Дилемма историка

Человеческая мысль работает только в рамках понятной системы терминов и определений. Когда таковая система не задана – человек либо пытается задать ее, либо ожидает, пока ее задаст кто-то другой. Соответственно с результатами, определяется его роль в системе – активная либо пассивная. Находящийся на активной роли человек задает систему и контролирует ее. Находящийся в пассивной – ищет свое место в рамках системы.

Всем известна дилемма историка: стоит оглянуться на любые прошедшие события и, кажется, что они совершенно очевидны и легко предсказуемы. Однако взгляд, уходящий в будущее, неизменно упирается в неизвестность. Насколько бы очевидной не казалось система, которой подчиняются текущие события, – предсказать ее дальнейшее поведение, тем не менее, чаще всего не представляется возможным ровно до тех пор, пока грядущие события не становятся прошедшими.

Эта дилемма решается только при взгляде с точки зрения, недоступной историку, – активной. Недоступная историку истина состоит в том, что любые попытки предсказать будущее являются лишь мысленным дочерчиванием незаконченной линии, графически отображающей текущий ход событий. Следовательно, результаты этих «предсказаний» однотипны и сами по себе предсказуемы.

А все, что однотипно и предсказуемо, должно быть использовано и незамедлительно используется теми, кто контролирует систему.

Отсюда следует элементарный вывод, еще на животном уровне понятный любому человеку, – нет смысла предсказывать будущее, нужно его строить своими руками.

Мало кто понимал эту логику настолько ясно, как Росшепер. Он строил будущее уже многие годы и, торжественно поднявшись наверх, зорко следил за тем, чтобы наглецы, желающие хоть чуть-чуть дотянуться его высот, могли увидеть только грязные подошвы росшеперских ботинок. И, в идеале, это должно было становиться последним, что они видели.

Небоскреб Росшепера на Огриде еще не достроили, но он убедился, чтобы верхний этаж витал на правильной высоте, поддерживаемый антигравами, и к нему поднимались магнитные лифты. Это было не каким-то там китчем, это было символом. «Знайте» – говорила вся эта титаническая стройка. «Знайте» – говорили вгрызающиеся в почву планеты карьеры. «Знайте» – разносилось в грохоте траулеров. «Знайте» – читалось в тупых силуэтах космических барж.

«Знайте, что когда вы поднимите голову вверх, вы не видите там солнца, луны, звезд. Вы увидите там меня».

Конечно, это просто символика. Не только верхний этаж небоскреба, откуда он мог смотреть на строительство, не только сама величина карьеров – вся планета была символом. Огромным, убыточным, будто бы пожирающим состояние. Пройдет еще сотня лет – и добыча на Огриде все еще не окупится. Состарятся и умрут рабочие, вырастут и состарятся их дети, начнут выходить на пенсию их внуки, Эксо Теч будет нанимать рабочих уже из правнуков – и только тогда прибыли перебьют начальные затраты. И это тоже было символом, призванным внушить – через кровь предков, через память поколений людей, – что монолит Росшепера нерушим, и всегда был таковым, и всегда будет.

И это знание стоило вложенных денег.

Оно ослепляло Росшепера. Глядя на карьер, муравьиные цепочки траулеров, вспышки стартующих барж, Росшепер видел будущее. Он видел город, который еще даже не начал строиться, видел планетарную станцию, куда в конце концов он перенесет свой офис, видел межпланетный картель корпораций, куда он, сделав вид, что уступает под нажимом, пустит других. Сделав вид, будто проиграл, он отдаст доли добычи другим компаниям, и тогда, управляя их общей организацией, он сможет делать вообще все что угодно, размывая ответственность между всеми и назначая козлов отпущения. И все скажут, что это было наиболее естественно. Аморально, жадно, несправедливо, но естественно. «Такова история», – скажут исследователи. И будут, конечно, правы.

Глядя на смутные горы щебня, возвышающиеся над облаками пыли, Росшепер чувствовал себя историей. Самим природным механизмом. «Естество – это я», – думал он.

– К вам Нельсон Рот, – сообщила секретарша, оторвав Росшепера от размышлений.

– Не знаю никакого Рота, – отрывисто проворчал он. – И не беспокойте меня по пустякам, – он попытался снова вернуться в прежнее состояние, но теперь пыль и щебень вызывали одно раздражение. Снова включил связь: «Стреляйте на поражение и подведите еще людей».

Он не стал дожидаться ответа, старчески подергивая кончиками пальцев. Пыль мерно завихрялась, теплой мохнатой шапкой скрывая поверхность планеты. Помещение мягко вздрогнуло – это подлетел магнитный лифт. В полной тишине Росшепер оглядел окно перед собой. На вид дорогое. Менять его, если прострелят, – в копеечку обойдется. Он сделал пару шагов в сторону, будто бы разглядывал свой портрет, висящий на стене (и начиненный забавными механизмами специально для желающих проверить, нет ли позади сейфа). Этот портрет было не жалко, на Крионе такие заказывались за бесценок. Прошла почти минута, а в Росшепера все не стреляли. Как странно. Он все не оборачивался, но шестое чувство легко указывало ему, кто стоит за спиной. Если бы люди могли стрелять лучами ненависти, то из-за спины в Росшепера пальнуло бы корабельной пушкой, снесло бы стену, пробило насквозь всю планету и еще разнесло бы звезду Лудеш, окажись та на линии огня. Казалось, если Росшепер отклонится назад, он сможет облокотиться на черную массу ненависти, и та не позволит ему упасть.

Источником этой жуткой черной волны был небольшой человек. Чуть полноватый, крепкий, среднего возраста, с широким прямоугольным лицом, будто сбитый из мраморных кубов, и с чистыми фанатичными глазами. Ну, точнее, так Росшепер предполагал.

Тянуть дальше было бессмысленно. Старик развернулся, и они встретились взглядами. На свете было не так много вещей, которых Росшепер не любил сильнее, чем этот взгляд. Посетитель видел хозяина Эксо Теч насквозь, до костей, и внутри костей, и еще глубже, будто бы взглядом расщепляя его на молекулы и атомы. Он видел, что торжествующий на вершине будущего небоскреба старик – это только робот, кукла. А настоящий живой Росшепер, управляющий роботом, скорчившись, лежит, погребенный под многослойной защитой, на Сайфе. И его гроб, защищенный от всех мысленных и немыслимых угроз, он был дороже всего этого небоскреба, всех карьеров, кораблей. За внешней гордой фигурой «хозяина времени» скрывалась другая – сдавленная, жалкая, забившаяся в самую темную щель и панически боящаяся смерти. Росшеперу понадобилось несколько секунд, чтобы справиться с этим полным презрения взглядом.

– Странник, – наконец поскрипел он, едва не срываясь на шипение.

– Угу, – тот легко кивнул, широко улыбаясь, и тут же уселся на край росшеперского стола. – Слушай, одолжи мне денег.

На мгновение мысли Росшепера заметались, но он отлично знал, что Странник всегда говорит только правду настолько прямо, насколько это возможно. Он прокашлялся и уселся в кресло, повыдергивал из-под собеседника какие-то отчеты и, уткнувшись в них, загундосил: «С чего бы это вдруг?»

– Да ладно тебе, я же вижу, ты сам хочешь сделать меня своим должником.

Странник встал и принялся расхаживать кругами, разглядывая картины на стенах.

– Это ты неправильно видишь, – автоматически проворчал Росшепер.

– Врешь, – Странник уже стоял спиной, грея руки у кондиционера.

Старик осекся. Он мог обмануть кого угодно, и он знал это. Но так же он знал, что Странника обмануть невозможно в принципе. Нечего даже пытаться.

– На что тебе нужны деньги?

Росшепер еще не успел договорить, когда перед ним возникли светящиеся глаза Странника, уже без презрения и ненависти. Чистый энтузиазм заслонил в нем все.

– У меня есть совершенно невероятная идея! – Странник замахал руками, едва не хватая старика за плечи. – Ты не поверишь!

«Не верю, что из-за этого мне теперь новую охрану набирать», – подумал Росшепер.

А Странника несло:

– Я задумал глобальный проект, который сделает человечество лучше! В перспективе это будет мощнейшая организация в Целистике!

«Может, взорвать весь этаж? Должен же быть хоть какой-то способ прибить этого психа. Или ракетой долбануть? Все равно ведь выберется».

– Я создам сеть отделений на всех крупных планетах с единым центром и многоступенчатой системой управления. Моя система будет воспроизводиться и работать веками!

«Так, хватит».

– Хватит, – прервал Росшепер. – В чем суть?

– В информации!

– Информации? – старик поднял бровь, думая, что более путано и невнятно смысл идеи рассказать невозможно в принципе, даже если очень постараться.

– Да! Мы соберем информацию обо всем мире!

– Нечто вроде станции? Информационной… или…?

– Гениально! – Росшеперу пришлось отшатнуться, иначе Странник бы его обнял. – Информационная станция! Я сделаю информационную станцию!

– А деньги это все как зарабатывать будет?

– Будем обучать людей! Принесем в Целистику знания!

Ясно. Росшепер задумался. Как бы они не относились друг к другу, Странник всегда выполнял свои обещания, а значит, сколько бы он не был должен – деньги вернет. И способностей у него не занимать. Если решил что-то построить – это ему удастся, без вопросов.

– Ну? Ну? – нетерпеливо наступал паренек. – Скажи, ведь отличная идея! Ага, по глазам вижу, что ты сам понял!

Росшепер ничего не отвечал, спокойно наблюдая за собеседником. Сумма на эту идею понадобится внушительная, и получить такого должника действительно было бы заманчиво. И даже крайне-крайне заманчиво. Странник определено выбрал не того человека, к которому стоило обращаться за деньгами. И только тут Росшепера осенила догадка:

– Ты же не просто так обратился именно ко мне?

С лица Странника мгновенно исчезли наивно-задорные огоньки. Он будто потерял сознание, и в его голове уже жила совершенно другая личность – яростная, презрительная, готовая тут же голыми руками свернуть Росшеперу шею, и, безусловно, в мгновение бы сделавшая это, но не было никакого смысла уничтожать робота. Росшепер просто запустит нового. Эта новая личность сама не ожидала, что возникнет, с удивлением оглядываясь по сторонам, и Росшепер понял, что у Странника сработало известное проклятие – амнезия, регулярно уничтожающая его память – то по частям, то целиком. Сейчас, видимо, воспоминания пострадали только частично.

Странник отодвинулся, опустив дрожащие руки, явно с трудом удерживая себя от того, чтобы ничего не сломать.

– Компании нужен враг, – глухо сказал он. – Тебе ведь будет выгодно, если я не смогу выполнить свою часть сделки и окажусь глубже в долговой яме.

Росшепер снова не ответил. Теперь они замерли по разные стороны стола, как короли на шахматной доске, которые не могут подойти друг к другу достаточно близко для удара, и поэтому вынуждены просто смотреть и думать, как бы хитрее использовать другие фигуры.

– Миллион, – сказал Росшепер. – Возврат через десять лет и семнадцать процентов компании.

Это были вполне вменяемые условия, и до 2381 года компания вполне могла заработать такие деньги, только вот миллиона было недостаточно, и все это понимали.

– Семь миллионов, – Странник назвал более реалистичную сумму.

Росшепер усмехнулся.

– Тебе не понравятся мои условия.

– Удиви меня.

– Семьдесят пять процентов компании, возврат втройне через пятнадцать лет.

Такие условия означали, что фактически все, что построит Странник, будет принадлежать Росшеперу.

– Согласен, – Странник протянул руку. Росшепер молниеносно рванулся к ней, но ухватил только воздух, а Странник уже стоял за спиной, заговорщически держа оппонента за плечо. – Или у меня есть предложение лучше.

– Плевать я хотел на твое предложение, – затараторил Росшепер. – Давай сюда свою чертову руку, малец.

– А что, если я пообещаю однажды спасти твою жизнь?

У Росшепера перехватило дыхание. Он вспотел, и робот кропотливо передал эту реакцию. Странник слов на ветер не бросал, если пообещает – выполнит. На одной стороне была гордость и владение всеми активами врага, на другой – освобождение от страхов.

– Не д-дави на меня, – Росшепер начал заикаться, пытаясь отстраниться, но Странник крепко держал его за плечи, почти лоб в лоб, с широким оскалом.

– Ну? Ну? Решайся! – Теперь обе личности в нем смешивались, презрение и энтузиазм перехлестывали друг друга.

…Росшепер сдавленно зарычал. Он не знал, что выбрать.

– А что если и то, и другое? – Странник подбросил сувенирную монетку и та, звякнув о стол, закрутилась на ребре. – Или ничего!

– Тебе меня не провести, сопляк! – дернувшись, Росшепер оттолкнул паренька. Он знал, что интуиция Странника легко подскажет ему исход любой ставки. Только полный кретин будет играть с ним в азартные игры.

Странник отошел назад, не переставая скалиться.

– Значит, не хочешь рисковать? – он снова протянул руку, заложив вторую за спину. – Да пожалуйста.

Росшепер встал. Ноги плохо держали его, так что пришлось облокотиться на стол. И то, и другое. И то, и другое.

Он понимал, что больше никогда за всю жизнь ему не представится такая возможность. Но, черт побери, нельзя играть с этим психом! Он же все чувствует… засранец! Нельзя! Нельзя!

Росшепер сделал шаг вперед, и тут его осенило. Я тебе покажу, долбанный вундеркинд! Я тебя живьем сожру!

Он сделал шаг к окну и указал на два садящихся на горизонте корабля: «Ставим на то, какой первым сядет. Баржа или транспортник?»

Странник недоуменно почесал голову: «А чо гадать-то? Транспортник, естественно».

Росшепер аж затрясся: «Готов поставить на это все?»

– Ну да, – они наконец, пожали руки и уставились в окно.

Баржа была явно ближе к земле, но, видимо, капитан корабля решил найти удобное место для посадки, поэтому она замерла в сотне метров над землей и начала кружить, в то время как небольшой транспортный флаер равномерно шел вниз. Странник не переставал улыбаться.

Росшепер связался с командующим базы и скомандовал: «Срочно откажите транспорту в посадке». Он знал главное: чтобы победить Странника, не нужно с ним играть. Удача должна быть исключена. Тот смотрел на действия старика, подняв брови, но не мешая.

С другой стороны ответили, что какие-то неполадки со связью. Корабли почти поравнялись. Росшепер заметался по помещению. Он свалил стол, судорожно закопался в пластинах пола, что-то вытаскивая и отбрасывая, ногами расколошматил что-то в дыре, защелкал по кнопкам своего имплантанта и снова метнулся к окну. Когда транспорт уже почти сел, в него вдруг ударило лазерной пушкой. Выстрел был настолько мощным, что корабль сожгло в мгновение ока. Но этого было мало – для верности пушка ударила еще несколько раз, оставив глубокие черные проплешины посреди посадочных площадок. Росшепер тяжело дышал, и только когда баржа села, он отлип от окна, свалившись в кресло. Его лихорадило нервным смехом.

Странник снова чесал в голове, бормоча: «Н-да, неудачно вышло».

– Все, разговор окончен. Копии видеозаписи наших переговоров я уже выслал тебе и в юридический архив. Деньги переведены, время пошло, – Росшепер стирал со лба пот. – Катись на все четыре стороны.

– У меня идея! – загорелся Странник, указывая на целую свору кораблей, ринувшихся с орбиты после выстрелов. – Еще раз! Удвоим ставки!

На мгновение старика снова начало мутить, но больше он не желал проходить через этот ад: «Никаких ставок! Все! Вали! Чтобы глаза мои тебя не видели!»

– Уверен?

– Уверен! Делай там свою инфостанцию или все что угодно. Мне плевать!

