Пролог

Париж

Год спустя после тропического лета

— О, тебе есть, чем гордиться, Мари! И вовсе не потому, что ты так высоко забралась по социальной лестнице. Этот шикарный номер, и черная служанка, и эти новенькие кожаные чемоданы — с чем? с нарядами, конечно?.. — и это колье… Но ты же знаешь, наряды, машины, золотые побрякушки меня не волнуют. Но ты, малышка, которая держала свое сердце на замке и грозила превратиться в «синий чулок», не испугалась африканских страстей, и это поднимает тебя над бледнолицыми европейскими сестрами. Наверное, в Африке страсти погорячее, чем тропическое солнце. Не так ли, малышка? — Всю эту тираду Анри выпалил одним духом. В его глазах играла хитрая усмешка и намек.

Мари хотела было отрезать, что не с его сексуальной ориентацией бросать такие намеки, но не захотела обижать своего старого приятеля. Анри всегда был добрым малым и, видимо, таким и остался. Каким-то образом сразу же узнал, что она вновь в Париже (наверное, из газет — для нее было неожиданностью увидеть себя на страницах прессы), узнал и сейчас же позвонил, примчался в отель, обрадовав ее своей искренней радостью встречи, готовый выполнить любую просьбу или поручение. Хотя Джамал, наверное, засверкал бы глазами и заскрипел зубами, узнай этот необузданный африканец о ее встрече с Анри, тем самым Анри, с которым в свое время она делила квартиру.

Квартиру, но ведь не постель же! — мысленно она нашла возражение Джамалу, будто очередная сцена ревности была ей и в самом деле уже уготована.

— Не знаю, что ты имеешь в виду под словами «африканские страсти», — спокойно ответила Мари, не принимая его вызова на откровенность. Однако она понимала, что вряд ли стоит отделываться ничего не значащей фразой, и в тон Анри шутливо добавила: — Пожалуй, здесь, в Париже, мало кто знает, что это такое, хотя выходцев из Африки, как я успела заметить, на берегах Сены стало еще больше…

— О, я склоняю голову перед экспертом по африканским страстям! — завопил Анри и рассмеялся.

Мари тоже не удержалась от улыбки. Но ее веселый приятель, не лишенный наблюдательности, подметил, что не успела еще улыбка сойти с ее лица, как в глазах Мари появилось отсутствующее выражение, словно она перенеслась далеко отсюда.

Так оно и было! Перед ее мысленным взором вдруг возникли искрящийся в черноте ночи бликами от фонарей бассейн среди тропической зелени, изящное золотое кольцо на дне, стражники в экзотической одежде, мимо которых она прошествовала с гордо поднятой головой во дворец, а потом — Джамал, его жаркий взгляд, сильные руки и…

Но это было в другом мире, который круто изменил и ее судьбу, и ее «я» всего за одно тропическое лето.

— Эксперт? — переспросила она по своей привычке. — Если бы ты знал, Анри, как встретила меня Африка…

 

Глава 1

Роскошный вид аэропорта «Абебе» ошеломил Мари. Она с изумлением взирала на полированные мраморные полы и резные колонны, мебель из дорогого дерева, огромные хрустальные люстры и золотую фурнитуру.

— Впечатляет, а? — заметил Люк Дюрари, пристроившись рядом в медленно двигавшейся очереди к паспортному контролю. — А ведь всего лет пять — семь назад здесь не было ничего, кроме пыльной посадочной полосы среди саванны. Король Бутасу греб золото лопатой и копил прибыли. Его прижимистость вызывала раздражение как иностранных, так и местных рабочих. Условия жизни тут были просто ужасающие…

Этот французский бизнесмен поднялся на борт самолета во время посадки в Марселе и с того момента не умолкал хотя бы на полминуты, но Мари была даже благодарна ему — он отвлекал ее от того волнующего обстоятельства, что шеф направил ее в такую таинственную страну, как Королевство Нботу.

— Когда король Бутасу заболел, всеми делами занялся наследный принц Джамал, — продолжал тараторить Люк, совершенно не обращая внимания на то, как вдруг замерла и побледнела Мари. — И теперь все стало по-другому. Джамал за какие-то пять лет модернизации преодолел полвека отставания. Он изумительный человек. Он преобразовал Королевство Нботу…

Обрамленное пышными локонами, словно вобравшими в себя все солнце юга, прелестное лицо Мари заледенело, из ее великолепных зеленых глаз повеяло полярным холодом. Хоть бы уж Люк заткнулся наконец — не желает она больше ничего слышать о принце Джамале. Нет у нее ни малейшего желания вспоминать, что их пути пересеклись во время недавнего пребывания принца в университете.

— Люди просто обожают его, — продолжал между тем ее случайный спутник. — Джамал стал национальным героем. Его называют Даром Небес. При упоминании о демократии представители столичного истеблишмента приходят в ярость. Они не устают твердить о том, что он спас страну от гражданской войны во время бунта генералов, как решительно он взял под свое командование армию и так далее, и тому подобное. Они даже сняли фильм о Даре Небес…

— Этого следовало ожидать, — мрачно проронила Мари.

— Да уж! — согласился Люк с нескрываемым восхищением, не замечая ее иронии. — Хоть обожествление его личности видеть неприятно, все же он великолепен! Кстати, — Люк перевел дыхание, — вас кто встречает?

— Никто, — пробормотала Мари, радуясь, что восхваление Джамала наконец завершилось.

— Вы что же, путешествуете одна? — нахмурился Люк.

Мари подавила возглас досады. В аэропорт она приехала не одна — ее сопровождал помощник Жюль Боле. Но буквально за пару минут до посадки он споткнулся о попавшийся ему под ноги «дипломат» и грохнулся так, что сломал себе ногу в щиколотке. Как ни ужасно, но ей пришлось оставить его на попечение бригады «скорой помощи» и полететь в Королевство Нботу одной — работа есть работа.

— А почему я не могу путешествовать самостоятельно?

— Как вообще вам удалось получить визу? — Люк сразу посерьезнел.

— Как обычно… А что такого?

— Может, и ничего. — Люк пожал плечами в замешательстве, старательно избегая ее взгляда. — Хотите, я побуду с вами на всякий случай?

— Нет необходимости, да и какие могут быть проблемы? — сухо отклонила его предложение Мари.

Но проблемы все-таки возникли. Не успел Люк помахать ей рукой на прощание, как чернокожий пограничник в расшитом золотом мундире, рассмотрев ее визу, спросил на ломаном французском:

— А где же месье Жюль Боле? Судя по вашей визе, вы путешествуете с сопровождающим. Так где он?

— Он не смог вылететь, — коротко ответила Мари, не желая пускаться в объяснения.

— Так вы путешествуете одна, доктор Мари Третье? — Офицер поднял бровь, словно сомневался в ее докторской степени. Это ее не удивило. В Королевстве Нботу девочки лишь недавно обрели право на образование. Так что высокообразованная женщина изумляла этого мужчину в погонах не меньше, чем если бы королевство захотел посетить маленький зелененький человечек с Луны.

— Да, я приехала одна. А почему бы и нет? — с вызовом спросила Мари, и кровь бросилась ей в лицо, когда ее отвели в сторону, что сразу же привлекло внимание стоявших в очереди.

— Ваша виза недействительна, — сообщил ей офицер, подавая знак стоявшим поодаль двум охранникам. — Вы не можете въехать в Королевство Нботу и будете возвращены во Францию ближайшим рейсом. Если у вас нет обратного билета, мы возьмем расходы на себя.

— Почему же моя виза недействительна? — недоуменно переспросила Мари.

— Она получена обманным путем. — Офицер сурово нахмурился и быстро затараторил на местном наречии, обращаясь к охранникам.

— Обманным? — эхом отозвалась Мари, все еще не веря в серьезность ситуации.

— Полиция аэропорта будет держать вас под стражей до вашего отлета, — услышала она в ответ.

Полицейские уже пялились на нее с откровенной насмешкой. Приведенная в замешательство угрозой немедленной высылки, Мари заскрежетала зубами под их оскорбительными взглядами. Иногда ей приходило в голову, что ее совершенные физические формы были своеобразным проявлением черного юмора природы по отношению к мужчинам. При ее-то холодном, даже безразличном отношении к противоположному полу ей следовало бы родиться плоской и невзрачной, а не с лицом, волосами и фигурой, которые вызывали столь сильные эмоции у каждого встречного.

— Вы совершаете ужасную ошибку, — заявила Мари, высоко подняв голову. — Я требую встречи с вашим начальником! Виза была законно выдана мне вашим посольством в Париже… — Она замолчала, заметив, что никто и не думает слушать ее, а полицейские приближаются с угрожающим видом.

Мари охватило не испытанное ранее ощущение — неподдельный, холодный страх. Она с силой втянула в себя воздух и прибегла к единственной спасительной тактике.

— Да будет вам известно, что я близкий друг наследного принца Джамала!

Уже было занявшийся другими пассажирами офицер снова повернулся к ней и замер.

— Мы познакомились, когда принц Джамал учился в Париже! — Мари даже покраснела, оттого что ей пришлось упоминать высокое имя, лишь бы заставить выслушать себя. Она гордо выпятила подбородок, и свет многочисленных люстр заиграл тициановскими оттенками меди и золота в ее длинных пушистых волосах.

У офицера отпала челюсть. Он что-то скомандовал на своем языке полицейским. Те с испуганными лицами поспешно отступили назад, словно Мари могла их сглазить.

— Так вы та самая?.. — еле слышно пролепетал офицер, вновь переходя на французский и вкладывая какое-то особое значение в эту фразу.

— Какая «та самая»? — поинтересовалась Мари.

Офицер пророкотал что-то в микрофон своего нагрудного передатчика и смахнул платком капли пота со лба, хотя кондиционеры в здании аэропорта работали исправно.

— Возникло ужасное, непростительное недоразумение, доктор Третье, — пояснил он, не давая ответа на ее вопрос.

— А моя виза?

— Никаких проблем! Пожалуйста, проходите, — предложил пограничник, рассыпаясь в извинениях.

Тут же как из-под земли появился солидный мужчина средних лет, представившийся начальником аэропорта «Абебе». Он также начал со взволнованных извинений, путая маловразумительный французский с примитивным английским. Он, подобострастно кланяясь, провел ее в уютный кабинет и попросил подождать, пока найдут ее багаж.

Мари вовсе не хотелось привлекать внимание к своему появлению в Королевстве Нботу, и она уже пожалела, что не попридержала язык за зубами, поддавшись панике. Почему же вдруг возник такой переполох?

Через пятнадцать мучительных минут начальник аэропорта вывел ее на… красный ковер, которого раньше в зале прилета не было. Мари не на шутку разволновалась от подобного знака внимания. В аэропорту, казалось, все замерло, атмосфера словно наэлектризовалась.

Ее явно с кем-то спутали, решила Мари, стараясь восстановить самообладание. За кого ее тут принимают? Или знакомство с Джамалом автоматически подразумевает подобное исключительное внимание? Надо же было ей столь легкомысленно заявить о своей дружбе с ним!

Мари с тревогой вспомнила последнюю мимолетную встречу с наследным принцем Королевства Нботу и испытала острую душевную боль. Ведь тогда она была на волосок… Едва не сваляла дурака. Он, слава Богу, ничего не знает. Такого удовольствия она ему не доставила.

На опаленном солнцем тротуаре выстроились по стойке «смирно» щеголеватые полицейские. Да, ее скромное посещение Королевства Нботу выливается неизвестно во что.

— Вот ваши сопровождающие, доктор Третье. — С этими словами начальник аэропорта щелкнул пальцами, и один из полицейских бросился открывать дверцу поджидающей патрульной машины.

— Сопровождающие? — с испуганным удивлением откликнулась Мари. Еще больше ее поразила молодая женщина, которая бросилась к Мари и вручила ей огромный букет. Мало того, женщина поцеловала ей руку.

Мари ничего не оставалось, как сесть в полицейскую машину. Да они здесь все посходили с ума, с насмешкой над услужливыми стражами порядка подумала она, но тут же одернула себя: нечего судить нравы Африки по парижским меркам. Когда машина сорвалась с места и водитель врубил пронзительную сирену, Мари приказала себе успокоиться, хотя до спокойствия ли тут, если ее эскортируют еще две полицейские машины?

Здравый смысл подсказывал одно логичное объяснение: пограничники, полицейские и начальник аэропорта, напуганные ее заявлением о знакомстве с принцем Джамалом, попытались «спасти» лицо, сгладить недоразумение с визой и показать гостье свое уважение к королевской семье. Поэтому ей и предоставили полицейский эскорт до отеля. Перестарались, конечно, но это же не Франция, а Нботу — феодальное королевство, которое лишь недавно ступило на путь из мрачного средневековья в современный мир.

Мари в ужасе зажмурилась, когда водитель промчался через перекресток на красный свет, оглушающей сиреной остановив все движение. Не без страха открыв глаза, она смотрела на проносившийся мимо столичный город Патата. Ее поразили новые районы, большие торговые центры, утопающие в зелени особняки и толпы темнокожих людей в пестрых свободных одеждах. Это был незнакомый ей мир, влекущий и немного пугающий.

Оставив позади белые виллы предместий, шоссе привело их за пределы столицы. Мари наклонилась вперед, стараясь рассмотреть похожие на крепостные мощные каменные стены, выраставшие впереди. Водитель что-то взволнованно тараторил в микрофон, держа руль только двумя пальцами.

Внезапно машина свернула с шоссе к огромным воротам с башенками, и прямо перед бампером возникла группа темнокожих в национальной одежде с автоматами в руках. Водитель с такой силой врезал по тормозам, что Мари сбросило с заднего сиденья. Она притаилась за спиной водителя, когда вокруг загрохотали автоматные очереди. Дрожа от страха, она решила, что водитель уже мертв, и не осмеливалась приподнять голову. И тут щелкнула отворившаяся дверца.

— Доктор Третье? — спокойно прозвучал низкий мужской голос.

Мари осторожно подняла голову и встретила вежливый вопрошающий взгляд франтоватого пожилого негра с козлиной бородкой, в которой пробивалась седина.

— Меня зовут Мишель Нгомо, — представился он.

— С-стреляют? — выдавила из себя Мари.

— А, ерунда, просто дворцовая охрана отвела душу. Вы испугались? Примите наши извинения.

— О!.. — Поняв нелепость ситуации, Мари покраснела и поднялась с пола. Вжавшись в заднее сиденье, она все же не решалась выйти из машины. — Дворцовая охрана? — Широко раскрытыми глазами она уставилась на Мишеля Нгомо. — Так это не отель?

— Нет, разумеется. Это — королевский дворец! — Нгомо усмехнулся. — Принц Джамал приказал доставить вас сюда.

С этими словами Мишель Нгомо зашагал к украшенному позолотой арочному входу во дворец, уверенный, что гостья последует за ним.

Видимо, принца Джамала известили из аэропорта о ее прибытии. Но ради чего он пригласил ее сюда? После того как они расстались пять лет назад, вряд ли ему хотелось видеть ее снова! Не пожелает же африканский принц, зная о своем успехе у женщин, чтобы его ухаживаниями опять пренебрегли. Ведь во время их последней малоприятной встречи Джамала глубоко оскорбил ее отказ.

Мари на ходу обдумывала, что сказать ему и как отвергнуть его потактичнее. Она же знает, как он горд. Ей стоило немалых усилий как можно мягче отделаться от него. Мари помрачнела, вспомнив, как Джамал дал волю своей ярости и заставил-таки ее потерять голову. Мари отнюдь не гордилась тем, что поставила его в смешное положение, но он сам был виноват в этом. Должна же она была сохранить самоуважение или нет?

Как в тумане Мари следовала за Мишелем Нгомо через огромный гулкий холл со стройными мраморными колоннами. Экзотическая обстановка отнюдь не способствовала ее душевному умиротворению. Украшавший стены и потолок причудливый орнамент в серо-зеленых, коричневых и светло-голубых тонах даже вызвал у нее легкое головокружение.

Но что это за звуки долетели до нее? Чей-то легкий смех? Мари взглянула наверх и увидела резные деревянные экраны, прикрывавшие галерею над ее головой. За ними она заметила какое-то движение, услышала девичьи смешки, взволнованный шепот нескольких голосов. Ее ноздри ощутили запах мускусных духов.

Уж не содержит ли принц целый гарем? Мари чуть побледнела и приостановилась. Ей много раз приходилось читать о бесправном положении женщин в третьем мире. Она никогда бы не согласилась разделить их судьбу. Ирония заключалась в том, что испытанное ею два года назад неудержимое влечение к Джамалу заставило ее тогда несколько подзабыть свои принципы. Ее друзья весело смеялись, когда за ней стал ухлестывать африканский принц, и подшучивали над Мари, что она попадет в гарем и ей уготована судьба одной из двух сотен наложниц…

— Доктор Третье! — умоляюще позвал Мишель Нгомо.

Отбросив воспоминания, Мари последовала за ним к украшенным тонкой резьбой дверям, которые распахнули перед ней два стражника, вооруженные длинными копьями и саблями. Нгомо отступил в сторону, давая понять, что далее ему не позволено сопровождать ее.

Сквозь распахнутые двери во внутренний дворик проникало яркое африканское солнце. Чувствуя, как неистово колотится сердце, Мари ожидала встречи с Джамалом. Она скорее почувствовала, чем увидела его появление, и ее охватило то пугающее смешанное чувство страстного желания и душевного смятения, которое на протяжении нескольких недель пять лет назад превратило в хаос ее спокойную и размеренную жизнь.

— Доктор Третье?

От этих протяжно произнесенных слов у нее дрожь пробежала по спине и перехватило дыхание. В нескольких шагах от себя на пороге залитого солнцем внутреннего дворика она увидела силуэт идеально сложенного высокого мужчины. Это был наследный принц Королевства Нботу Джамал.

— Твоему наряду недостает только пробкового шлема. Тогда бы ты точно соответствовала классическому образу исследователя, едущего в Черную Африку, — лениво усмехнулся Джамал, и ее наряд цвета хаки показался ей и в самом деле маскарадным костюмом.

Мари не могла отвести от него глаз. Он плавными кошачьими шагами приблизился к ней. Какой же он красивый! Жутко привлекательный! С резкими ястребиными чертами лица, с высокими скулами, туго обтянутыми шоколадного цвета кожей, широкоплечий и стройный. Достоинства его фигуры не скрывала свободная шелковая одежда, ниспадавшая до пола, но оставлявшая открытой часть мощной груди и сильные руки.

Джамал пристально смотрел на нее темными, как черный агат, глазами. У Мари пересохло во рту.

Ей пришлось собрать всю силу воли, чтобы не отвести глаза. Джамал обошел ее, как хищник жертву. Его поведение отнюдь не способствовало ее спокойствию.

— Что молчишь? — вкрадчиво спросил он, встав в двух шагах от нее. — Шокирована? Как же, дикарь вдруг опять заговорил по-французски…

Мари смертельно побледнела и вздрогнула, словно ей вонзили нож между ребрами.

— Пожалуйста… — попросила она, но он безжалостно усмехнулся и добавил:

— И даже научился пользоваться изысканными западными столовыми приборами…

Мари опустила голову. Что за вздор он несет? Она всем сердцем полюбила его, когда он, с его гордостью дикаря, пытался приноровиться к тому миру, знакомству с которым всячески препятствовал его подозрительный отец.

— Но дикарь не усвоил один урок, который ты захотела преподать мне, — тихо продолжил Джамал. — Я в нем не нуждался, ибо знаю женщин. Всегда знал женщин. И тебя я преследовал не потому, что меня подгоняло примитивное мужское высокомерие человека, считающего себя неотразимым, а потому, что читал в твоих глазах явное приглашение…

— Нет, это не так, — возразила Мари, с трудом отлепив язык от пересохшего нёба.

— Желание… голод… потребность… — Джамал столь прочувствованно произнес эти слова, что у Мари зашевелились волосы на затылке. — Твои спелые розовые губки говорили «нет», а твои изумрудные глаза взывали к моей настойчивости. Это льстило твоему «я», доктор Третье? Тебе нравится поддразнивать мужчин?

Он помнил каждое ее слово! Мари почувствовала смятение. Он все знал. Он все понимал. Знал, что втайне она желала его, вопреки своим заверениям в противном! Ее это потрясло — она же была уверена, что сумела скрыть от него свои тайные желания. Сейчас Мари почувствовала себя будто голой. Хуже того, Джамал истолковал ее двойственное поведение самым обидным образом. Дразнилка? Бесполая, холодная, фригидная — вот эпитеты, более привычные ее слуху.

— Если ты думаешь, что я обманула тебя, то, смею заверить, это было непреднамеренно, — натянуто ответила Мари, не поднимая глаз, запрещая себе смотреть на Джамала. Ей было наплевать, как он воспримет ее малодушное поведение. Может, она и должна была дать ему высказаться. Пять лет назад его гнев отнюдь не помог ему внятно и толково изъясниться на ее родном языке.

Молчание стало гнетущим. Мари почувствовала, что он ждал резкого заявления. Но сопротивление лишь подлило бы масла в огонь давнего спора.

Благоухание какого-то чрезвычайно ароматного дерева наполняло ее ноздри, а еле слышное дыхание принца мешало ей сосредоточиться. Именно так было в то ужасное время, когда едва не рухнул ее привычный и надежный мир.

— Могу я уйти? — негромко спросила Мари.

— Посмотри мне в глаза!

— Чего это ради?

— Посмотри мне в глаза! — жестко потребовал Джамал.

Ну хорошо, никуда от этого не деться, решила Мари, собравшись с духом. Ее взгляд натолкнулся на его. В глазах Джамала светились тигриные золотистые звездочки, они обжигали ее, и она задержала дыхание. Промелькнувшая в его глазах необузданная сила гипнотизировала женщину. Кровь оглушающе стучала в ушах Мари. У нее даже закружилась голова. С ощущением полной беспомощности и стыда она почувствовала, как ее груди набухли и натянули чашечки лифчика, а соски отвердели. Ее бледность сменилась ярким румянцем, и она уже не могла справиться с требованиями своего тела. Наэлектризованная сексом атмосфера подавила ее сопротивляемость .

На лице Джамала появилась шальная улыбка, его черные глаза с золотыми угольками в глубине зрачков обшаривали ее тело, подолгу задерживаясь на богатых округлостях. Неожиданно он отступил на шаг назад и хлопнул в ладоши. В пронзительной тишине хлопок прозвучал как пистолетный выстрел.

— А теперь попьем чаю и поговорим, — решительно объявил Джамал, словно отдавая приказ, сразу напомнив Мари, кто он такой и где она находится. Ведь этот мужчина чуть ли не бог в Королевстве Нботу.

Мари напряглась и судорожно сложила руки на груди.

— Я не…

Из ниоткуда материализовались трое слуг. Один нес поднос с чашками, другой — чайник, третий — эбеновый столик, инкрустированный золотом и слоновой костью.

— «Ирли Грей» специально для вас, — обрадовал ее Джамал, с врожденной грацией опускаясь на подушки.

— «Еирли Грей»? — Мари не поправила его, когда он на свой лад произнес название знаменитого сорта чая. Странная нежность охватила ее, и она проглотила ком в горле. Она припомнила, как он орудовал этими «изящными западными приборами» за обедом в университетском кафе. Стараясь отделаться от воспоминаний, она села напротив Джамала на прекрасный ковер и откинулась на кучу подушек, но беспокойные мысли не оставляли ее.

Я влюблена в него, безнадежно влюблена, мысленно повторяла она. Все в Джамале очаровывает меня. Мне уже двадцать восемь, но во многих отношениях я наивнее обычного подростка. Он был моей первой любовью или сильным увлечением, как ни назови это чувство, но оно захватило меня сильнее, чем невинную шестнадцатилетнюю девочку, которая быстро пришла бы в себя. А я еще высокомерно полагала, что мне хватит ума не поддаться на вызванные гормонами побуждения, не реагировать на незрелые эмоции. Но он вдребезги разбил всю мою самонадеянность.

— В аэропорту возникло какое-то недоразумение с моей визой. Иначе я не упомянула бы твое имя, — импульсивно проговорила Мари и пришла от этого в смущение. Она вовсе не импульсивна, но с Джамалом становится сама не своя. Фарфоровая чашка предательски задребезжала о блюдце, когда она взяла ее, чтобы занять чем-нибудь руки, и сделала глоток горячего ароматного напитка.

— Твоя виза и в самом деле недействительна.

— Прошу прощения, отчего же? — Мари в изумлении уставилась на Джамала.

— Визы молодым женщинам выдаются по строгим правилам: если они приглашены местной семьей, если у них на руках есть трудовой договор или их сопровождает мужчина — родственник или коллега, — бесстрастно перечислил принц. — В твоей визе указано, что у тебя есть сопровождающий. Однако ты прилетела одна. И этот факт сделал недействительными твои документы.

Мари гордо подняла подбородок и сверкнула изумрудными глазами.

— Так вы дискриминируете женщин-иностранок, введя эти дурацкие правила…

— Дискриминация женщин иногда дает положительный эффект.

— Да никогда! — убежденно возразила Мари.

— Хорошо, буду с тобой откровенен. — Его сверкающие темные глаза смотрели на нее осуждающе. — Едва ли можно назвать благотворным для нашего общества приток проституток.

— Проституток? — ошеломленно повторила Мари.

— Наши женщины должны быть девственницами, когда они выходят замуж. В противном случае они остаются незамужними, а их семьи лишаются чести. Конечно, и в нашем обществе древнейшая профессия может тайно процветать, но особых проблем с соблюдением нравственности не возникнет, если мы не будем либеральничать с визами.

— Так ты хочешь сказать, что в аэропорту меня приняли за шлюху? — спросила Мари с дрожью в голосе.

— Другую категорию женщин, которых мы стараемся не пускать в страну, я назвал бы «работающими авантюристками» за неимением более точного определения.

— Боюсь, что я не понимаю тебя.

— Молодые женщины из Европы и Америки приезжают сюда якобы на работу. Они стекаются в появившиеся в городе ночные клубы. Там они становятся завсегдатаями, пьют и ведут себя так, как это, может быть, допустимо в их собственных странах, но совсем иначе воспринимается мужчинами Нботу, — с усмешкой объяснил Джамал своим красивым грудным голосом. — Значительная часть таких женщин не возвращается на родину. Они остаются здесь нелегально, становятся чьими-то любовницами в обмен на роскошный образ жизни.

— Но я-то ведь не из такой компании! — запальчиво воскликнула Мари, покраснев до корней волос. Ей потребовалась пауза, чтобы сдержать возмущение и успокоиться, после чего она заявила: — Все это, конечно, интересно, но мне давно пора в отель.

— Наши отели не селят одиноких женщин твоего возраста.

Дрожащей рукой Мари провела по своим роскошным волосам.

— Я что-то не понимаю тебя.

— Ни один отель не предоставит тебе комнату, если ты приедешь одна. — Джамал пристально смотрел на нее. — Если бы я не велел привезти тебя во дворец, ты бы уже летела обратно во Францию.

— Это просто смешно! — вскрикнула Мари. Нервное напряжение лишило ее остатков самообладания. — Я же не виновата, что мой помощник сломал ногу перед самой посадкой в самолет!

— Тебе здорово не повезло, — согласился принц с легкой улыбкой на чувственных губах. Нетрудно было понять, что его совершенно не заботят те бюрократические трудности, с которыми она столкнулась на границе Королевства Нботу и от которых он с легкостью мог бы избавить ее… если бы захотел.

С вымученной улыбкой Мари отодвинула от себя чашку.

— Послушай, Джамал, это очень важная для меня научная поездка…

— Ну ты вообще очень серьезно относишься к своей работе, — поддразнил ее принц.

— Я приехала в вашу страну изучать экваториальную флору. Можно предположить, что удастся найти еще не описанные растения…

— Неужели в твоей жизни нет ничего интереснее?

