Вечер, похоже, был безвозвратно испорчен, и Анника решила надеть ночную рубашку и разложить постель, на которой не спала вот уже несколько дней. Пора было возвращаться к нормальной жизни или к той, которая по крайней мере могла считаться нормальной при сложившихся обстоятельствах. Бак давно уже выглядел совершенно измученным, и ночь в собственной постели ему совсем бы не помешала.

Когда шкуры, служившие ей постелью, были разостланы, Анника села на них, поджав под себя ноги, и, достав из сумочки щетку, расчесала волосы до блеска. После чего начала заплетать их в одну длинную толстую косу. Она не думала, что Бак возвратится прежде, чем она погасит лампы и залезет под одеяло. Каким-то образом он всегда знал, когда может войти в дом.

На этот раз, однако, она не кончила еще заплетать косу, когда дверь вдруг отворилась и на пороге возник Бак. Анника вскинула голову и посмотрела на него с нескрываемым удивлением. В руках он держал что-то тщательно завернутое в мешковину.

– Ты так замерз, что не смог работать? – спросила она, порадовавшись про себя тому, что ночи в горах были холодными.

Прежде чем ответить, Бак откашлялся.

– Я закончил.

– Да?

Он подошел к краю постели и уронил сверток ей в подол. Сверток был объемистым и довольно тяжелым.

– Что это?

– Разверни.

Анника нахмурилась, представив пушистых зверьков или их шкурки, которые, возможно, лежали сейчас у нее на коленях, скрытые мешковиной.

– Оно мертвое?

Губы Бака слегка – совсем слегка – изогнулись, но все же это была улыбка.

– Мертвее не бывает.

Она скорчила гримасу.

– Это подарок.

Не желая показаться невежливой, Анника встала и отнесла сверток на стол. Бак, так и не сняв куртки, последовал за ней.

– Что там?

Бак в ответ лишь пожал плечами, подумав, как это по-женски задавать вопросы, вместо того чтобы узнать самой. Он работал долго и упорно над своим подарком, и сейчас ему не терпелось услышать, что она скажет, когда его увидит.

– Послушай, – не выдержал он наконец, – это всего лишь подарок. Мое «спасибо» тебе за все, что ты сделала для Бейби-Баттонз.

Пытаясь унять дрожь в руках, Анника с силой сжала и разжала пальцы. Затем протянула руку к свертку и дернула за край мешковины. Внутри лежала мягкая, тщательно выделанная оленья кожа. Она была цвета слоновой кости – почти белая – и аккуратно сложена. Развернув ее, Анника увидела перед собой длинное пальто, отделанное прекрасным серебристым мехом, богаче которого ей еще не доводилось встречать. Взяв пальто за плечики, она приложила его к себе. Оно почти достигало ей щиколоток. Продолжая держать пальто в руках, она повернулась лицом к молча стоявшему рядом Баку.

– Бак! Это самое прекрасное пальто, какое у меня когда-либо было!

Он протянул руку и погладил пальцем рукав, зная, что не осмелится дотронуться до пальто, когда оно будет на ней.

– Я так не думаю, но во всяком случае тебе будет в нем тепло.

– Я хочу его примерить. – Она протянула ему пальто, явно ожидая, что он, как истинный джентльмен, подержит его для нее, пока она будет просовывать руки в рукава.

Бак на мгновение растерялся. Никогда еще ему не приходилось выступать в подобной роли. Задача, однако, оказалась не лишенной приятности, и он пожалел, что все так быстро кончилось.

Продолжая стоять спиной к нему, Анника расправила полы пальто и просунула одну за другой резные пуговицы в тщательно обработанные петли.

– Чудесные пуговицы. Где ты их взял?

Пуговицы были большими и круглыми, и каждая выглядела уникальной.

– Вырезал из рогов.

Анника провела рукой вдоль швов, затем вновь потрогала пуговицы. У него, похоже, ушло немало часов на это пальто.

