Точки и тире. Весь мир тогда разговаривал по радиотелеграфу точками и тире. В радиограмме «Цеппелина» сообщалось: «Володину и Елкину перебазироваться в район Чиатуры в Грузии. Там вас встретит Гурнов-«Цеппелин» сообщил место встречи с Гурновым. Далее в радиограмме было: «По прибытии на место сообщить. Работать на рации будет Гурнов. Володин обеспечит резервный канал связи. Да поможет вам Бог!».

— Вот те раз! — вырвалось у Сумцова. Он полагал, что его или же вместе с Марком направят в Молотов. Почему «Цеппелин» посылает их на юг? Что замыслили в «Цеппелине»? — размышлял Константин.

— Ну что же. Грузия так Грузия. Поживем и там, — высказался Марик. — Бывал я и в Грузии.

— А Чиатура знаешь где?

— Аллах ее знает… Где-то в Грузии… Найдем.

— Так не пойдет! Нужно детально изучить маршрут. Продумать меры предосторожности — едем ведь с рацией.

— С нею, родной.

— То-то же!

— Ну, чего мудрить… Завтра и выдвинемся, покинем насиженное место, — заявил Марк.

— Не пойдет завтра!

— Почему? Я в эфир отсюда уже ничего передавать не буду.

— Нужно с «машинисткой» попрощаться. Предупредить, что больше встречаться не будем.

— Ну, хорошо. Я схожу…

— Нет, на встречу с ней пойду я, — Константин твердо обрезал Марка.

Сумцов встретился с Мариной Евсеевой, попросил ее срочно связаться с руководителями СМЕРШ, сообщить о новом, пока неизвестном замысле «Цеппелина». Когда они встретились на следующий день, Марина сказала:

— Приказ руководства: не мешкая, направиться в Грузию. Документы у вас нормальные. При необходимости, исходя из обстановки, можно открыться Гурнову. Вот вам карта Грузии.

Сумцов и Марк склонились над картой Грузинской ССР. Ведя по ней пальцами, изучали местность.

— Полезная вещь, — сказал о карте Марк, поинтересовался. — Где достал?

— «Машинистка» организовала.

— Чиатура… Чиатура… — бормотал Марк. — Недалеко от Цхинвали. До Гори от Цхинвали тридцать километров. Гори — железнодорожная станция, недалеко от Тбилиси.

— При чем тут Гори? От станции Зестафони до Чиатуры тридцать-сорок километров. Нам нужно добираться до Зестафони.

Через несколько дней Сумцов и Володин встретились в Чиатуре с Гурновым. Тот устроился в квартире на окраине городка.

— Доложу в «Цеппелин» о вашем прибытии, — коротко сказал Гурнов. — Жить будете со мною.

— Хозяева где?

— В селе, у родственников. Здесь тихо и безопасно.

— А рация где? — поинтересовался Марк.

— В надежном месте.

— Но моя ведь тоже в строю. Исправная. Могу работать…

— Замри! Придет время — понадобится, — Гурнов осадил пыл Марка.

Шли дни… Гурнов получил радиограмму «Цеппелина»: «В ближайшее время в район вашего пребывания будет направлена специальная группа сотрудников «Цеппелина» в количестве семи человек. Подберите наиболее удачное место для высадки. Сообщите координаты. Да поможет вам Бог!»

Сумцов и Гурнов изучили окрестности Чиатуры. Подобрали площадку недалеко от опушки леса. Гурнов сообщил ее координаты в «Цеппелин».

Марк пытался давать Гурнову какие-то указания, но, услышав от него: «Не учи утку нырять», примолк.

Седьмого июля 1944 года «Цеппелин» сообщил:

«Ждите группу в ночь на 9 июля. Пароль «Привет от наших общих друзей». Отзыв: «Давно ждем».

На следующий день в ожидании агентов «Цеппелина» троица — Сумцов, Гурнов и Володин — не маялась от безделья, а испытывала душевное напряжение — ведь неизвестно, как пройдет высадка группы «Цеппелина». Встреча с ними… С сотрудниками НКВД…

— Елкин, сходи насчет шамовки. Надо ведь порубать, — Марк обратился к Константину.

— По-русски можешь говорить? Надоел твой уголовный жаргон. И, между прочим, я есть не хочу.

— А я хочу, — заявил Володин. — Иди!

Сумцову на самом деле не хотелось еды. Нервное напряжение накануне высадки вражеской группы не способствовало аппетиту. И еще он подумал о том, что возможное ранение в полный живот переносить тяжелее… Не исключал огневого контакта с диверсантами. Перестрелку…

Через час, вернувшись с продуктами, Сумцов встретил растерянного Гурнова.

— У нас несчастье… — Было заметно, нервы его напряжены до предела.

— Что такое?

— Марк упал… споткнулся… Ударился головой. — Константин посмотрел на кровать. Там под простыней с проступавшими пятнами крови угадывалось тело лежащего.

— Спит?

— Вечным сном.

Наступило тягостное молчание. Гурнов волновался, не зная, какой реакции на случившееся ожидать от Елкина. А Сумцов подумал о том, что нужно открыться Гурнову. Это будет полезно для предстоящих дел. Глянув в сторону кровати с Марком, бодро произнес:

— Он уже не проснется… Не встанет! И это слишком замечательно, чтобы быть правдой. Так-то, Аркадий Григорьевич!

