Внимательно вглядевшись в Бака Скотта, Анника пришла к выводу, что такие, как он, не шутят. Она сомневалась, что он вообще знает, как это делается. Она опустила голову на руки и стала потирать пальцами виски.

– Посмотрим, правильно ли я все поняла, – проговорила она, размышляя вслух. Взгляд ее был прикован к облезлой поверхности стола. – Меня похитил мужчина. Сделал он это, по его словам, по ошибке, приняв за свою невесту, с которой познакомился по переписке. Он хотел жениться на этой женщине только ради того, чтобы она заботилась о ребенке его сестры. Сестра не способна сама заботиться о ребенке, потому что она психически нездорова. – Подняв голову, она посмотрела Баку в лицо. – Я ничего не упустила?

– Собачка Теда укусила ваш ботинок.

– Ну конечно, как глупо с моей стороны. – Анника подавила улыбку.

Значит, чувство юмора у него все-таки было. Она внимательно смотрела на него, думая, что еще сказать.

Ей неожиданно стало ясно, почему некоторое время назад он пришел в такую ярость. Под влиянием разочарования и гнева она назвала его сумасшедшим, и теперь, когда он спокойно признал, что у него сестра сошла с ума, Анника поняла, какое впечатление произвели на него ее необдуманные слова. Ее первым побуждением было извиниться, но гордость не позволила ей это сделать. Она не привыкла извиняться за то, в чем не было ее вины. Откуда ей было знать, что у него в семье были сумасшедшие? Слава Богу, что Бак Скотт, в отличие от мистера Рочестера из «Джен Эйр», не держал свою сестру взаперти где-нибудь в доме.

Он зажег еще одну лампу, поставил ее в центре стола и принялся раскладывать свои свертки. Она наблюдала, как он молча трудится, не обращая на нее внимания. Странным образом то, что она узнала о его сестре, сделало его в ее глазах более уязвимым. До сих пор она видела в нем лишь дикаря, который, привыкнув действовать не размышляя, похитил ее и притащил в эту Богом забытую глушь. И вдруг он превратился в человека, в жизни которого была трагическая тайна, в человека, который сделал предложение совершенно незнакомой женщине ради того только, чтобы кто-то мог заботиться о ребенке его сестры. Теперь стало понятно, почему он так спешил вернуться домой до снегопада. Ему нужно было успеть к ребенку.

– Вы голодны?

Заданный тихим голосом вопрос заставил ее вздрогнуть. Она хотела было сказать «нет», но поняла, что просто умирает с голоду. Но вдруг он опять предложит ей заняться готовкой?

– Немного, – призналась она.

Бак тоже чувствовал себя голодным как волк, хотя и не заметил, когда же у него вновь разыгрался аппетит. Анника Сторм, похоже, так устала, что была способна только сидеть, так что он сам занялся приготовлением простенького ужина.

Анника смотрела, как он двигается по комнате. Сейчас она могла изучить его в домашней обстановке. Он достал глиняный горшок с широкой полки над камином, на которой стояло еще несколько подобных горшков. Поставил его на стол, затем поднял крышку с бочки, стоявшей под полкой. В бочке в рассоле хранилось мясо. Достав из чехла у пояса нож, Бак отрезал два куска, бросил их на сковороду, залил водой и поставил на угли.

Из миски, стоявшей на низенькой скамейке, взял тряпку, намочил водой из ведра и тщательно вытер стол. Из стопки тарелок с отбитыми краями, стоявшей там же на скамейке, взял две и поставил одну перед Анникой. Приборы хранились в кувшине на полке, где их не могла достать Бейби. Бак дал Аннике вилку и нож.

Наконец он заговорил:

– Трапеза будет весьма скромной. Наверное, совсем не то, к чему вы привыкли.

Анника попыталась улыбнуться.

– Я и в самом деле голодна.

