Олег Лементов
Бытие
Пути Богов
ПРОЛОГ
ЖИЗНЬ ПРОРОКА. НАЧАЛО
#i_001.jpg
Солнце клонилось к закату. Тени, отбрасываемые огромными валунами, быстро увеличивались, надежно скрывая и без того едва заметную тропу, петлявшую среди острых камней склона. Сейчас, оказавшись здесь, трудно было даже предположить, что когда-то по этим местам проходила дорога. На протяжении многих лет она верно служила людям, искавшим счастье в богатых медью горах. По ней, как по огромной артерии, дары земли стекались вниз к многочисленным селениям, наполняя смыслом тяжелую жизнь их хозяев.
Но, к несчастью ремесленников, не только металлом оказались богаты горы.
Размеренная жизнь вольных племен закончилась, когда в горах нашли месторождения бирюзы. Правители Египта слишком дорого ценили этот камень, чтобы оставаться в стороне, и вскоре на вершине горы выросла крепость. Не в силах противиться силе фараонов, коренные жители покинули эти места, и дорога в горы была забыта.
Шли годы, но больше некому было претендовать на богатства царей Египта.
Солдат сменили жрецы, а крепость перестроили в храм.
Храм. Именно к нему, как когда-то, много лет назад, держал сейчас свой путь Аамеса. Несмотря на приближавшуюся ночь, он не торопился. Опираясь на посох, казалось, даже не замечая уходивших из под ног камней, он шел, высоко подняв голову, глубоко, с наслаждением, вдыхая прозрачный горный воздух. Тишина, одиночество и полная свобода – вот то, чего так не хватало ему в последнее время. Сейчас он позволил себе на время сбросить возложенную на него ношу, и потому даже самые опасные участки казались ему легкими и приятными. Предавшись воспоминаниям, он, казалось, и вовсе не замечал препятствий на дороге. Сколько же лет прошло с тех пор, когда он первый раз пришел в эти места? Сорок? Может и больше, но память его свято хранила события тех лет. Кем был он тогда? Молодой удачливый полководец, обласканный дружбой фараона. Беззаветно преданный ему и его идеям. Баловень судьбы, не знавший ни роду ни племени. Эхнатон мечтал о новом, свободном от каст и предрассудков Египте, и Аамеса был не просто его правой, защищающей, а то и карающей рукой. Он дышал с ним одним воздухом. И этот воздух пьянил его. Их юношеский максимализм не знал компромиссов и не давал сомневаться в собственной правоте.
Все изменилось в одночасье. Смерть друга остудила его горячую голову. Гробница еще не была запечатана, а власть уже вернулась к жрецам. Над соратниками мятежного фараона нависла смертельная угроза. И он ушел. Ушел не потому, что хотел обезопасить себя. Оставаясь верным клятве, он был лишь телохранитель, тень, готовая в любой момент защитить того, кто был ему не менее дорог, чем сам Эхнатон. Благодаря Аамесе, а больше воле богов Мери-Ра удалось спастись от преследователей. Он привел его сюда, в храм богини земли.
Жрецы Хатхор были единственными, кто остался верен его умершему другу. Они посчитали за великую честь принять верховного жреца Египта. Так на многие годы бывшая крепость стала их с Мери-Ра домом. Здесь жизнь по-новому открылась ему, и слово, а не меч стало его оружием.
И вот, через столько лет, воля богов вырвала его из спокойной жизни. Не смея противиться ей, он был вынужден вернуться в Египет, чтобы, собрав там под своим началом семитские племена, привести их к храму. К его удивлению, ему это удалось, но что делать дальше? Ответа на этот вопрос пока не было. Уже два раза он пытался получить его, но оракул, чью волю он выполнял, был безмолвен.
Терпение ожидавших его у подножия горы людей таяло на глазах. Они уже открыто упрекали его в том, что он, прикрываясь волей богов, вступил в сговор с фараоном, решившим пополнить ими ряды рабов на рудниках.
Но не обвинения, таившие пока скрытые угрозы, беспокоили его. Судьбы людей, за жизнь которых он теперь нес перед самим собой ответственность, – вот та ноша, которая с каждым днем все более тяготила его. Как бы там ни было, но благодаря ему они стали изгнанниками в стране, в которой не одну сотню лет жили их предки, в стране, давно ставшей им родным домом. Поверив ему, они были уверены, что он, Аамеса, укажет им иной путь. Путь, который сделает их жизнь более легкой и счастливой, но…
Оракул молчал. У богов нет обязательств перед людьми, а значит, нет гарантии, что он вообще дождется ответа. Если этого не произойдет, ему самому придется принимать какие-то решения.
Эта мысль угнетала его, хотя в глубине души он был уверен, что высшие силы все же вспомнят о нем.
Уже совсем стемнело, когда Аамеса подошел к храму. За последние сто, а может, и больше лет он, наверно, был единственный из людей, кто видел эти стены снаружи. Центральные ворота располагались довольно далеко от этого места, и с дороги, ведущей к храму, сюда было невозможно попасть. Вообще, вся стена, окружавшая храм, была построена еще в те времена, когда здесь стояли солдаты, и сейчас жрецы не нуждались в ней. Местность, где она возвышалась, была практически непроходима, да и угрозы служителям Хатхор ждать было неоткуда. Аамеса не зря вышел именно к этому месту. Здесь, между огромными камнями, привалившимися к стене, был небольшой проход на территорию храма. Сейчас было трудно понять, человеческие руки или силы природы были авторами этого лаза, но Аамеса, проведя здесь долгие годы, иногда пользовался им. Более того, с тех пор как он привел людей к подножию горы, этот вход стал просто незаменим, так как сохранял ему и время, и силы.
Подойдя почти вплотную к стене, он остановился, и, отложив посох, сел на высокий, еще хранивший тепло камень. Конечно, тяжелый подъем утомил его уже немолодое тело, но не это на самом деле было причиной, по которой он медлил заходить в храм. Он устал, устал от сомнений, которые, несмотря на твердость духа, медленно поедали его изнутри, устал от обязанностей, свалившихся на него на склоне лет. Его, мимо воли, манила та, все еще такая близкая, недавняя жизнь. Каждый раз, поднимаясь из стана к храму, он чувствовал себя, как зверь, вырвавшийся на волю из людского плена, а потому старался как можно дольше продлить драгоценные минуты.
* * *
Ночь уже вошла в свои права, когда пророк, сделав над собой усилие, поднялся и вошел в туннель. Идти было темно, но это нисколько не смущало Аамесу, знавшего здесь каждый камень. Вскоре впереди появился слабый свет, и уже через несколько шагов он оказался на территории храма.
Строго говоря, это были пределы бывшей крепости. Сам храм и прилегающие к нему строения находились несколько дальше. За ненадобностью жрецы редко бывали здесь, но сегодня на одном из полуразрушенных обелисков горел огонь, освещая мерцающим светом узкую тропинку, петлявшую между развалинами старых казарм. Пройдя по ней, Аамеса вскоре оказался у центральной террасы.
В столь поздний час на ней не было ни души. Его это вполне устраивало. Вопросы о делах в стане окончательно выбили бы его из равновесия. Всю жизнь он был хозяином положения. Ни люди, ни обстоятельства не были властны над ним, поэтому теперь чувствовать свое бессилие было особенно тяжело.
Пройдя между колоннами, он подошел к небольшому бассейну. Зачерпнув ладонями живительной влаги, старик омыл обветренное, уставшее от жаркого солнца лицо. Затем он взял стоявшую на краю бассейна небольшую чашу и наполнил ее водой. Он успел сделать лишь несколько глотков, когда почувствовал на своем плече чью-то ладонь. Аамеса оглянулся. Перед ним стоял Мери-Ра.
– Приветствую тебя, доблестный воин! Что-то ты долго добирался. Забыл дорогу домой? – с улыбкой произнес он.
– Только не говори, жрец, что ты за меня волновался, – в тон ему ответил Аамеса.
– И ждал, и волновался, – уже серьезно сказал Мери-Ра, присаживаясь на край бассейна. – Я знаю, ты устал с дороги, поэтому не буду тебя задерживать. Хочу лишь, чтобы ты знал: твоя проблема – это наша общая проблема, и, думаю, затягивать с ее решением не имеет смысла. У нас с братьями уже есть кое-какие мысли, и завтра мы изложим их тебе. В общем, не переживай и отдыхай со спокойной душой.
– Спасибо, я постараюсь, – улыбнулся Аамеса. Протянув руку, он легонько пожал плечо своего старинного друга.
Оставив Мери-Ра, Аамеса направился к себе.
Он не дошел до кельи несколько шагов, когда почувствовал, что с ним происходит что-то неладное. Внезапная слабость охватила все тело. Голова стала ватной, а в глазах потемнело. Собрав остатки воли, опираясь всем телом на посох, Аамеса с трудом переступил порог своего жилища и опустился на кровать.
После этого он уже не чувствовал тела. Ни болей в натруженных мышцах, ни ломоты суставов – ничего. В глазах по-прежнему было темно, но теперь его почему-то не тревожила ни внезапная немощь, ни судьбы оставленных им людей. Его состояние было скорее состоянием полного покоя или даже отрешенности от принесшего ему столько переживаний мира. Он лежал, он был беспомощен, а тем временем пространство вокруг него постепенно наполнялось каким-то иным, неведомым до сего дня смыслом. Его глаза были закрыты, но сейчас он видел намного больше, чем когда-нибудь.
Жизнь. Великое таинство, которое он, как и всякий человек, до сих пор мог лишь созерцать, постепенно открывалось ему, обнажая свою суть. Недвижим, он чувствовал, как она бесконечными нитями, сплетенными в невероятный узор, проходила сквозь него. Поднимаясь из глубин океана, спускаясь с высоких гор, оплетая леса и долины, она связывала его со всеми живущими в этом огромном мире. И он был частью этого великого хаоса. У него не было силы, способной управлять им, но он мог чувствовать и понимать его. Он понял, что незримо может прикоснуться к каждому живущему, понять его, и это внезапное открытие поразило его. Безусловно, это открывшееся в нем восприятие мира было даром богов, и Аамеса решил воспользоваться им.
Мери-Ра. Представив его образ, пророк тотчас отчетливо ощутил неуверенность и сомнения, терзавшие верховного жреца Хатхор. Все мысли старинного друга были теперь для Аамесы открытой книгой. Сейчас тот мучительно пытался найти выход из сложившейся ситуации. Тысячи людей, думал Мери-Ра, стоят практически у ворот храма без крова и пищи. Их вера как в Аамесу, так и в свое великое предназначение тает с каждой минутой, и если ничего не предпринять – они станут реальной угрозой…
Нет смысла выяснять, руководили ли боги действиями бедного Аамесы или нет, – случилось то, что случилось. Пока еще не поздно, надо организовать этих дикарей и указать им цель их исхода. Желательно, чтобы цель эта была как можно дальше от храма и копий.
Например, за пустыней, где богатые и плодородные земли. Пусть по воле богов они будут дарованы им…
Сам путь через пустыню не из простых и отберет не одну жизнь. Те же, кто дойдет, непременно попадут в рабство к местным царям. Так что желающих вернуться к храму и отомстить за обман будет немного.
Аамеса почувствовал, что после этих рассуждений настроение Мери-Ра заметно улучшилось, а место растерянности теперь было занято огромным количеством мыслей, призванных воплотить эту идею в жизнь. Единственная сложность, которую предвидел жрец, заключалась в необходимости убедить его, Аамесу, поддержать этот план. В конце концов он решил, что при необходимости задержит своего друга на несколько дней в храме, а тем временем послушники спустятся в стан и, смешавшись с толпой, распространят слух о богатстве, ожидающем путников по ту сторону пустыни. К тому времени, когда Аамеса присоединится к изгнанникам, все уже будет решено, и он будет вынужден прислушаться к желанию толпы.
Удивительно, но мысли верховного жреца не вызвали в Аамесе ни возмущения, ни разочарования в старом друге. Сейчас его душа была неподвластна обычным человеческим эмоциям, а лишь служила для связи с миллионами и миллиардами иных разнообразных форм жизни, населяющих этот мир.
Неожиданно он поймал себя на мысли, что такое мироощущение для него совсем не ново. Более того, оно естественно и понятно ему.
Лежа в тесной темной келье, старик мучительно пытался вспомнить. Вспомнить что-то очень важное, то, что когда-то происходило с ним.
Детство. Да, без сомнения, это было еще в детстве. Но в его ли детстве?
А тем временем в голове начали всплывать картинки давно позабытого прошлого…
ГЛАВА 1
ЖИЗНЬ БОГА
1.
#i_001.jpg
Босоногий, одетый в странную, но удобную одежду, еще совсем мальчик, он брел по горной тропинке, петлявшей между вековыми деревьями. Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь высокие кроны, сплетались в причудливую паутину. Щебет птиц, шелест листвы – все радовало душу юного создания, чувствовавшего себя одним целым с окружающим его диким великолепием.
Вскоре он вышел к небольшому ручью. Тот, весело журча и перепрыгивая через камни, нес свои легкие прозрачные воды вниз, в долину. Путь мальчика не был долгим, и он не чувствовал усталости, но все же он не удержался, чтобы не остановиться. Зайдя в воду, он почувствовал в ногах приятно обжигавший холод. Зачерпнув ее руками, мальчик сделал несколько маленьких глотков, а оставшейся влагой освежил горячее лицо. Сотни крошечных капелек, запечатлевших на себе отпечаток его души, стекли с лица и, вернувшись в ручей, унесли с собой его образ. И хотя это было лишь отражение, ему было приятно, что ручей сохранит для леса воспоминания о нем.
Выйдя на берег, он пошел вдоль воды и уже через несколько мгновений оказался на опушке. Здесь ручей, замедляясь, превращался в небольшую речушку, скрывавшую свои извилистые берега в высокой сочной траве.
Несколько грациозных оленей пили из речки, не обращая на мальчика ни малейшего внимания. Считалось недопустимым тревожить души животных, и потому олени чувствовали себя в его присутствии в полной безопасности.
Он всегда соблюдал это правило, не видя смысла тревожить без надобности окружавший его мир, но сегодня…
Сегодня он пришел проститься с этим местом, проститься с детством, а потому… Широко раскинув руки и направив взгляд в покрытое белой вуалью облаков голубое небо, он буквально выплеснул в окружавший его мир все то, что переполняло его юную душу.
Этот «крик» души, в котором было и сожаление, и немного грусти, но в основном гордость за себя и свое взрослое будущее, не мог не нарушить спокойствие животных. Бросив пить, олени в замешательстве подняли головы. Конечно, им было сложно понять его, и хотя они и не почувствовали для себя явной угрозы, но все же решили покинуть водопой и скрылись в лесу.
Улыбнувшись им вслед, он продолжил идти вдоль реки и вскоре увидел Яхве.
Они были очень близкими друзьями и к тому же одного возраста. Яхве жил с отцом по соседству, так что всю свою короткую жизнь они провели вместе.
Сидя на берегу и опустив ноги в теплую воду, тот с интересом рассматривал противоположный берег. Подойдя к другу, мальчик, не раздумывая, уселся рядом.
– Наконец я тебя дождался, нарушитель покоя, – повернув к нему голову, сказал Яхве.
– А ты, я смотрю, совсем не весел.
– Жаль покидать все это. Этот луг, лес, речку. Жаль оставлять отца. Тебя, Адам, тоже жаль.
– Мне тоже, конечно, не хочется с тобой расставаться, но ведь это не навсегда. Зато сколько нас ждет впереди нового. Настоящая взрослая жизнь.
– Возможно, ты и прав, – медленно и даже нехотя произнес Яхве.
– Не понимаю, как Совет мог направить тебя в школу пилотов?
Он сам всю жизнь мечтал о том, чтобы стать пилотом и чтобы потом его непременно избрали разведчиком. Знал он о них немного, но был уверен в том, что их жизнь – настоящий подвиг. Много раз представлял он себя в образе героя, который, рискуя своей жизнью, спасает друзей и целые миры. Но Совет решил иначе. Впереди его ждала судьба генетика, специалиста по цветочкам. И в этой явно девчачьей профессии точно не было места опасностям.
Как друг, Яхве знал, что решение Совета разочаровало Адама, а потому лишь улыбнулся в ответ на искреннее, хотя и не очень подобающее для юного бога восклицание.
Болтая в теплой мутноватой воде ногами, друзья переключили свое внимание на противоположный берег речки. Там, закопавшись почти полностью в прибрежную грязь, счастливо похрюкивала огромная свинья. Десяток поросят копошились вокруг матери, усердно перепахивая пятачками мягкую болотистую почву.
– А по-моему, это прекрасно – разбираться в душе окружающего тебя мира, – сказал Яхве. – Из тебя выйдет хороший генетик, Совет редко ошибается, а что касается переживаний и опасностей – отец говорит, что с ними сталкиваются все переселенцы, так что, Адам, на нашу жизнь такого добра хватит, не сомневайся.
Чувствуя неловкость за вырвавшиеся ранее слова, Адам не стал возражать другу, тем более что сейчас его внимание привлекла небольшая точка, появившаяся на горизонте. Она бесшумно, но очень быстро увеличивалась и очень скоро превратилась в небольшой ковчег. Подлетев к месту, где сидели мальчики, ковчег опустился ниже и завис в воздухе. Его тень, накрывшая берега, повергла в панику не умудренных еще житейским опытом поросят, заставив искать защиты у матери. С визгом, виляя закрученными хвостиками, они бросились под свинью. И хотя она некоторое время пыталась не реагировать на это внезапное нашествие, в итоге ей, хоть и с явной неохотой, все-таки пришлось покинуть такую удобную и успевшую стать любимой канаву.
Этот ковчег был хорошо знаком Адаму. Он смог бы узнать его даже из миллиона подобных, ведь он принадлежал их семье и в некотором смысле был даже ее членом уже на протяжении многих поколений. Такие домашние ковчеги служили богам не просто средством передвижения или хранителями памяти. Обладая душой, пусть даже искусственной, они являлись «хранителями семейного очага», незаменимыми советчиками и помощниками во всех начинаниях.
Немного повисев над землей, ковчег бесшумно опустился за спинами юных богов. Из него вышла высокая молодая женщина, и Адам, вскочив с места, бросился ей навстречу.
– Нам пора, милый, – нежно и почему-то грустно произнесла мама, обняв его.
– Но ведь я улетаю только завтра! Можно я еще побуду с Яхве? Во время учебы мы будем редко видеться.
– Сынок, – она присела и посмотрела ему в глаза. У Адама вдруг чаще забилось сердце от появившейся в душе тревоги, – мы с отцом хотели бы провести этот вечер с тобой. Пожалуйста, давай вернемся домой.
– А Яхве? Мы оставим его здесь? – шепотом спросил он.
– Если он не против, мы можем отвезти его домой. Я все равно собиралась проведать его отца. Яхве, милый, – повысив голос, чтобы ее было слышно, позвала она его друга. – Полетишь с нами?
Стоявший в десятке шагов Яхве кивнул в знак согласия и направился вслед за ними к ковчегу.
Полет длился недолго. Они с Яхве не обмолвились и десятком слов, как ковчег спустился на луг перед домом его друга. Наверно, сотни раз Адам видел этот дом, но всегда изумлялся его новизне и необычайной красоте. Строго говоря, это был даже не дом, а огромный сад. Ковер из мягкой травы и необычных цветов заменял в нем пол. Деревья и кустарник служили стенами. Все растения были подобраны так, что цветение не прекращалось круглый год, меняя внутри комнат цвет и аромат. Каждый раз гостя́ у Яхве, Адам постоянно чувствовал необыкновенный покой и уют, царивший в этом необычном жилище.
Стена ковчега бесшумно раздвинулась. Мальчики вышли. К ним не торопясь шел высокий мужчина. Это был Оларун, отец Яхве.
Отношение к нему всех соседей, включая и родителей Адама, было неоднозначно. Его прошлая жизнь, взгляды и даже этот живой дом давали почву для всяческих пересудов. Да и он жил отшельником, не общаясь практически ни с кем, кроме сына. Но, конечно, не его затворничество служило поводом для всевозможных разговоров. Оларун был намного старше всех живших вокруг. Наверно, на всей планете не нашлось бы и десятка его сверстников. Яхве утверждал, что папа помнил еще те времена, когда идея переселения только зарождалась. Возможно, он был одним из тех немногих, которые не приняли ее. Любя свой мир, отец Яхве искренне не мог понять, зачем необходимо добровольно покидать его, а затем тратить миллионы лет, терпеть лишения только для того, чтобы где-то на краю Вселенной вновь его обрести. Итак, он остался, живя в мире и покое с самим собой. Его покидали друзья, жены, дети, а он все жил в этом созданном им саду. Так и мама Яхве покинула этот мир, и его друг остался жить с отцом. Конечно, молодость, мечты и чувство долга не ставили под сомнение переселенческую миссию, считавшуюся целью в жизни любого из богов, но все же в разговорах с Яхве Адам чувствовал, что убеждения отца оказывали огромное влияние на взгляды товарища.
Возможно, подумал он, наблюдая за идущим Оларуном, из-за отца Совет и направил Яхве в школу пилотов. Теперь на протяжении всей учебы, да и в дальнейшем, он будет редко посещать планету. Его семьей и домом должен будет стать межзвездный ковчег, а годы, проведенные в космосе, помогут ему сделать правильный выбор.
Здесь Адам опять поймал себя на мысли, что завидует другу.
Они вышли из ковчега, и Оларун пригласил маму зайти. Та, к удивлению и радости Адама, согласилась. Они пошли не торопясь, а Адам с Яхве, обогнав их, наперегонки побежали к дому.
Яхве повел его в одну из своих комнат.
– Даже не знаю, говорить или нет… Меня вызывали в школу пилотов на собеседование.
Услышав эту новость, Адам почувствовал, как в груди сильнее забилось сердце.
– Ничего особенного, но, по-моему, среди тех, с кем я разговаривал, были несколько разведчиков.
– Не может быть! Ты видел настоящих разведчиков?!
– Мне так показалось. Знаешь, Адам, я этого даже отцу не говорил, но они не такие, как мы. Их душа отличается от души обычных богов.
– Это все ерунда, такого не может быть. Ты волновался, вот тебе и показалось. Лучше расскажи, как все прошло. Ты избран?
– Думаю, нет, вряд ли я им понравился.
– Жаль.
– Я даже рад.
Яхве уже было хотел высказать свои соображения по этому поводу, но голоса матери и Оларуна, вошедших в соседнюю комнату, прервали их беседу.
– Я никогда не думала, что это будет так тяжело.
– Лада, милая, я помню твоих родителей, родителей твоих родителей, и, поверь, для всех без исключения это был не простой, самый сложный в их жизни шаг. Цель переселенческой миссии благородна и велика. Благодаря ей мы порождаем подобных себе не только в нашем крошечном мире, но и по всей бескрайней Вселенной. В этом уже многие годы заключен смысл жизни как отдельного бога, так и всего общества.
– Я это понимаю, но все же… Адам. Я больше не увижу его. Не смогу радоваться его успехам, не познакомлюсь с матерью его будущих детей, не поддержу в сложную минуту, не помогу советом.
– Безусловно, это так. Но есть и другая сторона. Когда-то, еще до моего рождения, боги приобрели бессмертие. Появление новых поколений перестало быть необходимостью, и, мало того, оно грозило перенаселением планеты. Это был путь к застою и к бессмысленному и скучному существованию. Именно тогда в обществе родилась идея покорять иные миры. Мы мало знали о Вселенной. Проявления вселенской силы были плохо изучены и не систематизированы, а ковчегов-разведчиков вообще не было. Но это не остановило твоих предков. На несовершенных межзвездных ковчегах, не гарантировавших порой даже один удачный переход, они покидали планету без малейшей уверенности, что хоть когда-то найдут пригодный для жизни мир. Но другая ли планета была их истинной целью? Нет. Это была жертва, добровольная жертва собой, ради рождения новых поколений.
С тех пор ничего не изменилось. Да, мы много знаем о строении Вселенной. Да, благодаря разведчикам переселенцы уходят к конкретному миру, миру, подготовленному для их жизни. Да, наш вид уверенно покоряет Вселенную. Но еще благодаря этому у тебя появилась возможность родить Адама. Он живет только лишь потому, что ты покидаешь наш мир, и покидаешь его без малейшей претензии на возвращение. Возможно, это тяжелый шаг, но шаг благородный и достойный.
– Конечно, ты прав, Оларун. Мое малодушие – это лишь материнский эгоизм, но… В моих сомнениях есть и твоя вина. Ведь это ты многие годы заставлял меня сомневаться в миссии переселенцев. Ты сам, отказавшись от нее, убеждал меня, что лишь эта планета может быть нашим домом.
– Мои убеждения – только лишь мои, и, возможно, они ошибочны. В любом случае, сейчас это уже не имеет значения. Вы с мужем приняли это решение давно, и даже возникшие сейчас сомнения вряд ли его изменят. Ты все равно улетишь. Лучше, чтобы, покидая этот мир, ты была абсолютно уверена в том, что поступаешь правильно.
На это мама ничего не ответила, и в соседней комнате воцарилась тишина.
Услышанное поразило Адама, заставив забыть и о присутствии друга, и об их разговоре. Его родители покидали этот мир. Покидали навсегда. Событие, к которому его готовили всю жизнь, застало врасплох. Еще вчера факт того, что его мама и отец будут переселенцами, вызывал гордость в его юной душе, но сейчас…
Близость разлуки с родителями в один миг приобрела явственные угрожающие черты, и все проблемы, волновавшие его до этого момента, исчезли в один миг.
Пустота и предательский ком в горле – это все, что сохранит его память о вступлении во взрослую жизнь.
2.
#i_001.jpg
С высоты школа пилотов походила на части разноцветного детского конструктора, разбросанные по яркому ковру-парку. Как будто что-то отвлекло юного архитектора от созидательного процесса, и все, что он успел построить, – это некое подобие дворца с огромным прозрачным куполом, стоявшее в стороне от хаотического скопления других кубиков-зданий.
Место для посадки ковчегов находилось довольно далеко от основного здания. Это был учебный полигон школы и одновременно некое подобие музея под открытым небом, где были представлены все модели ковчегов, начиная с еще очень древних. Корабль мягко и быстро приземлился. Одна из стен плавно раздвинулась, и Адам встал с удобного кресла, даже не дослушав свою любимую мелодию, развлекавшую его в течение всего полета. Но на это была очень веская причина, и ковчег должен был понимать это и не обижаться на столь невнимательное отношение к его стараниям. Его единственный и самый близкий друг стоял по другую сторону ковчега.
Сегодня заканчивался срок его обязательного обучения, и сегодня Яхве и его товарищи будут объявлены пилотами. Торжества по этому поводу вошли в традицию с незапамятных времен, когда еще профессия пилота была не только почетной, но и крайне опасной, и хотя с тех пор звание пилота стало более обыденным, сама церемония посвящения нисколько не утратила своей значимости.
Ступив на мягкий газон, Адам тут же оказался в объятиях друга. За те несколько лет, что они не виделись, Яхве сильно возмужал, хотя, изменившись внешне, внутри он оставался все тем же, а в глазах молодого бога светилась та же любовь и преданность их дружбе.
– Адам, я очень рад тебя видеть. Спасибо, что нашел для меня время.
– А разве могло быть иначе?
– Да, конечно. Извини, это все от волнения.
Не торопясь они пошли по едва заметной тропинке к небольшому зданию на границе между учебным комплексом и полигоном.
– Как отец?
– Ты его сегодня увидишь, он уже прибыл. Оказывается, один из наших преподавателей – его старый знакомый. Они не виделись сотни лет, а сегодня благодаря мне встретились. Так что наверняка сейчас где-то в укромном уголке предаются воспоминаниям и появятся только к торжественной части.
– Может, ты и мне устроишь небольшую экскурсию? О вашей школе ходят легенды, а мне ведь впервые посчастливилось здесь побывать.
– Детские мечты так до сих пор и не дают покоя? – Яхве улыбнулся, но улыбка эта была не иронической, а скорее виноватой. Как будто он до сих пор чувствовал за собой вину, что именно ему выпало здесь учиться.
– Нет, ты знаешь, мне действительно просто интересно. А что касается выбора, я нисколько не жалею о решении Совета. Генетика – поразительная наука. Ее границы необъятны, а взаимодействия души с различными проявлениями вселенской силы настолько сложны, что я сомневаюсь, удастся ли когда-нибудь до конца в них разобраться.
– Что ж, раз так, тогда меняем направление движения и возвращаемся обратно на полигон. Суть нашей профессии можно понять только тогда, когда знаешь историю.
Повернув направо, они пошли по направлению к живой изгороди, служившей условной границей полигона.
* * *
Издали казалось, что вековые деревья плотной стеной окружают поле, на которое тем временем садились ковчеги, привозившие гостей. Деревья были посажены в несколько рядов и отделяли одну часть полигона от другой. Юноши прошли сквозь этот небольшой лес и оказались на поляне. Посреди нее, блистая в солнечных лучах, стоял необычный ковчег. Размерами с большой дом, сложной геометрической формы, он и отдаленно не напоминал ковчеги, использовавшиеся в быту. Конечно, Адаму уже приходилось покидать планету, так как одна из лабораторий генетиков находилась за ее пределами (давным-давно в целях безопасности ее разместили на одной из искусственных лун), но и там не было ничего подобного.
– Вот, уважаемый экскурсант, перед вами главный модуль межзвездного ковчега – это, так сказать, его сердце и мозг. Остальные модули, правда, здесь ты не увидишь, так как они не представляют интереса для пилотов, – выполняют функции жилых помещений, лабораторий и так далее. Все вместе эти модули образуют огромный комплекс, который на долгие годы становится домом для переселенцев.
– Я такого раньше не видел.
– Неудивительно, ведь на всей планете это – единственный экземпляр. Такие ковчеги даже собираются в открытом космосе и не предназначены ни для взлета, ни для посадки. После переброски переселенцев они навечно остаются на орбите новых миров. Школе стоило огромных трудов, чтобы без повреждений привезти этот экземпляр. Но пойдем дальше. Этот модуль рано или поздно станет твоим домом, и у тебя будут впереди сотни лет, чтобы успеть им налюбоваться.
Они прошли очередной участок леса и оказались на другой поляне. То, что открылось глазам Адама, тоже наверняка было ковчегом. По форме он напоминал огромный колосс, имевший в диаметре не менее десяти шагов, а по высоте был даже выше окружавших его деревьев. Оболочка ковчега, некогда, без сомнения, гладкая и идеальная, была во многих местах деформирована, со множеством вмятин и царапин. Даже раздвигающаяся стена, служившая входом, была неплотно закрыта. Яхве медленно подошел к ковчегу и, протянув руку, с нежностью, как показалось Адаму, дотронулся до его поверхности. Таким образом он приветствовал ковчег как старого товарища. Адам с изумлением почувствовал, что ковчег ответил на приветствие его друга.
– Это наша гордость, – произнес Яхве. – Ковчег-разведчик, один из немногих, вернувшихся обратно. К сожалению, он был пуст, судьба богов, покинувших наш мир на нем несколько тысячелетий назад, неизвестна. Но знания, которые великодушно предоставил нам Лейл, поистине бесценны.
С этими словами Яхве взял под руку удивленного Адама и увел его с поляны дальше в лес. Отойдя немного от ковчега, он продолжил:
– Лейл, а это имя он выбрал себе сам, очень обидчивый, что не характерно для ковчегов-разведчиков, но с этим приходится мириться. Информация, которой обладает корабль, уникальна и важна, а получить к ней доступ без его согласия мы не можем.
Признание друга немало удивило Адама:
– То есть ты хочешь сказать, что душа его по-прежнему не отключена?
– Конечно, ведь это уникальный случай, когда ковчег-разведчик, прошедший вселенские коридоры и повидавший тысячи миров, попадает в наши руки.
– А что же остальные? Неужели никто больше так и не вернулся в наш мир?
– Почему? Возвращаются. Правда, немногие. Из пилотов-разведчиков, по статистике, лишь один на десять тысяч экипажей находит путь домой. Но проблема в том, что все они практически не общаются с нами. Давным-давно, в целях безопасности, на одной из планет Вселенной для первого вернувшегося экипажа была построена небольшая база. Предполагалось, что после непродолжительного карантина боги-разведчики вернутся к нормальной привычной жизни. Но, к удивлению всех, они остались там жить и, мало того, запретили доступ к их ковчегу. С тех пор все, кто вернулся, селятся именно там. Их планета живет собственной жизнью и закрыта для будущих переселенцев. Лишь члены Совета поддерживают с ними связь, да и то она носит больше административный, чем научный характер.
– И что, никто и никогда не пытался что-нибудь разузнать?
– А каким образом? Свобода выбора – вот основа нашего общества. Их выбор – жить таким образом, и никто не может лишить их этого права. Они выполнили свой долг перед нами, и можно лишь догадываться, какую цену им пришлось заплатить за это.
Немного помолчав, Яхве добавил:
– Теперь ты понимаешь, как важен для нас Лейл.
Они вышли на очередную поляну, на которой находилось несколько небольших ковчегов.
– Эти ковчеги, хоть и созданы в разные годы, мало отличаются друг от друга. Они предназначены для транспортировки грузов и самих переселенцев с межзвездного ковчега на поверхность иных миров. И по устройству, и по управлению они практически такие же, как и те, что мы используем в повседневной жизни, и поэтому для пилотов не представляют особого интереса. Их уникальность заключается в другом. Каждый из них – это целая лаборатория, оснащенная оборудованием и знаниями, необходимыми для воссоздания мира богов. Так что там, в далеком мире, они сослужат нам незаменимую службу.
– Если не ошибаюсь, на подобных им я покидал планету, чтобы попасть в нашу лабораторию.
– В общем-то ты прав. Как я говорил, внешне они очень схожи с теми, что тебе известны.
Они еще долго бродили от одной поляны к другой, где стояли сотни различных кораблей, созданных за долгие годы их предками. Слушая занимательные рассказы Яхве, Адам все вспоминал ковчег-разведчик со странным именем Лейл и с еще более странным капризным характером.
* * *
Торжественная часть по посвящению Яхве и его товарищей в пилоты проходила в огромном, с прозрачной кровлей, здании, стоявшем отдельно от остальных небольших корпусов школы.
По старинной, уходившей корнями в незапамятные времена традиции, на церемонии присутствовали не только преподаватели и близкие выпускников, но и члены Совета. Проведя Адама в зал, Яхве присоединился к остальным виновникам торжества.
Оставшись один среди гостей, Адам огляделся. Зал был огромен. Множество колонн, стоявших по периметру, уходили высоко вверх. Между ними ярусами располагались балконы, на которых приглашенные неторопливо занимали свои места. Пока Адам осматривался, на плечо ему легла чья-то рука. Даже не обернувшись, он узнал Оларуна, отца Яхве. Тот по-отечески нежно приветствовал друга своего сына. Этой встрече Адам был рад не меньше, чем встрече с Яхве. С того дня, когда его родители покинули планету, Оларун заменил Адаму и маму, и отца, так что он испытывал к этому богу поистине сыновью любовь.
– Ты здесь впервые, Адам?
– Признаться, да.
– В таком случае, позволь, я стану твоим гидом, если, конечно, общество старого ворчуна не будет тебе в тягость.
– Буду только рад, тем более что в последние годы я был обделен вашим вниманием.
– Согласись, в этом нет моей вины. Вы, молодые, вечно торопитесь. Ваша жизнь расписана по минутам, и хотя впереди у вас вечность, времени на родителей вам все равно не хватает. – В голосе Оларуна Адам уловил грустные нотки, невольно задевшие его.
Тем временем они подошли к одной из небольших платформ возле колонн и встали на нее. Платформа бесшумно подняла их ввысь. Они нашли свободные места на верхнем ярусе и удобно расположились в ожидании начала торжеств.
Вскоре в зал вошла группа будущих пилотов, среди которых был и Яхве. Все они были одеты в какую-то странную, не характерную для богов одежду. Черного цвета узкие брюки и куртки, расшитые красно-золотыми узорами, так не были похожи на повседневную одежду свободного покроя спокойных и мягких тонов.
– Когда-то, – услышал Адам тихий голос своего спутника, – эта униформа призвана была выражать решимость и избранность пилотов. В те далекие времена они покидали планету практически вслепую. Шансы отыскать мир, пригодный для жизни, были один на миллион. Многие из них обрекали себя на вечное существование в ковчеге, бороздя бескрайние просторы Вселенной. Сейчас же это просто дань традициям, впрочем, как и все, что сегодня будет здесь происходить.
Тем временем с другой стороны зала вышла группа преподавателей школы во главе с членом Совета. Именно в их присутствии выпускники должны были принимать присягу.
И форма выпускников, и звучащая в зале музыка, и торжественность обстановки – все это невольно взволновало молодого бога. Адам почувствовал, что ему хочется сейчас быть там, внизу, осознать, как важен он для своего мира, поклясться перед всеми, что он готов хоть завтра покинуть его ради великой цели. Наверно, там, на полигоне, он все-таки немного покривил душой, когда сказал Яхве, что больше не завидует ему. Сейчас он точно завидовал.
– С каждым годом это становится все помпезней и скучней, – высказал свое мнение Оларун, тяжело вздохнув и покачав головой. При всем уважении к старшему Адам был искренне возмущен услышанным. Неужели можно не чувствовать того же, что и он? Ведь вот она, настоящая жизнь, начинающаяся здесь и уводящая к далеким мирам, полным опасностей и неожиданностей.
– А вот это, юноша, уже действительно интересно, – Оларун дотронулся до плеча разгорячившегося от таких мыслей Адама и показал ему глазами в конец зала, за спины преподавателей школы.
Там, высоко над головами богов, возник небольшой сгусток тумана. Постепенно он увеличивался в размерах, в нем начали появляться отблески света различных цветов и множество мерцающих огней, как бы разрывавших этот странный туман. Прошло еще несколько минут, и туман окончательно развеялся, оставив после себя объемное и очень реальное изображение. При виде этого зрелища у Адама перехватило дыхание. Оно с одинаковой силой страшило и манило его, намертво приковывая взгляд. Это была огромная, занимавшая ползала и уходившая под прозрачную кровлю сфера, образованная из невообразимого сплетения разноцветных трубок различной формы и длины. Эти трубки, наполненные светившимися точками, постоянно менялись, то сливаясь, то расходясь друг с другом; то увеличиваясь, то уменьшаясь в размерах. Адаму, конечно, много раз приходилось видеть разные модели Вселенной (ее изучение входило в обязательную программу обучения каждого бога вне зависимости от определенного ему будущего), но настолько масштабную и подробную модель ему не показывали.
– По мере того как знания о проявлениях вселенской силы становятся все обширнее, а число зондирующих Вселенную ковчегов все больше, – продолжал Оларун, – этот клубок, на мой взгляд, становится только запутаннее. А теперь объясни мне, Адам, как во всем этом можно вообще разобраться и привести ковчег именно к той единственной мигающей точке, выбранной из миллиардов других и уготовленной стать твоей судьбой? Какие шансы на успех этой миссии, если, как я понимаю, то, что мы видим сейчас, несмотря на тысячи потраченных лет, всего лишь модель, а не реальность глубин космоса?.
– Вы правы, к сожалению, это модель.
Несмотря на безусловную любовь и уважение к Оларуну, Адам почувствовал, что слова бога задели его за живое, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не показать внезапно нахлынувшее глупое детское раздражение.
– Но, во-первых, вот эти желтые линии, образованные резонансом L-полей, проходят кратчайшее расстояние между мирами, а их кажущаяся криволинейность вызвана не столько движением звезд относительно друг друга, сколько системой координат. Во-вторых, туннели, образованные резонансом Z-полей, имеют стационарные точки. Движение же самих миров и, как следствие, вселенских туннелей относительно друг друга не такое уж хаотичное, как кажется на первый взгляд, и происходит относительно медленно. И хотя сигналы, получаемые нами, тратят массу времени, добираясь до нашего мира, но… – Адам прервался на полуслове, заметив снисходительную улыбку отца своего друга, и закончил свою мысль уже без прежнего энтузиазма. – Мы все-таки с определенной долей вероятности можем быть уверены в том, что переселенцы доберутся до выбранной цели.
Оларуна невозможно переубедить. Почему он так уверен в бесполезности всех наших начинаний? Эта мысль не давала ему покоя почти всю жизнь. Еще в детстве, когда Адам мечтал о необыкновенных приключениях в далеких мирах, рассуждения Оларуна вызывали бессознательную бурю протеста в его душе.
Тем временем в зале, на фоне огромной модели мироздания, молодые пилоты приносили присягу верности своему роду и миру, давшему им жизнь, клялись во что бы то ни стало приводить свои ковчеги к конечной цели, во имя процветания расы богов во всех уголках бесконечного мироздания.
3.
#i_001.jpg
Ковчег, покинув пределы планеты, уносил Адама к одному из ближайших спутников. Именно здесь находилась одна из основных генетических лабораторий их мира.
Адам был рад этой поездке. Прошло много времени с тех пор, как закончилась его обязательная учеба. После долгих лет, незаметно прошедших в кругу друзей в познаниях тайн мироздания, спорах и даже открытиях, он в одночасье оказался предоставлен самому себе. Родительский дом и тот встретил его радушной пустотой. Для него он был слишком велик и полон воспоминаний об ушедших в иной мир родителях. Конечно, Адам был горд и рад за них, но в душе ему не хватало их любви и тепла, и это только обостряло чувство одиночества.
Первое время его выручал Яхве, так же поселившийся у отца после окончания школы. Собираясь втроем в одной из живых и вечно цветущих комнат их дома, они вели споры о смысле жизни, о переселенцах, о различных путях развития цивилизации, да и просто о всякой ерунде. Оларун был интересным собеседником, хотя его взгляды на переселенческую миссию и на некоторые другие догмы, мягко говоря, не совпадали с общепринятыми. Он прожил долгие годы, и к каждой теме разговора у него был готов пример из собственной жизни, поэтому спорить с ним было крайне тяжело, хотя и интересно.
Несмотря на логичность и убедительность доводов Оларуна, они не могли изменить взгляды Адама. Родительский пример, да и его собственный выбор не давали ему возможности ни на йоту усомниться в правильности избранного им пути. Но вот на кого эти мнения действительно влияли, так это на сына. В их спорах Яхве все чаще и чаще занимал нейтралитет, а иногда даже становился на сторону отца. А ведь он являлся пилотом, и именно от него зависел успех перелета. Пилот, сомневающийся в необходимости и важности всей миссии, – это нередко вызывало у Адама неподдельное возмущение.
Но вскоре споры прекратились. Главный модуль межзвездного ковчега, предназначенный для группы переселенцев, был закончен, и Яхве начал готовиться к полету. Теперь его домом должен был стать ковчег. Перед миссией они должны не только привыкнуть друг к другу а стать одним целым. Искусственная душа ковчега будет тесно связана с душой пилота. Такое единение являлось одним из основных условий, позволявших надеяться на удачный переход сквозь стены межзвездных туннелей. Случаи, когда ковчег и пилот не сходились характерами, были крайне редки, но Совет стремился исключить любую вероятность неудачи миссии, тем более что благодаря таким полетам появлялась возможность изучить их собственный межзвездный тоннель.
С уходом друга Адам почувствовал себя еще более одиноким. Дни в большом, но пустом родительском доме текли однообразно, и ему оставалось лишь с нетерпением ждать начала миссии, мечтая о далеком и неведомом мире, которому суждено было стать его судьбой.
Приглашение участвовать в одном из проектов генетиков было встречено им с воодушевлением, и он без колебаний сразу же согласился. Во-первых, интересная работа позволяла скоротать время, а во-вторых, бесценный опыт мог бы пригодиться в дальнейшем.
Лаборатории генетиков находились вне планеты, а значит, ему предстояло снова на какой-то срок покинуть родительский дом, и теперь он делал это без всякого сожаления.
Спутник, где жили и работали генетики, представлял собой маленькое чудо, в котором, как в волшебном зеркале, отразились все достижения богов в познании мира. Очень давно, с целью ненароком не изменить душу собственного мира и тем самым не нарушить тот естественный, но довольно хрупкий баланс проявлений вселенской силы, которому все они были обязаны своим появлением, все опыты, связанные с генетикой, было решено проводить вне планеты. С тех пор этот прежде безжизненный и холодный осколок мироздания превратился в полигон для бесчисленных опытов. Деревья, цветы и даже животные – все здесь было творением богов, результатом их многочисленных исследований.
Задача, которую когда-то поставили перед собой боги, состояла в определении взаимосвязи всех проявлений вселенской силы. В те далекие времена всем казалось, что решение не займет много времени, но, чем больше накапливалось опыта и знаний, тем более сложным становилась система уравнений, описывавших взаимосвязь различных энергетических состояний вселенского эфира.
Надо отдать богам должное: они были настойчивы. Проходили тысячелетия, но они и не собирались отказываться от достижения, казалось, уже нереальной цели. Наоборот, вместе со знаниями росло понимание и всей важности поставленной задачи. Формула вселенской силы вела к познанию всех тайн мироздания. Она открывала путь не только к усовершенствованию собственного мира и созданию идеальных миров для переселенцев. Благодаря этим знаниям можно было просчитать все вселенские коридоры и даже изменять их по своей воле, что привело бы к более простому и надежному освоению самых дальних и недоступных уголков Вселенной. В конце концов, как бы фантастически это не звучало, можно было говорить о создании новой Вселенной.
Адама пригласили в одну из групп, занимавшихся определением лишь небольшого фрагмента уравнения взаимосвязей Вселенной. Таких групп было бесчисленное множество, и с каждым годом их число все росло. Все вместе они когда-нибудь сложат воедино результаты трудов сотен поколений, чтобы из разрозненных кусочков мозаики получить прекрасную картину.
* * *
Ковчег плавно сел на поверхность спутника. Стены раздвинулись, впустив вместе с солнечным светом терпкий аромат каких-то растений. Адам спустился по небольшому трапу и ступил на твердую поверхность.
Площадка для ковчегов была расположена посреди большого сада. Едва заметная в шелковистой траве тропинка начиналась от места посадки и, петляя, терялась среди деревьев. Он пошел по ней не спеша, с интересом оглядываясь по сторонам. Сад отличался от всех, виденных им прежде. Казалось, в нем не было ни одного одинакового дерева или куста. Низкие и огромные, с причудливыми формами листьев различных, самых невероятных расцветок. Одни растения только начинали цвести, на других уже виднелись плоды, но были и такие, что стояли почти голые, с опавшей, шуршавшей от малейшего дуновения листвой вокруг ствола или стебля. Создавалось впечатление, что все эти растения были перенесены неким волшебником из различных уголков мироздания в маленький оазис, созданный по воле богов.
Красота пейзажа так увлекла его, что он не сразу заметил богиню, шедшую ему навстречу. В белой, свободно спадавшей с плеч тунике до колен, она то появлялась, то исчезала среди деревьев, и лишь когда богиня была в нескольких шагах от него, Адам обратил на нее внимание. Первое, что бросалось в глаза, – это тугая и, казалось, переливавшаяся в лучах света коса из темных волос. Переброшенная небрежно через плечо, она лежала на груди, невольно подчеркивая прекрасную фигуру своей хозяйки. Смуглая кожа, большие чувственные губы. И глаза… Скорее не глаза, а бездна, готовая поглотить и навеки сделать пленником любого, кто осмелится заглянуть в них.
Адам остановился. С момента окончания учебы он успел отвыкнуть от женского общества и сейчас при виде незнакомки не знал, как лучше себя вести. Юношеская, даже детская скованность и неуверенность вдруг овладела всем его телом.
– Добрый день, Адам. Меня предупредили о твоем прибытии. Надеюсь, перелет был не слишком утомителен.
Она подарила ему обворожительную улыбку, и хотя тон ее нежного голоса был вполне официальным и совершенно не кокетливым, Адам еще больше смутился. Не дождавшись от гостя ответа, богиня продолжила:
– Меня зовут Шакти. Последние годы я курирую работу в местной лаборатории.
Легким взмахом руки она предложила ему следовать за ней и пошла вперед. Вскоре между деревьев показались невысокие строения.
– Ты один из первых, кто прибыл, чтобы сменить нас, – голос богини был ровный и спокойный. Она говорила не оборачиваясь, и Адам, наконец, смог взять себя в руки. – Пройдет несколько лет, и все, кто здесь трудится, унесутся к далеким мирам, оставив все это сокровище для вас, молодых.
Она нежно дотронулась до ветки ближайшего растения. Ее голос звучал уже не столь безразлично, и Адам уловил в нем грустные нотки.
– Тебе жаль оставлять сад?
– Признаться, да. После многих лет, проведенных здесь, становишься его частью. Но, я надеюсь, он попадет в надежные и любящие руки, – Шакти пристально и даже немного строго посмотрела в глаза Адама. «Наверно, именно так мать выбирает няню для своего единственного и любимого чада», – мелькнуло у него в голове.
– Наша часть работы, – продолжала богиня, сменив тему разговора, столь волновавшую ее, – связанная с изучением взаимодействия души и гравитации при условии, что остальные проявления вселенской силы неизменны, практически закончена. Осталось только систематизировать данные. К сожалению, функция не линейна и очень чувствительна к изменению некоторых постоянных. Все это усложняет и затягивает работу, требуя проведения новых исследований. Надеюсь, с прибытием пополнения мы все-таки успеем закончить свой труд до начала миссии. Ну вот мы и пришли.
Адам огляделся. Он и не заметил, как они вышли из сада и подошли к небольшому одноэтажному дому.
* * *
Ночь, сменившая жаркий летний день, не принесла с собой долгожданной прохлады. Ни шелест листвы, ни щебет птиц – ничто не доносилось сквозь открытое настежь окно. Природа затаилась в ожидании приближавшейся стихии.
Первые крупные капли дождя упали на раскаленную за долгий день землю. Легкий порыв ветра нарушил тишину, пытаясь прорваться сквозь тонкие шторы. Звезды, и без того немногочисленные, исчезли, а небо озарила короткая вспышка. Мгновение – и раскат грома разорвал тишину. Адам проснулся. В комнате стало прохладно, и вместе с прохладой она буквально наполнилась сладковатым запахом цветов, росших на клумбе под окном. Звук падавших капель с каждой секундой нарастал, сливаясь в громкий гул.