Гурнова не так поразила реакция Елкина на смерть Марка, как произнесенное им «Аркадий Григорьевич». Его настоящее отчество знали только в «Цеппелине» и еще в СМЕРШе. Немецкий агент Елкин его знать не мог. Изменившись в лице, Гурнов, не скрывая волнения, тихо произнес:

— Я не Григорьевич… Петрович я.

— Не отказывайся от отца Григория. Не надо, — убежденно заговорил Сумцов. — Раскрою тебе секрет — я лейтенант госбезопасности, и зовут меня Константин.

— Так, стало быть, ты… — внезапно осипшим голосом произнес Гурнов, он же Щербань.

— Да, да!

— Я иногда подумывал об этом. Но думал — фантазирую. Во всяком случае, хотел, чтобы так было…

— Почему?

— Понравился ты мне. И еще всегда хочется верить тому, чему хочется.

— Ладно. Расскажи, как на самом деле было с этим Марком.

— Наставил на меня пистолет с криком: «Вот я тебя и расколол, энкавэдист!» Ну, я и приложил утюжок к голове гада…

«Да, повторяется Марк со своей патологической недоверчивостью… Точнее, повторялся… У него какое-то звериное чутье. Ведь основания сомневаться в верности немцам меня и Гурнова у него были…» — подумал Константин, сказал:

— Успокоил ты гада — это хорошо. Он нам уже и не нужен был. Что скажем «Цеппелину»?

— В больнице… Сломал ногу…

— Ладно, придумаем что-нибудь убедительное. Сколько еще таких гнусных Марков на нашей многострадальной земле… — заключил Константин.

* * *

Немецкий самолет на подлете к Чиатуре сбавил скорость, круто развернулся, казалось, он на мгновение завис в воздухе. Прошло несколько секунд, и в ночном небе распустились белыми тюльпанами купола нескольких парашютов и медленно поплыли в сторону леса.

9 июля 1944 года в ноль часов двадцать минут дежурный по радиолокационной станции засек нарушителя на экране радара и немедленно сообщил на командный пункт. Через пять минут об этом уже знали в штабе Закавказского фронта ПВО и в УКР СМЕРШ Закавказского фронта. На перехват немецкого самолета тут же полетели истребители, а на земле по тревоге были подняты оперативно-поисковые отряды и комендантские группы. В ноль часов пятьдесят пять минут сотни солдат и офицеров из дивизии внутренних войск НКВД по охране тыла действующей армии уже находились в грузовиках, которые устремились к Чиатуре. Подвижные группы НКВД и военных комендатур блокировали район возможной высадки гитлеровских агентов. Оперативно-войсковые отряды взяли в кольцо площадку, прилегающую к лесу, где высадились диверсанты. Было задействовано все возможное. Все, кого можно было привлечь для операции по захвату вражеских агентов.

В поиске агентов «Цеппелина» участвовали и сотрудники НКВД и НКГБ. После поимки агентов их незамедлительно должны были передать в СМЕРШ. Должны… Но ведь как у нас бывало и бывает… Как говорится, в жизни всякое случается. Одно дело: ладно бывает на бумаге, но забываем про овраги. В одной из областей Украины (Киевской) был такой случай. Боец Красной Армии Михаил Шевченко попал в немецкий плен, там согласился с предложением абвера стать курсантом одной из разведывательных школ. После окончания школы абвера его забросили на нашу территорию. Шевченко пришел к себе домой: к отцу, мачехе, сестре Марии и брату Алексею, а затем сдался местному НКВД. В той местности армии не было. В борьбе с вражеской агентурой, ее обезвреживанием полагались на территориалов. СМЕРШ был где-то далеко… А энкавэдэшникам тоже хотелось показать результаты работы. Михаила Шевченко судили и назначили срок на всю катушку. Окажись он в СМЕРШе — его судьба могла бы быть иной.

Здесь же, в Закавказье, такое не могло случиться. Начальник УКР СМЕРШ Закавказского фронта генерал-лейтенант Николай Максимович Рухадзе был на своем месте, опытный профессионал, человек строгий.

Николай Максимович Рухадзе — Почетный работник ВЧК — ГПУ в 1937 году. В 1941 году заместитель наркома НКВД Грузинской ССР, затем начальник Особого отдела НКВД Закавказского фронта. Постановлением Совнаркома СССР ему в числе сорока руководителей ГУКР СМЕРШ 26 мая 1943 г. было присвоено звание генерал-майора, а в 1944 г. звание генерал-лейтенанта. У такого Рухадзе, как говорится, не забалуешь. Однако для начала следовало поймать вражеских агентов.

После приземления агенты «Цеппелина» повели себя непонятно для ожидавших их на опушке леса Елкина — Сумцова и Гурнова-Щербаня. Побежали не в спасительный для них лес, а в обратную сторону…

С поднятыми руками и криками «Сдаемся, сдаемся!» подбежали к оцеплению.

Семь бывших военнопленных-грузин решили явиться с повинной.