— Интереснее? — изумилась Мари. Она полагала, что Джамал достаточно образованный человек, чтобы с уважением отнестись к предмету ее исследований.

— Я читал твою работу о классификации тропической флоры, — как бы между делом сообщил Джамал.

— Вот как, ты читал мою работу? — удивилась Мари.

— И даже намеревался предложить тебе продолжить исследования на эту тему в глухих районах нашей страны. Это может принести тебе славу в академическом мире по возвращении в Европу. — Его блестящие золотистые глаза пристально смотрели на нее. — И готов сопровождать тебя. В моем обществе ты будешь в безопасности. Да и полный комфорт тебе будет обеспечен.

— В твоем обществе? — Между бровями Мари обозначилась морщина. Она беспокойно заерзала на подушках.

Джамал хитро улыбнулся.

— Со мной ты можешь посетить места, которые никогда раньше не были доступны европейским исследователям. Я выступаю в роли проводника…

— О чем ты говоришь? — Ей вдруг стало душно.

Мари поднялась на ноги, стараясь уберечь себя от опасности, которая исходила физически ощутимыми волнами от Джамала.

— Длительное пребывание в Королевстве Нботу не только позволит собрать обильный материал для академического исследования, но и даст мне долгожданную возможность показать тебе, что значит быть настоящей женщиной, — с нескрываемым удовольствием произнес Джамал.

 

Глава 2

— Уж не приглашаешь ли ты меня занять место в твоем гареме? — Мари долго смотрела на Джамала широко раскрытыми глазами. В них все ярче разгорались искорки гнева. — Очень смешно! — произнесла она, чувствуя, как ее захлестывает волна горечи и негодования.

— Сейчас ты попала в мой мир, — невозмутимо напомнил Джамал. Его прикрытые веками глаза раздевали ее. — Покинешь ты его совсем другой женщиной.

Переполнившая ее ярость лишила Мари какой бы то ни было сдержанности.

— Если ты еще раз посмотришь на меня вот так, то я, да поможет мне Бог, выбью тебе твои замечательные зубы, — выпалила она.

Джамал расплылся в убийственной ухмылке, и его ровные белые зубы ярко сверкнули. Он оглядел свою гостью с нескрываемым удовольствием.

— Отец спрашивал меня, стоит ли эта женщина дипломатического скандала? Если бы он видел тебя сейчас, такого вопроса у него не возникло бы.

— О каком дипломатическом скандале ты говоришь? — спросила Мари повышенным голосом.

— Рано или поздно тебя хватятся, — пояснил Джамал. — Появятся вопросы, придется давать ответы. Нашего посла в Париже вызовут на Кэ д’Орсе — в Министерство иностранных дел. Но я полагаю, что пройдут долгие недели, прежде чем дойдет до этого.

— Значит, ты готов пойти на дипломатический скандал и нарушить права человека. — Мари встряхнула головой, пытаясь отделаться от кошмара, выливавшегося в реальность.

— Думаю, немногие заметят твое долгое отсутствие. Матери ты пишешь в лучшем случае раз в месяц. С отцом вообще не поддерживаешь отношений. Единственная твоя близкая подруга отправилась на медовый месяц в Италию. Что касается твоих коллег-ученых… — Джамал перечислял факты ровным, спокойным голосом, наслаждаясь ее изумлением. — Так что впереди у тебя долгие летние каникулы. Сомневаюсь, что кто-то будет с нетерпением ждать известий о тебе. Твоя изолированная жизнь — печальная характеристика вашей хваленой европейской цивилизации.

Розовым кончиком языка Мари облизала пересохшие губы. Слова Джамала приводили ее в шок.

— Откуда тебе все известно обо мне? — встревоженно спросила она.

— Услуги сыскного агентства.

— Ты напустил на меня частного сыщика? Когда? Зачем? Ты же не знал, что я собираюсь в Африку!

— Не знал? Как бы не так. Именно мой щедрый взнос в фонд университета обеспечил твою поездку…

— Что-что? — воскликнула Мари.

— Как ты думаешь, почему твои научные руководители настояли на исследовании в Королевстве Нботу?

— Флора здесь подверглась меньшему влиянию современного мира, нежели в других экваториальных странах Африки, — пояснила Мари.

— Верно. Но кто подсказал тему исследования?

Мари замерла. Действительно, идея была спущена сверху. Она родилась не в ее отделе. Кое-кто даже с завистью поговаривал, что у доктора Третье появились какие-то высокие покровители, поскольку подобные исследования никогда не находили финансовой поддержки.

— Я строю для вашего университета новую библиотеку. И даю деньги на некоторые научные работы. Причем финансирование полностью анонимное, — сообщил Джамал. — А мой представитель во Франции как-то упомянул, что на него произвели большое впечатление прочитанные тобой в прошлом году лекции…

Мари охватила дрожь. Без зазрения совести Джамал признавался в том, что ее обманом заманили в Королевство Нботу.

— Нет, я тебе не верю… Отказываюсь поверить в такое!

— О твоем намерении прибыть в нашу страну я узнал, как только ты запросила визу. Однако я не был готов к тому, что ты прилетишь одна, — усмехнулся Джамал. — Как и к скандалу с визой в аэропорту. Но твое одиночество оказалось даже кстати — никто не поднимет тревогу. Ты оказалась в моих руках раньше, чем я ожидал.

— Я вовсе не в твоих руках, ты, маньяк! — Мари подхватила свою сумочку и направилась к двери. — И не желаю больше слушать этот вздор!

— Ты готова к физическому насилию?

— Что это значит?

— Без моего разрешения ты не покинешь этот дворец.

— Я не нуждаюсь ни в чьем разрешении. Я поступаю так, как хочу! — выпалила Мари и дернула за резную ручку. — Я возвращаюсь в аэропорт!

— Если ты вынудишь моих людей применить силу, это приведет их в немалое смущение, но не помешает им выполнить свой долг, — предостерег Джамал.

Двери распахнулись. Стоявшие на страже охранники резко повернулись к ней, хотя старались не смотреть прямо на гостью. Мари вспомнила, как в аэропорту после упоминания ею имени принца мужчины быстро отводили от нее глаза. Жителю Нботу не пристало пялиться на женщину, не принадлежащую к его семье. А ведь она не была африканской женщиной. Нельзя назвать это плохим обычаем, однако он напоминал, что она пребывает в чужом мире, и сердце Мари невольно съеживалось от одной мысли, что ей придется противостоять этим свирепым типам, застывшим в дверях. Отчаянным движением она захлопнула двери.

— Если ты не выпустишь меня отсюда, я закричу!

— И от этого только сильнее разыграется твоя мигрень.

Откуда ему известно о ее мигрени? Откуда он знает, что она чувствует приближение приступа головной боли?

— Так ты думаешь, я не закричу? Думаешь, на меня произвели впечатление твои смешные угрозы и твой идиотский тронный зал и я не осмелюсь? — выпалила Мари, содрогаясь от ярости.

— Осмелишься? — Нахмурившись, Джамал гибко поднялся и сделал шаг к ней.

— Не подходи ко мне! — Впервые в жизни оказавшись на грани истерики, Мари неистово завопила. Да так, что у нее самой зазвенело в ушах и голове. Ее потрясло, что никто не прибежал на этот отчаянный вопль.

— Лучше спроси себя, какую радость принесла тебе жизнь в Европе? — мягко предложил Джамал, приближаясь к ней. — Ты работаешь как проклятая и отказываешь себе в жизненных удовольствиях.

— Я безумно счастлива! — парировала Мари, прижимаясь спиной к двери. — И полностью довольна своей работой.

— Вот если будешь полностью довольна мной, это доставит тебе неизмеримо большее удовольствие. Это снимет напряжение, которое ты все время сдерживаешь…

— Снять напряжение мне поможет только нападение на тебя. Так что держись от меня подальше! Если ты находишь забавными эти силовые игры, то ты зашел слишком далеко. Слышишь? Я требую немедленно доставить меня в аэропорт!

— Если я это выполню, ты же сама будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь, — заверил принц. — Я не позволю тебе сделать такую глупость.

— Уймись, Джамал! — При его приближении Мари метнулась в сторону и прижалась спиной к стене, чувствуя, как слабеют ноги. — Эта шутка плохо пахнет. Уж не собираешься ли ты держать меня здесь против моей воли? К тому же я не в твоем вкусе…

— У меня вкус католика…

— В интеллектуальном плане ты представляешь для меня…

— Вызов? Вот отдохнешь немного и привыкнешь к удивительной перемене в своей жизни. Ты уже не одинока…

— Мне нравится одиночество! — выкрикнула Мари.

— Ты просто боишься поделиться собой…

— С тобой мне нечего делить! — В ее крике прозвучало отчаяние. Она вдруг не выдержала, силы покинули ее, горячие слезы полились из глаз, и она уткнулась в ладони.

Его крепкие руки оторвали ее от стены.

— Нет! — в ужасе вскрикнула она. Те же крепкие руки подхватили ее. У нее голова пошла кругом. Она встретилась взглядом со сверкающими золотом черными глазами, прикрытыми более длинными, чем у нее, ресницами, и издала приглушенный стон.

— Не дергайся.

— Отпусти меня, — слезно простонала она.

— Шшш, — успокаивающе прошептал Джамал. — Капитуляция может стать сладчайшим наслаждением для женщины. Ты рождена, чтобы уступать, а не драться.

Мари закрыла увлажненные глаза, чувствуя себя слишком слабой, чтобы сопротивляться неодолимой силе. Джамал просто сумасшедший. Пять лет назад ей пришлось укрываться от него у тетки в Провансе. И она испытала тогда страдания, похожие на ломку наркомана, — бессонные ночи, утрату аппетита, внезапные смены настроения. И — хуже всего — пугающие признаки мазохизма, не менее жуткого, чем тот, которым мучилась ее мать в общении со своим вечно кочующим мужем.

Джамал нес ее на руках без видимых усилий. Ее окатывали волны его запаха — теплого, очень мужского. Никогда еще они не были так близки. Хотя у нее и раньше возникало желание узнать, каково это оказаться в его объятиях. И вот это случилось. Она чувствовала себя совершенно беззащитной, и, к ее ужасу, это ей нравилось. Нравилось, что он сжимает ее в своих объятиях, нравилось прикосновение мягкой роскошной ткани его одежды, его грубая мужская сила, мощное биение его сердца. С уст Мари сорвался стон, никак не связанный с ее мигренью.

Мари уложили на постель под лепет взволнованных женских голосов. На ее лоб легла холодная рука. Джамал! Ей хотелось сохранить его прикосновение. Он приподнял ее.

— Выпей это…

В ее сумочке были лекарства, но он предложил ей травяной настой. Выпив, она откинулась на подушки, слабая, как котенок. С трудом приподняв отяжелевшие веки, она увидела стоящих на коленях в нескольких шагах от кровати молодых женщин с выражением озабоченности на лицах. Мелодрама явно родилась в этом африканском племени, словно сквозь сон подумала Мари.

— Сейчас придет врач, — сказал Джамал. Его рука дрожала. — Закрой глаза и расслабься.

— Расслабиться? — Она содрогнулась от приступа головной боли. Наверное, он принес ее в гарем. И это его женщины наблюдают за ней. Его жены, наложницы. О небо, да какое мне до них дело, с горечью спросила она себя. В распоряжении Джамала двести молодых и красивых женщин, подаренных любящими подданными его отца. Об этом писала пресса еще в пору их парижского знакомства.

Нботу тогда направило французскому правительству ноту, когда одна парижская газета выболтала изумленной европейской публике секреты королевского двора. Дипломатические отношения были прерваны на шесть месяцев. Французские фирмы остались без выгодных контрактов. С тех пор средства массовой информации хранили тактичное молчание об экзотических сексуальных увлечениях наследного принца Королевства Нботу.

Джамал просто рассвирепел, когда она в пору того громкого скандала высказала ему в лицо все, что думает о его моральном облике. Он не мог поверить, что Мари осмелилась затронуть не подлежащую обсуждению тему, разгневался настолько, что забыл французский и обрушился на нее на своем африканском наречии, доведя до слез.

…Разбуженная птичьим щебетаньем, Мари сладостно потянулась. Ее темные густые ресницы поднялись, и она увидела над собой купол из красивого цветного стекла. Сев в постели, Мари подавила восклицание — ее ожидал еще один сюрприз: она была не одна. На ковре в полном молчании стояли на коленях три радостно улыбающиеся девушки.

— Вы проснулись, госпожа? — Одна из них грациозно поднялась с колен, глядя на Мари миндалевидными глазами. Ее стройное тело облегал цветастый лиф, а короткая юбка едва прикрывала низ живота. Девушка была обута в расшитые бисером шлепанцы. Золотые украшения на запястьях и щиколотках позвякивали при каждом ее движении.

— Я Макана, — сообщила она. — Нас выбрали прислуживать вам. Многие добивались этой чести, но только я знаю французский. Принц Джамал считает, что я хорошо говорю по-французски. Правда, хорошо?

Мари кивнула с глубоким вздохом, пытаясь взять себя в руки и одновременно осматривая сказочную комнату, непривычную обстановку. Неизвестно каким образом на ней оказался наряд из прозрачной белой шелковой ткани.

— Ты чудесно говоришь по-французски, Макана, — пробормотала Мари.

— Я приготовлю вам ванну, госпожа. Вам давно пора освежиться. У вас было такое долгое путешествие. Так восхитительно, мне кажется, лететь на самолете. Однажды я летала в Париж с принцессой Баньяни…

Баньяни? Что еще за принцесса Баньяни? Сестра Джамала, мать, тетя? Или жена? Мари совсем ничего не знает о его семье.

Макана поторопила девушек, которые украдкой бросали любопытные взгляды на Мари. Кто они? Служанки или их отношения с Джамалом носят более интимный характер? А сколько на них золотых украшений, Боже милостивый! Джамал, кажется, все-таки поместил ее в свой гарем, как и грозил. И накачал ее наркотиками, чтобы удержать здесь.

Что было намешано в том безобидном на вкус напитке, который она так доверчиво выпила из его рук? Раньше ей никогда не удавалось заснуть во время приступа мигрени. Но тут она отключилась, проспала не только весь вчерашний вечер, но и добрую часть сегодняшнего дня.

Из ванной комнаты донесся звук льющейся воды. Надев халат, Мари стремительно соскользнула с кровати, и Макана поторопилась подсунуть ей под ноги тапочки.

— Пожалуйста…

Оставьте меня в покое, хотела попросить Мари, но промолчала, заметив, что Макана смотрит на нее снизу вверх с благоговением, словно видит перед собой богиню.

— Мы выкупаем вас, госпожа. Мари решительно отклонила это предложение. Она даже не любила пользоваться общей раздевалкой.

— Но вы ведь та, которая… Вам нужно прислуживать. Мы должны все для вас делать, — взволнованно возразила Макана.

Та, которая?.. Мари вспомнила, что похожая фраза прозвучала и в аэропорту.

— Там, откуда я приехала, — заявила она, — мы принимаем ванну сами.

Макана хихикнула и на своем языке радостно поделилась с подружками новостью о таком капризе госпожи. Мари проскользнула мимо них в ванную комнату и закрыла за собой дверь. Современное оборудование ванны принесло успокоение. А та вычурная мебель из какого-то невероятной красоты дерева, инкрустированного слоновой костью, золотом и серебром, вызвала у нее ощущение, что она перенесена во времена Шахерезады. Скинув халат, Мари забралась в ванну, наполненную ароматизированной водой.

Постепенно придя в себя, она обрела решительность и вознамерилась устроить принцу такую сцену, чтобы он сам поспешил доставить ее в аэропорт как можно быстрее. Неужели он совсем спятил? Или вообразил, что может безнаказанно держать ее пленницей? Не вправе же он удерживать гражданку Франции.

Но тут Мари вспомнила, что Джамал говорил вчера: пожертвование университету… строгая анонимность взносов… Вспомнила, как сама была удивлена, когда ей неожиданно предложили научную командировку в Африку…

Закутанная в полотенце, Мари вышла из ванной комнаты.

— Где моя одежда?

Макана с гордостью показала на выложенную на постели и украшенную драгоценностями шелковую одежду.

— Где мой чемодан? — строго спросила Мари. Но ответа не получила. Девушки только смущенно отводили глаза.

Мари принялась распахивать дверцы шкафов и выдвигать ящики комодов. Поиск ни к чему не привел. Ей хотелось топать ногами и кричать от ярости. Это не укрылось от служанок. Макана и ее помощницы явно напугались, опасаясь, как бы ее недовольство не навлекло наказания на их головы.

— Ладно, придется надевать что есть. Подберите же мне что-нибудь, — наконец неохотно согласилась Мари.

Лица девушек вновь осветились улыбками. Макана протянула ей изумрудно-зеленый, расшитый золотом шелковый халат, прозрачные кружевные трусики и такой же лифчик — подобного никогда не было в традиционном европейском гардеробе Мари.

Мари оделась, посмотрела на себя в зеркало, и румянец окрасил ее щеки. Оставалось расчесать щеткой с серебряной ручкой свою гриву густых волос.

— Вы мною недовольны, госпожа? — полным слез голосом спросила Макана. — Вам не нравится моя помощь?

Мари почувствовала себя мелочной склочницей и передала щетку девушке. Ведь невозможно же навязать равенство тому, кто не признает и не делает этого равенства, подумала француженка.

— Какие необыкновенные волосы! Никогда не видела таких чудесных волос, — вздохнула Макана, аккуратно расчесывая пряди. — У них цвет заходящего солнца. Так говорят все.

— Кто говорит?

— Охранники принца Джамала. Им запрещено вас обсуждать, но мужчины тоже любят сплетничать. Давным-давно мы услышали о француженке с необыкновенными волосами. А король очень рассердился по поводу всех этих слухов о своем любимом сыне. А вот и европейский завтрак! — радостно объявила Макана, едва открылась дверь, чтобы пропустить слуг с подносами.

Мари с насмешливым удивлением наблюдала, как выкладываются яства с подносов, как снимают серебряные крышки с бесчисленных блюд. Овсяные хлопья, тосты, булочки, рулеты, пшеничный хлеб… Яичница, яйца всмятку, омлеты, даже печеные яйца… Рыба, почки, сосиски, помидоры, фрукты, соки…

Макана отодвинула стул, и Мари села за стол, обомлев от обилия яств. Никогда она не видела, чтобы на завтрак предлагали такое количество блюд.

— Вам нравится?

— Обалдеть можно! — не стесняясь в выражениях, ответила она.

— Принц Джамал пригласить шеф-повара из Претории. Если вам не нравится его кухня, он уедет обратно, — весело сообщила Макана.

Вот оно что выясняется! Джамал специально выписал повара, чтобы готовить ей! О небо, неужели он думает, что она задержится здесь? Мари глубоко вздохнула, испытывая такое ощущение, будто попала в какой-то фантастический мир, отставший на несколько веков от современной цивилизации, от разумной практичности двадцатого века.

Она допивала чай, когда к ней склонилась Макана.

— Принц… он хочет увидеть вас сейчас, — прошептала служанка, словно устраивала волнующее романтическое свидание.

Мари поднялась и гордо расправила плечи.

Дворец оказался огромным. В нем было много переходов, залов, закрытых галерей и залитых солнцем открытых двориков.

Макана поднялась вместе с ней по великолепной мраморной лестнице и остановилась наверху.

— Нужно подождать, госпожа…

Мари увидела внизу чудесный внутренний дворик с яркими тропическими растениями и прекрасными фонтанами. Но ее внимание привлекло совсем другое. Посреди дворика на искусно выложенном мраморном полу стоял Джамал. Его пышные, слегка курчавые черные волосы блестели на солнце. А перед ним на коленях рыдала женщина.

Макана засуетилась и, не зная, как отвлечь Мари, предложила пойти погулять.

— Нет! — отрезала француженка. Она никогда не видела ни одной женщины в столь унизительном положении и пришла в ужас. И без знания местного языка ей были понятны и полные смятения слова женщины, и ее смиренная поза, и страстность, с которой она льнула к принцу.

Джамал грубо бросил несколько фраз на своем родном языке и, буквально перешагнув через бедняжку, сердито щелкнул пальцами, подавая знак сбившимся в угол слугам. Те торопливо подняли женщину и вывели ее из дворика.

— Кто эта женщина? — шепотом спросила Мари.

— Принцесса Баньяни, — пробормотала служанка. — У принца Джамала всегда только одна жена. Он так говорит.

У Мари болезненно сжалось сердце. На лбу выступили капельки пота. Так Джамал женат! О небо, эта страдающая женщина — его жена. Не нужно особого воображения, чтобы понять, в чем источник ее страданий. Принц привез во дворец другую женщину, и Баньяни, естественно, обезумела.

Жестокость его поведения потрясла Мари. Оказывается, он до мозга костей дикий, деспотичный африканский принц, уверенный, что любые его желания важнее, чем чувства какой-то женщины, пусть даже его жены.

Не помня себя от возмущения, Мари поспешно спустилась по мраморным ступеням. Джамал резко повернулся к ней. Его красивое лицо окаменело от холодной ярости. Но когда его сногсшибательные черные глаза с золотым огнем в глубине остановились на Мари, он заметно расслабился, широкая белозубая улыбка осветила его темное лицо.

И эта улыбка подействовала на Мари как холодная морская волна. Она сбилась с шага, ее сердце дрогнуло в груди. На какой-то момент она перенеслась в тот вечер пятилетней давности, когда они впервые встретились. Мари выходила тогда из библиотеки, а он стоял, оперевшись на капот своего роскошного «феррари», в окружении экспансивных студенток — шикарных блондинок, известных вольным поведением. Джамал, заметив ее, весь напрягся, внимательно посмотрел на нее прищуренными глазами и вдруг одарил ее именно такой, как сейчас, восхитительной улыбкой. Мари тогда растерялась, застыла на месте и уронила книгу… Но сейчас этот сеанс гипноза у него не пройдет, поклялась себе Мари, ненавидя себя за чувствительность, волнение и бесстыжую реакцию на этого красавца, лишавшую ее разума.

— Меня уверяли, что местные мужчины лелеют и защищают женщин своей семьи, — с вызовом бросила она ему, — но это, кажется, не соответствует действительности, а? Принцесса Баньяни, похоже, не заслужила и капли твоего уважения.

Улыбка исчезла с его лица, словно Мари дала ему пощечину, и желваки заиграли у него под шоколадной кожей.

— Ты видела?..

— Видела, — подтвердила Мари.

— Весьма сожалею, что ты стала свидетельницей столь неприятной сцены, но не желаю, честно говоря, обсуждать ее с тобой, — мрачно произнес Джамал.

Мари отвернулась, не в силах смотреть на него. Хорошо, что у него хотя бы настолько хватило лояльности по отношению к своей жене, чтобы не обсуждать случившегося. Видимо, его сильно смутило, что Мари стала свидетельницей этой неприятной сцены. Поразительно! Неужели Джамал ожидал, что она сделает вид, будто не подозревает о других его женщинах. Наложницах и жене.

И все же в душе Мари не осуждала его за такой образ жизни. Как она была детищем своего мира — европейского, так и он был детищем своего — африканского. Не настолько же она глупа, чтобы вообразить, будто Нботу — единственная страна на свете, где мужчины держат наложниц. Об этом просто не принято говорить, это вежливо замалчивают, дабы не обижать высокопоставленных лиц богатого африканского королевства. Ее заинтересовало, многие ли мужчины в Европе, будь у них такая же возможность и молчаливое благословение общества, отказались бы от подобной свободы сексуального разнообразия.

— Ты хорошо выспалась?

Нервный смешок застрял у нее в горле.

— Тебе ли не знать этого? Ведь ты подсыпал мне снотворное.

— Тебе было очень плохо. Невыносимо было видеть, как ты страдаешь, — посочувствовал Джамал. — Сонное зелье позволило тебе отдохнуть.

Ее вдруг охватила невыносимая печаль. Она обессиленно опустилась на бортик фонтана и окунула пальцы в воду.

— А как ты ответишь на обвинение в похищении и насильственном удержании в плену?

— Ты мне не оставила иного выбора.

Мари глубоко вздохнула и внимательно посмотрела на него, не в силах отделаться от ощущения, что сегодня, одетый в превосходно скроенный европейский серый костюм, он кажется ей мучительно близким человеком. Внешне не лишенный западной утонченности, но оставшийся по воспитанию больше сыном Африки, он и не думал извиняться за свои поступки.

— Ты же знаешь, что эта увертка тебе не поможет, — прошептала Мари.

Она догадывалась, что женщины все ему прощают, стоит Джамалу лишь улыбнуться, и не сомневалась, что еще ни одна представительница слабого пола не припирала его к стенке. Баньяни ползала у его ног как побитая собака, не в состоянии держаться с ним на равных.

Дух свободы, независимость… Уж не это ли влечет Джамала к женщине не его круга… к ней? В Королевстве Нботу даже мужчины боялись принца, который в один прекрасный день станет их неограниченным правителем.

— Неужели ты и в самом деле намерен держать меня взаперти?

— Необязательно взаперти. Дай мне слово, что не попытаешься сбежать, и будешь свободна как птица.

— Тут что-то не сходится. — Она встретилась взглядом с его опаляющими золотистыми глазами, и у нее перехватило дыхание. Почему я говорю с ним так спокойно, а не ору на него во все горло? Испытываемая ею душевная боль стала невыносимой и поглотила ее ярость. Хуже того, предательская часть ее «я» с жадностью впитывала каждое мгновение, проведенное в его компании. Она понимала это, и собственная раздвоенность наполнила ее мучительно-сладким стыдом.

— Же те ве, — сказал он пять лет назад. — Я хочу тебя. Тю эз а муа, — промурлыкал он, как вкрадчивая кошка. — Ты — моя.

Искушение — греховное, сладостное, душепожираюшее…

— Как ты смеешь ограничивать мою свободу? Ты же образованный человек, — пробормотала Мари.

— Только внешне. Не льсти мне, — неожиданно резко возразил Джамал. — Я знаю, что ты думаешь обо мне. За последние два десятилетия мой отец разрешил тысячам мужчин из нашей страны учиться в европейских и американских университетах. И сделал это только потому, что ему стало ясно: Нботу окажется полностью зависимым от иностранной рабочей силы, если не побудить нашу молодежь получить хорошее образование за границей. Но мне король не позволил подобной роскоши. Я прекрасно понимаю, что чтение книг и короткая учеба в Париже еще не сделали из меня по-настоящему образованного человека. Особенно в твоих глазах — женщины с научными достижениями.

Под сводами дворца — она это ясно ощущала — пульсировало напряжение, придававшее дополнительную силу его вызывающему взгляду. Его отличали вспыльчивый характер, бесстыжая чувственность, но в этом могучем мужчине, несомненно, таилась сильная воля. Она обратила внимание на ту скромность, с которой он оценивал себя и свои знания, свою образованность и культуру. Право, стоило бы придушить упрямого старика — его отца, отказавшего сыну в том, что он дал своим подданным.

— Джамал, всякий, кто увидит, чего ты сумел добиться здесь, в Королевстве Нботу, за последние годы, назовет тебя вполне образованным человеком…

— Я прибег к помощи опытных советников из всех слоев нашего общества. Я не терплю семейственности, ибо проклятием многих стран Африки стало вхождение во власть бездарей. Я добиваюсь либерализации нашей культуры на благо нашего народа… Но я догадываюсь, о чем ты сейчас подумала. — Джамал оценивающе посмотрел на нее. — Ты думаешь, чего стоят мои рассуждения о либерализации, если при этом я могу похитить женщину.

— Я знаю, что похищение женщин — это одна из традиций ваших племен, — ледяным голосом проронила Мари. — Но…

На его чувственных губах вновь заиграла улыбка.

— Это не считается преступлением, если с женщиной обращаются с должным уважением, — поспешно прервал он ее.

Мари наклонила голову, чтобы он не заметил, как ей хочется расхохотаться. Когда требовалось, Джамал становился изобретательным и мог ловко повернуть разговор в нужное русло. Ее признание вековой традиции похищения женщин порадовало его, ибо вполне оправдывало собственное поведение принца.

