Никки устроилась поуютнее и сладко вздохнула. Проснувшись окончательно, она осознала, что лежит в объятиях Леви, плотно прижавшись к нему, отделенная от него лишь одеялами. Ее было охватила паника, но тут она заметила, что Леви еще спит, и успокоилась, втайне наслаждаясь близостью к нему.

В конце концов, она не виновата. Леви с Питером сами настояли, чтобы во время загона она спала между ними. Никки про себя посмеивалась над ними. Все принимали ее за младшего брата Леви.

На загоне было не меньше сотни ковбоев с пятнадцати райчо, так что держаться в стороне от людей Германа Лоувелла было проще простого. До сих пор никто ничего не заподозрил. По большей части на Никки не обращали внимания, как и в прошлые годы.

«Надо бы отодвинуться, пока Леви не проснулся», — сонно подумала она, но тут же решила, что это подождет. Ей было так уютно у него под боком! И вскоре она снова уснула.

Во второй раз она проснулась незадолго до того, как солнце выглянуло из-за горизонта. «А приятно все-таки проснуться рядом с таким мужчиной, как Леви Кентрелл», — невольно подумалось ей. Она с любовью изучала твердую линию подбородка, покрытую темной щетиной, и густые ресницы, отбрасывающие тень на щеки. Он был так близко, что Никки могла бы протянуть руку и коснуться его — если бы посмела. Воспоминание о его объятиях стало смутным, как сон, но зато не осталось угрызений совести, не нужно было придумывать для себя оправданий.

К тому времени, как пробудился Леви, Никки давно уже исчезла. Он знал, что она просто отъехала в сторону, чтобы справить нужду где-нибудь подальше от чужих глаз, но почему-то ее отсутствие раздражало Леви. Он поднялся, угрюмый, как старый медведь, и потер небритые щеки. Господи, какая же противная штука — пятидневная борода! Колется, зудит. Впрочем, сейчас его все раздражало, чем дальше — тем больше. Он раз двадцать бывал на таких загонах, но ему впервые довелось наблюдать загон глазами фермера.

Как только они приехали на место, Леви сразу понял, за что Никки так ненавидит скотоводов. Они трое работали наравне с другими, но ковбои смотрели на них, как на пустое место. Не раз Леви слышал за спиной слова «землеройка несчастная» или «крот чумазый». Даже он, с его незлобивым нравом, и то едва сдерживался.

Он толкнул Питера ногой, чтобы разбудить, потом наклонился свернуть спальник. Вот и Питер повернулся к нему новой, неприятной стороной. Когда он напустил на себя этот тупой, полусонный вид, Леви поначалу глазам не верил. Он понимал, что это маска, которую глухой юноша носит, чтобы не привлекать внимания, но все же противно было думать, что умный человек нарочно строит из себя идиота.

А тут еще Никки. Попробуй-ка угляди за ней! Живая, словно ртуть, она ни минуты не сидела на месте. Когда он напоминал ей, что ковбои с ранчо Лоувелла знают, что она женщина, и могут привязаться к ней, Никки только смеялась. Да она этих недоумков запросто вокруг пальца обведет! После нескольких суровых предупреждений все парни с соседнего ранчо старались на пушечный выстрел не приближаться к Никки, но Леви все-таки им не доверял.

Днем было плохо, а ночью еще хуже. Никки спала у него под боком, и оттого сон его был весьма неспокойным. Он чувствовал себя так, словно всю ночь гонялся за ней.

Леви закинул уздечку на плечо и отправился за Леди. Слава Богу, сегодня последний день. После обеда приедет скупщик скота, а потом можно отправляться домой.

— Больше тридцати трех долларов за голову я дать никак не могу, — скупщик замолчал, пережидая недоумевающий гул.

— Это ж, по шесть долларов за центнер! — возмущался кто-то. — Четыре года назад десять давали!

Скупщик пожал плечами.

— Так то ж четыре года назад! Тогда бычки были куда лучше, а теперь вон они какие тощие, кожа да кости. У Вильсона вообще пять с полтиной дают.

