Я просыпаюсь от шума – Фиби отправляется с хоккейной командой в Корнуэлл, голоса в коридоре, хлопанье дверей. Понедельник. Нужно встать, сегодня мы уезжаем, но тело налито тяжестью, его давит стыд за то, как я обошлась с Морган.

И твой голос.

Саския стучит в мою дверь, спрашивает разрешения войти, я сажусь в постели и отвечаю «да».

Белые джинсы, «скинни», в обтяжку. В них заправлена белая блузка в младенчески голубую полоску. Сверху волосы собраны и скреплены заколкой-крабом, нижние пряди рассыпаны по плечам.

– Надеюсь, не разбудила тебя. Мы хотели дать тебе отоспаться.

После вчерашнего.

– Мы сегодня уезжаем. Поездка займет часа полтора, так что к ланчу уже будем на месте.

Она ничего не говорит про вчерашнее. Майк ее предупредил, объяснил все нервным срывом из-за приближающегося суда.

– Милли.

– Простите, я…

– Унеслась за миллион миль отсюда?

Дальше.

– Вроде того, да.

Она перебирает свое ожерелье с именем, поднимает его, прижимает к губам, на них отпечатываются буквы. Они сначала белеют, потом снова розовеют. Саския спрашивает, не помочь ли мне собраться.

– Нет, спасибо. Я быстро управлюсь.

Когда она закрывает дверь, я беру телефон посмотреть, нет ли ответа от Морган. Нет. Я борюсь с волнением, пока умываюсь, одеваюсь, укладываю дорожную сумку. Я поступила с Морган ужасно, я не хочу терять свою единственную подругу, но в то же время боюсь, вдруг она все разболтает обо мне. О том, кто я такая.

Когда я спускаюсь вниз, Рози крутится в коридоре возле сумок Майка и Саскии. При виде меня виляет хвостом. Я отставляю сумку и глажу ее между глаз.

– Не уверена, что ты тоже едешь, – говорю ей. – Ты останешься дома с Севитой. В другой раз, может быть.

Она задирает голову, лижет мою руку и шлепает за мной на кухню.

– Есть свежевыжатый апельсиновый сок, будешь? – предлагает Саския.

– Нет, спасибо, я сделаю себе тосты.

Майк говорит по мобильному, отвернулся от нас, наклонился над раковиной.

– Конечно, я привезу ее в среду, после нашего возвращения. Это вам удобно? Отлично, договорились. Спасибо, Джун, до встречи.

Он дает отбой, поворачивается к нам.

– Это была Джун, мы договорились, что ты посмотришь видеозапись своего заявления в среду, в три часа. Я отвезу тебя.

Я киваю, аппетита как не бывало.

* * *

На выезде из Лондона мы застряли, зато потом раскинулась полоса автострады, чем дальше от города, тем зеленее обочина. Майк спрашивает, как подвигается моя работа над рисунками для художественного конкурса. Хорошо, отвечаю ему. Саския оборачивается и говорит, что хотела бы взглянуть на них как-нибудь. Они с Майком обмениваются улыбками, и она на мгновение кладет руку ему на шею. Я впервые вижу, как она прикасается к нему.

Примерно через час мы сворачиваем с автострады на посыпанную гравием дорожку, в конце которой – фонтан. Сотрудник отеля сообщает Майку, что на парковке нет мест, сами понимаете – каникулы и все такое.

– Оставьте ключи зажигания, мы перегоним машину на запасную стоянку вон там, в поле. Сохраните эту квитанцию, когда понадобится машина, покажете ее на ресепшн, и они распорядятся, чтобы машину вам подогнали.

Майк регистрируется, нас отводят в наш номер. Семейный номер, с раздельными кроватями и смежными комнатами. Когда мы спускаемся к ланчу, меня поражает количество детей вокруг. Ползают, бегают, кричат, болтают. Куда ни посмотришь – везде дети. Но здесь не только дети, ты тоже здесь. Твое лицо на первой полосе газеты, заголовок: «Осталась одна неделя». Мужчина за столом у окна держит тебя. Читает про тебя. Кладет тебя в карман пальто, поданного официанткой. Потом встает и надевает пальто. Твое лицо совсем рядом с его сердцем. Но, по правде сказать, ты любишь не так, как принято у большинства людей. Твоя любовь не имеет ничего общего с нежностью, с поцелуем в область сердца. Совсем ничего общего.

