Я проснулся под вечер от шума дождя. Осторожно повернувшись, обнаружил, что голова перестала болеть, и это наполнило меня величайшей радостью. В полумраке комнаты я прошел к окну и открыл его, с наслаждением вдыхая живительный озон и свежесть.

В трехэтажном – на несколько семей – доме напротив ярко горели все окна, по дороге за живой изгородью, мягко шелестя шинами, проезжали машины, слышались веселые голоса и смех. Жизнь продолжалась, и атмосфера этой чистенькой цветочной страны – атмосфера жизнелюбия, легкости и радости – наполнила, наконец, мою грудь. Мне захотелось куда-нибудь пойти, поехать, чтобы знакомиться с людьми, слушать их рассказы о себе, чтобы посидеть на террасе какого-нибудь уютного кафе, потягивая горячий кофе, слушая французскую речь, размышляя над своим таинственным сном, предвосхитившим прилет в эту страну. Жизнь прекрасна и полна неожиданностей, главное – чтобы не болела голова.

Я обернулся, и наконец внимательно рассмотрел комнату. Безусловно, это была комната Шарлотты, где жила до своего исчезновения и Ольга. Высокая деревянная кровать, комод с зеркалом, у одной стены – массивный платяной шкаф, у другой – письменный стол и полка с книгами; на полу – тонкий коврик с африканским рисунком. Эта комната всей своей обстановкой, не менявшейся, наверно, с какого-нибудь затертого века, когда здесь жили предки Лорен, навевала покой.

Я ясно представил себе, как нескладная рыжая девушка, лежа на этой кровати с книжкой в руках, время от времени отвлекалась от чтения и смотрела в окно, на луну и звезды. Наверняка она пользовалась торшером, стоявшим слева от кровати, – на длинной деревянной ноге, с абажуром зеленого цвета, украшенным бахромой. Я включил его, и комната стала еще уютнее. В этот момент раздался негромкий, но четкий стук, и тут же дверь открылась, пропуская Соню.

– Ты уже пришел в себя? Боже, как ты нас напугал. Лорен настаивала на том, чтобы вызвать врача, но я-то знаю твою нелюбовь к медицине, поэтому попросту дала выспаться и приготовила зеленый чай.

Она приблизилась, протянула мне чашку чая, и я немедленно его выпил, с благодарностью взглянув на свою целительницу. На ней были темные брюки и алая рубашка, расстегнутая почти до пупка, а губы – ярко накрашены и растянуты в улыбку. Догадайтесь с трех раз, чем мы были заняты ближайшие час-полтора. Впрочем, к расследованию это не имеет никакого отношения.

…В одиннадцатом часу городок утонул в сливочно-нежных сумерках, все звуки словно стали тише и мягче. После ужина, в то время как Лорен занялась загрузкой посуды в посудомоечную машину, мы с Соней отправились прогуляться по улочкам Версуа. После теплого летнего ливня каменные мостовые блестели как зеркало. Мы шли мимо славных домиков, будто игрушечных, в которых, казалось, должны обитать если не сказочные феи, то стопроцентно счастливые люди, у коих просто невозможны никакие неприятности и беды. А между тем у Лорен, к примеру, утонула обожаемая дочь. Диссонанс.

Улочка Дегалье, на которой стоял дом Лорен, полукружием шла от главного проспекта, где находились железнодорожная станция, супермаркет и основные автобусные остановки, к тому же проспекту, но немного ниже, недалеко от поворота на пляж. По одной стороне улочки находились школа, дом директора почты, затем – строительного субподрядчика, Сониной тетушки, пожилого рантье со смешной фамилией Барабану и так далее. Прямо напротив дома Лорен, как я уже упоминал, стоял трехэтажный двухподъездный дом, торцом выходивший на частное владение моего нового знакомца Шарля Монтесье. Его дом – по словам Сони, внушительный особняк в два этажа с французскими окнами – был почти не виден с улицы, во-первых, из-за живой изгороди, аккуратно подстриженной в виде почти двухметровой стены, а во-вторых, из-за целого парка, высаженного на территории этого поместья. Соня также сообщила, что рядом с особняком имеется бассейн, а с обратной стороны – теннисный корт.