Осторожно, чтобы не нарушить сон любимой, Адам поднялся с постели. Настроившись на душу дома, он приказал оградить комнату от шума, который мог разбудить Шакти. Затем накрыл ее обнаженное тело легким покрывалом и, стараясь не шуметь, прошел в другую комнату. Ему до сих пор не верилось, что это произошло. С виду гордая и неприступная, Шакти оказалась на самом деле очень одинока и замкнута. Она, как и Адам, не искала близких отношений, мечтая найти свою любовь лишь в далеких уголках Вселенной. До их встречи они оба свято верили в то, что главное в жизни начинается лишь с момента переселения, а вся жизнь в их собственном мире – это не более чем репетиция. Взаимные чувства стали полной неожиданностью для обоих.
Адам подошел к столу, наполнил бокал из стоявшего на нем графина и сел в глубокое кресло. Молодое, немного терпкое вино покрыло прозрачные стенки мельчайшими пузырьками. Через открытое окно ночные звуки текли в комнату, насквозь пронизывая тело и наполняя его спокойным счастьем.
И он действительно был счастлив. И не где-нибудь в далеком и неведомом мире, а здесь, в своем доме. Первое время для них не существовало ни прошлого, ни будущего – они просто жили, наслаждаясь каждым мгновением, проведенным вместе. Затем был выбор. Миссия Шакти неумолимо приближалась, и ей предстояло покинуть мир богов. Мечты, друзья, долгие годы работы лежали на одной чаше весов, а на другой был он, еще вчера ничего для нее не значивший. Наблюдая за ней в лаборатории, Адам боялся, что она выберет разлуку. Сдержанная, сосредоточенная, холодная, расчетливая, она полностью отдавала себя общему делу. В этом они были похожи, и он, ставя себя на ее место, прекрасно понимал, какое сложное решение предстоит принять Шакти.
Но наступал вечер, и они возвращались в ее дом, ставший за короткое время родным и для него. И там, наедине с любимым, Шакти преображалась.
Нежная и любящая, она полностью отдавала себя ему. Они как бы растворялись друг в друге, становясь одним целым. В такие минуты Адам даже представить себе не мог ту силу, которая способна их разлучить.
Сейчас, сидя в удобном кресле и вспоминая те дни, он знал, что выбор, казавшийся для него таким сложным, Шакти сделала без малейших колебаний. Она обрела свое счастье здесь, рядом с ним, и ей не нужно было иного – там, в далеких мирах.
О своем решении она сообщила в Совет, и тот принял ее выбор как должное. Они вместе покинут родную планету, и ничто и никогда не разлучит их. Теперь Шакти ждет ребенка. У них будет девочка. С каждой минутой Адам чувствовал, как крепнет душа ребенка, как неосознанно радуется он жизни, еще не видя ее, но всецело доверяясь ощущениям матери. Так как здоровье дочери зависело от окружавшего мира, они были вынуждены оставить исследования и покинуть спутник.
Его старый, милый дом. Присутствие любимой снова наполнило его жизнью. Но главное: Адам перестал думать о нем как о родительском. Теперь это был его, а вернее, их с Шакти дом.
4.
#i_001.jpg
Это была одна из странных, но все равно невероятно прекрасных комнат в доме Оларуна. Вьющиеся растения, обвивая деревья и сплетаясь между собой в некое подобие стен, выставляли напоказ огромные красно-оранжево-желтые цветы и создавали неповторимый орнамент.
В комнате их было четверо. Яхве, заложив руки за спину, с высоко поднятой головой мерным шагом уже в который раз обходил комнату. Его парадный костюм пилота, еще, казалось, недавно восхищавший Адама, зловеще переливался в лучах угасавшего дня. Шакти, сидевшая рядом с глазами полными слез, с силой сжимала руку Адама. Вся ее душа буквально разрывалась от горя, моля у мужа защиты в эти тягостные минуты. Во взгляде Оларуна не было осуждения. За долгие годы он смирился с потерями или, по крайней мере, научился выглядеть спокойно. В комнате царила тишина. Все попытки начать разговор оканчивались ничем. Шел последний день перед началом миссии.
Всю свою жизнь они шли к нему. Силы, знания, опыт были посвящены тому, чтобы приблизить его. Но несмотря на это, они не верили, вернее не хотели верить, что он наступил. С рождением Кали, их с Шакти взгляды на жизнь сильно изменились. Цель, которую они надеялись достичь среди далеких звезд, с лихвой воплотилась в маленькой непоседе, так внешне похожей на свою мать. Милая непосредственность, чувство постоянного счастья, даже капризы и требования доказательств любви и внимания наполнили жизнь Адама новым смыслом.
В последнее время они были вынуждены оставлять дочь под присмотром Оларуна, ведь подготовка к миссии требовала все больше времени. Там, на спутнике, все в том же диковинном саду, слушая постоянные разговоры Шакти о дочери, Адам с тревогой думал о предстоящем расставании.
Он понимал: перед его любимой опять, как много лет назад, стоит выбор. Но как можно выбрать между теми, кого любишь, – между мужем и ребенком? Адам надеялся, что переселение не начнется до того момента, пока Кали не отправится на учебу. Вспоминая себя и своих родителей, он утешал себя тем, что Шакти, возможно, тогда будет немного легче. В общем-то все так и должно было произойти, поэтому сообщение Яхве явилось для них полной неожиданностью.
Измерение L-поля, по которому пилоты прокладывали курс, показывало, что выбранный для них мир начал удаляться. Кроме того, сигнал стал прерывистым, а это был очень плохой знак. Даже без пояснений друга они понимали, что это могло означать. Вселенские коридоры, по-видимому, пришли в движение, и теперь вместо одной резонансной «стены» им предстояло преодолеть две. Но это было еще полбеды. Какое-то время пространство между «стенами» будет заполнять эфир – равновесная энергия, в которой все проявления уравновешены и слабо выражены. Она равномерно растечется, как спокойная широкая река. Сколько продлится это спокойствие? Ответа на этот вопрос не существовало. С эфиром в чистом виде не приходилось сталкиваться еще никому. Теоретически это была отправная точка создания и преобразования миров и вселенских коридоров, но как ведет себя эфир в действительности и насколько он стабилен, никто достоверно не знал.
Максимальные проявления одиночных факторов вселенской силы, образующих «стены» коридора, случайные флуктуации собственно эфира, даже возмущения, вызванные полетом межзвездного ковчега, – все эти обстоятельства могли привести к необратимым цепным реакциям.
Как небольшая зыбь где-то посреди океана обрушивается на берег огромной волной, так и здесь малые возмущения рано или поздно выведут всю систему из зыбкого равновесия. Теоретическая модель показывала, что резко сменяющиеся максимумы и минимумы основных проявлений силы сначала приведут к появлению огромного количества пыли. Затем на месте максимального проявления гравитационной составляющей из этой пыли станут образовываться миры. Процессы могут быть скоротечны, но могут затянуться и на неопределенный срок, и если межзвездный ковчег попадет в этот момент в коридор, шансов уцелеть у него практически не будет. Выход был один. Переселение должно начаться немедленно. В противном случае им предстояло выбирать иной мир. Практически это было нереально. Строение межзвездного ковчега, потенциал, которым он обладал, количество модулей-лабораторий и даже количество самих переселенцев было рассчитано для конкретного перехода. При изменении цели понадобилось бы огромное количество времени и сил, чтобы привести в соответствие все эти факторы.
Яхве прилетел к ним в лабораторию на одном из исследовательских ковчегов в тот момент, когда последний модуль генетиков готов был отправиться для стыковки с межзвездным ковчегом. Оттуда втроем они направились в дом Оларуна. Яхве предстояло прощание с отцом, а для Адама и Шакти – с юной богиней, олицетворявшей смысл всей их жизни. Мысль о том, как мало он смог дать дочери, как часто у него не хватало для этого времени, не покидала Адама во время пути. Но он знал, что Кали остается в надежных руках, и это успокаивало его. Другое дело – Шакти. Неутешное горе разрывало ее душу, и никакие доводы не могли успокоить богиню. Она лишалась частички себя.
Ни Адам, ни Кали здесь не имели значения. Расставание с дочерью было именно ее потерей, и больше ничьей. Мысли Шакти были заняты не тем, как дочь будет жить без нее, а как она сможет жить без Кали. Крепко сжимая руку мужа, она всей душой молила защитить ее, дать силы пережить эти мгновения.
Разрумянившаяся от быстрого бега Кали, как порыв весеннего ветерка, пахнущего цветами, ворвалась в комнату и бросилась обнимать родителей.
– Мама, там, у водопада, олененок! Он совсем еще маленький. Я разговаривала с ним. Он совсем несмышленыш, не понимает простых вещей. Мамочка, ты не думай, его мама нам разрешила дружить.
Шакти еще сильнее сжала руку Адама. По побледневшему лицу катились слезы. Она попыталась улыбнуться, но это не была улыбка радости.
Они так и не нашли в себе смелости сказать Кали, что эта встреча для них последняя. Когда она подрастет, Оларун сообщит ей об этом. Адам был уверен, что умудренный опытом отец его лучшего друга сможет найти нужные слова.
По дороге на межзвездный ковчег, глядя на Шакти, он мучительно пытался найти ответ на вопрос: «Ради чего они с любимой испытывают такое горе? Что заставило их добровольно отказаться от счастливой, полной радости жизни в своем мире? Неужели та грядущая их жизнь стоит этих потерь, или, может быть, Оларун был все– таки прав?»
Ответа не было.
* * *
Стена межзвездного ковчега, перед которой стоял Адам, бесшумно раздвинулась, и он сделал шаг в раскрывшуюся перед его глазами бездну. Пройдя вперед, он оказался окруженным со всех сторон тысячами сияющих звезд, разрывавших черное покрывало Вселенной. В самом центре этого торжества хаоса и безразличного покоя, в удобном и в то же время жестком кресле сидел его самый близкий друг, а теперь и бог, от которого зависела его судьба и еще судьбы без малого тысячи богов. В отличие от всех других переселенцев, которые ни разу так и не побывали во владениях Яхве, Адам был частым и желанным гостем в зале управления.
Именно отсюда, воссоединяя свою душу с душой ковчега, пилот управлял полетом, ведя их к заветной и неведомой цели.
– Ну вот, Адам, мы и подошли к моменту истины, – не оборачиваясь, произнес Яхве. – Нас отделяет буквально несколько мгновений от стены вселенского туннеля.
– И что ждет нас там, на другом краю мироздания?
– Кто знает. Счастье и горе, радости и разочарования, а скорее всего, все вместе взятое. В любом случае мы выбрали свою судьбу, и обратного пути нет. Через мгновения наш мир безвозвратно будет потерян для нас, а новый – полная неизвестность.
– Тебе так и не удалось что-то о нем узнать?
– К сожалению, нет. Ты же знаешь, L-излучение, хотя и проходит с легкостью стены вселенских туннелей ввиду того, что слабо взаимодействует со всеми остальными проявлениями, не информативно. Даже самое простое сообщение передать с его помощью практически невозможно. Сигналы маяков, работающих по принципам других проявлений и наверняка также оставленных разведчиками, не могут пробиться и либо отражаются, либо поглощаются «стеной». Откровенно говоря, я надеялся, что, подойдя к «стене», можно будет уловить хоть какой-то сигнал. Когда стены туннеля расходятся, теоретически, поля, создающие их, должны ослабевать. Но все мои надежды оказались тщетны. Так что кроме направления, нам по-прежнему ничего не известно о нашем будущем доме.
Пройдя в центр зала, Адам стал за креслом друга. Внимательно вглядываясь в бескрайние просторы, он пытался обнаружить какие-либо признаки, указывающие на близость конца вселенского туннеля. Но, как он ни старался, все было напрасно.
– Конечно, я доверяю вашим с ковчегом знаниям и чувствам, но я не вижу вокруг ничего необычного. Свет от звезд все так же далек от нас. Порой мне даже кажется, что мы стоим на месте.
– Движемся мы, или нет, это скорее вопрос философский. – хотя Адам и не видел лица Яхве, он был уверен, что тот улыбнулся. – Как пилот, я тебя заверяю: до начала перехода остаются считанные мгновения. То, что ты не видишь вокруг никаких изменений, – это естественно. Все это иллюзия, многократное отражение реально существующих звезд. На самом же деле впереди нас не спокойные просторы, а настоящее буйство проявлений вселенской силы, способных превратить в элементарные частицы любую оказавшуюся поблизости материю…
Яхве прервал свои рассуждения на полуслове. В то же мгновение Адам почувствовал, как душа друга слилась с душой ковчега, принимая управление на себя. Между ними как бы выросла невидимая стена, защищающая пилота в этот важный момент от всего, что могло бы отвлечь его. Теперь ему ничего не оставалось, как просто наблюдать за происходящим вокруг.
Прошло немного времени, и звездное небо начало меняться. Тысячи огней одновременно пришли в движение. То разгораясь, то загасая, они закружились в каком-то диком, невероятном танце, все более и более расступаясь перед всесильными богами. Открывающаяся за ними абсолютная тьма постепенно начала приобретать очертания ковчега. Свет от еще недавно таких далеких и неприступных миров, переплетаясь и образуя невероятный яркий узор, обрамлял ее со всех сторон. Адам чувствовал, как по мере приближения к пустоте в ковчеге невероятно возрастает напряжение. Мелкая дрожь охватила весь корабль. Звон – сначала незаметный, но затем изматывающий и навязчивый – раздражал и оглушал его. Яркий свет, принадлежавший некогда звездам, а теперь собранный воедино на границе перехода, слепил глаза. Адам уже скорее чувствовал, чем видел, с какими невероятными усилиями ковчег продирается к спасительной темноте. Он четко понимал, каких невероятных трудов стоит ковчегу компенсировать вокруг себя огромные напряженности, способные в мгновение разметать его по Вселенной. Наконец, яркий белый свет заполнил зал управления. Даже кресло, возле которого стоял Адам, исчезло в его ярких, ослепляющих лучах. Он закрыл глаза, интуитивно пытаясь защитить себя, а когда снова открыл их, все было кончено.
Это даже не было тьмой, это было Ничто. То, где сейчас находился ковчег, невозможно было описать, потому что описывать было просто нечего. Это было царство чистой девственной энергии, растекавшейся равномерно между стенами туннеля. Но Адам знал, что так долго продолжаться не будет. С разных сторон ковчега, хоть и редко, вспыхивали яркие огоньки. Это могло означать только одно: процесс формирования материи уже начался. По воле случая и подчиняясь законам хаоса, зыбкое равновесие было нарушено. Проявления вселенской силы уже не равны между собой, и начало цепной реакции, которая и приведет к созданию новых миров, – всего лишь вопрос времени. Главное теперь успеть покинуть коридор, иначе их ждет неминуемая гибель. Никакая сила ковчега не смогла бы противостоять бушующей стихии. К счастью, туннель пока был узок, и уже скоро Адам увидел, как, разрывая кромешную тьму, свет незнакомых звезд открывает им путь к будущему.
5.
#i_001.jpg
Лаборатория в модуле генетиков, где работали Адам и Шакти, из-за огромного количества полочек, заставленных всевозможными сосудами с реактивами, и шкафчиков с образцами казалась довольно тесной. На высоком, шедшем от одной стены к другой через все помещение столе робот заканчивал очередной эксперимент. Сидя в удобном кресле и любуясь безразлично-точной и искусной работой своего незаменимого помощника, Адам пытался сразу же обрабатывать данные, которые от него поступали.
Он так погрузился в работу, что даже не обратил внимания на призыв ковчега. И хотя сам же просил известить его о начале совещания, исчезновение одной из стен лаборатории явилось для него полной неожиданностью. Конечно, на самом деле стена никуда не делась. Изображение, появившееся на ее месте, было спроецировано, но иллюзия была настолько полной, что могло показаться, будто Адам переместился в пространстве. Перед ним открылся зал совершенно круглой формы с черным сферическим потолком. На самом ли деле это была реальность, окружавшая их за пределами ковчега, или лишь некая фантазия, сказать было трудно, но бесспорно, что созданная атмосфера как нельзя лучше передавала характер будущей встречи.
В зале царил полумрак. Мягкий свет от невидимого источника освещал лишь большой круглый стол в центре. Вокруг него в высоких креслах сидели двенадцать богов, и каждый из них представлял в данный момент определенную группу переселенцев. Строго говоря, группы эти были весьма условны. Изначально для упрощения координации действий было решено выбрать представителей от каждого модуля и создать что-то наподобие Совета их родного мира. Одиннадцать делегатов представляли одиннадцать модулей ковчега. Но богам были чужды всякого рода условности, а превыше всего ценилась свобода и мнение каждого, поэтому группы, избиравшие делегатов, не были постоянны. Сами избранники также часто менялись, а потому сейчас нельзя было утверждать, что находившиеся в зале представляли кого-то конкретного, – скорее это были лучшие специалисты в своих областях, в знаниях и опыте которых сейчас как никогда нуждались переселенцы. Доступ в зал был открыт для всех без исключения; как и Адам, остальные боги могли не только наблюдать за происходящим, но и участвовать в обсуждении на равных правах с остальными.
Неизменным двенадцатым участником всех заседаний был Яхве. Традиционно считалось, что ковчег для пилота – родной дом, и отношение к Яхве было, как к хозяину этого дома, приютившему под своим кровом переселенцев. Пилот не входил ни в одну из групп, но его мнение в пределах ковчега являлось очень весомым.
Поводом для сегодняшней встречи послужил анализ данных о мире, предназначенном на вечные времена стать пристанищем богов. Приближался момент, когда межзвездный ковчег достигнет границы системы, и необходимо было разработать общий план действий.
– Данные с маяков, оставленных разведчиками, поступающие к нам уже на протяжении долгого времени, а также анализ собственных исследований ковчега рисуют нам следующую картину, – бога, взявшего первым слово, звали Луг.
У него были рыжие вьющиеся и торчавшие во все стороны волосы, доходившие почти до плеч и плавно переходившие в такую же бороду. Крупные черты лица, немного прищуренные небесного цвета глаза, густые нависшие брови – все это вкупе с могучей фигурой наводило на мысль о дикой необузданной силе и являлось предметом тайных воздыханий многих богинь. До начала миссии Луг курировал исследования в области гравитационного проявления вселенской силы. На ковчеге он считался лучшим специалистом в этой области.
– Система, – продолжал Луг, – занимает один из дальних гравитационных уровней глобального максимума, являющегося, по всей видимости, единственным в данном вселенском коридоре. Из этого с большой вероятностью можно констатировать, что, во-первых, количество звезд на этом уровне огромно, во-вторых, их связь с глобальным максимумом довольно слабая, в-третьих, время прохождения по глобальной орбите можно считать приближенным к бесконечности. Все это дает основания утверждать, что при рассмотрении системы влияние как глобального максимума, так и других звездных систем можно считать некой постоянной, а в некоторых случаях вообще не учитывать.
– Думаю, уважаемый коллега, в том, что вы нам сообщили, больше ваших домыслов, чем точных сведений о вселенском коридоре, в котором волею Провидения нам предстоит прожить долгие годы, – иронично заметил Яхве, воспользовавшись паузой в докладе Луга.
– Вы правы, – голос докладчика был совершенно спокойным, – и ваша ирония мне понятна, но для более детального и полного изучения у нас, как все здесь понимают, не было времени. Это задача, так сказать, на все времена, и я, и другие специалисты по гравитационным полям надеемся в будущем ее решать также и с вашей помощью, уважаемый пилот.
Луг посмотрел на Яхве и на мгновение склонил голову в знак уважения. В ответ Яхве искренне и широко улыбнулся.
– Итак, я продолжу. Теперь о самой системе. Она является, а вернее являлась классическим образцом простого центрально-симметричного и практически плоского гравитационного возмущения с правильной поляризацией, в центре которого находится звезда. Вызванные ею флуктуации вселенского поля привели к появлению хотя и слабых, но все же четко выраженных трех гравитационных уровней. До сегодняшнего времени они представляют собой энергетические уровни системы, гравитационные составляющие которых уменьшаются относительно предыдущих практически линейно с небольшой коррекцией, связанной со взаимодействием гравитационных волн внутри самой системы. В общем-то, данная модель вписывается в наше представление о гравитационной составляющей эфира, и это, с моей точки зрения, вселяет надежду на успех нашей миссии.
В зале над столом возникло объемное изображение. Звезда и ее четыре гиганта нависли над богами, а рядом с каждой из этих светящихся сфер побежали колонки разноцветных цифр, описывающих энергетическое состояние миров системы.
– На изображении видно, что если на первом и втором уровне плотности образовавшейся материи было достаточно для формирования одного тела, то уже на третьем уровне ее явно не хватало. Следствием стало появление двух гравитационных центров, занимающих один, довольно сильно размытый в пространстве энергетический уровень. Можно предположить и существование более высоких уровней, но, без сомнения, плотность материи на них настолько низкая, а расстояние от звезды настолько велико, что их влиянием на систему в данном случае можно пренебречь. В заключение хочу заметить, что как благодаря высокому гравитационному уроню глобального максимума, так и размытости и низкой интенсивности собственных уровней в системе очень много спутников и иных, более мелких образований материи, что для нас является явным плюсом.
– И какой же из этих обломков Вселенной разведчики уготовили нам?
– На этот вопрос, думаю, нам лучше ответит многоуважаемый генетик.
Луг повернул голову в сторону Шакти, подарив ей одну из своих неотразимых улыбок. Этот факт несколько возмутил Адама, но Шакти, казалось, даже не обратила внимания. Холодно кивнув в ответ, она начала свой доклад, и голос ее, как всегда, когда речь шла о работе, был бесстрастным и решительным.
– Разведчики, – начала она, – посетив систему, выбрали для нашего будущего мира второй, самый большой спутник звезды.
Изображение преобразилось. Маленькая по сравнению с гигантами точка начала увеличиваться, постепенно вытесняя остальные тела системы.
– К тому времени душа всей системы уже сформировалась. На выбранной ими планете она привела даже к организованной, хотя по нашим меркам и примитивной жизни. Как известно, форма жизни определяется проявлением души, и, естественно, насколько чужд был нам этот мир, настолько и душа его отличалась от привычной нам.
– Наивно было бы полагать, что можно найти мир, идентичный нашему, но все же хотелось бы знать, насколько сильными были отличия?
В полумраке зала трудно было узнать говорившего, тем более что у него был темный цвет кожи. По всей видимости, выступал Ньяме, хотя Адам мог и ошибиться. Кураторы среди специалистов по Z– и Y– полям часто менялись, и близких знакомых у него среди них не было.
– Подробного отчета по данному вопросу у меня пока нет. Возможно, разведчики оставили его на одной из планет системы, но все же кое-что мы получили и от маяков. Думаю, вам надо самим это увидеть.
Ковчег как будто ждал сигнала. Как только Шакти произнесла эти слова, изображение планеты начало увеличиваться с невероятной скоростью. Вскоре все пространство зала было занято бело-голубым туманом, который в свою очередь, быстро рассеявшись, уступил место яркому дневному свету. Легкая белоснежная дымка окончательно развеялась, и взгляду всех присутствующих открылась поверхность их будущего мира. По-видимому, данная запись велась с высоты во время облета планеты, и это было, безусловно, прекрасное зрелище. Голубое прозрачное небо сливалось с бескрайней водной гладью. Океан был огромен и полон жизни: даже с той высоты, с которой велась съемка, отчетливо виднелись тени его обитателей.
Какова была эта жизнь? Этот, казалось бы, главный вопрос, сейчас мало волновал Адама, да и, по всей видимости, остальных тоже. Они, вырванные из своего мира, проведшие неимоверно долгий срок вне пространства и времени, наконец видели перед собой цель, к которой стремились и готовились буквально с рождения, и она, эта цель, была прекрасна.
Тем временем на горизонте показалась узкая темная полоска, быстро превратившаяся в широкий песчаный берег. Ковчег, ведший запись, снизил скорость и направился вглубь суши. Стали появляться редкие растения. Скорее, это были какие-то торчавшие из земли кустарники, ветки которых усеивали мелкие листья. Чем дальше от берега, тем обширнее и выше становились эти зеленые островки. Затем ковчег набрал высоту. От увиденного у Адама перехватило дух. Перед ним мерно перекатывали свои зеленые волны бескрайние девственные леса. Покрывая холмы и долины, они уходили за горизонт, и лишь горы, сверкая в лучах ледяными шапками, нарушали монотонность этого пейзажа. Дав время полюбоваться общей панорамой суши, ковчег опять снизился и завис недалеко от начала леса. Угол обзора увеличился, и богам впервые представилась возможность познакомится с животными их будущего мира.
Первое впечатление от увиденного вряд ли поддавалось описанию. Адам даже представить себе не мог, что может испытывать столь низменное чувство. И хотя оно длились всего мгновение, и разум победил неизвестно из каких седых времен воскресший инстинкт (это было нечто среднее между страхом и отвращением), все же сам этот факт расстроил его.
Животные были просто огромны. Самые высокие деревья доходили им лишь до середины туловищ на ногах соответствующего размера. На неимоверно длинной шее виднелась небольшая голова, а не менее длинный хвост служил им дополнительной опорой при ходьбе.
– Перед вами, – голос любимой был на удивление бесстрастным, – один из обитателей нашего будущего мира. Даже исходя из того, что предоставил маяк, драконов, подобных этому, на планете существовало огромное множество.
Тем временем изображение расширилось на все стены зала, и сидящие за столом кураторы оказались буквально окружены огромным количеством невиданных форм жизни. Многообразие их было просто поразительно. Большие и совсем крохотные; с головами то маленькими и вытянутыми, то квадратными и огромными; набитые кривыми клыками пасти и совсем беззубые; парящие, бегающие, плавающие… Постепенно брезгливость прошла, и Адам со все большим интересом всматривался в меняющиеся изображения. Этот мир был буквально до краев наполнен душою, но, судя по всему, душа эта была далека от их души.
– Вся информация о бывших представителях нашего мира уже систематизирована и общедоступна. Обсуждать ее в данных обстоятельствах, думаю, нет смысла. Единственное, на чем акцентировали внимание разведчики, – это то, что при кажущемся разнообразии все аборигены обладают несколькими общими чертами, характерными, по-видимому, для души этого мира. Одна из них показалась мне особенно интересной, и я хотела бы обратить на нее ваше внимание.
Шакти сделала небольшую паузу, как бы подбирая образ, более подходящий для предстоящего объяснения. Обычно она так делала, когда хотела подчеркнуть важность предстоящего момента, но на этот раз ее слушатели не были слишком учтивы.
– Драконы… Что-то я впервые слышу этот термин.
– Конечно, в нашем мире нет понятия, которое описывало бы этих животных. Драконами у генетиков принято называть существ смоделированных искусственно, под определенные характеристики души, так что назвала я их так больше по привычке и не настаиваю на данном понятии. Итак, мы остановились на черте, являющейся общей для данного мира, а именно: у всех без исключения драконов развитие плода происходит хотя и в яйцеклетке, но при этом вне тела матери.
Шакти опять сделала паузу, давая осмыслить сказанное всем сидящим за столом.
Наблюдая за происходящим из лаборатории, Адам уже начал жалеть, что не участвовал в исследованиях, которыми занималась жена в последнее время. Информация о прошлом планеты, оказывается, была довольно интересна и несла в себе много нового и неизученного.
Сейчас он попытался вспомнить, были ли работы, моделирующие подобный способ размножения, и после неудачных попыток дал команду модулю покопаться в архивах ковчега.
– Оплодотворение происходит, правда, по-разному, в том числе в ряде случаев и внутри самки, но потом яйцеклетка, покрытая защитной оболочкой, выходит из матери, и плод развивается самостоятельно. Подробности данного процесса пока неизвестны, так как маяки дают по этому вопросу очень скудную информацию. В остальных же отличиях вы могли убедиться воочию на примере, показанном на картинке. Защитный покров, органы восприятия, пищеварения, взаимодействие клеток – все это однозначно указывает на то, как далек этот мир от нашего.
Последней фразой Шакти дала понять всем присутствующим, что она закончила свое выступление.
– Все это так, но на данный момент, как я понимаю, баланс проявлений вселенской силы на планете изменен.
– Совершенно верно. Правда, данными о нынешнем состоянии мира мы пока не обладаем, но зато на маяке хранится информация о планах разведчиков, а благодаря нашему ковчегу мы знаем, как сейчас выглядит система в целом.
Говорившего бога звали Тха. У него было овальное, с выдающимся вперед подбородком лицо, большой с горбинкой нос и тонкие губы. По мнению Адама, это не делало Тха эталоном красоты, хотя черные прямые, спадающие на плечи волосы, схваченные на голове обручем из белого металла, и такие же черные блестящие глаза заставляли окружающих забывать о его якобы некрасивости. Ко всему прочему Тха был очень уважаем на ковчеге. Специализация его была довольно редкой и требовала особых, даже выдающихся способностей. В отличие от всех остальных, исследующих лишь какое-либо одно проявление вселенского эфира, или, говоря образно, создающих кирпичики, боги, подобные Тха, соединяли эти кирпичики в единое целое. Возможностей их души хватало для того, чтобы создать образ уравнения в целом, а это высоко ценилось. Участвовать в переселении они могли, лишь воспитав себе преемника, но боги с такими способностями рождались нечасто. Задерживаясь в мире на неопределенное время, параллельно они успевали стать специалистами еще во многих областях, а также поучаствовать в управлении, становясь даже членами Совета. Покидали они мир в основном в качестве разведчиков, так что Адам, как, впрочем, и все участники миссии, считали, что им очень повезло, что Тха решил к ним присоединиться.
– Чтобы приблизить баланс сил к привычному для нас, ими было решено пожертвовать нашей ближайшей соседкой – планетой, являющейся так же, как и наш мир, спутником звезды. Прошу заметить, что жертва – это не преувеличение с моей стороны. Фактически на тот момент это был близнец нашего будущего мира, занимающий один с ним энергетический уровень и имеющий вполне сформировавшуюся душу. Данных о том, какова была эта душа, не сохранилось, впрочем, для нас это уже не имеет значения. Итак, вот как выглядела система до вмешательства наших коллег.
После его слов изображение планеты, наполненной уродливыми драконами, стало растворяться, уступая место уже знакомому виду звезды с окружающими ее гигантами. Теперь оно стало как бы крупнее, что давало возможность увидеть и спутники, сопровождающие эти небесные создания.
– По понятным причинам ковчег не может передать изображение системы в реальном масштабе, но, я надеюсь, это не помешает восприятию моего доклада. Как вы понимаете, нас интересуют вот эти две точки.
Стоило Тха указать на них, как они стали увеличиваться, вытесняя собой окружающие их миры. Мгновение – и над столом кураторов уже нависали лишь две бело-голубые сферы, вокруг каждой из которых вращался небольшой спутник.
Тха не преувеличивал, называя соседний мир близнецом, – по внешнему виду они практически не отличались друг от друга.
– Пока трудно анализировать правильность расчетов разведчиков, так как все выкладки наверняка хранятся на одном из маяков и пока нам недоступны. Из того же немногого, что мы знаем, они хотели ослабить или даже убрать взаимное влияние этих двух миров.
– Но как это возможно? Такого результата можно добиться лишь в случае ее уничтожения, но тогда изменения всего гравитационного уровня неизбежны. Избавившись от близнеца, они уничтожили бы и выбранный ими мир.
– Вы правы, но его никто не уничтожал. Разведчики лишь изменили его, что и привело к желаемым результатам. Думаю, это происходило примерно так.
Над столом спутник одного из близнецов, как по команде, увеличил скорость вращения и буквально через несколько оборотов, оторвавшись от планеты-матери, ушел, как мог судить Адам, по направлению к звезде. Сила отрыва при этом была такова, что близнец, изменив наклон, на какое-то мгновение остановил вращение, а затем довольно медленно начал вращаться в противоположную сторону. Изображение его увеличилось, и Адам смог отчетливо увидеть, как множество непроницаемых молочных столбов из газа в один момент вырвались с утратившей покой тверди. Еще мгновение – и планета полностью укрылась плотным, серо-белым покрывалом.
– Но это еще не все.
В нависшей тишине голос Тха и образы, создаваемые им, были совершенно спокойны и обыденны.
– Хотя мир-близнец и не был уничтожен, но изменившийся на нем баланс вселенской силы, все же мог дестабилизировать уровень. Чтобы этого не произошло, разведчики усилили гравитационную составляющую следующего, до этих пор совершенно незначительного энергетического уровня. Его появление можно, наверно, объяснить взаимодействием звезды и первого максимума; во всяком случае, он был представлен лишь незначительным количеством материи, распределенной по всей площади.
Планеты-близнецы, «парящие» над столом, тем временем исчезли, а на их месте появилось изображение планеты с шестью вращающимися вокруг нее спутниками.
– Это один из гравитационных центров третьего максимума, – продолжил свой доклад Тха. – Спутник, призванный стабилизировать положение нашего будущего мира, был выбран разведчиками именно из этой системы.
То, что мгновением позже произошло, почти в точности повторило уже увиденное богами несколько мгновений назад. Самый крупный из спутников гиганта увеличил скорость вращения и, повергнув на мгновение в хаос всю систему, покинул ее пределы. На этот раз ковчег предоставил возможность богам точно проследить весь путь его следования. По-видимому, время было рассчитано с невероятной точностью, так как небесное тело беспрепятственно прошло второй и первый максимумы. Столкновение произошло лишь в точке, указанной Тха. Безусловно, вспышка над столом в совещательном зале межзвездного ковчега не могла передать весь масштаб этой катастрофы.
– От столкновения спутник потерял скорость и, хотя и продвинулся ближе к звезде, все же остался в пределах данного максимума. Сам же максимум из-за избытка материи немного утратил стабильность. Крупные каменные глыбы стали покидать его, уходя по направлению к звезде и первому глобальному максимуму. Осмелюсь предположить, что и выбранный для нас мир также не избежал столкновений, впрочем, по-видимому, без существенных для себя последствий.
Тха закончил и на некоторое время в зале воцарилась тишина. Над столом теперь было изображение лишь их будущего мира, возле которого каждое мгновение возникали все новые цифры и графики. Время шло, но никто не решался подвести итоги. Наконец Яхве первым нарушил молчание.
– Я думаю, необходимо еще раз самим исследовать всю систему и не торопиться с заселением.
– Не согласен, – сидевшего рядом с Яхве звали Нараян. – По данным ковчега, душа планеты практически идентична привычной для нас. И хотя общий баланс несколько и отличается, никаких видимых причин для задержки миссии я не вижу.
– Возможно, так оно и есть, но Яхве прав: дополнительное исследование мира и системы в целом не помешает.
Мнение Шакти удивило и расстроило Адама. Ведь они так долго ждали этого момента, мечтали о новой счастливой жизни. Конечно, Яхве был для него самым близким другом, но он был пилотом. Его родной дом – это ковчег. За долгие годы они уже не мыслили существования один без другого, поэтому его предложение было естественно, но Шакти? Неужели ей не хочется поскорее покинуть их маленькую каюту на модуле, переселившись в новый, прекрасный мир. Пока Адам рассуждал таким образом, спор за столом все продолжался. Вскоре в обсуждении уже принимали участие все обитатели ковчега. В итоге жажда нормальной жизни на планете, отныне им принадлежавшей, победила все сомнения. Было решено, что переселение должно будет начаться сразу же, как ковчег достигнет орбиты. В то же время двенадцать сидящих за столом богов, несмотря на разногласия, решили пожертвовать спокойствием и благополучием и исследовать систему, чтобы исключить любую опасность, которая могла бы угрожать их будущему миру. Для Адама это означало еще одну разлуку с любимой. Но чувство огорчения все равно смешивалось с радостью. Цель всей его жизни была как никогда близка.
* * *
Полумрак дежурного освещения, включившегося вместе с пробуждением, осветил до боли знакомый силуэт потолка. Вот часть стены, небольшая полка, на которой Шакти обычно оставляла свои украшения, рядом рисунок.
Рисунок. Он прекрасно помнил, как к их очередному возвращению со спутника Кали под чутким руководством Оларуна нарисовала его. Сколько счастья и надежды было в ее детских глазах, сколько гордости! Казалось, с этим рисунком, на котором был изображен небольшой водопад, шумевший рядом с их домом, она отдавала родителям частичку себя. Адам до сих пор берег в памяти чувство, испытанное им в тот момент. Они с Шакти привыкли жить ради дочери; готовность пожертвовать ради нее всем, если потребуется, для них была естественной. Но сознание того, что и твое дитя, беззащитное и зависимое, также готово отдать всю себя ради единственных близких для нее людей стало тогда для него неким откровением.
Как, казалось, далеки были те времена. Времена, полные спокойного счастья. Но пришло время, и все, что было так близко и дорого, все, даже любовь дочери, было отдано в жертву ради момента, который должен был наступить уже через несколько часов. Великая цель, к которой они шли с самого рождения, уже обрела реальные очертания. Внизу простирался девственный мир, и мир этот принадлежал им.
Единственное, что искренне огорчало его сейчас, – это вынужденная разлука с любимой.
Шакти. Она всегда была принципиальна в делах. Всегда была готова пожертвовать собственным благополучием ради остальных. И вот результат. (Адам с нежностью посмотрел на спящую рядом жену.) Ничего, он справится. Их экспедиция, по уверениям Яхве, продлится не более двухсот земных лет. За это время боги успеют преобразить дикую планету. Дом, у них опять будет дом. Теперь его не надо будет покидать. Он будет верно служить им и их будущим детям, но на этот раз уже вечно.
* * *
Сплошная стена дымчатых облаков с каждым мгновением становилась все прозрачней, пока последние остатки пелены не спали под натиском исследовательского ковчега.
Внизу, купаясь в солнечных лучах, простиралась бескрайняя гладь океана. От мысли о том, что перед ним совершенно иной, невиданный ранее мир, захватило дух и стало чаще биться сердце. Конечно, можно было взять себя в руки, но Адаму не хотелось этого делать. Понимая, что чувства, испытываемые им в каждый последующий миг, очень скоро уйдут и больше никогда не повторятся, он решил испить эту чашу волнения до конца. Испить, а затем сохранить на долгие времена ее непорочно-сладкий вкус. Но это будет потом, а сейчас…
Водный мир, пролетающий под ковчегом, безусловно, отличался от того, что он видел во время доклада жены. Даже обладая пусть и искусственной, но очень развитой душой ковчег смог изобразить тогда лишь пустую картинку. Сейчас все было по-иному. Адам смотрел на непроницаемый экран исследовательского ковчега, и ему казалось, что он чувствует всю скрытую мощь этого дремлющего повелителя чужого для богов мира.
«Вот пока мы не знаем друг друга, но встреча наша уже неизбежна, а что потом? Примет ли их эта обитель чужой души? Станет ли вторым домом? Должна принять! Ведь у них, а теперь и у нее уже нет иного выбора. Он, этот выбор, был сделан не здесь и не ими, но повинуясь этой чужой воле они теперь должны будут до конца времен связать свои души и судьбы». Так думал он, взирая с высоты на иной мир, и мысли эти заставили на время забыть о волнениях, связанных с Шакти.
Прощание с женой было каким-то поспешным, недосказанным. И хотя никаких видимых причин для беспокойства не было, у него было тяжело на сердце. «Чему удивляться? – рассуждал он. – Она – единственное, что осталось у меня, она – часть меня самого. Терять себя, хоть и ненадолго, всегда больно. Да и вообще, разве можно быть готовым к разлуке с самим собой? Ну, как бы там ни было, жизнь продолжается, и в этом она совершенно права».
Ковчег все снижался. Теперь он летел, почти касаясь водной глади. Адам пропустил тот момент, когда на горизонте показалась серая полоса суши. Сначала едва заметная, она росла с каждым мгновением, приобретая цвет и очертания. Подлетев к ней вплотную, ковчег снизил скорость, и под ногами Адама неспешно проплыла береговая черта из белой и совершенно неоднородной почвы, вдоль которой на него молчаливо взирали огромные валуны. Редкая и невиданная прежде растительность, начинавшаяся почти сразу у берега, с каждым мгновением становилась все гуще и выше. Ковчег набрал высоту, и удивительная по красоте картина открылась его взору.
Горные хребты, сплошь покрытые зеленым ковром, протянулись до самого горизонта. Между ними, то разливаясь и замедляя бег, то падая с огромной высоты, пенясь и поднимая миллиарды брызг, текла река. Вечная радуга стояла над водопадами, будто немой памятник страданиям земной тверди, и крупные летуны кружились над всем этим великолепием.
Вскоре показалась и конечная цель их путешествия. Это была довольно большая долина, окруженная со всех сторон высокими холмами. В этом месте река замедляла бег, становясь ленивой и довольно широкой. Место это было выбрано богами еще на орбите. Полуостров, на границе которого оно находилось, располагался чуть выше экватора и относился к самому большому континенту, северные границы которого доходили почти до полюса. Южная часть, где располагалась и выбранная богами земля, омывался водами теплого и относительно небольшого океана. Полуостров был со всех сторон окружен горной грядой, что делало его климат более мягким.
Одиннадцать ковчегов, один за другим, сели в мясистую высокую траву. Адам не спешил покидать ковчег. Пропустив вперед своих коллег, он наблюдал сквозь прозрачную оболочку, как из стоявших неподалеку ковчегов спускались боги. Густая растительность доходила им почти до пояса. Ступив в нее, они на мгновения замирали, то ли стараясь привыкнуть к новым ощущениям, то ли продлевая тот первый неповторимый миг. Миг обретения нового мира.
Наконец, Адам остался один. Решив, что пауза выдержана, он, нежно прикоснувшись к стенам ковчега и глубоко вздохнув, сделал шаг в иной, но уже близкий мир. На какое-то мгновение закружилась голова и потемнело в глазах, но костюм включил компенсаторы полей, и шок прошел так же быстро, как и наступил. Выдохнув, Адам осторожно сделал первый вдох.
Атмосфера планеты оказалась полна запахов и звуков. Погрузившись в нее, он поймал себя на мысли, что за долгое время, проведенное на ковчеге, уже сумел отвыкнуть от живого, настоящего мира. Легкий ветерок доносил до него всю многообразную палитру чувств, характеризовавшую выбранную ими долину, но разбираться в них Адаму сейчас было недосуг. Он вдыхал, слушал, ощущал, наслаждался естеством, растворяясь в эфире души долины.
Он не смог бы точно сказать, как долго он простоял у ковчега. Мгновение, вечность – в сущности, это не имело никакого значения. Покидая дом, он даже не думал, что будет скучать по творениям мироздания, и вот в ином вселенском коридоре, в ином времени и пространстве он опять обрел их. И это настоящее чудо, в которое даже сейчас было трудно поверить.
Насладившись сполна первыми мгновениями, Адам пошел по следам товарищей к месту сбора. Сделав с десяток шагов, он заметил, что на его руке уютно устроился очень маленький и невесомый дракончик. Чтобы хорошо разглядеть его, Адаму пришлось поднести руку почти к самому лицу. Такое движение ничуть не испугало гостя, если, конечно, он был способен к таким эмоциям. Адам считал себя хорошим специалистом, но то, что находилось перед его глазами, поразило и озадачило генетика. Дракон не был похож ни на одно создание, виденное им ранее. Шесть тоненьких ниточек-ножек поддерживали маленькое продолговатое тело, из которого торчали полупрозрачные и еще более тонкие перепонки. Глядя на дракончика, Адам неожиданно понял, сколько неимоверно интересного ждет его впереди, сколько ему предстоит сделать открытий, которые позволят хоть на немного приблизить их к тайнам мироздания. Очень аккуратно бог попытался почувствовать душу дракончика, но, к удивлению Адама, его душа не воспринимала животное этого мира. «Наверно, сигнал очень слаб, да и характер наверняка другой. Ничего, у меня будет время познакомиться с тобой поближе».
Адам поднес руку к растениям, укрывавшим долину сплошной стеной и доходившим ему почти до пояса. Бог был уверен, что дракончик, полный к нему благодарности, покинет свое временное пристанище, вернувшись в среду обитания, но все произошло не так.
Руку пронзила боль. Такого продолжения знакомства Адам никак не ожидал, и несколько мгновений стоял в оцепенении, не зная, что предпринять. Боль ушла так же быстро, как и появилась, но это обстоятельство уже не радовало бога. Рука стала неметь, и когда он, наконец, пришел в себя, то увидел четко выраженный отек на том месте, где еще недавно сидело так обрадовавшее его создание. Поняв, а скорее почувствовав, к каким последствиям может привести это внезапное нападение, он быстро, но максимально осторожно направился обратно к ковчегу. Вслед за рукой начало неметь все тело. Его сознание уже плохо контролировало ситуацию, когда он, наконец, ввалился в распахнутый люк. Душа ковчега спасла и поддержала его, так что вскоре Адам уже смог прийти в себя.
6.
#i_001.jpg
Нападению невесомых существ, к сожалению, подвергся не только он.
Полулежа в кресле, сквозь прозрачную стену Адам наблюдал, как спешно переселенцы возвращаются обратно на ковчеги. Многие из его товарищей уже не могли передвигаться без посторонней помощи, и те, которые пока контролировали свое тело, пытались, как могли, помогать им. В итоге ситуация становилась еще трагичней. Упустив драгоценные мгновения, помогавшие уже через несколько шагов повторяли судьбу своих товарищей. Они вместе падали в высокую растительность и уже не находили в себе силы подняться.
Зрелище было невиданное и нереальное. Ситуация менялась настолько быстро, что отуманенный отравой мозг Адама отказывался анализировать увиденное. Апатия сковала все тело, и оно стало неподвластно растерянной душе.
Опасность. Это чувство внезапно пробудило его, заставив сконцентрировать остатки сил. Оно исходило извне и было настолько сильно, что дало возможность душе все же сконцентрироваться на происходящем.
За пределами ковчега инженерные механизмы неуклюже, но методично переносили обессилевших богов в ковчеги. Отвернув голову от стены, Адам попытался сконцентрироваться на собственном состоянии. Возникшая внезапно проблема могла стать непреодолимой преградой для выполнения их миссии, а потому требовала немедленного решения.
Ковчег не зря принадлежал генетикам, и Адам еще раз за сегодняшний день смог в этом убедиться, когда перед глазами появился экран с его энергетической матрицей. Сосредоточиться было тяжело, но он все же сделал попытку проанализировать полученные данные. Это были знакомые столбцы разноцветных цифр. Он посвятил им всю свою бесконечно долгую жизнь и не представлял себе ситуации, когда они смогли бы поставить его в тупик. Но сейчас это произошло. В нынешнем состоянии он был бессилен даже провести обыкновенный анализ, не говоря уже о поиске алгоритма. По-видимому, ковчег предвидел и такой поворот. Рядом с экраном появилась Шакти.
– Что у вас случилось, почему нас вызываете не вы, а ковчеги? Адам, с тобой все в порядке?
Ее голос был очень серьезен: она на самом деле встревожилась.
– У нас проблемы. Мы подверглись нападению. О его последствиях судить пока рано, но, боюсь, они могут быть очень серьезными. Долина кишит маленькими, невероятной формы драконами. Возможно, контакт с ними привел к повреждению кожного покрова и, как следствие, попаданию в наш организм или их выделений либо местных простейших. Впрочем, анализы уже готовы, так что ты сама можешь оценить мое состояние. Думаю, у остальных дела обстоят не лучше.
Голову опять охватил жар. Здоровой рукой Адам взял появившуюся из стены чашу с водой. Он пил медленно, стараясь не упустить ни одной живительной капли, и на какое-то время ему стало легче. На экране было видно, что Шакти внимательно изучала поступавшие от ковчегов данные.
– Как у нас дела?
Он постарался передать беззаботный образ, но сам понимал, что это у него вышло плохо.
– Потерпи немного, думаю, мы справимся.
Она нежно улыбнулась, но образ ее был не образом любящей жены, а скорее напоминал образ матери.
Тем временем эвакуация дошла и до ковчега, в котором находился Адам.
Он был последним, кто принимал богов. Механизмы аккуратно, насколько могли, размещали бесчувственные тела переселенцев. Наблюдая за всем этим, Адам вдруг отчетливо понял, что даже если они и найдут решение проблемы, для многих это знакомство с дарованным им миром станет не только первым, но и последним.
Ковчег, как мог, старался поддерживать души богов, но этого было явно недостаточно. Нужен был алгоритм, а его не было, и быть не могло.
Шок прошел, и хотя рука покраснела и припухла, он чувствовал, что в состоянии оценивать ситуацию объективно. Во-первых, необходимо получить полную картину о состоянии переселенцев, а для этого нужны данные с остальных ковчегов.
Адам уже начал передавать душе ковчега необходимые указания, когда рядом с экраном появился образ Мукасы. Он тоже был генетиком и прибыл на планету на том же ковчеге, что и Адам.
– Рад видеть тебя в сознании, дружище.
Мукаса постарался улыбнуться, хотя даже сквозь смуглую кожу была видна бледность на его лице.
– Как у вас дела?
Адам спросил первое, что пришло в голову, так как появление Мукасы стало для него хоть и приятной, но все же неожиданностью.
– Спешу сообщить: очень плохо.
Он попытался опять улыбнуться, но ухмылка на лице вряд ли могла выражать радость, и, наконец, уже серьезно Мукаса продолжил:
– На всех ковчегах, кроме нас с тобой, в сознании лишь Сат. Это философ, не знаю, возможно, лично вы и незнакомы.
– Думаю, это сейчас не имеет значения.
Рядом с Мукасой возник образ произнесшего эти слова бога.
Несмотря на слабость, Адам попытался внимательно рассмотреть Сата. Конечно, тот был прав: знакомы они или нет, сейчас ничего не значило, – но в душе Адаму почему-то очень хотелось, чтобы оказалось, что они хоть раз, да видели друг друга.
Но все было напрасно: возникшего рядом с Мукасой черноволосого красавца Адам раньше никогда не видел.
– Все же, что будем делать? – вопрос Мукасы был скорее риторическим.
– Надо сообщить на межзвездный, пусть кураторы забирают нас отсюда, пока еще не поздно.
– К сожалению, Сат, уже поздно. На ковчеге знают о том, что случилось, но забирать нас никто не будет. Я отдал Шакти результаты анализов, так что есть надежда, что она успеет найти алгоритм.
Последняя фраза Адама была обращена больше к Мукасе, так как философ Сат, возможно, и не понимал всей серьезности сложившейся ситуации.
– Не будут забирать? Неужели сохранение жизни для них не достаточно веская причина? Алгоритмы, восстановление, анализ и что там еще, мне кажется, можно перенести и на потом.