— И свадьба, естественно, должна быть отпразднована в самом скором времени, — сказал Джамал. — Так положено.

Мари подняла голову, и в ее зеленых глазах промелькнуло изумление. В разговоре возникла напряженная пауза. Не выдержав долгого молчания, Джамал что-то пробормотал на своем языке, а потом опять перешел на французский. Его красивое лицо выражало недоумение.

— Уж не подумала ли ты, что я оскорблю тебя и не предложу замужество? Накануне мы поспорили… Именно поэтому ты и запаниковала? — спросил он, схватил ее за руки и заставил подняться. — Я привез тебя сюда, чтобы ты стала моей женой!

— Второй женой? — С гневом взглянув на нет, Мари высвободила свои руки и выбежала из дворика.

 

Глава 3

Проскочив в ближайшую арку, Мари оказалась в роскошной гостиной. Стараясь взять себя в руки, она зажмурилась. «У принца Джамала всегда только одна жена. Он так говорит», — вспомнила Мари слова служанки. Джамал, похоже, собирается нарушить свое обещание, а что может поделать несчастная женщина в обществе, где он всемогущ? Баньяни, возможно, мирилась с другими женщинами в постели ее мужа, но почувствовала себя преданной, как только появилась соперница, которая могла занять равное с ней положение во дворце.

Брак… В похищении женщины, как считают в этой стране, нет ничего страшного, пока для соблюдения приличий предлагается бракосочетание. Мари нервно усмехнулась. Ничего удивительного в том, что в аэропорту с ней обращались, как с членом королевской семьи, или в том, что ее обслуживали, как принцессу. Все, кроме нее, оказывается, ждали свадьбы по ее прибытии!

Полигамный брак. По местным обычаям мужчина вправе иметь несколько жен. Ничего не было предосудительного в том, если со временем он от каких-то освобождался, предпочитая взять новых. Разумеется, бывших жен полагалось обеспечить достойным образом. Так что содержать многочисленное семейство не всем тут было по карману. Но Джамал ведь сказочно богат.

Странно, что пять лет назад Мари даже не приходило в голову поинтересоваться, женат ли принц. Газеты писали лишь о множестве наложниц в королевском дворце…

— Почему ты так встревожена? Тебе не стыдно так низко думать обо мне? Здесь ведь не замок Синей Бороды, а я не грязный насильник, навязывающий себя беззащитной женщине! Неужели ты могла поверить, что мой отец согласился бы, чтобы я привез сюда парижанку, не намереваясь жениться на ней? Ты считаешь нас совсем дикарями? — с жаром говорил Джамал, нагнав ее в гостиной.

— А принцесса Баньяни? — возразила Мари.

— Баньяни придется смириться со своей судьбой. Меня это не касается, — отмахнулся Джамал. — Я не сделал ничего такого, чего мне следовало бы стыдиться. Я ждал тебя долгих пять лет, и Баньяни прекрасно знает об этом…

Мари в ужасе уставилась на него.

— Твоя жалость поражает, — пробормотала она.

— Жалость не безгранична, как и терпимость. Почему ты задала этот вопрос?

— Вчера вечером… — Мари не могла справиться с удивлением от того, что ему непонятна ее реакция. Боже милостивый, он и в самом деле считает, что, сделай он ей предложение пять лет назад, она изменила бы свое отношение к нему. Неужели он думает, что она тогда бросилась бы с радостью к нему на грудь? Неужели полагает, что, оказав ей сейчас подобную «честь», он сможет чудесным образом преодолеть ее сопротивление?

— Что вчера вечером? — взволнованно переспросил Джамал.

— Да ты все повторял, что когда я вернусь в Европу… Тогда ты не думал о браке! — напомнила она ему.

— Я хотел объяснить, что предоставлю тебе свободу, если ты почувствуешь себя несчастной. Дам тебе развод, но только после того, как мы попробуем пожить вместе.

Мари отвернулась. Да ни при каких условиях не выйдет она замуж за Джамала! Даже если бы у него не было Баньяни и других двухсот женщин, она сказала бы «нет». Она просто не создана для замужества. Насмотрелась уже на прелести брака во Франции, а о смешанном браке и говорить не приходится. И ее удивило желание Джамала жениться на ней. Пять лет назад он добивался, как ей казалось, лишь мимолетной связи, и она была бы не первой его любовницей в университете, далеко не первой! С принцем она познакомилась, когда он проучился всего один семестр, но уже была немало наслышана о его веселых похождениях, ох немало!

Джамал с восторгом погрузился в мир, где белые женщины жаждали разделить с ним любовь и постель. С его внешностью, очаровательно ломаным французским, огромным богатством и перспективой стать в один прекрасный день королем Джамал был неотразим для наивных девочек, готовых пасть к ногам принца. Вокруг него царила атмосфера обожания…

— Я никогда не выйду за тебя, — резко ответила Мари.

— Никогда не говори мне «никогда»!

— Я требую, чтобы ты отправил меня в аэропорт.

— Ни за что! — сверкнул Джамал глазами.

— Боишься потерять лицо, — догадалась Мари, даже жалея, что слишком хорошо знакома с традициями его страны. Расклад был понятен: он известил свою семью о намерении жениться на парижанке. Если же она откажет ему, это выльется в жуткое унижение для принца. Причем публичное. В Нботу, несомненно, нет ни одной женщины, которая отказалась бы от чести стать его женой.

— И опять ты пытаешься оскорбить меня. — Джамал смотрел на нее с упреком, сжимая кулаки. — То, что связывает нас, гораздо глубже, и «потеря лица» тут ни при чем!

Мари побледнела, но и не подумала уступать ему.

— Между нами ничего нет и не будет. Ты должен смириться с этим. Единственное, что привлекает тебя ко мне, как мне кажется, это то, что я сказала «нет» пять лет назад. Твое самолюбие просто не может смириться с тем, что на свете есть женщина, которая не желает лечь с тобой в постель.

— Ты явно лжешь и тем провоцируешь меня. — Джамал порывисто шагнул вперед и протянул к ней руки. Когда он заключил Мари в свои объятия, она не могла пошевелиться от неожиданности. Сверкающие золотыми искрами глаза пожирали ее испуганное лицо с таким опаляющим жаром, что у нее покраснели щеки. — Ты так же жаждешь меня, как и я тебя, — горячо сказал он.

— Нет!

— Вчера я прочел желание в твоих глазах. — Джамал запустил свои длинные пальцы в ее огненные волосы. — Вот я обнимаю тебя и чувствую, что твое сердце бьется так неистово, как сердце газели, которую преследуют охотники. И оно бьется так только для меня, а не для какого-нибудь другого мужчины. А я ведь даже никогда не притрагивался к тебе, — произнес он с таким жаром, что у нее дрожь пробежала по спине. — Сколько мужчин в твоем мире могли бы сказать такое о женщине, которой они жаждут обладать? Сколько мужчин обращались бы с тобой с таким безусловным уважением?

Большим пальцем он начал поглаживать мочку ее уха. У нее перехватило дыхание. Под его острым взглядом ее лицо лихорадочно вспыхнуло, голова пошла кругом, и ее судорожный вздох громко прозвучал в тишине.

— Джамал, я…

— Ты считаешь, что я должен держать себя в узде. Почему? — спросил он. Его указательный палец очертил ее дрожащую нижнюю губу с нежностью, вызывающей муку и пробудившей ее чувственность. — Я и так слишком долго сдерживался, проявлял, может быть, излишнее благородство. Во Франции я позволил тебе слишком легко отделаться от меня, но сейчас уже не допущу такого.

— Отпусти меня, — придушенно пробормотала Мари, пытаясь преодолеть охватившую ее слабость и сдержать дрожь от окатившей ее волны сексуальной чувственности.

— Разве другие мужчины не обнимали тебя… не трогали тебя? — В его красивом голосе послышались грозовые нотки. — Так почему, по-твоему, я должен вести себя иначе?

Ее потяжелевшие и набухшие груди поднимались и опадали, ее отвердевшие соски натянули тонкую ткань лифчика. Томный жар скапливался меж ее бедер, заставляя перебирать ногами и выгибать спину. Но в ее затуманенном сознании возник животный страх перед своей собственной реакцией на его ласки.

— Не делай этого!

— А твои глаза говорят: «делай», — возразил он. — Если бы я вел себя, как мужчины твоего мира, ты бы не отвергла меня пять лет назад. А я позволил тебе остаться свободной. Знаешь, почему африканцы не оставляют незамужнюю женщину наедине с мужчиной? Да потому, что мужчина грешен, а женщина слишком слаба, чтобы не поддаться искушению, ибо разве не создана она, чтобы быть величайшим наслаждением в жизни мужчины? И когда ты будешь моей душой и телом… Именно это я пообещал себе в Париже и выполню это свое обещание скорее, чем ты думаешь…

— В аэропорт! — судорожно воскликнула Мари.

Принц негромко рассмеялся и сильной рукой, скользнувшей на ее поясницу, прижал ее еще плотнее к себе.

— Взлетающий самолет… Небо открывается, как ворота в твой собственный рай… Очень привлекательно… Но ты ведь необычайно чувственная женщина, — хрипло прошептал Джамал. — Я распознал это с самого начала.

Сильная дрожь сотрясла ее тело, когда горячее дыхание принца опалило ее щеку. Он жадно и сокрушительно овладел ее ртом, и она так стремительно и глубоко погрузилась в неведомый ею мир, что почувствовала себя потерянной. Кончиком языка он раздвинул ее губы и принялся исследовать влажный и нежный рот. С глухим стоном Мари загорелась всепожирающим пламенем страсти.

Ее охватило дикое, неизведанное и всепоглощающее возбуждение. С каждым новым лихорадочным поцелуем она оказывалась на краю отчаяния и ожидания следующего поцелуя и старалась прижаться к горячему, мощному телу Джамала. Она искала близости, жаждала ее всем своим женским существом. Ее руки потянулись вверх, чуть задержались на его широких плечах и судорожно обвили его крепкую шоколадную шею, ее ищущие пальцы заиграли с густыми черными волосами на его затылке.

Подавив невольно вырвавшийся стон, он вдруг с силой сжал ее в своих объятиях и приподнял, прижимая к себе, целуя ее с ненасытной жадностью и раздувая пламя ее возбуждения до невыносимой степени. Мари вжималась в него, запустив пальцы ему в волосы. Он был ее единственным спасением в водовороте необузданной страсти. Принц пробормотал что-то, словно пытаясь освободиться от ее припухшего рта, но она не отпускала его и целовала с той неугасимой жаждой, которую он сам же пробудил в ней.

Джамал нежно опустил ее на мягкий ковер, накрыв ее, дрожащую, своим большим мускулистым телом, и жар желания воспламенил ее всю, заставив выгнуть бедра и высвободить ноги из обвивающего их халата. Его ладонь охватила ее грудь, она задохнулась, шокированная неизведанным ощущением, и выгнулась навстречу ему всей своей напряженной, ищущей плотью.

Джамал отвел свои губы от ее рта и уставился на Мари сверкающими глазами, судорожно переводя дыхание. Ослабив свои объятия, он погладил кончиком пальца ее бесстыже разбухший сосок, вызвав пульсирующую боль в самом средоточии ее женственности. Мари зажмурилась от умопомрачительного возбуждения и содрогнулась, как под напором штормового ветра.

— Я не имею права делать это, — выдохнул Джамал с внезапной яростью, резко отстранился от нее и, подхватив ее послушное тело, поставил Мари на ноги. — Сделав такое, я опозорил бы тебя, а я не могу допустить, чтобы хоть что-нибудь в наших отношениях вызывало сожаление. Ты будешь моей как жена и никак иначе!

Он опустил ее, послушную как кукла, на низкий диван. Мари никак не могла понять, что с ней случилось. Все ее тело словно обрело независимую от ее разума жизнь и сейчас кричало от жуткой неудовлетворенности. Оно до боли жаждало физической близости, которой еще никогда не испытывала. И Мари чувствовала себя совершенно оглушенной, ее сознание никак не могло выбраться из темноты, да ей в общем-то совсем не хотелось ни о чем думать…

— Я так и знал, что твое желание соответствует моему, — признался Джамал. — Теперь и ты должна признать это и быть благодарной, что мое самообладание оказалось сильнее. Хотя, если честно, не это остановило меня, а распахнутые настежь двери.

Быть благодарной? Мари чувствовала себя как бы на пепелище, когда ее огонь был затушен ведром холодной действительности. Никогда ранее она не испытывала подобной бури до предела возбужденных чувств. Ее охватило отвращение к самой себе и к Джамалу.

Она опустила голову, пытаясь сообразить, что же произошло, каким образом мужчина мог довести ее до такой степени безумия. Мари испытывала невыносимый стыд за свое поведение. Как она могла забыть судьбу Баньяни хоть на секунду? Как посмела? Горячие слезы покатились из-под ее опущенных век, и она вскочила на ноги.

— Ты должен дать мне уехать!

— Ты самая упрямая из встреченных мною женщин, — сердито бросил Джамал. — Почему ты не хочешь поговорить со мной? Почему я постоянно наталкиваюсь на твое молчание? Неужели ты настолько предубеждена против черной расы, что не желаешь прислушаться к своему собственному сердцу?

Обвинение в расовом предубеждении показалось ей уж совсем несправедливым. Мари взглянула на него с горьким упреком и бросилась вон.

Ее душили безутешные рыдания, когда она натолкнулась на Макану, поджидавшую ее в крытой галерее. Последним усилием воли Мари подавила слезы и гордо подняла голову, пытаясь скрыть разрывавшие ее душу чувства.

Как он смел привезти ее сюда? Как он смел подвергнуть ее такому невыносимому испытанию? Он вызвал в ней забытые ощущения, тревожные чувства, от которых, казалось, она давно избавилась. Страдает моя гордость, говорила она себе. Моя глупая тайная влюбленность в него пятилетней давности заставляет меня сейчас сжиматься от страха. Это же кошмар, что она вынужденно оказалась с ним рядом, словно возвратилась на место преступления.

Поднявшись в свои апартаменты, Мари долго металась из угла в угол, слишком возбужденная, чтобы присесть. Она понимала, в чем дело. Она все еще пребывала в шоке от той физической реакции, которую он вызвал в ней, не могла поверить, что именно она оказалась той сексуальной женщиной, которую Джамал только что сжимал в объятиях. Подобные физические развлечения всегда оставляли Мари холодной. Даже признавая свою влюбленность в него, она полагала, что попытка Джамала добиться близости произведет на нее не большее впечатление, чем усилия ее коллег. Но теперь она познала всю степень своей уязвимости и укоряла себя за слабость.

Как я могла позволить ему такое, как? Сама виновата, мрачно думала Мари. Девственница в двадцать восемь лет… Никогда раньше это ее не беспокоило, не вызывало у нее расстройства или сожаления, пока Джамал вновь не появился на горизонте. Она не чувствовала себя ни в коей мере ущемленной, пока он не пробудил в ней бурные чувства. Только сейчас Мари пришла к осознанию, что слишком долго отказывала себе в удовлетворении физиологических потребностей, и дождалась, что женатый мужчина заставил ее вести себя как изголодавшаяся по сексу развратница.

За долгие пять лет Джамал, оказывается, не забыл ее. Почему? Старое вожделение? В Париже принц устроил ей такую осаду, словно вел военные действия. Засыпал ее цветами и драгоценностями. Несколько месяцев, проведенные им в студенческом городке, показали, чего именно европейские женщины ждут от богатого африканца. Драгоценности она ему вернула. Но когда Мари не поддалась его ухаживаниям, он не отказался от нее и не переключился на более податливых поклонниц. Куда там!

Джамал неизмеримо выше ценил то, за что ему приходилось сражаться. Всю изощренность, изобретательность ума он сосредоточил на этой девушке, увлеченной изучением флоры и уже тогда подававшей большие надежды в науке. Может быть, ее положение в университете ему и льстило, но не это было главным. Однажды на ее пороге таинственно появился восхитительный персидский котенок. А когда она засиживалась в библиотеке, заранее оплаченное такси поджидало ее, чтобы отвезти домой. Джамал приглашал ее в оперу и на лекции знаменитостей вместо дискотек и ночных клубов.

А она снова и снова повторяла «нет» и «извини», ссылаясь на занятость, пока наконец не выдала: «Ты меня не интересуешь… Ты мне не нравишься…»

Это было неправдой, это было наглой ложью! Но самое ужасное состояло как раз в том, что Джамал знал, что она лжет, и глубоко переживал, что она отказывалась признать их взаимное влечение. Поэтому он и не забыл ее.

Она закрыла лицо дрожащими руками, ощущая небывалое, пугающее смятение. Как он смел так вести себя с ней? Да что в нем такого, что он растревожил все глубины ее души? Ее пугала неспособность сообразить, что же теперь делать. Припомнив разговор с ним во внутреннем дворике, она еще больше расстроилась от причуд своего поведения. Играла пальцами в воде фонтана и разговаривала с ним! Ну разве это разумное поведение? Почему она не потребовала вернуть ей свободу в таких выражениях, что их нельзя было бы проигнорировать? Почему не пригрозила ему, не взяла его за горло, не назвала в глаза похитителем людей?

У нее голова шла кругом от всех несообразностей своего поведения. Как-то нужно заставить Джа-мала отпустить меня, билась настойчивая мысль.

Мари вспомнила полные безысходности его последние слова. Какого бы ответа ни ожидал Джамал на свое предложение, он его не получил. Ее охватило подозрение, что он действительно мог поверить, будто она чувствует себя польщенной, узнав, как он старался завлечь ее в Королевство Нботу. Он утверждал, что им руководили самые благородные побуждения.

Благородные ли? Она здорово задела его самолюбие, когда наотрез отказала ему в Париже. Тогда он со своим непомерным высокомерием сделал предложение, от которого, по его расчетам, ни одна женщина в своем уме не отказалась бы: супружество!

Да он безумец! Мало того что он не хочет понять ее чувств, так еще не видит той глубокой пропасти в образовании и культуре, которая разделяет их. Ей от отчаяния хотелось кричать и рвать на себе волосы.

Внезапно дверь спальни распахнулась. Мари с испугом воззрилась на очаровательную брюнетку, остановившуюся на пороге. На ней был сказочный, из парчи лимонного цвета костюм. Огромные карие глаза над тонкого очертания скулами уставились на Мари. Чуть выпяченные красные губы тронула злая усмешка.

— Я — принцесса Баньяни…

Смешанные чувства охватили Мари, но прежде всего — ужас. Она не могла вымолвить ни слова, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Ей захотелось забиться в какой-нибудь укромный уголок.

Баньяни с ненавистью разглядывала Мари.

— Морковные волосы! Уродливая европейская сучка! — выпалила она по-французски с сильным акцентом.

Что-то не похожа эта взбешенная фурия на несчастную, рыдающую женщину, отметила про себя Мари. Не было и следа слез на этом удивительно красивом лице. А выражало оно такую неукротимую ярость, что Мари испугалась, как бы Баньяни не набросилась на нее.

— Ты надеешься занять мое место… Но позволь сказать, что уготовил тебе Джамал! — выкрикнула Баньяни. — Он предложит тебе фальшивый брак. У нас его называют свамба. Ты слышала, что это такое? Это — брачный контракт на день, на неделю, самое большее на месяц или два. При нем даже не требуется развод. Мужчины прибегают к старому обычаю, чтобы насладиться женщиной и потом отделаться от нее!

Мари даже не подозревала, что в Королевстве Нботу до сих пор признают временные брачные контракты. Подобные соглашения позволяли обойти строгие правила общества, осуждающего внебрачные половые связи. Однако свамба позволяла избежать греха и стыда. Годится и связь на одну ночь, если соблюдены обычаи.

— Остановись, Баньяни… — с мукой произнесла Мари.

— Тебя это шокировало! — обрадовалась принцесса. — Ты к тому же и дура! При иных обстоятельствах король Бутасу ни за что не разрешил бы своему сыну жениться на европейской женщине!

— Баньяни, пожалуйста, прости меня за ту боль, что я причиняю тебе своим пребыванием здесь, — попросила Мари, не в состоянии выдержать испепеляющий взгляд брюнетки. — Пожалуйста, поверь мне, я вовсе не желаю выходить замуж за твоего мужа…

— За моего мужа? — взвизгнула Баньяни.

— Джамал не выпускает меня из дворца!

— Не выпускает? — изумилась принцесса. Она, видимо, считала, что француженка пребывает здесь по своей воле. — Ты не хочешь оставаться в Патате? Не хочешь замуж за принца Джамала? Не могу поверить…

— И тем не менее это так! Я не желаю иметь с ним ничего общего. Я и представления не имела, что Джамал хотел заманить меня сюда. И не знала, что он женат…

— Поэтому ты и хочешь оставить его?

— Эта лишь одна из многих причин, — покраснела Мари.

— Если ты действительно хочешь удрать, я помогу тебе выбраться из дворца, — пообещала Баньяни. — Старые женщины у нас еще пользуются головными накидками, когда выходят из дома. Под накидкой тебя никто не узнает.

— Буду очень благодарна тебе за помощь…

— Я все приготовлю.

Принцесса Баньяни приоткрыла дверь и быстро заговорила на своем языке с поджидавшей у порога Маканой. Служанка пришла в ужас и упала на колени. Не внимая ее мольбам, Баньяни вышла из комнаты. Что за ведьма! — невольно подумала Мари, но тут же одернула себя: какое ты имеешь право судить других, это не твой мир, и чем скорее ты из него выберешься, тем лучше.

Лежа на диване, Мари рассеянно листала иллюстрированный журнал, когда краем глаза заметила какое-то движение, отразившееся в высоком зеркале, и быстро обернулась.

— Ах! — вырвался у нее возглас, и она вскочила на ноги.

— Не кричи! — предостерег ее Джамал. — Это — женская половина дворца, и из уважения к твоей репутации я не должен появляться здесь…

— Именно так! — выпалила Мари. — Какого же черта ты зашел сюда?

— Я пробрался по крыше и спрыгнул на балкон.

Удивительно, что она ничего не слышала. Впрочем, чего же удивляться, если он вообще двигается бесшумно, как и полагается сыну диких тропиков.

— Ты мог бы сломать свою дурацкую шею! Что тебе нужно?

— Разумеется, мне следовало прийти под покровом ночи, перерезав охрану, — насмешливо вздохнул Джамал. — В тебе нет романтической жилки, доктор Мари Третье.

Мари прерывисто вздохнула.

— Но мы можем вместе создать романтическую обстановку. Однако ты спрашиваешь, зачем я здесь, а я спрашиваю, почему ты сбежала от серьезного разговора?

— Я ясно высказала свое настроение, — с обидой в голосе ответила Мари, не отводя взгляда от его лица.

Внимательные глаза Джамала изучающе смотрели на нее, его чувственный рот тронула легкая улыбка. Густые черные ресницы прикрыли глаза.

— Когда ты не можешь сдержать себя и пожираешь меня глазами, как мне понимать твое весьма неопределенное настроение? — тихо спросил он.

Еще более жаркий румянец начал заливать ее лицо.

— И вовсе я не…

— Еще как пожираешь, — мягко прервал ее Джамал. — Ты смотришь на меня так же, как я на тебя. То зеленый свет, то красный стоп-сигнал. Это приводит меня в возбуждение. И в данный момент вызывает у меня желание бросить тебя на постель и вновь высвободить твою страсть, дать ей волю, пока ты не зарыдаешь от восхитительной муки под моими любовными ласками и не станешь умолять меня о любовной игре до конца. Сомневаюсь, чтобы после этого ты вновь стала убеждать меня, будто я вовсе не интересую тебя.

Ошеломленная его страстной притягательной силой, Мари сама усомнилась в своем поведении. Ее лицо пылало, каждый нерв был натянут до предела, остро реагируя на сексуально возбужденную атмосферу вокруг них.

— Я не отрицаю, что… имеется некое влечение между нами, — услышала она свое произнесенное сквозь зубы признание, ощущая исходящую от него угрозу и пытаясь удержать его в узде.

— Это неожиданно, — усмехнулся Джамал.

— Н-не п-поняла.

— Ты наконец признала правду, но этого недостаточно.

— Тогда какой смысл признавать правду? — спросила она с безысходностью.

— Это лишь крошка со стола, а я хочу весь ломоть. — Его чувственные губы сжались. — Я хочу все, что ты можешь дать… в даже больше. Я не попрошайка у твоих дверей. Я возьму то, в чем ты пытаешься мне отказать. Я овладею тобой, как никому еще не удавалось, я ты уже никогда не сможешь забыть меня. Это я обещаю! — резко бросил он, и холодок страха пробежал у нее по спине.

Она-то надеялась, что признание взаимного влечения удовлетворит его, а оно, напротив, воспламенило Джамала.

— Да что у нас может быть общего? — спросила она.

— Ты действительно невинное дитя, если не знаешь, что между мужчиной и женщиной существует нечто более волнительное, чем сходство культур или образовательного уровня.

— Нет, я все знаю о всякой такой волнительности! — Мари отвернулась с нескрываемой миной отвращения. — И мне это не подходит.

Она имела мучительное знакомство с половым влечением, которое может возникнуть между совершенно разными людьми. Подобное случилось с ее родителями. Ее безответственный, эгоистичный и самовлюбленный отец то появлялся дома, то исчезал, когда хотел, едва у него появлялось очередное увлечение. Но, оставшись без денег, потеряв работу или просто желая передохнуть, он возвращался в домашний уют. Ему хватало ума не разводиться. А ее любящая мать все открывала и открывала ему дверь, прощала, верила и надеялась, что на этот-то раз все будет по-другому и он останется навсегда.

Раз за разом мать уговаривала Мари дать почувствовать отцу, что он у себя дома, что ему рады и не воспринимают его появление как случайное. От одного этого воспоминания у Мари болезненно сжалось сердце. Она давно поклялась себе, что в отличие от матери найдет свое счастье в научной карьере. Будет независима и самостоятельна. Никогда не обречет себя на беспомощность, строя свою жизнь с каким-либо мужчиной.

— Это кто же преподал тебе такой урок? — заинтересовался Джамал.

Выплыв из своих мучительных воспоминаний, Мари взглянула на него, испытывая безумное влечение к этому темнокожему красивому мужчине и ненавидя его за это. Страшно было ощущать, что она уже не справляется с собственными чувствами.

— Тебе уже двадцать восемь, а ты ведешь себя как запутавшаяся в чувствах девчонка. Почему ты сопротивляешься велениям своего сердца?

— Потому, что это невозможно… Почему, черт побери, ты не желаешь понять и принять это? — Она почти кричала, превратившись в комок издерганных нервов. — Почему ты не оставишь меня в покое? Ты можешь думать о ком-то еще, кроме себя? Заманить меня сюда и ввергнуть в этот кошмар… Да это просто садизм! Ты причиняешь мне боль! — Мари смолкла в ужасе от того, что последней фразой выдала ему свою тайну.

Его полуприкрытые глаза казались непроницаемыми.

— Ты сама себе делаешь больно. Когда ты наберешься храбрости, чтобы понять это, ты, возможно, поблагодаришь меня за то, что я даю тебе еще один шанс.

— Еще один шанс? — растерянно спросила она, не веря своим ушам.

— Но ты должна доказать, что заслуживаешь его. Если бы я не желал тебя так сильно, я бы давным-давно и думать о тебе забыл.

— Я ненавижу тебя! Неужели ты не понимаешь?

— А я вижу только страх в твоих глазах.

— Страх?

— Тебе некуда бежать. Ты отступаешь, а я наступаю. И ты быстро сдаешь позиции.

— Мы играем в войну, что ли? — нашла в себе силы усмехнуться Мари.

— Это не игра. — Джамал взглянул на часы. — У меня назначена встреча…

— Ты должен отпустить меня! — потребовала Мари.