Заметив, что он избегает встречаться с ней взглядом, она поняла, что он смущен, что ему стыдно за свое жилище, свои скудные пожитки. Она оглядела комнату, думая, что бы такое сказать, чтобы подбодрить его. Кто-то предпринял довольно неуклюжую попытку скрасить хоть немного убогую обстановку и частично оклеил стену над камином рекламами из газет. Очевидная бесполезность этой попытки производила удручающее впечатление. Вырезки составляли какой-то немыслимый коллаж, края их были неровно оборваны, одна вырезка находила на другую. Это была реклама печей, обуви, готовой одежды, тканей. Их с трудом можно было разглядеть в тусклом свете лампы. Неужели земляной домишко ее матери был обставлен так же убого и безвкусно? Всю свою жизнь Анника романтизировала образ матери, которая одно время жила совершенно одна в жалкой хибарке в Айове, и, следуя полету своей фантазии, рисовала в воображении картины, весьма далекие от реальности. Как же в сходных условиях выжила ее мать? Анника осознала, как мало она, оказывается, знает о жизни матери в те годы.

Она честно призналась самой себе, что, окажись она одна в этом примитивном жилище Бака Скотта, она бы понятия не имела, как удовлетворить самые насущные свои потребности. Она все еще рассматривала газеты, наклеенные на стене, когда Бак прервал молчание.

– Что вы делали в поезде?

Анника пожала плечами. Казалось, с тех пор прошла целая вечность.

– Ехала к Кейсу с женой.

Она была рада сказать что-нибудь, все равно что, лишь бы немного разрядить обстановку, но решила не упоминать о своей разорванной помолвке. Это Бака Скотта совсем не касалось.

Согнувшись над огнем, Бак перевернул мясо длинным и опасным на вид ножом. Этот нож был смертоносным оружием. Анника не скоро забудет ощущение, вызванное прикосновением холодного лезвия к горлу. Она оглянулась на кровать, на которой мирно спала Бейби, и спросила себя, где же Бак Скотт собирается уложить ее самое.

– У Бейби есть настоящее имя? – выпалила она и принялась крутить прядь волос.

– Бейби и есть ее настоящее имя.

– Да? Бейби?

– А чем оно вас не устраивает?

Не желая сердить его теперь, когда обстановка несколько разрядилась, она ответила:

– Просто я подумала, понравится ли девочке, что ее будут называть Бейби, когда она вырастет.

– Никогда об этом не задумывался. Мы все время называли ее Бейби, так это имя и пристало.

Он подтащил стул к столу и сел напротив нее. Они ждали, когда будет готово мясо. Бак снова принялся ее разглядывать. Он знал, что это неприлично, но ничего не мог с собой поделать. Анника все время смотрела в сторону, и он чуть ли не физически ощущал, как работает ее мозг в поисках еще какой-нибудь темы для разговора. Он был удивлен тем, что она не стала задавать ему вопросов о Пэтси, но решил, что она, наверное, умирает от желания узнать побольше, но не хочет его спрашивать.

Аннике хотелось, чтобы он перестал на нее таращиться. Она встала, пересекла комнату и подошла к саквояжу, который Бак раньше внес в дом. Открыла его, вынула щетку для волос и села на краешек кровати. Она понятия не имела, сколько времени готовится мясо, и, чтобы чем-то занять себя, стала водить щеткой по волосам. Она так сосредоточилась на этом занятии, что почти забыла о присутствии Бака. Прикосновение щетки к коже было настолько приятным, что она громко вздохнула.

Подняв глаза, она обнаружила, что Бак сидит без движения, словно окаменев, и все так же смотрит на нее. Его взгляд был таким откровенным и горячим, что Анника опустила глаза и осмотрела свою одежду, проверяя, не свалилась ли она с нее.

Потом резко вскочила, убрала щетку в саквояж и принялась расхаживать по маленькому пятачку между кроватью и столом.

– Сколько вам лет, мистер Скотт? – Вопрос казался довольно безобидным.

– Тридцать два.

Она на мгновение замерла.