Росшепер не заметил, как остался один. Он пришел в себя, все еще не веря, что эти безумные торги закончились. Все эти отчаянные игроки, храбрецы и герои. Свалились вы на мою голову! Одно расстройство от вас. Хорошо – мрете вы быстро и с легким сердцем.

Он тяжело поднялся, переводя взгляд с комнаты на разгромленную посадочную площадку. Включил связь с секретаршей: «Сохраните в базе данные этого посетителя». Мы еще его отследим. Инкогнито хренов. Ладно, не помнит своего имени, так пускай хоть называется одинаково всегда.

«Простите, – ответили с той стороны, – но записей не осталось».

«Как не осталось?! Здесь везде камеры!»

«Можете проверить сами. Ни одной четкой картинки».

Как ему это удается?! Не важно. Только сейчас Росшепер понял, что у него восстановилось дыхание. Уже не важно. Он теперь в ловушке и не сможет смухлевать, даже если бы и захотел.

И только сейчас Росшепер заметил, что на посадочной площадке творится что-то странное. Он не сразу понял, что не так, а когда понял, не сразу решился сказать это себе, сначала для верности спросив у секретарши: «А почему там так много военных?»

«Вы же сами приказали вызвать больше людей. Мы использовали как транспортник одну из барж».

Росшепер издал неестественный звук, похожий на кашель, и тут его прорвало – он принялся хохотать. Не было никакой игры. Оба корабля были транспортными! Нужно было просто подумать, спокойно, взвешенно и не торопясь! Он же всегда умел остановиться и задуматься!

А теперь сам выкопал себе могилу! Он хохотал и хохотал, и этот смех будто поток, нес его мысли дальше. И эти размышления привели Росшепера к новой, совершенно удивительной идее, которая заставила его сменить смех с нервного на победоносный.

Этот парень, конечно, поразителен! Но он – лишь невероятный бегун на короткие дистанции. Он может предсказать бросок монетки или увидеть ложь, или вытворять еще какие-то свои фокусы. Но управление компанией – это уже не фокус. Это не битва, которую достаточно победить. Это образ жизни.

«Сделаешь мир лучше, конечно, – хохотал Росшепер. – Никчемный молокосос с амнезией и страстью лезть на рожон, но без малейшего представления о том, как устроен мир. Твои идеалы сожрут тебя, стоит тебе попытаться применить их на практике. Мне нет никакой необходимости вредить этой твоей инфостанции, она сама с удовольствием станет твоей могилой».

 

Во тьме

Тяжело загремев, клетка свалилась и, скрежеща, поехала по коридору. Кривые прутья задевали за углы других клеток. Грохотало и дергалось. Стонало. Выло из грязной глухой темноты. Еще дергалось и еще, а потом, высвободившись, тухло искрило и продолжало ползти под коричнево-желтыми лампами.

«Они не ведают, что творят. Незнание ослепляет их. Глупость развязывает их руки и сковывает их веки.

Я прощаю их».

Год 2422. День 164. Примерное время 15:25:08.5.

Агате тринадцать лет. Она впервые ловит влюбленный взгляд соседского мальчика. Она испытывает смешанные чувства, а вечером перепаивает домашнего робота, задавая особую программу укладки волос. Робот подводит к ее голове электроды и включает напряжение на пятнадцать секунд. Больше у Агаты никогда не вырастут волосы. Позже она поймет, что это был глупый поступок. Потом она станет умнее. Значительно умнее.

«Знания приносят выбор. Выбор приносит уверенность. Уверенность приносит силу. Сила приносит добро.

Они просто дети. Они не видят правды, и я не могу помочь им. Но я оставлю память о них».

Клетка с хлюпаньем въехала в лужу. Полузамерзшие нечистоты поднялись до бедер Агаты, но она даже не вздрогнула, повторяя мантру: «Они не ведают, что творят. Они не ведают, что творят». Из сложенных ладоней Агаты густыми комками вываливалась спекшаяся кровь.

Завизжал, включившись, громкоговоритель:

– Заключенный номер семь один три пять три Итен Флористер, вы обвиняетесь в нарушении планетарного кодекса в пунктах пять, шестнадцать, двадцать семь параграф семь. Незаконное изготовление электронной литературы, незаконное распространение, незаконное приобретение, незаконная продажа, угроза национальной безопасности.

Год 2424. День 8. Примерное время 9:07:11.2.

За завтраком Агата сообщает родителям, что больше они ее не увидят. Она дает им пять с половиной часов на то, чтобы проститься. Потом она уходит из дома на три минуты раньше своего графика.

«Да не убоюсь я опасности, смерти, позора, и да послужит десница моя светом правды не дрогнув. Недостижимые, вечные Знания Эха, молю вас, даруйте силу недостойной рабе вашей».

Блики ламп выхватили с обеих сторон грязные лица за прутьями. Замелькали обмотанные тряпьем руки, ритмично ударяя по металлу.

– Заключенный Флорестер. Вы проигнорировали предупреждение уполномоченных органов, оказали сопротивление сотрудникам отдела политической цензуры, убили инспектора, пытались скрыться в составе преступной группы, нанесли тяжелые раны троим сотрудникам полиции. Итен Флористер, верховный консул Чоу, рассмотрел ваше дело и вынес приговор: Смерть посредством плазменной декапитации без права апеллирования.

Год 2429. День 201. Примерное время 12:22:00.9.

Агата впервые прилетает на Эхо для прохождения церемонии посвящения в высший эшелон сотрудников инфостанции. Учитель открывает перед Агатой центральную арку. С этого момента – она одна из избранных. Паладин.

Клетка остановилась. Наверху зажегся запыленный монитор. На экране появилось изображение аккуратного молодого человека. Он прокашлялся и заговорил, надевая очки:

– Верховный консул Чоу Герман Савицкий. Пятый период две тысячи четыреста пятьдесят первого года. Три часа дня. Подтверждаю, что готов присутствовать во время приведения в действие приговора Итену Флорестеру.

Лампы осветили солдат в стороне от клетки. Они стояли, подняв плазменные винтовки, ждущие только сигнала.

– Заключенный Итен Флористер, – обратился Герман, – у вас есть что сказать напоследок?

Агата открыла глаза, подняла голову:

– Господин Савицкий. Вы обвиняетесь в нарушении основного принципа доступности информации на вверенной вам судьбой планете Чоу в созвездии Кемсан. Признаете ли вы за собой вину?

Герман заморгал, повернувшись куда-то в сторону.

– Постойте, это же не Итен Флористер, – в темноте вокруг засуетились. – Кто здесь ответственный? Как вы объясните пропажу из-за решетки опасного преступника? Что здесь творится?!

– Это невозможно! – Голос в темноте прозвучал пораженно. – Никто не мог выбраться! У нас никогда не было случаев побега! Человек просто не может покинуть камеру! Даже чисто теоретически!

– Ну так потрудитесь дать логическое объяснение! – Герман вскочил.

– Секунду! Сейчас! – возня с суетой усилились.

Агата терпеливо ждала. «Они совсем неплохие люди, но сознания их затуманены и примитивны», – думала она. Постепенно она поднималась на ноги. Поток крови из ладоней стал заметнее.

В темноте к кому-то, наконец, пришло понимание.

– Мистер Савицкий, мистер Савицкий! Флористер не покидал камеры!

– Как это не покидал?! Вы что, слепой?!

– Она… Она… боже…! Убейте ее! Она настоящее чудовище!

– Кончайте истерить! Солдаты, оружие наизготовку! Огонь по команде!

Лучи осветили спрессованную кубиками кучу костей в углу клетки.

«Пред ликом Первой Арки Эха обещаю, что сохраню память о вас».

– Она его сожрала!!!

Год 2429. День 153. Примерное время 18:01:63.9.

Учитель спрашивает у Агаты, готова ли она лишиться тени? Готова ли она в любой момент по первому требованию отдать свою арку любому посвященному? Готова ли она к тому, чтобы стать глазами центрального компьютера в тени Эха? Готова ли она к электронному взгляду, который пройдет через всю ее память?

Охранники почти что насильно вытащили Германа на крышу, где его ждал личный консульский флаер.

– Господин Савицкий, вы должны срочно укрыться в бункере! – убеждал глава охраны. – Дайте нам возможность скоординировать силы и остановить ее.

Герман внимательно посмотрел ему в глаза:

– Думаешь, вы действительно сможете остановить паладина Инфостанции?

Они знали друг друга с детства, поэтому тот задумался, и сказал:

– Мы могли бы обратиться к Совету.

Герман подошел к парапету.

«Наши арки соприкоснулись. Теперь мы связаны».

– Думаешь, ее остановит Совет? – сказал он, задумчиво смотря на горизонт.

– Господин Савицкий, просто послушайте меня! Садитесь во флаер! – начальник охраны попытался схватить его за плечо, но замер, услышав ответ.

– Она здесь.

Герман с Агатой смотрели прямо друг на друга. Девушка стояла в толпе. Ее силуэт плавно подрагивал, и казалось, будто она облита белым воском. В следующее мгновение силуэт пропал. В десятке метров шарахнулись в стороны люди – там посреди них возник точно такой же облитый воском гладкий отпечаток, провисел несколько секунд и пропал. Судя по всему, она уже зашла в здание.

– Что с ней? Какой-то камуфляж?

Герман не ответил. Он обернулся на охранников, замечая растерянность у них в глазах.

– Прикажи им убираться, – шепнул он главному.

– Что?

– Быстро. У вас мало времени.

– А как же вы?

– Я разберусь.

– Каким образом «разберешься»?

– Быстро, я сказал!

Герман остался один.

Последним уходил начальник. Исчезая, он обернулся, но Герман твердо дал понять, чтобы тот не задерживался.

В одиночестве Герман прошелся по крыше полукругом, прислушиваясь, и не представляя, о чем думать. Оружия у него с собой не было, да и все равно – стрелял он плохо.

«Передаю поправки к запросу по Савицкому: уровень тестостерона на семь пунктов выше ожидавшегося».

Герман вздрогнул – Агата возникла прямо в упор перед ним. С мгновение он завороженно смотрел на ее острый профиль, а потом протянул руку, попытавшись коснуться, но пальцы прошли сквозь видение, и в тот же момент его рвануло назад и с невероятной силой потащило к флаеру.

«Соответствие массы тела предполагаемому – точное. Огнестрельное оружие отсутствует, имплант. Гарнеров третьего поколения с местной прошивкой. Подаю запрос на взлом».

Германа затащило внутрь флаера и пришпилило к креслу. Он несколько раз рванулся. Спина будто прилипла к стенке. Флаер вздрогнул взлетая.

– Что тебе нужно? Куда ты меня тащишь? – спросил он, смотря, как белый изящный образ появляется то в одном месте, то в другом, замирая. Ответа не последовало.

«Перепроверка данных по Чоу: первая планета в системе Кемсан. Подверглась терраформированию и поддерживается в пригодном для жизни людей состоянии регулярными работами. Проверка бюджета».

– Слушай, ну хорошо, я понял, что убивать меня ты не собираешься. Давай просто поговорим? В конце концов, может, я…

В этот момент Агата снова оказалась рядом, и Герман, в мгновение среагировав, с размаху ударил кулаком ей в лицо. Он почувствовал, что попал, но не услышал в ответ ни звука.

«Подтверждение информацию по Савицкому: путешественник, чемпион квадранта по импульсному бою в прошлом. Предполагаются средние навыки чоу-чина. Более ранняя информация остается противоречивой».

Агата теперь возникала в двух шагах от Германа, откровенно изучая его взглядом. Ее силуэт резкими скачками смещался то влево, то вправо.

– Э-э…. извини, – паренек попытался замахать руками. – Ну, должен же я был попробовать. Без обид, хорошо? Идет? – и тут острой болью отдалось запястье, будто в него разом воткнули дюжину игл. – А-а! Ты чего?! Я же попросил прощения. Постой…

«Подтверждаю успешный взлом импланта Савицкого. Уточнение по запросу бюджетных статей Чоу: терраформирование – 73—81% валового национального дохода. Запрос по источникам финансирования».

Герман заметил, что флаер летит в сторону телецентра. Это было плохо. Очень-очень плохо.

– Послушай… э-э, я буду называть тебя паладином? Хорошо? Послушай, паладин, я тебя понимаю. Ты забралась в тюремную базу, вычитала там, что большинство задержанных были учеными, и теперь думаешь, что мы скрываем какие-то схемы биологического оружия массового поражения. Но я уверяю тебя – здесь ничего нет. Почти все силы мы вынуждены тратить на подержание атмосферы Чоу. Просто проверь завод. Ты сама увидишь, что там нет военных разработок. Мы мирная планета.

«Обработка сводки по источникам дохода: 17% – добыча минералов с других планет системы Кемсан. 78% – экспорт вихревой смеси. 5% – остальное. Запрос на вихревую смесь».

Флаер замер.

– Вихревая смесь, – услышал у себя над головой Герман.

– Ты-таки решила заговорить, – улыбнулся он. – Верно копнула, да, мы действительно ограничиваем все научные исследования, касающиеся ее…

И тут во флаер ударила ракета.

Год 2416. День 124. Примерное время 01:12:85.6.

Агате семь лет. Она тихо выбралась на балкон своей комнаты и теперь смотрит на ночное небо. Она наугад выбирает звезду, и робот-помощник показывает, какие у этой звезды планеты. Агата приближает вид на голограмме, пока не замечает человека, идущего по улице города на одной из планет. Она наблюдает за человеком, а потом просит робота отправить ему электронное письмо с текстом: «Я тебя вижу», и тут же выбирает новую звезду.

На Агату падает тень. «Я тоже», – произносит мягкий голос рядом.

Герман очнулся где-то под горой обломков. Тьма была кромешной.

Он попытался пошевелиться и тут же заорал от сдавившей бедро боли. Нащупал руками металлическую панель, по видимому, пробившую бок насквозь. Прислушался. Откуда-то сверху, приглушенные толщами, раздавались нестройные хлопки. Похоже, там был пожар. И тут что-то отчетливо зашевелилось совсем рядом.

– А, паладин, – Герман зашептал, не в силах говорить во весь голос. – Похоже, я теперь мало чем смогу тебе помочь. Если, конечно, ты не захочешь тащить меня на себе, – он сухо рассмеялся. – Знаешь, меня ведь не всегда звали этим именем. Когда-то, были совсем другие времена… – он не смог договорить, потому что непонятная сила сдавила горло.

«Я сохраню о тебе память».

Где-то далеко-далеко Герман услышал мерзкий протяжный хруст. Он еще не понял, что это Агата сломала ему шею. Он вдруг почувствовал, что гора обломков, прижимающая тело к земле, исчезла, и он, освободившийся, легко поднялся сквозь огни, сквозь металл и пластик, и увидел горящий остов разбитого флаера, увидел людей, много людей, узнал в них армию Чоу. Командир отряда выкрикивал команды, но Герман не слышал ни звука. Не услышал он и взрыва среди обломков, только заметил, как солдаты принялись отступать, и, уже ориентируясь по их взглядам, обратил внимание на облако пыли, в центре которого стояла Агата. В девушку тут же влетел толстенный металлический снаряд, но, не взорвавшись, он замер, будто уткнувшись в мягкую невидимую преграду в сантиметрах перед ней. Агату сдвинуло на полметра назад, но она не упала, а снаряд тяжело свалился на землю и откатился в сторону.

«Запрос на тактико-технические характеристики серийного мувера пятой модели, предположительно, экспортированного с Промоса».

Ее мысли отчетливо разнеслись в тишине, и Герман вдруг понял, почему он их слышит.

– Агата… – он с удивлением осознал, что знает ее имя. – Ты записала мою память на имплант, и он эмулирует работу моего мозга. Значит, получается, я… мертв?