Джамал сделал шаг к ней, но она отпрянула от него. Он рассмеялся, явно забавляясь ее испугом, и его улыбка произвела на нее чарующее воздействие. Тогда он приблизился к ней, поднял руку и прикоснулся длинными ласковыми пальцами к ее твердо сжатым губам.

— Я предчувствую долгое, жаркое лето, во время которого ты превратишься из той холодной неразбуженной женщины, какая ты сейчас, в замечательную огненную, какой ты можешь стать. Тогда ты уже не захочешь, чтобы я тебя отпустил, — сказал Джамал с абсолютной уверенностью.

— Не трогай меня! — Мари отстранилась от волнующе-интимной ласки, сдерживая дрожь всего тела и приходя в бешенство от незнакомого ей чувства неполноценности, которое он в ней вызывал.

Не слушая ее, Джамал запустил пальцы в ее локоны и накрыл своим ртом губы. Мари попыталась было увернуться, но он сжал ее в объятиях и поцеловал так, что она почувствовала, как всю ее охватывает адский жар. Она вновь испытала муку, наэлектризованная силой собственного желания. Джамал прижал ее к стене и целовал, пока ему хватило дыхания, с такой страстью, что все тревожные мысли Мари растворились во всепоглощающем наслаждении.

— Я начинаю считать часы, оставшиеся до того момента, когда ты окажешься в моей постели, — хрипло признался Джамал и отстранился от нее.

Мари изо всех сил старалась удержаться на предательски ослабевших ногах, несмотря на сильное головокружение. Она с трудом приподняла отяжелевшие веки. Джамал исчез. Она скользнула вниз спиной по стене, как мягкая тряпичная кукла, опустошенная вызванными им чувствами, эмоционально и физически иссушенная собственным смятением. Что же, черт возьми, делать, если Баньяни не поможет мне? — лихорадочно подумала Мари. Сколько времени потребуется принцессе на приготовление ее побега?

Баньяни появилась через полчаса после ухода Джамала. Опять дверь открылась без предварительного стука. На пороге стояла фигура в накидке до щиколоток. Глубокие складки скрывали женские формы. В самом деле прекрасная маскировка. Мари узнала посетительницу только по желтым туфлям. К ее ногам упал сверток одежды.

— Поторопись, нас ждет машина! — прошептала Баньяни.

— Прямо сейчас?

— Ты что, передумала?

— Конечно нет! — воскликнула Мари.

С учащенно бьющимся сердцем она накинула на себя пеструю простыню, какие видела из окна машины на местных женщинах.

— Спрячь руки под накидку, — подсказала Баньяни, — опусти голову пониже и не разговаривай.

В коридоре никого не было. Мари с трудом передвигалась в непривычном одеянии. Когда я наконец окажусь дома, то посмеюсь над этим приключением, пообещала себе француженка, хотя понимала, что пока ей не до смеха. Единственное, о чем она могла думать, это о том, что больше никогда не увидит Джамала, и за это страшно сердилась на саму себя.

 

Глава 4

Баньяни вывела Мари в пыльный дворик, ограниченный длинной линией гаражей. Там их ждал «рэйнджровер» с заведенным мотором. Стесненная накидкой француженка неуклюже, как пьяный матрос, забралась на заднее сиденье, и машина тотчас рванула с места. Мари сидела с опущенной головой, боясь, как бы ее не узнал водитель. Через полчаса или чуть больше они будут в аэропорту, рассчитывала она, ощупывая свою сумку под накидкой. Паспорт у нее с собой, но нет билета. Черт, получить бы место на любой рейс, лишь бы убраться из Королевства Нботу!

Они мчались на высокой скорости. Отвлекшись от своих мыслей, Мари вдруг заметила, что поездка длится гораздо дольше, чем она ожидала. Выглянув в боковое окно, она с изумлением обнаружила, что джип пересекает поросшую высокой травой равнину, где нет и следа какой-либо дороги.

— Куда это?.. — Она не успела задать вопрос, как железная хватка сжала ей руку, острые ногти вонзились в нежную кожу, и с ее уст сорвался вопль боли. Она резко обернулась, и ее взгляд натолкнулся на горящие карие глаза Баньяни. Мари поспешно убрала руку под накидку, чувствуя, как по ней стекают капли крови.

Мари охватил ужас, она не знала, что ей делать. Куда везет ее Баньяни?

Вдруг с переднего сиденья донесся неожиданный шорох. Мари подавила крик, когда с пола у ног водителя поднялась укутанная женская фигура.

— Две женщины выехали из дворца, и две вернутся во дворец, — самодовольно изрекла Баньяни. — Никто не заподозрит, что ты выехала со мной.

— Где мы, черт побери? — попыталась добиться ответа Мари, чувствуя, как смертельный страх заползает ей в душу.

Джип резко остановился в тени огромных тропических деревьев, водитель выпрыгнул и распахнул дверцу перед Мари.

— Вылезай! — Баньяни обеими руками сильно толкнула Мари в спину.

Француженка вылетела из джипа головой в траву. От удара оземь у нее перехватило дыхание. Как сквозь сон она услышала ругательства Баньяни.

— Солнце сожжет твою белую кожу, у тебя выпадут все волосы, и после этого ни один мужчина не пожелает тебя!..

Мари с трудом поднялась на ноги и сбросила сковавшую движения накидку.

— Ты не можешь оставить меня здесь одну!

В это время «рэйнджровер» резко рванул с места, и Мари едва увернулась от дверцы, которую захлопывала Баньяни. Француженка осталась одна под обжигающим солнцем, не в состоянии поверить в коварство принцессы. Оставалось клясть себя за то, что слепо доверилась женщине, разъяренной от ревности.

Взглянув на часы, Мари побледнела. Сколько миль проехали они на джипе больше чем за час? К тому же скоро стемнеет.

Чтобы сориентироваться, Мари решила вскарабкаться на ближайший холм. Это заняло немало времени и стоило больших усилий. Добравшись наконец до вершины, она рухнула на землю, стараясь отдышаться и побороть головокружение. Придя немного в себя, она огляделась и решила, что видит мираж, — по другую сторону холма у его подножия высились крытые тростником хижины.

Мари облегченно вздохнула. Можно было не опасаться, что она превратится в кучку выбеленных солнцем костей после мучительной агонии от нестерпимой жажды и солнечных ожогов. Недавнее паническое состояние рассеялось. Мари поверила в свое чудодейственное спасение. Похоже, шофер Баньяни, выполняя приказ принцессы, выбрал такое место для высадки француженки, где она не могла бы погибнуть. С легкой надеждой Мари заскользила вниз по склону.

Первыми заметили девушку черные обнаженные, если не считать набедренных повязок, ребятишки, встретившие ее появление громкими криками. Из хижин стали выглядывать женщины. Мари последовала за бегущими впереди детьми навстречу высыпавшим на площадь посреди селения мужчинам. На их темных лицах можно было прочесть удивление, любопытство и даже откровенное неодобрение. Окружив ее, они обменивались репликами на своем языке и размахивали руками. Их реакция смутила Мари, которая не знала, как ей объяснить свое появление вдали от столицы.

Ситуация счастливо разрешилась, когда в круг, посреди которого оказалась Мари, вышел полный пожилой мужчина в расшитой золотом одежде и уставился на нее суровыми глазами.

— Ты невеста принца Джамала? Как ты здесь оказалась? — спросил он, с трудом подбирая французские слова.

Мари догадалась: иметь в этой стране рыжие волосы все равно что две головы. И когда с лесистого холма свалилась запыхавшаяся идиотка-француженка с пламенеющей гривой волос и дурацкой напряженной улыбкой, аборигены не могли не догадаться, кто это такая. Макана не преувеличивала, утверждая, что о ней знают в стране. Что же теперь — сказать, что она не является невестой принца, и строить из себя дурочку?

— Я — двоюродный дядя Джамала, — пояснил пожилой негр, видя, что она медлит с ответом. — Меня зовут Касута.

Прикидываясь дурочкой, тут никого не проведешь, решила Мари, понимая неуместность своей вымученной улыбки. Ее обуяло жуткое подозрение, что в глазах присутствующих бросившаяся в бега невеста Джамала выглядит преступницей.

— Я потерялась, — глупо пробормотала она, чувствуя, как из-за жары и изнурения окружающий ее мир пошел кругами.

— Больше ты уже не потеряешься, — заверил ее Касута. — У моего племянника темперамент, как у песчаной бури, — в гневе он опасен, — добавил Касута.

— Вы — дядя принца? Значит, брат короля? Почему же вы живете в этой глухой деревне, где нет ни одного нормального дома? — недоверчиво спросила Мари.

— Как раз эти дома нормальные для нашего климата. И я предпочитаю жить в такой прохладной хижине, а не в каменной коробке. Сейчас ты сама сможешь оценить мое жилище. Пока принц не приедет за тобой, ты — моя пленница! — объявил Касута.

Мари покачнулась, ее подхватили на руки и внесли в благословенную прохладу большой хижины. В пугающем молчании ей подали воду умыться, потом чай и фрукты. С наступлением сумерек перед хижиной зажгли изящные бронзовые лампы. Оставшись одна, Мари с облегчением опустилась на ковер и прижалась щекой к шелковой подушке.

До утра ее никто не беспокоил, и Мари хорошо отдохнула за ночь. Проснувшись, она бросила взгляд на часы. Было уже восемь. Она подняла руки, чтобы уложить волосы, и замерла.

В нескольких шагах от нее стоял обряженный по африканской моде Джамал. Взгляд его ярких горящих золотистыми отблесками глаз на ястребином лице пронзил ее насквозь. Его молчание пугало. Но еще более Мари устрашило то чувство счастья, которое она испытала при виде принца. Чтобы не выдать своих эмоций, своего облегчения, она отвернулась.

— Ну да, ударилась в бега и оказалась неизвестно где, — с нервной иронией призналась Мари, когда молчание стало невыносимо. — И что теперь? Зароешь меня по шею в песок в самое жаркое время суток, обмажешь медом и напустишь на меня скорпионов? Или просто с позором отошлешь домой? Какой тут у вас обычай?

— По обычаю я должен взгреть тебя.

Мари смертельно побледнела, внезапно вспомнив о кошмарном браке своей тети с суданским негром. Именно насилие разрушило их союз.

— Ну, это убивает всякое желание разговаривать с тобой, — заявила она.

— Ты бросила меня! — Как ни старался, но в его словах прозвучал гнев, который он пытался подавить в себе.

— Вечная проблема с похищением женщин, — парировала Мари. — Глупышки вполне могут лелеять желание вновь обрести свободу.

— Ты добиваешься, чтобы я вышел из себя?

Гневное напряжение не испортило обворожительных черт его лица, отметила Мари. Она вдруг сообразила, что действительно неплохо бы добиться именно этого. Ей необходимо лекарство от любовного безумия. Джамал из тех мужчин, которые способны использовать свою огромную силу для подчинения женщины, и это, несомненно, станет для нее прекрасным лекарством от любви к нему.

Мари опустила голову, разрываемая противоречивыми чувствами. Нелогичность собственных рассуждений смутила ее. Приходила ли ей в голову хоть одна разумная мысль с тех пор, как она оказалась в Королевстве Нботу? — подумала она с горечью.

Пленница выпрямилась и уставилась на него сверкающими как изумруды зелеными глазами. Тон ее был решительным!

— Разве не ты виноват во всем этом безумии? Уж во всяком случае не я! Как ты смел заманить меня сюда? И как смеешь стоять тут и запугивать меня?

— Не кричи, нас могут услышать. — Его шоколадного цвета лицо потемнело от ярости.

— Я буду делать то, что мне Бог на душу положит. Я не принадлежу тебе как какой-нибудь ковер, который ты можешь топтать, когда пожелаешь, и ты не имеешь никаких прав на меня!

— Совсем никаких?

— Абсолютно никаких, так что петушись перед своим гаремом! — ядовито выпалила Мари, стремясь, чтобы ее презрение попало точно в цель. — У тебя нет ни малейшего шанса заставить меня ползать у твоих ног. Скорее я перережу себе горло! Как ты смеешь болтать о своей чести, когда у тебя уже есть жена? Я была права, когда в Париже обозвала тебя дикарем!

Джамал так стремительно бросился на нее, что Мари, отшатнувшись, зацепилась за ковер и повалилась бы навзничь, если бы он не ухватил ее за плечо и не заставил сесть на шелковые подушки. Его огромная сила, в которой Мари могла убедиться, повергла ее в панику, она издала приглушенный вопль, но Джамал тут же зажал ей рот ладонью и заставил замолчать.

Ставшие огромными и потемневшие от страха зеленые глаза смотрели на него.

— Не шуми, — спокойно произнес Джамал.

Она ожидала вовсе не такого сдержанного приказа. Готовая к удару, Мари еще шире распахнула ресницы. Ее сердце билось так, что, казалось, вот-вот разорвется. Жар и тяжесть его тела, навалившегося на нее, сковали ее лучше всяких цепей.

— Люди подумают, что я не могу справиться со своей женщиной, но я отлично знаю, как это сделать, — взбешенно проговорил Джамал. — Будь то в постели или вне ее. Но я никогда не опущусь до постыдного насилия. Ты усвоила или это выше твоего понимания?

В состоянии полной растерянности Мари смотрела на него затравленным взглядом, опасаясь его полных бешенства и насмешки сияющих глаз.

— Еще один вопль, и ты получишь ушат холодной воды, чтобы прекратить твою истерику. Я достаточно понятно изъясняюсь по-французски?

Опалив Мари еще раз огненным взглядом, он отпустил ее.

Ошеломленная, она никак не могла шевельнуться. Испытав за какие-то секунды целый букет чувств — от ярости до ужаса, Мари пребывала в полном смятении. Джамал пристально смотрел на нее.

— Ты сказала, что у меня уже есть жена. Что это за глупости?

Мари зажмурилась в неожиданной муке, ожидая, что он попытается солгать, начнет выкручиваться.

— Я знаю, что Баньяни — твоя жена.

— Нет у меня никакой жены. В юности меня обручили с троюродной сестрой принцессой Адаз. Увы, она не дожила до свадьбы — погибла в автомобильной катастрофе. У Адаз осталась младшая сестра — Баньяни. Но она мне не жена. Поверь, это именно так.

Мари попыталась сесть. Она припомнила, что говорила Макана и что Баньяни ни разу не назвалась женой Джамала, хоть и засветилась от счастья, когда так ее назвала Мари.

По телу Джамала пробежала дрожь сдерживаемого чувства.

— Если бы ты проявила ко мне хоть малейший интерес, то узнала бы, что я не сторонник многоженства. Как и мой отец. Одной жены вполне достаточно для любого мужчины. Но нет, — с уст Джамала сорвался ядовитый смешок, — ты этого не хочешь понять. Твое слепое предубеждение просто смешно, а твои предположения непростительны для ученой дамы!

Белая как полотно, глубоко потрясенная, Мари замерла.

— Джамал, я…

— О, во имя всех богов — католических и африканских! Извинение хуже оскорбления. Ты, несомненно, еще веришь в грязную фантазию, что мужчины нашей семьи держат наложниц! Пусть европейцы считают, что мы примитивные, нецивилизованные, но наши нормы сексуального поведения гораздо строже, чем в Европе.

Погружаясь все глубже в болезненный самоанализ и испытывая чувство стыда, Мари не смела заглянуть в его холодные, осуждающие глаза.

— После смерти Адаз моему отцу подсылали молоденьких девушек в надежде, что я подберу из них себе невесту. Пока они находились в нашем доме, за ними вели неусыпный надзор. Их учили, одевали, кормили в поили, поэтому-то их отцы так охотно направляли к нам своих дочерей. А когда в стране наступила золотая лихорадка, они смогли подыскать подходящих женихов. К тому же многие мои родственники нашли жен среди этих девушек…

— Откуда мне было знать все это? — прошептала Мари.

— Тебя это просто не интересовало, — укорил ее Джамал. — Ты предпочитала верить злобной клевете, которую распространяла европейская печать. Та очернительская статья в парижской газете доставила немало неприятностей нашей семье и родственникам девушек. Мы посчитали ниже своего достоинства выступать с опровержениями подобного вздора.

У Мари голова шла кругом. Он обвиняет ее в нежелании знать правду, тыча носом в промашки. Он будто держал перед ней зеркало, а она не желала видеть собственное отражение. Как и большинство ее знакомых, она с готовностью поверила тому пасквилю. Почему? Это давало прекрасную возможность поразглагольствовать о лицемерии общества, которое требовало, чтобы молодые девушки жили до брака в соответствии с монашескими идеалами чистоты, и в то же время позволяло избранным держать наложниц.

Но у Мари была особая причина поверить в эту историю — она принимала все, что могло укрепить барьер, отделяющий ее от Джамала. Статья добавила ей решимости сопротивляться африканскому принцу, доказывая абсолютную чуждость его образа жизни.

Внезапно Мари, всегда гордившаяся своим пытливым и открытым умом, испугалась собственных предрассудков, в которых она погрязла лишь потому, что они ее устраивали. Как много предвзятостей она инстинктивно впитала в юности, когда младшая сестра ее матери Женевьева обреченно мучилась в несчастливом браке со своим суданским негром!

— Не знаю, что и сказать тебе, — отрешенно пробормотала Мари.

Так вот что выяснилось: он не женат! И никогда не имел жены. В его жизни нет другой женщины. Ее пронизывали короткие импульсы, сокрушая преграды, за которыми она укрывалась. Без их защиты она почувствовала себя слабой и уязвимой. И уже ощущала, как в ней растет облегчение. Джамал свободен… Последние линии ее обороны оказались разрушены. И это напугало ее до чертиков!

— Как ты поранилась?

Ее ресницы затрепетали, когда Джамал взял ее руку в свои. Глубокие царапины от ногтей Баньяни ярко выделялись на нежной коже.

Ее пальцы задрожали в его теплой руке. Она заметила, как черные полумесяцы его шелковистых ресниц опустились, как дрогнули ноздри, и у нее ком встал в горле. При желании Джамал может быть пленительно нежным.

Мучительная боль пронзила сердце Мари, она едва сдержала рыдание. Ты действительно поверила, что он тебя ударит? — спросила она себя. А он понял, что ты так подумала…

Мари с трепетом попыталась обуздать обуревавшие ее чувства.

— Это сделала Баньяни? — шепотом спросил Джамал.

— Не обращай внимания, — тихо ответила Мари, совершенно равнодушная к тому, как он узнал, что ее выманили из дворца и кто ее так исцарапал.

— Баньяни пригрозила Макане, той хватило ума все сообщить мне, но она сделала это слишком поздно, поскольку я был во дворце у отца, — объяснил принц. — Царапинами следует заняться врачу — как бы не проникла инфекция. Об этом нужно было позаботиться еще прошлой ночью.

Мари не хотелось отпускать его от себя, но она почувствовала в нем холодную отчужденность, словно он решил держать ее на расстоянии. И она не винила его за такое поведение. Зеленый свет — красный стоп-сигнал… Лихорадочный румянец сменил ее бледность. Она вспомнила его слова о том, что, отпусти он ее сейчас во Францию, она будет жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Вспомнила, в какое бешенство привели ее слова Джамала о том, что он дает ей второй шанс…

Некоторые истины ущемляют твою гордость, с болью признала она. Какой же трусихой я была пять лет назад, когда укрылась за своими предрассудками, отказывалась прислушиваться к голосу сердца. А ведь Джамал тогда говорил ей то, что она хотела услышать. Все дело в том, что ей было просто легче отказать ему, чем набраться храбрости и преодолеть собственные сомнения. Она испугалась тогда силы своего влечения.

Но какое, в конце концов, у них с Джамалом будущее? Говорить о браке было безумием. Конечно, он и не помышлял о супружестве, о таком, как его реально понимают у нее в стране и во всем цивилизованном мире. Она не сомневалась, что он вел речь о временном брачном контракте. Естественно, его отец, чье недоверие к чужестранкам было общеизвестно, и не мыслил ничего другого.

Чего Мари абсолютно не понимала, так это как справиться с собственными чувствами. Какого черта я не вступила с ним в связь в Париже? Тогда бы я избавилась от этого безумия, излечилась бы от него, с сожалением размышляла она. В скором времени я бы поняла, что у нас нет ничего общего, и моя страстная влюбленность умерла бы естественной смертью. И не было бы никаких осложнений, никакой агонии, того прошлого, которое возвращается сейчас и преследует меня, вызывая сожаление и горечь.

— Пожалуй, нам надо поговорить, — неуверенно пробормотала Мари.

— Я всегда готов к разговору с тобой. — В глазах Джамала промелькнула улыбка, приведя ее в смущение.

Пораженная конфликтом своих чувств, Мари все еще сомневалась, стоит ли ей откровенничать.

— У меня есть… предложение.

— Оно касается твоего отлета? — пожелал уточнить Джамал.

— Да. Ну, очевидно, мне лучше вернуться домой. Но это… ну, это не значит, что я… ну, что я… — Мари разрумянилась и беспомощно запуталась в словах. — Что я исключаю возможность… ну… э… Конечно, не здесь, не в Нботу. Но ты же не должен все время торчать здесь!

Джамал зачарованно смотрел на нее.

— Ничего не понимаю.

Да и она не могла до конца разобраться во всем. Мари струсила. Как это она посмела намекнуть ему, что у них может быть роман? Да так хладнокровно, даже бесстыже. С другой стороны, это все же более реалистичное предложение, нежели мысль о браке в какой бы то ни было форме, думала она.

— Да, меня влечет к тебе, — снова заговорила Мари ровным голосом, скрывая смущение, — и я готова признать, что не очень-то разумно отреагировала на… ситуацию. Если бы мы вступили в связь два года назад, — я снова признаю, что это не случилось по моей вине, — так вот, если бы… это было бы гораздо разумнее…

— К вопросу об этом влечении… извини… об этой ситуации, — ловко вставил Джамал.

Обнадеженная тем, с какой легкостью он вник в ее бессвязные рассуждения, Мари неосторожно заглянула в его сверкающие золотистыми искрами глаза и судорожно вздохнула.

— Из этого, естественно, следует, что просто смешно прибегать к браку для решения этой… ситуации. Мы же живем не в девятнадцатом веке, и…

— Именно такой я и представляю тебя выступающей перед аудиторией, — заметил Джамал.

Воцарилась напряженная тишина. Мари все же решила игнорировать подковырку, хотя ее выдали покрасневшие от гнева щеки.

— …и люди мы взрослые… — продолжила она.

— Ну, это еще как посмотреть.

— Перестань прерывать меня! — возмутилась Мари. — Я всего лишь хочу сказать, что пока не готова выйти за тебя замуж, но не исключаю… возможности…

— Произвести разведку в моей постели? — помог ей Джамал.

Опять кровь бросилась ей в лицо.

— Ну, можно и так сказать. Я-то думала о…

— О рассудочной связи? — процедил он сквозь зубы.

— Ну… — Она опустила голову, испытывая смятение от собственной откровенности. Джамал словно специально изводил ее. — А что там получится… У меня же нет хрустального шара, чтобы разглядеть в нем свое будущее.

— Если бы он у тебя был, ты бы замолчала уже пять минут назад и держала бы рот закрытым, но я благодарен тебе за искренность! — Джамал так сжал зубы, что у него заходили желваки на скулах. — Надеюсь, что это взаимно. Мое условие — брак. Иначе ты просто умрешь для меня! И я никогда даже не погляжу на тебя.

— Ты это серьезно?

— Никогда еще не говорил более серьезно.

Его ультиматум рассердил Мари. Ведь она поставила на карту женскую гордость и самоуважение. Предложила ему такие отношения, которые не предлагала еще ни одному мужчине. Это потребовало от нее немалой отваги. Ее безумно беспокоила собственная импульсивная, слишком сильная реакция на свои запутанные чувства.

— Ну, я-то прекрасно проживу и без тебя! — запальчиво заявила она.

Глаза Джамала опалили ее гневом. Он развел руками и уронил их в отчаянии.

— Нет, видимо, мои африканские боги не хотят мне помочь. Ну что ж, тогда я предоставляю тебе свободу, которой ты так жаждешь. Можешь уехать. Вертолет ждет. Самолет вылетает в Париж через два часа.

Мари уставилась на него, понимая, что все ее надежды рушатся.

— У тебя полчаса на размышления, — сообщил Джамал.

— Мне и получаса не нужно! — Ее глаза сверкнули чистыми изумрудами на фоне раскрасневшегося лица. — Пяти минут и то много.

Мускулистое тело Джамала напряглось как струна.

— Смотри, тебе решать, Мари, но если останешься, то уже к вечеру станешь моей женой.

— Это столь же невероятно, как мне добраться до Парижа без самолета! Ты, должно быть, сошел с ума.

— Еще надо посмотреть, так ли это. — Его слова прозвучали как смертельная угроза. Джамал повернулся и стремительно вышел из хижины.

 

Глава 5

«К вечеру станешь моей женой»… Трудно было подобрать более действенные слова, чтобы ускорить ее отъезд. Ха! Джамал точно спятил! Да я заберусь в вертолет с такой быстротой, что только меня тут и видели. Освобождение… бегство… свобода! Джамал решил форсировать события, что и неудивительно при его-то мужском самомнении и дикой гордости. Но он просчитался, с жестоким удовлетворением подумала Мари. Ее бурное африканское приключение подошло к концу, и как же она рада этому!

Взгляд Мари упал на чемодан, который она видела в последний раз еще в аэропорту. Она заморгала, соображая, что бы означало его неожиданное появление. Его принес Джамал! Значит, он был готов к ее выбору. Но сначала позволил ей свалять такую дурочку!

Досадуя на саму себя, Мари открыла чемодан. Не являться же в аэропорт «Абебе» в африканской накидке до пят и шелковых шлепанцах! Но это не проблема. Беда в другом — ведь она докатилась до того, что предложила Джамалу себя чуть ли не на серебряном подносе. Если бы она держала свой дурацкий язык за зубами, то взошла бы на борт вертолета, не уронив ни капли своего достоинства. Мари неспешно надела легкие брюки и просторную майку с короткими рукавами, расчесала волосы и только тогда взглянула на часы. Минус пятнадцать минут. Она выглянула из хижины — слепящие лучи солнца отражались от серебристого корпуса вертолета, стоявшего в центре селения. Медлить нечего. Она подхватила чемодан и шагнула наружу. Ты его никогда больше не увидишь! — вновь промелькнула навязчивая мысль. Она постаралась отделаться от нее. Переживу… еще как… прожила же я двадцать восемь лет без мужчин!

Никогда — это значит навсегда! — опять предательски застучало в голове.

Мари раздраженно провела рукой по волосам, словно пытаясь выбросить ненужные мысли. Да будь он трижды проклят! Я сильнее этого, убеждала она себя. И сделаю верный шаг, как бы чертовски трудно это ни было!

Всю свою жизнь я была благоразумной, практичной, реалистичной. Никакого вздора, никакой глупой романтики, никаких фантазий… Ну разве что одно — он! Поднимающий тогда, во Франции, ее книгу на ступеньках библиотеки, улыбающийся обаятельной, берущей за душу улыбкой. Да, надо признать, Джамал лишил ее части самой себя. Отсюда и неотступное чувство утраты, потери, одиночества. Она возненавидела его за эту власть над собой, а сейчас ненавидит в десять раз больше, ибо ей приходится бороться с безрассудным желанием, пугающим не меньше чувства своего полного бессилия, из-за чего она не может двинуться с места. Никогда — это ведь скорее всего навсегда. Какая разница между любовной связью и временным браком? — спросил коварный внутренний голос. Потрясенная возникшей предательской мыслью, Мари прижала дрожащие руки к разгоряченному лицу и подавила этот робкий голосок. Всеми фибрами своего существа она восставала против того положения, в которое ее загнали обстоятельства.

А где же была ее свобода выбора, когда она решила никогда больше не видеть его? Джамал выполнит свое обещание. У него такой характер, что свое самоотречение он будет свято соблюдать.