Начальник 3-го отдела ГУКР СМЕРШ генерал-майор Барышников Владимир Яковлевич (заслуженный работник НКВД в 1942 г.), большой специалист по радиоиграм, доложил начальнику ГУКР СМЕРШ НКО СССР Виктору Семеновичу Абакумову о сдавшейся группе агентов «Цеппелина». Им была поставлена задача проникнуть в Тбилиси и готовить там восстание.

— Ничего себе аппетит у «Цеппелина», — заметил Абакумов.

— Старший группы «Георгий» сообщил, что должен установить контакт с потенциальным агентом, — продолжал Барышников.

— С кем? Кто он? — спросил Абакумов.

— Профессор медицины. В прошлом сочувствовал меньшевикам. Это когда в Грузии было меньшевистское правительство. Полагаю начинать радиоигру с «Цеппелином».

— А название для радиоигры придумали? — Абакумов улыбнулся Барышникову.

— Хочется, чтобы оно по смыслу операции подходило.

— Чего проще, — с улыбкой заговорил Абакумов. — Назовите «Разгром». Коротко и ясно.

— Хорошее название, — сказал Барышников.

— Вот пусть Рухадзе и занимается этим «Разгромом» — заключил Абакумов, добавил: — Разумеется, под нашим руководством.

Генерал Николай Рухадзе, начальник УКР СМЕРШ Закавказского фронта, потирал руки — еще бы, его сотрудники захватили группу агентов «Цеппелина», о чем он немедленно доложил в Москву. Предстояла интересная радиоигра. Огорчало то, что нужно было постоянно контактировать с вышестоящим начальством. В радиоиграх самостоятельность не допускалась, требовалось согласование с Генеральным штабом. Иначе не могло быть — дезинформация должна быть убедительной, грамотной, и нельзя было допустить в ней утечки информации, которая бы раскрывала какие-то данные, могущие повредить нашим вооруженным силам.

В кабинете Рухадзе был его заместитель генерал-майор Козлов Василий Иванович, опытный чекист, в органах госбезопасности с 1930 года. (Впоследствии почетный сотрудник госбезопасности.)

— У группы сдавшихся агентов «Цеппелина» при приземлении повреждена радиостанция. Почерк радиста знают в «Цеппелине» — докладывал Козлов.

— Нужно задействовать агента «Цеппелина» Гурнова, — предложил Рухадзе. — Там его почерк тоже известен.

— Старший группы «Георгий» назвал профессора медицины, с которым должен установить контакт. Это Андро Аркания. Кого послать на встречу с этим профессором? — Козлов вопросительно смотрел на Рухадзе.

— Антидзе. — Но тут же передумал. — Пошлем лейтенанта из СМЕРШа. Вот только профессор грузин, а лейтенант — русский…

— В ГУКР СМЕРШ его считают опытным профессионалом, — осторожно заметил Козлов.

— Ну что же, профессионалы на дороге не валяются. Пусть поработает с профессором. Но сначала Антидзе должен договориться с профессором о встрече с лейтенантом.

Оперативный работник Николай Антидзе «вышел» на профессора. Убедил его встретиться с посланцем друзей «Георгием».

Этим «Георгием» был лейтенант Сумцов. И Константин с удочкой в руках коротал время в кустах у небольшой речушки неподалеку от Тбилиси. Он ждал профессора.

— Нужно узнать, чем он дышит. Враг он или нет? Можно ли использовать его в радиоигре? — такое наставление дал Сумцову заместитель Рухадзе генерал Козлов.

И вот в назначенный день и час перед Константином предстал пожилой, грузный, упитанный человек. С удочкой.

— Клюет? — вместо приветствия спросил профессор.

— Ни одной…

— Не хочет рыбка ловиться. Умной стала. Сейчас, когда идет война, многие умными сделались.

— А может быть, в этом ручье рыбы нет?

— Возможно. Профессор Аркания. Андро Аркания, — наконец представился он.

— Мы все о рыбе, но забыли червячка… — заговорил Сумцов. — Так вот, в погожий день юный червячок высунулся из земли после теплого дождя и увидел: идут два мужика с удочками. В руке у одного — консервная банка, оттуда выглядывает папа юного червячка. Червячок кричит: папа, папа! А тот сияющий из банки свесился и радостно кричит: «Скажи маме, чтобы к обеду не ждала! Меня на рыбалку пригласили!»

Константин любил слушать и сам рассказывал анекдоты, знал немало разных шуточек-прибауточек. Этим он славился еще в школе. С тех времен запомнилась шарада. Первый слог — бог в Египте, второй — бог по-итальянски. А целое — поповские дела. В итоге: РАДИО.

Шутки шутками, пора переходить и к делу, решил Константин.

— Батоно Аркания, вам привет от ваших друзей, — Сумцов назвал профессора уважительно — грузины это любят, «батоно» по-грузински — «господин».

— У меня много друзей, — заметил Аркания, спросил: — От кого привет?

— Из Парижа. Вам шлет поклон Александр.

— Ах, Париж! Повидать Париж и умереть… — пытался сострить Аркания, но голос его дрогнул, он изменился в лице. — Не знаю такого… — дрожащим голосом произнес профессор.

— Ай-ай, негоже отказываться от друзей.