— Обдурить нас хочешь? — заорал кто-то. — Пять с полтиной за центнер! Да это просто смешно!

— Не верите — не надо. Ваше дело. А я ждать не стану, утром уезжаю. Если захотите продать, где меня найти, вы знаете.

Он подошел к коновязи, вскочил в седло и ускакал в город.

Никки слышала, как многие скотоводы говорили, что они, мол, скорее лопнут, чем продадут за такую цену. Никки отвела Питера и Леви в сторонку.

— Ну что? Будем продавать или как?

— Цены на скот падают с восемьдесят второго года, — заметил Леви. — Если так пойдет дальше, в будущем году вы получите еще меньше.

— Деньги нам сейчас не очень-то нужны, — напомнила Никки. — Питер, а ты как думаешь?

«По-моему, надо продавать. Сена у нас заготовлено только на тридцать коров».

— Верно, — кивнула Никки. — Решено. Продаем. Я иду к скупщику.

Она было повернулась идти, но Питер схватил ее за рукав.

«Нет. Пусть идет Леви».

— Вы что, опять? Мы ведь вроде уже покончили с этим, и верх взяла я. Ты что, забыл?

Питер замотал головой. «Мы с Леви взяли тебя на загон, это так, но это не значит, что ты взяла верх».

— Ах вот как? — Никки уперла руки в бока. — А почему же вы тогда передумали?

«Боялись, что ты заарканишь пуму», — ухмыльнулся Питер.

— Подумаешь, как смешно! — Никки сердито фыркнула, но все же покраснела.

— Ты знаешь, наверно, Питер все-таки прав, — осторожно заметил Леви. — Даже если этот скупщик примет тебя за мальчишку, он все равно постарается надуть тебя. Мне-то проще будет получить настоящую цену.

Никки уставилась на Леви исподлобья, но потом сдалась.

— Ладно. На самом деле, не так уж важно, кто будет торговаться. Мы с Питером соберем остальной скот и поедем домой. Наверно, Эмили с Лианой уже заждались. Особенно Лиана, — добавила она, лукаво покосившись на Питера.

Через час они уже ехали домой. Никки в душе была рада, что в город отправился Леви. Она очень устала за эти пять дней. Поскорей бы принять теплую ванну и лечь в мягкую постель!

Она решила дать себе поблажку. По дороге домой она будет думать о Леви столько, сколько ей захочется. Может, тогда ей надоест и она перестанет вспоминать его к месту и не к месту и забудет о тех странных чувствах, которые он у нее вызывает.

И в течение трех часов Никки только и делала, что перебирала в памяти все свои хоть сколько-нибудь примечательные встречи с Леви за последние семь месяцев. Но она во многом никак не могла разобраться.

Эмили говорит, что влечение к мужчине вполне естественно. Даже Саманта не делала ничего дурного — именно в этом отношении. Она преступила границы дозволенного лишь потому, что изменила мужу. А Никки уж точно не совершила никакого преступления.

Единственная их ночь — не в счет: Леви ее не помнит, а Никки была настолько наивна, что до последнего момента не понимала, что происходит. И все-таки иногда — и даже слишком часто — она мечтала, чтобы это повторилось.

И началось. В следующие несколько недель Никки напрасно напоминала себе, что Леви скоро уедет, что ее влечет к нему простая похоть, что он принадлежит другой — она все думала и думала о нем. Они собирали яблоки — а Никки думала о нем. Они вовсю готовились к зиме — а Никки думала о нем. Питер с Леви уехали охотиться на неделю — а Никки все равно думала о нем.

Она рылась в воспоминаниях, как барсук, раскапывающий нору суслика. Ей приходило на ум, что она, быть может, влюблена в Леви, но Никки тут же отбрасывала эту мысль. Ведь вот же Питер с Лианой любят друг друга — так они никогда не ссорятся, даже не спорят друг с другом. А они с Леви то и дело грызутся. И все же, когда он поцеловал ее там, у источника, в ее душе произошло что-то, что перевернуло всю ее жизнь.