Утром я не встретилась с Фиби дома, но она первая, кого я вижу в школе на четверговом собрании, с ней Иззи. Я сижу в ряду за ними, чуть левее. Прислушиваюсь к разговорам вокруг, все как обычно. Прически и мальчики, планы на Рождество, кому нужны дополнительные билеты на спектакль. Начинает звучать орган, мы встаем, пока учителя шествуют к сцене. Девочка из младшего класса, из девятого, кажется, делает презентацию на тему «возвращение долгов», о добрых делах, которые можно совершить в каникулы, чтобы помочь тем, кому меньше повезло в жизни. Ее вознаграждают бурными аплодисментами. Мисс Джеймс встает, зачитывает еженедельный отчет по текущим вопросам, говорит, что планируется обновление общей комнаты старших классов, если кто-нибудь хочет поучаствовать в сборе денег, пусть обратится к миссис МакДауэлл в учительскую. Обсуждают по ходу еще пару вопросов, связанных с показом нашей пьесы, и, наконец, последнее объявление:

– В этом году победительницей художественного конкурса имени Сулы Норман стала Милли Барнс из одиннадцатого класса.

Жидкие аплодисменты, но хоть что-то. Мисс Джеймс сообщает, что мое имя будет выгравировано золотыми буквами на доске почета школы у главной лестницы, которая ведет в актовый зал. Рекомендует мне подойти к мисс Кемп, чтобы узнать все детали. Я чувствую неловкость – не потому, что меня публично наградили, а потому, что не видела МК с того дня, когда она обещала прийти в галерею.

И еще потому, что ощущаю на себе взгляд Фиби. Когда я поворачиваюсь в ее сторону, она тут же отворачивается.

МК находит меня в библиотеке во время ланча, я пытаюсь написать эссе по истории, а на деле тупо перечитываю одно и то же предложение в который раз. Она улыбается мне издалека.

– Поздравляю, я не сомневалась, что ты победишь. Родители Сулы и владелец галереи высоко оценили твои рисунки, это было единогласное решение.

– Спасибо.

– Ты должна гордиться собой, особенно учитывая, что…

Она прикусывает язык, но уже поздно, ее выдают выражение лица, руки, которые перебирают ряды бус, даже пальцы с кольцами.

– Учитывая что?

Она садится рядом со мной. Я не ошиблась, когда почуяла что-то в понедельник.

– Так вот почему вы не пришли.

– Куда не пришла? – спрашивает она.

– В галерею. Вы сказали, что мы встретимся в семь. Я ждала вас больше получаса.

– Ты про понедельник? Но, Милли, я же сказала, что постараюсь, я ничего не обещала.

– Ясно, поняла.

– Это ни при чем, просто мой друг пришел раньше, чем договаривались, мы пошли с ним. Я забыла. Прости меня.

Она вдыхает через нос, медленно выдыхает, щеки вспыхивают. Она наклоняется ко мне, я чувствую запах лаванды.

– Я чувствовала, что с тобой что-то происходит, Милли. Эти твои рисунки, письма, подарок, который ты хотела мне сделать, пропуски школы. Я поговорила с мисс Джеймс еще раз, и в конце концов она рассказала мне все.

Я ставлю книги на полку над ее головой. Успеваю досчитать до одиннадцати, она говорит:

– Я знаю, кто твоя мама, Милли.

– Вот почему вы больше не хотите быть моим куратором.

– Причина совсем не в этом, но если бы я все знала, мне, наверное, это помогло бы.

– Вы подписывали свои письма МК.

– Прости, не поняла.

– Я думала, это знак дружеского отношения.

– Это знак дружеского отношения, но я все свои письма подписываю МК, так повелось давным-давно. Прости, если тебе кажется, что я обманула тебя. Конечно, я была бы внимательнее, если б знала.

Появляется баннер на экране моего ноутбука, в верхнем правом углу, извещение о том, что пришло письмо: «На форум одиннадцатого класса добавлен новый пост». Я кликаю на ссылку, жду, когда откроется страница, загрузится изображение.

Это изображение – твоя фотография.

Подпись: «Дин-дон. Злая ведьма ДОЛЖНА умереть. Кто за, голосуем».

Внизу две иконки: большой палец вверх, большой палец вниз. За и против. Семнадцать голосов за. Один воздержался.

Я захлопываю крышку ноутбука, встаю, стул опрокидывается, падает на пол. Надо идти. Не могу. Давай же. Не могу.

МК встает, спрашивает:

– Милли, что с тобой?

Злая ведьма. ДОЛЖНА умереть. Дин-дон. Ты. Ты должна умереть, они тебя приговорили, и я знаю, кто будет следующим.

Подходит библиотекарь и спрашивает, как я себя чувствую.