— Не понимаю, что вы хотите…

— Все вы прекрасно понимаете. Вспомните блаженные дни Закавказского комиссариата, его председателя Гегечкори…

— Кого?

— Забыли Евгения Петровича Гегечкори? С мая 1918 года он министр иностранных дел меньшевистского правительства Грузии. Вы сочувствовали меньшевикам.

— Не знаю такого… — еще раз испуганно произнес Аркания. Глаза выдали его смятение. Профессор испугался не на шутку.

Идя на встречу с Андро Аркания, Сумцов подготовился к ней, но он не знал того, что знал профессор и что вызвало ужас у почтенного врача. Его, мингрельца Аркания, связывали с именем Евгения Гегечкори. Это было более чем страшно, смертельно опасно: Евгений Гегечкори доводился родным дядей Нине Теймуразовне Гегечкори — жене Лаврентия Берии. Просочись такое в мир… Несдобровать ему, уважаемому профессору. Всесильный Берия раздавит его, как клопа. Он сам или его сподвижники миндальничать не станут.

Один Шалва Церетели чего стоит! Поговаривали, что он в Первой мировой войне служил обер-лейтенантом в немецкой армии, в 1918–1919 годах Церетели служил командиром взвода и роты Грузинского легиона, организованного немецкими оккупантами, якобы был штабс-капитаном в Белой армии, в 1920 году убил милиционера, возглавлял небольшую разбойничью шайку. И все это не помешало ему стать заместителем наркома внутренних дел республики. Когда Берия занял пост наркома внутренних дел СССР, Церетели стал служить в Наркомате, Шалва Отарович Церетели — первый заместитель начальника 3-го спецотдела НКВД СССР. Говорили, что он происходил из семьи обедневшего княжеского рода.

Знатным происхождением отличалась и Нина Теймуразовна. Отец ее был дворянином, предки матери Дарико Чиковани происходили из княжеского рода. Евгений Гегечкори, Георгий Джакели, Николай Гегечкори — родственники жены Берия Нино. Их имена профессор не мог назвать никому, никогда… Даже в мыслях.

ОТСТУПЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Кое-что о некоторых лицах

Жену Берия Нину Теймуразовну (по-грузински Нино) арестовали 19 июля 1953 года. Она была обвинена в соучастии в антисоветском заговоре, «возрождении капитализма», связях с иностранными гражданами и прочих преступлениях «дежурного» характера. Из уголовного дела Нино Берия: «Отец мой мелкий дворянин, имевший 2 га земли. Девичья моя фамилия — Гегечкори. В 1917 году мой отец был убит стражником меньшевиков. После его смерти я жила в доме у своего неродного (по матери) брата Шавдия в г. Тбилиси. Он работал счетоводом, бухгалтером и содержал меня. Я училась.

В 1921 году, когда мне было 15 лет, меня на воспитание взял мой двоюродный брат Гегечкори Алексей. Он был большевик и работал министром внутренних дел и председателем ревкома…

В 1922 году, когда я училась в 7-м классе, я познакомилась с Берия Л. П., который приехал в Баку по служебным делам.

В 1922 году я уехала с Берия в Баку, а затем, когда его перевели в Тбилиси, я вернулась с ним и его матерью».

Не распространяясь более о Нино Берия, заметим лишь: она умерла в 1992 году, ее сын Серго ушел из жизни 12 октября 2000 года. Ее племянник Теймураз (на русский лад Тимур) Шавдия в свое время спутался в Тбилиси с какой-то компанией, воровал. В годы войны 20-летний Теймураз на фронте попал в плен, потом служил у немцев во Франции в легионе, получил унтер-офицерское звание и какую-то награду. В 1945 году доставлен в порядке репортации в Грузию из Парижа, где оставался после войны. Объяснил, что был просто в плену. Но 18 февраля был арестован МГБ и 9 июля 1952 года осужден за измену родине военным трибуналом ЗакВО к 25 годам лишения свободы. В апреле 1953 года, когда Берия стал Министром внутренних дел СССР, он распорядился проверить законность осуждения Т. Шавдия. По личной инициативе Б. Кобулова Шавдия был этапирован в Москву, а дело его затребовало МВД для изучения. Это было расценено как попытка реабилитировать изменника, к тому же родственника жены Берия, и пошло в актив обвинения.

Что касается Берия, то на состоявшемся суде ничего нового он не сказал, за исключением того, что неожиданно признал себя виновным в службе в мусаватистской разведке в 1919 году. В остальном виновным себя он не считал.

Следствием был обнаружен и приобщен к делу «список агентов мусаватистской контрразведки», где под номером 11 числится Лаврентий Берия. Список, правда, без подписи составившего его, без даты, не указано место составления документа. Приобщены к делу три агентурные справки, в которых бывший начальник мусаватистской контрразведки М. Шихзаманов называет Берия своим секретарем. Эти справки хранились в особой папке ЦК — были известны еще задолго до следствия по делу Берия, начатого в 1953 году.

Итак, следствие установило: Берия служил в Баку в мусаватистской разведке. А этого он никогда и не отрицал. Да, служил. Но по заданию партии. Какое было задание? Кто его давал? Что он сделал?.. Это, по мнению одного писателя, «все равно что Штирлица обвинить в том, что он служил у Шелленберга».

