Из дневника Захарии Лэнгтри:

«Клеопатра приняла участие в скачках без моего разрешения. Я холодел от страха, когда она скакала на моем жеребце через луг. Ее распущенные волосы дикой и свободной шелковой рекой развевались на ветру. Клеопатра выиграла соревнования, наклонилась, чтобы схватить приз – монету Лэнгтри, и с вызовом бросила ее мне. Тогда мы переживали нелегкие времена – я беспокоился за ее жизнь, а она думала только о монетах. Я никогда не смогу понять женскую логику. И все же я убежден: она нуждается во мне».

В полночь внимание Микаэлы привлекло какое-то движение за одним из окон дома. Выглянув, она увидела большого палевого мерина, принадлежавшего Харрисону. Высокий сильный мужчина сидел в седле, – обознаться было невозможно. Харрисон спешился, взял портфель, закрепленный на луке седла, и направился к воротам.

– Итак, наконец вы здесь, мистер Харрисон Кейн-младший? Где же вы были раньше?

Микаэла была зла на Харрисона, она так долго ждала его. Захватив по пути небольшое ведро с яблоками, Микаэла поспешила в ванную. Высыпав яблоки, приготовленные для осликов, она зачерпнула теплой воды из ванны и побежала обратно. Харрисон стоял на каменной дорожке около клумбы с лавандой.

Вода из ванны, с небольшой шапкой пены, благоухающая жасмином и маслом для кожи, окатила его с ног до головы. Пузырьки пены лопались в его волосах, капли воды, мерцая в неярком свете, стекали по лицу, Харрисон молча смотрел на Микаэлу. Его обычно гладко причесанные волосы сейчас торчали в разные стороны. Белая футболка прилипла к груди, поношенные джинсы промокли насквозь, а дорогие ботинки оказались в луже воды. Брызги попали и на футболку Микаэлы, которую она так и не постирала после путешествия, потому что футболка все еще хранила запах Харрисона.

– Посмотри, что ты наделал, – процедила Микаэла сквозь зубы. – И без того это был один из самых тяжелых дней в моей жизни, а теперь мне снова придется набирать воду для ванны. Между прочим, эта пена для ванны стоит ужасно дорого.

Она понимала, что в ее действиях не было никакой логики, что это ее эмоции бушуют в ней, но Харрисон заслуживал подобного всплеска. Он был виноват в том, что стал единственным мужчиной, которого Микаэла когда-либо хотела. А его не было рядом – именно тогда, когда она так нуждалась в нем. Микаэла хотела, чтобы он держал ее в надежных и теплых объятиях, она нуждалась в нем яростно, нуждалась в его разумной логике в тот момент, когда ее мир вошел в неконтролируемый штопор. Впервые в жизни ей так необходима была несокрушимая логика Харрисона… ей так необходимы были его объятия…

После первого шока Харрисон посмотрел в теплоту летней ночи, бросил взгляд на осликов, которые мирно спали недалеко от дома Микаэлы.

– Ну ладно. Я это заслужил.

Лицо Харрисона осунулось, глубокие тени залегли под глазами, резко очерченные скулы были обтянуты кожей, у рта прорезалась жесткая складка.

– Думал, тебе понадобится вот это…

Переполненная эмоциями и слишком измученная, чтобы контролировать себя, разъяренная Микаэла ударила Харрисона кулаками в грудь.

– Мне хочется убить тебя! Где ты был сегодня, когда я так нуждалась в тебе?

Харрисон сдул капельку воды, повисшую на носу.

– Думал, тебе может понадобиться вот это…

Он моргнул, нахмурился и потряс головой; брызги воды разлетелись с его волос, серебряными бусинками уносясь в ночь. Харрисон потер своей перевязанной рукой глаза, словно пытаясь перенестись из одного мира в другой.

– Что? Где я был, когда ты нуждалась во мне? Ты нуждалась во мне?

– Самодовольный, властолюбивый идиот! Убирайся из моего дома…

Боясь, что она наговорит лишнего, Микаэла повернулась и торопливо направилась в дом, захлопнув за собой дверь. Но этого ей явно было недостаточно, и пока словно вросший в землю Харрисон стоял в лунном свете, она распахнула дверь и снова выбежала.