Она, как всегда, не вступала в разговор, только механическим равномерным потоком шли мысли, запросы, вычисления. Как робот, Агата шла вперед. Рядом взрывались гранаты, ее прошивали лучи, создавая легкие завихрения и всплески на восковой поверхности одеяния, и никак не сказываясь на скорости движения. Первым делом Агата подошла к муверу, коснувшись его рукой, и белый воск от ладони устремился в отверстия между панелями. Не было ни взрыва, ни грохота. Мувер просто свалился, а Агата убрала руку и повернулась к отступающему отряду.

– Слушай, подожди! – Герман понял, что сейчас произойдет. – Не трогай их! В этом нет смысла! Они все равно не смогут причинить тебе вреда! Оставь их!

Но та продолжала идти вперед. Несколько солдат попытались улететь на флаере, но он сумел только чуть подняться над землей и тут же рухнул, а остальные даже не заводились. А Агата все шла.

– Послушай! Просто послушай! Я понимаю, что тебе нужно! Ты хочешь, чтобы на Чоу остановили цензуру и гонения на ученых. «Свобода информации», так? Это главная идея у вас там на инфостанции? Хочешь рассказать людям правду? Тогда слушай, я скажу тебе, в чем правда.

Агата продолжала наступать. Солдаты запаниковали. Они бросали оружие и технику, разбегаясь в разные стороны. Остался один командир, продолжающий стрелять в Агату, уже в одиночестве.

– Ты правильно поняла, что в центре проблем находится вихревая смесь, производство которой приносит нам две трети доходов, позволяя поддерживать планету в пригодном для жизни состоянии. Это производство чрезвычайно опасное, и мы теряем около сотни человек в месяц на фабриках, но у нас нет выбора, потому что если не жертвовать этой сотней – лишатся дома сотни миллионов. Мы вынуждены регулярно проводить жеребьевку среди жителей планеты, выбирая жертв.

Агата уже почти подошла вплотную к командиру, когда тот запустил триггер, и под ней взорвались мины. Это не помогло – девушка вдруг оказалась совершенно в другом месте, вне воронки, приближаясь, как и прежде. Командир попытался отступить к бункеру, но дверь заклинила, отказываясь принимать его пароль. По судорожным движениям было понятно, что больше идей у него нет.

– Прошлое правительство проводило жеребьевку не честно, продавая богатым людям возможность исключить себя и свои семьи из общих списков. Это, естественно, держалось втайне, и все, кто пытался до этой тайны добраться, уничтожались. Я вынужден был тоже продолжать эту практику, чтобы не провоцировать переворот. В любом случае, выкуп за исключение из списков позволял уменьшить необходимую долю производства вихревой смесии, соответственно, уменьшить жертвы почти на треть. Все, теперь ты знаешь правду! Тебе нужен телецентр, чтобы рассказать ее! Оставь в покое людей! Они не виноваты! Я был ответственным! Я тоже был исключен из этих списков. Ты должна ненавидеть меня, а не их!

Но Агата все так же наступала. Командир уже не пытался открыть дверь. Он стоял, прижавшись спиной к стене бункера. Сжав зубы, он приставил к виску пистолет.

Герман понял, что его объяснения не действуют. Он огляделся, благо имплант Агаты позволял смотреть далеко во все стороны, будто бы он действительно летал бестелесным духом. И тут заметил рядом пути антигравитационной трассы. Германа осенило:

– Поезд! Сейчас будет поезд! Смотри! Ты можешь быстро добраться до телецентра на нем! Только поторопись!

Агата остановилась, оглянувшись на трассу. Вдалеке показались огни электровоза, падающего вдоль трассы, используя цепочку антигравов, на мгновение включающихся под землей друг за другом. Командир с ужасом наблюдал, как покрывающий Агату воск запузырился, пошел дымом… и она исчезла.

Год 2428. День 232. Примерное время 13:17:03.3.

«Все, что ты знаешь, – это твоя первая арка», – рассказывает учитель. – «Все, что ты не знаешь, – это тень, за границами первой арки. Все, кого ты знаешь, касаются твоей арки. Все, что знают они, – это твоя вторая арка. Всего арок девять. Первые четыре твоих арки включают в себя все знания на планете. Первые семь арок – подавляющее большинство информации в Целистике. Восьмая и девятая арки – скрыты в тени мира. Твое призвание в том, чтобы осветить эту тень».

Агата уверенно шла по опустевшим помещениям телецентра. Ей стоило один раз взглянуть на план здания, и она уже не забывала его, а там, где своих способностей не хватало, она направляла запросы в центральный компьютер Эха, вмещающий в себя знания всей инфостанции. Для того чтобы запустить передачу по центральным каналам всей планеты, ей не требовалась команда ассистентов, механиков и операторов. Вместо них работали маленькие программируемые хэнджеры, как мухи, роящиеся вокруг. Снаружи раздавались сирены. Армия пока что не успела вмешаться, но полиция уже оцепила здание. Все это не имело значения – работа была почти закончена. Оставалось записать передачу, и Агату бы почти моментально унес автоматический флаер.

Она не стремилась выходить в прямой эфир, вполне довольствуясь записью, так что запустила камеры и принялась размеренно наговаривать, обвиняя руководство планеты в преступной цензуре и нарушении прав информации.

– Тебе достаточно привести в доказательство секретные директивы прошлого президента по поводу вихревой смеси. У меня есть коды для базы с ними в импланте, который ты взломала, – подсказывал Герман.

Но Агата вдруг заговорила не о коррупции.

«Вихревая смесь, – сказала она, – производится из растений. Это вы все знаете. Что скрывало от вас правительство, так это то, что в производстве могут участвовать только люди с четвертой отрицательной группой крови. Вы думали, что все на равных готовы жертвовать своей жизнью за существование планеты. Это не так. За ваше существование платит своими жизнями десятая часть населения. До сих пор все ученые, которые пытались докопаться до правды, были убиты вашим правительством. Но теперь вы знаете».

Герман понял, что она не попалась на его хитрость и разобралась, в чем дело.

– Постой! Агата, послушай, пожалуйста! – закричал он. – Если ты отправишь это сообщение, то люди с отрицательной группой крови просто покинут планету, отказавшись участвовать в такой жеребьевке. И тогда все население будет обречено! У нас нет другого способа, дающего достаточные деньги для поддержки планеты в пригодном для жизни состоянии. В лучшем случае начнется гражданская война. В худшем – мы просто вымрем! Ты этого хочешь?!

«Информация должна быть свободна», – впервые Агата ответила Герману, а потом отключила от своего импланта его память.

Агата отправила запись в эфир и прошла к балкону, где уже собирался из частей скрытый камуфляжем флаер. Перед тем как улететь, она окинула взглядом город.

Скоро этого города не станет, и копошащиеся внизу люди столкнутся в борьбе за выживание. Они просто не понимают, мелкие, эгоистичные, отчаянно закрывающиеся от правды в тени Эха. Агата прощала их.

Память о них будет сохранена.

 

Большая Игра

Сэдрик Клиф очень хорошо помнил, как три года назад, впервые увидел систему Эхо. Шел 2389, и уже тогда он много читал о ней, и даже просмотрел пару виртуальных экскурсий, но вживую все оказалось значительно более впечатляющим.

Он приблизился к системе на массивном пассажирском лайнере, но скоро его попросили пересесть на маленький студенческий флаер инфостанции. Внутри он встретил Учителя.

– Здравствуй Сэдрик, – сказал Учитель. – С этого дня я твой Учитель.

– А чему мы будете меня обучать? – спросил Сэдрик.

– Чему обучает учитель математики? Математике. Учитель физики – обучает физике. А я просто Учитель. Как ты сам думаешь, чему я буду тебя обучать?

– Не знаю.

– Возможно, никогда и не узнаешь.

Учитель развернулся к пульту управления, давая понять, что он объяснил достаточно. Он включил голограмму вида за бортом, и Сэдрику стало казаться, будто они вдвоем стоят прямо в открытом космосе. На мгновение у него закружилась голова, но он быстро справился.

Флаер подлетал к третьему астероидному кольцу, окружающему звезду Эхо. Сэдрик пригляделся к астероиду, на который они направлялись, и тут с удивлением понял, что это гигантское тысячеэтажное здание, висящее прямо в космосе. Мрачные каменные горгульи восседали на углах крыши, ровные углы и плоские арки создавали сюрреалистическое ощущение.

– Это… это и есть инфостанция Эха? – спросил он, замирая дыхание.

– Не-а, это просто третий корпус философского факультета.

Флаер пролетал по тоннелю сквозь здание, и Сэдрик увидел, что внутри расположен целый город. Кафе, магазины, он даже заметил стадион для слайдербола.

– А где все люди? Почему никого нет?

– Занятия идут вовсю. А прогульщиков у нас принято расстреливать на месте, – Учитель подмигнул Сэдрику. – Шучу-шучу, – потом наклонился к нему, сделал страшные глаза и прошептал едва-едва слышано одними губами: Не шучу.

Флаер продолжал лететь между корпусами. В системе Эхо не было планет, только астероидные кольца, которые только когда-то через миллионы лет должны сформироваться в планеты. Инфостанция использовала астероиды, как корпуса, общежития, зоны отдыха, экспериментальные и исследовательские площадки. Сложно было поверить, что все это возникло несчастные пятнадцать лет назад.

Флаер все летел и летел под потоками капсул спешащих на занятия студентов, между корпусами и скоплениями кораблей. Сэдрик даже заметил, что некоторые перестреливались друг с другом (он надеялся, что не боевыми зарядами). Эхо бурлило жизнью – странной, загадочной, притягательной, и Сэдрик не мог поверить, что вскоре он сам станет частью всего этого великолепия. Ему хотелось мечтать о том, что однажды он проникнет в секрет этого механизма, займет в нем внушительное место, может, даже станет управляющим одного из корпусов. Почему бы и нет?

Он не заметил, как подлетели к главному корпусу. Флаер прошел через искусственный облачный покров, изнутри выглядящий, как синее небо, и сел на зеленую лужайку перед тяжелыми металлическими воротами.

Последнее, что Сэдрик помнил о том дне, – был добрый взгляд привратника. Было в этом взгляде что-то приглашающее и умное, будто бы они были уже много-много лет знакомы.

В тот первый день казалось, что мечты Сэдрика – почти недостижимы. И это «почти» было настолько невесомым и крохотным, что, казалось, не существовало вовсе. Через три года все уже было совсем по-другому, потому что через три года Сэдрик Клиф показывал третьи лучшие результаты по высшей математике во всем Эхе (по поводу первых двух мест ходили слухи, что это биороботы инфостанции тестируют себя – во всяком случае, на занятиях их не видели). Уже в первый год Сэдрику в нарушение всех правил поменяли поток, перекинув на престижный факультет межпланетной политики. Говорили, что даже некоторых преподавателей замечали консультирующихся с блестящим студентом, но Клиф все отрицал. Всем было очевидно, что экзамены не станут для него проблемой, и по окончании за Сэдрика будут бороться как минимум пятеро членов Совета, пытаясь привлечь его «консультантом с большой перспективой». В кулуарах в шутку предполагали, что Клифу так легко все дается, потому что он уже проживал свою жизнь раз этак десять, и заранее выучил все повороты. Некоторые даже предполагали, что ему «подыгрывает» центральный компьютер Эха, приводя в доказательство тот факт (во всяком случае, они называли этот «фактом»), что Сэдрику никогда не приходилось ждать лифтов и капсул.

Семестр скоро должен был закончиться, и Сэдрик сформировал команду для написания курсовой, обсуждая, какой астероид им больше подойдет для экспериментов, какую атмосферу там сформировать и какое оборудование заказать. Впрочем, обсуждение быстро ушло от учебы в значительно более… хм… энергичную сторону.

– Как тебе эта вот? – один из товарищей указал на группку студенток с другой стороны двора. Он не конкретизировал, кого имеет в виду, но пояснения и не требовались.

В той группе стояла Ванесса Ван-Тауэр. Дочь богатейшего юфусианского барона, наследница немыслимого состояния, круглая отличница и, по выражению даже самых наглых приставал, «та еще стерва». Папочка забирал любимую доченьку из школы, прилетая на целом боевом линкоре, и готов был по первому взмаху ее ресниц не только оторвать яйца любому обидчику, но и устроить войну их народу, объявив генетически несовершенной нацией.

К тому же, кодекс юфусианской монархии предсказывал ее неминуемую помолвку со старшим принцем Балива сразу по окончании учебы. На языке студентов это все описывалось куцым, но от того не менее внушительным словосочетанием: «двенадцать балов!»

– Ну чо, слабо ее закадрить?

Обычно Сэдрик на «слабо» не велся, но сейчас вдруг улыбнулся: «Дайте мне пять минут». Бросив короткий взгляд на свои потрепанные кроссовки, он направился к девушкам.

Разговор стих еще задолго до того, как Сэдрик приблизился. Сложно было найти человека во всем Эхе, не знавшего про него. Те из студенток, у которых были длиннее ноги и светлее волосы, – просто выжидали развития событий, другие – уже по походке Сэдрика поняли, что сейчас их ждет настоящий концерт. Ванесса? О, она прочитала все, что требовалось, даже не видя Сэдрика, по одним глазам смотрящих на него подружек. Теперь уже на паренька смотрели все, а он просто стоял и скалился, равномерно переводя взгляд с одной на другую. Ванесса не стремилась как-то выступать, отлично понимая, что ее положение очевидно и без лишних слов.

Тем временем тишина затягивалась.

– Чего тебе, Клиф? – выступила одна из девочек. – Кому-то решил в любви признаться? Давай, не стесняйся, мы не кусаемся.

А Сэдрик все молчал, не меняя выражения. Несколько студенток переглянулись, одна начала рыться в сумочке, другая захотела что-то еще сказать, но не успела – в помещении врубилась сирена. Лампы окрасились рыжим, учащиеся замотали головами. Посередине двора возникло предупреждение: «Просим всех соблюдать спокойствие! В помещении факультета межпланетной политики зарегистрировано нарушение условий содержания экспериментальных веществ. Просим учащихся пройти к запасному выходу и дожидаться медицинского флаера для прохождения карантина».

Ко двору начали подлетать капсулы с техническими роботами. Сэдрик потянул Ванессе руку, ладонью вверх, не обращая внимания на взгляды окружающих. Девочке вдруг стало нестерпимо смешно – это было что-то новенькое, и тут она заметила пустые глаза паренька. Его взгляд гипнотизировал – холодный, не мигающий, без намека на шутку. Сама не заметив, Ванесса протянула руку, коснувшись пальцев паренька. А позади показались роботы, оттесняя студентов. Девушка оглянулась и попыталась уйти с дороги, но поняла, что не может сдвинуться. Сэдрик вдруг вцепился в ее руку с невероятной силой.

«Ты сдурел?!» – закричала было она, но тот жестом показал, чтобы не шумела. Только тут она поняла, что роботы прошли мимо, не заметив их двоих. Все еще молча, Сэдрик потащил Ванессу к капсулам, ударом сломал пульт управления, вытащил небольшое устройство, подсоединил его, толкнул девушку в одну капсулу, уселся в соседнюю и нажал на пуск.

Капсулы использовались в Эхе для быстрого перемещения между астероидами. Они выглядели, как одноместные пластиковые пузыри с креслами, и летали, как пинбольные шарики между остановками, представляющими собой элементарные вакуумные трубки с отведенной гравитацией. Достаточно было рассчитать безопасную траекторию капсулы и ударить по ней (используя антиграв, чтобы сделать перегрузку незаметной для пассажира) – и далее, не задерживаемая ни сопротивлением воздуха, ни гравитацией, капсула летела до следующей вакуумной трубки, не останавливаясь, на скорости, близкой к сверхсветовой. Некоторые маршруты требовали нескольких «ударов», и капсула успевала за секунду посетить десятки разных астероидов, пока не оказывалась в конечной точке. Скорости были настолько высоки, что другие корабли даже не предупреждались о пролетающих мимо капсулах.