Из неоднократных и нескрываемых сведений о службе у мусаватистов, из личных дел Берия, известных большому кругу лиц, категорических выводов о его предательстве сделать нельзя.

Упоминавшийся выше Шалва Отарович Церетели начал работать в ВЧК с 1922 года. В 1937–1939 гг. начальник управления Рабоче-крестьянской милиции НКВД Грузии, затем служил в центральном аппарате НКВД СССР. С 1941 года заместитель наркома внутренних дел, заместитель наркома госбезопасности Грузии. В 1948–1953 гг. заместитель министра внутренних дел Грузинской ССР. В 1945 году стал генерал-лейтенантом. У него было 14 орденов.

В 1953 году и позже в органах МВД прошла невиданная чистка, прокатилась волна арестов.

Бывшие министры госбезопасности Грузинской ССР А.Н. Рапава, Н.М. Рухадзе, заместитель министра госбезопасности республики Ш.О. Церетели и еще ряд сотрудников НКВД, НКГБ, МГБ Грузии обвинялись в совершении тяжких преступлений. Материалы дела свидетельствовали о масштабах и жестокости беззакония в Грузии в 30-е годы.

19 сентября 1955 года в 11.00 прозвучал приговор Военной коллегии Верховного Суда СССР: Рапава, Рухадзе, Церетели — расстрел. 15 ноября 1955 года приговор приведен в исполнение.

В биографии практически каждого соратника Берии были «темные пятна». Берия собирал таких людей в одну команду, полагая, что темное прошлое лишь цементирует их вокруг своего вождя и руководителя. Ведь каждый из них понимал, что своим благополучием и карьерой он обязан лишь Лаврентию Павловичу. И без помощи и поддержки Берия будет в любое время выброшен из колесницы истории.

Берия и его сподвижники… Что о них сказать? Руки их по локоть в крови. Они совершали тяжкие преступления, злоупотребляли властью. Но шпионами и изменниками не были. В годы военного лихолетья они активно участвовали в противоборстве с противником.

* * *

Профессор никак не мог успокоиться. Выражение его лица выдавало волнение. А Сумцов давил на него:

— Как же так можно забывать друзей?

— Вы свое. Нет у меня таких в Париже.

— Неискренне себя ведете, батоно Андро.

— Поймите меня. Я уважаемый человек. Врач. А врач всем нужен и в мирное время, и в войну. В военные годы еще нужнее.

— Что верно, то верно, — согласился Сумцов, подумал: «Без медицины нам не обойтись. Сколько раненых они спасают, лечат больных… Интересно: на фронте доводилось быть и в холоде, и голоде. Приходилось спать на снегу. И никакая хворь не брала».

— Земляков в Париже я не знаю и знать не хочу, — твердо заявил Аркания.

— Имейте в виду — у них длинные руки.

«Длинные, очень длинные. Родственники парижских сидельцев здесь очень влиятельные, сильные… Таким раз плюнуть стереть меня в порошок… Зачем мне ввязываться в какую-то сомнительную историю…» — лихорадочно размышлял Андро Аркания.

— Подведем итог нашей встречи. Стало быть, вы категорически отказываетесь от помощи своим землячкам в Париже.

— Да, да! — закричал профессор.

— Что же, расстанемся по-хорошему.

— Ну, конечно, мы ведь интеллигентные люди.

О встрече с профессором Андро Аркания Сумцов подробно доложил генералу Козлову. Тот внимательно выслушал Константина, спросил:

— Стало быть, этого профессора можно использовать в радиоигре?

— Вполне. Если понадобится.

— Ну что ж, благодарю за службу. Вами интересовался начальник управления Барышников.

— Владимир Яковлевич?

— Генерал Барышников, — поправил Сумцова Козлов. «Выдерживает субординацию» — отметил про себя Константин.

— Побудете у нас еще пару дней, а потом в Москву. А сейчас познакомьтесь с заброшенной к нам публикой. Может быть, встретите знакомых, — Козлов улыбнулся.

— Вряд ли… Я ведь был в гостях у абвера, с «Цеппелином» не общался.

Абвер и «Цеппелин»… 12 февраля 1944 года под грифом «Совершенно секретно» был издан приказ Гитлера за № 1/44. В первом пункте приказа фюрер объявил об учреждении единой немецкой разведывательной службы. Во втором пункте он возложил руководство объединенной разведывательной службы на рейхсфюрера СС. Адмирала Канариса освободили от должности и отправили в отпуск. (9 апреля 1945 года, за месяц до окончания Второй мировой войны в Европе, Канарис был повешен.)

Абвер I и абвер II были переданы в РСХА в качестве Управления военной разведки Militarisehes Amt (Mil Amt). Функции абвера III были переданы четвертому управлению РСХА — гестапо. Начальником нового управления был назначен бывший начальник абвера I полковник Георг Хансен. Разведка и контрразведка, функционирующие непосредственно в войсках, Гиммлера не интересовали. Их оставили в армии под общим руководством штаба оперативного командования вермахта под названием Frontauf Klarungs — «фронтовая разведка». Впоследствии он стал руководителем Мил-Амт (после 20 июля 1944 года — покушения на Гитлера Хансен был арестован и казнен). После 20 июля Мил-Амт был ликвидирован. Его рефераты вместе с сотрудниками поделили между собой Амт-ІV (гестапо) и Амт VI (внешняя разведка СД). Больших успехов у нацистской спецслужбы РСХА — разведывательно-диверсионного органа «Предприятие Цеппелин» не прослеживается. Внешняя разведка СД не заполучила ни одного серьезного политического секрета ни одной из стран — участниц антигитлеровской коалиции.