На этот раз она ударила его по груди ладонями.

– Из всех мужчин, которых я знаю, в тебе есть самые лучшие женские качества, Харрисон. Ты был нужен мне, а тебя не было рядом!

– Гм… «Женские качества». Ну спасибо, – пробормотал он, когда Микаэла, резко развернувшись, снова убежала в дом.

Захлопнув за собой дверь, Микаэла провела дрожащими руками по лицу. Она вела себя по-детски, потеряла контроль над собой, выместила злость на человеке, который явно был измотан чувством вины и жестокостью своих родителей. Но Микаэла была женщиной, и ей хотелось плакать в объятиях Харрисона и самой обнимать его.

Решительный стук в дверь возвестил о том, что Харрисон и не собирался никуда уходить. Он открыл дверь и поймал брошенную в него туфлю.

– Микаэла!

– Почему тебя не было рядом?

Харрисон бросил портфель на ее кушетку, на которой лежало выстиранное белье. Пушистым розовым полотенцем он вытер лицо. Полотенце впитало несколько капель крови, выступивших из-под повязки. Микаэла закрыла глаза, вспомнив, как текла кровь из его пораненной руки, когда он раскапывал последнее пристанище Марии.

– Мне нужно было посмотреть, что у тебя с рукой. Неужели ты не понимаешь?

Харрисон покачал головой, его тело напряглось, словно изготовившись к удару.

– Не понимаю. Я думал, будет лучше, если сейчас я не буду мозолить глаза тебе и твоей семье. Я хочу, чтобы ты знала: ты можешь разорвать наш контракт, когда тебе будет угодно.

– Вот так? Ты боишься иметь дело со мной? Разве ты ничего не чувствовал, когда мы занимались любовью там, в горах?

Неотступная мысль, увеличивающая и без того огромное напряжение, преследовала Микаэлу в течение всего этого кошмарного дня.

– Ты знаешь, что чувствовал.

Ответ прозвучал как клятва, которой он будет верен до самой смерти и которую будет соблюдать, невзирая ни на что.

– Никогда еще я ни в ком так не нуждалась, как нуждалась сегодня в тебе, Харрисон. Между прочим, это стало для меня не самым приятным открытием. Однажды в трудный момент от меня уже сбежал мужчина – а ведь я думала, что на него можно положиться. Оказалось, нет, нельзя. Ты просто мог разрушить мою уверенность в себе как в женщине. Сейчас я пойду приму ванну, буду долго отмокать, а о тебе больше думать не собираюсь.

Микаэла не обращала внимания на слезы, капающие с подбородка. Конечно, она будет думать о нем – особенно когда он вот так стоит, словно прирос к полу, не отрывая от нее взгляда, с загнанным измученным видом, как будто прошел через ад и вернулся обратно. То, что Харрисон не понимал, что она нуждается в нем, больно задело ее.

Микаэла поспешно ушла в ванную, закрыла дверь и сняла с себя его футболку, бросив се на пол. Она уселась в пенную ванну, добавила еще воды и начала плакать.

Открыв глаза, Микаэла увидела, что Харрисон сидит на крышке унитаза, свесив между колен израненные руки. Он уже снял влажную рубашку и, аккуратно сложив ее, положил на туалетный столик. Теперь это был прежний Харрисон, который, как обычно, внимательно наблюдал и анализировал ее эмоции.

– С моими руками все в порядке, Микаэла. Ты ведь обработала их там… на месте. Тебе нет никакой необходимости…

– Я сама знаю, что мне необходимо. Убирайся! Она соскользнула поглубже в благоухающую воду, и Харрисон, заметив брошенную футболку, поднял ее.

– Это моя футболка. Почему ты ее надела?

– Она была там. Она была частью тебя. Поскольку тебя рядом со мной не было, я надела твою футболку, что мне казалось вполне логичным.