Вся во власти бурных чувств, Мари неуклюже опустилась на свой чемодан у порога. Если бы мысли могли убивать, Джамал был бы уже мертв. Какая же душевная мука! Слово «никогда» превратилось в гигантскую стену между ней и желанной свободой.

Лопасти вертолета с шумом закрутились, и словно зыбь пробежала по тростниковым крышам хижин. Гордившаяся тем, что никогда не плачет, Мари вдруг залилась горькими слезами. Она презирала себя и ненавидела его. За каких-то двое суток он вывернул ее душу наизнанку. Загнал ее в угол, в ловушку, которую она обнаружила слишком поздно. Боже милостивый, я никогда не прощу ему то, что он припер меня к стенке и вынудил сдаться!

— Случиться что-нибудь плохое, госпожа? — услышала она знакомый голос.

— Да, все плохо! — разрыдалась Мари.

— Принц Джамал очень сердится. Он беспокоится за вашу безопасность. Но в такой день его гнев должен смягчиться.

Мари рассеянно смотрела на симпатичную мордашку Маканы. Служанка робко потянулась к ее раненой руке и сочувственно поцокала языком, рассматривая глубокие царапины. Рыдания все еще сотрясали грудь Мари, когда Макана нежно опустила ее руку в чашу с теплой водой, остро пахнущей каким-то снадобьем. Раны защипало просто чертовски больно!

— Я слышала, что Баньяни угрожает тебе? — спросила Мари.

— Я не боюсь ее угроз, — беспечно улыбнулась Макана. — Моя семья теперь под охраной принца Джамала.

— Я рада за вас. — Мари судорожно вздохнула.

— Наш принц не хочет жениться на принцессе Баньяни, — доверительно поведала служанка. — Это хочет король, а все, кто ее хорошо знают, не хотят.

Итак, Баньяни получила официальное королевское одобрение. Джамал не упомянул об этом. Ничего удивительного, что принцесса приняла в штыки появление Мари.

— Что вы видели во дворике… не стоит жалеть ее. — У Маканы на лице появилось удивительно циничное выражение. — Баньяни устроила сцену, чтобы принц устыдился и отослал вас домой. Женщина не должна так смущать мужчину. Если бы ее отец узнал об этом, он не оставил бы ее при дворце! Он просто опозорен.

Макана заклеила царапины пластырем, встала и хлопнула в ладоши. Мгновенно появились две ее помощницы со всякой всячиной. В хижине были расставлены бронзовые и серебряные подставки, и в них зажгли благовонные палочки, наполнившие неподвижный жаркий воздух дурманящим ароматом. Слуги внесли алюминиевую ванну и установили за ширмой в дальнем конце хижины. Затем последовали слуги с ведрами дымящейся воды.

Мари пребывала в каком-то оцепенении, пока Макана не отвела ее за ширму. Служанка с серьезным видом прикрыла ладошками свои глаза.

— Я не смотрю, только помогаю, госпожа… — Мари рассмеялась, и от ее напряжения вдруг не осталось и следа.

Здравый смысл подсказывал ей, что не может же Джамал и в самом деле привести в действие свою угрозу и насильно взять ее в жены. Это было бы просто смешно. И ужасно! Ясно, что им руководил гнев. Позже его обман разоблачится и она поговорит с ним по-хорошему, постарается не задеть его непомерную гордость. Весьма мелодраматичная угроза, но чисто африканская, вполне в духе Джамала, размышляла пленница.

Ладно, воспользуюсь его гостеприимством еще несколько дней и посмотрю, что и как. В самом деле, нет никакой причины бежать домой, как викторианская дева, которой грозит изнасилование. Не стоит вновь предаваться трусости, которую она проявила в Париже. Почему бы, раз уж я здесь, ве позволить себе роскошь получше узнать Джамала. Разве от меня убудет? К тому же пора бы уже начать научные исследования, ради которых она сюда и приехала…

С этими успокаивающими мыслями Мари погрузилась в теплую, наполненную благовониями воду, приняв помощь заботливой Маканы и покорно наклонив голову, когда служанка стала тщательно промывать ее шикарные волосы шампунем. Укутанная в полотенце, Мари позволила, чтобы ей расчесали волосы и сделали маникюр. Ну, чего суетиться, умиротворенно размышляла она.

— Вам надо прилечь и немного отдохнуть, — заботливо подсказала Макана, — празднование, кажется, через несколько часов.

Празднование? Кто и по какому поводу его устраивает? Ладно, потом выяснится, решила Мари и прилегла.

Проснувшись, Мари услышала шум вертолета. Или вертолетов? Наверное, эти звуки ее и разбудили. Она проспала несколько часов, хотя что же тут удивительного — ведь она провела предыдущую ночь почти без сна.

Макана протянула ей богато расшитую золотом одежду. Этот африканский наряд был в самом деле весьма изысканным. Шелк, обливший ее тело, вызывал удивительное ощущение. Большой накидкой из золотого шифона укрыли ей голову.

— Вы выглядите очень красиво, госпожа, — с восхищением выдохнула Макана. — Вы готовы?

Легкомысленно не задавая вопроса, к чему ей следует быть готовой, Мари вышла вслед за служанкой. Жаркий неподвижный воздух был наполнен ароматами и звуками вечерних джунглей. Макана привела француженку в еще большую хижину, заполненную принаряженными женщинами, в основном среднего и пожилого возраста. Одна за другой они подходили к Мари, чтобы поприветствовать ее и поцеловать ей руки. Очень приветливые, они, к сожалению, не говорили по-французски. А Мари так хотелось поболтать с ними.

На белой скатерти в центре шатра были расставлены всевозможные яства. Мари не испытывала голода, но попробовала несколько блюд из вежливости. Пиршество длилось целую вечность, но не наскучило ей — столько всего необычного происходило вокруг, что она была просто зачарована. Когда угощения убрали, начались танцы под ритмичные африканские мелодии. Стало довольно шумно. Все веселились, смеялись. Особенный восторг собравшихся вызвала необъятных размеров женщина, исполнившая танец живота.

— Пожалуйста, идите за мной, госпожа, — тихо прошептала Макана, незаметно приблизившись к Мари. — Время.

Как только Мари встала, музыка смолкла. Время для чего? — хотела спросить француженка. Очевидно, Макана имела в виду, что празднество закончилось, а она даже не поняла, что же тут праздновали. Послышались громкие крики. Мари решила, что это прощаются с ней, благодарно улыбнулась и помахала всем рукой, потом последовала за Маканой через занавеси, скрывавшие часть шатра.

Как же она была поражена, когда там ее встретил Джамал, окруженный нарядно одетыми темнокожими мужчинами. Он был так неотразимо красив в белой льняной накидке и темно-синем головном уборе с золотой тесьмой, что у нее пересохло в горле, а сердце заколотилось, как у глупенькой девчонки. Один из старейшин с серой курчавой бородой заговорил на местном наречии, и все внимали ему с почтением.

Мари подивилась, когда этот одетый в экзотически яркий наряд и украшенный бусами старик вдруг шагнул к ней, взял ее руку и вложил в руку Джамала, а потом снова что-то зарокотал на своем языке. Мари замерла. Что, черт возьми, он делает? Внезапное озарение пришло к ней и повергло в шок. Этот старик — местный священник или как его тут называют — шаман, колдун, мамба? И если она не ошибается… Да нет, конечно же, ошибается!..

Мари бросила изумленный взгляд на Джамала. Между его густыми бровями обозначилась морщинка, когда он заметил ее бледность. Мари ошеломленно оглядела окружающих, которые с серьезным видом воспринимали церемонию. Она прикусила нижнюю губу и почувствовала кровь на языке. У нее закружилась голова. Боже милостивый, если только воображение не сыграло с ней шутку, то, выходит, она только что участвовала в брачной церемонии в роли?..

В роли невесты? Я, Мари Третье, непримиримая противница брака, только что невольно сыграла роль в церемонии, на которую не давала согласия? Повергнутая в шок, француженка задрожала. Это незаконно, не может быть законным, поскольку я не поняла ни слова из сказанного и вообще из всего происходившего! Пока все это лихорадочно пронеслось у нее в голове, мужчины начали расходиться.

— Что с тобой? — прошептал Джамал. Ее руки непроизвольно сжались в кулаки.

— Тебя следовало бы запереть в психушку, — заявила Мари. — Я не давала согласия выйти за тебя замуж! — добавила она дрожащим голосом, показавшимся ей самой чужим.

Джамал уставился на нее ошеломленным взором.

— Но я же предупредил тебя, что мы поженимся, если ты останешься…

— Разве я сказала, что согласна? — выпалила Мари, еще не оправившись от шока.

— Ты осталась. Я это принял за согласие. И решил, что ты наконец образумилась.

— Остаться и выйти замуж — это не одно и то же! — Мари прижала ладони к пылающему от гнева лицу. — Ты сделал это преднамеренно! Ты знал, что я не поверила, будто ты говоришь серьезно, и воспользовался…

Внезапно Джамал с силой сжал ее плечо и привлек к себе.

— Прекрати! — резко бросил он. — Здесь не место для подобных споров. Да и вообще с ними надо покончить. Теперь ты моя жена.

— Жена?

— Не позорь меня перед родственниками, — предостерег Джамал, пристально глядя ей в глаза. — За это ни я, ни они тебя не простят. Женитьба — дело серьезное.

Ее лицо побледнело как полотно.

— Но я же не знала… не понимала…

— Разве я тебе не сказал все?

— Ну… да, но я не поверила.

— Поверь сейчас, — убедительно произнес Джамал.

— Я не хочу, — еле слышно пробормотала она, чувствуя слабость в ногах. Ее душевное потрясение не только не проходило, но все больше усиливалось.

— Тогда почему ты осталась? Почему не отправилась в аэропорт? — с горечью спросил принц.

— Я не поверила, что ты говоришь всерьез о женитьбе на мне… Не сегодня, не здесь, не сейчас! — потрясение шептала Мари.

Неужели Джамал в самом деле посчитал, что, оставшись, она тем самым дала согласие выйти за него замуж? Или он воспользовался ее незнанием языка его народа и подстроил все так, что лишь ценой жуткого скандала она могла прервать церемонию? А когда сообразила, что происходит, было уже слишком поздно.

Ну почему я такая глупая? — кляла она себя. Когда он говорил о браке, я и думать не думала о свадьбе. Празднество в африканской хижине, свидетели, торжественность церемонии по местному обычаю никак не соответствовали в ее смутном представлении заключению временного договора о браке.

— А что, собственно, тебе не нравится?

— Да ничего… Но я думала… понимаешь… я думала, — залепетала Мари, — что ты имеешь в виду определенный контракт…

— Контракт? — нахмурился Джамал.

— Принцесса Баньяни сказала…

— Что еще она сказала?

— Ну, что ты не планируешь настоящий брак, что это будет лишь временное соглашение. — Ее голос дрогнул, когда она увидела, как изменилось лицо Джамала. — Понимаешь, я слышала о свамба…

— Свамба… — прошептал Джамал, потом повторил это слово с таким отвращением, что Мари вздрогнула. — В Королевстве Нботу не признаются подобные соглашения, они могут привести к полному произволу. Наши правила бракосочетания закреплены законом и имеют такую же обязательную юридическую силу, как и в вашей стране.

— О! — воскликнула Мари.

— А если бы Баньяни сказала тебе, что я Джек-Потрошитель, ты и это проглотила бы? — Джамал рассмеялся. — Мне жаль разочаровывать тебя, но мы действительно женаты в полном соответствии с законом. Ты же должна мне правдиво ответить, почему ты дала вертолету улететь без тебя.

Мари напряженно думала, что же ему сказать, и покусывала нижнюю губу. Но что-то ничего не приходило ей в голову.

— Почему? — повторил Джамал с упрямой настойчивостью.

— Я могу сослаться лишь на временную невменяемость!

Снаружи послышались голоса, и лицо Джамала расплылось в лукавой улыбке.

— Скоро ты почувствуешь себя замужней вдвойне.

— Как это понять? — спросила Мари дрожащим голосом. — Я… — Она смолкла при появлении пожилого европейца в воротничке священника, пробормотавшего извинения за опоздание. Его сопровождали элегантно одетые чернокожие мужчина и женщина.

— Разреши представить тебе преподобного месье Лафонта, настоятеля Кафедрального собора Па-таты, а также мою сестру Намири и ее мужа Ндамангу, согласившихся стать нашими свидетелями.

Пораженная Мари машинально подала руку священнику, приняла теплое объятие от взволнованно улыбающейся женщины и снова пожала руку, теперь уже ее мужа.

— Извините нас с Ндамангой за опоздание, — обратилась Намири к Мари на хорошем французском языке. — Мы собирались приехать еще утром, но у медиков самые благие намерения часто оборачиваются…

— Я знаю, что тебе пришлось срочно оперировать больную, — сказал Джамал. — Понятно, что спасение человеческой жизни — прежде всего…

— Да, но, боюсь, это испортило настроение твоей невесте, — вздохнула с сожалением красавица негритянка. — Ты же хотел проведения церемоний в другом порядке — сначала по-европейски, а потом по обычаям Нботу, и я должна была быть здесь, чтобы Мари могла почувствовать себя раскованно, и познакомить ее со всеми родственниками, а то без знания языка ей было не по себе на собственном свадебном приеме. Боюсь, служанка не годилась в переводчицы. Тем более в глазах дам старшего поколения. Они же все снобы…

Ндаманга успокаивающе похлопал жену по плечу.

— Не пора ли уступить место месье Лафонту? — прошептал он со смешинкой в глазах. — Вы еще убедитесь, Мари, что моей жене стоит только начать говорить…

Мари выдавила подобие улыбки, но так и не смогла заставить себя посмотреть на Джамала. Он, оказывается, планировал сначала европейский свадебный обряд. Если бы так оно и было, она бы вовремя все поняла и сумела прервать его затею… Прервать? Но хватило бы ей храбрости проделать это в присутствии его семьи, разочаровать стольких уважаемых людей своим отказом выйти замуж за принца?

Боже милостивый, какой бы вспыхнул скандал, не говоря уже об унижении Джамала! Нет, она не осмелилась бы поступить так. К тому же совесть подсказывала ей, что она и сама отчасти виновата в возникшей ситуации.

— Итак, начнем? — весело предложил священник.

Когда Джамал сказал, что скоро она почувствует себя действительно замужней, сердито размышляла Мари, он нисколько не преувеличивал. Обряд протекал как обычно. Она отвечала нетвердым голосом, а когда Джамал взял ее руку, чтобы надеть на палец изящное обручальное кольцо, она окаменела. Свою подпись Мари поставила неудержимо дрожащей рукой.

Да он просто исчадие ада, кипела от ярости Мари, я убью его за вероломство!..

— Я так рада, что в нашей семье появилась еще одна свободная женщина! — радостно залепетала Намири. — Мне пришлось выйти замуж, чтобы добиться свободы, и мой отец никак не оправится от шока, видя, как то, что он считал моим эксцентричным хобби, стало моей профессией…

— Вы хирург? — спросила Мари, пытаясь прийти в себя, что давалось ей с большим трудом.

— Гинеколог. У меня не было выбора. — Намири состроила комичную гримасу. — Местные мужчины страдают комплексом самца, но они бы убежали подальше, только приблизься к ним врач женского пола. Но они в восторге, когда женщина занимается самыми интимными заботами их жен. Я счастлива, что вы стали членом нашей семьи, Мари, — заверила Намири с искренней улыбкой. — И сочувствую вам, что пришлось ждать так долго…

— Нам пора, — прервал ее Джамал.

— Что это еще за штучки наследного принца? — вдруг нахмурилась его сестра.

— Намири, — укоризненно одернул ее Ндаманга, явно почувствовав, что тут почему-то и не пахнет свадебным весельем.

Сестра Джамала бросила на Мари вопрошающий взгляд, не скрывая своего замешательства. Мари покрылась румянцем смущения.

— Мы скоро увидимся. Надеюсь, вы первыми посетите нас, — произнес Джамал, обращаясь к родственникам.

Едва молодожены вышли из шатра, как Мари услышала голос Намири, что-то с жаром говорившей на своем языке.

— О чем она? — спросила Мари.

— Извини, но я воздержусь от перевода. — Джамал с суровым видом направился к ожидающему вертолету, вынуждая Мари спешить за собой. За их спинами заиграла музыка — свадебное празднество в селении продолжалось.

— Джамал! — в отчаянии окликнула Мари принца, он остановился, и Мари, запыхавшись, поравнялась с ним.

— Ты хочешь знать, что дальше? Все очень просто, — заговорил он ровным голосом. — В конце лета я разведусь с тобой. Ты уедешь домой. Я женюсь на другой и забуду об этой дурацкой ошибке.

— Женишься на другой? — Мари тупо смотрела, как Джамал взбирался на сиденье рядом с пилотом. Наконец она вышла из оцепенения и забралась на заднее сиденье, а следом за ней — Макана. Лопасти закрутились с оглушающим воем.

 

Глава 6

Мари пребывала в недоумении: то Джамал говорит, что они действительно муж и жена, то отмахивается от их брака с такой легкостью, словно он ничего не значит. Иными словами, ничего не значит для него. Ну чем не временное соглашение? Брак служит лишь удобным способом заполучить ее в свою постель на его условиях. Ей уготована роль последнего увлечения принца перед тем, как он всерьез обзаведется семьей, женившись на более приемлемой женщине вроде Баньяни, получившей одобрение короля Бутасу.

Сейчас, похоже, мы возвращаемся во дворец, догадалась Мари. Что ж, пусть Джамал не думает, что сможет запереть меня в этой золотой клетке до конца лета! И пусть не воображает, что, когда он спустится с олимпийских высот своей оскорбленной гордости, она скрасит его последний разгул. Пусть даже не надеется!

Полет оказался кратким. Мари выпрыгнула из вертолета с белым как мрамор лицом и обнаружила, что оказалась совсем не там, где ожидала. Ее окружали спускающиеся террасами прекрасные сады. Тамариски и пальмы высились над сочно цветущими кустарниками, буйными травами, тропическими цветами.

— Но это не дворец… — Она обернулась и увидела, что Джамал все еще стоит в тени вертолета, разговаривая по переговорному устройству.

Ей ответила Макана.

— Королевский дворец недалеко, госпожа. А этот дворец принадлежит принцу Джамалу. Здесь жила его мать. Она умерла после рождения принца. Король оставил этот дворец, забрал маленького сына и переехал в старый дворец. Не правда ли, печально, ведь здесь очень красиво, не так ли?

— Нет… Я хотела сказать «да». — Выходит, Джамал вырос без матери.

Но Мари тут же сломала нежный росток сочувствия на корню. А мне-то что до того? — сердито спросила она себя, поднимаясь по невысоким ступеням к сложенному из камня входу в чудесный внутренний дворик, выложенный мрамором и окруженный аркадой.

В центре большого бассейна вода мягко журчала в тишине. Под следующей аркой открывался вход в просторный холл. Оттуда Мари прошла через ближайшую дверь в большую комнату, удивившую ее изящной мебелью, которая неплохо смотрелась бы и в Лувре.

— Принц называет эту комнату гостиной, — сообщила Макана. — У нас здесь много гостиных.

— Чудесно, — пробормотала Мари и проследовала в зал, оформленный в типично африканском стиле. Красочные циновки, ковры, горы подушек восполняли нехватку мебели. То же самое ожидало ее и за другими дверями, ведущими из холла во внутренние покои дворца.

Любопытно, размышляла Мари, вернувшись в холл. Может, «западная» половина дворца предназначена для приема важных зарубежных гостей?

Мари любовалась фонтаном, когда услышала шаги. Вошел Джамал и замер. Его полуприкрытые веками потемневшие глаза смотрели на нее, как на гранату с выдернутой чекой, — настороженно, с холодной опаской, с готовностью к бою. Она даже расстроилась, когда поняла его настрой еще до того, как он раскрыл свой красиво очерченный рот.

— Скажи мне все-таки, почему ты не улетела, пока была такая возможность? — настойчиво спросил он.

— Сейчас это уже не имеет никакого значения.

— Предупреждаю: теперь, когда ты стала моей женой, я не потерплю от тебя скрытности.

Мари вся вспыхнула от негодования. Его жена. Неприятного напоминания хватило, чтобы опять разозлить ее. Не смягчила ее чувств и его непреклонная интонация — он словно укорял расшалившегося ребенка! Она гордо вскинула голову, ее изумрудные глаза гневно сверкнули.

— Это вполне в твоем духе.

— Объяснись! — резко выпалил Джамал.

Мари издала презрительный смешок, вспоминая, как быстро переменился после свадьбы любящий муж ее тетки.

— Я знаю, что африканец забывает обо всяких приличиях, едва наденет обручальное кольцо на палец женщины. Тогда он уже ничего не опасается, считает, что может поступать как ему заблагорассудится, ведет себя как хозяин дома, а столь обожаемая раньше невеста становится просто еще одним приобретением, которым он может распоряжаться, как ему Бог на душу положит. Так вот, прежде чем ты насладишься этим обманчивым ощущением всемогущества, позволь мне заверить тебя, что это кольцо на моем пальце ровно ничего не значит для меня! — объявила Мари.

Джамал выслушал ее речь внешне безмятежно, но от излучаемой им неистовой энергии ее било, как электрическим током. Его молчание страшно пугало Мари. Всем своим нутром она ощущала неодолимую силу его темперамента, гораздо более мощного, чем ее собственный. В необузданном желании избавиться от его воздействия она сорвала с пальца кольцо и швырнула его в фонтан.

Напряженная тишина затягивала ее как болото, из которого она не могла выбраться.

— Это кольцо не больше чем фарс! — выпалила Мари, взбешенная тем, что ей поневоле пришлось перейти в оборону.

Лицо Джамала окаменело, его шоколадная кожа приобрела серый оттенок. Он оглядывал ее потемневшими от гнева и холодными как камень глазами.

— У тебя ужасные манеры и характер избалованного ребенка. Ты бездумно бранишься, не заботясь о такте, сыпешь оскорблениями. Подозреваю, это отрыжка той жизни, которую ты вела, руководствуясь только своими эмоциями, а не рассудком. Ты напрасно думаешь, что я потерплю такие выходки. Достань кольцо! — приказал Джамал.

Взбешенная его выговором, раскрасневшаяся, задыхающаяся, Мари со злостью уставилась на него, едва сдерживаясь, чтобы не затопать ногами.

— Без кольца ты не сможешь войти в мой дом, — предостерег ее Джамал.

— Прекрасно! Я никогда и не желала этого дурацкого кольца! — парировала она.

— Ты хочешь, чтобы я обращался с тобой, как со шлюхой? Что ж, твое желание может быть исполнено…

— Как, как? — Мари аж задохнулась от негодования.

— Каждым своим оскорбительным словом или жестом ты подрываешь мое уважение к тебе. Смотрю на тебя и задаюсь вопросом: да стоило ли из-за этой женщины обижать моего благородного отца? — с издевкой промолвил Джамал. — То, что обещало стать счастливейшим днем в нашей жизни, обернулось слезами, раздором и сожалением. Я теряю последнее терпение. Достань кольцо, иначе проведешь ночь здесь… Без него ты мне не жена!

— Ты думаешь, меня это волнует? — воскликнула Мари, сжимая кулаки.

— Тебе, пожалуй, следует преподать урок жестокого обращения. Только тогда ты, может быть, оценишь, что я никогда не обращался с тобой как с низшим существом… до сих пор.

Если он всерьез думает, что я заберусь в этот гнусный фонтан и вымокну до нитки, то он глубоко заблуждается — с этой мыслью Мари продолжала стоять как каменная статуя. Джамал удалился величавой походкой. Только тогда она заметила двух стражей у входа во дворец. Их присутствие выглядело вполне естественно — принцу полагалась охрана, и все же при виде их ее обуяла ярость. Итак, у нее есть зрители! Она сжала зубы, дрожа от жажды крови. Так он и в самом деле надумал преподать ей урок?

Да как он смеет рассуждать тут о моих «ужасных манерах»? Как он смеет смотреть на меня с такой надменностью и высокомерием, так свысока? Разве я напрашивалась, чтобы меня заманили в Королевство Нботу и дважды женились на мне? И если он оскорбил своего отца браком со мной, я-то чем виновата?

Солнце припекало ее непокрытую голову. Она укрылась в тени и в конце концов опустилась на холодный мраморный пол. Я его ненавижу. Я ненавижу его! — разжигала она свою ярость, пока час тянулся за часом.

Черная тропическая ночь постепенно окутала все вокруг. Темноту еще больше подчеркивали дворцовые фонари, вокруг которых вились насекомые. В таком же путаном полете вились мысли Мари. Что я за умница, что не забралась в тот чертов вертолет? Что я за умница, вообразившая, что смогу урезонить Джамала, справиться с ним? Кто это тут ораторствовал, как истая феминистка, и обвинял принца в грехах, которые он и не думал совершать? Да и кто надоумил его подвергнуть меня такому жуткому унижению?

Мари поднялась, словно побитая, и слезы безумной безысходности обожгли ей глаза. Только Джамал мог вывести ее из себя до такой степени! А, черт бы все побрал! Не могу я сидеть тут всю ночь, мерзнуть и голодать из какого-то ребячества! Или я все же переборщила, зашвырнув кольцо? Но я всего лишь хотела дать ему понять, что, как только он произнес эти фатальные слова «женюсь на другой», словно жены — это товар, подлежащий обмену, меня обуяло необоримое желание показать, что и мне наплевать на наш брак.

Опустившись на колени у фонтана, Мари погрузила руку в воду. Фонтан оказался неглубоким, вода была кристально прозрачной, но ей никак не удава лось разглядеть на дне это несчастное кольцо из-за бликов горящих вокруг фонарей. Тут ей в глаза бросился яркий проблеск в самом центре фонтана. Она рискованно потянулась, потеряла равновесие и шумно рухнула в воду. Вне себя от ярости, промокшая до нитки, она поднялась по колено в воде, достала кольцо и выбралась из фонтана. Потом гордо прошествовала во дворец, оставляя за собой мокрые следы.

Ему не жить! — клялась про себя Мари. Пусть он пока еще расхаживает на своих двоих, но он уже труп! Он хочет войны, так он ее получит!

В то же время тоненький внутренний голосок нашептывал ей: он же не знал, что ты не хотела выходить за него замуж. Мари старалась не слушать внутренний голос, но он оставался безжалостным: ты испортила ему день свадьбы, унизила его в глазах сестры и зятя, оскорбила его еще раз…

В глазах у нее защипало от наворачивающихся слез. Внезапно Мари почувствовала себя несчастной как никогда. Какого черта ты не залезла в тот дурацкий вертолет, который мог доставить тебя в аэропорт «Абебе»? — в отчаянии спросила она себя.

И сама же ответила четко и ясно, честно и прямо, хотя это и было мучительно больно для собственной гордости. Только опасение, что она никогда больше не увидит Джамала, парализовало ее и лишило самоконтроля. Все то же неукротимое влечение, которое испортило жизнь ее матери и грозило тем же ее тетке, нашло в ней свою новую жертву. Может, эта склонность к саморазрушению заложена в моих генах, если на этот раз я не смогла убежать от Джамала… Все произошло так неожиданно и быстро, что меня захлестнуло мое собственное отчаянное желание.

Сама во всем виновата, печально призналась она себе. Защищая себя, я не допускала мужчин в свою жизнь, но такая самоизоляция не подготовила меня к натиску Джамала. И все же мой главный враг не он, а нечто внутри меня.

Принц — лишь запретный плод, олицетворение моих самых потаенных страхов: феноменально красивый, как мой отец, невероятно очаровательный, как мой отец, способный на экстравагантный жест, как мой отец, пользующийся успехом у женщин, как мой отец… Поистине убийственное сочетание мужских качеств! Да как же я могу желать подобного мужчину? Да что со мной такое, если я понимаю все это и все же не нахожу сил отделаться от столь пагубной страсти?