Бак смотрел сверху вниз на склоненную голову девушки, восхищаясь ее золотыми, как мед, волосами, в которых в свете лампы проблескивала медь. Ее длинная коса была пышнее всех шкурок, какие ему доводилось когда-либо выделывать, и, даже не прикасаясь к ней, он знал, что она проскользнет меж его пальцев, как шелковый солнечный луч.

Внезапно, прежде чем он сообразил, что она собирается сделать, Анника рывком повернулась и, обняв его обеими руками за шею, чмокнула в щеку.

– Огромное спасибо, Бак! Никто еще не дарил мне такого замечательного подарка.

Он подумал о ее испорченной шляпке, золотой шляпной булавке, коробочке с бесценными пуговицами, шелковой накидке и некогда щегольском шерстяном костюме. Все это составляло лишь малую толику ее громадного состояния, и однако она нашла в своей душе слова горячей благодарности за ничем не примечательное, самое обыкновенное пальто из оленьей кожи.

Бак попытался оторвать ее руки, продолжавшие все так же крепко обнимать его за шею.

Анника даже не шелохнулась.

– Я хочу поблагодарить тебя как следует, – услышал он ее шепот.

Даже в слабых отблесках пламени в камине Анника увидела появившееся на лице Бака выражение смущения и почувствовала, что он колеблется.

Медленно она приподнялась на цыпочки и прильнула к нему всем телом. Он склонился над ней.

Губы их соприкоснулись, и Анника закрыла глаза. Но глаза Бака остались открытыми. Он боялся, что, если закроет их, она тут же исчезнет. Его губы были теплыми и мягкими. Ее – жаждущими и податливыми.

Из груди его вырвался стон, и он с такой силой стиснул ее в объятиях, что она едва не задохнулась. Не в силах долее бороться с собой, он поцеловал ее в губы. В ответ она еще крепче обняла его за шею. Медленно он начал водить языком по ее губам, пока они не раскрылись и она не коснулась его языка своим.

Сладостное, пьянящее чувство, охватившее в ту же секунду все ее существо, пробудило в ней столь могучее, всепоглощающее желание, что ей показалось, она сейчас вспыхнет как пламя в его объятиях. Никогда в жизни ей еще не доводилось испытывать того, что она ощущала сейчас, целуя Бака Скотта. Она не могла себе даже представить, что в жизни бывает нечто подобное. Может, это и есть страсть? Как у ее матери с отцом? Не такая ли точно искра пробежала некогда и между ними и зажгла любовь, которая почти осязаемой нитью соединяет их вот уже более двадцати лет? В то же мгновение как Бак поцеловал ее, Анника поняла, что расторжение помолвки с Ричардом было самым мудрым поступком, какой она когда-либо совершала в своей жизни. Она застонала и, вцепившись в его длинные буйные кудри, попыталась проникнуть языком глубже ему в рот.

Не прерывая поцелуя, Бак поднял руки к ее волосам. Нащупав концы шелковой ленты, он развязал бант и отбросил ленту в сторону. После чего, подержав мгновение тяжелую косу в ладонях, погрузил пальцы в золотистые волосы и начал водить ими вверх и вниз, пока коса не расплелась и волосы не рассыпались у Анники по плечам, накрыв их наподобие золотого плаща.

Оставив в покое кудри Бака, Анника, горя нетерпением дотронуться до него, убрать между ними все преграды, раздвинула края его расстегнутой куртки и ухватилась обеими руками за рубашку там, где та была заправлена в брюки. Вытащив ее из брюк, она поспешно сунула под нее руки, но тут же натолкнулась на еще одно препятствие в виде теплого мужского белья и застыла, расстроенная, стиснув в ладони трикотажную ткань.

Не отрывая от ее губ своих, Бак отпустил волосы Анники и попытался снять с нее пальто. Когда до нее дошло, что он пытается сделать, она на мгновение высвободилась из его объятий и сбросила пальто на пол.

