В коридоре я продиктовал дежурному полицейскому свой глуховский адрес и номер мобильника. Почти тут же дверь приемной приоткрылась, и показалось улыбающееся личико милой Ляли.
– Уже уходите? – она лукаво покачала головой. – А ведь ваше объявление так и не оформлено и не оплачено. Или вы уже не желаете продавать дом?
Разумеется, я желал – и продать дом, и немного поамурничать с приятной блондинкой. Втроем (я, Ляля и секретарша Татьяна Николаевна) мы быстро все дописали, оформили, я все оплатил, прибавив сотню дамам на «конфеты к чаю».
– Между прочим, я сегодня осталась без обеда и даже без чая, – кстати заметила, стрельнув в меня глазками, Ляля. – И, боюсь, голодать мне придется до вечера – теперь в красный уголок никого не пустят!
– Спроси у Тюринского и, если он не против, сбегай домой, перекуси, – простодушно предложила ей Татьяна Николаевна, не уловив сакральных интонаций очаровательной коллеги. – Сегодня никто тебя искать не будет – редактор еще неделю будет на больничном, а Галина Петровна появится только завтра.
Пришлось мне проявить здравую инициативу.
– А у вас в Глухове есть приличное кафе? Признаться, я тоже слегка проголодался и не прочь…
Я не успел договорить свой невинный вопрос, как Ляля тут же с готовностью поднялась, словно я уже пригласил ее в это самое кафе, и ослепительно улыбнулась всеми своими тридцатью двумя зубами.
– Самое приличное кафе в Глухове – «Розовый фламинго». Хотите сказать, что приглашаете меня туда?
Сами понимаете, мне только и оставалось, что подтвердить это.
Ругайте меня, называйте донжуаном или попросту бабником, но факт остается фактом: когда я сижу с интересной женщиной в интересном кафе или ресторанчике, меня так и тянет показать себя героем – смолить трубку, как комиссар Мегрэ, или палить из пистолета, как Джеймс Бонд.
Едва мы с Лялей устроились за столиком в глубине зала симпатичного кафе «Розовый фламинго» и сделали заказ по полной программе, включая изрядную бутыль мартини, как меня понесло. Чего я только не напел порозовевшей от приятного волнения девице! Я, дескать, тружусь в косметической парижской фирме лишь для прикрытия, а на самом деле…
Ну, тут уж я значительно примолк, потом сразу перешел к блестяще раскрытым криминальным делам по всей матушке-Земле от Аляски до острова Тенерифе. Разумеется, Ляля не полная дура и быстро сообразила: перед ней – русский секретный агент, которого вызывают первые лица мира, дабы он расследовал ужасные и необъяснимые истории.
Красавица взволнованно сметала все с тарелочек, поднимала тост за тостом и верила всем моим сказкам. Когда мы изрядно наелись-напились и даже пару раз сплясали нечто в духе гопака, она посмотрела на меня пьяными счастливыми глазами и сделала вывод:
– Значит, вы возьметесь за это дело и расследуете, кто и почему убил того несчастного в красном уголке? Конечно, наш Глухов – реальная глушь саратовская и про это дело вряд ли кто услышит в Париже или где там еще, но…
И я, как благородный человек, горячо сжал обеими руками ее ручки – маленькие, но с острыми коготками – и клятвенно заверил, что все будет расследовано в лучшем виде.
– Я так и знала, – радостно улыбнулась Ляля. – Вы подарили мне новую и прекрасную мечту: участвовать в расследовании самого настоящего преступления и потом написать серию блестящих статей-репортажей, с помощью которых читатель пройдет вместе со следователем весь путь – от загадки до раскрытия всей интриги. Ведь вы возьмете меня в помощницы?
Я важно кивнул.
– Разумеется. И по этому поводу предлагаю тост: за освящение нашего трудово-творческого союза!
Ляля радостно хохотнула, с энтузиазмом взмахнув своим бокалом и расплескав едва ли не половину:
– За освящение!
– Предлагаю по такому поводу перейти на «ты»!
– На «ты»!
– Чин-чин!
– Ура! Чин-чин!
