1

Март 1886-го, территория Вайоминг.

— Гляди, куда прешь, крот несчастный! — пьяный ковбой злобно уставился на Никки. — Тебе что, не объясняли, что надо уступать дорогу старшим?

Никки проглотила колкость, которая вертелась у нее на языке, и молча отступила в сторону. Этот парень сам налетел на нее, когда она выходила из лавки, но ей меньше всего на свете хотелось связываться с тремя скотниками с соседнего ранчо.

— Эй, малый, — вмешался длинный и тощий приятель первого, — извинился бы перед Малышом.

Никки скрипнула зубами. Эх, плюнуть бы ему в рожу!

— Извините, — выдавила она.

— Не, Бак, — с недоброй улыбочкой процедил третий, — надо бы проучить этого нахалюгу. Давайте макнем его в лошадиную колоду.

Никки прижалась к стене и настороженно следила за ковбоями. Не то чтобы она боялась, но от пьяных чего угодно можно ждать. По крайней мере они были настолько пьяны, что не замечали, что перед ними — взрослая женщина. В Никки было всего футов пять роста, и она давно привыкла, что ее принимают за мальчишку: теплая куртка и мешковатый комбинезон скрывали очертания ее хрупкой фигурки.

Внезапно один из скотников двинулся к ней. Никки ударила его своим маленьким кулачком. Нападающий схватился за живот, корчась от боли, но в это время другой обхватил Никки сзади, зажав ей руки. Она начала было бешено отбиваться, но тут же поняла, что вырваться не удастся.

Она сделала вид, что признала поражение, а сама ждала, пока подойдет третий. Когда до него осталось фута два, Никки вдруг откинулась назад и лягнула его. Тот, что держал ее, от неожиданности чуть не упал, а его приятель взвыл от боли — Никки попала ему по колену. Но Никки знала, что этим не кончится.

Сердце ее бешено колотилось. Она отчаянно пыталась расцепить руки своего противника, но напрасно. Теперь ее могло спасти только чудо.

— Ну ладно, джентльмены. Я думаю, на сегодня развлечений хватит.

Все трое застыли, услышав щелчок курка.

— Отпустите мальчика.

Изумленная Никки выгнулась и посмотрела назад. Говоривший был ей совершенно незнаком. Росту в нем было шесть футов с лишним — он совсем загородил вход в лавочку. Лица не видно за окладистой бородой, но в серо-голубых глазах горел опасный огонек. Незнакомец шагнул на деревянный тротуар. Вид у него был не менее угрожающий, чем у его винтовки, а винтовка была нацелена на ковбоя, который держал Никки.

— Да нет, мистер, вы ж не поняли, — начал один из ковбоев. — Это ж мой братишка. Удрал в город, а папаша послал нас с ребятами за ним.

— Похоже, ему не слишком хочется ехать с вами.

— Так он же задумал пойти в салун и добыть себе бабу, — объяснил ковбой, что схватил Никки.

У Никки наконец-то прорезался голос:

— Неправда! Я…

Ей зажали рот на полуслове. Тот, что держал ее, беспокойно ухмыльнулся.

— Щенок, еще и врет! — Он тут же взвыл — Никки укусила его за руку. — Ах ты, сопливый…

Ковбой занес было укушенную руку, чтобы влепить пленнику оплеуху, да так и застыл — дуло винтовки уткнулось ему в подбородок.

— Что-то не верится мне, что это ваш брат, — сказал незнакомец. — Значит, так: или вы его отпускаете, или я рассержусь.

Никки выпустили, и все трое отступили.

— А тебе какое дело, брат он мне или не брат? — спросил зачинщик ссоры.

— Ну, для начала скажем, что я не люблю, когда трое на одного. А вот мы с винчестером, — незнакомец погладил винтовку, — как раз сравняем счет.

Он посмотрел на Никки с высоты своего роста.

— Умеешь обращаться с этой штукой?

Никки взяла у него винтовку и выстрелила — пуля проделала аккуратную дырочку в шляпе одного из ковбоев и сбила шляпу на дорогу. Никки передернула затвор и подняла глаза на незнакомца.

— Хороший ответ, — ухмыльнулся он. — Это твоя повозка перед складом? — Никки снова кивнула. Он хлопнул ее по плечу: — Вот и хорошо. Держи этих героев на мушке, а я подгоню повозку.

Через несколько минут повозка остановилась перед Никки, и девушка опять ощутила рядом с собой спокойную, уверенную силу.

— Ну, сынок, хватит с меня на сегодня приключений. Давай предложим этим джентльменам поискать себе другую забаву и отправимся своей дорогой?

Никки кивнула и отдала ему винтовку. Мельком глянула на большую гнедую кобылу, привязанную к задку повозки, влезла на козлы, взяла вожжи и подождала, пока незнакомец усядется рядом. Потом звонко хлопнула вожжами по крупам лошадей, и повозка выехала из города.

— Приятели, что ли? — поинтересовался он.

— Еще чего! — фыркнула Никки. — Ковбои с соседнего ранчо.

Она покосилась на своего спутника. Теперь, когда стальной блеск в глазах потух, он выглядел совсем не страшным.

— Жаль, что вам пришлось ввязаться в это дело.

— По-моему, ты неплохо дрался. — Он пожал плечами. — Будь их не трое, а двое, глядишь, пришлось бы их от тебя спасать.

Ничего себе комплимент!

— Н-ну… все равно, спасибо.

— Рад был помочь. Кстати, меня зовут Леви Кентрелл.

— Никки Чендлер.

— Рад познакомиться, Никки.

Леви, дружески улыбаясь, протянул ей руку. Большая ладонь оказалась доброй и теплой — ручка Никки совсем скрылась в ней. Этот человек, несмотря на свой огромный рост, почему-то внушал доверие.

— Может, завернете поужинать? — вдруг спросила она.

— Может, сперва маму спросишь?

— Нет мамы. Готовлю я, — коротко ответила Никки, глядя на дорогу. — Надо же вас хоть чем-то отблагодарить. И папа захочет с вами познакомиться.

— Ну, тогда идет, — с улыбкой ответил он.

Леви достал кисет и взглянул на своего спутника. Он-то знал, что такое расти без матери. Его мать умерла, когда ему было всего два года, и отец женился снова, лишь когда Леви исполнилось тринадцать.

Что ж, неплохо поесть домашней еды взамен этих вечных бобов у костра, даже если потом снова придется ночевать на холоде, под открытым небом. Он устроился поудобнее и без сожаления распрощался с мечтами о горячей ванне и мягкой постели в салуне.

 

2

К тому времени как они добрались до усадьбы, солнце висело совсем низко. Дом был срублен из ошкуренных бревен и состоял из двух строений под одной крышей, но пристройка отделена от главного дома узеньким крытым проходом. За домом были большой сарай, обширный загон и еще какие-то постройки. К востоку от дома, под высокими тополями, журчал ручеек, создавая ощущение покоя.

Никки спрыгнула с козел и робко улыбнулась гостю.

— Заходите; познакомьтесь с папой. Он болен и будет рад, что кто-то заехал.

Леви прошел вслед за ней в маленькую опрятную кухоньку. На крюках над плитой висели кастрюли и сковородки, начищенные до блеска, на полке выстроились голубые тарелки, окно было задернуто пестрыми ситцевыми занавесками.

— Никки, ты?

— Да, папа, это я, — Никки подошла к открытой двери в соседнюю комнату. — У нас гости.

— Гости? — заскрипела кровать. — Я не слышал, чтобы кто-то приехал.

При виде незнакомца Сайрес Чендлер приветливо улыбнулся. Худоба и нездоровая бледность говорили о долгой болезни.

— Папа, это Леви Кентрелл, — представила Никки. — Мистер Кентрелл, это мой отец, Сайрес Чендлер.

Отец Никки пожал руку Леви — рука у больного оказалась на удивление сильной.

— Рад познакомиться, мистер Кентрелл. Вы наш новый сосед?

— Да нет, я здесь проездом. Мы с Никки встретились в городе, и оказалось, что нам по дороге, вот мы и…

— У нас туг мало кто бывает. Может, останетесь ужинать, заодно и новости порасскажете?

— Спасибо, мистер Чендлер, — широко улыбнулся Леви. — Буду очень рад. А потом, ваш сын меня уже пригласил.

— С-сын… — мистер Чендлер оглянулся на Никки и тут же все понял. — А, ну и прекрасно.

Никки покраснела до ушей и опустила голову.

— Поздно уже, — пробормотала она, — пойду займусь делами.

И выбежала из кухни. Леви удивленно проводил ее взглядом.

— Вы уж извините Никки. Он… немного застенчив, — улыбнулся Сайрес.

— Да-а? — протянул Леви. — Вот бы никогда не подумал.

— Это находит временами, — коротко пояснил Сайрес. — Присаживайтесь.

Он сам уселся поудобнее и с интересом принялся рассматривать человека, сидящего напротив. До сих пор не случалось, чтобы Никки кого-то привела в дом, тем более — мужчину: она их на пушечный выстрел не подпускала.

— Как вы познакомились с Никки?

— К нему привязались трое подвыпивших ковбоев, — объяснил Леви. — Парень хорошо держался, но силы были неравны. Вот я и решил сравнять счет.

Сайрес взглянул на Никки — она как раз вошла в кухню с какими-то припасами, которые вытащила из повозки.

— Мистер Кентрелл говорит, что тебя угораздило сцепиться с людьми Германа Лоувелла.

— Пап, они были пьяные, и им хотелось подраться, вот и все. Они понятия не имели, кто я.

— Не в этом дело, Никки. Надо быть осторожнее. Если бы мистер Кентрелл не подоспел, тебе могло бы достаться всерьез.

— Да что вы, — вмешался Леви, — я почти ничего не делал. По-моему, этим парням вряд ли захочется снова связаться с вашим сыном. Им от него попало куда больше, чем ему от них. — Он посмотрел на Никки. — Может, лучше я разгружу повозку, а ты пока займешься домашними делами?

Вскоре Леви кончил разгружать покупки и отвел повозку к сараю. Только он начал распрягать лошадей, как сзади послышался шорох. Леви резко обернулся и увидел перед собой дуло двустволки. Он перевел взгляд на обладателя ружья и увидел человека на несколько дюймов ниже себя, коренастого и широкоплечего. В полутемном сарае разобрать его черты было трудно, но квадратная челюсть и немигающий взгляд выглядели весьма угрожающе.

Леви медленно поднял руки и попытался улыбнуться.

— Я просто распрягал лошадей вместо Никки. Я не хотел ничего дурного. — Если хочешь, я уйду. — Леви начал медленно отступать назад, но услышал щелчок курка и застыл на месте. — Может, пойдем в дом, мистер Чендлер вам все объяснит?

Человек не среагировал — словно каменный.

— Питер! — В сарай влетела Никки и принялась бешено жестикулировать. Человек обернулся к Никки, но двустволку не опустил. Понаблюдав за жестами Никки, он пркачал головой и кивнул в сторону Леви.

— Никки, в чем дело… — начал было Леви.

— Ой, не надо, мистер Кентрелл! Вы же видите, он и так сердится, — Никки продолжала размахивать руками, то и дело сцепляя указательные пальцы. — Это друг, Питер! Он со мной пришел! — Никки выхватила ружье из рук Питера.

Питер снова посмотрел на Леви и начал быстро делать знаки пальцами Никки. До Леви вдруг дошло, что это они так разговаривают. Переговоры длились еще несколько минут. Наконец Питер, по-видимому, успокоился, взял у Никки ружье и вышел.

— Идемте в дом, мистер Кентрелл, — сказала Никки. — О лошадях Питер позаботится.

Леви медленно опустил руки и вышел из сарая вслед за Никки.

— Это твой брат? — шепотом спросил он, когда они отошли подальше.

— Насколько я знаю, да, хотя, по-моему, двоюродный.

— Я не хотел его сердить.

— Да не шепчите вы, Питер же не услышит, — сказала Никки. — Он… он глухой.

Леви только теперь понял, в чем дело.

— Так вот почему вы объясняетесь жестами! Но этот язык не похож ни на один из тех, с которыми мне приходилось иметь дело. Я ничего не понял.

— Это язык жестов, который употребляют глухонемые в Массачусетсе.

— Далековато отсюда, — удивленно вскинул брови Леви.

— Я знаю. Тетя жила в Бостоне, а когда Питер потерял слух, переехала сюда. А когда она умерла, он стал жить с нами.

— Он объясняется только жестами?

— Нет, он и по губам разбирает, только сам говорить не может.

— Я пытался объяснить, но он и слушать не хотел… то есть ничего не понял.

— В сарае темно, а потом, у вас борода. Питер не видел ваших губ. Его часто обижали. Все думают, раз он глухонемой, значит, и глупый.

— То-то он чужих не любит. Похоже, я тебе очень обязан. Если б ты не прибежал, он бы меня уложил на месте.

Он дружески хлопнул Никки по спине — она чуть наземь не полетела, но все же удержалась на ногах, неуверенно улыбнулась и зашагала рядом с ним к дому, стараясь не отставать.

— Ну что, управились? — встретил их Сайрес.

Никки сняла шляпу и пригладила короткие вьющиеся волосы.

— Да, папа. Мистер Кентрелл повел лошадей в сарай и наткнулся на Питера. Мне и в голову не пришло предупредить их обоих.

— Надеюсь, ничего не случилось?

— Чуть было не случилось, но Питер не виноват. Наверно, действительно было похоже, будто я собираюсь украсть лошадей.

Он бессознательно бросил взгляд на маленькую фигурку у плиты. Что-то не так в этом мальчишке, но что? Леви прогнал прочь эту мысль и пододвинул себе стул.

— Славная у вас усадьба, — обратился он к Сайресу.

— Благодарю вас, — Сайрес гордо улыбнулся. — Десять лет назад на этом месте ничего не было, кроме зарослей полыни.

— Неужели? — изумился Леви. — Много же вы успели за это время.

— Воды здесь вдоволь, земля хорошая, и мы все трое не сидели сложа руки. — Сайрес отхлебнул кофе и поглядел в окно. — Мы жили в Айове несколько лет, с тех пор как уехали из Массачусетса, но госпожа Удача улыбнулась нам, только когда мы поселились здесь. Мы поливаем поля, и урожаи у нас отличные. А скот даже лучше, чем у большинства соседей.

— Да при чем здесь удача, — вмешалась Никки. — Мы просто соображаем немножко лучше, чем они.

И она брякнула на стол стопку тарелок.

— Ты ставишь хорошие тарелки? — удивился Сайрес.

Никки вспыхнула и словно лишь теперь заметила, что в руках у нее синяя фарфоровая тарелка.

— Ты знаешь, не так уж часто у нас бывают гости, вот я и…

Она смущенно умолкла. Сайрес усмехнулся и похлопал ее по плечу.

— Ну конечно, для кого же достать хорошую посуду, как не для гостя!

Леви опешил. Ну и сценка! Чтобы мальчишка хоть на миг задумался, какие тарелки поставить на стол? Да большинство из них даже не замечают, из чего едят! Нет, такого мальчишку, как Никки Чендлер, он видит впервые в жизни.

Сайрес еще разок хлопнул Никки по плечу и снова обернулся к Леви.

— Так чем же вы занимаетесь, мистер Кентрелл?

— Зовите меня просто Леви, — ответил тот и задумался. — Вообще-то я всегда считал себя ковбоем, но в последнее время пришлось поплавать по морям.

— Матросом? Вы ничуть не похожи на моряка.

— Я — сделался моряком не по своей воле, — его серо-голубые глаза весело блеснули. — Просто я выбрал неудачное место, чтобы заливать свои горести. Очнулся я уже по дороге в Китай, с жутким похмельем и огромной шишкой на голове.

Никки недоверчиво покосилась на него.

— Мне казалось, кто попал в Шанхай, тот обратно не вернется.

— Да нет. Жизнь там, конечно, тяжелая, но ненамного тяжелее, чем у пастухов. В общем-то, все то же самое: дождь, снег, ветер, а так — что канаты тянуть, что у руля стоять, что стога метать. После того как я научился ходить по палубе и втолковал нескольким тертым морским волкам, что со мной лучше не ссориться, все было в порядке.

— Далеко же вы забрели от моря, — вскинула брови Никки.

— Ну, моря с меня хватило на всю оставшуюся жизнь.

— А теперь вы направляетесь домой? — спросил Сайрес.

— Был я уже дома. Через пару месяцев снова захотелось удрать. — Леви пожал плечами. — Должно быть, бродяжничество всасывается в кровь.

Никки собирала на стол, когда вошел Питер и молча пробрался на свое место. Леви дружески улыбнулся ему, но Питер ответил холодным взглядом и во время всего ужина упорно глядел в одну точку.

Между Сайресом и Леви вскоре завязалась оживленная беседа. Несмотря на то, что больной то и дело умолкал и захлебывался кашлем, Леви понадобилось немного времени, чтобы заметить, что в этом чахлом теле живет острый ум. Ужин был превосходный, собеседник интересный, так что Леви вскоре удалось забыть о враждебности Питера. Однако он все же вздохнул с облегчением, когда тот кончил есть, быстро перебросился несколькими знаками с Сайресом и вышел на улицу.

Побеседовав еще с полчаса, Леви наконец отодвинулся от стола.

— Ну, мне пора. Спасибо за ужин и за приятный вечер.

— И куда вы теперь? — спросила Никки.

— Даже и не знаю. В данный момент — куда ветер дует.

Сайрес мучительно закашлялся, потом встал.

— Ну что ж, очень рад, что ветер занес вас на нашу ферму. Особых удобств предложить не можем, но, если угодно, ночуйте в сарае.

— Весьма признателен. На сене спать гораздо приятнее, чем на голой земле.

— Это все, что мы можем для вас сделать. А утром — пожалуйте к завтраку.

— Спасибо.

Сайрес, довольный, кивнул и махнул рукой Никки:

— Отведи-ка меня в постель… сынок. Я устал.

— Я вот подумал, — начал Сайрес, когда дочь укладывала его в постель, — не пора ли нам нанять помощника по хозяйству?

— Зачем это? — удивилась Никки.

— Слишком много работы, вам с Питером тяжело.

— Пап, вот станет теплее, и тебе сразу полегчает. На той неделе ты даже не вставал, а сегодня уже несколько часов просидел за столом!

Никки усердно взбивала отцовскую подушку и не заметила его печального, почти жалостливого взгляда.

— А потом, кого нанять-то? У всех здешних либо своя ферма, либо они работают на Лоувелла.

— Я думал нанять Леви Кентрелла, если только он согласится пожить у нас, — сказал отец, внимательно следя за ней.

— Что-о? — Никки круто развернулась и уставилась на отца круглыми глазами.

— Мне показалось, он тебе понравился.

— Да ведь мы же о нем ничего не знаем!

Сайрес пожал плечами.

— Мы знаем, что он хороший человек, иначе он не помешал бы этим ковбоям издеваться над тобой, — пожал плечами Сайрес.

— Ох, папа, какой же ты доверчивый! Эти ковбои были ему не опасны: у него винтовка, а они безоружные, да и пьяные вдобавок. Откуда мы знаем, может, он головорез какой-нибудь?

— Головорезы ходят с револьверами, а не с винтовками, — возразил Сайрес. — Если он не боится драки, тем больше оснований оставить его здесь. Если начнутся неприятности с соседями, нам может понадобиться помощь. Леви Кентрелл достаточно силен, чтобы справляться с подобными проблемами.

— Ну, мы с Питером тоже неплохо управляемся. Зачем нам еще какой-то бродяжка? Кентрелл же сам сказал, что он здесь проездом. А если его снова потянет в странствия?

— Уйдет, наверно. И тогда мы останемся при своих, только сперва он на нас поработает.

— Нет, не нравится мне все это, — упрямо проворчала Никки. — Есть в нем что-то неприятное.

— Однако же он понравился тебе настолько, что ты пригласила его к ужину.

— Я решила, что надо хотя бы угостить его. Откуда же я знала, что ты предложишь ему остаться!

— А я еще не предложил. На самом деле я пока не решил, стоит ли это делать. Ну, ничего, утро вечера мудренее.

— Да уж, надеюсь, утром тебе придет в голову что-нибудь поумнее. На мой взгляд, дурацкая это затея, — отрезала Никки.

Сайрес усмехнулся.

— Беспокоишься, что он скажет, когда узнает, что ты женщина? Ах, Никки, ну чего ты боишься? Как женщина ты ему понравишься ничуть не меньше.

— Может, как раз это меня и тревожит, — проворчала Никки и захлопнула за собой дверь.

Но она знала, что на самом деле боится не Леви. Она боится самой себя.

Укладываясь в постель, Никки размышляла, почему ее так тянет к Леви Кентреллу. Когда Саманта Чендлер сбежала со смазливым, но пустым картежником, Никки решила было, что избавилась от матушки навсегда. Но по мере того как она взрослела, треснутое зеркало в спальне все яснее показывало ей, что она ошибается. В один прекрасный день она увидела в нем лицо своей матушки. Тогда она коротко остриглась и стала одеваться как мальчишка.

Внешнее сходство ничего не значит, успокаивала себя Никки, в душе ведь она совсем не такая. Она сама верила этому — вплоть до сегодняшнего дня. Как только она увидела Леви Кентрелла, ее потянуло к нему словно магнитом. Ей удалось убедить себя, что она пригласила его поужинать только из благодарности, но в глубине души она знала, что ей просто хотелось подольше побыть с ним.

— Ну, вот твое желание и исполнится! — бормотала она, сердито взбивая подушку. — И что из этого?

Темнота ответила молчанием.

Леви расстилал спальник на пахучем сене и размышлял о семье, с которой только что познакомился. Конечно, у Никки Чендлера повадки почти женские, а все-таки есть в этом мальчишке что-то очень привлекательное. Такое мужество и стойкость редко встретишь и во взрослом, не то, что в юнце, у которого еще молоко на губах не обсохло.

Потом Леви нахмурился. Не надо быть специалистом, чтобы догадаться, что у Сайреса Чендлера чахотка. Еще немного, и Никки с Питером останутся одни. Как будут тогда они справляться с хозяйством?

 

3

Никки открыла глаза, пытаясь понять, что за стук разбудил ее. Еще полусонная, она встала и подошла к окну. Небо на западе только-только зарозовело. Она вгляделась в предрассветный сумрак. И застыла от удивления. Было холодное раннее утро, и Леви, стоя к ней спиной, колол дрова.

Она окинула его взглядом: узкая талия, длинные крепкие ноги — он замахивался топором почти без усилий. Из-за горизонта брызнули солнечные лучи, и его волосы и борода вспыхнули золотым и алым. В груди у нее что-то дрогнуло. Отчего этот человек вызывает у нее такое странное чувство?

Внезапно Никки пришла в себя. Не рассвело еще, а Леви уже работает. Она же стоит тут и глазеет как дура. Она торопливо оделась и побежала на кухню готовить завтрак.

Сайрес в соседней спальне тоже стоял у окна и смотрел на Леви. «Работы этот парень не боится, — задумчиво сказал он себе. — Похоже, именно такой мне и нужен».

— Доброе утро, — весело бросил Леви минут через двадцать и свалил в дровяной ящик огромную охапку дров.

— Доброе утро, Леви, — ответил Сайрес со своего места за столом. — Как раз поспели к завтраку.

Леви ухмыльнулся и похлопал себя по пустому животу.

— Ну, уж покушать-то я никогда не опоздаю. Он увидел, что Никки пересыпает муку в миску, и взялся за пустые ведра.

— Пойду наберу воды.

— Нет! — Никки чуть не уронила миску и торопливо перехватила ближайшее ведро. — Это моя работа!

— Только не сегодня, — покачал головой Леви. — Надо же мне заработать свой завтрак, — сказал он, выходя из дома.

Они слышали, как он насвистывает, вытягивая ведро из колодца.

Услышав приглушенный смешок, Никки резко обернулась к отцу.

— Похоже, на сей раз придется тебе проглотить свою гордость, — сказал ей Сайрес. — Понимаешь, он просто хочет помочь.

— Больно нужна мне такая помощь! — проворчала она и снова повернулась к плите.

Ей все же удалось выдавить «спасибо», когда через несколько минут Леви поставил перед ней полные ведра, но головы от миски с тестом она не подняла.

Леви удивленно посмотрел на нее, но, не сказав ни слова, сел за стол рядом с Сайресом.

Вскоре Никки брякнула перед ним на стол тарелку с оладьями и снова отошла к плите. Леви удивленно поднял глаза. Неужто мальчишка сердится только потому, что он хотел ему помочь? Странно, очень странно. Большинство мальчишек были бы только рады избавиться от лишней работы.

За едой Леви поймал себя на том, что невольно наблюдает за Никки. Мальчишка суетился у плиты. Смешно называть парня «хорошеньким», но другого слова для этого тонкого лица, фиалковых глаз и вьющихся черных волос не подберешь. Когда Никки подняла руку и отвела со лба непокорный локон, Леви почувствовал что-то вроде отвращения. Кто бы объяснил парню, как себя вести? При таком хрупком сложении и нежном лице ему следует держаться поосторожнее, а то эти бессознательные жесты… Поглядишь, так можно подумать, что это жен…

У Леви глаза полезли на лоб от такой невероятной идеи. Не может быть! Его вилка застыла на полдороге. Наконец он заметил ухмылку Сайреса, сидевшего напротив.

Никки вдруг бросила взбивать тесто.

— Провалиться мне! Надо разбудить Питера! — И выбежала за дверь.

Леви проводил ее удивленными глазами.

— Ага, вижу, вы разгадали маленькую тайну Никки, — усмехнулся Сайрес.

Леви был слишком ошарашен, чтобы что-то сказать.

— На вашем месте я не стал бы говорить ей, что вам все известно. Она почему-то очень чувствительна на этот счет, — посоветовал Сайрес с широкой улыбкой.

— Почему?

— А кто ее знает. Я давно уже не пытаюсь понять женщин. — Сайрес вздохнул. — Я надеюсь, что она еще одумается, но до тех пор спорить с ней бесполезно.

Леви молча кивнул. Он все еще не мог осознать значение своего открытия. Неужели он мог быть настолько слеп? Леви гордился тем, что умеет разбираться в людях, но на сей раз проницательность ему изменила. А ведь мог бы догадаться, что Никки женщина, хотя бы по тому, как его тянуло к ней. Мальчики его никогда не привлекали, какие бы красивые глаза у них ни были.

— Вечером мне показалось, что вы ищете работу. А я давно подумывал о том, чтобы нанять помощника. — Сайрес помолчал. — Могу предложить вам крышу над головой, хорошее трехразовое питание и приличную плату. Вас устроит?

Леви задумчиво принялся за еду, пытаясь привести в порядок беспорядочные мысли.

— А что надо делать?

— Скотины у нас немного, но надо собрать и заклеймить ту, что есть. Скоро пора пахать и сеять. А в остальном — всякая работа по хозяйству, по крайней мере, до середины лета.

Леви жевал и размышлял. Может, в самом деле пора ненадолго осесть на месте.

— Я бы, пожалуй, согласился, но я не хлебопашец, предупреждаю сразу. Я привык работать с лошадьми и скотом. А из прочего мне доводилось только сено косить. Я, конечно, буду учиться, но пахарь из меня…

Сайрес усмехнулся.

— Что ж, по крайней мере вы честно признались. Ничего, Питер вас научит всему, что нужно. На самом деле это не так уж трудно. А если вас будет двое, Никки не придется заниматься этим самой. Мне хотелось бы, чтобы ей доставалось как можно меньше тяжелой работы.

— Питер возненавидел меня с первого взгляда.

— Если вы станете обращаться с ним как с нормальным человеком, а не как с идиотом, он переменится.

Леви принял решение. Ну о чем тут думать? Он нужен здесь. К тому же, наверное, тяжелая крестьянская работа будет изматывать его настолько, что не останется сил на размышления и сожаления.

— Отец всегда говорил, что таких, как я, «на слабо» берут, — улыбнулся он. — Считайте, что работник у вас есть.

— Отлично! — Сайрес расплылся в улыбке. — А теперь постарайтесь управиться со своими оладьями, пока Никки не вернулась. Она сейчас в таком настроении, что способна вообразить, будто вам не нравится, как она готовит.

Леви подчищал тарелку, когда Никки вернулась с Питером. Питер, как и вчера, проскользнул на свое место.

Сайрес сразу взял быка за рога.

— Вы знаете, похоже, этой весной работник из меня будет никудышный, — он говорил и одновременно делал такие же жесты, как Никки вчера в сарае. — Работы много, вам вдвоем не управиться, поэтому я нанял в помощники мистера Кентрелла до конца весеннего сева.

Никки только кивнула и села за стол, словно ожидала этого, хотя и не слишком обрадовалась.

Что же до Питера… Леви, конечно, не ждал, что тот обрадуется такой новости, но все же не был готов к этому упорному, тяжелому взгляду через стол. Не зная, что делать, Леви ответил таким же твердым взглядом. Безмолвная битва продолжалась до тех пор, пока Никки не поставила перед Питером тарелку — тут он занялся своим завтраком. Кто победил, осталось неясно, но каждый из них несколько изменил свое мнение о противнике.

Сайрес и Леви дружески болтали до конца завтрака, Никки исподтишка наблюдала за ними. В присутствии Леви Сайрес как-то изменился, словно расслабился, даже немного повеселел. Впрочем, подумала она, трудно быть мрачным рядом с Леви Кентреллом. Трудно было устоять перед этим заразительным раскатистым смехом и блестящими серо-голубыми глазами.

— Отличный был завтрак, Никки, — Леви отъехал назад вместе со стулом. — Сайрес, что вы мне поручите на сегодня?

— Мы до сих пор источник не расчистили, — выпалила Никки, прежде чем Сайрес собрался ответить. — По-моему, такая работа мистеру Кентреллу как раз по плечу.

Глаза Сайреса сузились. Он помолчал, потом пожал плечами и взялся за чашку с кофе.

— Да, пожалуй, можно и сегодня. Втроем вы управитесь за несколько часов.

Никки уставилась на отца. Она-то нарочно придумала самую тяжелую работу в надежде, что мистер Кентрелл передумает и уедет. Но Сайрес, со своей обычной проницательностью, разгадал ее замысел. Она сердито выскочила из дома вслед за Питером и зашагала к сараю.

Леви покачал головой и взялся за шляпу.

— По-моему, вашей дочери очень не по вкусу все это.

— Ничего, образумится. Просто привыкла, чтобы все было так, как она хочет.

Сайрес тяжело, надрывно закашлялся и махнул Леви на дверь.

По дороге к источнику Никки с Питером демонстративно старались показать Леви, что он здесь лишний. Тому даже стало смешно. Ни тот, ни другая ни разу даже не взглянули в его сторону, быстро обмениваясь знаками. Беседа, похоже, была весьма оживленная, и Леви был уверен, что разговор идет о нем.

Леви окинул окрестности опытным глазом. Да, место отличное. Сайрес Чендлер знал, что делает, когда устроил здесь свое хозяйство. Небольшая долина, окруженная высокими холмами, которые защищали ее от ветров и бурь. Даже воды — самого ценного в этих краях было вдоволь.

Леви видел, что естественное русло ручья расширили и углубили так, чтобы больше воды доставалось полям. Похоже, Сайрес Чендлер — весьма практичный хозяин, умеющий смотреть в будущее.

— Куда же вы? — раздраженный голос Никки вывел Леви из задумчивости.

Никки с Питером стояли на склоне холма и разглядывали расселину меж камней. Очевидно, это и был источник, который им предстояло расчистить. Именно отсюда вытекал ручей, бежавший через долину. Леви присоединился к своим спутникам и заглянул в расселину, заваленную мусором.

— Похоже, за зиму сюда нанесло перекати-поля и всякой дряни, — заметил, он. — Расчистить ее не так уж трудно.

— Конечно, здесь полно мусора. Затем и приехали. — Никки указала на тоненькую струйку, стекающую из камней в маленькое озерцо. — Обычно воды раза в три больше.

Леви спрыгнул с лошади и подошел к источнику.

— А снега зимой было много? — спросил он, разглядывая расселину.

— Совсем мало. — Никки помрачнела. — И прошлым летом дождей почти не было. Неужто пересохнет?

Леви присел на корточки, чтобы лучше видеть, и почесал подбородок.

— Похоже, но, может быть, все не так плохо.

— И это все, что вы можете сказать? Да без этого источника нам можно сразу собираться и уезжать! — взвилась Никки.

Леви зачерпнул горсть песчаной почвы, пропустил ее сквозь пальцы.

— Земля в этих местах — словно огромная губка. Вся вода сразу впитывается и уходит в глубину до тех пор, пока не встретит на своем пути скалу. Там она собирается, и получается что-то вроде подземного озера. Когда озеро наполнено, излишки вытекают из расселины, но сейчас уровень воды низкий, вот источник и иссяк.

— Все это весьма любопытно, мистер Кентрелл, но только проблему это не решает, не правда ли? — Голос Никки был полон яда.

Леви выпрямился и отряхнул руку о штаны.

— Нет, но если подумать, выход очевиден.

Никки не хотелось признаваться, что для нее выход далеко не очевиден, поэтому она молча смотрела, как Леви отвязывает от седла кирку и совковую лопату. Что это он задумал?

— Скажи-ка Питеру, что мы собираемся немного расширить отверстие, — попросил Леви. — Нужно прорыться ниже уровня почвенных вод.

К тому времени как Питер понял, что надо делать и отвел лошадей на соседнюю лужайку, Леви уже разгребал киркой грязь и камни у расселины. Никки нехотя взялась за совковую лопату. Она лихорадочно размышляла, как бы утвердить свой авторитет, пока Леви не забрал власть в свои руки.

Работа была тяжелая, изнурительная, но вскоре все трое увидели, что трудятся не зря. По мере того как отверстие расширялось, приток воды увеличивался.

Никки отступила назад и с довольным видом осмотрела ручей.

— Ну, пожалуй, хватит. А теперь надо бы убрать с дороги весь этот мусор. Питер, для начала выгреби-ка отсюда перекати-поле.

Она говорила вслух, и Леви с удивлением заметил, что Питер читает по ее губам.

— А вы, — повернулась она к Леви, — уберите эти валуны и булыжники.

Следующие двадцать минут Никки занималась тем, что выдавала мужчинам указания. Леви отлично понимал, что она таким образом пытается самоутвердиться, и послушно выполнял все ее приказы, еле сдерживая усмешку, когда они становились чересчур нелепыми.

Судя по тому, как менялось лицо Питера, было ясно, что он не привык, чтобы Никки так им командовала. Сперва он ужасно удивился, потом рассердился и, наконец, разозлился. Леви увидел, что на скулах у молодого человека перекатываются желваки каждый раз, как он отбрасывает новую лопату грязи, и решил, что самое время что-нибудь предпринять.

Никки стояла внизу и следила за тем, как озерцо медленно наполняется водой. Леви поднял голову и увидел, что Питер испепеляющим взглядом уставился ей в спину. Когда Леви махнул рукой, чтобы привлечь внимание Питера, тот не смог скрыть своего удивления. Мало кто, кроме Чендлеров, вообще обращал внимание на Питера, не говоря уже о том, чтобы попытаться общаться с ним. Леви указал большим пальцем на Никки, а потом, приподняв брови, кивнул в сторону озерца. Трудно было не понять, что он задумал. Лицо Питера расплылось в широченной улыбке. Конечно, Никки вполне заслуживает, чтобы ее искупали и это ей придется не по вкусу. Значит, Леви тоже участвует. То-то повеселимся!

Увидев улыбку Питера, Леви решился. Он стремительно направился к Никки, перекинул ее через плечо, отнес к озерцу и усадил прямо в мутную воду.

У Никки дух захватило от неожиданности. Она изумленно уставилась на Леви, а тот ответил ей спокойным, уверенным взглядом.

— Если хочешь быть начальником, так и веди себя как начальник, а не как мелкий тиран, — сказал он.

— Ах, мелкий… — кулачок Никки метнулся, как змея в смертельном броске, и ударил его под левое колено.

Леви не был готов к такому отпору. Нога у него подломилась, и он плюхнулся в ледяную воду рядом с Никки. Не успел он приподняться и глотнуть воздуху, как она оседлала его и заработала кулаками.

Леви обхватил ее за тонкую талию и окунул в пруд рядом с собой. Он почти тотчас пожалел об этом: Никки высвободила руки и плеснула водой ему в лицо. Леви выпустил ее из рук, она сейчас же воспользовалась преимуществом и продолжала теснить его, поливая водой. Чихая и отплевываясь, он тщетно пытался встать на ноги.

Никки поднялась и, гордо вскинув голову, вышла из воды. Пусть-ка этот самоуверенный Кентрелл посидит в грязи — это ему урок. Но когда она подняла голову и увидела на склоне холма Питера, глаза у нее сердито сузились. Вместо того чтобы прийти ей на помощь, он стоял, опершись на лопату, и широко ухмылялся.

Она сердито оглянулась на Леви и увидела, что он тоже улыбается. Смеяться над ней! Да как они смеют! Никки уже была готова приказать обоим убраться с глаз долой, но тут до нее дошло, как смешно выглядели они с Леви, когда барахтались в этой грязной луже. Леви хихикнул, и Никки не смогла сдержаться — ее уже распирало от смеха. Забыв о вражде, они от души хохотали под лучами раннего весеннего солнышка.

Только когда Никки начала дрожать от холода в своей промокшей одежде, она поняла, как удачно Леви ее осадил. Вместо того чтобы командовать, она думала только о том, как бы поскорее управиться с работой и вернуться домой, чтобы переодеться, и потому взяла лопату и присоединилась к мужчинам.

Никки наблюдала за Леви краем глаза и не видела на его лице злорадства, но, тем не менее, никак не могла избавиться от неприятного ощущения, что все вышло так, как хотел он. Да, видно, Леви Кентрелл — более серьезный противник, чем показалось ей поначалу.

Стоял март, было довольно холодно, а Никки с Леви были в мокрой одежде, поэтому им пришлось отправиться домой пораньше. Питер, все еще ухмыляющийся, остался доделывать работу. Никки дулась на своего спутника, и некоторое время они ехали молча.

Наконец Леви открыл рот.

— Я хотел бы научиться говорить с Питером. Научишь?

Она уставилась на него, совершенно ошарашенная подобной просьбой.

— Питер же не говорит.

— Еще как говорит! Я же видел. Говорит, и, похоже, довольно красноречиво. Я знаю, что он читает по губам, но не понимаю, что он говорит, и не могу общаться с ним на его языке.

— Да, зачем вам? Что, хотите поиздеваться над ним?

— Ты, в самом деле, так думаешь? — нахмурился Леви.

Никки внезапно почувствовала себя такой ничтожной и жалкой…

— Понимаете, с тех пор, как я знаю Питера, люди всегда обращались с ним как с полным идиотом.

— Но ведь я же не такой, Никки, — сказал Леви. — Если нам с Питером придется работать вместе, нужно, чтобы мы понимали друг друга. Так научишь меня его языку?

— Н-не знаю… То есть, понимаете… — Никки беспомощно вздохнула. — Видите ли, это сложнее, чем кажется.

— Чего ты боишься? Что я не смогу научиться, или что ты не сможешь меня научить?

— Ладно-ладно, только не сердитесь на меня, если ничего не выйдет.

В награду Леви тепло улыбнулся ей. И почему-то от этой улыбки сердце у Никки екнуло и во рту пересохло. Она мрачно стиснула зубы и подхлестнула коня. Да, Леви Кентрелл совсем не такой, как те мужчины, которых она встречала до сих пор. Надо будет присмотреться к нему.

 

4

Вот уже две недели, как Леви работал у Чендлеров, и все это время хорошее настроение не оставляло его. И когда они с Никки подъехали к лавке, все было в порядке. А теперь у него такой вид, словно он съел какую-то гадость.

— Что случилось? — спросила она.

— Ничего, — проворчал он. — Все прекрасно!

Леви стиснул зубы и уставился на дорогу — он как раз объезжал особенно глубокую рытвину.

Услышав этот недружелюбный ответ, Никки осторожно скосила глаза на Леви. С чего бы ему злиться на нее? Она наконец отказалась от борьбы с ним и даже согласилась на время переложить часть своих обязанностей на его широкие плечи. А потом, ведь за эти две недели она не раз давала ему повод рассердиться, а он только улыбался…

Может, Питер что не так сделал? Он с самого начала держался враждебно. Конечно, Леви старался не обращать внимания, даже когда Питер встретил в штыки его первые попытки объясняться знаками. Но в последнее время Питер стал несколько доброжелательнее.

Повозка подскочила на колдобине, и Никки ухватилась за край, чтобы не свалиться.

— Отлично, — пробормотал Леви себе под нос. — Может, эта проклятая проволока выпадет на дорогу и потеряется!

Никки оглянулась на мотки колючей проволоки, которую они купили в городе. Так вот в чем дело!

— Ты злишься оттого, что папа послал нас делать изгородь?

Леви даже не удостоил ее взглядом и свернул с дороги к источнику.

Повозка прыгала по камням и кочкам. Никки крепко держалась за сиденье и испуганно поглядывала на своего спутника.

— Слушай, изгородь все равно придется делать, даже если ты разнесешь повозку. Может, придержишь лошадей? Тише едешь — дальше будешь.

— Знаешь, мне приходилось ездить по дорогам куда хуже этой, когда ты еще пешком под стол ходил. Не надо меня учить.

— Если ты всегда так ездишь, странно, как ты до сих пор еще жив, — ядовито заметила она. — И вообще, что с тобой случилось? С тех пор как мы выехали из города, ты ведешь себя, как медведь в капкане.

Они приехали в нужное место, и Леви резко натянул вожжи. Никки не вылетела из повозки только потому, что крепко держалась.

Леви спрыгнул на землю, обошел повозку и принялся выгружать проволоку. Никки сползла со своего места и подошла к нему. Леви не обратил на нее никакого внимания. Он швырнул наземь один моток проволоки и потянулся за следующим.

— Я спрашиваю, в чем дело? Ты будешь отвечать или нет?

— Даже не собираюсь.

— Почему?

— Потому что не твое дело.

Никки ушам своим не поверила.

— Все, что происходит в этом доме, — мое дело, — отрезала она. Терпение у нее лопнуло. — Мой отец платит тебе за работу, и мое дело — следить за тем, чтобы ты эту работу выполнял. Говорил я ему, что не стоит нанимать какого-то бродягу, только он меня не послушался. И как только пришлось делать работу, которая тебе не нравится, ты сразу начал вести себя, как балованный мальчишка.

— Чья бы корова мычала! — Леви швырнул наземь третий моток проволоки и обернулся к ней — глаза его сузились от злости. — С тех пор как я работаю на твоего отца, ты стараешься, чтобы все знали, что ты думаешь по этому поводу. К твоему сведению, твой отец платит мне за работу, а не за то, как я к ней отношусь. — Он крякнул, поднимая тяжелую проволоку. — Я обещал делать, что велят, так что эту изгородь городить я буду. Но эта работа не обязана мне нравиться.

Никки, рассерженная и, как ни странно, слегка уязвленная этой отповедью, смотрела, как он отнес проволоку к угловому столбу и бросил ее там. Когда он вернулся, у нее уже был готов ответ.

— Все это звучит весьма убедительно, Кентрелл, но я не уверена, что ты справишься с этим делом.

— Слушай, ты отвяжешься или нет?

Леви поднял очередной моток и снова отправился к угловому столбу. Никки пошла за ним. Он делал вид, что не замечает ее присутствия, пока не бросил проволоку. Потом обернулся к ней: губы брезгливо стянуты в ниточку, глаза стальные, как штормовой океан. Несколько мгновений они зло смотрели друг на друга, каждый ждал, пока заговорит другой. Внезапно лицо Леви смягчилось, он оперся о столб от изгороди.

— Господи, ты совсем как мой братишка. Тот тоже как вцепится во что-нибудь — и ноет, пока ему не уступишь. Слушай, Никки, что тебе от меня надо?

— Тебе просто лень делать изгородь! — выпалила Никки.

Леви от души расхохотался.

— Боже милостивый, да ведь всю тяжелую работу сделали вы с Питером! — Он кивнул на длинные ряды столбов, что расходились от углового столба. — Ведь копать ямы и врывать столбы куда тяжелее, чем натягивать проволоку!

— Тогда я не понимаю. Что тебя не устраивает?

— Ты многого не понимаешь, — ответил Леви, словно не слыша второй части вопроса. — Ты не очень-то умеешь разбираться в людях, но это ничего. Ты еще молод, научишься.

— Ну а ты в свои почтенные годы, наверно, такой наблюдательный, что ничего не упустишь, — хмыкнула Никки.

Леви только снисходительно пожал плечами.

— Ладно, я вот не могу догадаться, с чего это ты вдруг надулся, а ты зато прожил здесь уже две недели и до сих пор не знаешь… — Никки прикусила язык, сообразив, что чуть не выдала свой секрет, и неуклюже закончила: — Того, что думаешь, что знаешь.

Леви снял шляпу и вытер пот рукавом.

— Наверно, я многого не знаю, но я не это имел в виду. Часто думаешь, что люди сердятся из-за одного, а потом оказывается, что совсем из-за другого. Иногда лучше просто оставить все как есть, и предоставить всему идти своим чередом. Вот наберешься опыта и разберешься, когда стоит вмешиваться, а когда нет. — Он покосился на нее с невинным выражением. — А знаешь, по-моему, сегодня изгородью как раз занимаюсь один только я. Может, это ты пытаешься увильнуть от работы, да еще свалить все на меня?

Неудивительно, что Никки вспылила, услышав подобные обвинения:

— Уж работы-то я не боюсь!

Леви широко улыбнулся, надел шляпу и снова отправился к повозке. В глазах его вновь зажегся знакомый огонек.

— Тогда достань-ка гвозди и молотки, пока я притащу последний моток. Пора браться за работу.

Только когда они размотали первый моток проволоки и начали приколачивать его ко второму столбу специальными гвоздями-скобками, Никки вспомнила, что Леви так и не объяснил, из-за чего же он рассердился.

— Ну, так скажешь или нет?

Леви удивленно оглянулся на нее.

— Что тебе сказать?

— Что тебя не устраивает в этой изгороди.

Молоток Леви завис в воздухе. Леви посмотрел на Никки безнадежным взглядом.

— Нет, я в тебе ошибался. Ты хуже моего братца. Его хоть отвлечь можно. А от тебя не отцепишься!

— Ну? Хватит мне зубы заговаривать.

Леви облокотился на столб и ехидно посмотрел на нее.

— Тебе это не понравится.

— Вот как?

Он вздохнул и окинул взглядом прерию.

— Когда я был маленьким, вся эта земля была открытой: иди куда хочешь. И всем хватало места. А когда я вернулся домой после четырех лет плавания, я едва узнал земли, в которых вырос. — Леви воткнул молоток острым концом в столб и взял выпрямитель для проволоки. — Все принялись огораживать свои земли. Прерия вдруг перестала быть прерией…

— Но мы вынуждены огораживать земли, разве ты не видишь? В том году коровы Германа Лоувелла почти весь урожай у нас потравили: что не съели — истоптали. Если не поставить изгородь, мы же ничего не вырастим.

— Герман Лоувелл лет двадцать пасет здесь свой скот, — заметил Леви. — С его точки зрения, вы попросту заняли чужие земли.

— Ты говоришь, совсем как он, — покосилась на него Никки.

— Но ты ведь понимаешь, что Герман Лоувелл может считать эти земли своими, даже если у вас есть на них законные права?

— По закону земля эта наша. Мы даже провели воду из источника. — Она сердито ткнула пальцем в Леви. — Герман Лоувелл тоже ведь мог бы это сделать, а вот не сделал. По-моему, раз он ничего не делал, значит, отказался от своих прав, если они у него и были. А потом, — добавила она в свое оправдание, — папа говорит, что скотоводы губят прерию…

Леви знал, что она права. Стоит оглядеться вокруг, и станет ясно, что это чистая правда. Тридцать лет назад здесь было такое разнотравье! А теперь луга зарастают полынью. Леви вздохнул.

— Каждый тянет в свою сторону, а кто прав — я не знаю. Но и скотоводы, и фермеры меняют эти земли, и мне это не очень-то нравится.

— Ну, одной изгородью больше, одной меньше — велика ли разница? — сказала Никки. — Нет, мне кажется, ты не только из-за этого рассердился.

— Я ненавижу колючую проволоку, — со вздохом ответил Леви.

— А чем она тебе не нравится?

— Ты что, в самом деле не понимаешь?

Никки ошеломила враждебность в его глазах.

— Н-нет…

— А тебе не случалось видеть, что бывает с животным, которое сдуру налетит на эту проволоку? Колючки врезаются в тело, как маленькие ножи. Это особенно опасно для лошадей. Даже если успеешь вовремя зашить рану, все равно обычно туда попадает инфекция, и конь погибает. Сколько отличных лошадей мне пришлось пристрелить из-за того, что они порезались проволокой! У коров шкура толще, но это их не спасает.

Никки судорожно сглотнула — она была ошеломлена его словами.

Леви яростно дернул выпрямитель. В его голосе звучала горечь:

— Диким животным приходится еще хуже. Олени обычно перепрыгивают через изгородь, но иногда они запутываются задними ногами в верхних проволоках. Те, кому повезет, становятся добычей койотов. Остальные умирают голодной смертью. В любом случае не очень приятный конец.

Никки никогда раньше не сталкивалась с колючей проволокой — они первыми взялись строить изгородь в этих местах. Теперь перед ней как наяву встала картина, нарисованная Леви.

— Господи, я никогда в жизни…

Услышав ее потрясенный голос, Леви тут же пришел в себя. Он только теперь вспомнил, как она молода и как чувствительны женщины.

— Извини, — пробормотал он. — Не надо было говорить тебе об этом.

Никки пнула сапогом моток проволоки.

— Неудивительно, что ты ненавидишь эту дрянь. Это в самом деле кошмар.

Леви стало ужасно стыдно. В конце концов, она-то ни в чем не виновата.

— Слушай, я просто в дурном настроении. Мне не следовало так говорить с тобой. Ты права, без изгороди не обойдешься. Так что давай-ка забудем все, что я тут наговорил, и возьмемся за дело.

— Но разве нельзя что-нибудь придумать? Чтобы это было не так опасно для животных!

Леви невольно улыбнулся горячности Никки.

— Изгородь ставят для того, чтобы не пускать животных. Если проволока надежная, значит, она сделала свое дело.

— Да, но бедные олени…

— Бедные олени могут потравить поля ничуть не хуже коров Германа Лоувелла, — прервал ее Леви. — И потом, — добавил он, показав ей небольшие шипы, вплетенные между двумя проволоками, — эта штука не такая уж опасная. Я видывал похуже.

Но Никки все никак не могла успокоиться.

— А все-таки, я думаю, надо что-то сделать.

— Ну, наверно, можно каждый день объезжать изгороди и проверять… — Леви замолчал на полуслове, вглядываясь в прерию. — Так-так, — тихо сказал он. — Никки, будь добр, притащи-ка из повозки мою винтовку. Похоже, к нам гости.

К тому времени как Никки вернулась с винтовкой, Леви снова взялся за дело и теперь не спеша приколачивал проволоку к столбу. Никки прищурилась, вглядываясь во всадников, приближавшихся с запада.

— Думаешь, будут неприятности?

— Наверно, нет, но подготовиться никогда не помешает. — Леви взял выпрямитель и еще раз взглянул на всадников. — Я почти уверен, что один из них — женщина.

— Женщина? Вот странно… Кто бы это мог быть?

— Скоро узнаем, — Леви крякнул, натягивая проволоку. — А ты так и будешь глазеть целый день или все-таки поможешь мне делать изгородь?

Когда минут через пять хорошенькая шатенка со своим спутником подъехали к изгороди, Леви с Никки уже перешли к третьему столбу и как раз приколачивали первый ряд проволоки.

— Здрасте! — поприветствовал их Леви, воткнув молоток в столб и сняв шляпу, чтобы вытереть лоб.

— А что это вы здесь делаете? — поинтересовалась женщина.

— Хм, по-моему, это и так видно, — ответил Леви. — Делаем изгородь.

— Да вижу, олух! Только почему вы строите ее на земле моего отца?

— Оглядись-ка, Аманда Лоувелл! — вмешалась Никки. — Это земля моего отца, а не ваша.

Удивленная Аманда перевела взгляд на второго работника, и, когда она узнала Никки, глаза у нее полезли на лоб.

— Великий Боже! Николь, это ты?

— Ну да, Мэнди, конечно, я! — не слишком любезно ответила Никки, глядя на свою собеседницу.

— Называй меня лучше Амандой, — поморщилась шатенка. — Мэнди звучит так грубо!

— Тогда называй меня Никки!

Никки оценивающе разглядывала собеседницу. За эти три года, что они не виделись, ее подруга детства сильно изменилась. Куда девалась тощая долговязая девчонка? Теперь это была утонченная юная красавица. Аманда, похоже, подросла на несколько дюймов — а может, и нет, трудно было это определить: Аманда восседала на славной вороной кобылке; но изменилась она не только в этом. На блестящих кудряшках кокетливо сидела модная шляпка, которая очень шла к ее синей бархатной амазонке. При виде этой шляпки Никки почувствовала даже что-то вроде зависти: уж очень изящно держалась она на прическе Аманды. Даже голос у нее переменился: она теперь по-южному растягивала слова, а у них на Западе говорят отрывисто — в детстве и Аманда говорила так же. Только лазоревые глаза Аманды, которые всегда напоминали Никки летнее небо, остались прежними.

Сейчас эти глаза смотрели на нее с нескрываемым любопытством.

— Я не думала встретить тебя здесь, — сказала Аманда.

— Почему же? Я здесь живу.

— Я думала, вы с отцом уехали отсюда после того, как твоя мать… — Аманда неловко поерзала в седле. — Ну, короче, ты понимаешь, о чем я.

Глаза у Никки потемнели.

— Это наш дом, и ничто не заставит нас уехать отсюда. Чендлеры не из тех, кто способен удрать от публичного позора. А кстати, ты ведь вроде собиралась жить у тетушки в Алабаме.

— В Джорджии. Тетя Шарлотта скончалась два месяца тому назад, и я вернулась домой. Мы только вчера приехали. — Щеки Аманды залила краска, она встряхнула головой. — Вот увидишь, Никки, я переросла заблуждения своей юности. Прошлое осталось позади, и, что до меня, я намерена забыть его.

Никки пожала плечами.

— Должно быть, мы обе немного повзрослели. Что до меня, я никогда не любила поминать старое.

Рядом скрипнуло седло, и это напомнило Аманде о ее спутнике.

— Чарльз, — обратилась она к нему с сияющей улыбкой, — разрешите вам представить — это Николь… Никки Чендлер. Мы вместе играли в детстве. — Она произнесла это таким тоном, словно это было сто лет тому назад и не доставляло ей особой радости. — А это Чарльз Лафтон, племянник лорда Эйвери, — гордо продолжала она, снова повернувшись к Никки. — Когда лорд Эйвери узнал, что я застряла в Атланте, он послал Чарльзу телеграмму и попросил его проводить меня домой — он все равно собирался посетить эти места.

Никки доводилось видеть лорда Эйвери, местного «коровьего барона», однако ни англичанин, ни его племянник не произвели на нее особого впечатления. Но, по-видимому, Аманда не разделяла ее мнения на этот счет: она смотрела на красивого блондина с неприкрытым обожанием.

— Здравствуйте, — произнес он, тщательно выговаривая слова, как это принято у знатных англичан. Он вопросительно приподнял свои безукоризненно очерченные брови, глядя на Леви: — Простите, я, кажется, не расслышал вашего имени…

— Леви Кентрелл, — улыбнулся Леви.

— Кентрелл? — Чарльз призадумался. — Дядя купил лошадь у неких Кентреллов, что живут за Конским Ручьем. Вы, случайно, им не родственник?

— Может быть, — пожал плечами Леви.

— Леви только что вернулся из-за границы, — быстро вставила Никки. — Он провел там несколько лет и еще не успел повидаться со всеми своими родственниками.

— Да? Вы были в Европе?

Надменный тон Чарльза вывел Никки из себя. Приехал сюда невесть откуда и задирает перед ними свой благородный нос! Да как он смеет! Но не успела она открыть рот, чтобы выпалить уничтожающий ответ, как послышался добродушный голос Леви:

— Увы, нет. В столь культурных странах мне бывать не приходилось. Я путешествовал на Востоке. В основном по Китаю.

— Боже милостивый! Да это же на краю света! Скажите, там в самом деле так интересно, как об этом рассказывают?

— Да, я думаю, там стоит побывать, — усмехнулся Леви. — Хотя лично я не то чтобы очень рвался туда.

— А что это тебя сюда занесло, Аманда? — вдруг перебила Никки. — Помнится, ты не очень-то любила ездить верхом.

— Неправда. Мне просто не нравилось носиться сломя голову, как ты. А с тех пор я обнаружила, что это довольно приятное времяпрепровождение, если лошадь достаточно смирная. — Она похлопала свою кобылку. — Я показывала Чарльзу земли моего отца. — Она принахмурила свой безупречный лобик. — А папа знает, что вы делаете изгородь?

— Понятия не имею — пожала плечами Никки. — Столбы вкопали прошлой осенью, так что его люди ему, должно быть, доложили.

— Боюсь, ему это не очень понравится.

— Ах вот как? — Никки прищурилась. Аманда встряхнула головой.

— Папа разрешил вам поселиться здесь из уважения к твоей… хм… — она запнулась и слегка покраснела, — к твоим родителям, но я не думаю, что он разрешит вам брать себе все, что вы хотите.

— А мы и не требуем ничего, кроме того, что нам принадлежит, — отрезала Никки. — И поселились мы здесь потому, что это наша земля, а не потому, что это разрешил твой папа!

Повисло напряженное молчание. Несколько секунд женщины смотрели друг другу в глаза. Мужчины беспокойно наблюдали за ними, не зная, что делать.

Наконец Аманда вздохнула:

— Ах, Никки, значит, все осталось по-прежнему, да?

— Боюсь, что да. — Никки грустно усмехнулась. — Мы по-прежнему на ножах.

Аманда в первый раз улыбнулась.

— А знаешь, в самом деле очень хорошо, что мы с тобой встретились!

— Я тоже рада видеть тебя, Аманда. Хоть ты и переменилась. Ты стала такая взрослая, такая… — Никки остановилась, подыскивая нужное слово, и улыбка Аманды слегка приугасла, — такая красивая, — сказала наконец Никки.

Аманда снова расцвела в улыбке и поправила прическу.

— Спасибо, спасибо, Никки. В твоих устах это действительно комплимент — я ведь знаю, как мало ты заботишься о подобных вещах.

Хотя Аманда сказала это очень любезным тоном, Никки внезапно стало очень неловко за свою мальчишечью одежду и короткую стрижку. Она с деланным безразличием пожала плечами.

— У меня нет времени на всякие пустяки.

Аманда взглянула на элегантные часики, что висели на ее амазонке.

— Ах, Боже мой, я и не думала, что уже так поздно. Послушайте, Чарльз, нам надо поторопиться, а то не успеем домой к чаю. Хорошо, что мы встретились, Никки. Рада была познакомиться, мистер Кентрелл.

Она махнула через плечо, и они ускакали.

— «Ах, не опоздать бы к чаю!» — передразнила Никки, провожая их взглядом. — Ей-Богу, Герману Лоувеллу это нравится.

— Подруга?

— Да нет, не сказать, чтобы мы особенно дружили. Просто часто играли вместе, когда были маленькие. Матушка все время таскала меня туда: говорила, мне надо больше общаться со сверстницами. Но между нами было мало общего.

Тут она осеклась и, разинув рот, уставилась на Леви. До нее только теперь дошло, что ее тайна раскрыта. А он ничуть не удивился!

— Вы знали!.. — прошептала она с упреком.

Он даже не стал делать вид, будто не понял.

— Знал, почти что с самого начала. Не очень-то ты похожа на мальчишку, что бы ты ни думала. А потом, некоторые твои жесты у мужчины выглядели бы по меньшей мере странно.

— А почему ты ничего не сказал?

— А зачем? — Леви взглянул на солнце, снял шляпу, почесал макушку. — Это ведь совсем не важно.

— Что ты имеешь в виду?

— Неважно, парень ты или девушка: все равно, ты — это ты.

— Я многих мужчин в работе обгоню! — вскинула голову Никки.

— Вот именно.

Она недоверчиво взглянула на него.

— Я стою того, чего стою, и не требую никаких особых привилегий.

— Я это уже заметил, — он чуть-чуть усмехнулся. — Правда, ты так старалась увильнуть от того, чтобы строить эту изгородь, что я было подумал…

— Нет! — Она сердито схватила молоток и вбила скобку несколькими яростными ударами. — Как ты можешь говорить, будто я увиливаю от работы? Ты же сам…

Громкий смешок Леви прервал тираду в самом начале. Она подняла на него глаза и вдруг почувствовала, что расплывается в улыбке. Стараясь сохранить серьезный вид, Никки снова взялась за работу и в течение следующего получаса усердно делала вид, что не замечает его.

А Леви улыбнулся про себя и снова взялся натягивать проволоку.

 

5

Весна! Воздух был наполнен весенними звуками и запахами. Никки дышала полной грудью и радовалась, ощущая жизненную силу, бурлящую в каждой жилке. Не то чтобы весенний загон скота был ее любимым занятием, а все-таки хорошо побыть на вольном воздухе в такой чудный денек.

Даже разыскивать коров с неклеймеными телятами было не так нудно, как обычно. Сайрес строил изгородь еще и для того, чтобы держать коров поближе к дому, но пока что их пятьдесят голов скота проводили весну и лето на открытых пастбищах вместе с оленями, антилопами и коровами с ранчо Лоувелла.

Конечно, эта работа отнимала очень много времени — но зато не надо было находиться рядом с Леви Кентреллом. В его присутствии Никки все время чувствовала себя не в своей тарелке. Ее вовсе не радовало, что ему совершенно безразлично, мужчина Никки или женщина.

Сегодня они обшаривали густые заросли дикой вишни и ивняка по берегам ручьев. Коровы часто прячутся в холодок от слепней — от них в эту пору просто отбоя нет. Питер с Леви продирались по другому берегу ручейка — там заросли были гуще.

Затрещали ветки — из чащи прямо перед носом у Никки появилась корова с их клеймом.

Приглядевшись, Никки поняла, что у нее должен быть теленок. Она всмотрелась в заросли. Теленок скорее всего там, спрятан в безопасном месте. Никки вздохнула, спешилась, привязала Конфетку к кусту. Верхом тут не проберешься.

Минут через пять она увидела теленка: темное пятнышко среди пятен света. Никки быстро осмотрела его, подняла малыша на ноги, вывела из кустов туда, где спокойно ждала Конфетка.

Внезапно послышался яростный рев — корова-мама углядела своего малыша и бросилась его спасать. Никки торопливо отступила назад.

— Тише-тише, мамаша, все в порядке! Не обижу я твоего маленького.

Теленок тут же оказался рядом с матерью. Та исподлобья уставилась на Никки. Никки досадливо прикусила губу. Теленку всего несколько часов, своим ходом ему до загона не дойти. Единственный способ доставить его домой — отвезти в седле, но с разъяренной мамашей ей не справиться. Да и сможет ли она взвалить на седло пятидесятифунтового теленка?

Она все еще размышляла, что же делать, когда позади вдруг послышался чей-то голос:

— Малыш, ты глянь, кто здесь!

— Черт меня возьми! — фыркнул Малыш. Его смешок звучал довольно угрожающе. — Знакомый малый! Похоже, он ворует скотину с нашего ранчо.

Никки оглянулась через плечо и узнала двоих из тех трех ковбоев, что привязались к ней тогда в городе. Они явно не забыли той встречи.

— Эта корова с нашим клеймом, — как можно спокойнее сказала она.

Малыш неуклюже спрыгнул с лошади и принялся отвязывать веревку от седла.

— Да? Странно. Тут все коровы с нашего ранчо, скажи, Бак?

— Угу. Их тут чертова уйма, — Бак оглянулся на небольшое стадо, голов десять, которое пригнали они с Малышом. — Стало быть, и теленок наш.

Малыш завязал петлю на лассо, собираясь ловить теленка.

— Вы что делаете, а? — Никки зло прищурилась.

— Забираем то, что принадлежит мистеру Лоувеллу.

— А я говорю, это не его теленок.

— А я говорю — его! — рявкнул Малыш. — Бак, разве здесь есть коровы с другим клеймом?

— Нету.

— Да вы что, слепые? — Никки была слишком разгневана, чтобы сообразить, что сила не на ее стороне.

— Помолчал бы лучше, малый, — процедил Малыш.

— А по-моему, надо бы его проучить, — вмешался Бак, оглянувшись по сторонам, чтобы убедиться, что поблизости никого нет.

— Верно говоришь, — ответил Малыш. Он молниеносно метнул лассо, и веревка обвилась вокруг туловища Никки. — А чо мы с ним будем делать, а, Бак?

— А ну уберите немедленно эту веревку! — крикнула она.

Бак спешился и не торопясь подошел к Малышу и Никки.

— А чо захочем, то и сделаем.

Его губы растянулись в улыбочке, от которой у Никки кровь застыла в жилах.

— Мы ж вора поймали. Малыш, объясни мальчику, что делают с ворами.

— Вешают!

— Я не вор!

— Ах не вор? А как же это называется? — Бак выпустил струю жеваного табака почти на ноги Никки. — Мы ж тебя с поличным поймали — ты хотел спереть теленка с ранчо Лоувелла.