Бак снял с себя куртку и легонько подтолкнул Аннику назад к столу. И в этот момент потухла стоявшая на каминной полке масляная лампа.

Анника расстегнула пуговицы на его брюках.

Он поднял кверху ее клетчатую ночную рубашку и батистовую сорочку, которая была под ней. Когда его пальцы коснулись ее обнаженных бедер, на лбу у него выступил пот.

Расстегнув ему брюки, она занялась пуговицами на его кальсонах, и спустя несколько мгновений в руке у нее оказался его пульсирующий член. Когда она, повинуясь инстинкту, стиснула член в ладони, по телу Бака прошла дрожь и он прижался лбом к ее лбу.

– Я хочу тебя, Бак, – прошептала она. – Я хочу узнать, что такое любовь.

Ее слова донеслись до него словно откуда-то издали, и он тряхнул головой, надеясь таким образом избавиться от наваждения. Несомненно, все это ему только почудилось, что было неудивительно, поскольку страсть к ней, не находя выхода, сжигала его, лишала сил и разума.

Не могла она такого сказать. Не могла.

Это была Анника Сторм, женщина, которую он похитил и которая еще совсем недавно жгуче его ненавидела. И она покинет его, как только очистится путь через перевал.

Ее пальцы продолжали ласкать его член. Понимала ли она, что делает с ним? Догадывалась ли хотя бы об этом?

Порадовавшись про себя тому, что сон у Бейби был неизменно крепким, он отбросил ногой в сторону мешавший ему стул и, обхватив Аннику за ягодицы, посадил на стол. И прижался членом к раю меж ее бедер.

Ощущение было столь сильным, что он едва не потерял голову. Но тут в его затуманенном мозгу вспыхнула вдруг одна мысль, и он, наклонившись, прошептал у самых губ Анники:

– Ничего не выйдет.

– Тогда давай ляжем.

– Я имею в виду нас, то, что у нас с тобой. Из этого ничего не выйдет.

Она закрыла ему рот поцелуем и привлекла к себе. Его теперь уже полностью вставший член коснулся внутренней поверхности ее бедра. Забыв о всяком смущении и осторожности, она откинулась назад и легла на стол.

В следующее мгновение она открыла глаза и посмотрела на него. Лицо Бака было как открытая книга, и она видела, что нерешительность борется в нем с желанием, не менее сильным, чем ее собственное. Анника знала, что умрет от унижения, если он отвернется от нее сейчас, когда она столь откровенно ему себя предложила. Она протянула к нему руки, стремясь заключить его в объятия.

Он дотронулся до края ее ночной рубашки.

Анника затаила дыхание.

Стиснув ткань в руке, Бак начал медленно поднимать рубашку и сорочку под ней. Постепенно взору его открывались все новые участки золотистой как мед кожи, на которой играли отблески пламени. Сняв с Анники рубашку и сорочку, он бросил их на пол. Потом, все еще стоя меж ее бедер, наклонился и поцеловал впадинку у нее в низу живота. Прижавшись лицом к нежной коже Анники, он начал покусывать и целовать ее, пока она не стала извиваться под ним, шепча его имя.

Внезапно она почувствовала на своей коже его горячий язык, и все ее тело словно воспламенилось. Медленно, сладострастно язык Бака продвигался кверху. Сжав в ладонях ее набухшие груди, он принялся гладить большими пальцами соски, пока они не стали напоминать раскрывшиеся бутоны, жаждущие прикосновения его губ.

Анника стиснула его плечи, впившись ногтями в кожу, и прильнула к нему в попытке совладать со своими словно сорвавшимися с цепи чувствами. Если Бак и почувствовал боль от ее впившихся ему в тело ногтей, то ничем этого не показал. Медленно он склонился над ней и лизнул сначала один пульсирующий сосок, затем другой. После чего забрал один сосок в рот и, нежно потянув его зубами, начал сосать, пока из груди его не вырвался мучительный стон.

