После показа «Повелителя мух» нам аплодируют стоя. Я играла роль Фиби, то есть рассказчика, и девочки вытолкнули меня вперед во время оваций. Ты была лучше всех, иди еще поклонись, давай. Смотрю в зал, вижу Майка и Саскию, они хлопают. Майк смотрит на меня как-то странно, не сводит глаз. Но не улыбается при этом.

После спектакля я предлагаю помочь убраться в зале. Мы с Клондин вместе выходим из школы. Она останавливается, смотрит в небо.

– Как грустно.

– Ты о чем?

– В эту пятницу рождественская вечеринка, танцы. Фиби так любила ее. Ей нравилось наряжаться в костюмы, надевать меха Саскии.

Да, грустно, соглашаюсь я, потому что это и правда грустно.

Прихожу домой и сразу проверяю на телефоне новости ВВС. О тебе ни слова много недель, но как раз сегодня сообщение на первой полосе. Наш дом будет снесен, на его месте разобьют общественный сквер. Посадят девять деревьев. Ты больше не приходишь, не залезаешь ко мне в постель, но ты оставила свою кожу. «Наступило время», – сказала ты. Сейчас я поняла, что ты имела в виду: больше я не нуждаюсь в тебе. Смешанное чувство печали и радости. В принципе я примирилась со своим прошлым. Я хотела как лучше, клянусь, даже если поступала плохо.

Я репетирую, что скажу тебе, если мы когда-нибудь встретимся.

Вот что я скажу.

Я никогда не хотела такой матери, которая присвистывает «какая красотка» при виде меня, которая смеется мне в лицо, когда я говорю «нет». Я скажу: ты ошибалась, когда, стоя за моей спиной у зеркала в твоей спальне, говорила, что никто, кроме тебя, никогда меня не полюбит, потому что, думаю, Майк и Саския готовы меня полюбить. Я скажу тебе, в чем ты была права – да, у меня не такое сердце, как у всех.

Ненормальное, исковерканное.

Такую форму ему придала ты. И с этой формой я постепенно учусь жить.

В ночь твоего ареста я кивнула тебе. Ты поняла, что это значит. Это значит, что я прощаюсь с тобой. Я была готова к этому. А вот ты не была, правда? Тебе никогда не нравилось, что игра заканчивается, ты всегда хотела еще. Игра, в которую ты меня втянула, вынудив явиться в суд, самая публичная из всех, в которые мы когда-либо играли. Последний выстрел, демонстрация всего, чему ты меня научила. Это не была развлекательная прогулка, нет, и это не была шахматная партия. Это скорее походило на то, как если бы я подставила лицо солнцу. Выжигает глаза. Негде укрыться.

Твой голос, обращенный ко мне, как капельница с морфием. Он не спасал, он отравлял, вводил в меня страх и соблазн. Я рада, что больше не услышу и не увижу тебя, тебя нет и не может быть там, где я, например на остановке школьного автобуса.

То, что ты совершала, то, что ты заставляла совершать меня, это все изуродовало мое сердце.

Ты изуродовала мое сердце.

Ты изуродовала его.

Ты изуродовала.

Себя.

И меня.

И теперь у меня есть секреты, много секретов.

Я не та, за кого себя выдаю.

Folie а deux — душевный недуг раздвоения личности.

Отрицать.

Манипулировать.

Лгать.

Мама, я думала, у меня есть выбор.

Оказалось, я твоя копия.

Только усовершенствованная.

Я больше не хочу быть хорошей.

Хочу только,

чтобы

меня

не

поймали.