– Я думала, вы моложе.

– А вам сколько?

Ее присутствие раздражало Бака больше, чем он хотел в том себе признаться. Он был рад, что она не Алиса Соумс, он вообще был рад, что из его матримониальных планов ничего не вышло. Он слишком долго жил один и вряд ли смог бы привыкнуть к постоянному присутствию рядом другого человека. Одно дело Бейби, с ней легко сладить, совсем другое – разговорчивая женщина. Она гордо выпрямилась.

– Мне двадцать.

– Как много.

Она немедленно набросилась на него.

– А сколько лет Алисе Соумс?

– Она писала, что ей двадцать пять.

Анника фыркнула. Бак с усилием подавил улыбку.

– Как вы думаете, мясо готово? – Она скрестила руки под грудью, но, проследив направление его взгляда, опустила их.

– Думаю, да. – Он не сделал попытки встать. Если уж он вынужден терпеть ее присутствие в своем доме до следующего дня, решил он, по крайней мере он может не церемониться с ней.

Выгнув бровь, она заметила ледяным тоном:

– Как вы думаете, нам удастся поесть до утра?

– Я думаю, что раз я приготовил еду, может, вы разложите ее по тарелкам.

– Подумайте еще раз.

– Вы привыкли к тому, что вам прислуживают, мисс Сторм?

Она хотела было ответить, что именно к этому она и привыкла, но убогая обстановка хижины слишком живо напоминала ей о разнице между ними. Она промолчала.

Бак взял тряпку и ухватил сковороду за ручку.

– Если вы хотите есть, вам лучше сесть. – Подцепив ножом кусок мяса, он бросил его на тарелку на ее конце стола. – Угощайтесь.

Огни Бастид-Хила светили сквозь падающий снег как желтые маяки. Кейс Сторм предпочел бы, чтобы это были огни его дома, но все же он был благодарен судьбе, что добрался до города, а не сбился с пути в сгущавшейся темноте да еще при таком сильном снегопаде.

Он подъехал прямо к местной платной конюшне, открыл боковую дверь, которую на случай подобных обстоятельств никогда не запирали, и ввел своего черного жеребца Синдбада внутрь. После долгой дороги тепло огромного сарая показалось ему особенно приятным. Звуки, которые производили укладывающиеся на отдых животные, были знакомыми и успокаивающими. Он поставил своего коня в пустое стойло, повесил седло на боковую перегородку и вышел из конюшни.

Снег хрустел под ногами, пока Кейс шел по Мейн-стрит к тюрьме, удивляясь, что за несколько часов нападало так много снега. Настроение у него было неважное – он знал, что придется еще одну ночь провести вне дома вдали от Розы, но при таком сильном снегопаде не было никакой возможности продолжить путь, не рискуя заблудиться в темноте.

Кейс поднялся на деревянный порожек, потопал ногами, стряхивая снег, потом подошел к двери и постучал. Внутри горела лампа. Через окно он видел эту лампу, стоявшую на столе, который он когда-то называл своим. Со времени его недолгого пребывания на посту начальника полицейского участка в Бастид-Хиле прошла, казалось, целая вечность, хотя на самом деле минуло всего пять лет.

Никто не ответил на его стук, поэтому он постучал еще раз, погромче. Услышал приглушенное проклятие и улыбнулся про себя. Зак Эллиот, его старый друг, ставший начальником полицейского участка после того, как Кейс оставил этот пост и завел собственное ранчо. Проблема тут заключалась в том, что Заку было за семьдесят, причем никто не знал, как много за семьдесят, и, хотя все в городе считали, что Зак давно уже достиг пенсионного возраста, ни у кого не хватало духа попросить вздорного старика уйти. Окружающие прощали ему легкую глухоту и приступы забывчивости, покрывали его ошибки и вызволяли из неловких ситуаций.