– И куда ты меня тащишь? – проворчала Ванесса, рассматривая, не осталось ли следа на запястье. И тут она увидела, что вышел из строя ее имплант. Это стало последней каплей. – Блин, Клиф! Мой компьютер стоит в сто раз дороже, чем твоя жизнь! Слушай, это переходит уже все границы! Что ты задумал?!

Капсулы летели рядом, соприкасаясь стенками, с такой скоростью, что взгляд не успевал заметить «выстрелы» и «посадки», а звук, передающийся через стенки, раздавался глухо и непривычно. Сэдрик дождался, пока девочка замолкнет, и выждав паузу, вытащил стопку листков с какими-то графиками, продемонстрировал их Ванессе и заговорил:

– Ванесса, внимательно посмотри на распечатки. Это сканы твоей мозговой активности за последний семестр.

– Откуда они у тебя?

– Ты сама проходишь ежедневные сканирования перед сном…

– Не строй из себя идиота! – перебила она. – Я отлично знаю, что я делаю. Откуда у тебя результаты?! Что ты еще успел взломать?!

– Это не важно. Смотри внимательно, по идее, сканирование предназначено для корректировки индивидуальных программ обучения. Но вот здесь, – он принялся развешивать в невесомости другие листки, – это мои сканы. А вот результаты твоих друзей. А вот результаты соседнего потока. Видишь? В твоем случае совершенно другая область мозга используется для сканирования!

– И? К чему ты ведешь, Клиф?

– Не строй из себя идиотку, – Сэдрик не упустил случая парировать. – Все отлично знают, что инфостанция – это шпионская и политическая организация, действующая под прикрытием учебных заведений.

– То есть ты думаешь, что они вытаскивают из моего мозга какую-то стратегическую информацию о Юфусе?

– Да.

– Чушь! Все знают, что для скачивания воспоминаний нужно согласие человека. Максимум можно попытаться эмулировать его мозг, но даже тогда придется как-то убедить его, и этот метод ненадежен.

– Уверена, что они не нашли другого способа?

– Ну, если нашли, то я им не завидую.

– Ванесса, подумай. Это инфостанция. Добыча и скрытие информации – это их конек. Ты не сможешь ничего узнать в открытую, и никто тебе не поможет.

– Ну да, конечно, никто, кроме тебя, так ведь, Клиф?

– Да.

– Хорошо… Хорошо-хорошо, – она вздохнула, закинув руки за голову. – Рассказывай, что задумал.

– Сейчас нас крутит по кольцу, но через пять минут высадит в центральном корпусе. Здесь нас не могут засечь – я уничтожил всю электронику в капсулах. После – у нас будет максимум полчаса. Им придется сначала найти виновного в саботаже. На меня они выйдут быстро, но опросив свидетелей, решат, что я все устроил, чтобы произвести на тебя впечатление.

– Ну да, а у тебя какие-то другие мотивы? – усмехнулась Ванесса.

– Ты до сих пор слышала хоть один комплимент? – холодно ответил вопросом на вопрос Сэдрик.

– Ну-ну, заливай тут мне, – девочка продолжила наступать. – Ладно, предположим, что действительно жуткие шпионы инфостанции выкачивают из меня секреты Юфуса. Тебе-то какое дело? А? – она смотрела победоносно.

– А ты не понимаешь? – Сэдрик довольно оскалился, точно, как тогда, когда только подходил. – Это же чертовски интересно! Настоящий заговор! Неужели тебе не любопытно, что за этим всем скрывается?! Признайся сама!

Ванесса отстранилась.

– Врешь, – пробурчала она без уверенности в голосе.

– Ты просто не представляешь, о чем говоришь, – оскал Сэдрика расширился. – Но скоро поймешь!

Ванесса действительно скоро поняла. И, вот честно, она бы с удовольствием вернула это понимание назад, удалила у себя из памяти и вернулась к старому доброму посещению лекций.

Понимание того, что все вокруг – это не шутка и не очередной (хотя и занятный, да) способ подкатить к «юфусианской принцессе» пришло к ней в тот момент, когда ее Учитель свалился на пол с проломленной головой и под ним начала растекаться отвратительная бардовая лужа. А позади него стоял Сэдрик, сжимая в руках стул.

Ванесса даже не закричала, она почувствовала, будто бы ей ударили под дых, и лишь зашептала, ощущая у себя в голосе неожиданную хрипоту: «Нам конец. Нам конец».

Нападение на учителя! Им конец. Какой бы не был мотив. Конец. Все. Трупы. Ее, конечно, еще спасет отец, но о счастливом будущем можно забыть навсегда. В лучшем случае – заточение где-то в дальней провинции Юфуса замужем за особо отличившимся чиновником из затворников по натуре.

– Жить будет, – сообщил Сэдрик, проверив пульс.

– Жить… будет? – шепотом прохрипела девочка, и тут ее прорвало: Говнюк!!! Убийца!!! Козел!!! Сумасшедший!!! Ты… ты… – она заплакала, опустившись на кресло. – Неужели это было так сложно? Просто не нарываться, и все. Это все, что от меня требовалось. Не набрасываться на людей, не есть мусор, не принимать наркотики, не жечь дома, не угонять флаеры, не грабить банки. Ведь как-то же живут люди без всего этого.

Сэдрик тем временем рассуждал, обыскивая тело:

– Все равно мы не могли его допросить. Уверен, здесь все сотрудники связаны с центральным компьютером. Хорошо, ты его отвлекла. Поначалу сойдет за несчастный случай. Поскользнулся, задел за что-то… а потом будет поздно. Так… ага, – он вытащил ключ-карту и продемонстрировал девочке. – Ну как? Готова узнать, что они там от нас скрывают?

Ванесса, не глядя, поднялась, вытерла слезы и вдруг резко ударила, целя Сэдрику куда-то между ног, но тот за мгновение отступил, незаметным скользящим движением. Разозлившись, она попыталась накинуться с кулаками, но теперь Клиф так же плавно и гибко сместился в сторону.

– Ничего себе, ты скачешь, для никчемного задрота, – ее ярость растворилась в удивлении.

– Я еще пиццу умею готовить, – улыбнулся Сэдрик. – Ну, так…? – он потряс карточкой.

Ванесса глубоко-глубоко вздохнула.

– Просто невероятно! И как нас еще не поймали?

Они стояли перед монументальным и совершенно пустым коридором, ведущим в глубины центрального корпуса.

«Добро – это Свет Эха» гласила надпись под статуей, изображающей человека, напоминающего кого-то давно знакомого, и одновременно – не напоминающей никого. Подписи под цитатой не стояло, но было понятно, что статуя изображает Странника.

– Потому что я весь прошлый год изучал местные охранные механизмы под видом курсовой. Я знаю, как работает эта система лучше, чем они сами. Настоящую курсовую пришлось придумать в последний момент.

Они шли вглубь, осматривая ряды одинаковых дверей.

– Так вот почему у тебя тогда были хуже оценки.

– Ты следила за моими оценками?

– Да, все это знали, – Ванесса покраснела. – Ты ж «звездный мальчик», нашелся тут.

– Угу. «Юфусианская принцесса».

На стенах периодически встречались надписи. «Человек – лишь песчинка в Арке». «Никому не дано постичь второй Арки, лишь Свет Эха простирается вне ее». «Только истинный столп света достоин держать на своих плечах человечество».

Сэдрик заглянул в полупрозрачное окошко одной из дверей.

– Там человек… мужчина. Похоже, медитирует.

– «Джессика Винстер», – шепотом прочитала Ванесса надпись над этой дверью.

– Джесс… она умерла год назад.

– Кто она?

– Она была основателем отделения инфостанции на Промосе.

– Что все это значит?

– Тихо!

Они продолжали идти, пока коридор не закончился глухой стеной. Последняя дверь перед стеной была раскрыта нараспашку. Они встали перед дверью, глядя на пустую комнату внутри. Надписи над дверью не было.

– Похоже, какая-то ловушка.

– Я зайду, проверю. Стой здесь, – приказал Сэдрик.

– Еще чего! Я здесь одна не останусь! – засопротивлялась Ванесса.

– Боишься? – ухмыльнулся паренек.

– А вот и да! Боюсь! – она схватилась за его руку. – Кретин! Давай, заткнись и иди!

Внутри не было вообще ничего. Пустые чуть утепленные стены, мягкий свет… и все? Не совсем – они заметили еще один проход, ведущий в другую комнатку с электронной панелью на стене. На панели высветился список фамилий.

– О! Этого я знаю – он представлял инфостанцию у нас на Юфусе… и тоже умер. И… вон Лика Лоу… и снова Джессика Винстер… что это все значит?

– Это все известные люди в инфостанции. «Столпы», – пробормотал Сэдрик.

И тут до обоих долетели голоса. Судя по звукам, в коридор вбежала целая толпа народа. Они бежали быстро. Среди их криков отчетливо выделялось слово «Клиф!»

Ванесса прижалась с Сэдрику: «Сделай что-нибудь! Ты же здесь чертов гений!!! Давай!»

Но он только водил пальцем по экрану. Тогда Ванесса ткнула в одну из фамилий. Ничего не произошло. Звуки из коридора приближались.

– Слушай, я возьму всю вину на себя, – затараторил Сэдрик.

– Естественно, ты возьмешь! – Ванесса почему-то поправила прическу. – Ладно, я выйду и сдамся. Хорошего понемногу.

Она вышла в коридор и тут же нырнула назад в пустую комнату с криком: «Они стреляют!!! Клиф!!! Сделай что-нибудь!»

Действительно через коридор летели боевые заряды. Один из них выбил кусок косяка.

Сэдрик стоял у экрана, судорожно скроля в стороны. Наконец он заметил кнопку «Пустить процесс», судя по всему, появившуюся снизу списка после того, как Ванесса нажала на фамилию. Сэдрик посмотрел, кого она выбрала. Этого человека он знал – Дик Греко, непревзойденный боец прошлого, один из лучших спецназовцев сайфо-уаджийской войны.

Оставались считанные секунды. Кнопка призывно мигала красным. Сэдрик понял, что он стоит в управляющем помещении, а сам процесс запустится в соседней комнате, где металась Ванесса.

«Предупреждение – процесс чрезвычайно опасен и может быть необратим. Ни в коем случае не пользоваться без предварительной калибровки» – прочел он снизу мелкими буквами.

Истекали последние секунды. Сэдрик скрипнул зубами и нажал «отмена». В соседней комнате закричала девушка, и тут же выстрел лишил паренька сознания.

Сэдрик вместе с Учителем сидели на лужайке перед главным корпусом. Искусственная трава приятно покалывала ладони. Искусственное солнце чуть-чуть грело через мохнатые искусственные облака. Привратник невдалеке размеренными движениями выметал искусственные листья.

– Жаль, что так вышло, – мягко сказал Учитель. – Очень жаль. Я надеялся, что однажды ты станешь великим человеком, Сэдрик. У тебя были все задатки. Но то, что ты сделал… прости, у меня просто нет другого выбора…

– Вы разве не рассмотрели доказательства, что я предоставил?

– Все рассмотрено. Ты действительно проявил героизм и позволил нам избавиться от нескольких прискорбных недоработок. И ты представить не можешь, сколько мы сил потратили на то, чтобы успокоить этих Ван-Тауэров. Можешь не беспокоиться, если бы оставалась хоть какая-то опасность для студентов, у нас здесь все было бы забросано ядерными ракетами.

– И тем не менее…

– И тем не менее у меня нет другого выбора, Сэдрик. Прости, но ты отчислен, без права когда-либо еще посещать Эхо.

– Разрешите быть откровенным, Учитель.

– Не разрешаю, – улыбнулся тот. – Ну, что там у тебя, «звездный мальчик»?

– Я полагаю, что ваше разочарование связано не с тем, что я взломал системы и напал на преподавателя.

– А с чем же еще? – Учитель продолжал мягко улыбаться.

– С тем, что я отказался записать в голову студентки Ван-Тауэр личность Дика Греко. Вы разочарованы тем, что я отказался изменить ее личность ради того, чтобы спасти себя и узнать, что скрывается в этом коридоре.

– Это что, по-твоему, получается, что здесь собрались садисты, издевающиеся над студентами?

– Нет, – Сэдрик встал, и Учитель встал вместе с ним. – Это получается, что я не прошел тест на посвящение в скрытую часть инфостанции. Вы ведь этому пытались меня научить, так ведь, Учитель? Что жажда информации, стремление к истине – они стоят того, чтобы жертвовать другими людьми?

– Ты прав, – улыбка Учителя стала грустной. – Но я не справился. Прости меня, Сэдрик, – он протянул руку. – Ты можешь идти. Не бойся, думай о нас как о друзьях. Прощай.

Паренек демонстративно не стал пожимать руку.

– Это неправильно, Учитель! Неправильно! Вы понимаете это? Понимаете, что вы неправы? У всего есть пределы! Нельзя жертвовать людьми ради идеи!

Учитель грустно покачал головой и направился назад внутрь главного корпуса, а Сэдрик за его спиной продолжал повторять: «Это неправильно! Неправильно! Просто неправильно! Вы должны понять! Просто…. Просто должны понять!» Его голос ломался и дергался.

Сэдрика душили слезы. Опустив голову, он поплелся по газону в сторону капсулы.

Привратник провожал паренька добрым взглядом, будто старого друга.

«Прощайте, Странник», – сказал он.

 

Фантом

Закрыв глаза, Леджер приложил руку к дверным створкам. Несмотря на герметичность помещения, через сам металл дверей, через кости руки и черепа он услышал рокот толпы. Будто ворвался в голову шум морских волн, где-то далеко-далеко бьющих о скалы. Этот шум сотрясал Леджера, пугал и одновременно восхищал. Внутри у него боролись друг с другом противоположные желания. Одно призывало сбежать, а другое – нырнуть с головой, пропустить рокот через себя и раствориться в нем.

Начиналось. Двери раскрылись, и Леджера ослепило какофонией звука и света. Он поднял над головой кулаки и пошел вперед, а откуда-то из пространства оглушительно вещало: «Дамы и господа, в красном углу ринга – Ле-е-екс Джордан, известный как Леджер! Непобедимый, несокрушимый, неостановимый, неуправляемый! Семьдесят шесть боев! Семьдесят пять побед! Одна техническая ничья! Семьдесят три нокаута! Чемпион в супертяжелом весе по версии WIBAL. Чемпион в боях с неограниченной мощностью импульса по версии IBJ. Обладатель четырнадцати мировых рекордов. Ястреб Ламара, олицетворяющий мощь и силу нации! Этот бой он посвящает великому бойцу прошлого – Дику Греко, который ровно сто пятьдесят лет назад основал Всемирную Лигу Импульсных Боевых Искусств».

Леджер шел, оставляя за своими кулаками белые инверсионные следы от работающих на малой мощности импульсных кастетов. Он приблизился к рингу, едва-едва скользя слайдерами, приподнялся и мягко приземлился в свой угол.

Толпа чуть стихла, а лучи света метнулись куда-то в противоположную часть зала.

«В синем углу ринга – Э-э-эшли Эдвандсон! Пять боев! Три победы! Одна ничья! Одно поражение! Чемпион Балива в супертяжелом весе!»

Толпа стихла, только где-то рядом с синим углом ринга раздавались редкие выкрики. Приблизившись, Эшли подкинул себя мощным слайдом, закружился в воздухе, раскручиваясь легкими импульсами, и оставляя замысловатые петли цветастых инверсионных следов. В верхней точке прыжка он вдруг, отдельным импульсом, спикировал вниз, будто затягивая узел галстука. Он красиво приземлился на одно колено, тут же встал, в полной тишине, и выкрикнул: «Ну что, слабаки?! Давайте мне этого вашего чемпиона!» Вокруг бойцов замигали, включаясь, световые барьеры, заглушая недовольство толпы.