– Сат, все это очень серьезно. Под угрозой не просто жизни наших товарищей и нас. Под угрозой вся миссия переселения. Мы ничего не знаем о причинах, вызвавших в наших организмах такую реакцию. Возврат на ковчег может поставить под угрозу жизни оставшихся там кураторов, а в этом случае даже малейшая надежда будет потеряна.
– К тому же, – добавил Мукаса, – в ковчегах боги защищены так же, как и на межзвездном. Перелет принципиально ничего не изменит.
– Адам, – рядом с креслом опять возник образ любимой, – мы, кажется, нашли алгоритм. Правда, он вряд ли приведет к исцелению, но зато наверняка поможет облегчить и на некоторое время стабилизировать ваше состояние. Ковчеги уже получают необходимую информацию.
– Спасибо, любимая. К сожалению, из всей экспедиции в сознании нас лишь трое. Существование остальных под серьезной угрозой, и простая стабилизация вряд ли изменит их участь.
– Простейшие, а причина в них, уже выделены, но найти за такое короткое время эффективную защиту крайне сложно.
– Еще немного, и можно уже будет не торопиться.
Эта реплика Сата прозвучала как обвинение. Конечно, оно было незаслужено и бесполезно, но возразить ему в данной ситуации было трудно.
– Есть еще один выход, – после небольшого молчания задумчиво произнесла Шакти, – хотя он и связан с очень серьезными рисками. Как генетик, я против того, чтобы его использовать, но в сложившихся обстоятельствах выбор я и оставшиеся на межзвездном боги решили оставить за вами.
– Говорите! – образ Сата выражал крайнее нетерпение, но вместе с тем и радость поселенной Шакти надеждой. – Думаю, мы обязаны рискнуть ради жизней наших товарищей.
Шакти на мгновение задумалась. Нет, она не колебалась, видимо, просто не знала, с чего начать.
– Есть все основания говорить о том, что разведчики оставили в этом мире генетическую лабораторию, – наконец произнесла она.
– Ты уверена?
Такое известие жены было малоправдоподобным и вызвало у Адама крайнее удивление.
– Думаю, да. Наше общение с ковчегом привлекло ее внимание, и она уже вышла с нами на связь. Правда, она несколько примитивна. Задача, стоявшая перед ней, заключалась лишь в воспроизводстве животных и растений нашего мира, после того как закончатся глобальные изменения души планеты. Данных об их дальнейших мутациях и выживаемости у нее нет.
– И как же она нам может помочь?
По образу Сата было видно, что он близок к потере душевного равновесия.
– За время работы лаборатория сумела воспроизвести огромное количество животных. Если некоторые из них выжили, значит, их души естественным путем выработали алгоритмы сосуществования с местными простейшими. Изучив хотя бы одного из них, ковчеги практически моментально смогут воспроизвести этот алгоритм, тем самым не только излечив богов, но и обеспечив им защиту на будущее.
– Значит, нам срочно нужны образцы этих животных. Мукаса, как их можно достать?
– Сат, послушай, это большой риск.
– Мукаса прав.
Адам понимал, что теперь, когда философ видел путь к спасению, его вряд ли можно будет переубедить, но он, как и Мукаса, считал своим долгом предупредить его об опасности.
– Алгоритм, приведший к нейтрализации простейших, мог привести и наверняка привел к мутациям, так что цена излечения таким путем может быть для нас очень велика.
– Цена излечения одна – жизнь наших товарищей, что может быть значимее? Расскажите мне, что надо делать, и я немедленно отправляюсь за образцами.
– Необходимо найти животное из нашего мира и взять у него образцы кодов. Любой из ковчегов смог бы справиться с этой задачей, но исходя из того, что они переполнены переселенцами, вряд ли им стоит отправляться на поиски.
– А если использовать одну из машин инженеров?
– В принципе, можно попробовать, – медленно, как бы взвешивая все за и против, ответил Сату Мукаса, – но они не предназначены для таких экспедиций. Тебе придется все делать самому.
– Я готов.
– Хорошо, – вмешался в разговор Адам, – раз так, нам необходимо выбрать механизм, который мог бы быстро передвигаться по воздуху. Сат, запроси каталог с инженерного ковчега и выбери подходящий. Мукаса, ты пока подбери для нашего философа защитный костюм.
– Думаю, главное условие – устойчивость к механическим повреждениям.
– А я поищу что-то, что поможет усыпить животное и взять у него пробы.
Образы богов исчезли, и Адам с трудом встал с кресла.
В лаборатории несколько роботов под управлением ковчега занимались синтезом. Едва входной шлюз закрылся за спиной Адама, перед глазами появился экран, исписанный характеристиками искомой роботами субстанции. Ковчег сообщил, что процесс полностью контролируется межзвездной станцией, и начал комментировать данные с экрана, но Адам остановил его. Мысли его были сейчас заняты другим.
«При сложившихся обстоятельствах перед Сатом стояла сложная, если вообще выполнимая задача, хотя в обыкновенных условиях любой из исследовательских ковчегов легко справился бы с ней . Найдя животное по сравнительным характеристикам, он бы взял под контроль его душу, а затем и образцы кода – даже без участия бога. К сожалению, при данных обстоятельствах использовать ковчеги невозможно. Остаются только машины инженеров, машины, не обладающие ни одной из этих возможностей. Их искусственные души крайне примитивны и служат лишь для управления. С другой стороны, использовать в качестве воздействия собственную душу, находясь в защитном костюме, Сат также не сможет. Остается лишь непосредственный контакт, но насколько он может быть опасен? Конечно, в лаборатории есть немало веществ, способных нейтрализовать любое животное из их мира, но мутации планеты могли привести к тому, что реакция на эти вещества будет непредсказуемая. Рисковать нельзя, а потому необходимо как можно больше различных нейтрализаторов, а также дистанционных пробников… С ними тоже могут быть проблемы, они управляются душой ковчега, так что в отсутствие оной Сату придется самому, покидая инженерную машину, вводить нейтрализаторы и брать пробы. Но это невозможно».
Мысли путались. Адам был в отчаянии, но тут его взгляд упал на одну из многочисленных коробок, стоявших на полках лаборатории. Пробники, находившиеся в ней, практически никогда не использовались. Это была очень старая и примитивная разработка, и Адама еще во время первого ознакомления удивил факт того, что они входили в комплектацию. Управлялись они не душой, а с помощью Z-проявлений вселенской силы.
Адам точно не знал, но вероятность того, что инженерные машины могли генерировать Z-проявление, была велика, а значит, шансы на успех увеличивались. Поблагодарив мысленно за предусмотрительность создателей лаборатории, он сложил в контейнер пробники и нейтрализаторы.
Вернувшись из лаборатории в общий отсек, Адам с трудом опустился в кресло и запросил у ковчега инструкцию по управлению пробниками и характеристики инженерных машин.
Информация с экрана опять начала сливаться в одно огнедышащее красное пятно, когда шлюз лаборатории бесшумно открылся и на пороге появился один из роботов. Приблизившись к ближайшему креслу с полулежавшим в нем богом, робот замер над бесчувственным телом, по-видимому, оценивая его состояние.
Мгновение – и манипулятор завис над следующим богом. Действовал он безошибочно и очень быстро, так что уже очень скоро Адам на себе почувствовал сначала бесцеремонное воздействие искусственной души, а затем небольшой холодок в правом предплечье. Возмущенный таким к себе отношением, он попытался возразить, но не успел, так как робот уже перешел к другому креслу.
Прошло немного времени, и стало полегче. Данные с экрана лучше воспринимались, но Адам решил немного повременить с характеристиками зонда.
Закрыв глаза, он, как смог, расслабил мышцы, давая возможность противоядию проникнуть в тело. Расчеты Шакти, по-видимому, оказались верны, и вскоре Адам почувствовал, что обретает над собой привычный контроль. Препарат, безусловно, не уничтожил чужих простейших, но их воздействие было максимально минимизировано.
Выходной шлюз бесшумно раздвинулся, пропуская внутрь Мукасу и Сата. Костюмы, надетые на них, плотно облегали все тело и полностью исключали связь с внешним миром. Их устройство хорошо было известно Адаму: опыты генетиков зачастую несли плохо прогнозируемый результат, а потому приходилось довольно часто прибегать к защите как души, так и тела.
– Я готов. Как обстоят дела с зондами и нейтрализаторами?
Образ Сата выражал решительность и торопливость. В отличие от Мукасы, он даже не стал снимать защиту.
– Кажется, я нашел, что нужно. Единственный нюанс – они управляются не душой, так что надо время, чтобы окончательно все выяснить…
– Передадите всю информацию машине, я ее изучу во время полета. Все, что мне надо, – в контейнере?
– Да, но Сат…
Адам был против излишней торопливости философа. Он был уверен, что необходимо все тщательно обсудить, смоделировать ситуации, выработать план, но Сат, по-видимому, был на этот счет другого мнения. Взяв приготовленный Адамом контейнер, он без лишних слов и образов скрылся в открывшемся шлюзе.
Мягко говоря, Адам был обескуражен таким легкомыслием.
– И что ты по поводу всего этого думаешь?
Расположившийся в кресле напротив, Мукаса, покусывая нижнюю губу, внимательно рассматривал пол ковчега. Наконец, он поднял глаза, и Адаму стало не по себе.
– Ты смотрел на цифры у себя перед глазами?
– Как раз хотел, когда вы зашли. Там должны быть характеристики зондов, но думаю, они теперь мне не нужны.
– Там есть и другие. Статистика по привитым богам. Глянь, тебе это должно быть интересно.
Слегка пожав плечами, Адам перевел взгляд с Мукасы на висевший над ним экран. То, что сообщал ковчег, не укладывалось в привычные рамки, и душа Адама, находясь впервые в подобной ситуации, даже не знала, как реагировать на увиденное.
Выходило, что на всех ковчегах было сделано лишь двести семнадцать инъекций, и на этом работа была полностью выполнена.
– Душа ковчега тоже дала сбой?
– Нет. Адам, я думаю, ты знаешь, что это не так. Это число тех, кого еще есть надежда спасти.
– А что же остальные?
– Они перестали быть.
– Но как, как? Это невозможно…
Рука Мукасы легла на его руку, его образ был не просто обеспокоен, он выражал испуг.
– Неужели ты ничего не чувствуешь вокруг?
Вокруг? Конечно, он не чувствовал. Борясь с отравой в своем организме, он всецело оградился от внешних проявлений. Теперь, когда ему стало легче, он мог рискнуть и открыть душу, тем более что слова Мукасы, как и цифры на экране, обязывали это сделать.
Образы, ворвавшиеся в сознание, мягко говоря, приводили в растерянность. На смену тонким и тактичным, характерным лишь для богов, проявлениям души, на Адама обрушился целый шквал каких-то рваных картин. Ни одна из них не давала законченный образ, и его душа интуитивно пыталась оградиться от них. По коже прошел озноб.
– Что будем делать?
– Адам, я не возьмусь анализировать их состояние, поэтому предлагаю считать решение ковчега правильным.
– Пусть так, но тогда их нельзя оставлять здесь.
– Может, собрать тех, кто есть на нашем ковчеге, а остальных распределить по другим?
– И что? Оставить ковчеги здесь навечно? Им они уже ни к чему, а нам они, безусловно, еще понадобятся. То, что случилось, уже не изменить, так что правильнее просто вынести несуществующих на поляну.
Возможно, такое решение было поспешно и несправедливо, и при других обстоятельствах Адам его не то что бы не предложил, но даже не рассматривал как возможное, но сейчас… Сейчас он все больше и больше чувствовал на себе влияние душ «ушедших» товарищей. Не присущие живым ярость, бессилие, боль, отчаяние и даже всеразрушающая ненависть пронизывали теперь насквозь весь ковчег, бесцеремонно врываясь в души уцелевших богов.
Защищали ли они с Мукасой себя или пытались оградить находившихся без сознания богов, но команда была отдана, и в помещении ковчега опять появились инженерные машины.
Вскоре салон почти полностью опустел. Сидя в кресле, Адам, словно во сне, наблюдал, как поляна заполняется телами его бывших товарищей.
Поглощенный этим зрелищем, он даже не заметил, как вернулся Сат.
Вздрогнув от внезапного прикосновения, Адам обернулся. Философ все еще был в защитном костюме. Сняв маску, он небрежно отбросил ее на ближайшее свободное кресло и протянул Адаму закрытый контейнер.
– На всякий случай я взял образцы у нескольких видов. Адам, что с тобой? Надо действовать!
Образ, созданный Сатом, заставил Адама прийти в себя. Взяв из его рук контейнер и не промолвив ни слова, он направился в лабораторию.
Передав контейнер оказавшемуся рядом роботу, он опустился в кресло и запросил межзвездный. Шакти сидела к нему в пол-оборота и очень внимательно вглядывалась в базовую матрицу.
– Это данные образцов. Что скажешь?
– Не знаю. Я еще не успел их посмотреть. Думаю, сейчас ты с этим лучше справишься. У меня есть новости, плохие…
Сквозь полупрозрачный экран он отчетливо ощутил на себе ее встревоженный, но готовый ко всему взгляд.
– Возможно, ты уже знаешь… Мы потеряли наших товарищей.
Ее реакция на удивление была спокойна.
– Многих?
– Около восьмисот, точные цифры у ковчега.
– Состояние остальных?
– Тяжелое, но стабильное. По сведениям с других ковчегов, некоторых даже можно привести в сознание, но я пока решил не торопить события.
– Хорошо. Если хочешь, можешь вернуться к товарищам. И еще: старайтесь ничего не предпринимать, не посоветовавшись с нами.
Несколько растерянный после такого ответа, Адам вернулся в салон.
Мукаса, не отрывая взгляд, смотрел сквозь ставшую совсем прозрачной стену ковчега.
– А где наш философ?
– Вернулся на свой ковчег, как только понял, что ускорить процесс уже не в наших силах.
– Жаль. Хотел его поблагодарить от всех нас. У него все-таки удивительная, граничащая с безумством самоотдача и преданность. Добыть в незнакомом агрессивном мире за столь короткое время генный материал многое значит.
– Любовь…
– Сыворотка будет готова не раньше завтрашнего утра.
Появившийся на экране Варун так и не дал Мукасе закончить домыслы по поводу Сата.
Варун был на короткой ноге с Адамом, как, впрочем, и со всеми генетиками, однако слишком близко Адам, по какой-то необъяснимой для себя самого причине, с ним так и не сошелся. Официально Варун принадлежал к богам, занимавшимися проблемами влияния искусственно созданных проявлений на естественный баланс вселенской силы. Исследования в этой области были поистине масштабны, так как любая деятельность богов фактически могла рассматриваться в этом контексте. Варун курировал лишь одно направление – влияние различных факторов на души богов.
– К этому времени, возможно, многие уже придут в себя. Думаю, им понадобится ваше личное присутствие.
– Не переживайте, с этим мы справимся, но что делать с другими нашими товарищами?
Произнеся это, Мукаса создал образ, от которого по спине у Адама пошли мурашки.
Ни Адам, ни Варун, ни кто бы то ни было не знал ответ на этот вопрос. Боги были бессмертны, а потому и вопрос, что делать с телами, никогда не стоял.
– Их нельзя так оставлять. Мы не можем допустить, чтобы наши товарищи стали пищей для местных тварей.
– Согласен. Пусть они перестали существовать как боги, но их тела и разрозненные души не должны остаться на поругание.
– Их надо уничтожить.
Раздавшийся сзади голос Сата заставил Адама вздрогнуть.
– Я не слышал, как ты вошел, – произнес он, как бы извиняясь за свою эмоциональность.
– Хотел узнать, когда будет готова сыворотка.
– К завтрашнему утру, но кризис в основном уже прошел, так что самое страшное позади, – вмешался в разговор Варун.
– Ты бы прилетел сюда, а потом рассуждал, что страшное, а что прошло.
Такая реакция Сата на слова Варуна была просто неприемлема и дика, но образ им созданный, вызывающий раздражение и отчаяние, был настолько впечатляющим, что ни Варун, ни Мукаса не решились сделать ему замечание.
– К сожалению, ускорить процесс создания вакцины мы не в силах, – произнес примирительно Адам. – Давайте все же решим, что делать с телами.
– Согласен, – уже осторожно и крайне тактично произнес Варун. – Их надо уничтожить, но как?
– Самое простое – сжечь.
На этот раз Сат был беспристрастен.
– Огонь окончательно разрушит структуры, формирующие проявления души. Это же наши братья, и я против, чтобы мы с ними так поступали.
Образ Варуна был решительный и показывал, что он отказывается даже рассматривать это предложение.
– Думаю, выскажу общее мнение нас троих, если скажу, что нас более заботит судьба оставшихся товарищей. Посовещайтесь в своем кураторском кругу, а мы примем любое ваше решение.
Конечно, Адам был не совсем солидарен с Сатом, ему было не все равно, но то, что кураторы должны решить участь ушедших, его устраивало.
Экран с изображением Варуна погас.
Сат надел защитный костюм и тоже исчез.
– Удивительный он бог. Еще недавно рисковал собой ради всех нас, а теперь его даже не интересует судьба наших пусть уже бывших, но товарищей.
– Инанн.
– Что?
– Ее зовут Инанн. Это богиня и ради нее наш философ рисковал жизнью. Любовь, тайна, так и не открывшаяся перед богами, двигали им, а не чувство долга.
– Возможно, ты и прав, я мало с ним знаком, но верить, что им руководило лишь чувство пусть и высокое, но все же эгоистичное, как-то не хочется.
– К тому же еще и не разделенное… – задумчиво и несколько отрешенно поставил точку в разговоре Мукаса.
Ковчег сообщил, что боги приходят в сознание, и экран вновь засветился.
За столом в зале, где еще недавно обсуждалось время и возможность высадки, как и тогда, собрались все кураторы. В полной тишине Тха поднялся со своего места. Выпрямлялся он тяжело и медленно, и на минуту Адам подумал, что это груз бесконечных лет давит на здоровый и сильный организм куратора.
– Думаем, при сложившихся обстоятельствах предложение Сата стоит принять. Горько, что таким образом мы окончательно уничтожаем души наших товарищей, но хоть их гравитационная составляющая не останется драконам на поругание.
– У нас не было подобного опыта, – добавил Тха после небольшой паузы и еще тяжелее, чем вставал, опустился в кресло.
Наступила тишина. Тяжелое решение было принято. Каждый из оставшихся в живых осознавал свою вину и личную ответственность.
Экран погас, а одна из инженерных машин направилась к месту, где лежали боги.
Ухаживая за приходившими в сознание, Адам то и дело смотрел туда, где языки пламени лизали тела его уже бывших товарищей, а черный дым уносил их еще теплившиеся души.
7.
#i_001.jpg
Адам закончил вводить данные и откинулся на спинку кресла. Глядя в бездонную голубую иллюзорную даль, созданную для него лабораторией, он попытался отвлечься от сухих цифр, формул и фактов. Еще недавно в такие мгновения он с удовольствием предавался мечтам о будущем.
В общем-то, о будущем он мечтал почти всю жизнь. Там, в их родном мире, эти мечты всасывались с молоком матери, с годами перерастая в смысл всей жизни. Адам не был исключением, а потому, когда в его жизни появилась Шакти и эти мечты стали их общими, они приобрели оттенок особого тихого счастья. Так было до последнего времени, но сейчас, к сожалению, его отношение к мечтам о будущем изменилось. Их «тихое» с Шакти счастье казалось теперь некой насмешкой над действительностью, которую уготовила им Земля, а представление некоего идеального мира больше раздражало, чем радовало.
С момента их трагического прибытия на планету прошли годы, но этот мир не стал Адаму ближе.
Его товарищи, восстановив моральные и физические силы, первое время если и покидали ковчеги, то старались использовать при этом все доступные средства защиты. Конечно все, включая оставшихся на орбите кураторов, понимали, что так долго продолжаться не может. Жить на планете и не быть ее частью невозможно, а потому необходимы были действия, которые позволили бы богам влиться в предназначенный им мир. Но…
Чем обширнее становились данные о душе планеты, тем сложнее становился алгоритм вакцины, и очень скоро боги пришли к неутешительным выводам: во-первых, устранить полностью угрозу, скорее всего, вряд ли удастся, а во-вторых, последствия вакцины и для них, и для будущих поколений практически непредсказуемы.
Шло время, и желание просто жить взяло верх над страхом перед неизвестностью. Откинув сомнения, его товарищи разлетелись по всей планете, создав одиннадцать небольших колоний. Единственный, кто не решился воссоединиться с планетой, оставался он, Адам. Это решение далось ему легко и без каких-либо сожалений, ведь та единственная, ради которой он жил, была на орбите, а приобретя планету, он мог потерять ее навсегда. Безусловно, обмен был неравный, а потому Адам остался жить в построенной на месте приземления генетической лаборатории, и если и выходил на поверхность, то с соблюдением всех правил безопасности.
В первое время, после того как боги покинули его, он практически не ощущал одиночества. Колонизаторы почти ежедневно посещали лабораторию. Из разных уголков планеты они привозили не только образцы живых организмов, но и удивительные рассказы о мире, отделенном от Адама прочным защитным полем.
Не покладая рук, он вместе с Шакти, Варуном и оставшимися на планете генетиками разрабатывал новые вакцины, и когда работа заканчивалась, все колонии прилетали к нему. Шумные, казалось, счастливые компании наперебой делились друг с другом последними новостями, о чем-то спорили, с чем-то друг друга поздравляли… В такие моменты Адам испытывал, с одной стороны, радость за своих товарищей, а с другой, некую жалость к себе из-за того, что не мог считать себя полноценным членом земного общества.
Но шли годы, и постепенно все изменилось.
Земные боги все реже и реже навещали Адама. Не чувствуя более угрозы жизни, они перестали интересоваться его исследованиями, как впрочем и им самим. Безусловно, связь с межзвездным ковчегом, с Шакти была постоянна, но кураторы пока решили исключить физический контакт с планетой, а значит, Адам должен был довольствоваться лишь виртуальным общением с ними. Думая о своей жизни в лаборатории, он все больше осознавал, что просто застрял. Застрял между двумя мирами, и в любой из этих миров дорога для него была пока закрыта.
Единственный, кто хоть и редко, но навещал Адама, был Мукаса. Оставаясь верным дружбе, он не только привозил новые образцы для исследований, но и вводил его в курс происходившего на планете. Вот и сейчас Адам ждал его прилета.
Утром Мукаса связался с ним и сообщил о скором визите, при этом созданный образ передавал крайнее возмущение и волнение. Адам вообще-то уже привык к неожиданным новостям, но все равно предчувствие было не очень хорошее.
Поднявшись со своего места, он прошелся вдоль стеллажей с оборудованием, разминая затекшие ноги. В исследовательском отсеке места было мало и царил постоянный рабочий беспорядок. Нельзя сказать, что это было необходимостью. Будь рядом Шакти, она вряд ли допустила бы подобное, но ее не было, а для него беспорядок был непринципиальным. Сигнал известил о завершении обработки данных, и Адам уже было направился обратно к креслу, но долгожданный прилет друга изменил его планы.
Когда он вошел в гостиную, Мукаса был уже там. Несмотря на волнение, он радовался встрече не меньше Адама. Они искренне поприветствовали друг друга, и Адам, усадив друга в глубокое кресло, отправился к стойке с напитками.
– Что-нибудь успокаивающее?
– Пожалуй, но сделай и себе тоже.
– Все так серьезно? Думаю, я уже привык к разного рода ситуациям.
– Посмотрим.
Мукаса достал из туники индивидуальный помощник, дав ему команду активизироваться, а через мгновение лаборатория запросила у Адама разрешение на трансляцию. Подав гостю напиток, он стал за креслом, а на экране появилось изображение.
Поселение богов, где была сделана запись, напомнило Адаму их генетическую лабораторию на спутнике. Сходство, правда, было больше ассоциативное, просто Адам не знал еще мест, где так же, как и на увиденной картинке, на относительно небольшой площади располагалось множество построек. Но в лаборатории это было оправданно рабочей необходимостью, а почему на планете боги решили жить так близко друг к другу, он понять не мог. Селение находилось на обширном, покрытом густой высокой растительностью плато. Множество небольших, сложенных из сухой коричневой почвы и дерева домов располагались вдоль ровных лучей-дорог, берущих свое начало из центра. Сам же центр имел форму окружности, по линии которой входом в центр разместилось двенадцать относительно небольших, сложенных из природного камня жилых зданий. С внешней стороны стена одного здания переходила в стену другого, так что складывалось впечатление, что это одно строение. Прерывались здания лишь в одном месте, служившим входом в мир, так сказать, «истинных» богов, но и этот вход был перегорожен воротами из того же камня.
– Я ошибаюсь, или раньше поселения выглядели немного не так?
– Ты прав, Адам. Раньше мы были куда беспечнее.
– На планете появилась новая опасность? Судя даже по тому немногому, что я вижу, она должна быть весомой.
– Ты даже не представляешь, насколько.
Тем временем к поселению приблизился ковчег. К удивлению Адама, он не сел в центре, а опустился в высокую траву на окраине, довольно далеко от закрытого входа.
– В поселке даже нет площадки для ковчегов?
– Площадка есть, но ковчег – власть, и рисковать им желающих нет.
Ответ Мукасы окончательно поставил Адама в тупик. Внимательно посмотрев на друга, он в очередной раз задумался над тем, как изменился тот с момента их прибытия на планету.
В земной жизни его товарищей и их уже многочисленных потомков было много странного и непонятного не только для кураторов, но и для самого Адама. Общаясь с Мукасой, Адам искренне пытался понять изменившуюся психологию его собратьев, но с каждым годом делать это становилось все сложнее.
Первое, что удивляло, если не сказать больше, так это то, что его товарищи стали отдаляться от своих же потомков. Сначала Адам был уверен, что это связано с тем, что боги, рожденные на планете, имели несколько иную душу и, возможно, изначально причина была именно в этом. Действительно, флуктуации души первых поколений имели очень широкий спектр, и тогда они с Шакти так и не смогли найти в них общие закономерности. После долгих споров генетики решили, что такое разнообразие надо объяснять попыткой их расы приспособиться к изменившемуся балансу вселенских сил, и хотя до этого Адам искренне считал, что для столь высокоорганизованной души, как у богов, этот процесс не характерен, других объяснений все равно не было.
Сейчас верность этой теории уже не вызывала у него сомнений. Со временем изменения в богах стали более однородны и даже начали проявляться некие общие характеристики. Означало ли это, что боги изменились? Без всякого сомнения.
Внешне эти изменения заметны не были, но внутренний мир богов становился иным. С одной стороны, это давало Адаму уникальный шанс понять, какая характеристика души отвечает за то или иное мировоззрение. Эти исследования, внезапно ставшие возможными в их новом мире, были и интересны, и в то же время фундаментальны. Впервые появилась возможность приоткрыть тайну божественной души, и мысль эта поначалу буквально окрыляла его, помогая забывать о том положении, в котором они очутились.
Но вот что ставило в тупик, так это изменения в самих верховных богах. В них, по наблюдениям Адама, пропало то единение душ, благодаря которому существовало их общество, единение, при котором их личные интересы совпадали с интересами общественными.
В первое время жалобы Мукасы на своих товарищей вызывали у Адама снисходительную улыбку. Он был уверен, что таким образом друг пытается приблизить его к обществу, от которого он был отдален, и не придавал им особого значения. Но годы шли, и Адам понял, что жалобы друга были искренними.
Недопонимание, а порой и недоверие богов друг к другу в итоге привели к образованию одиннадцати отдельных групп. Из рассказов Мукасы Адам знал, что, несмотря на всё, верховные хотя и редко, но общались между собой. Но их земные потомки практически не имели контакт с другими колониями.
И Адам, и кураторы, безусловно, знали о таком положении дел, но они, оставаясь верными традициям, уважительно относились к выбору своих братьев и, по своему обыкновению, не вмешивались в земную жизнь. Переселенцы, со своей стороны, тоже не жаловали кураторов вниманием; единственное, что их интересовало, – это огромный объем знаний, хранившихся в базах межзвездного ковчега.
Из приземлившегося на околице ковчега вышли с десяток богов.
– Это Маву, не знаю, помнишь ты его, или нет? Он специализировался по Н-полям.
– Он из вашей колонии?
По созданному Мукасой образу Адам понял, что вопрос был не только неуместен, но и оскорбителен.
– Он из поселения Сата.
Адам хотел уж было спросить, почему один бог живет в поселении другого, но передумал.
– А кто с ним?
– Это земные, – ответил Мукаса, создав образ пренебрежения и даже брезгливости. Такое отношение к своим потомкам не только удивляло, но и вызывало обиду. Адам уже несколько раз собирался обсудить это с Мукасой, но так и не решался.
В конце концов, это было его, Мукасы, личное дело.
Тем временем несколько вышедших богов остались возле ковчега, а Маву и еще четверо отправились в поселение. Пройдя без остановки по одной из дорог, они довольно скоро оказались у закрытого входа. К удивлению Адама, ворота не открылись, хотя, в отличие от Адама, Маву это, видимо, не смутило. Достав из-под плаща какой-то прибор, он прикрепил его к воротам и спешно отошел шагов на десять. Торопился он не зря: буквально на глазах каменные ворота покрыла паутина едва заметных трещин. Еще мгновение, и они просто осыпались, превратившись в груду мелких камней и пыли.
– Что творят! И это только начало.
Образ, созданный Мукасой, заставил Адама испугаться за друга.
Пыль еще не улеглась как следует, а гости были уже внутри. Маву действовал быстро и четко, видимо, план был разработан заранее. Двое земных остались у разрушенного входа, он же с оставшимися двумя зашел в один из двенадцати домов. Пробыв там буквально мгновения, они вышли обратно, но при этом земные несли недвижимое тело богини. За ними, шатаясь, вышел бог. Сделав несколько шагов, он упал недвижим. Ни Маву, ни земные даже не оглянулись. Быстрым шагом они отправились обратно к ковчегу.
– Это Инанн. Отчаявшись дождаться взаимности, Сат решил таким путем добиться своего.
– А что с упавшим?
– Его лишили жизни. На определенных частотах Н-поля уничтожают живые организмы. Маву снабдил такими уже всех Сатовских верховных.
Адам оторвался от изображения и внимательно посмотрел на друга. Бога, прилетевшего вместе с ними, лишили жизни, и не кто-нибудь, а такие же, как и он, боги. Боги, для которых в их родном мире такое было не только неприемлемо, а просто немыслимо. Для Адама это был шок. Его душа просто отказывалась понимать и верить происходящему. Глядя на Мукасу, Адам инстинктивно пытался найти в образах друга хоть какую-то поддержку, но, кроме неприязни и брезгливости к нападавшим, похоже, его товарищ ничего не чувствовал.
«Он такой же. Мукаса стал ничем не лучше тех, кто, презрев все устои их мира, совершает страшные поступки».
– Сат знал, что нас не будет в поселении. Это была его инициатива собрать всех верховных, чтобы поделить территории. Пока на сборах он предлагал всем дружбу, его Маву добывал для него очередную утеху.
Слушая Мукасу, Адам интуитивно пытался защитить свою душу, свое мировосприятие от этих новых реалий дарованного мира. «Что ж, их вражда между собой – это их выбор. Их этот факт не обескураживает, значит, и я должен это принять. Годы сделали их иными, и я не в силах это изменить». Логическая цепочка была найдена, но легче не становилось. Тем временем гость продолжал жаловаться на поведение и поступки Сата и его приспешников.
– Мукаса, у тебя наверняка есть просьба?
Адам перебил верховного на полуслове. Тот замолчал, делая вид, что думает, хотя даже без образов было ясно, что Мукаса ждал этого вопроса и все его рассказы были лишь для того, чтобы склонить Адама к помощи.
– Сат и его соратники несут угрозу для нашего мира. Ты же сам видел, Адам. Для достижения своих личных целей он презрел не только интересы остальных, но и нарушил все мыслимые устои. Сегодня по его вине в опасности мы, а завтра он может добраться и до кураторов с их межзвездным.
– Мукаса, у тебя есть просьба?
– Да, мы думаем, что будет правильным уничтожить Сата и его поселения. Наш ковчег для этого не совсем годится, а вот межзвездному это под силу. К тому же кураторы ничем не рискуют.
Не дождавшись ответа, Мукаса продолжил:
– Адам, ведь я единственный твой друг в этом мире. Многие годы до тебя никому не было дела. Ведь только я навещал тебя, и теперь ты позволишь этому душевно больному уничтожить меня? Уговори кураторов поддержать нас. Поверь, физическое уничтожение – это единственный выход. Покажи им запись.
Адам не трогали ни аргументы, ни образы Мукасы. Единственное, что вынес он из визита друга, – это то, что верховные сильно изменились и изменения эти крайне опасны прежде всего для них самих. Они преодолели вселенские коридоры, но достичь дарованного им мира, как оказалось, куда проще, чем сохранить в нем себя.
– Я передам твою просьбу кураторам.
– Спасибо. Надеюсь, в случае положительного решения мы еще увидимся.
Мукаса покинул гостиную, и сквозь прозрачную стену было видно, как он спешно и не оглядываясь направляется к своему ковчегу.
8.
#i_001.jpg
Встреча с Мукасой заставила Адама задуматься над тем, что происходит в их мире. Меряя шагами гостиную, он пытался, отбросив эмоции, оценить сложившуюся ситуацию, но увиденное им было настолько нетипично, что сделать это было не просто. Поглощенный мыслями, он даже не заметил, когда появился образ зала управления межзвездного ковчега. За долгие годы лаборатория настолько усовершенствовала передачу, что во время сеансов эффект присутствия ощущался даже на энергетическом уровне. Шутливый образ полубога-полуживотного отвлек его от тягостных мыслей и заставил оглянуться.
За небольшим столиком, в мягком, с низкой спинкой кресле, с улыбкой на лице полулежал его самый близкий и, возможно, единственный друг – Яхве.
– Вот сижу тут в одиночестве, думаю, почему бы не проведать такого же изгоя, как и я?
– Ты даже не представляешь, насколько эта мысль кстати.
– Так что, партию в фигуры? Скажем уровней пять, чтобы не сильно долго.
В любой другой ситуации Адам не упустил бы случая побороться. Игра эта была очень популярна среди богов. В нее учили играть с раннего детства, так как она была не только увлекательна, но и помогала понять устройство мироздания. Начинали все с одного уровня, но игра на плоскости служила лишь стартом. Мастера в их мире доходили до десяти уровней, но таким любителям, как они, вполне хватало и шести-семи. Яхве был очень сильный игрок. В программу подготовки пилотов «фигуры» входили в обязательную программу, так что Адам не сомневался: многие годы тот слегка поддавался ему, чтобы сохранять таким образом интригу.
– Что-то ты медленно соглашаешься.
– Ты прав. Хотя… Давай уровня три, и мне нужен твой совет.
– Годится.
Над столиком появился разноцветный куб, расчерченный на равные сектора и уставленный фигурами различной формы и цветов.
– Ходи и рассказывай.
– Сегодня у меня был Мукаса.
– Ну хорошо. Видишь, не только я о тебе помню.
– Яхве, подожди. Дело довольно серьезное. Он привез мне одну запись. Копия есть в ковчеге, так что просмотри ее, если не сложно.
– Хорошо. Ты пока думай над следующим ходом.
Переместив фигуру на одной из граней куба, Яхве углубился в просмотр.
Игра не увлекала, и Адам, присев в кресло, просто ждал реакции друга.
– И что это значит?
В образе Яхве было полное недоумение.
– Это значит, что на твоих глазах лишили жизни одного бога, а к другому применили насилие и отобрали свободу.
– Как это может быть? Это безумие!
– Я согласен с тобой, но, к сожалению, это реалии земного мира. Знаешь, что самое страшное? Мукаса не осуждал и не удивлялся, он просил помощи, чтобы уничтожить обидчиков.
– Это как раз прогнозируемо. Влияние планеты на души богов одинаково, и предполагать, что кого-то это влияние не заденет, нет никаких оснований. Адам, а ты уверен, что тебе небезопасно оставаться в лаборатории?
Судя по образу, Яхве немного успокоился.
– Я ни в чем не уверен, но, думаю, что пока я не играю в их игры, я им мало интересен.
– Надо поставить в известность остальных.
– Безусловно. В любом случае судьбу этого мира должны решать кураторы.
– Да, но чтобы собрать их, потребуется не один земной день. Они сейчас исследуют гравитационные флуктуации второго максимума. Кстати, это довольно большие и интересные миры. Твоя жена уверена, что на некоторых из них душа может быть выше критического минимума.
– Яхве, поторопи их. Что толку искать чуждых простейших, если созданный под тебя мир рушится?
– Доигрывать будем? Все равно мы без них ничего не сможем решить, так хоть отвлечемся.
Адам сделал ход. К середине партии игра увлекла его, и разговор с Яхве сводился лишь к дежурным фразам и общим воспоминаниям.
Время шло незаметно, и игра близилась к логическому концу. Несмотря на все старания Яхве, Адам проигрывал.
– Земная жизнь не идет на пользу.
– Адам, друг, я был бы счастлив, если бы земное влияние ограничивалось бы умением играть в «фигуры».
– Да, ты прав. Кстати, а модули остались на орбите?
– Конечно, не буду же я их за собой таскать по всей системе.
– Понимаешь, Мукаса попросил для уничтожения Сата задействовать межзвездный.
– Думаешь, они попробуют использовать модули?
– Они или другие. Пока они думают, что модули под охраной межзвездного, но как только информация о том, что вы в другом уголке системы, станет известна на Земле, боги попытаются захватить модули.
– Мы это предотвратим. Конечно, далеко отвести их не получится, но тех возможностей, что есть, вполне хватит, чтобы спрятать их за спутник. Кроме того, я сейчас же перекрою всю связь между Землей и модулями. Будем надеяться, что за время, пока мы доберемся до планеты, их не обнаружат.
– Яхве, и попытайся убедить кураторов, что им надо как можно скорее вернуться на орбиту.
– Думаю, после того как они увидят запись, убеждать никого не придется.
* * *
Ее глаза были полны тихой грусти. Давным-давно Адам раз и навсегда утонул в них, став их добровольным пленником. Даже теперь, по прошествии бесконечных лет, он наслаждался этим пленом. За все время связи они пока так и не произнесли ни одного слова. Что слова? Любое из них, даже самое нежное, не могло передать истинное чувство. Зато в воцарившейся внезапно тишине волшебная паутина спокойствия и счастья окутала Адама. Тихий шум дождя за окном, аромат цветов и даже тихое дыхание спящей Кали. Эти знакомые и дорогие для него образы, появившись из ниоткуда, полностью наполнили собой его одинокое жилище.
– Неужели эти мучения бесконечны?
Слова любимой, хоть и не нарушили образы, все же частично заставили вернуться в реальность.
– Будем надеяться, что нет. Шакти, милая, ты же знаешь, я бы с радостью разрушил стену, разделяющую нас, но пока это невозможно.
– «Стена», как ты говоришь, – это всего лишь условность. Наш страх перед неизвестностью. Из-за него мы лишены всего. Не понимаю, что же может быть еще страшнее?
– Для тебя и меня, ты права, самое страшное уже произошло, но для будущего мира богов еще не все потеряно. Мы просто обязаны сохранить шансы на успех экспедиции. Ради нее мы принесли в жертву наш мир, нашу Кали и теперь согласиться с тем, что все было напрасно? Я не могу так.
– Адам, я не предлагаю бросить борьбу, но ведь заниматься исследованиями я могу и у тебя в лаборатории. Вместе мы сможем сделать больше для блага нашего будущего мира. К чему такой строгий карантин, ведь рано или поздно планета все равно станет нашим домом.
– Когда-то давно она стала для многих наших братьев и сестер не только домом, но и последним приютом.
– Милый, но почему я должна тебя уговаривать? После той трагедии прошли сотни лет, и сейчас такая ошибка уже практически исключена. Жить вдали от тебя невыносимо. Сколько еще времени мы должны жертвовать собой?
– Я не знаю ответ. Его никто не знает.
Адам действительно не знал, что ей ответить. С момента прибытия в этот мир интересы богов требовали от них поступаться интересами собственными. В первое время ни он, ни она не задумывались над этим, считая все происходящее лишь мимолетным эпизодом в их бесконечной жизни. Шли годы, проблема не решалась, и угроза того, что их жертва может затянуться на неопределенное время, становилась все реальнее. Будучи генетиками, они понимали это как никто. В их мире личные интересы никогда не шли вразрез с интересами общества, а потому и ответа, как выходить из ситуации, не было.
– В нашем мире свобода выбора – незыблемое право каждого, и я не думаю, что хоть кто-то из кураторов осудит мой переезд на планету.
– Любимая, ты же не хуже меня понимаешь, что мы до сих пор не знаем всех последствий влияния этого мира на душу богов. Скажу больше: те, которые уже известны, вызывают очень серьезные опасения.
– Да, но ведь у тебя этих изменений нет. Значит, поле внутри лаборатории защищает твою душу, а следовательно, и моей мало что угрожает.
– Я искренне хотел бы в это верить, но, к сожалению, думаю, что это не так. Лаборатория хотя и минимизирует влияние души планеты, но полностью защитить от него не может. Изменения во мне, пусть и намного медленнее, чем у остальных, все же происходят.
– Пусть так. Но что из того, если душа планеты немного коснется и меня? Во всяком случае, ради нас я готова рискнуть.
– Шакти, любовь моя…
Адам сделал паузу. Образ, созданный им, выражал и боль, и отчаяние, и вину.
Он понимал, что то, что он скажет сейчас, будет приговором для всей их последующей жизни.
– Ведь мы с тобой генетики, и кому, как не тебе, понимать, что, как только мы обустроим под нас эту планету, для воссоздания мира богов понадобятся чистые души. Такими душами обладают кураторы, но женщина среди них только одна. Теперь ты не просто бог. Ты – та, кому суждено стать матерью для всего нашего вида в этой точке мироздания. Я люблю тебя, мы с тобой едины, и ничто не сможет изменить этот порядок, но, Шакти, подумай, разве вправе мы рисковать будущим нашего мира ради собственного счастья?
Образы исчезли. Лаборатория, где он находился, была опять лишь лабораторией. Экран связи по-прежнему светился, но Адам не мог найти в себе силы, чтобы взглянуть в лицо любимой. «Ведь она ученый, она не может не понимать, что я прав. Ради будущего я готов принести себя в жертву, но приносить в жертву и ее… Она должна принять решение сама». Собравшись с духом, он поднял глаза, но не смог произнести ни слова.
По окаменевшему лицу Шакти катились слезы. Она смотрела на него с экрана, и во взгляде ее блестящих глаз не было ничего.
Лишь огромная пугающая пустота.
Сеанс связи прервался.
9.
#i_001.jpg
Яркое, но вместе с тем нежное солнце освещало огромную поляну, окруженную вековыми деревьями. Крепкие руки отца, пахнущие соком травы и полевыми цветами, подбрасывали Адама высоко-высоко в сияющее голубое небо. Мама, притворяясь строгой, весело журила их за очередную шалость, а они, делая вид, что испугались, падали в высокую траву, прячась от ее всевидящих глаз. Она, эта трава, была живая и просто переполнена жизнью. Всевозможные букашки – прыгающие, ползающие, летающие, стрекочущие, – пробирались сквозь ее огромные заросли, чтобы увидеть огромное чудовище, упавшее к ним с неба и зовущееся Адамом. Нависнув над ним, они смотрели на него с нагнувшихся стеблей, пытаясь оценить и как-то объяснить это явление. Стрекот от крыльев какого-то насекомого резко звучал в ушах. Адам попытался встать, но его за секунду до этого резвые ноги как бы налились свинцом. Звук становился все навязчивее. Все попытки избавиться, убежать от него были тщетны. Собрав все силы, он попробовал поднять руку, но неимоверная тяжесть, охватившая все тело, крепко прижимала его к земле. Еще мгновение – и Адам открыл глаза.
Звуковой сигнал тревоги, издаваемый лабораторией, тут же прервался. Лежа в постели и глядя в светящийся матовой дымкой потолок, Адам еще некоторое время находился под впечатлением увиденного во сне. Реальные воспоминания из детства и юности то и дело всплывали из глубин памяти. И хотя те дни были наполнены покоем и счастьем, сейчас память о них вызывала у Адама лишь чувство досады.
Встав с постели и даже не взглянув на призывно мигающий экран, он направился в душ. Множество тонких упругих струй, разбившись об его тело, бессильно стекали по оголенному торсу бога. Вода была земная, и несмотря на все меры, предпринимаемые лабораторией, она, пусть и незначительно, но все же несла в себе энергетику планеты. Стоя под душем, Адам чувствовал, как жидкость, проникая внутрь, наполняет его жизнь новыми оттенками, а заодно и уносит обиду за тот навсегда потерянный мир. Успокоив и тело, и душу, он накинул на себя свободную, но довольно грубую тунику и направился в гостиную. Расположившись в высоком мягком кресле с чашей горячего кофе, Адам наконец-то взглянул на экран.
Недалеко от лаборатории, над высокой травой завис ковчег. Вокруг него, образуя плотное кольцо, плечом к плечу стояли земные боги. Недвижимы, с каменными лицами, все они были одеты в одинаковые одежды и держали в руках одинаковые длинные посохи.
После того как Мукаса перестал бывать у него, источником сведений о жизни богов для Адама служил лишь межзвездный. Множество аппаратов-разведчиков, посланных Яхве на планету, непрерывно передавали информацию о быте как земных, так и верховных богов. Жизнь, к которой они привыкли в своем мире, отличалась от той, какую вели Сат и его сторонники. Так, разведчики очень часто передавали изображения различных массовых действий, в центре которых обязательно был один из верховных. Смысл их сводился, по общему мнению кураторов, лишь в подчеркивании превосходства их бывших товарищей, что уже само по себе, с точки зрения Адама, было полной бессмыслицей.
Глядя на экран, Адам был почти уверен, что вскоре он сам станет свидетелем одного из таких действий. Такая возможность была уникальна и могла бы позволить глубже понять тайный смысл подобных собраний. Делая небольшие глотки сладко-горькой жидкости, Адам попросил ковчег дать ему панорамный обзор.
Сначала Адам осмотрел ковчег со всех сторон, затем на экране крупным планом одно за другим стали появляться лица землян, но одинаковые безразличные взгляды неподвижных, словно окаменевших фигур вскоре охладили его интерес.
Единственное, что привлекло его внимание, – это неправдоподобное сходство между всеми без исключения богами, но это был лишь занятный факт и не более того.
Допив кофе, Адам выбрал меню для завтрака и уже было собрался идти в исследовательский отсек, чтобы закончить вчерашние опыты, как изображение на экране поменялось.
На связь вышел ковчег, и на экране Адам, не без удивления, увидел лицо Мукасы.
– Приветствую тебя, всесильный бог, страж и спаситель всех бессмертных!
– Мукаса! Давно не виделись! Искренне рад тебя видеть, и хотя должность, которой ты меня наградил, странновата, заходи в гости, поболтаем.
– Адам, я прибыл в составе свиты правителя Земли – Сата, а потому, как ты понимаешь, не могу принять твоего предложения.
– Могу тебя заверить, что я практически ничего не понял из того, что ты сказал, но нет так нет. Залетай как-нибудь в другой раз один. Ты давно у меня не был, расскажешь, что у вас нового.
– Адам, мне поручено известить тебя, что правитель желает говорить с тобой.
– То есть, простыми словами, не ты, а Сат решил прийти ко мне на завтрак. Милости просим, хотя мог бы и сам об этом сказать.
– Я передам твое приглашение.
Связь прервалась, оставив Адама в недоумении. Конечно, он понимал, что земная жизнь поменяла богов, но такая услужливость Мукасы перед Сатом была, мягко говоря, неестественна.
Прошло еще какое-то время, и ковчег опять вышел на связь. Трансляция длилась буквально несколько мгновений. Незнакомый бог сообщил с экрана, что Сат принял его предложение и удостоит Адама своим посещением. Адам не успел ответить, как связь опять прервалась.
Завтрак был готов, но интерес к происходившему притупил чувство голода. Налив еще кофе и устроившись поудобней, Адам стал ожидать дальнейшего развития событий. Вскоре круг богов, окружавших ковчег, разомкнулся, и из ковчега вышел Сат. Шел он неторопливо, с приподнятой головой, не глядя под ноги, а за ним в две линии двинулись и стоявшие на поляне боги.
«О стольких гостях мы не договаривались», – подумал Адам. С одной стороны он не мог, да и не хотел отказывать им в гостеприимстве, тем более что это могло стать его первым близким знакомством с землянами, но с другой, в лаборатории поддерживался режим карантина, да и гостиная вряд ли смогла бы разместить их всех. Эта ситуация, в которой он мог показаться недостаточно гостеприимным, вызвала у Адама чувство дискомфорта.
Тем временем боги приблизилась к лаборатории. Немного посомневавшись, Адам все-таки разрешил лаборатории открыть шлюз. К его облегчению, земляне остались на поляне у входа.
Сат вошел в гостиную, и Адам поднялся ему навстречу. Он давно не общался с верховными, жившими на планете, даже Мукаса и тот не навещал его с тех пор, как Адам отказал ему в поддержке. Что же касается Сата, это вообще был первый его визит. Их последняя встреча состоялась в тот далекий и несчастный для всех них день, когда душа планеты забрала большинство их товарищей, после они не общались.
Безусловно, Адам в общих чертах был в курсе того, что происходит на Земле и какую роль в этом играет его гость, поэтому визит Сата вызвал у него огромный интерес.
Они обменялись приветствиями, и Адам пригласил гостя присесть, а сам сел напротив. Опустившись в мягкое кресло, Сат, изображавший до этого всем своим видом непонятное Адаму превосходство, расслабился, преобразившись в обыкновенного бога.
Разглядывая обстановку гостиной, он не торопился начинать разговор, а Адам не подгонял гостя.
– Хорошо у тебя, – наконец прервал молчание Сат.
– Не знаю. Я предпочел бы жить в доме с любимой и растить детей, а не проводить время в тесном помещении в обществе лаборатории. К сожалению это пока не возможно, – добавил он, вздохнув. Адаму было действительно жаль.
– Думаешь? Что же останавливает тебя и Шакти?
– Вряд ли планета готова принять нас.
– Скорее вы не готовы принять ее.