– Собственно, этот особняк принадлежит не Шарлю, а его отцу – Роже Монтесье, – также доложила мне Соня. – Роже – этакий красавец-мужчина, одинокий волк, владелец целой сети магазинов, снабжающих всех желающих всевозможными семенами и рассадой для садов и огородов. Мать Шарля давно умерла, и, наверное, поэтому мальчишка, надо сказать, вырос довольно нелюдимым. Этакий бука. И неудивительно, что они с Шарлоттой подружились, – дочка Лорен была, скажем так, не от мира сего.

В это время мы вновь спустились к проспекту, пересекли его и свернули на узкую, утопающую в зелени улочку. По обе ее стороны красовались особняки в окружении лужаек и садиков, с высокими елями вдоль заборов, ронявшими свои ароматные липкие шишки прямо на мостовую к нам под ноги.

– Ты видел книги Шарлотты? – не умолкала Соня. – Весьма странный подбор для шестнадцатилетней девушки. Такое впечатление, что они с Шарлем пытались вызывать духов или что-то в этом роде.

Голоса мягко звучали в теплом воздухе, переплетаясь с доносившейся откуда-то музыкой. Мы вышли к озеру. Вдоль набережной – розоватые гравиевые дорожки, в воде – лодки и яхты, а в самом конце, у мола все с тем же пейзажем из белоснежных яхт, светилось огнями уютное двухэтажное кафе, в этот час заполненное людьми. Мы нашли свободный столик на террасе внизу и заказали кофе с коньяком. Теперь, удобно устроившись, наслаждаясь прекрасным коньяком и видом на озеро с отраженной в самом центре луной, можно было и поговорить. О чем угодно – о местных ценах, о сортах герани и книжных пристрастиях – просто, чтобы проникнуться духом городка, где сначала погибла одна девушка, затем пропала другая.

– Выглядишь совершенно измученной, – заметил я, глядя на Соню, заказавшую себе сразу две чашки кофе. – От тебя одни глаза остались.

– Еще бы, – горько усмехнулась она. – Двое суток толком не спала, то и дело просыпалась среди ночи, словно кто-то меня толкал. Ума не приложу, что случилось с этой Ольгой и что теперь делать. Давай я сразу расскажу тебе все, что знаю о ее исчезновении.

Соня лихо допила коньяк и закурила.

– Два дня назад была вечеринка у Монтесье, ее устроил Роже по случаю дня рождения Шарля. Нас с Ольгой туда пригласили.

– Естественно, в качестве старинных друзей семьи? – не удержался я от ехидного комментария.

Соня только передернула плечами и кокетливо прищурилась (от коньяка у нее дивно заблестели глаза).

– Нас пригласили, во-первых, потому что мы – красивые молодые девушки и потрясающе талантливые художницы. Во-вторых, на дне рождения был мой хороший приятель, который оказался давним другом Роже, – Пьер Бенини, владелец художественной галереи. Он занимается организацией выставок современного искусства и в прошлом году провел две выставки моих работ – в Женеве и Лозанне. Так вот, на дне рождения были мы с Ольгой, Роже, Пьер, субподрядчик, сосед Лорен; мэр с женой и двумя дочками на выданье и несколько приятелей Шарля – странно, что они у него есть, хотя, я думаю, он просто пригласил своих бывших одноклассников – так сказать, для массовки.

Ольга весь вечер флиртовала с Пьером, Шарль был мрачнее тучи – можешь себе представить, он, кажется, успел влюбиться в Ольгу, потому что она похожа на Шарлотту, я тебе уже говорила. Под конец гулянки, уже за полночь, Ольга с Пьером куда-то исчезли, и, честно говоря, я о них забыла, поскольку ко мне прилепился этот зануда-субподрядчик. Когда я уже собиралась идти домой, появился Пьер, отвел меня в сторону и раздраженно спросил, не видела ли я Ольгу. Естественно, меня это удивило, ведь они исчезли вместе. Но Пьер сказал, что после того, как они немного потискались в саду, Ольга сообщила, что ей нужно что-то взять у себя в комнате, попросила ее подождать и ушла. Пьер прождал девушку в саду едва ли не полчаса, выкурил несколько сигарет и злой, как черт, вернулся в дом. Честно говоря, тогда я не придала этому никакого значения, решив, что Ольга, не собираясь в отношениях с Пьером идти дальше флирта, таким образом «кинула» его, отправившись домой спать. Пьер не дурак и тоже все понял, потому что на прощанье сказал мне: «Передай своей подруге, что она могла просто пожелать мне спокойной ночи, не заставляя полвечера сидеть в саду». Он очень обиделся. И вот я вернулась домой и совершенно спокойно уснула. А рано утром ко мне ворвалась Лорен с криком, что Ольга пропала. Она, как всегда, понесла ей кофе, но в комнате никого не было, а постель стояла неразобранной. Это было более чем странно.