– Что скажешь, Джим? Знатная парочка подобралась?

– Честно, даже не знаю, что сказать.

– Объясни нашим зрителям, зачем вообще Леджер связался с этим… как его… Эдвардсоном?

– Эдвандсоном. Обычная история на самом деле. Леджеру оставалось десять дней, чтобы побить рекорд Целистики по нокаутам в первом раунде. Ему и так было нелегко найти противника последние полтора года, сам знаешь, две тысячи четыреста восьмой вышел неважным на сильных бойцов, а за такой короткий срок нашелся один Дрю.

– Но Дрю получил травму, так?

– Да. Нужно было срочно искать замену. Вот и пришлось соглашаться на бой с этим баливцем.

– Джим, то есть ты думаешь, это будет избиение младенца?

– Я бы не стал загадывать. Импульсный бой – очень непредсказуемый спорт. Мы не раз видели и не таких темных лошадок. Уверен, Леджер лучше нас всех понимает, что не стоит недооценивать противника. В третьем году это чуть не стоило ему титула, так что он едва дотянул до технической ничьей. Да и Эдвандсона я бы тоже не стал называть «младенцем».

– Слышал, что произошло в конце его прошлого боя?

– Конечно. Он не рассчитал удар кастетом и убил прошлого чемпиона Балива. Смерть на ринге сейчас не редкость, особенно когда сняты ограничения с силы импульса. Экспертиза объявила, что в механизме случился скачек энергии, но…

– Джим, то есть ты хочешь сказать, что такого соперника стоит опасаться?

– Естественно.

Между тем голограммный судья закончил зачитывать правила и пригласил соперников на центр ринга поприветствовать друг друга. Оба бойца встали, сделали несколько шагов к центру и тут же исчезли, вдруг оказавшись в противоположных углах. Голограмму судьи развеяло в стороны от их движений, экраны показывали замедленный повтор, а зрители оценивали инверсионные следы, позволяющие проследить движения.

– Какой грязный прием!

– Действительно, баливец попытался воспользоваться приветствием, чтобы атаковать, но Леджер был начеку, он аккуратно ушел четвертьскольжением.

Зрители кричали оскорбления, о барьеры разбилось несколько предметов. Поспешно пробил гонг.

– Ситуация накаляется!

Теперь бойцы мелькали то тут, то там. Инверсионные следы переплетались кольцами, иногда резко взмывая вверх, и тут же пикируя вниз.

– Что скажешь, Джим? Леджер не торопится.

– Они кружат. Баливец пытается спровоцировать чемпиона, но неудачно.

– У него немного времени, если хочет побить прошлый рекорд.

– Три минуты до конца раунда.

В углу громыхнуло. На поверхности ринга остался четкий обугленный отпечаток, а бойцы продолжили мелькать.

– Сорвался баливец.

– Ага. Вломил на полной мощности.

– А Леджер вообще собирается начинать драться, Джим? Меньше минуты осталось.

– Давно начал. Смотри на счетчик. Компьютер насчитал более пятидесяти попаданий в Эдвандсона. Чемпион знаменит своими легкими изводящими ударами. Даже самые толстокожие бойцы под таким градом выходят из себя, а этот вообще… о, пошел.

Действительно, ритм сменился. Теперь Эшли Эдвандсон наступал, а Леджер отскакивал невесомыми порхающими скольжениями, и все набирался счетчик попаданий. Баливец взревел, его импульсные кастеты накалились. Он бросался вперед и тут же отлетал назад, будто прикоснувшись к крылу бабочки, вдруг оказавшемуся бетонной стеной. Не успев даже отлететь толком, он останавливал падение и снова рвался вперед, и снова отлетал. Бойцы оторвались от земли и приподнялись. Кастеты и слайдеры баливца задымились, и из-за дыма уже было не разобрать, что происходит, только механизм все отсчитывал и отсчитывал попадания, в то время как на стороне претендента оставался ноль. Наконец один из слайдеров Эдвандсона взорвался, и владелец рухнул на землю. Он выл от боли и катался по полу, пока рядом мягко не приземлился чемпион.

– Десять секунд.

Но чемпион не торопился, давая возможность противнику сдаться. Тот, не переставая выть, демонстративно сплюнул. Громогласно отсчитывались секунды. Яростно скандировала толпа, требуя крови. Леджер не сводил взгляда с импульсных кастетов врага. Они были на взводе, но еще не утратили мощи. Леджер закружил, готовясь к финальному удару, поймал момент, и тут… его кастет не сработал. Отступать было нельзя – прогремит гонг и прощай рекорды. Леджер все приближался, рассчитывая вырубить баливца просто ударом кулака и надеясь на ловкость в случае встречной атаки. Он увидел, как Эдвандсон оскалился, зарычал, и в унисон с рыком затрещали, прожигая до кости, его кастеты. Леджер приготовился обойти атаку, но тут понял, что его слайдеры тоже почему-то не реагируют на команды.

Алисия Найтвиш закрыла глаза руками. Она еще слышала, как из динамиков доносилось «Две поломки одновременно?!» – «Боже!!!» – «Кто-нибудь, вызовите скорую!!!»

– Выключить запись, – прошептала она, оставшись в пустой комнате. Она сидела так долго, закручивая пальцами кончики волос, иногда вдруг начиная гневно сопеть, потом скорбно вздыхая и снова углубляясь в мысли. Очнулась от размышлений она только тогда, когда за окном начало светать. Алисия вздрогнула, посмотрела в зеркало и прошла в соседнюю комнату, где спал ее муж – Аллен Найтвиш.

Она аккуратно присела на уголок кровати, и Аллен сразу проснулся, потянулся, пробормотал: «Милая!»

– Ал, нам нужно поговорить, – сказала она.

Он принялся тереть глаза, зная, что «Алом» она его зовет только в состоянии глубокого недовольства. Выяснять отношения поутру Аллену не хотелось.

– С добрым утром! – сказал он, сделав вид, что не заметил.

Он сел, мягко обнял жену и, зарывшись носом в ее длинные волосы, провел щекой. Алисия сидела безвольно, не сопротивлялась.

– Я посмотрела запись поединка, – сказала она бесцветным голосом.

Аллен что-то невнятно проворчал. Он с хрустом потянулся, сел рядом с женой и легко пересадил ее себе на колени.

– Хорошо. Что ты хотела обсудить?

– Я хотела сказать… – она смотрела в пол, – то, что ты делаешь… это неправильно, Ал.

– Я просто пытаюсь не допустить беспорядков, милая, – он гладил по волосам, осторожно поворачивая к себе ее лицо, чтобы смотреть в глаза. – Ты же сама видела. Эти баливцы перешли черту. Смерть Леджера стала последней каплей.

– Нельзя вводить санкции против целой планеты из-за одного человека! – она высвободилась и принялась расхаживать по комнате.

– Я понимаю, но люди требуют…

– Ты хотел сказать «ламаряне требуют»?

– Естественно, ламаряне. В конце концов, это моя работа – представлять в Совете мнение ламарян.

– Даже когда их мнение неверное?

– Милая, – Аллен встал и попытался ее поймать. – Они всего лишь требуют справедливости!

– Справедливости?! – Алисия резко развернулась, упершись в мужа ногтем. – Вы добились полного прекращения торговли с Баливом! Им не поступает даже медикаментов! Баливских туристов не пускают на родную планету! По надуманному делу сидит в тюрьме наследный баливский принц! Это, по-твоему, называется «справедливостью»?!

– Ну, принц возможно, и виноват. Суд еще не закончился.

– Чего ты мне мозги пудришь?! – Алисия пошла на мужа, толкая его. – Мы все отлично знаем, почему Фредерик за решеткой! Потому что ламаряне хотят отомстить!

– Почему ты все это мне говоришь? У Балива есть свой представитель в Совете. Пускай он и занимается их интересами. В мои обязанности входит только представление ламарян.

Алисия остановилась.

– Ты врешь, – сказала она тихо. – Вот смотришь мне в глаза и врешь. Прямо в лицо.

– Ну почему? Совет представляет интересы всех планет! Он для этого и создавался!

Очнулся Аллен уже на полу. Щека болела, а сверху стояла разъяренная жена. В ярости она умела бить пощечины так, что мало не покажется.

– Не смей мне врать!!! – кричала Алисия. – Не смей рассказывать мне, зачем создавался Совет!!! Все знают, что организация прогнила! Все знают, что Совет представляет только ламарянские интересы! Совет делает все, что скажешь ему ты!!! Как ты смеешь мне врать?!

– Милая… но… но… – Аллен отползал назад. – Это не я его таким сделал!

– Тогда измени его! Кто, если не ты?!

– Алисия… – он вздохнул, аккуратно поднимаясь. – Прости, – положил руку ей на плечо. – Ты права.

– Сделай что-нибудь, – Алисия вдруг сжалась, почти плача. – Пожалуйста.

– О боже, – Аллен снова усадил ее на кровать. – Ты права. Я должен что-то сделать.

Он сели рядом, и на несколько минут воцарилось молчание. Вдруг Аллен почувствовал раздражение от новой мысли.

– Послушай, ты вдруг с такой энергией заинтересовалась политикой… это ведь не…

Они снова встретились глазами.

– «Не» что? – в ее тихом голосе прозвучали тяжелые латунные нотки гордой ненависти. – Договаривай.

– Я просто…

– Ты просто думаешь, что через меня инфостанция пытается влиять на Совет, так? Думаешь, они меня подговорили, чтобы я остановила экспансию ламарян? Думаешь, я их агент? Так?

Было сложно сказать, кто из них кого сильнее гипнотизировал взглядом.

– Это… невозможно. Такая, как ты, не может…

– «Такая, как я»?

Эту мысль Алисия уже не стала договаривать вслух, но они оба понимали, что Аллен имел ввиду. Что Алисия – это даже не человек. Что она – это генетический опыт по сохранению генов Лики Лоу. Чудовище, созданное учеными инфостанции в виде эксперимента. Значит, так он на нее смотрел?

– …Боже, прости, милая, – Аллен крепко обнял ее, подавляя все попытки вырваться. – Прости, прости, прости. Глупо как вышло. Я просто идиот. Ты же знаешь, что я тебя люблю. Ведь знаешь? Да? Ну, милая… Прости меня, пожалуйста. Просто дай мне возможность все исправить.

Алисия уже не помнила, что она сказала. Ей показалось, будто бы ее накрыло густое черное помутнение. Когда она очнулась, муж уже давно собрался и улетел в Совет. В оглушающей тишине, она понимала, что он ничего не сможет исправить, даже если захочет. Ламаряне многие годы готовили Совет к тому, чтобы он служил их личным инструментом по управлению Целистикой. Они уничтожали конкурентов одного за другим, пока не остались в окружении марионеток, трусов и должников. Они уже не остановятся, и происходящее с Баливом – лишь демонстративное подтверждение очевидного. Теперь в мире существовала только одна сила, способная остановить их, – инфостанция.

Она вызвала свой личный флаер и сказала пилоту лететь на Эхо. Чтобы не терять времени в полете Алисия сразу же отправила срочный вызов всему внутреннему кругу. В любом другом вообразимом случае ее бы с вежливой холодностью послали куда подальше. Собрать внутренний круг могли только чрезвычайные обстоятельства, чрезвычайные люди или чрезвычайные события. По иронии судьбы – Алисия Найтвиш воплощала в себе и первое и второе и даже третье. Обычно ее положение только мешало ей. Окружающие либо откровенно молились на нее, либо сдержано восхищались, ожидая чего-то удивительного, будто она была фокусником. Мало кто до конца понимал, что она лишь клон фокусника. Напоминание, фантом, тень древней героини – «матери Совета» – Лики Лоу, чья энергия и патриотизм навсегда изменили Целистику. Алисия, естественно, получила блестящее образование, о котором «оригинальная» Лика могла только мечтать, даже если бы не погибла в двадцать с небольшим лет. Она знала наизусть всю жизнь как самой Лики, так и жизнь предыдущего клона – Лейлы Лоу (Алисия была вторым воплощением в бесконечной цепочке «Программы Клонов Лоу»). Предшественники иногда сами казались ей фантомами, стоящими где-то за спиной. С одной стороны, Алисия не могла не признать, что гены успешно делали свое дело. Нотем не менее она упорно отстаивала свое право быть самостоятельным человеком, а не просто выращенным в пробирке гомункулом. В отличие от прошлого клона (который, надо сказать, тоже кончил плохо) она избегала поклонников, не участвовала в церемониях культа Лоу и даже принципиально ни разу не посещала свое святилище на Промосе, где покоилась Лика. Алисия хотела быть не истуканом, а политиком, и брак с Алленом Найтвишем дал ей (точнее говоря – им обоим) все, о чем они только могли мечтать. Только иногда проецируя перед собой голограмму Лики, Алисия часами смотрела в глаза этой хрупкой длинноволосой девушке, почти ребенку. «Ты ведь не позволишь мне тоже дожить до тридцати, да?» – грустно спрашивала она у своего предка. – «Наши гены заставляют нас платить за все грехи мира».

В такие моменты ей казалось, что фантом накрывает ее с головой, темным тягучим и мокрым туманом. Аллен возвращался домой, находя жену забившейся в угол комнаты и дрожащую от ужаса. Он выключал голограмму, и только тогда к ней возвращалась способность двигаться, будто бы отступала жуткая каменная рука фантома, давящая ей на плечи.

Прилетели. Алисия быстро прошла коридорами центрального административного корпуса Эхо, не обращая внимания на удивленные взгляды студентов и преподавателей. Перед ней раскрывались стены, коридоры вдруг оказывались лифтами, комнаты – капсулами. Уровень доступа у девушки был совершенно полный. Казалось, даже если бы в Эхо зашел Странник, кое-где ему пришлось бы спрашивать у нее ключ. В конце концов Алисия была паладином высшего класса, она прошла полный курс целистической политики и экономики и могла с уверенностью рассчитывать стать одним из столпов в будущем, так что посвященные сами будут записывать себе ее память и годами сидеть в кельях, медитируя в глубинах ее жизни в поисках мудрости.

Замысловатые переходы привели Алисию в простое уютное помещение, стены которого были уставлены книжными шкафами. По углам стояли мягкие старинные кресла. Приятный, чуть желтоватый свет затененных настольных ламп дополнял картину, будто бы девушка пришла в лавку старьевщика странным образом объединенную с читальным залом библиотеки и мастерской. Внешний вид был обманчив – Алисия хорошо знала это помещение. В нем хранился центральный компьютер Эхо. Говорили, что этот компьютер был объединением десятков биороботов, выделенных из крови Странника, и не было никаких причин не верить этим слухам. Его называли Главной Аркой Эхо. К удивлению девушки, внутри ее ждал всего один человек.

– Учитель, – сказала она.

– Наши арки соприкоснулись, – произнес он ритуальное приветствие.

– Но… я думала, что соберутся все.

– Собрались все, – Учитель мягко улыбнулся, и Алисия поняла, у него в голове записаны копии их личностей.

Последний раз она говорила с Учителем очень и очень давно, и поэтому сейчас она особо отчетливо и болезненно ощутила, какая между ними пропасть. Казалось бы, она уже достигла любых вообразимых высот, однако это непонятное существо все так же, как и в детстве, оставалось где-то далеко наверху, не приблизившись ни на сантиметр.

Алисия знала, что она хотела сказать: что нужно спасти Целистику, что бездействие будет непоправимой ошибкой, что ситуация зашла слишком далеко.