— А потом за нами еще должок остался, — вставил Малыш. — Знаешь, как ты меня тяпнул? Я чуть руку не потерял от заражения крови! А Бак неделю ходил скрюченный.

— Ну и поделом вам! — Никки выпалила это прежде, чем сообразила, что лучше бы помолчать.

— Малыш, ты когда-нибудь видел таких нахалов? — приподнял бровь Бак.

— Не, — ответил Малыш. — Его вешать собираются, а он туда же!

— Малыш, глянь-ка, это ж клеймо того чужака, что живет там, у источника, — наконец сообразил Бак.

— Чендлера, что ли?

— Ага. Да я только что видел его глухаря у переправы. Как ты думаешь, может, этот сопляк — сынок Чендлера?

— Да не, — Малыш помотал головой. — По-моему, кроме глухаря, у него только дочка, девка примерно одних лет с мисс Амандой. Он вдруг прищурился. — Слушай, Бак, а если подумать, что-то этот малый слишком хорошенький для мальчишки.

Он сдернул с Никки шляпу, чтобы разглядеть лицо. Глаза у него полезли на лоб.

— Чтоб мне лопнуть, Бак! Это ж баба!

— Да ну? — Бак уставился на Никки. — Точно! Чтоб мне сдохнуть! Ну и подвезло нам с тобой, Малыш!

Высокий тощий ковбой провел немытым пальцем по щеке Никки. Ее чуть не стошнило. Она попыталась пнуть Бака, но тот был начеку.

— Полегче, сестренка, на этот раз не выйдет!

Он ловко увернулся и спутал ей ноги веревкой.

Теперь, связанная по рукам и ногам, Никки была в их власти — она не могла даже шевельнуться. Она зажмурилась, стараясь, чтобы слезы, накипавшие в глазах, не покатились по щекам — еще одно унижение!

— Слушай, а может, не надо? — осторожно спросил Малыш. — Еще огребем на свою голову. Люди не любят, когда бьют их баб.

— Да брось ты! Она ж скотину воровала, — напомнил Бак. — А потом, у нее ж никого нет, кроме больного старика да этого глухаря.

— Оно, может, и так, а только как на это мистер Лоувелл посмотрит? Он вроде к ее мамаше был неравнодушен в свое время.

Бак только рукой махнул.

— Так то ж когда было! А потом, ему будет плевать на ее матушку, когда он узнает, что девка воровала у него скотину.

— Но, Бак, она ж на самом деле не…

— Эти чужаки совсем от рук отбились, — прервал Бак, подмигнув ему. — Надо ей всыпать, чтоб другим неповадно было. Заодно и позабавимся. Знаешь ведь, яблочко от яблони недалеко падает: какова маменька, такова и дочка.

Глаза Никки вспыхнули такой лютой яростью, что Малыш невольно подался назад. А Бак не успел. Он даже не успел пригнуться, когда Никки плюнула ему в лицо.

— Без драки вы со мной ничего не сделаете! — прохрипела она. Она так разозлилась, когда ее сравнили с матерью, что забыла обо всем. — Имейте в виду, легко вы со мной не управитесь!

— Ах ты с-сучка! — Бак ударил ее наотмашь.

Никки упала. Она не успела откатиться в сторону, и Бак, рыча, яростно пнул ее в ребра. Никки попыталась свернуться в клубок и стиснула зубы, ожидая нового удара.

Бак с Малышом сделали роковую ошибку. Они так увлеклись избиением Никки, что сперва не заметили, что они уже не одни, а когда заметили, было поздно.

Питер был разъярен, как никогда в жизни. Он на скаку слетел с коня и вцепился в Бака. Оба свалились наземь. Питер с наслаждением месил кулаками негодяя, который посмел ударить Никки. Он даже улыбнулся, почувствовав, как хрустнул нос противника.

Малыш остолбенел от неожиданности. Услышав хруст сломанного носа Бака, он наконец пришел в себя, развернулся и хотел было навалиться на Питера сзади, но тут огромная рука сграбастала его за шиворот. Он и глазом моргнуть не успел, как ему в челюсть впечатался кулак и все исчезло в ослепительном огненном вихре боли.

Леви почти не обратил внимания на того, кто без сознания свалился к его ногам. Он мельком глянул на Питера с Баком и бросился к Никки.

— Ты в порядке? — спросил он, помогая ей сесть.

— К-кажется, да… — голос у Никки дрожал, но она владела собой. Внезапно она увидела, что происходит за спиной у Леви. — О Господи! Леви, помоги Питеру!

Леви вытащил свой нож из ножен на поясе и принялся резать на ней веревки.

— Питер в моей помощи не нуждается. — Н-но…

— Никки, Питер мужчина и делает то, что положено мужчине. Если я влезу, он мне спасибо не скажет.

Слова Леви почти тотчас же оправдались: Питер начал брать верх над противником, хотя тот был выше и старше его. Еще немного, и Питер гордо стоял над поверженным врагом. Он нагнулся и поднял ковбоя на ноги. Некоторое время Бак стоял и шатался, а Питер не давал ему упасть. Наконец, когда Бак вроде бы утвердился на ногах, Питер изо всех сил врезал ему по зубам. Бак грохнулся наземь, как бык, оглушенный дубиной. Питер постоял, тяжело дыша. На лице у него было написано удовлетворение. Потом он вспомнил про Никки.

Леви как раз снимал с нее последние веревки. Питер встал рядом на колени.

Его потемневшие карие глаза озабоченно разглядывали Никки. «Тебе больно?» — спросил он жестами.

— Нет, — Никки покачала головой, но лицо ее скривилось от боли, когда она шевельнулась.

— Дай-ка я осмотрю твой бок, — сказал Леви. — Они могли поломать тебе ребра.

Он сунул руку ей под куртку и осторожно ощупал бок, все время слыша, как Никки скрипит зубами от боли.

— Так, — сказал он, опустив куртку. — Переломов, похоже, нет, но могут быть трещины. Ушибы страшные.

Питер снял свой шейный платок и замахал руками: «Можно перевязать ей бок вот этим. — Он впервые жестикулировал достаточно медленно, чтобы Леви мог разобрать его знаки. — Пойду поищу что-нибудь для лубка».

Леви кивнул. Потом поднял руку и осторожно провел пальцами по щеке Никки. Щека уже посинела. Леви стиснул зубы в бессильном гневе. Жалко, что Малыш так быстро свалился! Если б было кому набить морду, Леви стало бы легче.

Никки очень старалась не разреветься, но пережитое унижение и боль от ушибов оказались сильнее ее. Она сидела, пытаясь сдержать слезы, и тут Леви вдруг погладил ее по щеке. Это почему-то успокоило…

Никки вдруг оказалась в его объятиях, захлебываясь слезами. Он ли притянул ее к себе, сама ли она прижалась к его широкой груди? Да разве это важно? Она чувствовала себя в безопасности, под надежной защитой. Узда, в которой она обычно держала свои чувства, порвалась, и Никки разразилась слезами. Леви собирался успокоить ее, как друг или брат, но сейчас, когда он прижал к себе Никки, его обуревали совсем не братские чувства. Как он испугался, увидев Никки связанной, во власти двух грубых мужланов! Он едва сдержался, чтобы не стиснуть ее изо всех сил и не осыпать поцелуями.

Леви бережно держал девушку в объятиях, поглаживал по спине, шептал слова утешения. Слава Богу, что первым подоспел Питер! Леви, наверно, убил бы того гада, что ударил Никки, а уж потом опомнился.

Наконец Никки перестала всхлипывать. Она успокоилась, но не спешила отодвинуться от Леви. У нее отчего-то кружилась голова, и в кольце его сильных рук она чувствовала себя уютнее.

— Синяк большой? — спросила она, подняв глаза на Леви.

— Весь глаз заплыл, — Леви внимательно рассматривал ушиб, стараясь не обращать внимания на доверчивые фиалковые глаза. — Да, здорово он тебе врезал.

— Наверно, зря я плюнула ему в рожу, — вздохнула Никки.

— В рожу плюнула? Ты же связанная была! — Леви ахнул.

Никки пожала плечами.

— Он мне сказал гадость. А потом, он от этого так озверел, что начисто забыл… забыл, что он хотел со мной сделать. — Глаза у нее потемнели от гнева. — Чтобы мужчина сделал со мной такое! Да пусть лучше бьют, хоть каждый день!

К тому времени как Питер вернулся с самодельными лубками, Никки уже достаточно пришла в себя, чтобы устыдиться своих слез, а тем более того, как она вела себя с Леви. И с чего ее так развезло? Она всегда презирала женские слабости. Припала к широкой груди и разнюнилась — ни один мужчина такого бы! не сделал! Кстати, ей не пришло в голову, что с Питером она бы так себя вести не стала.

Никки решила заставить всех — и прежде, всего самое себя — забыть об этом унижении. Она пренебрежительно взглянула на ковбоев — оба так и лежали там, где их уложили Питер и Леви.

— А с этими что делать?

Леви оторвался от перевязки и оглянулся через плечо на поверженных врагов.

— А ты как думаешь?

— Скормить койотам!

— Хорошая идея, — прищурился Леви. — Можно еще отправить их домой в одних подштанниках — тоже будет неплохо смотреться. Для ковбоя нет ничего хуже, чем остаться без лошади, — ухмыльнулся он. — Разве что остаться без штанов.

Когда Никки перевязали, она взяла свое лассо и хлестнула обоих коней. Те галопом умчались в прерию. Затем, даже не взглянув на ковбоев, которые все еще были без сознания, она повернула Конфетку к дому. Правда, она позволила Питеру и Леви одним управиться с теленком — но это была единственная уступка за всю дорогу. Когда Леви остановился у сараяи хотел помочь ей спешиться, Никки задрала нос и проехала дальше.

Леви пожал плечами и закатил глаза. «Женщины!» — жестом показал он Питеру. Никки не видела ни этих знаков, ни ответной ухмылки Питера, — к счастью, для них обоих.

 

6

Вечером, когда Никки убирала со стола после ужина, Сайрес сказал:

— Леви, я попросил бы вас с Питером съездить завтра к дилижансу.

— Да? Зачем? — Леви удивленно приподнял брови.

— С ним приезжает моя свояченица, я хотел бы, чтобы вы ее встретили.

— Чего-о? — изумилась Никки.

— Я пригласил тетю Эмили пожить у нас.

— И мне ничего не сказал!

— Это было задумано как сюрприз. Вот я и молчал.

— Не люблю я таких сюрпризов. — Никки уперла руки в боки и исподлобья уставилась на отца. — Зачем ты вообще ее пригласил?

— Женское общество пойдет тебе на пользу, а Эмили всегда тебя любила.

Фиалковые глаза Никки вспыхнули.

— А я ее — нет! Старая зануда, лезет во все дырки!

— Никки! Это же единственная сестра твоей матери!

— И за это я должна ее любить, да? — фыркнула Никки. — Моя матушка, и та ее не выносила. Это единственное, в чем я с ней согласна!

— Николь Чендлер, мне за тебя стыдно! Эмили хорошая женщина, и я не позволю тебе судить о ней, когда ты ее семнадцать лет в глаза не видела.

— Есть вещи, которые со временем не меняются.

— Пока я здесь хозяин, я буду приглашать сюда тех, кого хочу и когда хочу, и тебя спрашивать не стану!

Никки стиснула кулаки, потом сердито фыркнула и выбежала за дверь.

— Похоже, я вел себя не лучшим образом, — вздохнул Сайрес.

— Никки тоже, — утешил его Леви. — Я так понял, что она не в восторге от своей тетушки?

— Да она ее с трех лет не видела. Наверно, даже не помнит. Если б помнила, иначе бы к ней относилась. — Сайрес устало потер лоб. — Моя жена не ладила со старшей сестрой, похоже, она-то и настроила Никки против Эмили.

Он мрачно уставился в стол. Здоровье у него становилось все хуже, и теперь он знал, что долго не протянет. Вот он и послал за Эмили — быть может, ей удастся руководить его своевольной дочерью на трудном житейском пути. А если Никки встретит ее в штыки…

«Я помню Эмили, — сказал на пальцах Питер. — Она мне нравится. Я рад, что она приезжает».

— Отлично! — похлопал его по плечу Сайрес. — Вот хорошо бы еще и Никки думала также.

Питер обернулся на Леви, потом сделал еще несколько знаков.

— Он говорит, что надо кому-нибудь поговорить с Никки. У нее был тяжелый день, — перевел Сайрес.

«А ты, Питер?» — спросил Леви, подбирая знакомые знаки.

Питер энергично замотал головой и снова поднял руки.

— Он говорит, его она слушать не станет. А потом, ты большой, тебе она ничего не сделает.

— Ну, спасибо за такое доверие! — Леви расхохотался и встал. — Самое трудное на меня свалили! Ладно, сделаю, что смогу.

Никки была в сарае, чистила Конфетку. Она оглянулась через плечо, потом снова принялась за работу.

— Ты, наверно, тоже думаешь, что я несправедлива к тете Эмили, да?

— Понятия не имею. — Леви сел на козлы. — Я ведь не знаком с этой леди. — Он скрестил руки на груди и смотрел на звезды через распахнутую дверь. — Как твои ребра?

— Уже лучше. — Никки остановилась, пощупала бок. — Только когда дотронусь, больно, а так ничего не чувствуется.

— Дышать не больно?

Никки глубоко вздохнула, затем отрицательно покачала головой.

— Это хорошо, — сказал Леви. — Значит, просто ушиб. Дней через пять будешь как новенькая.

Воцарилось дружелюбное молчание, нарушаемое лишь шарканьем щетки по шкуре Конфетки. Наконец Леви сказал:

— А расскажи мне про твою тетю.

— Зачем?

— Просто интересно.

Никки посмотрела на него с подозрением, но его лицо было совершенно безмятежным.

— Да я ее и не знаю почти. Она намного старше моей матери, и та говорила, что Эмили, всегда ею командовала.

— Ну, мой братец про меня говорит то же самое, — хмыкнул Леви. — Он, конечно, не слушается, но я все же пытаюсь, — Леви подобрал соломинку и принялся ее жевать. — Вот как вы с Питером.

Смеркалось, но Леви разглядел, что Никки улыбнулась.

— Наверно. Но все же мать очень страдала от этого.

— А что ты еще знаешь о своей тете?

— Почти ничего. Она много ухаживает за больными. Никогда не была замужем, но у нее есть дочь.

— Да-а?

— Ну, вообще-то на самом деле Лиана не дочь тете Эмили. Ее настоящая мать умерла родами. — Никки задумчиво гладила Конфетку по шее. — Тетя Эмили была повитухой, а новорожденную взять никто не хотел, потому что она наполовину китаянка. Вот тетя Эмили и взяла ее себе. Матушка говорила, что это ужасно. Только не понимаю почему.

— А может, твоя тетя просто меньше считалась с предрассудками? — сказал Леви.

Никки удивленно подняла на него глаза. Ей это никогда не приходило в голову.

Леви перестал жевать соломинку и некоторое время разглядывал ее.

— А отчего умерла твоя мать? — спросил он наконец.

— Да она жива. По крайней мере я не думаю, что она умерла. Она сбежала с шулером.

Леви изумленно вскинул брови.

— Прости, пожалуйста. Я понятия не имел…

— Да ну, ерунда! Я рада, что ее здесь нет.

— Не скучаешь по ней?

— Нет. С тех пор как маменька смылась, стало куда лучше. Она Питера обижала. Обзывала глухарем, даже в доме жить не разрешала. Вот папа и сделал пристройку — специально для Питера.

— Похоже, твоя мать не очень-то разбиралась в людях. Уж насчет Питера-то она точно ошибалась.

Леви говорил, а сам внимательно следил за выражением лица Никки.

— Ты хочешь сказать, что она и насчет тети Эмили тоже ошибалась?

— Очень даже возможно.

Лицо Никки менялось по мере того, как она обдумывала разговор. Леви задумчиво смотрел на нее. Да, это не просто хорошенькая мордашка. Лицо Никки было необыкновенно выразительным и переменчивым.

На востоке поднялась луна и посеребрила черные локоны Никки — теперь девушка казалась существом неземной красоты. У Леви перехватило дыхание. Он едва не застонал вслух. Не хватало еще в нее влюбиться! Пять долгих лет прошло с тех пор, как нежная страсть затуманила ему глаза и обманула его. Нет, это все волшебный лунный свет. А охватившее его чувство — не что иное, как самая пошлая похоть, он слишком долго воздерживался от близости.

— Ты прав, — решительно кивнула Никки.

— Что? — на миг ему показалось, что она расслышала его мысли.

Никки положила щетку и улыбнулась ему.

— Глупо верить на слово моей матушке. Я, конечно, не собираюсь встречать тетю Эмили с распростертыми объятиями, — предупредила Никки, — но я посмотрю, какая она.

Никки отвязала повод и вывела Конфетку на улицу, в загон.

Леви как раз достал из кладовки свое седло и положил его на козлы, когда Никки вернулась в сарай.

— Надо приготовить для тети Эмили кладовку рядом с комнатой Питера. Как ты думаешь, она не могла бы помочь папе?

— Может, и могла бы.

— Она ведь, наверно, сто раз имела дело с такими больными… — Никки умолкла, увидев седло. — Ты куда-то едешь?

— Я думаю, мне можно съездить в город сегодня ночью?

— А… — Ее лицо помрачнело. — А зачем?

Леви взял свою уздечку.

— Мало ли какие дела могут быть у человека в городе?

— А… а к завтраку вернешься?

Его зубы блеснули в полумраке.

— Что же может удержать меня от твоих оладьев!

Она остановилась в дверях и долго-долго смотрела ему в лицо, словно хотела запомнить навсегда.

— Леви…

— Да?

— Спасибо за все, что ты сделал для нас.

Он обернулся, удивленный ее серьезным тоном. Выражение лица Никки говорило больше, чем слова. Она думала, что он покидает их.

— Я завтра вернусь, Никки. Я не собираюсь уехать, не попрощавшись.

— Я… Спокойной ночи.

Она побежала через двор к дому. Леви вышел на порог и проводил ее взглядом.

— Спокойной ночи, Никки, — тихо шепнул он.

 

7

По дороге в город Леви не переставал бороться с собой. Он не забыл ни своего несчастья, ни клятвы, что больше не позволит любви ослепить себя. Синтия Мэсон — один звук этого имени заставлял его стискивать зубы от! боли и ярости. Она была прекрасной и утонченной. И была совершенно не похожа ни на одну из его прежних знакомых.

Брат пытался предупредить его, но Леви и слушать не хотел; даже тогда, когда Коул сказал ему, что Синтия флиртует со всеми подряд. Она убедила Леви, что любит только его, и Леви поверил. Когда он предложил ей руку и сердце, она ответила нежной улыбкой и страстным поцелуем, а через два дня исчезла.

Ходили слухи, что она сбежала с другим, но разбитое сердце Леви отказывалось верить в это. А потом из Сан-Франциско пришла телеграмма, что Синтию похитили, и Леви поверил каждому слову. Он помчался в Сан-Франциско, твердо решив вырвать Синтию из лап чудовища, что держит ее в плену.

А в Сан-Франциско Леви узнал, что все это — хитрый трюк, с помощью которого Синтия со своим любовником выманили у доверчивых простаков немало денег в качестве «выкупа». Первый раз в жизни Леви был разъярен настолько, что действительно мог совершить убийство. Но вместо этого он забрел в первый попавшийся кабак и напился до потери сознания. А на следующее утро он очнулся на пути в Китай.

Вдали показались огни города. Леви вздохнул. Быть может, он даже обязан Синтии. Гнев и ярость сделали его достаточно стойким, чтобы вынести тяготы моряцкой жизни. Если бы не она, он не повидал бы мир и никогда не узнал, как болит разбитое сердце.

Но пережить эту боль во второй раз? И к тому же глупо влюбляться в девушку, которая настолько моложе его. Да и не стоит об этом думать. Бутылка виски и сговорчивая девка из салуна — и вся эта «любовь» к Никки развеется как дым.

Ноувуд — городок небольшой, но салун был почти полон. В зале стоял гвалт, и когда Леви подошел к стойке и спросил бутылку виски, никто не обратил на него ни малейшего внимания. Огненное пойло обожгло ему глотку. Леви поморщился. Хорошо! Чем дряннее виски, тем быстрее исчезнет неприятный привкус, который всегда появлялся у него во рту, когда он думал о Синтии.

Он выпил три рюмки и наливал себе четвертую, когда его вывел из задумчивости вкрадчивый голосок за плечом:

— Привет, ковбой! Посидим вместе?

Ему повезло: она была молода и недурна собой, профессия еще не успела ее изуродовать. Волосы медно-рыжие — тоже хорошо: не будет напоминать ни о блондинке Синтии, ни о черненькой Никкн. Как раз годится, чтобы заставить забыть об обеих женщинах, что не выходят у него из головы. Леви приветствовал ее ленивой улыбкой.

— Именно тебя мне и не хватало. Заказать тебе выпивку?

— Зачем? — Она выразительно глянула на бутылку. — Ты что, собираешься выпить все это один?

— Ну, такое пойло не для женщин! — расхохотался Леви. — Может, тебе чего послабее?

— Ну да, Сэм принесет мне подкрашенной воды, а тебя заставит платить как за виски. Тебе ж дешевле обойдется, если я буду пить из твоей.

Леви крикнул, чтоб принесли еще одну рюмку, и улыбнулся своей соседке.

— Меня зовут Леви Кентрелл. А тебя?

Она удивилась. Давно никто не спрашивал, как ее зовут — по крайней мере в трезвом виде.

— Зовут меня Салли-Пышка.

— Это твое настоящее имя?

— Другого нет. — Пожала плечами Салли-Пышка.

— Ну что ж, Салли-Пышка, время еще детское, и нам надо прикончить эту бутылку.

Салли-Пышка оказалась удивительно приятной соседкой, и чем больше Леви пил, тем сильнее она ему нравилась. Он даже не рассчитывал на такое, когда ехал в салун. Но все же старался оттянуть неизбежную развязку. Они оба знали, чем это кончится, но Леви почему-то все не мог выкинуть из головы фиалковые глаза и черные кудри.

— Что же ты не пьешь? — Леви кивнул на нетронутую рюмку, стоявшую на стойке.

— Да я вообще мало пью, — усмехнулась она. — Тем более виски. Обычно Сэм злится на меня за это, но сейчас ты пьешь за двоих.

Салли-Пышка смотрела, как Леви опрокидывает рюмку за рюмкой. Обычно она не задумывалась о посетителях салуна, но этот был не такой, как все. Искренний смех, блестящие серо-голубые глаза — он начинал ей нравиться.

— Не действует, да?

— Что не действует? — он тупо уставился на нее.

— Виски. Мужчин, которые приходят сюда, чтобы забыться, видно сразу. А на тебя выпивка не действует.

— Почем ты знаешь?

— Кабы виски сделало свое дело, мы бы давно уже были наверху.

— Да? Тогда пойдем.

— Ну, если хочешь… — Салли посмотрела на него почти печально. — Только, по-моему, тебе на самом деле не хочется.

— Это верно. — Он помолчал, потом вздохнул. — Извини.

Леви полез в карман, достал три долларовые монеты.

— Вот возьми. За то, что зря потратила время.

— Нет, — она мягко отодвинула его руку с деньгами. — Приятно было просто посидеть и поболтать. Хорошо, когда с тобой обращаются как с человеком, а не как с… — Она не закончила, но и без того все было ясно. — Салли-Пышка вдруг встала и слегка коснулась его щеки. — Надеюсь, она понимает, какое счастье ей привалило.

— Кто — «она»?

— Та, кого ты пытаешься забыть.

Она похлопала его по руке и ушла, а Леви остался сидеть, задумчиво глядя в рюмку.

Что случилось? Он приехал в город, чтобы найти женщину, с которой можно утолить желание: дело проще пареной репы. Ни тебе угрызений совести, ни чувства вины. Салли-Пышка — как раз то, что надо. Так почему же ему не захотелось переспать с ней? Он выпил, налил еще. Может, это просто случайно, оттого, что Никки так славно попрощалась с ним? А может, это из-за Синтии. Она не раз мешала ему быть мужчиной.

— А я говорю, Чендлер все время телят ворует.

Эти слова вывели Леви из раздумий. Он и не заметил, как к стойке подошли два ковбоя. Он совсем не удивился, увидев футах в десяти Малыша. Рядом с ним стоял еще один, тоже вроде знакомый. Ах да, это тот, что пристал к Никки тогда у входа в лавку, вместе с Малышом и Баком.

— Ну да, Хлыст, ты, похоже, прав. Только у него-то кишка тонка, он на это дело дочку и глухаря посылает.

Эти двое явно нарывались на драку, и Леви был не в том настроении, чтобы увиливать от такого развлечения. На самом деле, быть может, именно это ему и требуется. Испытанный днем гнев все еще тлел в нем. Сорвать его на этой парочке не помешает.

— Простите, вы что-то сказали? — спросил он, слегка развернувшись и облокотившись на стойку.

— С такими вонючими землеройками, как ты, я не разговариваю, — фыркнул Малыш.

— Вот-вот, помалкивай. В первый раз слышу, как ты сказал что-то умное. А то как рот откроешь, сразу нарываешься на неприятности.

И Леви снова повернулся к своей бутылке.

— Слышь, Малыш, а он, кажись, струсил, — сказал второй, слегка повысив голос. — Знает, что мы его так не оставим после того, что он сделал с Баком.

Малыш кивнул.

— Ага, точно. Бедняга Бак никого не трогал, делал свое дело, а тут эти как налетят! Небось теперь неделю не встанет — так его измордовали. — Он прищурился. — Ага, теперь небось не такой храбрый, без своего дружка-глухаря!

Леви поболтал виски в рюмке.

— Я не боюсь людей, которые ничего не могут, кроме как над детьми издеваться.

— Ага, жалко, ты не вовремя явился. Уж мы бы с Баком развлеклись с той девчонкой. — Малыш гнусно ухмыльнулся. — После того как с ней переспали вы с глухарем, она бы небось обрадовалась настоящим мужикам!

Не успел Малыш договорить, как уже болтался в воздухе на уровне лица Леви.

— Слушай, если тебе приспичило драться, давай драться, а девушку не трогай, а не то, клянусь Богом, я тебя так отделаю, пожалеешь, что на свет родился!

И Леви так отшвырнул Малыша, что тот впечатался в стойку. А сам развернулся и зашагал к выходу.

— Пошли на улицу! — бросил он через плечо.

Он как раз перешагнул порог, когда чей-то тихий возглас предупредил его об опасности. Леви мгновенно пригнулся, обернулся и двинул Хлыста плечом в живот. Бутылка выпала из руки Хлыста и разбилась об пол почти в тот же миг, как Леви с размаху врезал ему в челюсть. Хлыст отлетел на Малыша, и оба рухнули на пол. Но тут же яростно взревели и вскочили на ноги.

Схватка была недолгой, но толпа, что высыпала из салунаполюбоваться ею, осталась довольна. Поначалу казалось, что перевес на стороне двух ковбоев с ранчо Лоувелла, но скоро положение изменилось. Этот верзила был на удивление подвижен и к тому же дрался с умом в отличие от своих противников.

Наконец-то Леви мог выплеснуть гнев и обиду, кипевшие в душе! Когда товарищ Малыша без памяти упал наземь, Леви был почти разочарован.

Он потряс головой, чтобы прийти в себя, и прислонился к стене салуна. И туг перед ним появилась Салли-Пышка. Зеваки вернулись обратно в салун, а Салли приблизилась к нему.

— Глупо было поворачиваться спиной к этой парочке, — заметила она, стираякровь с его разбитой губы.

— Спасибо, что предупредила.

— Дай-ка я тебя умою, пока ты не залил кровью весь Сэмов салун. Это может отпугнуть клиентов.

Леви даже не заметил, какими восхищенными взглядами провожали его завсегдатаи салуна. Салли провела его в маленькую комнатку позади общего зала. Она как раз кончала смывать кровь с лица Леви, когда распахнулась дверь и ввалился хозяин салуна. Вид у него был весьма недовольный.

— Ты что делаешь? — рявкнул он. — Здесь тебе что, больница?

Салли-Пышка даже головы не подняла.

— Значит, больница, если я так решила.

Салли отодвинула миску с покрасневшей водой, спокойно открыла бутылку с йодом и взглянула в лицо рассерженному буфетчику:

— А я думала, ты ему спасибо скажешь.

— Это за что? — недоверчиво поинтересовался тот.

— Ну, знаешь ли, он ведь мог бы и весь салун разнести.

И она занялась ссадиной под глазом у Леви.

— А я что, виноват, что он в драку ввязался? — пробубнил Сэм. — И я тебе не за то плачу, чтоб ты со всякими бродягами нянчилась. Там посетители ждут.

— Да не беспокойся, я уже все.

— Вот и хорошо, — проворчал он, собираясь уходить. — А то с ним Лоувелл хочет поговорить.

И захлопнул за собой дверь.

— Ничего себе! — вскинула брови Салли-Пышка. — Надо же, сам Лоувелл хочет поговорить!

— А кто это? — поинтересовался Леви, сделав вид, что слышит это имя впервые.

Интересно, что скажет об этом «коровьем бароне» Салли-Пышка?

— Герман Лоувелл? — Салли-Пышка принялась смазывать йодом разбитые костяшки пальцев Леви, — Ну, это почти что самый богатый человек в наших краях. И почти все пляшут под его дудку. Связываться с ним опасно.

— А что ему от меня надо?

— Эти парни, которых ты оставил валятьсяв грязи, — его люди. Наверно, ему это пришлось не по вкусу. — Она еще раз осмотрела руки Леви и сделала заключение; — Ну, все, До свадьбы заживет.

Леви встал, помахал рукой.

— Спасибо, Салли-Пышка. Надеюсь, тебе ничего не будет?

— Да что ты! Сэм лает, да не кусает. Ты лучше иди. Мистер Лоувелл ждать не любит.

Леви вышел. Салли-Пышка прикусила губу. Если Герман Лоувелл решит, что Леви встал ему поперек дороги, эти серо-голубые глаза здесь надолго не задержатся.

 

8

В салуне было полно народа, но Леви без труда вычислил Германа Лоувелла. Многие годы борьбы со стихиями оставили свой след на его точеном лице, но никто не решился бы назвать его старым. Он был окружен каким-то неуловимым ореолом власти. Высокий, худощавый. Льдисто-голубые глаза словно видят тебя насквозь. Сразу видно человека, привыкшего отдавать приказы и уверенного в том, что эти приказы будут выполнены немедленно и беспрекословно.

Леви подошел к его столу и протянул руку.

— Мистер Лоувелл, я Леви Кентрелл. Мне сказали, что вы хотели меня видеть.

— А, мистер Кентрелл! — Лоувелл привстал, пожал протянутую руку и указал на соседний стул: — Присаживайтесь. Я много слышал о вас в последнее время.

Он поманил пальцем проходившую мимо служанку.

— Бутылку моего виски и рюмку для мистера Кентрелла. Вы ведь не откажетесь выпить со мной? — обернулся он к Леви.

— Не откажусь, — улыбнулся тот.

— Я заметил вашу гнедую, когда подъезжал к салуну. Неплохая кобылка.

— Спасибо. Я купил ее в Сан-Франциско той осенью.

Леви не удивился тому, что Герман Лоувелл сумел разглядеть его кобылу среди множества лошадей у коновязи. Такие, как Лоувелл, всегда подмечают самые незначительные детали. В этом их преимущество. Лоувелл не зря считался первым человеком в этих краях.

— Мне приходилось иметь дело с некими Кентреллами, что живут за Конским Ручьем. Не родственники вам?

— Возможно.

— У них лучшие лошади в наших местах.

— Да? — Леви уселся поудобнее.

Служанка поставила на стол бутылку и две рюмки. Лоувелл налил себе и Леви и принялся вертеть свою рюмку в пальцах.

— Ну и драку вы устроили, — наконец произнес он. — У здешней публики давненько не было такого развлечения.

— Ну, если вы охотник до драк… Лично я предпочел бы заняться чем-нибудь другим.

— Да? — приподнял бровь Герман Лоувелл. — Вы за один день вывели из строя трех из моих лучших работников, а теперь утверждаете, что не охотник до драк?

— На самом деле на моей совести только двое. Третьего отделал Питер.

— Вы имеете в виду глухаря? Как-то не верится.

— Почему же? Он, правда, ничего не слышит, но это не значит, что он ничего не видит. Он сделал то, что сделает любой мужчина, который видит, что его знакомой женщине грозит опасность.

— А Бак с Малышом говорили, что она собиралсь украсть теленка с моего ранчо.

— Вы считаете, что Чендлер крадет ваш скот?

— Я давно знаком с Сайресом Чендлером. Он всегда был честным человеком, но нужда многих честных людей сделала ворами.

— А какое отношение все это имеет ко мне?

— Никакого, кроме того, что если Чендлер действительно крадет скот, то получается, что вы его сообщник.

— Знаете, мистер Лоувелл, только дурак стал бы заниматься таким делом, а я не думаю, что я дурак. — Глаза Леви вспыхнули нехорошим блеском.

— Вы непохожи на дурака, — улыбнулся Герман Лоувелл. — Что же вы не пьете, мистер Кентрелл?

— Вы тоже не пьете.

— Вы держитесь начеку, мистер Кентрелл. Хотел бы я знать почему.

— Сегодня я два раза сцепился с вашими людьми. После того как я уложил в грязь двоих из них, вы предлагаете мне своего «персонального» виски — и до сих пор так и не сказали, о чем хотели со мной поговорить.

Лоувелл рассмеялся и поднял рюмку в знак приветствия.

— А, вижу, к чему вы клоните, мистер Кентрелл. Не беспокойтесь, виски нормальное — и куда лучше, чем то, что Сэм подает всем прочим.

Он выпил и налил себе еще.

— У меня к вам было два вопроса. Немного найдется людей, которые смогли бы так чисто уложить Малыша и Хлыста. Я хотел бы знать, кто учил вас драться?

— Младший брат и еще полдюжины тертых морских волков. — Леви пригубил янтарный напиток и улыбнулся: — Да, разница существенная.

— Так вы моряк?

— Был им одно время. Вы говорили, что у вас ко мне два вопроса. Какой второй?

— Такой человек, как вы, мог бы мне очень пригодиться, — сказал Лоувелл.

— У меня уже есть работа.

— Это у Чендлеров, что ли? — Герман Лоувелл пренебрежительно махнул рукой. — Я буду платить вам вдвое больше, и работа будет для вас привычная: вам придется ухаживать за скотом, а не землю пахать.

— А откуда вы знаете, что я не привык пахать землю?

Герман Лоувелл хмыкнул:

— Не тот вы человек. Мне как-то трудно представить вас за плугом.

— Может, вы и правы, — сказал Леви с осторожной улыбкой. — Но я все-таки хочу пока остаться при этом деле.

— А нельзя ли спросить, почему?

— Отчего же нельзя? Мне никогда не приходилось заниматься этим, вот я и решил попробовать. Может, со временем и своей фермой обзаведусь, кто знает.

Лоувелл поразмыслил, потом покачал головой.

— Да нет. Вы явно большую часть жизни провели в седле. От такой жизни отвыкать трудно. Как вам вообще пришло в голову заняться земледелием?

— У меня было туго с деньгами, а Сайрес Чендлер предложил мне работу, — пожал плечами Леви. — Я обещал остаться как минимум до конца весенней страды.

— А с чего это вдруг бродяга предпочитает работать на захудалого фермера?

— Во-первых, я человек слова. Во-вторых, с тех пор как мне случилось два раза «побеседовать» с вашими людьми, меня что-то не тянет к вашему хозяйству.

— Очень странно, — сказал Лоувелл. — Вы ведь понимаете, что человек в моем положении не может позволить себе быть слишком разборчивым. Я плачу своим людям за то, чтобы они глядели в оба и заботились о моем имуществе.

Леви вспомнил, что Бак с Малышом собирались сделать с Никки, и судорожно стиснул рюмку.

— Благодарю за предложение, но я думаю, что все же останусь у Чендлеров.

— В наше время копаться в земле не так уж безопасно, знаете ли, — голос Лоувелла звучал почти угрожающе.

— Что ж, рискнем!

— В этом году нам грозит засуха. Может дойти до драки, и тому, кто окажется слабее, похоже, не поздоровится.

— Будем иметь в виду.

Леви осушил рюмку и встал.

— Ну, мне пора домой. Спасибо за угощение, мистер Лоувелл.

— Вы уверены, что не передумаете?

— Боюсь, что нет.

— Что ж, в любом случае мое предложение остается в силе.

— Я запомню это. — Леви надел шляпу. — Спокойной ночи.

Леви Кентрелл вышел, а Герман Лоувелл еще долго сидел, задумчиво глядя в рюмку.

— А куда это подевался Леви? — спросил Сайрес, глядя, как его дочь собирает на стол. — Обычно к этому часу он давно уже на ногах.

Никки, наверно, в десятый раз взглянула на дверь и пожала плечами с деланной небрежностью.

— Кто его знает. Вечером он уехал в город. Может, решил там и заночевать.

В душе она была отнюдь не так спокойна. На Леви вдруг что-то нашло, и у Никки душа была не на месте. Вечером она не могла уснуть. Уже поздней ночью Никки пробралась в сарай. Все его вещи на месте, не хватает только седла и кобылы. Значит, он собирался вернуться. Но где же его носит?

Через несколько минут дверь распахнулась. У Никки подпрыгнуло сердце — но это был всего лишь Питер. Никки сама изумилась нахлынувшему на нее разочарованию. Да что же такое с ней происходит?

— Питер, ты Леви не видел? — спросил Сайрес.

Питер ухмыльнулся и кивнул. Он ухватился за живот и за голову и изобразил на лице величайшее страдание.

— Он что, болен? — испугалась Никки. — Может, мне пойти посмотреть…

Но она не успела договорить, как Питер сделал вид, что держит в руке стакан, опрокинул в себя его содержимое и еще раз ухмыльнулся.

— А, перебрал Сэмова виски? — хмыкнул Сайрес.

Питер кивнул и энергично набросился на завтрак. Он уже доедал свои оладьи, когда наконец появился Леви.

— Что-то вы сегодня неважно выглядите, — весело заметил Сайрес.

— Как бы плохо я ни выглядел, чувствую я себя гораздо хуже, — со вздохом сообщил Леви, усевшись на свое место. — Та гадость, которую Сэм выдает за виски, больше похожа на керосин.

— Похоже, нынче ночью вам довелось сражаться не только с бутылкой, — сказал Сайрес. — У вас такой вид, словно вас об стенку колотили!

Леви потрогал распухшую губу.

— Мы малость не сошлись во мнениях. Но я их переубедил.

— Их?

— Ага. Двое пьяных ковбоев нарывались на драку. Лучше б они полезли к кому другому.

Никки брякнула перед ним чашку кофе.

— Ты опоздал к завтраку!

Леви вздрогнул, поднял на нее глаза и попытался улыбнуться.

— Я знаю. Но сегодня я все равно не смогу отдать должное твоей стряпне.

— Надеюсь, ты не думаешь, что с тобой станут нянчиться оттого, что ты с похмелья! Тебе платят не за то, чтоб ты по ночам пьянствовал и дрался в салуне.

Она сердито вернулась к плите.

— Что это с ней? — тихо спросил Леви.

Глаза Питера весело блеснули. «Женщины!» — ответил он и закатил глаза, повторяя вчерашний жест Леви.

Леви улыбнулся. «Ты прав!» Он снова взглянул на Никки и принялся за свой кофе. Почему-то оттого, что она злится, ему было гораздо хуже, чем от похмелья.

 

9

Через несколько часов, когда они отправились в город, Леви уже полегчало. Но когда дилижанс наконец прибыл, Эмили Паттерсон в нем не оказалось.

— Вы уверены, что это все пассажиры? — спросил Леви, стараясь не замечать, что от кучера разит перегаром.

— Ага. Мы ж только что приехали, потерять еще никого не успели.

Он заржал над своей неуклюжей шуткой и выпустил струю жеваного табака в несчастную букашку, которая ползла по дороге.

— В Ноувуде должны были сойти трое, трое и сошли, если не считать детишек.

Леви оглянулся на группку людей на тротуаре. Молодая мать успокаивала орущего младенца, а бабушка — хрупкая, как цыпленок, женщина — держала на руках другого малыша.

— Должна была приехать еще одна женщина. Не могла она зайти в лавку?

— Не-е. — Кучер грохнул наземь здоровенный чемодан и отхлебнул из своей фляжки. — Может, не на той остановке сошла?

Леви вздохнул и вернулся к лавке. Куда же делась Эмили Паттерсон? В дилижансе ее не было. Может, действительно сошла в другом городе?

Дилижанс уехал. К женщинам на тротуаре подошли двое пожилых людей. Начались объятия, поцелуи, и молодая женщина с детьми ушла с ними. Старшая осталась. Она беспокойно осматривалась, словно ища кого-то. Леви иначе представлял себе Эмили Паттерсон, но все же…

— Извините, — Леви нерешительно обратился к женщине: — Это вы Эмили Паттерсон?

Похоже, в глазах у нее мелькнуло отвращение. Впрочем, трудно было разобрать за толстыми очками.

— Д-да…

— Я Леви Кентрелл. Сайрес Чендлер прислал меня встретить вас.

— О Гос-с-с… То есть… 3-здравствуйте.

Нет, она действительно побледнела. Что это с ней? Видел он нервных женщин, но такую… Неужели Сайрес думает, что эта хрупкая дама сможет управиться с Никки?

Хоть бы Питер скорее подошел! Наверно, надо было к дилижансу послать Питера, а самому остаться при повозке.

Наконец подошел Питер и остановился рядом с Леви,

— Силы небесные! Питер! — ахнула Эмили и, не думая о том, что прошло много лет с тех пор, как она в последний раз держала на руках всхлипывающего малыша, подбежала и обняла его.

Питер, широко улыбаясь, облапил Эмили, и Леви вздохнул с облегчением.

Эмили чуть-чуть отошла и с восхищением оглядела Питера.

— Ах, Питер, как же я рада тебя видеть! Господи, как ты возмужал!

Питер улыбнулся еще шире, еще раз обнял ее, а потом подхватил чемодан.

— Вам что-нибудь нужно в городе или сразу поедем? — спросил Леви.

— Н-нет, кажется, ничего… А далеко ехать?

— Несколько миль.

— Хорошо…

Она вытащила из сумочки носовой платок и принялась протирать очки. Вид у нее был такой, словно ей вот-вот станет дурно.

— Люди из восточных штатов поначалу всегда немного теряются, — сказал Леви.

— Да нет, ничего. Хотя места здесь довольно дикие. Я не очень-то люблю путешествовать, а кучер не пропустил ни одного ухаба от Шайенна досюда. На мой взгляд, этот человек питает излишнее пристрастие к своей бутылке. Она надела очки и подняла глаза на Леви.

— Ну вот, так лучше… Господи помилуй! Мистер Кентрелл, с вами что, произошел несчастный случай?

Только тут Леви вспомнил, как должна выглядеть его разукрашенная рожа. То-то она на него так смотрела!

— Да нет, просто подрался. Не беспокойтесь, — добавил он, — женщин и детей я не трогаю.

Где-то через полчаса повозка остановилась перед хижиной.

— Ну, вот мы и дома, — сказал Леви. Он привязал вожжи к передку и спрыгнул на землю, чтобы помочь Эмили сойти, но его опередил Сайрес. Он уже протягивал руки своей свояченице, улыбаясь во весь рот.

— Добро пожаловать в Вайоминг, дорогая, добро пожаловать!

Леви стащил с запяток тяжеленный чемодан и тоже улыбнулся, глядя, как обнимаются Эмили с Сайресом. Сразу видно, что старые друзья, а не просто дальние родственники!

Питер несколькими жестами выразил желание отнести чемодан в дом. Леви посмотрел на него с подозрением.

— Это почему?

Питер ответил совершенно невинным взглядом. «Меня она не боится», — объяснил он. В карих глазах блеснула лукавинка. Да Питер просто дразнит его! И Леви, в первый раз за этот день, стало по-настоящему хорошо.

Так, значит, Питер его все-таки признал. Ну и чудесно! Леви отвел повозку к сараю и выпряг лошадей.

После яркого весеннего солнца в сарае поначалу показалось темно. Только когда глаза привыкли к полумраку, Леви обнаружил, что он здесь не один. На куче сена сидела Никки и внимательно смотрела на него.

— Что, пришла посмотреть, не разучился ли я распрягать лошадей? — с улыбкой поинтересовался он.

— Я пришла посмотреть, не забыл ли Питер накормить корову. Сегодня утром он делал все впопыхах.

— И что, не забыл? — спросил Леви, отстегивая постромки.

— Не забыл. — Никки небрежно болтала ногой. — Как проехались в город?

— Да как обычно.

Ей, конечно, хочется разузнать про Эмили Патгерсон. Ничего, пусть помучается. Он молча снял с лошадей упряжь и отнес ее в кладовку.

— Да, — сказал он наконец, достав скребницу и начав чистить лошадь. — Не зря ты ее боялась. Твоя тетя Эмили кого хочешь напугает.

— Никого я не боюсь! — вспылила было Никки, но тут же осеклась и удивленно посмотрела на Леви. — А чего в ней такого страшного?

— Ну, ростом примерно с тебя, только, конечно, намного старше. А на носу — с толстенными стеклами очки.

— И чего же в этом страшного?

— Вроде ничего, но ведь она с дороги, устала, наверно. А вот как отдохнет, так небось такая злющая окажется! Худенькие дамочки — они всегда так.

Никки недоверчиво вгляделась в него.

— По-моему, ты просто валяешь дурака. Наверное, наврал все это.

— Ну конечно! — спокойно сказал Леви. — Так что незачем тебе прятаться в сарае.

— А я и не пряталась!

— Да? А что же ты делала?

— Пришла проверить, все ли в порядке с коровой. — Никки вскочила на ноги и демонстративно подошла к окну. — Ну вот, я же не прячусь!

Леви поднял на нее глаза.

— Так пойди поздоровайся с тетей. Она проехала две тысячи миль специально затем, чтобы повидаться с тобой.

Никки медленно направилась к двери. Остановилась, оглянулась через плечо.

— Не забудь, я только сказала, что посмотрю, какая она.

— А больше от тебя ничего и не требуется, — ответил Леви и снова принялся чистить лошадь.

Никки еще с улицы услышала веселую болтовню. «Ну конечно, милая тетушка Эмили уже чувствует себя как дома», — подумала она с неприязнью. Интересно, как это Леви снова удалось убедить ее сделать так, как он хочет? Никки вошла в дом.

Эмили при виде ее вскочила.

— Саманта? — тихо ахнула она. Потом покачала головой. — Нет, не может быть. Это Николь, да? Какая же я глупая.

Никки не успела возмущенно выпалить: «Меня зовут Никки!» — тетя Эмили уже прижала ее к груди. Никки окутало ароматом лаванды, и ей расхотелось спорить. Где-то в глубине души пробудились воспоминания о тепле и любви, к горлу подкатил комок, и глаза наполнились слезами. Она судорожно сглотнула, борясь снезнакомым чувством,

— Никки, да?

— Да, Никки! — подчеркнула она. Странно, но тетя совсем не обиделась, наоборот, одобрила.

— Тебе очень подходит это имя. Ну-ка дай я тебя разгляжу как следует!

Никки стиснула зубы и уставилась на тетушку. Эмили выглядела именно так, как описал ее Леви: невысокая, пожилая — без всяких признаков ослепительной красоты, которой отличалась ее сестра. Сейчас голубые глаза за толстыми стеклами очков блестели от радости. Она явно была рада видеть Никки.

— Ты очень похожа на мать, но в тебе есть много и от отца.

Сайрес хмыкнул.

— А мне она с каждым днем все больше напоминает тебя, Эмили. Не потому, что вы одинакового роста. Просто у нее тоже упрямства хватит на десятерых.

— Да? — Эмили обернулась к нему и нарочито-изумленно вскинула брови. — Это, значит, я упрямая? Уж чья бы корова мычала… Помнится, ты тоже при случае умел упереться рогами. Помнишь, как тогда…

Через полчаса Никки незамеченной выскользнула из дома. Отец с тетушкой продолжали оживленно обсуждать дела давно минувших дней, а Питер сидел и следил за беседой как зачарованный. Никки задумчиво побрела к сараю. В сарае Леви возился с плугом.

— Как прошло знакомство?

— По-моему, нормально. Я держалась вежливо — если тебя это интересует. Но, боюсь, я ей не понравилась.

— Да?

— Она почти со мной не разговаривала.

— Наверно, она не из болтливых?

— Ну да, не из болтливых! Они с папой до сих пор говорят про Массачусетс.

— Так ведь они с твоим папой лет семнадцать не виделись! — Леви сморщился от натуги, откручивая заржавевшую гайку. — Уж наверно, им есть что вспомнить!

— Я и не подумала, — Никки прикусила губу. — Знаешь, когда она обняла меня, у меня было такое странное чувство…

— Какое? — Леви снова поднял голову.

— Когда я почувствовала запах ее духов, со мной что-то произошло. Я словно вспомнила детство, чьи-то теплые руки.

— Может быть, ты ее помнишь. А может, она тебе мать напомнила.

— Да нет, мать редко брала меня на руки. И потом, они с тетей Эмили совсем не похожи.

— А ты боялась, что тетя Эмили похожа на твою мать?

— Да, наверно.

— А почему? За что ты ее так не любишь?

Никки вдруг захотелось рассказать ему все.

Но тут перед ней снова встало открытое окно, развевающаяся кружевная занавеска… То, что она увидела в комнате, заставило Никки навсегда изменить свое мнение о матери. И чтобы Леви узнал, какая была ее мать? Нет, никогда!

— Никки? — Леви стало не по себе. Как странно она смотрит…

— В чем дело? — Никки вздрогнула и вышла из оцепенения. — Мне есть за что ее не любить, только не хочется говорить об этом. А кстати, что это ты делаешь?

— Отвинчиваю лемех. Надо отнести его к кузнецу наточить, — ответил Леви, охотно сменив тему разговора. — Твой отец говорит, что пора начинать пахоту.

Никки молча смотрела, как Леви отвинтил еще одну гайку и вытащил болт.

— А это правда, что я похожа на отца? — вдруг спросила она.

Леви удивленно посмотрел на нее.

— Знаешь, никогда не задумывался… — Он сдвинул шляпу на затылок и некоторое время созерцал Никки. — Вроде бы да. Особенно рот и подбородок.

— Нет, правда? — обрадовалась Никки. — Я никогда этого не замечала, пока тетя Эмили не сказала.

Ей ни разу не приходило в голову, что она дочь не только Саманты, но и Сайреса. Может, не такая уж она испорченная? Может, она не будет такой ветреной, как мать…

 

10

— Тпрру! — Леви натянул поводья, и два огромных коня-тяжеловоза остановились на краю поля рядом с Никки. Он улыбнулся ей, снял шляпу и вытер пот со лба. — Что это тебя принесло?

— Это не меня принесло, это я принесла: лошадям овса, а тебе обед. — В одной руке у Никки был мешочек с зерном, а в другой — корзина. — Ты сказал, что не придешь обедать, вот тетя Эмили и собрала тебе поесть.

— И отправила с тобой.

— Я сама напросилась, — усмехнулась Никки. — У меня был выбор: либо нести обед, либо чистить хлев.

— А, так я, стало быть, меньшее из двух зол! — рассмеялся Леви. Он выпряг лошадей и повел их к ручью поить.

— Что может быть хуже, чем разгребать навоз! — отпарировала Никки. Она тоже спустилась к ручью и расстелила попону на берегу под невысоким тополем.

Леви, стараясь скрыть усмешку, привязал лошадей. Никки тем временем раскладывала на попоне еду,

— Ты что, не будешь их разнуздывать?

— Нет, я скоро опять возьмусь за работу.

— Папа просил передать, чтобы ты в середине дня давал лошадям отдохнуть хотя бы час, — нахмурилась Никки.

— Я знаю. Твой папа прав. Но только, — он махнул рукой на запад, где клубились тучи, — мне осталось немного, всего четверть акра, и хочется закончить до дождя.

— Может, пригнать вторую пару?

— Да нет, я за час управлюсь.

— За час? — Никки окинула недоверчивым взглядом поле.

— Да, надеюсь. — Леви снял шляпу, устало вздохнул и сел на попону. — Одно из двух: либо Эмили думает, что я умираю с голоду, либо она рассчитывала, что ты мне поможешь все это съесть.

Никки взяла куриную ногу.

— Между прочим, корзину собирала я, а не тетя Эмили. — Она откусила кусок и блаженно зажмурилась: — Да, кур она жарит просто божественно!

— А мне по душе твоя стряпня, — ухмыльнулся Леви, густо намазывая маслом ломоть хлеба.

Никки очень старалась сделать вид, что не обратила внимания на похвалу, но ей вдруг стало жарко. Леви Кентрелл часто внушал ей чувства, которые немало ее беспокоили. Когда он рядом, у нее вдруг то сердце забьется, то дыхание перехватит.

Иногда, перед сном, она позволяла себе помечтать. Тогда Никки была готова поверить, что она просто влюблена. Но она не давала себе забываться! Это просто похоть просыпается в ней! Любви не существует, это просто сказка, которую мужчины выдумали, чтобы властвовать над женщинами. Кому это знать лучше, чем дочери Саманты Чендлер! Жизнь научила ее не доверять мужчинам ничего, и прежде всего — своего сердца.

Леви оторвал кусок курицы и развалился на попоне.

— Так ты явилась только в надежде, что Питер избавит тебя от противной работы, или есть и другие причины?

— Питер избавит! Я уж намекала ему насчет хлева, а он сделал вид, будто ничего не понял. Терпеть не могу, когда он так себя ведет! — Никки вздохнула. — На самом деле я пришла посмотреть, как идет работа. Папа хочет знать, когда ты сможешь начать пахать луга.

— Питер кончил чинить крышу на сарае?

— С полчаса назад, — кивнула Никки.

— Ну и отлично. Если успею сегодня закончить с этим полем, завтра и начнем. — Леви помолчал. — Знаешь, а я все еще с подозрением отношусь к этой люцерне, или как ее там.

— Ну да, конечно, ты думаешь, ничего не выйдет! Вот все вы здесь такие! Никто даже попробовать не хочет чего-то нового! — возмутилась Никки.

— Разве я говорил, что ничего не выйдет? Просто плохо верится, что можно по три раза в год косить сено.

— Ну и фермер из тебя! — фыркнула Никки.

— Это верно, — усмехнулся Леви. — Скотоводы плохо разбираются в земледелии, и я ничем не лучше других. Я ведь предупреждал твого отца, когда он меня нанимал.

Никки уже собиралась ответить новой шпилькой, но вдруг вспомнила, как ловко Леви управился с клеймением их маленького стада. Обычно на эту работу уходил почти целый день, а Леви покончил с этим еще до полудня.

— Наверно, все зависит от того, к чему ты больше привык, — согласилась она. — Папа говорит, для того, чтобы выращивать люцерну, прежде всего нужна вода. Вот, смотри.

И она принялась чертить на земле план участка. Но Леви пропустил мимо ушей большую часть ее пояснений. Он очень старался быть внимательным, но все же смотрел не столько на схему оросительных траншей, сколько на губы Никки.

Последние две недели Леви старался подавить нежные чувства, которые внушала ему Никки. Обычно это ему более или менее удавалось, но сегодня… Он поймал себя на том, что ему хочется заняться с ней любовью прямо здесь, под деревом. Солнечные зайчики, играющие на их обнаженных телах…

— Мы посадим люцерну вместе с овсом. Так что, даже если люцерна не уродится, овес у нас все равно будет… Ты что? — спросила Никки, удивленная тем, что Леви неожиданно вскочил на ноги.

— Н-ничего. — Леви схватил шляпу и нахлобучил ее на голову. — Пора за работу браться, только и всего.

— Ты же еще не поел! И лошадям надо хорошенько отдохнуть.

Леви отчаянно искал предлога не оставаться рядом с ней.

— Я знаю, но у меня тут есть одно дело.

— Какое?

— Я… э-э… надо обойти поле, которое я сейчас буду пахать, посмотреть, нет ли там больших камней. А то еще лемех сломаю… Спасибо, что принесла поесть! — крикнул Леви уже на ходу. — Увидимся за ужином.

Никки обескураженно смотрела ему вслед.

— Какая муха его укусила? — пробормотала она себе под нос и принялась собирать остатки неожиданно прерванного пикника.

Никки чувствовала раздражение и досаду. Она-то думала, что они спокойно посидят тут вдвоем! Разве что Сайрес просил, а то могла бы и не приходить!

Тучи прошли мимо, не пролив ни капли, так что часам к трем Леви уже управился. До вечера он налаживал плуг и за ужином объявил, что завтра можно начать пахать поля под люцерну.

— Хорошо, — кивнул Сайрес с довольным видом. — Начнет Питер.

Как всегда, когда при разговоре присутствовал Питер, Сайрес говорил и одновременно жестикулировал.

«Хорошая идея, — одобрил Питер. — А то кто его знает, что он напашет!» Питер покосился на Леви и выразительно закатил глаза.

Леви все еще с трудом разбирал жесты Питера, но на этот раз понял намек и ухмыльнулся.

— Если я никудышный пахарь, так, наверно, учитель виноват!

— А к вам, Леви, — продолжал Сайрес, — у меня будет отдельный разговор.

— Да? Какой?

— Я попросил бы вас оказать мне одну услугу. — Сайрес бросил взгляд в сторону плиты, где Никки с Эмили суетились над посудой. — Потом скажу, — тихо добавил он.

Леви нахмурился: Сайрес отвернулся от Питера и не жестикулировал.

Когда все поели, Сайрес отодвинулся от стола.

— Леви, пойдем пройдемся.

Они вышли на улицу и медленно пошли к сараю. Сайрес закашлялся, приступ слабости заставил его привалиться к изгороди загона, и он долго не мог отдышаться.

— Так что вы хотели от меня? — мягко спросил Леви, когда Сайрес немного пришел в себя.

— Если бы я мог сделать это сам…

Сайрес покачал головой, сунул руку в карман и достал кожаный мешочек. Он нерешительно подержал его в руках, потом сунул в руки Леви.

Тот с любопытством развязал мешочек и высыпал содержимое себе в руку. И ошалело уставился на золотые самородки.

— Здесь одиннадцать унций чистого золота. На двести долларов или около того. Я прошу вас съездить в Саутпасс-сити и обменять на деньги.

— Саутпасс-сити! Да ведь это же добрая сотня миль отсюда!

— Да. И он достаточно велик, чтобы приезжий мог остаться незамеченным. К тому же там добывают золото. Они там каждый день видят десятки самородков, еще несколько штук не привлекут внимания.

Леви внимательно посмотрел на Сайреса.

— Вы очень заботитесь о том, чтобы никто не узнал об этом. Почему?

— Нужно, чтобы это оставалось тайной. — Сайрес нервно пригладил волосы. — Я всю весну надеялся, что смогу съездить сам, но мне теперь и до загона трудно дойти. Я бы не стал вас просить, но я нахожусь в отчаянном положении.

— Но вы же мне ничего не объяснили. — Леви с подозрением прищурился, перебирая пальцем самородки. — Сайрес, я ваш друг, но я честный человек… Я не стану нарушать закон, даже ради вас.

— Разве я просил вас нарушать закон?

— Знаете, я давно понял, что здесь что-то не так. Вы живете слишком богато для скромных фермеров. Дом у вас бревенчатый, а не глинобитный. У вас пятьдесят голов скота, три верховые лошади и две пары великолепных рабочих лошадей: Я уж не говорю о проволочной изгороди, которой вы обнесли свои владения: это ведь очень дорого. Ферма, даже очень процветающая, таких доходов не дает. — Леви ссыпал самородки обратно в мешочек. — Герман Лоувелл думает, что вы воруете у него скот. Я этого не замечал, но теперь у меня возникают сомнения…

Сайрес невесело усмехнулся.

— Да нет, не ворую я его скотину. И не ему бы говорить о воровстве.

— Откуда же у вас это золото?

Старик долго смотрел на Леви своими выцветшими глазами, потом вздохнул.

— Оно краденое.

 

11

— Краденое! — Леви не верил своим ушам.

— Я это никому никогда не рассказывал, но, кажется, теперь настало время признаться. — Он перевел дыхание. — Когда началась война между Севером и Югом, мы жили в Мэриленде. Однажды ночью я нашел у нас в дровяном сарае тяжело раненного конфедерата. Я сделал для него все, что мог, но он был при смерти и знал это. Он попросил меня спрятать металлическую шкатулку, что была при нем, и заставил меня пообещать, что я не скажу о ней ни единой живой душе. К утру он умер. Когда я открыл шкатулку, я нашел там золото в прямоугольных слитках — целое состояние.

— А откуда оно взялось? — спросил Леви.

— Если бы я знал! Он ведь умер и ничего мне не сказал. Я понятия не имел, что с ним делать и куда это девать. Я пошел к отцу. Я ему ничего не рассказывал, просто спросил, нужно ли держать обещание, которое даешь совершенно незнакомому человеку. — Сайрес провел рукой по столбу и вздохнул. — Он сказал, что если порядочный человек по доброй воле дает слово, то должен держать его всю жизнь — разве что это вредит кому-то другому. Я решил молчать о золоте, пока не найду законного владельца. К несчастью, я понятия не имел, кому оно принадлежит. Может, тот солдат украл его у янки для конфедератов, может, он украл его у конфедератов для себя. Я даже не знаю, украл он его или просто вез куда-нибудь. Я присоединился к армии Севера, и мне уже не хотелось отдавать золото южанам. А потом, когда война кончилась, Юга просто не стало. — Сайрес стиснул плечо Леви. — Клянусь, у меня и в мыслях не было тратить его на себя, но у моей жены начались… неприятности. Мое дело рухнуло, да еще Питер… Можете себе представить, как жестоко с ним обходились. Я решил, что надо увезти семью куда-нибудь подальше, и тогда все будет в порядке. Поэтому я «позаимствовал» немного золота — только чтобы купить фургон и все необходимое. Нам с детьми здесь было очень хорошо, но Саманта ненавидела эти места. Она выдумывала все новые капризы — наверно, надеялась, что я вернусь на Восток. Сперва ей понадобился бревенчатый дом, потом пристройка для Питера — чтобы не жить вместе с ним. Она все время чего-то требовала, но в конце концов все равно уехала. — Сайрес закашлялся. — Ну вот, а к тому времени я уже привык пользоваться этим золотом. Я беру его только затем, чтобы свести концы с концами, но все время оказывается какая-нибудь нужда.

Леви помолчал. Наконец он произнес:

— Знаете, на мой взгляд, тот солдат отдал вам золото на хранение, и вы честно хранили его. А теперь, через двадцать пять лет, раз хозяин не нашелся, значит, оно ваше. Я так думаю. А то, что вы взяли, — это всего лишь плата за хранение.

По губам Сайреса скользнула невеселая улыбка.

— Кабы я мог думать так же!

— Да, но вы говорили, что золото было в слитках, — вспомнил Леви. — А это ведь самородки.

— Слитки чистого золота выглядят очень подозрительно, особенно в этих краях. Я расплавлял их и выливал золото в холодную воду. — Сайрес помолчал, потом снова взглянул на собеседника. — Если вы откажетесь, я пойму вас. Но я прошу вас как друга.

— Двести долларов — деньги немалые. Не боитесь доверить их мне?

— Если бы я вам не доверял, я бы вообще не показал вам золото. Мне не хочется отсылать вас теперь, но на семена люцерны нужны деньги.

— Да знаете, сколько семян можно купить на эти деньги?

— Я знаю. Но мне хочется, чтобы у Никки с Питером было достаточно денег, если я…

Сайрес не договорил, но Леви его понял. Он сунул мешочек в карман.

— Я отправлюсь утром.

— Будьте осторожны. Разменивайте не больше одного самородка за раз и старайтесь не привлекать к себе внимания. Это не так трудно, как кажется. Саутпасс-сити — город большой, всех салунов и за день не обойдешь.

В глазах Леви вспыхнула неудержимая смешинка.

— О, значит, мне там понравится! — Он помолчал. — А Никки с Питером вы о золоте не говорили?

— Нет. Все собирался, но как-то не было подходящего случая.

— Им ведь все равно придется узнать, — тихо сказал Леви.

Сайрес снова зашелся кашлем.

— Я понимаю, — проговорил он наконец. — Но ведь, кроме них, у меня никого нет. Я не хочу, чтобы они знали…

— По-моему, вы их недооцениваете. Это умные взрослые люди. Не думаю, что они могут осудить вас за то, что вы старались облегчить их жизнь, тем более что на самом деле вы не сделали ничего дурного.

Сайрес улыбнулся.

— Вы всегда относитесь к жизни так… философски?

— Стараюсь.

Они помолчали. Оба были заняты своими мыслями. Наконец Сайрес нарушил молчание, неожиданно спросив:

— Каковы ваши намерения относительно моей дочери?

— Мои намерения? Нет у меня никаких намерений на этот счет.

— Да? — разочарованно спросил Сайрес. — А мне казалось, что вы к ней неравнодушны.

— Это так. Я очень хорошо к ней отношусь. Слишком хорошо, чтобы думать о том, что вы имеете в виду.

— Почему? Чем она вам не нравится?

— Она мне нравится. Будь я на десять лет моложе или она на десять лет старше, я бы, пожалуй, сделал ей предложение.

— Какое значение имеют несколько лет? — возразил Сайрес.

