наша черепаха так и не написала. – Николай обернулся ко мне, скривив губы в усмешке. – И я едва не уволил ее за это. Но надо отметить, что Рита в определенные моменты становится на редкость упертой особой, и тогда совершенно бесполезно требовать от нее того, чего она не желает делать. Честно говоря, я лично понятия не имел, что она договаривалась с доктором об интервью. Это стало мне известно только после того, как ее вызвали на допрос в полицию, обнаружив запись о встрече с ней в блокноте доктора.

– Но, полагаю, она должна была как-то объяснить вам, что конкретно помешало ей написать интервью?

Вновь возвращаясь к поискам журнала, редактор немного раздраженно передернул плечами.

– Да ничего она и не думала объяснять! Просто истерически выпалила мне, что у нее, видите ли, голова опухла от медицинских и фармакологических терминов доктора, потому интервью на тему «Лекарство от рака» совершенно не получилось, и она отказывается от попыток его написать. Вот и все!

Он вернулся к столу с толстым журналом в глянцевой обложке и торжественно положил его передо мной – с обложки улыбался Джеймс Бонд в исполнении уже классического Даниела Крейга.

– Итак, с вас пятнадцать франков за номер.

Пока я доставал мелочь из кармана, Николай аккуратнейшим образом разлил по бокалам вторую порцию славного абсента.

– Рита – дерзкая девчонка. Кстати, сейчас, когда в деле о двух таинственных убийствах вдруг всплыл тот самый препарат доктора Плиса, у нее мгновенно пропало всякое желание освещать его. Хотя, между прочим, этот самый Савелий, первая жертва – из ее старых знакомых.

Признаюсь, эта новость едва не заставила меня поперхнуться. Я уставился на Николая – самодеятельный редактор по своему обыкновению кривил тонкие губы в ехиднейшей усмешке.

– То есть? Вы хотите сказать, что Савелий Уткин…

– Я хочу сказать, что практически гениальный солист балета из города Петербурга Савелий Уткин был одноклассником Риты Ошенко. Она ведь родом тоже из Петербурга. Вижу, вам о своем знакомстве она не удосужилась рассказать – впрочем, как и швейцарской полиции. Да и мне это стало известно по счастливой случайности: Рита, когда месяц назад я дал ей для ознакомления программку нового фестиваля «Богема», увидев в списке участников имя Уткина, радостно сообщила, что эксклюзивное интервью с ним ей обеспечено.

Он ухмыльнулся с довольным видом.

– По моей личной просьбе конкретно сейчас Рита готовит потрясающую статью про эти два убийства для следующего номера журнала; в рассказ про Савелия она включит и воспоминания об их общем школьном детстве. По ее словам, они всегда неплохо ладили. Выпьем? За все хорошее! Чин-чин…

Абсент оказался крепким. Всего лишь второй небольшой по объему бокал, а в моей голове вдруг игриво звучали аккорды канкана, так что мне захотелось веселиться и от души радоваться жизни во всех ее проявлениях.

Итак, душечка Рита мне мило и непосредственно солгала, как минимум, в одном вопросе: на набережной после успешного дебюта Савелия Уткина она поспешила не просто поддержать соотечественника, но обнять школьного приятеля. А ведь всем нам известно: кто солгал раз, тот вполне может бессовестно врать и во всем остальном. В частности, Рита могла обмануть меня и повествуя о своем печальном возвращении домой сразу после приветственных объятий Савелия…

На мое счастье, у Николая зазвенел телефон, призвав редактора к его обязанностям, а мне напомнив, что давно пора отчаливать. Воспользовавшись телефонным разговором хозяина, я сунул под мышку прошлогодний номер журнала со статьей Риты и тихо ретировался в сторону лестницы.

На часах было четверть шестого – самое время возвращаться в Монтре, к вечернему третьему туру балетного конкурса.