Майк спрашивает, в порядке ли я. Да, все хорошо, отвечаю. Не хочу испортить поездку сообщением, что ты последовала за нами.

Весь день после ланча проводим, гуляя по окрестностям, иногда останавливаемся, чтобы поговорить с другими семьями. Майк наталкивается на кого-то из своих коллег. Тот целует Саскию, а когда ему представляют меня, он говорит: «Значит, это и есть Милли».

Майк кивает и улыбается, дескать, «да». Да, она. Мужчина сообщает, что Касси, его жена, тоже здесь, но отлучилась, чтобы переодеть ребенка.

– И вот эти двое, от горшка два вершка, тоже мои.

Два мальчика, лет пяти или шести, не старше, играют в догонялки, носятся со всех ног. Очень весело, я бы тоже побегала с ними. Простая игра. Абсолютно безопасная. Позже детей собирают на поляне перед отелем и организованно развлекают, похоже на спортивный день в школе. Мы с Саскией сидим на креслах у окна, смотрим на них. Розовый круг, «донеси яйцо в ложке», «догони папу» – но не маму, заметьте, а если бы устроили такой конкурс и ты явилась здесь во плоти, то приняла бы в нем участие и, наверное, победила. Приходит Майк, зевает, предлагает пораньше лечь спать. Днем во время прогулки он сказал, что запер дверь в подвал на прошлой неделе, не хочет, чтобы я терзала себя. Я поблагодарила, намекнуть бы ему, чтобы оставил дальнейшие попытки докопаться, что именно терзает меня.

После ужина мы расходимся по комнатам. Приходит ответ от Морган, всего два слова:

«Пошла ты…»

Утром за завтраком решаем поехать в дендрарий. Правда, небо затянуто и дождь намечается. Майк говорит: нечего беспокоиться, резиновые сапоги и дождевик Фиби в багажнике, мы захватили их для тебя.

– А она не будет возмущаться? – спрашиваю я.

– А мы ей не скажем, если ты не проговоришься, – отзывается Саския с шаловливым выражением на лице, таким неожиданным у нее. Мы все улыбаемся.

Заходим к себе, чтобы почистить зубы, договариваемся встретиться на ресепшн через десять минут. Мужчина, с которым мы разговаривали вчера, Джон, стоит у стойки, когда я спускаюсь. С ним женщина – видимо, Касси, жена, у нее на руках грудной младенец, с ними двое мальчиков. Касси и Саския не знакомы, они начинают светскую беседу со слов о том, что день прохладный, самое время погреться у огня.

– Кажется, в главном холле есть камин, – говорит Саския.

Касси предлагает перед прогулкой выпить там кофе. Когда мы садимся, Майк с Джоном заводят разговор о переделках в их офисе. Джон выражает сожаление, что приемная лишилась приватности и видна с улицы.

– Да, это не очень хорошо. Надо подумать о жалюзи или о какой-то ширме, – соглашается Майк.

Вот это слово: ширма. Вроде той, что будет разделять нас с тобой на следующей неделе в суде.

Двое мальчиков сидят на полу под французскими окнами справа от камина. Они опустошают корзину с игрушками, то изображают тарахтенье мотора – дрр, дрр, если попадается машинка, то подражают звуку выстрела, когда находят пластмассовый водяной пистолет. Маленький ломтик зимнего солнца пробивается между плотными слоями облаков, которые затянули небо, солнечный луч касается детских голов, золотит светлые волосы, делает ярче голубые глаза. Ангелочки. Мне снова так и хочется поиграть с ними, ну, или воскликнуть – какие хорошенькие! В конце концов, я не делаю ни того, ни другого, потому что не уверена, что такое поведение одобрят или хотя бы сочтут нормальным, молча сижу на своем месте. Когда отворачиваюсь, замечаю, что Майк наблюдает за мной, выражение лица у него странное. Увидев, что я заметила его взгляд, пытается улыбнуться. Касси начинает с Саскией разговор о Ветербридже.

– Конечно, у нас еще есть время, – говорит она, глядя на девочку, которую держит на руках. – Но всегда бывает полезно мнение человека, который знает обстановку изнутри.