Охватив его бедра ногами, она стала извиваться.

Бак понял, что больше ждать не может.

Он положил ей ладони на бедра, поднял ее и, нащупав вход в жаркие глубины, начал медленно, неуклонно входить в нее.

Почувствовав его внутри себя, Анника едва не задохнулась от изумления – настолько непривычным было ощущение чьего-то присутствия там, где еще никто не бывал. Ей вдруг стало ясно, что отныне она принадлежит не только себе самой, но и ему тоже. Благодаря слиянию их тел они стали теперь одним существом, и она всегда будет думать о них, как о связанных навечно одной нитью, что бы ни случилось с ними в будущем.

Он погружался в нее постепенно, неспешно, давая ей время раскрыться и принять его в себя. Дыхание вырывалось сейчас со свистом у него из груди, и каждый вздох совпадал с ее вздохом, как совпадал стук их колотящихся в бешеном ритме сердец.

Достигнув препятствия, свидетельствующего о ее невинности, он остановился. Она приподняла бедра, побуждая его продолжать, и с ее губ сорвался тихий возглас:

– Пожалуйста, Бак, не останавливайся. Пожалуйста, дай мне больше.

Боясь, что ее слова лишат его остатков самообладания и он окончательно потеряет голову, Бак закрыл ей рот поцелуем и попытался унять бешено колотящееся сердце.

Медленно он начал выходить из нее, чтобы затем войти вновь, тем самым облегчив себе задачу, но Анника, не поняв его намерения, тихо застонала и еще крепче прижала его к себе.

Он вскрикнул – низкий протяжный стон вырвался, казалось, из самых недр его существа – и погрузился в нее. Она едва не задохнулась от внезапно пронзившей ее острой боли, но не издала ни звука. Уткнувшись лицом ему в шею, она коснулась губами его кожи, на которой выступили капельки пота, и начала двигаться вместе с ним.

Край стола врезался ей в спину, но она этого не замечала, испытывая с каждым мгновением все большее наслаждение, к которому примешивалась легкая боль от потери ею девственности.

Стол ритмично качался, и внезапно стоявшая на краю чашка со звоном упала на пол. Движения Бака участились. Член его вскоре погрузился в нее полностью, и, обхватив Бака ногами, Анника яростно задвигала бедрами. Окружающий мир уже давно перестал для нее существовать, и она думала сейчас лишь о том, чтобы Бак не прекращал движения, возносящего ее к вершинам блаженства. Охваченная безумной страстью, она изо всех сил прижималась к нему, беспрестанно выкрикивая его имя.

Он вновь вошел в нее, и из груди его вырвался хриплый стон. Она почувствовала, как в нее жаркой струей извергается его семя, и в то же мгновение страсть ее достигла апогея. Ее бросило в жар, затем в холод, и ей показалось, что она рассыпается на тысячи сверкающих кусочков.

Когда дыхание у них обоих немного успокоилось, Бак, все еще не выходя из нее, слегка приподнялся на локтях и, прижавшись лбом к ее лбу, нежно, почти что благоговейно поцеловал ее.

Погрузив пальцы в его густые кудри, на которых играли отблески пламени, она провела по ним рукой. Ей хотелось, чтобы это никогда не кончалось и они так и лежали бы молча в объятиях друг друга, связанные воедино волшебным образом, как только могут быть связаны мужчина и женщина.

Она еще не встречала никого, кто бы так нуждался в любви, как Бак Скотт. Ей с трудом верилось, что кто-либо в мире может жить без любви. Сама она никогда не испытывала в ней недостатка. Ее любили родители, Кейс, Рут и Ричард. Подобно принцессе, не замечающей окружающего ее с детства богатства, она воспринимала любовь близких как нечто данное, словно та принадлежала ей по праву рождения. Она лежала неподвижно под Баком, наслаждаясь этим мгновением покоя, дававшим ей возможность собраться с мыслями, поскольку не могла не задаваться вопросом, каким будет его отношение к ней теперь, когда они оба позволили наконец своей столь долго сдерживаемой страсти вырваться наружу.