Казалось, все шло по классическому сценарию: еще немного, и мы с Лялей вызвали бы такси и отправились ко мне, в дом бабы Арины, чтобы продолжить освящение союза уже на другом уровне.
Но тут вмешались силы извне.
Ого! Знакомые все лица!
Голос раздался за нашими спинами. Мы с Лялей мгновенно стерли улыбочки с наших розовых от счастья физий и оглянулись.
Перед нами стоял не розовый – багровый от уже выпитого капитан Тюринский с початой бутылью водки в одной руке и пустой рюмкой в другой. Судя по всему, он сидел где-то здесь же, в зале, и также освящал начало следствия водкой.
Освящение проходило успешно, капитан улыбался широко и беззаботно, словно это не он сегодня, каких-то несколько часов назад, строил из себя сухаря-следователя, все свободное от трудовых будней время поглощающего отнюдь не вульгарную водку, но классику мирового детектива.
Признаться, и я к тому моменту готов был обнять весь мир, а потому сделал широкий жест, приглашая капитана к нашему шалашу.
Ляля мгновенно поджала губки и наполовину протрезвела, уставившись на гостя с нескрываемой враждебностью.
– Ну что – следствие ведут знатоки? – хохотнул Тюринский, щедро наливая водку из бутыли в свою рюмку и в мой бокал из-под мартини.
О Ляле он, едва уселся, тут же забыл. Во мне же первые пятнадцать минут были еще живы галантность и простая вежливость, потому я вырвал из рук Тюринского его бутыль и плеснул порцию даме.
Ляля лишь криво усмехнулась.
– Спасибо огромное.
А я, грешным делом, уже не слышал ее ехидного тона: отставив бутыль в сторону, я наклонился к капитану.
– Согласен, ты – знаток, профи. Но и я не лыком шит. Только что мы с Лялей решили помогать полиции Глухова и одновременно вести собственное расследование, чтобы попытаться раскрыть имя убийцы. Мы обсуждали все детали дела. И тут, как подарок небес, явился ты! Так что мы ждем: расскажи, капитан, что удалось узнать на данный момент!
Мой восторженный тон и полный восхищения взгляд заставили Тюринского бойцовски повести плечиками и лихо опрокинуть свою рюмку водки.
После этого он облокотился о стол и наклонился ко мне с видом заговорщика.
– Дурацкое дело, если честно. И, разумеется, я должен бы запретить тебе совать нос в расследование. Но Леонид Тюринский – последний романтик и поэт, поэтому я только улыбаюсь на твои юношеские порывы. Ален просит рассказать, и я рассказываю!
Он хохотнул и вновь разлил водку:
– Если ты помнишь, труп лежал, лбом ткнувшись в разворот подшивки пятилетней давности – прямиком в статью о судебном заседании по делу об убийстве. Так вот, то было то самое дело, где в качестве главного обвиняемого выступал он – нынешний труп Сергей Трофимов.
Капитан, держа в руке бокальчик с водкой, с легкой усмешкой смотрел на меня мутноватыми голубыми глазами.
– Все началось пять лет назад. Однажды ненастным осенним вечером два приятеля, Сергей Трофимов и Алексей Талькин по кличке Америка, отработав рабочий день и слегка закалымив по части канализации, решили расслабиться под бутыль самогона в квартире Америки.
После бутыли мартини плюс бокальчика водки моя голова слегка закружилась, заставив улыбнуться от романтического приступа. Я едва не задохнулся от восторга: как красиво излагал капитан! Словно детективный роман писал. Я так и видел тот ненастный вечер, двух приятелей с бутылкой, спрятанной на груди, спешащих в сгущающихся сумерках.
– Куда пойдем?
– Ко мне. У меня спокойнее…
Холодный дождь, мокрые слипшиеся волосы, греющая бутыль на груди.
– Давай, двигайся быстрее, не то я совсем околею…
– …Ты меня слушаешь или куда?!
Быть может, на какой-то момент я и отключился, а капитан тут же запросто треснул меня по плечу, нарисовавшись крупным планом.