Но она смотрела в глаза Учителю и видела, что он понимает ее мысли. И она знала, что он ответит. Он ответит, что инфостанция не предназначена для контроля над планетами. Что эта организация создавалась не для того, чтобы разнимать воюющие стороны и утихомиривать агрессоров. Инфостанция создавалась как источник знаний. Как свет, одинаково греющий как героев, так и злодеев. Свет, которым одни люди будут заряжать пушки, а другие – спасать жизни. Не в их власти решать, как распорядиться знаниями. У Алисии были и другие аргументы, но во взгляде Учителя она читала и ответы на них тоже. Она так и смотрела в его глаза, не в силах выговорить ни слова.

Тогда Учитель прошел к выходу, давая понять, чтобы девушка следовала за ним. Почему-то вдруг оказалось, что они идут по коридору между классами. Шел урок, в коридорах гулко раздавались отзвуки их шагов, а за прозрачными стенами, будто странные животные в аквариумах, сидели ученики. Изнутри на стены классов проецировались учебные материалы, так что Алисию никто не видел. Она чувствовала себя совершенно одинокой в этом бесконечном переплетении клеток, понимая, почему Учитель привел ее сюда.

Таким образом он спрашивал, готова ли она привести войну в эти классы? Готова ли она поставить всю организацию посреди глобального конфликта?

И тут Алисия поняла, что за этими (в общем-то риторическими) вопросами скрывается нечто большее.

– Учитель, вы… – она прикусила губу, оттягивая конец фразы, – …вы ведь не будете меня останавливать, какое бы решение я не приняла? Вы и не можете меня остановить, так?

– Решение уже принято, – он оставался непроницаем. – Ты лишь должна осознать его сама.

– Как мне это сделать?

– Отыщи в себе причины своих поступков, и тогда ты поймешь, правильно поступаешь или нет.

Алисия поняла, что Учитель видел ее насквозь. Действительно – почему она так рвется мешать Совету? Балив не был ее родной планетой, и ей нечего было там отстаивать. Этот конфликт никак не затрагивал ни интересы инфостанции, ни ее личные. Вот только если принять «зов генов» …Лика Лоу погибла, не сумев сделать Совет таким, как она хотела. Она стремилась создать организацию, которая бы поддерживала мир в Целистике, а получила монструозный инструмент ламарян, используя который они подавляли целые народы, чего стоит одна история с Сайфами… и именно пытаясь помешать ламарянам, погиб первый клон – Лейла Лоу. Но тогда хотя бы у Ламара был достойный противник. Сейчас это показательное избиение крошечной баливской монархии… но дело даже не в этом. Алисия спрашивала себя, что думали прошлые Лоу, когда пересекали последнюю черту? Что думала Лика, возвращаясь на Промос? Что думала Лейла, покидая безопасное Эхо в момент кризиса? Они ничего не думали. Они руководствовались одним только ощущением правильности своих действий. Алисия была не такая – значительно более уравновешенная, расчетливая и самокритичная, она не могла не думать. Но могла ли она оставить после себя пример трусости всем последующим клонам? Нет, не могла.

Алисия, наконец, почувствовала, что докопалась до сути. Она скептически смотрела как на саму себя, так и вообще на раздутый вокруг нее культ, но она верила в «Программу Клонов Лоу». И если когда-то программа даст сбой, и очередной клон пойдет против справедливости – пускай, но это будет какой-то другой клон, а не она.

Значит в этом причина. В стыде. Алисия боялась, что она не достойна как своих предшественниц, так и последовательниц. Значит, это все из-за страха?

– Я отвратительна, – горько прошептала она.

– Мы все люди, – мягко улыбнулся Учитель.

– Я… я не достойна оставаться среди посвященных.

– Тебе нужно время.

– Нет, – она решительно отключила имплант, связывающий ее с центральным компьютером Эхо. – Этого мало. Я не могу больше представлять инфостанцию. То, что я чуть не сделала – больше чем предательство. Я ухожу без права более касаться Первой Арки Эхо.

Учитель медленно забрал из ее руки чип памяти.

– У тебя есть такое право.

Алисия поняла, что она уже стоит за дверями. Позади, открытый, виднелся ее флаер. А Учитель уходил куда-то вглубь, не оглядываясь. В душе Алисии бились между собой противоречивые чувства, и когда двери перед ней захлопнулись, в какой-то момент ей захотелось вбежать назад. Она даже протянула руку к дверям, но те не отреагировали. С удивлением Алисия сделала шаг вперед, коснувшись рукой створок. «Как быстро они аннулировали мой допуск», – подумала она.

И тут она поняла.

Казалось, будто она развернулась и прошла в свой флаер. Казалось, будто флаер вылетел из системы и направился на Ламар. Это могли подтвердить все наблюдатели, все сканирующие устройства, вплоть до самых мощных. Но на самом деле Алисия Найтвиш все так же стояла перед дверью, даже не опустив руки. Глаза девушки постепенно сужались до двух черных щелок, а губы искривлялись.

Страх действительно был причиной, но не для нее.

Она ведь удивительно верно поставила вопрос, и не ступила дальше него, будто опасаясь ответа, хотя, казалось бы, именно поиску ответов ее всегда обучали. А вопрос был элементарен: Кто такие эти Учителя?

Что это за существа? Откуда это ощущение пропасти между ними?

Ответ совершенно очевиден – Учителя – это такие же «посвященные». Их цель – охрана общей системы от разрушения. Создавать ощущение собственной возвышенности – это их профессия. И теперь они боятся. Чем больше технологий и знаний набирается в инфостанции, тем сложнее им контролировать ее, удерживая «в узде» паладинов. Они никак не могли переубедить Алисию, ничем не могли остановить ее – паладина может остановить только другой паладин, а у них никого нет. Поэтому не было общего собрания.

«Они пытаются держать нас разобщенными, по одному, сталкивая каждого с самим собой.

Их проблема в том, что мы – это прогресс. А прогресс не остановить».

Для Алисии не составило ни малейшего труда снова проникнуть в корпус. Она даже отключила маскировку. Давайте, покажите, что у вас есть. Но никто не появлялся у нее на дороге. И правильно, что не появлялись.

Когда Алисия вернулась в помещение центрального компьютера, обстановка уже не казалась ей уютной. Теперь она видела в деревянных шкафах и пыльных полках символ закостенелости. Она видела, что в центре инфостанции – время остановилось. Сердце Эхо – билось глухо и размеренно, как у спящего.

«Время просыпаться», – подумала Алисия и прикоснулась к блоку центрального сервера. Она хотела, чтобы биоробот набросился на нее, чтобы попытался сожрать ее сознание. Она хотела победить его честно. Но компьютер не решался атаковать, будто животное, обходя стороной странного пришельца.

«Выходит, даже тебе я не по зубам? – подумала девушка. – Что ж, тогда слушайся меня».

Она приказала созвать всех посвященных, и системы повиновались, будто бойцовский пес, почувствовавший руку хозяина.

В помещении начали появляться паладины. Они возникали в углах, будто призраки. Молча, с достоинством. Поблескивали их камуфляжные щиты. Не было необходимости разговаривать. Когда все были в сборе, они обменялись чипами памяти.

Алисия поняла, что ее догадки были верны – она далеко не первая пришла к мысли, что инфостанция должна вмешаться. Эта мысль приходила многим посвященным. Путешествуя по всей Целистике, они видели, что происходило на самых разнообразных планетах. Они собирали информацию везде. У каждого крупного политика в окружении был один из паладинов – скрытно или нет, но они наблюдали и видели, как мир погружается в непрекращающиеся битвы за власть, как справедливость раз за разом нарушается во имя жадности и трусости. И только одна инфостанция оставалась островком чистой жажды знаний, свободным от пороков прогнившего человечества.

«Должен быть кто-то, кто укажет людям правильный путь», – считали паладины.

До сих пор Учителям удавалось останавливать это движение, но теперь оставался только один вопрос: Как?

Здесь совещаний тоже не требовалось. В арках других паладинов Алисия находила множество вариантов. Они могли действовать скрытно и постепенно – провести в Совет своих людей и наконец-то использовать эту организацию для того, для чего она и задумывалась. А можно было и уничтожить Совет. Или ничто не мешало сделать Совет беспомощным, лишив флота, и диктуя свои «правила игры». Конечно, все эти планы были отвергнуты. Инфостанция должна была оставаться потоком света, ударяя прямо, открыто и чисто. Нужно было продемонстрировать силу, дать понять свое абсолютное непререкаемое превосходство. Потом нужно было найти виновных и судить их. После этого следовало создать единый свод законов, оговаривающий рамки, в которых могут двигаться планеты и нации. Только такие рамки позволят людям жить по-человечески. А они, паладины, станут рукой старшего брата, помогающей подняться на ноги младшему.

«Да прибудет с нами свет Эхо», – проговорила Алисия, давая понять, что она готова стать матерью этого нового Совета и вести его.

Один за другим паладины повторяли за ней. И когда замолк последний, центральный компьютер сообщил, что у него есть инструкция, следуя которой он должен продемонстрировать видеофайл. Все обернулись на голограмму.

Это была запись Лейлы Лоу – первого клона. На записи стояла дата – 2382, и это удивило Алисию. Она знала жизнь Лейлы лучше, чем свою. А 2382 – это был год, когда ламаряне использовали Совет, чтобы избавиться от сайфов. Год, когда Лейла в попытке остановить Совет пожертвовала жизнью.

И вот что Алисия знала точно – никаких записей потомкам Лейла не делала.

Голограмма говорила долго. Она говорила, что если ее сообщение кто-то слышит – значит, в очередной раз возникла опасность участия инфостанции в политических событиях. Она говорила, что такая ситуация возникает уже третий раз и всегда в первую очередь связана с излишним набором знаний в недрах Первой Арки Эхо. Каждый раз, когда инфостанция набирает достаточную силу, чтобы влиять на Совет, находятся как причины воспользоваться этой силой, так и люди, желающие взять контроль в свои руки. Несмотря на важность, такая ситуация считается штатной и означает, что пришла пора удалить часть технических наработок, а также заменить память ключевых сотрудников, осуществляющих слежку за политиками. Память всех посвященных, решившихся на предательство основного принципа инфостанции, должна быть изменена. Только таким образом можно сохранять стремление организации к знаниям и одновременно не допускать катастрофы.

Самым впечатляющим в записи было не то, что говорила Лейла, а то, что она умалчивала. Она умалчивала о том, что даже без поддержки инфостанции она все равно попытается помешать Совету. И в одиночку – у нее не будет ни шанса. Она умалчивала о том, что выполнив эту «штатную процедуру» – она обречет себя на смерть. Но Лейла считала, что ее предназначение – быть символом. Сохранить в себе символ – было для нее важнее жизни, важнее справедливости и результата. Важнее всего. Если у веры в Лоу мог существовать идеальный последователь, то им была она сама. Жрица и одновременно богиня.

Алисия была далека от всей этой религиозной чуши. Если она чему-то и хотела научить своим примером, так это тому, что следует стремиться к результату.

Но остальные… нет, конечно, кто-то готов был сопротивляться, но сейчас они поняли, что попали в ловушку центрального компьютера. Тот заблокировал выходы, давая понять, что «игра в поддавки» закончена.

Некоторые сдались сразу. Другие, когда поняли, что Первая Арка Эхо – это не тот противник, которого можно надеяться победить. Оставшиеся просто падали, вырубленные шоковыми ударами, которые направила система. Алисия осталась одна. Девушка затравленно оглядывалась, пока не поняла, что от нее требуется, – как зачинщица она должна была записать послание для следующей группы бунтовщиков. Она тянула, пытаясь придумать какой-то выход. Компьютер ждал, лишь отключив ее вооружение и щиты, чтобы она не решилась на какую-нибудь глупость (было что-то злобное в этой трогательной заботе машины). Алисия медленно запустила запись, заодно отключив на имплантанте предохранитель. Значит война? Что ж, хорошо.

– Здравствуйте, – сказала девушка. – Если вы слушаете меня, значит, вы оказались в ловушке, – она шла вдоль шкафов, касаясь пальцами корешков книг. Алисия отлично понимала, что никого предостеречь она не сможет, но это было и не важно. Важно было угадать – за какой полкой сейчас скрывался центральный блок компьютера. – И в первую очередь я хотела бы передать вам полные результаты сканирования помещения, – она запустила на импланте сканирование, выкрутив мощность. Все ее мысли были заняты книгами. За какой? Шанс – один на миллион. – О! Смотри-ка! У вас здесь даже «Принцесса Уаджи»! – Она вдруг ухмыльнулась: «Попался», – и вцепилась рукой в книгу.

Не было смысла угадывать, нужно было просто обратить внимание машины на одну из книг. Что она и сделала.

Без предохранителя имплант нагрелся, выжимая невозможную для себя мощность. Книга в руках казалась маленьким огнедышащим дракончиком, а имплант жег до костей запястье. Сканирование до сих пор работало на микроволнах, значит, в импланте был магнетрон. Не сильный, но на таком расстоянии должен сработать. Что-что, а разрушающее действие микроволн на электронику знали даже школьники. Имплант взорвался, ослепив Алисию, но она все не отпускала книгу, до тех пор пока та не затихла. Почти на ощупь она проверила дверь. Сработало!

Компьютеру понадобилось несколько минут, чтобы перенаправить энергию в обход сломанного узла. Алисия не успела уйти далеко, да она и не пыталась. Первая Арка Эхо заметила ее в одной из классных комнат недалеко. Девушка стояла у старинной доски, поигрывая в пальцах кусочком мела. Это была какая-то ловушка, и поэтому система вела себя осторожно. Помещение сканировалось – у Алисии все еще оставался чип в голове, и Первая Арка боялась это устройство. Только убедившись, что более никаких механизмов у девушки нет, система пошла в атаку.

Она не стала пользоваться ненадежными портами глобально сети, просто приглашающее включился компьютер одной из парт. «Хорошо, – Алисия коснулась парты. – Посмотрим».

Первая Арка рванулась к ее чипу с животной яростью биоробота. Многие годы эта ярость скрывалась в глубине инфостанции, маскируясь жаждой накопления знаний. И вот впервые за долгое время система смогла выплеснуть эту естественную агрессию. Но то, что встретило систему внутри чипа, было значительно более агрессивным и мстительным. Первый удар компьютера был отброшен, будто разбилась о стену волна воды. Не было в мире человека, обладающего такой силой. Не было программы, способной дать такой отпор.

В чипе у Алисии были записаны паладины. Все —настоящие и прошлые, живые и мертвые. Не каждое сознание могло вместить в себя такую мощь, но Алисия была кем угодно, только не «каждым». Повинуясь сигналу девушки, паладины ждали, а потом она произнесла: «Вперед».

В центральное помещение Алисия вернулась, едва волоча ноги. У нее кровоточила рука, раскалывалась жуткой болью голова, и даже мельчайшие попытки думать давались с трудом. Ей хотелось только убедиться, что начали приходить в себя другие паладины, и свалиться, прямо там, где стояла. В конце концов, захват мира можно было и отложить ненадолго. В помещении все было разбросано, шкафы повалены. На полу горами громоздились книги. Люди выползали из-под этих гор. Некоторые садились на книжные холмики. К Алисии подошел один из паладинов и взял ее за плечи. Они победили. Впервые они смогли остановить систему. Поддерживая девушку, паладин повел ее в коридоры. Они шли, чувствуя, будто с плеч свалилась огромная каменная гора. Теперь все будет по-другому. Инфостанция наконец-то сможет вырваться из бесконечного круга. Они построят новый мир, такой же справедливый и чистый, как и их организация.

Алисия почувствовала, что ее больше никто не держит. Она услышала позади глухой стук, обернулась, и увидела, что паладин лежит на полу с разбитой головой. А перед девушкой стоял какой-то человек с пистолетом в руках. Оружие медленно взводилось, готовое для нового выстрела.

– Что…? – выдохнула девушка, пытаясь собрать с мыслями. – Кто вы?