Ей не пришлось гадать долго.

Медленно он вышел из нее и встал, после чего помог подняться ей. Все еще находясь под впечатлением того, что произошло между ними, Анника положила голову ему на плечо и обняла за талию. И почувствовала на голове его руку, медленно, нежно гладящую ее по волосам.

Баку не хотелось выпускать ее из объятий. Он боялся, что это будет означать начало конца. Когда наступит утро, она, вне всякого сомнения, пожалеет о своем порыве и возненавидит его, почувствовав отвращение к тому, что совершила. Но эта минута еще не наступила, и, держа ее в объятиях, он старался не думать о мире, существующем за дверью хижины, не думать о ее брате, который теперь уж несомненно его убьет.

Проснувшись, Анника почувствовала на своей груди тяжелую мускулистую руку Бака. Он лежал лицом вниз между ней и Баттонз и спал как убитый. Слегка приподняв голову и убедившись, что Баттонз тоже крепко спит, она с облегчением вздохнула. Затем осторожно приподняла руку Бака и выскользнула из постели, решив сварить кофе.

По всему полу была разбросана их с Баком одежда, и она принялась подбирать ее, встряхивая и аккуратно складывая каждую вещь. Вскоре она наткнулась на свое новое пальто и, накинув его поверх ночной рубашки, потерлась щекой о пушистый мех изнанки. Натянув носки и обувшись, она решила, пока Бак спит, сбегать в уборную. Перед тем, как выйти, она развела огонь и, наполнив чайник водой, подвесила его кипятиться.

Боясь, как бы дверь не скрипнула и не разбудила спящих, она лишь слегка приоткрыла ее и быстро выскользнула на улицу в холодный рассвет. При каждом выдохе изо рта у нее вырывалось облачко пара, но Анника не замечала холода, мысленно переживая вновь события прошлой ночи. Шагая по скрипящему у нее под ногами утрамбованному снегу, она опять и опять спрашивала себя, что ей сказать Баку, когда он проснется. Она не могла объяснить своего поступка. Ей было совершенно непонятно, как могло что-то столь невинное, как поцелуй, привести к такому взрыву страсти.

Она прижала ладони к пылающим щекам и остановилась, устремив взгляд на долину Блу-Крик. Голова ее была полна радужных планов. Когда перевал очистится от снега, они сойдут вниз и объявят всем, что намерены пожениться. Бак найдет работу или на ранчо у Кейса, или где-нибудь в Шайенне. Ей не терпелось накупить ему и Баттонз новой одежды, одеть их по самой последней моде и отвезти в Бостон, чтобы познакомить с Калебом, Аналисой и Рут.

Неожиданно ей на ум пришла еще одна мысль. Надо не забыть спросить у Бака, когда у него день рождения, чтобы сказать тете… Хотя, разумеется, это ничего не изменит. Что бы там ни говорили звезды, она была полна решимости любить Бака Скотта всю свою оставшуюся жизнь.

Она обхватила себя за плечи и медленно повернулась кругом, не отрывая взгляда от неба. Воздух был свежим, бодрящим и насыщенным запахом сосен, и она упивалась им, дыша полной грудью. Никогда еще она не радовалась так жизни, как в эту минуту. Прошлой ночью Бак коренным образом изменил ее жизнь. Она стала женщиной, и отныне жизнь ее потечет совершенно по другому руслу.

Она возвращалась назад, когда из-за угла навстречу ей вылетел Бак. На нем не было ничего, кроме кальсон, куртки и мокасин. При виде ее он замедлил шаг, провел рукой по волосам и остановился. Он смотрел на нее так, словно не ожидал ее здесь встретить, и сейчас, когда эта встреча все же состоялась, явно не знал, что ей сказать.

– Доброе утро, – весело проговорила она. – Ты спал так крепко, что я решила тебя не будить.