Не так давно Зак засунул куда-то ключи от тюрьмы. Конечно, постоянно в тюрьме никто не сидел, но когда какой-то бродяга вздумал перебить лампы в салуне Пэдди О'Халохана «Рафлд Гартер», всем пришлось искать пропавшие ключи, чтобы водрузить нарушителя спокойствия в камеру.

Пэдди, владелец салуна, и Слик Нокс, местный игрок, ставший парикмахером, в случае необходимости выполняли обязанности помощников, и такие случаи начали учащаться с тех пор, как Вайоминг стал штатом.

Дверь чуточку приоткрылась, и на Кейса уставился полусонный Зак. Внешность старика была столь же колоритной, как и прожитая им жизнь. Когда-то он был армейским разведчиком и жил в Техасе, где женился на индейской женщине из племени команчей и у них родился сын, но, после того как жену и сына убили, Зак уехал из Техаса. Он лишился одного глаза, но это никак не повлияло на его активность. Длинный тонкий шрам пересекал его щеку, пустая глазница затянулась пленкой.

Кейс никогда не видел Зака чисто выбритым, нижняя часть лица всегда была покрыта щетиной. Он никогда не отращивал настоящей бороды, но и бриться начисто тоже не желал, так и ходил с вечной щетиной.

Зак научил Кейса ездить верхом и стрелять. Зак был рядом в самые трудные моменты его жизни, он помог ему уладить отношения с Розой, когда Кейс из упрямства отказывался признать, что любит ее. Зак Эллиот был такой же неотъемлемой частью семьи, как и тетя Рут.

– Ты войдешь или будешь стоять там и пялить на меня глаза? – проворчал Зак.

– Войду, если ты откроешь дверь пошире.

– Черт, – выругался Зак, но отошел в сторону, постаравшись встать так, чтобы из-за двери были видны только его голова и плечи.

Войдя, Кейс понял почему. На Заке были надеты только длинные красные кальсоны.

От находившейся в углу комнаты черной чугунной печки тянуло теплом. Кейс был рад теплу. Он снял перчатки, шляпу и положил их на стоявший неподалеку стол, заваленный всякой всячиной. Счистил снег с куртки и тряхнул длинными волосами, стряхивая снег, налипший на концах.

– Я вижу, что после моего отъезда ты так и не удосужился убраться здесь, – заметил он.

– Я подумал, раз при тебе был такой беспорядок, значит так и должно быть, – возразил Зак.

Он вошел в камеру, в которой спал, сдернул с кровати одеяло, завернулся в него и вернулся в главную комнату.

– Теперь я понимаю, почему ты никогда никого не сажаешь под арест. – Кейс кивнул в сторону пустой камеры. – Где же ты тогда будешь спать? – Он положил ноги на никелированную решетку, обрамлявшую печь сбоку, и вытянул вперед руки.

Зак почесал в паху и зевнул.

– Что ты вообще-то здесь делаешь? Я думал, ты встречаешь сестру в Шайенне.

Лицо Кейса омрачилось.

– Я ездил встречать ее, но она не сошла с поезда.

– Не села на него или отстала в пути?

Кейс покачал головой.

– Ни то, ни другое. У тебя есть кофе? Это долгая история.

Зак снял с печки старенький кофейник, заглянул в него, потом подошел к стоявшей в углу бочке с водой. Окунув в нее кофейник, он наполнил его водой и поставил на маленькую плитку. Кейс молча наблюдал, как старик выдвинул ящик стола, достал оттуда мешочек с кофейными зернами и высыпал пригоршню на стол.

– Садись и рассказывай. Пока-то я еще приготовлю кофе. – Зак зашел в камеру, вынул из чехла ружье, вернулся к столу и принялся толочь зерна прикладом. Несколько зерен упали на пол, но в целом получилась приличная кучка расплющенных зерен, которые он сгреб в ладонь и понес к кофейнику. – Через минуту закипит.

– Прямо не могу дождаться. – Кейс снял куртку и повесил ее на спинку стула у печи. – Ты не думал купить кофемолку?

Зак пропустил вопрос мимо ушей.

