– Мне хотелось заткнуть Максимилиану кляпом рот, когда он начал говорить о своем завещании, – уже в четвертый раз за несколько минут посмотрев на свои изящные золотые часы, признался Филипп, мечась, словно лев в клетке, из угла в угол элегантно обставленной приемной одной из клиник Ниццы. – Черт побери! Если бы я управлял банком так же, как они хирургическим отделением, я бы давно по миру пошел.

– С Максимилианом все будет в порядке, – попыталась успокоить его Одри.

– Как ты можешь сохранять невозмутимость? – упрекнул ее Филипп.

– Моя мачеха несколько раз лежала в реанимации.

Легкая тень пробежала по лицу Филиппа, и он тяжело вздохнул.

– Твоему хладнокровию можно позавидовать, дорогая моя, – криво усмехнувшись, пробормотал он. – Я, кажется, излишне близко принимаю все это к сердцу, а?

– Максимилиан справится. Это несложная операция.

Филипп присел рядом с ней, но, увидев открывшуюся дверь, тут же был вынужден вскочить. К ним вышел хирург. По его ободряющей улыбке Одри поняла, что все хорошо, Филипп же вступил с врачом в пространную беседу. Одри с улыбкой следила за возбужденно жестикулирующим Филиппом. Таким она ни разу не видела его в банке, где он всегда держался сдержанно и официально.

А как бы Филипп повел себя, если бы она решила сказать ему, что ждет ребенка? Вероятно, остался бы невозмутимым. Одри побледнела, на глаза навернулись слезы. Вчера, после того, как Максимилиана поместили в клинику, она сказала, что ей необходимо кое-что купить и на час вырвалась из дома. Она приобрела специальный набор, позволяющий самостоятельно провести тест на беременность, и сегодня рано утром воспользовалась им. Результат оказался положительным – она беременна. Одри была потрясена. Не будь Филипп так взволнован операцией Максимилиана, он наверняка бы спросил, чем она так расстроена.

Но разве может она сказать об этом Филиппу? Ему и в голову не придет, что есть повод для беспокойства. Она дала ему понять, что пользуется противозачаточными таблетками, но с момента свадьбы Филипп делал все необходимое, чтобы избежать малейшего риска. Столь тщательная забота подсказала Одри, что Филипп твердо намерен избежать случайности стать отцом.

Но теперь уже поздно. Она носит ребенка Филиппа, хотя ее вины в этом нет, во всем виноват он! Весь день в голове Одри то и дело возникали образы розовощеких младенцев с глазами Филиппа, и от этого она еще больше ощущала свою вину за счастливые дни, проведенные с ним на острове. Вместо того чтобы напомнить ему в первый же день, что их брак вовсе ненастоящий, она предпочла вести себя так, словно они были молодоженами. И вот теперь истекают последние дни их короткого, но бурного романа: всего несколько недель – и наступит конец.

Весь день они провели в клинике, поочередно дежуря у постели Максимилиана, но к вечеру Филипп был в приподнятом настроении. Отчаянный пессимист, боявшийся, что во время операции или в первые часы после нее может произойти самое худшее, Филипп испытывал огромное облегчение, видя, как с каждой минутой Максимилиану становится лучше.

Вернувшись в гостиницу, он достал из шкафа длинное вечернее платье и бросил его на кровать.

– Одевайся. Это нужно отметить!

Если бы Одри сама укладывала свои вещи, сейчас ей бы нечего было надеть, ибо ей и в голову не приходило, что они могут куда-то пойти.

Двадцать минут спустя Филипп с обернутым вокруг бедер полотенцем появился из душа и положил перед Одри на туалетный столик обручальное кольцо и кольцо, подаренное на помолвке.

– Ты их разбрасываешь повсюду. При малейшей возможности снимаешь кольца и забываешь о них. Рано или поздно ты их потеряешь или их украдут.

– Я постараюсь быть внимательнее, – прошептала Одри.

– Иногда кажется, что с помощью этих колец ты стараешься дать мне что-то понять, – угрюмо пробормотал Филипп.

Стоя под душем, Одри предавалась невеселым размышлениям. Стоит ли продолжать лгать себе, что наши отношения могут считаться нормальными? Это лишь мимолетный роман, твердила она себе. Да и не роман вовсе! Правда выглядит куда менее привлекательной. Расплатившись с моими долгами, Филипп попросту купил меня, и я теперь вынуждена спать с ним.