Мари стояла с отсутствующим взором в какой-то незнакомой комнате, пока Макана готовила ей ванну. Словно униженная ощущением, что изменила самой себе, Мари безвольно позволила служанке снять с себя намокшую, прилипающую одежду. Потом расслабленно погрузилась в теплую воду, рассеянно потерла ноющую от глубоких царапин руку.

— Хотите чего-нибудь поесть, госпожа? — предложила заботливая служанка.

Поглощенная своими мыслями, Мари вдруг обнаружила, что облачена в белую шелковую ночную рубашку. Со стеснением оглядывая себя, она заметила, что ее тело просвечивает сквозь тончайшую ткань, и покрылась лихорадочным румянцем.

— Спасибо, мне не нужна такая одежда.

— Вам не надо бояться, госпожа, — успокаивала Макана.

— Бояться — чего? — уточнила Мари.

— Принца Джамала…

— Я в жизни не боялась ни одного мужчину! — Издавая презрительный смешок, Мари прекрасно знала, что лжет. Джамал уже завязал ее нервы в жуткие эмоциональные узлы, и только его пугающая настойчивость вынуждала ее признаться, насколько она не в себе. Она же действительно готова была предложить ему любовную связь… на своих условиях… но этого оказалось недостаточно для Джамала. Он настаивал на полной и безоговорочной капитуляции. Ни за что! — свирепо поклялась она себе.

— Когда мужчина приходит в первый раз к своей женщине, она немного нервничает, — плела хитрую словесную паутину Макана, смущенно хихикая. — Сегодня ночью много женщин с завистью вздыхают и мечтают занять ваше место в кровати принца.

Мари даже перестала дышать и недоверчиво взглянула на служанку, которая уже пятилась спиной к выходу из спальни. Не желая верить услышанному, Мари встряхнула головой, отгоняя сексуальные мысли. Конечно же, Джамал и не думает прийти к ней! Эту ночь никак не назовешь брачной в обычном смысле слова, а Макана пребывает в блаженном неведении об обстоятельствах их бракосочетания и нынешней ссоры.

Не находя себе покоя, Мари взяла одну из оказавшихся под рукой книг. Ей попался изданный во Франции путеводитель, повествующий об образе жизни в Тропической Африке. В нем хватало нелепых и даже забавных ошибок, свидетельствовавших о незнании автором обычаев и предрассудков африканцев. А была ли я сама менее самонадеянной или более справедливой в своем ответном чувстве? Она заколебалась, наконец понимая, что постоянно ведет себя с Джамалом совершенно нелепо — и желает его, и все же ненавидит. А за что? За свою же собственную слабость…

Раздался звук открываемой двери, Мари резко обернулась и нахмурилась при виде Джамала. Его появление, казалось, парализовало француженку. Он остановил на ней свой откровенно оценивающий сверкающий взгляд, обежал глазами едва прикрытую одеждой фигуру, и все ее существо наполнила огненная смесь яростного негодования и смятения. Схватив халат, приготовленный Маканой в спальне, Мари прикрылась им, как защитным барьером.

— Что тебе угодно? — спросила она. Глаза Джамала вдруг засветились от нескрываемого удовольствия.

— Ты еще спрашиваешь? — прошептал он, снимая расшитую золотом верхнюю длинную одежду и оставаясь в белой нижней рубашке до колен.

— Что это ты делаешь?

— А ты как думаешь? — сразу же ответил он вопросом на вопрос.

Джамал раздевался! Мари отказывалась верить собственным глазам.

— Я думала, это моя спальня…

— Сегодня ночью она наша, — мягко произнес принц.

— Я не останусь с тобой в одной комнате, — категорически возразила Мари.

— Еще как останешься. Ведь ты моя жена.

— Формально говоря…

— Я человек не формальный. — С невозмутимым спокойствием он освободился от обуви. У Мари перехватило дыхание.

— В моральном плане…

— Да что ты можешь знать об этом? — с усмешкой прервал ее Джамал. — Или ты забыла, что только сегодня утром предложила мне свободно пользоваться твоим телом без всяких брачных обязательств?

Щеки Мари зарделись яркими пятнами.

— Утром я была в… замешательстве…

— Поправка: ты была в отчаянии, и уж позволь мне просветить тебя насчет того, что случилось бы, если бы я согласился. Как только ты оказалась бы в безопасности в своей Франции, ты опять отвергла бы меня и придумала тысячу причин, почему мы не можем быть вместе!

— Неправда…

— Твои отговорки кончаются здесь, сегодня, сейчас! — отчеканил Джамал с угрозой в голосе. — И ты сама приняла такое решение, отказавшись улететь домой. Я предупреждал, что женюсь на тебе, если ты останешься, и мне нет нужды оправдывать мое присутствие здесь в брачную ночь. Ты — моя жена!

— Нет! Я добьюсь признания брака недействительным, как только вернусь домой!

— Этой мечте не суждено сбыться. Выбрось ее из головы, — посоветовал Джамал, гневно сверкнув своими изумительными глазами. — Или думай обо мне как о любовнике, а не как о муже… Будь спокойна, твоим штучкам пришел конец. Сегодня ночью я буду сжимать тебя в своих объятиях и мы будем заниматься любовью.

Мари вновь ощутила приступ ярости.

— Если ты надеешься, что я позволю употребить себя таким образом, то приготовься к неприятному сюрпризу!

Джамал наградил ее таким горячим взглядом, что, казалось, он сжег разделяющее их пространство.

— Полагаю, что сюрприз ждет вовсе не меня.

— Ты же сказал, что женитьба на мне — дурацкая ошибка! — не сдавалась Мари.

— Ошибка, последствия которой мне придется терпеть до конца лета. И если уж мне придется терпеть, то тебе тем более!

— Но это совершенно неразумно! — возразила она.

— А я не чувствую себя разумным. К чему мне это? Ты уже не заслуживаешь особого снисхождения. Я женился на тебе честь по чести, и чем ты мне отплачиваешь?

— Я не хотела выходить за тебя! — выкрикнула Мари.

— Так почему, скажи во имя всех богов Африки, ты не села в вертолет? — воздев руки вверх, взревел Джамал.

— Я… я…

— Я знаю, что заставит тебя замолчать… — Насмешливый взгляд темнокожего красавца просто опалял ее. — Не думай, что мне не понять эту загадку. Я знаю, что у тебя было на уме!

Мари смертельно побледнела.

— Откуда тебе знать?

— Я знаю твое высокомерие…

— Мое высокомерие? — изумилась она, не веря, что он способен обвинить ее в таком грехе.

— Ты думала, что сможешь заставить меня играть в твою игру. Полагала, что все будет по-твоему. Но что таилось за этим самообманом? — с презрением спросил Джамал. — Правда в том, что ты готова была на что угодно, лишь бы уберечься. Твое желание быть со мной сильнее твоей гордости, сильнее твоих предрассудков и сильнее твоей власти надо мной, и все потому, что я отпускал тебя!

Выслушав правду о себе, Мари стиснула зубы, побледнев еще больше. Итак, те решающие полчаса в хижине посреди тропического леса были схваткой его и ее воли, в которой он победил. И теперь жестоко напоминал об этом.

— Так что и не думай наказывать меня за свои собственные колебания, ибо я предоставил тебе свободу, а ты сама отказалась от нее, — уточнил Джамал.

Опаляющие золотистыми искрами глаза оглядывали ее, а выразительный рот насмешливо скривился.

— И чего ты там ежишься под халатом? Это просто смешно! Я не настолько глуп, чтобы вообразить, будто женщина твоего возраста и с твоей подноготной сохранила невинность.

— Да ты абсолютный глупец, — прошептала Мари, раскрасневшаяся от ярости и досады. И не подумаю снимать халат и представать перед ним чуть ли не совсем голой в этой прозрачной ночной рубашке, подумала она, какой бы смешной я ни казалась в его глазах!

— В этом ты, пожалуй, права, я действительно наделал глупостей. — Поразительно красивые черты его лица исказились от обуревавших Джамала неистовых чувств. — Мне следовало бы хранить верность своим идеалам. И не делать скидку на нравы вашего не столь принципиального общества. Мне пришлось преодолеть определенные предубеждения, прежде чем просить тебя стать моей женой, хотя я знал, что не буду твоим первым мужчиной…

— В самом деле? — Мари была на грани нового бурного приступа гнева. И все же она получала мрачное удовольствие от того, что он не знает о ее неопытности. — И как же ты об этом догадался?

Его чувственные губы сжались.

— Мне известно, что в твоей квартире жил мужчина за год до нашей встречи. Я узнал об этом в Париже.

Ее коллега Анри, временно оставшийся без крыши над головой, упросил ее приютить его, и она поддалась на уговоры исключительно потому, что он был единственным ее другом-мужчиной. К тому же «голубым».

— Но Анри…

— Не хочу и слышать о других мужчинах! — Джамал смотрел на нее с упреком. — И если бы ты сегодня не пробудила во мне такую враждебность, я не испытывал бы подобной горечи и не намекал бы на них.

— Да я даже рада этому! Вполне могу принять твои условия, — язвительно ответила Мари, ухватившись за оружие, которое он невольно подсунул ей, чтобы с его помощью отбиться от Джамала.

— Я не лицемер и не могу требовать от тебя того, в чем и сам не безгрешен. Ты меня так разозлила, что, может быть, и хорошо, что ты не девочка, — свирепо бросил он, поспешно расстегивая рубашку.

Его шоколадного цвета мускулистая грудь была покрыта вьющимися черными волосами. Мари отвернулась, покраснев как в лихорадке. Ее сердце безумно колотилось в груди, пальцы вцепились в осмеянный им халат.

— Если ты останешься здесь, — заговорила она лишенным всякого выражения голосом в попытке охладить пыл мужчины, — я пойду спать в другое место.

Внезапно пара мощных рук схватила ее сзади.

— Не пойдешь!

— Пожалуйста, убери свои руки.

— Не уберу. Мне надоело быть джентльменом, — заявил он, прижимая ее к своему мощному, горячему телу.

— Если ты не отпустишь меня, я завтра же уеду отсюда, — с дрожью в голосе поклялась Мари, и горячие слезы полились из ее глаз. Возбуждающий запах его тела обволакивал ее, и она попыталась собрать в кулак остатки воли, чтобы не поддаться собственной слабости. — И как только окажусь дома, клянусь, все расскажу в печати!

Услышав эту самую страшную угрозу, до которой она только могла додуматься, Джамал окаменел.

— Ты не сделаешь этого…

— Еще как сделаю! — солгала она, преодолевая комок в горле. — А почему бы и нет? Разве ты сам не говорил, что вы готовы даже к дипломатическому скандалу? Так я вам и устрою скандалище!

Обняв ее покрепче за бедра, Джамал подхватил Мари на руки со словами:

— Завтра ты никуда не уедешь! — Он подошел к двери и распахнул ее. — И ни в какой другой день!

— Что это, черт возьми, ты надумал? — возмутилась Мари.

Он торопливо шагал по темному коридору, не обращая внимания на ее слова.

— Джамал, отпусти меня! — потребовала она.

Продолжая сжимать ее в объятиях, он ступил на мраморную лестницу, ведущую в верхние покои дворца.

— Джамал…

— Помолчи!

— Я буду кричать!

— Давай, давай! Чуть что, сразу кричать. Другие разговаривают, а ты орешь.

— Я просто не желаю запутывать еще больше наши отношения. Можешь ты это понять? Не хочу я быть женой! Не хочу даже любовной интрижки! Вообще я жалею, что встретила тебя.

— Трусиха, — съязвил он, распахивая резную дверь. Ома захлопнулась с металлическим лязгом.

— Как ты смеешь называть меня трусихой?

— Да это за милю видно! — насмешливо откликнулся Джамал.

— Дело не в трусости, а в здравом смысле! — оскорбленно ответила Мари.

— В прошлый раз твоя трусость загнала тебя к тетке в Прованс. Но сейчас это не пройдет, — заверил он. — Ты моя жена и будешь пользоваться не большей свободой, чем условно освобожденный уголовник. Благодари за это моего отца — он так и не оправился от унижения, вызванного бегством моей матери. Женщины нашей семьи — единственные в Королевстве Нботу, кто не может покинуть страну без разрешения, подписанного в трех экземплярах их мужьями или отцами. И должен признаться, я благодарен богам и моему отцу-королю за такой жесткий закон!

Что он там говорит о бегстве матери? Выходит, его мать бросила мужа? Мари постаралась освободить свою и без того идущую кругом голову от неуместных мыслей и снова потребовала:

— Отпусти меня!

К ее удивлению, он послушался, но тут же выяснилось, что он следовал определенному плану. В мгновение ока все вокруг осветилось хрустальными люстрами и бра, и Мари просто остолбенела от экзотического великолепия просторной комнаты, в которой они оказались. Огромная кровать под балдахином возвышалась на мраморном пьедестале. Рассеянным взглядом Мари обвела яркие настенные фрески. У нее зарябило в глазах не столько от красок, сколько от того, что изобразил несомненно талантливый художник. На ее месте покраснела бы любая нормальная женщина. Она увидела перед собой многочисленные изображения затейливых любовных игр мужчины и женщины. Эти сцены привели ее в такое смущение, что она не смела взглянуть на Джамала.

— Для научного работника ты удивительно стыдлива, — заметил он, зачарованно наблюдая за ней.

— Куда это мы попали? — нервно спросила Мари.

— В мою спальню, как я и обещал тебе. По правде говоря, я оказываю тебе большую честь, ибо еще ни один европеец не посещал эту часть дворца.

— И чего ради ты притащил меня сюда? — не удержалась Мари от резкости, раздраженная собственной неспособностью предугадать, что еще задумал Джамал.

— Пока ты не пообещаешь мне, что останешься в Королевстве Нботу до конца лета, я буду держать тебя в этой комнате.

Мари уставилась на него встревоженными зелеными глазами и потеряла всякое желание выяснять, серьезно ли он это говорит. Проглотив ком в горле, она напомнила себе, что этот день нельзя считать самым благоприятным в «позолоченной» жизни принца, и решила сделать поправку на его настроение.

— Довольно-таки варварское требование, но я убеждена…

— Это же то самое, чего ты от меня и ожидала, а? — прервал ее Джамал. — Сегодня на рассвете ты обозвала меня варваром и тем самым действительно пробудила во мне именно эту сторону моего характера.

— Ну, то было в разгаре спора, — попыталась возразить Мари.

— Нет, в споре с тобой я подавил свои естественные инстинкты, — ответил он с нервным смешком. — Я умерил свой темперамент, прикусил язык и попридержал свою страсть ради тебя. В попытке завоевать твое доверие я вытерпел самые гнусные оскорбления, которые мне когда-либо приходилось выслушивать, и прощал тебя раз за разом. Вытерпел я и твои вопли, и вспышки раздражения, и все капризы, которые довели бы большинство мужчин до убийства! Но сейчас я не потерплю ничего подобного. Все мое великодушие исчерпано!

Его слова прозвучали угрожающе. Раскрасневшаяся Мари в наступившей тягостной тишине с трудом перевела дух.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что я не позволю безропотно, чтобы меня покинула желанная женщина! Если свободной женщине, прежде чем принять мужчину, необходимо утвердить у него план бегства, то ты никогда не посчитаешь меня приемлемым!

— Я и не сообразила, что я… — с удивлением начала было она.

— С данного момента и впредь я буду верен своим инстинктам, — прервал Джамал женский лепет. — Я был зачат в жаре тропиков и родился истинным сыном Африки. Во мне ничего не осталось от европейской матери. В моей крови нет и намека на лед, и мое желание обладать тобой не подвластно холодному расчету. Я знаю, чего хочу. Знаю, что чувствую. Я хочу запереть тебя и держать в женской половине дворца, как держали для собственного удовольствия своих женщин мои предки. Ты вынуждаешь меня поступить так!

Сверкающие золотистыми искрами глаза с такой неистовой силой опалили Мари огнем чувств, что она невольно отпрянула.

— Лет пятьдесят назад не было бы никаких проблем. Стоило мне только захотеть, и я уложил бы тебя в постель сразу же, едва увидев. Я бы заставил тебя забыть о своих правах с помощью неизмеримого наслаждения! И ты тут же поняла бы, что принадлежишь мне душой и телом. И посчитала бы за честь носить мое кольцо на своем пальце…

— Ты просто не дожил бы до момента, когда смог бы надеть его! — заверила Мари с вызывающим пренебрежением. Ее изумрудно-зеленые глаза извергали пламя не менее жаркое, чем его взор.

— Вот как?

— Вот так!

С чарующей и опаляющей улыбкой, полной истинно чувственной угрозы, Джамал приблизился к ней плавным движением дикой кошки.

— Так докажи же, что ты не трусиха. Докажи, что не горишь тем же желанием, что и я. Иди сюда, в мои объятия, и попробуй отвергнуть меня тогда, — бросил он ей вызов.

— Черта с два! — выпалила Мари вполне искренне.

— Заячья душа, — ухмыльнулся Джамал, загоняя ее в глубь комнаты с врожденной ловкостью хищника.

 

Глава 7

— Не подходи ко мне! — взвизгнула Мари, когда икры ее ног уперлись в кровать.

Джамал остановился в двух шагах от нее и принялся медленно и невозмутимо снимать с себя остатки одежды. Слова его звучали спокойно, но не успокаивали ее.

— Не смей больше говорить мне это. Ведь ты боишься саму себя, а не меня. Полная капитуляция может ранить твою гордость, но ты только выиграешь от такого приключения. Женщина, отказывающая собственной женственности, ущербна…

— В жизни не слышала такого вздора! — Мари следила расширившимися глазами за падающими на пол предметами его одежды, ее сердце колотилось, кажется, в горле, а желудок сжало от незнакомого ей ощущения, и всю ее охватила дрожь.

— Не каждому мужчине выпадает подобная первая брачная ночь. — Джамал с пугающей решимостью отбросил свою рубашку. — Но ты убедишься, что я готов ответить на вызов. И не унижусь до того, чтобы умолять тебя пустить меня в твою постель, как мой предшественник!

— Что, что? — пробормотала ошеломленная Мари. Разум отказал ей, когда перед ней предстал обнаженный мужчина с великолепным торсом, словно воплотилась ее самая нескромная и потаенная фантазия. Зачарованным взглядом она скользила по широким плечам, мощным грудным мышцам, курчавящимся черным волосам, покрывающим его широкую грудь и перетекающим по его плоскому, поджарому животу в шелковистые завитки вокруг… С неимоверным трудом она отвела взгляд.

— Я говорю о том унизительном положении мужчины, которого три года назад ты пустила в свой дом и в свою постель! — пророкотал он, оскалив белые зубы. — Слышал я, как над ним издевались. Его называли твоей домашней хозяйкой, смеялись над тем, что он убирает твою квартиру, готовит для тебя и обслуживает тебя во всех отношениях…

Мари попыталась сосредоточиться на его словах. Да, готовил Анри восхитительно, но его пунктик насчет постоянной приборки в конце концов довел ее до белого каленья, когда она уже стала чувствовать себя гостьей в собственном доме. Джамал явно упустил из виду тот единственный факт, который делал Анри вполне приемлемым временным постояльцем, — его половую ориентацию.

— Но это… это… — Мари не удержалась и снова взглянула на Джамала, и у нее тут же вылетело из головы, что она собиралась сказать. Ее изумленный взгляд упал на узкие бедра, длинные, стройные, покрытые темными волосками ноги и на шокирующе выпяченное подтверждение крайнего мужского возбуждения, которое не в состоянии были скрыть снимаемые им в это самое мгновение короткие черные трусики. Мари замерла и поспешно зажмурилась, но недостаточно быстро — ее врожденная стыдливость вдруг вошла в неожиданный конфликт с унизительным для нее приступом чисто женского любопытства, тут же наказанного. Боже милостивый, потрясенно подумала она, судорожно хватаясь за спинку кровати, чтобы удержаться на сразу отказавших ей ногах, неужели у всех мужчин такой?..

— Я не оскоплю себя, лишь бы подлизаться к тебе, — с жаром объявил Джамал. — Нет, я доставлю тебе такое удовольствие, которого ты никогда еще не испытывала в постели, и тогда посмотрим, кого ты предпочитаешь — мужчину или какого-то слизняка.

Мари была донельзя потрясена впервые увиденной ею вздыбленной мужской плотью. Одновременно в некоем ином, недоступном ее разуму состоянии ощутила жар и дрожь где-то в глубине себя. Ее пальцы конвульсивно вцепились в покрывало постели, она еще беспомощно пыталась уловить проблеск разума в сгустившейся в ее голове темноте.

— Я понимаю, что разгневала тебя…

— Дивное великолепие твоего тела принесет мне облегчение и развеет всякий гнев, — хрипло проговорил Джамал, решительно стянул с ее плеч и отбросил в сторону халат, прежде чем она сообразила, что происходит. — И будь спокойна: когда наступит рассвет, ты все еще будешь нежиться в моих объятиях, как и подобает новобрачной.

Не успела Мари что-то ответить, как он сгреб ее в объятия, отбросил покрывало и удивительно нежно опустил ее на постель. Она мгновенно скрестила руки на груди. Джамал взирал на нее из-под опущенных густых, еще более длинных, чем у нее, черных ресниц. Сердце женщины неистово стучало, ее дыхание прерывалось. Совершенно сломленная его опаляющим взором, она лежала абсолютно неподвижно, плененная удивительно сильным, никогда ранее не испытанным чувством.

Джамал слегка нахмурил брови и легко погладил указательным пальцем тыльную сторону ее ладони.

— Почему ты прячешь от меня свои чувства?

Мари опустила веки. Ей стоило огромного труда не смотреть на него, но это помогло хоть немного прийти в себя. Она сжала зубы и замерла.

— Я не хочу…

— Неужели я напугал тебя?

— Нет, разумеется… Просто я здесь единственная, кто пытается сохранить благоразумие! — Мари судорожно вздохнула.

— Закрой-ка рот, — очень мягко предложил Джамал, — но открой глаза…

Это может быть смертельно опасно. Ее ужасала сама мысль: вдруг он догадается… что, глядя на него, она чувствует себя изголодавшейся по сексу и от одного сознания того, кто лежит рядом с ней в чем мать родила, ее покидает обычное хладнокровие.

— Не настаивай на своем, — попросила она дрожащим голосом.

— Да что сделал с тобой тот мужик? — прорычал Джамал.

От удивления она распахнула глаза и тут же попала в ловушку его пламенеющего золотом взгляда.

— Ты напугана. Если тот парень причинил тебе боль, я найду его и убью голыми руками! — вскипел Джамал.

— Да не напугана я, — возразила оскорбленная Мари. — Просто пытаюсь помешать тебе сделать то, о чем мы оба пожалеем!

Джамал склонился над ней как тигр, готовый к прыжку, и еще раз требовательно спросил:

— Что тебе сделал тот парень?

— Да ничего, дуралей ты эдакий! — заорала она, потеряв остатки терпения. — Он — «голубой»!

Джамал замер.

— «Голубой»? — ошеломленно прошептал он.

— Именно! Теперь, когда мы это выяснили, можешь ты наконец задуматься над последствиями нашего смехотворного бракосочетания?

— «Голубой»… — повторил Джамал.

— Да, мужчина, которого не влечет к женщинам, — язвительно пояснила Мари, которую не покидало отчаяние.

С глубоко трогательным видом Джамал заметно расслабился. Лежа на боку, оперевшись подбородком на сильную руку, он вглядывался в ее раскрасневшееся лицо. Она все еще держала напряженно скрещенные руки на груди. Его твердо сжатые губы вдруг расплылись в озорной улыбке.

— И в самом деле я дуралей…

— Чего ты ухмыляешься? — спросила Мари и попыталась сесть.

Но крепкая рука удержала ее за плечо и прижала к постели.

— Хочешь, я погашу свет, и тогда ты уже не будешь так робеть? — прошептал Джамал.

— Я не робею! — ответила Мари. — Я лишь пытаюсь уберечь нас обоих от ужасной ошибки… Если бы ты только послушал меня!

— Слушаю, — улыбнулся он. Его улыбка заставила ее сердце вновь безумно забиться.

— Мы оба согласились, что наш брак — ошибка… Не так ли?

— Не так…

— И в свете нашего согласия… Что ты хочешь сказать этим «не так»? — запоздало отреагировала Мари.

Огромные зеленые глаза вновь попали в его опаляющую золотую ловушку. Она затаила дыхание — неожиданно все ее напряженное тело замерло в столь сильном чувственном предвкушении, что у нее голова пошла кругом.

Джамал прошептал что-то на своем языке и медленно, нежно коснулся губами ее дрожащего рта. Мари затрепетала, когда кончик его языка скользнул между ее губами, и вдруг почувствовала чудовищную силу собственного страстного вожделения, грозящего вырваться на свободу и лишить ее остатков разума. Это ошеломило ее. Она подняла руку и, коснувшись его плеча, почувствовала нежную гладкость его темной кожи, а он обнял Мари еще крепче и запустил пальцы в спутанную гриву ее прекрасных волос.

Биение ее сердца достигло нового пика, когда жар его тела обволок Мари, а настойчивые губы стали безжалостными. Его отважный язык проник глубоко в нежные глубины ее рта. Мари не способна была помешать этому, ее мускулы начали подергиваться, всю ее сотрясло сладостно-мучительное наслаждение, обострившее до крайности все чувства.

Запустив пальцы в его густые волосы, Мари поплыла по воле чувств, и пульсация ее желания как бы пронизывала каждую мышцу. Что ты делаешь? — взвизгнул тоненький голосок где-то в глубине ее затуманенного мозга, но она была уже не в силах послушаться этого голоска. Плотина ее сопротивления дала трещину, высвободив всю ту страсть, которую она подавляла столь долго. Нечленораздельный звук вырвался из горла Мари. Джамал, казалось, подбавил жару и без того опаляющему поцелую и проявил такое эротическое искусство, что девушку охватило обжигающее наслаждение.

— Джамал… — хрипло пробормотала Мари, когда он освободил наконец ее заалевшие губы.

С ослепительной улыбкой он высвободил ее руки из своих волос и нежно прижал свои губы к одной и другой ладошке. Ее затуманенный взор не отрывался от его глаз, в которых вспыхивали золотые блики. Его пальцы ловко стянули узкие полоски шелка с ее напряженных плеч, и Мари вдруг панически вздрогнула, испугавшись, как бы реальность не развеяла те чары, которые он наслал на нее.

Но Джамал вновь овладел ее ртом, и опять вожделение затопило Мари всепоглощающей волной. Когда она вынырнула на поверхность, задыхаясь, как начинающая пловчиха, погрузившаяся слишком глубоко, ее обнаженные груди набухли и вздымались с бесстыже налившимися розовыми сосками. Джамал удержал руки Мари, когда она попыталась прикрыться от его опаляющего взора.

— Не стесняйся, наслаждайся своей красотой вместе со мной, — хрипло попросил он. — Твои волосы превосходят великолепие рассвета, а твоя кожа — чистое свечение белой камелии.

Мари чувствовала, как вся ее плоть тянется к нему, и не осмеливалась даже дышать.

— Чистая… беспорочная. — Джамал охватил благоговейными пальцами одну подрагивающую грудь, и у Мари все внутри сжалось. Она зажмурилась от невыносимо-мучительного ощущения, когда его большой палец потер болезненно чувствительный сосок.

Его руки охватили груди, гладили их круговыми движениями, исследовали со знанием дела. Он склонил темную голову и погрузил набухший розовый бутон ее соска в жар своего рта, разжигая ее чувственность попеременным прикосновением языка н покусыванием зубами. Сердце Мари бешено колотилось. Потеряв контроль над собой, она выгнула спину, стон вырвался из груди, когда ток возбуждения пробежал по всему ее телу. Казалось, она запылала живьем на жаровне мучительного наслаждения.