Взгляд Саскии прикован к малышке, она пытается отвести его, но безуспешно. Касси замечает ее интерес и предлагает подержать младенца.

– Нет, спасибо, я не очень ловко управляюсь с маленькими.

– А ты хочешь подержать малышку? – обращается Касси ко мне.

– Да, пожалуйста.

Слова сами слетают с моих губ, она встает и передает мне ребенка из рук в руки. Розовая от гиперемии кожа, глаза закрыты, кружевные ресницы такой длины, что спускаются едва ли не на щеки. Во рту у нее нет ни пустышки, ни рожка, но она все время причмокивает прелестными персиковыми губами, как будто что-то сосет. Цветочный бутон.

Рядом с чем-то прекрасным, чистым я чувствую себя отвратительной. Мерзкой. Помню, как однажды, когда мне было года три или, может, четыре, я спросила тебя, откуда я появилась. Я ожидала, что ты подхватишь меня, мы потремся носами, как эскимосы, и ты скажешь, что я появилась из тебя, что я твоя частичка, что ты любишь меня. Я видела в детском саду – так поступила одна мама, когда дочка задала ей этот вопрос, но ты ничего не ответила и вышла из кухни, оставив меня одну.

Касси говорит Майку – ваша дочь очаровательна, и на мгновение, на долю секунды я ощущаю себя их дочерью, по ошибке.

– На самом деле Милли наша приемная дочь, – говорит Майк. – Фиби уехала на хоккейный турнир.

– Я же говорил тебе вчера, Касси, – вступает Джон.

– Простите, у меня куриные мозги. Это просто замечательно, я восхищаюсь вами, друзья, вы приняли в семью…

Такую, как я.

Она не успевает закончить фразу, потому что девочка издает громкий рассерженный вопль. Открыв глаза, смотрит на меня. Испугана. Она почуяла что- то. Что-то, что скрывается во мне. Ощутила, что я сжимаю ее слишком сильно. И сжимаю еще сильнее, когда Майк объявляет, что я приемная дочь. Я возвращаю ребенка матери, передаю в добрые руки. Хочется верить в это.

Когда мы приезжаем в дендрарий, там полно народу. Семейные пары, семьи с детьми, немногочисленные посетители-одиночки. Экзотические кустарники, аллеи из причудливо обрезанных деревьев, яркие малиновые рефлексы от алых листьев над головой. Мы бродим практически молча. Мы не разговариваем, потому что нам покойно друг с другом, так мне кажется. Приятная мысль. Радостная. Майк замечает, что детей моего возраста почти не видно.

– Боюсь, теперь немодно проводить каникулы вместе с родителями.

– Какая разница, – отвечаю я. – Мне хорошо оттого, что мы втроем.

Майк улыбается, расслабляется. И хотя он ни за что бы не признался вслух, я знаю наверняка, что он испытывает облегчение, потому что избавлен от необходимости быть буфером между Саскией и Фиби. Всё как-то веселее.

Вечером после ужина я покупаю для Морган снежный шар в сувенирном магазине при отеле. Внутри шара елочки, двое детей держатся за руки, рядом стоит снеговик. Я снова пишу ей сообщение, пишу, что купила ей подарок. Ответа нет.

Сначала я думаю, что мне померещилось или это телевизор за стенкой, но, подойдя к двери, приложив ухо, понимаю, что это Майк с Саскией. Ссорятся. Саския напилась за ужином и не издала ни звука, если не считать икоты, которая напала на нее за десертом, доесть его она, конечно, не смогла. Майк говорит что-то о том, что нужно держать себя в руках, особенно учитывая, что на следующей неделе суд. Я стараюсь, говорит она. Значит, старайся больше, отвечает он. Что-то ударяется об стену, стакан, наверное. Их голоса становятся громче, она начинает плакать. Я представляю, как Майк обнимает ее, успокаивает. Спустя некоторое время слова сменяются другими звуками. Стоны Саскии забавляют меня. Притягивают. Когда звуки прекращаются, я снимаю одежду, вожу пальцами вверх-вниз по лестнице из белых шрамов по обе стороны ребер, потом иду в душ.

Изо всех сил тру кожу губкой.