Бак перевел дух и приказал себе прекратить вести себя как дурак. Проснувшись и не увидев Анники, он запаниковал, уверенный, что она сбежала. Сейчас же, когда они оказались лицом к лицу и он понял, что она довольна им, собой и миром вокруг, ему было не вполне ясно, каких слов она от него ожидает.

Он продолжал хранить молчание, оставаясь настороже. Анника подошла к нему вплотную и взяла за руки.

– Бак?

На ее лице появилось выражение беспокойства, но, хотя это его и расстроило, ему не хотелось делать первый шаг. Он стоял, глядя на нее все так же не отрываясь, и молчал.

– Бак, ты жалеешь о том, что произошло прошлой ночью?

– А что? Ты-то сама как, жалеешь об этом?

Лицо Анники мгновенно просияло.

– Наоборот.

Она стиснула ему руки. Он опустил взгляд вниз на ее длинные изящные пальчики и нежно погладил тыльную поверхность нежной ладошки большим пальцем.

– Я этого не хотел.

– Я тоже. Но ведь это случилось. – Коснувшись пальцами его подбородка, она заставила Бака поднять голову. Их взгляды встретились. – Все было просто чудесно.

– Ты была девственницей, – проговорил он ровным голосом.

Анника нахмурилась.

– А ты думал, что это не так?

– Черт побери, я понял, что ты невинна, в первую же секунду, как увидел тебя.

– И что же из этого следует?

– А то, что теперь твой брат уж точно меня прикончит.

Анника рассмеялась и покачала головой.

– Не думаю. Мы все ему объясним, когда спустимся в долину.

Бак вырвал руки из сжимавших их пальчиков.

– Когда мы спустимся в долину? Что ты хочешь этим сказать?

Она пожала плечами.

– Ну, я думала, что… – На ее лице появилось смущенное выражение.

– Ты думала что?

– Я думала, что после прошлой ночи ты… естественно и я… – Явно сгорая от стыда, она отошла к нависшей над рекой небольшой скале. Бак последовал за ней. Положив руки ей на плечи, он заставил ее повернуться к нему лицом.

– Послушай меня, Анника. То, что произошло между нами прошлой ночью, было случайностью. Я не хочу сказать, что не испытал наслаждения в твоих объятиях, но было бы лучше, если бы этого вообще никогда не случилось. Мы принадлежим с тобой к разным мирам. Я, черт побери, знаю о твоей жизни так мало, что по мне ты с таким же успехом могла быть и из Китая.

На глаза у Анники навернулись слезы.

– Но ты мне нравишься, Бак.

– Настолько, что ты готова выйти за меня замуж и прожить здесь со мной всю жизнь?

Его вопрос лишил ее на мгновение дара речи. Разумеется, она выйдет за него замуж, но прожить в этом медвежьем углу всю жизнь?..

– Я так и думал. – Резко повернувшись, он быстро зашагал в сторону уборной.

– Бак, подожди!

Анника бросилась за ним, поскользнулась, едва не упала, но шага не замедлила. Добежав до него, она схватила его за рукав и заставила остановиться. Сильно запыхавшись, она тяжело дышала, не в силах произнести ни слова.

Он заговорил прежде, чем она отдышалась.

– Послушай, я не знаю, почему ты так повела себя прошлой ночью. Может, тебе всегда хотелось узнать, что это такое, но до сих пор в твоем распоряжении были одни лишь городские мальчики, слишком благовоспитанные, чтобы отважиться на подобный риск…

– Замолчи! – крикнула она, сознавая в глубине души, что он не так уж далек от истины.

– Я знаю, ты здесь не останешься. Скорее коровы научатся летать. Так что не успеет на перевале растаять снег, как ты пулей помчишься вниз.

– Бак, послушай…

– Давай будем честными друг с другом и перестанем искать в прошедшей ночи то, чего в ней не было. Я нуждался в этом. Ты этого хотела. Мы оба на мгновение расслабились, только и всего. Не так ли?