Логичным? Сама она логичной сейчас не была. Микаэла была на грани срыва и слишком измотана, чтобы разобраться в своих чувствах. Она открыла крышку тюбика с абрикосовым скрабом, выдавила огромную порцию на пальцы ног и начала ожесточенно тереть. Вот так ей хотелось бы стереть весь этот кошмар…

Харрисон долго молчал, глядя на ее пальцы и пятки.

– Что это такое? Похоже на какое-то зернистое вещество.

– Средство для удаления омертвевшей кожи. Я…

Микаэла плотно сжала веки, перед ней вновь промелькнуло видение скелета, красные обрывки платья Марии.

Харрисон провел длинным пальцем по носу, что означало, что он серьезно задумался.

– Позволь мне все прояснить – ты нуждалась во мне? Я тебе был нужен?

– Ты такой надежный и логичный, и все такое… таким ты был всегда. Харрисон, я здесь одна, и мне нужно было, чтобы ты был рядом. Ты думаешь, мне легко в этом признаваться? Мама с отцом тут же вылетели в Орегон, и Рурк с ними. Мама хотела увидеть могилу Сейбл, просто увидеть, и как можно скорее… В приватном разговоре шериф сказал, что вполне вероятно, что тело Марии оттащили от мостовой, а потом специально толкнули старые камни у дороги, чтобы вызвать оползень. Калли остался в доме, потому что около девяти была совершена попытка взлома, но ничего не взяли. Мы решили не заявлять об этом…

– Дом поставлен на сигнализацию. Я сам помогал ее устанавливать. После… после той ночи Фейт хотела, чтобы установили сигнализацию и чтобы собаки были во дворе. Почему не сработала сигнализация и почему не залаяли собаки?

Микаэла пожала плечами и попыталась привести в порядок свои потрясенные чувства, попыталась расслабиться, сосредоточиться и хотя бы чуть-чуть успокоиться.

– Калли сказал, что это были настоящие профессионалы, и они искали что-то конкретное. Он считает, что на собак воздействовали высокими частотами – он слышал, как они выли и повизгивали перед тем, как он зашел в дом. Собаки явно испытывали боль, так как терли лапами уши и катались по траве. Мы решили, что сейчас лучше ничего не рассказывать маме и отцу, пусть они занимаются своими делами – расскажем потом, когда вернутся. Калли останется в доме и приберется, так что мама ничего не заметит…

– Почему ты не позвонила мне?

Глубокий тембр низкого голоса Харрисона эхом отдался в ванной, оклеенной изящными обоями с рисунком папоротника и бутонов роз. Мощная фигура Харрисона, казалось, заполнила все пространство крошечного помещения. Он вытянул свои длинные, обтянутые джинсами ноги, стараясь не задеть ковбойскими сапогами кремовый хлопчатобумажный коврик на светлом линолеуме.

– Потому что я думала, что, если бы тебе это было не безразлично, ты бы давно был рядом.

Эти слова причинили ей боль, и Микаэла закрыла глаза, чтобы не смотреть на человека, с которым ее так многое связывало в прошлом, который стал ее любовником в настоящем и который тем не менее смог отстраниться от нее. Слишком измученная, чтобы выяснять отношения, Микаэла откинулась назад и закрыла глаза.

– Я думал, что женщины моют голову, когда принимают ванну.

Осторожный тон Харрисона свидетельствовал о том, что он не знал, как себя вести с ней сегодня. Но ведь и она тоже не знала. У нее было такое ощущение, что в любую минуту она может развалиться на кусочки, возможно, это уже произошло.

– Я могу провести здесь всю ночь. Тебе лучше уйти, сегодня мне удалось лишь быстро принять душ, но подходящего шампуня не нашлось. Ты видишь, какие ножки у этой ванны – в виде лап. Это особая ванна, я ее купила именно для того, чтобы можно было полностью расслабиться и отвлечься от всего. Я вымою голову попозже, потом я хочу просто посидеть в кухне с чашкой чая. Завтра предстоит еще…

Харрисон чуть потянул носом.

– Что это за запах?

– Это пахнет шоколадными пирожными с орехами. Я стирала, проклиная тебя, и пекла пирожные с десяти часов. Это все было таким разумным, простым и понятным. Мне совершенно необходимо было что-то разумное, а тебя рядом не было.