— Никки — красивая молодая женщина. Зачем ей связывать себя с человеком, который ей в отцы годится?

— Позвольте, а сколько вам лет?

— Тридцать два.

Сайрес усмехнулся.

— Рановато же вы начали заниматься такими делами, если считаете, что годитесь ей в отцы. — Он вздохнул. — Я хотел бы видеть ее пристроенной, прежде чем умру.

— Не беспокойтесь. Рано или поздно явится прекрасный юноша и вскружит ей голову.

— Не знаю, не знаю. Может, вы и не заметили, но Никки терпеть не может мужчин… или по крайней мере считает, что терпеть их не может. И она ведет себя так лет с двенадцати. И я надеялся…

— Да она просто не считает меня за мужчину, — прервал его Леви. — Я для нее — просто безобидный дядюшка или старший братец. А потом, я не хочу жениться, и, по-моему, она это знает.

— Что ж, надо было хотя бы попытаться, — грустно улыбнулся Сайрес. — Вы знаете, на самом деле я не боюсь смерти. Для меня это скорее избавление. Но что будет с Никки и Питером, когда меня не станет? Я позвал Эмили, чтобы они не остались совсем одни, но с Германом Лоувеллом ей не совладать. Если он решит выжить их отсюда, им придется уехать. И что с ними тогда будет?

— Сайрес, — Леви коснулся плеча старика, — я обещаю, что не уеду отсюда, пока буду нужен Никки и Питеру.

Сайрес неколько минут внимательно вглядывался в лицо Леви.

— Вы серьезно?

— Я серьезен, как никогда в жизни.

Сайрес задумчиво улыбнулся.

— Если порядочный человек по доброй воле дает слово… Спасибо, Леви.

На следующее утро, еще затемно, Леви уехал в Саутпасс-сити. Когда Питер пришел доить корову, он заметил, что спальник Леви исчез. Питер объявил об этом за завтраком.

— Уехал? — взвилась Никки. — Весенняя пахота в разгаре, а он уехал?

— Послушай, Никки… — начал было Сайрес.

Никки так грохнула на стол тарелку с гренками, что подпрыгнули чашки с кофе.

— Подлец, лентяй бессовестный, койот паршивый! Надо же, взял и уехал! Я тебе с самого начала говорила, не надо было его нанимать! Я ему никогда не доверяла, он мне сразу не понравился! И даже не попрощался! — Она подозрительно шмыгнула носом.

— Никки! Ради Бога! — Сайрес стукнул кулаком по столу. — Я попросил его съездить в Баффало, — он назвал первое место, какое пришло ему в голову, — узнать, почем семена. Леви вернется дней через шесть.

— А-а..

— Вот тебе и «а-а». В чем дело?

— Н-не знаю… — промямлила Никки.

В самом деле, как объяснить, откуда вдруг эта жестокая боль, нахлынувшая на нее, когда Питер сказал, что Леви уехал? С каких пор для нее так важно, есть он или нет его? Разве бродячий ковбой задержится на одном месте надолго? Он обещал остаться до конца весенней страды, но ведь это всего несколько недель. «Ну и хорошо», — сказала она себе, хотя горло ее болезненно сжалось. Это просто от неожиданности. А когда Леви на самом деле соберется уезжать, она успеет приготовиться к этому. И не станет она из-за этого переживать ну ни капельки!

— А почему в Баффало? — спросила она, справившись со своими чувствами. — Это же почти двести миль отсюда.

— Я думал, там семена подешевле. Но я не предполагал, что он уедет без завтрака.

Эмили поставила на стол тарелку с яичницей и мягко перевела разговор на другую тему. Никки постаралась успокоиться. В конце концов, это даже хорошо, что Леви Кентрелла не будет. Теперь все пойдет, как будто он не приезжал.

Папа сказал, через шесть дней? Это же целая вечность!

 

12

«Может, дождь пойдет? Хорошо бы!» — подумала Никки. Когда она подъезжала к городу, на горизонте собирались облака, Помимо всего прочего, дождливая погода как раз подойдет к ее сумрачному настроению. Последние пять дней Никки была угрюмой и подавленной. Она все время убеждала себя, что это вовсе не связано с отсутствием Леви.

В город Никки въехала все такой же мрачной. Правда, она надеялась, что веселая болтовня миссис Адамс развлечет ее.

— Никки! Вот кстати! Мне нужен твой совет.

Ну вот, Аманда Лоувелл! Никки помрачнела еще больше. Увидев унылое лицо Чарльза Лафтона, стоявшего рядом с Амандой, Никки поняла, что ему все это доставляет не больше удовольствия, чем самой Никки.

— В чем дело, Аманда? — спросила она, направляясь к прилавку.

— Ты знаешь, я нашла в кладовке у миссис Адамс чудную ткань, а вот теперь не знаю, что к ней больше подойдет, тесьма или вот эта прелестная ленточка? — Аманда показала ей рулон пыльного розового шелка и моток розовой же ленты.

— Черт возьми, а мне почем знать?

— О, Никки! — улыбнулась Аманда. — Ну, не будь ты такой упрямой. Мне же только хочется знать, что бы ты сама выбрала?

— А мне самой плевать на все это. Делать мне нечего, как заниматься всякими глупостями!

— Да уж, это заметно, — проворчал спутник Аманды себе под нос, но так, чтобы Никки слышала.

— Чарльз, ну не будь таким грубым, — упрекнула его Аманда. — Никки ведь и в самом деле красивые платья ни к чему. Ты знаешь, Чарльз провел всю жизнь в Европе, — снова обратилась она к Никки. — Он никогда не встречал таких девушек, как ты.

Никки сразу почувствовала себя неуклюжей и непривлекательной.

— Я тоже никогда не встречала таких, как он, — неловко отшутилась она и отошла к другому концу прилавка, ожидая, когда освободится миссис Адамс. Какое ей дело, что этот Амандин красавчик считает ее, Никки, уродом? Да пусть все мужчины так считают. Все, кроме Леви Кентрелла. Никки сердито прогнала эту непрошенную мысль.

Но все-таки она смотрела на то, как миссис Адамс режет ткань, с легкой завистью. У Никки уже много лет не было ни одного платья. Конечно, Аманда права, зачем ей платья при ее образе жизни? А все-таки хорошо бы… Но тут миссис Адамс подошла к Никки, и та прогнала эти мысли прочь. Она быстро купила все, что просил Сайрес, и собралась уходить.

— Ой, Никки, я и забыла! — раздался за спиной нежный голосок миссис Адамс. — Тут твоей тете письмо!

Никки взяла конверт и с любопытством посмотрела на него перед тем, как сунуть в карман. Наверно, опять от сестрицы Лианы. Надо же, она ведь на три года моложе, а писать умеет! Никки много лет тайно лелеяла мечту научиться читать и писать.

Саманта Чендлер взялась было учить дочь грамоте, но потом у нее появились более интересные занятия. Так Никки и выросла неграмотной.

Никки уложила покупки в повозку и взобралась на козлы. Тетя Эмили, конечно, с радостью взялась бы учить ее, но Никки стеснялась признаться, что не умеет читать. Она вообще не любила признаваться в своих слабостях и недостатках. А потом, грамота ей нужна не больше нового платья.

От этих мрачных мыслей Никки отвлекли далекие раскаты грома. Она снова взглянула на грозовые тучи, что вздымались на горизонте.

Хоть бы дождь пошел, в самом деле! Снега этой зимой почти не было, весной тоже было сухо — так и трава не вырастет!

К тому времени как Никки подъехала к дому, гроза была уже совсем близко. Мощные порывы ветра швыряли в лицо пыль, хлестали повозку и лошадей. Наконец Никки добралась до сарая, выпрягла лошадей и увела их под крышу.

Лошади были встревожены, и снять с них упряжь оказалось не так-то просто. Никки уже готова была разреветься от бессилия, но тут появился Питер. Почувствовав знакомую сильную руку, кони успокоились и дали увести себя в стойла.

Никки выглянула наружу и плотнее запахнула куртку. Питер поднял воротник и шагнул вперед, а Никки все еще колебалась.

Гром прогрохотал совсем близко, и Никки наконец решилась. Она обогнула угол сарая, и ветер ударил ей в лицо так, что перехватило дыхание. Еле держась на ногах, она пересекла двор. Уже ступив на порог, Никки вдруг вспомнила, что покупки так и остались в повозке. Она тихонько выругалась и повернула было назад.

Но тут налетел мощный порыв ветра. Пораженная Никки увидела, как кусок крыши сарая оторвался и слетел наземь.

— Кусок кровли сорвало с сарая, — задыхаясь, сообщила она и захлопнула за собой дверь.

— Да, мы слышали какой-то треск, — вокруг рта и глаз Сайреса пролегли озабоченные морщины. — С тобой все в порядке?

— Все нормально, — Никки стянула с себя куртку. — Никогда в жизни не видела такой грозы.

— И я не видел — Сайрес тоже подошел к окну. — Вы гляньте, какие молнии!

Зазубренные стрелы раскалывали небо, гром грохотал почти непрерывно, все громче и громче после каждой новой вспышки. Вот совсем рядом блеснула ослепительно-белая молния, и дом содрогнулся от близкого удара.

— Смотрите! — ахнула Эмили, показывая на один из тополей, росших у Ивового ручья. Молния расщепила ствол надвое, и половина дерева рухнула наземь.

Гроза прошла так же быстро, как налетела. Ветер почти улегся, из-за черных туч выглянуло солнце. Облака уходили на восток, туда же удалялись раскаты грома.

— И хоть бы капля дождя! — сердито проворчала Никки. — Пойду гляну, как там лошади и сильно ли пострадал сарай.

По дороге к сараю ее догнал Питер. Она улыбнулась ему.

— Спасибо, что выбрался помочь! — Питер пожал плечами, ухмыльнулся и погладил ее растрепанные кудри. — Ну, ничего, — сказала она, разглядывая оторванный кусок кровли. — Наверно, могло быть и хуже…

Никки замолчала на полуслове и посмотрела в ту сторону, куда уставился Питер. По дороге скакала лошадь без всадника.

Никки охватил страх. Она узнала Леди и седло Леви. Эту большую гнедую ни с кем не спутаешь. А вон мешки с его инициалами. С ним что-то случилось!

Питер схватил перепуганную лошадь под уздцы и стал успокаивать. Она старалась вырваться, косила глазом и тяжело поводила боками, но Питер держал крепко.

К тому времени как Питер отвел кобылу в конюшню, Никки уже ждала его с двумя оседланными лошадьми.

— Я с тобой! — вызывающе сказала она, готовая к отпору.

Питеру это очень не понравилось. А вдруг Леви серьезно ранен или даже погиб? Но, увидев, как она решительно стиснула зубы, Питер понял, что спорить бесполезно, и, вскочив в седло с видом человека, покорившегося своей тяжкой судьбе, махнул рукой на запад.

— Зачем ехать туда? — удивилась Никки. — Баффало же на востоке.

Питер покачал головой и принялся жестикулировать. «Нет, это ты поедешь на запад, а я поеду на восток. Нужно разделиться — может быть, Леви по дороге дал крюка и заехал в город. — Питер глянул на солнце. — Наверно, он недалеко, иначе лошадь не прискакала бы сюда. До темноты еще много времени. Не забудь сказать Сайресу, куда мы поехали». И он поскакал прочь, не обращая внимания на тщетные попытки Никки остановить его.

Никки с бессильной яростью проводила его взглядом и продолжала возиться с жесткими кожаными ремнями.

— Ну и скотина же ты! — крикнула она ему вслед, хотя и знала, что он не услышит.

Никки старалась не думать о том, что могло случиться с Леви, но тревога оказалась сильнее злости на Питера. Леви не мог ни с того ни с сего свалиться с лошади — он слишком хороший наездник. Она воображала себе всяческие несчастья, одно страшнее другого. Вот он лежит со сломанной ногой — а может, обожженный, как та корова, которую убило молнией? А вдруг его подкараулили Бак с Малышом?

Как раз в тот момент, когда Никки представила себе, как Леви, застигнутый врасплох, падает с лошади, изрешеченный пулями, она заметила к северо-востоку от себя какую-то движущуюся точку. Немного погодя она, к своему облегчению, разглядела, что это идущий человек. Лица она еще не видела, но была уверена, что это он. Кто еще носит такую противную куртку из буйволовой кожи? Он в ней похож на медведя.

А что он вообще здесь делает? Сайрес сказал, что он поехал в Баффало — так ведь это двести миль в другую сторону. К западу от их ранчо на много миль не было ни одного города, кроме Ноувуда. Джексон-Хоул миль на двести дальше, а до Саутпасс-сити миль сто на юго-запад.

Странно, но именно теперь, когда она была уверена, что все в порядке, ее охватил гнев. Она не знает, что и думать, ей чудятся всякие ужасы, а он себе гуляет по прерии как ни в чем не бывало!

К тому времени как она поравнялась с Леви, она уже успела достаточно разозлиться.

— Надо же, какая приятная встреча! — язвительно начала она.

Леви только усмехнулся.

— Я тоже рад тебя видеть. Стало быть, Леди добралась домой?

— Добралась. И, надо сказать, Питер немного удивился, когда она явилась без всадника. Так что же все-таки случилось?

— Леди чем-то не понравился один особенно звучный раскат грома. Пришел в себя я уже на земле.

— Я вижу, семян ты не купил.

— Каких семян?

— А тех, за которыми папа посылал тебя в Баффало.

— Ах, этих… Нет, не купил.

— Почему же? — сурово спросила Никки.

— Об этом я доложу твоему отцу.

— Ах вот как? — Никки вытянулась в седле. — Надо тебе знать, что дела моего отца — это и мои дела.

— Но не на этот раз. — Леви снял шляпу и пригладил волосы. Черт, ну почему Сайрес не хочет рассказать дочери правду? — Мне очень жаль, Никки.

— Ты бы еще больше пожалел, если бы я развернула лошадь и уехала. А я так и намеревалась сделать, если бы не еще одна гроза.

— Еще одна гроза? — удивленно обернулся Леви.

Эти грязно-белые облака, ползущие над землей, были не похожи на грозовые тучи. Леви некоторое время разглядывал их, пытаясь сообразить, где ему приходилось видеть такие облака. И вдруг он вспомнил!

— Гони! — крикнул он, вскакивая в седло позади ошарашенной Никки.

— А что…

— Черт подери, молния подожгла прерию!

Глаза у Никки расширились, лицо побелело.

— А к-куда ехать? — пролепетала она — горло сдавило от ужаса.

— К ручью!

До Ивового ручья было всего мили две, но Леви знал, что огонь обогнать вряд ли удастся. Сильный ветер гнал пламя на северо-восток. Они скакали наперерез огню. Если повезет, может, удастся отъехать в сторону, и пламя пройдет стороной. Иначе их единственный шанс — отсидеться где-нибудь в безопасном месте.

Везти Никки вместе с человеком такого роста, как Леви, да еще вскачь, было бы нелегко и молодой лошади. А Конфетка была уже далеко не первой молодости. Через несколько минут она уже вся покрылась пеной и тяжело поводила боками, но запах дыма подгонял ее лучше любых шпор.

Они проехали почти милю, когда случилось несчастье. Никки, перепуганная, думала лишь о том, что Конфетка долго не выдержит, а потому не заметила опасности, а когда заметила, было уже поздно. Только что она крепко сидела в седле и вдруг оказалась в воздухе. Удар… и темнота.

 

13

— Никки…

Поначалу она поняла только, что у нее очень болит голова и что ее зовет мужской голос. Никки приоткрыла глаза и увидела перед собой лицо Леви Кентрелла.

Он вздохнул с облегчением.

— Ну, слава Богу. Ты в порядке?

— К-кажется, да. Только голова болит и еще нога. Что случилось?

— Конфетка попала ногой в кроличью нору. Ты упала вниз головой и потеряла сознание.

— А Конфетка? — Никки попыталась сесть.

— Она сломала ногу… Мне очень жаль…

Никки вдруг поняла. Ее глаза расширились от ужаса. Она вскочила, не обращая внимания на боль в ноге. Конфетка лежала на боку, на землю сочилась кровь из ранки в голове.

— О Боже! — Никки всхлипнула и двинулась было к лошади. Леви мягко удержал ее.

— Никки, ей теперь не поможешь. С ней все кончено.

Никки круто повернулась к нему.

— Ты убил Конфетку! — Она принялась молотить его кулачками. — Ты ее пристрелил, как больную корову! Ненавижу! Слышишь? Ненавижу!

Леви поймал ее за запястья и хорошенько встряхнул.

— Никки! Сейчас не до того! Огонь настигнет нас с минуты на минуту!

С горя Никки совсем забыла, почему они скакали во весь опор. Теперь она притихла и посмотрела на юго-запад. Полоса дыма и пламени приближалась невероятно быстро. Воздух наполнился дымом и черной сажей. Только теперь Никки заметила, что мимо них проносится множество всякой живности. Антилопы, койоты, даже гремучие змеи — все пытались ускользнуть от огня, но спасения не было. У Никки засосало под ложечкой.

— Мы погибнем, да? — Ее голос звучал удивительно ровно, хотя ей хотелось дико завизжать.

— Может, и нет, — отозвался Леви и потащил ее к убитой лошади. — Ветер очень сильный, пламя движется быстро, на одном месте долго не задержится. А теперь у нас есть укрытие…

— Не понимаю… Леви!

Не успела Никки сообразить, что к чему, как Леви опрокинул ее на землю возле брюха Конфетки и сам бросился сверху, накрыв Никки своим телом и словно не слыша ее негодующих воплей.

— Кентрелл, ты что, с ума спятил? Ты что делаешь? — Никки пыталась вывернуться, но безуспешно.

— Один старый ковбой мне рассказывал, как однажды переждал такой же пожар, прижавшись к земле. Пламя прошло верхом и его не тронуло.

Леви приходилось кричать — рев пламени с каждой секундой становился все громче.

— Думаешь, нам тоже удастся?

— Не знаю. Чарли Хоббс мог и приврать, но это наш единственный шанс. Что бы ни случилось, держи себя в руках и не поднимай головы.

— Я не боюсь! — заявила Никки.

— Это хорошо. А то я как раз боюсь.

Никки притихла и извернулась, чтобы заглянуть ему в лицо.

— Ты? Боишься?

Теперь его серо-голубые глаза были очень серьезными.

— Ужасно. Смешно было бы не бояться. — Леви снова уложил Никки ничком и сказал ей на ухо: — Слушай, у меня в кармане кожаный мешочек. Он принадлежит твоему отцу. В случае чего отвези ему, ладно?

— Сам отвезешь! — отрезала Никки. Страшно было подумать, что кто-то из них может не вернуться. — Это небось тоже не мое дело, как с теми семенами!

Леви ничего не ответил. Может быть, удастся закрыть Никки от огня. Главное, что ей угрожает, — это задохнуться. Дым уже сейчас был такой густой, что казалось, будто воздуха не осталось совсем. Дышать было мучительно трудно.

Никки приподняла голову — огонь был футах в пятидесяти. Еще несколько секунд, и…

— Ложись! — рявкнул Леви, хлопнув ее по затылку.

Никки почувствовала, как он коснулся ее шеи — неужели поцеловал? — но тут же все исчезло в шипении, треске и реве. А вонь была еще страшнее рева: горящая смесь полыни, крови, пота, паленой шерсти, десятки других отвратительных запахов. Никки едва не задохнулась.

Пламя неудержимо неслось вперед, сметая все на своем пути. Оно ревело над ними, как огромный раскаленный паровоз. Никки опалило жаром, ее охватила паника, и она попыталась вскочить. Леви обхватил ее за талию, стараясь удержать, а Никки вырывалась изо всех сил. Внезапно у нее перехватило дыхание — Леви навалился на нее всем своим весом.

— Лежи, м-мать твою! — прорычал он.

В Леви было двести с лишним фунтов весу, так что Никки ничего не оставалось, как последовать его совету. Она чувствовала, как колотится у него сердце, слышала его прерывистое дыхание. Оттого, что Леви боялся не меньше самой Никки, ей стало совсем нехорошо.

Прошло несколько минут — часов — целая вечность, — и вдруг все кончилось.

Несколько секунд они лежали неподвижно, как были. Потом Леви отодвинулся. Он дотронулся до щеки Никки и окликнул ее. Никки, ошарашенная и растерянная, подняла голову.

— Мы живы?

— Похоже, да. — Леви оперся на локоть и огляделся. Вокруг простиралась почерневшая прерия. — Во всяком случае, мне так кажется.

Огонь был уже футах в ста и быстро удалялся, оставляя за собой дымящуюся пустыню. Леви покачал головой, словно сам не верил спасению:

— А я-то всегда думал, что это одна из ковбойских историй Чарли.

— Что-о? — Никки с трудом села. — Так ты меня обманывал?

— Да нет, в общем, не очень. Я предполагал, что старина Чарли малость приврал, но был уверен, что ты-то в безопасности.

Леви снял шляпу и принялся разглядывать здоровенную дыру с обугленными краями.

— Странно. Я помню, что вроде бы угли падали мне на спину, а вот этого я как-то не приметил.

Никки покосилась на Леви и сморщила нос:

— Фу-у! Похоже, твоя куртка здорово обгорела!

Леви понимал, что паленой шерстью несет в основном от мертвой лошади, но промолчал. Он пощупал опаленное пятно на рукаве.

— Черт! Хорошая была куртка!

— Велика потеря, — буркнула Никки. — В жизни не видела такого уродства!

Леви слабо улыбнулся. Он встал и стянул с себя тяжелую куртку.

— Может, она и не очень красивая, но мне здорово повезло, что она была на мне!

— Я тоже так думаю, но… Леви, что у тебя с ногой? — ахнула Никки. Джинсы Леви были порваны в верхней части бедра, и сквозь штанину проступала кровь. — Ты ранен?

Леви посмотрел на рану — раньше ее не было видно из-под куртки.

— Должно быть, напоролся на что-то, когда падал. Ничего, это не так страшно, как кажется.

При виде крови Никки вернулась к реальности. В те жуткие минуты, когда над ними бушевало пламя, она была не в состоянии думать ни о чем, кроме собственного спасения. Мир словно был застлан пеленой дыма. А теперь на Никки нахлынуло чувство вины и раскаяние. Она нагнулась и погладила лошадь.

— Бедная Конфетка… Она была такая хорошая…

— Я знаю… Прости меня. — Леви стиснул плечо Никки.

Никки судорожно сглотнула и опустила голову, пряча внезапные слезы.

— Ну почему ты не подождал, пока я очнусь? Это я должна была решать…

— Наверно, это оттого, — вздохнул Леви, — что я почти всю жизнь возился с лошадьми. Когда я увидел, что она сломала ногу, я поспешил избавить ее от мучений. — Он бережно отвел со щеки Никки непокорный локон. — Никки, ей было больно. Я не мог оставить ее мучиться.

— Я бы это сделала сама! Это была моя лошадь. Это мне следовало при… пристрелить ее, а ты… ты…

И, к своему великому стыду, Никки разревелась.

Леви поднял ее на ноги и притянул к себе.

— Никки, тебе необязательно было делать это самой, — тихо сказал он, гладя ее по голове широкой огрубевшей ладонью. Никки давала выход своему горю, а Леви баюкал ее в своих сильных объятиях и утешал как мог.

Наконец буря пронеслась, Никки только судорожно всхлипывала. Леви мягко заговорил:

— Знаешь, давным-давно был у меня конь и звали его Кузнечик. Это был первый конь, которого я объездил сам, и он был для меня дороже всех лошадей на свете. Мне было лет восемнадцать, когда он заразился сонной болезнью и его надо было пристрелить. Папа сказал, что он сам сделает это, но я отказался. Кажется, я тогда воображал, что если бы мы со стариной Кузнечиком поменялись местами, он бы сделал для меня то же самое. — Леви приподнял лицо Никки и заглянул в ее мокрые от слез глаза. — Ты знаешь, с тех пор прошло уже много лет, но каждый раз, как мне бывает нужно пристрелить лошадь, я вспоминаю Кузнечика. Тогда я тоже считал, что должен сделать это, но теперь я предпочел бы, чтобы Кузнечика пристрелил папа.

Никки с минуту смотрела на него, потом упрямо мотнула головой.

— Врешь ты все. Тебе меня жалко, вот ты и сочинил эту дурацкую историю, чтобы меня утешить. Если бы это была лошадь Питера или даже твоего братишки, ты бы ни слова не сказал. Разве нет?

Леви едва не усмехнулся, представив себе своего тридцатилетнего «братишку», на четыре дюйма выше самого Леви.

— Может, и нет, но…

— Почему же ты не можешь относиться ко мне так же, как к Питеру?

— Да потому, что Питер куда рассудительнее! — отрезал Леви. Потом тяжело вздохнул: — Знаешь, иногда мне хочется тебя…

— Что? Отшлепать?

— Вообще-то я не это имел в виду, но на самом деле идея неплохая.

— Попробуй! — вызывающе сказала Никки. — Если, конечно, храбрости хватит.

— Много ли нужно храбрости, чтобы отшлепать ребенка? — отпарировал Леви. — Ну почему ты не можешь вести себя как взрослая женщина, а не как невоспитанная девчонка? Может, тогда люди начали бы обращаться с тобой как со взрослой.

— Да? — глаза Никки вспыхнули гневом. — А как дяденька Леви Кентрелл обращается со взрослыми? Пугает чем-нибудь пострашнее?

Леви потом никак не мог понять, какая муха его укусила. Только что он грызся со злющей дикой кошкой и вот уже целует ее с таким упоением, как никогда в жизни. Ну и что, что между ними двенадцать лет разницы? Ну и что, что он в жизни не встречал большей зануды, чем Никки? Он внезапно осознал, что все это не имеет ровно никакого значения. И понял: бесполезно пытаться подавить чувство, влекущее его к Никки. Конечно, это ужасно глупо, но он сам не заметил, как влюбился.

Никки оказалась застигнута врасплох. Она еще ни разу не целовалась с мужчиной, и тело помимо ее воли откликнулось на поцелуй. На Никки нахлынули волны неведомых прежде чувств. Колени сделались ватными, сердце колотилось, как бешеное. Она бессознательно закинула руки на плечи Леви и забылась в его объятиях. Отдавшись буре чувств, захлестнувших ее с головой, Никки ответила ему столь же страстным поцелуем.

Наконец Леви отпустил ее, нежно погладил по щеке и улыбнулся.

— Милая моя Никки! — шепнул он и снова склонился к девушке.

Никки в ужасе отшатнулась. Как быстро она растаяла в его объятиях! Как подвело ее собственное тело! «А, тебе понравилось целоваться! — прошептал ехидный голосок внутри ее. — Ты совсем как твоя матушка!»

— Я тебе не «милая Никки», ты, дубина!

Она вырывалась из рук Леви, вытирая губы рукавом. Он отпустил ее и с удивлением отступил назад.

— В чем дело?

— В чем дело? — переспросила она. — Сперва пристрелил мою лошадь, потом облапал, а теперь спрашиваешь, в чем дело!

— Я же просто поцеловал тебя!

— Для тебя это, может, и просто, а мне… Это ужасно!

— Извини, — сказал Леви, взяв ее за руку.

— Не трогай меня! — И Никки врезала ему под дых своим маленьким твердым кулачком.

Леви ахнул от боли — у него аж дыхание перехватило.

Никки сердито потирала ушибленные костяшки пальцев, но, видя, как Леви сперва бледнеет, потом краснеет, она почувствовала что-то вроде угрызений совести. Она уже начинала прикидывать, как бы извиниться, но тут заметила оскорбленный взгляд Леви.

— Господи, Никки, я же извинился, — выдавил он, переводя дух.

— Не надо было хватать меня за руку. Я не люблю, когда меня трогают.

— Я это запомню.

— Наверно, зря я тебя так сильно ударила, — призналась Никки.

— Зря ты меня вообще ударила, — отрезал Леви, потирая живот.

— А ты первый начал! Зачем было делать такие дурацкие вещи?

Глядя на чумазое лицо Никки, Леви почувствовал, что ему как-то странно сдавило грудь. Сразу видно, где он прикасался к ней — черные разводы напоминали о поцелуе. Неужто она и впрямь ничего не почувствовала?

— Знаешь что, люди часто делают глупости, когда им случается смотреть в лицо смерти, — резко ответил он. — Слушай, давай забудем об этом и пойдем домой.

Леви с трудом наклонился поднять ружье и отвязать от седла флягу. Никки тем временем попрощалась со своей Конфеткой. Потом выпрямилась и решительно двинулась в сторону фермы. В горле у нее стоял комок, но она ни разу не оглянулась.

 

14

— А я уж думала, мы никогда не дойдем, — сказала Никки. Последние лучи солнца уже золотили верхушки деревьев, когда усталые путники поднялись на вершину холма, с которого был виден их дом. Слава Богу, огонь сюда не добрался.

По дороге домой они в основном молчали. Никки все скорбела о кончине Конфетки, а у Леви дико болела голова и все плыло перед глазами. О поцелуе оба старались не думать, но это им плохо удавалось.

— Гос-споди! — внезапно воскликнул Леви. Он заметил огромную дыру в крыше сарая. — А это что такое?

— Ветром снесло, перед тем как молния ударила в дерево, — объяснила Никки и указала на обгорелый тополь. — Гроза была жуткая. Никогда не видела такой бури.

— Я тоже, — Леви покачал головой. — По крайней мере таких молний я точно никогда не видел. Похоже, наш пожар был не единственным. Надо будет объехать пастбища и поглядеть, сильно ли пострадали…

Его рассуждения прервал топот копыт. Они обернулись и увидели, что к ним скачет Питер. На его лице, обычно таком угрюмом, сияла широченная улыбка. Он спрыгнул наземь почти на ходу и бешено замахал руками, спрашивая, что с ними было.

К тому времени, как они все рассказали, дом был уже рядом. Питер глянул на темнеющее небо и пошел к сараю — отвести коня в стойло и накормить скотину, а Никки с Леви отправились в дом.

Эмили тут же утащила Леви в спальню — промыть и перевязать рану на ноге. Потом она осмотрела ушибленный бок племянницы, а к тому времени, как Леви и Никки смыли с себя некоторую часть пыли, сажи и копоти, Эмили уже раскладывала по тарелкам тушеное мясо. Питер пришел ужинать, и Никки заново принялась рассказывать всю историю.

— Змеи были растревожены, какникогда. — Она ткнула ложкой в сторону Леви: — Я едва не наступила на здоровенную гремучку — в жизни не видела таких здоровых, — но он успел пристрелить ее и спас мне жизнь.

Леви пожал плечами.

— Ну, во-первых, кабы я не свалился с лошади, ты бы вообще там не оказалась.

Он сунул руку в карман и отдал Сайресу кожаный мешочек.

— Вот ваши деньги. А семян я не купил, к сожалению.

— Семян?.. А, ну да. — Сайрес взял мешочек и поблагодарил Леви взглядом. — Что ж, вы сделали все, что могли, я знаю. Спасибо.

Никки нахмурилась. Что-то они скрывают! Она вспыхнула от гнева. Ну почему отец доверяет Леви то, что скрывает от нее, Никки? Она сердито уткнулась в свою тарелку.

— Трудный день был сегодня. — Леви потер лоб. — Я, пожалуй, пойду спать.

Эмили покосилась на полную тарелку, стоявшую перед Леви.

— Вы же еще не поели! — Она беспокойно заглянула ему в лицо. — С вами все в порядке?

— Да, просто есть неохота.

— И все? Вы уверены? Что-то мне ваши глаза не нравятся.

— Голова болит. Ничего, отосплюсь — все пройдет.

— Как хотите, но в сарае вы сегодня спать не будете. Там же дыра в крыше. — Эмили встала. — Я перетащу свои вещи в большой дом, и можете ложиться в моей комнате.

— Да что вы, мэм… Не надо… Мне и в сарае неплохо. Я привык обходиться без крыши.

— Никки, ты не возражаешь, если я сегодня буду спать с тобой? — спросила Эмили, словно не слыша Леви.

Никки встретила суровый взгляд тетушки. Она посмотрела на Леви и поняла, отчего тетя Эмили так озабочена. Лицо у него посерело, глаза сделались какими-то мутными. Вставая, Леви слегка пошатнулся.

— Что вы! Нет, конечно! — быстро ответила Никки. — Я сейчас помогу.

Вдвоем они быстро переселили Леви в комнату рядом со спальней Питера. Леви почти не сопротивлялся — сразу было видно, как ему худо. Они сняли с него сапоги и ушли, а он остался сидеть на кровати, вяло расстегивая рубаху.

— Как вы думаете, что с ним? — тревожно спросила Никки, когда Эмили закрыла за собой дверь.

— Даже и не знаю. Лихорадки нет, так что, возможно, это просто от переутомления. Утром видно будет. — Эмили улыбнулась племяннице. — У тебя тоже день был нелегкий. Не хочешь искупаться?

— Ой, это было бы здорово!

— Извини, что мне придется сегодня ночевать с тобой, — сказала Эмили, входя в кухню. — Но я просто не знала, что делать. Если Леви в самом деле заболел, в сарае ему не место.

— Да что вы, я не против!

Никки с удивлением обнаружила, что она и в самом деле не имеет ничего против. За этот месяц она почти забыла о своей неприязни к тетушке. У Леви есть неприятное свойство: он всегда оказывается прав.

Только у себя в комнате, когда Никки уже начала раздеваться, она вспомнила про письмо и вернулась в кухню.

— Вот, миссис Адаме дала, когда я в город ездила, — сказала она, протягивая Эмили конверт. — Совсем забыла со всей этой суматохой.

— Это от Лианы, — радостно улыбнулась Эмили, взглянув на письмо.

Она тут же села к столу напротив Сайреса и торопливо разорвала конверт — ей явно не терпелось узнать, что пишет дочка.

Никки неожиданно кольнула зависть. Разве ее мать когда-нибудь к ней так относилась? Никогда. Смылась и даже не оглянулась.

— Боже мой! — изумленно воскликнула Эмили. — Она едет сюда!

— Что, совсем одна? — Сайрес озабоченно нахмурился.

— Нет. Она пишет, что до Денвера едет с пожилой дамой, пациенткой доктора Бейли. Понимаете, я оставила Лиану с доктором Бейли и его сестрой. А этой даме требовалась спутница, вот доктор и предложил Лиане отправиться с ней. До Денвера она доедет с семьей этой дамы, а дальше дилижансом на север. Она должна приехать в конце июня. Извини, Сайрес, ты не против?

— Нет, конечно! Твоей дочери здесь всегда будут рады, ты же знаешь.

Никки хотела было ядовито поинтересоваться: «А меня-то спросил кто-нибудь?», но внезапно ее охватило невыносимое чувство одиночества. А может, они с Лианой станут друзьями? Одно дело — старший брат, да еще такой Несносный, как Питер, а другое — девушка ее лет. Но Никки сразу отбросила эту мысль. Ха, какая-то глупая подружка! Она ей нужна не больше, чем грамота и красивые платья. Негодуя на самое себя, Никки отправилась мыться.

Поздно ночью Никки проснулась. Она долго лежала, глядя в потолок и прислушиваясь к тихому посапыванию тети Эмили. Никки пыталась разобраться в неприятных сновидениях, от которых она и проснулась. Жуткий пожар, гибель Конфетки — все это породило кошмарные видения, которые и сейчас не до конца оставили ее. Никки боялась снова заснуть и старалась отвлечься мыслями о чем-нибудь более приятном.

Сама того не желая, Никки принялась размышлять о Леви. Он спас ей жизнь, и даже не один раз. Только его хладнокровие уберегло Никки во время пожара и потом, когда она чуть не наступила на свернувшуюся гремучку. И еще — она была благодарна ему, что он сам пристрелил Конфетку. Хотя себе она в этом нипочём бы не призналась.

И еще — он поцеловал ее. Никки дотронулась до своих губ и прикрыла глаза. До сих пор она думала, что поцелуй — это просто соприкосновение губ. А на самом деле все оказалось совершенно иначе. Настолько, что Никки перепугалась. Неужели она такая же, как ее мать? Неужели поцелуй любого мужчины способен так вскружить ей голову? Это отвратительно! Или дело в том, что это был Леви?

И тут она представила его сидящим на кровати, не в силах даже расстегнуть рубаху. А вдруг он и впрямь серьезно заболел? Никки резко поднялась. А вдруг он умер?

Она выскользнула из постели, на цыпочках подошла к двери и тихонько прикрыла ее за собой. В одной ночной рубашке, босиком она прошла в пристройку.

Дверь в комнату Леви сердито скрипнула, но внутри никто не шевельнулся. Никки осторожно зажгла свечу, подошла к постели и взглянула на спящего. В слабом свете свечи она видела широкие плечи, мускулистую грудь, темные курчавые волосы на загорелой коже.

Разглядывая полуобнаженного Леви, Никки почувствовала, как в ней что-то шевельнулось. Он был такой сильный и в то же время какой-то беззащитный. Она протянула руку, коснулась лба Леви и, не удержавшись, погладила его могучую грудь. И вздрогнула — Леви внезапно открыл глаза и посмотрел на нее. Его глаза как-то странно блестели в мерцании свечки.

Его сильные руки внезапно сдавили ее плечи и мягко уложили на кровать.

— Милая моя Никки… — шепнул он, притягивая ее к себе. Ее смятенный ум не успел понять, что происходит — Леви приник к ее губам, прежде чем она могла воспротивиться. Никки невольно раскрыла губы навстречу ему, пытаясь воскресить те волшебные чувства, которые она испытала в его объятиях вчера.

Когда он ловко расстегнул пуговицы ее ночной рубашки и коснулся ее тела, Никки на миг охватил ужас. Но она тотчас забыла о своем страхе: Леви принялся осыпать поцелуями ее шею и обнаженные плечи. Эти ласки вызывали в ней совершенно невероятные чувства — никогда прежде Никки не испытывала ничего подобного. Он легонько коснулся языком одного соска, другого — и в низу живота у нее начал разгораться огонь желания. Она содрогнулась — по жилкам пробежал огонек.

Он снова прижался к губам девушки, бережно прижимая ее к себе. Никки уже ни о чем не думала — она отпустила его шею, и ее руки сами по себе принялись исследовать его тело. Его теплая кожа трепетала. Это сочетание гладкой кожи, перекатывающихся мышц и жестких волос было восхитительно!

Никки только-только начала ласкать его, когда почувствовала, что ночная рубашка соскользнула с нее. Леви привлек ее еще ближе, и Никки охватило блаженство. Курчавые волосы у него на груди щекотали ее нежные грудки — это было невыразимо приятно. Его страстные поцелуи, казалось, пронизывали ее насквозь, раздувая искру желания, которое Никки все еще боялась признать.

Он оставил ее на несколько мгновений, чтобы раздеться донага, но Никки была захвачена жарким вихрем и даже не помышляла о бегстве. И вот он снова лег рядом с ней. Ощутив прикосновение его обнаженного тела, она вздрогнула. Но он нежно обнял ее, и страх растаял.

— Ты такая красивая, Никки, — шептал он, тепло дыша ей в шею, — я тысячу раз мечтал об этом.

Никки слышала его слова, но не могла думать ни о чем, кроме восхитительного ощущения его тела, прижавшегося к ней. У нее кружилась голова. Она выгибалась, извивалась, стараясь приникнуть к нему еще ближе, слиться с ним, ища облегчения неведомой прежде муки.

Никки дошла до высшей точки возбуждения. Она тяжело, отрывисто дышала. Леви мягко повернул ее на спину, и она инстинктивно раздвинула ноги, чтобы принять его. Леви застонал, прижавшись к ее плечу.

Никки совершенно не думала о том, что сейчас будет. Она слышала лишь, что Леви что-то тихо шепчет ей на ухо. Ее томило пьянящее предвкушение. И вдруг ее пронзила ужасная, обжигающая боль. Никки ахнула, из-под опущенных век брызнули слезы.

— Тсс, — шепнул Леви, целуя ее в лоб и смахивая слезы со щек. — Потерпи, любушка. Это больно, я знаю, но это ненадолго. Постарайся расслабиться.

Никки разжала веки и взглянула в его глаза — они как-то странно блестели, но были наполнены нежностью. Она снова зажмурилась и прикусила губу, сердясь на самое себя за то, что она так разочарована тем, что боль прогнала эти восхитительные ощущения. Клялась ведь, что ни один мужчина не сделает с ней такого, а теперь ей хочется еще и еще!

Леви снова принялся целовать ее лицо и шею. Он нежно-нежно ласкал Никки до тех пор, пока ее не охватило прежнее возбуждение.

Когда он задвигался внутри ее, боль отступила. Она не исчезла, нет, но Никки почти забыла о ней, чувствуя, как каждое движение Леви разжигает огонь желания.

Ей казалось, что она вот-вот умрет от этой сладостной муки, но тут внутри ее развернулся исполинский цветок экстаза. Она вскрикнула и спрятала лицо на груди Леви. Наслаждение накатывало на нее, волна за волной. Никки смутно ощутила, что Леви испытывает то же самое, — и вот ее уже снова вынесло на берег.

 

15

Никки очнулась в объятиях Леви. Голова ее покоилась на его широкой груди, она стискивала коленями перевязанное бедро Леви. Никки лежала в нежной истоме, слегка улыбаясь.

Вдруг она заметила, что Леви дрожит. В комнате было совсем не холодно, но его трясло, словно в лютый мороз, и кожа у него была какого-то синюшного цвета. Никки хотела его разбудить, потрясла за плечо, но Леви не шевельнулся.

«Господи, что с ним такое? Тетя Эмили! Она наверняка знает, что делать!» Никки высвободилась из объятий Леви и спрыгнула с постели. Она укрыла его лоскутным стеганым одеялом, что лежало в ногах, и наклонилась за своей ночной рубашкой. И только тут обнаружила, что у нее бедра в крови. В чем дело? До месячных ей еще далеко. Наверно, Леви ее поранил. Он вел себя так, словно все в порядке, но не может же быть, чтобы у женщины каждый раз после этого текла кровь.

Но тут ее взгляд упал на Леви. Он трясся сильнее прежнего, и Никки решила, что о себе она может позаботиться потом. А сейчас надо бежать за тетей Эмили. Никки торопливо стерла кровь какой-то тряпкой, плеснув на нее воды из кувшина, что стоял рядом с кроватью, и натянула ночную рубашку. Она еще раз глянула на Леви, закрыла за собой дверь и засунула окровавленную тряпку в щель между бревен.

Эмили проснулась быстро и сразу поняла, в чем дело.

— Принеси фонарь и все одеяла, какие добудешь. Да еще возьми у папы теплую ночную рубашку, — командовала она.

Эмили уже успела осмотреть Леви, когда ввалилась Никки со всем, что требовалось.

— Зажги фонарь и поставь на стол. Надо одеть его и укрыть потеплее. — Эмили нахмурилась: — Не следовало бы тебе заниматься этим, но, боюсь, одной мне не справиться.

— Подумаешь! — пожала плечами Никки. — Я всю зиму ухаживала за папой.

— Одно дело твой папа, а другое — молодой неженатый мужчина, — возразила Эмили. — Ну ладно, ничего не поделаешь.

Когда Никки обернулась, она увидела, что тетя Эмили в недоумении уставилась на бедро Леви. На повязке было большое кровавое пятно. Никки похолодела, душа у нее ушла в пятки: ведь это могла быть ее кровь. Что, если тетя Эмили обо всем догадается?

— О Господи! — воскликнула тетя Эмили, потрогав повязку. — А я-то думала, кровь остановилась.

Никки вздохнула с облегчением. Кажется, пронесло! Сейчас не время думать о том, что было между ними. Надо помочь Леви.

— Никки, у меня в сумке, кажется, есть еще один бинт. — Эмили уже ловко разматывала повязку. — Достань-ка его, и еще тот порошок, что рядом.

Она осторожно сняла бинт и едва удержалась от возгласа удивления. Изнутри на повязке не было ни капельки крови. Эмили, озадаченная, потрогала пятно и только тут заметила такое же на одеяле. Она с подозрением оглянулась на племянницу.

Но Никки искала в сумке порошок и не заметила испытующего взгляда тетушки. Эмили решила пока свои подозрения держать при себе. Вдвоем они быстро перевязали Леви и натянули на него ночную рубашку Сайреса.

— По-моему, она ему мала, — сказала Никки: рубашка только что не разъезжалась по швам.

— Да, маловата. Но это все, что мы можем сделать. Ему необходимо тепло.

Накрывая трясущегося Леви тяжелым одеялом, Никки нахмурилась.

— Тетя Эмили, а что с ним такое?

— Да если бы я знала! Озноб бывает при многих болезнях. — Она поправила очки и вздохнула. — Пока что мы можем только одно: держать его в тепле и глаз с него не спускать. Иди-ка ты спать.

Никки попыталась возразить.

— Нет-нет! — отрезала Эмили. — Ты мне еще понадобишься, а какой с тебя прок, если ты не выспишься? День был тяжелый, ты устала. Поди поспи.

Никки не хотела идти спать, но уснула почти сразу. Снов она не видела.

Ее разбудил птичий гомон за окном. Она торопливо оделась и побежала готовить завтрак. Сайрес, узнав о болезни Леви, очень расстроился и принялся расспрашивать Никки, что и как. В глазах Питера, похоже, тоже промелькнула озабоченность. Никки поглощала свой завтрак с невероятной скоростью.

Не успев прожевать последний кусок, Никки бросилась в пристройку. По дороге ей попалась на глаза тряпка, которую она засунула в щель. Не дай Бог, найдет кто — разговоров не оберешься! Никки вытащила тряпку, аккуратно свернула и сунула в карман. Когда она вошла в комнату Леви, тетя Эмили поправляла ему одеяло.

— Ну, как он? — шепнула Никки.

— Уже не дрожит, но все еще без сознания. Может, все прошло, а может, только начинается.

— Завтрак на плите. Скажите, что надо делать, и идите позавтракайте.

Тетя Эмили поднялась и устало потянулась.

— Если очнется, постарайся его напоить. Я скоро вернусь.

— А какой с вас прок, если вы не выспитесь? — сказала Никки, в точности воспроизводя тетушкины интонации. — Вы ведь сегодня почти не спали.

— Ну ладно, — улыбнулась тетя. — Тогда я пойду прилягу, но если что-то произойдет, разбуди меня немедленно.

И Эмили оставила своего пациента на попечение Никки.

Никки уселась на стул. Вскоре она пожалела, что не захватила с собой никакой работы. Она не привыкла сидеть без дела, и часы казались бесконечными. Она могла только думать, а думать ей сейчас хотелось меньше всего. То, что произошло в этой комнате, казалось ей не менее ужасным, чем пожар в прерии.

Ее мучил стыд, она чувствовала отвращение к себе и ко всему произошедшему. Как же это вышло? И как ей теперь смотреть в глаза Леви? Надо же, вчера ударила его за один-единственный поцелуй, а в ту же ночь отдалась ему, как последняя потаскуха.

Воспоминания прошлой ночи снова нахлынули на нее, и Никки закрыла глаза. И тут в ее памяти всплыла картина, которую она старалась забыть.

Она снова увидела кружевную занавеску, развевающуюся в окне. Две девятилетние девчушки, сидевшие под окном, никак не могли понять, что за странные возгласы и приглушенные стоны доносятся до их ушей, и им было ужасно любопытно, что происходит в комнате. Наконец они не выдержали и заглянули в окно.

Саманта Чендлер и Герман Лоувелл лежали на кровати, сплетясь обнаженными телами. Ни Никки, ни Аманда не понимали, что происходит, но смотрели как завороженные. Мужчина и женщина, ослепленные страстью, не замечали ничего, кроме друг друга.

Наконец Никки потянула Аманду за руку, и девочки тихонько ускользнули в сад. Они были уверены, что их накажут, если они проболтаются кому-нибудь о том, что видели в спальне Германа Лоувелла, и сговорились держать это в секрете. Но Никки всю жизнь не могла забыть эту сцену.

Что она только ни делала, чтобы избежать этого, а все равно выходит, что она такая же, как ее мать. Ей ведь хочется снова оказаться в объятиях Леви, еще как хочется!

Никки вскочила на ноги и принялась ходить по комнате. Да, она презирала себя и все же не могла заставить себя испытывать отвращение к тому, что было у них с Леви. Это было чудесно! Она чувствует себя такой… такой женственной, такой любимой!

Но тут Леви застонал, и Никки вмиг забыла все свои размышления. Она коснулась его плеча и ахнула: он был такой горячий, что ее обожгло даже сквозь рубашку. Никки боязливо положила ему руку на лоб. У него жар! Он весь горит!

Никки опрометью бросилась в дом.

— Тетя, тетя! — крикнула она, влетая в спальню. — У него страшный жар!

Эмили тут же вскочила и заторопилась в комнату Леви.

Никки шла вслед за ней. Она немного успокоилась. Уж тетушка-то знает, что делать!

Однако тетушка тоже растерялась.

— Никки, а Леви вчера ни на что не жаловался?

— Жаловаться он не жаловался, но я тогда еще подумала: странно, что он упал с лошади, даже во время грозы. Понимаете, скорее лошадь сдохнет, чем Леви с нее свалится, какая бы норовистая она ни была. Он что, уже вчера был болен?

— Очень возможно. Во всяком случае, он уже был болен, когда пришел домой.

Эмили расстегнула на нем рубашку и положила на грудь холодный компресс.

— Поначалу я думала, что это он просто устал или дыма надышался, но тогда бы все уже прошло. — Она вздохнула. — Я знаю только одну болезнь со сходными симптомами, но ею болеют только в тропиках. В Вайоминге этим не заразишься.

— А в Китае?

— В Китае? Не знаю. Но в других восточных странах можно. А что?

— Леви говорил, что он провел там почти четыре года. Он ведь был матросом.

— Да? Тогда я, вероятно, не ошиблась.

— А что с ним, тетя?

Тетя Эмили поправила очки.

— Ты знаешь, я боюсь, что у него малярия.

 

16

— Малярия! — Никки ахнула. — Я… Неужели он умрет?!

Эмили встала и взяла со стола свою черную сумку.

— Точно сказать не могу, но скорее всего нет. Он уже перенес ее по крайней мере один раз и выжил. — Она принялась рыться в сумке. — Я была уверена, что у меня есть немного… А, вот он! — Она с довольной улыбкой извлекла из недр сумки белый пакетик. — Хинин. Дома я всегда держу его под рукой. Там у нас немало моряков, никогда не знаешь, когда придется столкнуться с малярией.

— А это ему поможет?

— Поможет, если у него действительно малярия. Сперва его еще будут мучить приступы озноба и горячки, но хинин всегда действует.

Никки хмуро глянула на Леви.

— А если не подействует?

— Значит, у него не малярия.

Эмили всыпала щепотку порошка в стакан с водой и размешала.

— Самое сложное — заставить его принять лекарство.

Вдвоем им удалось усадить Леви. Никки поддерживала его за плечи, а Эмили попыталась влить лекарство ему в рот. Он машинально проглотил один глоток, но потом стиснул зубы и отвернулся, почувствовав горечь.

Несколько минут обе женщины повторяли свои попытки. Наконец у Никки лопнуло терпение.

— Слушай, Леви, если ты будешь вести себя как младенец и отпихивать лекарство, я тебя вздую!

К их изумлению, Леви послушно открыл рот и выпил все до капли.

— Вот так-то оно лучше, — сказала Никки. Она бережно уложила его на подушки и откинула волосы со лба.

— Кулачишко у нее железный, — пробормотал он.

Эмили с Никки ошарашенно взглянули друг на друга, потом обе расхохотались.

— Интересно, откуда ему это знать? Даже спрашивать не стану! — сказала Эмили.

Никки почувствовала, что краснеет, но усмехнулась:

— Мне один раз пришлось ему врезать. Видно, ему это здорово запомнилось.

— Да, я уж вижу, — улыбнулась Эмили, оправляя одеяло. — Стало быть, нечего бояться оставлять тебя наедине с ним. Пойду вздремну. Леви, видать, знает, кто здесь хозяин.

Она дотронулась до лба Леви, и улыбка исчезла с ее лица.

— Надо сбить жар. Не забывай менять компрессы. Горячка должна кончиться к полудню или немного позже, но к тому времени я сама встану. Около часу надо будет дать ему еще хинин.

Теперь Никки некогда было раздумывать о событиях прошлой ночи — она едва поспевала менять компрессы. В горячке Леви бредил. Он метался по постели и безостановочно бормотал.

За утро Никки узнала о Леви Кентрелле и его родных и близких больше, чем за все три месяца, что он прожил в их доме. Коул, Чарли, Кейт и папа — это, очевидно, его семейство. По всей видимости, Леви был к ним очень привязан.

Упоминались также Синтия и Стефани. Синтия, видимо, когда-то жестоко ранила Леви. Он то говорил о своей любви к ней, то проклинал ее. Синтию Никки сразу невзлюбила.

А Стефани она возненавидела. Когда Леви говорил о ней, его лицо сразу светлело. Чем больше он говорил, тем больше Никки хотелось, чтоб он заткнулся. Стефани красавица. Стефани добрая. Стефани умеет скакать быстрее ветра. Стефани прекрасно готовит. Стефани поймала вора — вот это показалось Никки интересным. Но она все равно не пожелала переменить мнения об этой замечательной Стефани.

Хорошо еще, что вернулась Эмили. Она удивилась, увидев, что Никки стиснула кулаки и скрипит зубами от злости, но не подала виду, что обратила внимание на раздражение племянницы.

— Ну, как он себя чувствует?

— Как и раньше. Похоже, жар немного спал, но он все время мечется, что-то бормочет.

— Ну, при такой высокой температуре люди часто бредят. — Эмили положила ему руку на лоб. — Да, похоже, ты права. Я там приготовила поесть. Сходи-ка перекуси вместе с папой и Питером.

— А как же Леви? Мы его покормим?

— Я сварю ему бульону, когда он очнется, но это будет еще не скоро.

Выйдя на улицу, Никки перевела дыхание. Как хорошо на свежем воздухе! Она решила немного пройтись, прежде чем идти в дом.

Радуясь солнышку, Никки дошла до сарая, и только тут ей пришло в голову, что в бреду Леви может сказать что-нибудь такое, чего тете Эмили лучше не слышать.

До сих пор он не раз упоминал имя Никки, но чаще всего с раздражением. А вдруг он скажет что-нибудь насчет вчерашнего поцелуя или, не дай Бог, насчет прошлой ночи? Тетушка ведь не дура. Ей и намека хватит, чтобы обо всем догадаться. Никки почти бегом бросилась обратно. Надо сидеть с Леви самой!

Никки вернулась меньше чем через час.

— Что случилось? — удивилась Эмили.

— Да так, ничего. Я просто решила зайти посмотреть, как он тут.

— Ты поела?

— Да, и посуду вымыла… Ой, тетя Эмили! Он весь вспотел!

Лоб Леви покрылся бисеринками испарины. Эмили кивнула и принялась вытирать пот.

— Жар спал почти сразу, как ты ушла. Но, боюсь, ему будет еще хуже, прежде чем наступит облегчение.

Ее предсказание оправдалось. Они переменили на нем рубашку и сменили простыни, но через несколько минут он снова был весь мокрый. Тетя Эмили развела еще хинину, Леви его проглотил — по приказу Никки — и продолжал обливаться потом.

Наконец приступ начал ослабевать. Эмили вздохнула с облегчением и села.

— Ну вот. Похоже, худшее позади, — она слабо улыбнулась. — Видать, Леви ничего не делает наполовину. Потеть так потеть. В жизни не видела, чтобы кто-то так обливался потом, даже при малярии.

Минут десять они потратили на то, чтобы переменить белье в четвертый раз.

— Теперь надо восполнить потерянную им жидкость, — сказала Эмили. — Пожалуй, самое время сварить ему бульон. — В дверях она остановилась. — Влей в него столько воды, сколько сможешь.

И ушла, оставив Никки наедине с тем, с кем ей меньше всего хотелось разговаривать. Вот очнется он, и что она ему скажет? Она заерзала на стуле, глядя на спящего.

А может, нечего ей бояться. Леви крепко спал — в первый раз за сегодняшний день он по-настоящему уснул. Может, он еще несколько часов так проспит. А когда Эмили вернется, Никки тут же смоется. Она успокоилась и встала, чтобы еще раз вытереть ему лоб.

И тут Леви открыл глаза и посмотрел на нее.

— Никки…

У нее задрожали колени, когда она глянула в эти глубокие серо-голубые глаза.

— Д-да… Это я, Леви.

Она откинула ему волосы со лба. Рука у нее слегка дрожала.

Леви с удивлением огляделся. Комната незнакомая…

— Где это я?

— Это комната тети Эмили. Ты разве не помнишь?

Он удивленно заморгал.

— Последнее, что помню, — это как ты чуть не наступила на змею, а я ее пристрелил. Как я сюда попал?

Никки вздрогнула. Он ничего не помнит! Он не помнит, как они… Она вскочила и налила воды из кувшина.

— Ты был болен. Тетя Эмили говорит, тебе надо побольше пить.

Леви послушно поднял голову и выпил воду, потом в изнеможении откинулся на подушки.

— Господи, что со мной?

— Тетя говорит, малярия.

— А, да. Док говорил, что приступ может повториться. И долго я был не в себе?

— Да нет. С прошлой ночи

«С прошлой ночи, когда ты обнимал меня», — уныло подумала Никки. Ну вот, ее никто не выдаст. Так почему же она ничуть не рада?

— Как я устал… — пробормотал Леви, опустив веки. — Никки… — Он уснул, не успев закончить.

Когда он снова пришел в себя, рядом с ним сидела Эмили и пыталась влить в него какую-то гадость.

— А, Леви! Очнулся! А я уж боялась, что ты неделю проспишь.

— Тьфу, пакость! Вы что, решили меня отравить?

— Ничего, не отравитесь, — рассмеялась Эмили, поставив пустой стакан на тумбочку. — Это хинин. Он в самом деле довольно горький, но ничего, переживете.

— Ах, ну да! — поморщился Леви. — И как я мог забыть этот отвратный вкус? — Он огляделся. — А Никки мне не приснилась?

— Нет, не приснилась. Ей надо было отдохнуть, и я отправила ее спать. Вы говорили с ней несколько часов назад, когда пришли в себя. Вы, наверно, голодны, да? Я тут вам сварила бульончику, сейчас пойду разогрею. — Она взбила подушку и подоткнула одеяло. — Вы отдыхайте. Я скоро вернусь.

Оставшись один, Леви принялся размышлять, что было на самом деле, а что ему привиделось в бреду. Видения расплывались — все, кроме одного. Даже теперь оно не переставало мучить его. Никки лежала в его объятиях, отзывалась на его прикосновения, сама нежно ласкала его обнаженное тело… Все это казалось таким реальным… Он до сих пор чувствовал ее неповторимый запах, слышал тихие чувственные стоны Никки, ощущал, как она извивается в порыве экстаза. Он застонал и закрыл глаза, но видения не исчезли. Господи, он же ясно помнит, как лишил ее девственности!

У него ни разу не бывало таких реальных снов. Он до сих пор видел, слышал, чувствовал все это — и все это преследовало его, заставляя думать о том, чего не было и не могло быть. Слава Богу, что Никки не может читать го мысли. Если бы она знала, какие сны ему снятся, она бы, наверно, пристрелила его из его же винтовки.

 

17

Никки задрала голову и весело окликнула:

— Леви, тебе там еще много осталось?

Прошел почти месяц с тех пор, как ураган сорвал кусок крыши с сарая, но пока Леви был болен, ни у кого не дошли руки починить кровлю. В первую очередь надо было управиться с посевами, так что Питер успел только приколотить несколько досок, прежде чем начать сев.

Над краем крыши показалась голова Леви.

— Начать и кончить!

— А что так долго?

— Так дыра же шириной с кухню! Вот взяла бы молоток да залезла помочь.

Снизу ничего не ответили. Леви ухмыльнулся. Ага, как помочь, так сразу в кусты! Ничего, не будет приставать.

Минут через пять Никки появилась на крыше. Леви так и застыл с поднятым молотком.

— Ты что? Неужто в самом деле помогать пришла?

— Мне пришлось выбирать: либо тебе помогать, либо чистить курятник, — объяснила Никки, вскарабкавшись на крышу. Она обернулась и посмотрела вниз. — Ой, я и забыла, как здесь высоко!

— Высоты боишься?

— Немножко, — призналась она и на четвереньках подползла к Леви. — Покажи, что делать-то.

— Да вот, уже последняя доска, — Леви вбил еще один гвоздь и указал на кучу дранок. — Надо их приколотить вот сюда.

Леви начал чинить крышу лишь сегодня утром, и Никки удивилась, как много он успел сделать.

Никки внимательно наблюдала, как Леви приколотил дранку и потянулся за следующей. «Ничего сложного», — подумала она и перешла к другому концу доски. Но вскоре она обнаружила, что это только так кажется.

— Слушай, как ты это делаешь? — сердито проворчала она и отшвырнула молоток — все равно ничего не выйдет.

Леви тремя ударами приколотил дранку, с которой возилась Никки, и предложил:

— Может, ты будешь подавать дранки, а я — забивать гвозди а?

— Давай!

— Стало быть, ты готова забраться на верхотуру и поотшибать себе все пальцы, лишьбы не чистить курятник? Помнится, как-то раз ты явилась ко мне, чтобы не чистить хлев.

Леви смотрел на гвоздь, но Никки видела, что он сдерживает улыбку.

— Ну, в тот раз это не помогло, — она лукаво усмехнулась.

Они дружно работали вместе. Оба почти болезненно ощущали присутствие друг друга, но старались не показывать виду.

При виде перекатывающихся под рубахой мышц Леви Никки внезапно пробрала дрожь. Воспоминания о той ночи преследовали ее в самых неподходящих местах. Движения его губ во время общения с Питером, изгиб его тела, когда он ловко садился в седло, — все напоминало ей об их близости. Никки наполняло незнакомое чувство: словно крепкая стена, которой она отгораживалась от мира, начала рассыпаться. В голове у нее кружились смутные соблазнительные видения.

— Твой отец сказал тебе, что я завтра уезжаю? — спросил вдруг Леви, взглянув на нее из-под шляпы.

Никки показалось, что у нее внутри все оборвалось.

— Уезжаешь?! Нет… Не говорил…

Леви все так же невозмутимо постукивал молотком, прибивая очередную дранку.

— Сев кончился, коровы на пастбище, вот я и решил, что сейчас самое время.

Боль и обида Никки нашли себе выход в гневе.

— А тебе не приходило в голову, что у папы для тебя и другая работа найдется? Не забудь, ты еще задолжал нам пару недель за то время, что провалялся больной!

— Так ведь это твой отец сказал, что я могу уехать, как только починю крышу, — спокойно ответил Леви.

У Никки глаза наполнились слезами, горло сдавила болезненная судорога. Она замигала и отвернулась.

— Ну и отлично. Тогда кончай поскорее и убирайся к дьяволу!

Она отшвырнула последние дранки, бросилась к лестнице и буквально скатилась на землю.

— О, черт! — буркнул Леви, бросил молоток и последовал за ней.

Провалиться бы этой узколобой злючке! Он нашел ее в сарае, вооруженную лопатой и вилами.

— Никки…

— Я иду чистить курятник!

Она попыталась проскользнуть мимо, но Леви поймал ее за плечо.

— Никки, это же смешно.

— Тебе, может, смешно, а курам не очень.

Леви повернул ее к себе и взял свободной рукой за другое плечо.

— Я же не о курятнике, и ты это прекрасно понимаешь, черт бы тебя взял! Каждый раз, как что-то не по тебе, ты сразу встаешь на дыбы. Я от этого устал. Твой отец решил, что может отпустить меня на пару недель, так с чего тебе злиться и орать, будто я не выполняю своих обязанностей?

— На пару недель?

— Ну да, он дал мне две недели отпуска. У меня есть важное дело.

— Дело? — Никки аккуратно опустила на пол лопату и вилы и недоверчиво заглянула ему в глаза. — Какое дело?

— Личное, — Леви отпустил ее. — Я еще в январе дал обещание и должен сдержать слово.

— А кому ты дал обещание?

Леви поднял вилы и лопату и прислонил их к стене.

— Одному другу.

«Стефани», — подумала Никки, но не смогла заставить себя произнести это имя вслух.

— А… а что ты обещал?

— А вот это уж не твое дело.

Леви наклонился и приподнял ее подбородок.

— Я вернусь, Никки.

Никки, избегая встречаться с ним взглядом, старалась вырваться из его рук,

— А мне-то что?

— По-моему, тебе не все равно.

— Ха! Ты себе льстишь! — Ей наконец удалось отвернуться. — Я с первого дня, как ты появился, ждала, когда же ты наконец уедешь.

— Тогда мне придется тебя разочаровать. Я сказал, что вернусь, и я вернусь. Я обещаю, — едва сдержав улыбку, сказал он.

— А ты что, всегда выполняешь свои обещания? — Вопрос был задан довольно ядовитым тоном, но Леви почудилось, что в ее голосе прозвучала грустная нотка.

— Если только это в человеческих силах. А потом, я ведь еще задолжал вам две недели.

Никки покраснела до ушей, представив себе, что сказал бы папа, если бы узнал, что она потребовала такое.

— Наверно, я вела себя не очень хорошо…

— Наверно, да. Но мне надо починить крышу, а я тут бездельничаю. — Он стиснул ее плечо: — Спасибо, что помогла. Еще увидимся.

И он ушел, улыбаясь. Никки смотрела ему вслед. Ее раздирали противоречивые чувства.