С этими словами Сат улыбнулся. Он разговаривал тихо и вкрадчиво, проявляя такт и уважение. Так было принято среди малознакомых богов их мира, но здесь Адам не рассчитывал на такое к себе отношение. Наблюдая за гостем, он не мог не заметить, какое спокойствие и уверенность излучали его черные, глубоко посаженные глаза. Это было как раз то, чем давно не мог похвастаться он сам, а потому слова гостя приобретали еще больший вес.
– Ты уже завтракал? Не перекусишь со мной?
– Прости, Адам. Если можно, кофе.
Адам встал с кресла и прошел к стойке, на которой стоял кофейник.
– Не хочу тебя обижать, но еда лаборатории вряд ли может сравниться с той, что предлагает этот мир.
– Но она небезопасна.
Адам вернулся с полной чашкой и, передав ее гостю, занял свое место.
– Оставим на время этот вечный спор. Я прилетел к тебе не за этим.
– Я слушаю и буду рад помочь.
– Уверен, ты знаешь, что наши ковчеги утратили доступ к базе межзвездного. Допускаю, что этот шаг кураторов вызван неоднозначностью некоторых событий, происшедших в нашем мире. Уверен, что это недоразумение и оно может быть исправлено. На пути освоения Земли мы потеряли многих, чьи знания столь необходимы сейчас, так что я вынужден обратится к тебе с просьбой восстановить утраченную связь.
– Не я принимаю такие решения.
– Конечно. Это под силу лишь Яхве. Но он твой друг и сделает все, о чем ты его попросишь.
– Сат, ты преувеличиваешь как мои возможности, так и Яхве. Решение было принято всеми кураторами и, не буду скрывать, по моей инициативе.
Гость не сопровождал разговор образами, а потому судить о том, что происходило в его душе, можно было лишь по взгляду. Ни сила, ни уверенность не пропали, но теперь эта сила была угрожающей. На мгновение Адаму показалось, что для Сата он перестал быть товарищем и союзником.
– И что же послужило толчком к тому, чтобы присвоить себе знания, принадлежащие всем верховным?
Адам встал и подошел к стойке. Покрутя в руках пустую чашку, он так и остался стоять с ней вполоборота к гостю, слегка опираясь локтем на столешницу.
– Сат, эти слова могли бы произвести впечатление на тех, кто остался за пределами лаборатории, но здесь я призываю тебя уважать друг друга, называя вещи своими именами. Быт, созданный вами на планете, имеет мало общего с бытом, присущим богам. Превосходство одних над другими, насилие и даже уничтожение, на мой взгляд, достаточная причина.
– Думаю, вмешательство одних богов в жизнь других тоже не полностью соответствует нашей бывшей морали… Но оставим на время эти споры и перейдем к делу. Адам, мы хотим, чтобы ты передал Яхве следующее. Понимая, что бывшие кураторы и пилот оказались в неравном положении, и признавая их безусловные заслуги, мы готовы создать двенадцатое царство, признав Яхве его властителем.
Заметив улыбку, мелькнувшую на губах Адама, Сат продолжил, но уже не так сдержанно.
– Ты зря думаешь, что это мало. Каждому из нас, чтобы добиться этого положения, пришлось проделать долгий и, говоря откровенно, кровавый и опасный путь. Да, сейчас все десять кураторов находятся частично под моим влиянием, но для своих поданных они являют собой безусловную власть.
Яхве будут гарантированы не только земли и подданные, но и иммунитет. Вы можете создать там любую модель бытия, не опасаясь вмешательства с моей стороны.
– За это вам, а вернее тебе, нужна база межзвездного?
– Да, ты совершенно прав, но нужны не только знания. Мне необходимы гарантии нашей безопасности. Живущие на Земле должны быть уверены, что Шакти или еще кто-нибудь не решит изменить планету ценою наших жизней.
– Сат, я услышал твою точку зрения, но все, что я могу, – это передать ее на межзвездный. Они принимают решение.
– Адам, дорогой, я не понимаю, почему ты хочешь принизить свою роль в решении столь важного вопроса. Для кураторов ты глаза и уши в нашем мире. К кому, как не к тебе, они будут прислушиваться. Тем более для двоих из двенадцати ты самый близкий во всей Вселенной.
– Вопрос действительно важный. Возможно, речь идет о будущем созданного тобой мира, а потому личные отношения здесь вряд ли будут играть доминирующую роль. Да, я действительно глаза и уши, но беспристрастные глаза и уши, а потому это не принижение моей роли, а лишь объективная ее оценка.
– Я понимаю тебя. Если ты думаешь, что под влиянием души планеты я обезумел и забыл основы нашего бытия, ты сильно ошибаешься. Хорошо, когда все живут по единым правилам, когда твои личные желания совпадают с желанием общественным, но задумывался ли ты, Адам, что делать, если такое положение вещей вдруг нарушится? Если твои личные взгляды вдруг не совпадут со взглядами общества? И добровольно соглашаться с таким положением дел ты не согласен?
Решившись, наконец, поставить пустую чашку, Адам поднял голову и посмотрел в глаза гостю, надеясь увидеть там хоть какой-нибудь образ.
– Скажи, неужели ты действительно веришь в то, что говоришь? Ты, рожденный свободным среди свободных, живший тысячи лет в обществе, где эта свобода – главная ценность! Как можешь ты или любой другой распоряжаться чьей-либо судьбой? Вы разделили мир – это что, игра? Даже если так, то я в ней не участвую. Но что действительно пугает меня, Сат, так это то, что ты, а возможно и другие, сильно увлеклись ею.
– Извини, Адам, но ты скучен со своими рассуждениями. Миром правит сила. Там, в сердце планеты, я понял, что это значит. Быть властелином тысяч жизней – вот что действительно будоражит воображение. Ради этого сладостного чувства стоит жить, жить и бороться. Бороться за право быть первым. Если ты думаешь, что это игра, – пусть так, но это моя игра. Я и только я устанавливаю ее правила.
– Мой бедный друг, если все боги рассуждают так же, к чему вам знания предков? Непонятное для меня желание быть главным рабом очень скоро сотрет вас с лица планеты.
– Ты лжешь, я свободен. Свободен, как никогда не был раньше, и все здесь подвластно мне. И твоя жизнь, Адам, кстати, тоже.
– Сат, ты пытаешься обмануть себя или меня. Как можно жить свободным среди рабов? Созданные тобой правила для них, – Адам кивнул в сторону ковчега, – очень скоро распространятся и на тебя. И именно тебе придется соблюдать их особенно тщательно. Вдруг одному из твоих подданных придет в голову мысль занять твое место? Чтобы этого не произошло, ты будешь исполнять роль царя с особой тщательностью, не позволяя себе вольности ни днем, ни ночью. Всю жизнь доказывать, что ты иной, что лишь ты достоин этой роли. Неужели, по-твоему, это свобода?
Они смотрели друг на друга. Их взгляды были спокойны, без злобы или обиды. В наступившем молчании Сат поднялся со своего места.
– Ты говоришь, я буду несвободен. Возможно, но ведь это будет моя несвобода. Разве в обществе, где мы выросли, не было условностей или неписаных законов, разве не должен был ты соблюдать некие правила?
– Были, но ведь они – это воля всех живущих. Любой выросший в нашем мире их соблюдал, даже не задумываясь над этим. Никто даже и помыслить не мог, что в ином мире взаимоотношения могут быть иными.
– Поверь, Адам, сейчас мне также легко соблюдать придуманные мной правила, как и тебе те, что существовали в нашем мире, а для богов, созданных мной, иных и не существует. Для них это и есть свобода, и, не зная иного, они так же не задумываются над этим.
– Возможно, но сами принципы неравенства, на которых воспитываются будущие поколения, они уже предполагают агрессию, убийства и разрушения. К чему они могут привести зарождающееся общество?
– Адам, я устал от тебя. Это спор бесконечен. Я уверен, что контролировать тех, кто беспрекословно верит и подчиняется тебе, намного проще, а значит, и вся эта агрессия вполне контролируема и всегда может быть направлена в другое, созидательное русло. Сейчас меня интересуют совсем иные вопросы. Пообещай мне, что передашь Яхве мои условия. Просто передашь и все, без комментариев и прочей философской ерунды.
– Я передам твое предложение, правитель Земли.
Адам произнес фразу с пафосом, но тут же пожалел об этом. Он меньше всего хотел сейчас обидеть гостя.
– Помнится, ты призвал уважать друг друга.
– Прости. Это было некрасиво с моей стороны.
– Ничего, привыкай, привыкай.
На какой-то момент в глазах Сата мелькнула искренняя усмешка, с каким-то детским, смешным образом.
В ответ Адам тоже искренне рассмеялся.
Они сидели друг против друга и просто разговаривали. Будучи фактически знакомы друг с другом лишь заочно, они на удивление быстро сошлись. Расплатой за высший ранг Сата было отсутствие рядом с ним тех, кого он без оглядки мог бы поставить наравне с собой, и Адам подходил для этой роли как нельзя лучше.
Что касается Адама, Сат был интересен ему, ведь его взгляды очень сильно разнились с взглядами всех, кого он знал раньше.
Солнце клонилось к закату, когда Сат засобирался. К началу разговора возвращаться не хотелось, поэтому Адам просто протянул гостю руку. Тот протянул в ответ, но на мгновение задержал руку хозяина в своей.
– Адам, у меня есть кое-какие подозрения. Ты мог бы меня обследовать?
10.
#i_001.jpg
Огромные колонны, уходя вверх, прятали свои вершины в полумрак. У их, уже кое-где потрескавшихся оснований начинали свою жизнь лианы. Невероятно толстые, с грубой свисающей корой, они навечно заключили своих хозяев в любовные объятия. Солнечный свет, разбившись далеко вверху об их молодую листву, миллионами тонких лучей падал на массивный каменный стол посреди зала. За столом, освещенные зеленоватыми лучами, сидели двенадцать богов. Без лишних эмоций и взаимных обвинений они пытались найти, возможно, единственно правильный выход из сложившейся ситуации. Конечно, и солнце, и лианы, и каменный потрескавшийся от времени и поросший мхом пол – все это была иллюзия, умело созданная межзвездным ковчегом. Адам, наблюдавший за всем происходящим на экране в лаборатории, понимал это, но все равно не мог не отметить, что интерьер как нельзя лучше подходил для текущего момента.
– Мы не можем бесконечно долго скрываться на ковчеге. Не ради того, чтобы сейчас не сметь даже прикоснуться к столь долгожданной цели, оставили мы свой мир и рисковали быть раздавленными в стенах вселенских коридоров. Бездействие страшнее небытия, поэтому я за то, чтобы принять предложение Сата.
Произнося эти слова, Ану даже не повышал голос, но по горящему взгляду черных глаз было видно, как близко к сердцу принимает он все происходящее.
– Цель, ты говоришь, цель, – задумчиво сказал Атумм. – Но в чем она, цель? Неужели в том, чтобы наши потомки жили по законам драконов? Неужели они будут лишать жизни друг друга только ради самоутверждения? Нет, я не хочу участвовать в создании такого мира. Я – против.
Обсуждение близилось к концу. После трансляции встречи Адама с Сатом, межзвездный ковчег предоставил сводный доклад о положении на планете, которая пока так и не стала им домом. Сухие цифры сменялись реальными фактами из жизни их бывших товарищей. Местная флора во всем своем многообразии сменяла такое же многообразие фауны. На фоне этих картинок ярким синим цветом светилось уравнение вселенской силы. С каждым следующим тезисом ковчега оно заполнялось новыми константами, полученными как практическим, так и эмпирическим путями. Глядя на эту светящуюся буквенно-цифровую формулу, Адам, возможно, впервые ощутил все великое безразличие мироздания. Кто вообще решил, что богам под силу не то что управлять им, а хотя бы постичь его? Что если решение так и не будет найдено? Тогда предложение Сата не так уж и неприемлемо.
Следующим решил высказать свое мнение Амма. Поднявшись с места и опершись ладонями о потрескавшийся камень, он заговорил не спеша, делая длинные паузы между словами:
– Я думаю, Сат прав. Даже два цветка, растущие рядом, не могут быть одинаковы, а тут – целые миры, разделенные вселенскими коридорами. Отправляясь сюда, наивно было бы полагать, что мы в точности создадим копию того общества, к которому привыкли и которое создало нас. Душа планеты, как бы ни старались разведчики и как бы ни хотели мы, все равно будет вечно хранить память о своем потерянном мире. Возможно, его законы нелепы и дики для нас, но это ничего не меняет. Нам остается смириться и принять все как есть. Я – за.
– Я тоже за.
Услышав знакомый голос, Адам искренне удивился. С этим богом они были знакомы с детских лет. Конечно, он знал его не так близко, как Яхве, но все равно Адаму казалось, что ничто не сможет заставить Тюра усомниться в постулатах их бытия.
– Я – за, но не потому, что согласен смириться и принять чуждые мне по духу законы.
Говоря, Тюр выпрямился в кресле, отчего сразу стал казаться выше остальных сидящих.
– Я думаю, что, находясь на планете, у нас будет больше шансов изменить сложившуюся ситуацию. Рожденные на планете боги даже не имеют представления об истинных ценностях по вине Сата и таких, как он. Кроме души планеты, бесспорно влияющей на психику богов, есть еще и наша душа, наша вера, наша любовь, а это не так уж мало. Сейчас, когда устои общества только зарождаются, мы просто обязаны взять ситуацию под контроль и влиять на общественное сознание землян.
– Я думаю, никто из присутствующих здесь не оспаривает тот факт, что эта планета – наше будущее.
Голос Луга был, как всегда, вкрадчив, а на лице появилась улыбка. Адам за долгие годы общения с куратором хорошо изучил эту манеру ведения спора. Необузданная сила, бросающаяся в глаза с первого взгляда, с одной стороны, и обезоруживающая улыбка, с другой, – все это подкупало оппонента и не оставляло ему ни малейшего шанса. Луг никогда не выдвигал аргументов против, но вел разговор так, что в итоге споривший с ним сам признавал свою неправоту.
– Вопрос в том, настал ли тот момент, когда мы можем приступить к освоению мира. Наши братья, попав под влияние души этой планеты, даже не заметили, как потеряли лицо. Все, чем гордились боги, что создало нас такими, что вело нас к развитию и созиданию миллионы земных лет, – все было забыто. Сейчас я даже не хочу обсуждать преимущества или недостатки устоя, воцарившегося на планете, но, думаю, что все согласятся с тем, что живущие так уже не могут называться богами. С другой стороны, наша цель – это порождение и распространение богов как вида во всех уголках мироздания. Ради этой цели мы покинули близких и рисковали жизнью. Если сейчас принять предложение Сата, то уже через несколько тысяч лет ни мы, ни наши потомки не будем отличаться от наших бывших братьев, если будем жить по законам, навязанным нам такими, как Сат. А если это так, то цель нашей экспедиции никогда не будет достигнута и все наши жертвы напрасны. Я против немедленного заселения.
– Конечно, уважаемый Луг прав, но ждать непонятно чего и безучастно наблюдать за происходящим также не входило в цели нашей миссии.
Сказав это, Ньяме поднялся со своего места и вышел из-за стола. Белоснежная, свободно висевшая на худощавом темном теле туника (как показалось Адаму) еще больше подчеркивала его и без того немаленький рост. Подойдя к ближайшей из колонн, куратор очень нежно дотронулся до грубой коры лианы. Ее кусочки остались на его пальцах.
– Поэтому прежде чем принять окончательное решение, я предлагаю выслушать генетиков. Как Шакти, так и Адам лучше всего владеют ситуацией. Если они уверены, что все еще можно исправить, я согласен ждать столько, сколько необходимо, но если нет, то и смысла находиться на ковчеге я не вижу, – закончил он свою мысль, повернувшись к столу.
После этих слов взгляды сидевших за столом, а правильнее было бы называть его огромной каменной плитой, искусно украшенной резьбой, устремились на Шакти. Она немного помедлила, затем подняла голову и, улыбаясь прямо в экран, произнесла:
– К сожалению или к счастью, я нахожусь среди вас, поэтому прежде чем высказаться, хочу предоставить слово мужу. Думаю, его впечатления о происходящем и мнение как ученого помирят нас и позволят принять единственно правильное решение. Адам, любимый, мы слушаем тебя.
Конечно, Адам ждал, что и ему предоставят слово, но он никак не был готов к тому, что оно станет решающим. Общаясь в основном с Яхве и Шакти, он свободно излагал свои мысли, служившие часто предметом спора, но, в отличие от своих собеседников, опыта делать доклады на таком уровне у него не было. Он медленно поднялся с кресла и, заложив руки за спину, сделал несколько шагов по лаборатории, собираясь с мыслями.
– Как все мы понимаем, вопрос сейчас один. Существует ли теоретически возможность создать идентичные души в двух различных мирах. Над решением этой проблемы вся наша цивилизация бьется многие годы. Функция души, к сожалению, очень сложна и не линейна. Это значит, что даже относительная сходность значений иных проявлений вселенской силы не может нам гарантировать сходность значений души того или иного мира.
Данная ситуация подтверждает это как нельзя лучше. С другой стороны, не все проявления можно изменить без угрозы для существования самого мира. Исходя из этих утверждений, сейчас стоит одна задача: накопив знания об этом мире, попытаться понять, какие именно проявления необходимо изменить, чтобы безболезненно сделать его пригодным для жизни. Для этого необходимо время, и это один из аргументов против немедленной высадки на Землю.
Второй немаловажный довод состоит в том, что мир, создаваемый сейчас Сатом и другими оставшимися в живых богами, обречен. На это есть несколько причин. Как вы понимаете, хотя исследовательские ковчеги и обладают большими возможностями, но в них не заложены знания, накопленные нашей цивилизацией. Без доступа к базе межзвездного ковчега они не смогут ничему обучить поколения, рожденные на Земле. Уже через несколько сотен лет они опустятся на самую низшую, начальную точку развития, и их самостоятельный путь не будет путем нашей цивилизации. У них другая душа, а значит, и иные цели.
– Адам, извини, но, возможно, ты преувеличиваешь, – сказал молчавший до сих пор Род. – Как бы там ни было, оставшиеся в живых боги обладают знаниями и без ковчега и их вполне достаточно.
– Да, но, чтобы ими воспользоваться или хотя бы передать, необходимо время, а его у живущих здесь нет.
С этими словами Адам посмотрел на Шакти. Она, как всегда, была спокойна и внимательна. Последние слова мужа, казалось, не удивили ее, впрочем, как и всех присутствующих. Не удивили, но только лишь потому, что боги еще не успели осознать всю их важность. Адам сам только недавно убедился в правильности результатов своих исследований, хотя подозрения были уже давно. Конечно, он поступал сейчас неправильно. Сначала необходимо было рассказать обо всем Шакти, как-то подготовить ее, а уж потом заявлять о своем открытии на Совете. Он просто не успел поговорить с женой.
– Как вы все видели, Сат попросил меня обследовать его. Я так и сделал. Анализ полученных результатов позволяет сделать однозначный вывод: боги, живущие на этой планете, больше не бессмертны. Сейчас они уже стареют, а пройдет время – начнут умирать.
В зале межзвездного ковчега по-прежнему царила тишина, но теперь она была совершенно иной. Адам прекрасно понимал, что никто из богов никогда не задумывался о скоротечности времени. Оно не имело для них значения, ведь они жили вечно. Теперь же земной мир мог отнять у них эту вечность. Безусловно, жертва была куда больше, чем примирение с сатанинским обществом.
– Адам, милый, возможно, ты ошибся. Одно исследование одного бога еще ничего не значит.
Голос Шакти был взволнован. Наверняка она знала ответ мужа, но боялась его услышать.
Адам ласково и грустно улыбнулся ей в ответ.
– Нет, этого не должно быть, – хотя она говорила очень тихо, слова эти, казалось, повисли в воздухе и многократно и громогласно отразились в душах всех присутствующих. Шакти медленно встала и вышла из зала.
Яхве первый решился нарушить молчание.
– Адам, родной, ты хочешь сказать, что теперь боги могут погибнуть сами по себе?
– Да, конечно, и в этом нет ничего непостижимого.
Адам был спокоен, словно речь шла о чем-то обыденном.
– В нашем мире процессу старения подвержено все живое, кроме нас. Глубина веков хранит эту тайну. Мы не знаем, врожденное ли это свойство или оно приобретено благодаря знаниям наших предков. Сейчас это уже не важно. Главное, что душа Земли забрала у нас эту привилегию, сравняв со всеми живущими. Я исследовал не только Сата, но и себя. Благодаря тому, что основную часть времени я нахожусь под защитой лаборатории, эти изменения во мне почти незаметны, но они есть.
– Друзья, – молчавший до этого Тха встал с кресла, – мне кажется, новость, сообщенная Адамом, настолько важна, что нам необходимо время, чтобы осмыслить ее. Сейчас мы не можем принять решение. Думаю, Адам не против ознакомить нас с результатами своих исследований. Кроме того, необходимо установить наблюдение за заселенными областями планеты, чтобы составить более полную картину формирующегося там общества. Лишь проанализировав все данные, мы сможем принять план последующих действий.
11.
#i_001.jpg
Мелькавшие столбики цифр внезапно остановились. Анализ очередного образца был закончен. Матовая поверхность экрана стала полупрозрачной и объемной, и весь стол, скрытый еще мгновение назад, наполнился разноцветными трехмерными графиками, сплетавшиимися друг с другом совершенно невообразимыми способами.
Адам с унынием и какой-то отрешенностью наблюдал за этими стараниями лаборатории. Даже без глубокого анализа вывод был очевиден. Нежно-зеленая плоскость без всяких скачков и изгибов стелилась по самой поверхности стола, растворяясь в бесконечности. Сомнений быть не могло: душа изучаемого простейшего не была восприимчива к В-полю, а значит, необходимо было начинать все заново.
С тех пор как боги приняли решение не спускаться на Землю, пока не удастся хотя бы частично обезопасить ее для будущих поколений, работы у Адама сильно прибавилось. Фактически они с Шакти возобновили те исследования, которыми занимались долгие годы в своем мире. Разница была лишь одна: теперь от результата зависело их будущее.
Встав с кресла, Адам подошел к столу, на котором стоял последний из контейнеров. Судя по сопровождавшей его информации, образец был добыт из глубин океана и являл собой организм, появившийся, возможно, задолго до вымерших драконов. Пройдя к одной из камер лаборатории, Адам аккуратно поместил в нее контейнер и закрыл дверцу. «Здесь, в полной темноте, под огромным давлением, ему суждено будет провести последние дни, отдав свою жизнь ради жизни хотя и более развитых, но совершенно чужих существ. Великая цель! Хотя великая она лишь для нас, а для аборигенов этого мира не имеет никакого значения и несет лишь гибель», – подумал он.
Не дожидаясь предварительных результатов, Адам приказал лаборатории действовать на свое усмотрение, а сам отправился отдыхать. Безрезультатность поисков в последнее время очень утомляла его, и он почти физически ощущал необходимость в отдыхе. К сожалению, его мечте спокойно заснуть, забыв обо всем, в тот момент так и не суждено было сбыться. Не успел он сделать и несколько шагов, как лаборатория сообщила о прибытии гостей. На появившемся прямо перед глазами экране он отчетливо увидел фигуры трех всадников, пробиравшихся по заросшей тропе. Адам удивился. Уже давно никто, кроме Сата, не посещал лабораторию. Властитель Земли всегда прибывал на ковчеге и заранее сообщал о своем визите. По договоренности между ним и кураторами никто, кроме него, не имел право даже просто находиться в окрестностях лаборатории. Факт появления гостей мог означать одно из двух: или власть Сата пошатнулась, или же был кто-то, кто не боялся его ослушаться.
«Что же, это тоже прекрасный повод отвлечься от грустной действительности», – подумал Адам и направился к выходу.
Он медленно спускался по поросшим низкой травой ступеням, невольно наслаждаясь окружавшим его миром. Прохладный бодрящий ветерок, обдувавший лицо, доносил ароматы и звуки. Он был полон жизни – прекрасной, хотя и убивавшей в нем с каждым мгновением бога. Знакомой тропой Адам дошел до поляны, служившей некогда посадочной площадкой ковчегов. На самом ее краю, под выросшим на месте сожжения его товарищей и прожившим уже века деревом, стояла скамья. Здесь они обычно встречались с Сатом, и здесь он решил дождаться незваных гостей.
Через некоторое время до его слуха донесся треск ломающихся веток и на краю поляны, верхом на высоком, почти в рост с богами жеребце, показалась богиня. Планета не сильно изменила лошадей – животных из их мира, но здесь боги посчитали возможным лишить их свободы, насильно заставляя выполнять различную работу. Этот факт для Адама до сих пор был непонятен и неприемлем, хотя годы общения с Сатом сделали его терпимым к реалиям земного общества.
Следом за богиней на поляне показались и два ее спутника. Судя по рассказам Яхве, проводившим наблюдение за созданными царствами, а также исходя из данных лаборатории, это были подданные Сата. На краю поляны всадники остановились и спешились. Женщина повелительным жестом приказала своим спутникам оставаться на месте, а сама не торопясь направилась к Адаму. Ее длинная накидка еще хранила отголоски той, которую когда-то носили боги, но мягкие тона теперь заменили кричащие красно-черные цвета.
Замысловатые извивающиеся узоры украшали нашитые полупрозрачные камни, переливавшиеся и блиставшие в лучах Солнца. Кроме того, рукава и воротник были подбиты длинной шерстью какого-то местного животного. Если и расцветку, и камни Адам еще мог как-то принять, то для чего необходимо было украшать себя кожей мертвого существа, было совершенно неясно.
Несмотря на то, что огромный капюшон, наброшенный на голову, не давал Адаму возможности рассмотреть гостью, он почти был уверен в том, что это Инанн. Яхве рассказывал ему, что она стала не просто одной из жен Сата. Своенравная и надменная богиня, она имела на него огромное влияние. По рассказам землян, Сат не принимал ни одного важного решения, не посоветовавшись с ней. Инанн боялись и уважали все без исключения, попасть к ней в немилость считалось самым большим несчастьем в этом секторе планеты, а после того как она родила сына, а Сат признал его наследником, власть ее стала практически беспредельной. Наблюдая за ее гордой походкой и вспоминая все, что говорил о ней Яхве, Адам думал, что еще недавно такие слова, как «власть», «наследник», «царство» имели иной смысл. Здесь и сейчас, на их глазах, бывшие их братья строили мир, подчиняющийся законам, доселе незнакомым богам. Если их с Шакти план удастся, скоро всему этому придет конец, все станет на свои места, но знания и опыт, полученные сейчас, не будут бесполезны. Этот урок, как бы он ни был горек, научит богов видеть мир намного шире и, возможно, поможет избежать повторения подобного в будущем.
Тем временем богиня подошла к тому месту, где сидел Адам, и, остановившись от него в нескольких шагах, изящно откинула капюшон. У нее было хотя и немного изменившееся, но все еще прекрасное лицо. Огромные голубые глаза, изящный носик, застывшие в улыбке губы – все это обрамлялось белокурыми локонами и создавало иллюзию юности и непосредственности. Без всякого сомнения, вид Инанн должен был располагать к себе. Постояв так несколько мгновений и не дождавшись реакции Адама, она решилась заговорить первой.
– Адам, дорогой, я рада видеть тебя в полном здравии и покое. Что же ты не предложишь присесть своему старинному другу? Или правила гостеприимства уже не в чести у богов?
С этими словами она изобразила обиженный вид, отчего ее прекрасные губки чуть надулись, а лоб слегка сморщился. Вообще, он никогда не был даже близко знаком с ней, а ее имя первый раз услышал уже на планете от Мукасы, но заострять на это внимание богини Адам не стал.
– Приветствую тебя, Инанн! Не скрою, твой визит удивил меня. Будь добра, присядь, отдохни после долгого пути.
Лавка, на которой сидел Адам, была сделана полукругом, и богиня, сделав несколько грациозных шагов, заняла место напротив. Ей понадобилось время, чтобы собраться с мыслями и решить с чего начать разговор. Он не торопил ее. По правде сказать, она и ее заботы мало его интересовали. Воцарившееся молчание не угнетало Адама. Оно успокаивало, давая в полной мере насладится окружавшей его природой.
– Как здесь пусто, неуютно, – растерянным, с тенью грусти голосом произнесла Инанн, оглядываясь по сторонам. – Адам, неужели это то место, с которого должна была зародиться новая цивилизация; место, с которым было связано столько надежд? Куда все делось и как мало осталось тех, кто пришел с нами покорять этот мир! А наши бедные товарищи? Шакти, с которой я была так дружна? Они ведь даже не имеют того, что мы. Уже долгие годы их дом – межзвездный ковчег и даже надежды нет изменить что-либо в ближайшем будущем.
Инанн с вызовом посмотрела на него. Ее слова, осознание неудачных результатов последних опытов вызвали в душе Адама досаду. Наверняка ее сожаления об утраченном мире неискренние, а вся эта речь, упоминание о Шакти, с которой она была едва знакома, направлены на то, чтобы расположить его к себе. «Возможно, она даже не догадывается, как близка к истине», – думал он, глядя в это, казалось бы, по-детски наивное лицо.
– Что поделаешь, Земля преподнесла нам много сюрпризов и, возможно, единственный выход – это смириться.
– Смириться? Адам, ты удивляешь меня! Неужели таково ваше решение? Этого не может быть! Ты считаешь меня слишком наивной. Ведь если это правда, то почему Яхве и другие не приняли предложение Сата? Что они до сих пор делают в открытом космосе?
С каждым словом ее лицо менялось. Теперь она более походила на ту Инанн, о которой рассказывал ему Яхве.
– Ты проделала столь опасный и долгий путь, чтобы выяснить судьбу оставшихся на ковчеге богов?
– К чему лукавить? Меня больше интересует моя судьба. Я, к сожалению, не знаю ваших планов, но, возможно, они совпадают с моими. Как знать, возможно, мы могли бы быть полезными друг другу.
Инанн замолчала. Она ждала, что Адам поддержит ее, но, так и не дождавшись ответа, продолжила:
– Я думаю, боги правильно поступили, что с осторожностью отнеслись к предложению Сата. Ему нельзя верить. Жажда безграничной власти поглотила его. Единственное, что останавливает его от захвата всей планеты, – это межзвездный ковчег с его огромной разрушительной силой. Пока Яхве им владеет, Сат не осмелится напрямую идти против воли кураторов. Но, Адам, так ведь не может продолжаться вечно. Рано или поздно боги вынуждены будут спуститься на Землю.
– Возможно, ты и права. Наша цель по-прежнему этот мир. Иной цели уже не будет.
– И главное препятствие на этом пути не кто иной, как Сат. До моего прихода сюда я говорила со всеми правителями. Они все боятся его и мечтают, чтобы его место занял иной, более лояльный и миролюбивый бог.
– Инанн, у тебя есть кто-нибудь на примете?
– Я сама готова понести это бремя.
Теперь она говорила серьезно. Прищуренный взгляд, гордо поднятая голова. Да, эта богиня знала, чего хотела и как достичь своей цели.
– Ты же знаешь, я плохо разбираюсь в нынешней земной иерархии. Тебе вряд ли поможет мое согласие или несогласие. Конечно, спасибо за доверие, но думаю, что это вопрос твой, Сата и тех, кем вы управляете.
– Адам, Сат не отдаст добровольно то, что любит больше всего на свете.
– А чем же я могу помочь?
– Очень многим. И если ты согласен, что этот убийца и насильник недостоин управлять миром, в котором всем нам предстоит жить, я продолжу.
Адам не возражал. Он просто молча наблюдал за Инанн, и досада за все происходящее больно сжимала грудь. Неужели это тот путь, который уготовила им судьба? Где то счастье, где тот безоблачный мир, так долго живший в его мечтах? Они покинули свою планету, нашли Землю, и вот, когда мечта уже готова была стать явью, все рухнуло. И не осталось ничего, лишь надежда. Надежда и вопрос. В последнее время он все чаще мучил его. Ради чего он пожертвовал своей любовью, своей кровинкой? Кали. Они с Шакти разрушили ее мир, оставив ее одинокой в столь юном возрасте, но тогда им казалось, что жертва эта оправдана. Теперь, слушая Инанн, он еще сильнее в этом сомневался.
– Единственный способ лишить Сата власти – это убить его.
Она произнесла этот страшный приговор так легко, будто речь шла о выборе наряда на ближайший вечер.
– К сожалению, сделать это самостоятельно я не могу. Везде, где он появляется, его сопровождает охрана. В этих, созданных им богах, на уровне души заложена верность своему господину, и их нельзя ни подкупить, ни обольстить, ни запугать. Я знаю лишь двоих, с кем Сат остается наедине. Это я и, как ни странно, ты, Адам. Сам понимаешь, я не могу умертвить мужа, если хочу занять его место. Моя репутация должна быть кристально чиста, а моя роль – это роль безутешной вдовы. Только в этом случае все привилегии Сата перейдут ко мне без ненужных для всех нас осложнений. Поэтому для исполнения миссии остается только одна кандидатура. Это ты.
Она пристально смотрела на него, но Адам молчал.
– Адам, милый, я не скрываю, что эта услуга очень важна для меня. Я не посвящена во все подробности того, что предлагал тебе Сат, но если ты исполнишь мою просьбу, то, став правительницей, я пойду на любые условия богов.
– Инанн, ты предлагаешь мне стать убийцей? Сат – бог, он один из нас. Нет, я не смогу этого сделать.
– Ты говоришь – один из нас? Что же его этот вопрос не сильно волнует? На его руках кровь многих из наших братьев, на его совести моя поруганная честь. Знаешь ли ты, Адам, что значит быть украденной из собственного дома и изнасилованной? Нет, рано или поздно вам придется сделать выбор. Жребий брошен, и ни тебе, ни кураторам не удастся вечно отсиживаться и сохранять свою невинность.
Она жестко чеканила слова, и Адам чувствовал, как закипает в ней накопленная в душе ненависть.
– Я понимаю твои чувства и, поверь, искренне разделяю твое горе и сочувствую, но, убив Сата, мы уже ничего не исправим. То, что было, уже случилось. Все эти преступления лежат на его совести. Его же гибель ляжет на нас. Чем же тогда мы будем лучше его? Насилие, против кого бы оно ни было направлено, – это всегда насилие. Нельзя строить счастье на крови.
– Адам, неужели, прожив здесь многие годы, ты еще тешишь себя иллюзиями? Пойми: ни того мира, ни его философии уже нет и никогда не будет. Эта планета научила нас совершенно по-другому смотреть на вещи, и боги с их бесконечной любовью и терпимостью оказались очень способными учениками. Я не…
Вдруг она прервала свою речь на полуслове. В следующее мгновение поляну накрыла тень. Адам поднял голову и увидел, как ковчег, некогда принадлежавший модулю генетиков, зависнув на мгновение в воздухе, медленно начал спускаться.
Лицо Инанн, мгновение назад выражавшее гнев и власть, тут же чудесным образом преобразилось. Перед Адамом опять сидела наивная и прекрасная женщина с широко раскрытыми голубыми глазами, светлыми кудряшками и чуть припухшими губками.
Тем временем из спустившегося ковчега показался Сат в окружении десятка землян. Несколько из них сразу направились к слугам Инанн, а остальные остались у ковчега. Богиня встала со скамейки и с улыбкой, выражавшей лишь счастье и бесконечную любовь, побежала навстречу мужу. Сат остановился, раскрыл объятия, и она бросилась к нему. Они простояли некоторое время, тесно прижавшись друг к другу. Он говорил ей что-то и, видимо, был рассержен. Инанн, положив голову на плечо мужа, кивала, соглашаясь.
Затем они направились в сторону Адама. Взяв Сата под руку, Инанн рассказывала ему что-то веселое, так как при этом жестикулировала свободной рукой и постоянно смеялась.
Так не спеша они подошли к скамейке, и Адам встал, чтобы поприветствовать еще одного нежданного гостя.
– Мне искренне жаль, и я приношу извинения за то, что мы нарушили твой покой, – начал Сат, после того как они поздоровались.
– Это прямое нарушение нашего договора, но что можно поделать с извечным женским любопытством? Я сам виноват. Инанн не знала, как строго у нас с внезапными визитами. Не подозревая, что ей захочется когда-нибудь здесь побывать, я не предупредил ее.
– Не переживай. Ничего страшного не произошло. Наоборот, я получил искреннее удовольствие от общения с твоей женой. Она немного развлекла меня и оторвала от тягостных мыслей.
– В таком случае нам пора. Любимая, иди к ковчегу, я сейчас тебя догоню.
С этими словами Сат поцеловал Инанн в щеку, при этом освобождая свою руку от ее руки.
Они остались одни. Сат опустился на скамейку. Он смотрел на Адама, видимо, ожидая от него каких-то слов. Посидев так немного, Сат внезапно встал и собрался уж было идти, но передумал и заговорил:
– Адам, не считай меня наивным. Я люблю ее. Мне этого достаточно, чтобы быть счастливым, и я ничего не хочу больше знать.
Сказав это, он, уже не оборачиваясь, направился быстрым шагом к ожидавшей его Инанн. Обнявшись, они медленно пошли к ковчегу.
«Любовь. Возможно, это единственное, что не дает Сату окончательно убить в себе бога. Тоненькая нить, связывающая его с прошлой, направленной на созидание жизнью. Искра, из которой может разгореться пламя, пламя очищения от ненависти и алчности, навязываемой планетой. Возможно, в этом и есть выход?»
Адам еще долго смотрел вслед превратившемуся в маленькую точку на горизонте ковчегу, подставляя лицо смертельному, но такому ласковому ветерку.
12.
#i_001.jpg
Надежда. Она последнее, что остается. Она придает силы, питает каждую клетку организма. Она успокаивает мечущуюся в панике душу, заставляя искать, возможно, единственный путь. Не дать умереть надежде, не позволить себе смириться, сохранить веру в себя – вероятно, самое сложное на долгом жизненном пути. И вот, когда кажется, что силы иссякли, когда все варианты испробованы, вдруг она, ставшая уже незримой, разгорается с новой силой, освещая путь. И цель, такая желанная и неуловимая, становится осязаемой. Ее уже можно потрогать, почувствовать, но хватит ли сил дойти до нее, испробовать плоды, принесенные посаженным тобой древом?
Функция души, как и ожидалась, была очень сложна. Множество констант и допущений, связывавших ее с этим миром, увеличивали вероятность ошибки в расчетах. Адам, как и Шакти, прекрасно понимал это, но права на ошибку у них не было. Слишком высока была цена, которую предстояло заплатить планете за свое очередное преображение. Быть может поэтому даже тогда, когда путь, казалось, был найден, боги не спешили действовать. Шакти настаивала на все новых исследованиях, загружая работой всех, включая, конечно, и его. Насколько такие действия оправданы с научной точки зрения, было трудно судить, но в чем Адам был абсолютно уверен, так это в том, что ему уже не суждено будет жить в том новом, создаваемом и с его помощью мире. Силы покидали его, и с каждым годом он чувствовал это все отчетливее.
Ушла из жизни Инанн. Ее мечущаяся душа нашла наконец покой, а тело упокоилось в сделавшей ее счастливой матерью и несчастной женой земле. Умерли один за другим все земные цари, покинувшие некогда вместе с Адамом свой родной и безопасный дом. Их владения перешли к пережившему их всех Сату, а исследовательские ковчеги, многие века служившие символами власти и мудрости, вернулись на орбиту, в распоряжение бывших кураторов.
* * *
Сегодня Адам ждал гостя. За многие годы установилась традиция, и Сату не надо было особо оговаривать день и час визита, как того требовал древний договор. Он уже не помнил тот день, когда их встречи, носившие первоначально исключительно научный характер, переросли в нечто большее. Нет, они так и не стали единомышленниками. Это было просто невозможно. Они стали друзьями. Их дружба, дружба двух, некогда не понимавших и даже, вероятно, презиравших друг друга богов, была странной и очень трепетной. Конечно, Сат не мог претендовать на место, занимаемое в душе Адама Яхве или Шакти, но в их отношениях было то, чего не могли понять его старинные и любимые друзья.
Адам и Сат стали смертными. Чем ближе они чувствовали свой конец, чем больше богов они провожали в последний путь, тем роднее становились один другому.
Сейчас, ожидая Сата, Адам вспоминал его последний визит.
Тогда, после того как лаборатория закончила процедуры по поддержанию и частичному омоложению организма, они отправились прогуляться по единственной не завоеванной джунглями тропинке, ведущей к посадочной площадке для ковчегов.
– Ты знаешь, Адам, это удивительно, но я, только зная о неизбежности кончины, начал чувствовать жизнь. Нас растили с мыслью о вечности; неторопливо, размеренно текли годы, и мы не знали им числа и не ценили их. Зачем? Ведь у нас было все еще впереди. Живя так, я никогда не задумывался о своем месте в обществе, о том, что мне еще необходимо сделать, чего достичь. Но теперь все поменялось, и к безвкусным чувствам добавилась острота.
– Смерть – это конец. Конец всему. С ее приходом ни уже достигнутое, ни планы на будущее значения не имеют. Возможно, все, что успел ты сделать, будет важно для живущих, но уж точно не для тебя.
– А годы борьбы, годы разрушения и созидания – это все зря?
– Для нас с тобой – безусловно. Они прошли, и их главная миссия уже выполнена.
– И в чем она, по-твоему, состоит?
Сат оглянулся на Адама, и тот невольно заметил, как морщины на лице друга из-за прищуренных глаз стали еще глубже.
– В самом процессе, в тех чувствах и эмоциях, которые мы испытывали. Для живущего результат – это лишь трамплин для новых действий, а главное удовольствие, главный смысл, мне кажется, заключается именно в процессе.
– Нет, ты не прав. Я никогда не получал удовольствие даже просто видя, а тем более неся смерть и страдания ближним. Стоя на этой поляне, я до сих пор содрогаюсь, вспоминая погибших здесь богов. А Инанн? Ее рыдания навсегда сохранят стены моего дома. Но у меня была цель. Ради создания цивилизации в этом мире, ради ее будущего благополучия я шел на это, и мой правнук, в котором живет частичка моей души, продолжит начатое.
– Сат, ты кривишь душой. Даже по прошествии многих лет ты просто боишься признаться себе в том, что не великую цель ты преследовал, совершая все эти преступления. Любовь и ненависть, щедрость и жадность, горе и радость – все это лишь различные названия одного и того же процесса, называемого жизнь. Они вызывают привыкание, и, испытав их единожды, ты стремишься повторить все вновь. Отсутствие эмоций – отсутствие жизни.
– Даже у простейших? – впервые с момента разговора Сат улыбнулся.
– Представь себе, да. Хотя тебе это и кажется смешным, но процессы, происходящие в любом одноклеточном, в принципе ничем не отличаются от тех, которые происходят у богов, правда, у них они не такие сложные.
– Но в чем же тогда разница?
– А ее и нет.
Адам слегка пожал плечами. Привычка эта осталась у него еще с тех времен, когда он вел научные споры с генетиками. Сейчас в разговоре с Сатом такая эмоциональная поддержка образов была излишней, но Адам уже давно не обращал внимания на такие мелочи.
– Просто чем сложнее организм, тем больше эмоциональная палитра и осознаннее действия.
Сат ничего не ответил. Они медленно шли рядом, размышляя каждый о своем, наслаждаясь шелестом листвы и ласковой прохладой уходящего дня. Только когда до ковчега оставалось несколько шагов, Сат прервал молчание:
– Адам, неужели ты действительно уверен в том, что все поступки были совершенны мною за долгие годы жизни только ради удовлетворения собственных амбиций и низменных желаний? Нет, ты не прав. У меня была и есть цель. Возможно, она не всем кажется достойной, но для меня она важнее всего. Благодаря ей миллионы богов обрели жизнь в этом ставшем для них родным мире. Благодаря ей они строят общество, и оно ничем не хуже, а по мне – даже лучше, того, в котором жили мы. Пусть твои друзья лишили их доступа к знаниям их предков, забрали ковчеги, считают некими выродками, – все это не имеет значения. Знай, несмотря ни на что, я не сверну с выбранного пути и потомки мои доведут начатое до конца.
Не дожидаясь ответа, Сат быстрым шагом направился в ковчег и, даже не оглянувшись в сторону Адама, исчез в светящемся проеме.
«Мечты… Эмоции, вызываемые ими, простыми не назовешь. Они присущи организмам только с очень сложной функцией души. Друг мой, Сат, не цель, а мысль о ней руководит тобой. Не будущее созданных тобой богов и их потомков, а удовольствие при мысли о вечной славе будоражит твое воображение», – думал тогда Адам, глядя вслед исчезавшему вдали ковчегу.
Так закончилась их прошлая встреча, а сегодня гость запаздывал, и Адам почему-то волновался. Лаборатория сообщила о приближении ковчега, но принадлежал он не Сату. На экране было видно, как на поляну мягко садился ковчег механиков. Отличительной его особенностью было то, что он намного превосходил все остальные ковчеги по размеру, ведь именно на нем должны были доставляться в осваиваемые миры строительные механизмы и другая техника. Боги с момента его возврата на ковчег практически ни разу им не пользовались.
Двенадцать фигур, одетых в официальные одежды, не торопясь, сошли на землю. Такой визит мог означать одно: произошло нечто важное. Не дожидаясь, пока гости поднимутся к нему, Адам вышел из лаборатории и направился им навстречу.
Он прошел почти полпути и остановился. Там, где тропа делала поворот, из-за высокого темно-зеленого кустарника с невероятно большими ярко-розовыми цветами показалась Шакти.
За годы, проведенные здесь, Адам так и не смог привыкнуть к виду жены. Создаваемое вокруг нее защитное поле искажало черты лица, делая их чужими, практически незнакомыми, при этом фигура становилась как бы расплывчатой, а вокруг головы на границе полей наблюдалось свечение. Кроме того, пока поле было включено, нельзя было не то чтобы поцеловать, а даже прикоснуться к любимой, поэтому Адам предпочитал всегда дожидаться ее в лаборатории.
Он нежно улыбнулся ей и скорее почувствовал, чем увидел, ответную улыбку. Поприветствовав всех остальных, на правах хозяина Адам пригласил гостей проследовать в свое скромное жилище.
* * *
В лаборатории, явно не рассчитанной для такого приема, сразу стало непривычно тесно. Сидя на краю дивана рядом с Шакти и всматриваясь в родные, знакомые с незапамятных времен лица, Адам вдруг впервые почувствовал, как он стал далек от них.
Ни молодость, ни безудержная жизненная энергия, а совершенно иное ощущение мира разделяли их. Он уже не был одним из богов, не был равным среди равных.
– Я не считаю, что мы все должны присутствовать на похоронах Сата.
Услышав слова Атумма, Адам вздрогнул. Конечно, ему надо было сразу догадаться о причине такого непривычного визита.
– До сих пор на похоронах богов бывал кто-нибудь один из нас, и сейчас я не вижу причины делать исключение.
– Тем более что, – заметил Луг, – Сат был последним из истинных богов. С его смертью оборвалась нить, связывающая нас с этим живущим по чуждым нам законам обществом. Наша единственная задача – отогнать оставшийся ковчег, но для этого участие всех не обязательно.
– Боюсь, здесь ты не совсем прав.
Голос Нараяна был спокойно-рассудителен. Прохаживаясь по узкому проходу вдоль расставленных на стеллажах всевозможных образцов он внимательно их рассматривал, продолжая говорить как бы мимоходом.
– Со смертью, как ты выразился, «истинного бога» наша связь ни с этим миром, ни с богами, рожденными в нем, не оборвалась. Хотим мы или не хотим, но эта планета – наша судьба, и иной, увы, не будет. Да, рожденные здесь живут по иным законам, но это не дает нам право игнорировать их.
– Я согласен, – поддержал Нараяна Яхве. – Со смертью Сата исчезла опора, на которой с момента зарождения держалось земное общество. Без нашего вмешательства планета может погрузиться в хаос. Бесконечные войны и убийства приведут к тому, что боги еще более отдалятся от нас.
– О чем вы все говорите? – голос Шакти был взволнован, и Адам почувствовал легкую дрожь, пробежавшую по телу любимой. – Это же наши дети, потомки наших братьев. Имеем ли мы право оставить их на произвол судьбы?
– Шакти, да и ты, Нараян, неужели мы от вас слышим эти слова? Не вы ли являетесь не только инициаторами, но и духовными лидерами изменения этого мира? Не благодаря ли вам через несколько столетий половина всего живущего здесь, включая и «наших детей», погибнет в объятиях стихии? – эти слова Ану произнес с легкой иронией, что особенно задело Адама.
– Да, ты прав.
Сидя на диване, Шакти выпрямилась и гордо подняла голову.
– Изменение планеты, хотя оно и будет очень мягким, неизбежно станет причиной гибели какой-то части живущих сейчас. И я, как, надеюсь, и ты, Ану, очень сожалею об этом. Если бы был иной выход спасти зарождающуюся цивилизацию от ненависти, жадности и зависти, я бы предпочла его.
– Из плохого семени хороший плод не вырастет. По-моему, мы вообще зря переживаем за Сатовых потомков. Полные злобы, они без нашего вмешательства передушат друг друга еще до того, когда мы будем готовы к изменениям планеты.
– И все же они боги, – вмешался в спор всегда молчаливый Тюр, – и даже их теперешний образ жизни не ставит их ниже нас. Без сомнения, они оказались сейчас в трудном положении, и мы обязаны прийти на помощь.
Шло время. Боги продолжали спорить, но Адам почти не слушал их. Он знал одно: Сат умер. Мысль об этом больно сжимала сердце и наполняла душу одиночеством. Он молча сидел возле все такой же молодой и прекрасной жены, нежно сжимая ее руку, а по покрытой глубокими морщинами щеке текли слезы.
13.
#i_001.jpg
Ковчег пересек высокий горный хребет, опоясывающий с севера-востока место, где впервые высадились боги, и повернул на запад. Адам с огромным интересом всматривался в индивидуальный экран, показывающий все, что происходило под ними. Земля, на которой он провел долгие годы, но которую так и не видел, живя безвыездно в своей долине, простиралась сейчас перед ним в первозданной красоте. Белоснежные, горящие ярким огнем в лучах солнца вершины давно остались позади. За ними, сколько хватало глаз, тянулась безжизненная каменная пустыня. Ни скудной зелени, ни животных, лишь черная, застывшая миллионы лет назад лава, израненная и разделенная на множество частей ручьями и реками, несущими свои быстрые воды с горных вершин.