Начиная ощущать удовольствие от ванны, Микаэла почти улыбалась, вспоминая, как она неслась по дорожке, в одной лишь, все еще грязной, футболке Харрисона, как она выплескивала на него ведерко воды из ванны. Странно, как успокаивающе подействовала на нее эта стычка с Харрисоном, который сейчас изо всех сил пытается понять ее. Но ведь рядом с Харрисоном она всегда чувствовала себя защищенной, даже тогда, когда они воевали. Сейчас она нуждалась в нем больше, чем в своей гордости. С трудом раскрыв один глаз, Микаэла увидела озадаченное лицо Харрисона.

– Я передумала. Пожалуй, ты останешься здесь на ночь. А свою лошадь ты можешь поставить в небольшую пристройку за домом – судя по тучам, сегодня вечером будет гроза. Но если ты удерешь, я, как собака, пойду по твоему следу.

– Звучит заманчиво, – шутливо ответил Харрисон. Час спустя Микаэла медленно вынырнула из сна; она слышала рядом ровное, глубокое дыхание Харрисона, который так и не снял свои джинсы. От него пахло шоколадными пирожными, ароматизированной жасминной водой для ванны и надежностью, и это было самым ценным в разорванном на части мире.

Словно почувствовав, что Микаэла проснулась, Харрисон положил на нее свою руку и привлек к себе. Он коснулся ее губ обнадеживающим легким поцелуем.

– Спи, милая. Отдыхай. Когда проснешься, я буду рядом.

Микаэла прижалась к Харрисону, обхватив его рукой и положив на его ногу свою. Носом она уткнулась в его волосы, которые до сих пор пахли жасминовой водой. Харрисон укрыл ее одеялом и поцеловал в лоб.

– Я буду рядом, – повторил он.

– Добрый старина Харрисон, – прошептала Микаэла, отдаваясь уносящему ее сну.

Ночью она протянула руку и почувствовала, что он сразу же проснулся. Харрисон взял ее руку и положил себе на грудь, сердце билось неторопливо, ровно и мощно.

– Ты что?

– Я думаю, что Клеопатра хотела, чтобы я нашла останки Марии. Чтобы я попыталась найти монеты и вернуть их в семью. Знаешь, я всегда чувствовала, что каньон Каттер манит меня. Ты мне веришь?

Его колебание было легким, но для нее это означало, что Харрисон обдумывает услышанное.

– Да. Ты сильная женщина с развитой интуицией. В тебе течет ее кровь.

– Ты совершенно не похож на своего отца, Харрисон, – прошептала Микаэла, потому что знала, что у него мелькнула мысль о другом, мрачном наследии. Лежа рядом с ним, она уплывала в сон – в эту спокойную гавань, скрывающую жуткие кошмары реальности. – И думать не смей о том, что ты… скоро начнется дождь.

– Откуда ты знаешь? – спросил Харрисон, прижавшись губами ко лбу Микаэлы, вплетая свои пальцы в ее. Его столь долго хранимые кошмары были не менее страшными; свежий шрам на его руке напомнил ей о том, какое страдание было написано на его лице, когда он с ожесточением раскидывал камни оползня.

– Во-первых, тучи, они идут с гор. А во-вторых, я чувствую это кожей. И еще слышишь, лягушки затихли. Я скучала по лягушкам… и по дому.

Светлая простая занавеска на открытом окне заколыхалась, мягкий ветерок принес в комнату нежные запахи. Микаэла улыбалась, уткнувшись в плечо Харрисона. Клеопатра была права – с мужчинами нелегко, временами они бывают самонадеянными, задиристыми, упрямыми, но если попадается такой, на которого можно положиться, его нужно хватать и держать.

Щекой Микаэла почувствовала его улыбку, колючая щетина была знакомой и успокаивающей.

– Лягушки. После всего, через что тебе пришлось пройти, ты скучала по лягушкам?

– Клеопатра хочет, чтобы монеты вернулись к Лэнгтри. Я ощущаю, что нужна ей. Это похоже на ноющую боль.