Одри покинула душ в ужасном настроении, чувствуя, что горячие слезы готовы брызнуть из глаз. Она понимала, почему ей так плохо. Что может быть ужаснее, чем ставшая для нее жестокой реальностью неожиданная беременность, которая наверняка вызовет гнев Филиппа? Настало время посмотреть правде в глаза. Теперь, когда в ее чреве развивается новая жизнь, она больше не имеет права жить одним днем.

Они отправились в роскошный ресторан на ужин при свечах. Помпезно им подали дорогое шампанское – Одри попросила минеральной воды. Филипп соблазнял ее перечисленными в меню деликатесами – Одри сказала, что ограничится салатом. В качестве сюрприза Филипп заказал на десерт шоколадный торт – Одри отказалась от лакомства, буркнув, что вполне сыта. Он восторгался кофе, приготовленным по особому рецепту, – Одри заявила, что напиток имеет странный металлический привкус.

В довершение всего она оставила свои кольца на раковине в туалете, и им пришлось вернуться в ресторан от самых дверей ночного клуба, к которым подъехали, простояв в автомобильной пробке двадцать пять минут.

Пока Одри надевала кольца, Филипп с осуждением смотрел на нее.

– Удивительно, что бриллиант не украли.

– А меня это вовсе не удивляет, – без тени раскаяния за доставленное беспокойство ответила Одри. – Он такой огромный, что никому и в голову не придет считать его настоящим.

Филипп скрипнул зубами.

– Ага, наконец-то я понял тебя! Тебе не нравится твое обручальное кольцо.

– Оно не мое, а твое… так что не имеет значения, нравится оно мне или нет, – капризно заявила Одри, сама себе удивляясь.

По правде говоря, она испытывала гадкое чувство от своего поведения в течение всего вечера, но ничего не могла с собой поделать. И еще она ненавидела Филиппа. Да-да, пока тянулся этот нескончаемый вечер, она именно ненавидела его! Ненавидела расточаемые им улыбки, ненавидела каждую женщину, посмевшую взглянуть на него. Ненавидела его за то, что один-единственный раз он забыл о предосторожности, когда не имел права этого делать. Ненавидела и за то, что он заставил ее влюбиться в него, но не отвечал взаимностью…

– Боже! Да что с тобой творится? – вдруг озабоченно спросил Филипп, когда они садились в лимузин. – Почему, черт возьми, ты себя так ведешь?

Заметив смущенно отошедшего в сторону шофера, Одри покраснела до корней волос и втянула голову в плечи, испугавшись недоумения Филиппа больше, чем если бы он пришел в ярость.

– У меня просто нет больше сил притворяться. – Одри проклинала себя за эти слова, но сдержать накопившуюся горечь не смогла.

Воцарилась напряженная тишина.

– И что же означает сия загадочная фраза? – В голосе Филиппа вдруг появились сухие, официальные нотки, он давно не разговаривал с Одри в подобном тоне.

– Твое поведение унижает меня.

– Использование мужчин исключительно в качестве сексуальных партнеров имеет свои недостатки, – усмехнулся Филипп. – Я думал, что это глупая шутка, но теперь начинаю задумываться.

Одри сделала глубокий вдох и затаила дыхание. В ее испуганных глазах отражались яркие огни ночного города.

– Все обстоит намного хуже, чем ты считаешь…

– Лучше скажи, что у тебя небольшой нервный срыв после пережитого нами напряжения, тогда мне будет легче взять себя в руки и не обращать внимания на всю ту околесицу, что ты тут несешь, – предостерег Филипп.

Одри прилагала отчаянные усилия, чтобы сдержаться, но не смогла. Накопившиеся обиды требовали выхода.

– То, что между нами происходит, омерзительно!

– Будем считать, что я ничего не слышал.

– Оплатив мои долги, ты купил право диктовать мне, что я должна делать. Ты сам об этом сказал, – дрожащим голосом напомнила ему Одри. – И я бы могла с этим смириться, если бы мы не оказались в одной постели.

– Когда мы заключали наше соглашение, между нами ничего не было. С тех пор многое изменилось!

– Знаешь, я просто ненавижу тебя за то, что ты сделал со мной! – исступленно воскликнула Одри. Но, даже бросив эти горькие слова, она чувствовала, как ей хочется, чтобы Филипп обнял ее, произнес слова утешения, а не сидел истуканом, бесчувственно наблюдая, как ее сердце разрывается на части.

– Ладно. – Филипп пристально посмотрел на нее, его лицо пылало гневом. Он поднял трубку переговорного устройства, дал указания шоферу, и вскоре лимузин остановился перед входом в гостиницу.