Абвер и СД строго следовали традиции, уходящей своими корнями к временам полковника Вальтера Николаи, бывшего начальника немецкой разведки в Первой мировой войне. Он постоянно подчеркивал, что «благоразумная недоверчивость — мать безопасности». Все лица, вступившие при тех или иных обстоятельствах в непосредственный контакт с нацистской разведкой, подвергались самой основательной проверке и перепроверке с помощью различных уловок. Когда агент немецкой разведки после выполнения им задания в тылу Красной Армии возвращался в абвер, то ему устраивалась многоступенчатая проверка с единственной целью — установить, не связан ли он с советской контрразведкой. Так, например, засланный нашей контрразведкой в логово врага Овсянников после ходки на советскую территорию испытал не одну проверку абверовцев. Несть числа им было. Зондерфюрер Зингер, которому была поручена работа с ним, учинил ему не одну проверку. Этот Зингер убедил Овсянникова в необходимости в интересах дела жениться на Тане, работавшей в одной из лабораторий абвера. Сыграли свадьбу. Жена не скрывает повышенного интереса к делам мужа, задавая ему порой провокационные вопросы. Однажды в интимной ситуации она прямо спросила его: «Почему ты работаешь против своих?» имея в виду под «своими» абверовцев. Но этим дело не ограничилось. За неделю до отправки Овсянникова на задание в тыл Красной Армии Зингер вручил ему изготовленные в лаборатории абвера фальшивые документы, имевшие серьезные изъяны, просил его тщательно осмотреть их. Немцы решили таким путем определить, насколько Овсянникова беспокоит вопрос о собственной безопасности на советской территории. Разгадав подоплеку этой затеи зондерфюрера, Овсянников заявил, что «с такими документами появляться нельзя», и потребовал заменить их. Участие Овсянникова в крупной операции против немецкой спецслужбы обеспечило в конечном счете получение чекистами важной информации о деятельности СД и абвера против нашей страны. Весьма тщательные проверки своим агентам устраивал и «Цеппелин».

Советские спецслужбы уже с первых дней войны стали заниматься скрупулезным и систематическим изучением планов и методов противника, что в ряде случаев создало предпосылки для успешного противостояния шпионской и диверсионной деятельности его агентуры. Борьба с гитлеровской разведкой накануне и в период войны потребовала огромных усилий со стороны Советского государства. В этом единоборстве главная тяжесть легла на чекистский аппарат.

Перед советской контрразведкой встала задача — парализовать деятельность СД и абвера, свести на нет их операции, перехватить инициативу в остром поединке с опытным и хитрым противником и попытаться использовать какую-то часть засылаемых агентов врага в своих интересах.

Со временем оперативное мастерство чекистских органов, основанное на тщательном обобщении складывавшегося опыта войны, достигло такого уровня, что становилось практически возможным агентурное проникновение в центры и школы абвера и СД, где предназначенные для заброски на нашу территорию шпионы и диверсанты проходили подготовку. Следует заметить, что советским контрразведчикам противостояли признанные во всем мире специалисты по организации всякого рода ловушек для разведчиков противостоящей стороны.

СМЕРШ проводил работу по задержанию и изобличению вражеских агентов, безупречно экипированных, снабженных безукоризненно сработанными документами. В большей своей части разведывательные операции против СССР, и в частности, связанные с достаточно широким использованием советских военнопленных, немецкие спецслужбы готовили с особой тщательностью. Как правило, у агентов была практически безупречная экипировка, прочная легенда, подкрепленная надежными, хотя и фальшивыми документами. Безукоризненно выполненные удостоверения личности, командировочные предписания, обраставшие отметками этапно-заградительных комендатур, продовольственные аттестаты способны были ввести в заблуждение большинство людей, проверяющих документы. Однако абвер и СД не избежали промахов в своей деятельности. При всей своей скрупулезности немцы прокалывались на мелочах. Так, применяли в фальшивых документах нержавеющую проволочку, которой в советских документах не было. В наших документах скрепки со временем ржавели, оставляя заметные следы. Красноармейская книжка, сшитая нержавеющей скрепкой, изобличала вражеского агента.

За редким исключением у немцев не практиковалось индивидуальное обучение и тренировка будущих агентов. В разведшколах абвера и «Цеппелина» за партами сидели 8— 10 или даже 15 будущих нелегалов. Десятки лиц видели друг друга, разговаривали друг с другом. Недели, месяцы они жили вместе. У них вымышленные фамилии, псевдонимы, но, несмотря на запрет, что-либо рассказывали о себе, в условиях армейского общежития будущие агенты немало узнавали о своих сокурсниках.