– Ублюдок! – Она ударила его по щеке.

Удар был сильным, и ее ладонь отпечаталась ярким пятном.

– Меня называли еще и не так.

Из глаз у нее брызнули слезы.

– Ты считаешь меня вертихвосткой? Думаешь, я сделала бы это с любым? – Ее всю трясло.

– Тогда почему со мной?

Ненавидя себя за то, что не может сдержать слез, она вытерла лицо рукавом.

– Что?

– Почему ты отдала свою девственность такому, как я, хотя могла иметь любого?

– Да потому что я люблю тебя! – Похоже, она была шокирована не меньше Бака невольно вырвавшимся у нее признанием и, словно оправдываясь, быстро заговорила: – Прошлой ночью, до того… до того, как все это случилось, я хотела… хотела лишь поцеловать тебя… убедиться, могу ли я вообще что-нибудь почувствовать…

– Выходит, это был эксперимент? Интересно, как целуются ковбои? Ты это хотела узнать? Чтобы было что рассказать своим приятелям из общества по возвращении домой? Да?

Господи, ну и в переплет она попала! Нужно попытаться объяснить все Баку, рассказать ему, о чем она думала, чтобы он наконец понял, почему так все получилось. И начать следует с самого начала. Нервно сплетая и расплетая пальцы, она сказала:

– Я была помолвлена до отъезда из Бостона…

Бак прервал ее на полуслове:

– Хорошенькое дело! Выходит, охотиться за мной будет не только брат, но и жених!

Анника невольно улыбнулась, представив на миг эту невероятную картину: Ричард Текстон нападает на Бака Скотта. Такое могло привидеться только в горячечном бреду.

– Я сказала, что была помолвлена. Я разорвала нашу помолвку, так как чувствовала, что люблю Ричарда недостаточно страстно… и сейчас мне ясно, я поступила правильно. Никогда я не испытывала к Ричарду того, что почувствовала, когда ты поцеловал меня прошлой ночью. Это было столь потрясающе, что я, полагаю, просто потеряла голову.

Бак вспомнил, как она почти что сорвала с него одежду, как лежала потом на столе, освещенная пламенем, полыхавшим в камине, и кивнул.

– Да, голову ты уж точно потеряла.

Анника мгновенно возмутилась.

– И не только я!

Возмущенный возглас Анники не пробудил в душе Бака никакой надежды. Понимая, что она все равно покинет его, что бы он сейчас ни сказал, он все же попытался еще раз объяснить ей положение вещей.

– Послушай, Анника. Я охотник и траппер. Так уж вышло, хотя я и не стремился к этому. Тогда как ты леди, богатая леди из Бостона, и тебе здесь не место. Ты здесь чужая, как я всегда буду чужим там.

– Но, Бак, ты способен добиться большего в своей жизни.

Он весь напрягся.

– А что плохого в том, чем я занимаюсь сейчас?

– Но ты можешь так много дать…

Он почесал голову.

– Что? Этот мой роскошный дворец? Ребенка, которого надо еще как-то вырастить? Возможное сумасшествие?

– Не смей так говорить! Никакой ты не сумасшедший.

– Временами я сильно в этом сомневаюсь, – пробормотал он.

– Черт бы тебя побрал, Бак!

– Ты еще многого не знаешь обо мне, Анника. Очень многого, но я не собираюсь стоять здесь в одних подштанниках, рискуя отморозить задницу, и спорить с тобой. Я иду в уборную, а потом мне хочется выпить чашку кофе.

– Но мы с тобой еще ничего не решили.

– Все и так ясно.

Он направился к покосившемуся строению за сараем.

Она последовала за ним. Открыв дверь уборной, Бак обернулся.

– Желаешь войти, или все же дашь мне хотя бы минуту покоя?

– Черт тебя побери, Бак Скотт!

Повернувшись к ней спиной, он вошел внутрь и захлопнул дверь.