– Так что же случилось с твоей сестрой?

Он подвинул у себе стул и уселся напротив Кейса. Движения его были размеренными, но на лице отражалось беспокойство. Наклонившись вперед, он приготовился внимательно слушать.

– Ее не оказалось среди прибывших, но меня разыскивал проводник, – Кейс уставился на носки своих сапог. – Собственно говоря, он искал брата Алисы Соумс, блондинки из Бостона. В конце концов, когда я описал ему Аннику, стало ясно, что мы говорим об одной и той же женщине, но он все равно не сразу поверил, что я ее брат.

– Ну, ты совсем на нее не похож.

– Да, потребовалось время, чтобы убедить его. Мне пришлось просить начальника станции подтвердить, кто я. Проводник сообщил мне, что во время вынужденной остановки поезда Аннику забрал какой-то мужчина. Этот мужчина заявил, что она якобы Алиса Соумс, согласившаяся выйти за него замуж.

– По мне, так это вранье. Он что же, не знал, как выглядит его невеста? – Зак потер глаза и покачал головой.

– Не знал, потому что никогда ее не видел. Он был убежден, что Анника лжет.

– А почему Анника не сказала ему, кто она?

– Она пыталась. Но мужчина угрожал ей ножом. Рядом с ней на сиденье лежало письмо этого человека его невесте. Анника пыталась все отрицать, но ей никто не поверил. Все подумали, что она просто не хочет выполнять свое обещание.

– Черт, я слышал, что у нас пока еще свободная страна. Почему он не мог смириться с тем, что женщина передумала, пусть даже это была не та женщина?

– Он оплатил ее проезд. Наверное, считал, что это скрепляет их соглашение.

– Ты говоришь, он оплатил проезд Анники?

Кейс безнадежно покачал головой.

– Нет, – он повысил голос, – я сказал, он оплатил проезд этой Алисы Соумс. И он думал, что Анника – это Алиса. Когда проводник описал мне мужчину, похитившего Аннику, я вспомнил, что видел его на платформе в Шайенне. Он ждал поезда.

– Как он мог быть в двух местах сразу?

Кейс с отчаянием вздохнул и объяснил, перейдя почти на крик:

– Мы все ждали двенадцатичасового поезда, но поезд сломался неподалеку от Бастид-Хила. Этот здоровяк-траппер сорвался с места, будто летучая мышь из ада, когда объявили, что поезд задерживается. К тому времени, когда поезд прибыл в Шайенн – с трехчасовым опозданием, – он уже увез Аннику.

– По крайней мере, ты его видел.

Кейс предпочел бы никогда не видеть этого человека. Может, тогда он сумел бы справиться со своими ненавистью и тревогой.

– Похоже, кофе готов, – сказал он Заку. Старик встал и достал из шкафчика две чашки.

– Я и забыл про него. – Он пересек комнату, налил в одну из чашек ложку холодной воды, вернулся к печке и снял кофейник. Поставив его на край стола, он тоненькой струйкой влил в носик холодную воду, чтобы осели кофейные зерна, и минуту спустя разлил кофе по чашкам.

Кейс отхлебнул кофе. Прошла пара минут, прежде чем он снова заговорил. Зак не нарушал его молчания.

– Он здоровый мужчина, выше меня. Должно быть шесть футов три дюйма. Длинные волосы до плеч.

– Индеец?

Кейс покачал головой и сделал еще глоток.

– Охотник на бизонов. Светловолосый, бородатый, голубоглазый.

– Охотник, вот как?

Оба без слов знали, что охотники на бизонов ни у кого не вызывают уважения. Не было ничего благородного в этом занятии, о котором восторженно писали газеты. Даже плохой стрелок мог без труда подстрелить этих животных, у которых было слабое зрение. Теперь в прериях, где раньше бродили бесчисленные стада, с трудом можно было отыскать бизона. Именно такие люди, как этот мужчина, который увез его сестру, способствовали полному истреблению животных. Кейс провел пять лет в поисках уцелевших животных, пока собрал свое стадо в двадцать голов. Он чувствовал себя обязанным спасти бизонов, которые были источником существования его предков.