Потом, слишком устав, чтобы говорить, Микаэла схватила Харрисона за волосы на груди и слегка потянула.

– Не забудь, что я, как собака, пойду по твоему следу, Харрисон.

Харрисон громко расхохотался, его грудь затряслась под рукой Микаэлы.

– Возможно, мне это понравится.

Ночью, как ей и хотелось, он начал ласкать ее, его нежный, ищущий поцелуй говорил о его желании. Микаэла открылась ему, беспокойно изгибаясь под ласками Харрисона, а жар все раскалялся, и все усиливающийся ветер встряхивал занавески. Микаэла потянулась к телу Харрисона, торопливо освобождая его от одежды и опуская руки все ниже и ниже. Его губы скользили по ее коже, и, когда Микаэла стягивала с себя рубашку, она чувствовала тепло его дыхания на шее и лице. Губами Харрисон потянулся к груди Микаэлы и, ласково охватив одну ладонью, нежно впился поцелуем в бархатную мягкость. Его руки неторопливо прошлись по ее бедрам, лаская их… Руки были жесткими от шрамов и мозолей, но это были руки настоящего мужчины – теплые и надежные. Микаэла вздохнула и, дотронувшись до Харрисона, завладела им, а он так тепло и мощно навалился на нее, отвечая на призыв, так глубоко и с такой искренней страстью слился с ней, что она позволила окружающему миру завертеться и полностью отдалась ему.

В Сан-Франциско Аарон Галлахср швырнул телефонную трубку и начал расхаживать взад и вперед по своему персональному тренажерному залу. Его человек в Шайло сообщил, что сегодня дом Микаэлы охраняется. «Большой парень. Вид у него крутой. Похоже, останется там на ночь. Я обошел ранчо Лэнгтри. Свет в доме не горит – дом, похоже, пустой. На телефонные звонки реагирует автоответчик. Навел справки в ближайшем аэропорту – мистер и миссис улетели еще днем».

У человека Аарона не было никакого шанса проникнуть в дом Микаэлы сегодня ночью и похитить монету Лэнгтри. Монета на груди Аарона, казалось, горела, напоминая о неудачной попытке получить остальные – проникновение в дом Лэнгтри было приурочено ко времени их отсутствия. Но лучший порученец Аарона не сумел найти остальные монеты.

– Идиот! Видно, все придется делать самому.

Аарон остановился перед большим, в полный рост зеркалом, глядя на свое отражение, и несколько раз напряг накачанные в тренажерном зале мускулы. Через своих адвокатов, не дожидаясь деловой встречи или официального письма, Харрисон Кейн категорически отверг первое предложение Аарона о продаже студии «Кейн».

И все-таки монеты должны принадлежать ему, и Аарон начал обдумывать свой следующий шаг. Лэнгтри известно о Кейне все, и они с презрением отнесутся к каким-либо новым слухам. Значит, надо разорвать узы доверия, связывающие семью Лэнгтри и Кейна. Но как?

Резкий свет над головой заставил Аарона нахмуриться. Под редеющими волосами на макушке заблестела плешь. Аарон пригладил волосы и, схватив тюбик восстанавливающего крема, быстро нанес его на волосы. Не доверяя жесткой расческе, которая могла повредить волосы, он кончиками пальцев мягко втер крем. На какое-то мгновение Аарону показалось, что он услышал мягкий женский смех за огромными окнами, выходящими на ослепляющие огни ночного Сан-Франциско. Возможно, он просто вспомнил, как эта женщина Кейн… Он покачал головой. Джулия Кейн хохотала так зловеще, что звук был похожим на стук игральных костей на старой стиральной доске.