Эти же чувства заставили ее назавтра встать ни свет ни заря, чтобы успеть повидаться с ним прежде, чем онуедет. Вдохнув свежего утреннего воздуха, Никки окончательно проснулась и сообразила, что у нее нет никакого повода вставать так рано. А ей меньше всего хотелось, чтобы Леви подумал, будто она поднялась нарочно, ради его проводов.

— О, — сказала она с наигранным удивлением, увидев Леви — он привязывал к седлу свой спальный мешок, — а я-то думала, ты уже уехал.

Леви пришлось постараться, чтобы не улыбнуться ее деланному безразличию.

— Нет, я только собираюсь. А ты что так рано встала? Попрощаться пришла?

— Я шла в курятник, яиц набрать к завтраку.

— Надо же, какая жалость!

— Что, с курами что-нибудь?

— Да нет. Просто я надеялся, что ты вышла попрощаться.

Он затянул последний ремень.

— Я сегодня почти не спал, все думал, как бы с тобой проститься.

— Почему это?

— По-моему, ты мне не поверила, когда я обещал вернуться.

Он еще раз похлопал Леди и повернулся к Никки. В его глазах вспыхнул знакомый огонек.

— Но мне кажется, что я знаю, как убедить тебя.

— Да? И как же это?

В ответ Леви, с быстротой пантеры, бросающейся на добычу, притянул Никки к себе и прижался к ее губам своими, горячими и настойчивыми.

Никки ответила на поцелуй без колебаний. Она прижалась к Леви, и ее охватила сладостная теплота.

А потом это кончилось так же внезапно, как началось. Леви отпустил ее. Когда Никки открыла глаза, он уже вскочил в седло.

Леви смотрел на нее сверху вниз, тяжело дыша, и лицо у него было странное.

— А может, это была не такая уж умная мысль. — Он глубоко вздохнул, стараясь прийти в себя. — Через две недели, Никки. Я обещаю.

Он толкнул Леди каблуками, развернулся и ускакал, не оборачиваясь.

Никки прижала пальцы к губам и стояла так, пока всадник не скрылся из виду.

Питер стоял у стены сарая и глазел на них в полном недоумении. Когда Леви притянул Никки к себе и наклонился, чтобы поцеловать, Питер ждал, что сейчас она так ему врежет… А Никки вдруг прилипла к нему. Непонятно.

Живя на одиноком ранчо, ограниченный своим безмолвным миром, Питер ничего не знал о любви. И теперь он смотрел на ошарашенное лицо Никки с самым живым интересом. Что же такое между ними произошло, что Никки на себя не похожа?

Со дня отъезда Леви прошло больше недели. Все это время Никки пыталась забыть, как он прощался с ней, но безуспешно. Она снова и снова повторяла в мыслях ту сцену. Похоже, поцелуй взволновал его не меньше, чем Никки, но его прощальные слова были совершенно обескураживающими. Может, его к ней и тянет, но он явно не хочет этого.

Никки мрачно привязала вожжи к кусту и слезла с козел. Лиана должна была приехать только через несколько дней, но тетя Эмили боялась, что она может появиться раньше. Никки воспользовалась этим, чтобы выбраться из дома, и вызвалась съездить сегодня к дилижансу, надеясь избавиться от назойливых мыслей.

Прислонившись к повозке, Никки наблюдала, как дилижанс въезжает в городок. Вскоре он остановился, и из него вылез единственный пассажир, пожилой мужчина. Кучер отнес почту в лавку Адамсов, и дилижанс удалился в облаке пыли. Никки не хотелось снова оставаться наедине со своими мыслями, и она решила сперва завернуть в лавку.

— А, Никки! — миссис Адамс оторвалась от почты, которую она разбирала, и приветливо улыбнулась. — У тебя есть время посидеть со мной? Я как раз твой любимый кекс испекла… Ой, Никки, это тебе!

— Письмо? Мне? — Никки недоверчиво уставилась на конверт, который сунула ей миссис Адамс. Господи, от кого это? Ей никто раньше не писал.

Миссис Адамс провела Никки в гостиную, что была позади лавки. Никки почти не слышала ее веселой болтовни. Тревожное предчувствие не оставляло ее. Неужто весточка от матери? А если не от нее, тогда от кого же?

Никки не хотелось признаваться, что она не умеет читать, но наконец любопытство одержало верх.

— Не могли бы вы мне его прочесть? — обратилась она к миссис Адамс.

Та охотно распечатала конверт и бегло просмотрела листок.

— А, да это от мистера Кентрелла!

— От Леви? — У Никки вдруг душа ушла в пятки.

Миссис Адамс начала читать: — «Дорогая Никки. Я пишу тебе, чтобы объяснить, почему я не могу вернуться через две недели, как обещал. Дело в том…» — Миссис Адамс остановилась — звякнул колокольчик на двери.

— Подожди, дорогая, это, наверно, ненадолго. Я сейчас.

Никки даже не заметила, как она вышла. В голове у нее вертелись, слова: «Я не могу вернуться… Я не могу вернуться…» Она тяжело поднялась на ноги, взяла письмо и направилась к двери. Миссис Адамс удивленно окликнула ее, но Никки не обратила внимания. Она, как во сне, прошла через лавку и очутилась на пустынной улице.

Он не вернется. Дальше читать не стоило, и так все ясно. Какая разница, почему он решил это сделать? Леви уехал и больше не вернется.

Никки никогда прежде не испытывала подобной боли. Она забралась на козлы, взяла вожжи и тронулась домой. К тому времени как показалось их ранчо, в сердце Никки воздвиглась новая стена, выше прежней.

 

18

Никки быстро сделала несколько знаков: «Пойду посмотрю, приехала ли она», — и ушла, прежде чем Питер успел что-нибудь спросить. Сев кончился, на ранчо наступила передышка, и потому Никки совсем не удивилась, когда Питер вызвался поехать с ней в город. Она даже обрадовалась. Меньше всего ей хотелось оставаться наедине со своими мыслями.

Но вскоре она обнаружила, что Питер увязался с ней лишь затем, чтобы выведать, отчего она все время такая мрачная. Ей понадобилось все ее самообладание, чтобы уходить от его настойчивых расспросов. Питер изводил ее все тридцать минут, что они ехали от ранчо до города, и теперь Никки была готова придушить его. Во всяком случае, дальше она этого терпеть не станет. На обратном пути просто возьмет и сунет вожжи ему в руки — тогда не поболтает!

Никки уже четвертый день подряд приезжала встречать дилижанс и каждый раз удивлялась, зачем она сюда притащилась. Ведь Лиана должна приехать лишь завтра. Но тут дверь отворилась, и на землю ступила красивая девушка с миндалевидными глазами. Никки удивленно шагнула вперед.

Да, наверно, это и есть Лиана. В ее тонких чертах удивительно гармонично и изысканно отразилась китайская кровь ее предков. Кожа цвета слоновой кости, густые, вьющиеся черные волосы под кокетливой шляпкой. Высокая, тоненькая, грациозная, гибкая, как ивовый прутик. Она с любопытством озиралась вокруг.

— Лиана?

— Да? — она удивленно обернулась к Никки. Потом ее лицо озарилось сияющей улыбкой: — А вы Николь, моя кузина, да?

— Да, только меня зовут Никки.

— Никки… Хорошее имя, — робко улыбнулась Лиана. — Только не сердитесь, если я ошибусь. Я так привыкла называть вас Николь…

Даже Никки не могла устоять перед откровенным обожанием, с которым смотрела на нее кузина. Она тоже улыбнулась ей от всего сердца и ощутила в душе непривычную теплоту: первый раз в жизни она сразу доверилась незнакомому человеку.

И тут на них налетел другой пассажир, сошедший с дилижанса.

— Проклятые полукровки, — проворчал он достаточно громко.

Никки обернулась к нему, ее фиалковые глаза вспыхнули:

— Вы что-то сказали, мистер?

— Да ничего, мэм. Просто слишком много всякой дряни шляется нынче по улицам, — он смерил Лиану пренебрежительным взглядом. — Проходу от них не стало.

— Да, дряни нынче много, и по большей, части белой, — яростно отпарировала Никки. — Между прочим, в наших местах принято, чтобы джентльмен извинялся, если толкнет даму.

— Извиняюсь. Только что-то не вижу дам — никого, кроме тебя да твоей цветной подружки. — Он ехидно поклонился и зашагал прочь. Никки смотрела ему вслед, стиснув кулаки. Лиана мягко взяла ее за руку.

— Не надо, Никки. Это пустяки.

Лиана уже давно привыкла к тому, что люди норовят сказать какую-нибудь гадость насчет ее китайского происхождения.

— Слава Богу, наконец-то я добралась. А мама не приехала?

— Нет, она дома, с папой. Мы тебя на самом деле сегодня не ждали.

— Ну, значит, я ее удивлю, — весело сказала Лиана, направляясь к повозке. — Не могу дождаться, когда увижу дядю Сайреса и Питера.

— Ну, Питера ты увидишь прямо сейчас. Он приехал со мной. Он поначалу, наверно, будет не очень приветливым, но ты не обижайся — ему трудно привыкать к новым людям.

«То есть не доверяет им», — подумала Лиана. Уж кто-кто, а она-то понимала, сколько унижений и обид пришлось вынести Питеру. Она всегда чувствовала, что они с Питером как бы товарищи по несчастью: их обоих всю жизнь преследовали за то, что они отличаются от окружающих, хотя они были не виноваты в этом.

— Питер, вот она. Лиана, это Питер.

Лиана робко улыбнулась ему и, прежде чем Питер угрюмо насупился, успела заметить, что у него широкие плечи, красиво очерченные губы и теплые карие глаза. Питер сдернул шляпу, небрежно кивнул и отправился за ее сумкой.

— Мама никогда не говорила, что он такой красивый, — шепнула Лиана, зачарованно глядя ему вслед.

— Он? Красивый? — Никки изумленно приподняла брови и обернулась, проводив Питера взглядом. — Я даже как-то не задумывалась. Для меня он всегда был просто братом.

Но теперь она увидела Питера новыми глазами. И не могла не спросить себя — а что Питер подумал о Лиане?

Может показаться странным, но Питер как раз о ней и думал. Он ожидал увидеть долговязую девчонку, а перед ним появилась прекрасная девушка, и это ошеломило его. И когда эта девушка как-то испуганно улыбнулась ему, у него что-то перевернулось внутри. Ведь тетя Эмили наверняка говорила своей дочери, что он глухой. Почему же он не увидел в ней ни враждебности, ни презрения, как в других? Ведь она-то — красивая, глаз не оторвешь.

По дороге домой Никки с Лианой болтали, как сороки, с каждой минутой все больше убеждаясь, что им хорошо вместе. Питер правил повозкой и, казалось, совершенно не обращал на них внимания. А Лиана то и дело косилась на тяжелый профиль Питера. Он и в самом деле не очень приветлив, но зато в отличие от большинства чужих не смотрел на нее так, как будто она какое-то противное насекомое.

Прошло несколько дней. Дружба между Никки и Лианой все росла, к великой радости обеих девушек. Они и не думали, что станут так близки. Никки ухватилась за эту дружбу, стараясь отвлечься от мыслей о предательстве Леви.

Она десятки раз доставала из кармана его письмо, пытаясь разобрать, что там написано. Но ее хватало лишь на то, чтобы разобрать отдельные буквы — смысл оставался ей непонятен. Она не раз подумывала о том, чтобы попросить тетю Эмили прочесть его, но не решалась — а вдруг там что-нибудь о поцелуе? Никки не хотела, чтобы кто-нибудь знал, что Леви уехал из-за ее легкомысленного поведения.

В тот день она окучивала бобы.

— Никки! Никки!

Через поле мчалась Лиана. Никки выпрямилась и улыбнулась — но тут заметила, что вид у Лианы ужасно испуганный. Что случилось?! Никки выронила тяпку и бросилась навстречу Лиане, перепрыгивая через грядки. Они встретились на краю поля. Обе тяжело дышали.

— В чем дело? — испуганно спросила Никки.

— У твоего папы приступ! Мама говорит, беги скорей…

Лиана не успела договорить, как Никки бросилась домой. Она мчалась со всех ног, но, казалось, прошла целая вечность, прежде чем она вбежала в дом. Она ворвалась в комнату отца, задыхаясь и дрожа от страха.

Эмили лихорадочно махала веером, пытаясь помочь задыхающемуся Сайресу, но это почти не помогало. Каждый вздох давался ему с великим трудом, его руки судорожно стискивали простыни. Вдыхая живительный воздух, он не мог его выдохнуть. Из приоткрытого рта вылетали жуткие хрипы. Посиневшие губы и ногти показывали, что он вот-вот проиграет эту отчаянную битву со смертью. Никки ужаснулась.

— А, Никки! Слава Богу. Посмотри, не кипит ли чайник. Мне нужен большой таз и пара простыней.

Голос Эмили оставался ровным, но Никки почувствовала, в каком она напряжении.

Никки бросилась на кухню, сдернула со стены таз, в котором месили тесто. Потом в спальню. Одеяла и подушки полетели на пол — она сорвала с постели простыни и снова помчалась на кухню.

Сердце у нее колотилось как бешеное. Никки схватилась за ручку свистящего чайника и вскрикнула — ручка была раскаленная. Не обращая внимания на боль, Никки схватила посудное полотенце, прихватила им ручку и понесла чайник в комнату. На этот раз ей удалось донести его до стола у отцовской кровати, прежде чем чайник снова начал жечь руку.

Тут в комнату ворвалась Лиана, а за ней — Питер.

— Нашла, мам! А что мне теперь делать?

Эмили насыпала в кружку бурого порошка и скомандовала:

— Никки, налей сюда кипятку и скажи Питеру, чтобы он поднял твоего папу. Надо устроить навес для ингаляции. Твоего папу надо посадить, а то он вообще не сможет дышать.

Питер держал Сайреса, а Никки с Эмили устраивали навес из простыней. Эмили достала из своей сумки с лекарствами бутылочку камфары, плеснула ее в таз и налила туда кипятку. Она накрыла больного простынями и сунула туда таз, чтобы Сайрес дышал паром. Через пять минут она сняла простыни и велела Лиане снова махать веером. Потом снова накрыла его простынями. Пять минут пар, пять минут веер, снова и снова.

Через полчаса был готов настой в кружке, и Никки поднесла питье к губам отца. Он выпил. Потом его снова накрыли простынями. И так шло до тех пор, пока наконец удушье не начало отступать.

Сайрес по-прежнему дышал с трудом, но ему уже не приходилось бороться за каждый вздох.

— Я уж думал, на этот раз не выберусь, — проговорил Сайрес сиплым голосом.

Эмили взяла его за руку и нахмурилась. Ногти все еще были синими, а не розовыми, как им полагается.

— Ты еще не совсем выкарабкался, друг мой. Этот настой обычно действует куда сильнее.

Она взяла пустую кружку и задумчиво заглянула в нее, словно дело было в кружке.

Сайрес только улыбнулся и посмотрел в окно на закатное небо.

Лиана встала и пошла к двери.

— Я пойду варить ужин.

Никки не думала, что уже так поздно. Она вскочила на ноги.

— Надо накормить скотину.

Питер покачал головой, показывая, что ей лучше остаться с отцом. Сам Питер встал, чтобы уйти, потом обернулся и посмотрел на Сайреса долгим взглядом.

Сайрес с трудом поднял руку. У него хватило сил сказать лишь: «Что, сынок?» — но этого было довольно.

Питер рванулся к нему, упал на колени рядом с кроватью. Лицо Питера было искажено такой мукой, что больно было смотреть. Он дважды коснулся лба большим пальцем правой руки — это означало «отец». Потом он бережно взял в свои мозолистые ладони истаявшую руку Сайреса и прижался к ней щекой, безмолвно глядя в глаза отцу. Его тяжелый подбородок дрожал, в карих глазах стояли слезы, и он тихо проговорил — в первый раз с тех пор, как утратил слух:

— Я… люблю… тебя… па-па…

Он произнес это неуверенно, слов почти нельзя было разобрать — но для Сайреса они прозвучали прекрасной музыкой. Он собрал последние силы и заключил Питера в объятия.

Потом Питер встал и вышел из комнаты, не оборачиваясь.

— Господи, я и не знал, что он все же может говорить, — слабый голос Сайреса дрожал от волнения. — Я хотел бы, чтобы он действительно был моим сыном.

— Твоя сестра недаром поручила его тебе, — откликнулась Эмили, растирая руку Сайреса. — Она знала, что делает.

— Правда, папа, — добавила Никки, — мы трое всегда были как одна семья, с тех пор как я себя помню. Для меня Питер всегда был братом.

— Да, — улыбнулся Сайрес, — и вдвоем вы непобедимы. — Он протянул руку и коснулся щеки Никки. — Знаешь, Никки, лучшей дочери, чем ты, и желать нельзя.

— Ах, папочка!

Сайрес подумал, что надо теперь же рассказать ей о золоте, иначе будет поздно, но решил подождать, пока Эмили не уйдет спать. Он не хотел, чтобы кто-то, кроме Никки, знал его тайну.

Успокаивающий травяной настой вскоре подействовал, и Сайрес крепко уснул, как Эмили и надеялась. А ночью снова поднялся ветер и воздух опять наполнился цветочной пыльцой и пылью, губительной для больных легких.

Никки дремала на стуле подле отцовской постели, как вдруг ее разбудили хрипы и судорожный кашель. Она тут же поняла, в чем дело, и схватила за плечо Питера, который дремал напротив нее.

— Беги за тетей Эмили! Быстро!

Не успела она сделать последний знак, как Питер уже исчез за дверью. А Никки охватила паника. Она бешено замахала веером, гоня воздух в легкие Сайреса. Он вдруг открыл глаза.

— Никки, — прохрипел он, — я… не успел… Леви… надо…

— Молчи, пап, молчи. Береги дыхание.

— Скажи… Леви… северо-восточный угол… в комнате Питера…

— Папа, пожалуйста, не трать дыхание! Сайрес, собрав последние силы, сел и судорожно стиснул руки Никки.

— Нет! Это… важно! Скажи… Леви…

Это отчаянное усилие наконец заставило Никки понять, что отец старается сказать ей что-то очень важное, что-то, что для него важнее собственной жизни.

— Ты о чем, папа?

— Нет… времени… ты… скажи… Леви…

— Папа, он не вернется! — отчаянно выпалила она.

— Обещай!

— Ладно, ладно, я скажу ему. Только, пожалуйста, молчи теперь.

Никки почти обезумела от страха. Какая разница, что там нужно сказать Леви! Жизнь отца важнее!

Сайрес опустился на подушки, видимо, удовлетворенный ее ответом.

— Он… вернется… Он… дал… мне… слово…

И он закрыл глаза и сосредоточился на дыхании.

Он так и не открыл их. Всю эту долгую-долгую ночь Эмили, Никки и Питер отчаянно боролись за его жизнь. Эмили перепробовала все известные ей средства, чтобы помочь ему, но он словно ускользал от них, уходил все дальше, дальше, дальше… Наконец, в тот миг, когда солнце показалось над горизонтом, он испустил последний мучительный вздох и застыл. Наступила тишина. И все трое не испытали в ту минуту ни горя, ни утраты — лишь великое облегчение оттого, что Сайрес наконец-то отмучился.

 

19

— Прах есть и в прах обратишься, — бубнил местный священник.

Никки было тяжело стоять и слушать этот бесцветный монотонный голос…

Влажная земля из могильной ямы лежала рядом с маленьким холмиком с надписью «Джон Чендлер». А сегодня и Сайрес Чендлер должен был упокоиться в каменистой земле бок о бок со своим сыном, умершим во младенчестве. Где-то рядом тихо журчал Ивовый ручей — он почти пересох от засухи. И пахло не разнотравьем, как всегда бывало в эту пору, а пылью и полынью.

Никки вяло прикидывала, долго ли еще священник собирается держать на солнцепеке кучку людей, одетых в траур. Никки было ужасно жарко в чужом платье, по груди у нее струился пот. У тети Эмили нашлось запасное черное платье, и оно пришлось Никки как раз впору. Никки знала, что ей положено плакать, но у нее не осталось ни слез, ни боли — лишь ощущение ужасающей пустоты. Тетя Эмили ткнула ее в бок. Никки очнулась и обнаружила, что священник наконец-то закончил. Она наклонилась, взяла горсть земли и бросила ее вниз, на сосновый гроб.

Друзья и соседи проходили мимо нее, выражая соболезнования.

— Не могу ли я чем-нибудь помочь… Слава Богу, он избавился от страданий… Мне будет не хватать его… — Люди произносили пустые, ненужные слова, потому что им было совершенно нечего сказать. Народу вроде было немного, но казалось, что им не будет конца. И вот перед ней молча остановился последний из провожающих.

Никки посмотрела в льдисто-голубые глаза Германа Лоувелла, и у нее мороз пробежал по коже. Она впервые осознала, что теперь лишь они с Питером стоят на пути у Лоувелла. Ему нужен Ивовый ручей. Он мял в руках шляпу, на скулах перекатывались желваки. Вот сейчас возьмет и потребует, чтобы они с Питером собрались и уехали!

Наконец он нарушил молчание. И его слова поразили Никки.

— Мы с Сайресом не всегда ладили, но он был чертовски хороший человек. Его смерть — утрата для всех нас.

Никки лишь ошарашенно посмотрела ему вслед.

Слава Богу, наконец-то этот день подошел к концу. Поминки кончились, со стола убрали. Со священником, гробовщиком и могильщиком расплатились, соболезнующие гости разъехались по домам. Все домашние сидели за столом на кухне и неловко молчали, не зная, что теперь делать.

— Тетя Эмили… — Никки смущенно теребила оборку на платье. Она ужасно стеснялась просить об этом, но ночевать одной в опустевшем доме… — Вам с Лианой, наверно, тесно вдвоем в той комнате. Папина комната… то есть… в общем, может, вам там будет удобнее?

— Да что ты, нам и так… — начала было тетя Эмили, но заметила разочарование, появившееся в глазах племянницы, и тут же переменила тон: — Хотя ты права, так в самом деле будет лучше. Лиана ужасно храпит.

— Ну, мама!

— Извини, милочка, но это правда. — Эмили снова обернулась к Никки с Питером и сделала печальное лицо: — Представляете, однажды мы взяли жильца, так он тут же съехал: не выдержал шума.

Судя по тому, как блеснули глаза Лианы, это была старая семейная шутка.

— Да нет, на самом деле он сбежал, как только попробовал мамину стряпню. Она в первый же день пожарила на завтрак гренки. К ужину он уже не вернулся.

— Нет-нет! Он сам сказал, что съезжает из-за того, что ты храпишь. Уверял, что ему через три стены и то слышно.

Питер внимательно следил за беседой, но слово «храпит» ему было незнакомо.

«Что делает Лиана?» — спросил он у Никки.

Никки несколькими жестами объяснила ему, что Лиана во сне производит такие громкие звуки, что их слышно даже сквозь стену.

Питер немного поразмыслил и замахал руками в ответ.

— Он говорит, — переводила Никки, — что жилец, должно быть, съехал из-за гренок. Он говорит, что он спит в соседней комнате и не слышит никакого шума.

При этом лицо у Питера было совершенно бесстрастное.

Женщины уставились на него — на лице у всех трех было одно и то же ошарашенное выражение. Потом несмело хихикнули. Потом разразились хохотом. И вот уже все четверо покатывались со смеху, стряхивая с себя тоску и уныние. Не то чтобы шутка Питера была такой уж смешной — они просто нашли повод для смеха и враз ожили и повеселели.

Никки отодвинула свой стул и потянулась.

— Тетя Эмили, я пойду переоденусь да помогу вам перенести вещи.

Тяжко было убирать в старый сундук вещи Сайреса. Но Лиана и Эмили помогли ей. К тому времени как Питер управился с работой по хозяйству, они уже переселили Эмили на новое место, и жизнь снова пошла своим чередом, уже без Сайреса.

Поздно вечером Никки легла в постель. Наконец-то она уснет спокойно — впервые за эти дни. Глаза у Никки уже слипались, как вдруг у нее промелькнула странная мысль: в ужасных событиях последних дней был и свой плюс: она почти ни разу не вспомнила Леви Кентрелла.

Когда Лиана прибежала на поле, Никки снова окучивала бобы. Она похолодела, бросила тяпку и побежала ей навстречу.

— Что случилось?

— Приехал мистер Лоувелл, хочет с тобой поговорить. Мама сейчас поит его кофе и занимает болтовней, но, по-моему, он явился не с дружеским визитом.

Никки стало нехорошо. Вот оно. Она знала, что так случится, только не знала когда. И тут ей вспомнились слова Сайреса: «Вдвоем вы непобедимы».

— Слушай, — сказала она Лиане, — Питер чистит канаву на той стороне ручья. Сбегай-ка позови его. Я тебе покажу знаки, чтобы ты могла объяснить ему, в чем дело.

— Я знала, что ты захочешь позвать его, так что я уже упражнялась по дороге. По-моему, я знаю почти все нужные знаки.

— Ты знаешь язык знаков? — У Никки глаза на лоб полезли от удивления.

— Нет, я только учусь. Но я очень внимательно слежу, как вы разговариваете, а потом, Питер мне помогает.

— Питер? Помогает?

Ничего себе! Еще и трех недель не прошло, как Лиана здесь, а Питер уже взялся учить ее языку знаков? Неслыханное дело.

— Как-нибудь потом расскажешь мне, как это тебе удалось. Ну, покажи, что ты собираешься ему сказать.

Лиана медленно показала все нужные слова, и Никки кивнула — все правильно. Не хватало только знака для Германа Лоувелла, и Никки показала: приложила пятерню к лицу, а потом сложила пальцы щепотью. Лиана удивилась, но знак повторила.

— А что это значит?

— Это значит «волк». Мы всегда думали, что Лоувелл похож на волка: такой же хитрый и безжалостный. Скажи Питеру, пусть бежит дамой со всех ног.

Но сама Никки не торопилась. Ничего, подождет. Тетя Эмили спокойно может поддерживать беседу часами, а Никки нужно поразмыслить. Первый раз в жизни она решила обдумать свои действия, прежде чем броситься навстречу опасности.

Важно дать Герману Лоувеллу понять, что их не запугаешь и уезжать они не собираются. Но как же это сделать? Если она начнет задираться, это будет выглядеть по-детски. Угрозы на таких, как он, не действуют.

Помнится, Леви тогда сказал ей — перед тем, как в первый раз поцеловать… Он, конечно, злился на нее, но в его словах была и доля правды: «Ну почему ты не можешь вести себя как взрослая женщина? Может, тогда и люди начали бы обращаться с тобой как со взрослой». А как ведут себя женщины? Никки тут же представила себе свою матушку в соблазнительной позе, с призывной улыбочкой. Ее передернуло. Да, Саманта пользовалась этим, и с большим успехом, но Никки ни за что на свете не стала бы вести себя так, даже если бы и умела.

Но тут ей пришла на ум тетя Эмили. Она всегда спокойна, всегда любезна, но при этом в любом положении оказывается на высоте. Она ни в каких обстоятельствах не теряет головы, и это ее выручает. Ведь когда она приехала, Никки готова была встретить ее в штыки — а не вышло: тетя Эмили этого просто не допустила. Конечно, такое поведение было не менее чуждо Никки, чем ужимки Саманты, но она все же решила попробовать. А вдруг получится?

Так и вышло, что через несколько минут в дом вошла весьма учтивая юная леди, исполненная самообладания и достоинства. Она повесила шляпу на стену и радушно улыбнулась гостю.

— Как вы любезны, что зашли к нам, мистер Лоувелл, — сказала она, подойдя к столу и протянув ему руку. — Аманда тоже с вами?

Лоувеллу ничего не оставалось, как встать и пожать ей руку.

— Нет, моя дочь с утра поехала в город.

— Какая жалость! Она так и не побывала у меня с тех пор, как вернулась домой. — Никки уселась подле своей тетушки и кивнула мистеру Лоувеллу настул: — Садитесь, пожалуйста, мистер Лоувелл.

Никки с удовлетворением осознала, что успешно навязала Лоувеллу роль обычного визитера. Похоже, власть женщины — действительно нечто реальное.

— Как хорошо, что мистер Лафтон находит время сопровождать Аманду в город! — произнесла она все в том же толе светской беседы.

— Он уехал на той неделе.

— Да? Как обидно. Такой приятный молодой человек…

Лоувелл помрачнел.

— А толку от него как быку от титек, — брякнул он и тут же побагровел: — Ох, простите, леди…

Никки едва не расхохоталась, глядя на его смущенную физиономию, но сдержалась. А все-таки приятно было полюбоваться, как его уши наливаются краской.

— Еще кофе, мистер Лоувелл?

— Нет, спасибо… — он начал проявлять нетерпение. — Никки… мисс Чендлер, я к вам не со светским визитом. Я пришел по делу, и у меня не так много времени, так что…

— Простите, мистер Лоувелл, но если вы намерены говорить о делах, нам придется подождать моего брата Питера.

— Питера? Это глухаря-то?

— Не глухаря, а моего брата Питера. Вы не беспокойтесь, я уже послала за ним Лиану. Он сейчас будет.

Надо было видеть изумленное лицо Германа Лоувелла!

— Господи! Саманта никогда не говорила мне, что он ее сын!

Глаза у Никки вспыхнули от гнева:

— Разумеется! А почему вы считаете, что вы должны знать все о нашей семье? Не думаю, чтобы вы с моей матерью подолгу беседовали на эту тему!

— Мы… э-э… нет, мы не беседовали… — Герман Лоувелл так растерялся, что даже не сумел этого скрыть.

Эмили взяла Никки за руку.

— Никки, дорогая, налей-ка мне еще кофе, если тебе не трудно.

Услышав ее ровный голос, Никки тут же опомнилась. Лоувелл еще не начал, а она уже готова выйти из себя! Так не пойдет.

Стараясь успокоиться, Никки представила себе, что сказала бы Саманта, если бы узнала, что ее бывший любовник считает Питера ее сыном.

Никки не спеша налила кофе Эмили, потом себе. Это дало ей время окончательно обуздать свое раздражение. Эмили снова вмешалась в беседу и вела ее до тех пор, пока, наконец, в дверях не появились Питер с Лианой.

Тут Германа Лоувелла ожидал еще один малоприятный сюрприз. Он, как и большинство людей, считал Питера чем-то вроде идиота. А перед ним сидел достойный юноша, настороженный, мрачноватый, но явно не слабоумный. Раньше Лоувелл всегда видел на лице Питера сонное, тупое выражение. Теперь он понял, что это была маска: темно-карие глаза юноши светились умом, и в его крепком, мускулистом теле чувствовалась такая сила, о какой Лоувелл даже не подозревал.

— Ну вот, мистер Лоувелл. Так что же вы хотели сказать нам с братом? — любезно поинтересовалась Никки.

— Я хочу купить это ранчо.

Никки сделала грустное лицо.

— Простите, мистер Лоувелл, но это ранчо не продается.

— Вы даже не спросили, сколько я могу предложить вам за него.

— Это не имеет значения. — Никки тут же жестами переводила все Питеру, чтобы он мог следить за ходом беседы, хотя знала, что он понимает слова Лоувелла немногим хуже ее самой. — Мы потратили много лет на то, чтобы обустроить это хозяйство. Папа посвятил ему всю свою жизнь. Это наш дом, и мы не расстанемся с ним ни за какие деньги.

— Но как вы собираетесь управляться с хозяйством? Вас ведь всего лишь двое, и я не представляю себе, как вы будете жить.

— Вы забываете, что отец очень долго болел. Мы с Питером работали вдвоем целых два года и прекрасно справлялись. Мы будем делать то, что и раньше.

— Не обижайтесь, но, по-моему, вы чересчур самонадеянны. Прежде всего у вашего отца была голова на плечах. Без него вам не удастся завершить то, что он начал. Это во-первых. Во-вторых, этой весной у вас… у вас с вашим братом был хороший помощник. Не забывайте о Леви Кентрелле.

— Мистер Кентрелл просто наемный работник. Найдем другого.

— Сразу видно, что вы ничего не смыслите. — Лоувелл фыркнул. — Таких людей, как Кентрелл, на свете немного.

— Да? — Никки не сумела сдержать насмешливую нотку. — А вы что, хорошо его знаете?

Лоувелл почувствовал, что нашел уязвимое место, и постарался упрочить свое преимущество:

— За бутылкой о человеке можно узнать очень много. Мы с мистером Кентреллом однажды хорошо посидели в салуне. Я предложил ему наняться ко мне.

Никки словно ткнули кулаком под дых.

— Наняться к вам? — прошептала она.

Увидев ее беспомощное лицо, Герман Лоувелл почти смягчился. Она так похожа на женщину, которую он когда-то любил!

— Нам не удалось сговориться, но он, похоже, последовал моему совету.

— Совету?

Лоувелл кивнул.

— Я намекнул ему, что во время войны за пастбища небезопасно находиться на стороне побежденных, и посоветовал вовремя убраться, если запахнет жареным.

Эмили вовремя наступила ей на ногу, а то бы Никки не сдержалась. Она напомнила себе, как важно показать, что ее это не волнует, небрежно отхлебнула кофе и подняла взгляд на Германа Лоувелла.

— Честно говоря, я не вижу связи между тем, почему уехал Леви, и вашими намерениями купить это ранчо. В любом случае мы не собираемся его продавать.

Никки держалась уверенно и непринужденно, но, Боже, как же ей было больно! А она-то думала, что ничто не может ранить ее сильнее, чем тописьмо Леви. Как же она ошибалась! И тутгде-то в глубине ее души пробудилась лютая ярость. Она выпрямилась и стиснула зубы.

Значит, Леви Кентрелл бросил ее оттого, что испугался какой-то туманной угрозы влиятельного человека? Ну и подумаешь! Она в нем никогда не нуждалась. Жалеть себя? Она не может позволить себе такой роскоши. И вообще некогда сейчас думать о Леви — нужно собраться с мыслями. Она решительно выкинула его из головы.

Герман Лоувелл был уверен, что нащупал слабое место, и не собирался упускать удачу.

— Без него вам вряд ли удастся поддерживать все в прежнем состоянии.

Никки аккуратно поставила чашечку на стол и посмотрела ему в глаза.

— Удастся нам или не удастся, это наша забота, а не ваша.

— Да? Вы уверены? — Он огляделся. — Мне всегда казалось, что вы живете немного не по средствам.

— На что это вы намекаете? — Никки нахмурилась.

— У меня постоянно кто-то ворует скот.

— И вы думаете, что это наших рук дело? — Никки готова была вспыхнуть, но она не успела ответить Лоувеллу: Питер знаками привлек ее внимание.

— Питер просит перевести вам, — сказала Никки и, не особенно стараясь скрыть свое дурное расположение духа, начала переводить: — «Я знаю, почему вы говорите, будто мы воруем ваш скот. Когда у вас пропадает корова, подозрение, прежде всего должно пасть на нас, ведь мы ваши ближайшие соседи. Именно поэтому мы никогда не смогли бы воровать у вас скот: мы первые, у кого вы станете искать пропажу. Стадо у нас небольшое, так что если появятся лишние телята, это сразу будет видно, а корову со сведенным клеймом спрятать вообще невозможно. Мы не смогли бы даже заколоть ее и продать мясо: у вас ведь достаточно людей, чтобы следить за нами днем и ночью. Нам некуда было бы девать ворованное, и мы не так глупы, чтобы попытаться это сделать. Я считаю, что вы это прекрасно знаете, и…»

— Питер! — Никки негодующе посмотрела на Питера и замотала головой. Она, очевидно, не хотела переводить его последние слова. А Питер упрямо настаивал, чтобы она перевела. Он с самым решительным видом повторял один и тот же жест: дотрагивался указательным пальцем до подбородка, вертел им и указывал на Германа Лоувелла.

— Ох, ну ладно. — Никки снова повернулась к Лоувеллу. Лицо у нее было красное как маков цвет. — Он считает, что вы прекрасно знаете, что мы у вас скот не воруем, а просто нарочно стараетесь вывести меня из себя.

Лишь благодаря многолетней привычке скрывать свои мысли Герману Лоувеллу удалось не показать, как он был потрясен. Глухарь прекрасно разгадал его намерения. Лоувелл обнаружил, что он недооценил своих противников. Он вздохнул.

— Послушайте, Никки, мне не хочется доставлять вам неприятности, но мой скот нуждается в водопое. Все пруды, кроме двух, пересохли, три из пяти ручьев тоже, и один из двух оставшихся долго не протянет. А в Ивовом ручье воды вдвое меньше обычного, да еще вы отводите воду на поля.

Никки с трудом сдержалась:

— Папа отвел воду из Ивового ручья четыре года назад. Мы берем только то, что нам принадлежит. На самом деле мы имеем право брать и больше. Я могу показать вам документы.

Герман Лоувелл стукнул кулаком по столу.

— Да плевать я хотел на ваши бумажки! Я двадцать лет поил своих коров из этого ручья, а теперь он вдруг ваш? У меня две тысячи голов скота, и я не допущу, чтоб они передохли от жажды из-за каких-то паршивых бумажонок!

Он вскочил на ноги и теперь возвышался над Никки.

— Если не пойдут дожди, я вернусь, вот увидите! И тогда я поговорю с вами иначе. Я хотел откупиться от вас по-хорошему, но если вы хотите драться, я буду драться.

Он развернулся на каблуках и зашагал к двери.

— Мистер Лоувелл! — вежливо окликнула Никки. — Он резко обернулся. — Вы забыли шляпу. — И с улыбкой добавила: — Передавайте привет Аманде.

Он уставился на нее исподлобья. Наконец нахлобучил шляпу и удалился, хлопнув дверью.

— Фу-у! — Никки плюхнулась на стул и утерла лоб. — Он словно взбесился!

— Он не только взбесился, он еще и ужасно удивился! — тетя Эмили одарила племянницу и Питера сияющей улыбкой. — Ваш папа мог бы гордиться вами обоими. Как тебе только удалось сдержаться, Никки? Никки рассмеялась.

— Я просто представила, как бы вы вели себя на моем месте. Я подумала: если ваши манеры так хорошо действуют на меня, почему бы им не подействовать на Германа Лоувелла? И я была права! — усмехнулась она.

— Ты представила… — тетя Эмили была совершенно ошарашена. — Очень мило с твоей стороны, только, по-моему, я бы никогда не смогла держаться так, как ты, моя милая. — Она вздохнула. — И что же нам теперь делать?

 

20

— Никки! — В сарай заглянула Эмили. — Никки, ты здесь?

С чердака, где у них был сеновал, выплыли вилы с огромной охапкой сена. Сено опрокинулось в ясли.

— Да, я тут, наверху. — В люке показалась голова Никки.

— Сюда кто-то едет.

Никки не раздумывая воткнула вилы в сено, схватила отцовскую винтовку и кубарем скатилась по лестнице.

— Где он?

— Подъезжает. Лиана заметила его у поворота. Она побежала за Питером, а я сюда.

— Тогда у нас мало времени. Надеюсь, Питер поспеет вовремя.

На самом деле, когда Никки подбежала к широкой двустворчатой двери, чужак уже проехал мимо дома и направился прямиком к сараю. Он вел в поводу еще одну лошадь.

Никки прищурилась — солнце слепило ей глаза после темного сарая, и она не могла разглядеть всадника. Во рту у нее пересохло, дыхание сперло. Кто это — просто проезжий или наемный убийца, подосланный Германом Лоувеллом? Сердце у нее колотилось как бешеное. Она взяла винтовку на изготовку и шагнула во двор.

Чужак слезал с лошади и ее не заметил.

В тот момент, как он ступил на землю, у него за спиной щелкнул курок.

— Стоять!

Он так и застыл: руки вверх, одна нога на земле, другая в стремени.

Рядом бесшумно, как кот, внезапно возник Питер. Никки с облегчением перевела дух. Зная, что не одна, она сразу почувствовала себя сильнее.

— Вот так, сударь. А теперь можете отойти назад, только медленно, и руки не опускайте.

Приезжий медленно вытащил ногу из стремени и повернулся к ним лицом. Солнце освещало его сзади, и разглядеть лицо было трудно, но Никки чувствовала, что он настороже.

— Что вам здесь надо, сударь?

Он изумленно поднял брови.

— Вообще-то я думал, что я здесь работаю.

При звуке этого знакомого низкого голоса на Никки словно нахлынула теплая волна. Сердце у нее так и подскочило.

— Леви?

Она отошла в сторону, чтобы солнце не мешало, и вгляделась в его лицо. Он сбрил бороду и сделался почти неузнаваем. Подбородок у него был твердый, мужественный, с глубокой ямочкой. В душе у Никки что-то дрогнуло, и поначалу ее охватила буйная радость.

Никки покосилась на Питера. Он ухмыльнулся и спокойно приставил свою винтовку к стене. Ну конечно, ему смешно, что она не узнала Леви.

Внезапно у нее в душе вспыхнула ярость. Видно, этот Леви воображает себе, что может уехать на целый месяц, а потом вернется и все будет по-прежнему! Ничего, она покажет ему, как он ошибается!

— Больше вы здесь не работаете, Кентрелл. Можете снова влезать на свою кобылу и ехать куда глаза глядят.

— Да ведь я же только приехал!

— Тем хуже.

Питер уставился на нее отчаянными глазами. «Не дури, Никки, — знаками показал он. — Леви нам нужен».

— Не нужен он нам! — Никки упрямо продолжала целиться в Леви. — Как ты можешь об этом говорить после того, что мы о нем узнали!

Питер с тоской закатил глаза. «Ведь это же вранье, ты же знаешь. Если ты его прогонишь, что мы будем делать, когда опять заявится Герман Лоувелл?»

— Я его не боюсь.

«Ну и дура. Он не остановится и перед тем, чтобы убить нас. — Питер покачал головой. — Да что с тобой говорить. Ты все равно сделаешь по-своему».

Он забрал винтовку и удалился, всем своим видом выражая неодобрение.

Леви опустил руки. Ах, так у них нелады с Германом Лоувеллом! Ну, тогда понятно, почему его так встретили.

— Никки, что случилось?

— Не твое дело.

— Ну ладно. Придется спросить Сайреса. — Леви направился было к дому.

— Не придется, — сказала Никки. — Он умер.

Леви круто развернулся и ошеломленно уставился на нее.

— Умер?!

Наступило молчание, казавшееся бесконечным — Леви пытался осознать свалившееся на него известие. Потом он прикрыл глаза и судорожно вздохнул.

— Когда?

Никки подумала было, что не стоит вообще с ним разговаривать. Но ведь они с отцом были друзьями…

— На той неделе. У него был приступ…

Леви стащил с головы шляпу и машинально пригладил волосы.

— Мне очень жаль, Никки… Я хотел… О Господи… Если бы я мог сделать хоть что-нибудь!

Никки смотрела на него со злостью.

— Ты мог бы быть здесь. Папа ждал тебя через две недели, а ты не приехал. Он тебе верил, а ты обманул его!

— Но ведь он же знал, что мои планы переменились!

— Да? Откуда бы это? — ядовито поинтересовалась Никки. — Что он, твои мысли должен был прочитать?

— Вы что, не получили моего письма?

— В письме было сказано, что ты не вернешься.

— Вовсе нет? — Леви выглядел смущенным. — Я ведь все объяснил…

Никки уставилась на него, потом полезла в карман рубашки за письмом.

Когда Леви взял в руки истрепанный конверт, на душе у него сразу потеплело. Надо же, чуть не до дыр зачитала! Должно быть, не расставалась с ним. Письмо хранило тепло ее тела, и Леви с трудом удержался, чтобы не понюхать его. Он бережно развернул истертый листок и прочел вслух то, что написал с месяц тому назад:

— «Дорогая Никки!

Я пишу тебе, чтобы объяснить, почему я не могу вернуться через две недели, как обещал. Дело в том, что возникли непредвиденные обстоятельства, и мне придется отправиться в Сент-Луис. Не знаю, надолго ли мне понадобится задержаться — надеюсь, нескольких дней хватит. Даже если случится что-то еще, к середине июня я вернусь обязательно. То есть как раз к сенокосу. Передай, пожалуйста, отцу, что я не забыл о своем обещании. Он знает, что я имею в виду. Я прошу прощения, что мне пришлось задержаться. Вернусь, как только смогу.

Ваш Леви Кентрелл».

Дочитав письмо, Леви поднял глаза и увидел, что Никки недоверчиво уставилась на него.

— Так вот что там было написано?

— Да ты что, не читала его?

— Ну… не совсем… — Никки покраснела до корней волос.

— Что значит «не совсем»? Либо ты его читала, либо… — Он остановился на середине фразы. До него вдруг дошло. — Ты не умеешь читать, да? — мягко спросил он. — Господи, Никки, а я и не знал…

Она отвернулась. Сказать ей было нечего.

— Значит, ты решила, что я не вернусь.

Он вынул винтовку у нее из рук.

— Страшно представить, что ты думала обо мне все это время.

— Леви! Слава Богу, вернулся! — Эмили торопливо шла к ним через двор, широко улыбаясь. — Вот вы и дома! Добро пожаловать! — Как вы переменились! — сказала она, заметив его выбритое лицо.

— Надеюсь, что в лучшую сторону, — усмехнулся Леви.

Никки тихонько вздохнула и отошла в сторону. Ну конечно, Питер отправился прямиком к тетушке, и они сговорились удержать Леви любой ценой. Силы были явно неравные, и Никки отступила в хлев, не в силах разобраться в охвативших ее чувствах.

Она влезла на сеновал и принялась сбрасывать сено в кормушки. Радость в ней боролась с тревогой. Да, конечно, Леви ей ужасно нравится, но подчиняться этому чувству нельзя. Леви Кентрелл — всего лишь бродяга, простой батрак, кто бы что о нем ни говорил. Ну ладно, пока что он поселился здесь, но надолго ли? На несколько месяцев, самое большее — до конца лета.

А пора бы научиться не думать о нем. Мало ей было страданий за эти пять недель? Нет, надо держать его подальше, чтоб знал свое место. Холодная любезность и независимость — вот что ей нужно. Когда он ее целует, она теряет разум, а если она проведет еще одну ночь в его объятиях…

Минут через десять Леви появился в хлеву.

— Никки, ты где?

Ей захотелось убежать и спрятаться в глубине сеновала. Но все равно ведь придется встретиться с ним, рано или поздно. Она нехотя выглянула с сеновала.

— Что тебе нужно?

— Я тебе кое-что привез.

— Из Сент-Луиса?

— Нет, но, по-моему, это понравится тебе больше любого подарка.

— День рождения у меня в октябре.

— Вообще-то это не подарок. — Леви пожал плечами. — Это мой должок. — И он подмигнул ей с таинственным видом.

Никки, заинтригованная помимо своей воли, воткнула вилы в сено и слезла с сеновала.

— И где?..

— На улице.

Никки последовала за ним, изо всех сил скрывая любопытство. Они вышли на солнце и подошли к загону.

— Видишь?

Никки оглядела двор. Все было как обычно. Обе лошади Леви и мерин Питера стояли в тени сарая и мирно жевали сено. Больше в загоне ничего не было. Никки вопросительно подняла глаза на Леви.

Он только улыбнулся и выжидательно облокотился на загородку.

Никки удивилась еще больше и снова обернулась к лошадям. Внезапно ее осенила совершенно невероятная мысль.

— Что, твоя новая лошадь? — пискнула она.

— Да нет, не моя. — Леви хмыкнул. — Твоя новая лошадь.

Теперь Никки смотрела на эту кобылку другими глазами. Серая в яблоках, гладкая, тонкая в кости. Поджарое тело, крутая шея и изящная головка — Никки таких никогда не видела. Впечатление было сногсшибательное.

— Красивая какая! — глаза у Никки загорелись. — Откуда она?

Леви улыбнулся.

— Мы вывели ее от арабского жеребца.

— Кто это «мы»?

— Н-ну… мы с другом…

Леви проклинал себя. Надо же, чуть не проболтался! Уж конечно, теперь не время сообщать Никки, что он — совладелец скотоводческого ранчо, немногим меньшего, чем у Лоувелла. Она и так уже ему не доверяет.

— Я, знаешь ли, тяжеловат для этой малышки. По счастью, есть у меня одна знакомая девушка, которая сама не слишком велика.

— А твой друг не против?

— Ну, что ты! Я ему рассказал про пожар, и он согласился, что я задолжал тебе кобылу.

— Это Чарли, да?

— Откуда ты знаешь про Чарли? — остолбенел Леви.

— Ты бредил, когда был болен. И каждый раз, как ты говорил про лошадей, ты упоминал Чарли.

— Еще бы. — Леви слегка успокоился. Лошади — вся его жизнь.

Никки хотела вежливо отказаться от щедрого подарка, повернулась к Леви — да так и застыла. Он стоял, поставив ногу на изгородь, положив руки на верхнюю жердь, и любовался лошадьми. Легкая полотняная рубашка обтягивала его руки и спину, под нею выделялись могучие мышцы. Никки невольно опустила глаза ниже, к его стройным бедрам и длинным, крепким ногам.

Ей вдруг стало жарко. Она смутилась, подняла глаза — и увидела его профиль. Сердце у нее бешено заколотилось. Никки судорожно сглотнула, снова повернулась к загону и невидящим взглядом уставилась на лошадей. Господи, ну как она может держаться с ним холодно, если с ней начинается такое, стоит ей поглядеть на него?

— Ты не должен мне никакой лошади, — выдавила она наконец.

— Как же не должен? — Леви поднял руку и провел тыльной стороной ладони по щеке Никки. Лицо его светилось нежностью. — Если бы не я, ты бы не потеряла Конфетку.

Никки отшатнулась, словно прикосновение Леви обожгло ее.

— Глупости. Она же сломала ногу, ты просто застрелил ее, вот и все.

— Да, но этого могло не случиться, если бы Леди не вернулась домой без меня.

Он заметил, как она дернулась. Он тогда поцеловал ее на прощание, и она не сопротивлялась. Почему же теперь она так реагирует на простое прикосновение? Он протянул руку и отвел с ее лба растрепавшийся локон, чтобы посмотреть, что будет. Она вздрогнула.

— В чем дело, Никки? — нахмурился Леви.

— Я же говорила, я не люблю, когда меня трогают! — бросила она, пытаясь совладать с трепещущим сердцем.

В его глазах вспыхнула такая боль, что Никки не могла этого не заметить. Но она исчезла почти тотчас, какпоявилась.

— Забыл. Извини. — Он решил переменить тему. — Кобылку только-только объездили, так что выезжать ее придется тебе самой.

— А когда можно начать?

— Да хоть сейчас!

Лицо Никки озарилось радостью, и она мигом перескочила через изгородь.

Леви перелез вслед заней. В глубине души он начал жалеть о том порыве великодушия, который заставил его отправиться в Сент-Луис. Да, он помог брату и Стефани наладить отношения, но во что это обошлось ему самому? Его собственные отношения с Никки приходилось налаживать чуть ли не с самого начала. Хорошо еще, что она приняла его подарок. А он уж думал было, что она откажется наотрез.

Когда он подошел к Никки, девушка взглянула на него сияющими глазами.

— А как ее зовут?

— Насколько я знаю, пока никак.

— Можно, я назову ее Огневушкой? — Кобылка ткнулась носом ей в плечо. Никки рассмеялась: — Смотри, ей самой нравится!

Леви молча кивнул и подумал, что самой хозяйке это имя подходит не меньше, чем лошади.

 

21

Леви пробирался между кактусов по маленькому кладбищу. Солнце палило нещадно. Кладбище было тихим, хотя и не особенно уютным местом. Оно лежало в излучине Ивового ручья, и по краю кладбища росли дикие вишни, ивы и несколько тополей.

Оглядевшись, Леви усмехнулся. Да, те, кто устраивал это кладбище, были люди практичные, место выбрали самое что ни на есть подходящее. Высоко — в любой разлив не затопит, пахать здесь нельзя — камней много, скот пасти тоже — травы мало, только покойников хоронить в такой земле.

Могилу Сайреса Чендлера найти было нетрудно. Холмик свежей земли и камней был виден издалека среди старых могил, поросших чертополохом и буйволовой травой. На могиле Сайреса лежал увядший букетик полевых цветов. Леви немного удивился: откуда бы это, нынешним летом цветов почти нет.

Он пришел попрощаться с человеком, который был ему добрым другом. Леви никак не мог избавиться от чувства вины. Хотя, будь он здесь, ничего бы не изменилось. Разве он мог продлить жизнь Сайреса? Вряд ли. Он мог хотя бы немного успокоить его. Леви так и не успел сказать ему, что готов исполнить свое обещание до конца.

Леви чувствовал, что теперь он — единственный, кто стоит между семьей Сайреса и одним из самых могущественных людей в Вайоминге. Ему это очень не нравилось, но он принял на себя ответственность и не собирался прятаться от нее. Они все полагались на него, но сам Леви отнюдь не был уверен, что ему удастся распутать этот узел. Если Герман Лоувелл решится пойти на крайние меры, будет большой удачей, если им удастся убраться, подобру-поздорову.

И что тогда делать Никки и Питеру? Вернуться на Восток с Эмили и Лианой? Это невозможно. Как они станут жить, лишившись свободы, которая позволяла им быть самими собой?

Конечно, золото Сайреса могло бы обеспечить им свободу, но где оно, это золото? Леви даже примерно не знал, где его искать.

— Леви!

Он обернулся и увидел Никки.

— Вот, пришел отдать последний долг, — неловко объяснил он. — Сайрес был мне хорошим другом.

— Я знаю.

Никки встала на колени и положила на могилу свежий букет.

— Он говорил о тебе то же самое.

Она надолго умолкла, опустив голову. Когда она снова заговорила, голос у нее срывался:

— Мне все кажется: войду в дом, а он сидит за столом и пьет кофе.

— Мне тоже, — кивнул Леви.

Никки украдкой вытерла глаза, встала и отряхнула колени.

— Ты виделся со Стефани? — нарочито небрежно спросила она и едва сдержала улыбку — так удивился Леви. — Когда ты был болен…

— Знаю, знаю, я бредил. Интересно, какие еще подробности своей биографии я тебе сообщил?

Она отвернулась и направилась к лошадям.

— Ты в основном говорил о своей семье. — Никки покосилась на него. — И о Стефани. Ты ведь из-за нее уезжал?

— В том числе.

Леви отвязал лошадь и вскочил в седло. Он испытывал глубокое облегчение. Раз Никки знает про Коула и Стефани, она поймет, зачем было нужно подтолкнуть их в нужном направлении.

— Когда я туда приехал, она уже была в Сент-Луисе.

Незримая рука стиснула горло Никки. Она тоже вскочила на лошадь.

— И ты отправился вслед за ней?

— А что я мог сделать? Я искал ее почти целую неделю, но убедить ее вернуться в Вайоминг оказалось довольно легко.

— И… и она вернулась?

— Нет еще. У нее дела. Но я думаю, что она постарается освободиться как можно раньше. — Он пожал плечами. — А нам ничего не остается, как следить за развитием событий.

«Если мой братец, дурья башка, хоть что-то соображает, он женится на ней, как только они увидятся», — добавил он про себя.

— Она красивая?

— Очень. Каштановые волосы, зеленые глаза, хорошенькая — спасу нет и к тому же прекрасно готовит.

«Хотя ей, конечно, далеко до сорванца с фиалковыми глазами, черными кудрями и бешеным норовом». Вслух он этого говорить не стал — уж тут-то она точно взбесится.

— Похоже, она будет отличной женой, — заметила Никки с ядовитой ноткой в голосе.

— Я очень надеюсь, что да.

Никки захотелось как следует врезать ему по физиономии, чтобы прогнать эту самодовольную улыбочку, но она сдержалась. Какое право она имеет, в конце-то концов? О той ночи он ничего не помнит, и это к лучшему. Раз он принадлежит другой женщине, не придется держать его на расстоянии.

— Кто это? — тихо спросил Леви, доставая винтовку. По дороге в их сторону в облаке пыли летел всадник.

— Похоже, один из сыновей Дональдсона. Интересно, куда это он так торопится? — вглядевшись, сказала Никки.

— Ничего, сейчас узнаем.

Вскоре мальчишка поравнялся с ними и осадил коня на скаку.

— Никки, нужна твоя помощь!

— Что случилось, Джереми?

— Мама рожает раньше времени. Папа послал меня к доктору Калдеру, а доктор напился, а миссис Адамс говорит, что твоя тетя — сиделка, вот я и поехал за ней.

Мальчишка выпалил все это на одном дыхании. Голос у него дрожал.

Увидев, как он перепуган, Никки не стала раздумывать:

— Ты все правильно сделал. Я сейчас еду к вам, а ты поезжай с мистером Кентреллом за моей тетей, потом проводишь их.

— Погоди, погоди, Никки! — вмешался Леви. — Разве ты умеешь принимать роды?

— Нет. Вот потому-то вы и едете за тетей Эмили.

— Ты же не знаешь, что надо делать.

Никки смерила его уничтожающим взглядом.

— Слушай, может, я и не смогу ничего сделать для матери Джереми, но там еще шесть маленьких Дональдсонов, и надо, чтобы они не путались под ногами. Так что хватит спорить, поезжайте за тетей.

Она развернула Огневушку и умчалась.

— Ну, поехали! — Леви ободряюще улыбнулся своему юному спутнику и повернул к дому. Он вспомнил, как Никки ринулась на помощь, и усмехнулся. Судя по всему, управляться с детьми она умеет ненамного лучше, чем принимать роды.

Много часов спустя Никки с Леви подъехали к дому. Когда они уезжали от Дональдсонов, было уже темно, но Никки нипочем не хотела остаться ночевать.

Завидев дом, она вздохнула с облегчением.

— Даже не помню, когда еще я была так счастлива вернуться домой. Знаешь, если я когда-нибудь соберусь выходить замуж, напомни мне про сегодняшний день, ладно?

— А ты неплохо управлялась, — хмыкнул Леви. — Мистер Дональдсон выразил тебе особую благодарность.

— Еще бы. Он-то знает, каково возиться с этими дьяволятами, и ему совсем не хотелось иметь с ними дело. Ей-Богу, он догадался, что я отправилась домой только затем, чтобы убраться подальше от этих кошмариков.

— Да-а? А я-то думал, тебе просто захотелось прогуляться при луне.

И Леви сверкнул в темноте белозубой улыбкой.

Внезапно небеса расколола вспышка света, и вдали раздался гром. Никки с надеждой подняла глаза к небу.

— А может, дождь будет, как ты думаешь?

— Может, и будет, — ответил Леви. Они остановились перед сараем. — Только нужно, чтобы он шел дней пять, иначе что толку?

— Жалко, тетя Эмили не могла приехать с нами, — сказала Никки, спрыгивая наземь. — Как ты думаешь, ребенок выживет? Уж очень он крохотный.

— А кто его знает. Но если кто и может его спасти, так это твоя тетя.

— Я таких маленьких не видела с тех пор, как Джон родился — мой братишка, который потом умер. Они такие страшненькие, пока совсем маленькие. Наверно, я не создана, чтобы быть матерью.

— Ничего, придет время — передумаешь.

— Не надейся, — мрачно ответила Никки.

Леви только хмыкнул. Некоторое время они молча чистили лошадей. Никки думала о надвигающейся грозе, а Леви даже не слышал грома: он все вспоминал, как Никки прижимала к груди младенца.

Наконец один особенно громкий раскат вывел его из забытья.

— Фью-ю! А это уже совсем близко!

Небо снова озарилось молнией.

— Слушай, может, ляжешь сегодня в доме? — попросила она. Вообще-то она не боялась грозы, но ночевать одной в пустом доме, да еще молнии спать не дадут… — Ложись в соседней спальне.

Леви вопросительно посмотрел на нее, потом кивнул.

— Ко всему прочему, приятно доспать на кровати.

Уснуть ему не давали мысли, что они одни во всем доме и отделяет их друг от друга тонкая стенка. Большую часть ночи он пролежал, глядя в потолок и стараясь не вспоминать тот свой горячечный бред о ночи любви.

Питера разбудили вспышки молний, раскалывавшие небо. Вдруг он заметил, как что-то движется в дальнем конце комнаты, и окончательно проснулся. Сперва он подумал было, что ему опять снится сон, тот жуткий сон, где Саманта приближалась к нему, и в глазах ее полыхала ненависть. Но тут снова сверкнула молния, и он тут же забыл свои младенческие страхи.

Лиана неуверенно шагнула в дверь, соединявшую их комнаты. Она нервно теребила складки своей простенькой ночной рубашки. Питер натянул брюки и встал. Интересно, зачем она пришла и что ей надо? Он зажег свечу возле кровати, и первое, что он увидел, были ее глаза, наполненные ужасом.

— Я… я боюсь грозы, — пролепетала она. — Можно… можно мне побыть у тебя?

Питер плохо помнил гром, как и большинство прочих звуков, что окружали его в детстве, до того, как болезнь лишила его слуха. Поэтому он не очень понимал, чего она так боится. Зато он очень хорошо понимал, что такое страх. Когда он был маленький, Эмили часто приходилось успокаивать его: она укачивала малыша, прижав к себе, и страхи уходили прочь.

Еще одна молния расколола ночное небо, и Питер распахнул объятия — это было единственное известное ему утешение. Лиана, не раздумывая, бросилась к Питеру, спрятала лицо на его обнаженной груди и зажала уши, чтобы не слышать грома. Питер обнял ее, как бы защищая от звуков.

Наконец Питер заметил, что его грудь почему-то мокрая. Он взял Лиану за подбородок, бережно приподнял голову и заглянул ей в лицо. Когда он увидел ее глаза, полные слез, его охватило новое, доселе неведомое чувство. Его руки коснулась прядь тяжелых волос, ниспадающих ниже пояса, он ощутил мягкие изгибы тела, скрытые под рубашкой, гибкая, легкая фигурка прильнула к его крепкому торсу, сердце у него заколотилось — и все это нахлынуло на него стремительным потоком.

Он видел по ее глазам, что она ошеломлена не меньше его самого. Они глядели друг другу в глаза, погруженные в трепетное молчание. Потом она медленно подняла руку и коснулась щеки Питера, изумленно приоткрыв губы.

Питер вспомнил, как Леви целовал Никки, опустил голову и прижался губами к губам Лианы. Оба они были не готовы к захлестнувшему их потоку страсти, что огнем разлилась по жилам и разбудила неведомые прежде чувства.

Наконец они отодвинулись и изумленно воззрились друг на друга. Питер ласково дотронулся до нежной щеки Лианы, глядя в ее лучистые глаза.

Сайрес, конечно, много рассказывал Питеру о жизни, но сильные чувства, которые возникли между ними, были для Питера полной неожиданностью. И все же он понял их смысл. Между ним и Лианой возникло чувство, которое навсегда связало их, отделив от всего мира.

Внезапно гроза, о которой оба позабыли, напомнила о себе ослепительной вспышкой света и оглушительным раскатом грома прямо над домом. Лиана вскрикнула от страха и снова спряталась в своем надежном убежище — на груди Питера.

Питер подхватил ее на руки и сел в качалку, укрыв Лиану в своих мощных объятиях. Он ласково гладил ее по волосам и скоро почувствовал, что она начинает успокаиваться. Гроза удалялась. Лиана уткнулась лицом в плечо Питеру, он чувствовал кожей ее дыхание, легкое как перышко. Он прикрыл глаза и весь отдался невероятным ощущениям — он даже не знал, что такое бывает.

Когда первые лучи солнца коснулись лиц спящих, Лиана пошевелилась на коленях у Питера и открыла глаза. И первое, что она увидела, был теплый, бесконечно ласковый взгляд его карих глаз. Она неуверенно протянула руку и, как завороженная, коснулась его подбородка.

Его глаза стали темнее и глубже. Он отвел разметавшуюся прядь с ее лица и склонился к ней. Губы их встретились в нежном поцелуе, и мир исчез для обоих. Наконец они оторвались друг от друга и радостно улыбнулись: нет, волшебство не исчезло и при свете дня.

Внезапно Лиана поднялась и прислушалась. Глаза ее вспыхнули радостью, она вскочила на ноги и потянула за собой Питера.

— Питер, Питер, дождь идет!

Почти таща его за собой, она выбежала за дверь. Они стояли под навесом, держась за руки, и смотрели, как с неба сыплется дождь. Потом Лиана услышала, как в доме открылась дверь. Приближались чьи-то шаги. Лиана хлопнула Питера по руке и показала знак «Никки».

Они встретились глазами и поняли друг друга без слов. Эти новые чувства были слишком важны и неизведанны, чтобы делить их с кем-то еще, по крайней мере сейчас. Питер легонько погладил Лиану по щеке и шагнул в сторону.

Когда Никки вышла на улицу, она не увидела ничего необычного в том, что Питер с Лианой стоят рядом.

— Надо же, дождь! Я глянула в окно и глазам своим не поверила.

— Чудесно, правда? Пойду разбужу маму. — Лиана рассмеялась от восторга.

— Тетя Эмили осталась ночевать у Дональдсонов, — пояснила Никки.

Со стороны кухни, протирая глаза, появился Леви, босой и растрепанный. Он сладко потянулся, улыбнулся и посмотрел на улицу через головы остальных.

— Да, стоит подняться спозаранку, чтобы полюбоваться на такое.

Никки отвернулась, чтобы не видеть этой мускулистой загорелой груди, видневшейся под распахнутой рубахой.

— По крайней мере теперь нечего бояться Германа Лоувелла, — сказала она.

Но она ошибалась.

 

22

— А когда вы в последний раз им пользовались? — осведомился Леви, созерцая разбитый подъемник для сена.