По мере того как местность становилась ниже, она наполнялась жизнью. Здесь тысячи ручейков, собравшись воедино, превратились в сильную полноводную реку. Безжизненный камень теперь укрывала зеленая шапка. Над вершинами вековых деревьев кружились птицы, а огромные водопады покрывала разноцветная пелена.
У подножия гор начиналась равнина. В высокой траве бродили многочисленные стада животных. Ковчег снизился и летел теперь, едва не задевая верхушек одиноко разбросанных деревьев. Его тень, бежавшая по земле, наводила страх на обитателей равнины, и они в панике разбегались по ее огромным просторам.
«Животные хорошо знакомы с ковчегом и уверены в том, что он несет опасность, значит царство Сата уже недалеко», – подумал Адам.
В подтверждение своей догадки вскоре он увидел возделанные поля. Невысокий забор ограждал их от диких обитателей равнины, наносивших, по-видимому, немалый вред урожаю. Участки земли были не очень большими и отделялись друг от друга неглубокими каналами. Возможно, по ним поступала необходимая влага или боги разделяли таким образом различные культуры, а может, и то и другое. И хотя Адама, погруженного в мысли о смерти Сата, это не очень интересовало, он заговорил с сидящим рядом Яхве.
– Ухоженные поля, система орошения – по-видимому, Сат добился успеха не только в разрушении, но и в созидании.
– Адам, я понимаю твою привязанность к Сату и желание найти хоть что-то позитивное в его деятельности, но каналы внизу никакого отношения к орошению не имеют. Это границы. Каждая семья земледельцев имеет свой участок и ревностно охраняет его от соседей.
– Это странно.
Адам был искренне удивлен таким ответом друга.
– Ведь если все они трудятся на общее благо, то это деление бессмысленно. Механизмов, заменяющих их труд или хотя бы облегчающих его, у них нет, а обрабатывать поля в одиночку тяжело и малоэффективно.
– В твоих рассуждениях есть одна, но самая важная неточность. Они не трудятся на общее благо. Сат устроил этот мир так, что достижение личного благополучия – это задача не общества, а самой личности. Часть произведенного забирает царь, и это позволяет ему содержать себя и тех, кто управляет царством, остальное идет в свободный обмен, обогащая производителей.
– Но к чему такие сложности? Тем более, что такой подход крайне неэффективен. Несогласованность может привести к перепроизводству одной и нехватке другой продукции. Я уже не говорю о том, что велика вероятность расточительного использования энергетики планеты и несправедливого распределения полученных благ.
– Все, что ты говоришь, справедливо для этого общества, но не забывай, что все земные боги смотрят на мир глазами Сата. Они честолюбивы и эгоистичны. Их цель не быть равными среди равных, а возвыситься – и не только за счет себя, но и за счет остальных. Никто бы из них не стал трудиться на общество, не видя собственной выгоды.
Тем временем на экране стали появляться дома, утопавшие в зелени садов. Хаотично разбросанные по долине, они все были похожи, отличаясь, по-видимому, лишь размером. Проанализировав слова Яхве, Адам теперь был уверен, что размеры жилищ говорили, скорее всего, о положении их хозяев в обществе, а не о количестве жильцов. Узкие и пыльные тропинки, ведущие от них, как притоки огромной реки, сливались в одну, вымощенную камнем, широкую дорогу. Судя по тому, что ковчег взял параллельный ей курс, можно было догадаться, что она ведет в столицу царства Сата.
Глядя лишь на экран, трудно было сказать, менял ли ковчег высоту или же просто давал иную проекцию пейзажа внизу, но, так или иначе, обзор увеличился, что дало возможность увидеть целиком появившийся под ними город.
Дорог, подобных той, над которой двигался ковчег, было не менее семи. Прямыми лучами они рассекали столицу почти на равные части, начинаясь из центра и уходя далеко за ее пределы. Вдоль них, упираясь друг в друга плоскими крышами, теснилось множество зданий. Теснота эта, почти незаметная на окраинах, где вокруг одноэтажных вместительных домов было вдоволь места, к центру становилась почти невероятной.
Венцом города была возвышенность, имеющая, скорее всего, естественное происхождение. От остального города ее отделяла невысокая, сложенная из камня стена. Весь холм представлял собой огромный парк, зелень которого укрывала от посторонних глаз постройки, разбросанные по склонам возвышенности.
Ковчег опять снизился, продолжив движение над одной из дорог и поменяв панораму. Ближе к центру больше было не только домов, но и жителей. Пешие и всадники на местных копытных буквально наводнили дорогу. Никогда раньше, даже в их родном мире, Адаму не приходилось видеть на столь маленьком пространстве так много богов.
– Их так много из-за Сата?
Заданный Тюром вопрос, по-видимому, интересовал всех, и Адам поймал себя на мысли, что не только он сейчас открывает для себя уклад землян.
– Возможно, их и больше, чем обычно, но не намного. В этой части столицы всегда много богов. В домах вокруг ограды живут те, кто реализует, вернее, реализовывал, волю нашего собрата в различных уголках его владений. Вроде членов нашего Совета, только с огромными полномочиями. Фактически здесь вершатся судьбы миллионов, так что ничего удивительного в этих толпах нет.
– Не понимаю, зачем им всем жить в одном месте, а тем более физически встречаться. Это неэффективно, разве нет?
– Друзья мои, вы не понимаете самих основ Сатового творения. Он никогда не ставил цель построить эффективное развивающееся общество. Зачем? Ему была нужна абсолютная власть над душами и телами землян, а это, как вы понимаете, вещи, исключающие прогресс. Его кураторы живут в одном месте, только в столице, и только здесь они принимают решения. Так что для решения самых простых бытовых вопросов земляне вынуждены приезжать сюда и не один день проводить в ожидании милости. Такой уклад должен подчеркивать значимость одних богов перед другими. Сат не зря был философом. Эта его выдумка даже без прямого насилия убеждает основную часть населения в необходимости безусловного подчинения и унижения, делая такое положение вещей естественным для их жизни.
Тем временем ковчег завис над самой вершиной холма. Прямо под богами раскинулось необычайной красоты и архитектуры здание в виде белоснежного купола, рассеченного пятью полупрозрачными разноцветными секторами, блестящими в лучах солнца. От купола, словно щупальца, тянулись пять длинных строений. Они были гораздо ниже и наверняка являлись жилыми и служебными помещениями. Здание было окружено парком, раскинувшимся по всей возвышенности. Деревья, посаженные определенным образом, кустарник, огромные цветочные клумбы различных цветов и форм, множество небольших домиков, разбросанных по всему парку, фонтаны – все это вместе с центральным зданием сливалось в странный, но без сомнения, единый архитектурный ансамбль.
Ковчег начал снижаться. У подножия возвышенности, сразу за стеной, была небольшая ровная площадка, наверняка сделанная для посадки ковчегов. Они плавно опустились на нее, и боги включили защитное поле. Все, кроме Адама. Ему одному незачем было сторониться планеты. Его жизнь вела счет уже на годы, и он знал это. Одна из стен ковчега бесшумно раздвинулась, и яркое солнце ворвалось в проход.
От места приземления начиналась узкая дорожка. Яхве, на правах единственного бога, бывавшего здесь не один раз, уверенно пошел вперед, пригласив следовать за ним. Тропинка, виляя между деревьями, проходила недалеко от одного из зданий. У подножия холма оно было высокое и, судя по окнам, имело не меньше трех уровней. По мере приближения к главному куполу уровней становилось все меньше, и в итоге, на самой вершине, здание и купол соединялись невысокой галереей.
Вскоре они вышли на широкую аллею, заканчивающуюся, по всей видимости, возле главного входа. С земли парк выглядел еще более необычно, чем из ковчега. Все деревья поразительно походили друг на друга. Безусловно, они радовали глаз, но красота их была какой-то неестественной. Кто-то специально обрезал на них ветки, придав определенную форму. Зачем это было сделано, Адам понял буквально через несколько мгновений.
Чем ближе они подходили к куполу, тем неуютнее ему становилось. Сначала появилось странное чувство тревоги. Постепенно усиливаясь, оно смешалось со страхом и какой-то обреченностью. Адам растерянно оглянулся на своих спутников, но те, находясь под защитой поля, вели себя совершенно спокойно. Зная все тонкости поведения души, он попытался успокоиться и одновременно оградиться от внешних источников. Ему это удалось, и вскоре Адам опять чувствовал себя уверенно, но сад, по которому они шли, уже не выглядел в его глазах безобидным красивым творением. Постоянное обрезание молодых побегов вызывало ужас в душах растений. Благодаря их специальному расположению и архитектуре окружающих зданий эти рассеянные поля на аллее соединялись воедино. Расчет Сата – в том, что именно он являлся главным садовником, у Адама сомнений не было, – был точным и гениальным. С какой бы целью не входили боги в его владения, как бы решительно они не были настроены, дойдя до входа в купол, они становились испуганными и растерянными. Не требовать, а в лучшем случае просить и умолять – вот все, на что они теперь были способны. Безотчетный страх, на котором держалась тысячи лет его власть, здесь окончательно приобретал осязаемые формы.
Пройдя аллею, они вышли к огромным воротам, открывавшим путь в купол. Их украшал барельеф дракона, несколько стилизованный, но от того еще более ужасный. Длинный чешуйчатый хвост начинался на стене и, огибая вход, с другой стороны переходил на створы. Дышащие огнем ноздри, огромные, похожие на клыки дикой кошки зубы, два полупрозрачных, светящихся изнутри тусклым светом камня, служившие глазами, безусловно, производили сильное впечатление.
Это было изображение одного из тех чудовищ, которые властвовали на Земле во время высадки разведчиков. Земные боги никогда не встречали их в повседневной жизни, и это изображение – символ валсти Сата – только усиливало страх перед нею.
Как только боги приблизились, глаза-камни заблестели голубовато-холодным светом, а ворота бесшумно раскрылись, открывая вход.
14.
#i_001.jpg
Боги прошли внутрь, и ворота бесшумно закрылись. Стены и каменный пол зала были украшены тонкой резьбой. На белоснежном фоне она была едва различима, поэтому трудно было понять общую картину. Солнечный свет, проникавший в зал сквозь алый сектор купола, выхватывал из общего орнамента лишь определенные фрагменты. Казалось, стены и колонны жгут едва различимые языки пламени.
Посреди зала на массивном каменном столе лежал Сат. Вокруг него на почтительном расстоянии стояли около сотни богов. Наверно, это были те, кого во время жизни он ценил более остальных, те, кто, по его замыслу, должен был продолжить его дело, кто являл собой надежду и будущее его мира.
В противоположном конце, на возвышении, украшенном камнями, пустовало резное кресло. Его новый хозяин, погрузившись в печальные мысли, стоял сейчас у изголовья своего прадеда.
Пройдя немного вперед, боги остановились. Опустив головы, они молча прощались со своим собратом, отдавая ему последний долг.
Сат-бог, Сат-личность был уже мертв, и тело постепенно прекращало свое существование. С каждой секундой его клетки преобразовывались в иную, более низшую форму материи, для которой проявления души не являлись основополагающими. Эти миллионы живых кирпичиков, некогда соединенных воедино, единомысливших, переживавших друг за друга, помогавших друг другу выжить, ставивших немыслимые по сравнению с их размерами и, казалось, бесполезные для каждого в отдельности задачи, впервые начинали отдельное, иное существование. Сам процесс преобразования шел очень быстро, но излучаемая ими в этот общий отведенный для них миг душа была настолько сильной, настолько открытой, что, казалось, к ней можно прикоснуться. Она наполняла собой весь зал, растворялась в душах стоявших богов, пронизывала стены и, смешиваясь с душой планеты, становилась одной из мельчайших крупинок мироздания. Невольно прикоснувшись к ней, Адам вдруг ясно осознал великое таинство, называемое жизнью. В этой душе не было ни ужаса, ни боли, ни радости, ни счастья – лишь леденящее спокойствие. Время – причина всех переживаний, порождающее мечты и надежды, вызывающее воспоминания, было здесь не властно. Миг и вечность, крошечный зал и огромная Вселенная слились сейчас воедино.
Стоя рядом со своими товарищами и глядя на тело, Адам вдруг вспомнил, как он впервые почувствовал смерть. Нет, ни покоем, а ужасом был наполнен тогда салон ковчега. Застигнутая врасплох, сущность богов не хотела, не была готова вступить в иную стадию своего существования. Его товарищи были полны жизни и надежды, и их души отказывались принимать такой поворот в судьбе. Огромная энергия, полная беспомощного отчаяния и ненависти, выплеснулась тогда на поляну, и окружавший ее мир, живой и беззаботный, был разрушен. Даже спустя годы звери обходили стороной это место. Сидя на скамье под деревом, Адам иногда слышал в шелесте листвы леденящие кровь звуки.
Но то, что происходило сейчас, было полной противоположностью тем событиям. Стоя рядом с телом друга, Адам чувствовал совсем иную смерть. Сат умер в мире. Его душа без боли и ненависти покидала тело, и все живое на Земле принимало ее, по крупицам впитывая в себя. Это была смерть во имя иной, вечной жизни. Жизни не в том понимании, в каком привыкли думать о ней боги. Любовь, ненависть, страдания или радость – эти придуманные высшими существами определения не имели ничего общего с тем, что благодаря великому равновесию вселенской силы зародилось в единый миг, и существует вечно, приобретая немыслимые формы и наполняясь непредсказуемым содержанием.
Без всякого сомнения, боги, стоявшие вокруг тела своего учителя, как и Адам, чувствовали все происходящее. Глядя на их лица, он, возможно, впервые по-иному задумался о деяниях Сата. Конечно, с точки зрения воспитавшей Сата цивилизации его поступки невозможно было оправдать, но так ли правы были сами боги? Раскрыли ли они сами истину жизни? Он оглянулся на стоявших рядом товарищей, но их души были надежно защищены, и все происходившее было для них лишь картинкой.
Как бы в подтверждение его мыслей, Тха легонько дотронулся до плеча Яхве. Они обменялись взглядами, и Яхве направился к правнуку Сата и будущему правителю земных богов.
Они поприветствовали друг друга как старые добрые знакомые и, стараясь не привлекать внимания, направились к одной из стен зала. Верховные последовали за ними, и Адаму ничего не оставалось, как покинуть зал.
Дит – так звали молодого наследника – открыл небольшую дверь, и они вошли в галерею, соединявшую, по-видимому, купол с одним из зданий.
Пройдя множество коридоров и различных комнат, тот остановился у одной из дверей. Открыв ее, он почтительно склонил голову и, отойдя в сторону, пропустил богов. За дверью оказалось сравнительно небольшое помещение овальной формы. Высокий белоснежный потолок поддерживало множество колонн, визуально еще более уменьшая размеры помещения. И пол, и колонны были изготовлены из невероятной красоты камня с узорчатым рисунком самых разных оттенков: от нежно-салатового, почти белого до зеленого и темно-зеленого с блестящими черными прожилками. Между колоннами на стенах висели лампы с горящим в них огнем. Мерцание его отражалось в полированной поверхности камня, создавая иллюзию некоего постоянного движения внутри.
В центре помещения стоял круглый стол с расположенными вокруг четырнадцатью креслами. Жестом, выражавшим глубокое почтение, Дит предложил богам присесть. Подождав, пока кураторы, а вместе с ними и Адам, займут места, молодой наследник подошел к оставшемуся свободным креслу, но так и не сел. Опершись руками на массивный стол, он несколько мгновений стоял с поникшей головой. Наконец, собравшись с мыслями и окинув взглядом гостей, Дит заговорил:
– Разрешите искренне поблагодарить вас за то, что вы не оставили нас без внимания в столь тяжелый для всех земных богов час. Своим присутствием вы оказали великую честь всем живущим на Земле. Наш мудрый учитель Сат очень ценил все, что вы сделали и продолжаете делать для землян, и хочу вас заверить, что мы будем благодарными потомками и наше почтение к верховным богам не иссякнет с годами.
Он немного помолчал, а затем продолжил:
– Мой великий прадед умер. Его душа, осветив последний раз тело, прекратила свое самостоятельное существование, растворившись в душах всех живущих и став частью нашего мира. С давних времен установилась традиция сжигать тела умерших, но я хотел бы просить вас сделать исключение для вашего друга. Если вы не будете возражать, мы предадим тело земле, чтобы не только душа, но и его останки навеки стали одним с ней целым.
Не поднимая глаз, Дит по-прежнему стоял в позе, выражавшей кротость и смирение. Адам внимательно, с неподдельным интересом, смотрел на этого мальчика. Его внезапная просьба сбивала с толку, шла вразрез с представлением о землянах. Их эгоизм и амбициозность никак не вязалась с этой нерациональной, непонятной даже богам заботой об их умершем лидере. Возможно, Сат был прав, долгие годы убеждая Адама в том, что душа земных богов намного сложнее, чем считают верховные, и полна противоречий.
Наступившее молчание прервал Ану:
– Я думаю, что выражу общее мнение, если скажу, что вы совершенно вольны делать с телом Сата все, что посчитаете нужным. Как бы там ни было, но забота о будущем этого мира важнее, чем судьба останков уже не существующего бога. Цель нашего визита состоит именно в этом.
Выслушав Ану, Дит поднял глаза, и Адам ясно прочел в них негодование. Он хотел было ответить, но ровный голос Яхве помешал его намерениям.
– Дит, мальчик мой, ты же знаешь, как дорог был всем нам твой великий прадед и наш друг, отец всех земных богов Сат. Поверь, это невосполнимая утрата и мы искренне скорбим, но Ану прав. Присядь и выслушай нашу волю. Завтра ты по законам этого мира станешь правителем. Это обстоятельство накладывает на тебя некоторую ответственность, и речь идет не только о земных заботах. Между нами и Сатом существовал договор, и ты как правопреемник должен его выполнить, а именно: вернуть последний из оставшихся на Земле ковчегов.
Дит присел в кресло. Он пристально рассматривал свои лежавшие на столе руки. Ни на кого не глядя, он медленно, слегка дрожавшим от волнения голосом произнес:
– Я хотел бы попросить уважаемых верховных об изменении договора.
Рокот возмущения прокатился по залу. Успокаивая Шакти, которую, как и остальных, переполняли эмоции, Адам краем глаза посмотрел на Яхве. Его друг был хоть и немного бледен, но оставался спокоен.
– Это неслыханная дерзость. Мы долго терпели Сата, но даже он не осмеливался идти против нашей воли. Я думаю…
– Друзья, – громкий и спокойный голос Яхве прервал речь Аммы на полуслове, – прошу вас не принимать сейчас никаких решений. Я уверен, что Дит никоим образом не хотел обидеть нас. Возможно, его просьба имеет под собой серьезные основания. Надо дать ему возможность объясниться.
Дит опять встал со своего места.
– Я приношу извинения, если моя просьба чем-то оскорбила присутствующих. Все, что известно мне о древних временах и о бессмертных богах, – это то, что рассказывал мой великий предок. Он говорил, что мы – все, кто живет в этом мире, – ваши дети. И пусть с годами между нами возникла огромная пропасть, я надеюсь, вам не безразлична дальнейшая судьба землян. Сколько я помню, все усилия моего прадеда были направлены на единение богов. Мечты о создании общества, в котором не будет места войнам и порабощению одних богов другими, не покидали его до самой смерти. К сожалению, прямые наследники бывших властителей всех одиннадцати царств, перешедших под влияние Сата, имели другое мнение. Они хотели и, что самое главное, по-прежнему хотят вернуть положение и власть, утерянные после смерти своих верховных предков. Не думы о Земле, а тщеславие руководит ими. Мечты о вседозволенности и небывалом величии нарушают их спокойный сон. Пока Сат, верховный бог, был жив, никто не осмеливался оспаривать его место. Теперь все изменилось. Я такой же, как и они, – смертный, рожденный на Земле. Моя воля для них не закон. Единственное, что может помешать им, – это ковчег. Он и только он являет собой символ власти и близости к верховным богам. Лишиться его – значит лишиться в их глазах вашего благословения. Я знаю, вы не считаете нас достойными носить имя богов, но молю вас: спасите своих детей от бесполезного кровопролития. Эти войны лишь увеличат пропасть между нами и уничтожат всякую надежду хоть как-то приблизиться к вам.
Он стоял с высоко поднятой головой, и глаза его блестели от слез. В установившейся тишине было трудно понять, тронула ли кураторов речь этого мальчика или нет.
– Дит, мальчик, ты не мог бы оставить нас на некоторое время?
Голос Шакти был очень нежен.
«Так она когда-то разговаривала с Кали», – подумал Адам, глядя вслед уходившему наследнику.
* * *
Дверь бесшумно закрылась, но прошло еще немного времени, прежде чем Луг решил нарушить тишину.
– Это невозможно. Все, что необходимо нам от потомков переселенцев, – это ковчег. Других интересов я не вижу, а поэтому я против затягивания процесса возврата.
– Думаю, все не так просто. Бесспорно, ковчег генетиков нам необходим для дальнейшего преобразования планеты, но ведь Дит и такие, как он, – боги. Хотим мы этого или нет, принципы нашего общества не позволяют игнорировать мнение ближних.
– На твоем месте, Тюр, – это был голос Атумма, – я бы не стал их ставить в один ряд с нами. Да, они потомки наших товарищей, но этого факта, равно как и внешнего сходства, мало, чтобы называться богами. Между нашими мирами – пропасть, и ковчег как раз и нужен для того чтобы уменьшить ее.
– Друзья, позвольте и мне высказать свое мнение.
Говоривший был не кто иной, как Варун. Он был близким другом Нараяна, так что определенно выражал не только свое мнение.
– Безусловно, психология земных богов сильно отличается от нашей. Вопрос: можем ли мы по этой причине игнорировать их? Дит прав: отсутствие ковчега нарушит тот хрупкий мир, который держался на планете благодаря авторитету Сата. Готовы ли мы взять на себя ответственность за тысячи жизней, пусть даже и не равных нам, но все же богов? Не станем ли мы виновны в кровопролитии?
– Ты думаешь, его удастся избежать?
Даже сквозь ауру поля было видно саркастическую улыбку Рода.
– Оставив ковчег на Земле, мы лишь увеличиваем шансы одного и уменьшаем возможности других. Власть Сата держалась не на добровольном выборе всех, а на насилии. Думаю, что и Диту не придет в голову мысль спрашивать у своих сограждан разрешение управлять обществом. Всех несогласных с новым диктатором будет ждать смерть, и мы также будем ответственны за это. Что скажешь, Тюр? И в том, и в другом случае насилия не избежать.
Все знали, что Тюр симпатизировал землянам, поэтому вопрос был явно провокационным.
– Ситуация, на мой взгляд, удивительная. Для меня и для вас управление обществом – это прежде всего огромная ответственность, и я до сих пор не могу понять причин за нее бороться. Совет на нашей планете не принадлежал себе. Члены Совета, пусть даже и добровольно, были полностью лишены свободы, а она является, на мой взгляд, естественным желанием и залогом личного счастья любого существа. Власть – клетка, так зачем в нее стремиться?
На вопрос Тюра ответил Яхве:
– Здесь это прежде всего привилегии, возможность подняться выше закона. Не считая членов общества равными себе, боги-управленцы не чувствуют себя перед ними обязанными. Я побывал почти во всех уголках планеты, и картина везде одна и та же. Вот почему на Земле власть – это не оковы, связывающие все твои деяния и помыслы. Власть здесь – это даже не свобода, а скорее безнаказанность.
Адам посмотрел на друга. Яхве знал, о чем говорил.
– Каждый из землян – неважно, кто он и какое место занимает в обществе, – мечтает возвыситься над остальными, и для достижения цели они не выбирают средства. Если процесс не контролировать, это неминуемо приведет к хаосу и гибели. Понимая это, Сат был вынужден ввести в мир законы, по которым жили и живем мы. Но если для нас их выполнение естественно, то для землян – наоборот. Не убивать, не желать чужого, не завидовать – все это идет вразрез с их представлениями об обществе. Чтобы законы выполнялись, за их нарушения следует наказание. Наказываются все, кроме тех, кто сам пишет эти законы, кто контролирует их выполнение, то есть кроме правителей.
– Но мне показалось, что Дит все же искренне переживает за будущее своих сограждан, – возразил Ньяме.
– Может быть. Сат в последние годы сильно изменился, многое переосмыслил. Насколько я знаю, своему правнуку он пытался привить принципы нашего общества. Возможно, перед нами одно из исключений из общего правила и не потеря власти, а безвинные смерти страшат его.
– А что если убить душу дракона можно не только с помощью законов природы? Думаю, этому мальчику стоит дать шанс.
Улыбка Тха была как всегда неотразима.
– Согласна, но тогда Яхве должен контролировать каждый его шаг. Это позволит нам лучше разобраться в психологии земных богов.
Внезапный интерес Шакти к обществу планеты удивил даже Адама. Зная ее твердый характер, он был уверен, что любимая лишь ждет удобного случая, чтобы перевернуть эту планету и устроить все по-своему. Возможно, слезы в глазах Дита тронули даже ее покрытое панцирем научных исследований сердце.
– Это хорошая мысль, тем более что такая явная благосклонность богов к преемнику Сата остановит его конкурентов и позволит избежать кровопролития. Думаю, можно позвать мальчика обратно, – подытожил Варун.
* * *
Адам без труда нашел в одном из ближайших коридоров терзаемую сомнениями душу. Он, единственный, кто не страшился планеты и был не защищен стабилизирующим полем, имел сейчас уникальный шанс. Незаметно для хозяина проникнуть во все его тайны, понять, насколько искренен был Дит в своих стремлениях и тем самым разрешить все споры. Без сомнения, это помогло бы богам принять единственно правильное решение и на долгие годы определить судьбу планеты, но… Дит был богом и даже то, что он родился на Земле, ничего не меняло. Вторгаться в его внутренний мир Адам не имел права, это шло вразрез с законами его мира. Поэтому, едва почувствовав душу Дита, он резко, даже несколько грубо, выдал свое присутствие и призвал его вернуться в зал заседаний.
Наследник появился буквально через несколько мгновений. С гордо поднятой головой и вызывающим взглядом он предстал перед кураторами, готовый выслушать их вердикт.
– Юноша, боги решили дать тебе и всем рожденным в этом мире шанс. Ковчег еще в течении столетия не покинет пределов планеты.
Голос Тха был по-отечески ласков, но в то же время строг и беспристрастен, подчеркивая те границы, через которые, несмотря на благосклонность, Дит не сможет перешагнуть никогда.
Сидя за столом с невозмутимым выражением лица, Адам с интересом наблюдал, как меняются образы, создаваемые душой наследника. Находясь среди верховных, он даже не пытался их скрывать. Обреченность и почти ненависть к кураторам, переполнявшая его сердце еще мгновение назад, исчезли бесследно, уступив место чувству искренней любви и бесконечной признательности. Такая быстрая перемена в Дите в очередной раз за сегодня заставила задуматься Адама о сложности и многообразии земной души.
– Но ты не сможешь им пользоваться самостоятельно. Для тебя он будет служить лишь символом. Его мощь и мудрость будет доступна землянам только в крайнем случае и в присутствии одного из нас.
– От себя добавлю, – с дружеской улыбкой, которую не могла скрыть даже защитная аура, произнес Яхве, – что я использую все свое влияние, чтобы поднять твой авторитет и не допустить развала царства. Это все, что мы можем сделать. Остальное в руках твоих и твоих собратьев. Лишь от вас зависит, станете ли вы достойны своих предков.
– Обещаю, я приложу к этому все силы.
С этими словами молодой землянин приложил ладонь к груди. В тот момент Адам не на миг не сомневался в искренности слов наследника.
15.
#i_001.jpg
Сад. Бескрайние ровные ряды цветущих яблонь. Окруженные нежно-зеленой дымкой, бледно-розовые цветы наполняют воздух терпким, слегка кружащим голову ароматом. Среди безмолвных красивых деревьев, широко расставив руки, кружится юное прекрасное создание. Легкий порыв ветра. Весенний. Он не обжигает зноем и не обдает холодом. Он нежен и ласков. Лепестки, сорванные им с деревьев, кружатся в одном с маленькой девочкой танце, осыпая ее волосы и плечи. Адам слышит ее звонкий смех. Он любуется этим прекрасным, нежным и таким родным лицом. Огромный, белый бант, сползший от быстрого бега с черных волос, безнадежно болтается возле шеи. Чуть вздернутый носик, пухлые (кажется, будто их хозяйка постоянно чем-то недовольна) губки и глаза. Черные, большие глаза, обрамленные длинными, не по-детски кокетливо приподнятыми ресницами. Она так близко к нему. Открыв объятия, он стремится к ней. Поднять на руки, нежно прижать к груди, почувствовать, как бьется сердечко этого самого дорогого во всем мироздании для него существа. Но несмотря на все старания, ему так и не удается к ней приблизиться. Перестав кружиться, дочь смотрит на него. Какой-то холодной тоской, тихим горем наполняется ее взгляд. В нем нет осуждения, лишь одинокое страдание, навечно занявшее место в ее чистой детской душе.
Сон постепенно уходит. К вызванной им душевной тоске присоединяется ощущение физической тяжести. С пробуждением старость вступает в свои законные права.
Он открывает глаза. Кресло, стоящее у изголовья его кровати, пусто.
По-видимому, Шакти опять колдует над очередным образцом. С тех пор как она поселилась в лаборатории, ее уверенность сильно пошатнулась. Четкий, продуманный на орбите до мелочей план теперь казался ей не таким уж безукоризненным. Она опасалась ошибок в расчетах, ведь в уравнении вселенской силы оставалось по-прежнему много белых пятен, и потому прогнозировать, как поведет себя душа планеты, можно было лишь с долей вероятности. Такова была ее версия. Так объясняла она свое поведение Адаму, пытаясь найти в нем поддержку. Но чем он мог помочь? Зная любимую, он лишь молча слушал ее, понимая, что проблема совсем в ином. Не ошибки в сухих формулах, а судьбы миллионов их потомков, расселившихся по всей планете, – вот что не давало ей покоя. Ни она, ни другие верховные уже не могли относиться к ним как к некоей враждебной форме души. Изменения планеты могли бы уничтожить их, как некогда уничтожили драконов, но насколько оправдана была бы эта жертва? Стоило ли это того, чтобы двенадцать бессмертных, наконец, смогли спуститься на земную твердь и попытались начать все с чистого листа? Для богов это был бы слишком эгоистичный и немыслимый шаг. Все чаще Яхве и Шакти обсуждали иные пути, согласно которым изменение баланса вселенских сил не должно было привести к массовой гибели населения планеты.
Собрав силы, Адам поднялся с постели. Опершись одной рукой о кресло, он немного постоял, подождав, пока пройдет внезапное головокружение. В такие минуты, когда он отчетливо осознавал свою беспомощность, вопрос, правильно ли он поступил, предательски терзал душу.
Даже сейчас еще не поздно было все изменить. Возможности межзвездного ковчега были практически неограничены, и если бы он поддался уговорам Шакти, то мог бы вернуть себе молодость и силы. Себе… Нет, не себе, и в этом была главная причина его отказа. Будучи генетиком, Адам четко понимал, что процесс омоложения непременно привел бы и к изменению души. Адам, тот бог, который покинул любимую дочь и родную планету ради великой, как тогда казалось, цели; который любил и был любим самой прекрасной и целеустремленной из всех богинь; Адам, чья дружба с Яхве не знала границ во времени и в пространстве, – этот Адам просто перестал бы существовать. Из лаборатории генетиков межзвездного ковчега вышел бы иной, хотя и похожий на него физически как две капли воды, бог. Адам не мог этого допустить. Не торопясь, он вышел из лаборатории и направился по тропинке, уже ставшей ему за долгие годы родной. Спуск к поляне теперь казался ему очень крутым и опасным. Глядя под ноги, он тщательно выбирал место для следующего шага, боясь оступиться. Вот и заветная скамья, стоящая на краю небольшой поляны под старым, с кое-где усохшими ветками деревом. Адам поприветствовал его как старого друга, дотронувшись до покрытой глубокими морщинами коры. Он присел, и прохладный ветерок коснулся его покрытого морщинами лица.
Жизнь. Для него она уже не имела значения. Вслушиваясь в шепот листвы, он пытался вспомнить, когда произошел этот надлом. Возможно, тогда, когда он стоял возле умершего Сата, чувствуя, как пронизывает его душа друга. Или тогда, когда, оставив любимую, он спустился на эту разлучившую их навсегда планету. А может, это произошло намного раньше, но он не понял, пропустил этот момент, занятый бессмысленными хлопотами. Оларун. Бог, пошедший наперекор всем взглядам и устоям. Бог, отказавшийся покидать свой мир и свой дом даже ради самой великой идеи. Неужели он был прав, и момент, когда они оставили свой мир, стал концом их настоящей жизни?
Адам закрыл глаза. Тяжесть и боль куда-то ушли, и тело наполнилось неестественной легкостью. Он почувствовал, как его сознание, медленно вытекая из тела, растворяется в окружающем мире, а легкий ветерок радостно разносит его по всей планете, по всей Вселенной.
ГЛАВА 2
ЖИЗНЬ ДУШИ
1.
#i_001.jpg
Он сидел в удобном мягком кресле, но как он в нем оказался и где находится, Адам не мог припомнить. Встав, он осмотрелся. Судя по всему, это было одно из жилых помещений межзвездного ковчега. Когда-то почти в таком же они жили с Шакти во время полета. Вспомнив имя любимой, он почувствовал, как забилось сердце и дрожь волнения пробежала по телу. Уверенной походкой Адам направился к одной из стен и коснулся маленькой светящейся точки. За отошедшей панелью оказалось несколько сосудов и пустая чаша. Наполнив ее из первой попавшейся емкости, Адам залпом выпил. Ободряющее тепло прокатилось по телу. Взяв и сосуд, и чашу, он вернулся к креслу и поставил все это на небольшой столик, стоявший рядом. Вновь наполнив чашу и удобно расположившись, он попытался собраться с мыслями.
Итак, и это он помнил точно, там, на планете, сидя под старым деревом, он умирал. Умирал, но, судя по всему, так и не умер. Единственное тому объяснение могло заключаться в том, что Шакти, найдя его уже в бессознательном состоянии, перевезла сюда и вернула жизнь и молодость. Как относиться к факту своего воскрешения, Адам пока решить не мог. Кроме того, то, что он находился сейчас в полном одиночестве, где-то в одном из давно покинутых модулей межзвездного, вызывало в его душе не меньшее смятение, чем обретение новой жизни.
«Душа модуля, без сомнения, прояснит ситуацию».
С этой мыслью он попытался ее вызвать, но вместо ответа стена в помещении бесшумно раздвинулась, и на пороге показалась незнакомка. От неожиданности Адам вскочил на ноги. Не понимая, как себя вести, он так и остался стоять. Тем временем богиня очень грациозно, казалось, не касаясь пола, вошла в его пристанище. Это было создание невероятной красоты. Огромные глаза, длинные ресницы, кокетливо изогнутые брови, прямой нос, полные и от чего-то блестящие губы. Мраморная, неестественной белизны и упругости кожа. Без сомнения, она была идеальна. Ее одежда, белоснежная и почти прозрачная, была дивного и очень откровенного покроя. Высокую упругую грудь едва прикрывали две полоски материи, сходившиеся на шее, а юбка, начинавшаяся намного выше талии, едва ли доходила до колен. Завершал все это великолепие тугой пучок рыжеватых волос, умело собранных так, чтобы шея, лоб и затылок оставались открытыми. Лишь пара слегка вьющихся локонов то ли случайно, а по всей видимости специально, была забыта и предоставлена самим себе. Одиноко спадая на шею, они лишь подчеркивали красоту своей хозяйки.
Не спеша пройдясь по комнате и одарив Адама обворожительной улыбкой, она произнесла:
– Рада приветствовать тебя в своих владениях. Верховный Яхве поручил мне заботу о тебе, так что на время ты, в некотором роде, мой пленник. Присядь, прошу, нам с тобой необходимо выяснить некоторые вопросы.
С этими словами она нежно взяла его под локоть, увлекая обратно в кресло. Адам послушно сел, а богиня на правах радушной хозяйки наполнила чашу и принесла поднос с фруктами. Отщипнув от кисти винограда нежно-зеленую ягоду и катая ее между очень тонкими длинными пальцами она возобновила разговор. – Я – Хатхор, хозяйка этого модуля, а как обращаться к тебе?
Этот неожиданный вопрос еще больше озадачил Адама. Он был уверен, что богиня обязана была знать, кто он. Глядя в ее хитро прищуренные глаза, он встал и уверенно произнес:
– Я – Адам. Верховный бог, прибывший в поисках дома на эту планету. Я не помню тебя, Хатхор, среди истинных богов, а потому хотел бы встретиться с кем-либо из кураторов.
Адам специально постарался задеть самолюбие этого прекрасного существа. Если она была рождена на Земле, а он в этом не сомневался, – его высокомерные слова должны будут обидеть ее, и тогда ему будет проще выяснить, что же здесь происходит на самом деле. Появление на ковчеге незнакомки, а тем более заявление о том, что она «хозяйка» модуля, выходило за рамки его понимания. Он был уверен, что кураторы по своей воле никогда не допустили бы присутствие на межзвездном ковчеге землянина, но если все так, как она говорит, то за время между его смертью и воскрешением положение вещей изменилось коренным образом. На удивление, план Адама не удался. Его слова лишь развеселили ее. Слегка наклонив голову и улыбаясь, богиня без стеснения рассматривала его, и он отчетливо ощутил, насколько глупо должен выглядеть сейчас в ее глазах. Опустив голову и стараясь не выдавать внезапно охватившее его раздражение, он опять опустился в кресло.
Тем временем Хатхор согнала улыбку с лица и произнесла уже очень серьезным, почти официальным тоном:
– Верховный Яхве встретится с тобой позже, если к тому времени ты не передумаешь.
– Почему я должен передумать, и когда наступит это позже?
– Ты сам должен найти ответы на эти вопросы, а мне, – в ее голосе вдруг послышались грустные нотки, – лишь поручено помочь тебе в этом. Поверь, Адам, я не враг тебе.
Теперь ее голос звучал вкрадчиво, почти по-матерински, и это успокоило его. Он не нашелся, что ответить, а богиня продолжала стоять перед ним, как будто ожидая каких-то слов или действий.
Текли минуты, и Адама опять начало охватывать беспокойство. С богиней, стоявшей перед ним, явно что-то было не так. В ней не хватало чего-то главного, и он начинал понимать чего. Нет, ее облик, манера держаться, говорить были безукоризненны, но, несмотря на все это, Адам не чувствовал ее. Складывалось впечатление, что у Хатхор вообще не было души. В первые минуты встречи он не обратил на это внимания, но сейчас, окончательно придя в себя, он был в смятении. Этого просто не могло быть. Все живое, даже простейшее одноклеточное, имело душу, и Адам всегда безошибочно распознавал даже очень слабые и чуждые миру богов сигналы. Но сейчас его окружала лишь одна душа – душа, созданная богами, душа модуля. Как он ни старался, но почувствовать присутствие богини не мог. Но тогда кто, а вернее что, стояло перед ним? Самостоятельно он не мог ответить на этот вопрос, а спросить напрямую у непонятного создания не решался. По всей видимости, Хатхор разгадала мысли Адама и, надув розовые губки и изображая тем самым легкую обиду, заговорила, прервав затянувшуюся паузу:
– По воле верховного нам предстоит еще некоторое время быть вместе и потому… – она сделала небольшую многозначительную паузу. – Адам, я не хочу, чтобы между нами были недомолвки. Я немного слукавила, сказав, что являюсь хозяйкой модуля. Я и есть модуль.
– В каком смысле – модуль? – реакция Адама была скорее механической, чем обдуманной.
– В самом прямом. Моя душа это душа модуля, созданная искусственно богами в незапамятные времена в их родном мире, ну, а мой облик, скажем так, отображает мое собственное понимание о себе как личности.
Слова богини, а вернее модуля, безусловно, вносили ясность в происходящее. Правда, до этого Адам не мог вспомнить ни один случай, когда бы искусственно созданным носителям проявлений вселенской силы придавали дополнительные визуальные образы, но… В общем, в этой идее не было ничего предосудительного. Кураторов было всего двенадцать, и они долгое время были одиноки, так что все выглядело логично.
– И кто же из кураторов тебя создал?
– Никто. Это собственное решение модулей межзвездного. Впрочем, Яхве был даже рад этой нашей выдумке. А тебе не нравится?
С этими словами она покрутилась вокруг себя, слегка прикасаясь к подолу платья.
Это движение – попытка кокетничать не столько удивило, сколько развеселило Адама. Модуль ковчега, создавший визуальную иллюзию, чтобы поразвлечь воскресшего бога. Это было забавно.
Адам поднялся и, подойдя вплотную к Хатхор, без тени смущения протянул руку.
Он не просто ожидал, он был уверен, что его рука пройдет сквозь ее тело. Однако его пальцы наткнулись на мягкую ткань платья, под которой он явно ощутил упругую кожу молодого женского тела. От неожиданности Адам резко отдернул руку.
2.
#i_001.jpg
– Адам, я обязана предупредить тебя, что со дня твоей смерти до сегодняшнего момента на планете произошло много событий.
Сейчас Хатхор была еще прекрасней, чем при их первой встрече. Длинное ровное платье бледно-голубого тона, вышитое какими-то невероятными синими узорами, сродни тем, которые образуют хрусталики воды на гладкой холодной поверхности, доходило почти до пят, а поверх него была надета такая же длинная накидка без рукавов. Волосы были заплетены в тугую косу, небрежно переброшенную через плечо. Сейчас ее образ уже не был образом юной соблазнительницы, но это никак не преуменьшало ее красоту.
– Моя задача показать тебе некоторые из них.
– Зачем? В этом кроется чей-то тайный замысел? И твой образ. Кто хочет, чтобы я забыл о том, что ты – модуль? Или моя душа после воскрешения настолько изменилась, что я уже недостоин компании жены и друзей? Объясни лучше, почему я не могу покинуть тебя. Все мои попытки уйти заканчиваются тем, что я возвращаюсь в это помещение.
– Адам, для бога, у которого за плечами вечность, ты слишком нетерпелив. Поверь, скоро ты и сам ответишь себе на эти вопросы, а пока позволь мне выполнять свою миссию.
Хатхор подошла к креслу, на котором он сидел, и, встав за ним, положила руки ему на плечи. Даже через одежду он ощущал их тепло. Оно как бы растекалось по всему телу, волнуя и расслабляя одновременно.
– Ничему не удивляйся и помни: то, что ты увидишь, полная иллюзия, в отличие от меня. Это события, происшедшие очень давно.
В комнате воцарился полумрак. Постепенно во все сгущающейся темноте исчезали очертания немногочисленной мебели. Вскоре Адам не мог различить даже стен – они как бы растворились. Но вот где-то вдалеке появился тусклый свет. Медленно приближаясь, он поглощал тьму, и вскоре Адам отчетливо мог видеть, что происходит вокруг. Он находился в главном зале межзвездного ковчега. За большим круглым столом в высоких креслах сидели двенадцать верховных богов, и все пространство вокруг них, как и когда-то, было усыпано мерцающими звездами. Среди них, конечно, была Шакти. Увидев бывшую жену, сердце Адама забилось чаще. Забывшись на мгновение, он уже собиралсяброситься к ней, но тонкие пальцы Хатхор сдержали его порыв и вернули в действительность. Тем временем Шакти вышла из-за стола, став так, чтобы все кураторы могли ее видеть. За ее спиной возник огромный экран.
– Друзья, – ее голос слегка дрожал, – как вы знаете, мне и Варуну было поручено проанализировать возможность изменения баланса вселенской силы на Земле. Сейчас я ознакомлю вас с нашими выводами.
Шакти повернулась к экрану, на котором появилось два огромных небесных тела.
– Все, безусловно, помнят, что эти гиганты, абсолютно идентичные по размерам и лишь слегка отличающиеся массами, располагаются на одном энергетическом уровне, вместе образуя третий гравитационный максимум. Факт пересечения их орбит позволяет нам говорить о том, что существует высокая вероятность их столкновения, вследствие чего сейчас это наиболее нестабильная точка во всей системе. В своих рассуждениях мы исходили из того, что раз уж мы будем изменять систему, нам желательно решить и эту проблему. Поэтому мы предлагаем отдалить от звезды орбиту одного из гигантов.
Она замолчала, давая богам время, чтобы осмыслить сказанное, а затем продолжила:
– В результате таких действий четвертый гравитационный максимум установится на еще более удаленном расстоянии. Его связь с системой станет настолько слабой, что в дальнейших рассуждениях может не учитываться. Что касается третьего максимума, то он распадется на два, чем также ослабит свое влияние. Результаты изменений в балансе основных проявлений вселенской силы вы можете видеть на экране слева. Для сравнения ковчег указал справа уравнения баланса для нашей родной планеты.
Автоматически взгляд Адама переключился на экран. Две объемных матрицы, вспыхнувшие на нем после слов Шакти, были наполнены невероятным количеством символов. Адам четко помнил, что когда-то он свободно ориентировался в них, но теперь почему-то они утратили для него былой смысл.
– Как все вы можете видеть, – продолжала богиня, – значения некоторых констант по-прежнему не совпадают, однако многие характеристики души в правой и левой матрице идентичны. Кроме того, при данном балансе график ее абсолютного значения имеет более-менее линейный характер, что повышает вероятность дальнейших прогнозов.
– Я так понимаю, что это еще не все потрясения, которые наши уважаемые друзья уготовили планете.
Род, как всегда, был неотразим. По тону его голоса никогда невозможно было понять, что скрывается за той или иной его фразой, но теперь даже Адам почувствовал в них скрытую иронию. Ему стало неловко за Шакти, но она, всегда такая вспыльчивая и властная, кажется, не нашла в замечании куратора ничего обидного.
– Уважаемый Род прав, это лишь первый этап преобразований. Следующие наши шаги будут уже не столь опасными для Солнечной системы в целом и для Земли в частности, но это не значит, что роль их будет незначительной для будущего планеты.
Если пока не вдаваться в подробности, вкратце мы предлагаем следующее. Безусловно, глобальные изменения в энергетическом балансе всей системы выведут на некоторое время планету из равновесия. В таком состоянии душа планеты будет неустойчива, что увеличит вероятность появления новых видов растений и животных. Мы считаем, что этой возможностью необходимо воспользоваться.
– Интересно, каким образом?
Адам не заметил, кто из кураторов решил прервать доклад Шакти, хотя это было неважно.
– Идея довольно проста и к тому же не нова. В момент, когда душа планеты будет нестабильна, мы поступим так же, как и разведчики, нашедшие для нас этот мир, а именно: заселим Землю растениями и животными, принадлежащими нашему родному миру. Я, а вернее мы, – она посмотрела в сторону Варуна и подарила ему такую улыбку, от которой у Адама поневоле кольнуло сердце, – уверены, что носители души нашей родной планеты приживутся в создавшихся условиях и составят достойную конкуренцию ослабевающей на тот момент флоре и фауне Земли. Таким образом, мы повысим вероятность того, что планета будет изменена в нужном нам направлении.
– Кроме того, – спешно добавил Варун, – в отличие от разведчиков, мы будем контролировать этот процесс, что, несомненно, повысит его эффективность.
Пока Варун говорил, Шакти прошла на свое место, которое, пустовало не где-нибудь, а рядом с тем же Варуном. Он взял ее руку в свою и, наклонившись, что-то прошептал на ухо. Шакти улыбнулась, по-видимому, даже не собираясь отстраняться от него.
– Уважаемые генетики, меня интересует, как надолго может затянуться осуществление вашего плана.
Вопрос Ану отвлек Адама от наблюдений за женой, тем более что для ответа Варун отпустил руку Шакти и выпрямился в кресле.
– Сам процесс изменения орбит третьего максимума недолог, а этап заселения планеты, стабилизация души и дальнейший процесс исследований, мы надеемся, продлится лишь несколько тысяч лет.
– Уважаемый Варун, объясните подробнее, какой смысл вы вкладываете в слово «надеемся»?
– Ану, я понимаю, что близость планеты и вынужденное бездействие на орбите накладывает отпечаток и на наши души, но прошу соблюдать уважение друг к другу и не забывать, кто мы есть на самом деле.
Голос Яхве был спокоен, но в нем чувствовались властные нотки. Все присутствующие, включая Адама, знали, что на борту межзвездного ковчега он как пилот имел на это право.
– Я отвечу.
Голос Варуна был примирительно спокоен:
– Стабилизация всей системы пройдет быстро. Влияние звезды настолько велико, что наши изменения не повлияют на структуру в целом. Что же касается отдельных планет, в том числе и Земли, – здесь ситуация иная. Могут пройти тысячи лет, пока проявления вселенской силы планеты не придут в соответствие с новым балансом.
Варун сделал небольшую паузу, и ей тут же воспользовался Луг:
– А как конкретно эти изменения отразятся на Земле?
– По нашим прогнозам, в первые годы планету будут сотрясать всевозможные катаклизмы, но пожары, наводнения, землетрясения – это лишь видимая и хотя и страшная, но самая безобидная часть айсберга. Их последствия – некоторые изменения в границах вода – суша и гибель очень малого количества живых существ. Следующий этап хотя и не так заметен, но куда более трагичен. Душа планеты, оказавшись в новых условиях, начнет меняться. Мутации животных и растений – от простейших до самых сложных неизбежно приведут к исчезновению многих старых и возникновению новых видов. И хотя наше изменение системы не будет столь же радикальным, как то, которое некогда совершили разведчики, его последствия для многих живущих на Земле будут фатальными.
– И, как я понял, мы будем непосредственно участвовать в этом процессе?
– Совершенно верно, уважаемый Луг.
Своим ответом Шакти опередила ответ Варуна, решив, по-видимому, что ее вмешательство усилит их позиции.
– Вымирание будет происходить несколько быстрее, чем создание. Новый вид может возникнуть лишь на пустующем месте в цепочке жизни. Занимая вовремя эти места, мы утвердим господство представителей нашей флоры и фауны на Земле и сэкономим массу времени.
Слушая разговор кураторов, Адам не мог не восхищаться гениальностью Шакти. Он был горд за нее и не сомневался, что боги по достоинству оценят ее труд.