Галлахер погрузился в мечты о монетах… о том, как они будут выглядеть все шесть рядышком, и как он будет ощущать их в своих руках; и как они сделают его могущественным…

Харрисон принюхался к своему голому плечу. Тонкий женский запах соединился с запахом его шампуня. Согнув ноги в коленях, он с трудом уместился в старомодной ванне на львиных лапах и вымыл голову. Он был загипнотизирован множеством маленьких разноцветных баночек и бутылочек под небольшим овальным зеркалом. Разнообразные щетки и расчески стояли в керамической кружке, очевидно, изготовленной Фейт. Мелькнула мимолетная мысль о предназначении крошечных квадратных ватных подушечек. Харрисон поспешил подняться из ванны, смыв мыльные реки. Он методично вспомнил все звонки, которые сделал, когда проснулся. Джози Дэниелз рассчитывала на утренний и полуденный эфир. Она была готова выполнять свою работу и часть работы Микаэлы; к его удивлению, Дуайт также захотел взять часть ее работы на себя.

Немногословное описание взлома, которое дал Калли, подтвердило, что работал профессионал. Харрисон нахмурился – было что-то странное в том, как Калли всегда смотрел на него, будто что-то искал в Харрисоне…

Харрисон внимательно посмотрел на свое отражение в запотевшем зеркале. Крошечное одноразовое женское лезвие было бесполезно для его двухдневной щетины. Неужели он брился так давно? Он старался быть очень аккуратным, чтобы не оцарапать кожу Микаэле, когда они занимались любовью в горах, казалось, с тех пор прошла уже целая вечность. Полотенце, которым он вытирался прошлой ночью, лежало на кремовом хлопчатобумажном коврике, оно было испачкано его кровью. Харрисон вытащил чистые боксерские трусы из переполненной корзины для белья. Судя по полным бельевым корзинам и одежде, лежащей на полу, Микаэла перестирала все в доме. Харрисон наклонился и поднял полотенце, внимательно рассматривая его. При виде пятен крови на Харрисона нахлынули воспоминания, связанные со смертью отца, но он решительно отбросил их.

Неподалеку прогремели раскаты грома, и через мгновение, когда Харрисон закрывал окно в спальне Микаэлы, зигзаги молнии осветили покрытое тучами утреннее небо.

Микаэла все еще крепко спала. Он смотрел на нее и пытался понять, что же произошло прошлой ночью – она разозлилась на него, потому что его не было рядом. Он ожидал ее гнева, но совсем подругой причине: из-за своей семьи, из-за того, что все это время он знал, что ребенок мертв. Харрисон наклонился, чтобы укрыть обнаженное плечо Микаэлы. Она беспокойно заворочалась, чуть нахмурилась, и Харрисон замер в нерешительности, до сих пор не привыкший к нежному ухаживанию… потом положил руку на ее волосы, погладил шелковистые пряди, которые мягко цеплялись за его мозолистые руки. Микаэла успокоилась, уютно устроившись в кровати, которую они делили этой ночью.

Крошечный платяной шкаф был забит ее одеждой, деловые костюмы висели на дверцах, туфли вываливались на пол из ящиков. Спинка кровати вопреки его ожиданиям не была сверхмодной, она была старой, слегка поцарапанной и требовала новой полировки.

Стойки в углах кровати были не высокими и элегантными, а низкими, массивными и прочными, хорошо гармонируя с ночным столиком, заваленным папками и книгами. А вот комод с большим овальным зеркалом, хотя и был старым, оказался тщательно отполирован: им, очевидно, очень дорожили. Ювелирные украшения Микаэлы заполняли шкатулку, ожерелья и серьги висели на подставках – удобно было выбирать и снимать.

Там, на салфеточке, поблескивая в неярком свете, лежала монета, которой Микаэла так дорожила. Она, казалось, согревала кончики его пальцев, словно призывая помочь вернуть остальные монеты в собственность Лэнгтри. Но как это сделать? Он и так сделал все возможное.

Харрисон прикоснулся к кольцу с бирюзой, которое было подвешено на цепочке так бережно, что он понял: Микаэла думала о Марии и оплакивала ее. Может быть, он упустил что-то очень важное, что содержалось в этих папках…

По пути в кухню Харрисон остановился и впервые рассмотрел гостиную; до этого он был слишком ошарашен реакцией Микаэлы, чтобы обращать внимание на интерьер. В одном углу стоял пылесос, насадки были разбросаны на ковре, словно кто-то решил использовать их все сразу. Подушки на кушетке стояли под каким-то странным углом, похоже, их недавно пылесосили. Тряпки для пыли и средства для чистки стекол были брошены на маленьком столике, свежий лимонный запах свидетельствовал о том, что ими недавно пользовались.