– Да, охотник, – повторил он, – и если он причинит Аннике вред, я убью его.

– А если он не причинит ей вреда? – спросил Зак.

– Если он не причинит ей вреда? А для чего, ты думаешь, он увез ее? Играть с ней в шахматы долгими холодными ночами? – Кейс поставил чашку на печку и встал. Запустив руки в волосы, он подошел к окну и выглянул на улицу, но увидел только свое отражение в стекле.

– Я найду ее, – пообещал он самому себе и Заку. – Найду и привезу домой.

– Родителям будешь сообщать?

– Пока нет. Я был в полицейском участке в Шайенне, пообещал награду в десять тысяч долларов тому, кто ее найдет.

– За десять тысяч долларов я готов оторвать свой зад от стула и сам отправиться на поиски.

– Надеюсь, ее будут искать многие в Вайоминге, Монтане и Колорадо.

– Кто-нибудь его знает?

Кейс кивнул.

– В поезде все слышали его имя. Бак Скотт. Шериф побеседовал с траппером, охотящимся в районе южного хребта, тот думает, что Скотт живет в горах Ларами к северо-западу отсюда.

– Я не могу представить, чтобы член семьи Стормов не сумел постоять за себя.

– Ей никогда не приходилось этого делать, Зак.

У Кейса заныло сердце. Едва научившись ходить, его сестра всегда ходила за ним по пятам. Не считая Розы, она была единственной, кто заставлял его чувствовать себя сильным, мудрым, справедливым. Если что-нибудь случится с ней, он знал, что не сможет жить в мире с самим собой, пока не отомстит.

– Ты сегодня уже не поедешь на ранчо? – Зак встал и потянулся. За окном по-прежнему валил снег, будто падали огромные ватные хлопья. – Слишком темно, не говоря уж о снеге.

– Переночую у Флосси. – Кейс вытащил из кармана часы и, открыв крышку, посмотрел на циферблат. – В такой снегопад посетителей, наверное, не густо.

– Может, у нее свободна твоя старая комната. – Зак улыбнулся. – Слышал, девочки были очень огорчены, когда ты женился на Розе и уехал из публичного дома.

Кейс улыбнулся в ответ.

– Не позволяй им тебя дурачить. Не таким уж я был хорошим клиентом. А жил я там по одной причине: старая курица – владелица пансиона – не захотела держать под своей крышей полукровку.

– Ну, – Зак снова потянулся, – не могу упрекать тебя за это. – Он встал и поплотнее завернулся в одеяло, придерживая его у горла морщинистой рукой.

Кейс тоже встал, взял свою куртку, натянул ее, потом надел шляпу.

– С поездом из Шайенна пришлют объявления о награде за обнаружение Анники. Скажи Джону Татлу в депо, чтобы подержал их для меня. Я уеду на рассвете.

Старик подошел к двери, и оба посмотрели в ночь на падающий снег.

– Поедешь домой? – спросил Зак.

– Да. Я должен рассказать Розе, что случилось. – Кейс вышел на дорожку и посмотрел на небо, спрашивая себя, где-то сейчас его сестра, что с ней. Вслух он сказал: – Надеюсь, снег скоро прекратится, Зак, потому что мне предстоит отправиться на охоту.

Анника не назвала бы это ужином. Бак приготовил соленую свинину, но не подал ни овощей, ни фруктов, ни хлеба. Они ели в неловком молчании, и Анника смотрела то на тарелку, то на Бака Скотта. Он был поглощен едой. Поднимая глаза, Анника каждый раз видела, как он отрезает себе здоровые куски мяса. На нее он не обращал никакого внимания.