– Что-то ты меня беспокоишь. Все ли в порядке, Милли?

– Мне нужно уйти.

– Куда? Что случилось?

– Я не могу вам сказать, простите, – отвечаю я, собираю вещи и ухожу.

– За что простить? Куда ты идешь? Я тебе еще ничего не сказала про твою премию.

Меня тошнит, невидимая пишущая машинка всю дорогу печатает у меня в голове одни и те же слова: Фиби знает, Фиби знает.

И скоро узнают все, если уже не узнали.

– Я не очень хорошо себя чувствую, мисс Джоунз, можно мне пойти домой?

– Ты и в самом деле осунулась. Как, по-твоему, что это может быть?

– Думаю, мигрень.

– Да, помню, читала в твоей медицинской карте, что ты страдаешь мигренями. Я обязана позвонить Ньюмонтам, они ведь твои опекуны, верно?

– Да.

Часы на стене негромко тикают, гипнотизирующий ритм напоминает мне вечер, когда я сидела у себя в спальне и ждала приезда полиции. Сейчас у меня такое же чувство, как тогда, ожидание, желание, чтобы это все поскорее закончилось. С одной разницей – сейчас я не знаю, что такое «это все».

– Все отлично, я поговорила с мистером Ньюмонтом. Либо он, либо его супруга приедут домой через час, а сейчас дома домработница. Ты сможешь дойти сама?

Я киваю.

– Хорошо, поправляйся, поспи и пей больше жидкости.

Севита уже поджидает меня, когда я прихожу.

– Здравствуйте, мисс Милли. Будете кушать?

– Нет, спасибо, я сразу лягу, чувствую себя не очень.

– Хорошо. Если что понадобится, я в прачечной.

Я смотрю, как, уходя, она крестится, Аве Мария.

Молится за меня. Или за себя. Дома одна. Со мной.

Шагаю по комнате, нужно как следует все обдумать. Знает Фиби или нет? Пост на форуме направлен против меня или просто дурацкая шутка после объявления приговора? Загнана в угол. Я. Выхода нет. Бороться, бежать. Если бежать, то куда? Таким, как я, некуда бежать.

Мне нужно непременно выяснить, что Фиби знает и знает ли еще кто-нибудь. Кому она могла рассказать? Клондин? Иззи? Всем девочкам из нашего класса. Но я встретила некоторых по дороге в школу и ничего особенного не заметила. Они бы как-то выдали себя, если бы что-то знали. Сажусь на кровать, пытаюсь успокоить ум, но такое чувство, что песок в песочных часах вот-вот весь высыплется. Я вскакиваю, снова начинаю мерить шагами комнату взад-вперед. Соображай, черт подери, шевели мозгами. Озарение наступает, когда наталкиваюсь взглядом на угол своего ноутбука, который торчит из школьной сумки.

Открываю дверь чужой комнаты, хоть не имею права. Таково правило жизни в этом доме, спальня – это территория личной неприкосновенности, вход строго воспрещен без разрешения. Это все Майк. Со своими идеями насчет создания домашней утопии, но ведь дома никого нет, у кого же мне спрашивать разрешения, я сама себе его даю. Какая стандартная комната, я заходила сюда до каникул. Постеры и розовый, сладкий запах. Сахарная вата. Карамель. Ваниль и корица. Полароидные снимки ее и ее подружек прикноплены к стене над столом. В изножье кровати висят фонарики в форме сердечек. Грот. Колыбель принцессы, а мать – снежная королева. Липкие тюбики с блеском для губ расставлены на столике рядом с кроватью, как валуны Стоунхенджа, никогда не знаешь, с кем встретишься во сне. Я знаю.

Я нахожу то, что ищу, в среднем ящике стола. Мне везет, она вполне могла бы взять его с собой в школу, но я знаю, что она делает это редко, предпочитает обходиться телефоном, на него фиксирует большинство событий. Достаю ноутбук, включаю, почтовый аккаунт появляется на экране, одно новое сообщение. Я не рискую прочесть его: она увидит, что его открывали, но читаю почти всю остальную переписку с Сэмом, она пишет ему, что она одинока, ненавидит свою жизнь и мечтает жить с ним в Италии. Последнее письмо отправила вчера ночью, сообщает, что нашла у Майка в кабинете кое-какие заметки обо мне. Еще добавляет, что, по ее мнению, я имею какое-то отношение к Питеру Пэну-убийце, что я с ней на одно лицо, просто жуть какая-то.

Новое письмо – это его ответ. Что он написал? Как она поступит?

Кладу ноутбук на место, выхожу из комнаты, закрываю дверь, иду по коридору к себе. Ложусь на кровать и лежу, пока на улице не становится темно. Пока мигрень не затихает, боль не перестает давить на затылок и пронзать верхушку позвоночника. Тогда я поворачиваюсь на бок, открываю глаза, голова теперь болит меньше, зато сердце болит сильнее, когда обвожу взглядом свою комнату. Что предпримет Фиби? Что станется со мной? Куда меня денут?