— Да мы им вовсе не пользовались. Мы все сено держали на чердаке, подъемник не был нужен. — Никки посмотрела на Леви с беспокойством. — Что, он совсем не годится?

— В таком виде? — он окинул сооружение критическим взором. — Да нет, за пару дней починить можно.

Никки поглядела на луг сколышущейся травой. Траву эту пора было косить две недели назад.

— А быстрей нельзя?

— Да что такое два дня? Сено-то никуда не убежит.

— Нет, — тряхнула головой Никки, — трава уже начала сохнуть.

— Так, может, лучше просто убрать его в сарай, как обычно?

— Нет. Туда мы собирались убрать люцерну. Мы не хотим смешивать ее с обычным сеном.

Леви задумчиво потер подбородок, еще раз обошел подъемник.

— Ладно, если мне помогут, я, может, управлюсь до завтрашнего вечера.

Провести полтора дня наедине с Леви? Это было бы замечательно. Но в то же время об этом было даже страшно подумать.

— Ну ладно, тогда вы с Питером возьметесь за подъемник, а я завтра начну косить. К тому времени, как вы кончите, сено как раз успеет подсохнуть.

— Погоди-погоди. Знаешь, косилка — вещь опасная.

— Да? И что? — глаза Никки сердито блеснули. — Ты что, думаешь, я с ней не управлюсь?

— Не знаю, — Леви пожал плечами, словно это ему и в голову не приходило. — А ты умеешь?

— А то! Я в том году косила.

Вообще-то это было не совсем так. Косил-то в основном Питер, Никки только подменяла его время от времени.

— А потом, Питер куда лучше управляется с молотком.

Противопоставить ее железной логике было нечего, а потом, Никки все равно не переспоришь, так что Леви сдался. После обеда они с Питером взялись за подъемник, а Никки начала косить. Леви то и дело поглядывал в дальний конец луга. Тоненькая фигурка на косилке рядом с парой огромных рабочих лошадей казалась еще более маленькой и хрупкой, чем на самом деле.

Питер не замечал беспокойства Леви, ему было не до того. Он все никак не мог решиться задать очень важный личный вопрос. С той ночи, когда была гроза, они с Лианой становились все смелее в своих ласках. Теперь они уже с трудом сдерживались, чтобы не пойти дальше, но Питер боялся сделать то, чего требовало их естество.

Когда Сайрес объяснял ему физическую сторону отношений между мужчиной и женщиной, Питер спросил, а не могут ли они с Никки заняться этим. Сайрес в ужасе заставил его дать слово, что он даже думать об этом не будет. Питер не понял, что Сайрес боялся последствий связи между двоюродными братом и сестрой, и решил, что, по-видимому, в половом акте есть нечто опасное.

Питер слишком любил Лиану, чтобы попытаться сделать с ней что-то, что могло бы причинить ей вред, но их желание было слишком сильным, чтобы бороться с ним. Отчаявшись, Питер решил обратиться к Леви за разъяснениями. Вот только он не знал, как начать.

В конце концов Леви заметил пристальный взгляд Питера.

— Ты что-то хочешь спросить?

Питер кивнул и начал жестикулировать:

«Я хочу, чтобы ты мне рассказал о том, как мужчины и женщины занимаются любовью».

Леви был ошарашен. Последний знак был ему не знаком, но смысл он понял. Господи, ну и вопросик! Леви сглотнул. Боже мой, ну как ему это объяснять?

«Коровы и лошади все время это делают, — продолжал Питер. — Лошадям, похоже, это даже нравится».

Леви вдруг осенило — он решил, что понял, почему Питер задал такой вопрос. Совокупление лошадей и впрямь действовало возбуждающе даже на самого Леви, который видел это тысячу раз. Неудивительно, что Питер спросил, какое отношение это имеет к человеческому сексу.

— У людей это бывает иначе, не так бурно, но удовольствия от этого столько же.

«Тогда почему это плохо?»

— Плохо? Я бы не сказал. Просто у людей есть куча всяких правил на этот счет.

«Я должен любить эту женщину. — Питер кивнул. — Я должен быть уверен, что она тоже этого хочет, и нельзя забывать, что от этого бывают дети. А что еще?»

— Да, пожалуй, все, — улыбнулся Леви.

«А женщине не больно?»

— В самый первый раз — больно, но потом — нет, если ты будешь осторожен.

Питер нахмурился, его брови сошлись к переносице.

«А в первый раз всегда больно?»

Леви невольно припомнил свое видение. Он только теперь осознал, что ему почудились даже боль и разочарование в глазах Никки. Как странно…

— Наверно, можно сделать так, чтобы боль длилась недолго. Она почти не заметит, если ты сделаешь все, чтобы ей было хорошо. Мне мало приходилось иметь дело с девственницами. Может, лучше их вообще не трогать.

Питер понятия не имел, что такое «девственница», но ответом остался доволен. В этом нет ничего плохого, и если он будет очень осторожен, с Лианой ничего не случится. На этом он успокоился, оставил разговор и снова взялся за работу.

Леви вздохнул с облегчением — слава Богу, дешево отделался. Ему и в голову не пришло, что Питер расспрашивал не из пустого любопытства.

В ту ночь Питер с Лианой сделали все, как советовал Леви. Целуясь и лаская друг друга, они раздевались в мягком свете луны, и каждое прикосновение возносило их на новые высоты неведомых прежде наслаждений. Когда они наконец лежали вместе нагие, Питер прижался к Лиане, стараясь доставить ей как можно больше наслаждения, и они соединились. Как и предсказывал Леви, Лиане было больно, но недолго, и она скоро забыла об этом — такое блаженство охватило их обоих. Прошло много времени, прежде чем они наконец насытились и уснули.

Может, Питер и выглядел на следующее утро озабоченным, но Леви этого не заметил. Ему было не до того. Он беспокоился за Никки, работавшую на косилке. К тому времени, как мужчины закончили починку, почти весь луг был скошен. Но и тут Леви вздохнул с облегчением, когда Никки позволила Питеру закончить работу.

Они ушли с луга и отправились к дому. Лицо у Никки было мрачное.

— Видно, придется помочь тете и Лиане управиться со стиркой. Они сегодня собирались перестирать все постельное белье.

— Похоже, ты не очень-то любишь стирать, по крайней мере не больше, чем чистить хлев, — усмехнулся Леви.

— Нет, конечно, но помочь им надо. А так я бы с удовольствием оседлала Огневушку и поехала с тобой осматривать пастбище.

— Ну, это тоже не очень-то приятно, в такую-то жарищу.

— Может, и нет, но все же это лучше стирки, — вздохнула Никки.

Когда она присоединилась к женщинам, они уже развешивали белье. Никто не заметил, как Лиана сдернула с постели Питера простыню и тайком застирала предательские пятна.

Леви улыбнулся, махнул рукой, повернул Леди и ускакал в прерию. На самом деле он рассчитывал хорошо прогуляться. Как хорошо уехать в луга и несколько часов не думать о крестьянской работе! Иногда он почти завидовал Питеру — тот-то обожал возделывать землю и заставлять ее приносить плоды.

Обещание, данное Сайресу, удерживало Леви на ферме, но он не мог не размышлять о том, что уготовано ему судьбой. Он, конечно, любит Никки, здесь нет никаких сомнений, но ведь она никогда не согласится принадлежать ему. Она так и не простила, что он тогда уехал в Сент-Луис. Если бы она злилась, можно было бы переждать бурю, но что ты поделаешь с ровным, дружеским отношением?

Но вскоре зрелище измученной засухой земли прогнало все прочие мысли. Чем дальше он ехал, тем больше мрачнел. Положение было угрожающее. Дождь прошел всего десять дней назад, но по земле этого было незаметно.

Если не принять срочных мер, через несколько недель скот останется без корма. И тогда для Германа Лоувелла речь пойдет уже не об авторитете, а о жизни и смерти. И он будет драться не на жизнь, а на смерть.

И тут внимание Леви привлекло что-то ярко-голубое на северо-западе. Что бы это могло быть? К тому же это, кажется, там, где прошел пожар. Ему стало любопытно. Леви повернул лошадь и поскакал туда, где заметил голубое пятно.

Минут через пять он подъезжал к тому месту, где видел голубое в последний раз. Вокруг было пусто — лишь перекати-поле да кое-где муравейники. Но чем дальше он ехал, тем беспокойней ему становилось. Он никак не мог избавиться от странного ощущения, что за ним кто-то следит.

Может, он и не обратил бы внимания на эту промоину, но его внимание привлек какой-то шум. Он остановил Леди и заглянул в пересохший овражек. Там кто-то чихнул. В зарослях бурьяна мелькнуло что-то голубое. Леви на всякий случай достал винтовку и взвел курок.

— Эй, в овраге! Я знаю, что ты здесь. Лучше выходи!

В ответ послышалось лишь приглушенное всхлипывание да шелест бурьяна — его добыча явно старалась забиться поглубже.

Леви спешился, подошел к краю оврага, раздвинул сухие стебли стволом винтовки — и ахнул: перед ним стояла очаровательная молодая женщина. Она уставилась на него глазами, полными ужаса.

— Пожалуйста, не трогайте меня, — умоляюще пролепетала она. — Если я вернусь живой и здоровой, папа вам хорошо заплатит.

Несколько шелковистых каштановых локонов выбились из прически, безупречное личико было в грязи. Амазонка из голубого бархата порвалась на плече, в дыре виднелась довольно большая царапина. Настоящее воплощение Красоты в Беде. Нужно было быть каменным, чтобы устоять перед ее синими глазками, залитыми слезами.

Леви каменным не был. Он снял палец с курка и опустил винтовку.

— Не нужны мне деньги вашего папы, — сказал он. Потом присел на краю оврага и протянул ей руку.

— Не-ет! — она шарахнулась назад.

Леви вздохнул. Не мог, что ли, выразиться осторожнее?

— Я вам ничего не сделаю.

— А… а вы не из них?

— Из кого?

— К-кто-то убил мою лошадь и пытался убить меня.

— Вы их видели?

— Нет. Я… я убежала. Они раза два выстрелили в меня, но преследовать не пытались. Когда я вас увидела, я подумала, что вы один из них, и спряталась.

— Теперь вы в безопасности. Здесь никого нет на много миль, — Леви снова протянул ей руку. — Я отвезу вас домой, мисс Лоувелл.

Услышав свое имя, она удивленно взглянула на него.

— Откуда вы меня знаете?

— Я работаю на Чендлеров. Мы встречались весной, когда мы с Никки строили изгородь.

— Ах да, я помню, мистер Квантрелл…

— Кентрелл. Леви Кентрелл.

Видимо, обнаружив, что они с Леви знакомы, Аманда тотчас успокоилась. Она приняла его руку, кивнула в знак благодарности и выбралась из овражка.

— Вы теперь какой-то дру…гхо…огхой… апчхи! Ч-черт! Ах, извините. — Она достала из рукава кружевной платочек и высморкалась. — Я всегда чихаю от этой травы.

— Да, мой двоюродный брат страдает тем же самым, — ответил Леви, слегка улыбнувшись. — Вы сможете ехать на крупе лошади?

— Я… я не знаю… — она неуверенно покосилась на свое левое запястье. — У меня болит рука.

Леви бережно завернул рукав, увидел ушиб и нахмурился.

— А что случилось?

— По-моему, я упала на нее, когда подо мной убили лошадь.

— Возможно, это перелом. Вы знаете, отсюда всего пара миль до Чендлеров. Тетя Никки разбирается в подобном, наверно, стоит показаться ей.

— Вы знаете, папуле это может не понравиться. Он велел мне держаться подальше от Никки. — Аманда прикусила губу.

— Если вам не оказать помощь вовремя, рука неправильно срастется, будет кривая, может начаться заражение, и тогда руку придется ампутировать…

— Ампутировать? — Аманда с ужасом уставилась на руку.

Леви пожал плечами.

— Возможно. Глупо так рисковать.

— Ну, тогда я поеду. Тетя Никки на нее посмотрит, и я сразу уеду. На это папуля ничего не скажет, — капризно заявила Аманда. — И потом, не понимаю, чего это он так ополчился на Чендлеров. Он ведь вроде как даже восхищался отцом Никки, а с ее матушкой он вообще вел себя очень глупо. А теперь говорит: «Держись от них подальше, от них одни неприятности», — Аманда выпятила нижнюю губку — она явно считала это прелестной гримаской. — И вообще с тех пор, как я приехала, папуля ведет себя как старый сердитый медведь. Я даже плачу, а ему хоть бы что.

Леви удивился. Неужели Аманда настолько эгоистична, что не замечает, что происходит и в каком положении ее отец?

Леви предложил ей ехать верхом на крупе. Аманда ужаснулась. Это не по-дамски! Да она лучше пешком пойдет! Леви тяжело вздохнул, сел верхом, втащил Аманду и посадил ее перед собой. Она сидела боком и так уютно прижималась к нему, словно более приятного места и быть не может.

Интересно, что скажет Никки, когда он подъедет к дому с Амандой Лоувелл, которая висит на нем, как на заборе?

 

23

— Я думала, ты поехал пастбища осматривать, а не подбирать прохожих, — ехидно заметила Никки, смерив Аманду враждебным взглядом.

Эмили заметила, что Аманда вся растрепанная и бледная как мел.

— Великий Боже! Что случилось?

— Небось с лошади упала, — пробормотала Никки, пытаясь подавить ревность, проснувшуюся в ней при виде того, как Аманда прильнула к Леви.

Леви спустил Аманду на землю.

— Нет, под ней убили лошадь.

— Что-о? — изумилась Никки.

— Она ехала по прерии, и кто-то пытался ее убить.

— Кто?

— Понятия не имею. Должно быть, те, кто ворует скот у Лоувелла.

Эмили осторожно ощупала поврежденное запястье Аманды.

— Да нет, не похоже, чтобы оно было сломано. Просто сильное растяжение. Я перевяжу руку и дам вам обезболивающее. И вам следует отдохнуть, прежде чем ехать домой.

— Ладно, — сказал Леви, взглянув на солнце, — тогда мы с Питером съездим и осмотрим то место — не найдется ли каких следов. Вернемся где-то через час.

— Хорошо, — кивнула Эмили. — Мисс Лоувелл как раз успеет отдохнуть.

— Вы так любезны, мистер Кентрелл. — Аманда смотрела на него с откровенным обожанием. — Вы ведь отвезете меня домой? Только с вами я буду чувствовать себя в безопасности.

Леви с трудом подавил тяжкий вздох. Да, в одиночку Аманда на лошади не удержится. Неужто придется все пять миль везти ее в своих объятиях? Он до сих пор ощущал прикосновение горячего молодого тела. Это чересчур сильное искушение для мужчины.

— Леви, сегодня вечером повозка свободна, — сказала Никки, словно прочтя его мысли. — Наверно, Аманде так будет удобнее, чем верхом на лошади.

Когда Леви уехал, Аманда осталась на кухне. Она сидела, глядя, как Никки варит кофе. Эмили отправилась за своей сумкой.

— Я так и не побывала у тебя с тех пор, как приехала. Даже не имела случая сказать тебе, как мне жаль твоего отца.

В голосе Аманды прозвучала точно отмеренная доза вежливого сочувствия.

— Спасибо, — буркнула Никки — ей эти соболезнования были неприятны.

— Ну что ж, ты хотя бы не одна. Знаешь, я плохо помню твою маму, но, по-моему, твоя тетя на нее совсем непохожа, да?

— Непохожа.

— А твоя кузина, она какая?

— Застенчивая немножко, но мы с ней подружились.

— Я уверена, что она мне понравится. Она похожа на тебя?

Никки улыбнулась — в первый раз за это время.

— Посмотришь — скажешь, есть ли между нами семейное сходство.

Тут Аманда увидела в окно Леви с Питером.

— Какой замечательный человек этот мистер Кентрелл, правда? Прямо как рыцарь в сияющих доспехах.

— Прямо как что? — переспросила Никки. Ее матушка никогда не рассказывала ей сказок. — О чем это ты?

Аманда рассмеялась и похлопала ее по руке.

— Ну, не притворяйся. Знаешь, такие люди, которые жили в замках и все время спасали девиц. Мистер Кентрелл — прямо герой. Он примчался на своем могучем жеребце и вырвал меня из лап смерти.

— Вообще-то он ездит на кобыле, — заметила Никки.

— Ах, Никки, в твоей душе нет совершенно никакой романтичности. — Аманда возвела глаза к небу. — Ты, наверно, даже не думаешь о том, какой он красивый.

— Не замечала, — сухо сказала Никки

— Ты безнадежна. Мистер Кентрелл — самый привлекательный мужчина, какого я встречала. — Аманда покачала головой. — У него на подбородке такая ямочка — просто прелесть. И у него такие замечательные мускулы… — Она мечтательно зажмурилась. — Как это ты ничего не замечаешь?

— Не знаю. Наверно, меня это просто не интересует.

— Ты знаешь, я уверена, что он в родстве с теми Кентреллами, что живут за Конским Ручьем, — продолжала Аманда, словно не слыша слов Никки, — тех, у которых большой конский завод. Папуля говорит, у них лучшие лошади во всем Вайоминге и стоят они целого состояния.

— Да брось ты. Если он из этих Кентреллов, зачем бы ему работать на нас? Люди с такими родственниками не нуждаются в работе, — сказала Никки.

— Никки, — вдруг удивленно спросила Аманда, — кто это?

Никки обернулась и увидела, что в дверях стоит Лиана.

— А, Лиана! Познакомься. Это Аманда Лоувелл, наша соседка. Аманда, это Лиана, моя кузина.

— Здравствуйте, — вежливо сказала Лиана. — Никки мне много о вис рассказывала. — Она выжидательно помолчала, потом, видя, что Аманда не отвечает, спокойно продолжала: — Извините, что не могу остаться поболтать с вами, но мне нужно идти. Рада была познакомиться.

Она улыбнулась и вышла из кухни, не оборачиваясь.

Аманда уставилась вслед Лиане.

— Она китаянка! — прошептала она, как только Лиана удалилась настолько, что не могла ее слышать.

— Да ну? Ты уверена? — Никки сделала изумленное лицо. — Надо же! И как это я раньше не заметила?

На лице Аманды появилось отвращение.

— Терпеть не могу, когда ты издеваешься.

— Ты сказала глупость. И не очень-то вежливо обошлась с моей кузиной.

— Я просто удивилась, — Аманда покраснела. — Могла бы и предупредить.

У Никки уже вертелся на языке уничтожающий ответ, когда она вдруг осознала, что сама виновата в том, что произошло. Ведь она нарочно не сказала, что Лиана китаянка, чтобы удивить Аманду. Она даже не подумала, что поведение Аманды может оскорбить Лиану.

— Извини, я не подумала. Понимаешь, наверно, я сама об этом почти забыла.

В эту минуту вернулась Эмили со своей сумкой.

— Извините, что задержалась. Никак не могла найти подходящей перевязи.

Невежливость Аманды и выходка Никки скоро были забыты. Эмили соорудила перевязь для ушибленной руки и дала Аманде небольшую дозу настойки опия, но на нее лекарство, похоже, не подействовало: она почти целый час болтала без умолку. Болтала она в основном о настоящих и воображаемых достоинствах Леви Кентрелла. Никки аж зубами скрипела от злости.

— А куда делся Чарльз Лафтон? — спросила она наконец.

В глазах Аманды вспыхнула боль.

— Лорд Эйвери попросил его отвезти срочное письмо дедушке, герцогу.

— И он уехал в Англию?

— Да. — Аманда вдруг принялась разглядывать дырочку на юбке. — И… и, наверно, больше не приедет. — Она с вызовом посмотрела на Никки. — Ну и что? Это все в прошлом.

Разговор был прерван возвращением Леви. Лицо у него было мрачное.

— Мы нашли лошадь и место, где была засада. Но кто это сделал — неясно.

Он снял шляпу и вытер лоб.

— Засада! — Аманда сорвалась со стула, бросилась к Леви и вцепилась в его руку. — Вы что, думаете, меня нарочно поджидали?

— Похоже на то. Но вряд ли они хотели вас убить. С такого расстояния они бы не промахнулись. Лошадь застрелили одной пулей, точно промеж глаз.

— Бессмыслица какая, — сказала Никки. — Зачем кому-то убивать ее лошадь?

— Может, попугать хотели. Я так думаю, что она наткнулась на тех воров, что донимают ее отца, но следов никаких.

Аманда смотрела на него снизу вверх расширенными от ужаса глазами.

— Вы… вы думаете, они будут охотиться за мной?

— Не знаю. Но, по-моему, вам не стоит больше ездить одной.

— Ох, конечно! Я так рада, что вы можете проводить меня домой. С вами так спокойно, — сказала она с восхищением.

— Ну, так пора отправляться, — сказал Леви, с трудом удерживаясь, чтобы не отнять у нее руку. Да, Аманда Лоувелл и святого из себя выведет!

Никки очень хотелось отправиться с ними, но она не смогла придумать предлога, который позволил бы ей не выглядеть ревнивой. Стоя в дверях и глядя, как Леви подсаживает Аманду в повозку, она старалась не думать о том, насколько это близко к истине.

— До свиданья, Аманда! Заезжай еще! — крикнула Никки им вслед. — И поменьше заглядывайся на его замечательные мускулы, — добавила она сквозь зубы.

Она не видела, как Эмили улыбнулась у нее за спиной.

От Чендлеров до ранчо Лоувелла по прямой было миль пять, но по дороге — все девять. И Леви скоро пожалел, что нет более короткой дороги. Слушая вполуха, как Аманда стрекочет о своих успехах в обществе на Юге, Леви не мог не сравнивать ее с Никки. Никки могла спорить из вредности, она могла вывести из себя, она могла наговорить глупостей — но чем она не была, так это занудой. Завидев большую усадьбу, Леви вздохнул с облегчением, несмотря на предстоящую встречу с Германом Лоувеллом.

Да, годы тяжкого, упорного труда явно воздались сторицей Герману Лоувеллу. Огромные загоны для скота и множество построек говорили о процветании, но больше всего Леви был восхищен домом. Деревянное здание, окруженное множеством деревьев, стояло в глубине небольшой долины. Огромный каменный дымоход с одной стороны и галерея вдоль всего фасада придавали дому особую прелесть.

Когда повозка въехала во двор, навстречу им выбежал из сарая сам Лоувелл, белый как мел. Не видя никого и ничего, кроме дочери, он снял ее с повозки.

— Аманда, солнышко, с тобой все в порядке?

— Да, папуля, все прекрасно.

— Бак приехал и сказал, что нашел твою лошадь, мертвую. Мы как раз собирались ехать тебя разыскивать. — Отступив назад, он увидел перевязанную руку и нахмурился: — Что случилось?

— Кто-то убил подо мной Принцессу и в меня стреляли. Если бы не мистер Кентрелл…

Только тут Лоувелл обратил внимание на спутника своей дочери.

— А, Кентрелл. Я думал, вы уехали.

«Это вместо „спасибо“», — насмешливо подумал Леви.

— Всего на несколько недель.

— Как это вам удалось оказаться рядом именно тогда, когда моей дочери нужна была помощь?

— Я осматривал пастбище и увидел издали ее амазонку. Я подъехал посмотреть, что там такое, а она спряталась в овраг. У нее растянуто запястье и несколько ушибов, а так все в порядке. Могло быть гораздо хуже.

— Папуля, — промурлыкала Аманда, — ты не хочешь поблагодарить мистера Кентрелла за то, что он спас мне жизнь?

— Я не уверен, что это не он стрелял в тебя.

— Папочка!

— Будь это правдой, зачем бы мне трудиться отвозить ее домой? — вздохнул Леви.

— Может быть, затем, чтобы втереться в доверие.

— Ну, в таком случае мне это удалось, не так ли? — ехидно спросил Леви, подбирая вожжи. — На вашем месте, мистер Лоувелл, я бы лучше подумал, кто это устроил на самом деле.

— Нетрудно догадаться. Поблизости никого нет, только вы да Чендлеры.

— Папа, как тебе не стыдно! — Аманда вырвалась из рук отца и топнула ножкой. — Никки здесь ни при чем, и мистер Кантрелл не мог в меня выстрелить. Он приехал совсем с другой стороны. А потом, у тебя столько людей, которые следят за домом Чендлеров — наверняка кто-то из них наблюдал за ним. Вот он приедет и все тебе расскажет.

— Аманда! Это не твое дело! — оборвал ее Лоувелл. — Ступай в дом.

— Но, папочка…

— Я сказал, ступай в дом!

Она обернулась к Леви и одарила его печальной улыбочкой, рассчитанной на то, чтобы разбить сердце мужчины.

— Ну что ж, до свидания. Спасибо вам за то, что спасли мне жизнь. Я… я вас никогда не забуду! — Ее голосок прервался, она опустила голову и убежала в дом.

Леви с трудом удержался, чтобы не закатить глаза при виде этой мелодраматической сценки, но Герман Лоувелл, очевидно, принял это несколько иначе.

— Слушайте, Кентрелл, я не знаю, какую игру вы ведете, но, черт возьми, держитесь подальше от моей дочери! И передайте Никки Чендлер, что я могу и передумать насчет покупки ее ранчо. Она еще пожалеет, что не продала его, пока было можно. У меня скотина дохнет от жажды, а я буду сидеть и смотреть, как она играет в земледелие? — Он развернулся на каблуках и сердито зашагал прочь. — Будь моя воля, молния поразила бы любого, кто возьмется пахать землю, — бросил он на прощание.

 

24

— Полегче, полегче, Сэм. Умница, Бесс, хорошая девочка.

Никки понукала лошадей, которые изо всех сил натягивали постромки, приводя в движение здоровенную машину. Доски скрипели и стонали, пока огромная люлька с тяжелым грузом ползла вверх, но сено благополучно добиралось до Леви, который ждал наверху.

Никки отвела лошадей назад, и люлька опустилась, чтобы принять новую порцию сена. Обычно скирдовать сено было довольно скучным занятием, но сегодня все было иначе. Сегодня наверху стоял Леви. Он работал вилами, разгружая сено, и его рубаха, вымокшая от пота, липла к спине и рукам, обрисовывая мощные линии торса.

Глядя на его «замечательные мускулы», которыми так восхищалась накануне Аманда, Никки почувствовала странную дрожь в животе. За удовольствие целый день любоваться, как Леви скирдует сено, приходилось платить. Когда Никки увидела, что наверх пошла последняя люлька с сеном, и поняла, что сейчас Леви закончит работу и окажется рядом с ней, ей сделалось совсем не по себе.

Никки испугалась, что выдаст себя взглядом, когда Леви посмотрит ей в глаза. Поэтому она поменялась лошадьми с Питером и повела его пару в сарай. Как это Леви удается каждый раз сводить ее с ума?

Смущенная и встревоженная обуревавшими ее чувствами, Никки остановила лошадей и выпрягла Молли из граблей. Леви сказал, что Стефани вернется в Вайоминг к началу августа. И тогда он, наверное, уедет, и она больше никогда не увидит его. Никки принялась выпрягать Оскара. Он внезапно всхрапнул и помчался в сторону. Никки не удержалась на ногах, а руки ее запутались в постромках. Она беспомощно висела на боку у лошади, и все, что она могла, — это молиться да держаться покрепче. Она лишь наполовину успела выпрячь Оскара из граблей, и теперь грабли волочились следом. Если бы Никки отпустила руки, то могла угодить либо под копыта, либо под деревянные зубцы.

Мимо промелькнул сад. Грабли зацепились за дерево у ручья, раздался жуткий треск, но это лишь заставило Оскара повернуть назад, к сараю. Они промчались мимо пруда, поленницы, угла дома, оставляя за собой обломки граблей. Наконец Оскар влетел в открытую дверь сарая и остановился.

Никки все еще висела на лошади, тяжело поводящей боками, и ее ноги болтались в нескольких дюймах от земли. Так и застал ее Леви. Он что-то говорил ей, отдирая ее пальцы от сбруи, но она ничего не слышала. Она прижалась к нему, дрожа от пережитого страха, обняла его за шею и спрятала лицо у него на груди.

Леви присел на ящик с гвоздями и стиснул ее в объятиях. Он дрожал, пожалуй, не меньше ее самой. Никки судорожно всхлипывала. Да, это жуткое зрелище — Никки, беспомощно болтающуюся на боку огромной рабочей лошади — он, наверно, не забудет, пока жив.

Придя в себя, Никки поняла, что Леви держит ее на коленях, гладит ее по голове и нашептывает на ухо какую-то чепуху, только чтобы успокоить. Он прижимал ее к себе, и она вдруг поняла, как ей хочется, чтобы он поцеловал ее — просто затем, чтобы убедиться, что она еще жива.

Ее снова окатило волной отвращения к себе. Как же она забыла отстегнуть гужи? А все из-за того, что думала не о деле, а о Леви Кентрелле. Едва не погибла из-за него и снова его хочет!

— Черт возьми, Кентрелл, я не маленькая! — прошипела она сквозь зубы, вырываясь из его объятий. — Если бы Питер сделал такую глупость, ты что, тоже укачивал бы его на коленях, как двухлетнего ребенка?

— Я… — Леви совершенно растерялся от неожиданной атаки.

— Нет, наверно! Ты небось дал бы ему по шее за то, что он не отстегнул сперва гужи. Как ты не можешь втемяшить себе в башку, что я не желаю, чтобы со мной обращались как с безмозглой бабенкой?!

Она круто развернулась и едва не наткнулась на Эмили с Лианой. Обе они ошеломленно поглядели ей вслед.

Питер как раз успокаивал Оскара и тоже проводил ее недоуменным взглядом. Он не слышал разговора и не знал, что происходило у него за спиной.

«Чего она опять взбесилась?» — удивленно спросил он у Леви.

— Не знаю. Я так понял, что она хотела получить от меня по шее.

Решившись раз и навсегда покончить с этим наваждением, Никки заперлась у себя в комнате, поклявшись не высовывать носа, пока не преодолеет это дурацкое влечение к Леви Кентреллу. Она была вся в синяках, у нее болели плечи, но она не обращала на это внимания. Душевная боль была куда страшнее физической. Всю свою сознательную жизнь Никки старалась не быть похожей на свою мать. И вот она обнаружила, что все это было напрасно: она так же похотлива, как Саманта.

Но к утру Никки решила, что можно проиграть битву и все же победить в войне. Все, что нужно, это твердая решимость и полное безразличие к Леви Кентреллу. Приняв такое решение, она наконец-то погрузилась в сон.

Наутро Никки попросила у Эмили мази натереть плечи, но в остальном вела себя так, словно ничего не случилось. Она позавтракала на скорую руку, оседлала Огневушку и отправилась на пастбище. Леви привез довольно мрачные вести, и она хотела увидеть все своими глазами. Ей не потребовалось много времени, чтобы убедиться, что Леви еще смягчил краски.

Позади раздался стук копыт. Никки вспомнила про нападение на Аманду и собралась удрать, но сперва оглянулась посмотреть, кто это. Она узнала гнедую кобылу Леви и вздохнула с облегчением. К тому времени как Леви догнал ее, Никки уже успели принять безразличный вид.

— Доброе утро, — весело приветствовал ее Леви. — Что-то я не видел тебя за завтраком.

— Я завтракала раньше.

— Нельзя ли спросить, куда мы едем? — Мы?

— По-моему, после того что случилось с Амандой Лоувелл, в одиночку лучше не ездить. Мы с Питером обсудили это сегодня утром, и он со мной согласился. С сегодняшнего дня поодиночке никто ездить не должен, никто, понятно? — В его глазах блеснул лукавый огонек. — Так что, если не хочешь, чтобы я ехал с тобой, может, ты согласишься поехать со мной?

— Кентрелл, мне уже двадцать лет. Не надо обращаться со мной как с ребенком.

— Вообще-то я всегда обращался с тобой как со взрослой, даже когда ты вела себя, как маленькая. — Леви тяжело вздохнул.

— Да? А вчера?

— Господи, Никки, вчера ты меня напугала до смерти. Что же еще я мог сделать? Я увидел тебя и решил, что ты сейчас погибнешь, а я ничем не могу тебе помочь! Ты представляешь, что это такое? Может, мне надо было убедиться, что с тобой все в порядке, а может, это мне самому надо было успокоиться, я не знаю. Питер или Эмили сделали бы то же самое, если бы подбежали раньше меня.

— Я просто не думала, что делаю, — сказала Никки. — Я-то знаю.

— Ну, ошиблась. С кем не бывает? Главное, все кончилось хорошо, так что забудь об этом.

— Я все-таки… — она осеклась, глаза ее расширились, — Леви, погляди!

У самой тропы лежал мертвый теленок. Кто-то перерезал ему глотку и содрал шкуру — но клеймо ранчо Чендлеров оставил.

Никки спешилась и склонилась над теленком.

— Что за бессмыслица! Вор не оставил бы мяса, да и шкура с такой дырой никуда не годится. Кто же это натворил?

Леви тоже спешился и осмотрел следы в пыли. Потом покачал головой.

— Не знаю. Но тот, кто это сделал, хотел, чтобы мы это нашли.

— Герман Лоувелл!

— Это еще неизвестно.

— Черта с два! Кому же еще?

Леви поднял голову и окинул взглядом горизонт.

— Может быть тот, кто застрелил лошадь под Амандой?

В следующие несколько дней Никки все больше убеждалась, что Герман Лоувелл начал войну против их ранчо. За теленком последовали поваленные столбы и перерезанная проволока. Питер с Леви только и успевали, что чинить изгородь.

— Опять? — Никки с тоской посмотрела на Питера. — Третий раз за три дня! Если так будет продолжаться, у нас проволоки не хватит.

— Коровы хотят пить, — ответил Питер. — Проволока не пускает их к воде. Людям Лоувелла проволоку порезать недолго, а чинить ее тяжело. Они это знают. А потом, есть еще одна проблема.

— Что он еще задумал, этот Лоувелл?

— Лоувелл здесь ни при чем. Саранча.

— Саранча?

Эти надоедливые насекомые, конечно, портили посевы, но особого вреда никогда не причиняли.

Но, добравшись до ближайшего овсяного поля, Никки поняла, почему Питер и Леви так озабочены. Тысячи насекомых покидали высохшую прерию и перебирались туда, где была пища. Земля словно шевелилась.

— Боже милосердный! — Никки не могла оторвать глаз от этого ужасного зрелища. — И что, везде так?

— На этом поле хуже всего, но они ползут и на другие.

— И что же делать?

— Мы с Питером решили, что ничего не остается, как скосить все на сено.

Никки пришла было в ярость. Ах, они решили! Значит, с ней советоваться уже не обязательно! Но она тут же взяла себя в руки. Дурить некогда. Надо спасти то, что еще осталось от урожая.

— А бобы?

— Бобы они пока не трогают. Может, просто их не любят.

— Как же мы будем сгребать сено, граблей-то нет? — спросила Никки.

— Я думаю, можно будет как-нибудь наладить, — отозвался Леви. — Питер управляется с упряжкой лучше нас с тобой, так что пусть он начинает косить, а мы пока будем чинить грабли.

Исправив изгородь, они тотчас же отправились в сарай, и через полчаса косилка была готова к работе.

— Начнешь с того места, где больше всего насекомых? — спросил Леви, когда Питер влез на козлы.

Питер покачал головой.

«Если у них отобрать еду, они переползут на другое место. Лучше сначала скосить там, где кузнечиков мало».

Леви сперва удивился, потом кивнул.

— Хорошая мысль, — улыбнулся он. — Знаешь, может, тебе удастся когда-нибудь и меня выучить земледелию.

Питер только ухмыльнулся в ответ, стегнул лошадей и отправился на поле. Леви повернулся к Никки.

— Нам тоже пора шевелиться, а то не успеем починить грабли.

Пустив в ход все свое воображение, они наконец сколотили, собрали и связали из остатков граблей нечто, способное их заменить. Никки с трудом удавалось сохранять невозмутимый вид, работая рядом с Леви.

На следующее утро все трое встали на рассвете и отправились в поле. Питер заканчивал косить, а Никки с Леви сгребали то, что было скошено накануне.

Наконец в половине девятого, когда стало слишком темно, измученные лошади и не менее измученные люди вернулись домой. Несмотря на усталость, все трое испытывали чувство законной гордости: это была тяжкая битва, но они вышли победителями.

— Много еще осталось? — спросила Эмили после ужина.

— Меньше половины поля, — ответил Леви, подбирая ломтем хлеба остатки соуса. — Работы на пару часов.

«Я спать пошел. До завтра.» — Питер зевнул, потянулся и встал.

Леви совершенно случайно поднял голову и увидел, как Питер с Лианой встретились глазами. Они обменялись взглядами, Лиана чуть приметно кивнула. Они явно что-то сказали друг другу — интересно бы знать, что?

— О, Господи! — вскричала наутро Никки, выглянув в окно. На поле преспокойно паслось небольшое стадо, подъедая оставшееся в поле сено. — Вон отсюда! — заорала она, выскочив из дома и размахивая руками.

Остальные подоспели ей на помощь, и скотину отогнали обратно в прерию.

— Если этот Лоувелл думает, что ему удастся избавиться от нас с помощью мелкого вредительства, то он сильно ошибается. Чендлеры не сдаются, и пора доказать ему это, — кипятилась Никки.

Она повторяла это все утро. Наконец Питеру это надоело.

«Знаешь, — сказал он, — Лоувелл мог бы поджечь сарай или перестрелять лошадей. Он пока просто играет с нами».

— Ах вот как? Может, мне съездить поблагодарить его за любезность? — Даже жесты Никки выглядели ядовитыми.

«Никки, не дури. Если ты выведешь его из себя, он соберет всех своих людей, и нам придется драться. Нам не выстоять».

— Не уверена. Мы ведь не боимся драться, а Лоувелл на это не рассчитывает.

Питер возвел глаза к небу, покачал головой и удалился. Леви благоразумно оставил свое мнение при себе.

Как и говорил Леви, они управились с сеном еще до полудня. Никки решила, что сейчас самое время почистить упряжь. Она думала, что в сарае никого не будет, и удивилась, увидев Леви, который стоял у единственного окна и брился.

Никки знала, что, когда Леви вернулся, Эмили вынесла бритвенный прибор и зеркало Сайреса в сарай, но как-то не задумывалась об этом. Теперь, глядя на это старое зеркало, знакомое до боли, Никки вспомнила, сколько раз она уговаривала отца купить себе новое.

Тоска по отцу часто настигала ее именно в такие моменты, как теперь, когда Никки меньше всего ожидала этого. Леви намылил щеку и теперь с сосредоточенным видом проводил по коже острым лезвием. Сколько раз она видела, как Сайрес делал то же самое перед этим зеркалом! На глазах у нее выступили слезы.

— Я тебе нужен? — спросил Леви, споласкивая бритву.

— Нет. Я просто хотела почистить упряжь. Ничего, потом зайду.

— Ты мне совсем не мешаешь, — улыбнулся ей Леви. — Закончу — помогу тебе.

— Ну, если хочешь… — улыбнулась в ответ Никки.

Заставляя себя не думать об отце, Никки прошла мимо Леви, сняла со стены тяжелый хомут и принялась чистить кожу седельным мылом.

Наступило уютное молчание, нарушаемое лишь поскребыванием бритвы и шорохом суконки. Боль Никки ослабла, снова превратившись в привычную глухую тоску, и Никки стала разглядывать Леви. В своей рубахе навыпуск, расстегнутой почти до пояса, с закатанными рукавами он выглядел таким близким и домашним. Выгоревшие волосы на руках Леви золотились на солнце, когда он поднял голову, чтобы выбрить шею.

Наблюдая за тем, как Леви бреется, Никки испытывала странное ощущение. Сейчас у нее не колотилось сердце, как тогда, у подъемника. Ей просто стало хорошо и спокойно. Пока она обдумывала это, Леви кончил бриться, стер с лица остатки мыла и вышел выплеснуть воду.

Когда он вернулся, Никки подняла голову и увидела, что он стоит, облокотившись на столик, и улыбается, застегивая рубашку.

— И что смешного?

— Да я не смеюсь. Просто подумал, как здорово это у тебя получается.

— Что «это»? — удивленно нахмурилась Никки.

— Чистить кожу.

— Да это любой дурак может.

— Ничего подобного. — Леви снял с крючка упряжь и уселся напротив. — Одна моя хорошая знакомая чуть не погубила пару ботинок. Она сперва намочила их, а потом попыталась намылить, как простым мылом.

— Что-о? — изумилась Никки. — Она, должно быть, полная идиотка.

— Да нет, просто не знала. Стефани решила, раз это мыло, значит, им и пользуются как любым другим мылом.

Опять Стефани. Господи, как Никки ненавидит это имя!

— Как ты думаешь, она уже в Вайоминге?

— Не знаю. Надеюсь, что да.

Леви с головой ушел в работу и потому не заметил, что Никки прикусила губу и принялась ожесточенно тереть хомут.

— Никки, погляди-ка, — неожиданно сказал он. — Вот почему Оскар взбесился. Острый конец впился ему в кожу, когда ты стала отстегивать пряжку.

Никки увидела металлическое кольцо, лежавшее на ладони Леви, и глаза ее расширились.

— Надо же, сломалось. Интересно, как это Питер не заметил — он ведь проверял упряжь на той неделе.

— Оно не сломалось, Никки. Его разрезали.

 

25

Наутро Никки подняли с постели звуки выстрелов. Она вскочила, схватила винтовку и бросилась на улицу. Выскочив во двор, она увидела Леви, который выбежал раньше ее.

Она догнала Леви у дальнего конца загона. Восток только-только зарозовел.

— Что происходит?

— Плохо дело, — мрачно ответил Леви, глядя на север.

Никки посмотрела в ту же сторону и ахнула. Было еще плохо видно, но она все же разглядела, что с полсотни коров мчались через бобовое поле, начисто вытаптывая драгоценный урожай. Позади очумевшего стада скакали трое всадников, которые стреляли в воздух и орали.

— Ах вы, твари вонючие… — Никки перехватила винтовку поудобнее и двинулась было вперед, намереваясь как-то помешать вторжению.

— Слушай, этих коров теперь не остановить, стреляй не стреляй. Слишком поздно. — Леви схватил ее за руку.

— Какого черта! — Никки яростно обернулась к нему. — Ты что, думаешь, я буду стоять и смотреть…

— Господи Иисусе! Никки, берегись!

Не успела Никки понять, в чем дело, как Леви схватил ее и прижал к изгороди. И в тот же миг они оказались в густом облаке пыли. Никки почти ничего было не видно из-за широкой груди Леви, но по мычанию и топоту она поняла, что, если бы не он, она оказалась бы под копытами обезумевшего стада.

Несколько секунд — и коровы промчались мимо. Просвистела пуля. Леви напрягся, ожидая, что следующая попадет ему в спину. Рядом раздался выстрел, и оба повернули голову в ту сторону. В десяти ярдах от них стоял Питер, перезаряжая винтовку. Всадники промчались мимо дома и скрылись из виду. Ни Леви, ни Никки не пришло в голову, как Питер узнал о происходящем — они слишком радовались, что он прогнал наглецов, чтобы обратить на это внимание.

Никки вздохнула с облегчением и только теперь почувствовала, что прижимается к голой груди Леви. Его теплая кожа, покрытая темными курчавыми волосами, пахла мылом и сеном, на котором спал Леви. Приятно пахла. Даже слишком приятно.

— Ты не одет, — сердито сказала Никки.

— Ты тоже. — Леви разжал объятия и отступил. Он был прав. На Никки ничего не было, кроме тонкой летней ночной рубашки, так что выглядела она ничуть не приличнее Леви, который едва успел натянуть штаны. — Ничего, зато свежим мясом на пару дней мы обеспечены, — вздохнул Леви. — Жаль, что так жарко. Долго оно не продержится.

Удивленная Никки посмотрела туда же, куда и он, и только теперь увидела подстреленную корову. Корова лежала между домом и сараем. Подстрелил ее, видимо, Питер. Питер присел на корточки рядом с ней, к нему подошли Эмили и Лиана. Питер поднял голову — вид у него был ужасно недовольный — и махнул Леви и Никки.

Одного взгляда было довольно. На боку коровы красовалось клеймо Чендлеров.

— Наша! — вскричала Никки. — Эти подлые, мерзкие койоты загнали на наше поле нашу же собственную скотину!

Никки и так кипела от злости — надо же, какая подлость! А что с ней стало, когда она увидела бобовое поле! На перепаханной земле торчало лишь несколько сломанных стебельков. Она несколько минут молча глядела на разоренное поле, потом развернулась и зашагала к дому.

Леви не понравился ни ее решительный вид, ни выражение ее лица. Судя по всему, она была готова устроить такое…

— Ты куда? — он пристроился рядом и зашагал в ногу с ней.

— Не твое дело. Одеваться.

— Зачем?

— А как ты думаешь? — Никки яростно обернулась к нему. — Я еду разбираться с Германом Лоувеллом и его компанией.

— Никуда ты не поедешь.

— Поеду! И ты меня не удержишь!

— Никки, ты же не настолько глупа. Какие у тебя доказательства, что это сделал Лоувелл?

— Никаких. И что это он испортил сбрую Оскара — тоже не докажешь. Но я отучу его лазить к нам и делать все, что заблагорассудится.

— И что же ты собираешься делать?

— Не знаю. Но если он хочет войны, он ее получит.

Леви схватил ее за руку и развернул лицом к себе.

— Никки, у Лоувелла двенадцать работников. Если ты туда отправишься вот так, тебя просто убьют, вот и все. А потом они явятся за твоей семьей. Ты подумала, что будет с Лианой, с тетей Эмили? Долго ли мы с Питером сможем защищать их?

Если бы можно было убивать взглядом, Леви был бы уничтожен на месте. Его опалило яростью, полыхавшей в глазах Никки. Она молча вырвала у него руку и отвернулась.

— Попробуй подумать о других, а не только о себе! — крикнул ей вслед Леви.

Никки знала, что Леви прав, хотя ей ужасно не хотелось признавать этого. Германа Лоувелла ей не одолеть. Но надо же как-то остановить его! Люди Лоувелла погубили единственное поле, которое еще могло принести доход. Конечно, через неделю саранча и до него бы добралась, но не в этом дело.

После того, что Леви обнаружил вчера в упряжи Оскара, ни на что нельзя положиться. А что сделает Лоувелл завтра? Сарай подожжет? И вдруг Никки поняла, что надо делать. План составился мгновенно, и она едва удержалась, чтобы не запрыгать от радости.

На следующее утро Никки взяла винтовку и на цыпочках выбралась из дома за час до рассвета. Дни стояли жаркие, но по ночам в прерии было прохладно, и Никки слегка дрожала в своей куртке. Когда она проходила мимо сарая, лошади в загоне забеспокоились, но Леви, по-видимому, не проснулся.

Минут через пятнадцать Никки пробралась через изгородь и спряталась в зарослях полыни. В сумерках ее было почти незаметно. Никки устроилась поудобнее и стала ждать. Незадолго до рассвета оказалось, что ждала она не напрасно.

Трое всадников ехали в ее сторону, не предполагая, что за ними следят.

— А я говорю, надо с ними сквитаться. В конце концов, это ведь меня глухарь чуть не пристрелил.

— Не, Бак, — проблеял другой, — мистер Лоувелл сказал, чтоб без трупов.

— Чего мистер Лоувелл не знает, то его не касается, верно? — высокий всадник остановился у изгороди. — А потом, я и не говорил, чтобы убивать его — просто вздуем хорошенько, как появится в городе.

— Не знаю, Бак. Он тебя здорово отделал в тот раз, когда мы хотели побаловаться с девкой. — Тот, что поменьше, наклонился перерезать проволоку.

Когда Никки поняла, кто эти трое, ее охватил гнев. Вместо того чтобы подождать, пока они перережут проволоку, чтобы иметь доказательства, она встала и разрядила винтовку в ближайшего ковбоя.

Тот испуганно взвыл и полетел наземь.

— Ба-ак! Хлыст! Помогите! Подо мной лошадь подстрелили!

Не успела Никки загнать в ствол новый патрон и выстрелить еще раз, кто-то из товарищей втащил Малыша к себе на лошадь, и все трое галопом умчались во тьму, беспорядочно паля во все стороны. Никки выстрелила еще раз, больше для острастки — было темно.

Она с раскаянием созерцала убитую лошадь, когда появился Леви.

— Черт, я так и знал, что ты выкинешь какую-нибудь глупость! — заорал он, тряся ее за плечи. — Тебе хоть кол на голове теши! Выдрать бы тебя, да, боюсь, толку не будет! — Он подхватил ее и буквально швырнул на Леди, потом вскочил сам.

— Сиди дома и носу не показывай, а я поеду, попробую уладить дело.

— Уладить? — взвизгнула Никки. — Да ведь он же виноват, а не мы!

— Сила на его стороне, и только полный идиот станет бороться с ним.

— Это, значит, я идиотка?

— Если угодно. — Леви крепче прижал ее к себе, словно боялся, что она спрыгнет на ходу. — Как ты думаешь, Герману Лоувеллу понравится, что ты застрелила его лошадь?

— Я не хотела убивать лошадь. — Никки вызывающе вскинула голову. — Я целилась во всадника. Просто было темно.

— А, ну тогда другое дело, — ядовито отозвался Леви. — Конечно, Лоувелла больше устроит, если ты будешь убивать его людей.

К этому времени они подъехали к дому, и Леви довольно невежливо спустил Никки наземь.

— Убирайся в дом и сиди, пока я не вернусь, а не то, клянусь Богом, я тебя так вздую, что неделю сидеть не сможешь.

— Как ты смеешь! — взорвалась Никки. — Кто ты такой? Ты здесь батрак, наемный работник! Я тебя в любой момент могу выставить.

Леви наклонился и посмотрел на нее в упор.

— Никки, не плюй в колодец! — тихо сказал он.

Ехидный ответ замер у нее на губах. Никогда еще не видела она его таким разгневанным. Его точеные черты словно окаменели, и в глазах его горел огонь, не допускавший возражений. Куда делся ее добрый веселый друг? Теперь он был почти страшен. Она без единого слова повернулась и отправилась в дом.

По дороге на соседнее ранчо Леви быстро остыл. На самом деле Никки не виновата. Ну, не может она сидеть и ждать. К сожалению, Леви понимал не только ее, но и ее противников. У Никки, конечно, есть законные права на Ивовый ручей, но ведь Герман Лоувелл поселился там лет за пятнадцать до приезда Сайреса Чендлера. Лоувеллу пришлось бороться с хищниками, с морозами, с засухой, с враждебно настроенными индейцами, строить свои владения на пустом месте. И он чувствовал, что имеет право на этот ручей. Прием, который был оказан Леви, когда он привез Аманду домой, не предвещал ничего хорошего для его сегодняшней поездки. Лоувелл вполне может пристрелить его, как только увидит.

Леви прищурился, глядя на восток, где всходило солнце. Интересно, люди Лоувелла уже добрались домой? Он не забыл, как Аманда обмолвилась насчет того, что люди с ранчо следят за фермой Чендлеров. Лоувелл знает о каждом их шаге, и ему, конечно, известны все их уязвимые места. Пока что люди Лоувелла только пакостили. Чего ради он медлит? Зачем ему это? Странно, что он до сих пор не выставил Чендлеров.

И для Чендлеров, и для Лоувелла вода была дороже золота. Никки с Питером надо поливать поля с люцерной и пастбище, на котором их скот должен кормиться всю зиму. С другой стороны, если Герман Лоувелл не пробьется к воде, он потеряет тысячи голов скота. Тот, кто владеет источником, владеет и всем Ивовым ручьем.

Если бы можно было найти возможность пользоваться им вместе… Если бы… вдруг на него снизошло мгновенное озарение. Он нашел выход.

 

26

Леви въехал во двор. Ранчо казалось пустым, только у коновязи перед домом стояли две лошади. Леви скользнул взглядом по окнам, и его внимание привлекло движение в одном из них. Он пригляделся внимательнее, но никого не увидел.

Леви спрыгнул наземь у коновязи. Взять винтовку или оставить? Наконец он все же решил захватить оружие с собой. Конечно, Лоувелл может принять это за угрозу, но зато Леви, в случае чего, не окажется беззащитным.

Он постучал, и дверь тут же открылась. На пороге стояла Аманда Лоувелл. Значит, это она смотрела, как он въезжал во двор? Наверно. Ее блузка была полурасстегнута, словно она одевалась второпях. Леви тихонько вздохнул. Ну почему эта Аманда так увлечена им, а вот Никки он совершенно безразличен?

Аманда ослепительно улыбалась, глаза у нее блестели.

— Мистер Кентрелл! Какой сюрприз! Да еще в такую рань?

— У меня есть дело к вашему отцу.

— К отцу? — Аманда сникла, явно разочарованная. — Он, кажется, в кабинете… — Она снова просияла. — Вы завтракали? Может, составите мне компанию, пока будете ждать папу?

— Нет, — он улыбнулся, как бы извиняясь. — Спасибо большое, но дело у меня довольно спешное.

Она прислонилась к перилам, изящно облокотилась на колонну и посмотрела на него прозрачно-голубыми очами.

— Ну, может, в другой раз… — томно протянула она.

Ее ухищрения выглядели такими простодушными, что Леви едва не рассмеялся, но сдержался.

— А ваш отец?

— О-о… — Аманда опустила глаза и оставила свою соблазнительную позу. — Он, должно быть, занят, но вы, наверно, можете к нему зайти, если вам очень надо.

Она тряхнула головой и устремилась в дом. Леви снял шляпу и вошел следом.

Дом и снаружи был хорош, но внутри — просто замечательный. Проходя вслед за Амандой через большие, уютные комнаты, Леви видел натертые деревянные полы, яркие ковры и элегантную мебель. К тому времени как они подошли к тяжелой двери в дальнем конце дома, Аманда успела оправиться от разочарования и снова обратилась к Леви:

— Может, выпьете со мной кофе, когда закончите свои дела с папой?

Леви не хотелось обижать ее, и он сделал печальное лицо.

— Боюсь, что сегодня не успею. Аманда со вздохом отворила дверь в отцовский кабинет.

— Папочка, извини, тут к тебе мистер Кентрелл.

Герман Лоувелл сумел скрыть удивление и спокойно приветствовал гостя.

— А, мистер Кентрелл. Какое интересное совпадение. Мои люди как раз рассказывали, как на них напали полдюжины людей с ранчо Чендлеров.

— Полдюжины? — фыркнул Леви. — Там была одна юная леди, которая к тому же не очень хорошо стреляет. Никки не понравилось, что ваши ребята снова собирались испортить изгородь.

Лоувелл глянул на троих ковбоев, переминающихся с ноги на ногу у стола. Под его пристальным взглядом они смутились и опустили глаза. Лоувелл снова повернулся к Леви.

— Я что-то сомневаюсь, мистер Кентрелл, что вы приехали лишь затем, чтобы уличить моих людей во лжи.

— Это верно. У меня к вам деловое предложение. — Леви смотрел ему прямо в глаза. — Его стоит обсудить наедине.

Лоувелл посмотрел на винтовку в руках Леви, потом взглянул в его глаза.

— Ладно. — Он знаком удалил людей из комнаты. — Но я не привык говорить о делах под прицелом, — продолжал он, когда дверь захлопнулась.

— Я тоже. Так что, если вы положите вашу пушку так, чтобы я ее видел, я отложу свою.

Лоувелл вынул руку из-под стола и положил на него свой шестизарядник.

— Вы наблюдательный человек.

— Стараюсь.

Леви поставил винтовку к стене и сел напротив Лоувелла.

— Я так понимаю, вы решили принять мое предложение насчет работы, — сказал Лоувелл.

— Как? — удивился Леви. — В прошлый приезд сюда мне показалось, что оно отменяется.

— Ах, да! — Лоувелл, кажется, немного смутился. — Наверно, мне следует извиниться. Я не разобрался. Дочка вас ждала все эти дни, но, по-моему, вы приехали не из-за нее.

— Нет. Я приехал поговорить о воде.

Лицо Лоувелла стало суровым.

— Слушайте, Кентрелл, я уже говорил вам, что вы с этой девчонкой, на которую работаете…

— А что, если я знаю способ сделать так, чтобы воды хватало на оба ранчо? — перебил его Леви.

— А мне какое дело? — нахмурился Герман Лоувелл. — Я и так могу завладеть источником в любое время.

— Это правда, и я удивляюсь, почему вы до сих пор этого не сделали. Я так понимаю, что вы почему-то не хотите причинять вреда Никки Чендлер. Почему — понятия не имею, мне это безразлично, но есть способ договориться.

— Хорошо, Кентрелл. Я слушаю.

— Надо поставить насос.

— Что?

— Разрешите? — Леви указал на перо и чернильницу. Лоувелл кивнул и наклонился к Леви. Тот быстро начертил холм, из-под которого бил источник, и на вершине холма поставил крестик. — Сперва надо вырыть здесь колодец, чтобы добраться до грунтовых вод, которые питают источник, — объяснял он, продолжая рисовать. — Колодец надо снабдить насосом, который будет качать воду вот в эти поилки для лошадей. Вода наполняет поилки до отверстий и течет по трубам обратно в русло.

— Не пойдет.

— Почему?

— Если там есть вода, это не значит, что можно до нее докопаться. — Лоувелл покачал головой. — А потом, все это потребует много времени, а вода нужна срочно.

— Если ваши люди помогут, можно было бы управиться за несколько дней.

— Мои люди — ковбои, а не крестьяне. Если у меня хватит глупости приказать им копать колодец или строить насос, они меня бросят. А потом, они мне нужны, чтобы перегонять мой скот к тем источникам, что еще не пересохли.

— Без Ивового ручья вашим людям трудновато будет найти достаточно воды. — Леви отложил перо и откинулся на спинку стула. — А чтобы избавиться от Никки Чендлер, вам придется убить ее. Лично мне кажется, что вам не хочется иметь на совести ее смерть. А кроме того, чтобы убить ее, вам сперва придется убить меня, а это не так-то просто.

Герман Лоувелл вздохнул и поглядел в окно. Да, Кентрелл был прав. Меньше всего ему хотелось причинить вред дочери Саманты. Она была слишком похожа на женщину, которую он любил.

— Ладно, Кентрелл. Даю вам три недели. Но потом я доберусь до воды так или иначе.

— Три недели! Но ведь это…

— Три недели или ничего.

Леви на большее и не рассчитывал.

— Хорошо. Только отзовите своих людей. Мы никогда не управимся с этой работой, если нам придется тратить по полдня на починку изгороди.

— Согласен.

— И чтобы нам больше не портили упряжь и не гоняли скотину.

— В чем вы меня обвиняете? — Лоувелл опять нахмурился.

— Ни в чем. Я только хочу, чтобы больше не было всяких несчастных случаев. А то у Чендлеров последнее время такое творится — просто злой рок какой-то.

— Хорошо. Если что-то снова случится, знайте, что я здесь ни при чем. Даю вам слово.

Тут дверь отворилась, и вплыла Аманда с подносом.

— Джентльмены, я подумала, что вам захочется выпить кофе во время беседы. — Она бросила на Леви нежный взгляд и кокетливо опустила ресницы. — Надеюсь, вам понравятся кексы, мистер Кентрелл.

Леви встал и взял шляпу и винтовку.

— Благодарю за заботу, мисс Лоувелл, но мне пора.

— Но это всего несколько минут!

— И рад бы задержаться, да не могу.

Он улыбнулся и вышел. Отец с дочерью проводили его взглядами.

— Боюсь, ты ему безразлична, Аманда, — вздохнул Лоувелл. — А какой замечательный зять вышел бы из этого Леви Кентрелла!

По дороге домой Леви меньше всего думал о женитьбе и Аманде Лоувелл. Три недели! Господи, да разве можно построить насос за три недели? Его еще и не достанешь!

И вместо того, чтобы поехать домой, Леви отправился прямиком в лавку Адамсов. Миссис Адамс приветствовала его обычной дружелюбной улыбкой.

— Доброе утро, мистер Кентрелл. Что вам угодно?

— Много ли времени понадобится, чтобы заказать ветряной насос?

Миссис Адамс расплылась в улыбке.

— Вы знаете, у нас как раз есть один, лежит в задней комнате. Фред Соумс заказал его, а сам смотал удочки.

Леви впервые почувствовал надежду. «Может, и успеем», — подумалось ему.

— А сколько?

— Надо посмотреть, но, насколько я помню, что-то около трехсот долларов.

— При себе у меня денег нет, но я, скорее всего, куплю его. Оставьте его за мной, ладно? — попросил Леви.

— Конечно, мистер Кентрелл! Мы его и не распаковывали, до сих пор никто не спрашивал.

— Спасибо, миссис Адаме. Я приеду.

Леви кивнул ей и вышел. Хм, триста долларов — деньги немалые. Он подумал было послать брату телеграмму, но потом отказался от этой мысли. У Коула, скорее всего, не найдется столько наличными. Нет, единственный способ достать деньги вовремя — это найти золото, что осталось после Сайреса. Но где оно? Леви раздумывал над этим всю дорогу, но ничего путного в голову не пришло.

Едва ступив на порог, Леви понял, что его не ждет ничего хорошего. Никки только увидела его и тут же вышла, хлопнув дверью. Эмили вздохнула и налила Леви кофе.

— Она просила передать вам, что больше с вами не разговаривает.

Леви печально улыбнулся и сел за стол.

— И все? Я-то думал, она меня пристрелит. — Он отхлебнул кофе, поднял глаза на Эмили. — Вы были с Сайресом, когда он умер?

— Да, мы все были с ним.

— Он ничего не сказал перед смертью?

— О чем?

— Не знаю. — Леви пожал плечами. — Что-нибудь насчет тайника или золота…

— Господи! Нет, ничего такого он не говорил.

— Я надеялся, что он сказал кому-нибудь, и думал, что если он кому и открыл, так это вам, — вздохнул Леви.

И Леви вкратце рассказал Эмили всю историю про золото, а потом объяснил, зачем понадобились деньги.

— Оно должно быть где-то в легкодоступном месте, иначе он не смог бы достать его, — задумчиво сказала Эмили. — С другой стороны, оно спрятано так, что случайно наткнуться на него невозможно. Давайте поищем — может, и найдем.

И начались поиски. Они шарили повсюду, но без толку. Наконец стемнело, и пришлось отложить это на завтра.

Леви пытался рассказать Никки, о чем он договорился с Германом Лоувеллом, но она не обращала на него внимания. Наконец он отправился спать в сарай, поклявшись себе, что уж завтра-то непременно до нее достучится.

 

27

Эмили достала сковороду из печки.

— Вот вам ваши гренки.

— Я прямо с голоду умираю. Скоро мы завтракать будем? — спросила Никки.

— Как все соберутся, так и сядем. Леви пошел доить с полчаса назад, а вот Питера с Лианой что-то не видно, не слышно.

— Пойду приведу. — Никки отломила кусок гренка и направилась к двери. — Небось спят до сих пор.

По дороге Никки размышляла; что такое Леви хотел ей сказать вчера вечером. Вроде бы что-то насчет Германа Лоувелла. И, похоже, что-то важное. Наверно, придется сегодня сменить гнев на милость. Нет, она его, конечно, не простила. Она ему покажет, как ее воспитывать!

Никки отворила дверь Питера и застыла на пороге. Несмотря на полумрак, ошибиться было невозможно: на плече Питера покоилась голова Лианы. Не открывая, глаз, Питер поцеловал Лиану в лоб и притянул поближе. Не замечая остолбеневшей Никки, он улыбнулся и снова уснул.

Никки окаменела. Выйдя из оцепенения, она выбралась на улицу и, задыхаясь, прислонилась к бревенчатой стене. Колени у нее подломились, и она опустилась на землю, борясь с внезапной тошнотой. Воспоминания нахлынули, помрачив разум и стиснув сердце.

Когда-то она как раз обнаружила в стогу трех котят, и вдруг за спиной послышался голос матери. Надо спрятать находку! Никки юркнула в дальний угол чердака. Но мать была не одна. Вместе с ней в конюшню вошел Герман Лоувелл.

— Саманта, ты с ума сошла? Нас человек десять видели вместе! Ты что, не могла дождаться четверга? Привезла бы Никки, как обычно, поиграть с Амандой…

— Это слишком важно, Герман, я не могла ждать.

— Ну ладно. — Он вздохнул. — Так в чем дело?

— Я беременна.

— Что-о?

— Что слышал. У меня будет ребенок.

— Черт побери!

— Не чертыхайся.

— Извини, это от неожиданности. — Он помолчал.

— А не может быть, что это ребенок Сайреса?

— Д-да. Может.

— Ты что, спала с нами обоими?

— Он мой муж, Герман. Не могу же я отказывать ему.

— Черт возьми, а почему бы и нет? Моя жена мне частенько отказывала! — Потом он вздохнул. — Прости, Саманта. Это было нехорошо с моей стороны.

— Что же нам делать? — спросила Саманта, обвив его шею руками.

Лоувелл прижал ее к себе.

— А что мы можем теперь сделать?

— Я могла бы оставить Сайреса и выйти за тебя замуж.

— Ты хочешь развестись с ним?

— Ну да, ведь это возможно!

— Это очень долго. Ребенок родится задолго до того, как мы сможем пожениться. Подумай, что скажут люди.

— А мне плевать, что они скажут! А потом, какие тут люди, в этом вшивом городишке!

— А дети? Аманде и Никки придется жить с этим клеймом, не говоря уж о малыше.

— Аманда уже достаточно большая, чтобы отправить ее в тот пансион, о котором ты говорил, а Никки может остаться с отцом — мне все равно.