Покончив с едой, Бак встал, взял у Анники тарелку, даже не спросив, наелась ли она, и положил обе тарелки в миску, стоявшую на скамейке у стены. Приборы звякнули о миску, и Анника посмотрела на Бейби. Ребенок продолжал спать.

Ее неловкость усилилась, когда она осознала, что подошло время укладываться спать. Ей стало невмоготу продолжать сидеть, пока этот здоровяк расхаживал по комнате, поэтому она встала и отряхнула юбку. Шерстяной «горный» костюм был безнадежно помят и испачкан. Нарядные доходившие ей выше щиколоток ботинки с целым рядом блестящих черных пуговиц, украшавших замшевую вставку, были заляпаны грязью. Подобрав подол платья, Анника глядела на испорченные ботинки, покачиваясь с пятки на носок.

– Скоро начнется снежный буран. Я выйду проверю животных, а вы можете пока готовиться ко сну. – Бак надел свою отделанную мехом куртку из оленьей шкуры и поднял капюшон.

Анника мгновенно замерла и повернулась к нему.

– Я так не думаю, сэр.

Бак остановился у открытой двери и прислонился к косяку, скрестив руки на груди. В комнату вместе с током холодного воздуха полетели снежинки.

– Если вы хотите сидеть всю ночь, – проговорил он, – дело ваше. Но я собираюсь поспать.

– Где же вы ляжете?

Он взглянул на нее, на кровать и снова на нее.

– На кровати.

Представив, каково будет провести ночь на грязном полу, Анника решила, что слишком поспешила со своим возражением.

– А если я выберу кровать?

Бак пожал плечами.

– Места хватит на троих.

Ее лицо вспыхнуло от смущения. Ненавидя его за то, что он не считался с ее стыдливостью, она отвернулась.

– Если вы собираетесь переодеться, сделайте это до моего прихода. Я не смогу ждать слишком долго.

Анника не обернулась, пока не услышала, как закрылась входная дверь. Если бы ей не надоело так носить запачканный дорожный костюм, она легла бы в нем спать. Но ей хотелось почувствовать себя хоть немного чище. Она поспешила к своему саквояжу и достала из него коробку с пуговицами. Открыла ее и, стараясь не вытрясти пуговицы, извлекла батистовую ночную сорочку, сейчас больше похожую на мятую тряпку. Анника встряхнула ее, держа над столом, чтобы проверить, не попали ли в нее пуговицы.

Одна пуговица выпала из рубашки. Это была английская пуговица. На ее эмалевой поверхности была выгравирована пасторальная сцена, изображавшая молодую пару на охоте верхом. Взяв в руки пуговицу, Анника созерцала идиллическую сцену, которая ничем не напоминала то путешествие верхом с головокружительной скоростью, которое совершили они с Баком. Осторожно положив пуговицу на место, она вспомнила предупреждение Бака, что ей следует поторопиться.

Несмотря на потрескивание пламени в огромном камине, в комнате становилось все холодней. Анника начала дрожать, когда, расстегнув застежку на поясе, выскользнула из юбки. Посматривая на дверь, она расстегнула длинный ряд пуговиц на жакете, сняла его, затем быстренько сняла и блузку. Решив, что белье она снимет после того как наденет рубашку, она поспешно накинула прозрачную вещицу на голову и просунула в рукава руки.

За стенами хижины завывал ветер. Анника посмотрела на потолок, надеясь, что грубое строение выдержит, если буря усилится. В тот момент, когда она, кончив снимать нижнее белье и нижние юбки, вытаскивала их из-под подола ночной рубашки, дверь открылась и в комнату вошел Бак.

Капюшон и плечи его куртки уже были засыпаны снегом. Остановившись в дверях, он стал стряхивать снег. Он был похож на неуклюжего косматого медведя. Но вот он откинул капюшон, и слабый свет масляной лампы упал на его светлые с золотистым оттенком волосы. Голубые как небо глаза потемнели до цвета сапфира, когда он посмотрел на Аннику. Она застыла как статуя, вцепившись в высокий ворот рубашки.