– Увидимся завтра в клинике, – небрежно бросил Филипп, и в следующее мгновение перед Одри распахнулась дверца.

– Завтра? А ты куда собрался? – беспомощно спросила она.

– Тебя это не касается.

Одри и в голову не пришло, что Филипп может обидеться на нее за затеянный ею неприятный разговор. Ей это показалось самым жестоким наказанием. В смятении Одри молча вышла из машины и проводила глазами снова влившийся в поток машин лимузин.

Она уже поняла, что совершила ужасную ошибку, нанесла непоправимый ущерб существующим между нею и Филиппом отношениям. Взяв себя в руки, Одри стала ожидать его возвращения. Сейчас она почему-то была убеждена, что он обязательно вернется в гостиницу. Но, прождав до трех часов ночи, Одри легла и забылась беспокойным сном. Проснулась она на рассвете в полном одиночестве и с чувством страха.

Филипп, вероятно, провел ночь в поместье, оно ведь всего в часе езды отсюда. Мы остановились в гостинице лишь потому, что это удобнее – ведь большую часть времени мы проводим у Максимилиана.

Чувствуя острую необходимость поделиться с кем-нибудь своим бедами, Одри начала подумывать о том, чтобы позвонить Стелле в квартиру на побережье, где та остановилась. Но гнетущее чувство, оставшееся от разговора со сводной сестрой в день свадьбы, удержало Одри. К тому же Филипп, даже под пыткой не согласившийся бы поделиться с кем-либо своими личными неприятностями, наверняка был бы взбешен ее опрометчивым поступком.

Часов в десять Одри взяла такси и отправилась в клинику. Горькое чувство унижения шевельнулось в ней, когда, оказавшись рядом с Максимилианом, она узнала, что Филипп, ничего не сообщивший ей, уже успел переговорить со своим крестным отцом.

– Какая досада, что почти сразу после свадьбы вам придется разлучиться с Филиппом, – с сочувствием вздохнул Максимилиан.

– То есть как? – недоуменно спросила Одри.

– Кризис на фондовой бирже… Филипп вынужден срочно возвращаться в Лондон, – угрюмо пояснил Максимилиан. – Он сообщил, что заедет сюда по дороге в аэропорт. Тебе нужно ехать с ним, а не торчать здесь со мной.

Филипп торопится в Лондон? Получив это неприятное известие, Одри с трудом изобразила улыбку, ибо ей не хотелось расстраивать старика, внимательно наблюдавшего за ее реакцией.

– Мне вовсе не в тягость находиться рядом с вами!

Испуганное выражение исчезло с лица Максимилиана.

– Пожалуй, Филиппу действительно в ближайшие несколько дней будет не до тебя. Он ведь горит на работе.

Филипп возвращается в Лондон. Филипп оставляет меня во Франции, как и было оговорено, напомнила себе Одри. Филипп уже две недели отсутствует в банке. Максимилиан вскоре сможет продолжить свой реабилитационный период дома, я составлю ему компанию, следя за тем, чтобы он не слишком торопил события.

Они стали болтать с Максимилианом, и лишь когда ответом на ее очередную реплику стало молчание, Одри, почувствовав облегчение, поняла, что старик задремал. Она даже не могла припомнить, о чем они говорили. Решив размять ноги, она выскользнула из палаты, но тут же остановилась как вкопанная.

По коридору шел Филипп. В строгом сером костюме в полоску, в белой рубашке и в серебристом шелковом галстуке он больше не напоминал расслабленного, улыбающегося отпускника, каким Одри привыкла его видеть. Остановившись неподалеку от нее, он выглядел холодным, отстраненным и внушающим трепет.

Столкнувшись с ледяным взглядом его темных глубоко посаженных глаз, Одри испытала чувство, похожее на то, которое охватило ее, когда Филипп вручил ей список долгов Стеллы. Одри поежилась от страха. Ей показалось, что все произошедшее с ними за это время, являлось игрой ее воображения.

– Максимилиан спит, – пробормотала она.

– Ему необходимо как можно больше отдыхать. Я позвоню ему вечером.

Одри тяжело вздохнула и, собравшись с силами, произнесла то, что считала сейчас необходимым сказать:

– Филипп, я прошу прощения за свое вчерашнее поведение…

– Забудь об этом, – холодно оборвал он ее.

Все закипело у нее внутри. Ей показалось, что их разделяет непроницаемая стена из стекла. Словно они никогда не занимались любовью, не смеялись вместе, словно между ними вообще ничего не происходило!