— А малыш?

— Если все будут знать, что ты его отец, кто посмеет сказать что-нибудь?

— А если я ему не отец? Нельзя же отнимать у человека его ребенка? Сайрес заслуживает лучшего.

— Ах, Сайрес заслуживает лучшего? — Саманта вырвалась из рук Лоувелла. — И тебе больше нечего сказать? Все эти годы я спала с тобой, а теперь ты вдруг заботишься о нем больше, чем обо мне? А обо мне ты подумал, Герман? Ты подумал, чего хочу я?

— Саманта… — начал он, коснувшись ее руки.

— Не трогай меня! — она отшвырнула его руку. — Я-то думала, что ты меня любишь, а на самом деле ты просто воспользовался мной!

— Это неправда!

— Тогда почему ты не хочешь на мне жениться?

— Но ведь тебе придется оставить семью! Ты об этом подумала?

— Семью! — Саманта отрывисто рассмеялась. — Да они только и думают, что о своей ферме. Боже, как я от них устала — выть хочется! Я ненавижу этого чумазого фермера! Я ненавижу свою дочь, которая больше интересуется лошадьми, чем своим внешним видом! У меня с Амандой больше общего, чем с Никки. Да я хоть сейчас ушла бы от них не оглядываясь. В этой семье мне нет места.

— Саманта, по-моему, ты преувеличиваешь.

— Да тебе просто все равно, правда, Герман? И все эти разговоры о любви — все это было вранье? Ну и прекрасно! Проживу и без тебя! — Голос у нее дрожал, в глазах стояли слезы. Она повернулась и бросилась на улицу. — Поищи другую дуру греть тебе постель! — крикнула она с порога.

— Саманта! Подожди!

Он рванулся вслед за ней, но поздно. Она исчезла.

Леви шел завтракать и наткнулся на Никки. Она сидела под стеной и всхлипывала. Он присел на корточки.

— Никки, что случилось? Болит что-нибудь?

Никки не отвечала. Не отозвалась она и тогда, когда на помощь явилась тетя Эмили. Казалось, она вообще не замечала их до тех пор, пока Леви не оторвал ее руки от лица.

— Никки, объясни, что случилось!

— Питер… — выдавила она наконец.

— Надо пойти посмотреть, — сказала Эмили и быстро ушла в пристройку. Вскоре Леви услышал, как отворилась дверь, а потом раздался возглас Эмили: — Боже мой!

Боясь, что Лоувелл нарушил слово и снова что-то натворил, Леви вскочил и бросился в комнату Питера. Он ожидал увидеть что угодно, только не то, что предстало его взору.

Питер держал в объятиях Лиану, которая всхлипывала, уткнувшись ему в плечо. Питер исподлобья вызывающе смотрел на Эмили и Леви, словно говоря: «Ну и что вы нам сделаете?»

Леви вытащил Эмили из комнаты и плотно прикрыл за собой дверь.

— По-моему, им надо побыть одним. Сейчас мы больше нужны Никки.

Эмили уставилась на него невидящими глазами.

— Лиане ведь только семнадцать…

— Да, но они с Питером сами между собой разберутся. А вот с Никки что-то неладное, надо ей помочь. — Эмили! — Леви повысил голос. — Наверно, надо перенести Никки в дом?

Эмили опустила глаза и посмотрела на свою племянницу. Внезапно она словно очнулась.

— О Господи, Никки! Да-да, конечно, отнесите ее в дом. Сейчас схожу поищу что-нибудь.

Леви взял Никки на руки и отнес ее в спальню. Он бережно уложил ее на кровать и сел рядом.

— Никки! Никки, послушай…

Но Никки повернулась на бок и продолжала судорожно всхлипывать. Она, казалось, не слышала его. Леви беспомощно смотрел на нее и не смел даже прикоснуться, боясь навредить.

Наконец Эмили принесла чашку с каким-то отваром и сунула ее Леви.

— Не подержите?

Потом, к великому изумлению Леви, отняла руки Никки от лица и дала ей пару увесистых пощечин. Не успел Леви возмутиться, как Никки удивленно моргнула и уставилась на тетушку.

— Тетя Эмили? — спросила она дрожащим голоском.

— Вот так оно лучше, — кивнула Эмили и взяла у Леви чашку с отваром. — Вот выпьешь этот чай, и все будет в порядке.

Никки послушно села и выпила лекарство. Потом зажмурилась, пытаясь сдержать слезы.

— Никки, — мягко сказала Эмили, — объясни, что случилось.

— Питер ее обидел. Лиана ему доверилась, а он… он… — Никки снова спрятала лицо в ладонях. — Господи, он такой же, как другие.

— Кто это «другие»?

— Герман Лоувелл.

Эмили с Леви обменялись озабоченными взглядами.

— Никки, я не понимаю, при чем здесь Герман Лоувелл?

— Он… они с моей матерью были любовниками. Я однажды видела, как они лежали вместе… как Питер и Лиана… А потом она забеременела, и он ее бросил.

— Так Джонни был сыном Германа Лоувелла? — ахнула Эмили.

— Она… она не знала, она с-спала с ними обоими — и с мистером Лоувеллом, и с папой.

— Откуда ты это знаешь, Никки?

— Я однажды слышала, как мама с Германом Лоувеллом ссорились. Она… она сказала, что ненавидит нас… нас с папой. И… и Лиана с Питером тоже будут ненавидеть меня…

— Да нет, радость моя, что ты! — Эмили обняла Никки. — Лиана с Питером просто очень любят друг друга. Ты же видела, как им хорошо вместе. — Эмили сама только теперь вспомнила это и удивилась, как это она раньше ничего не замечала. — Но от этого они не станут меньше любить тебя. Если ты кого-то любишь, это не значит, что всех остальных ты любить перестаешь.

— А моя мама, она…

— Твоя мама была испорченной женщиной, — вздохнула Эмили. — И, боюсь, я виновата в этом не меньше других. В детстве Саманта была такая славная, такая хорошенькая, мы баловали ее и старались всячески угодить. А когда она повзрослела, она уже привыкла, что все ее желания исполняются — и не дай Бог встать ей поперек! Если, бывало, что не по ее, она такое устраивала! У нее была дурная при вычка говорить людям гадости, даже когда она на самом деле этого не думала.

— Думала. Теперь все понятно. Когда Джонни родился, она все говорила, что она, мол, только ради него и живет. Мне было все равно — это был мой братишка, мой, понимаете? Я его любила, — Никки сморгнула слезы. — Мне было все равно, кто его отец: Герман Лоувелл или нет. А маме было не все равно. Однажды ночью они ужасно поссорились из-за этого. Они думали, что я сплю и не слышу. Папа сказал, что он считает Джонни своим сыном и она с этим ничего не сделает. А через несколько дней я встала утром, подошла к кроватке — а он уже холодный и застыл весь. Он умер ночью. А ведь он даже не болел совсем. И сразу после этого мама уехала.

— Никки, — сказала Эмили, — но ведь ты-то ни в чем не виновата.

— Я знаю. Мама виновата. То, что они делали с Германом Лоувеллом… это плохо, а я… я такая же, как она… — Голос у Никки прервался, и по щекам снова покатились слезы.

— Что ты, милочка, не говори глупостей!

— Я… я похожа на нее, и мне… мне понравилось, когда Леви по… поцеловал меня…

Эмили погладила племянницу по щеке.

— Ну что ты, девочка моя! Неудивительно, что тебе понравилось, когда Леви поцеловал тебя. Это вполне естественно — радоваться, когда тебя целует тот, кого ты… кто тебе небезразличен. То же самое было с Питером и Лианой.

— Значит, вы не сердитесь?

— Сержусь, конечно. Лучше бы они этого не делали.

Эмили прижала Никки к себе. Она вдруг вспомнила подозрения, которые возникли у нее в ту ночь, когда Леви заболел. Если она верно угадала, Никки с Леви не только целовались. Какие же муки терпела она все это время, бедняжка!

— В том, что было между Питером и Лианой, нет ничего грязного и дурного. Это вполне естественно. Когда люди любят друг друга, это часто бывает. Иногда это получается как бы само собой. На самом деле это прекрасно. Конечно, я предпочла бы, чтобы они подождали немного, но я их от этого люблю не меньше.

— Но моя мать, она была плохая. И я вся в нее. Как я ни стараюсь, я не могу отделаться от этого. Я всегда пробуждала худшее в мужчинах, даже когда постриглась и стала носить штаны. — Она вытерла глаза кулаком и вздохнула. — Те ковбои с соседнего ранчо сразу поняли, кто я такая.

— Никки! — голос Леви был наполнен болью. — Это же неправда! Ты не виновата. Эти гады с любой женщиной сделали бы то же самое.

Никки подняла голову и посмотрела на него в упор.

— Да? А ты?

Леви словно ударили под дых. Перед ним промелькнули воспоминания: как Никки сначала прильнула к нему, а потом ударила его; как она сидела над ним, когда он был болен, слушая, как он поминает в бреду имена других женщин; как она дала ему поцеловать себя на прощание, а потом долго смотрела вслед; как она чуть не пристрелила его, когда он вернулся на месяц позже… Неудивительно, что она не доверяет ему. Не хватало только признаться, что он поцеловал ее потому, что не мог устоять.

— Я поцеловал тебя не потому, что считал тебя легкодоступной женщиной. Я это сделал потому, что ты очень дорога мне. Я ценю нашу дружбу.

— Дружбу… — Никки усмехнулась и пожала плечами. — Что ж, если хочешь, можешь называть это дружбой.

— Ну ладно, дело не в дружбе. — Леви вздохнул. — Понимаешь, мне тридцать два года, и я повидал всяких женщин. Сталкивался и с распущенными. Но ты не из таких. Иначе я бы знал, можешь мне поверить.

Никки встала, подошла к окну и постояла, глядя во двор. Наконец она обернулась и посмотрела на тетю.

— Так что же вы собираетесь делать с Питером и Лианой?

— Я… я даже и не знаю. Все это так неожиданно…

— Может, для начала пойдем позавтракаем? — предложил Леви. — Трудно принимать решения на пустой желудок.

Эмили с облегчением кивнула и отправилась на кухню.

— Мне осталось только сварить яйца, — сказала она на ходу. — Приходите.

Они только успели сесть за стол, как за дверью послышались шаги Питера и Лианы. Дверь была чуточку приоткрыта, и все трое хорошо слышали голос Лианы:

— Я знаю, Питер, но нельзя же просто взять и послать их подальше! Это ведь моя мама, и Никки…

Наступило молчание — очевидно, Питер отвечал знаками.

— Питер, это же неправда. Мы ведь знали, что поступаем нехорошо. Помнишь, мы даже пытались остановиться? Ну вот, заварили кашу — надо расхлебывать… Нет-нет, говорить буду я… Ты какой-то бешеный. Ты только все испортишь… Слушай, нам и так хватит неприятностей. Если ты еще…

Тут наступила долгая пауза, а потом послышался голос Лианы, почему-то немного хрипловатый:

— Питер, так нечестно. Ты же знаешь, что я права, и вместо того чтобы согласиться, ты целуешься…

Последовала еще более длительная пауза. Сидящие за столом переглянулись. Леви чуть заметно усмехнулся, но Эмили с Никки были не уверены, что это так уж смешно.

Наконец Лиана произнесла почти шепотом:

— Да, я знаю. Я тебя тоже люблю.

Вскоре дверь распахнулась, и они вошли, рука об руку. Питер держался вызывающе, а у Лианы был такой вид, словно она попалась на краже варенья.

Эмили улыбнулась так, словно ничего не случилось.

— Доброе утро. Проходите, садитесь. Завтрак стынет.

Питер с Лианой неуверенно переглянулись и заняли свои места. Эмили встала и подошла к плите.

— Кофе?

— Да, пожалуйста…

Пока Эмили разливала кофе, Лиана не поднимала глаз от своей тарелки.

— Мама, не надо! — вдруг воскликнула она, вскочив на ноги. — Я знаю, что ты думаешь. Это неправда. Нам с Питером было очень хорошо, но тебе этого все равно никогда не понять, так что скажи, как вы нас накажете, и все!

Эмили обернулась и посмотрела в глаза дочери. Она ничего не сказала — лишь по дрожащему подбородку да боли в глазах можно было догадаться, какой беспомощной она себя чувствует.

Наконец Леви нарушил молчание.

— Я могу придумать для вас лишь одно наказание, — произнес он мрачным голосом, — но оно весьма суровое. — Он отхлебнул кофе и глянул на провинившихся поверх чашки. — Хуже может быть только смертный приговор.

Питер и Лиана испуганно переглянулись.

— А… — Лиана нервно прокашлялась и начала снова: — А какое?

— Насколько я понимаю, вас следует поженить, и чем скорее, тем лучше!

Поженить! У Никки оборвалось сердце, когда до нее дошел смысл слов Леви. Если бы Леви знал о той ночи, которую он провел с Никки, он, наверно, тоже решил бы, что ему следует жениться на ней. Она не хотела этого, а все же вышло так, что она воспользовалась своим телом как ловушкой для мужчины.

 

28

— Еще одну, Лиана!

Никки застегнула последнюю атласную пуговку и отступила назад полюбоваться на свою работу.

— Нет, тридцать две пуговицы — это, конечно, смешно, но смотришься ты великолепно.

Лиана провела рукой по пышной юбке своего венчального платья и рассмеялась.

— Великолепно смотрится платье твоей матушки!

— Нашей бабушки, — поправила Никки. — Нет, это именно ты такая красивая в нем. Оно словно на тебя сшито.

Когда они начали готовиться к свадьбе, Эмили вспомнила про венчальное платье своей матери и решила поискать его. Платье нашлось в старом сундуке, аккуратно свернутое. Оно было атласное, отделанное кружевами, чуть пожелтевшими от времени. Лиана и Никки прямо ахнули от восторга.

Теперь Эмили подгоняла юбку. Она улыбнулась дочери.

— Она права, дорогая. Этот цвет тебе очень к лицу.

— Вздор! — Лиана чмокнула мать в щеку. — Вот на тебе оно будет смотреться великолепно, когда ты наконец соберешься выйти замуж.

— Я, замуж? — фыркнула Эмили. — В мои-то годы! Глупости какие.

— А доктор Бейли? По-моему, он в тебя влюблен.

— Джон Бейли вернулся в Массачусетс. Он, наверно, давно забыл меня, — ответила Эмили, старательно пряча глаза.

— Ну да, — понимающе улыбнулась Лиана, — оттого-то он и пишет тебе каждую неделю.

Эмили покраснела до ушей, но тут дверь открылась, и ответить она не успела.

— Прибыли мистер Кентрелл и Питер… Боже мой! — миссис Адамс увидела Лиану и Никки и застыла на пороге. — В жизни не видела никого красивее вас двоих!

Когда миссис Адамс проведала, что готовится свадьба, она приняла в подготовке самое деятельное участие. Сперва она подобрала материю на платье Никки, а теперь предоставила свой дом для торжества.

Миссис Адамс вошла в комнату и засуетилась вокруг Лианы.

— Красавица-то какая! Ваш жених, поди, лопнет от гордости, как вас увидит. — Потом оглянулась на Никки, приложив руки к своей узкой груди. — А ты, моя милочка, даже красивее, чем я думала.

Никки усмехнулась.

— Вы просто рады, что вам удалось обрядить меня в платье, вот и все. — Она покружилась на месте. — Но платье — прелесть, правда ведь?

Оно было из той самой розовой ткани, над которой некогда ахала Аманда. Никки втайне восхищалась пышными рукавами и расклешенной юбкой. А Леви понравится? Предательская мысль все же вырвалась наружу, как Никки ни старалась не думать об этом.

Глаза у миссис Адамс сияли.

— Я пришла сказать вам, что мужчины уже пришли и ждут вас вместе с преподобным Ботвеллом. Так что, если вы готовы, можно начинать.

Лиана и Никки беспокойно переглянулись. Им было весело и отчего-то страшно.

— Мы готовы, — сказала Эмили, ободряюще улыбнулась Лиане и вручила ей маленькую Библию в белом переплете, с которой венчались все женщины семейства Паттерсонов.

— Хорошо. Тогда подождите минутку, я сяду за фортепьяно.

Тетя Эмили подвинула стул, миссис Адамс села и заиграла бравурный марш. Никки с Лианой обнялись и вошли в соседнюю комнату.

Когда Лиана и Питер встретились глазами, Никки словно ощутила толчок. На лице Питера отразилась такая любовь, такое восхищение, что у Никки слезы выступили на глазах. Она отвернулась — и увидела местного священника. Глаза у него округлились, челюсть отвисла. Никки не слышала, что он бормочет, но различала по губам:

«Да ведь это же ки…»

Он не договорил: огромная лапища опустилась на его руку — преподобный Ботвелл чуть не упал. Все смотрели на невесту, и одна только Никки заметила, как Леви наклонился и что-то шепнул священнику на ухо. Коротышка побагровел, потом стал белым, как мел. Он поднял глаза на Леви, сглотнул и закивал.

Свадьба была замечательная. Если кто-то и приметил, что проповедник то и дело отирал пот со лба, это приписали жаре, и никто не подумал связать это с беспокойными взглядами, которые он то и дело бросал в сторону Леви.

На самом деле преподобный Ботвелл тревожился напрасно. Леви даже не взглянул в его сторону. Глаза Леви были прикованы к Никки Чендлер. Едва он увидел ее в дверях, он не мог оторвать от нее взгляда.

Он не помнил, как прошла церемония. Правда, ему удалось вовремя подать кольцо жениху, но он не видел ни как Лиана с Питером обменялись обетами на языке знаков, ни как миссис Адамс и Эмили вытирали глаза платочками. Он не видел даже, как новобрачные обменялись поцелуем, который соединил их на вечные времена.

Он не видел ничего, кроме маленького сорванца, который внезапно превратился в прекрасную женщину. У Леви колотилось сердце, и чудные картины проплывали перед его мысленным взором: вот они с Никки кружатся в вальсе; вот они гуляют в саду, держась за руки; вот они на пикнике — он лежит на пледе, положив голову ей на колени, а вокруг крутится куча ребятишек.

Вдруг оказалось, что венчание окончилось. Леви встряхнулся, чтобы прийти в себя. Он поздравил Питера, поцеловал Лиану и подошел к окну. За окном была пыльная улица. Вскоре рядом появилась Никки.

— Что ты сказал этому бедняге? — поинтересовалась она, с усмешкой заглядывая ему в лицо.

— Какому?

— Преподобному Ботвеллу, разумеется. — Она оглянулась через плечо, потом снова подняла глаза на Леви. — Ты что, не заметил? Он сказал, что не сможет остаться обедать, и буквально сбежал.

— А с чего ты взяла, что это моих рук дело? — спросил Леви с невинным видом.

— Не валяйте дурака, мистер Кентрелл. Я видела, как вы сказали ему на ухо что-то такое, что напугало его до смерти.

Леви пожал плечами.

— Я только напомнил ему, что говорится в писании насчет любви к ближнему своему.

— Да? И все?

— Ну, я, наверно, еще намекнул, что характер у меня скверный, — признался Леви.

Никки звонко рассмеялась.

— То-то он удрал с таким видом, словно за ним гналась стая койотов!

Потом смех сменился мягкой улыбкой.

— Спасибо, Леви. Откажись он венчать их — это было бы ужасно. — Она взглянула на счастливых новобрачных и вздохнула. — Не понимаю, почему люди такие злые. Ведь Питер и Лиана отродясь никого не обидели, а все-таки сегодня служитель Божий едва не повернулся к ним спиной.

— Предрассудок — странная штука, — ответил Леви. — Это что-то вроде обиды. Раз обидишься, два обидишься, а потом забываешь, на что обижался, и обижаешься просто по привычке.

— Это ты про меня, что я с тобой целую неделю не разговаривала? — Никки тряхнула головой. — К твоему сведению, я вовсе не забыла, отчего я на тебя разозлилась. Я просто решила простить тебя, вот и все.

— С чего это вдруг?

— Ну, во-первых, ты спас свадьбу Питера и Лианы, — она искоса глянула на него. — Во-вторых, я хочу знать, что это за ветряной насос вы собираетесь строить на моей земле.

— А я-то думал, что ты так занята этой свадьбой, что и не заметишь, чем я занимаюсь, — рассмеялся Леви.

— Не удивляйся, я знаю довольно много. — Никки вытянула руку и внимательно разглядывала свои ногти. — Вчера вы с Питером добрались до воды, а еще раньше вы устроили какие-то странные поилки для лошадей. Еще я знаю, что у миссис Адамс есть очень дорогое оборудование для насоса и что ты попросил отложить его для тебя. Я только не понимаю, зачем все это.

Леви выпрямился и предложил ей руку.

— Мисс Чендлер, мне кажется, нам пора побеседовать. Не угодно ли вам будет пройтись со мной?

Никки неуверенно поглядела на Леви, потом взяла его под руку и подобрала юбку. Леви не понадобилось много времени, чтобы объяснить свой замысел и что из этого должно выйти. Когда он смолк, Никки задумалась.

— Да, следует признаться, что твой план хорош. Наверно, мы даже успеем управиться за оставшиеся две недели. Только где нам взять денег на насос?

— Где-то у вас на ферме спрятана куча золота — целое состояние.

— Что, клад? Вот здорово-то! — Никки расхохоталась.

— Никки, Сайрес весной дал мне золотых самородков на двести долларов и послал меня в Саутпасс-сити обменять их на наличные.

— Откуда же у папы столько золота? И почему мы с Питером ничего не знали?

Леви усадил Никки на скамейку перед каким-то домом и поведал ей всю историю. Когда он завершил рассказ, наступило молчание. Никки вспомнила свои подозрения после того пожара в прерии. Значит, она все-таки была права. Сайрес доверил свою тайну Леви, но не дочери. И это был не единственный раз. В ту ночь, когда Сайрес умирал, последнее, что он сказал, было о Леви Кентрелле. Никки до сих пор помнила, как уверенно он ответил, что Леви вернется. Он еще заставил ее пообещать, что она передаст Леви…

— Боже мой!

Леви увидел, что она вдруг побледнела.

— Что такое?

— В ту ночь, когда папа умер, он… он, кажется, сказал мне, где спрятано золото. — Она нахмурилась, припоминая. — Он сказал передай Леви, северо-западный… нет, северовосточный угол в комнате Питера. — Она посмотрела на Леви. — Как ты думаешь, он это имел в виду?

— Есть только один способ узнать это, — сказал Леви, помогая ей встать. — Поедем разыскивать клад?

Никки и Леви понадобилось минут пятнадцать, чтобы переодеться и предупредить тетю Эмили. Вскоре они уже мчались домой.

Дорога показалась бесконечной, но в конце концов они добрались. Никки привязала лошадь к коновязи, и они с Леви пошли в комнату Питера.

— Ты уверена, что он сказал «северо-восточный»? — спросил Леви, вглядываясь в стены.

— По-моему, да. Ты думаешь, они в стене?

— Может быть, одно из бревен выдолблено. Постучи по стенам.

Никки минут десять выстукивала бревна, потом вздохнула.

— Нет, ничего. Где же оно может быть? Леви поднял голову.

— А на потолке?

Никки откинулась назад, упершись руками в пол и глядя, как Леви ощупывает доски потолка. Она передвинула руку и вдруг почувствовала, как что-то подалось под пальцами. Никки опустила глаза и увидела, что нажимает пальцем на сучок. Ей показалось странным, что сучок словно бы ушел вниз. Она надавила сильнее. Сучок провалился, оставив дырку в полу.

— Леви, погляди! — воскликнула Никки.

Она сдвинулась с доски, на которой сидела, и сунула палец в отверстие. Доска легко поднялась, и под ней оказалось пустое темное пространство. Никки с Леви поглядели друг на друга, потом Никки опустила руку под пол.

— Ничего нет, — она шарила в пустоте рукой и ничего не могла нащупать. — Я даже до дна не могу достать.

— Дай-ка я попробую, — сказал Леви и сунул руку в яму. — Сайрес был довольно высокий. Может, у тебя просто рука слишком короткая… Ага, нашел. О Господи! — прокряхтел он, вытаскивая наверх тяжеленный ящик. — И как только Сайрес его поднимал?

— Да он, наверно, и не поднимал его, — заметила Никки. — Просто открывал крышку и доставал сколько надо.

— Наверное.

Леви поставил на пол черный металлический сейф и стер с крышки толстый слой пыли.

— Ну, что, сама откроешь?

Никки вытерла вспотевшие ладони о штаны и нервно сглотнула.

— А что, если он пустой?

— Ну, тогда это самый тяжелый пустой сейф, какой мне встречался.

Никки улыбнулась, осмелев, протянула руку и откинула крышку.

— Ого! — У нее глаза на лоб полезли, когда она увидела множество сверкающих слитков.

Леви был ошарашен не меньше Никки. Сейф был на три четверти наполнен слитками. Леви даже в самых отчаянных фантазиях не представлял себе такой кучи золота.

— На насос здесь точно хватит, да? — дрогнувшим голосом сказала Никки.

— На насос! — усмехнулся Леви. — Да он тебе больше не нужен, этот насос. Тебе проще будет нанять целую армию для охраны. Черт возьми, да теперь ты сама можешь купить Германа Лоувелла с потрохами!

— Что ты имеешь в виду? — смутилась Никки.

— Ты что, не понимаешь? — улыбнулся Леви. — Никки, ты, наверно, теперь одна из самых богатых женщин во всем Вайоминге.

 

29

— Далеко еще до этого Саутпасс-сити? — спросила Никки. С тех пор как они с Леви нашли сокровище Сайреса, прошло часов восемь. Последние семь часов они провели в седле. Они отправились в Саутпасс-сити, задержавшись лишь затем, чтобы захватить с собой еды да предупредить Эмили.

Леви поглядел на заходящее солнце.

— Я так прикидываю, что завтра к вечеру мы доберемся до Лендера, так что послезавтра будем в Саутпасс-сити.

— Хорошо мы сегодня проехались, — сказала Никки. Она посмотрела на узкий, мутный ручеек. — Здесь заночуем?

— Это место ничем не хуже любого другого. К тому же темнеет и лошади устали.

— Не говоря уже о всадниках. — Никки устало слезла с лошади. — Здесь такая же засуха, как и у нас, — сказала она, разглядывая засохшую, потрескавшуюся глину, которая раньше была дном ручья. — Этот ручей через неделю пересохнет.

— Да, похоже. — Леви снял с Леди седло. — С Ивовым ручьем было бы то же самое, кабы не источник.

Никки печально поковыряла носком высохшую землю, потом оглянулась на Леви.

— Займешься лошадьми или ужин будешь готовить?

— А что, есть выбор? — спросил Леви, подняв бровь.

— Давай по очереди. Завтра будет наоборот.

— А что ты предпочитаешь? — усмехнулся Леви.

— Лошадей! — выпалила Никки и взялась за Огневушку.

Леви сделал кислую мину. Его преследовало сильное подозрение, что на этот раз Никки заставила его делать то, что она хочет.

Никки улыбалась, отстегивая подпругу. Как хорошо побыть вдвоем с Леви! Как он ни отговаривал ее, она все же увязалась с ним спасать ферму. В старательском городе можно было обратить в деньги двадцать унций золота, не вызывая подозрений, но на это требовалось много времени. Никки просто заметила, что вдвоем они управятся в два раза быстрее.

Леви привел Леди. Его голос вернул Никки к реальности:

— Знаешь, мы еще можем вернуться.

Никки бросила работу и сердито посмотрела на Леви.

— Слушай, раз мы взялись за это дело, то должны довести его до конца.

— Как хочешь, деньги твои, — пожал плечами Леви.

К тому времени как Никки вычистила, накормила и привязала лошадей, воздух наполнился ароматом кофе и бобов. Она присела у весело потрескивающего костерка.

— Слушай, если этот ужин такой же вкусный, как запах от него, можешь готовить и завтра.

— Ну уж нет! Уговор дороже денег. — Леви налил ей кофе, потом еще раз помешал бобы. — А потом, ты же еще не пробовала.

— Ничего, сойдет.

— Вот как? — прищурился Леви. — Ты согласна доверить приготовление ужина какому-то ковбою?

— Разогреть консервированные бобы может любой одноглазый конокрад.

Леви расхохотался.

— Потом не жалуйся, что не предупреждал, — сказал он, накладывая ей полную тарелку.

Никки попробовала и закатила глаза, изображая полный восторг.

— М-м! Объедение!

Леви тоже попробовал.

— Ты знаешь, вскружить мне голову лестью не так-то просто, — сообщил он, — так что вряд ли тебе удастся уговорить меня готовить вместо тебя.

— Попытаться-то стоило! — ухмыльнулась Никки и снова взялась за бобы. — А вот ты завтра еще пожалеешь! Имей в виду, я на костре никогда не готовила,

Леви хмыкнул.

— Разогреть консервированные бобы может любой одноглазый конокрад.

Никки поела и прислонилась к седлу. Ее переполняло чувство незнакомой теплоты. Наверно, то же бывает с Питером и Лианой, когда они сидят, держась за руки. После того разговора с тетей Эмили Никки все приглядывалась к ним и обнаружила, что их любовь — сложное чувство. Иногда они ворковали, как голубки, иногда задирали друг друга. А временами Питер смотрел на Лиану пристальным жарким взглядом, от которого она улыбалась и краснела.

— Лиана была очень красивая, правда?

— Невесты всегда бывают красивые, — ответил Леви.

Ему не хотелось признаваться, что он больше смотрел на Никки, чем на Лиану.

— Я знаю. Но она походила на китайскую куколку, которая была у меня в детстве.

Никки задумчиво вздохнула.

— Ты видел, как Питер на нее смотрел?

— Угу. Он смотрел, как всякий мужчина смотрит на любимую женщину в день своей свадьбы.

«Как я смотрел бы на тебя», — добавил он мысленно.

— Знаешь, чего я понять не могу? Лиана ведь моложе меня, и Питер знает о жизни меньше любого из нас. Откуда же они знают, как это делать?

— Что — «это»? — Леви поперхнулся бобами.

— Ну, влюбляться?

— Ах, это… — Он прокашлялся. — Ну… Ты знаешь, наверно, не нужно знать, как влюбляться. Человек просто влюбляется, и все.

— А ты когда-нибудь… — Никки осеклась — она вдруг вспомнила про Стефани. Нет, ей совсем не хочется знать, в кого и как влюблялся Леви.

— Бывал ли я влюблен? Да, несколько раз. Я знаю, что ты сейчас спросишь — я тебе сразу отвечу: не могу сказать, как это бывает, потому что каждый раз это бывает по-другому. — Он встал и потянулся. — Ну что, поможешь мне мыть посуду, или ты уже придумала, как отвертеться?

Никки была рада, что он оставил этот предмет и перешел на менее личные темы. Наконец они сгребли угли в кучку на ночь и растянулись на своих спальниках. Леви уже начинал засыпать, когда ночную тишину нарушил голос Никки:

— Слушай, это правда, что у меня хватит денег, чтобы купить ранчо Лоувелла?

— А?

Никки повернулась на бок и приподнялась на локте, глядя на Леви поверх догорающих углей.

— Ты говорил, что я могу купить все владения Германа Лоувелла. Это правда?

— Ну да, можешь, если он согласится продать. А зачем?

— Да вот я думаю, раз Питер с Лианой поженились, нам, наверно, скоро понадобится дом побольше. Только, по-моему, Лоувелл не согласится.

— Наверно, нет, но ведь есть немало других больших домов, которые можно купить. Сейчас цены на скот упали, и теперь многие англичане хотят отделаться от своих ранчо в Вайоминге.

— Я знаю. Но там нет воды. А потом, — сказала она, снова повернувшись на спину и глядя в звездное небо, — у Лоувелла дом большой, но без причуд, как у других. Мне не хотелось бы жить в доме, где хрустальные люстры и все такое.

— Понимаю.

Леви вспомнил уютный бревенчатый дом Лоувелла, окруженный соснами. Он был похож на Никки: без претензий, но красивый. Да, ей там было бы очень хорошо.

— Если тебе нужен дом побольше, можно и построить, в конце концов.

— Это верно. Я подумывала о том, чтобы завести вторую ферму, но Ивового ручья на это не хватит.

Леви улыбнулся. Вот святая простота! У нее довольно денег, чтобы купаться в роскоши, а она «подумывает завести вторую ферму»!

— На соседнем ранчо много хорошей земли, и Травяной ручей рядом. Если бы я его купила, я бы устроила там ферму.

Леви долго не спал, обдумывая слова Никки. Ох, что-то будет, когда его обман откроется! Как только Никки узнает, что он на самом деле совладелец ранчо Три К, она навсегда отвернется от него.

Когда он наконец уснул, ему приснилась красавица с фиалковыми глазами в розовом платье. Он пытался поймать ее, а она чарующе улыбалась и все время ускользала от него.

Двумя днями позже они стояли на вершине холма и смотрели на многолюдные улицы раскинувшегося внизу Саутпасс-сити.

— Сайрес мне говорил, что, когда размениваешь слитки, самое главное — следить, чтобы вокруг тебя каждый раз были другие люди, — говорил Леви. — Слушай, может, все-таки передумаешь и я сделаю это сам, а?

Никки помотала головой.

— Нет, Кентрелл. Ни за что на свете.

— Послушай, ты замечала, что ты всегда зовешь меня «Кентрелл», когда чувствуешь, что я прав, но тем не менее упираешься и настаиваешь на своем?

— Ничего подобного! — отрезала Никки. — Я называю тебя Кентреллом, когда ты забываешь, что я главная. Ну что, так и простоим тут весь день или все-таки займемся делом?

И она решительно направилась к Огневушке. Леви вздохнул. Никки услышала и обернулась.

— Не беспокойся, Леви, — мягко сказала она. — Я буду осторожна, честное слово. — Их глаза встретились. — Ты тоже будь осторожен.

Леви эти слова показались почти лаской. Но тут Никки нахально ухмыльнулась, вскочила в седло и поскакала в город.

Уж не почудилось ли ему? Это было так непохоже на Никки. Но в последние несколько дней она вообще вела себя не так, как всегда. Смущенный, как мальчишка, Леви сел на лошадь и последовал за Никки.

Вчера они весь день испытывали небывалую близость друг к другу. Как и рассчитывал Леви, до Лендера они добрались к вечеру, но в город заезжать не стали и заночевали у подножия Виндриверских гор. Им оставалось всего миль двадцать пять.

Весело перешучиваясь с Леви, Никки разогрела бобы. Вечер пролетел незаметно. Ночную тишину то и дело будили взрывы хохота. И сегодня это удивительное чувство близости связывало их с самого утра, пока они взбирались по крутой горной дороге к Саутпасс-сити. Леви помимо своей воли думал, что будет на обратном пути.

Леви догнал Никки, лишь когда та привязывала лошадь к коновязи перед салуном «Кариеса».

— Теперь понимаю, что ты имел в виду, когда говорил, что в этом городе одни салуны, — сказала Никки. Рядом с «Кариссой» был «Белый лебедь», а напротив через улицу — «Золотая подкова». А там еще один, и еще один — вдоль всей этой оживленной улицы тянулись сплошные салуны. Были там, конечно, и более почтенные заведения, но преобладали салуны, дансинги и игорные притоны.

— Теперь понимаешь, почему я хотел оставить тебя дома?

— Я понимала с самого начала, — усмехнулась Никки. — Не хотел дать мне поразвлечься?

— Никки…

— Да полно тебе, Кентрелл. Посмотри вокруг. Тут же полно женщин, и никто из них не боится, — она указала на старушку, которая брела по тротуару, цепляясь за руку молодой девушки. — И чего здесь может быть страшного?

— Здесь полным-полно неотесанных старателей, которые напиваются и…

— И не обращают внимания на подростков, — вставила Никки.

Леви неохотно признал, что она права. Когда Никки в этих штанах и свободной рубахе, действительно невозможно догадаться, что она женщина.

— И все-таки старайся ни с кем не разговаривать без особой необходимости.

— Слушаюсь, командир! — Никки вытянулась, отдала салют и направилась к ближайшей лавке. — Начну с этой стороны улицы.

Город оказался для Никки чем-то совершенно новым. Родилась она на Востоке, но выросла на малонаселенном Западе и почти не бывала нигде, кроме Ноувуда с его единственной лавкой. Для того чтобы обменять золото на деньги, надо было на каждый самородок что-то купить. А купить было что! У Никки глаза разбежались. В скобяной лавке Никки купила набор колец для упряжи, у цирюльника — мыла для бритья, а седельник продал ей пару запасных седельных сумок, чтобы уложить покупки.

Ей ужасно понравилась лавка модистки. Сколько там было шляпок! Никки долго размышляла и наконец выбрала шляпку из итальянской соломки для Лианы. Приказчик понимающе подмигнул и поинтересовался, кому это: сестрице или подружке? Никки покраснела.

Но интереснее всего оказались мелочные лавки. Там было все что душе угодно. Никки купила шаль для тети Эмили, красное шерстяное одеяло, а Питеру — новый нож для резьбы по дереву. В последнем магазине Никки наткнулась на кучу всяких консервов и решила запастись провизией на обратную дорогу. То-то удивится Леви, когда вместо бобов она откроет коробку с сардинами! Приказчик заверил ее, что это очень вкусно, особенно если есть их с содовыми крекерами. Крекеров Никки тоже купила.

И тут ей на глаза попались ткани. Она вдруг вспомнила Леви на свадьбе. Он смотрел на нее не отрывая глаз, и вид у него был очень странный. Не сшить ли себе парочку новых платьев?

Минут через десять Никки выбралась из лавки с двумя отрезами на платье, ужасно довольная собой. Леви вышел из салуна напротив и остановился, щурясь от яркого солнца. Возбужденная Никки бросилась было к нему, чтобы поделиться своей радостью, но тут его окликнул чей-то незнакомый голос:

— Господи! Леви, это ты?

Леви обернулся и расплылся в улыбке. Навстречу ему устремилась женщина. Это была одна из самых красивых женщин, каких доводилось видеть Никки. Леви изо всех сил стиснул незнакомку в объятиях. Никки показалось, что мир рушится.

Даже через улицу было видно, что у этой женщины — густые каштановые волосы, уложенные в элегантную прическу. Никки была уверена, что эти глаза, что с такой любовью смотрят на Леви, — зеленые и что эта высокая изящная женщина — не кто иная, как та самая таинственная Стефани.

Парочка поболтала несколько минут, потом Леви наклонился и поцеловал женщину.

Никки чувствовала какую-то пустоту. Стефани снова обняла Леви, взяла его под руку, и они направились к отелю, за дверьми которого и скрылись.

Никки шагала по улице, не разбирая дороги и не обращая внимания на недоумевающие взгляды, которыми ее провожали. Наконец она забилась в какой-то укромный уголок, опустилась на землю и спрятала лицо в ладонях. Слава Богу, никто не услышал ее отчаянных рыданий и не поинтересовался, что это за мальчишка ревет позади конюшни.

 

30

Леви усмехнулся, завидев тонкую фигурку, сидящую на скамейке у дверей «Кариссы» и небрежно стругающую какую-то деревяшку. Любой посторонний принял бы Никки за ленивого мальчишку, удравшего от матери.

— Давно ли ты решила заняться резьбой по дереву? — спросил он.

Никки даже глаз не подняла.

— С тех пор, как ты решил прошляться весь день неизвестно где. Я уже устала ждать. — Она критически оглядела деревяшку и отшвырнула ее прочь. — Честно говоря, не понимаю, что Питер находит в этом занятии.

— Наверно, уметь надо, — хмыкнул Леви. — А не зайти ли нам вон в тот ресторан? Пообедаем как следует и заодно решим, что делать дальше.

— Делай что хочешь. Мне все равно, я еду домой.

Никки только теперь посмотрела на Леви, и тот был поражен: такие гнев, боль и страх увидел он в ее покрасневших глазах. Да она никак плакала!

— Боже мой! Никки, что случилось?

— Случилось? Ничего не случилось. Я просто хочу домой. Если ты решил остаться, тем лучше. Дорогу до Ноувуда я и одна найду. — Она сунула нож в чехол и встала. — Давай деньги, и я поеду.

— Никки…

Она протянула руку:

— Где деньги?

Ошарашенный внезапной переменой ее настроения, Леви полез в карман рубахи, достал кожаный мешочек и передал ей.

— Я просто подумал, что тебе было бы приятно пообедать в ресторане.

Он вытащил из заднего кармана пачку чеков и передал их Никки.

— Мы могли бы переночевать в одном из отелей, посмотреть пьесу в здешнем театре…

Он выгреб из кармашка для часов последние деньги.

— Нет у меня времени на всякие пустяки. Ты, может быть, забыл, что нам… то есть мне надо построить насос и осталось на это меньше двух недель.

Она запихнула деньги в мешочек, привязала его к поясу и спрятала в карман. Потом подошла к коновязи и отвязала Огневушку.

— Никки, какая муха тебя укусила?

Она и ухом не повела. Вскочила в седло и понеслась по улице, которая вела из города.

Леви совершенно ошалел от неожиданности, но все же тихо порадовался, что они уезжают. Теперь не придется знакомить Никки со Стефани и Коулом. Леви очень обрадовался, узнав, что они проводят в Саутпасс-сити свой медовый месяц. Он провел с ними полчаса, и ему было очень хорошо, но представлять брату Никки ему почему-то не хотелось. Что будет, если она узнает, что он вовсе не бездомный бродяга?

Теперь было похоже на то, что сохранить инкогнито — это еще не самое трудное, что ему предстоит. Видимо, на Никки опять нашла какая-то дурь. Но на этот раз Леви понятия не имел, что же он сделал не так. Ругаясь сквозь зубы, он затолкал в седельную сумку подарок для Никки, сел в седло и поскакал вслед за ней.

— Чего тебе? — спросила она, когда Леви поравнялся с нею.

— Я так понял, что мы едем домой.

— А я так поняла, что ты решил остаться в Саутпасс-сити, — с горечью сказала она.

— Только если ты хочешь.

— Не хочу.

— Я вижу. А неплохо было бы. Все равно ехать нам осталось не больше трех часов, так что мы немного потеряли бы.

— Лоувелл назначил крайний срок, теперь каждый час дорог.

— Сомневаюсь.

— Так возвращайся, я тебя не держу.

Никки хотела дать ему понять, что он ей ничем не обязан и может отправляться к своей Стефани. Она старалась говорить небрежно, но ее слова прозвучали вызывающе.

— Зачем мне возвращаться? К тому же нам действительно нужно построить насос, — напомнил ей Леви.

— Мы с Питером вдвоем управимся.

— Интересно, и как ты себе это представяешь? — Леви тяжело вздохнул. — Ты хоть знаешь, как его собирать?

— Ну, наверно… там есть какая-нибудь инструкция.

Леви с трудом удержался, чтобы не напомнить ей, что, даже если там и есть инструкция, все равно она ее не прочтет.

— Ну, это неважно. Я сказал, что построю его, и я его построю.

— Как хочешь, — пожала плечами Никки. Она была уверена, что Леви будет искать предлога вернуться в Саутпасс-сити, и хотела ему помочь. Теперь у нее в душе зашевелилась слабая-слабая надежда. А может, он все-таки не женится на Стефани?

Но она тут же безжалостно отвергла эту мысль. Она стараясь не думать о том, что могло произойти в отеле, но она своими глазами видела, как они целовались. Как она могла забыть, что Леви принадлежит другой?

Леви еще несколько раз попытался втянуть Никки в разговор, но безуспешно. Наконец он оставил ее, и они весь вечер ехали молча. К тому времени как они добрались до своей прежней стоянки у подножия горы, уже почти стемнело.

— Ну что, остановимся здесь? — Леви спешился рядом с их вчерашним костровищем. — Чья очередь готовить? — спросил он, надеясь, что Никки улыбнется.

Она только пожала плечами.

— Мне все равно.

И отошла в сторону. Она не заметила разочарования на лице Леви.

Все с тем же безразличием Никки занялась знакомым теперь делом — стала устраивать лагерь. Леви готовил ужин. Оба чувствовали контраст между вчерашним и сегодняшним вечером. Всего двадцать четыре часа тому назад все было совсем иначе. Оба чувствовали себя совершенно несчастными, но не знали, как поправить дело. Они поужинали бобами. За ужином почти не разговаривали. Потом они растянулись на своих спальниках по разные стороны от костра и попытались уснуть.

Оказавшись одна, в темноте, Никки больше не могла сдерживать тоску, и в горле у нее встал жесткий комок. Всю дорогу она раздумывала, почему Леви все-таки не остался со Стефани. И в какой-то момент Никки поняла: он просто не может содержать жену. Ведь он получает всего сорок долларов в месяц. Никки была уверена, что он остался с ней исключительно из чувства долга. Как только Леви построит этот насос, он уйдет искать более прибыльную работу, чтобы жениться на Стефани.

Она все время думала о Леви. Иногда она вспоминала те краткие минуты, когда он ласкал ее, но чаще — все то хорошее, что он сделал для нее. Вот и сейчас он покидает любимую женщину, чтобы помочь ей, Никки.

Да, такая преданность не должна остаться без награды. Когда Леви построит этот насос, Никки щедро одарит его на прощание. Она даст ему много денег, и пусть женится на своей Стефани, если хочет. Однако это благородное решение ничуть не утешило Никки. Наоборот, она внезапно расплакалась и никак не могла остановиться.

А Леви слушал, как она плачет, и скрипел зубами от боли и бессилия. Ему ужасно хотелось обнять ее, утешить, успокоить — но он знал, что Никки не примет утешений. Хуже всего было то, что Леви точно знал: плачет она из-за него. Он только-только начал преодолевать недоверие Никки — и вот она снова отгородилась от него. Черт бы побрал эту Саманту Чендлер — какие шрамы оставила она в душе дочери!

Домой они добрались в рекордный срок. Никки мчалась, не щадя ни лошадей, ни Леви, ни себя. Они почти не разговаривали — лишь изредка перебрасывались фразами. Единственный светлый момент был, когда на второй стоянке Никки достала сардины.

— Я тут купила к ужину кое-чего получше бобов, — сказала она, торжественно выкладывая консервы. — Продавец в лавке сказал, что это вкусно.

— Сардины! — обрадовался Леви. — Сто лет не пробовал… — Но тут Никки открыла банку, и лицо у нее вытянулось, при виде маслянистого содержимого.

Леви замолчал и ухмыльнулся.

— Ф-фу! — она принюхалась и сморщила нос. — Ты хочешь сказать, что это можно есть?

Леви рассмеялся, видя ее неприкрытое разочарование, и взял у нее банку.

— Еще как можно! Это действительно вкусно.

Никки недоверчиво смотрела, как Леви достал из банки кусочек рыбы, положил на крекер, накрыл другим и съел с большим аппетитом.

Он сделал другой бутерброд и отдал его Никки.

— На, попробуй.

Никки с подозрением поглядела на Леви, потом на-бутерброд. Когда Леви съел второй, она боязливо откусила кусочек. Вкус был совершенно ни на что не похож. Не то чтобы противный, но особенно приятным тоже не назовешь.

— Да, видно, здесь нужна привычка, — усмехнулся Леви.

— Похоже на то, — Никки откусила еще. — Провалиться мне на месте, если тот продавец об этом не знал. Небось решил посмеяться над юнцом, у которого еще молоко на губах не обсохло, — уголки ее губ приподнялись. — А знаешь, они очень даже ничего. Мне даже кажется, что они мне понравятся. — Она сунула в рот остаток бутерброда и зажмурилась, словно стараясь распробовать. — М-м, великолепно!

Леви снова усмехнулся.

— Да, ты себя обмануть не дашь!

Никки открыла глаза и лукаво улыбнулась.

— Уж постараюсь!

Она протянула руку за новой порцией и вдруг вспомнила Стефани в объятиях Леви. «Уж постараюсь…» — повторила она про себя, и улыбка исчезла с ее губ.

Леви увидел, как растаяла радость на лице Никки, и сердце у него упало. Никки снова спряталась в свою раковину.

Наутро Никки подняла Леви задолго до рассвета, и они тотчас двинулись в путь. Домой они добрались, когда Питер, Лиана и Эмили сидели за обедом. Радостно приветствуя, Никки раздавала подарки. В первый раз с тех пор, как они оставили Саутпасс-сити, Леви увидел ее веселой, но и теперь на ее лице лежала какая-то тень.

Пообедав, Никки вскочила из-за стола.

— Питер, поехали за насосом!

— А можно мне с вами? — спросила Лиана. — Мне кое-что нужно в городе.

— Конечно, можно! С тобой веселей будет, верно, Питер?

Леви отодвинулся от стола и встал.

— Я тоже поеду.

— Нет! — воскликнула Никки. — Ты… это… приготовь тут все, чтобы можно было начать сразу, когда мы с Питером вернемся. Мы будем где-то через час, — бросила Никки и выбежала на улицу.

Леви понуро опустился на стул и тяжело вздохнул.

— Что происходит? — спросила Эмили, глядя на него поверх своей чашки.

— Черт, да кабы я знал!

— Что-нибудь случилось по дороге?

— Пока туда ехали, все было отлично. — Леви потер лоб. — Прямо-таки превосходно. Смеялась, шутила, дурачилась — никогда не видел ее такой веселой. В городе мы разошлись, чтобы поменять золото на деньги. Через несколько часов встречаемся, смотрю — а она вроде как ревела. Я сперва подумал, может, какой старатель догадался, что она не мальчишка, да и прицепился. Потом вижу — нет, не в этом дело. Это она из-за меня.

— Почему вы так думаете?

— Ну, во-первых, она пыталась оставить меня в Саутпасс-сити. Потом, когда мы тронулись в обратный путь, она со мной вообще не разговаривала, даже спорить не хотела. А ночью плакала.

— Это еще не значит, что она плакала из-за вас.

— Да ведь так всегда бывает. Как только окажемся рядом, поначалу все нормально, а потом она вспоминает, что я мужчина, и тут же прячется в свою скорлупу.

Эмили снова вспомнила пятна крови, которые она обнаружила на простыне Леви в ту ночь, когда он заболел. Но не могла же она задать ему столь деликатный вопрос! Леви мрачно созерцал свою чашку.

— Вы ее любите? — спросила Эмили.

Леви поднял глаза, помолчал и кивнул.

— Да. Я люблю ее, хотя, Бог свидетель, изо всех сил старался избежать этого.

— Зачем же надо было этого избегать?

— Ну, для начала, между нами двенадцать лет разницы.

— Вздор! — Эмили махнула рукой. — Я знаю множество вполне счастливых семей, где разница между супругами куда больше.

— Потом, я терпеть не могу земледелия.

— Да, это, конечно, важная причина!

— Важная, — кивнул Леви невесело усмехнувшись. — Но если бы дело было только в этом! Единственное, в чем мы сходимся, так это в любви к лошадям. А в остальном — как встретимся, так искры летят. — Он устало покачал головой. — Понимаете, живешь, как на бочке с динамитом. Не знаешь, когда взорвется.

Эмили улыбнулась.

— Когда от двух людей, которые любят друг друга, летят искры, это не так уж плохо.

— Я знаю. Но, по-моему, я не создан для таких отношений.

— Так почему же вы не уедете?

— Я обещал Сайресу, что не уеду до тех пор, пока Никки и Питеру хоть что-то угрожает, — Леви встал и подошел к окну. — И потом, знаете, уехать — это… выше моих сил, — тихо добавил он, глядя в сад.

— Вы хотите жениться на ней?

— Не знаю. В конце концов, это и не важно. Для нее я всегда буду не более чем другом.

— Не знаю, не знаю. Возможно, она отталкивает вас потому, что боится чувств, которые вы в ней пробуждаете. Особенно если она влюбилась в вас. Ведь Никки все еще боится любви. Она страшится пойти по стопам своей матери.

Леви невесело рассмеялся.

— Вот уж это ей не грозит!

— Я знаю, — Эмили покачала головой. — Но каждый раз, как Никки смотрится в зеркало, она видит Саманту. Они похожи как две капли воды — но только внешне. Что же до души — мне не случалось видеть большего несходства между матерью и дочерью. Но Никки нужно время, чтобы понять это.

— А что будет, когда она наконец поймет?

— Ах, если бы я знала! — вздохнула Эмили. — Если бы я знала…

 

31

— Все-таки не понимаю, почему вы копаете именно здесь, — сказала Никки, стоя у подножия почти законченной деревянной башенки и глядя на трубу, торчащую из земли. — Источник-то вон где, в сотне футов отсюда.

Леви слез с башенки и взял у Никки ковш с водой.

— Десятый раз тебе говорю: мы вырыли колодец в этом месте, потому что здесь вода ближе всего к поверхности.

— Если верить волшебной палочке, — хмыкнула Никки.

— Какая разница? Спроси у Питера, за сколько времени мыдобрались до воды.

Питер поднял три пальца, потом обвел пальцем небосвод.

— Ну и что, что три дня? Может, если бы вы рыли прямо над источником, так управились бы еще быстрее.

«Я сперва тоже так думал, когда он принялся расхаживать тут с ивовой рогулькой, — ответил Питер, — а потом он показал мне, как искать воду, и я тоже почувствовал».

— Все равно, не верю я в эти бабкины сказки.

И Никки зашагала к повозке, возле которой Лиана с Эмили раскладывали обед.

Питер подмигнул Леви. «Хорошо, что Никки злилась на тебя, когда мы рыли колодец. А не то бы до сих пор копали вон там», — он указал на вершину холма.

— Да, похоже на то, — усмехнулся Леви.

В глазах у Питера запрыгали бесенята. «Может, попробовать разозлить ее, когда пора будет чистить хлев? Вдруг она и со мной перестанет разговаривать?» Леви фыркнул.

— Боюсь, если нарочно захочешь, не сработает. Женщины — они такие.

Он посмотрел на верхушку ветряка, где ещё нужно было построить платформу, на которой будет стоять сам механизм. Последний срок — завтра. Шансов успеть практически нет.

— Ну что, пошли поедим, да надо заканчивать это дело.

Они торопливо поели, как всегда в эту неделю, и снова взялись за работу. Питер задержался, только чтобы поцеловать Лиану, хотя раздраженной Никки показалось, что целовал он ее чересчур долго. Но тут она отвернулась, стыдясь подобных мыслей. Они ведь всего две недели как поженились, а Питер работает по пятнадцать часов в день.

В этот момент ее окликнул Леви:

— Сколько времени понадобится, чтобы собрать механизм?

— Не знаю, — обернулась к нему Никки. — Самое большее — несколько часов. А может, и меньше. Рама совсем готова, осталось сделать еще десять крыльев.

Леви кивнул и принялся расстегивать рубаху.

— Хорошо. А мы за это время как раз все приготовим. Если не успеем поднять его сегодня, сделаем это завтра с утра и закончим к вечеру.

И он сел, чтобы снять сапоги и носки. Никки уставилась на его голую грудь.

— Ты… — она прокашлялась, — ты что делаешь?

Леви встал и стянул с себя рубаху. — В этой башне тридцать два фута высоты, и я хочу, чтобы на мне не было ничего лишнего. Не дай Бог, зацепишься, или… — Тут он заметил, как изумлена и возмущена Никки, и покраснел до ушей, смущенно потирая голую грудь. — Ты знаешь, я так привык, когда работал на корабле. Но если тебе неудобно…

— Да мне-то какое дело? — опомнилась она. — По мне, хоть нагишом работай.

Леви пожал плечами и полез наверх.

В его мускулах, перекатывающихся под загорелой кожей, было нечто такое, что Никки глаз не могла отвести. До она особо и не старалась. Она проводила его взглядом до самой вершины башни. Потом Никки заметила, что рядом стоит Лиана и терпеливо ждет.

— А, наконец-то ты здесь! — сказала она, словно только и ждала Лиану.

— Я стою здесь с тех пор, как Леви стал снимать сапоги, — лукаво заметила Лиана. — Просто ты слишком внимательно смотрела на него, вот меня и не заметила.

— Я просто удивилась, вот и все, — побагровела Никки. — Какая мне разница, что он делает! Пошли работать.

Лиана изо всех сил старалась не улыбнуться, и ей это удалось.

— Конечно, идем.

Время летело, а работа, казалось, еле двигалась, даже когда к ним присоединилась Эмили.

Может быть, Никки слишком часто поглядывала на вершину башенки, где работали мужчины, но, кажется, никто этого не заметил.

Когда женщины установили предпоследнее крыло, заросли полыни уже отбрасывали длинные вечерние тени. Леви с Питером как раз забивали последние гвозди в платформу, расположенную футов на шесть ниже вершины башни. Никто не заметил всадницу, примчавшуюся с запада, пока не раздался звонкий голосок:

— Эге-гей, Никки!

Все три женщины, как одна, обернулись и увидели Аманду Лоувелл, машущую им из-за изгороди.

— Какого черта ей надо? — с подозрением спросила Никки.

— Думаешь, ее прислал отец? — спросила Лиана.

— Может быть. — Никки встала и отряхнула брюки. — Пойду-ка узнаю.

Через несколько минут она была у изгороди. Аманда уже жадно глазела на верхушку башни.

Никки нахмурилась. Она не глядя знала, что привлекло внимание соседки.

— Аманда, закрой рот, — сердито сказала она. — Ворона залетит,

— Что? — Аманда моргнула и уставилась на Никки невидящим взглядом. — Я… э-э…я просто…

Ее нежные щечки залила краска. Аманда слегка тряхнула головой, словно затем, чтобы привести мозги в порядок.

— Да. Я приехала посмотреть, как у вас дела, и предупредить вас.

— Предупредить? — ядовито переспросила Никки. — А может, пошпионить и передать новые угрозы твоего папаши?

— Папа даже не знает, что я здесь. Если бы он узнал… — Аманда грустно вздохнула и повернула назад. — Да что там, я уж вижу, что только зря время потратила.

— Слушай, подожди! — Никки тотчас устыдилась собственной грубости. — Аманда, прости, пожалуйста. Я, наверно, просто устала. Мы столько работаем в последнее время…

— Я затем и приехала, чтобы узнать, много ли вам осталось, — Аманда окинула взглядом башенку. — Вы закончите сегодня?

— Леви говорит, завтра к вечеру должны управиться.

— А папа сказал, что он дал Леви время только до завтрашнего утра, а потом приедет сюда со своими людьми.

— Всего один день!

— Я понимаю. Но ведь ты же знаешь папу. Раз он сказал, значит, все.

— А ты не можешь с ним поговорить?

— Я попробую, но, наверно, ничего не выйдет. Он все три недели ворчал, что, мол, не надо было слушать этого Леви. — Ее прозрачно-голубые глаза смотрели встревоженно. — Никки, я не хочу, чтобы кто-то пострадал.

— Я тоже.

Они посмотрели друг на друга, потом на башню, где Леви с Питером как раз устанавливали центральный столб.

Последние отблески заката угасали в небе, когда пятеро усталых людей наконец вернулись домой и занялись домашними делами. Съев холодный ужин, приготовленный Эмили, все завалились спать.

Когда наутро зажглись первые лучи солнца, они уже заканчивали работу по дому, перед тем как идти к насосу.

— А этот ворот не мал? — спросила Никки, показывая Леви тяжелый блок с веревками. Он как раз сворачивал толстую веревку и остановился, чтобы поглядеть.

— Да нет, не думаю. Если его хватает, чтобы поднимать сено, он должен вытянуть и механизм насоса.

Никки подошла к повозке сзади и принялась загружать в нее веревки и блоки.

— А что нам делать с Германом Лоувеллом?

— Там видно будет, — ответил Леви, перебросив веревки вглубь повозки. — Может, он еще и не покажется.

— Ты же сам в это не веришь после того, что Аманда мне рассказала, ведь так?

Леви вздохнул.

— Конечно. Но от того, что мы будем беспокоиться, толку никакого. Насколько я понимаю, надо закончить ветряк. Это наш единственный шанс.

— А если насос не будет работать, что тогда?

— Не знаю, Никки, — Леви посмотрел на нее, закрывая заднюю стенку повозки. — Никки, если что-нибудь случится, обещай мне не терять голову.

— Не терять голову? Да разве я…

— Слушай, — прервал ее Леви, — не знаю почему, но Герман Лоувелл не хочет причинять тебе вреда. Если случится худшее, ты сможешь защитить остальных. Запомни главное: ваши жизни дороже куска земли. С золотом Сайреса вы всегда сможете отправиться куда-нибудь еще и начать сначала.

Лицо у него было такое странное, что Никки сдержала негодующий ответ, готовый сорваться у нее с языка. В душе у нее пробудился страх.

— А… а ты?

— Ну, я тоже буду там, — Леви отвернулся. — Я просто хотел удостовериться, что мы понимаем друг друга.

— Леви! — Никки робко заглянула ему в глаза. — В чем дело?

— Да так, ничего.

Но когда их глаза встретились, обоих кольнуло дурное предчувствие. Леви протянул руку и нежно погладил Никки по щеке.

— Никки, я…

Но она так и не узнала, что собирался сказать Леви: в этот момент появилась Эмили с корзинкой, наполненной едой.

— А вот и я. Надеюсь, вам не пришлось долго ждать?

Леви отдернул руку.

— Н-нет. Мы только-только загрузили повозку. А где Питер?

— Доит. Он сказал, чтобы его не ждали. — Эмили поглядела в сторону сарая. — А вот и Лиана.

— Тогда, пожалуй, стоит трогаться, — кивнул Леви.

Поездка в повозке в то утро превратилась для Никки в настоящую пытку. Она так торопилась, что готова была спрыгнуть с повозки и бежать вперед. Когда они наконец приехали, Никки с трудом удерживалась, чтобы не наорать на своих спутников: ей все казалось, что они не ходят, а ползают как улитки.

Несмотря на то, что работали все вместе, потребовалось не меньше часа, чтобы присоединить готовый механизм к неуклюжей коробке передач. Но в конце концов все было готово, можно было поднимать его на башню. Едва Питер успел закрепить наверху блок с веревками, как Лиана вдруг вскрикнула. Все обернулись и посмотрели за изгородь.

На холме появился Герман Лоувелл с дюжиной всадников. Все они держали винтовки наготове, и лица их не обещали ничего хорошего.

Леви с беззаботным видом взял свою винтовку и направился навстречу Лоувеллу. Только по твердой решимости на лице Леви можно было догадаться, что для него это не просто дружеский визит.

Никки лишь сейчас поняла, что он имел в виду. Сердце у нее упало. Она готова была схватить свою винтовку и броситься на помощь Леви, но обещание, данное ему, удержало ее. Вместо этого она положила винтовку на колени — Никки умела стрелять навскидку.

— Доброе утро, мистер Лоувелл! — раздался густой голос Леви. — Зачем это вы к нам в такую рань?

— Три недели прошли, Кентрелл, — Герман Лоувелл указал на пустые поилки. — Я не вижу воды, которую вы обещали.

— Насос почти готов, — спокойно ответил Леви.

— Ах, вы построили насос! Черт возьми, это еще ничего не значит. Вот когда вы наполните эти поилки…

— Мы наполним. Нам нужно еще немного времени.

В голосе Лоувелла послышалось что-то вроде сожаления:

— Извините, Кентрелл, ваше время истекло. Он вскинул винтовку. Тринадцать дул, как одно, поднялись и нацелились в грудь Леви Кентрелла. У Никки едва не вырвался истерический возглас.

32

— Минуточку, Лоувелл. — Леви спокойно поднял руку. — Насколько я понимаю, у нас еще есть время до заката.

— А какая разница? — спросил Лоувелл. — Что вы успеете за это время?

Леви покачал головой.

— Вот тут вы ошибаетесь. Мы добрались до воды две недели тому назад. Все, что нужно — это установить ветряк и залить насос.

Герман Лоувелл словно лишь сейчас заметил почти готовый ветряк.

— И долго вам еще?

— Мы как раз собирались поднять ветряк наверх. После этого останется только присоединить к нему поршень и установить желоба. Мы кончим самое позднее к следующему утру.

— А если…

— Стойте-е! — раздался истошный вопль. К ним неслась Аманда Лоувелл. Она остановилась рядом с Никки, спрыгнула с лошади, взбежала на холм и загородила собой Леви.

— Папа, ты не сделаешь этого!

— Ты что, Аманда? — спросил Лоувелл.

— Папочка, Леви спас мне жизнь! Я не позволю тебе убить его. Только через мой труп!

— Аманда, клянусь Богом! — прогремел Лоувелл.

Если бы не серьезность положения, Леви, наверно, лопнул бы от смеха. А теперь ему хотелось свернуть Аманде шею. Только этого спектакля здесь не хватало! Он взял ее за плечо и отодвинул в сторону.

— Простите, мисс Лоувелл, но у нас с вашим отцом деловой разговор.

Такая неблагодарность явно шокировала Аманду.

— Н-но…

— Аманда, — прошипел Лоувелл сквозь зубы, — еще одно слово, и убей меня Бог, если я не запру тебя в доме на месяц!

Аманда ошарашенно посмотрела на Леви. Потом повернулась и пошла к своей лошади.

— Что это она себе вообразила? — проворчал Лоувелл.

Леви понимающе улыбнулся, словно ему каждый день приходилось сталкиваться с подобными истериками.

— Она не хотела ничего дурного, я уверен. Так вот, если вы дадите нам время до завтрашнего утра, насос будет готов.

— Я не могу ждать до завтра. Вода нужна сейчас. Вы говорите, что вам понадобится весь день. А если вам помогут?

— Э-э… Ну… — Леви был слишком изумлен, чтобы ответить связно. — Ну, скажем так, намного меньше, — выдавил он наконец.

Герман Лоувелл помолчал, разглядывая ветряк. Потом перевел взгляд на Леви и кивнул.