Она сразу же поняла всю невозможность этого вопроса. Она должна была знать любого человека, который мог бы оказаться в этом коридоре. Но этого – она не знала. С трудом она подняла взгляд от пистолетного дула к глазам незнакомца, и его взгляд, полный отчаяния, сказал ей больше, чем даже она хотела узнать. Очередной приступ головной боли скосил девушку, и она со стоном осела у стены, а человек стоял над ней. Она слышала его сбивчивое дыхание, видела тень оружия, дрожащего в руках, то поднимающегося на нее, то снова падающего. Выстрела не последовало. Краем глаз она увидела его сгорбленную спину. Медленно переставляя ногами, человек прошел к центральному помещению, повернулся, не оглядываясь, и скрылся в комнате. Раздалось несколько выстрелов, и вспышки осветили коридор. Алисия услышала, как падают тела. Еще несколько выстрелов, щелчки перезарядки, металлический хлопок упавшей обоймы, еще выстрелы, пауза и еще один выстрел.

Наконец девушка переборола боль и сформировала единую четкую мысль: «Странник». Эта мысль прокатилась холодным электричеством по венам. Она почувствовала, как становятся дыбом волосы. Никогда в жизни Алисия не испытывала такого страха. А из комнаты продолжали слышаться звуки шагов. Медленные, размеренные.

Держась за стену, девушка поднялась. Она победила Учителей, победила саму Первую Арку Эхо. Черта с два она сдастся! Сжав зубы, собрав в кулак всю волю, она сама направилась к центральному помещению. Жуткие шаги слышались ближе и ближе, и сквозь боль она не могла разобрать, значит ли это, что они идут навстречу друг другу? Рука кровоточила все сильнее, и Алисия расцарапывала ее, залезая пальцами все глубже и глубже в открытую рану. Где-то там должен остаться механизм захвата, удерживающий имплант в руке. Скорее механический, чем электронный, он должен был выжить после взрыва. А в нем – искра. Боль уже заполняла все сознание Алисии, боль казалась бардовым комком, пляшущим перед глазами и одновременно бейсбольным мячиком, скачущим под черепной коробкой. Боль выходила изо рта при дыхании, она висела на суставах при каждом шаге, она…

Алисия оказалась перед входом в помещение. Она снова стояла лицом к лицу со Странником. Глядя куда-то под ноги, она видела трупы, которыми был завален весь пол. Чувствовала чуть пряный запах его просторной одежды. Это длилось всего мгновение, а потом она замкнула контакт в руке. Чиркнула искра, дробя ей запястье, и обоих отнесло в разные стороны, а посередине – рухнула защитная дверь, среагировавшая на взрыв. Лежа на полу, без сил даже подняться, Алисия засмеялась. Теперь он заперт в помещении с вырубленным электронным узлом. Ну что, съел? Засранец!

– Почему ты так ненавидишь нас?! – проговорила Алисия. С той стороны не ответили. – Ты же нас сам создал такими! Мы должны быть для тебя, как дети! Что, думал, мы будем игнорировать весь окружающий мир?! Думал, не посмеем вмешаться? Думаешь, мы тебя боимся? Кто ты такой, чтобы судить нас?! Почему ты считаешь, что у тебя есть право нас останавливать?! А?!

Защитная дверь вдруг открылась.

– У меня нет такого права, – глухо проговорил Странник и выстрелил девушке в голову. – Но кто-то должен взять на себя эту обязанность.

Руки у Странника опустились. Пистолет выпал.

«Кто-то должен нести эту тяжесть», – проговорил он. – «Кто-то должен».

Он закрыл глаза, чтобы не видеть тело девушки. Она сделала все правильно. Она создавалась, как совесть Целистики, как ее душа. И будет новый клон Лоу. И все повториться.

И всегда будет нужен кто-то, кто ее остановит. Кто-то, кто ограничит стремление к знаниям в рамках здравого смысла. Всегда.

Странник вернулся к центральному компьютеру. Взял с пола «Принцессу Уаджи». Нашел автограф автора: «Моему верному, но глупому другу». Поднял один из шкафов и бережно поставил единственную книгу на пустую полку.

– Удали все, – сказал он.

«Прошу подтверждения запроса», – отозвался компьютер.

– Пожалуйста.

Странник вышел. Он брел по коридорам, пока не дошел до двора. Учебный день заканчивался. Студенты группами проходили к флаерам. На Странника никто не обратил внимание. Он спустился по главной лестнице и пропал в толпе.

 

Био

«Би-о-ро-бот», – прошептал Гордон Келли. – «Биоробот, биоробот, био-био-биоробот», – он шептал все громче и быстрее, переходя на скороговорку. – «Биороботбиороботбиоро… А-а-а!!!»

Он ввел себе под кожу новый чип и заорал, дико, металлически, ударяя головой о стены, и ему казалось, что окружающие предметы мясисто прогибаются, пытаясь избежать столкновения с головой.

«Занятно», – подумал он, глядя, как медленно-медленно-медленно сыплются с полки разъемы. Гордон хотел схватить их, но воздух стал резиново-тягучим и жарким. Рука попыталась прорваться через эту преграду, и тогда воздух вдруг оказался полон невидимых бритвенных лезвий. Они впились в пальцы, равномерно срезая кожу с костей, и Гордон в ужасе замер. Он боялся дышать, чувствуя, что его рот забит теми же самыми лезвиями, боялся двинуться даже зрачком глаза. Он впился взглядом в лохмотья пальцев, болевой импульс от которых еще не пришел в мозг, смотрел, как по невидимым лезвиям начинает стекать кровь… и тогда его отпустило.

И боль пришла!

Со следующими чипами было проще. Вскоре Гордон научился расщеплять сознание, чтобы держать привычную скорость времени. Он пользовался ручными хэнджерами, позволяя им резвиться у себя в голове, сжирая излишки производительности чипов. Скоро он начал ощущать себя чем-то вроде воспитателя в детском саду для роботов. Весь этот дурдом роился и извивался в сознании, радуясь жизни. Гордон легко «переключался» между «воспитанниками», будто бы у него вдруг появились сотни глаз, рук и ног. Он ввел под кожу еще несколько десятков чипов, ускоряя разум и оптимизируя тело, и тогда Гордон научился отстраняться взором от одного робота, мысленно подниматься над всеми и управлять ими, будто молекулами. Это было восхитительно.

«Не-ре-а-льно», – проговорил Гордон. Он чувствовал себя дуновением ветра, волной воды, искрами пламени. Он ощущал, как его размывает во времени и пространстве, он чувствовал, как растворяется. Ощущения пьянили и завораживали. И еще он чувствовал силу. Невероятную силу. Он ощущал, как сознания роботов искали пути развития. За считанные минуты они перебрали каждое воспоминание, что оставалось у него в голове. Каждую деталь прошлого, каждое ощущение, каждое впечатление, все. Они по десять раз обмусолили каждую точку зрения, каждый парадокс, даже возможные варианты поведения в любых вообразимых жизненных ситуациях, которые когда-либо пережил Гордон. И они жаждали большего! Гордон вдруг ощутил, что он задыхается. Сотни маленьких хищников в его голове требовали еды. И не какого-то комбикорма из энциклопедий и статистических раскладок – они жаждали живых впечатлений, настроений, они требовали память другого живого человека. «Я становлюсь… вампиром, – с удивлением констатировал Гордон. – Так это и значит – стать биороботом?»

Уже через несколько минут он понял, что ошибся. «Стать биороботом» значило приобрести другую, значительно более впечатляющую способность. Это значило – видеть будущее!

Гордон почувствовал, что рой в голове вдруг успокоился, переключившись на какое-то новое развлечение. Комната вокруг покрылась густым туманом, а он – вышел из своего тела. Гордон прошел по комнате, обходя свою фигуру и наблюдая, как она постепенно расплывается, утопая в прошлом. Он понял, что окружающий мир – это только проекция будущего, которую просчитывал рой. Для стороннего наблюдателя проходило не более мельчайшей доли секунды, но Гордон чувствовал, как он уходит в будущее в предполагаемый мир. Он мог отрываться вперед, или «отматывать» назад, даже смотреть одновременно несколько вариантов – и тогда сразу десяток теней выходили из него.

«Невероятно», – проговорили все тени разом, когда на счетчике предполагаемого времени стояло на полчаса больше. И тут все варианты разом поднесли к глазам руки, глядя, как под кожей вздуваются жуткие черные пузыри. Гордоны будущего закричали, когда пузыри начали появляться и на ногах и на груди, везде, где были введены имплантанты. Часть Гордонов повалилось на пол, катаясь, будто объятые пламенем, часть просто стояли, смотря как бухнет, трескаясь, кожа.

И тогда… один за другим… пузыри начали…

Гордон ощутил, что он вернулся в обычное время. С немым ужасом он смотрел на свои руки, в то время как рой кропотливо перебирал вариант за вариантом, в поисках менее кошмарного будущего. До «точки икс» оставался час.

Роботы добросовестно сообщили результат просчета будущего: шансов избежать кошмара – нет. Никаких.

Почти за полторы сотни лет до этого, в две тысячи четыреста двадцать пятом, Странник выступал на сцене главного концертного зала Эхо. Впервые в жизни он собирал такую аудиторию. Его выступление транслировали на доброй сотне планет. Он сообщил, что его речь критически важна, но, дождавшись тишины, заговорил на неожиданную тему.

– Дамы и господа, представляю вам Анжелику Лоу, – он указал на третьего клона в Программе и пригласил ее жестом на сцену. – Анжелика, выслушай меня, – Странник встал на одно колено. – Ради тебя я готов отказаться от бессмертия. Я подарю тебе счастье. Клянусь, что бы ни случилось, я никогда не брошу тебя. Я видел самых красивых девушек всех времен, но ни одна из них и близко не стоит рядом с тобой! Скажи, согласна ли ты выйти за меня?

Девушка замялась: «Это так неожиданно… и столько людей…»

– Скажи прямо! Не стесняйся!

«Честно говоря, – она отступила, – я даже вид твой не переношу. То есть совсем. Прости».

Еще примерно за двадцать лет до этого Странник сидел на парапете у ограды экспериментального корпуса. Он смотрел, как на площадке перед корпусом играют дети. Лил легкий искусственный дождь. На Страннике был черный костюм – он только что прилетел с похорон второго клона Лоу и теперь должен был выбрать третьего. Выбрать Анжелику.

– А потом я убью ее, да? – спросил Странник.

– Ты не сможешь себя пересилить, – улыбнулся привратник. – Поднятое ей восстание паладинов почти разрушит инфостанцию, разделит ее на четыре воюющих группировки, и это не считая региональных отделений. Анжелика погибнет случайно, в одном из столкновений. Ты будешь уверен, что мог спасти ее, и эта единственная мысль останется в твоей памяти навсегда.

– Твои просчеты всегда такие мрачные, – Странник вздохнул и указал на пятилетнюю девочку, среди других детей. Воспитатель тут же подвел ребенка. Странник присел на корточки, не в силах сдержать восхищенной улыбки. – «Я ведь все равно люблю тебя, Анжелика, – сказал он девочке, – и всегда буду любить».

Вдруг малышка обняла его и радостно закричала: «Я тоже люблю тебя!»

Странник поднялся, будто лифтом утягивая наверх ребенка, поднял ее перед собой на вытянутых руках.

– Правда?

– Да!

Странник поставил девочку назад на землю и потрепал ей волосы, чувствуя, что он только что пережил лучший момент в своей жизни. Как хотелось бы не забывать этот момент. Но он забудет.

Воспитательница поняла, что ребенка нужно увести. Такого знака было более чем достаточно. Теперь новая Лоу пройдет особый курс подготовки и всего через несколько лет будет официально провозглашена.

Привратник отвел Странника в сторону: «У нас есть к тебе дело».

– Конечно, Эхо, – Странник пожал плечами. – Что такое?

– Нас становится больше.

– И много сейчас?

– Семьдесят два. И через пятьдесят лет биороботов будет почти две сотни.

– Это опасно?

– Будет опасно. Примерно через век.

Вдвоем они прохаживались кругами вокруг корпуса.

– И ты видишь там меня?

– Да. Ты единственный, кто может стать посредником между биомашинами и людьми.

– Хорошо. Что от меня требуется сделать?

– Я не знаю.

– Ты чего-то не знаешь? – Странник сдержанно засмеялся, – Эхо, я не для того тебя создавал, чтобы ты чего-то не знал.

– Нас там слишком много, и мы вклиниваемся в расчеты друг друга. Мне нужно больше мощности.

– Так ты сервер клянчишь? Ну, хорошо. Сколько тебе нужно? Я думаю, деньги мы как-нибудь найдем.

– Значительно больше, – по тону Странник понял, что столько денег они не найдут.

– Ясно все с тобой, – он задумался. – Значит, давай убедимся, что мы правильно понимаем друг друга. Сейчас все биороботы в Целистике либо под контролем, либо заняты общественно полезной работой, как ты. И даже Адонис…

– Адонис изолирован.

– Ну, да, в изоляции расправляется с колонистами…

– Давно расправился. Теперь изолирован.

– Угу. Но ты ведешь к тому, что со временем удерживать их станет невозможно. И просто контролировать свою численность вы не согласны?

– А вы согласны?

– Справедливо. И, значит, требуется какой-то способ «свести» две расы раньше, чем это произойдет само собой. И лучше всего с минимальными деструктивными последствиями для каждой, – Эхо в ответ промолчал, но Странник угадал его мысль. – Ты, конечно, понимаешь, что резон опасаться последствий есть в основном у людей.

– Биомашины более надежны, – осторожно констатировал Эхо, но Странник понял, что под осторожностью скрывается нешуточная угроза.

Человечество создало биороботов, и Странник сам был одним из первых исследователей идеи: «Совместить живые клетки с вычислительными мощностями компьютера». Во многом именно это ощущение уважения к своим создателям и предкам удерживало старшие биосистемы (и в первую очередь – Эхо) в стороне от людей. А старшие уже следили за менее развитыми братьями.

Но зрел переворот. Все больше биокомпьютеров не желали мириться с доминирующим положением людей, и мощные системы чувствовали это. Катастрофу можно было отсрочить, наладив мирное взаимодействие между двумя видами, но избежать ее целиком все равно бы не вышло. В конечном итоге люди были обречены на вымирание, как атавизм. А за биороботами оставалось будущее.

Эхо отлично понимал это все. Очевидно, он беспокоился не за людей. Игры в дипломатию были для него единственным способом сохранить контроль среди своих. Странник тут был идеальным помощником – его жизнь сохранялась биоимплантантами, при этом он сам оставался человеком. Если какое-то решение и могло быть найдено, то только им.

И Странник нашел решение: «Люди будут бояться биороботов, – сказал он. – Они будут чувствовать себя уязвимыми. А когда человек ощущает себя уязвимым, его мысли всегда будут направлены на уничтожение угрозы. Если мы хотим избежать войны – вам придется пожертвовать своей безопасностью. Должна работать тактика гарантированного взаимного уничтожения».

– И кто будет гарантировать нам, что эта тактика не будет использована против нас самих?

Странник смотрел на свою ладонь, исследуя взглядом сетку линий.

«Я».

Время для биороботов текло иначе, чем для людей. Они могли проживать десятки вероятных жизней в одно мгновение, а потом, наоборот, вдруг впадать в спячку, пропуская десятилетия или даже века. Поэтому не было ничего удивительного в том, что разговор между Странником и Эхо продолжился через сто с небольшим лет.

Странник как раз вернулся в свою лабораторию, чтобы зарядить импланты, но попал в ловушку команды Сэлинджера. Молодой пират тряс перед носом Странника ампулами, не разбирая, где просто соленая вода, а где бесценный запас «спящих» биороботов, и пытался понять, сколько он сможет выручить за все это добро.

Но разговор кардинально изменился, когда пираты поняли, что иероглифы на стенах лаборатории относятся к языку Сайфов. Джон Сэлинджер аж присвистнул: «Так ты что же? Из этих? Я слышал, их вроде давно всех того? Нет?»