– Все это хорошо, ваш с Варуном план безукоризненный, но скажи мне, богиня, – Тюр поднял голову, и под нависшими бровями Адам увидел взгляд, полный грусти, – какую участь ты уготовила потомкам наших товарищей?
– Мне жаль, – почти шепотом произнесла она, – но иного выхода нет. Выживут немногие.
– Выход есть всегда.
С этими словами Тюр встал со своего места. Он медленно обвел взглядом сидевших за столом, пристально всматриваясь в знакомые лица.
– Что с вами, боги? С каких пор гибель живых существ, а тем более наших братьев стала оправдана?
– Уважаемый Тюр забывает, что земляне не наши братья, по крайней мере, я их таковыми не считаю, – в голосе Атумма слышался не ответ, а скорее вызов.
– Считаешь ты их равными или нет, суть дела не меняется. Речь идет не о них, а о нас. Можем ли мы в угоду себе принести такую жертву?
– Я думаю, здесь ты не совсем прав.
Шакти встала со своего места. Выйдя из-за стола, она подошла к Тюру и положила руку ему на плечо.
– Тысячи, а возможно и сотни тысяч смертей не будут служить нам забавой. Не ради того, чтобы обрести планету, идем мы на этот шаг. Мы должны, просто обязаны сделать все возможное, чтобы выполнить порученную нам миссию. Земля должна стать колыбелью богов. Лишь тогда ее душа обретет покой и вечную жизнь. Если мы оставим все как есть, у планеты не будет будущего.
– У нее было прошлое и есть будущее, – Тюр нежно, но настойчиво освободился от руки Шакти. – И оно отличается от наших представлений о нем. Подумайте, достаточный ли это повод.
С этими словами Тюр покинул зал заседаний. Вслед за ним последовал и Нараян. За столом повисла тишина. Среди кураторов, насколько помнил Адам, никогда не было единодушия, но они всегда находили решения, которые удовлетворяли всех. Теперь наверняка о согласии не могло быть и речи. Спокойный и ровный голос Яхве произнес:
– Большинством голосов Совет принимает план Шакти и Варуна… Надеюсь, мы не пожалеем об этом, – добавил он тихо и встал из-за стола, давая понять, что встреча закончена.
3.
#i_001.jpg
Держась за руки, они медленно брели по высокой влажной траве, подставляя лица еще по-ночному прохладному ветерку. Адам наслаждался полным покоем, царившим вокруг. Он сливался с ним. Он был частью этого великого безмолвия. Тепло от руки Хатхор, горьковато-пьянящий запах степной травы – все это наполняло его, пронизывало плоть и, разлившись по всему плато, уносилось в неведомые дали. Они молчали. Ему казалось, что малейшее слово в состоянии разрушить волшебную невидимую вуаль вселенской мудрости, окутавшую их.
Так в полном безмолвии они дошли до самого края земли. Далеко внизу перекатывал свои черные волны океан. Монотонный шум прибоя лишь дополнял царившую вокруг тишину. Богиня присела на большой камень на самом краю обрыва, и Адам опустился на землю рядом с ней. Нежно сжимая тонкие пальцы девичьей руки, он вглядывался в начинавший сереть горизонт. Постепенно мир наполнялся красками. Еще недавно пронизанная отражением миллионов мерцающих звезд черная бездна медленно наливалась серо-зеленым цветом. Вскоре небо вокруг стало прозрачно-голубым и, как итог, на горизонте вспыхнул ярко-алый диск солнца. Еще мгновение – и тысячи птиц закружились над узкой кромкой берега, унося на своих крыльях остатки ночного волшебства.
– Красивое место, – нарушил молчание Адам.
– Сейчас да. Но пройдет время, и его нельзя будет узнать. Именно его выберут кураторы отправной точкой своего переселения на планету. Здесь будет первый и на многие годы главный город Земли.
Слова Хатхор наполнили душу Адама радостью.
– Я знал, я был уверен, что все наши усилия не пропадут зря. Боги все-таки выполнили возложенную на них миссию. Наверняка в будущем эта планета станет самым прекрасным местом во всей Вселенной. Скажи, я прав?
Он поднял голову и поймал взгляд богини. На секунду ему показалось, что он выражал то ли жалость, то ли удивление, но, возможно, и снисхождение. А эта странная улыбка. Озноб пробежал по всему его телу. Адам замолчал и опустил голову. Некоторое время они сидели в полной тишине, наслаждаясь первыми, еще прохладными лучами восходящего солнца.
– Все произойдет так, как планировали твоя жена и ее верный единомышленник Варун, – прервала молчание богиня. – Постепенно животные и растения твоего мира, в точности воспроизведенные ковчегами, заполнят еще не успевшую оправиться от потрясений Землю. Вытесняя, смешиваясь и изменяя местные виды, они, безусловно, внесут свою лепту в изменение души планеты. Планета уже в который раз преобразится и по воле богов получит новую жизнь. Невинна, в своей первозданной красоте, она покорно будет ждать новых хозяев. Но в последний момент кураторы так и не решатся на переселение. Вместо себя они отправят на планету богов, созданных в лабораториях межзведного ковчега.
– Как это может быть?
– Не знаю, можешь ли ты судить дела их, но, безусловно, это был эксперимент. Эксперимент над такими же, как и они. Здесь, на этой планете, у них не было права на ошибку, и, когда надо было сделать выбор между моралью и потерей всего, они выбрали мораль.
– Разве это оправдание?
– Справедливости ради и в утешение тебе скажу, что боги не были единодушны. И Тюр, и Нараян, и даже Ньяме были против, но их голоса, как ты понимаешь, ничего не решали. Тха поддержал остальных, а Яхве воздержался, подчеркнув нежелание принимать участие в делах планеты. В итоге на эту землю ступят рожденные на ковчеге. Потомки Сата, утратившие за тысячи лет бедствий, болезней и голода знания и культуру своих предков, встретят их с почтением и с великим, граничащим с животным страхом. Это и будет началом.
– Началом? Началом чего?
Хатхор помолчала, как будто обдумывая ответ, но вскоре просто продолжила рассказ.
– Это место вновь прибывшие боги назовут Атлантидой. Многочисленные племена землян, позабыв страх и вражду, будут стекаться сюда в поисках знаний. Руководимые богами, они построят на этой равнине огромный город. А затем возведут пирамиду.
– Пирамиду?
Это слово как-то странно подействовало на Адама. Как будто оно для него значило гораздо больше, чем просто геометрическое тело. Из глубин памяти постепенно возник неясный образ высокого белоснежного строения правильной формы. Но, хотя воспоминания были неясными, он точно знал, что это не та пирамида, о которой упомянула только что Хатхор.
– Идея эта принадлежала Тха, –
продолжала ровным, успокаивающим голосом богиня. – Пристально изучая спустившихся на Землю богов, кураторы поняли, что, несмотря на все усилия, они не достигли желаемой цели. Продолжительность жизни увеличилась, но все же это не было бессмертие. Боги построили общество, но потомки Сата так и не заняли равное с ними положение. Все это приводило кураторов к неутешительному выводу. Время шло, а решения все не было. Тогда Тха и предложил использовать пирамиду.
Хатхор замолчала и пристально посмотрела на Адама. И тут к нему вдруг пришло далекое воспоминание из детства. Это был один из его первых уроков по изучению такого проявления вселенской силы, как душа.
Урок, конечно, как он мог забыть? Это были азы науки, которой он посвятил всю жизнь. Эффект резонанса. Источник помещался в определенной точке пирамиды, и, если ее параметры были рассчитаны верно, амплитуда души возрастала в тысячи раз. Если он не ошибался, именно тогда для наглядности учитель поместил в небольшую пирамидку раствор, кишевший простейшими одноклеточными. Мальчишки и девчонки, среди которых был и Адам, столпились вокруг непонятной игрушки, с интересом наблюдая за происходившим. Постепенно ощущение окружающего их мира стало меняться. Холодное безразличие, жадность, граничащая с жестокостью, заполнила его, вытеснив детское мироощущение, полное цвета и музыки. Еще недавно смеявшиеся и счастливые, они вдруг в одночасье затихли. Помнится, одна из девочек вдруг заплакала, а сам Адам стоял как оглушенный, с трудом понимая, что происходит вокруг. Тогда учитель поднял пирамиду и страх пропал, а мир опять был светел.
Потом на протяжении жизни Адам довольно часто пользовался пирамидой в исследовательской работе. Она была обычным лабораторным инструментом всех генетиков. С ее помощью изучались самые тонкие проявления души. Но как можно было использовать ее на практике, он пока не представлял себе.
– Так вот, Тха предложил воздвигнуть на Земле огромную пирамиду. Находясь внутри нее, кураторы, во-первых, оградили бы себя от пагубного воздействия чуждой для них планеты, а во-вторых, их умноженная во много раз душа смогла бы доминировать на некотором расстоянии от пирамиды. То есть создавался некий безопасный оазис, в котором боги находились бы в тех же условиях, что и на своей родной планете.
– Возможно, я утратил многие знания, но мне кажется, что даже самой совершенной резонансной системы не хватит для изменения души планеты.
– Адам, ты, безусловно, прав. Душа планеты настолько сильна, что можно говорить лишь о небольшом ее изменении. Поэтому идея Тха стала актуальна только тогда, когда Земля максимально приблизилась к вашей планете. Но даже и в этих условиях площадь влияния пирамиды оставалась крайне незначительна. Это решение было вынужденным и неидеальным, но другого способа поселиться на планете у кураторов просто не было.
Тем временем день входил в свои права. Плотный утренний туман, окутавший равнину, медленно рассеивался. Еще недавно, казалось, безжизненная, она оживала, подчиняясь воле богини. Каким-то образом они оказались на высоком холме, а под ними развернулась грандиозная панорама земного города. Крыши сотен дворцов утопали в зелени. Лужайки, в центре которых высоко в небо поднимались струи воды и, даря миру радугу, возвращались обратно в землю. Широкие, ровные как струна дороги, берущие начало у огромного незаконченного строения и разбегавшиеся в разные стороны. По их обочинам, на довольно большом расстоянии от всего этого великолепия и роскоши, ютились небольшие домики, тесно прижимаясь друг к другу плоскими крышами. Насколько мог заметить Адам, оживление было лишь на стройке. Над серединой будущей пирамиды на небольшой высоте завис ковчег-разведчик. Множество механизмов, блестя на солнце металлом, подвозило и укладывало по местам стеновые блоки. Рядом с ними то и дело виднелись фигуры богов. Строительство продвигалось быстро. Неестественно быстро. Не прошло и нескольких минут, как пирамида словно взмыла высоко в небо над крышами самых больших дворцов города. Теперь ее стены отливали на солнце резавшей глаз позолотой. Широкая лестница с бесчисленным количеством ступеней, врезанная в одну из стен, заканчивалась в середине сооружения площадкой, способной принять одновременно несколько ковчегов. Наблюдая за происходившим, Адам позабыл о сидевшей рядом богине, поэтому, почувствовав на плече нежную прохладу руки, вздрогнул от неожиданности. Он оторвал взгляд от необыкновенного города и посмотрел на Хатхор, но та просто смотрела вдаль, не обращая на Адама никакого внимания. Глядя на ее прекрасные черты лица, он улыбнулся и опять повернул голову в сторону города, но видение уже исчезло. Дикая и пустынная степь тянулась до самого горизонта. Стада мохнатых животных неспешно бродили в высокой траве среди редких деревьев. Порывы ветра колыхали стебли травы, и, казалось, будто по степи проходят зеленые волны.
4.
#i_001.jpg
Раз за разом, возвращаясь из воспоминаний о прошлом, хранившихся в архивах межзвездного ковчега, Адам оказывался все в том же помещении, в котором впервые очнулся после своего воскрешения. Первое время он практически ничего не анализировал, оставаясь безучастным к увиденному. Происходило это вовсе не потому, что его не трогали события, невольным участником которых он становился. Богиня Хатхор – теперь он уже не мог думать об образе, в котором предстала перед ним душа одного из модулей межзвездного ковчега, иначе, чем о богине, – на тот момент полностью контролировала его сознание. Судя по всему, с течением времени это влияние ослабевало. На смену спокойствию и уверенности пришли растерянность и неясное беспокойство. Несмотря на то, что в нем по-прежнему жили воспоминания и чувства верховного бога, да и Хатхор называла его Адамом, он уже был почти уверен, что стал совершенно другим существом.
Очнувшись после крепкого сна, он, не торопясь, прошел в один из дальних углов комнаты, где за полупрозрачной стенкой была купальня. Как только он оказался внутри небольшой, со светящимися изнутри стенами ниши, струи воды, будто тысячи иголок, вонзились в его тело. Менявшийся цвет стен и мелодия, созвучная с плеском стекавшей по телу воды, окончательно прогнали остатки забытья. Каждая клеточка его кожи в тот момент, соприкасаясь со льющейся из стен влагой, наполнялась жизнью, и он сполна наслаждался этими мгновениями. Глядя, как вода стекает по его уже немолодому, но все еще крепкому, смуглому от загара телу, Адам впервые задумался о том, кому оно принадлежало. Увы, ни новых чувств, ни воспоминаний, ничего… Единственная мысль, которая назойливым насекомым кружилась в голове: так угодно богам, всему свое время.
После омовения Адам прошел к столу и залпом выпил чашу со сладковатой жидкостью. Может, от выпитого он почувствовал легкое головокружение, а ноги стали будто ватными. Адам сел в кресло и закрыл глаза. Открыв их после того как слабость прошла, он с удивлением обнаружил, что очертания комнаты исчезли, а вокруг была полная тьма. Откуда-то повеяло приятной прохладой, похожей на ту, что дает тень от векового раскидистого дерева в полуденный зной. Постепенно глаза привыкли к темноте, и он смог понять, где находится. Он стоял у одной из стен в помещении каких-то невероятных размеров. Возможно, ему это лишь казалось, так как остальные стены по-прежнему скрывала мгла. Но в чем он действительно мог убедиться, так это в необычности формы помещения. Ближайшая к нему стена была не отвесна, а наклонена к центру комнаты. Скорее всего, она сходилась с остальными в центре, но убедиться в этом из-за все еще нависавшей тьмы не представлялось возможным. Пока он раздумывал таким образом, ощупывая идеально гладкую поверхность, в центре зала вспыхнул голубовато-белый свет. Он шел откуда-то сверху, вырезая в темноте ровный круг. В центре круга за невысоким массивным столом в глубоких креслах друг против друга сидели двое.
Не раздумывая, Адам направился к ним. Подойдя ближе, он без труда узнал в беседовавших богах Тюра и Яхве.
– Конечно, я не могу давать тебе советы, но, по-моему, ты зря отказываешься от жизни в пирамиде, – говорил Яхве, вертя в руках небольшую искусно сделанную стилизованную фигурку какого-то животного. Похожие фигурки в кажущемся беспорядке стояли и на столе.
– Прости, но я не вижу ни одной весомой причины, чтобы проводить свою жизнь в этих каменных мешках.
– Тюр, мы знаем друг друга целую вечность, но мне все равно трудно понять ход твоих рассуждений. Нет смысла. Разве бессмертие не достаточная причина? А судьба богов, расселившихся по всей Земле? Неужели она не трогает тебя? Прости, но я не могу в это поверить.
– Земляне. Возможно, мы несем некую ответственность за их судьбу, но значит ли это, что мы должны навязывать им свои законы, свою философию? Оберегая их от собственной планеты с помощью пирамид, не тешим ли мы просто свое самолюбие, боясь признаться самим себе, что это не наш, а их мир, что нам с нашими взглядами не место в нем, что мы здесь чужие? Думаю, очень скоро планета представит нам веские доказательства моих слов.
– И тому есть подтверждения?
– Нет, никаких фактов у меня нет, но по логике вещей это обязательно произойдет. Вопрос лишь времени.
– Значит, Сат был прав? Все наши старания напрасны, и миссия потерпела неудачу?
– И Сат был прав, и миссия удалась, – произнес Тюр, примирительно улыбнувшись в начинавшую седеть бороду. – Весь вопрос в том, что считать целью нашего переселения.
– Цель одна, и она известна, – сказал Яхве и замолчал. Маленький босоногий мальчуган вихрем ворвался в освещенный круг. Он буквально налетел на Яхве, обхватив ручками его ноги и спрятав лицо в одеждах бога. Взгляд Яхве сразу потеплел. Потрепав белокурые, выгоревшие на солнце волосы мальчика, он поднял его и посадил к себе на колени.
– Знакомься, Адам, это мой ближайший друг Тюр. Подойди и поприветствуй его, как подобает верховным богам.
Мальчик соскользнул с колен, степенным шагом направился к гостю и произнес приветствие, принятое в их далеком мире лишь в официальных случаях. Без тени иронии, с трудом пряча удивление на лице, Тюр поднялся во весь свой огромный рост и ответил ему тем же. Как только церемония была закончена, Адам тут же опять оказался на руках Яхве.
– Как поживаешь, мой юный друг? – спросил Тюр, садясь обратно.
– Хорошо, – без тени смущения произнес маленький Адам.
– Отец, я закончил урок, можно мне пойти погулять?
– Конечно, малыш, но ты ведь помнишь правила?
Судя по лицу мальчика, он был растерян и разочарован. Заметив это, Яхве уже строже добавил:
– Ты не должен покидать пределы сада. Это беспрекословное правило для каждого истинного бога.
– Но разве смысл жизни не в познании мира? Как я могу лучше узнать его, не находясь в нем?
Видимо, этот бунт рос в душе Адама давно, а присутствие гостя придало ему смелости. Яхве, не ожидавший возражений, явно был растерян.
– Сынок, – его голос был очень мягок и нежен, – я уже объяснял тебе, что это может быть опасно.
– Но ведь другие боги живут за пределами сада?
– Да, но душа их подвергается ежеминутной опасности.
– Ну и пусть, зато там интересней, а я не боюсь этих твоих опасностей. – Его взгляд стал по-детски упрям.
– Давай оставим пока все как есть, – примирительно произнес Яхве. – Обещаю, скоро мы непременно вернемся к этому вопросу.
Поняв, что на этом спор закончен, Адам соскользнул с рук верховного и побрел в глубину комнаты. Стена, по направлению к которой он шел, раздвинулась, и весь зал наполнился ярким солнечным светом. Не оборачиваясь, ребенок покинул зал. Мудрые боги провожали его взглядом, наверняка по-разному оценивая резкую перемену в поведении мальчика.
– Не суди меня строго, друг мой, – тихо произнес Яхве, переводя взгляд на гостя. – Адам ведь был и твоим другом, а для меня, безусловно, самым близким существом во всей Вселенной. Умер он, и вместе с ним умерла и часть меня. Я пытался смириться с потерей, но на этой планете, когда мы видимся друг с другом все реже, мне стало совсем тяжело. Что скрывать – я пилот, и проблемы Земли глубоко не тронули мою душу.
Он замолчал, а потом продолжил:
– Я создал Адама. Его генетическая карта хранилась в архивах межзвездного ковчега. Ты не поверишь, но этот мальчуган вернул мне радость и смысл жизни. Во многом благодаря ему я остаюсь жить в пирамиде, надеясь, что Шакти права, и наша жертва поможет земным богам стать на верный путь.
– Она знает?
– Кто, Шакти? Нет, зачем? Она смогла пережить происшедшее. Ее отношения с Варуном уже давно стали больше чем просто дружеские, так зачем теребить старые раны? Тем более, я не так наивен. Думаешь, я не понимаю, что Адама, того самого Адама, с которым мы играли в доме моего отца, уже не вернуть? Мальчик лишь похож на него, очень похож, но какова вероятность того, что его душа будет душой Адама?
– В нашем мире, возможно процентов восемьдесят, здесь, наверно, не более десяти, – рассудительно, как будто речь шла об очередном эксперименте, ответил Тюр.
– Вот видишь, так зачем вообще кому-то говорить об этом?
– Наверно, ты прав. А что это за сад, о котором говорил твой юный воспитанник?
– Неужели ты не заметил его, когда летел сюда? Пойдем, я покажу тебе, а партию предлагаю отложить до следующего раза.
Яхве поставил фигурку на стол к остальным, и они направились к залитому солнечным светом выходу, а он, незримый Адам, пошел за ними.
Боги покинули зал пирамиды и оказались на огромной террасе. Так же, как у той, что стояла в Атлантиде, она располагалась в центре, и с ее высоты открывался великолепный вид. Подножие пирамиды буквально тонуло в море зелени. Нерукотворный порядок, царивший в саду, завораживал свой первозданной красотой. Чуть дальше, полумесяцем огибая сад, несла свои неторопливые волны полноводная река. На другом ее берегу, скрытые по пояс в зеленой траве, бродили тучные стада, а легкий дымок на горизонте выдавал близкие поселения землян.
– Все деревья сада – из нашего мира. Не правда ли, они напоминают дом моего отца?
– С годами ты становишься сентиментальным, – улыбнувшись, заметил Тюр.
– Что в этом плохого? Все мы скучаем по дому.
– И эгоистично пытаемся переделать этот мир под себя.
Яхве удивленно посмотрел на гостя.
– До сегодняшнего дня я был уверен, что мы его создаем, а не переделываем. Неужели ты до сих пор уверен, что без нашего участия у потомков богов был бы хоть один шанс выжить в этом мире?
Тюр не ответил. Он просто смотрел, любуясь окружающим его великолепием.
– И как долго ты собираешься скрывать от нашего юного друга мир, именуемый Земля?
– Возможно, до тех пор, пока он станет безопасен для него. Я хочу, чтобы его душа была чиста, как наша, а тело бессмертно.
– Думаешь, это возможно?
– Шакти не теряет надежды, а я ей верю.
– Я знаком с ее последними планами. Душа и память бога переходит в иное, рожденное с той же генетической картой тело и таким образом обретает телесное бессмертие. Будущего бога назовут, кажется, Буддой. Проблема в том, удастся ли ей с Варуном, даже благодаря всем нашим усилиям, включая и вот это, – Тюр кивком головы показал на вход в пирамиду, – сохранить хоть одну душу землянина в первозданном состоянии.
– Она очень настойчива, и в конце концов, думаю, у нее получится.
– Возможно, но главное, чтобы, когда это произойдет, результаты всех стараний интересовали бы не только ее.
– Я понимаю, почему земляне не ценят многое из того, что мы делаем, но ты, мой близкий друг, ты ведь один из нас. Ведь наша миссия – это и твоя миссия. Тюр, скажи, ради чего тогда мы покинули своих близких, свой мир?
– Наша цель – посеять семя богов в этом уголке мироздания, и она уже выполнена. Она была выполнена Сатом, до этого она была выполнена разведчиками, а все наши усилия – это лишь попытка устроить свое личное благополучие. Мы не видим, а вернее не хотим видеть, что общество богов может быть иным, отличным от привычного для нас. Да, мой брат, как это ни прискорбно, но кроме нас наши усилия никому не нужны. Мы, а не они, чужие на этой планете.
– Как ты можешь так говорить? Разве боги – это всего лишь биологический вид? А как же наши знания, опыт, культура? Не они ли определяют наше общество? Не благодаря ли нашим законам бытия мы стали такими, какие есть? А чего достигнут они со своим видением мира?
– Главный закон выживаемости – это многообразие. Кто может сказать, по какому пути пойдет это общество? Но даже если они и уничтожат сами себя, что вполне вероятно, значит, в этом их предопределение.
– Сеять урожай, заранее зная, что он погибнет, – по меньшей мере неоправданно. Думаю, пока есть хоть малейший шанс, мы должны бороться.
– Будем надеяться, что ты прав, – примирительно сказал Тюр. – Вообще-то, я прилетел не для того, чтобы обсуждать проблемы, которые и сами решатся в скором времени. Хочу пригласить тебя проделать со мной небольшое путешествие. Думаю, тебе это будет интересно.
Жестом он пригласил Яхве в ковчег, стоявший на террасе.
Адам последовал за ними.
5.
#i_001.jpg
Полет длился недолго. Вскоре стена ковчега раздвинулась, открывая путь наружу. В первое мгновение Адаму показалось, что они попали в совершенно иной мир. Тяжелое свинцовое небо и холодный, несущий в себе ледяные крупинки ветер встретили их на этом конце планеты. Тюр легко и привычно покинул ковчег. Он шел впереди с высоко поднятой головой, опираясь на длинный жезл. За ним, скованный защитным полем, брел Яхве. Аура над его головой в виде нимба светилась характерным розоватым оттенком. В сотне шагов от места посадки море лениво катило волны. Путь богов шел по самому побережью. Комья обледенелых темно-зеленых водорослей, оставшиеся между камней после недавнего шторма, путались под ногами. Вскоре боги дошли до небольшой мелководной речушки, покрытой тонким прозрачным льдом.
Здесь Тюр остановился, давая возможность Яхве немного отдохнуть.
– Не понимаю, что ты нашел в этом неприветном месте. Как можно жить среди вечных льдов?
– Не надо бояться мира, который дарован тебе для жизни. Его надо любить таким, каков он есть, и тогда любое место на планете будет для тебя не менее привлекательно, чем только что покинутый нами Эдем.
В ответ Яхве промолчал. Адаму почему-то стало не по себе. Скованный полем, с этим неестественным свечением вокруг головы, со слегка искаженными чертами лица, его друг выглядел неуклюже и жалко на фоне Тюра. Тот стоял, гордо выпрямившись, подставляя лицо обжигавшему ветру. Он являлся хозяином здешних мест, и было видно, что он наслаждался их холодной дикостью и неукротимым нравом природы.
Они пошли вдоль реки. Едва заметная тропа путалась между огромными валунами, то приближая, то отдаляя их от берега. Путь их лежал, как догадался Адам, к невысоким горам невдалеке. Где-то там и брала свое начало река. Чем дальше они шли, тем у́же и быстрее становилась речушка. Зажатая среди камней, вода с сердитым рокотом выбрасывала на поверхность белую пену, превращавшуюся в сосульки на ветках близрастущих кустарников. Путь становился все тяжелее. Все чаще его преграждали большие глыбы льда, отколовшиеся от огромного ледника, берущего начало недалеко от этого места и тянувшегося до полюсов планеты. Подножие горы, к которой привел их Тюр, было покрыто редко растущими вечнозелеными деревьями, частично сломанными то ли ветром, то ли сходом льдов. Стихия вырывала их с корнем, ломала у основания, сгибала до самой земли, но лес все равно не сдавался. Неудержимая тяга к жизни придавала ему силы. Молодые деревца тянули свои ветки к скудным солнечным лучам, обгоняя друг друга в погоне за живительной энергией.
– Какое пустынное место, – заметил Яхве, оглядываясь по сторонам.
– Ты не прав. Эта кажущаяся пустыня полна жизни. Если бы не защитное поле, ты, безусловно, смог бы сам убедиться в этом. Впрочем, мы уже почти пришли.
Посмотрев в сторону, куда указывал Тюр, Адам заметил пещеру. Поднявшись по скользкому склону, они оказались у ее узкого входа. Внутрь вела хорошо утоптанная тропа. Наверняка пещера служила жилищем каким-то животным. Яхве с некоторой осторожностью посмотрел на Тюра, но тот не раздумывая вошел внутрь. Чем дальше углублялись они, тем ярче неестественно белым цветом светился посох Тюра. Безусловно, бог не единожды бывал здесь. Не колеблясь ни секунды, он вел их, казалось, к самому сердцу горы. Миновав очередной поворот, Адам почувствовал знакомый запах. Без сомнения, это был дым от костра, к которому примешивался аромат жареного мяса.
Наконец они остановились у входа в довольно большое нерукотворное помещение.
Посредине горел костер. Мокрые зеленые ветви лениво потрескивали в нем, а едкий смолистый дым поднимался вверх и, теряясь в непроглядной темноте, сквозь трещины в скале покидал пределы пещеры. Костер то затухал, то вновь разгорался, выхватывая из глубины пещеры чьи-то тени. Адам с интересом посмотрел на Яхве. Даже сквозь защитное поле было видно недоумение, отразившееся на его лице.
– Без сомнения, костер означает некую разумную жизнь, – прервал тот молчание, так и не дождавшись объяснения увиденному со стороны Тюра. – Но с другой стороны, на этой планете разумны лишь боги. Безусловно, за минувшие несколько тысячелетий они пережили многое, но неужели потомки наших товарищей опустились до столь жалкого существования?
Вместо ответа Тюр издал громкий, совершенно дикий, гортанный звук. Через некоторое время на его призыв из глубины пещеры вышло какое-то существо. Даже не глядя на него, Адам мог с уверенностью сказать, что это был не бог. Его душа не была душою бога. Войдя в полосу света, исходившего от жезла, существо остановилось. Спутанные темные волосы, выступающие надбровные дуги и мощные, ярко очерченные скулы придавали лицу незнакомца какую-то животную свирепость. Грубо выделанная шкура свисала с широких сутулых плеч, но и она не могла скрыть таившуюся в нем силу.
Опираясь на толстую, кое-как обтесанную палку он стал в нескольких шагах от Тюра. Во всей этой позе не было даже намека на страх. Маленькие черные глаза, смотревшие на них из-под нависших бровей, выражали чуть ли не презрение к незваным гостям. Не обращая на такой прием никакого внимания, Тюр заговорил, произнося все те же непонятные звуки:
– Сегодня я привел с собой друга. Он хотел бы познакомиться с тобой, чтобы ближе узнать твой народ. Этот бог, как и я, не с Земли. Он спустился с небес с целью примирить вас с нашими земными братьями. Его присутствие, как и мое, не несет угрозу твоей семье.
Хотя язык, на котором говорил Тюр, был незнаком Адаму, но благодаря чувству души он прекрасно понимал смысл произносимых фраз.
– Мой друг Тюр, возможно, пытается обмануть Покорителя льдов. Его спутник не такой, как он. Его спутник мертв. Я не чувствую его.
В ответ Тюр улыбнулся:
– Мой спутник – самый мудрый из нас. Как Покоритель льдов прячет свое тело от холода под шкурой убитого им животного, так и он укрывает свою душу от окружающего его мира. Это свечение над головой и есть его шкура.
– Боги с неба очень хитры. Никто на земле не умеет делать подобное.
– О чем вы говорите? – спросил Яхве. Защитное поле не давало ему возможности понять, о чем идет речь.
– Он сказал, что ты очень хитрый.
– Я польщен, но кто они такие?
– У нас еще будет время это обсудить, а пока… Я хотел бы показать своему собрату ваше жилище, – произнес Тюр, обращаясь к Покорителю льдов, и, не дожидаясь согласия, жестом пригласил Яхве следовать за ним. Они обошли костер и оказались в другом краю пещеры. Там на сваленных шкурах сидели с десяток соплеменников Покорителя. Вернее сказать не соплеменников, а соплеменниц, так как мужчин, насколько мог рассмотреть Адам, среди них не было. Прижавшись друг к другу, пряча за спины детей, они не отрывали взглядов от пришельцев. Не обращая на них никакого внимания, Тюр прошел дальше и остановился у противоположной стены пещеры, осветив ее своим посохом.
То, что увидел Адам, было неожиданно и прекрасно. Вся стена была украшена множеством рисунков. Кажущиеся на первый взгляд наивными и какими-то детскими, они слагались в единый невероятный орнамент. Как в зеркале, в нем отразились любовь и смерть, нехитрый быт и окружающий, во многом таинственный мир, его жестокая несправедливость и счастье быть рожденным в нем – короче говоря, здесь было все. Мудрые боги тысячелетиями познавали тайны вселенской силы, изучали ее проявления, покоряли пространство и время, но сейчас, здесь, казалось, что все их усилия были ничто по сравнению с этими нехитрыми изображениями, объяснявшими чуть ли не весь смысл бытия.
Адам посмотрел на Яхве. Выпрямившись и расправив плечи, тот стоял со сложенными на груди руками, пристально изучая увиденное. Бог не произнес ни слова, а защитное поле тщательно скрывало от окружающих все, что происходило в его душе. Через мгновение, не дожидаясь приглашения Тюра, он повернулся и зашагал к выходу. Тюр последовал за ним.
Они успели только обойти костер, как трое мужчин вошли в пещеру и остановились у входа. Их одежда ничем не отличались от одежды Покорителя льдов, но, судя по всему, они были моложе его. Вождь встретил их так же, как и богов: вышел на середину пещеры и остановился, опираясь на свою тяжелую палицу. Первым заговорил самый рослый из вошедших. В руках у него была длинная палка с привязанным на конце грубо обтесанным камнем, служившим, по всей видимости, наконечником для этого подобия копья. Чувства гордости и самодовольства переполняли его, он почти кричал, размахивая своим оружием и ударяя рукой себя в грудь. Закончив, он отступил в сторону, пропуская своих спутников. Сгибаясь под тяжестью, они втащили в пещеру убитое животное, напоминавшее чем-то дикого вепря, но гораздо большее по размерам. Бросив его у ног вождя, они отошли в сторону, разминая уставшие мышцы. На лице Покорителя льдов отразилось некое подобие улыбки, напоминающее больше звериный оскал. Коротким окриком он позвал из глубины пещеры женщин, давая понять, что разрешает приступить к разделке туши. Но они так и не успели выполнить приказ своего предводителя. Крик, означавший нечто вроде «Не смейте притрагиваться к моей добыче», остановил их.
Покоритель льдов поднял грозный взгляд на говорившего, но молодца с копьем, по-видимому, это не сильно испугало. Он был моложе и явно сильнее своего недавнего вожака, а кроме того, рядом с ним угрюмо стояли два товарища, так что исход поединка, если бы он состоялся, был предопределен. Покоритель, видимо, понял это, и смиренно опустил глаза.
– Отныне я буду главой рода. Ты нам больше не нужен. Уходи. Ни тебе, ни богам земным или пришедшим с неба больше нет здесь места. – Последняя фраза была обращена уже не только к Покорителю льдов.
– Пойдем, – произнес Тюр, направившись к выходу из пещеры. Не понимая смысла происходившего, Яхве последовал за ним. У самого выхода Тюр пропустил его вперед и обернулся к бывшему вождю:
– Гордому Покорителю льдов и его женщине найдется, если он того пожелает, место у моего очага.
Он произнес это громко, чтобы все слышали его слова. Не дожидаясь ответа, он вышел из пещеры.
Боги медленно возвращались к ковчегу уже знакомой тропой. Было видно, что Яхве устал. Поле, защищавшее его, забирало много сил. Тюр не торопил друга. Наоборот, он, кажется, был даже рад такому медленному темпу. Когда они, наконец, добрались до речушки, Яхве прервал молчание:
– Ты не мог бы связаться с ковчегом? Пусть он здесь заберет нас.
Тюр пожал плечами и лишь кивнул головой в знак согласия. Пока они ждали появления ковчега, он несколько раз поворачивал голову в ту сторону, откуда они только что пришли.
Ковчег бесшумно опустился на землю. Зайдя внутрь, Яхве с видимым облегчением освободился от защиты и буквально рухнул в удобное кресло. Закрыв глаза, он с наслаждением растянулся в нем, восстанавливая жизненные силы.
– Теряю былую форму, – произнес Яхве и повернулся к Тюру, который не спешил заходить в ковчег.
– Тюр, мы кого-то ждем? – Надеюсь, что да.
– Может, ты объяснишь, что происходит? Конечно, я заинтригован увиденным, но из-за поля я не понял, что произошло в логове этих дикарей и почему мы так быстро ушли оттуда. Конечно, их быт оставляет желать лучшего, но фрески на стене довольно интересны. Кто они вообще такие?
– Скоро я все тебе объясню, а пока нам еще немного надо здесь побыть.
Вскоре на борт ковчега вслед за Тюром поднялся, прихрамывая, Покоритель льдов. Реакция ковчега на гостя была молниеносной. Защитное поле, выдававшее себя характерным свечением, окружило дикаря, ограждая его от верховных. Проход бесшумно закрылся, и ковчег поднялся в воздух. Адам с интересом наблюдал за Яхве. Если он не мог знать всего, что произошло в пещере, то тогда появление в их компании Покорителя льдов действительно было для него полной неожиданностью. Его лицо, спокойное даже тогда, когда межзвездный ковчег был на грани катастрофы в момент прохождения вселенских коридоров, сейчас выражало крайнее беспокойство.
– Тюр, друг мой, может, ты все-таки объяснишь мне, что это существо делает на ковчеге среди нас?
В ответ Тюр улыбнулся. Нет, это не была усмешка. Его лицо, почти полностью скрытое густой, начинающей седеть бородой, со множеством маленьких морщинок вокруг ясных молодых глаз, излучало лишь любовь.
– Яхве, я виноват перед тобой, что без твоего согласия впустил землянина на ковчег. Поверь, так сложились обстоятельства. Там, в пещере, на наших глазах он был низложен. Тот молодой воин, убивший дикого вепря, провозгласил себя главой их рода. К сожалению, на стороне старого вожака, – он указал на Покорителя льдов, – никого не оказалось. Более он не мог там оставаться, и мне пришлось пригласить его к себе.
– У тебя большое сердце, Тюр, если ты берешь под свою опеку всех земных вождей, отправленных в отставку.
– Здесь несколько иной случай, – произнес Тюр, не обращая внимания на иронию, с которой сказал эти слова Яхве. – Ты несколько раз спрашивал меня, кто такие земляне. Так вот они – дети Земли.
– В каком смысле? – спросил Яхве.
– В самом прямом. Они не потомки наших товарищей, утратившие знания и облик за прошедшие со времени смерти Сата тысячелетия. Они – порождение самой планеты.
Крайнее изумление отразилось на лице Яхве. Он готов был услышать все что угодно, но только не это. Слегка дрожавшим голосом он только и смог спросить:
– Но как?
– Как мы долгие годы могли не знать об этом? Возможно, мы просто не хотели этого знать. Согласись, трудно найти то, что не ищешь. Думаю, своим появлением они обязаны нашим разведчикам. Баланс проявлений вселенской силы, установленный ими еще до нашего прилета, сделал возможным существование видов, схожих с теми, что живут в нашем мире. По крайней мере, другого объяснения я не вижу.
– Сознаюсь, ты застал меня врасплох. Это открытие трудно переоценить. И как давно ты знаешь об их существовании?
– Практически с того момента, как стал жить здесь.
– Но почему тогда другим ничего о них не известно?
– Наверно потому, что вы великие верховные боги, знающие все тайны мироздания, мудрые учителя, указывающие путь заблудшим земным богам.
– Я принимаю твой упрек, но все же?
– Не сердись, друг мой, я с удовольствием поделюсь с тобой и своими знаниями, и мыслями, но сейчас мы на месте и ковчег идет на снижение. Я приглашаю тебя посетить мое скромное жилище.
– Тюр, пойми…
– Ничего страшного, не объясняй, я все понимаю. Я не хочу, чтобы из-за уважения ко мне ты рисковал чистотой своей души. Здесь мы оставим лишь Покорителя льдов. Я вернусь через мгновение и провожу тебя обратно в Эдем.
Тем временем ковчег опустился на землю, и одна из его стен бесшумно раздвинулась. Тюр подошел к гостю и пригласил его следовать за ним. Покоритель льдов поднялся с кресла, и они вместе покинули ковчег. Подумав, Адам последовал за ними. Было интересно взглянуть на жилище Тюра, тем более что другой возможности сделать это Адаму, скорее всего, уже вряд ли представится.
Ковчег стоял на вымощенной камнем широкой ровной площадке на вершине невысокого холма. С этого места вся окрестность была как на ладони. Первое, что бросалось в глаза, – это зеркальная гладь большого озера. На дальнем берегу вздымались горы. Покрытые девственным лесом, пряча свои вершины в тяжелых грязно-синих тучах, они доходили до самого берега. Мохнатые темно-зеленые лапы вековых деревьев отражались в холодных, скованных кое-где льдом водах.
Берег, на котором они высадились, был пологим, усыпанным большими, чуть ли не в рост богов валунами. С холма уходила вниз вымощенная камнем неширокая дорога. Она вела в небольшое, обнесенное частоколом прибрежное селение на берегу. Десяток домов с деревянными крышами, покрытыми грязно-зеленым мхом, небольшая пристань с несколькими качающимися на волнах лодками – вот так выглядело пристанище Тюра.
Бог направился к селению. За ним, тяжело хромая, но стараясь не отстать, последовал Покоритель льдов. Едва они успели спуститься с холма, открылись тяжелые ворота и им навстречу выбежала молодая богиня. Мгновение – и она оказалась в объятиях Тюра. Они стояли на дороге в десятке шагов от открытых ворот. Бог нежно обнимал хрупкие девичьи плечи, а она, положив голову ему на грудь, прижималась к любимому. Стоя рядом, Адам с интересом рассматривал девушку. Тяжелое, вышитое замысловатым узором, темно-зеленое платье, подбитое коротким мехом. Длинная, доходившая почти до талии, тугая коса рыжих волос. Зеленые, почти в тон платью, полные спокойного тихого счастья глаза. В них не было ни стремления к познанию истины, ни жажды изменить мир. Любовь, домашний очаг, материнство – вот что олицетворяла собой эта земная богиня. Не зная прошлого, не думая о будущем, она жила, наслаждаясь каждым прожитым мгновением, и в этом было ее счастье. «А может, в этом и есть смысл жизни? Мы, бессмертные от рождения, все время пытаемся построить будущее, забывая о настоящем. Но ведь настоящее и есть то единственное, что реально, что имеет действительную ценность. Возможно, смерть здесь на Земле заставит нас ценить жизнь», – думал Адам.
Тем временем из ворот вышел землянин. Он выглядел намного старше Тюра, хотя, судя по осанке, былая сила и ловкость еще жили в его старевшем теле. Подойдя к верховному, он почтительно поклонился. Тюр разжал объятия, и девушка отошла на несколько шагов, давая мужчинам возможность поговорить.
– Тор, брат мой, этот землянин – наш гость, – произнес Тюр, указывая на Покорителя льдов. – Я буду отсутствовать еще какое-то время, поэтому прошу тебя принять его. Рана, оставленная ему на память его «благодарными» преемниками, может быть опасна, ее необходимо обработать.
– Твое желание – для нас закон, – почтительно произнес Тор. – Хотя, сказать по чести, присутствие этого дикаря у нас в селении не вызывает у меня восторга. Думаю, реакция остальных будет еще менее сдержанной.
– Я знаю, – с грустью сказал Тюр, – поэтому не прошу от тебя многого. Я постараюсь вернуться как можно скорее, но пообещай мне, что в мое отсутствие с ним не случится ничего плохого.
– Мы многим тебе обязаны. Ты – верховный, но живешь среди нас, делишь с нами пищу и кров. Я вырос у тебя на руках, считая тебя своим отцом. Я обещаю, что ни одна волосинка не упадет с головы дикаря до твоего возвращения.
Покорителю льдов не нужно было знать язык, чтобы понять смысл разговора. Улыбка благодарности на его лице вызывала жалость. Смерив гостя долгим оценивающим взглядом, Тор жестом пригласил его следовать за ним.
– Я скоро вернусь, – прошептал Тюр, нежно поцеловав любимую, и направился обратно к ковчегу.
Набрав высоту, ковчег взял курс обратно в Эдем. На огромном экране перед глазами Адама открывался величественный вид суровой природы этого края: белоснежные горные вершины, бескрайние вечнозеленые леса и полноводные реки. Тем временем Яхве и Тюр обсуждали происшедшее.
– Нет, я не могу в это поверить, – таким возбужденным Адам давно не видел Яхве. – Ты обнаружил схожий с богами вид, и где? На планете, за которой мы наблюдаем уже тысячи лет, на планете, где живут потомки наших товарищей! Это невероятно!
– Невероятно, но факт, – лаконично и очень спокойно заметил Тюр. – Я провел массу опытов и могу с уверенностью сказать: их душа и физиология сильно отличается от нашей. В общем, я почти уверен, что они рождены самой Землей.
– Но как? Как планета, породившая драконов, могла стать колыбелью для схожей с нами формы жизни?
– Теоретически это можно объяснить. Разведчики, готовившие Землю для переселенцев, как известно, изменили на ней баланс проявлений вселенской силы, чтобы душа планеты соответствовала душе нашего мира. Изменения проходили по земным меркам довольно долго и в несколько этапов. За это время, естественно, возникали, вымирали и претерпевали изменения все существовавшие когда-либо формы жизни. Полностью изменить новый мир не удалось, и планета, как в кривом зеркале, отразила наш родной мир. Почти такие же животные, почти такие же растения и почти такие же боги. И хотя я с тобой, безусловно, согласен в том, что вероятность появления кого-то сходного с нами была ничтожно мала, другого объяснения этому факту я не нахожу.
– А лаборатория? Помнишь, разведчики на планете оставляли генетическую лабораторию?
– Клонировать богов на брошенной, неприспособленной планете – это противоречит нормам нашего бытия.
– Тюр, кто, как не ты, только что утверждал, что эти нормы не догма?
– Возможно, ты прав. Так поступил Сат, только ступив на планету. Еще недавно таким же образом решили проблему заселения и мы, так что очень может быть, что своим появлением они обязаны лаборатории. Сейчас это вряд ли имеет принципиальное значение
И Тюр примирительно пожал плечами.
– Не понимаю, как мы так долго могли не замечать их?
– А зачем? Разве для нас, оставшихся волей случая вне пределов планеты, это было так важно? Изменить мир, чтобы мы и подобные нам могли строить в нем свою жизнь, – вот цель, достойная нас. К чему пытаться понять тех, кого обрекаешь на вымирание?
– Тюр, я думаю, ты преувеличиваешь. Мы можем сосуществовать с ними, можем многому их научить, а заодно и расширить свои знания. Я видел их искусство – это поразительно. Мне кажется, у них очень богатый, хотя, безусловно, и отличный от нашего, внутренний мир.
– Что касается сосуществования, наши потомки занимаются этим еще со времен Сата. Знаешь, наряду со сказаниями об огромных змеях у земных богов существует множество рассказов о неких диких существах, во многом схожих с богами, но являющих собой некую темную силу. Этакий образ врага. В подобных сказках дикари, как и змеи, – безжалостные и жестокие убийцы. Как правило, земные боги сначала страдают от их тирании, но потом появляется некий герой и освобождает всех из цепких лап узурпаторов. Понятно, что гады, как персонажи, олицетворяют собой душу планеты, которая породила их и в те времена была враждебной для богов, но персонаж дикаря? Живя среди землян и слыша сотни подобных похожих друг на друга историй, я был уверен, что это чистый вымысел, своего рода защита от окружающего их внешнего мира.
– Но ты ошибался.
– Да. Это не вымысел и не защита. Скорее, это попытка оправдать себя.
– Оправдать? В каком смысле?
– Очень просто. Наши собратья со времен высадки знали о том, что на планете есть разумная жизнь. Но, по-видимому, они были несколько иного мнения по поводу сосуществования различных цивилизаций. Пользуясь своим явным превосходством, они их просто уничтожили. В первые годы Сату, как впрочем и другим царям, не хватало рабочей силы, ведь мы, как ты помнишь, отказали им в помощи. Наивные дикари лучше всего подходили на эту роль. Непосильный труд выкашивал их тысячами. Убегая от новых хозяев планеты, племена были вынуждены покидать обжитые плодородные земли. Их численность сокращалась. Чем больше богов становилось на планете, тем меньше было у аборигенов шансов выжить.
– Тюр, пусть это и запоздалое, но серьезное обвинение. Неужели все было так, как ты говоришь?
– Сказания есть не только у богов.
– Пусть так, но все же описанные тобой процессы не могли привести к их полному уничтожению, тем более что сейчас мы, а не Сат, контролируем планету. Я уверен, все еще можно исправить.
– К сожалению, именно благодаря тому, что мы живем на планете, для их спасения уже ничего нельзя сделать. После того, как был приведен в исполнение план, так тщательно разработанный Шакти и Варун, у них не осталось ни малейшего шанса. Мы изменили этот мир, и он, так и не став родным для нас, стал чужим и враждебным для тех, кого миллионы лет создавал и оберегал. Пройдет немногим более тысячи лет, и последний землянин исчезнет. Помешать этому мы уже не можем.
Боги замолчали. А тем временем ковчег уносился все дальше на юго-восток. Оставив далеко позади заснеженные горные вершины, сейчас он летел вдоль берега огромного озера, сравнимого по размерам с морем.
– А эти места, оказывается, тоже заселены, – заметил Яхве, указывая на экран. На нем были отчетливо видны сохнувшие на берегу рыболовные сети и несколько лодок, перевернутых вверх дном. Чуть дальше от берега, за невысокой каменной стеной, ютилось десяток домиков с плоскими глиняными крышами.
– Тебя это удивляет?
– В общем-то, да. Насколько я помню, мы не контролируем этот район. Здесь потомки Сата, если это, конечно, они, а не представители некоей неизвестной цивилизации, предоставлены сами себе.
– Они были предоставлены сами себе тысячи лет и даже не задумывались над этим. Яхве, мне кажется, ты переоцениваешь нашу роль в их жизни.
– Что ты хочешь этим сказать? – прищурив глаза и пристально глядя на собеседника, спросил Яхве. На секунду Адаму показалось, что последняя фраза затронула его друга за живое.
– Яхве, друг мой, – вкрадчиво произнес Тюр, – конечно, боги, рожденные на Земле, очень многим нам обязаны. Сам факт их появления без нашего участия был бы невозможен. Их культура, те немногие знания, которыми они обладают, – все это благодаря нам. Это бесспорные факты, и я не буду их оспаривать. Вопрос совершенно в ином.
– И в чем же? Тюр, ты ведь единственный из кураторов, который явно выражает неудовольствие проводимой нами политикой. Ты живешь не в пирамиде, а среди землян, с обычной земной богиней. Тебя все реже можно увидеть на Совете. Может, объяснишь, что именно мы, по-твоему, делаем не так?
Тюр смотрел на экран и молчал. Там был бескрайний, полный красок мир. Лазурное море с ласковыми волнами уступило место светлой зелени бескрайней степи, а та, в свою очередь, – красным в лучах уходящего солнца гор.
Поездка завершалась. Вот уже показалась омываемая со всех сторон полноводными реками долина. Маленькая точка в ее центре росла буквально на глазах, превращаясь в огромную пирамиду. Ковчег пошел на снижение. Мягкая посадка – и стена бесшумно раздвинулась перед ними. Яхве встал, но Тюр остановил его, чуть коснувшись рукава белоснежной туники.
– Любовь – это то чувство, которое не требует взаимности. Не пытайся сделать Адама похожим на нас. Когда ты почувствуешь, что пришло время, отпусти его. Это его мир, и он принадлежит ему по праву.