Осенний вечер с дождем исчез, и я увидел прямо перед собой багровое лицо и красноватые, выпученные на меня глаза хмельного капитана, продолжающего свой рассказ.
– В тот вечер никто больше к Америке не заходил, не забегал, так что свидетелей нет ни одного. Ну, а утром к нему чисто случайно заглянула соседка, обратив внимание, что дверь приоткрыта. Зашла и увидела такую картину: за столом, друг против друга, сидели, лицами ткнувшись в стол, два мужика: Америка и Трофимов. Трофимов почти тут же замычал, бухнул кулаком о стол и вновь захрапел, а вот Америка был совершенно неподвижен! Соседка начала его теребить за плечо, и он повалился на пол без единого звука. Перепуганная женщина глянула на него и за сердце схватилась: Америка был мертв – застывшее лицо с широко распахнутыми мертвыми глазами.
Капитан глубоко вздохнул и в очередной раз неторопливо разлил водку на двоих. Признаться, к этому моменту я почти забыл о присутствии дамы, которая все еще сидела с нами, что-то зло выкрикивая в свой сотовый.
– Ну, все было как обычно: вызвали милицию, то да се, – капитан поднял свою рюмку, жестом чокаясь со мной и тут же ее опрокидывая. – Как я уже говорил, следствие вел Пономарев. Я достал материалы дела и выяснил некоторые подробности. Первое: Америка погиб от удара, известного под названием «гильотина». В принципе, последние семь лет этот удар был отнесен к серии запрещенных и не относящихся ни к одному из классических единоборств – карате, дзюдо, самбо и прочее. Как объяснил Пономареву тогдашний тренер детской секции карате Шишкин, удар «гильотина» – из арсенала спецназа, его изобрел американский профессиональный тренер спецназа Дональд Брукманс, чьи удары и приемы ныне нелегально распространяются по всему свету… Ты меня слышишь?
Капитан снова наклонился ко мне, и я увидел, что у него все лицо пошло пятнами, а на висках выступил пот.
– Вижу, капитан. И слышу. Продолжай.
Он в очередной раз разлил водку, и я краем глаза увидел, что Ляля вроде бы поднялась со своего места и, резко отодвинув стул в сторону, куда-то направилась.
Впрочем, это совсем другая история, а меня гораздо более интересовала та, что рассказывал Тюринский.
– Вздрогнем!
– Вздрогнем.
Мы вздрогнули, и рассказ продолжился.
– Сам понимаешь, в нашей деревне каждый суслик – агроном, и все друг про друга всё знают. Так что быстро всплыл тот фактик, что Трофимов, когда проходил службу в армии, попал в спецназ, где всякие такие приемчики практикуют, – капитан подмигнул и в очередной раз принялся за разлив водки.
– Потому его и признали виновным? – я изо всех сил старался, чтобы голос мой звучал твердо.
Капитан кивнул в ответ.
– Тут и искать долго не надо было – двое за столом, больше никто никого не видел. Зато уж Трофимов бил себя в грудь, что невиновен! Это я отлично помню. Мы все ходили на заседания, когда шел суд, и каждый раз парень вскакивал с места и, рыдая, кричал, что никого не убивал.
– Но его посадили.
Тюринский вновь кивнул, подтверждая мою правоту.
– Осудили и посадили. Прошло пять лет, и вот он вернулся.
Я хитро (как мне казалось) усмехнулся.
– Вернулся и был убит точно таким же ударом, каким якобы он сам убил пять лет назад своего друга.
Капитан закрыл глаза и молча кивнул. Я подумал, что он засыпает, и в свою очередь потряс его за плечо:
– Не спи за рулем!
Он вздрогнул и широко раскрыл свои глаза василькового цвета.
– За рулем? Слушай, а у меня ведь тачки нет. И бог с ней! Но домой пора ехать. Погоди, друг, я звякну своим – кто там у нас сейчас в дежурке?..
Капитан звякнул в дежурную часть, и через пару минут за нами подъехал полицейский «уазик», благополучно доставив по домам.
Таким образом, в час ночи я вновь был в доме бабы Арины, в ее кровати, мгновенно погрузившись в сон.
Так завершился мой второй день в Глухове.