Я не в силах больше лежать и спускаюсь вниз. Саския и Майк разговаривают с Фиби, устроились в гостиной. Я ищу признаки того, что она рассказала им о своих догадках, но ничего подозрительного не замечаю.

– Смотри, Майк, ей лучше, так что нет причины отказываться от приглашения, – говорит Саския.

Фиби старается не встречаться со мной глазами и уходит после моего появления.

– Куда вы собираетесь? – спрашиваю я.

– Нас Боуэны пригласили сегодня на ужин, но раз ты себя плохо чувствуешь, я подумал, что нам лучше остаться дома.

– Я поспала, мне гораздо лучше.

Если они уйдут, мне, может, удастся переговорить с Фиби, урезонить ее, убедить, что я не похожа на тебя.

– Сомневаюсь, что нам следует идти, столько всего накопилось за последние дни, нужно серьезно поработать.

– Я в порядке, собираюсь заняться уроками.

– Надеюсь, Милли, ты честно признаешься, если плохо себя чувствуешь, мы здесь для того, чтобы помогать тебе.

– Майк, она же сказала, что все в порядке. Времени нет, нам пора выходить.

Майк кивает, говорит – видишь, меня лишили права голоса. Пока они надевают пальто, он тянет время, использует разные способы: то перебирает почту на полочке у двери, то передвигает обувь на полу своим ботинком. Рассуждает, что в холле нужно заменить плитку.

– Может, я его быстренько замеряю? – предлагает он.

– Нет, мы уже опаздываем, пошли, – возражает Саския.

Не то чтобы в нем говорит материнский инстинкт, но он явно ощущает что-то, какое-то напряжение в доме. Он делает последнюю попытку:

– А как же Рози, ее надо выгулять.

– Кто-нибудь из девочек выгуляет. – Саския неумолима.

– Милли, мы точно можем уйти?

– Конечно, все в порядке.

– Телефон Боуэнов на доске, позвони, если что, что бы ни было, – говорит он напоследок, и они уходят.

Я в растерянности, как поступить. Можно подняться в комнату к Фиби, постучать. Сказать, что хочу поговорить с ней о чем-то. Но я не знаю, что сказать дальше. Сажусь на один из диванов, чтобы все обдумать, Рози крутится у моих ног. Она первая своим острым слухом различает шум наверху. Садится, наклоняет голову, прислушивается к шагам Фиби, которая спускается по лестнице. Она зовет Рози, но собака не двигается с места. Она снова зовет, на этот раз более нетерпеливо. Властно.

– Она тут, со мной, – откликаюсь я.

Она ничего не говорит в ответ, как если бы меня вовсе не было. Чуть погодя произносит, не заходя в гостиную: «Ее нужно выгулять, мама прислала сообщение».

Рози вскакивает при слове «выгулять» и бежит в холл, к Фиби.

– Нет, блин, мы поступим по-другому.

Она входит в гостиную, не обращая на меня внимания, проходит к двери, которая ведет в патио, и открывает ее. Рози следует за ней, но выходить не хочет, садится у открытой двери.

– Давай, давай же.

Рози по-прежнему ни с места, тогда Фиби хватает ее за ошейник и вытаскивает в патио. Зажигается сигнальный фонарь. Она стоит снаружи, раздетая, без пальто, а по воздуху, который идет в комнату, чувствуется, что на улице морозно. Когда Рози заканчивает свои дела, Фиби заводит ее обратно, закрывает дверь, ее глаза не отрываются от телефона. Мои от нее. Сейчас или никогда.

– Могу я поговорить с тобой кое о чем, Фиби?

Она отводит взгляд от телефона, но ей тяжело смотреть прямо на меня, поэтому она блуждает взглядом по комнате.

– Смотря о чем.

– Понятно, что у нас отношения складывались не лучшим образом, но мне хотелось бы это исправить.

– Нет смысла.

– Почему?

– Ты здесь недолго пробудешь.

– А мне бы хотелось пробыть здесь как можно дольше.

– Только тебя никто не спрашивает, правда?

Я встаю, она смотрит на меня, говорит:

– Что ты делаешь? Ко мне в гости идет приятель, через минуту он будет здесь.

Она напугана. Я не хочу ее пугать. Я хочу ей сказать, что на пару мы можем править миром, убийственная команда, простите за неуместный каламбур. Она проходит мимо меня, подходит к двери и перед тем, как выйти из комнаты, говорит:

– Чтоб ты знала, папочка приведет другого ублюдка на твое место. Как будто тебя и не существовало.