Ничего не ответив, Яхве покинул ковчег.
6.
#i_001.jpg
– Богиня, – Адам встал с кресла и почтительно склонил голову перед неспешно вошедшей Хатхор.
Она принесла с собой тонкий, едва уловимый аромат еще пропитанных утренней влагой полевых цветов. Сев на пустующее кресло напротив Адама, богиня жестом пригласила его занять свое место. Адам поднял голову, но продолжал стоять. Он был в нерешительности. В последние дни его былая уверенность в себе таяла на глазах.
– Ты не присядешь? – спросила она. Ее голос был ровным и спокойным, хотя взгляд выражал удивление.
– Хатхор, я хотел бы с тобой поговорить… О себе.
– О тебе? – едва уловимая улыбка скользнула по ее губам.
– Да, и не смейся, пожалуйста. Кто я? И где мы сейчас?
– Неужели при нашей первой встрече ты сам не ответил мне на эти вопросы?
– Да, тогда, после пробуждения… Прости, если я был невежлив.
– Ты просишь прощения? Разве модуль ковчега может обижаться, тем более на верховного?
Под пристальным взглядом Хатхор Адам лишь склонил голову, промолчав.
– Ты тот, чья душа и воспоминания живут в тебе. Ты – Адам, переселенец, пришедший вместе с другими, подобными тебе, из иного, далекого мира, чтобы жить долго и счастливо на планете, названной вами Земля.
– Но ведь это не так. Я чувствую, что все это нереально. Помоги мне стать самим собой… Отпусти меня.
– Реально? Что такое реальность? Прошлое? Но его уже нет, а обрывки воспоминаний – это лишь опыт, некий свет, позволяющий прокладывать более безопасный путь по тоннелю, именуемому жизнь. Будущее? Его еще нет. Оно наступает каждый миг, чтобы тут же исчезнуть без следа. Истина лишь в том, что происходит сейчас.
– Значит, я прав?
Выдержав паузу и глубоко вздохнув, она подняла на стоящего Адама длинные, кокетливо изогнутые ресницы и, улыбнувшись, сказала:
– Наберись терпения и исполни до конца свое предназначение.
Она еще раз указала ему на кресло, и в этот раз Адам, поколебавшись, воспользовался предложением.
Помолчав, богиня очень серьезно добавила:
– Кто ты – это самый важный вопрос, но ответить на него должен ты сам, для этого ты и призван. А сейчас…
* * *
Был поздний вечер. Адам стоял у огромного, раскрытого настежь окна. Сразу за ним начинался сад. Мелкий дождь шуршал по листве, неся с собой долгожданную прохладу. Миллионы маленьких музыкантов, прячась в наполненных нектаром цветах, выводили неповторимую мелодию. Самих цветов он не видел, но с удовольствием вдыхал их сладкий, пропитанный влагой аромат. Отблески огня, освещавшего зал за его спиной, лишь изредка выхватывали из тьмы листву растущих под окном деревьев, по которой струйками стекала вода. Постояв еще немного, Адам обернулся, с интересом рассматривая место, куда был отправлен по воле богини. Зал был большой. Множество стоявших кругом колонн поддерживали сводчатый, украшенный мозаикой потолок. Между колоннами в огромных металлических чашах горел огонь. В центре этого огненно-каменного круга за небольшим низким столиком, на котором стояли сосуд с длинным горлышком и несколько ваз с фруктами, полулежали двое. Удобно расположившись на мягких диванах, держа в руках наполненные чаши, они мирно и очень тихо о чем-то беседовали.
«Наверняка эта беседа двух давних друзей и есть моя цель», – подумал Адам. Неспешно пройдя между колоннами, он вошел в ярко освещенный круг и присел рядом с одним из собеседников.
Сидевший напротив него бог был уже немолод. Его некогда черные волосы успела припорошить седина, а глубокие морщины некрасиво подчеркивали и без того крупные черты лица.
– Благодарю за то, что откликнулся на мое приглашение, благородный Май, – произнес он, слегка кивнув головой и приветливо улыбнувшись собеседнику.
– Признаюсь, Хуч, для меня оно было полной неожиданностью, – ответил Май. Он был намного младше хозяина дома и находился в том возрасте, когда безрассудная молодость уже уступила место расчетливой зрелости. Ответ прозвучал холодно и с достоинством.
– Безусловно, мои отношения с твоим отцом нельзя было назвать дружескими, но сейчас, после его смерти, возможно, нам удастся найти взаимопонимание.
– Мы – судьи. В наши обязанности входит помогать другим богам находить общий язык друг с другом. Естественно, между нами должно быть согласие – такова воля верховных.
– Ответ достойный, но неужели искренний?
Гость промолчал. Поставив чашу на стол, он посмотрел на собеседника взглядом, напоминавшим взгляд удава, терпеливо выжидающего свою жертву. Лицо старика стало серьезным.
– Неужели я ошибся в тебе, юноша?
– Я внимательно тебя слушаю.
– Что ж, я ценю твою осторожность, поэтому начну первым. Несмотря на размолвки, существующие между нами, у нас ведь много общего.
Хозяин сделал небольшую паузу, но не один мускул не дрогнул на лице его гостя. Такое поведение могло смутить кого угодно, но старик, по-видимому, был крепкого нрава.
– Когда-то твои и мои предки были царями. Это они привели в Атлантиду свои народы, и это их верховные встречали как равных. В те далекие времена они были истинными вождями. Власть принадлежала им по праву рождения и никто из живших на земле не смел ее оспаривать.
– Что из того? Такой порядок существовал задолго до моего, да и твоего рождения. Сейчас лишь седые легенды, угасающие в памяти, напоминают о тех временах. Но кто может серьезно относиться к сказкам, услышанным в детстве?
– Сказка? – старик невесело усмехнулся. – Кто знает, возможно, порядок, существующий сейчас, когда-то тоже станет сказкой.
– Вряд ли это возможно, нет никаких причин для возврата к прошлому, да и идти против воли верховных – опасный и рискованный путь.
– Было бы желание, а причины найти можно. Ну, а риск… Чем ты рискуешь, Май? Должность судьи почетна, но, кроме каждодневных забот, разве сулит она тебе какую-либо выгоду? Тебе повезло: ты заменил отца на этой должности. Но кто может поручиться за то, что, когда придет время, твой сын займет твое место? Разве мало сейчас простых землепашцев и пастухов, чьи предки когда-то сидели за одним столом с верховными?
– Любая работа на благо общества почетна.
После этих слов Мая на лице старика отразилось глубокое разочарование. Он натянуто улыбнулся и, подняв бокал, тихо сказал:
– Что же, судья, будем считать, что этого разговора не было.
В зале воцарилась тишина, нарушаемая лишь жужжанием насекомых, круживших возле чаш с мерцавшим пламенем. Адам внимательно смотрел на лицо полулежавшего рядом бога. Оно было по-прежнему невозмутимо. Даже если бы Адам, отбросив все приличия, попытался проникнуть в мысли Мая, это вряд ли ему удалось. Земные боги научились, по-видимому, ограждать себя от таких посягательств. Пауза затянулась. В такой ситуации гостю оставалось лишь одно – покинуть гостеприимный дом. Но Май не торопился. Наконец он встал с дивана и, пригубив из своей чаши, нарушил молчание.
– Мой благородный Хуч, я прошу прощения, если долго испытывал твое терпение. Искренность твоих слов вынуждает меня, вопреки здравому смыслу, забыть об осторожности. Не скрою, мой род так же бережно хранит предания о прошлых временах, и я не меньше твоего понимаю разницу между Властью и поддержанием законности, и, в отличие от верховных, ничто материальное мне не чуждо. В оправдание своему колебанию могу сказать все то же: возврат к прошлому кажется мне маловероятным.
Адам не ожидал услышать такие слова от молодого судьи. Он с интересом вглядывался в лицо Мая, но оно было по-прежнему невозмутимо. Хуч, по-видимому, также был в растерянности.
– Скажу больше: перед смертью мой отец нарушил данную тебе клятву и рассказал о ваших с ним планах. Я знаю, что все ваши разногласия с ним были лишь ширмой. Не суди его строго за это, ведь благодаря отцу я зашел в твой дом не скрытым врагом, а послушным сыном.
Вместо ответа старик поднялся на дрожащих ногах и раскрыл объятия. Его глаза блестели от выступивших слез. Май в почтении склонил голову.
Постояв немного, он помог хозяину сесть, а сам занял свое место.
– Почему же ты так не веришь в начатое нами дело? – придя в себя, спросил Хуч.
– Думаю, тот, кто родился равным, вряд ли добровольно поступится своими правами.
– Возможно, ты прав.
– Тогда остается только силовой путь, но он, по-моему, вообще бесперспективен.
– И здесь я с тобой полностью согласен. Возможно, как судьи мы и обладаем некоторым авторитетом и влиянием, но этого мало для того, чтобы боги доверили нам свою жизнь и благополучие. Признавая за нами особые привилегии, остальные члены общества будут вынуждены пожертвовать своей свободой и равенством. Естественно, для этого нужны очень веские причины.
– Значит, возврат к прошлому невозможен, – констатировал Май.
– Невозможен, если только самим не создать эти причины. Скажи, юноша, в чем, по-твоему, основа существующего уклада?
– Думаю, в равенстве.
– Равенство. Безусловно, это важный фактор, но он, скорее всего, лишь следствие. Главный враг всех наших начинаний не он.
– Но что же тогда?
– Подумай, есть ли что-либо в твоей жизни, ради чего ты был бы готов поступиться своей свободой, своими правами?
– Не знаю, наверное, нет.
– Я так не думаю. Представь на секунду, что твоей семье, твоим близким друзьям угрожает смертельная опасность, что на чаше весов лежит жизнь твоего ребенка. Разве это не стоит некоторых свобод?
– Безусловно, это стоит не некоторых, а всех моих свобод, но что за странные примеры? В этом мире нет существ, которые могли бы угрожать жизни богов.
Выдержав серьезный обеспокоенный взгляд Мая, Хуч едва заметно улыбнулся и тихо добавил:
– Кроме самих богов.
– Что ты хочешь этим сказать? С какой стати кому бы то ни было желать гибели моих детей?
– Кто знает? Но это и не важно. Я уверен, что зерна подозрительности и сомнений дадут плодотворные всходы, а воображение дорисует недостающие черты в образе врага. Единственное, что имеет значение, – это уверенность в том, что лишь я смогу защитить их от надвигающейся угрозы. Я объединю их, чтобы нам вместе противостоять иным, таким же образом объединившимся против нас богам.
– И ради этого они отдадут свою свободу в твои руки?
– Безусловно! Ты правильно все понял.
В ответ Май громко, но как показалось Адаму, несколько натянуто рассмеялся:
– Клянусь, я никогда не слышал более сумасшедшей идеи. Неужели ты думаешь, что тебе поверят?
– Но ведь ты почти поверил. Сами по себе боги – личности. В этом их сила и слабость. За всю жизнь я не встречал никого, кто бы считал себя хоть в чем-то уступающим остальным. Все они мечтают подняться над себе подобными, но сделать это в одиночку для большинства нереально. Они понимают это. Угроза от некоего врага дает им шанс, а неравенство в группе – надежду на власть над соплеменниками. Нам надо лишь помочь им осуществить их мечты. Разве это не благородно?
– И в чем же жители долины будут лучше тех, кто живет в горах? – с нескрываемой иронией спросил Май. Было видно, что он не может серьезно воспринимать доводы хозяина дома.
– Это не имеет никакого значения.
– Предлагаю поделить всех по цвету волос или глаз, – с иронии Май перешел на откровенную насмешку. – Или нет – по цвету кожи! Чем не идея? За это и выпьем!
И он поднял свою чашу.
– Что ж, твои слова не лишены смысла. Внешность и место проживания играет не последнюю роль в этом деле, – вслед за Маем Хуч поднял свою чашу, но при этом он был вполне серьезен. – Враг не должен жить слишком близко, иначе наш обман может раскрыться, но он не должен быть и слишком далеко, так как угроза должна быть реальной. Ну а внешность может служить для распознания «своих» и «чужих».
Видя, что хозяин дома не разделяет его настроения, Май прогнал улыбку с лица.
– В лучшем случае мы станем всеобщим посмешищем.
– Возможно. Но возможно и то, что потомки наши, поднявшись над толпой, станут царями царей.
– Да будет так.
Боги замолчали. Вглядываясь в их покрасневшие от пламени огня лица, в Адаме почему-то все больше крепла уверенность в том, что безумные идеи старика не так уж и безрассудны.
7.
#i_001.jpg
«Небо. Бездонное, бескрайнее. Слепящая глаза голубизна, белоснежные облака. Невозмутимо-безразличное торжество, порожденное стихией. Что за дело ему до трех молчаливых богов, несущихся по его просторам? Что могут они противопоставить порождению самого мироздания?» – так думал Адам, сидя в одном из кресел ковчега и отрешенно наблюдая за происходившим вокруг.
Сквозь прозрачный пол ковчега глазам Адама открывался сказочный мир, сотканный из дымчатых просвечивающих облаков. Они жили своей, независимой, свободной жизнью то расступаясь и давая возможность Адаму видеть буйство красок находившегося далеко внизу земного мира, то наступая и обволакивая ковчег плотной пеленой белого тумана. От всего этого грандиозного зрелища веяло холодным покоем. Хотелось просто сидеть и созерцать, ни о чём не думая. По всей видимости, спутникам Адама сейчас это было особенно необходимо.
В кресле напротив сидела Шакти. Время было не властно над богиней. Она оставалась по-прежнему прекрасна, но это была чужая красота, и Адам отдавал себе в этом отчет, хотя где-то глубоко у него в душе еще шевелилась невыносимая тоска, настойчиво пытаясь побороть здравый смысл и всепоглощающей волной вырваться наружу. Шакти переполняли гнев и негодование. Варун, сидевший рядом с ней, нежно сжимал руку своей спутницы, пытаясь ее успокоить. Шакти всегда была категорична и несдержанна, но такой Адам, наверно, видел ее впервые. Душа ее была на грани безумия, и он ясно чувствовал, как, страдая от этого, разрушается ее тело.
Третьим был Яхве. Он сидел настолько близко к Адаму, что, казалось, тот при желании мог дотронуться до белоснежной одежды верховного. Не меняя позы всю дорогу, он с виду равнодушно рассматривал менявшийся внизу пейзаж. Душа верховного была окутана непроницаемой стеной, так что не то что мысли, но даже настроение бывшего друга Адама оставалось для остальных недоступно.
Все молчали, и от этого неестественного молчания Адаму почему-то становилось неуютно в удобном кресле ковчега.
Тем временем ковчег начал снижаться. Облака рассеялись, открыв взору пассажиров переливающуюся гладь океана. Далеко на горизонте показалась узкая полоска земли.
Неумолимо приближаясь, вскоре она преобразилась в скалистый берег. С высоты Адам мог ясно видеть узкую прибрежную полосу, покрытую грудами камней. За ней каскадами нависали над водой отвесные каменные стены. Ковчег пронесся и над обломками скал – безмолвными чудищами, выглядывавшими из воды и обреченными вечно охранять этот дикий край, и над раскрывшими свои черные пасти гротами. Вот уже зеленое зеркало бесконечной равнины открыло им свои объятия. Ковчег сбросил скорость и медленно поплыл над самой травой, разгоняя мирно пасшиеся стада.
Вскоре они достигли канала. Пряча рукотворные берега в зарослях тростника, он медленно нес свои воды, наполняя жизнью окружавший мир. Далее ковчег пролетел над караваном небольших лодок, наполненных тюками различных цветов и размеров. Боги, находившиеся в лодках, увидев ковчег, оставили все дела и склонились в низком поклоне. Они стояли так, пока верховные не достигли противоположного берега. Такое приветствие, явно подчеркивавшее превосходство верховных, несколько обескуражило Адама. Пассажиры ковчега также наблюдали за происходившим внизу, но их реакция удивила Адама еще больше.
– Лицемеры.
В первое мгновение он даже не узнал голос жены. Ненависть, так не характерная для богов, теперь всецело овладела ей. Казалось, еще немного, и ее антипатия, прорвав ставшую неимоверно тонкой оболочку рассудка, выплеснется наружу все уничтожающей на своем пути волной. Варун был внешне более сдержан, хотя, по-видимому, разделял настроение Шакти, так как взгляд, которым он проводил эти утлые суденышки, не предвещал ничего хорошего. Адам растерялся. Такое поведение он мог бы легко объяснить, если бы речь шла о потомках Сата, но ведь рядом с ним находились верховные – те, с кем он начинал этот длинный путь, те, кто всю свою жизнь посвятил созданию мира, полного любви и равенства. Неужели безумство коснулось в конце концов и их? Еще на что-то надеясь, он перевел взгляд на Яхве, но его друг по-прежнему отрешенно смотрел в окно ковчега, отгородившись от окружавшего мира.
Тем временем ковчег поднялся выше, и все плато открылось перед Адамом как на ладони. За первым каналом шел другой, а потом еще и еще. Они описывали по равнине идеальные окружности, в центре которых, сверкая позолотой в лучах полуденного солнца, подпирала вершиной облака пирамида – символ божественных основ бытия. Со всех сторон ее окружал город. Он был настолько велик, что первый от пирамиды канал проходил по его территории, деля мегаполис на две части.
Не увеличивая скорость, ковчег теперь двигался по спирали, давая возможность богам насладиться красотой их творения, а возможно и немного успокоиться. Так они достигли окраин города. Он начинался у второго канала, загроможденного множеством лодок. Прибежищем для этих различных по размерам и формам суденышек служили длинные неказистые здания, стоявшие на сваях по его топким берегам. От них вглубь города шли утоптанные пыльные дороги, по обочинам которых тесно прижимались друг к другу сложенные из позеленевшего от времени кирпича постоялые дворы и лавки мелких торговцев, с плохо покрашенными, потрескавшимися деревянными вывесками. Сразу за торговыми рядами начинались жилые кварталы, тянувшиеся до самого берега первого канала. Аккуратные небольшие домики, кое-какие хозяйственные постройки, деревья, растущие по дворам и обочинам дороги, – весь этот пейзаж не отличался разнообразием, но радовал глаз спокойной простотой.
Таково было первое впечатление Адама, но чем дольше находились они над Атлантидой, тем сильнее охватывало его чувство тревоги. С городом было что-то не так, и он вскоре понял причину. Пустота. На всем пути они не встретили ни одного бога. Город казался покинутым. Именно казался, так как ковчег надежно предохранял своих пассажиров от проникновения извне любого проявления вселенской силы, а тем более души, и Адам не мог чувствовать, что на самом деле происходит за пределами ковчега.
Они приблизились к первому каналу. Наверняка он не был пригоден для судоходства, а служил лишь для обеспечения города питьевой водой. Оба его высоких берега были вымощены красно-желтым камнем и соединялись друг с другом множеством таких же мостов. Адам успел заметить несколько круглых бассейнов из белоснежного камня, один из которых находился возле моста. Он был выполнен в форме распустившегося лотоса со статуей богини в центре. Перед собой она держала наполненную до краев чашу, из которой непрерывной струей вытекала поражавшая своей голубизной вода. Возможно, эффект такого необычного цвета возникал благодаря светлому оттенку облицовки, хотя близость пирамиды наводила на мысль, что вода, которой пользовались горожане, несла в себе и определенную энергетику.
Густая листва деревьев скрывала противоположный берег так, что было непонятно, есть ли там что-то еще кроме пирамиды. Адаму недолго пришлось ломать над этим голову. Пролетев над мостом, они оказались во внутреннем городе. Он представлял собой огромный сад, сродни тому, который рос у подножия пирамиды Яхве. Однако у сада Атлантиды было одно важное отличие. В нем жили. Среди деревьев, скрытые их листвой от посторонних взглядов, стояли изумлявшие своей красотой дворцы. Их было немного, но все они отличались друг от друга. Ломаные крыши с резными колоннами; стены, то резавшие глаз своей белизной, то едва различимые под зарослями лиан, сложенные из темно-красного камня; аллеи и беседки; цветущие поляны; рукотворные водопады – все это смотрелось красиво и очень гармонично. Природный хаос здесь незримо поддерживался руками богов, а их жилища лишь дополняли и подчеркивали его. Как и в городе, здесь не было видно ни души. Сад плотной стеной окружал подножие пирамиды и лишь с одной стороны уступал место большой, вымощенной камнем площади. Здесь начинались ступени длинной лестницы к вершине пирамиды. Она выходила на широкую террасу, где могли разместиться сразу несколько ковчегов.
Подлетев к ней, ковчег мягко опустился перед входом в обитель верховных.
Его до этого прозрачная оболочка приобрела мягкий серый цвет, а одна из стен бесшумно раздвинулась. Адам встал с кресла и остановился в нерешительности. Его бывшие друзья, казалось, даже не заметили окончания полета. Они по-прежнему оставались сидеть в мягких креслах и даже не пытались покинуть пределы ковчега. Пауза затянулась но когда Адам уже собирался сесть на место, Яхве, наконец, прервал молчание:
– Я думаю, нас уже ждут.
Он медленно встал и направился к выходу. У самого проема он обернулся и ни на кого не глядя добавил:
– Надеюсь, у нас хватит мудрости сохранить лицо.
Шакти и Варун почти одновременно встали со своих кресел. Она крепко, как бы прощаясь, сжала его руку и, подняв голову, последовала за Яхве. Последним вышел Варун, а за ним и Адам.
Выпустив последнего пассажира, ковчег бесшумно взмыл вверх. Превратившись в небольшую точку, он занял место среди десятка подобных себе и уже находившихся над пирамидой ковчегов.
Трое богов стояли перед распахнутыми воротами, ведущими внутрь, и холодный ветер трепал их белоснежные одежды. Лишь несколько шагов отделяло их от цели, но даже на этот короткий путь требовались огромные усилия. Наблюдая за ними, Адам как никто понимал это. (Глубокое разочарование, отчаяние, боль – эти признаки страдавшей, но все же живой души были уже едва различимы.) Сейчас здесь правило все заполняющее ничто – мертвая пустота, многократно усиленная пирамидой. Вырвавшись наружу, она жадно пожирала все живое, и Адам чувствовал, как сжимается от этого вероломства его незащищенная душа. Несомненно, боги страдали не меньше, чем он, но вопреки здравому смыслу они даже не пытались защитить себя. Склонив головы, они медленно вошли в пирамиду. Адам остался стоять на террасе. Страх, граничивший с безумством, сковал его тело
«Это иллюзия, иллюзия. Хатхор, помоги мне. Надо собраться. Происходящее не принесет мне вреда. Я здесь по ее воле, а значит должен следовать за богами. Она защитит меня. В самый последний момент все закончится. Она спасет. Надо верить. Верить».
Постепенно он успокоился. Мысли о прекрасной хозяйке межзвездного ковчега помогли собраться и, подставив лицо холодному мертвому ветру, он вошел в зияющую пасть пирамиды.
Полутемный коридор, ступени вниз и, наконец, ярко освещенный зал. Он ослепил Адама, вынудив остановиться. Нащупав рукой стену, он прислонился к ней спиной, ощутив твердую, но очень гладкую и почему-то теплую поверхность. Постепенно глаза привыкли. Зал был очень большой. Адам был в этом убежден, хотя освещение не давало возможность полностью оценить его размеры. Вся поверхность пола представляла собой один замысловатый узор. Цвета от черного до серо-коричневого плавно перетекали друг в друга, и это мешало постичь общий смысл рисунка. Исключением служил только круг, искусно выложенный посреди зала. Что-то очень знакомое было в этом нехитром изображении. Линия в виде волны делила его на черную и белую половину, как будто две капли, изогнувшись чудесным способом, слились в одну. Кроме того, в центре каждой из капель имелся небольшой круглый «глаз» цвета другой половины.
«Данный круг описывает все возможные соотношения энергий покоя и движения для отдельного проявления вселенской силы». Это была детская игрушка. Множество таких кругов различных цветов, соединенных между собой тонкими трубочками, проходящими через «глаза» капелек, – остроумное и в то же время очень наглядное изображение уравнения вселенской силы. Адам точно помнил, что на каждом из кругов еще был прозрачный полукруг такого же диаметра, вращавшийся вокруг центра. Стоило только приблизить его к соединительным трубочкам, как вся гирлянда оживала. Круги начинали меняться в диаметрах, а их полукруги приходили в движение в поисках иного стабильного состояния для всей системы. В этих изменениях заключались все знания, накопленные богами за многие годы, но для них, тогда еще юных и не посвященных, это была всего лишь веселая забава, призванная помочь постигнуть структуру мироздания.
Воспоминания немного отвлекли его от происходившего в зале, защитив и успокоив страдавшую душу. Но это длилось недолго. Вскоре он опять вернулся к действительности.
По самой границе окружности полукругом, обращенным ко входу, на небольшом возвышении стояло двенадцать высоких пустых кресел. Десять богов, находившихся в зале, даже не подумали занять свои места. Они стояли в полной тишине, а возле одной из стен лицом вниз лежало безжизненное тело в одежде, которая могла принадлежать лишь верховному.
Это был Тха – хранитель главной пирамиды Земли. Ржавые пятна крови на одежде не оставляли никаких сомнений – их несчастный товарищ был убит, убит предательски, сзади, и убит одним из тех, кому доверял.
– Это, по-видимому, кто-то из судий, – нарушил молчание Ньяме.
– Какое это имеет значение? – металлическим голосом произнесла Шакти. – Его больше нет. Свершилась еще одна нелепость, порожденная этим убогим миром. Вот достойная нам плата. Она рано или поздно ждет всех нас.
– Шакти, милая, успокойся, в тебе говорит отчаяние, – Варун крепко сжал ее руку и попытался приблизить к себе, но богиня выскользнула из объятий.
– Да, да я в отчаянии, а вы, вы – нет?
Ответом ей было молчание. Шакти опустилась на ближайшее кресло и закрыла лицо руками.
– Безусловно, для всех нас происшедшее – огромная потеря.
Адам оторвал взгляд от лежавшего тела и посмотрел на говорившего. Нараян был удивительно спокоен или, по крайней мере, старался выглядеть таковым. Сделав паузу, он продолжил:
– Тха уже не вернешь, а нам надо решить, что делать дальше. Не скрою, не таким представлял я наш будущий мир, покидая родную планету.
– Нас всех готовили к опасностям, которые, по мнению наших учителей, могут подстерегать богов в чужих мирах. Но кто мог предположить, что главными врагами станут наши же потомки? Те, ради которых мы создавали этот мир, кому посвятили свою жизнь, променяв привычный быт и семейное благополучие на вечный риск и борьбу, – продолжил Луг мысль Нараяна. Как всегда, он говорил медленно и рассудительно. Казалось, этого рыжего великана ничто не могло вывести из равновесия.
– Да, они наши потомки, но боги ли они? Нет. Их душа, как губка, впитала душу этого мира, душу кровожадных драконов, бездумно уничтожающих друг друга.
Голос возражавшего был резок. Атумм – а это был он – решительно прошел мимо товарищей и сел в кресло, стоявшее рядом с Шакти. В зале ненадолго воцарилось молчание. Боги медленно занимали свои места и вскоре лишь несколько кресел остались пустовать.
– Если бы это было так! Но все гораздо хуже, – прервал наступившую паузу Род. Он продолжал стоять. Взгляд его черных глаз излучал холод, что было так не характерно для него, хотя и вполне объяснимо при сложившихся обстоятельствах. – Не голод и не борьба за потомство толкает их на братоубийство. Нет. Их мир не объективная реальность, а иллюзия. Условности и амбиции, ими же и выдуманные, правят всей их жизнью. Они не хотят жить счастливо равными среди равных. Они стремятся достичь превосходства среди таких же, как и они. Топча и расталкивая друг друга, никого не щадя, земляне карабкаются к этой непонятной, бессмысленной даже для них цели, и лишь сам процесс имеет для них какое-то тайное значение.
– Но разве не вы сами толкнули их на этот путь? – раздался голос за спиной Адама. От неожиданности он вздрогнул и обернулся. В зал вошел Тюр. В отличие от остальных верховных, он сильно изменился. Сейчас это уже был глубокий старик. Его побелевшие волосы стали реже, а лицо бороздили морщины. Опираясь на свой посох, Тюр по-стариковски с трудом прошел в центр зала.
Он долго смотрел на безжизненное тело своего вечного оппонента, а затем повернулся к богам:
– Разве не вы, лишь создав этот мир, отгородились от него стенами пирамид и ореолом чего-то тайного и непостижимого для обыкновенных смертных? Разве не вы, требуя равенства для всех, живете вне земных законов?
Варун ответил Тюру. И в словах его не было и тени оправдания. Скорее, боль и глубокое разочарование.
– Безусловно, в словах твоих, Тюр, есть доля правды. Но мы ведем такой образ жизни не ради самих себя. И неужели это награда для нас? Разве о такой жизни мы мечтали? Нет. Это жертва. Жертва, приносимая нами земным богам. Вся наша жизнь с того момента, как мы переселились на планету, посвящена им. Их благополучию, их будущему. А благодарность… Она перед нами.
Тюр промолчал. Он лишь по-стариковски покачал головой. В этом движении скорее было сокрушение о прожитых годах, чем осуждение совершенных им и его товарищами ошибок.
– Убийство Тха может означать одно. В нас больше не нуждаются. Планета велика, и мы без труда сможем найти на ней место для себя. Думаю, мы достойны того, чтобы после стольких лет просто жить, ни о чем не беспокоясь?
Слова Ану подвели итог дискуссии и сняли напряжение, царившее в зале.
– Я согласен. Все, что мы могли сделать для землян, мы сделали. Нельзя осчастливить кого бы то ни было против его воли. С большим разочарованием надо признать, что наши с ними взгляды на вопросы бытия сильно разнятся. Мы переоценили свои силы и проиграли. Остается одно: уйти, предоставив их самих себе, – подхватил Амма мысль Ану.
– Уверен, их путь будет труден и во многом трагичен. Возможно, он будет недолог, но это их выбор и, судя по всему, они готовы к нему.
Род был как всегда невозмутим. Его слова окончательно изменили атмосферу в зале. Наконец-то решение было найдено, и, по-видимому, оно всех устраивало: отныне земные боги будут предоставлены сами себе, а верховные смогут просто жить, заботясь лишь о себе и друг о друге. Однако у Шакти оказалось иное мнение:
– Безусловно, вы все правы, и решение, предложенное Аммой, наверно, своевременное и, к сожалению, единственное. Но кто из вас может гарантировать, что жизнь наша будет спокойна? Если мы сейчас просто покинем пирамиду, рано или поздно всех нас ждет такая же участь.
– Зная нравы наших потомков, думаю, если даже мы оставим их, они вряд ли оставят нас.
Слова Атумма окончательно охладили пыл верховных. И хотя его утверждение было более чем спорно, но подвергать себя риску именно сейчас, когда все, казалось бы, встало на свои места, никто не хотел.
– Шакти права, мы должны предпринять шаги, которые навеки отогнали бы у землян даже мысль повторить нечто подобное.
После этой фразы Варуна подозрения Адама, что они с Шакти наверняка все обдумали и решили заранее, окончательно превратились в уверенность.
– Обезопасить себя – это разумно. Но как?
Вопрос Атумма настолько напрашивался, что, вполне возможно, он так же был в курсе того, что задумали Шакти и Варун.
– Мы уничтожим Атлантиду.
Конечно, вот и решение. Адам с интересом посмотрел на ту, ради которой жил многие годы. В ней он был всегда уверен больше, чем в себе. Она всегда являлась для него идеалом божественной мудрости и созидания. Что же произошло? Как она могла так измениться? Где же та, с кем долгими бессонными ночами они мечтали о прекрасном мире, который они создадут?
– Я – против.
На этот раз к словам Тюра должны были прислушаться. Он был в этом почти уверен, ведь даже убийство верховного не могло идти в сравнение с уничтожением части планеты.
– Думаю, это слишком серьезная мера. Прежде чем обсуждать ее, необходимо иметь полную картину последствий, к которым она может привести, – сказал Яхве
– Яхве прав. Даже если мы и решимся на такую радикальную меру, она потребует тщательных расчетов и подготовки. Нельзя допустить неконтролируемого изменения в энергетическом балансе Земли, – поддержал пилота Ньяме.
– Уважаемые кураторы! В течение суток я проведу необходимые расчеты. Завтра в это же время мы с Варуном ждем вас у себя для принятия окончательного решения.
С этими словами Шакти встала с кресла и, взяв под руку Варуна, покинула зал. За ней в полном молчании последовали остальные. Яхве шел последним. Перед тем как выйти, он подошел к Тюру, неподвижно стоявшему в центре круга, и собирался что-то сказать, но старик опередил его:
– Иди и ни о чем не беспокойся, я позабочусь о Тха. Что же касается всего остального, скоро загляну к тебе. Надеюсь, ты не прогонишь своего состарившегося друга?
Впервые на лице Тюра пробежало подобие улыбки. Вместо ответа Яхве лишь крепко сжал его руку чуть ниже плеча и вслед за остальными покинул зал.
Адам, погруженный в свои мысли, также направился к выходу. Безусловно, убийство их товарища угнетало его, но сейчас он думал об ином. Ради своего собственного спокойствия уничтожить часть планеты – на такое даже Сат вряд ли мог бы решиться. А они, потратив тысячи лет на сотворение мира богов на Земле, теперь были готовы не только оставить все попытки, но и свести на нет то, ради чего жили все эти годы.
Шагая в полной растерянности, он даже не заметил, как опять оказался на продуваемой пронизывающим ветром платформе. На самом ее краю, там, где начинались ведущие вниз ступени, на коленях стоял бог. Земной бог. Перед ним лежало безжизненное тело, в котором Адам не без труда узнал Хуча, престарелого хозяина дома, в котором ему недавно довелось побывать. Множество ран и разорванная в клочья одежда говорили о том, что судья умер не по своей воле. В то же время, наверно, все население несчастного города собралось у подножия пирамиды. В полном молчании земляне ждали решения верховных. Тем временем на платформу начали один за другим спускаться ковчеги.
– Мы нашли виновного, он наказан… Вы, давшие нам жизнь, сжальтесь над неразумными…
Бормоча эти фразы каждый раз, когда очередной куратор проходил мимо него к ковчегу, бог, принесший тело Хуча, поднимал глаза, с надеждой вглядываясь в их лица. Но, увы, никто из бывших товарищей Адама даже не смотрел в его сторону. Смерть убийцы Тха не взволновала, да и не могла взволновать их. Они не верили, а может, просто уже не хотели верить в искреннее раскаяние землян.
Вот спустились и последние два ковчега. Один из них некогда принадлежал генетикам. Адам без труда узнал его, ведь многие годы он был для него верным товарищем. Теперь он прилетел, чтобы забрать Шакти и ее нынешнего мужа.
Пропустив Варуна вперед, она замешкалась у входа. Обернувшись и увидев стоявшего в полном одиночестве Яхве, Шакти помедлила и решительно подошла к пилоту.
– Если ты не против, я полечу с тобой.
В ответ Яхве только молча пожал плечами.
Из ковчега высунулся было Варун, но Шакти махнула ему рукой. Верховный скрылся внутри, а ковчег взлетел.
– Пойдем, – нежно сказала богиня и взяла Яхве за руку. Тот не сопротивлялся. Адам незримо последовал за ними в ковчег.
8.
#i_001.jpg
Яхве занял свое место и опять, как и по дороге в Атлантиду, молча начал созерцать небесную даль. Теперь он не скрывал свою душу, и Адам с болью в сердце ощутил, насколько опустошен его друг. Безразличие – пожалуй, самое страшное, что может случиться с любым живым существом, – теперь полностью овладело богом, подавив все желания и тяжелой цепью сковав волю к жизни.
Шакти села напротив и стала пристально разглядывать облака.
– В последнее время я все чаще вспоминаю дом, – произнесла она. Ее голос был удивительно спокоен и тих. При его звуках у Адама защемило в душе. Сейчас перед ним была она, его Шакти. Именно такой любил он ее многие годы, а вернее всю жизнь.
– Я вспоминаю твоего отца, Адама… Мне каждую ночь сниться дочь. Моя Кали. Ты знаешь, я всегда была рациональна. Прошлое мало меня волновало. Ведь его уже нет, так что проку о чем-то жалеть. Будущее и настоящее как подготовка к этому самому будущему – вот что занимало меня. Но все изменилось. Я потеряла почву, и одиночество съедает во мне остатки сил. Воспоминания – теперь эта та единственная, пускай и призрачная пристань, к которой еще может пристать моя душа. Они успокаивают и еще хоть как-то оправдывают мое такое долгое существование. Ведь тогда мы были счастливы.
Она замолчала, и в ковчеге опять воцарилась тишина.
– Что поделаешь, – тихо заговорил Яхве. – Нам было суждено прожить две жизни. В своем мире мы давным-давно перестали существовать, а в новом… Безусловно, мы создали его, но, надо признать, так и не смогли возродиться. Единственный из нас, кто смог, – это Сат. Он оказался мудрее всех нас, а мы… Мы по-прежнему тащим за собой отголоски прошлого. Калечим свою жизнь и жизни наших потомков. А ради чего?
Нам говорили, что «это наш долг». Долг перед миром, который благополучно избавился от нас, безвозвратно отправил нас в другую часть Вселенной, придумал для нас миссию.
Но что это за миссия? Кому вообще нужно то, ради чего мы принесли в жертву свое будущее? Тем, кто вырвал нас из привычной жизни, отобрав навеки жен, детей, отцов? Нет. Думаю, их вряд ли интересуют результаты наших трудов. Может, это необходимо созданным нами богам? Но они многие годы доказывают обратное, а сегодняшний случай лишь одно из подтверждений этого. Возможно, это нужно нам? Но почему тогда я завидую Тюру, а ты каждую ночь вспоминаешь дочь и давно ушедшего мужа?
– Оларун был прав. Нам не надо было покидать наш мир.
– Шакти, милая, ты же генетик. Ты лучше меня знаешь, что наше приобретенное бессмертие неестественно для всего живущего. Рано или поздно мы должны были умереть для нашего мира. И вот единственная цель нашей миссии: нам дали шанс. Шанс прожить еще раз, но уже в другом мире. Мире, который создадим мы сами. Сат, Адам, а теперь и Тюр уже воспользовались этим шансом. Используем ли и мы его или повторим судьбу Тха – это каждый должен решить сам.
– Да, ты как всегда прав, – грустно улыбнулась Шакти. – Мы все давно ушли из нашего родного мира, но он необъяснимо продолжает держать нас. Меня до сих пор тревожит судьба дочери, твоего отца. Меня волнует даже то, что стало с садом, который мы с Адамом посадили возле нашего дома. Я по-прежнему составляю отчеты о своих исследованиях, будто собираюсь представлять их на Совете генетиков. В душе я так и осталась жить там, и в этом моя ошибка.
– Наверно пришло время нам всем осознать, что мы здесь не в гостях.
Они опять замолчали, а тем временем ковчег спустился на платформу пирамиды в Эдеме. Одна из стен раздвинулась, и Яхве встал со своего кресла.
– Зайдешь? Ты так редко бываешь у меня в гостях.
– Нет, спасибо. Мне пора. Варун ждет, да и дел много. Если уж это наш мир, так пора сделать так, чтобы он действительно принадлежал нам. Отныне я хочу жить, а не приносить себя в жертву.
Теперь голос Шакти звучал твердо и даже торжественно. Яхве не стал ни соглашаться с последними словами богини, ни возражать ей. Он просто попрощался и покинул ковчег. Адам вышел следом.
Яхве ненадолго задержался на платформе. Он стоял на самом краю с высоко поднятой головой, давая возможность ветру беспрепятственно трепать его одежду и волосы. Его душа была открыта, и Адам ясно чувствовал, как с каждым порывом ветра в его друге вновь просыпается жизнь. Вопреки ожиданиям Адама, Яхве не пошел внутрь пирамиды, а направился вниз по длинной лестнице, ведущей с платформы. Вскоре они спустились ниже крон деревьев, растущих у подножия, и их слегка качавшиеся тени укрыли богов от лучей полуденного солнца.
Сад казался совсем диким, и лишь едва заметные тропинки, идущие от ступеней по густой невысокой траве, говорили о том, что здесь иногда гуляли.
Они медленно брели по едва различимой аллее. Ровные ряды вековых деревьев еще указывали на ее былые границы, хотя молодой и не подчинявшийся ничьей воле подлесок бесцеремонно нарушил их, оставив лишь небольшое пространство. Этого было вполне достаточно, чтобы одинокий бог мог изредка наслаждаться первозданной красотой. Сад действовал умиротворяюще, и вскоре Адам, шедший следом за Яхве, почувствовал необыкновенный покой. Тихий шелест листвы, аромат цветов и молодой травы, прекрасное пение невидимых птиц наполнили до краев его душу, вытеснив все тревоги и сомнения, еще недавно переполнявшие ее. Сколько они бродили, Адам не знал. Время было не властно над этим местом. Но вот солнечные лучи, вытеснив живительную прохладу сада, прорвали густые кроны. Они вышли на поляну, в центре которой стояло большое раскидистое дерево. Когда-то здесь жили. На противоположной стороне поляны виднелись древние развалины. Непонятно, было ли это одно большое строение или несколько небольших, – низкий кустарник и молодые деревья почти полностью скрывали остатки каменных стен и черных, полусгнивших бревен, служивших то ли крышей, то ли оградой. Под сенью дерева возвышалась каменная стела. Яхве направился к ней. Подойдя ближе, Адам увидел наполненный водой небольшой бассейн у стелы и стоявшую рядом каменную скамью.
Зачерпнув пригоршней воды, Яхве смочил лицо. Выпрямившись и скрестив руки на груди, бог задумчиво посмотрел на древний камень, по которому с тихим журчанием стекала в бассейн вода. Время не пощадило его. Трещины и выбоины, покрытые зеленым налетом мха, образовали невероятный узор на поверхности камня, уничтожив все свидетельства его рукотворности.
Сзади послышался шорох. Обернувшись, Адам увидел вышедшего на поляну Тюра. Бог шел медленно, всем телом опираясь на посох. Подойдя к Яхве, он присел на каменный край бассейна.
Пилот наклонился и взял стоявшую у камня небольшую и такую же древнюю, как и бассейн, чашу. Он наполнил ее до краев и протянул Тюру. Тот взял чашу и сделал несколько глотков.
– Хорошая вода, живая, – произнес он, протягивая чашу обратно.
– Да, столько лет прошло, а она по-прежнему сохранила свои свойства.
– Все это благодаря близости пирамиды, да и деревья в Эдеме подобраны соответствующие.
– Может и так, но, думаю, не только. Я не очень в этом разбираюсь, но когда еще был жив Адам, меня навестила Шакти. Она так и не узнала в нем своего бывшего мужа, но тот факт, что я создал бога и он живет возле пирамиды в саду, где растут деревья лишь из нашего мира, заинтересовал ее. Прошло время, и я уже и думать забыл о ее визите, когда она прилетела вновь и не одна, а с Варуном.
Она сказала, что, возможно, нашла способ продлить жизнь моему воспитаннику.
Это был эксперимент, и я согласился на него. Под пирамидой мы сделали резервуар с родниковой водой, и они влили туда некий коктейль из простейших, который и должен был остановить процесс старения.
– И как результат?
– Адам прожил без малого тысячу лет. Ни один рожденный в этом мире не жил столько.
– Раз так, почему же они не используют свое открытие? Думаю, оно могло бы продлить жизнь не только Адаму.
– Безусловно, но сначала землянам надо исцелить душу, а уж потом даровать пусть не вечную, но довольно долгую по их меркам жизнь. А пока ни она, ни Варун в этом не видят смысла. Признаюсь, после того что мы видели сегодня, я думаю, они правы.
Тюр ничего не ответил, и у фонтана ненадолго воцарилась тишина, нарушаемая лишь пением птиц и тихим журчанием стекавшей по древнему камню воды.
Старик внимательно рассматривал дно бассейна, которое сквозь голубую призму воды было видно до мельчайших подробностей.
– Думаю, – не поднимая головы, произнес он, – на этот раз решение кураторов может привести к катастрофе с непредсказуемыми последствиями.
Могло показаться, что Тюр сказал это лишь для того, чтобы прервать затянувшуюся паузу, но Адам слишком хорошо знал привычки бывшего друга. Слегка дрожавший голос, сказанная будто невзначай фраза, казалось бы на случайную тему, подтверждали, что обсуждение именно этой темы и есть главная цель визита.
– Возможно, ты преувеличиваешь. Да, уничтожение полуострова станет причиной гибели многих земных богов и это вызывает в моем сердце боль не меньшую, чем твоя, но это вынужденная мера. Они перешли черту. Уж если земляне убили верховного, что может остановить их от убийства себе подобных?
– Ты не понял меня. Гибель богов – для меня большое горе, но оно ничто по сравнению с тем, чем грозит планете гибель Атлантиды. Баланс между проявлениями вселенской силы может нарушиться. Если только теплые воды Атлантики достигнут северных земель, начнется таяние ледников, а это не только изменение климата на всей планете. Эти льды хранят в себе огромное количество простейших. Простейших, порожденных этим миром. Как ты думаешь, к каким последствиям может привести их внезапное освобождение из ледяного плена?
– Мне трудно об этом судить, я не генетик, а пилот. Хотя, по моему мнению, они вряд ли смогут кардинально изменить душу планеты. Скорее планета изменит их.
– Душу планеты? Что ж, душу планеты – может и нет, но душу богов – это вопрос открытый. Безусловно, наш организм очень сложен, а значит, и менее подвержен мутациям, но всегда есть опасность, что количество перерастет в качество. Мы уже заплатили планете за нашу жизнь, а вернее за жизнь наших потомков. Тех, кто так похож на нас, но нами уже не является. Тех, кого этот мир лишил бессмертия. Тех, кто, утратив чувство единой души, объединявшей их предков и руководившей ими, стал одинок и эгоистичен, живя среди подобных себе. За гибель Атлантиды планета предъявит новый счет.
– И что же на этот раз? – отрешенно спросил Яхве.
– Думаю, на это вопрос вы скоро получите ответ.
– Вы?
Яхве внимательно посмотрел на Тюра.
– Да, я решил не покидать планету во время катастрофы.
– Конечно, ты волен поступать, как считаешь нужным. Я уважаю твое решение, но все же на правах друга позволь спросить: неужели жизнь утратила для тебя ценность?
– Мой дорогой друг, ты же знаешь: жизнь вечна, – улыбнулся старик. – Различны лишь ее проявления.
Он поднял взгляд на Яхве и, увидев тревогу на лице пилота, перестал улыбаться и заговорил очень серьезно:
– Я понимаю, моя гибель принесет тебе много страданий. В конце концов, сам факт моей смерти для меня уже не будет иметь никакого значения, а тебе придется жить воспоминаниями и мыслями об утрате. Это довольно мучительно.
Но пойми, гибель Атлантиды – это рубеж, который я не готов перейти. Все эти годы я лелеял надежду, что нам удастся научить землян жить без насилия, но, оказалось, насилию научились мы. Завтра боги поднимутся на межзвездный ковчег и уничтожат полуостров. Это значит, что огромная волна прокатится по всей планете, уничтожая все на своем пути. Все созданное за многие годы будет разрушено за несколько дней. Вода сойдет, но тем, кто чудом спасется, уже некуда будет возвращаться. Их дома будут разрушены, а урожай и скот уничтожен. А потом… Потом уровень воды опять повысится, климат изменится и к голоду прибавятся болезни. Хочешь знать, что дальше? Дальше кураторы опять спустятся на землю и, отстроив пирамиды, будут спокойно встречать старость в полной уверенности, что теперь вряд ли кто-нибудь нарушит их покой. Я не хочу этого видеть.
Старик замолчал. Трудно было понять, переводит ли он дух, собирается ли с мыслями или ждет, что ответит Яхве. Он все так же сидел на самом краю бассейна и смотрел, как вода струится по древнему камню.
– Если Эдем погибнет, я не вернусь на планету.
– Что же, – согласился Тюр, – тебе это будет легко. Ты пилот, и твой дом – ковчег. Адам умер, и тебя здесь уже ничего не держит.
– Это не совсем так, мой добрый друг.
Теперь удивляться наступила очередь Тюра:
– Что я слышу? Неужели земные боги стали интересовать тебя?
– На Земле остались потомки Адама. Среди них есть весьма достойные, и я до сих пор оберегал тех, кто нес в себе его семя.
– Если так, их надо спасти.
– Безусловно, я предупрежу их.
– Этого мало. Даже зная о катастрофе, они могут не пережить ее. Ты не должен так рисковать.
– Что делать? Единственная гарантия на спасение – это ковчег, но я не смогу взять их на борт. Катаклизмы на Земле продлятся не один день, а они не выдержат долгого пребывания в стабилизационном поле.
– Но можно обойтись и без него…
– …И нарушить чистоту души ковчега. На это я не пойду. Даже если это разведчик, а не межзвездный, я не буду обрекать его на уничтожение ради потомков Адама.
– Конечно, ты прав. Ковчеги стали для каждого из нас намного большим, чем просто помощниками. Их души прочно связаны с нашими в единое целое, и легче подвергнуть себя опасности, чем рисковать ими.
Тюр говорил абсолютно серьезно и искренне, Адам чувствовал это, но все равно складывалось впечатление, что он осуждает Яхве.
– Мне очень жаль, – произнес пилот и присел на край бассейна рядом с Тюром.
– Не огорчайся, я знаю одного верховного, которому уже не надо переживать за чистоту своего ковчега. На нем мы спасем потомков твоего воспитанника.
– Тюр, но это большая жертва.
– Для меня уже нет, даже наоборот. Считай, что это моя последняя дань планете. Кто знает, возможно, настанет время, когда именно их гены отведут этот мир от края пропасти.
Опираясь всем телом на посох, Тюр поднялся с камня. Положив свободную руку на плечо Яхве, он немного постоял, как бы прощаясь, а потом, повернувшись, пошел по направлению к пирамиде. Верховный уже скрылся за деревьями, а Яхве так и сидел у бассейна, задумчиво глядя в темную чащу сада. Кто знает, прошлое или будущее виделось ему?.
9.