– Я не могу… я вовсе не то имела в виду, сказав, что ненавижу…

– Я не хочу об этом говорить. – Филипп остался холоден как лед и не скрывал своего раздражения.

Глаза Одри невольно наполнились слезами. Тихо чертыхнувшись, Филипп положил ей на спину руку и увлек за собой по коридору в пустующую комнату для посетителей. Дверь он, однако, не закрыл. По коридору сновали медицинские сестры, и Одри поняла, что Филипп не хочет оставаться с ней наедине, не собирается вести серьезных бесед и задерживаться здесь дольше, чем намеревался. И вдруг ощутив головокружение, Одри тяжело опустилась на стул.

– Ты бросаешь меня… – Она вовсе не собиралась этого говорить, но слова сами собой сорвались с ее губ.

Стоявший к ней спиной Филипп всем своим видом выражал крайнее раздражение. Стиснув руки в кулаки, он засунул их карманы брюк, но не повернулся к Одри и ничего не ответил.

– Куда ты ездил вчера ночью? – дрожащим голосом прошептала она, чтобы хоть как-то обратить на себя внимание, ибо ей казалось, что мир вокруг рушится.

– На пляж.

– К-какой пляж? – поразилась она, поскольку побережье находилось на значительном расстоянии.

– Не имеет значения, куда я ездил! – грубо бросил Филипп.

– Просто я сильно беспокоилась… – пробормотала Одри.

– Я оплатил счет за гостиницу. – Филипп повернулся к ней вполоборота, затем снова отвернулся к окну, но она успела заметить, что он разъярен. – Тебе лучше вернуться в поместье. Шофер Максимилиана будет возить тебя к нему. А через пару недель ты сможешь вернуться в Лондон. Тогда обо всем и поговорим.

Если и пришло время сказать Филиппу, что я жду ребенка, подумала Одри, сейчас для этого самый неподходящий момент, ведь нас могут прервать или подслушать.

Филипп наконец повернулся к Одри, сурово глядя на нее, медленно извлек из внутреннего кармана своего великолепно сшитого пиджака какой-то небольшой предмет и бросил ей на колени.

– Пожалуй, пусть оно будет у тебя. Я не собираюсь больше никому дарить это.

Одри изумленно опустила глаза и увидела роскошное кольцо с рубином, грани которого в солнечных лучах играли всеми цветами радуги.

– Мне не в чем упрекнуть тебя. – Филипп замер на полпути к двери: он походил на человека, который разрывается между долгом и желанием. От напряжения глубокие морщины появились на его лице, глаза утратили свой блеск. – Следовало сказать тебе об этом раньше, но все как-то случая не было. Можешь продать это кольцо.

– Прошу прощения, я не помешаю? – послышался знакомый женский голос.

Одри вскинула голову и оцепенела, заметив на пороге свою сводную сестру, одетую, как всегда, ярко и вызывающе.

– Стелла… – изумленно пробормотала она.

– Я думала, Филипп приведет тебя к машине, чтобы ты могла повидаться со мной, но мне надоело ждать. – Стелла тряхнула своей роскошной золотистой гривой, ее красивое лицо исказила капризная гримаска. – Я все утро проторчала в этой проклятой машине!

Филипп виновато посмотрел на Одри.

– Прости, я забыл сказать, что твоя сестра решила вернуться в Лондон одним самолетом со мной.

– Забыл? – растерянно повторила Стелла, но уже в следующее мгновение улыбка расцвела на ее лице, и она передернула плечами. – Вечно этот парень невнимателен к моей персоне!

Одри перевела взгляд с Филиппа на Стеллу, потом снова взглянула на Филиппа. Она изо всех сил пыталась не выдать охватившего ее ужасного чувства, вызванного предательством двух самых близких ей людей. Теперь понятно, к кому Филипп ездил на побережье! Каков лицемер! Чего стоят только разглагольствования о том, как не понравилась ему Стелла! Значит, вчера вечером Филипп покинул ее с намерением провести время в компании ее красавицы-сестры.

– Мне пора возвращаться к Максимилиану. – Бледная как полотно, Одри распрямила плечи, торопясь поскорее уйти. – Желаю счастливого пути!

На полпути к палате Максимилиана Филипп нагнал ее и, схватив за руку, остановил. Одри неохотно обернулась и неприязненно спросила:

– Что?

Филипп пристально взглянул на нее и медленно отпустил ее руку.

– Ничего, ничего особенного! – бросил он и зашагал прочь.

Одри прислонилась спиной к стене и стояла так, пока ее не перестала бить дрожь. В палату Максимилиана она вошла, бодро улыбаясь.