В кафе стоял гул голосов, столики были заполнены людьми, у всех блестели глаза, все о чем-то болтали, спорили, смеялись. Мы были здесь, пожалуй, единственными, кто говорил на русском языке. И тем не менее мне показалось, что парень, сидевший за соседним столиком, слегка полуразвернулся к нам, словно прислушиваясь к разговору. Впрочем, я успокоил себя мыслью, что ему просто интересна чужая речь. Из лингвистических, так сказать, соображений.

– Ну и что же ты предприняла, узнав об исчезновении Оли? – спросил я.

Соня глубоко вздохнула:

– А что я могла? Конечно, отправилась в дом Монтесье. Роже с Пьером уже укатили в Женеву, Шарль дрых без задних ног. Я попыталась его растолкать, но ничего путного добиться не смогла – бедняга, страдая от ревности, изрядно накачался и был практически невменяем. Затем я пошла к серфингистам. Ольга была влюблена в Михала и запросто могла на ночь глядя отправиться к нему.

– Стоп, стоп, стоп! – сделал я останавливающий жест. – Дорогая, тебя занесло: ты рассказываешь, не вводя меня в курс дела. Что еще за серфингисты, Михалы и Ольгины влюбленности?

Соня и в самом деле, похоже, набралась, а может, бессонница последних дней сыграла свою роль. Во всяком случае, после трех порций коньяка у нее уже закрывались глаза и заплетался язык.

– Влюбленности? Ну да, она сразу влюбилась в Михала, хотя он мне совершенно не понравился. Поляк, одно слово. Я, конечно, понимаю, что Россия держала их в кулаке – «жандарм Европы» и все такое, – но все же не зря кто-то выразился насчет польского «змеиного» языка, что он…

Я взял Соню за плечи и встряхнул:

– Дорогая, опять тебя занесло. Оставь в покое Польшу и расскажи, кто такие эти серфингисты.

– Но они же и есть поляки, – в духе «элементарно, Ватсон», ответствовала Соня. – Группа польских серфингистов, живут тут с начала июня в доме местного владельца яхт-клуба. Он пригласил их для того, чтобы они бесплатно обучали серфингу местную молодежь, взамен предоставив бесплатное жилье и стол. Мы познакомились с ними в этом самом кафе, и Ольга сразу втюрилась в Михала.

– А он как к ней отнесся?

– Как удав, – Соня фыркнула. – Он вообще такой – проглотит и не заметит.

Она совершенно откровенно зевнула и потерла глаза. Я решительно взял инициативу в свои руки, подхватил девушку под белы руки и повел домой. Поскольку я в Версуа был новичком, а Соня – пьяна, мы пару раз едва не сбились с дороги, сворачивая не в те проулки и весело хохоча от собственной беспутности; в первом часу ночи мы таки прибыли на тихую улочку Дегалье, в наш домик, где Лорен давным-давно почивала мирным сном. Я проводил Соню в ее комнату, уложил и даже раздел, как нежная няня, поскольку, едва коснувшись головой подушки, бедняжка просто-напросто отключилась.

Затем я поднялся к себе, включил свет и открыл окно. Дом был погружен в тишину, лишь с улицы изредка доносились звуки – мягкий стрекот кузнечиков, свист пролетающих по дороге машин, а то и смех какой-нибудь парочки, проезжавшей мимо на велосипедах. Словом, по завершении моего первого дня в Швейцарии я находился в гармонии с миром и с самим собой.