#i_001.jpg
Ночь уже давно спустилась на город. Они неспешно шли по узкой улочке между невысоких домов, сложенных из глиняных кирпичей. Адам держался чуть сзади, не отрывая взгляд от Хатхор. Тонкая, воздушная материя платья и лунный свет невероятным образом подчеркивали всю красоту ее фигуры, и это волновало его, отвлекая от того, что она пыталась ему сказать. Сейчас не хотелось ни думать, ни рассуждать. Он просто шел, наслаждаясь звуками ночи, небом, полным звезд, и близостью самого прекрасного в этой части мироздания существа.
Улица почему-то заканчивалась воротами. Они казались массивными, но как только Хатхор приблизилась к ним, ворота, скрипя, легко открылись. Воздух наполнился прохладой – они вышли к, вероятно, очень широкой реке или озеру. Между водной гладью и домами оставалась узкая, всего в несколько шагов, полоска земли. Низкая трава была изрезана множеством узких дорожек. Они вели к лодкам, темной массой загромоздивших берег. Богиня остановилась. Она подождала, пока Адам приблизится к ней, и взяла его за руку. От нежного прикосновения слегка закружилась голова. Крепко обнять и никогда не отпускать от себя это прекрасное существо, вечно наслаждаться благоуханием ее волос, жить ей, ее душой, ее телом – это желание, как снежный ком, с каждым мгновением росло в нем, грозя окончательно вытеснить здравый смысл. Но когда ему показалось, что волна страсти уже поглотила его, все закончилось так же внезапно, как и началось. В одно мгновение он очнулся от этих сладких грез. Да, Хатхор по-прежнему была рядом и, нежно улыбаясь, держала его за руку, она по-прежнему была самым прекрасным существом во всей Вселенной, но чувство ушло, вернув свободу мыслить и воспринимать окружавший его мир.
Адам осмотрелся. Они стояли на невысоком, окруженном со всех сторон лодками деревянном причале, лицом к противоположному берегу. Там, несмотря на позднее время, кипела жизнь. Отблески пламени костров, играя золотом на черных волнах, тысячами мигающих звезд уходили до самой линии горизонта. Шум, доносившийся до Адама, был то едва различим, то нарастал, и тогда становились различимы лязг металла, крики, ржание лошадей и другие звуки, однозначно говорившие о большом скоплении землян.
Какое-то время Адам не видел ничего, кроме света костров, но постепенно глаза привыкли к темноте. За рекой был город, очень похожий на тот, откуда они только что вышли. В домах, выходивших окнами на реку, горел свет, городские ворота были распахнуты, а сами улицы ярко освещены и полны людей. Внезапно Адам понял, что находится уже не на темном берегу, а на одной из таких улиц. Хатхор рядом не было, и он, не зная, что предпринять, не торопясь, побрел за караваном вьючных животных, направлявшимся вглубь города. Нагруженные огромными и, по-видимому, тяжелыми тюками, те медленно шли, изредка подгоняемые такими же уставшими, как и они, погонщиками. Постепенно улица становилась шире, а землян на ней все больше. С осунувшимися равнодушными лицами они то исчезали в темных переулках, прилегавших к центральной улице, то появлялись оттуда с какими-то инструментами или тюками. Некоторые вели животных, некоторые ехали верхом. Ежеминутно сталкиваясь друг с другом, толкаясь, уступая дорогу, они с завидным упорством и в почти полной тишине направлялись к какой-то лишь одним им известной цели, и это, хоть и производило удручающее впечатление, все же вызывало неподдельный интерес. Наконец, в свете горевших костров, глазам Адама открылось поистине грандиозное зрелище.
Он стоял на большой изрытой площади, всю центральную часть которой занимало огромное несуразное строение. Его строительство еще не было завершено. Сейчас все это напоминало огромный муравейник, растревоженный неизвестным гигантом. Тысячи муравьев-горожан, согнувшись под тяжелыми ношами, вереницами поднимались вверх по крутым лестницам, тянувшимся по периметру стен сооружения, и выходили с противоположной стороны уже без поклажи. Костры горели и на самом верху строения. Доносившийся оттуда шум свидетельствовал о том, что работы не прекращаются и в этот поздний час, хотя самих строителей разглядеть было невозможно.
– «Ворота бога». Не правда ли, прекрасное зрелище?
От неожиданности Адам вздрогнул и оглянулся. Рядом, как ни в чем не бывало, стояла Хатхор. Как и он, она с интересом наблюдала за происходившим.
– Они торопятся. Надежда на спасение еще теплится в их душах, заставляя, забыв о былой вражде, объединиться, и идти до конца. Всем вместе, одним порывом. Как же все это трогательно!
Ее голос, казалось, излучал радость, но чувство не было искренним. Сквозь показное восхищение Адаму явственно послышался злой сарказм.
– Спасение? Очень странно. Даже если землянам что-то и угрожает, как это строение с таким странным названием может спасти их?
– Строение? Ты называешь странным строением пирамиду, которая должна стать обителью для верховного бога Аммы? Которая должна стать воротами, открывающими путь кураторам для возврата на Землю? Хорошо, что никто из них не слышит тебя, а то б не сносить нам голов!
Эти слова Хатхор произнесла с таким искренним и наивным выражением лица, что в другое время это вызвало бы у Адама улыбку, но сейчас ему почему-то не хотелось веселиться. Он был уверен – строителей ждало большое разочарование, но все же решил уточнить:
– Разве это пирамида?
– Ты прав, – голос богини на этот раз был серьезен, – это не пирамида. Но поверь, ни для верховных, ни для землян очень скоро это уже не будет иметь никакого значения.
Она ненадолго замолчала, давая Адаму возможность осмыслить услышанное, а затем продолжила:
– Тюр оказался почти во всем прав. Потрясения, связанные с гибелью Атлантиды, вызвали наводнения и ураганы огромной силы. Катаклизмы прокатились по всей планете, но, хотя их последствия и были ужасны, они быстро завершились. Опасность таилась в ином. На планете изменился не только климат. Баланс вселенской силы был нарушен.
– И она знала, что так будет?
– Она? – Хатхор повернулась к Адаму и пристально посмотрела ему в глаза.
– Нет, – наконец сказала она и отвела взгляд, чем доставила Адаму огромное облегчение. – Ни Шакти, ни кто бы то ни было из верховных не знали, да и не могли знать, к каким последствиям приведет уничтожение части планеты. Уравнение вселенской силы так и не написано до конца, а значит просчитать все последствия невозможно. Да и изменения были настолько незначительны, что никто и не заметил надвигавшуюся угрозу. Живя в межзвездном ковчеге, верховные решили не вмешиваться некоторое время в земную жизнь, а когда известия дошли до них, было уже поздно.
– Известия? Известия о чем?
– Всему на планете, что имело душу, необходимо было приспособиться к новым условиям жизни. Для простейших решение этой задачи не составило особого труда. На смену старым формам жизни пришли их более приспособленные преемники. Со сложными формами дела обстояли гораздо хуже. Некоторых даже постигла участь драконов, владевших этой планетой миллионы лет назад, – они бесследно исчезли с лица Земли. Многие уцелели, при этом, правда, изменившись почти до неузнаваемости. Правда, были и такие, на которых процессы, происходившие на планете, практически не отразились. Боги не стали исключением. Чтобы выжить, им предстояло заплатить свою цену. И ценой этой было то единственное, что еще хоть как-то связывало их с верховными. Они перестали воспринимать душу.
Информация Хатхор было настолько невероятной, что Адаму показалось, что он ослышался.
– То есть как?
– Как? Тебя интересует физиология?
– Нет, но все же?
– Как можно жить, не воспринимая душу окружающего тебя мира? Не чувствовать себя частичкой единого огромного организма? Для богов, когда-то прибывших сюда, это было немыслимо. Индивидуальность каждого всегда дополняла их единую душу. Ощущение одиночества в окружении ярких, двигающихся, но все же пустых картинок было бы губительно для них. Но их потомки – это совершенно другое. Еще задолго до гибели Атлантиды, а возможно даже со времен Сата, каждый из них интересовался лишь собой. Уже тогда каждый из них считал себя центром мироздания, а окружавший мир – лишь средой именно для своего обитания. Они жили друг за счет друга, а не друг для друга. Так что, дорогой мой, это – хотя и неожиданная, но не самая худшая для них развязка.
Адам слушал Хатхор и не знал, что ответить. Известие, которое с такой легкостью она сообщила ему, застало его врасплох.
– Так зачем все это? – спросил он, указывая на стройку и делая вид, что это его очень интересует. И хотя Хатхор так же, как и он, знала, что ответ на этот вопрос для него неважен, она оживленно начала комментировать действия землян.
– «Эпидемия», так сказать, хоть и прокатилась по Земле довольно быстро, так же быстро закончилась, но все же не мгновенно. Сначала земляне воспринимали единичные случаи как сумасшествие. Думаю, они были недалеки от истины, но сейчас не про это. Будучи уверены в том, что это месть верховных и что, заслужив себе прощение, они избавятся от надвигавшейся угрозы, боги земли решили восстановить разрушенные стихией пирамиды. Как видишь, они взялись за это весьма усердно. Забегая вперед, скажу: все это очень скоро закончится, и «ворота» для верховных так и не будут закончены. Тысячелетиями чувство общей души помогало землянам общаться, а звуки передавали лишь эмоции. Но вот чувство души ушло, а вместе с ним ушло и понимание друг друга. Естественно, невозможно делать что-то вместе, не понимая при этом соседа. Строительство было заброшено, а люди, так теперь они называли друг друга, разбрелись по бескрайним просторам планеты. Теперь перед ними стояла другая очень важная задача. Чтобы выжить, они должны были научиться понимать друг друга. А на это необходимо время…
– И желание, – помолчав, добавила она со вздохом.
Адам молча слушал богиню. С каждым сказанным ею словом его все больше сковывала неумолимо надвигавшаяся пустота. Понимая, что здесь и сейчас рушится последняя надежда сделать Землю обителью богов, он, тем ни менее, не испытывал ни жалости, ни отчаяния.
Небо серело. Наступал новый день, и его свет озарял чужой для Адама и незнакомый ему мир. Мир, который, с его точки зрения, был мертвым.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ЖИЗНЬ ПРОРОКА. ПРОДОЛЖЕНИЕ
#i_001.jpg
– И все же я уверен: это приведет нас к погибели, а не к славе, – не уставал повторять Аарон. Аамеса, опираясь на длинный посох и стараясь не обращать внимание на слова своего спутника, продолжал уверенно идти по пустынной узкой улочке, зажатой с обеих сторон высокими стенами. Было раннее утро, и лишь редкие робкие звуки просыпавшегося города доносились из близлежавших дворов.
Сегодня был один из тех немногих дней, когда всесильный фараон выходил к своему народу, и любой желающий мог лицезреть «усыновленного Амоном».
Немногим счастливцам давалась возможность лично обратиться к живому богу. Для них это был шанс навсегда преобразить свою жизнь, ступить на дорогу власти и богатства. Неудивительно, что такие мероприятия вызывали огромный ажиотаж в столице. Вот почему два человека так торопились.
– Поверь, я, как и ты, свято верю в мудрость Атона, но одно дело – возносить молитвы и жертвы, и совсем другое – без видимых причин покинуть ставшие родными места и благодатный край, идти в пустыню, в дикие, кишащие кочевниками районы. В лучшем случае этот путь приведет нас к рабству.
Улочка, по которой шли мужчины, вскоре привела их на одну из главных улиц города, выходившую к храму. Несмотря на ранний час, она уже была переполнена людьми.
«Безусловно, Аарон прав, – думал Аамеса, обгоняя прохожих. – Убедить последователей Эхнатона покинуть Египет будет очень сложно». Он сам уже не первый день ломал голову над тем, как это сделать. Ведь с какой стати тысячам людей бросать родительские дома и обрекать себя и своих детей на лишения и полную неизвестность? Тем более, что многие из них находятся в рабстве, обеспеченные едой и крышей над головой. Но это с одной стороны. А с другой… В его голове до сих пор звучит приказ верховного божества. Он должен подчиниться его воле. Даже если это безумие, и голос оракула ни что иное, как плод его больного воображения, он все равно пойдет до конца. Наверное, на этом пути его таки забросают камнями.
Аамеса оглянулся на спутника, едва поспевавшего за ним. Обреченное выражение его лица, растерянный бегавший взгляд, неуверенная походка – все это поневоле вызывало снисходительную улыбку. «Бедный Аарон! Если что-то пойдет не так, соплеменники не пощадят и его. Но я пострадаю за веру, а за что пострадаешь ты, мой милый друг?»
– А зачем мы идем к фараону? – тем временем все не унимался тот, протискиваясь за Аамесой сквозь все увеличивавшуюся толпу. – Уж если все мои братья считают выжившим из ума тебя, а теперь и меня, неужели фараон станет тебя слушать? С тех пор как ты покинул дворец, все изменилось. Он даже не узнает тебя. И даже если узнает, будет еще хуже. Неужели до твоей пустыни не доходили слухи о судьбах жрецов Атона?
Было видно, что он и не надеялся, что Аамеса послушает его или хотя бы ответит. Чтобы победить страх и отчаяние, ему надо было выговориться, поэтому, переведя дух, он опять принялся за свое:
– Такое количество людей… И каждый из них мечтает предстать перед фараоном. Такому старику, как ты, не дадут даже приблизиться к площади. Позор! Позор ждет тебя здесь, брат мой.
– Аарон, зачем ты идешь за мной?
Внезапный вопрос заставил Аарона ненадолго замолчать. По-видимому, он и сам не знал, зачем.
– Я не могу бросить тебя перед лицом надвигающейся угрозы. Говорят, мы братья, и я люблю тебя, – тихо произнес он наконец.
Тем временем людей становилось все больше. Как они ни старались, но протиснуться сквозь толпу на огромной храмовой площади было просто невозможно. До ближайшего солдата из оцепления оставалось еще не менее двадцати шагов и добрая сотня людей.
Шло время. Утро сменил день, а вместе с ним к неимоверной давке прибавилась изнуряющая невыносимая жара. Но никто и не думал уходить. И даже если бы такие и нашлись, они вряд ли смогли бы пробраться через напиравшую сзади толпу. Единственными, кому это с большим трудом удавалось, были продавцы воды. Они не хуже, чем и их товар, с бурдюками, полными живительной влаги, умудрялись просачиваться сквозь любые препятствия, вплотную доходя даже до оцепления. Как только вода заканчивалась, они исчезали, чтобы через небольшой промежуток времени появиться снова с налитыми доверху мехами.
«Все же странно, что оракул выбрал именно меня. Кто я? Старик, проживший всю жизнь вдали от своего народа и не имеющий ни капли авторитета среди единоверцев. Всё: и слава, и богатство – осталось в прошлом, так с какой стати им слушать меня? Если бы я был молод, меня давно бы забросали камнями, а так мои речи вызывают лишь смех. Сомнения и неуверенность – вот тот червь, который грызет меня с тех пор, как я покинул храм. Аарон прав, зря мы пришли сюда. Не оракул, а гордыня и бесцельность прожитых лет толкают меня на поступки, коим нет оправдания», – думал Аамеса.
Громкие звуки барабанов оторвали его от невеселых мыслей. Как по команде, воины из оцепления, сдерживавшие людей, развернулись лицом к храму. Бурлившая, как кипящая вода в котле, толпа, застыла, словно по волшебству. Еще мгновение – и те, кто стоял рядом с солдатами из оцепления, начали опускаться на колени в знак великого уважения и покорности перед сыном бога. Их примеру последовали остальные, и вскоре вся многотысячная площадь замерла в ожидании своего верховного правителя.
Единственный, кто так и остался стоять, был Аамеса. Опираясь на посох, он пристально смотрел на действо, происходившее перед ним, не обращая внимания на Аарона, отчаянно тянувшего его вниз за полы одежды.
Из колоннады, окружавшей храм, вышла личная охрана. Быстро, но без суеты караул занимал свои места, образуя второе кольцо оцепления. Конечно, солдаты не могли не заметить одиноко стоявшего старика. Такой вопиющий случай непокорства сначала обескуражил их командира, но он быстро пришел в себя и решительным шагом направился к Аамесе. Его грозный вид не предвещал ничего хорошего. Свирепая сила чувствовалась в каждом движении египтянина, а шрамы на его загорелом теле свидетельствовали о смелости и безрассудной преданности к тому, чей покой он защищал. Еще немного, и заслуженная кара должна была настигнуть безумца. Но пока ему везло. Сотни распростертых людских тел стали почти непреодолимой преградой для грозного телохранителя. Он замешкался, а тем временем на площадь вышли несколько жрецов, принадлежавших, судя по одежде, к высшей касте. Аамеса не знал, заметили они его или нет, а так как дольше стоять было опасно, он не стал рисковать и, наконец, опустился на колени. Теперь его уже мало интересовало происходившее. Нервным шепотом Аарон извещал его о событиях на площади. Начальник охраны, оставив тщетные попытки пробиться к Аамесе, вернулся к своим подчиненным. Между центральными колоннами был установлен золотой трон. Вскоре в сопровождении верховного жреца появился и сам фараон. Заняв свое место, он подал знак, и толпа начала подниматься с колен. Поднявшись вместе со всеми, Аамеса стал протискиваться к краю площади. Аарон в глубине души удивился, но на этот раз тот не проронил ни слова, поскольку и сам желал всей душой поскорее покинуть это место. Вскоре, после неимоверных усилий, им удалось выйти из толпы, и они оказались на пустынных улицах Мемфиса.
– Хвала Атону, он вразумил тебя, и все обошлось как нельзя лучше. Надеюсь, теперь ты оставишь свои безумные идеи. Знаешь, ты можешь больше не скитаться по миру, мой дом – это твой дом.
Аамеса остановился и с нежностью посмотрел на Аарона.
– Спасибо, брат, но, боюсь, нам рано еще думать о покое.
С этими словами он кивнул назад, указывая на юношу, быстро следовавшего за ними.
Это был один из младших жрецов Амона. Приблизившись к Аамесе, он воздал ему почести, как старшему, чем немало удивил Аарона.
– Парамесу будет рад встрече с тобой, маг покровительницы земли Хатхор. Если желаешь, для меня будет огромная честь проводить тебя.
С надменным видом Аамеса кивнул головой в знак согласия, и они вместе с Аароном пошли вслед за посланцем.
Пройдя немного назад по центральной улице, юноша свернул в какой-то переулок, а затем вышел на другую улицу. Шел он уверенным, хотя и неторопливым шагом, и за всю дорогу даже не попытался заговорить с ними. Вскоре они подошли к воротам ни чем непримечательного дома, и жрец особым способом постучал. Их тут же впустили через небольшую дверь, сразу же захлопнувшуюся за ними. Аамеса и Аарон оказались во дворе, представлявшем собой небольшой сад с аккуратно подстриженными кустарниками вдоль узких дорожек и невысокими ухоженными деревьями. Вслед за провожатым они пошли по направлению к дому, видневшемуся сквозь сочную зелень, и вскоре оказались на круглой площадке. Ее главным украшением был выложенный из камня бассейн с небольшим фонтаном. Несколько жрецов в таком же ранге, как и у их провожатого, тихо беседовали о чем-то. Появление Аамесы и Аарона не вызвало у них ни малейшего интереса.
«Гостей верховного жреца здесь замечать не только не принято, но порой и опасно», – догадался Аамеса и невольно улыбнулся, поймав на себе беспокойный взгляд провожатого. Тот остановился и, повернувшись к ним, тихо и вкрадчиво произнес:
– Пусть маг простит меня, но верховный жрец хотел бы встретиться с ним лично.
– Надеюсь, моему брату в этом доме будет оказано гостеприимство?
– Он окажет нам большую честь.
– Аарон, подожди меня здесь.
– Да, конечно, не беспокойся обо мне, – произнес Аарон, не скрывая радости по случаю того, что ему не придется дальше выполнять роль спутника.
– Сказать по правде, я не привык, в отличие от тебя, общаться с первыми людьми Египта, – произнес он уже шепотом.
Юный жрец подал знак, и один из стоявших у фонтана тут же приблизился к ним и приветствовал Аарона.
Оставив брата на попечении жреца, Аамеса проследовал в дом. Они зашли в большую комнату с белыми стенами и покрытыми тростником земляными полами. В противоположной ко входу стене было несколько проемов, ведущих, по-видимому, в дальние части дома. Не останавливаясь, жрец провел его в один из этих проемов. Пройдя по узкому коридору, они оказались в небольшом помещении. Наверняка это была келья одного из жрецов, проживавших в доме. Узкая кровать, более напоминавшая нары рабов, стол у окна, стул, полка с какой-то утварью….
– Вряд ли нога верховного жреца Египта ступит в столь жалкую обитель, наверно, это ловушка, – мелькнуло в голове Аамесы.
Эта мысль не испугала его, но все же вызвала чувство досады. Провожатый подошел к единственному украшению жилища – циновке из тростника на противоположной от входа стене. К удивлению Аамесы, за ней оказался еще один коридор.
– Дальше мне нельзя. Тоннель освещен, а в конце тебя встретят, – сказал юноша, отходя в сторону и пропуская старика вперед.
Не сказав ни слова провожатому, Аамеса шагнул вперед.
Тайный ход, по которому ему предстояло пройти, оказался намного богаче покинутой им только что комнаты. И стены, и пол были вымощены камнем и украшены письменами и рисунками, повествовавшими, как он успел заметить, о богах и о зарождении всего сущего на Земле. Это не были тайные знания, и для него они не представляли интереса. Сейчас его больше занимал вопрос, что будет в конце коридора. Его уловка на площади удалась, и он был замечен, но мог ли он надеяться на поддержку со стороны первых лиц Египта?
Ориентироваться было сложно, но все же Аамесу не покидало ощущение, что с каждым шагом он спускается все глубже под землю. Затем спуск прекратился, и в свете факелов он увидел, что тоннель перекрыт сплошной стеной из плотно пригнанных друг к другу каменных блоков. Надпись на камнях говорила о наличии скрытой двери. Правда, написана она была так, что понять ее мог лишь посвященный в истинное значение символов. Это знание уходило своими корнями к временам Тота, и на протяжении многих веков хранилось в величайшей тайне. Аамеса как один из верховных жрецов был знаком с ним, и Парамесу не мог не знать этого.
«Что ж, многие годы прошли с нашей последней встречи с Харемхебом, и, возможно, это, кроме всего прочего, и проверка. Самозванец не смог бы преодолеть эту преграду», – думал старик, нажимая на каменные блоки в последовательности, указанной в надписи. Проход открылсяпочти бесшумно. Ссутулившись, он прошел внутрь и оказался в другой части тоннеля.
Дверь легко закрылась. Аамеса огляделся. Тоннель здесь был намного уже и плавно уходил вверх. На стенах и своде уже не было рисунков, а кирпичные блоки были не так тщательно отшлифованы.
«Конечно, все это здесь ни к чему, – думал Аамеса, поднимаясь все выше. – По этому пути проходят лишь избранные, а вся эта “наскальная живопись” предназначена лишь для одурачивания непосвященных».
На этот раз его путь оказался немного длиннее, а возможно, ему это только показалось, из-за того что пришлось идти все время в гору. Вскоре дорогу опять преградила стена, на этот раз без тайнописи. За оббитой медью деревянной дверью, очевидно, скрывался выход из подземелья. Старик потянул на себя медное кольцо, и дверь открылась, впустив в тоннель рассеянный солнечный свет. Аамеса, не мешкая, шагнул вперед.
Наверняка это было одно из помещений храма, перед которым еще утром он ждал появления фараона. По всему периметру стояли белоснежные массивные колонны. Украшенные легким, едва различимым замысловатым рисунком, они уходили высоко вверх. Казалось, эти каменные колоссы удерживают на себе небо, а не тяжелый каменный свод храма. Посредине комнаты стоял обыкновенный деревянный стол, но вазы с фруктами и золотые сосуды с пивом и вином и чаши на нем не оставляли сомнений в высоком положении хозяина. Дверь, ведущая, по-видимому, в другие помещения храма, была приоткрыта, но Аамеса и не подумал ей воспользоваться. Он отложил свой посох и сел на один из трех стульев, стоявших вокруг стола.
Мысли, терзавшие его все предыдущие дни, до последнего момента держали в напряжении уже немолодое тело, и сейчас, достигнув цели, он отчетливо ощутил усталость. Налив себе пива, он сделал небольшой глоток и, откинувшись на стуле, стал дожидаться хозяев. У него оставалось еще несколько минут, чтобы собраться с мыслями. С одной стороны, Харемхеб когда-то был его другом. В молодости они не раз спасали друг другу жизнь, делили хлеб и укрывались одним плащом. В те полные молодого безумства годы они, не задумываясь, отдали бы свою жизнь друг за друга. Эта мысль вселяла в старика некоторую надежду, но, с другой стороны…
С другой стороны, их разделяли годы. Годы, которые без жалости и почти без остатка разметали их мечты о другом, более совершенном мире. После смерти Эхнатона жизнь развела их по разным дорогам. И если Аамеса ушел вслед за изгнанным Мери-Ра, оставшись верным идеям единобожия, то Харемхеб перешел на сторону жрецов. Из тех донесений, которые приходили к ним, следовало, что он стал ярым преследователем тех, чьи взгляды еще недавно полностью разделял.
Так на что мог рассчитывать Аамеса? Тем более теперь, когда Харемхеба провозгласили сыном Амона и вся власть в Египте принадлежала ему?
Но все же он здесь, а значит, есть надежда, что нынешний фараон не вычеркнул из памяти годы своей юности и хотя бы попытается помочь ему.
Вскоре он услышал звук открывшейся двери. Аамеса встал и сделал шаг навстречу входившим. Их было двое, и в одном он без труда узнал своего старинного друга. Второго Аамеса не знал, но был уверен, что это не кто иной, как Парамесу – верховный жрец Амона.
Даже не взглянув на посетителя, они прошли к столу и заняли пустовавшие стулья.
– Итак, мы слушаем тебя, посланец Хатхор, – обратился Парамесу ко все еще стоявшему Аамесе.
Такой прием несколько озадачил старика. Он надеялся, что встреча с другом поможет ему найти подходящие слова для объяснения сути возложенной на него высшими силами миссии, но теперь, когда эта встреча наконец состоялась, даже не представлял, с чего начать. Пауза затянулась.
– Так ты будешь говорить?
Харемхеб повернул голову в сторону Аамесы и впервые взглянул на него. Их глаза встретились. Надменное еще мгновение назад лицо фараона вдруг изменилось.
– Не может быть! Назови свое имя, жрец.
– Годы безжалостны над нами, не так ли, владыка Египта? – улыбнувшись ответил гость.
– Аамеса! Ты ли это?
– Да, это я.
После небольшого замешательства Харемхеб встал и, подойдя к бывшему побратиму, крепко обнял его.
– Мой старинный друг! Я уже и не думал, что боги подарят мне встречу с тобой! Присаживайся. Ты, наверно, устал с дороги. Угощайся, пожалуйста. Мой дом по-прежнему это и твой дом.
– Спасибо, Харемхеб, – произнес, усаживаясь, Аамеса. – Я тоже счастлив видеть тебя после стольких лет разлуки.
– Расскажи, как жил ты все эти годы. Я ведь о тебе ничего не знаю. Ты так внезапно пропал, даже не простившись. Ходили слухи, что ты погиб.
– Обстоятельства вынудили меня так поступить. Мне стало известно, что жрецы убедили молодого Тутанхамона в необходимости избавиться от Мери-Ра. Нельзя было терять ни минуты. Он должен был покинуть Египет, а я, взяв десяток преданных мне людей, счел своим долгом охранять его на этом опасном пути. Мы долго скитались по пустыне, живя среди диких кочевников, пока не пришли к храму Хатхор. Жрецы знали и уважали Мери-Ра и уговорили нас остаться. Естественно, все это держалось втайне, дабы не навлечь гнев властителей Египта.
С этими словами он учтиво склонил голову.
– Что ж, ты поступил правильно, – задумчиво произнес Харемхеб, не обратив внимания на поклон друга. – Так значит, Мери-Ра спасся… Это хорошая новость. Как он? Жив ли?
– Да, годы милостивы к нашему учителю.
– Жаль, что он не может вернуться в Египет, но в ближайшее время я обязательно посещу храм богини. Тем более, что нам необходимо пополнить запасы небесного камня, не так ли, Парамесу?
– Если фараон позволит, я бы хотел сопровождать его, – ответил жрец. – Я много слышал об этом мудреце и счастлив был бы нашему знакомству.
– Думаю, в этом не будет препятствий. Итак, Аамеса, ты, я вижу, окончательно сменил меч на посох.
– Да, я стал жрецом Хатхор, и нисколько не жалею о том. Миром правит слово, а не оружие.
– Возможно, ты и прав.
После этой фразы фараона за столом воцарилось молчание. Оно не было тягостным. Друзья просто наслаждались обществом друг друга, и в памяти Аамесы то и дело всплывали воспоминания о счастливых годах, проведенных вместе с Харемхебом.
– Я рад, что ты не изменил себе, Харемхеб, – наконец решился прервать паузу Аамеса. – Честно говоря, сведения, доходившие к нам из Мемфиса, были нерадостны.
– Ты зря сомневался во мне, – ответил фараон серьезно, – хотя, наверно, имел на это право. Я – солдат, а солдаты нужны при любой власти. Со смертью Эхнатона для меня ничего не изменилось, ведь я служил не фараону, а Египту. Но, скажу честно, меня не радовало, что, пользуясь молодостью и слабостью его сына, жрецы снова узурпировали власть, угнетая народ и ослабляя страну. Не о таком Египте мечтали мы во времена нашей молодости. Место в обществе должно определяться собственными заслугами, а не правом рождения. Философы и ремесленники – вот кто, по моему убеждению, обессмертит нашу страну. В этом я остался верен Эхнатону. Что же касается веры, то она у каждого своя. Что за беда, если жители Египта будут поклоняться тем богам, которым поклонялись их предки.
– К любым изменениям общество должно быть готово, – добавил задумчиво Парамесу. – Иначе, при всем уважении к Эхнатону, даже самые благие намерения будут встречены враждебно.
– Пусть будет так, – согласился Аамеса, – оставим споры. Меня сейчас занимает другое. Откуда вы узнали о моем визите?
– Мы ждали посланца от Хатхор, но, естественно, не знали, что это будешь именно ты, уважаемый Аамеса, – ответил Парамесу. – Оракул приказал принять избранного богами и выполнить все, что он скажет.
– Может, теперь объяснишь, дорогой друг, что все это значит?
– В храме мне было видение. Я знаю лишь, что должен сделать, а зачем – это для меня такая же тайна, как и для вас. Приказ богов настолько странен, что до последнего момента я надеялся, что это лишь плод моего воображения.
– Ты и теперь так считаешь?
– Узнав о том, что вы были предупреждены о посланце? Теперь я склонен думать, что всё это великий замысел богов, а мы с вами лишь жалкий инструмент в их руках.
– Так в чем же состоит твоя миссия?
– Прошу вас не удивляться услышанному. Мне сказано собрать под своим началом оставшихся приверженцев Атона и увести их из Египта.
В зале повисла тишина. Аамеса прекрасно понимал, что творится сейчас в головах его собеседников.
– Ты точно понял знамение? – прервал наконец молчание Харемхеб. – Я точно знаю, что послания высших сил можно трактовать двояко.
– К сожалению, милый друг, это было не знамение. Я видел богиню так, как сейчас вижу вас, и поверь, я не меньше тебя был растерян, услышав ее приказ.
– Мы не сомневаемся в тебе, маг, – вступил в разговор Парамесу. – Вопрос в том, под силу ли нам выполнить то, что требуют от нас боги?
– У тебя есть план?
– По правде говоря, нет. Все, что я смог сделать, – это встретиться со старейшинами семитских кланов. Некогда я причислял себя к этому народу, и они еще помнят меня.
– И что они тебе ответили?
– Думаю, они приняли меня за выжившего из ума старика. Никто из них не отнесся серьезно к моим словам. Даже мой брат, у которого я остановился, не верит мне и пытается всячески отговорить от задуманного.
– Что ж, их можно понять, – рассудительно заметил Харемхеб. – Было бы странно, если бы они откликнулись на твой призыв.
– Семиты живут в Египте испокон веков. Здесь их родина и лишь легенды, хранимые священниками, связывают их с местами, откуда они якобы пришли, – добавил Парамесу. – Тебе, Аамеса, придется приводить веские доводы, чтобы люди оставили землю, в которую вросли корнями, и пошли за тобой искать счастье в пустыне. Что же касается приверженцев Атона среди египтян, то здесь, по-моему, не помогут даже открытые призывы жрецов в храмах.
– Но и это еще не все.
С этими словами Харемхеб стал прохаживаться по зале. Он как бы решал, с чего начать. Аамеса терпеливо ждал, что скажет его друг, хотя уже и то, что было сказано, не прибавляло ему оптимизма.
– Думаю, фараон будет против ухода своих подданных из Египта.
– Что ты хочешь этим сказать?
Слова Харемхеба застали Аамесу врасплох. Он уже начал верить, что находится среди друзей, и не ждал услышать подобное.
– Аамеса, пойми меня правильно. Для меня ты как был, так и останешься истинным другом. Даже если бы ты не был послан богами, я сделал бы все, чтобы исполнить твою просьбу, но…
Харемхеб ненадолго замолчал, собираясь с мыслями.
– Ты сам прекрасно знаешь – власть фараона единолична, а все живущие в Египте – его рабы. Так было с незапамятных времен. Это – закон, и каждый рожденный здесь постигает его еще с молоком матери. Если я отпущу на свободу своих рабов без серьезной причины, это создаст прецедент. У многих общин возникнет желание поступить так же, и кто знает, к каким последствиям это может привести. Ни для кого не секрет, что я фараон не по праву рождения. Моя власть держится на моем авторитете. Весь Египет знает меня как сильного и бескомпромиссного правителя. И что подумают люди о твоем исходе?
– Фараон прав, – продолжил мысль Харемхеба Парамесу. – Сейчас в стране нет законного преемника, а желающих занять его место слишком много. Если мы дадим повод сомневаться в нашей силе, это может привести не только к потере власти, но и к гражданской войне.
В комнате опять наступила тишина. Аамеса внимательно всматривался в серьезные лица своих собеседников и чувствовал, что их опасения не напрасны. Но если это так, неужели цель пославшей его богини – гибель тысяч людей и упадок Египта?
– Я не знаю, что делать, – честно признался он.
– Возможно, есть один способ, – неожиданно сказал Парамесу. Его лицо просветлело, а в глазах появился огонек.
– Тебе, многоуважаемый Аамеса, как и тебе, Харемхеб, для исполнения воли богов не хватает одного и того же. Повода. И повод этот должен быть настолько весомым, чтобы никто в Египте не усомнился в необходимости исхода семитских кланов.
– Это так, жрец, – согласился фараон, судя по интонации, не разделявший оптимизм своего советника. – Но где найти такой повод?
– А разве воля высших сил – недостаточная причина?
– Дорогой Парамесу, – вздохнул Аамеса, – о ней, кроме нас, никто не знает, и убедить людей в правдивости наших слов будет очень сложно.
– А мы и не будем убеждать. Воля богов священна, и не исполнивших ее ожидает кара. Это незыблемая истина и каждый из живущих знает об этом. Это закон.
– То есть ты предлагаешь во всеуслышание объявить волю богов и надеяться, что они подвергнут Египет казни за неверие?
– Почти. Только мы не будем надеяться на высшие силы.
Парамесу сделал небольшую паузу, давая собеседникам осмыслить сказанное, а затем продолжил:
– Великие мужи, мне ли учить вас управлять помыслами толпы? Вы знаете не хуже меня, что именно слухи и пророчества, а не реальные события, держат людей в страхе. В нашей стране каждый день происходят сотни событий, которые мы могли бы представить как божью кару. Даже самый незначительный факт, будь то гибель урожая в какой-нибудь захудалой деревне или пожар в провинциальном городке на задворках государства, отныне станет не просто стечением обстоятельств. Это будет кара Атона. Кара фараону и всему Египту за то, что не подчинились его воле. Кара семитам за неверие в слова пророка.
– Что ж, Парамесу, должен признать, твои слова не лишены смысла, – согласился Харемхеб. – Даже придуманная катастрофа, если обрастет слухами с ужасными подробностями, может привести к нужному результату.
– Поверь, фараон, у нас хватит и фантазии, и людей, чтобы в скором времени народ Египта молил тебя изгнать иноверцев.
Внимательно слушая жреца и фараона, Аамеса чувствовал, как в его душе с каждой минутой крепнет надежда на успех.
– Думаю, необязательно требовать безвозвратного ухода, – заметил он. – Достаточно будет объявить, что они должны ненадолго совершить паломничество в пустыню и там ритуалами задобрить разгневанного бога.
– Правильно, – подхватил Парамесу, – идея с временным уходом намного упростит и ускорит дело.
– Что ж, – подытожил Харемхеб, – так и решим. Ты, Аамеса, вместе со старейшинами кланов придешь ко мне и объявишь волю пославшего тебя бога, а ты, Парамесу, к тому времени должен подготовить несколько убедительных доказательств его гнева. Думаю, что если все пойдет так, как задумано, мы сможем выполнить волю оракула, сохранив при этом власть над Египтом.
* * *
Наступило пробуждение, но остатки видений еще мелькали в голове, постепенно формируя целостную картину. Сквозь прикрытые веки явственно пробивался солнечный свет, но Аамеса не спешил открывать глаза. Он лежал недвижим, пытаясь понять, сном или явью были эти странные события, заполнившие сейчас целиком его сознание. С одной стороны, непонятные и необычные, они вряд ли могли быть порождены им самим. С другой стороны, признать все эти видения даром богов было безумно даже для него. Как бы там ни было, его мировосприятие изменилось кардинально. Сомнения, неуверенность в выбранном пути исчезли без следа, и в этом уж точно была его личная заслуга. Вместе со знаниями пришло нечто, что заставляло по-новому взглянуть как на свою жизнь, так и на жизнь людей вообще.
Цель. Та, ради которой он возвращался в Египет. Та, ради которой он рискнул не только своей жизнью, но и жизнью тысяч людей, вынудив их последовать за собой. Цель эта стала теперь понятна и почти осязаема. Он понимал, что ему нужно делать, а главное зачем это надо делать. Цель была великой и достойной божьего благословления. Ни его собственная жизнь, ни жизнь кого бы то ни было не имели значения и даже не являлись минимальной ценой за ее достижение. Цель. Он не сомневался в том, что ему никогда не придется узнать, достигнута ли она, но он, как и тысячи ушедших за ним, станут теми, кто положит начало новому божественному укладу жизни. Теми, кто докажут, что люди достойны своих создателей.
Наконец он был готов. Аамеса открыл глаза и сел на кровати. Циновка, висевшая в дверном проеме, не давала лучам жаркого солнца проникнуть в помещение, хотя это и не спасало от духоты. В горле и на губах была нестерпимая сухость. Аамеса машинально потянулся к столу, где обычно стоял кувшин с водой. В его протянутую руку кто-то заботливо вложил полную чашу. Жадно прильнув к ней, старик поднял голову.
Он теперь точно знал, кто он, но его местонахождение по-прежнему было непонятно. Перед ним как ни в чем не бывало стояла Хатхор. Не тот расплывчатый в огне образ, пославший его в Египет, а Хатхор – душа одного из модулей межзвездного ковчега. Хатхор, подвластная лишь пилоту с далеких миров, верховному Яхве. Хатхор, прекрасней которой не было, нет и никогда не будет в мире по имени Земля.
Он попытался встать, чтобы смиренно опуститься на колени перед богиней, но ноги плохо слушались. Подкосившись, они опустили его на покрытый пылью каменный пол.
– Встань, человек. Твое путешествие окончено.
Слова богини как будто влили новые силы в тело Аамесы. Поднявшись, он выпрямился во весь рост, будучи лишь немного ниже богини. Он знал ее, догадывался о ее целях, но все равно не решался поднять глаза, боясь оскорбить неосторожным взглядом.
– Перед тем как покинуть планету, верховный Яхве поручил мне передать потомку Адама знания. Я выполнила его волю, и теперь ты сам должен решить, как распорядиться ими.
– Кроме того, прими вот это, – помолчав, добавила она, указав на стол, где на темной, потрескавшейся от времени поверхности лежал небольшой плоский, необычайно гладкий, бирюзового цвета камень.
– Это дар верховных. В нем сохранены фундаментальные знания, которыми обладают ваши создатели. Правда, земляне смогут открыть их лишь тогда, когда постигнут суть хотя бы одного из проявлений вселенской силы. До тех пор ты, а затем и твои потомки должны хранить его. Но знай, пророк, что знания эти не только великое благо. В недостойных руках они могут уничтожить этот мир, а потому открывать их необходимо лишь тогда, когда не столько знаниями, сколько помыслами своими люди сравняются с богами.
– Благодарю тебя, богиня. Это великая честь. Я постараюсь быть достойным своего праотца и выполню волю нашего создателя.
– Да, на этом пути тебе понадобятся силы.
Голос богини стал уже не такой официальный. Аамеса тут же вспомнил их беседы в модуле межзвездного, путешествия в прошлое, ее запах. Он волновался, но действительность все же не позволяла ему поднять глаза. Она сама дотронулась ладонью до его лица и подняла его голову. Взгляд ее был грустен, но нежен. Глядя в ее прекрасные глаза, Аамеса надеялся, что богиня хоть немного разделяет его тоску, связанную со скорым расставанием.
– Я не могу даровать тебе бессмертие, – продолжила она. – Но на какое-то время продлить жизнь – это в моих силах. За то время, что ты находился под моим покровительством, я излечила тебя, так что у тебя будет время, чтобы попытаться исполнить волю верховного. Запомни, пророк, будущее людей – не в руках богов, а в их собственных руках. Вы сами должны доказать, что достойны жизни, достойны этого мира. Доказать, что вы не просто ошибка разведчиков. Что жизни верховных не были растрачены понапрасну. Прощай, Аамеса, и помни, частица чьей души таится в тебе. Попробуй стать достойным того, по чьему образу был создан твой прямой предок.
Полог циновки поднялся, и солнце наполнило келью жаром. Образ богини исчез, растворившись в лучах. Мальчик-послушник вскрикнул и, уронив медный таз с водой прямо у порога, убежал, что– то крича на ходу. Циновка расправилась, вернув в келью тень и постепенно впитывая разлитую на пороге влагу.
Аамеса оглянулся. В келье, кроме него, никого не было. Он взял со стола единственное доказательство того, что не сошел с ума. Камень был чуть больше ладони. Тонкая легкая пластина голубого цвета вряд ли могла привлечь чье бы то ни было внимание. Обладая пусть даже мизерной частью чужих знаний и воспоминаний, он ни на секунду не сомневался в искренности слов богини, но, будучи человеком, понимал, что никто, даже самые его близкие единомышленники, не поверят в ценность пластины.
Циновка вновь поднялась. На пороге, опираясь на посох и тяжело дыша, стоял Мери-Ра.
– Хвала Атону! Ты очнулся.
Схватив Аамесу за плечи, старик навалился на него всем телом. Было непонятно, рад ли он его видеть или просто уже не может держаться на ногах после того, как истратил все силы, чтобы прийти в келью. Аккуратно взяв под локти своего учителя, Аамеса посадил того на кровать, а сам присел на стул.
Дрожь в теле жреца не прекращалась, а по глубоким морщинам текли слезы. Аамеса знал Мери-Ра даже лучше, чем себя, а потому даже представить не мог, что могло бы привести старца в такое состояние. Понадобилось время, чтобы старик успокоился и смог говорить.
– Ты очнулся, очнулся! Я уж и не думал дожить до этого мгновения.
– Очнулся? И долго я спал?
– Спал? Нет, это был не сон. Если бы я тебя не знал, Аамеса, как великого праведника, то был бы уверен, что тобой завладел демон.
– Но теперь все хорошо. Ты можешь быть покоен, мой дорогой друг.
– Я много видел, ты знаешь, – эмоции переполняли старика. По-видимому, после долгого нервного напряжения он мог, наконец, расслабиться. – Я верховный жрец Атона и, поверь, знаю о жизни и смерти много больше остальных людей. Ты не был мертв, но и к живым тебя вряд ли можно было причислить. Твое дыхание было настолько слабое, что послушник, нашедший тебя наутро после твоего прихода, решил, что ты мертв. Если бы не я и моя вера в божье провидение, то очнулся бы ты только в царстве Анубиса.
– Атон хранил меня. Спасибо, мой друг, за твою веру в меня, но, скажи, как долго я был в таком состоянии?
– Уж скоро сорок дней.
– Сорок? Но как же так? А как же люди, которые, поверив, пошли за мной? Ты знаешь, что происходит в лагере?
– Наши лазутчики поддерживают связь с Аароном. Люди ждут тебя, но терпение их – как чаша с водой, оставленная в полуденный зной. Не хочу тебя обнадеживать, Аамеса, но если бы мосты между ними и Египтом не были сожжены, то к сегодняшнему дню ты не насчитал бы и сотни своих последователей. Сказать по правде, это решило бы массу проблем, но им некуда идти, и они ждут…
Мери-Ра опустил голову, и Аамеса почувствовал, какую тяжесть несли на себе эти старческие, выдающиеся вперед, высохшие плечи. На мгновение ему стало жаль Мери-Ра, ведь именно из-за него жрец на закате своей жизни взвалил на себя эту ношу. Он смотрел на него и не понимал, почему этот смертный, вместо того чтобы дожить в покое и счастье оставшиеся дни, пытался поменять мир, в котором ему даже не придется пожить? Не душа ли его прародителей двигала им? Да, он не чувствует ее, не знает о ее существовании, но ведь это не значит, что ее нет.
Ведь что-то объединяет людей, что-то заставляет их забыть о собственных интересах и даже о своей жизни ради достижения общих целей? А раз так, то надежда есть. И цель Аамесы, хоть и трудна, но достижима.
– Скажи, Мери-Ра, есть в монастыре каменотесы?
Старик поднял голову и с удивлением посмотрел на Аамесу. Вопрос застал его врасплох, но позволил на мгновение отвлечься от тяжелых мыслей.
– Я думаю, тебе еще рано готовить памятную стелу. Или ты только ради этого вернулся из царства забвения?
– Надеюсь, мне она не понадобится еще долго. Нет. Мне надо вмуровать вот этот камень во что-нибудь побольше.
Аамеса протянул Мери-Ра подарок богини.
– Что-то я не видел у тебя этого камня раньше.
Старик без особого интереса повертел его в руках и положил на стол.
– Прихватил сувенир из владений Анубиса, – пошутил Аамеса.
Жрец посмотрел на него и с укором покачал головой.
– Не обижайся. Это и правда дар. Дар бога, но не ты, мой дорогой друг, ни я, ни кто бы то ни было из ныне живущих не смогут постигнуть его. Мне поручено сберечь его для будущих поколений.
– Ты говоришь сейчас серьезно?
– Поверь, я серьезен как никогда.
– Я пришлю к тебе мастера.
– Это надо сделать безотлагательно. Я должен как можно быстрее вернуться в лагерь.
– Аамеса, друг мой, думаю тебе надо восстановить силы, а уж потом решать, возвращаться или нет к твоим последователям. Возможно, тебя там уже и не ждут.
– Ты знаешь жрец, – Аамеса улыбнулся, – конечно, мне не понять образы твоей души, но и без них я знаю твое отношение к моей миссии. Знай, я продолжу ее и останусь верен ей до конца своих дней. Ничто и никто не сможет изменить мой путь.
– Я отнесу камень мастеру, но работа займет некоторое время. – Постой, пойдем вместе. Надо будет на камне изобразить письмена.
– А затем перекусим чего-нибудь легкого. Все-таки один из нас не ел больше месяца.
Подняв циновку, Аамеса пропустил вперед старика, а затем и сам покинул келью. Солнечный свет ослепил его привыкшие к полумраку глаза.
* * *
Было еще темно, когда Аамеса, пряча под плащом небольшую скрижаль, покинул храм. Костры, горевшие на стенах, вначале кое-как освещали тропу, ведущую вниз к лагерю, но уже после полусотни шагов его окутала кромешная тьма. Дорога, опасная даже при свете дня, сейчас становилась просто непреодолимой преградой. Острые камни, резкие повороты над обрывами, отсутствие даже малейших ориентиров – все это должно было остановить любого, но только не его. Он шел уверенным быстрым шагом, опираясь на длинный посох, даже не замечая опасных ловушек, расставленных на его пути самим мирозданием. Цель, великая и благородная, окрыляла его, делая путь легким и безопасным.
Он спешил. Ведь там, под горой, его ждали те, кому было предначертано стать надеждой всего рода человеческого. Он найдет для них слова, он убедит их создать абсолютно новое, отличное от привычного для них общество. Общество, достойное богов. Общество без фараонов, общество равных, живущих среди равных. Общество, в котором цели каждого не будут идти вразрез с целями общественными. Простые и понятные всем законы, а не алчные индивидуумы будут руководить жизнью этих людей. Он постарается убедить их жить по таким законам. Ведь по ним жили их создатели, ведь они, как и чувство души, живут в каждом из них. Пусть люди и не осознают этого, но в каждом, абсолютно в каждом есть божья искра, и он постарается раздуть из этих искр пламя.
У него должно получиться. А если нет, то тысячи, миллионы потраченных жизней станут напрасной жертвой. Нет, его поражение не коснется законов мироздания, жизнь вечная и безразличная не ощутит потери. Его неудача обернется, прежде всего, трагедией для рода человеческого. Показав свою несостоятельность, он исчезнет, уничтожив сам себя, не оставив и следа от творения богов.
Но у него получится. Он посеет зерно надежды. Он приоткроет людям законы бытия, и они поймут их и пойдут за ним.
Новый день быстро входил в свои права, но Аамеса шел вперед, ничего не замечая на своем пути.
Он шел и пока не знал, что Аарон уже переплавил украденное в Египте золото, отлил из него идола и, поставив его у алтаря, в свете кровавых языков пламени, провозгласил:
– Вот бог ваш, люди!
Animedia Company
#i_001.jpg
[битая ссылка] http://animedia-company.cz/
[битая ссылка] facebook.com/animediaco
Если вы остались довольны книгой, то, пожалуйста, оставьте на неё отзыв.
#i_001.jpg
Lementov, Oleg: Bytije,
1. vyd. Praha, Animedia Company, 2017
ISBN 978-80-7499-232-2 (online)
#i_002.jpg