— Ладно, Кентрелл. Вам помогут. — Он сунул винтовку в чехол. — Эй, ребята, за работу!

Поначалу атмосфера была довольно напряженная, но все были слишком заняты, чтобы думать о старых обидах. Лоувелл отправил половину своих людей свинчивать трубу, которая соединяла насос с поилками, а остальные помогали Леви и Питеру поднимать на башню ветряк с коробкой передач. Еще до полудня все было на месте, и все настороженно ждали, будет ли это сооружение работать.

Леви махнул рукой. Питер снял стопор. Жаркий летний ветер развернул двигатель, и крылья начали вращаться. Поршень с недовольным скрипом заходил вверх-вниз.

Прошло несколько томительных минут, но ничего не случилось. Потом из трубы потекла тоненькая струйка воды. Все затаили дыхание. И вдруг вода мощным потоком хлынула в поилки.

Ковбои радостно взревели, хлопая друг друга по спине. Лиана целовала Питера, Эмили пожимала руку Герману Лоувеллу, словно старому другу.

Никки, не помня себя от восторга, бросилась на шею Леви. Он, тоже без ума от радости, подхватил Никки и закружил ее. Они просто не могли не поцеловать друг друга от радости, но скоро их поцелуй превратился в нечто большее. Мир словно растаял. Ветряк, Герман Лоувелл, толпа народа вокруг — все исчезло. Никки и Леви остались вдвоем, окутанные мягким туманом страсти. Исчезло непонимание, рухнули стены, два сердца переполнила любовь. Их поцелуй окончился, как и начался, словно сам собой.

Глядя друг другу в глаза, они произносили про себя тысячи слов, которых никогда не посмели бы повторить вслух. Потом Леви улыбнулся, опустил Никки на землю и похлопал по спине.

— Мы это сделали!

Праздничная атмосфера царила и за обедом, который приготовили Эмили с Лианой. Обед запивали водой из источника. Никки все еще никак не могла прийти в себя после этого невероятного поцелуя и потому старалась держаться подальше от Леви, боясь встретиться с ним глазами. Для нее весь мир перевернулся, и трудно было делать вид, что ничего не случилось.

Глядя, как Леви отклоняет навязчивые любезности Аманды, Никки пыталась снова обрести равновесие. Ничего не случилось. Леви Кентрелл — всего лишь бродяга. Теперь, когда они построили насос, Леви, конечно, уйдет. Прекрасная Стефани примет его с распростертыми объятиями. Для Никки праздник кончился, и превосходный обед казался ей безвкусным.

Каждый день Никки ждала, что Леви объявит о своем уходе, но он, казалось, был всем доволен и никуда не собирался. Когда Никки попыталась щедро заплатить ему за постройку ветряка, Леви отказался с таким видом, словно она его обидела.

Дни складывались в недели. Август перешел в сентябрь, и летнее пекло сменилось осенней прохладой. К неудовольствию Леви, их теперь часто навещала Аманда Лоувелл. Он, правда, всегда находил себе какое-нибудь дело и старался улизнуть, но обычно Аманда терпеливо дожидалась его. Никки смотрела на соседку с растущей неприязнью.

Засуха продолжалась, но благодаря выдумке Леви беду удалось предотвратить. Правда, воды из насоса для нужд Лоувелла было недостаточно, но он прекрасно понимал, что ничего не добьется, отвоевав исток Ивового ручья. В долине воцарился вооруженный нейтралитет и люди, и животные готовились к зиме.

Никки по-прежнему обращалась с Леви спокойно, по-дружески. Он тоже держался на расстоянии. О волшебном поцелуе они не упоминали вслух. Но оба часто возвращались мысленно к тому чудесному мгновению и очень дорожили своими воспоминаниями.

Дела на ферме шли как обычно, пока в один прекрасный день Никки не обнаружила, что Питер с Леви сговорились отправиться на большой осенний загон без нее. Она бросилась на Питера.

— Ах, вы, значит, решили, что мне ехать не обязательно, да?

«Нам нужно только два загонщика. Ты вполне можешь остаться дома, — ответил Питер. — Это же опасно».

— Опасно! Ну да, опасно. Так это же часть нашей работы. С каких это пор я боюсь опасностей?

— Да он не из-за коров беспокоится, — вмешался Леви, — а из-за…

— Из-за меня, стало быть! Думаете, я ничего не умею? К вашему сведению, я езжу верхом, стреляю и бросаю лассо лучше любого мужчины в округе!

Она развернулась и зашагала к сараю. Мужчины беспомощно переглянулись.

— На этот раз не вышло, — сказал Леви. — Ничего, вот успокоится, и мы ей все объясним,

«Ты думаешь, она поймет, что мы боимся, как бы другие ковбои не обидели ее, если узнают, что она женщина?» — поднял, брови Питер.

Не успел Леви ответить, как Никки вылетела из-за сарая верхом на Огневушке и галопом пронеслась мимо них. Леви вздохнул.

— Боюсь, что не поймет.

Даже ветер, хлещущий по лицу и развевающий волосы, не остудил ярости Никки. О, эти мужчины! Как будто она не показала, на что способна! Чем больше она думала о том, что Питер и Леви решили обойтись без нее, тем больше она злилась. К тому времени, как ей навстречу попался молодой койот, Никки уже ничего не соображала. Вот случай показать Питеру и Леви, чего она стоит!

Не успев подумать о последствиях, Никки сделала петлю на своем лассо и раскрутила ее над головой, подгоняя Огневушку каблуками. Уверенное движение запястья — и лассо просвистело в воздухе, опустившись на шею койота. Петля затянулась, и койот упал. Лицо Никки осветилось торжествующей улыбкой. Но не прошло и минуты, как ее радость улетучилась.

Огневушка, не обращая внимания на рычащего пленника, по привычке свернула, чтобы натянуть веревку. Никки с ужасом увидела, как серый лохматый комок влетел в заросли полыни и ударился о кактус. Снять петлю можно было только руками. Никки проделывала это сотни раз, но как быть, если у добычи острые зубы и скверный характер?

Никки долго кружила на Огневушке, пытаясь ослабить веревку, чтобы дать койоту возможность освободиться, но все было напрасно. Перепуганный койот дергал лассо до тех пор, пока не затянул его намертво. Никки испугалась, что он задохнется, и повернула домой, волоча за собой невольно пойманного зверька.

По большей части койот бежал за ней, как собака на поводке. Но временами он упирался, противясь неумолимой силе, влекущей его вперед. Это было хуже всего. Веревка внезапно натягивалась, Никки оборачивалась и видела, что койот волочится по земле. Тогда она останавливалась, зверь поднимался и снова трусил за всадницей.

К тому времени как они добрались до фермы, Никки чувствовала себя не менее несчастной, чем ее пленник. По дороге ей в голову приходило множество идей, но все они оказывались невыполнимыми. Огневушка держалась хорошо, но и она начала нервничать к тому времени, как они поравнялись с Леви. Леви засыпал землей крышу погреба. Никки была слишком занята, успокаивая молодую и горячую кобылу, но все же успела заметить, как удивился Леви, увидев, кого она притащила. Потом он облокотился на лопату и стал следить за Никки, стараясь сдержать улыбку. Никки почувствовала себя совершенно униженной. Не успела она придумать какую-нибудь колкость, как все полетело к черту.

Койот, стремясь вырваться, бросился туда, где ему почудилось убежище: в открытую дверь погреба. Перепуганная Огневушка встала на дыбы, и Никки пришлось успокаивать кобылу, стараясь при этом не вылететь из седла.

Питер высунул голову наружу, узнать, отчего Леви остановился. Увидев несущийся на него серый комок шерсти, Питер инстинктивно поднял лопату и опустил ее на голову койота. Он посмотрел на койота. Потом на Никки.

— Ты его убил! — вскричала она.

«А ты чего хотела?» — спросил Питер, недоумевающе вскинув брови.

Никки сердито затрясла головой.

— Я хотела… я просто… — и запнулась, обнаружив, что сказать ей решительно нечего. Она исподлобья уставилась на Леви, который все старался сохранять серьезный вид.

«Сделаем тебе отличные перчатки, — продолжал Питер. — Вот закончу работу и обдеру его».

— Перчатки? — ужаснулась Никки.

Питер пожал плечами.

«Ну, тогда шкуру можно продать. За нее много дадут, мех хороший»,

Огневушка гарцевала вокруг погреба. Никки с сомнением поглядела на свалявшийся мех.

Тут ее внимание привлек странный звук. Леви с трудом сдерживался чтобы не рассмеяться. Никки сердито поджала губы, вызывающе тряхнула головой и повернула Огневушку к сараю. Лишь когда Леви разразился хохотом, Никки заметила, что веревка все еще привязана к луке ее седла и койот волочится за ней. Это была последняя капля. Никки на ходу сорвала веревку и отшвырнула ее. Узел ударился о курятник — жаль, что не о башку Леви Кентрелла!

В прохладном сумраке сарая лошадь с хозяйкой несколько поостыли. Огневушка успокоилась под скребницей. Питер пришел доить коров, но Никки сделала вид, что не замечает его. Не хватало еще его дурацких шуточек! Ей и так плохо.

Внезапно куры истошно закудахтали. Никки вылетела на улицу, да так и застыла. Койот ожил! Он метался перед дверью курятника: веревка зацепилась за угол и не пускала его.

— Ах, черт возьми, — произнес у нее над ухом голос Леви. — Я и не подумал, что его просто оглушило. Даже жалко.

Никки обернулась как раз в тот момент, когда Леви вскинул винтовку, и вскрикнула. Несколько долгих секунд они смотрели друг другу в глаза, потом Леви вздохнул и опустил винтовку.

— Ладно, так и быть. Выберем трудный путь.

Он устало покачал головой и отправился в сарай.

Прошло несколько минут. Никки пребывала в тревожном ожидании. Койот метался перед курятником. Наконец появился Леви в своей куртке буйволовой кожи и толстых кожаных перчатках. Когда он проходил мимо, Никки почувствовала острый запах паленой шерсти.

Леви поймал лассо и медленно, осторожно направился к койоту, перехватывая веревку. Подойдя почти вплотную, он изловчился, поймал зверька, прижал его локтем к груди и зажал ему пасть. Потом он обмотал острую мордочку койота куском сыромятной кожи и осторожно снял с него веревку.

Никки видела, как Леви стиснул зубы от напряжения — нелегко было держать перепуганного зверя. Леви медленно поднялся на ноги и вышел на открытое место подальше от курятника.

— Сейчас выпущу, — крикнул он, — не стойте у него на дороге!

Он быстро сорвал повязку с морды койота и отшвырнул зверя. Тот приземлился на лапы и со всех ног понесся в прерию.

— Слушай, а вдруг он вернется и будет таскать цыплят? — спросила Никки. Правда, забеспокоилась она поздновато — койот уже скрылся за холмом.

— Не думаю, — хмыкнул Леви, сматывая лассо. — Похоже, он не остановится до самой Дакоты!

 

33

Никки устроилась поуютнее и сладко вздохнула. Проснувшись окончательно, она осознала, что лежит в объятиях Леви, плотно прижавшись к нему, отделенная от него лишь одеялами. Ее было охватила паника, но тут она заметила, что Леви еще спит, и успокоилась, втайне наслаждаясь близостью к нему.

В конце концов, она не виновата. Леви с Питером сами настояли, чтобы во время загона она спала между ними. Никки про себя посмеивалась над ними. Все принимали ее за младшего брата Леви.

На загоне было не меньше сотни ковбоев с пятнадцати райчо, так что держаться в стороне от людей Германа Лоувелла было проще простого. До сих пор никто ничего не заподозрил. По большей части на Никки не обращали внимания, как и в прошлые годы.

«Надо бы отодвинуться, пока Леви не проснулся», — сонно подумала она, но тут же решила, что это подождет. Ей было так уютно у него под боком! И вскоре она снова уснула.

Во второй раз она проснулась незадолго до того, как солнце выглянуло из-за горизонта. «А приятно все-таки проснуться рядом с таким мужчиной, как Леви Кентрелл», — невольно подумалось ей. Она с любовью изучала твердую линию подбородка, покрытую темной щетиной, и густые ресницы, отбрасывающие тень на щеки. Он был так близко, что Никки могла бы протянуть руку и коснуться его — если бы посмела. Воспоминание о его объятиях стало смутным, как сон, но зато не осталось угрызений совести, не нужно было придумывать для себя оправданий.

К тому времени, как пробудился Леви, Никки давно уже исчезла. Он знал, что она просто отъехала в сторону, чтобы справить нужду где-нибудь подальше от чужих глаз, но почему-то ее отсутствие раздражало Леви. Он поднялся, угрюмый, как старый медведь, и потер небритые щеки. Господи, какая же противная штука — пятидневная борода! Колется, зудит. Впрочем, сейчас его все раздражало, чем дальше — тем больше. Он раз двадцать бывал на таких загонах, но ему впервые довелось наблюдать загон глазами фермера.

Как только они приехали на место, Леви сразу понял, за что Никки так ненавидит скотоводов. Они трое работали наравне с другими, но ковбои смотрели на них, как на пустое место. Не раз Леви слышал за спиной слова «землеройка несчастная» или «крот чумазый». Даже он, с его незлобивым нравом, и то едва сдерживался.

Он толкнул Питера ногой, чтобы разбудить, потом наклонился свернуть спальник. Вот и Питер повернулся к нему новой, неприятной стороной. Когда он напустил на себя этот тупой, полусонный вид, Леви поначалу глазам не верил. Он понимал, что это маска, которую глухой юноша носит, чтобы не привлекать внимания, но все же противно было думать, что умный человек нарочно строит из себя идиота.

А тут еще Никки. Попробуй-ка угляди за ней! Живая, словно ртуть, она ни минуты не сидела на месте. Когда он напоминал ей, что ковбои с ранчо Лоувелла знают, что она женщина, и могут привязаться к ней, Никки только смеялась. Да она этих недоумков запросто вокруг пальца обведет! После нескольких суровых предупреждений все парни с соседнего ранчо старались на пушечный выстрел не приближаться к Никки, но Леви все-таки им не доверял.

Днем было плохо, а ночью еще хуже. Никки спала у него под боком, и оттого сон его был весьма неспокойным. Он чувствовал себя так, словно всю ночь гонялся за ней.

Леви закинул уздечку на плечо и отправился за Леди. Слава Богу, сегодня последний день. После обеда приедет скупщик скота, а потом можно отправляться домой.

— Больше тридцати трех долларов за голову я дать никак не могу, — скупщик замолчал, пережидая недоумевающий гул.

— Это ж, по шесть долларов за центнер! — возмущался кто-то. — Четыре года назад десять давали!

Скупщик пожал плечами.

— Так то ж четыре года назад! Тогда бычки были куда лучше, а теперь вон они какие тощие, кожа да кости. У Вильсона вообще пять с полтиной дают.

— Обдурить нас хочешь? — заорал кто-то. — Пять с полтиной за центнер! Да это просто смешно!

— Не верите — не надо. Ваше дело. А я ждать не стану, утром уезжаю. Если захотите продать, где меня найти, вы знаете.

Он подошел к коновязи, вскочил в седло и ускакал в город.

Никки слышала, как многие скотоводы говорили, что они, мол, скорее лопнут, чем продадут за такую цену. Никки отвела Питера и Леви в сторонку.

— Ну что? Будем продавать или как?

— Цены на скот падают с восемьдесят второго года, — заметил Леви. — Если так пойдет дальше, в будущем году вы получите еще меньше.

— Деньги нам сейчас не очень-то нужны, — напомнила Никки. — Питер, а ты как думаешь?

«По-моему, надо продавать. Сена у нас заготовлено только на тридцать коров».

— Верно, — кивнула Никки. — Решено. Продаем. Я иду к скупщику.

Она было повернулась идти, но Питер схватил ее за рукав.

«Нет. Пусть идет Леви».

— Вы что, опять? Мы ведь вроде уже покончили с этим, и верх взяла я. Ты что, забыл?

Питер замотал головой. «Мы с Леви взяли тебя на загон, это так, но это не значит, что ты взяла верх».

— Ах вот как? — Никки уперла руки в бока. — А почему же вы тогда передумали?

«Боялись, что ты заарканишь пуму», — ухмыльнулся Питер.

— Подумаешь, как смешно! — Никки сердито фыркнула, но все же покраснела.

— Ты знаешь, наверно, Питер все-таки прав, — осторожно заметил Леви. — Даже если этот скупщик примет тебя за мальчишку, он все равно постарается надуть тебя. Мне-то проще будет получить настоящую цену.

Никки уставилась на Леви исподлобья, но потом сдалась.

— Ладно. На самом деле, не так уж важно, кто будет торговаться. Мы с Питером соберем остальной скот и поедем домой. Наверно, Эмили с Лианой уже заждались. Особенно Лиана, — добавила она, лукаво покосившись на Питера.

Через час они уже ехали домой. Никки в душе была рада, что в город отправился Леви. Она очень устала за эти пять дней. Поскорей бы принять теплую ванну и лечь в мягкую постель!

Она решила дать себе поблажку. По дороге домой она будет думать о Леви столько, сколько ей захочется. Может, тогда ей надоест и она перестанет вспоминать его к месту и не к месту и забудет о тех странных чувствах, которые он у нее вызывает.

И в течение трех часов Никки только и делала, что перебирала в памяти все свои хоть сколько-нибудь примечательные встречи с Леви за последние семь месяцев. Но она во многом никак не могла разобраться.

Эмили говорит, что влечение к мужчине вполне естественно. Даже Саманта не делала ничего дурного — именно в этом отношении. Она преступила границы дозволенного лишь потому, что изменила мужу. А Никки уж точно не совершила никакого преступления.

Единственная их ночь — не в счет: Леви ее не помнит, а Никки была настолько наивна, что до последнего момента не понимала, что происходит. И все-таки иногда — и даже слишком часто — она мечтала, чтобы это повторилось.

И началось. В следующие несколько недель Никки напрасно напоминала себе, что Леви скоро уедет, что ее влечет к нему простая похоть, что он принадлежит другой — она все думала и думала о нем. Они собирали яблоки — а Никки думала о нем. Они вовсю готовились к зиме — а Никки думала о нем. Питер с Леви уехали охотиться на неделю — а Никки все равно думала о нем.

Она рылась в воспоминаниях, как барсук, раскапывающий нору суслика. Ей приходило на ум, что она, быть может, влюблена в Леви, но Никки тут же отбрасывала эту мысль. Ведь вот же Питер с Лианой любят друг друга — так они никогда не ссорятся, даже не спорят друг с другом. А они с Леви то и дело грызутся. И все же, когда он поцеловал ее там, у источника, в ее душе произошло что-то, что перевернуло всю ее жизнь.

 

34

— Я так и думал, что ты здесь, — сказал Леви, усевшись верхом на козлы и взяв в руки уздечку. — Мне надо с тобой поговорить.

Никки чистила седло — щетка застыла у нее в руках. «Ну вот, — подумала она, и в горле встал горький ком. — Уходит. И я его больше никогда не увижу». Она не решилась ответить и молча продолжала чистить седло. Ей вдруг стало душно.

— Зима, похоже, будет тяжелая, — начал Леви.

Никки удивленно подняла глаза. С чего это он заговорил о погоде?

— Откуда ты знаешь?

— Ты заметила, какая у лошадей нынче шерсть?

Никки кивнула. Даже Огневушка, всегда такая гладенькая, и та к зиме сделалась чуть ли не лохматой.

— Да, замечала.

— Никогда не видел, чтобы лошади были такие лохматые, — продолжал Леви, теребя уздечку и рассеянно ощупывая пряжку. — И лось, которого подстрелил Питер, был такой же, и жиру на нем было, как на молочном поросенке — а ведь с кормом нынче было туго.

— К чему это ты клонишь?

— Да я вот думаю, что будет. В природе так устроено, что животные готовятся к борьбе за жизнь.

— Значит, густая шерсть и слой жира предвещают суровую зиму?

Это было похоже на правду, и Никки испугалась. Зимы в Вайоминге и без того не отличались мягкостью. Что же будет, если эта зима окажется тяжелее обычного?

— И что же нам делать?

Леви окунул тряпку в седельное мыло и стал натирать им уздечку.

— Ты знаешь, я предпочитаю не пренебрегать предупреждениями, откуда бы я их ни получил. Но еды у вас больше чем достаточно, дров с избытком хватит месяцев на шесть, у скотины сена довольно. Так что вы подготовились к зиме как нельзя лучше.

— Тогда о чем разговор?

Леви помолчал, словно не находил нужных слов. Наконец решился:

— Я хочу остаться.

— Что-о? — Она не поверила своим ушам. Он хочет остаться!

— Да нет, я знаю, пастухи зимой ездят из дома в дом, но если зима действительно будет тяжелая, вам с Питером вдвоем не управиться.

Никки так и застыла с поднятой рукой, глядя на Леви. Он не хочет уезжать! Она даже не думала, что такое возможно. Ну да, конечно, ему лучше остаться здесь, чем ездить из дома в дом, как это было принято на Западе. Многие возражали против этого обычая. Владельцы богатых ранчо не платили ковбоям в течение зимних месяцев, и ковбои переезжали с одного ранчо на другое, оставаясь на одном месте по неделе, по две. Это была неудобная система, но богатым землевладельцам она была выгодна.

— Никки! — Леви внимательно смотрел на нее, ожидая ответа.

Никки вздрогнула и снова взялась за седло.

— Я не против — Никки очень старалась, чтобы голос звучал спокойно. Но сердце колотилось так громко — она боялась, что Леви услышит.

— Ладно, тогда завтра я уезжаю.

— Уезжаешь? — тряпка Никки снова застыла в воздухе. — А… а ты вроде сказал, что хочешь остаться…

— Я остаюсь, но у меня есть незаконченные дела. — Леви прикинул: до Конского Ручья и обратно — это будет недели полторы. — Если уеду завтра, то вернусь ко второй неделе ноября.

Сердце у Никки упало. Ну да, он снова едет к своей Стефани! Только теперь она живет в Вайоминге. Леви обещает вернуться, но он не вернется. «И зачем только вся эта комедия?» — думала Никки, полируя седло.

— Никки!

Она не подняла головы. Тогда Леви положил уздечку и встал. Никки ничего не видела от слез. Она сердито сморгнула их.

— Знаете, Кентрелл, я передумала. На самом деле, вы нам здесь больше не нужны.

— Вам-то, может, и нет, но мне надо где-то жить?

Леви снова стоял рядом с ней. Его низкий голос звучал мягко, успокаивающе. Ей-Богу, он коснулся ее волос! Но это длилось лишь мгновение.

— Можно тебя попросить? Побереги вот это, пока я не вернусь. Терпеть не могу таскать с собой лишнюю тяжесть, а в дороге они мне не понадобятся.

Никки разглядывала знакомые вещи.

— Твоя бритва и кисточка для бритья…

— Вообще-то они еще дедушкины. Я ими очень дорожу, потому и прошу, чтобы ты приглядела за ними, пока я не вернусь. А тогда я, если прикажешь, уеду насовсем.

Никки медленно подняла глаза на Леви. И у нее перехватило дыхание. Он просит ее о доверии! В комнатке стояла тишина, лишь за окном шуршали опадающие листья. Она медленно протянула руку и взяла бритву и кисточку.

— Хорошо, пригляжу.

— Спасибо тебе, — улыбнулся Леви. Потом снова уселся на козлы, взял уздечку и принялся за работу.

В те две недели, что Леви был в отъезде, у Никки дел было по горло. Эмили обрадовалась, узнав, что Леви решил остаться, но заметила, что он не сможет жить в сарае, как летом. Они перенесли небогатые пожитки Леви в комнату Лианы, которая освободилась с тех пор, как Лиана с Питером поженились. Никки поставила к окну отцовский столик и повесила на стену потускневшее зеркало, но бритвенный прибор Леви она держала у себя в комоде.

Все остальное время Никки потратила на то, чтобы сшить Леви теплую зимнюю куртку. Она сшила ее из того красного одеяла, что купила в Саутпасс-сити. Тете Эмили Никки беспечно объяснила, что решила сшить Леви куртку, потому что на свое жалованье он не может купить себе ничего приличного, а его собственная куртка из буйволовой кожи вся обгорела во время пожара в прерии. Тетя согласилась. Никки даже самой себе не призналась бы, что затем и купила это одеяло. Иногда она бросала шитье и шла в свою комнату, чтобы потрогать его кисточку для бритья. Это придавало ей уверенности. Ну да, он непременно вернется! И Никки снова садилась за работу.

Первая метель налетела неожиданно. Утро было прекрасное, но сразу после обеда пошел снег. Ветер завывал все громче. Никки то и дело подбегала к окну. «Да нет, — говорила она себе, — беспокоиться не о чем». Все дома, а Леви вернется по крайней мере завтра, а то и послезавтра. Но ее все равно тянуло выглянуть на улицу.

Никки глядела в густую белую массу кружащегося снега, и тревожное предчувствие не отпускало ее. Она так напряженно ждала, что, когда дверь наконец распахнулась, с ее губ невольно сорвался возглас. В дом ввалился огромный снеговик, захлопнул за собой дверь, чтобы не выстудить кухню, и принялся отряхиваться. Когда из-под снега появилась знакомая фигура Леви, сердце у Никки, вместо того чтобы успокоиться, заколотилось еще быстрее.

— Я уж думал, не доберусь, — сказал Леви, повесив седельные сумки на спинку стула. — Я было забеспокоился, а тут смотрю — столб у ворот. Никогда не думал, что буду так рад увидеть изгородь из колючей проволоки. — Он посмотрел на дровяной ларь. — Так, дров у вас полно. А как с водой?

— Питер только недавно притащил три ведра, — ответила Эмили, обметая метелкой сапоги Леви. — Вы небось промерзли до костей. Сейчас налью вам чего-нибудь горяченького.

Она отряхнула ладонью его старую кожаную куртку.

— Пойдите-ка переоденьтесь в сухое, а то простудитесь.

Леви стащил с себя куртку, встретился взглядом с Никки и робко улыбнулся:

— Все еще сердишься, да?

— Я, сержусь? — удивилась Никки. — С чего это ты взял?

— А куда подевались мои вещи из сарая?

— А-а! Так это тетя Эмили.

— Как? — Леви перевел взгляд на Эмили. — Вы на меня сердитесь?

— Да что вы! — Эмили смела снег в кучку и высыпала его в ведро у дверей. — Мы просто решили, что в доме вам будет уютнее. Вы будете жить рядом с комнатой Питера и Лианы.

— Только, наверно, сегодня придется тебе ночевать здесь, — заметила Никки и снова подошла к окну, приподняв занавеску. — В метель папа всегда ставил в доме раскладушку для Питера. В пристройке слишком холодно. Она опустила занавеску. — Лиана с Питером будут спать у меня, я — с тетей Эмили, а ты, Леви, на раскладушке.

— Будем стелить постели или поужинаем? — спросила Лиана. Она стояла у печки, помешивая похлебку.

Питер замотал головой. «Поесть можно и потом. Если ветер переменится, проход занесет снегом».

— Тогда пойду за раскладушкой, — сказал Леви и снова накинул куртку.

Никки вспомнила о бритвенном приборе, Леви, только когда зашла в свою комнату заночной рубашкой. Ей почему-то было очень важно отдать его Леви именно теперь. Она набросила куртку, зажала в ладони кисточку и бритву и побежала в новую комнату Леви.

Он стоял и разглядывал красную куртку, лежавшую у него на кровати.

— А, я совсем забыла! Я подумала, что твоя кожаная куртка не годится на зиму, и сшила тебе новую.

— Новую? — Леви недоверчиво посмотрел на Никки. — Это из одеяла, что ты купила в Саутпасс-сити?

— Я решила, раз ты был мне должен лошадь, значит, я должна тебе куртку!

— Ну, это ведь совсем другое дело!

— Ничего подобного, — отрезала Никки, кладя на столик бритву и кисточку. Она подошла к постели, взяла куртку и встряхнула ее.

— На вот, примерь. Надеюсь, она тебе не мала, — продолжала она, пока Леви снимал старую куртку и натягивал новую. — Я шила ее по твоей старой рубашке.

Никки отступила назад и оглядела творение своих рук с довольной улыбкой.

— Сидит отлично. И цвет тебе идет.

— Да уж, в такой куртке не потеряешься, — усмехнулся Леви. — Ты меня теперь за пять миль разыщешь.

Он погладил рукав. Лицо его стало серьезным.

— У меня никогда не было такой красивой куртки.

— Не знаю, как насчет «никогда», но что давно, это точно, — съехидничала Никки, глядя на поношенную буйволовую куртку.

Леви шутливо нахмурился.

— Не советую обижать это благородное одеяние. Да будет тебе известно, что я еще мальчишкой отдал за него отцовского мула.

Он взял куртку и повесил ее на стену.

— Хорошего мула? Вот за это? — Никки насмешливо фыркнула.

— Я всегда считал, что остался с прибылью. Понимаешь, я терпеть не мог этого мула, а тот охотник на бизонов, которому я его загнал, был не меньшей сволочью, чем сам мул.

— Ну и разозлился, должно быть, твой папаша! Небось ты после этого неделю сидеть не мог.

— Да уж, не сказать, чтобы он обрадовался, — ухмыльнулся Леви. — Но наказал он меня куда хуже.

— Что же может быть хуже хорошей порки?

— Он продал мою лошадь. Насколько я помню, это хорошо подействовало. Спасибо, Никки. Мне еще никто не делал таких подарков.

— Ерунда какая! — хмыкнула Никки, стараясь не замечать теплоты, наполнившей ее душу от этих слов. Она подошла к столику. — Я, собственно, принесла твои вещи.

Никки погладила рукоятку кисточки — она так часто делала это за последние две недели!

— Спасибо, что все сохранила.

— А, пустяки. Ну ладно, мне пора идти.

— Погоди-ка. У меня тоже есть подарок для тебя. — Леви растерянно огляделся. — Здесь был такой маленький сверток в коричневой бумаге…

— Он на верхней полке в комоде.

Никки с любопытством смотрела, как Леви достал сверток и торжественно протянул ей.

— А что это?

— Это я купил тебе в Саутпасс-сити.

Никки развернула бумагу и увидела маленькую книжку. Она повертела ее в руках, потом печально посмотрела на Леви.

— Я ведь…

— Знаю-знаю. Ты не умеешь читать. Для того и книжка, — Леви взял книжку и открыл ее. — Это хрестоматия Мак-Каффи. По ней учатся читать.

— Что, правда? — Никки недоверчиво потрогала обложку.

— Правда. Похоже, этой зимой у нас будет масса времени. Если хочешь, можно начал прямо сегодня вечером.

— Я… я прямо не знаю, что сказать.

Никки с трудом сдерживала слезы. Какой он добрый! Откуда он знает, что ей до ужаса хотелось научиться читать?

— Это так здорово…

— Возможно, к весне ты будешь думать иначе, — Леви провел тыльной стороной ладони по щеке Никки. — Дело это нелегкое, а у меня при себе еще две книги.

Никки посмотрела на Леви. Глаза ее стали глубже и темнее.

— Мы тебя сегодня не ждали. Как хорошо, что ты вернулся.

— Я тоже рад.

— Мне тебя не хватало. Питер такой скучный стал с тех пор, как женился, с ним даже не поспоришь как следует.

— Что ж, — усмехнулся Леви, — приятно знать, что тебя так ценят. — Он неохотно опустил руку. — Ну и где же эта раскладушка?

— Что? Ах, раскладушка! Вот она.

Миг близости прошел, но память о нем долго грела душу им обоим.

Для большинства людей эта зима была вереницей кошмарных метелей, морозов и сугробов в пятьдесят футов высотой. Заслонив глаза закопченными стеклами, чтобы сверкание снегов не слепило глаза, Питер с Леви каждый день не меньше часа проводили на ручье, долбя проруби, чтобы скот мог напиться. Они поставили телегу, в которой возили сено, на полозья и отвозили корм маленькому стаду. А иногда разыгрывалась такая непогода, что нельзя было выбраться наружу. В такие дни они по веревке добирались до сарая и кормили скотину, что стояла в хлеву, а за прочих оставалось только молиться.

И все-таки эта зима была хорошим временем, по крайней мере для тех пятерых, что зимовали в хижине Чендлеров. У фермеров только зимой бывает свободное время, и эта зима — не исключение.

Окончив дневные дела, Никки садилась за чтение. Позднее к ней присоединился Питер — он тоже решил учиться грамоте. Между ними началось соревнование: кто первым одолеет книгу. Конечно, не обходилось без болтовни, шуточек и смеха. И все же Леви, был поражен, как быстро продвигались вперед его ученики. Начальную книгу первым закончил все же Питер, зато Никки отыгралась на второй.

По вечерам женщины шили, а Питер и Леви занимались резьбой по дереву. Леви часами корпел над столбиками, подлокотниками и полозьями для кресла-качалки, а Питер вырезал скульптуру в свадебный подарок жене. Видя, как под его пальцами постепенно вырисовываются прекрасные черты Лианы, Леви понял, что у молодого человека настоящий талант.

После долгих уговоров Питер наконец вытащил все, что он сделал за многие годы. Лева был поражен — до того это было красиво. Начал Питер с фигурок птиц и животных, потом попробовал свои силы в изображении людей — Сайреса, Никки, Лоувелла и его дочери.

Леви особенно полюбился один из портретов Никки. Питеру удалось уловить детскую суть, которая до сих пор жила во взрослой женщине. Это был портрет любимой, который Леви носил в сердце.

 

35

— Ну и что, что январские оттепели всегда предвещают снегопады? — Никки уперла руки в бока и в упор смотрела на Леви, который мирно потягивал свой кофе. — Тем более нужно воспользоваться хорошей погодой и съездить в город, пока можно.

Леви знал, что, когда Никки в таком настроении, спорить с ней бесполезно. Но, может, все-таки удастся убедить?

— Как же мы поедем? Для повозки снег слишком глубокий, для саней — чересчур рыхлый.

— Значит, поедем верхом. Возьмем Сэма как вьючную лошадь. Слушай, Кентрелл! Я знаю, что это небезопасно, но ведь это первая оттепель с самого ноября. Если мы сейчас не съездим за припасами, другого случая может не представиться.

— Ну да, и возвращаться придется в метель. Если вообще найдем дорогу.

— Ты вчера говорил то же самое, а сегодня, смотри, погода еще лучше, — Никки кивнула в сторону окна. — Вон, даже с крыши капает. Чего тебе еще?

— Все, сдаюсь. — Леви поднял руки. — Едем. Но имей в виду, что я согласился только потому, что иначе ты поехала бы одна. — Он встал и решительно направился к двери. — Давай собираться.

Никки радостно подпрыгнула и бросилась за ним.

Поездка оказалась еще труднее, чем говорил Леви. Лошади проваливались по самое брюхо, то и дело приходилось объезжать высоченные сугробы.

Из-за оттепели дорога сделалась только хуже: верхний слой снега подтаял, а воде стекать было некуда, и она собиралась в большие лужи. Дорога заняла часа четыре — притом, что обычно до города было полчаса езды.

Они купили мешок муки, мешок сахару, пакет кофе и кое-чего еще и сразу отправились обратно. Никки не согласилась даже посидеть у миссис Адамс. По небу бежали обрывки темных облаков. Примерно через час начало холодать.

Никки взглянула на небо.

— Как ты думаешь, долго еще до снегопада?

— Трудно сказать, — обернулся к ней Леви. — Что, боишься? Сама ведь напросилась! Назад теперь не вернешься.

— А кто говорит, что надо вернуться? — вспыхнула Никки, уязвленная его тоном. — Я просто спросила, когда может начаться снегопад. Ты ведь целую неделю предсказывал погоду, я думала, ты знаешь, вот и спросила.

Леви отвернулся. Хорошо, что она разозлилась — теперь не испугается, если их захватит метелью. Он посмотрел на небо. Господи, хоть бы добраться домой до снегопада!

Крупные хлопья начали падать на землю, когда они с Никки въезжали во двор. У дверей их встретил Питер. На лице у него было написано явное облегчение.

«Мы уж боялись, что придется вас разыскивать».

— Глупости! — Никки гордо прошествовала мимо. — Чего тут бояться, подумаешь, несколько снежинок!

— Пока бояться нечего, — сказал Леви, — но ведь я был прав насчет метели!

— А все-таки мы успели съездить в город и вернуться до непогоды. Ты еще припомнишь это, когда будешь пить кофе со свежим хлебом.

Питер посмотрел на Эмили и Лиану и возвел глаза к небу.

«Ни один из них не чувствует себя правым, вот и бесятся оба», — заметил он.

Метель принесла с собой морозы. Ферме они не нанесли особого вреда, но для открытых пастбищ это была катастрофа. На подтаявшем снегу образовался толстый скользкий наст. Скот, содержавшийся на вольном выпасе, не мог добраться до травы и оказался обречен на голодную смерть. Коровы бродили по прерии, разыскивая пищу и воду.

Там, где наст был потоньше, коровы проваливались на каждом шагу, и острые края раздирали им ноги в кровь. Многие забредали в овраги и каньоны, где были самые глубокие сугробы, другие натыкались на изгородь и останавливались. Не в силах идти дальше, они сбивались в кучки, ожидая смерти.

Обитатели фермы не знали покоя от душераздирающего мычания голодной скотины, сбившейся у изгороди. Когда наступала тишина, было еще хуже: это означало, что несчастные животные мертвы. Тишина длилась до тех пор, пока к изгороди не прибивалось очередное стадо.

Питер не слышал воплей скотины, но и он видел эти живые скелеты, когда они с Леви ходили кормить свое небольшое стадо. Поэтому его лицо приобрело то же тоскливое выражение, что и у остальных.

— Господи! Я больше не выдержу! — простонала Никки однажды вечером, зажимая уши, чтобы не слышать мычания коров на пастбище. — Неужели нельзя их накормить?

Леви опустил ножку от качалки, которую он зачищал наждаком, и сочувственно посмотрел на нее.

— Никки, ну ты же знаешь. Сейчас только середина февраля, а мы уже скормили все сено, что было в стогах. Если к первому марта зима не кончится, нам самим может не хватить сена. Нельзя так рисковать.

— Да знаю я! — Никки скрестила руки на груди и заходила по комнате. — Но ведь это так жестоко: просто сидеть сложа руки. Вот бы все эти скотоводы передохли с голоду! Они это заслужили.

— Никки! — Эмили ужаснулась столь нехристианскому пожеланию.

— Нет, правда! Как я их всех ненавижу!

— Никки, они ведь не хотели этого. — У Леви дернулась щека.

— Ну да, конечно! Такие, как Герман Лоувелл, просто хотят, чтобы все шло по-старому. А ведь пастбища не могут прокормить столько скота. Но им плевать. Любому дураку ясно, к чему это приведет, а они и внимания не обращают. В эту зиму все равно случился бы мор, даже если бы она была мягкая.

— Не все скотоводы виноваты.

— Виноваты все, кто не хочет заготавливать сено и выгоняет скот зимой на подножный корм! — Никки пнула стену от злости.

Леви понял, что спорить с ней бесполезно, и умолк. Быть может, Никки чересчур прямолинейна, но в чем-то она права. Леви снова принялся полировать ножку кресла.

Вечер тянулся медленно, и все обрадовались, когда наконец пришло время ложиться спать. Все, кроме Леви. Ночи сделались для него пыткой. Оставшись один в темноте, он начинал думать о Никки.

Леви лишь недавно понял, чего он искал, когда ушел из дома. Он искал вот этой близости, которая существовала между его братом и Стефани, между Лианой и Питером. Он хотел такой же близости с Никки. Но знал, что она не разделяет его чувств — во всяком случае, пока не разделяет.

Но, Боже мой, она сводит его с ума! Он так хотел ее, как никогда в жизни не хотел ни одну женщину. Леви пытался выбросить из головы запретные видения, когда ход его мыслей был нарушен тихими женскими стонами и ритмичным поскрипыванием кровати, доносящимися из-за стены. Леви едва не застонал вслух от тоски и бессилия. Да, соседство с Питером и Лианой отнюдь не упрощало дела.

В ту ночь у Леви начались кошмары. Они были основаны на реальных событиях, но столь давних, что Леви почти забыл их. Он снова был забившимся в угол перепуганным двухлетним малышом, на которого никто не обращал внимания. За окном было темно, выл ветер, дождь хлестал по стеклам, но все эти звуки заглушали громкие, требовательные вопли новорожденного.

Отец Леви, большой, сильный, стоял на коленях у кровати, уткнувшись лбом в холодную, бледную, совершенно неподвижную руку. Джонатан Кентрелл, человек, который не боялся ничего на свете, плакал, не стыдясь своих слез, прося прощения и проклиная себя за смерть любимой жены.

Страшнее всего была кровь. Кровь была повсюду: на полу, на одеяле и больше всего — на кровати, вокруг неподвижно лежащей женщины. Малыш не понимал, что происходит, но знал, что что-то не так, что-то очень плохо в его уютном мирке.

Этот кошмар повторялся каждую ночь, несколько ночей подряд. Потом сон изменился. Теперь сам Леви стоял на коленях у постели, а Никки была его женой, умершей родами. Увидев в первый раз застывшее лицо Никки на подушке, Леви проснулся в холодном поту. В окно сочился слабый предутренний свет. Леви сцепил руки и с приглушенным стоном прижался лбом к коленям.

Он наконец понял, почему ему снился этот сон. Ведь он, Леви, высокий, могучий человек, более рослый, чем его отец. Никки с ее хрупким телом не сможет выносить его детей. Ему нельзя жениться на ней. Лучше навсегда расстаться с ней, чем стать причиной ее смерти.

К тому времени как встало солнце, Леви успел смириться с мыслью, что скоро придется уйти. Засуха явно кончилась, так что угроза со стороны Германа Лоувелла миновала. Весной, когда данное Сайресу обещание можно будет считать выполненным, Леви с полным правом отправится на все четыре стороны.

Все устали от бесконечной зимы и с нетерпением ждали прихода весны. Для Леви время, которое он проводил с Никки, было и радостным, и горьким, потому что он знал, что ему остались считанные дни. Он схватывал и запоминал каждую мелочь: каждую ее улыбку, ее хрипловатый голос, каждый взгляд фиалковых глаз старался он сберечь на тот черный день, когда у него не останется ничего, кроме воспоминаний.

Пятого марта теплый западный ветер наконец разбил зимние оковы. Он задул с гор и принес долгожданную весну на измученную землю. Лиана, Питер, Никки, Леви и даже Эмили, как ребятишки, выпущенные из класса, высыпали на улицу.

Никки запустила в Леви снежком. Леви не остался в долгу. Вскоре к ним присоединились и остальные. Закружившись в вихре снежков и женского смеха, Леви и не заметил, как его схватили и опрокинули в снег. Леви лежал, задыхаясь от смеха, а три женщины долго умывали его снегом и оставили только затем, чтобы наброситься на Питера.

Юго-западный ветер дул несколько дней подряд. Поначалу все радовались, но теплая погода принесла новое несчастье. Талая вода не могла впитаться в промерзшую землю и переполнила все ручьи и овраги.

Впервые на памяти Никки вышел из берегов Ивовый ручей. Вода затопила сад и подступила к самым стенам дома. Почти неделю весна разоряла землю, и без того настрадавшуюся за зиму.

Но наконец вода спала и грязь немного подсохла. Никки не сиделось на месте, ее терзала весенняя лихорадка. Довольно торчать взаперти! Да и в самом деле пора осмотреть пастбища! Леви тоже не пришлось долго уговаривать проехаться по солнышку.

Но приятная прогулка очень скоро обернулась кошмаром, который оба долго не могли забыть. Прерия была буквально устлана трупами павших коров. Это был какой-то адский пейзаж. Одни животные лежали там, где застигла их смерть от голода и жажды, другие плавали в застоявшихся лужах талой воды.

Чем дальше ехали Никки и Леви, тем больше трупов им попадалось. Они наткнулись на какой-то ручеек, который был буквально запружен телами, так что можно было пройти по ним добрую милю, не ступая на землю. В некоторых местах вонь от гниющей падали была нестерпимой, и Никки приходилось бороться с тошнотой.

Ей хотелось то ли взвыть от ярости, то ли истерически разрыдаться. Леви среди этого опустошения чувствовал себя немногим лучше Никки. Он ехал молча и так стискивал поводья, что побелели костяшки пальцев. Казалось, здесь нет никого живого. Но внезапно послышалось мычание теленка. Никки вздрогнула, быстро оглянулась на Леви и принялась осматриваться, ища теленка.

Наконец она увидела его. Это была телочка. Она стояла на камне, по другую сторону довольно глубокого оврага. Не успел Леви остановить Никки, как она спрыгнула с лошади и стала спускаться в овраг, не обращая внимания на странный гул, который вдруг наполнил воздух.

Леви никак не мог вспомнить, где же он слышал этот звук. Потом он узнал его. Он слетел с лошади и бросился вслед за Никки.

— Никки-и! — Его вопль поглотила стена воды в восемь футов высотой.

 

36

Только что Никки взбиралась по крутому склону к теленку, и вдруг ее захлестнул бушующий поток. Повсюду была ледяная вода, она заливала рот, глаза, уши, вытесняла воздух из легких, тащила за собой. Если бы не железная рука Леви, державшая Никки за талию, девушку бы унесло.

Минуты через две вода схлынула, но им, висевшим на краю оврага, эти минуты показались вечностью. Никки хватала воздух и изо всех сил цеплялась за руку Леви — а вдруг он ее не удержит? Другой рукой Леви ухватился за большой куст полыни, сверху их прикрывал камень, на котором стояла телка, и это было все, что мешало им утонуть. Долго ли Леви сможет выдержать это невероятное напряжение?

Леви казалось, что рука у него вот-вот оторвется. Плечо и спину сводила жуткая боль. Он отчаянно тянулся, всеми силами пытаясь выкарабкаться на берег, — но напор воды был слишком велик. Потом он почувствовал, что Никки упирается ногами в склон, стараясь ему помочь. Леви рванулся, и вдвоем им удалось-таки выбраться из потока.

Несколько минут они так и лежали, пытаясь отдышаться.

— К-кентрелл… Ты… ты живой?

— Ж-живой

— Т-тогда подвинься. Ты… меня… задавишь…

Леви перевернулся на спину, все еще не разжимая рук, словно боялся выпустить Никки. Она долго лежала не шевелясь — ей было хорошо оттого, что Леви так близко. Наконец их дыхание выровнялось, биение сердца замедлилось. Леви разжал руки, только когда Никки стала высвобождаться из его объятий. Леви сел. Никки полезла наверх, к телочке, которая так и стояла на берегу.

— Все в порядке, моя маленькая, — она погладила телочку, — Ничего с тобой не случилось.

— Чего нельзя сказать о нас, — заметил Леви, глядя на бушующий внизу поток. — Лошади-то на той стороне.

— Да не волнуйся ты, с нами тоже ничего не случится.

Леви посмотрел на нее очень выразительно.

— Ты, может, не заметила, но мы насквозь мокрые. Еще полчаса — и мы замерзнем насмерть.

Никки лишь загадочно улыбнулась и прошла чуть дальше вдоль уступа. Она остановилась у валуна, который лежал на склоне, Никки отвалила его обеими руками, и открылся вход в небольшую пещеру.

— Мы с Питером нашли ее, когда еще только приехали в Вайоминг, — с улыбкой объяснила Никки. — Добро пожаловать в наше убежище.

Потолок в пещере был низкий, так что Леви не мог выпрямиться, но вообще пещера оказалась удивительно просторной. Никки, которая была больше чем на фут ниже Леви, могла ходить по ней, не пригибаясь. Она достала огниво, зажгла свечу, ушла в глубь пещерки и стала рыться в каком-то сундуке.

Леви увидел закопченную трещину в потолке, явно служившую дымоходом.

— А дрова есть?

— Вон, в углу, и лучина рядом.

Никки бросила ему огниво и снова склонилась над сундуком.

Леви занялся костром, не обращая на нее внимания. Пламя только-только начало разгораться, когда Никки подошла к нему, протягивая одеяло.

— На, держи. Оно кусачее, но зато не замерзнешь.

Леви посмотрел на одеяло, потом перевел взгляд на обнаженную руку Никки. Она сняла с себя все мокрое и до подмышек закуталась в одеяло, Леви молча взял у нее одеяло. Никки стала подбирать разбросанную одежду, а Леви не мог отвести от нее глаз. Пламя костра золотило ее влажные кудрявые волосы и отбрасывало оранжевый отблеск на гладкие обнаженные плечи. Леви почувствовал прилив желания и судорожно сглотнул. Никогда он не видел столь прекрасной женщины.

Никки принялась раскладывать свои вещи поближе к огню, потом остановилась и посмотрела на Леви.

— Ты чего? Переодевайся, я не смотрю.

Леви кивнул, не в силах заговорить, и ушел в угол. К тому времени, как он стащил с себя сапоги и верхнюю одежду, огонь разгорелся вовсю. Джинсы были холодные и противно липли к телу, но снять их он не решился. Довольно с него искушений. Одеяло было колючее, но теплое. Леви завернулся в него и сел к огню рядом с Никки. Дымок от костра струился вверх, в естественный дымоход.

— Хорошо здесь, — сказал Леви.

— Мы с Питером тоже так думали. Мы сюда часто ходили, когда папа с мамой… Короче, когда нам хотелось уйти. С тех пор как мама уехала, Питер сюда больше не ходит, а я заглядываю иногда. — Никки поглядела в сторону выхода. — Леви, а откуда этот потоп?

— Наверно, там был большой сугроб выше по оврагу. Я такое и раньше видывал, в сильную оттепель: овраг перекрыло ледяной запрудой, и вода скапливалась, скапливалась, пока не прорвало. Папа называл это паводками.

— А я думала, паводки бывают только после ливня.

— Бывают и после ливня. Главное, они всегда случаются внезапно.

— Я даже не знала, как здесь опасно, — нахмурилась Никки. — Впредь буду осторожнее.

— А ты здесь часто бываешь?

— Теперь нет, а раньше часто. — Никки вздохнула. — Сейчас я сюда хожу, когда мне хочется побыть одной.

«Как зверек, который убегает в норку, чтобы зализать свои раны», — подумалось Леви.

— Мы сюда и ехали, да? — тихо спросил он.

Никки не ответила. Несколько минут она смотрела в огонь невидящим взглядом,

— Да, — прошептала она наконец, пряча лицо в ладонях. — Ох, Леви, сколько же их! — Ее голос прервался приглушенным рыданием. — И они все умерли с голоду! Какая ужасная смерть!

— Да, Никки, я понимаю.

Леви привлек ее к себе и уткнулся лицом в ее волосы. У него перед глазами тоже стояли десятки трупов, валяющихся на земле.

Они прижались друг к другу, словно затем, чтобы убедиться, что сами они еще живы. Сперва они просто хотели успокоить, утешить друг друга, а потом они уже не могли расстаться. Долго сдерживаемые чувства вырвались наружу, словно паводок, и ни он, ни она не могли бы помешать этому, даже если бы и хотели.

Когда их губы наконец встретились, поцелуй был каким-то лихорадочным, словно оба боялись, что этот миг исчезнет, как и все остальное. Потом Никки обвила руками шею Леви, и ее губы раскрылись навстречу его губам. Мир исчез, и они отдались опьяняющим чувствам, захлестывавшим их с головой. Осыпая лицо Никки легкими поцелуями, Леви набросил на нее свое одеяло, и они вдвоем очутились в теплом уютном гнездышке.

Никки со вздохом прижалась к Леви и мягко потянула его на землю. Он нашел ее губы, и водоворот желания захватил Никки. Все ее страхи и сомнения рассеялись. Одеяло сползло с нее, но это не нарушило ее блаженного забытья. Она принялась расстегивать пуговицы на груди Леви. Он затаил дыхание.

— Она мокрая, — бормотала Никки, путаясь во влажной материи. Ее нежные пальчики скользнули по его холодной коже. Никки придвинулась ближе. — Почему ты не разденешься? — шепнула она, уткнувшись губами ему в шею.

Леви застонал — блаженная судорога прошла по его телу. Никки помогла ему стянуть с себя мокрые тряпки, и Леви отбросил их в сторону. Их тела переплелись. Это была гармония контрастов: холодное и теплое, сильное и нежное, мужское и женское. Они исследовали друг друга руками и губами, радуясь каждому новому открытию, наслаждаясь радостью друг друга.

Никки никогда еще не испытывала ничего подобного. Тогда, в первый раз, она была неопытной и робкой. Ей казалось, что она знала, чего ей ждать, но обнаружила, что даже не подозревала о том наслаждении, которое сейчас давал ей Леви. Он, казалось, знал ее тело лучше ее самой. Он то впивался в нее губами, то ласково поглаживал, и сладостная дрожь растекалась по ее телу, пока желание не переполнило ее до краев.

Леви перевернул ее на спину, приподнял ее голову и заглянул в прекрасные фиалковые глаза, полыхающие теперь страстью.

— Я постараюсь осторожнее, любушка, — шепнул он, погладив ее по щеке.

— Я знаю.

Никки подвинулась так, чтобы ему было удобнее, и потянулась к его губам, ища поцелуя, который успокоит боль. Но боли не было. Лишь новые и новые волны наслаждения захлестывали ее, вздымаясь все выше и выше в дикой мелодии страсти.

Потом они лежали рядом с Леви. Никки положила голову ему на плечо, и дыхание их смешивалось. Оба постепенно успокаивались. Никки свернулась у него под боком как пригревшийся котенок. Леви даже показалось, что она вот-вот замурлычет. Он прикрыл глаза, наслаждаясь этим блаженством, и отложил на потом вопросы, которые — он знал — рано или поздно придется задать.

Он уже засыпал, когда Никки отчаянно взвизгнула. Леви взметнулся, готовый защищаться и защищать ее. Сердце у него колотилось. Он заслонил собой Никки — и оказался перед телкой, которую они оставили снаружи. Все еще тяжело дыша, Леви вопросительно оглянулся на Никки.

Никки стояла, придерживая на груди одеяло. Глаза у нее были перепуганные.

— Я не знала, что она здесь, а она как ткнется носом мне в спину, а нос холодный, мокрый… — виновато объяснила Никки. — Это я от неожиданности.

— Ну и напугала ты меня! И что же с тобой теперь делать? — повернулся он к телке.

— Сейчас я ее выпровожу, — сказала Никки, кутаясь в одеяло. — Ты бы тоже завернулся, — посоветовала она Леви, протягивая пальцы телке. — Смотришься ты прекрасно, но ведь холодно, наверно?

Голодная телка принялась сосать пальцы Никки и покорно последовала за ней.

К тому времени как Никки загородила вход камнем так, чтобы не влезла телка, Леви успел подобрать свое одеяло и обмотать его вокруг пояса. Он подбросил дров в костерок и уселся спиной к стене. Глаза у него блестели.

— Что, не жарко?

— Я боялась, что ты простудишься.

— Ну тогда иди, грей меня.

Леви притянул ее к себе на колени и обнял. Никки обвила руками его шею. Они снова поцеловались, наслаждаясь друг другом с неторопливым любопытством, словно у них впереди бездна времени. Наконец они прервали поцелуй, чтобы перевести дыхание. Никки положила голову ему на грудь. На губах у нее была довольная улыбка.

Леви нежно поглаживал ее по спине. Ничто не нарушало тишину вокруг.

— Ведь это уже не в первый раз, да? — спросил он. — Мы уже были с тобой… вот так, как сейчас.

Никки запрокинула голову и молча посмотрела ему в лицо. Нет, она ему ничего не скажет.

Леви поцеловал ее в лоб, потом нежно провел пальцами по щеке.

— Весной, когда я очнулся после болезни, мне казалось, что я помню, как мы с тобой занимались любовью. Но до сих пор я думал, что это был бред.

— А почему ты решил, что это не бред?

Леви отвел локон, упавший ей на лоб.

— Сны не бывают такими подробными. Почему ты мне ничего не сказала?

Никки долго молча смотрела на него, потом высвободилась из его объятий и села к огню.

— А зачем? — Она плотнее завернулась в одеяло и встала. — Я, наоборот, радовалась, что ты ничего не помнишь. Я вела себя не слишком пристойно. А потом, какое это имеет значение?

Леви уставился на нее, совершенно ошарашенный.

— Какое значение… Господи, Никки! Я же лишил тебя невинности!

— И что? — Никки подбросила полено в огонь. — Что, ты мог бы ее вернуть? А потом, это не ты лишил меня невинности. Это я сама ее тебе отдала, — голос Никки слегка прервался, она отвернулась. — Я даже не попыталась остановить тебя.

— Никки, не надо! — Леви схватил ее за руку. Никки хотела вырваться, но он не выпустил ее и принялся водить пальцем по ее ладони. — Если бы ты только знала, как часто я вспоминал ту ночь! Как я хотел, чтобы это не было сном!

Ее профиль четко вырисовывался в свете костра. У Леви мучительно сжалось сердце. Бог мой, как же он любит эту женщину!

— Никки! Выходи за меня замуж!

— Замуж? — Она вскинула голову и уставилась на Леви.

Никки вырвала у него руку. Она вспомнила, как Леви сказал, что Питер и Лиана должны пожениться, и у нее сдавило горло. Она все время боялась, что так и будет, если Леви узнает.

— Глупости какие.

— Это не глупости. Я люблю тебя, Никки. По-моему, ты тоже любишь меня.

— С ума сошел? — глаза у нее подозрительно заблестели. Ну зачем он так говорит? Неужели из чувства вины? — Я тебя не люблю.

— А по-моему, любишь, — настаивал Леви. — То, что сейчас было между нами, — невероятно! Такое бывает, только когда двое очень любят друг друга.

Никки коротко хохотнула.

— Ты хочешь сказать, когда двое очень хотят друг друга.

— Ты что? — Леви недоверчиво посмотрел на нее. — Ты думаешь, между нами нет ничего, кроме похоти?

— Нет, почему же? Мы друзья.

— Друзья?! Черт возьми, Никки, мне тридцать три года, мне нужна жена, а не подруга.

— Это твое дело. Мне меньше всего нужен муж и куча сопливых щенят. Ну, хватит. Я хочу спать.

Она завернулась в одеяло и улеглась на землю по другую сторону от костра. Леви даже не глядел на нее. Слова Никки поразили его в самое сердце. «Я тебя не люблю». Он знал это, знал с тех пор, как вернулся из Сент-Луиса, но сегодня он посмел дать волю надежде. Он вздохнул и провел рукой по глазам — перед ним снова встал образ Синтии. Про нее он тоже думал, что она его любит. Ну почему его любовь всегда остается без ответа? Неужели он обречен на одиночество?

Леви заметил, что Никки дрожит. Он лег рядом и обнял ее, говоря себе, что хочет лишь согреть ее. Он закрыл глаза, и ему снова явились сцены из его ночных кошмаров. Упоминание Никки о детях напомнило Леви, что им и в самом деле не стоит жениться.

Ему было тяжело, но он принял решение. Пора уезжать. Если он проживет здесь еще месяц, ничто не изменится. Только лишний шанс еще раз переспать с ней. Он лежал, прижав к себе Никки, и размышлял о своих разбитых мечтах. Рев воды снаружи понемногу утихал.

Никки проснулась от холода. Она села и рид ела, что оба одеяла на ней, а Леви исчез.

— Леви! — робко окликнула она, озираясь.

— А, проснулась, — сказал Леви, входя в пещеру. — Это хорошо. Пора идти.

— Уже?

Леви кивнул, старательно затаптывая угли.

— Вода спала, но утром может снова подняться.

Он бросил Никки ее одежду и отвернулся, пока она одевалась.

— А сколько времени?

— Около полуночи. Хорошо, что сегодня полнолуние. А то мы не нашли бы дорогу. — Он нырнул в отверстие, сказав: — Захвати одеяла, на улице холодно.

Через несколько минут они тронулись в путь. Склоны оврага были скользкие, идти было трудно, тем более с телкой. Но Никки наотрез отказалась ее бросить. К тому времени как они выбрались на другой берег, все трое вымазались по уши. Оказавшись наверху, Никки пронзительно свистнула, но Огневушка не появилась.

— Лошади, наверно, дома. — Леви посмотрел на луну. — Идем-ка лучше. До дома далеко.

— Да нет, всего пара миль. Мы вчера сделали большой крюк. — Никки ухмыльнулась. — Получится славная прогулка при луне.

Тьма скрыла ужасы предыдущего дня. Лишь запах падали время от времени напоминал о том, что скрывалось в ночи. Телка послушно шла за ними: она явно решила, что Никки — ее мать. Не прошло и двух часов, как впереди показались огни фермы.

— Ох, Господи. А они ведь там волнуются. — Никки прикусила губу. — Небось Питер до сих пор нас ищет.

— Да нет, вряд ли. Наверно, он вернулся домой, как стемнело. — Леви остановился в нескольких ярдах от дверей. — Никки, — шепнул он, — иди сюда.

Она не раздумывая приблизилась к нему и подставила губы. Поцелуй Леви проник ей в самую душу, опалив ее дыханием страсти. Когда Леви наконец выпустил ее, Никки почувствовала себя слабой и усталой. Она прикрыла глаза и прислонилась к его широкой груди.

— Я люблю тебя, — прошептал Леви, уткнувшись ей в висок.

Он долго держал ее в объятиях, стараясь запомнить все до мельчайшей черточки: запах ее волос, изгибы ее хрупкого тела. Наконец он поцеловал ее в лоб и шагнул назад.

— Иди в дом, успокой наших. А я пойду проверю, дома ли лошади.

Назавтра Леви объявил, что уезжает. Никки еще спала. Эмили, Питер и Лиана изо всех сил старались переубедить его, но Леви был непреклонен. Нет, ему пора. Нет, Никки будить не надо. Эмили с Лианой пошли вместе с ним в сарай, чтобы попрощаться.

— А нет ли места, где вас можно найти, если вдруг понадобитесь? — спросила Эмили.

Ему очень хотелось сказать, но он покачал головой.

— Да нет, вряд ли.

Если Никки не любит его даже после того, что было вчера, значит, никогда не полюбит. Он вернется к своей семье, на ранчо, и Никки скоро забудет все, что было между ними. Пусть она лучше не знает, кто он такой.

— Ладно, я поехал. Передайте привет Никки.

— Подождите. — Лиана положила руку на шею его лошади. — Питер просил вас подождать, пока он не… А, да вот и он.

Питер сунул в седельную сумку какой-то сверточек. В его карих глазах светилась настоящая печаль.

«До свиданья, друг», — сказал он жестами.

Леви ответил тем же жестом, потом нагнулся и пожал Питеру руку.

Остановившись на ночлег, Леви вспомнил о подарке Питера. Он достал сверток и бережно развернул его. В его руке было деревянное изображение Никки. Леви стиснул зубы от боли. Это был портрет девчушки с озорными глазами и озорной улыбкой.

 

37

— Ч-черт! — Никки отшвырнула гаечный ключ и с тоской воззрилась на гайку, державшую сломанный лемех. Никки никак не могла открутить эту штуковину. А прошлой весной, когда Леви отвинчивал лемех, это выглядело так просто…

Дьявольщина! Опять Леви! Никки со стоном опустила голову на колени. Ведь клялась же не думать о нем, а все равно вспоминает, к месту и не к месту.

Теперь стало еще хуже, чем тогда, месяц назад, когда Никки проснулась и узнала, что Леви уехал. Она снова и снова вспоминала, как он тогда поцеловал ее и сказал, что любит. И как он мог после этого уехать, не попрощавшись?

«Так ты же сама оттолкнула его, сказала, что не любишь», — ехидно напомнил ей голосок ее совести. «Ну да, не люблю… Разве?» Теперь она уже не была так уверена в этом. Но тут кто-то мягко тронул ее за плечо. Никки изумленно подняла голову.

«Что случилось?» — Рядом с ней присел Питер.

— Вот, не могу отвинтить. — Никки указала на плуг.

Питер кивнул и взялся за плуг. Ему пришлось несколько раз рвануть ключ, прежде чем гайка ослабла настолько, что он смог ее открутить.

Покончив с этим делом, Питер вытер руки и снова сел рядом с Никки.

«А по-моему, дело не в плуге, — начал он, задумчиво глядя на Никки. — Ты все время печальная, с тех пор как Леви уехал».

— Глупости. Я… — начала было Никки. — Ну, ладно. Да, мне его не хватает. И что из этого?

«Ничего. Вы поссорились?»

Никки покачала головой.

— Да нет, на самом деле. Я только сказала, что не люблю его.

«Зачем же ты ему соврала?» — вскинул брови Питер.

— Не соврала я, — сердито ответила Никки. — Я не люблю его.

Питер долго смотрел на нее, потом удивленно покачал головой.

«Ты что, дурочка, что ли? Эмили, Лиана, я — мы все знали, что ты его любишь. Мы же видели».

— Как это? — Никки недоумевающе воззрилась на Питера.

Питер возвел глаза к небу. «Ну как же! Он входит — у тебя сразу лицо светится как солнышко. Ты с него глаз не сводила. Смотришь и улыбаешься».

— Но ведь я же все время сердилась на него. Мы то и дело ссорились, Питер. Какая же это любовь?

Питер усмехнулся. «Ну да, он делал тебя по-своему счастливой. Ты же любишь ссориться!»

— Что-то я не замечала, чтобы вы с Лианой ссорились, — хмыкнула Никки. — Все равно, даже если я люблю его, Леви-то меня не любит.

«Он тебя любит».

— С чего ты взял?

«Он прожил здесь всю зиму».