Сумцов с интересом пообщался с некоторыми из публики, спустившейся с небес. Один из этой группы, Михаил Суликашвили, рассказал все, что мог, что знал… На самом деле он был Мишико Беришвили, красноармеец 69-го ордена Красной Звезды, Днестровского инженерно-саперного батальона, где оперуполномоченным СМЕРШ служил старший лейтенант Виктор Титов, друг Сумцова. (Поистине земля круглая.) Одно время Беришвили был ординарцем у капитана, ставшего майором, Николая Жордания, заместителя командира отдельного батальона по политчасти.

Однажды Мишико услышал мнение бойцов о своем хозяине.

— Что-то я капитана Жордания в бою не видел, — заметил боец взвода управления Давыдченко.

— Ишь чего захотел. Он кто? Заместитель командира части по политчасти.

— Вдохновляет нас на подвиги словом: «Наша люда салует Победе» — заговорил москвич Ильиных.

— Потише, — произнес осторожный Фартушный.

— Не прав я разве? И на Днепре его не было, — не сдавался Давыдченко.

— Не в боевых же порядках ему быть. Его роль другая, — продолжал свое Ильиных.

— Это точно, иная…

На Пруте в селе Барбоены батальону довелось выдержать жестокий бой с превосходящими силами противника. Тогда там тоже майора Жордания никто не видел.

Необязательный, неряшливый, нечистый на руку Беришвили не надолго задержался в ординарцах у Жордания. «Ишак вонючий» — так оценил майор своего ординарца.

Сам Жордания высокими моральными качествами отягчен не был. Любил крепкие напитки и мягких женщин. В Молдавии чуть не попал в неприятную историю.

После боя у Прута в селе Барбоены среди пленных немцев оказалась некая Лиля, явная немецкая подстилка. Майор Жордания попользовался ее сексуальными услугами. А у нее менструация… Перемазался. Ругался. Девка же оказалась харьковчанкой, в свое время завербованной в качестве агента СД. У майора Жордания могли быть неприятности. Однако обошлось.

Мишико Беришвили был перемещен в саперную роту батальона. Случилось, что впереди перед взводом, в котором служил Мишико, не было боевого охранения пехоты, а сразу же находились окопы противника. Ночью Беришвили, направляясь из роты во взвод, заблудился. Попал в плен к противнику. Немцы пытались его допрашивать, но в силу его бестолковости ничего не добились. Отправили в лагерь военнопленных. Летом сорок четвертого года «Цеппелину» понадобились представители кавказской народности для формирования национальных групп для выполнения особых заданий.

В своей подрывной деятельности «Цеппелин» пытался использовать такое явление, как многонациональный характер населения нашей страны. «Тотальный шпионаж» против Советского Союза германские спецслужбы старались осуществить, используя тысячи оказавшихся в плену воинов Красной Армии.

В школах «Цеппелина» были специалисты своего дела. Основательно готовили агентов. Не забывали и об идеологической обработке курсантов. Беришвили запомнились первые дни пребывания в разведывательно-диверсионной школе «Цеппелина». Перед будущими агентами выступил начальник школы. «Главное для вас сегодня — самосовершенствование. Что это значит — объясню. Начиная с сегодняшнего дня вы должны работать над собой — научиться быть очень внимательными, наблюдательными, непосредственными, общительными, сосредоточенными, развить до предела свою память — зрительную, слуховую, особенно фактическую, то есть совершенствовать общий комплекс человеческих способностей, необходимых разведчику. Как этого достигнуть? Непросто! Есть много разных способов и приемов для овладения этим комплексом. Вас должны познакомить со всем этим в нашей школе».

Слова начальника школы Мишико не воспринимал, ему запомнилось только то, что тот был в форме СС. Бестолковость Беришвили была налицо. Он понадобился «Цеппелину» как представитель Кавказа.

Свое впечатление о Беришвили Сумцов изложил Козлову.

— От него пользы в радиоигре не будет. Для немцев он никудышный агент. О таком можно сказать: «Мозгов нет — в аптеке не купишь» — так Сумцов оценил Мишико Беришвили.

— Ну что же, грузины бывают разные, — глубокомысленно оценил Мишико генерал Козлов, добавил: — Наш начальник Николай Максимович Рухадзе тоже грузин. Светлая голова!

Как бы спохватившись, вспомнив о чем-то, Козлов взял со стола конверт, протянул его Сумцову:

— Вам письмо.

Пока Константин находился рядом с Марком, ни о каких письмах не могло быть и речи. А после завершения операции Барышников переслал для него письмо. Козлов, не зная о содержании послания, придержал его у себя. Неизвестно, что в нем… Лишние же эмоциональные нагрузки, по мнению Козлова, лейтенанту были не нужны. В военные годы письма с фронта и на фронт обычно посылали треугольничками. Их складывали из листа бумаги. Сразу же разворачивалось. Письмо Сумцову было в конверте заклеено. Он увидел родной почерк, обрадовался — письмо было от Иры. Константин поблагодарил генерала, взял конверт, вышел в коридор. Там стал читать.

«Радуемся успехам Красной Армии, а стало быть, и твоим. Ты ведь находишься в ее рядах, — писала Ира Константину. — Мысленно всегда с тобой. К сожалению, не могу ничем помочь тебе в твоей трудной опасной фронтовой жизни. Конечно, трудности есть и у нас… Бывает для меня проблематично добираться из дому к месту учебы. Даже песенку придумала:

«А трамвай — это общее зло. Ты цепляйся руками горячими И если в жизни тебе повезло, То виси, на чем судьбой предназначено».