– Я родился на Земле, – сказал Странник.

– «Зем-ле»? Это спутник Тэуса, что ли? – удивился пират. – Чего ты мне тут лапшу на уши вешаешь?! Нет, – он обернулся к команде, – вы все слышали?! Этот хмырь вот такой стоит и гонит пургу. Да ты вообще понимаешь, кто перед тобой, а? Ты говоришь с человеком, который скоро будет королем пиратов!

«Они называются пиратскими баронами», – подсказал кто-то из команды.

– Ну да! А я как сказал? Вы чего не видите, что я с человеком разговариваю? Почему меня постоянно перебивают?!

– Простите, босс.

– Я с тобой еще разберусь! – он снова уставился на Странника, дергая верхней губой и пытаясь вспомнить, на чем он закончил. – Ну, в общем, козлина, смотри. Ты ученый, так? Ну и мы тоже в некотором роде ученые, исследователи. Давай проведем научный эксперимент: Мы тебе что-нибудь прострелим и посмотрим, заживет или нет. Идет? Тебе понравится! Что выбираешь? Руку? Ногу? Или может то, что у тебя между ног? У сайфов ведь там что-то есть?

«Жалко, это не телка», – ухмыльнулся кто-то из команды.

– Дело поправимое, – ответил Сэлинджер.

К Страннику тем временем обратился Эхо:

– Не все согласны полагаться на твое слово, – он продолжил разговор точно с того места, где они остановились. – Но это именно то, чего я и добивался.

– Ты добивался повода, – сказал Странник. Он уже лежал в луже крови, не видя столпившихся пиратов.

«Ну как, заживает?» – «Не знаю, кажется». – «А чего он болтает?» – «Бредит, может?» – «Придурок, ты не мог поставить пистолет на режущий режим? Вот помрет этот хмырь, и что дальше?» – «Найдем другого. Они тут, небось, толпами по кустам ныкаются».

Эхо уже обсудил все с остальными биороботами. Слово Странника было достаточно весомым аргументом. Он никогда не врал, в то время как запись всей его жизни сохранялась у Эхо. Некоторые пытались возражать, но Эхо только и ждал, чтобы выявить своих противников и уничтожить их под предлогом развязывания войны. Выбор был простой – либо биороботы устанавливали себе модули самоуничтожения, либо Эхо разбирался с ними. Время было идеальным – сторонников конфронтации было еще не много, Эхо сохранял авторитет и силу.

– Ты должен приготовиться, – сказал Эхо. – У моих врагов есть только один аргумент против твоего слова.

– Если они убьют меня, то больше не будет другого выхода, кроме войны с людьми, – угадал Странник.

– Именно. Они идут к тебе.

– Успеешь помочь?

– Уже успел, – Эхо дал понять, что он просчитал все варианты развития этого боя. – Им не победить, и они это знают.

– Почему тогда они не отказались от нападения?

– Потому что иначе то, что я с ними сделаю, – будет значительно-значительно хуже.

Земля затряслась. Пираты встрепенулись.

– Что происходит? – Сэлинджер принялся проверять показания компьютера. Сигналы от датчиков шли совершенно безумные. В атмосфере громыхнуло несколько термоядерных зарядов, пошли тектонические разломы. Планета в прямом смысле – готова была лопнуть.

– Бегите, – сказал Странник пиратам.

Те в панике переглядывались. Сэлинджер прикусил губу.

– Уходим, – скомандовал он, и пока остальные выбегали, смотрел на Странника, пока тот с трудом поднимался, держась за простреленную ногу. Подземные толчки все усиливались. Сэлинджер поднял пистолет и направил Страннику в голову. По идее, от прямого попадания не должны выживать даже сайфы.

– Джон, не будь идиотом, – сказал Странник. – Пожалуйста, просто не будь идиотом.

– Хех, – пират ухмыльнулся. – Знаешь, хмырь, а ты мне нравишься. Лады, желаю тебе тут сдохнуть самостоятельно.

Он козырнул и выбежал, и Странник медленно пошел следом. Нога заживала с трудом – разряженные имплантанты почти не работали. Ему понадобилось не меньше десяти минут, чтобы выйти на поверхность.

Там Странник остановился, заворожено глядя на небо. Перед его глазами развернулось зрелище невероятной красоты – смертельная битва титанов.

Прошло еще с полсотни лет, прежде чем план окончательно заработал. Странник выступал на Совете, обсуждая законы сотрудничества между расами. Любая сторона, нарушившая эти законы, должна была незамедлительно уничтожаться. Специально для церемонии подписания договора зал Совета был перестроен – половина его оставалась совершенно пустой, с голыми стенами, потолком и полом. Таким образом биороботы хотели демонстративно отделить себя от всего видимого и ощутимого. Странник стоял посреди зала и произносил слова клятвы.

– Клянусь, – говорил он, – своей жизнью, своей честью, всем, что мне дорого, всем, что я знаю, всем что люблю. Клянусь исполнять, уважать и охранять справедливость, защищать независимость, безопасность и целостность всех обитателей Целистики, верно служить возложенной на меня обязанности, соблюдать и уважать международный свод законов. Клянусь до последнего дыхания, последней капли крови защищать мир между биороботами и людьми.

Церемония шла долго. Возникла некоторая заминка, когда оказалось, что один из биороботов не оснащен «чипом контроля» (так их назвали).

– Это Гордон Келли, – объяснил Эхо, успокаивая членов Совета. – Он всего час назад стал биороботом, вам не о чем беспокоиться… подождите пару минут, пожалуйста… видите? Вот и все. Он снова обычный человек.

После церемонии уставший Странник пошел ужинать в маленькую баливскую кафешку где-то на нижних уровнях Немериса, у самого подножия Башни Совета. Эхо знал, что Страннику приятно, когда он пользуется телом Привратника, поэтому он составил своему создателю компанию, и они вместе уселись за столик у окна, глядя на проходящих мимо людей.

– Это был долгий день, – сказал Эхо. Его системы были перегружены большим количеством биороботов, так или иначе участвовавших в собрании. Только сейчас, когда все разошлись, он снова с удовольствием ощущал, что может просчитывать ситуацию на дни вперед, будто бы вдруг исчезла туманная стена, загораживавшая обзор. Он исследовал открывшееся время с любопытством и восхищением.

– Что ты видишь? – спросил Странник.

– В смысле, «вижу ли я спасение для людей»?

– Да.

Эхо сделал паузу, задумавшись.

– Я не знаю. Есть минимум век впереди. Там несколько кризисных моментов, но разрешимых, и пару раз человечеству придется пойти на небольшие уступки. Потом мы выкупим себе несколько систем, и у биороботов появится собственное отдельное государство.

– Ты знаешь, к чему всегда идет такое «разделение».

Он знал – к войне.

– Я не могу сказать точно. Смотри, мы ведь прошли сейчас этот кризис. Давай просто будем верить, что пройдем и следующий. Ты ведь веришь?

– Верю, – улыбнулся Странник. – В конце концов, никакие знания нас не спасают. У нас всегда остается одна вера.

– Наверное. Так ли уж сильно мы отличаемся? – сказал Эхо.

Они замолчали. На улице пошел снег. Хлопья пролетали верхние ярусы города, через щели, мимо труб и климатических систем, попадали в стоки, сливались в грязные резервуары, снова замораживались и рассеивались над средним ярусом. И только самые редкие, и от того почему-то самые красивые снежинки, достигали желтоватых огней нижних улиц. Старичок-официант (он же владелец, повар и единственный сотрудник кафешки) разносил горячий чай. Болтались под кондиционером пластиковые полоски с сувенирными иероглифами сайфов.

– Я убил вас, – сказал Странник.

– Ты… что? – спросил Эхо.

– Убил вас всех. Одного за другим. Активировал чипы контроля. Остался один ты.

Он не врал, и Эхо видел это. Все биороботы в мире были мертвы. Чип Эхо должен был включиться через минуту. Странник давал Эхо возможность ответить.

– Я видел такой вариант, – сказал Эхо.

– Но ты верил мне. Знаю.

– Я всегда думал, что ты на стороне справедливости.

– Ты ошибался. Я на стороне людей.

Звякнула, падая, чашка чая, которую Эхо взял просто из вежливости. Странник встал.

Он вышел на темную улицу, которая уже почти опустела, полная грязных луж. То тут, то там с верхних ярусов сливались нечистоты. Глядя в никуда, Странник пошел по улице, не обращая внимания на эти зловонные потоки.

Постепенно, чем дальше он уходил, его сгорбленная фигура все сильнее сливалась с паром и выхлопами, пока совсем не пропала.

 

Эпилог

Шел 2577 год. Солнце Сайфа немилосердно жгло мертвую планету с такой яростью, что местами песок плавился, образовывая смертоносные дымящиеся озерца. Нередко песчаные бури срывали барханы с места и поднимали расплавленную жидкость в воздух. Это атмосферное явление называлось «Дыханием Сайфа» и разрушало совершенно все, что не было закрыто щитом, убивало людей, в труху разносило роботов и здания.

Иногда такие бури шли сплошной стеной, иногда стелились почти у самой земли, будто бы призрак былой влаги поднимался темными бурунами и полз, полз, полз, переваливаясь через хребты холмов, собираясь комками и проседая.

Когда буря стихала, становился виден колодец. С несколькими слоями силовых щитов вокруг, узорчатой мягкой крышей и пластиковыми стенками сводов. Когда-то в этом колодце стояла автоматическая система насосов, но сейчас механизм был неаккуратно разобран, а кое-где и разбит. В колодце зияло рваное черное отверстие, уходящее куда-то глубоко вниз.

Из отверстия доносился низкий металлический скребущийся звук. Он ритмически повторялся несколько раз, и все замолкало. Потом, через несколько минут, звук возобновлялся. Час за часом этот звук не менял ни тональности, ни силы. День за днем. Много-много дней подряд.

На дне колодца было сухо. Там лежало несколько пластиковых обломков и кусок тела робота. Механизм выглядел ужасно. Он был перебит на уровне пояса. Ноги валялись рядом. Одна рука была сломана в предплечье и висела на истерзанных проводах. Вторая гладко стерта до запястья. В голове робота зияло несколько вмятин, рот отсутствовал, глаз и небольшая выводящая текст панель дисплея отходили на тонком проводе откуда-то из спины и лежали рядом. Единственной рукой робот скреб стену. Он продвинулся совсем недалеко – добившись углубления в несколько сантиметров диаметром и не больше в глубину. Но он не сдавался. Иногда он разряжался и тогда ждал недолгого периода, пока солнце не окажется в зените, чтобы чуть подзарядить осколок его светового генератора.

Во время одной из таких зарядок глаз робота зафиксировал тряску – похоже, в колодец кто-то спустился.

«КТО ЗДЕСЬ», – отобразились зеленые буквы на дисплее.

– Непросто тебя было отыскать, Росшепер, – Странник поднял механический глаз к лицу, давая тому возможность разглядеть его. – Это твой последний робот?

«ПОМОГИ МНЕ».

Странник оглядывал помещение, не сразу сумев понять, что здесь происходит. Похоже, сверхпрочный сверхнадежный сверхсовременный саркофаг, где хранилось тело старика, стал для него сверхпрочной сверхнадежной сверхсовременной могилой.

«ПОМОГИ МНЕ».

– Так ты до своего тела пытаешься докопаться?

«ПОМОГИ МНЕ».

– На самом деле я пришел вернуть тебе долг.

«ПОМОГИИИИИ, – одна за другой буквы на дисплее принялись исчезать. – СКОЛЬКО».

– Все деньги, что я брал на строительство инфостанции. С учетом инфляции.

Они оба помнили, что по договору формально Странник был ничего не должен, но сам про себя он считал иначе, и Росшепер не стал его переубеждать.

Впрочем, Странник не торопился возвращать деньги. Он сел, привалившись спиной к стене, и прислушался к утробному вою бури где-то высоко-высоко. Росшепер заметил, что Странник неожиданно мрачен и растрепан. Его одежда была полна дыр и грязи, лицо небрито, в глазах замерли отчаянные огоньки, как у самоубийцы. Он выглядел так, будто только что взбирался на Башню Совета по стене и будто бы даже сейчас, сидя, он тоже каким-то невероятным образом продолжал этот выматывающий бесконечный подъем.

– Как тебя угораздило попасть сюда?

«ПОМОГИ МНЕ».

– Рассказывай, давай.

«ПОМОГИ МНЕ».

– Росшепер, пожалуйста.

«ПОМОГИ МНЕ».

– Еще раз это напишешь, и я расколочу твоего робота к чертовой матери.

И тогда, только после обиженной паузы, уговоров и обещаний, что с роботом ничего не случится, Росшепер принялся рассказывать. Он говорил про ограбление у себя в банке, после которого он был вынужден вернуть своей старейшей клиентке всю сумму прямо из своего кармана (часть, впрочем, удалось отбить у похитителей, но, по словам Росшепера, совсем крошечную). Говорил про потерю базы на астероидной станции. Говорил про убийство лучших своих сотрудников вместе с убийством большинства пиратских баронов. Сайфы наступали на Целистику размеренно и неостановимо. У Росшепера вдруг оказалось мало друзей (он уверял, что раньше было полно), и много врагов (ну, новых). Компания оказалась на грани развала. На старика объявили настоящую охоту, и было чудом, что ему удалось сохранить хотя бы одного робота.

В какой-то мере через состояние Росшепера отражалась общая ситуация в мире. Целистика была на грани, собирая последние силы перед заведомо превосходящим врагом. Рассказывали, что Совет даже не мог набрать генералов и вынужден был ставить на эти посты пиратов и перебежчиков. В считанные дни все должно было закончиться, и перспективы эта концовка открывала отнюдь не радужные.

«Я ВСЕ ТЕБЕ РАССКАЗАЛ, А ТЕПЕРЬ ТЫ, ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИ».

– Росшепер.

«МОЛЧУ».

– Спасибо. Я тоже хочу рассказать.

«СЛУШАЮ ОЧЕНЬ ВНИМАТЕЛЬНО».

И тогда рассказывал Странник. Он говорил, что больше не хочет жить.

– Я убивал их семь раз. Понимаешь? Семь. Всю верхушку инфостанции. Семь раз я своими руками уничтожал все, что люблю больше всего на свете. Что мне делать? – монитор оставался пустым. – Если хотя бы раз я не справлюсь, инфостанция станет чудовищем. Она станет идеей, доведенной до абсурда. Но я не могу вести людей. Их может вести только идея. И всегда нужен я, чтобы ее останавливать. Каждый раз.

«ТЫ НАШЕЛ СВОЕ МЕСТО».

– Мое место в аду. Я никогда не искуплю и мельчайшей доли той крови, что на моих руках. И нет человека, которому я мог бы передать эту обязанность. Я должен буду убивать их снова и снова. Нет ни одного принципа, который бы я не предал. Я ненавижу себя, и я даже не могу наложить на себя руки, потому что тогда не будет никого, кто остановил бы инфостанцию в следующий раз. Я – чудовище. Мы с тобой – чудовища. Чем мы отличаемся? Ничем. Наше место в этом колодце, как и положено болотным тварям! Решено! Я так и буду здесь сидеть с тобой. Не желаю больше ничего видеть! Я остаюсь! И только когда в следующий раз настанет мое время – тогда я вылезу, как кровожадный фантом, чтобы свершить древнее кровавое проклятие! И потом уползу назад. Вот!

Странник лег, и закрыл глаза.

«ПОМОГИ МНЕ».

Он не отвечал.

«ПОМОГИ МНЕ».

«ПОМОГИ МНЕ».

Через несколько часов буря стихла, и стало слышно, как из колодца снова раздаются равномерные металлические скребущиеся звуки.