Мари уже не могла оставаться без движения. Ее ногти вцепились в тонкую простыню, потом руки инстинктивно метнулись к нему, впились в плечи, прошлись по его волосам, а он с еле сдерживаемым стоном снова завладел ее ртом со страстью, полностью поглотившей ее. Мощная нога протиснулась между ее бедер, а его нежные пальцы начали ласкать дрожащие мускулы живота.

Голова Джамала снова склонилась к грудям, и его губы опалили горячими, жадными поцелуями ее и без того разгоряченную плоть. Он ловким движением разорвал последний шелковый барьер на ее бедрах, ласково провел ладонью по нежной коже живота, лаская дрожащую плоть и путаясь в огненного цвета завитках, прикрывавших самое средоточие ее женственности. Крик наслаждения вырвался у Мари, когда он добрался до источника невыносимого желания.

Джамал склонился над ней, запустив одну руку в ее спутавшиеся пряди, и голова Мари беспокойно заерзала по подушке. Ее глаза широко распахнулись и потемнели от страсти. Он смотрел на нее как сочувствующий завоеватель, взгляд его сверкающих глаз скрестился с ее взглядом. Его рука искусно надавила на самую чувственную точку всего ее содрогающегося тела.

— Скажи, что ты и вообразить не могла такого, впервые увидев меня. Скажи, что не представляла себя лежащей подо мной, лихорадочно жаждущей, чтобы я овладел тобой…

Ужасное смятение охватило Мари — в мгновение ока память вернула ее на пять лет назад. Она вспомнила, как внезапно остановилось время, когда Джамал подошел к ней, пожирая ее горящим взглядом, словно она уже принадлежала ему, словно ему достаточно лишь взглянуть на нее, чтобы обладать ею, словно всю свою жизнь она только и ждала этого момента… и его. Тогда ее посетило видение — мгновенное, откровенно похотливое видение, как он в порыве страсти бросает ее в постель и принуждает всевозможными эротическими уловками подчиниться его сексуальному господству. Видение это было столь сокрушающим, столь ощутимым и ужасным, что ей потом потребовались целые сутки, чтобы прийти в себя после их встречи.

— Я… Я… — задыхалась Мари.

— С первого взгляда ты возжелала меня…

— Нет!

— Моментально, отчаянно и незабвенно, — процедил сквозь зубы Джамал, опалив ее своим диким взглядом. — Ты почувствовала то, чего никогда раньше не испытывала. Это было столь сильное, столь всепоглощающее осознание, что мы оба поняли это…

— Нет… — Ее ресницы затрепетали, не в силах скрыть внезапно ставшие безумными глаза.

Как опытный палач, взявшийся за дело, Джамал лишь шевельнул рукой, и Мари громко вскрикнула, не сумев сдержать беспомощный стон от нестерпимого наслаждения, не справляясь с мгновенным откликом своего несносно отзывчивого тела.

— Признай это! — бросил он наводящим ужас голосом, жестоко оскалившись белыми зубами.

— Ты сукин сын! — зарыдала она в приступе безысходности и эмоционального стресса. — Ладно… да… да… да!

Одержав победу, Джамал наградил ее за капитуляцию ослепительной улыбкой и снова прильнул к ней всем своим длинным мускулистым телом. Его губы опалили безумно пульсирующую жилку над ее ключицей.

— Ты — моя женщина…

— Нет… — в отчаянии простонала Мари.

— Если бы я сгреб тебя в объятия и зацеловал до смерти, вместо стараний уговорить тебя на моем несовершенном французском, ты бы давно пала у моих ног…

— Нет! — с болью простонала Мари, но ей не хватило энергии, чтобы обуздать мучительно-трепетную реакцию своего тела и страстное желание, которое она безжалостно удерживала на точке кипения.

— Да! — с хриплым смешком Джамал провел кончиком языка по ложбине между ее вздымающимися грудями, потом обвел им набухшие соски, которые своими прежними ласками уже довел до крайней чувствительности. Мари задыхалась и извивалась под его пальцами, поддразнивающе побежавшими по внутренней стороне ее гладкого бедра, очерчивая каждую, даже самую крошечную мышцу на пути к средоточию ее естества.

Ее бедра непроизвольно вздрагивали от прикосновения руки Джамала. Ощущение у нее было такое, словно каждый нерв ее охваченного лихорадкой тела сплелся именно здесь, и каждая ласка все больше сводила ее с ума, пока она не вцепилась в отчаянии в Джамала, не нашла сама его соблазнительный рот, стремясь слиться с мужчиной всеми фибрами своей души, жаждая утолить обуревающее неуемное желание.

— Я постараюсь не сделать тебе больно, — прошептал он. — Но ты так напряжена, а я ждал так долго…

Он довел ее до такой степени возбуждения, что она окончательно утратила контроль над собой. Ничто уже не имело значения, ничто уже не воздействовало на ее лихорадочное состояние, кроме всепоглощающего желания заполнить наконец эту вызывающую невыносимую боль пустоту. Джамал скользнул между ее раздвинувшихся бедер, приподнял ее крепкими руками и ткнулся своей вздыбившейся, затвердевшей горячей плотью в средоточие ее женственности. Мари задохнулась и застыла, трепеща ресницами и испуганно вращая глазами.

— Расслабься, — процедил он сквозь зубы, естественно ожидая радушного приема.

— Пожалуйста… — Мари собиралась сказать «не надо», но не смогла вымолвить эти слова. Она была столь сильно, столь нестерпимо возбуждена, что первая же его попытка проникновения лишила ее способности и говорить, и думать.

Джамал гибко пригнулся к ней, прижавшись жесткими волосками груди к ее отвердевшим соскам, и, вновь овладев ее ртом, одним движением бедер вошел в нее. Острая боль сковала Мари, вызвала у нее неприятие. Когда она вскрикнула, Джамал освободил ее губы и уставился на нее. Его еще более потемневшее лицо исказилось от напряжения, с которым он пытался сдержать свое безудержное желание, его глаза полыхнули радостью обладания.

— Теперь ты действительно моя, любимая! — пропел он с нескрываемым удовлетворением.

Вопреки боли, Мари вновь была втянута в колодец сладострастного сексуального возбуждения. Ощущение его в себе, растягивающего ее, наполняющего ее, было столь глубоким и приятным, что она начала непроизвольно поскуливать. С ответным стоном Джамал погрузился еще глубже. И она утратила последние остатки сдержанности, когда он задвигался внутри нее, овладевая ею длинными мощными выпадами, которые утверждали его господство и ее капитуляцию.

Мари была потрясена собственной реакцией, захвачена его бурным ритмом, ее дыхание прерывалось, ее сердце билось о грудную клетку в одном ритме с каждым его выпадом.

Ее охватила первобытная жажда удовлетворения, и каждая клеточка ее существа пела, пока Джамал вгонял ее в безумное состояние бешеной страсти. Ее тело затряслось в конвульсиях, когда глубоко внутри нее произошел тепловой взрыв, который пронзил каждую клеточку ее плоти, опустошая Мари, ослепляя и оглушая ее, ошеломляя наивысшим наслаждением. И, когда Мари инстинктивно обвила Джамала руками и еще теснее прильнула к нему, содрогаясь вместе с ним в оргазме, когда для сопротивления у нее не осталось ни сил, ни желания, ей вдруг пришла в голову потрясающая мысль: ты любишь его, ты всегда любила его, призналась она себе.

Это можно было сравнить с падением в глубочайшую черную пропасть. Реальность нанесла Мари жесточайший удар. Никогда и ничто еще не потрясало ее так глубоко, как это лобовое столкновение с кипевшими подспудно эмоциями, с которыми она боролась до последнего.

Она любила его, но постоянно уверяла себя в том, что речь идет всего лишь о дурацком увлечении, но дурацкие увлечения не длятся так долго и не вызывают такой постоянной муки и противоречивости чувств. Джамал обладал всем тем, что не могло понравиться ей в мужчине, когда она вообще не желала иметь никакого дела с мужчинами. Она должна была бы возненавидеть Джамала с первого взгляда! И она пыталась возненавидеть его, еще как пыталась! Но ее постигла полная неудача, которую она отказывалась признать.

Мари все еще оставалась во власти чувств, когда Джамал перекатился на прохладное место в широкой постели, увлекая ее за собой. В полной тишине, лежа сверху на нем в его объятиях, Мари прислушивалась к его легкому дыханию и еще ускоренному биению его сердца. Она понимала, что если попытается встать, то не удержится на ногах. И была столь же убеждена в том, что если попытается убежать, то Джамал притащит ее обратно — ведь оба они знали, кто истинный хозяин положения. Эта истина вызвала у нее такое ощущение, словно к ее чувствительной коже приложили раскаленный утюг. Любовь стала частью ее существа и свела на нет все усилия защититься от этого всепоглощающего чувства.

Но откуда ей было знать, что Джамал использует ее похотливую жажду секса как оружие против нее? А ведь могла бы догадаться, с болью упрекнула она себя, вспомнив его едва сдерживаемую ярость, которую вызвал ее отказ от обручального кольца. Джамал решил поставить Мари на место, и неудивительно, что этим местом оказалась… его постель. Теперь-то она понимала, что он ни в коем случае не позволил бы ей остаться на ночь одной, особенно после всех ее поступков, после того, как он жаждал этого так долго.

У нее нестерпимо защипало глаза. Впервые в жизни Мари почувствовала себя слабой и незащищенной. Она с детства никогда ни в ком не нуждалась, не позволяла себе искать в ком-то опору, но Джамал вынудил ее нуждаться в нем. Он затронул душу и взорвал ко всем чертям ее оборону.

— Прости меня за то, что сделал тебе больно, — вздохнул Джамал.

Сжав зубы, Мари вспомнила чисто животное удовлетворение, испытанное им в самый острый сексуальный момент. Она попыталась освободиться от его объятий, но он только крепче сжал ее. Сверкнув глазами, она подняла голову и обвиняюще выпалила:

— Ты получил удовольствие от этого!

Джамал весь напрягся, побледнел и наградил ее таким свирепым взглядом, что у нее вздрогнул желудок.

— Я не нашел особого удовольствия в том, что причинил тебе боль. Твоя непорочность доставила мне радость. Никогда еще я не ложился в постель с девственницей. И не ожидал, что ты невинна, а то, что ты сделала мне такой подарок в нашу первую брачную ночь, значит для меня очень много. И за это я не намерен извиняться.

— Как жаль, что я не переспала раньше с сотней мужиков! — огрызнулась Мари, покраснев до корней волос.

— Но не переспала же, — прошептал Джамал, зевая, чего даже не попытался скрыть. — Ты ждала меня.

— И вовсе я не ждала тебя! — вскипела Мари.

— Теперь это чисто академический вопрос. Не пойму, почему ты даже после испытанного нами наслаждения пытаешься спорить со мной? — поддразнивающе спросил Джамал.

Он выглядел так очаровательно! Черные волосы, атласная кожа цвета молочного шоколада, выразительные глаза и рот, такой насмешливый и чувственный донельзя. Ей вдруг стало больно смотреть на него, и одновременно она испытывала удовольствие от того, что он принадлежит ей. Мари страдала от раздвоенности чувств, бурные эмоции захлестнули ее. Любовь с первого взгляда… Она не верила в нее, и все же это приключилось с ней. Она безумно влюбилась в Джамала, как только увидела его, и давно должна была бы понять это…

Она безумно переживала за него на приеме в университете, когда он не мог разобраться, какими столовыми приборами надо пользоваться, и при подаче каждого блюда скрытно наблюдал за ней, а она старательно, но незаметно показывала ему, как выйти из положения. И когда впоследствии она обнаружила, что не может одержать верх в споре с ним, когда ей стала понятна его неумеренная гордость, тогда-то она и должна была понять, что принц Джамал имеет над ней гораздо большую власть, чем обычно испытывает даже самая страстно влюбленная женщина.

Мари была готова расплакаться из-за собственной глупости. Если бы она осознала собственные чувства, с горечью призналась себе Мари, ей хватило бы сил подняться в тот чертов вертолет.

— Мари, — позвал Джамал.

Она вздрогнула, внезапно почувствовав, как в ее бедро уперлась его вновь отвердевшая плоть. Это потрясло ее. Мари была наслышана о механизме секса, но не могла поверить, что Джамал в состоянии снова возбудиться так быстро.

— Отчего ты притихла? — Рука Джамала ласкающе прикоснулась к ее чувствительному подбородку. От его улыбки яркостью чуть ли не в мегаватт у Мари сжалось сердце, и каждый ее нерв тревожно напрягся. — Ты выглядишь очень взволнованной, но и очень сексуальной.

Джамал положил жену не себя, обвел кончиком пальца ее нижнюю губу, распухшую от его страстных поцелуев, и Мари вновь поддалась гипнозу его горящих золотистыми искрами глаз, почувствовав, как неистово забилось ее сердце. Большим пальцем он мягко раздвинул ее губы, проник в нежную влажность ее рта, и она со стыдом почувствовала, как вновь вспыхнул огонь между ее бедрами.

— Забудь о мире за этими стенами, — хрипло посоветовал Джамал. — Наш мир — здесь, где ничто не может угрожать тебе.

Ничто, кроме самого Джамала, пронзила ее мысль.

Приподняв голову, он сунул кончик языка в ее полуоткрытый рот молниеносным, жутко эротичным движением, отчего в ней затрепетала каждая клеточка.

— Я опять хочу тебя, — призвался он.

— Нет! — с болью вскрякнула Мари, соскользнув с него так стремительно, словно опасалась изнасилования.

Джамал без труда вернул ее на прежнее место.

— Боишься, что я опять сделаю тебе больно? — Ее лицо залилось краской, когда она заметила озабоченность в его ясных, чистых глазах.

— Да, — солгала она с дрожью в голосе.

— Есть много способов занятия любовью…

— Не желаю и знать о них! — лихорадочно, на грани паники заверила она его. Джамал насмешливо улыбнулся.

— Но узнаешь. Пойдем-ка поплаваем…

— Поплаваем? — в растерянности повторила Мари.

— Раз уж мне приходится сдерживать свое желание, мне необходим эквивалент холодного душа.

— О, пошли! — не без восторга согласилась она.

Джамал откинул свою прекрасную черноволосую голову и громко расхохотался. Прежде чем она успела спросить, что его так рассмешило, он спрыгнул с постели и сгреб ее в объятия.

— Впредь у нас все будет общее, — объявил он.

— Я не нуждаюсь в холодном душе.

— Но ты его заслуживаешь, дорогая. Не помни я о том экстазе, который ты испытала в моих объятиях, я посчитал бы себя самым неважным любовником.

— Я поставила бы тебе «отлично», так что не волнуйся, — съязвила Мари. — А теперь, будь добр, поставь меня на ноги. Я не из тех женщин, что слабнут в коленках от превосходства мужской мускульной мощи!

Джамал поднял ее еще выше и запечатлел на ее устах жаркий, жадный поцелуй, от которого у нее голова пошла кругом.

— Вот от этого ты точно слабеешь в коленках, — озорно улыбнулся он. — Так, говоришь, «отлично»? С кем же ты меня сравниваешь? Или ты фантазировала на мой счет?

— Я никогда не…

— Ты маленькая лгунья, упрямая, агрессивная, злоязычная… Хорошо еще, что я женился на тебе вовсе не в надежде на медовую сладость.

— Ты женился на мне, чтобы заполучить меня в постель! — фыркнула Мари.

— Для этого не было нужды жениться, — возразил Джамал. — Я мог бы заполучить тебя в постель еще в Париже, но решил не испытывать твоего умения владеть собой… Ты должна бы быть мне благодарна…

— Благодарна? — Мари открыла рот и сжала кулаки.

Джамал насмешливо взглянул на нее.

— Ты не выдержала бы такого испытания. Я мог взять тебя после первого же поцелуя.

Взбешенная Мари размахнулась, но в следующую секунду ее слишком разгоряченное тело плюхнулось в воду. Отплевываясь и задыхаясь от неожиданности, она прижалась к облицованной плиткой стенке бассейна и смахнула намокшую прядь волос с глаз. Джамал погрозил ей пальцем со словами:

— Я не допущу, чтобы ты ударила меня. Ты — моя жена, и тебе придется относиться ко мне с уважением.

Лунный свет обрисовал его темно-бронзовый силуэт, погруженный по пояс в воду. «Ты — моя жена», отметила она для себя его слова. В общем-то ей наплевать на это. Как бы она его ни любила, трудно представить себе длительные отношения между ними. С другой стороны, ее возмутила самонадеянная вера Джамала, будто он может взять от брака все, что его устраивает, и отбросить все, что не устраивает.

— Я не только не верю в брак, но и не чувствую себя твоей женой и не желаю ею быть, — с жаром выпалила Мари. — И вовсе не почитаю брак с тобой за честь. Я чувствую себя использованной. Те обряды были просто насмешкой, и не думай, что кольцо на моем пальце мешает мне понять это.

Джамал двинулся к ней, бормоча:

— Так ты чувствуешь себя использованной? Тогда что значит для тебя нежность? Ты и это хочешь порушить, как ты рушишь все, что нас соединяет, своим узким, скованным, ничтожным умишком, эгоистичным и самодовольным чувством превосходства!

Мари оцепенела, и гневный румянец сошел с ее щек.

— Я не чувствую своего превосходства, — прошептала она пораженная, опустошенная той темной яростью, вспышку которой она сама же спровоцировала.

— Но ты отдала мне только свое тело и ничего больше. Похоже, я не заслуживаю большего. Если наш брак действительно ничего не значит для тебя, тогда я был не прав, заставив тебя снова надеть кольцо. — Он прижал ее к себе, крепко взял за руку, стянул кольцо и красноречивым жестом отвращения швырнул его в воду. — Оно останется здесь навечно, ибо тебе придется приползти ко мне на коленях для того, чтобы я позволил тебе опять носить его!

Чистое безумие: как только Джамал отобрал у нее кольцо, она захотела вернуть его с неменьшей страстью, чем та, что сквозила в проявленном им отвращении. Узколобая, эгоистичная, самодовольная, вспоминала она, и слезы сдавливали ей горло. Неужели он и в самом деле видит се такой? На душе у нее было больно, очень больно.

— Но и без кольца на твоем пальце я волен наслаждаться тем, что уже стало моим. — Не успела Мари догадаться о его намерении, как Джамал взял ее за бедра, поднял из воды и посадил на бортик бассейна.

— Что ты делаешь?! — Она в удивлении открыла рот.

— То, что хочу, — резко бросил он, раздвигая ее колени своими мускулистыми бедрами и обхватывая ее за ягодицы. — Раз ты считаешь, что я использовал тебя, тогда мне сам Бог велит совершить этот грех.

Мари погрузила дрожащие руки в его густые шелковистые волосы. Ее чувства, вошедшие в явное противоречие с высказанным ею отказом, грозили разбить надвое ее сердце, пока Джамал не завладел ее ртом со страстной настойчивостью…

 

Глава 8

Мари зашевелилась в уютной постели от утреннего холода. У нее все болело, болело даже там, где, по ее разумению, не могло болеть никогда. Но, как ни странно, это физическое недомогание не приносило ей страданий, а ее мозг заполнял поток эротических образов.

Она вспоминала то неземное блаженство, которое ей доставляли горячие поцелуи Джамала, ту феноменальную скорость, с которой ее предательски нетерпеливое тело таяло как воск. Вспоминала яростное соитие, когда он погружался в нее снова и снова, безжалостно доводя до максимального возбуждения, далеко превосходящего самые буйные женские фантазии. Вспоминала свой собственный похотливый экстаз, когда Джамал потерял контроль над собой. Вспоминала и сгорала от стыда за собственную слабость.

Если честно признаться самой себе, то не стоит отрицать, что она упивалась этой чувственной близостью и радовалась жадной потребности мужчины в ней, а больше всего тому, с каким удовольствием засыпала в его объятиях, зная, что он рядом, и чувствуя себя удивительно безмятежной оттого, что она уже не одна.

Итак, началось, удрученно думала Мари. Вот что делает с тобой любовь. Она приводит в горизонтальное положение твою гордость и попирает твои принципы. Заставляет разумную женщину поступать неразумно. Твоя мать была умной женщиной, но ум ни разу не побудил ее разделаться с ее непотребным браком.

Нет, мать держалась до конца, словно наслаждалась болью и унижением, которые причинял ей муж-бродяга. «Он — мой муж, и я люблю его», — с упреком сказала она дочери в те дни, когда Мари была еще достаточно наивной, чтобы считать себя вправе вмешиваться. С какой же радостью она сбежала в университет! Похоронив себя в учебных аудиториях, а потом занявшись своей научной карьерой, Мари постепенно утрачивала связь с родным домом, сведя ее к нерегулярной переписке.

Ослабевшей рукой Мари натянула на себя простыню, пытаясь согреться.

Неужели она хранила себя все эти годы лишь для того, чтобы потерпеть неудачу с сексуальным бандитом, подобным ее отцу? С мужчиной, подогревающим свое неполноценное «я» женской лестью и капитуляцией, сделавшим ложь своей профессией и хранившим преданность лишь собственному эгоизму? Но ведь Джамал не такой, нехотя признала Мари.

Смешно считать его неполноценным. Что же касается его «я», то этот мужчина тверд как сталь. И необычно предан семье. Нечего и говорить о его жестокой прямоте, которая порой чрезвычайно неприятна. В самом деле, если не желаешь услышать что-то о себе, именно об этом и заговаривает Джамал, видимо предполагая, что ты признаешь свой недостаток и постараешься отделаться от него. Увы, ни одно из этих достоинств не делает его менее хищным, с горечью напомнила себе Мари, в то же время она понимала, что именно прирожденная сила и целеустремленность придают ему такую привлекательность. Он, единственный из мужчин, не спасовал перед ней, оказался единственным, кто смог взломать ее защитный панцирь. Да, это единственный мужчина, который удивляет ее, постоянно совершая непредсказуемые поступки и отказываясь лечь на одну из маленьких аккуратных полочек, по которым в прошлом она с презрением раскладывала всех своих поклонников.

Теперь она знает, почему любит его. Но она не слепа и понимает: единственное, чего хочет от нее Джамал, — это сексуального беспредела, с которым он познакомил ее прошлой ночью. Только он, кажется, не готов признать это открыто, не так ли? Возможно, в противном случае его замучили бы угрызения совести. Брак гораздо приличнее мимолетной любовной связи, которая при строгости короля Бутасу вряд ли сошла бы ему с рук. Но их брак все же остается временной связью.

От усилий сосредоточиться у Мари даже пересохло во рту. Она намеревалась подняться, как вдруг невыносимая боль пронзила ее руку, стоило ею пошевелить. Преодолев слабость, Мари откинула простыню и воззрилась на руку со странным безучастным интересом. Та распухла и выглядела ужасно, особенно вокруг пластыря, которым были заклеены нанесенные Баньяни царапины. Заражение крови, решила Мари. Вот, наверное, отчего ее лихорадило и донимал озноб.

Мари услышала звук открываемой двери. Выходит, ее заперли? Она вспомнила об угрозе Джамала запереть ее и выбросить ключ и улыбнулась. Его приверженность к драме тоже нравилась ей. Мои мысли разбредаются, с раздражением отметила она, мне необходим доктор.

Джамал явился в великолепно сшитом сером костюме. Сегодня у него было такое настроение, словно он вспомнил Европу в ее объятиях, и выглядел он сокрушительно красивым, но она видела его фигуру какой-то размытой, словно у нее расстроилось зрение. Интересно, почему это он несет поднос, украшенный цветами? У него вид человека, понятия не имеющего, что делать с этим чертовым подносом…

— Проснулась… Проголодалась? — спросил он, остановившись у постели. — Вот, принес тебе завтрак.

Доктор, напомнила она себе, рассчитывая, что на Джамала можно положиться в трудную минуту. Но не успела ничего сказать, как он нарушил молчание:

— Ты, естественно, ждешь извинений…

Жду ли? И почему я должна их ждать? — Мари продолжала следить, словно через какую-то пелену.

— Я сожалею о своем поведении прошлой ночью, — выдал он. Его крепкие скулы потемнели, в глазах проглядывало беспокойство. — Мне нет оправдания. Я потерял самообладание. Такого со мной никогда еще не случалось.

Мари никак не могла сосредоточиться. Доктора! — билась у нее в голове единственная мысль.

— Мне нужен врач, — промолвила она слабым голосом.

— Врач? — встревожился Джамал.

Мари сбросила простыню с больной руки.

— Посмотри!

Поднос с грохотом выпал из его рук. Мари ошеломленно заморгала, когда Джамал бросился к постели. Поток непонятных ей африканских слов взорвал напряженную тишину. Он озабоченно уставился на ее руку. Да он запаниковал, в изумлении отметила Мари.

Джамал схватил телефон, но его рука дрожала так, что он, очевидно, неправильно набрал номер, поскольку тут же свирепо выругался и принялся набирать заново. Да и сам в конце концов состоявший телефонный разговор не отличался присущим принцу хладнокровием.

— Извини за доставленные хлопоты, — вздохнула Мари, в надежде успокоить его.

Джамал бросил что-то на родном языке, забыв в волнении о французском, и стал надевать на нее ночную рубашку, потом осторожно запеленал ее сначала в простыню, затем в покрывало, словно египетскую мумию. К тому времени она уже погрузилась в лихорадочное бессознательное состояние.

Очнувшись спустя некоторое время, Мари обнаружила, что находится в слабо освещенной комнате, в кровати с предохранительным ограждением, а к ее руке подключена капельница. Ее мучил страшный жар, чувствовала она себя отвратительно. Она услышала, как что-то сказал Джамал и как огрызнулась на него медсестра, и это показалось ей весьма странным. Если бы Мари чувствовала себя получше, то, конечно, постаралась бы выяснить, что здесь происходит.

В следующий раз она пришла в себя, слово после нормального сна. Рука уже не болела, но одолевала крайняя слабость. Переговаривались те же голоса. Мари пошевелилась, проклиная непослушные мышцы, и открыла глаза. Над кроватью склонялись с одной стороны Джамал, с другой — его сестра Намири.

— Ну вот и замечательно! — с удовлетворением сказала Намири. — Говорила же я тебе, что Мари просто спит, — обратилась она к Джамалу.

Мари с удивлением смотрела на принца. Он выглядел так, словно не спал и не брился целую неделю и валялся где-то в одежде. Глаза покраснели, костюм измят, галстука и вовсе не было…

— Как ты себя чувствуешь? — встревоженно спросил он, не обращая внимания на слова сестры.

— Как долго я нахожусь здесь? — ответила вопросом на вопрос Мари.

— Почти двое суток…

— Самых длинных суток за всю мою жизнь, — простонала Намири. — Пожалуйста, Мари, прогони его домой, пока я не совершила преступление, которое наказывается смертной казнью, — нападение на их величество…

— Не смей так говорить! — прорычал Джамал.

— Человеческое существо не в состоянии обходиться так долго без сна и не потерять при этом чувства реальности… И вообще, куда девался твой юмор? — поинтересовалась Намири.

— А ты хотела бы, чтобы я шутил и острил, когда моя жена оказалась на краю могилы? — с удивлением спросил Джамал.

— Твоя жена вовсе не была на этом краю. Да, она болела, но не настолько серьезно. А теперь, пожалуйста, отправляйся домой, пока я не прибегла к непопулярным мерам. Ты не хуже меня знаешь, что случится, если я скажу отцу о твоем нынешнем состоянии. Один лишь намек на то, что его любимый сын отнюдь не радует своим здоровьем, и он прикажет доставить тебя домой.

— Я остаюсь с женой! Пока она нездорова, мое место радом с ней.

— Пожалуйста, поезжай домой, — пробормотала Мари, чувствуя себя виноватой за распри между братом и сестрой. Да и как ей было не прийти в смятение оттого, что Джамал провел двое суток без сна.

Мари заметила, как при ее словах напряглись мышцы у него на скулах. Густые ресницы прикрыли утомленные, темные как ночь глаза. Он так остро отреагировал на предложение оставить ее, словно она вонзила ему нож в спину. С натянутым выражением лица он отступил от кровати.