Но наши проблемы с вашими фронтовыми не сравнить!»

Целую. Ира.

Начальнику СМЕРШа Закавказского фронта генералу-лейтенанту Рухадзе позвонил начальник 3-го отдела ГУКР СМЕРШ генерал-майор Барышников. Говорили о радиоигре.

— Так мы у вас забираем Сумцова, — в разговоре с Рухадзе вставил Барышников.

— Вам виднее, Владимир Яковлевич. Правда, нам лишний специалист не помешал бы.

— Лишний! — возмутился Барышников. — Лейтенант Сумцов — профессионал высшего класса.

— Возможно. У нас же он себя ничем не проявил. Хорошо, на днях отправим лейтенанта в Москву, — пообещал Рухадзе.

— До свидания, Николай Максимович.

— Ждем в гости, Владимир Яковлевич. Желаю успехов, — Рухадзе закончил разговор с главкомом; распорядился привести к нему Сумцова.

Константин предстал пред ясные очи генерала Рухадзе. Тот, с интересом рассматривая Сумцова, спросил:

— Как настроение, лейтенант?

— Боевое.

— Это хорошо. За линией фронта бывал?

— Приходилось.

— К новому заданию готов?

«А это не Рухадзе решать. Не его компетенция…» — отметил Константин, но что-то нужно было говорить, и он ответил:

— Всегда готов!

— Ну да, как пионер.

— Опыт имею.

Ответ почему-то не понравился Рухадзе, и он сказал:

— Мы тоже сами с усами. — Помолчав, добавил: — Забирают тебя в Москву. Руководство благодарит за службу! Желаю удачи!

Константин не знал, кого под словом «руководство» имел в виду Рухадзе. ГУКР СМЕРШ или себя…

— Служу Советскому Союзу! — твердо произнес Сумцов и ушел из кабинета грозного начальника.

Рухадзе почему-то не понравился Константину. Высокомерный. И слова не произносил — изрекал.

* * *

В СМЕРШ пришли профессионалы госбезопасности. Многие из них ранее были сотрудниками Особых отделов. Взять, например, Рухадзе Николая Максимовича, начальника Особого отдела, а затем начальника УКР СМЕРШ Закавказского фронта. В 1937 году Рухадзе свирепствовал в Грузии.

В предвоенное время и годы войны о жестоких репрессиях 37-го и 38-го годов не говорили. Этот вопрос обходили молчанием. Послужной список Рухадзе был безукоризненный. В 1937 году — почетный работник ВЧК — ГПУ. Что говорить о нем, если в госбезопасность в сорок первом возвращались уволенные сотрудники, а некоторые даже из тюрьмы…

В начале Великой Отечественной войны испытывался острый недостаток квалифицированных чекистских кадров. Тогда были привлечены лица, уволенные из органов госбезопасности, а некоторые были освобождены из заключения.

Среди них Вильям Фишер — Рудольф Абель, Дмитрий Медведев, Яков Серебрянский. 7 июля 1941 года Военная коллегия Верховного Суда приговорила Серебрянского Я.И. к расстрелу. Но приговор не был приведен в исполнение, и в декабре 1941 года по ходатайству начальника 4-го Управления НКВД Павла Судоплатова Серебрянский был освобожден и назначен начальником 3-го отделения 4-го управления, в задачу которого входила вербовка агентуры для глубокого оседания в странах Западной Европы и США. После войны, в 1953 году, Серебрянского вновь арестовали. В марте 1956 года на допросе у следователя военной прокуратуры генерал-майора П.К. Цареградского Серебрянский неожиданно умер от сердечного приступа.

Рухадзе успешно служил. С декабря 1947 года по июль 1952 года он министр госбезопасности ГССР. В июле 1952 года был арестован и 9 сентября 1955 года приговорен Военной коллегией Верховного Суда СССР к расстрелу за нарушение законности.

Радиоигра «Разгром» набирала обороты. Старший группы «Георгий» сообщил в «Цеппелин»:

«Встретился с профессором. Встреча прошла успешно. Ждите новых сообщений».

Были и телеграммы, в которых сообщалось о выходе из строя батарей для радиостанции. Просили о помощи и поддержке. В ответ немцы благодарили агентов за службу.

Кроме передачи дезинформации, сотрудникам УКР СМЕРШ Закавказского фронта удалось вызвать и арестовать сперва 6 выброшенных противником агентов — было это в августе 1944 года, а затем еще 4 агентов-связных, которые должны были проверить группу «Георгия». С ними были захвачены вооружение и боеприпасы. Немцам регулярно сообщалось о вербовке агентов, установлении связи с дезертирами. Операция продолжалась до конца марта 1945 года. Последнее сообщение, отправленное группой «Георгия», ушло в «Цеппелин» 29 марта.

В этой операции Сумцов не принимал участия. Он вернулся в Москву, был рад и счастлив встрече с Ириной.

Война шла к своему завершающему победному концу, но перед чекистами вставали новые, порой сложные задачи.