— А куда ему было деваться?

«Туда, куда он ездил прошлой осенью».

— Это когда он уезжал на две недели? — удивилась Никки.

«Ну да. Наверно, он ездил повидать кого-то, предупредить, чтобы не беспокоились».

«К Стефани он ездил», — мелькнуло у Никки, но теперь она не была в этом так уж уверена. Если он ездил к ней, зачем тогда вернулся? Но тут Питер снова замахал руками.

«Мы с Лианой были уверены, что вы поженитесь».

— Он предлагал мне, но не хотел этого.

Питер удивленно остановился, потом снова продолжил:

«Леви не из тех, кто говорит одно, а думает другое».

— Неважно. Я ему ответила, что не хочу выходить замуж.

Питер озабоченно посмотрел на нее.

«Ну вот, он и уехал. Ты уверена, что ты этого хотела?»

— А какая теперь разница? — огрызнулась Никки. — Никто ведь не знает, где он.

«Его можно найти, хоть это и трудно. Он ведь следов не заметал. — Питер встал и ободряюще похлопал ее по плечу: — Ты подумай».

В следующие две недели она ни о чем другом почти и не думала.

Неужели этот хаос чувств, что пробудил в ней Леви, и есть любовь? Вспоминая то, что было в пещере, Никки поняла, что это не было простой плотской близостью. Это было единение душ и сердец, не омраченное ни ложным стыдом, ни чувством вины. Это казалось таким естественным, что Никки до сих пор не ощущала ни малейшего стыда. Лишь боль, глубокую и мучительную. Словно Леви увез с собой кусок ее души.

Именно эта боль в конце концов убедила Никки, что она действительно любит Леви. Поняв это, она решила найти его. Раньше она немедленно собралась бы и отправилась в путь, но теперь она почему-то откладывала это со дня на день. Она была какая-то сонная и к концу дня так уставала, что ее хватало лишь на то, чтобы дотащиться до постели. Она относила эту сонливость на счет многих бессонных ночей, которые она провела, думая о Леви.

Только после того, как ей три дня подряд бывало худо по утрам, Никки заподозрила, что дело не в этом. Ее вывернуло наизнанку, и теперь она лежала, дожидаясь, пока пройдет тошнота, и вспоминала, когда же у нее последний раз были месячные. Ну да, перед тем, как задул западный ветер, как раз семь недель назад. Борясь с паникой, Никки прикрыла глаза и стала перебирать все признаки беременности, которые тетя Эмили называла Лиане, когда та решила, что она в положении. Набухшие груди, тошнота по утрам, и самое главное — отсутствие менструаций. Все сходится. Никки прижала кулак к губам. Какой ужас! У нее будет ребенок.

Теперь нечего и думать, чтобы разыскивать Леви. Если он узнает, что Никки беременна, он, конечно, решит, что обязан жениться — а ведь она ему именно поэтому и отказала. По щеке Никки поползла слеза. Никки сердито стерла ее. Нечего себя жалеть! Сделанного не вернешь. Ей есть о чем беспокоиться.

Никки лежала, пока не пришла в себя, но так и не решила, что же ей делать. Только поднявшись с постели, она сообразила, что времени-то у нее довольно. Еще несколько месяцев никто ничего не заметит. Главное, чтобы тетя ничего не заподозрила. Приняв решение, Никки причесалась, умылась и похлопала себя по щекам, чтобы не выглядеть такой бледной. Она еще раз посмотрелась в зеркало и обратилась лицом к заботам наступающего дня.

Незадолго до полудня Никки заметила на дороге двух всадников. Она узнала гнедую кобылку Аманды и отложила лопату — не сказать чтобы неохотно. Как ни странно, визиты хорошенькой соседки продолжались, несмотря на отъезд Леви. Ну что ж, сегодня ее бесконечная болтовня будет как раз кстати.

Но когда всадники приблизились, Никки заметила, что второй вроде бы шатается в седле. В ней проснулась тревога. Она со всех ног бросилась к дому.

— Тетя Эмили, скорей! Кто-то ранен!

Никки снова выскочила на улицу и едва не сбила с ног Лиану.

— А, Лиана! Слава Богу. Беги скорей за Питером, он может понадобиться.

— Никки! Никки, ради Бога, помоги! — истерично всхлипывала Аманда. Она влетела во двор, ведя под уздцы другую лошадь. — В папу стреляли!

— Стреляли? — Никки с ужасом увидела окровавленного Германа Лоувелла, который держался на лошади только усилием воли, но теперь начал съезжать набок. Питер подоспел как раз вовремя, чтобы подхватить его.

— Осторожнее, осторожнее, — предупредила Эмили. — Он потерял много крови. Неси его в дом.

Никки знаками повторила это Питеру, и он кивнул.

— Это были Бак с Малышом, — рассказывала Аманда, захлебываясь слезами. — Папа поймал их на месте преступления, вот они и хотели застрелить его.

— Погоди-погоди, — остановила ее изумленная Никки. — Так что, в твоего отца стреляли его же люди?

— Ну да. Они воровали скот. Это они стреляли в меня прошлым летом. Мы… мы видели, как они срезали клеймо с наших коров. Папа поехал за шерифом, а они узнали и… и застрелили его…

Прошло несколько минут, прежде чем Никки наконец удалось разобраться, что же случилось. Отец с дочерью спаслись лишь благодаря тому, что сделали крюк и спрятались в кустах. Там они отсиживались, пока два негодяя не промчались мимо. Аманда в отчаянии привезла раненого отца в самое безопасное место, какое она знала. Никки помолилась, чтобы их ферма оказалась действительно безопасной.

Когда Германа Лоувелла бережно уложили в постель Никки, девушки ахнули. Вся рубаха спереди промокла от крови. Пуля попала в живот. Эмили разрезала рубаху ножницами и затаила дыхание, увидев ужасную рану.

— Никки! Поезжай за доктором.

— За доктором Кадцером? Тетя Эмили, он же…

Эмили жестом остановила ее.

— Если он жив и в городе, привези его, что бы там ни было.

Герман Лоувелл в первый раз приоткрыл глаза.

— К черту… этого… шарлатана… не надо… Калдера…

— Мистер Лоувелл, надо же вынуть пулю! — возразила Эмили.

Аманда умоляюще посмотрела на нее.

— Мисс Паттерсон, а вы не можете сами?..

— Не знаю. Я же никогда не вынимала пуль, только ассистировала. А тут еще такое опасное ранение…

Лоувелл снова приоткрыл глаза.

— Лучше… вы… чем… Калдер… — выдохнул он.

— А что такое? — удивилась Эмили.

— Он вечно либо пьян, либо с похмелья, — объяснила Никки. — В любом случае лучше с ним не связываться.

В конце концов Эмили все-таки вынула пулю. Питер держал Лоувелла с одной стороны, Никки и Аманда — с другой. С помощью Лианы Эмили вынула пулю и зашила рану.

Как только был наложен последний стежок, Аманда пошатнулась.

— О Господи… я… — И она рухнула на пол без чувств.

— Тетя Эмили! — Никки упала на колени рядом с Амандой и взяла ее за руку. — Похоже, она без сознания.

— Ну, еще бы! — кивнула Эмили. — Я еще удивляюсь, как она до сих пор держалась. Давайте-ка отнесем ее на кухню.

Питер кивнул, поднял бесчувственную девушку и вынес ее из комнаты, где лежал ее отец. Никки намочила тряпку и положила ее на лоб Аманде. Эмили открыла склянку с нюхательными солями.

От резкого запаха солей Аманда очнулась. Она застонала, открыла глаза и огляделась.

Но она не успела ничего сказать — со двора вдруг послышался голос:

— Эй, Лоувелл, не прячься! Мы тебя нашли!

— Бак с Малышом! — взвизгнула Аманда, вскочив на ноги.

Никки подбежала к окну и осторожно выглянула наружу.

— Они. И явно не с дружеским визитом.

 

38

— Ты отвлеки их, а я зайду сзади — прожестикулировал Питер, схватил винтовку юркнул в боковую дверь.

Никки кивнула, потом махнула остальным, чтобы отошли. Досчитала до десяти, распахнула дверь и вышла на крыльцо.

— Вам чего? — поинтересовалась она, наведя дуло на грудь Бака.

— Слушай, так это ж наш маленький сорванец! Эй, малышка, а ведь у нас и к тебе счетик имеется! Но сперва мы разберемся с Германом Лоувеллом.

— Ну и катитесь к вашему Лоувеллу, а нас оставьте в покое.

Бак расхохотался.

— Чего там, мы ведь знаем, что он здесь! Мы ехали по кровавым следам и приехали прямиком в ваш двор.

Никки глянула на темно-красное пятно рядом с ее сапогом и пожала плечами.

— С чего вы взяли, что это кровь Лоувелла? Да появись он здесь, я бы его вам и без спросу выдала. Он у меня в печенках засел.

— Говорил я тебе, что Лоувелл сюда не сунется! — заерзал в седле Малыш.

— Малыш, заткнись, а? — сказал Бак и прищурился, глядя на Никки. — Тогда мы обыщем дом. Если его здесь нет, тебе не о чем беспокоиться.

— Даже и не думайте. Я вам верю ничуть не больше, чем вашему хозяину.

— Ну ладно, тогда подыхайте вместе, если тебе так больше нравится. Я-то чуть не целый год добивался, чтобы вы с Лоувеллом друг друга прикончили, так черта с два — этот верзила, что на тебя работал, каждый раз улаживал дело. Мы и прерию подпалили, чтоб от него избавиться, да тут ты явилась.

— Как? — у Никки глаза на лоб полезли. — Что, пожар в прерии тоже ваших рук дело?

— А то! — встрял Малыш. — И скотину вам на поле загнали, и лошадь убили под мисс Амандой. Даже в сарай забрались, упряжь вам попортили.

— Так, значит, Лоувелл здесь ни при чем?

— Нет, конечно! А ты-то думала, что это он, а он — что это ты. Мы-то думали, вы друг друга пристрелите. Ну и ладно, — Малыш зло ухмыльнулся, — теперь-то это без разницы. Теперь вы все вместе. А шериф подумает, что Лоувелл хотел вас выкурить, а вы его пристрелили.

— Ну да! — презрительно фыркнула Никки. — Это, может, и неплохая идея, только вам такого не устроить. Для этого надо быть мужчиной.

Она уголком глаза следила, как Питер вышел из-за пристройки.

— А теперь убирайтесь вон с моей фермы, пока можете.

— Да ты что, нас пугаешь, что ли? — заржал Бак. — Подумаешь, кучка баб и глухарь в придачу!

— Ты еще не знаешь, на что мы способны, — отпарировала Никки. Только не смотреть на Питера!

— Не, Малыш, ты слыхал? Это она думает, что мы испугаемся… — начал Бак, но не договорил: лошадь Малыша взвилась на дыбы, молотя воздух передними копытами. Бак не успел и глазом моргнуть, как Питер сдернул его с лошади. Они покатились по земле, а лошадь Малыша сбросила всадника и умчалась прочь.

Очнувшись, Малыш увидел у самого своего носа дуло винтовки Никки.

— Надеюсь, у тебя хватит ума не шевелиться.

Зубы у нее были решительно стиснуты, и глаза нехорошо блестели. Малыш предпочел лежать тихо.

Питер был несколькими дюймами ниже Бака, но зато моложе и сильнее. После ожесточенной, но короткой схватки Питер одолел своего противника. Еще несколько минут — и оба негодяя лежали связанные.

— Молодец, Питер, — Никки похлопала его по спине. — Они даже не успели сообразить, откуда ты на них свалился.

Тут отворилась дверь, и наружу выскочила Лиана.

— Слава Богу, ты в порядке! Я так боялась! — Она бросилась в объятия Питера и уткнулась ему в плечо.

Эмили и Аманда тоже присоединились к остальным.

— Питер, — спросила Эмили, — что ты сделал с лошадью? Она так взвилась — я думала, она вас сейчас всех затопчет.

Питер быстро поцеловал Лиану, выпустил ее и оглянулся, ища свою шляпу. Нашел, подобрал, отряхнул. Потом, ухмыльнувшись, достал из нее длинную тонкую металлическую спицу и показал всем собравшимся.

— Моя шляпная булавка! — ахнула Лиана. Питер надел шляпу на голову, вернул булавку жене и принялся жестикулировать.

«Я решил, что это лучше винтовки, так что я прихватил ее по дороге и воткнул в шляпу. — Он отошел к пристройке и взял винтовку, оставленную у стены. — Винтовку-то я тоже прихватил, на всякий случай».

Никки перевела слова Питера.

— Ничего себе! — изумилась Аманда. — А он, оказывается, умный! — шепнула она подруге.

— А что в этом удивительного? — покосилась на нее Никки.

— Но ведь он же… ну, ты понимаешь?

— Глухой? Понимаешь, Аманда, если он не слышит, это не значит, что он не думает.

— Да, наверно… — Аманда помолчала, а потом горячо призналась: — Знаешь, Никки, я была такая глупая! Когда ты разговаривала с этими людьми, я вдруг поняла, что ведь у тебя нет никаких причин нам помогать! Из-за папы уехала твоя мама, а в то лето он пытался отобрать землю, где вы столько работали. Ну и я тоже, — Аманда прикусила губу и отвела взгляд, — я тоже не всегда хорошо себя вела. А вы все-таки спасли нас с папой. Я даже не знаю, как тебя благодарить.

— Ну и не надо, — Никки чувствовала себя неловко. — Мы, в общем-то, сделали это не ради вас. А потом, на самом деле почти во всем был виноват не твой отец, а эти двое, — она кивнула на связанных ковбоев. — Теперь-то они перестанут нам докучать. Только что же с ними делать?

В конце концов ковбоев взвалили на повозку, и Никки, Питер и Аманда отвезли их в город к шерифу. Выслушав Аманду, шериф обещал послать на ранчо Лоувелла пару своих людей на случай, если там остались другие бандиты.

На обратном пути все трое решили, что Аманде с отцом безопаснее будет остаться у Чендлеров, где Эмили сможет ухаживать за Лоувеллом.

— Аманда, — сказала Эмили, едва они вошли, — ваш отец очнулся и зовет вас.

— Как вы думаете, он выздоровеет? — спросила Никки у тетушки, провожая глазами Аманду, торопящуюся в дом.

— Не знаю, — Эмили сняла очки и потерла переносицу. — Поживем — увидим.

Немного погодя Никки нашла Аманду на крыльце. На темных ресницах Аманды сверкали слезы.

— Все пропало, Никки, — сказала она, не поднимая головы.

Никки села рядом. Ей хотелось утешить подругу, но она не знала как.

— Что?

— Скот, деньги — все. Папа меня затем и звал, чтобы это сказать. Все, что у нас осталось, — дом да несколько акров бесполезной земли.

У Никки глаза на лоб полезли.

— Да ты что! Твой папа — один из самых богатых людей в Вайоминге.

— Понимаешь, он сказал, что в последние годы цены на скот упали, и еще он несколько раз неудачно вложил деньги, так что у него не осталось наличных. А потом пришла засуха, и мы начали терять скот. А эта ужасная зима довершила дело. У нас осталось меньше половины стада. Этого не хватит даже на то, чтобы начать все сначала. — Аманда вздохнула и повернулась к Никки. — Знаешь, что самое странное? Мне все равно. Все, чего я хочу, — это чтобы папочка выздоровел. Никки, а что, если он умрет?

И она снова разрыдалась. Никки не знала, что ответить. Она просто обняла подругу и дала ей выплакаться.

Прошло три дня и три ночи. Четыре женщины по очереди дежурили около Германа Лоувелла. Изредка он приходил в сознание. Тогда они пытались накормить и напоить его. Но по большей части Лоувелл пребывал в забытьи. И они беспомощно следили, как тает этот сильный человек.

Однажды ночью Никки сидела у постели и шила. Вдруг Лоувелл открыл глаза.

— Саманта? — с надеждой спросил он.

— Нет, это Никки, — тихо ответила она, но Лоувелл, казалось, не слышал. Он взял ее за руку.

— Саманта, красавица моя… — Он смотрел на ее лицо озаренное светом свечи. — Ты ничуть не изменилась.

— Я не…

— Тсс. Я знаю. Ты сон. Ты мне часто снишься, — и Лоувелл погладил пальцем ладонь Никки. — Я думал, что смогу разлюбить тебя, но у меня ничего не вышло. Каждый раз, как я вижу твою дочь, я думаю о тебе и вспоминаю…

— Но я…

Он не обратил внимания.

— Послушай, неужели ты не понимаешь? Я тогда отослал тебя к Сайресу потому, что не хотел разрушить твою семью. Это было так тяжело! — Лоувелл прикрыл глаза и слабо улыбнулся. — А ты решила, что я тебя не люблю. Ты ошиблась, Саманта. Бог мой, как ты ошиблась!

Его пальцы разжались — он снова впал в забытье.

Никки сидела, глядя на Лоувелла. Ей никогда не приходило в голову, что этот человек, быть может, любил ее мать. Она бережно высвободила руку и поправила на нем одеяло. Да, конечно, они предали ее отца, но Герман Лоувелл мучился от сознания этого до сих пор.

А может, Саманта тоже любила его? Мало того, что он красив — он был окружен ореолом власти и богатства. Такой женщине, как Саманта, трудно было устоять перед ним, И ее связь с Германом Лоувеллом вдруг показалась Никки не такой уж порочной.

Герман Лоувелл прожил еще два дня, а потом скончался — спокойно, во сне.

Его похоронили на кладбище у Ивового ручья, неподалеку от Сайреса Чендлера. Крохотный погост был забит народом: на похороны сошелся весь город, были люди и из других мест. Скотоводы съехались издалека, чтобы отдать последний долг другу.

Питеру и Лиане скоро надоели косые и злые взгляды. Косились на них многие: как же, он глухой, а она китаянка! Поэтому сразу после похорон они отправились домой вместе с Эмили.

Никки тоже была бы рада присоединиться к своим, но Аманда цеплялась за нее как утопающий за соломинку. Все эти богатые, влиятельные люди и их супруги приносили Аманде свои соболезнования и выражали ей совершенно искреннее сочувствие, но она была безутешна.

После похорон были большие поминки на ранчо. Женщины, по обычаю, наготовили много еды, и все сошлись помянуть Германа Лоувелла.

Никки с детства не бывала в этих уютных комнатах, и теперь ее поразила красота дома. Даже теперь, когда по нему слонялись толпы посторонних, дом сохранял свое спокойное достоинство, которое так нравилось Никки: Приятный был дом. В нем не было этого суетливого нагромождения мебели, которое так любили богатые викторианцы.

Никки вспомнился разговор с Леви. Он говорил, что, если бы ранчо Лоувелла продавалось, золота Сайреса хватило бы на то, чтобы его купить. Чем больше Никки думала об этом, тем больше нравилась ей эта идея. В этом доме хватило бы места и ее ребенку, и тем, что появятся у Питера с Лианой. А на полученные деньги Аманда могла бы уехать куда захочет. Это разрешило бы все проблемы.

«А дало бы это отца твоему ребенку?» — подумалось ей. Но Никки тотчас отбросила эту неприятную мысль вместе с другой: что Леви Кентрелл охотно поселился бы именно в таком доме. Радость Никки слегка поугасла, но идея осталась. Никки с трудом сдерживалась до ухода гостей. Но потом решила помолчать: такое несчастное лицо было у Аманды.

— Никки, можно я у вас поживу? — она оглядела пустые комнаты и передернулась. — Понимаешь, не могу я оставаться здесь, когда его нет.

Никки вспомнила, как сама просила тетю Эмили переселиться в комнату Сайреса, и кивнула.

— Знаю, Аманда, знаю, — она сглотнула ком в горле и обняла подругу. — Живи у нас сколько хочешь, мы тебе будем рады.

Через два дня Никки предложила Аманде продать ранчо. Аманда, понятно, отнеслась к этому несколько скептически.

— Откуда у тебя такие деньги?

— Не беспокойся, деньги найдутся.

— А где ты их возьмешь?

— Она получила наследство, — объяснила тетя Эмили, оторвавшись от своей штопки. — Никки не знала о нем до тех пор, пока ее отец не скончался.

— Ну так что, продашь мне ранчо? — снова спросила Никки.

— Ой, я даже не знаю. Жить там мне не хочется, но имею ли я право продавать это ранчо? Папа ведь в него всю жизнь вложил. — Аманда подошла к окну и выглянула на улицу. — Мне надо подумать.

— Понимаю, — тихо ответила Никки. — Я не буду тебя торопить.

 

39

«А это еще кто?» — удивилась Никки. Она перестала развешивать белье и приставила ладонь козырьком к глазам, пытаясь разглядеть всадника, мчащегося по дороге. Потом встревоженно бросилась к дому. Кто бы это ни был, он ужасно торопится. Она была уже у самого дома, когда всадник осадил коня рядом с ней. Никки увидела молодого человека, лицо которого было ей смутно знакомо. Волосы его растрепались, он тяжело дышал после скачки.

— Аманда не сказала вам, куда она уехала?

— Аманда? — его выговор удивил Никки не меньше, чем его вопрос.

— Ну да, Аманда Лоувелл, — нетерпеливо пояснил он. — Вы не знаете, где ее можно найти?

— Так она…

— Чарльз?

Никки обернулась. Аманда стояла на крыльце, широко распахнув глаза и прижав кончики пальцев к полураскрытым губам.

— Аманда! Слава Богу! — С этими словами молодой человек спрыгнул с лошади. Не успела Никки сообразить, что это не кто иной, как Чарльз Лафтон, как он взбежал на крыльцо и стиснул Аманду в объятиях. — А я уж боялся, что потерял тебя. Ваш дом заколочен. Я спрашивал в городе — мне сказали, что твой отец умер, а где ты — никто не знает.

— Но, Чарльз, я не понимаю… — Аманда не договорила, ее слова были прерваны страстным поцелуем.

Никки стояла, разинув рот, и смотрела, как Аманда обвила руками шею Чарльза и поцеловала его в ответ. Никки пришла в себя, лишь когда Питер похлопал ее по плечу.

«Мы им мешаем».

Никки кивнула, и они ущли в кухню.

Когда Аманда и Чарльз Лафтон наконец присоединились к ним, прошло немногим меньше часа. Аманда радостно зарделась, а Чарльз выглядел еще более растрепанным, чем раньше.

Аманда сразу взяла быка за рога.

— Никки, ты не раздумала покупать ранчо?

— Нет… — Никки была удивлена таким вопросом.

— Тогда можешь купить. — Аманда покосилась на Чарльза, потом снова посмотрела на Никки. — Но должна тебя предупредить. Чарльз говорит, что дни «коровьих баронов» сочтены, и через год ранчо в Вайоминге не будет стоить ни гроша.

Лицо у Чарльза вытянулось. Что за нелепая откровенность! Никки скрыла усмешку.

— Ты знаешь, Аманда, мы все равно не собирались заниматься скотоводством. Мы земледельцы. Так ты поэтому решила продать ранчо?

— Нет. Потому что Чарльз приехал. — Аманда вспыхнула и опустила глаза. — Мы поедем в Англию и там поженимся. Чарльз хочет, чтобы мы непременно обвенчались в их семейной церкви в Кенте. Мы уедем сразу, как только я найду себе компаньонку.

— Ну что ж, поздравляю! — Никки искренне радовалась за подругу, но при этом ощущала в душе какую-то пустоту. А вот она сама упустила свое счастье! — Тогда нужно побыстрее заключить сделку, чтобы вы могли отправиться в путь! — весело сказала она. Ее улыбка была натянутой, но никто этого не заметил.

На заключение сделки ушел почти месяц. Главная проблема была в том, чтобы выяснить, сколько скота еще принадлежало ранчо Лоувелла. Они целыми днями объезжали пастбища, собирая коров и телят. Наконец сошлись на том, что Никки заплатит за тот скот, что удалось собрать, а остальных получит даром. Правда, Чарльз Лафтон и Питер возражали: каждый из них боялся, что его сторона останется в убытке, — но женщины не обращали на них внимания.

Никки с Амандой вместе обошли дом, решая, что останется здесь, а что Аманда заберет с собой. Поскольку вкусы у них были абсолютно противоположные, раздел оказался делом нетрудным. Аманда взяла себе все, что Никки сочла аляповатым и чересчур пышным, а то, что Аманда отвергла как простоватое и скучное, как раз понравилось Никки. То, что не понравилось ни той, ни другой, они решили продать.

Однажды они вместе рылись в комнате позади кабинета Лоувелла. Вдруг из глубины большого шкафа послышался голос Никки:

— Аманда! Иди сюда, помоги-ка мне вытащить эту штуку.

Вместе они извлекли из недр шкафа нечто, завернутое в одеяло.

— Длиннющая какая, футов восемь будет. Что это, как ты думаешь?

— Понятия не имею, — Аманда была заинтригована не меньше самой Никки. — Давай посмотрим.

Она развернула одеяло. Это оказались огромные рога, которые некогда венчали голову техасского лонгхорна.

— Ой, а я про них и забыла. Папа их в покер выиграл. И куда же их девать?

Никки задумчиво погладила блестящий рог.

— Ты знаешь, по-моему, они понравятся Чарльзу. Повесь их у себя в гостиной.

— А еще лучше — в парадной столовой! — усмехнулась Аманда и продолжала, весьма удачно подражая аристократическим интонациям своего жениха: — Да-да, леди Агата, эти рога настоящие. Из Вайоминга, с Дикого Запада, знаете ли. Боже мой! Дживс, подайте нюхательные соли. Леди Агате дурно.

Они обе фыркнули.

Так хорошо было смеяться вместе! Сегодня они чувствовали себя гораздо более близкими друг другу, Чем за все предыдущие годы знакомства.

Отсмеявшись, Никки прислонилась к стене.

— Аманда, а он тебе действительно нравится? Он ведь такой… такой…

— Понимаю. Нет, он действительно такой, но я люблю его.

— Ты уверена?

— Абсолютно! — Аманда театрально вздохнула. — Как только я встретила Чарльза, я сразу поняла, что других мужчин для меня не существует.

— Да? А как насчет Леви Кентрелла?

— Ах да, мистер Кентрелл! — улыбнулась Аманда. Она уселась на вышитую подушку на полу и рассеянно поглаживала рога. — Ты знаешь, папа всегда хотел для меня такого жениха, как Леви. Я очень старалась в него влюбиться, но это было всего лишь легкое увлечение. Нет, он, конечно, ужасно привлекателен, но… — Она смахнула пылинку с рукава и вздохнула. — А потом, я ведь с самого начала знала, что у меня нет никаких шансов.

— Почему это?

Аманда стрельнула глазами в Никки.

— Можно подумать, ты не знаешь.

— Чего я не знаю?

Аманда изумленно уставилась на нее.

— Ты что, не понимаешь, о чем я говорю?

Никки покачала головой.

— Господи, Никки, как ты могла не заметить! Он же был по уши влюблен в тебя, меня он даже не замечал.

— Никогда не замечала… — Никки была ошеломлена. — Ты уверена, что тебе это не померещилось?

— Конечно, уверена! Он так смотрел на тебя… — Аманда приподнялась на локте. — Уж я-то узнаю влюбленного мужчину. А Леви Кентрелл был просто без ума от тебя.

На следующее утро Эмили застала Никки в разгар ее утреннего приступа.

— Никки, — начала она, входя в комнату, но Никки снова скорчилась в приступе тошноты, и Эмили осеклась на полуслове. — Господи, ты не заболела?

— Да нет, — Никки снова легла на кровать и закрыла глаза. — Наверное, съела что-нибудь не то.

Эмили пощупала ей лоб.

— Хм, жара нет. Знаешь, полежи-ка ты, пока не придешь в себя. — Чаю хочешь?

— Нет, спасибо. Вот полежу еще немного, и все будет в порядке.

— Хорошо, милочка.

И тетя Эмили тихо прикрыла за собой дверь.

Никки выругалась про себя. Надо же, она так старалась, чтобы никто ничего не заметил! И все равно попалась. Ладно, теперь придется целый день изображать больную, чтобы сбить тетю Эмили с толку.

Не так-то легко было лежать в постели в такой чудный день. Но за завтраком она спросила Питера, когда они думают перебираться в новый дом.

«Мы с Лианой никуда не поедем, — ответил он знаками. — Нам и здесь хорошо. Мы останемся в этом доме».

— Но, Питер! Я ведь уже обещала Аманде, Мы не можем нарушить сделку.

«Ты не понимаешь. Покупай усадьбу. Хороший дом, как раз для тебя».

— Что же я там, одна жить буду? — ужаснулась Никки. — Одна я не управлюсь.

«Я знаю, — кивнул Питер. — Я тебе помогу для начала».

— А потом?

«А потом за дело возьмется твой муж».

— Муж?! Не хочу я никакого мужа!

Питер понимающе посмотрел на нее. «Ничего, захочешь».

— Но ты же не можешь отказаться от всех этих денег! Они принадлежат тебе не меньше, чем мне.

«Я и не отказываюсь, — ухмыльнулся Питер. — Я буду твоим партнером. Но жить я буду здесь».

Что бы она ни говорила, Питер остался непреклонен. Радость от приобретения ранчо была омрачена.

Когда они уселись обедать, тетя Эмили объявила:

— Мне нужно сказать вам одну вещь. Я решила отправиться на Восток вместе с Амандой и Чарльзом.

Ответом ей было изумленное молчание.

— Мама, что-нибудь случилось? — осторожно спросила Лиана.

— Да нет… ничего особенного. Просто доктор Бейли уже давно сделал мне одно интересное предложение, и я наконец решила согласиться.

У Никки упало сердце. Если тетя Эмили вернется к своей прежней работе у доктора Бейли в Массачусетсе, это значит, что ее не будет, когда Никки придет срок рожать…

— О… очень рада за вас, — пробормотала она.

— Погоди-погоди, — сказала Лиана с подозрением. — Что это за предложение сделал тебе доктор Бейли?

— Он предложил мне стать его женой. — Эмили зарделась, как школьница.

Лиана вскочила, подбежала к матери и обняла ее.

— Ой, мамочка, я так и знала, что он в тебя влюблен! Как здорово!

Все заговорили разом. А Никки чувствовала себя совершенно лишней. Ну вот, все женятся: Питер и Лиана, Аманда и Чарльз, теперь вот тетя Эмили и доктор Бейли, одна она осталась без пары. Очень скоро Никки и впрямь почувствовала себя плохо и отправилась в постель.

Наутро Никки снова выворачивало, да так, что она даже не слышала, как отворилась дверь. Она тяжело вздохнула и упала на подушку,

— Опять что-то съела, да? — сказала тетя Эмили, кладя ей на лоб влажную салфетку. Никки дернулась. — Скажи, пожалуйста, Леви знает, что скоро станет папой?

— Почему вы решили, что это Леви?

— Деточка, я же видела прошлым летом кровь на одеяле.

— О, Господи! — Никки попыталась отодвинуться. — Тетя, это не то, что вы думаете.

— Я думаю, — сказала Эмили, притянув Никки к себе, — что вы с Леви любите друг друга и выразили свою любовь самым естественным образом. Только забыли оформить это официально. Ну что ж, не вы первые, не вы последние.

Никки наконец решилась открыть глаза. Она ожидала увидеть осуждение и жалость, но во взгляде тети Эмили были лишь любовь и забота.

— Ах, тетя Эмили! — воскликнула Никки, бросившись в ее объятия.

Она долго рыдала, изливая свой страх и стыд, а Эмили баюкала ее, как ребенка. Наконец Никки стало легче. Она вытерла глаза и улыбнулась сквозь слезы.

— Ну что, каково быть носовым платком для любимой племянницы?

— Хорошо, — ответила Эмили, улыбаясь в ответ. — И что же нам теперь делать?

— Ничего.

— Но, Никки, надо же сообщить Леви…

Никки покачала головой.

— Я не знаю, где он. Да если бы и знала, все равно ничего бы ему не сказала. Разве вы не понимаете? Он ведь решит, что обязан жениться на мне. А я не хочу устраивать ему такую ловушку. Ни ему, ни мне от этого лучше не будет.

На этом Никки уперлась. Что ни говорила тетя Эмили, Никки оставалась непоколебимой. В конце концов Эмили сдалась.

Вечером, когда Никки чистила хлев, в сарай с решительным видом вошел Питер. Очевидно, он был ужасно разгневан. Сжав кулаки, он остановился, глядя на нее с таким видом, будто вот-вот ударит.

— Питер, что случилось?

Его пылающий взгляд обжег Никки, пальцы сплетали сердитые, жесткие слова:

«Нет, это ты мне скажи, что с тобой случилось. Я всегда звал тебя сестрой, а теперь вот сомневаюсь».

Никки побледнела. Значит, Питер все знает.

— Тебе тетя Эмили сказала?

«Нет, Лиана. Она не нарочно, просто я заметил, что она взволнована. — Питер смотрел на Никки исподлобья. — А я не взволнован, я просто взбешен».

— Ты что, злишься, что я беременна? А шел бы ты! Плевать мне, что ты или кто другой…

«Я злюсь не из-за ребенка, а из-за твоего эгоизма!» — прервал ее Питер.

— Ты о чем? Какого еще эгоизма? Я два месяца держала все при себе. Я кто угодно, только не эгоистка.

Питер скрипнул зубами.

«Ты одна все решаешь за троих. Как же не эгоистка? Ты решила, что у твоего ребенка не будет отца, а Леви не будет знать, что у него есть ребенок. Ты понимаешь, что ты хочешь отнять у них обоих»?

— Но… но, Питер, — пробормотала Никки, сраженная его логикой, — а что, если Леви не хочет жениться на мне? Он ведь все равно женится, ты же знаешь.

«А ты даже не хочешь дать ему возможность поступить так, как он сочтет нужным? — Питер возвел глаза к небу. — Ты что, решила, что они должны никогда не видеться в угоду твоей дурацкой гордости? Никки, мне за тебя стыдно».

Никки в ужасе смотрела на него. Ну да, Питер прав! Она хочет разлучить отца с его ребенком!

— Я… я об этом даже не подумала…

И она разревелась второй раз за день, уткнувшись лицом в грудь Питера. Поэтому она не видела облегчения, появившегося на его лице. Не видела она и знака, который он подал женщинам, выглянувшим из-за угла: «Сработало!»

 

40

— Ну, вот — Конский Ручей, — сказала Никки, въезжая на оживленную главную улицу поселка. — А дальше куда?

Питер указал на вывеску, которая гласила: «Конский Ручей. Владелец лавки Фрэнк Коллинз».

— Если это такая же лавка, как у Адамсов, здесь должны знать, где живут эти Кентреллы.

Никки кивнула, и они повернули лошадей к коновязи. Слезая с коня, она снова подумала, что, наверно, все это они затеяли напрасно.

Последней Леви видела миссис Адамс. Он запасся едой на дорогу и уехал на север. Других следов они найти не могли. И тогда Никки случайно вспомнила, как Аманда говорила что-то насчет богатых Кентреллов с Конского Ручья. Может, они и вправду родственники Леви? Если так, они, наверно, знают, где он теперь. Немного, конечно, но это была их единственная зацепка.

Когда они входили в лавку, над дверью весело брякнул колокольчик, и навстречу им улыбнулся человек, стоявший за стойкой.

— Добрый вечер, ребята. Чем могу служить?

— Вы не подскажете, как найти семью Кентреллов?

— А то как же, подскажу, конечно. Ихние земли вон там, милях в десяти на север. Поезжайте по этой вот дороге, и она вас выведет прямиком к главному дому. Заблудиться негде. Что, хотите купить еще одну лошадь? — с любопытством добавил он.

— Еще одну? — вскинула брови Никки.

— Ну да. Я думал, вам охота прикупить еще одну ихнюю лошадку под пару к той, на которой ездите, — сказал Фрэнк Коллинз, кивнув на Огневушку.

— А… м-может быть. Мы не решили еще, — промямлила Никки. Сердце у нее упало. Если Огневушка — действительно лошадь Кентреллов… Ей даже не хотелось додумывать до конца. — А вы случайно не знаете некоего Леви Кентрелла?

— А то как же! С тех пор, как здесь живу. Ихнее семейство владеет ранчо Три К. Так вы его ищете?

— Я не уверена, что мы говорим об одном и том же человеке. Как он выглядит?

— Здоровый такой ковбой. Аж испугаться можно, только он все улыбается. Зимой бороду носит, на лето сбривает. Девицам нравится. — Фрэнк Коллинз снял очки и принялся протирать их. — В последние годы его чего-то было не видать, но сейчас он, кажись, дома. Говорит, кончились его бродячие деньки.

Он снова надел очки и ахнул, увидев, как побелело лицо его посетительницы.

— Вам что, плохо?

— Да нет, ничего. На солнце, наверно, перегрелась.

Никки с облегчением почувствовала, как в ней начинает просыпаться ярость. Она повернулась и вышла на улицу. Вскочила на Огневушку и повернула назад, откуда приехали. Но тут Питер схватил ее лошадь под уздцы.

«Куда тебя несет? Дом Леви в другой стороне».

— Питер, этот сукин сын мне врал.

Она сказала непристойность, но Питер не обратил внимания. «Когда это?»

— Он мне не сказал, кто он и откуда.

«А ты спрашивала»?

— Не в этом дело. Питер, он же владелец ранчо, одного из самых больших ранчо в Вайоминге!

«Ну и ты тоже», — пожал плечами Питер.

— Слушай, не валяй дурака. Я не еду, икончено.

«Ну что ж, коли так, не буду с тобой спорить. — Питер отвязал лошадь и вскочил в седло. — Поеду сам. Найду Леви и скажу ему, что ты беременна и что я приехал заставить его обойтись с тобой по чести. — Он похлопал свою винтовку. — Я привезу его обратно, чего бы это ни стоило».

— Ты не сделаешь этого! — ужаснулась Никки.

Питер ответил ей твердым взглядом, развернул коня и поскакал в сторону ранчо Кентреллов.

Никки ничего не оставалось, как последовать за ним. Первые полмили она бранилась, обзывая Питера последними словами. Это несколько остудило ее гнев, но других последствий не имело. Что было толку кричать Питеру в спину? Он ехал и ехал себе, не подозревая, что она там орет. Когда она наконец догнала его, Питер поглядел на нее сочувственно.

— Терпеть не могу, когда ты так делаешь! — заявила Никки.

«Я знаю, — кивнул Питер. — Но ведь действует!»

Остыв, Никки стала думать о предстоящей встрече. А Леви ей обрадуется? Напрасно она напоминала себе то, что говорили ей Питер, Аманда и сам Леви: что он любит ее, и любит давно.

За эти три месяца она снова и снова переживала тот вечер в пещере. Но сегодня эти воспоминания были особенно яркими. Именно это дало ей смелость приехать сюда. Еще до вечера она будет знать, действительно ли волшебство, сотворенное их близостью, столь же прочно, сколь незабываемо. Чем ближе они подъезжали, тем сильнее колотилось у нее сердце, тем больше пересыхало во рту.

Когда Никки с Питером уже завидели вдали постройки ранчо, навстречу им попался мальчик на большой вороной лошади. Мальчишка явно был опытным всадникам: он осадил коня и одарил их сияющей улыбкой, которая напомнила Никки улыбку Леей.

— Здрасте, — сказал он, с любопытством разглядывая гостей. — Чем могу помочь?

— Мы ищем Леви Кентрелла, — ответила Никки, улыбнувшись в ответ.

— Он утром погнал табун на северное пастбище, но скоро должен вернуться.

— А где его можно дождаться?

— Да езжайте к дому. Может, даже кто-нибудь вас проводит прямо к Леви. Мне-то велели записку отвезти соседям, а то бы я сам проводил. Ну и как вам Крохотуля?

— Кто-кто?

— Ну, кобыла ваша, — он кивнул на Огневушку. Мы ее так прозвали — очень она маленькая была. Я помогал ее объезжать, — похвастался он. — Я вижу, она подросла малость.

— Я… Да, она здорово подросла. Чудесная лошадка. У нее самый мягкий ход из всех лошадей, на каких я ездила.

Мальчишка кивнул с довольным видом.

— Ну да, я так и думал, что добрая будет лошадь. Ну ладно, пора ехать. Может, еще увидимся.

Он махнул рукой и умчался, оставив за собой облако пыли.

«Интересно, вот это и есть братишка Леви?» — подумала Никки. Она почему-то думала, что Коул постарше, ровесник ей самой. Во всяком случае, мальчишка развеял последние сомнения: Леви живет здесь.

Когда они подъезжали к дому, Никки снова охватил страх. И зачем она только сюда приехала? Какой человек в здравом уме женится на беременной женщине, внешне смахивающей на мальчишку? Когда она спрыгнула с Огневушки, у нее вдруг мелькнула дурацкая мысль: хорошо, если бы на ней было ее розовое платье. Когда она была в нем, Леви просто глаз от нее оторвать не мог.

Она боязливо покосилась на Питера и постучала в дверь. Почти тотчас послышался женский голос:

— Сейчас-сейчас! Иду!

Вскоре за дверью послышались шаги, и Никки вытерла о штаны ладони, вспотевшие от страха.

Дверь отворила молодая женщина с очаровательной улыбкой.

— Извините, что задержалась. У меня был пирог в печке. Что вам угодно?

Никки словно язык проглотила. Это лицо преследовало ее много месяцев подряд. Она лишь раз видела эту женщину в Саутпасс-сити, но ошибиться она не могла. Это была Стефани. И она была беременна.

Пока Никки глазела на нее, Стефани с удивлением переводила взгляд с одного посетителя на другого. Наконец молчание стало неловким. Но Никки все еще не могла выдавить ни слова. Питер ткнул ее в спину, и она очнулась.

— Э-э… добрый день, — промямлила она, лихорадочно ища предлог уехать отсюда, и как можно быстрее, чтобы Леви даже не знал, что она приезжала. — Мы… это… мы, кажется… то есть… мы вроде того… заблудились, значит…

— Господи помилуй! — воскликнула Стефани. — А я все думаю, где же я вас видела! Вы ведь Никки! — глаза ее радостно заблестели. — А вы, значит, Питер. Входите, входите!

Никки беспомощно оглянулась на Питера. Он пожал плечами и подтолкнул ее к двери. Большая кухня была наполнена солнцем и ароматом яблочного пирога. Стефани с улыбкой указала им на стулья.

— Садитесь, пожалуйста. Сейчас будет кофе.

Она достала из шкафа три чашечки, поставила их на стол и налила кофе.

— Даже не верится, что вы к нам приехали. Подождите, вот вернется Леви — он так удивится! — Она поставила кофейник на плиту и повернулась к гостям. — О, Господи, какая же я рассеянная! Так и не представилась. Я Стефани Кентрелл.

Никки кивнула, стараясь не смотреть на ее выпяченный живот.

— Я знаю.

— Откуда?

— Тем летом, когда у Леви была малярия, я помогала ухаживать за ним. И он много говорил о вас. И потом, я… я видела вас в Саутпасс-сити.

Никки поняла, что ребенок Стефани, должно быть, был зачат именно тогда. Ей стало нехорошо.

— О, вы там были? А Леви мне ничего не сказал, — она обошла стол и села. — Хотя нет, он что-то такое говорил. Вроде бы обещал вернуться и привести товарища…

Но тут распахнулась дверь и вошел высокий человек. Он был черноволосый, и глаза у него были ярко-голубые — и все же его лицо было ей до боли знакомо. Никки тотчас поняла, что это братишка Леви, Коул. Ничего себе братишка! Никки едва не рассмеялась. Он занял весь дверной проем. Коул был не такой широкоплечий, как Леви, но зато выше на несколько дюймов. Никки боязливо подумала, что она ему и до подмышки не достанет, даже на каблуках.

— Я видел, там Крохотуля привязана. Надеюсь, с ней все в порядке, — сказал Коул, закрыв за собой дверь и повесив шляпу.

— Да-да, — торопливо ответила Никки. — Все отлично.

Стефани запрокинула голову, Коул поцеловал ее в лоб и сел за стол.

— Вот, это Никки и Питер, друзья Леви, а это Коул, мой муж.

Муж?! У Никки перехватило дыхание. Перед ней калейдоскопом завертелись события. Внезапно все встало на свои места. Леви считал, что Стефани будет прекрасной женой… для Коула. Он отправился за Стефани в Сент-Луис… ради брата. Он поцеловал Стефани… — свою невестку.

Какая же она дура! Стефани замужем за Коулом, а не за Леви. Она носит ребенка Коула! Наконец Никки заметила, что трое присутствующих смотрят на нее очень внимательно.

«Что случилось? — спросил Питер. — Ты какая-то странная».

— Я… да нет, все нормально. Голова закружилась, вот и все.

Стефани все еще выглядела озабоченной.

— Вы уверены, что все в порядке?

Никки кивнула. Ну вот, устроила переполох!

— Мы как раз собирались перекусить. Вы с Питером, наверно, тоже не откажетесь, голодные ведь с дороги.

И Стефани, не дожидаясь ответа, встала и принялась резать горячий яблочный пирог.

— Но ведь вы же не видели меня в Саутпасс-сити, откуда же вы меня знаете? — спросила Никки, пытаясь привести в порядок свои мысли.

— Я видела у Леви ваш портрет. — Стефани поставила на стол блюдо с пирогом и пошла за вилками. — Вы на нем гораздо моложе, но сходство поразительное.

— Что за портрет?

— Деревянный бюст. — Стефани села, — У вас там длинные косички и переднего зуба не хватает. Наверно, я больше смотрела на лицо, чем на другие детали.

Никки в изумлении обернулась к Питеру.

— Ты дал ему мой портрет? Зачем?

«Он ему нравился», — ответил Питер и занялся пирогом.

— Знаешь, Питер, мне тоже нравятся твои скульптуры, но мне ты их никогда не дарил.

«Так тебе они не нужны. — Питер улыбнулся Стефани. — Скажи миссис Кентрелл, что пирог превосходный».

Никки передала слова Питера, потом смущенно уставилась в свою тарелку. Решительно сегодня день сюрпризов! И еще неизвестно, как встретит ее Леви.

— Мистер Кентрелл, мы по дороге повстречали мальчика, и он сказал, что можно поехать и найти Леви.

— А, наверно, Джош, мой сынишка, — усмехнулся Коул. — Странно, что он сам не вызвался вас проводить.

— Он сказал, что проводил бы, но ему нужно отвезти записку.

Коул хмыкнул, допил свой кофе и встал.

— Ну, вышло так, что мне самому надо в ту сторону. Поезжайте со мной, если хотите.

— Коул, поезжайте-ка вы вдвоем с Питером, — вмешалась Стефани. — По-моему, Никки нужно отдохнуть.

— Да я прекрасно себя чувствую! — возразила Никки.

— Вы очень бледная, — ответила Стефани. — И пирога почти не ели. Они через час вернутся.

«Верно, лучше тебе остаться, — заметил Питер. — Тебе-то, может, и ничего, а как насчет твоего ребенка? Ему надо отдохнуть, а не трястись в седле».

Никки сердито зыркнула на него глазами, но, понимая, что он прав, спорить не стала. Она так привыкла, что посторонние не понимают жестов Питера, что иногда забывала, что многие из них понятны любому. Никки смотрела на Коула и не заметила ошарашенного взгляда Стефани.

Коул явно чувствовал себя неуютно. Это выражение Никки было хорошо знакомо. Ему не хотелось оставаться наедине с Питером.

— Вы можете говорить с ним, мистер Кентрелл. Он читает по губам. Только смотрите ему в лицо, когда будете разговаривать.

Коул с облегчением кивнул и вышел. Никки осталась наедине со Стефани. К ее немалому удивлению, они очень приятно провели время. Стефани расспрашивала ее с искренним интересом. Никки даже не замечала, как много она выбалтывает сокровенного. Она знала только, что перед ней человек, которому нравится говорить о Леви — Стефани явно любила его.

— Если бы не он, я бы просто с ума сошла, дожидаясь, пока Коул образумится. Мы с ним очень быстро стали близкими друзьями.

— Как же вы в него не влюбились?

— Леви сказал, что это лишь потому, что я уже была влюблена в Коула, когда повстречалась с ним, — рассмеялась Стефани.

— Коул очень красивый мужчина, — вежливо сказала Никки.

Стефани улыбнулась. Это был простой комплимент: Никки, очевидно, думала, что она сделала глупость, предпочтя Коула Леви.

Стефани вздохнула и уселась поудобнее, положив руку на живот.

— Маленький сегодня все шевелится. Уже недолго, всего несколько недель.

— Это больно? — с любопытством спросила Никки.

— Когда он шевелится? — улыбнулась Стефани. — Да нет. Наоборот, хорошо. А все-таки поскорее бы. Опять смогу верхом ездить. Мне этого очень не хватает.

— Что, вам пришлось перестать ездить верхом? — ужаснулась Никки. — Почему? Для ребенка опасно?

— Да нет. Не думаю. Просто в дамском седле мне теперь ездить тяжело, а в брюки я больше не влезаю. Если бы у меня была подходящая одежда, я бы, наверно, пару лишних месяцев могла ездить.

— А, это лучше. А вам бывает плохо, когда утром просыпаетесь?

— Теперь не бывает, — усмехнулась Стефани. — А раньше было. И по ночам тоже. Даже не знаю, кто больше обрадовался, когда это прекратилось — я или Коул.

— Это проходит, да?

— Слава Богу, да. Но к тому времени, когда одежда становится мала. Словно меняешь одно неудобство на другое.

Они перешли на другую тему, и Никки так и не догадалась, что выдала себя. Время шло быстро, и все же она то и дело поглядывала в окно. Наконец с улицы послышался топот копыт.

Стефани встала и подошла к окну.

— А, вот и Леви. Но вам с Питером лучше заночевать у нас. Завтра приедут родители Леви, они непременно захотят с вами познакомиться.

— Спасибо, вы очень любезны, — пробормотала Никки, торопясь на улицу. — Было очень приятно побывать у вас.

И она выскочила на улицу и сбежала по ступенькам, забыв обо всем, кроме порыва страсти, охватившего ее при виде Леви, который привязывал Леди рядом с Огневушкой.

Что же она скажет ему? «Мне тебя не хватает», «Я была не права», «Я люблю тебя», «Прости, если можешь» — что же выбрать? Но когда Никки наконец подбежала к нему, она не могла сказать ни слова.

Они долго-долго смотрели друг другу в глаза, лаская друг друга взглядом, подмечая полузабытые черточки. Любовь омывала их мощным потоком, а они все не верили ей, боясь надеяться. Прошли секунды, минуты, прошла целая вечность, а они все стояли как завороженные. Наконец одна из лошадей переступила с ноги на ногу, и скрип седла нарушил чары.

— Здравствуй, Никки.

— Здравствуй.

Первым желанием Леви было схватить ее и осыпать поцелуями. Но он ждал, пока она заговорит. Чего хочет она сама? Сердце колотилось так, словно вот-вот разорвется, но он хорошо помнил, что она сказала ему тогда, в пещере. Леви снял шляпу и нервно провел рукой по волосам. «Ну, что же ты молчишь?»

«Ну, что же ты стоишь? Поцелуй меня!»

— Мы со Стефани очень мило побеседовали.

— Я так и думал, что вы понравитесь друг другу. — «Никки, разве ты не видишь, как я люблю тебя?» — Питер говорит, твоя тетя выходит замуж.

«Ты что, меня больше не любишь?»

— Да, за этого доктора Бейли. А Аманда — за Чарльза Лафтона.

— То-то Амур потрудился!

— Кто-кто? — удивилась Никки.

— Никто, это я так. Питер говорит, ты хотела мне сказать что-то важное?

«О Господи, ну не могу я вот так взять и сказать ему… Мне надо подумать…»

— Я… я хотела бы, чтобы ты был моим управляющим, — сказала она, чтобы протянуть еще несколько минут.

— Управляющим? — фыркнул Леви. — Это на ста шестидесяти акрах?

— Да нет, ты не понял. Я купила ранчо Лоувелла.

— Что-о?

Не так уж много потребовалось времени, чтобы объяснить все, но сердце Никки готово было разорваться. Куда делся ее добрый, заботливый Леви? Как он мог так перемениться? Это был холодный, равнодушный чужак с лицом ее любимого. За эти несколько минут Никки поняла, что не сможет ему сказать ни о том, почему она приехала, ни о своем ребенке.

— …Ну и вот, поэтому мне нужен человек, который разбирается в скотоводстве.

Леви покачал головой. Ему не хотелось верить своим ушам. «Ах, черт побери! Так я для тебя всего лишь хороший управляющий! И это все?»

— Ага, и ты, значит, решила, что я тотчас брошу всю эту ерунду, которой я здесь занимаюсь, только потому, что ты купила ранчо?

— Да нет, что ты! Я только…

— Оглядись вокруг, Никки. Все, что ты видишь, добыто тяжким трудом. Я двадцать пять лет вкалывал здесь. Теперь это один из лучших конских заводов во всем Вайоминге, и я его не оставлю. Здесь — вся моя жизнь.

— Ну-у… а может, ты купишь часть моего ранчо? Ты мог бы быть моим партнером… — в отчаянии предложила Никки.

— Да нет. Вряд ли у меня найдется время работать на двух ранчо сразу.

Никки обожгло гневом. Она вытянулась. Да почему она должна уговаривать его? Что он о себе воображает? Она предложила ему долю в одном из крупнейших скотоводческих ранчо на всей территории Вайоминг, а он ведет себя так, словно она его оскорбила.

— Черт возьми, а я знала, что у тебя здесь хозяйство? — сказала она. — Мы-то думали, ты просто бродяга. Насколько я помню, ты нас в этом не разуверял. Я просто хотела поделиться своей удачей с человеком, который помог нашей семье в тяжелый год. Я и не думала тебя оскорблять!

Ее фиалковые глаза метали молнии. И как это Питеру с Эмили удалось уговорить ее ехать сюда? Не нужен ей этот Леви Кентрелл, ни ей, ни ее ребенку.

Леви остановил ее за руку и вздохнул, глядя в эти пылающие глаза.

— Извини, Никки. Погорячился. Я не хотел.

Стоило Никки увидеть его печальное лицо, и гнев ее тут же испарился. Ну да, конечно, Леви не хотел ее обидеть. Он просто ее больше не любит, вот и все. Она проглотила ком в горле и отвернулась, чтобы скрыть слезы.

— Ты… ну да, у тебя здесь очень хорошо. Ты не напрасно гордишься своим хозяйством.

— Никки, я… — любовь душила его. Что ему стоит сделать то, о чем она просит? Но нет, ему нужно гораздо больше… — Мне очень жаль, честно. Я постараюсь найти тебе управляющего.

— Да нет, не надо. Если ты не согласен, у меня есть другие варианты, — соврала она. — Ой, Питер уже собрался уезжать. Нам пора. Аманда с тетей Эмили собирались уехать в пятницу, надо их проводить.

Никки отвязала поводья и вскочила на Огневушку.

— Так что до свиданья, — сказала она с вымученной улыбкой. — Передай своей невестке мою благодарность.

— Ладно. Никки… мне очень жаль…

— Мне тоже, — шепнула она, поворачивая лошадь. — Мне тоже…

 

41

Леви вошел, хлопнув дверью. Стефани вскочила ему навстречу. Увидев его разъяренное лицо, она сразу сникла. Он был точь-в-точь как Коул в порыве ярости. Здесь надо быть очень осторожной.

— А где Никки? — небрежно поинтересовалась она, склонившись над печкой.

— Наверно, домой едет.

— И ты ее не задержал?

— И не собирался.

— Так ты не женишься на ней?

— На ней? Жениться? Ты что, с ума сошла? Это самая упрямая, вспыльчивая, неуживчивая девчонка, какую я встречал в своей жизни.

— Наверно, поэтому она мне так понравилась, — улыбнулась Стефани. — Она очень похожа на Коула.

— О, она гораздо хуже, можешь мне поверить! — Леви яростно пнул дровяной ящик. — Я сделал ей предложение три месяца тому назад. Она и слушать не стала.

— А может, она передумала? — Стефани уложила каравай на противень и оглянулась через плечо на Леви. — Разве она не за этим приезжала?

— Нет, черт возьми! Она приезжала предложить мне работу. — Леви сдернул шляпу и плюхнулся на стул. — Хотела отблагодарить меня за труды. О Господи! Словно не знает, почему я там сидел все это время.

— А почему ты там сидел? — мягко спросила Стефани.

— А потому, что дал слово ее отцу, пока он был жив. И потому, что люблю ее больше всего на свете.

— А почему же ты тогда уехал?

— Потому что слишком тяжело было оставаться. Стефани, мне тридцать три года. Я хочу иметь жену и детей. Какая разница, люблю я ее или нет? Стар я играть в такие игры.

— Что-то не похоже, чтобы она играла с тобой. По-моему, ты ей нужен.

— Ну да, на должность управляющего.

— По-моему, ты ошибаешься, — покачала головой Стефани. — Она села напротив Леви и улыбнулась ему. — Ты знаешь, Никки меня жалеет.

— Это за что же?

— Потому что я вышла за Коула, а не за тебя. Она решила, что я выбрала худший вариант.

— Худший? Да все женщины, которые встречались с Коулом с тех пор, как ему стукнуло девять, были от него без ума!

— Кроме Никки. По-моему, на нее он не произвел особого впечатления, — Стефани похлопала его по руке. — Если хочешь знать, она, скорее всего, просто не обратила на него внимания. Она слишком любит тебя, чтобы замечать других мужчин.

— Почему же она ничего не сказала?

— Ты знаешь, по-моему, она гордячка. Может, она предложила тебе работу только потому, что для нее это был единственный способ вернуть тебя? На твоем месте села бы я сейчас на лошадь и попробовала ее догнать. А потом надо броситься на колени и предложить руку и сердце.

— Предлагал уже. Отказалась.

— А может, если ты…

— Не надо, Стефи, — отрезал Леви. — Это моя жизнь, я знаю, что делаю.

Стефани пожала плечами и встала. Пока она разводила огонь и ставила хлебы на стол, чтобы подошли, в кухне царило молчание. Потом Стефани тщательно подмела пол и заговорила снова:

— А ее ребенок от тебя?

Молчание было ей ответом. Она обернулась. Леви смотрел на нее расширенными от удивления глазами.

— Она сказала тебе, что ждет ребенка? — выдохнул он наконец.

— Она мне ничего не говорила, но Питер по-моему, сказал что-то насчет того, что надо поберечь ребенка, — это когда они собирались ехать за тобой. Никки говорила, что она тоже поедет, но Питер сделал вот так: — Стефани сделала вид, что качает младенца, — и Никки осталась.

— Господи Боже мой!

— А потом, когда речь зашла о моей беременности, она проявила большой интерес — совершенно неестественный для незамужней женщины. Судя по тому, что она говорила, она где-то на третьем-четвертом месяце. — Твой? — И Стефани внимательно посмотрела на Леви.

— Конечно, мой! За день до того, как я уехал, я… мы с ней… — Леви уронил голову на руки. — О Боже, что я наделал!

— Господи, Леви, ну что это, конец света, что ли? Поезжай за ней, извинись, скажи, что любишь ее. Потом поцелуй да обними покрепче. Она простит, вот увидишь.

— Да не в этом дело! Черт возьми, почему я не мог держаться от нее подальше?

— А что случилось, Леви? — мягко спросила Стефани, обняв его за плечи.

— Да ты ведь видела, какая она!

— Видела, конечно. Красивая. И что?

— Ну да, и тоненькая.

— Хрупкая скорее.

— Какая разница, тоненькая, хрупкая! Главное, что она слишком маленькая, чтобы вынашивать моих детей! — В глазах у него была боль. — Стефани, она умрет, как моя мать, а виноват буду я!

Стефани только рот раскрыла.

— Так ты поэтому уехал? Значит, все эти разговоры про «любит — не любит» — просто для отвода глаз? Ты просто боялся, что она может умереть родами. — Стефани села рядом и взяла его за руку. — Леви, не глупи. Многие хрупкие женщины рожают детей. И далеко не все умирают.

— Потому что не все они замужем за такими быками, как я.

— Ты знаешь, по-моему, здесь дело не в росте. Бывает, что умирают высокие женщины, у которых маленькие мужья. А потом, ребенок ведь не только твой, но и ее. Он тоже может быть маленьким.

— Я как-то не подумал…

Стефани улыбнулась.

— Оно и видно. Твой отец говорил мне, что ваша мать была слаба здоровьем задолго до того, как родился Коул. Никки, конечно, маленькая, но она сильная. Это тебе не тепличный цветок, который увянет при первом морозе.

— Ты думаешь, я зря волновался?

— Ну, не совсем зря, но ведь сделанного не вернешь. Если она уже беременна, ты не можешь ничего изменить.

— Черт возьми, но почему она мне ничего не сказала?

— Может, хотела проверить, любишь ли ты ее. Не думаю, что она хотела, чтобы ты женился на ней только потому, что сделал ей ребенка.

— Господи, ну конечно! Она предпочтет мучиться в одиночку. Чего же я сижу-то? — Леви вскочил. — Небось она со злости так гонит, что они уже на полпути к дому.

Стефани сунула Леви его шляпу.

— Молодец, Леви! Откажет — не слушай!

Он вылетел, хлопнув дверью. Стефани улыбнулась и, мурлыкая себе под нос, взялась за работу.

Никки наконец придержала Огневушку. Ей хотелось скакать и скакать — подальше от Леви, от этой мучительной боли, — но лошадь была вся в мыле. Нехорошо вымещать злость на животном.

Питер догнал ее.

«Ты ему ничего не сказала?» — сердито спросил он.

— Питер, я ему не нужна. Это все, что я хотела знать.

«Он имеет право знать, что у него есть ребенок».

— Когда он родится, я ему напишу. Он может общаться с ним, сколько захочет.

«По-моему…»

Никки перехватила его руку.

— Питер, ну пожалуйста! Не могу я сейчас. Оставь меня в покое.

Питер посмотрел на ее лицо, искаженное болью, и молча кивнул.

Они ехали на юг, в сторону дома. В полумиле от поселка им попался ручеек. Там они остановились напоить лошадей и набрать воды. Никки как раз привязывала флягу к седлу, когда Огневушка заржала, приветствуя другую лошадь.

Питер заметил, что лошади заволновались, и выхватил винтовку из чехла. Но тут же его лицо просветлело: перед ним появился Леви.

«Ну, теперь разбирайся с ней сам. Мне надоело, — сказал Питер. — Я скоро вернусь».

Он сунул винтовку на место и ускакал. Никки и Леви даже не заметили этого.

— Чего тебе? — спросила она.

— Я забыл сказать тебе одну вещь.

— Написал бы.

— Нет уж, лучше лично.

Леви спешился, взял ее за плечи и развернул к себе.

— Никки, я люблю тебя. Я любил тебя с самого начала и всегда буду любить. Стефани говорит, что ты, похоже, тоже любишь меня.

Никки смотрела на него с каменным лицом, не моргая. Они стояли так целую вечность, глядя в глаза друг другу. Наконец Леви уронил руки. На лице его было разочарование.

— Нет, не любишь ты меня, — сказал он с горьким смешком. — Видно, ошиблась Стефани.

— Не ошиблась, — тихо сказала Никки, опустив глаза в землю. Потом она снова подняла голову — и встретила взгляд серо-голубых глаз, наполненных отчаянной надеждой. — Я не работу тебе предлагать приехала. Я приехала потому, что люблю тебя. — Она скрестила руки на груди, обхватив себя за локти. — Господи, как трудно в этом признаться. Раньше я никогда ни в ком не нуждалась. Я думала, что выдержу все что угодно, но без тебя мне жить не хочется.

— А моя жизнь была сущим адом с тех пор, как я от вас уехал, — сказал Леви. — Я каждую минуту чувствовал, как мне тебя не хватает. Я думал, со временем полегчает, но ошибся.

— Мне тоже было плохо. Столько всего случилось, а я все равно не могла выкинуть тебя из головы.

— А я не мог выкинуть тебя из сердца.

И она очутилась в его объятиях. Губы их встретились, и все вопросы, что мучили их, оказались вдруг пустыми и неважными.

— Никки, выходи за меня замуж! — сказал он, когда они наконец оставили друг друга.

Эти драгоценные слова овеяли ее душу весенней свежестью.

— Я все еще нужна тебе?

— Ты мне будешь нужна и через сто лет!

— Даже когда я буду старая и вся в морщинах?

Леви поцеловал ее в носик.

— Тогда — тем более. — И он улыбнулся ей мягкой, завораживающей улыбкой. — К тому времени мы передадим свое ранчо внукам, и нам ничего не останется, как только сидеть и целоваться. — Он поцеловал ее в уголок рта, и голос его стал хрипловатым. — Я буду тебя целовать в каждую морщинку по очереди.

— Ферму, — шепнула Никки, прикрыв глаза.

— А? — Его губы коснулись завитка волос у нее за ухом.

— Ферму. — Никки трудно было сосредоточиться. — Мы оставим внукам ферму, а не ранчо.

Леви помолчал, ошеломленный, потом тихо рассмеялся.

— Слушай, тебя не обойдешь!

— Нечего и пытаться, — на губах ее играла улыбка. — Ты же знаешь, какого я мнения о скотоводстве.

— Примерно такого же, как я о земледелии, — его рука ласково поглаживала ее по спине через тонкую ткань рубашки. — Надо подумать, как нам удастся заняться и тем, и другим. Быть может, мы начнем новую эпоху здесь, в Вайоминге. Но не сейчас, — прошептал он, касаясь ее губ. — Не сейчас…

И Никки в первый раз в жизни допустила, чтобы последнее слово осталось за ним.

КОНЕЦ

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.