«Судя по всему, Микаэла пыталась вычистить все, что можно, стереть все, в том числе прошлое… и меня».

Мужские представители клана Лэнгтри, вероятно, использовали бы какое-нибудь более мощное средство, а не лимонное масло и лавандовое очищающее средство… и Харрисон не стал бы их за это винить. Наверняка Фейт ненавидит его теперь.

Прошлой ночью Микаэла чувствовала себя одинокой и остро нуждалась в поддержке. Логично или нет, но она обратилась к человеку, с которым недавно занималась любовью. Нелогичным было то, что она обратилась к человеку, который в течение многих лет скрывал от нее правду и был родом из семьи, разрушившей ее собственную.

Возможно, Микаэла обратилась к нему потому, что они вместе прошли через весь этот кошмар. Потрясение заставляет принимать странные решения; Микаэла может пожалеть о прошлой ночи при свете дня.

Харрисон тихонько вошел в кухню, бросил испачканное кровью полотенце в стиральную машину и задал режим быстрой стирки. Он обещал Микаэле остаться – и выполнит свое обещание. Его рациональный ум пытался анализировать внезапную вспышку Микаэлы: она бежала к нему по дорожке, обнаженные ноги блестели в лунном свете, грудь колыхались под футболкой. Гнев читался на ее лице, ошибиться в этом было нельзя.

И она нуждалась в нем. За всю его жизнь никто никогда не нуждался в нем. Харрисон обдумывал эту поразительную мысль и рассматривал огромную газовую плиту, занимавшую большую часть кухни. Эта плита была самой замечательной из всех, какие ему только приходилось видеть! Харрисон повертел добротные ручки и рычажки. Скорее, он ожидал увидеть здесь изящную современную модель с автоматическим контролем и без всяких ручек. Эта плита определенно предназначалась для мужчины. А смог бы он приготовить на такой плите достойную еду для Микаэлы?

Женская логика всегда оставалась недоступной его пониманию, особенно логика Микаэлы.

Проводив взглядом еще одну вспышку молнии, Харрисон подумал о том, какие чувства будет испытывать к нему Микаэла сегодня утром, после отдыха, после того как два человека, остро нуждающиеся друг в друге, провели ночь вместе. Лучше всего, подумал Харрисон, взвесив все варианты, выждать и посмотреть. Как только определится ее отношение к нему, он сможет решить, как… Харрисон слегка усмехнулся, напоминая себе, что он современный мужчина с небольшим опытом в области отношений с женщинами. Тесные близкие отношения не относились к сферам, в которых у него имелся богатый опыт. С Микаэлой он больше ощущал себя человеком с приграничья, собирающимся украсть невесту.

Харрисон осмотрел маленькую кухню, где преобладал желтый цвет. В старом стеклянном кувшине стояли маргаритки. Уютно, подумал Харрисон и погрузился в исследование нового чувства. Ему нравилось ощущение уюта. Ему захотелось вернуться к спящей в кровати женщине, снова заниматься с ней любовью, но он не сделает этого. Микаэла слишком измучена, хрупка, уязвима.

Уязвима? Черт побери, это он уязвим. Когда она отдохнет и приведет свои мысли в порядок, она может испытать к нему отвращение.

Харрисон поднял оберточную фольгу, прикрывающую противень на массивной полке для подогрева. Разнесся благоухающий соблазнительный аромат шоколада. Харрисон насчитал восемь различных формочек с недавно испеченными пирожными и понял, что Микаэла, должно быть, включила все духовки одновременно. Он смотрел на шоколадные пирожные с орехами и думал о той женщине, которая была столь эмоциональна вчера ночью. Она запомнила его предпочтения в еде, и он воспринял это как поощрение, как тот факт, что шансы его неплохи, что он вполне может рассматриваться ею как кандидат в мужья. Но может ли? Ведь он – сын Джулии и Харрисона Кейна-старшего, сводный брат ее пропавшей сестры…