— Если ты так настаиваешь… — Когда дверь за ним закрылась, Намири громко застонала.

— Тебе следовало бы сказать это помягче, не так прямо. Ты же обидела его, и все по моей вине. Ндаманга съежился бы от страха, услышав, как я разговариваю с наследным принцем, но небо свидетель — я старше его на двадцать лет, прожила большую часть жизни в Париже и постоянно забываю, что мой младший братик станет в один прекрасный день нашим королем. Я всегда болтала лишнее, — устало добавила Намири, — но он вел себя по-идиотски с тех пор, как тебя доставили сюда…

— По-идиотски? — отозвалась Мари негромким эхом.

— Он запаниковал. Сначала хотел доставить тебя в Париж, опасаясь, что мы не сможем оказать тебе квалифицированную помощь. Я сказала ему, что у него действительно появится причина для волнения, если тебе придется долго ждать врачебной помощи. Потом он решил доставить сюда самолетами специалистов из Европы. Потом кто-то из младшего обслуживающего персонала, точнее, молодой мужчина, ядовито подчеркнула Намири, случайно вошел в эту палату. Джамал взбесился и пригрозил, что заберет тебя домой, раз его жену не могут надежно оградить здесь от ужасных посетителей. И ни на минуту не отходил от твоей постели. Не ел и не спал. А за дверью стоят четыре стражника. С минуты на минуту я жду появления официального опробователя блюд!

Широко распахнутыми глазами Мари смотрела на сестру Джамала.

— О небо! — только и сумела она вымолвить.

— Вот именно! — С кривой ухмылкой Намири опустилась на стул. — Ладно, мне понятно, что он очень волнуется за тебя, но я не могу взять в толк, почему Джамал ведет себя так, будто это именно он виноват в твоей болезни!

Мари смутно припомнила его извинения. Несомненно, необычное поведение Джамала вызвано угрызениями совести. У нее сердце ушло в пятки. Она почувствовала бы себя лучше, зная, что его поступки объясняются неподдельным беспокойством и заботой о ее самочувствии.

— Кстати, откуда у тебя эти царапины? — поинтересовалась Намири.

— Баньяни…

— Джамал знает об этом? — открыла в изумлении рот его сестра.

Мари кивнула, погруженная в свои печальные мысли.

Намири внезапно расхохоталась, приведя Мари в замешательство.

— Эта новость компенсирует все, что мне пришлось вытерпеть, — энергично объявила Намири и, поднявшись со стула, нажала сигнальную кнопку на стене у кровати. — Твой врач хочет осмотреть тебя. Ты не проголодалась?

— Нет…

— Ты уж постарайся нагулять аппетит, — посоветовала Намири. — Если ты этого не сделаешь, Джамал отправит твоего шеф-повара обратно в Преторию… И, чего доброго, его примеру последуют все наши богачи. Я же очень рада, что ты здесь.

Мари не сводила с нее вопрошающих глаз.

— Как поступает принц, так поступают и все остальные, — весело пояснила Намири. — Если бы он отправил тебя самолетом в Париж, у нашей больницы не осталось бы и намека на репутацию! Я надеюсь также, что и первого королевского отпрыска ты родишь в этих стенах, но, пожалуйста, давай заключим пакт, что мы напичкаем Джамала успокаивающими средствами задолго до великого события, иначе я просто задушу братца, если он попытается указывать мне, как принимать роды!

Королевский отпрыск? Мари лежала неподвижно, будто привыкая к этой мысли. Так Намири считает их брак действительным? Очевидно, именно так. Почему же Джамал не поставил всю свою семью в известность о том, что связь с француженкой — всего лишь временное помрачение ума? Зачем, если он прекрасно знает, что она исчезнет к концу лета? Но ведь королю известно истинное положение вещей, а? Может, только поэтому отец и разрешил Джамалу жениться на ней.

Ну, королю Бутасу нечего беспокоиться, а Намири на этот раз ждет разочарование. Джамалу не грозила опасность, что она забеременеет. Даже в разгар необузданной страсти в бассейне, хорошо помнила Мари, Джамал не пожелал рисковать. Он отнес ее обратно в постель и… предохранил от беременности.

Какого черта это причиняет ей такую боль? Происходящее служит лишь подтверждением того, что она знала с самого начала. Их не ждет общее будущее. Почему же ее память подбрасывает ей смущающие соблазнительные картинки с участием Джамала?

Ее нос сморщился, а глаза защипало. Рассердившись на себя, Мари состроила гримасу. Уже давно она отдавала себе отчет в том, что единственный реальный изъян принятого ею обета безбрачия — это то, что у нее никогда не будет собственного ребенка, а ведь она любит детей.

И любит Джамала… Каким бы ненавистным гадом он ни был, с горечью размышляла она, пряча лицо в подушку и презирая себя за слабость. Ей становилось дурно от одной мысли о Баньяни и Джамале вместе. Да эта принцесса — маньяк! А Джамал не произнес в ее адрес ни одного слова осуждения, когда Мари сообщила ему, кто ее так исцарапал.

Конечно, какое ему дело до того, что Мари так досталось от этой злючки, у которой буйный кровожадный нрав. А ведь Баньяни вполне может стать матерью детей Джамала!

От всех этих мыслей Мари захотелось умереть — пусть он мучается от своей вины так, чтобы стать ни на что не способным как мужчина!

— Как я понял, ты почти ничего не ешь…

— Не очень хочется. — За сутки, что он не показывался ей на глаза, Мари замкнулась в своем горе. И когда Джамал появился на пороге — мрачный, нервный, как и она сама, — ее чаша страданий оказалась переполнена.

— Понимаю, — проронил он напряженным голосом. — Но будь же благоразумной…

Молчание подавляло. Мари отвернулась к стене. Джамал стоит Баньяни, мрачно подумала она, стараясь возненавидеть его, но это стремление странным образом лишь умножило ее собственные страдания.

— Я совершил ошибку, заманив тебя в Королевство Нботу, — горько посетовал Джамал.

Мари хмуро взглянула на него сквозь упавшие на глаза спутанные пряди.

— Я верил, что смогу осчастливить тебя… хотя бы на время. — Черты его лица заострились. — Теперь я понимаю, что поступил самонадеянно… и даже глупо, непростительно глупо. Поддался своим чувствам. Никогда еще не желал я ни одну женщину так, как тебя. Ты была моей мечтой… о боги, я говорю как мальчишка! — За хриплым, смущенным смешком Джамал попытался скрыть свою растерянность. — Я наивно полагал, что мы неплохо проведем какое-то время вместе, и это не будет тебе ничего стоить. У меня практически не оставалось времени и не было свободы выбора. Я должен был жениться и завести детей. Мне уже тридцать. Критический возраст для холостяка в моем положении…

— Да, — неуверенно прошептала она, пораженная его откровенностью, которой никак не ожидала.

«Ты была моей мечтой», — мысленно повторила Мари, испытывая невыносимую боль. Хотя он говорит о том, что было ей известно с самого начала. Она была его сексуальной фантазией, желанным завоеванием, мешавшим исполнению уготованной ему роли, но ставшим в результате еще более желанным. Он хотел порезвиться напоследок с женщиной, не принадлежавшей к его миру, — сильной, независимой женщиной, которая вряд ли разнюнилась бы, когда все кончится, и принц, конечно, никак не предполагал, что последний холостяцкий загул выльется во что-то значимое.

— Если бы не моя семья, я организовал бы твое возвращение во Францию без промедления, раз уж ты желаешь этого, — отрывисто проговорил Джамал. — Но ради родственников я прошу тебя остаться в Королевстве Нботу еще на некоторое время. Слишком стремительный отъезд моей молодой жены привел бы их в немалое смущение.

Мари не осмеливалась посмотреть на него. Мысль о немедленном возвращении домой привела ее в ужас. И все же откладывать неизбежное равнозначно трусости. «Провести вместе время»… Ну почему она не из тех женщин, которые охотно согласились бы на это? И только тут Мари наконец-то осознала, почему такой вариант ее не устраивал.

Она хочет большего! С самого начала она этого хотела, даже когда спорила с Джамалом и говорила ему, что не верит в брак. У нее тоже были мечты, даже если она не признавалась в них. Она хочет его навсегда, хочет, чтобы он любил ее, чтобы он доказал ей, что их брак переживет любые испытания. И это было неизмеримо наивнее всего того, что он ожидал, с болью признала Мари. Золушка заполучает своего принца… Да кто в Королевстве Нботу поверит, что какая-то Мари Третье может питать подобную мечту?

— Так что ты решила? Я должен знать, — негромко обратился к ней Джамал.

Слава Богу, что он боится доставить неприятность своей семье, подумала Мари.

— Я остаюсь, — тихо ответила она и попыталась привести разумное оправдание в пользу своего решения: — Я хочу заняться научными исследованиями.

— Разумеется, твои научные исследования, — хмуро отозвался Джамал.

Но не только этим я займусь, подумала Мари в порыве неожиданной решимости, удивившей ее саму. Сейчас Джамал мечтает, чтобы лето прошло как можно быстрее. Он уже сыт ею по горло. Он разочарован.

Джамал чувствовал, что свалял дурака. Он отказался от своей мечты. А вот она не собиралась отказываться от него с такой легкостью. Если ей предстоит прожить остаток жизни безнадежно влюбленной в мужа другой женщины, то она просто обязана заиметь стоящие воспоминания, с которыми можно было бы спокойно вернуться домой! Пока еще он ее муж, и, подумала Мари, Баньяни с ее чувством жестокой мстительности всегда будет считать себя второсортной, а сам Джамал обречен тосковать по своей первой жене всю оставшуюся жизнь!

— Я многое передумала, пока была прикована к постели, — сообщила ему Мари, и в ее признании было немало правды. Лишенная в течение двадцати четырех часов компании Джамала, она примирилась со своими чувствами.

— Ты только и делаешь, что думаешь, — хмуро бросил принц, словно Мари нанесла ему самое страшное оскорбление, на которое только способна женщина.

— Исследования очень важны для меня, но я, к сожалению, не говорю на вашем языке. — Мари тяжело вздохнула. — Его знает мой помощник. Поэтому я и выбрала его. Кто-то должен его заменить. Представляю себе, как ты занят, но все же не могли бы мы поехать вместе?..

— Куда поехать? — удивился он, не сразу поняв, о чем идет речь.

— В джунгли и в саванну, чтобы я могла ознакомиться с флорой тех мест, где еще не проходили исследователи. Естественно, я хотела бы получить точные научные данные об этих районах.

— Тебя и в самом деле интересует флора нашей страны? — спросил Джамал, явно стараясь скрыть, насколько он поражен ее предложением.

— Да, знаешь, настоящее возвращение к природе… Только ты и я, без когорты охранников и слуг — они лишь будут отвлекать от моих целей. А ты как думаешь? — не совсем уверенно спросила Мари.

— Но ты же останешься наедине со мной, — сухо указал Джамал, напряженно прищурившись и вглядываясь ей в лицо. — Я и не думал, что ты желаешь подобной интимности.

Мари сделала глубокий вдох, покраснела и опустила глаза.

— А когда я говорила, что она нежелательна? Я ведь не испытываю ненависти к тебе…

Еще никогда тишина не была для нее такой оглушающей.

— Ты полагаешься на то, что я не притронусь к тебе? А вот я-то совсем не уверен, что устою перед искушением, когда останусь наедине с тобой. — Его признание прозвучало так, словно оно причиняло ему физическую боль.

— Надеюсь, нет… — Мари облизала пересохшие губы и еще больше покраснела. Она начала сомневаться, в здравом ли она уме, и почувствовала, что и его одолевают такие же сомнения. Зеленый свет, потом красный стоп-сигнал, вспомнила она, терзаясь чувством стыда.

— Надеешься, что я не устою перед искушением? — уточнил Джамал.

Мари как-то обреченно кивнула, шокированная тем, что только что сказала ему.

Джамал вогнал ее в трепет. Пробормотав что-то, он вытащил ее из постели вместе с трубкой от капельницы, и в это самое мгновение открылась дверь.

— Что это ты надумал? — спросила изумленная Намири.

— Я забираю свою жену домой, — вызывающе объявил Джамал, словно ожидал возражений. — Заберу и сиделку.

Намири постаралась сохранить серьезное выражение.

— Ох уж эти молодожены! Вы напоминаете мне, какая я уже старушка.

Когда его сестра вышла, Джамал впился в Мари испытующим взглядом сверкающих золотистыми искрами глаз!

— Я постараюсь, чтобы это лето стало самым счастливым в твоей жизни, — страстно поклялся он.

Мари пронзила острая боль, будто в нее впился осколок стекла. Конец лета представился ей страшнее смерти. Почему Джамал постоянно напоминает об этом? Словно сыплет соль на раны. Однако незачем забывать реальность, твердо напомнила она себе.

 

Глава 9

Вечерело. Джамал в пестрой африканской одежде до щиколоток, слегка хмуря густые брови, подошел к Мари, сохраняя непроницаемое выражение лица.

— В это время ты обычно дремлешь, — напомнил он, оглядывая темно-желтыми глазами точеную женскую фигуру, расслабленно лежащую в тени деревьев.

— Я совершенно здорова.

— Ты все еще бледна… и выглядишь утомленной.

Мари не стала возражать. Только неделю назад она сдала свои позиции, сожгла за собой все мосты и полностью отдалась во власть Джамала. Ни в одном самом кошмарном сне не представляла она себе, что пожертвует своей гордостью. А каков результат? — вопрошала она себя с возмущением и негодованием, которые росли на протяжении всей недели.

Неизвестно почему Джамал после короткого мига ликования в больнице впал в холодную отчужденность. Он был безукоризненно вежлив и чрезвычайно внимателен, приносил ей цветы и книги, навещал ее несколько раз в день, но вел себя как любезный хозяин, навещающий заболевшего гостя, ибо большего не допускал.

— Когда мы отправимся в лес и саванну? — прямо спросила Мари.

— Быть может, в следующем месяце, когда жара немного спадет. Нынешнее пекло тебе не выдержать…

— Я уверена, что выдержу.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — холодно прервал ее Джамал. — А мне это хорошо известно, согласись. В это время года просто безумие предпринимать путешествие.

Мари сжала зубы.

— Ты можешь поставить для себя отдельную палатку… если именно это… беспокоит тебя! — После этих слов ей захотелось укрыться где-нибудь. Ее начало мучить самое унизительное подозрение. После того как она проявила слабость в больнице, уж не разочаровался ли Джамал в своем выборе? Не проклинает ли сейчас ситуацию, в которой оказался, не жаждет ли уже отделаться от чужестранки и без проволочки заключить в свои объятия Баньяни?

Мари подняла глаза и натолкнулась на его стальной взгляд, заметила насмешливый изгиб его чувственного рта.

— Уж не чувствуешь ли ты себя одинокой в постели? — небрежно спросил Джамал. Мари покраснела до корней волос.

— Я думаю, что стал всего лишь объектом секса, — продолжил он. — Такая роль не совсем незнакома мне. И другие представительницы твоего пола видели меня в ней. Но ты — моя жена…

— Временно! — отрезала Мари, взбешенная тем, что он так легко ее раскусил.

— У меня и в мыслях не было обидеть тебя…

— И тем не менее у тебя это здорово получается! — выпалила она с гневом.

— Я тебе не жеребчик.

— Не поняла? — разъяренная Мари едва выговорила вопрос сквозь зубы.

— Ты хотела бы, чтобы я молча навещал тебя в постели каждую ночь и также молча удалялся к рассвету. Ты бы получала физическое наслаждение, не позволяя мне заглянуть в твое внутреннее «я». Но я не дам использовать себя таким образом. Когда ты научишься разговаривать со мной, я разделю с тобой постель…

— Я не желаю разговаривать с тобой… Не хочу видеть тебя в своей постели… Да хоть бы ты бросился в ближайшую пропасть! — выпалила Мари, дрожа от унижения.

— Я прекрасно знаю, что все не так, — мягко возразил Джамал. — Ты просто терпеть не можешь, когда тебе перечат. Тебя не пороли в детстве?

Мари аж рот открыла от неожиданности.

— Я спрашиваю потому, что сам выкидывал такое… Но меня наказывали. И это пошло мне на пользу.

Мари с силой сжала кулаки и медленно досчитала до десяти, стараясь успокоиться.

Джамал грациозно опустился на стул напротив нее.

— Я бы выпил чего-нибудь холодненького… — Мари взяла кувшин с ледяным напитком и налила в стакан.

— …но не хотел бы, чтобы ты швырнула стакан мне в лицо.

— В самом деле? — угрожающе спросила она.

— Мне не хотелось бы подвергать тебя унижению, окунув в ближайший бассейн. Слухи о твоем купании в фонтане в день нашей свадьбы уже распространились за стенами дворца.

Мари вспыхнула и посчитала от двадцати до пятидесяти в мертвой тишине.

— Уже ни для кого не секрет, что твой нрав не уступает пламени в твоих волосах.

Счет пошел до сотни со сверхзвуковой скоростью.

— Так о чем ты хотела бы поговорить сейчас? — растягивая слова и улыбаясь, поинтересовался Джамал.

— О способах пытки и убийства, — с дрожью выпалила Мари, сделала глубокий вдох и заставила себя наконец взглянуть на него. — Иногда ты так меня бесишь! — призналась она жалобным тоном.

— Я хотя бы не надоедаю тебе, как надоедал отец матери.

— Ты говорил, что она оставила его незадолго до своей смерти, — внезапно вспомнила Мари.

— Она жива, — поправил Джамал. Мари изумленно посмотрела на него.

— Но служанка сказала мне…

— Уверяю тебя, что моя мать жива и весьма активна. Она — светская дама, жена известного европейского политика, и у нее еще два взрослых сына кроме меня.

— Так твой отец развелся с ней?

— Она развелась с ним. Отец слишком горд, чтобы признать, что этот брак оказался не более чем курортным романом. Для него эта женщина умерла. Вот почему ходят разговоры о ее смерти.

— Курортный роман? — повторила Мари.

— Мать Намири умерла, оставив отца вдовцом с четырьмя дочерьми. С моей будущей матерью он познакомился в Ницце, — спокойно объяснял Джамал. — Юная, богатая и избалованная, она решила, что будет забавно выйти замуж за африканского принца. На троне тогда сидел мой дед…

— Так твоя мать француженка? — прервала его Мари. — Христианка?

— Да. Ничего особенного — в Королевстве Нботу христиане составляют треть населения, — мягко напомнил ей Джамал.

Десятилетия назад в эту часть Африки следом за французскими войсками пришли европейские миссионеры. Со временем все больше и больше туземцев стали посещать церкви, детей начали крестить по-католически, а браки заключать под сводами храмов, что, впрочем, не мешало сохранению местных свадебных обрядов. В чем Мари могла недавно сама убедиться. Но она не знала, что Джамал наполовину француз, и, словно поняв ее удивление, о» усмехнулся:

— Я похож на отца, а не на мать, разве что цвет моей кожи светлее, чем у него, и несколько другого оттенка.

— Как долго они прожили вместе?

— Дольше, чем она хотела, — она забеременела в первый же месяц. Патату она покинула, когда мне едва исполнилось две недели.

— Твой отец не разрешил ей взять тебя с собой? — предположила Мари.

— Она сама не пожелала этого. Ребенок от смешанного брака обременил бы ее. К тому же без меня ей было гораздо легче вновь выйти замуж.

«Ребенок от смешанного брака» — Мари передернуло от этого выражения.

— Тебе об этом сказал отец?

— Уж не хочешь ли ты взвалить всю вину на плечи моего отца? — возмутился Джамал, сердито взглянув на Мари. — Он очень любил ее — пожилой мужчина, не очень-то сведущий в повадках западных женщин и весьма беззащитный перед подобным сокрушающим поступком. А то, что и я был отвергнут, нанесло ему самую глубокую рану.

Мари покраснела. Она никак не могла представить себе африканского тирана, каким ее воображение рисовало короля Бутасу, — бесцеремонно брошенным заскучавшей молодой женой.

— Ты когда-нибудь виделся с матерью?

— Однажды. Отец предупреждал меня, что глупо искать этой встречи. — Джамал криво усмехнулся, с силой сжав пальцами стакан. — Поднявшийся из могилы скелет не привел бы ее в больший ужас, чем я. Она не желала вспоминать, что у нее было другое замужество и есть другой сын, поскольку ее муж не любит людей черной расы. В моем присутствии она заставила слугу поклясться, что он сохранит в тайне мой визит.

— Какая мерзость! — воскликнула Мари, возмущенная тем, что мать — какая бы она ни была — могла отказаться признать своего сына. Особенно сына, который, несмотря на то, что она бросила его, продолжал питать к ней добрые чувства.

— Мари, ты говоришь об этом так, словно тебя это волнует.

Она окаменела, столкнувшись взглядом с неотразимыми темными глазами, и быстро отвернулась, оберегая свое сердце.

— Разумеется, волнует. Такого я не пожелала бы и моему злейшему врагу!

— Не очень-то я и переживал, — сухо возразил Джамал. — У меня был любящий отец, а к трем годам появилась и мачеха, которая воспитывала меня как собственного сына. И у меня есть две младшие сестренки, с которыми ты непременно познакомилась бы, если бы не наше поспешное бракосочетание. Они обе вышли замуж и живут за границей.

— И ты единственный сын?

— Поэтому, как ты понимаешь, отец и оберегает меня так старательно. Намири не шутила. Стоит мне чихнуть в его присутствии, как он бледнеет, — не без раздражения пояснил Джамал. — Я так жалею, что боги не одарили его другими сыновьями.

«Его любимый сын», вспомнила Мари слова Намири. Ей и в голову не приходило, что у короля Бутасу только один сын. Шесть девочек и один мальчик, который с рождения стал для отца дороже всего золота в недрах Королевства Нботу. Но это же обстоятельство возлагало на плечи Джамала тяжелый груз ответственности — он обязан быть идеальным сыном и оправдывать связанные с ним надежды. Ее смутное представление о тесте изменилось: оказывается, король — любящий и заботливый отец.

— После неудачного брака отец и обрел недоверие к западному миру. Он сильно ожесточился. Поэтому предпочел, чтобы я воспитывался в Королевстве Нботу.

— Ив тот единственный раз, когда он отпустил тебя на Запад…

— Я встретил тебя, — продолжил Джамал и горько усмехнулся. — А когда пойдут дожди и ты уедешь, он скажет… Нет, не хочу даже и думать о том, что он скажет.

Тогда, подумала она, в старом дворце начнется веселое празднество и продлится не менее недели, а между отцом и сыном восстановятся самые добрые отношения.

— Ясно. Он не хотел, чтобы ты женился на мне. — Мари с трудом заставила себя произнести это вслух.

— Да, не хотел. — Джамал и не пытался увильнуть от ответа.

— Так почему ты пошел на это? — беспомощно прошептала Мари, понимая теперь, что Джамалу потребовалось немалое мужество, чтобы бросить вызов королю. В этой стране дети весьма чтят отцов, желания родителей для младших — высший закон, который подлежит неукоснительному исполнению.

— Я уже говорил тебе почему. — И снова Джамал как бы отдалился от нее.

— Ты так сильно хотел меня? — продолжала настаивать Мари.

— Неужели ты думаешь, что для такого человека, как я, привычное дело — похищать женщин и навязывать им неожиданное бракосочетание? — На его красивых губах промелькнула улыбка. — Я слышал, ты побывала на конюшне… Умеешь ездить верхом?

Внезапная смена темы застала Мари врасплох.

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— Я совершаю верховую прогулку каждый день на рассвете, пока еще прохладно. Если хочешь, завтра возьму тебя с собой. В этот час саванна удивительно красива. Готов поделиться ее красотой с тобой.

— Нам нет особого смысла делиться чем-либо, а? — проворчала Мари, внезапно испытав новую душевную муку.

— Из-за того, что ты уедешь? — Джамал поднялся на ноги. — Готова смириться с поражением, дорогая? Но почему мы должны терять оставшееся время? Я хочу золото, а не позолоту. И не стану девальвировать, как ты, то, что у нас может быть. Мы будем делить с тобой не только постель, до тех пор, пока ты не вернешься в свой мир.

Мари глубоко вздохнула и откинулась назад, чтобы охватить взглядом всю его высокую фигуру, освещаемую ярким солнцем.

— Десять дней назад, что бы ни говорила и ни делала, я так и не смогла убедить тебя оставить меня в покое, — напомнила она Джамалу.

— Десять дней, даже неделю назад я имел глупость верить, что твое отношение ко мне — как бы это точнее сказать — теплеет, смягчается, становится сердечнее. Но когда я навестил тебя в больнице, то осознал свою ошибку. О чем мы говорили между собой? Мы обсуждали погоду, хотя тут нечего обсуждать — разве не каждый день встает жаркое солнце? Обсуждали и твое чтение, и твои научные исследования, и мировую политику… Только не…

— Я тебе наскучила? — От его саркастических замечаний о погоде, чтения и прочем Мари покраснела как рак.

— Ты слишком умна и образованна, чтобы наскучить, и меня интересуют твои замечания и мнения, — мягко возразил Джамал. — Но пока ты избегаешь всякого разговора на личные темы и старательно проявляешь ко мне не больше интереса, чем к прохожему на улице, у меня сохраняется ощущение, что я нахожусь еще на стадии ухаживания за тобой…

— Ухаживания? — Мари наконец решила сесть прямо — она уже не могла терпеть, что он смотрит на нее сверху вниз — и физически, и морально.

— Ты не видишь во мне ни любовника, ни мужа. Отказываешь мне в какой-либо близости. Ну разве что порой взглянешь на меня. — Его темные глаза смотрели на нее с горькой насмешкой. Но было у него во взгляде и некое сексуальное понимание этой женщины, и это обжигало ее с головы до ног. — Но если мне пришлось выучить французский, чтобы иметь возможность общаться с тобой, то ты должна выучить язык, на котором я желаю слушать тебя.

— Ты хочешь все сразу, а? — бросила Мари, думая об отмщении. А про себя решила: хватит слушать заверения в том, что я — его мечта! Он же знает: дотронься он только до меня, и я буду принадлежать ему, принадлежать так, как если бы он поставил свое клеймо на мой зад, раздраженно думала она. Но этого мало, чтобы удовлетворить его — куда там! Он хочет проникнуть и в мой мозг и овладеть всеми моими тайнами, чтобы полностью контролировать меня.

— Можешь не сомневаться в этом — да, мне нужно все, — заявил он.

— Ладно, что ты хочешь знать? — спросила она, презрительно приподняв одну бровь. Потом объявила: — Мне нечего скрывать.

— В самом деле, любовь моя? — В его глазах светилась приводящая ее в ярость насмешка. — Неужели ты так отчаянно хочешь меня, что ради этого готова ошеломить меня таким неожиданным предложением?

Она увидела его неотразимую улыбку и почувствовала себя идиоткой.

— Умеешь же ты приводить меня в бешенство, — признала Мари.

— Я бы устоял перед искушением, но ты уж очень серьезно относишься к своей персоне. Ты обвинила меня чуть ли не во всех смертных грехах. Сейчас я со смехом вспоминаю измышления о двух сотнях моих наложниц, о какой-то другой моей жене. А не ты ли составила себе мнение обо мне как о потенциальном насильнике? Не ты ли явно опасалась, что я превращусь в чудовище через пару часов после нашей свадьбы?.. Если бы я не смеялся, то не миновать бы мне сумасшедшего дома.

Мари растерялась. Он одним духом разбил все ее обвинения, и ее сбила с толку его терпимость.

— Извини, но… Ну, мои подозрения кое в чем оправданы. — Мари гордо задрала подбородок. — Моя тетя была замужем за суданским негром, и это была какая-то жуть. Но ты ведь должен знать об этом, раз ты собирал обо мне всякие сведения.

Джамал сдвинул брови.

— Этого я не знал. Расследование ограничивалось только твоей жизнью в прошлом году, — спокойно сообщил он. — Я сознавал, что покушаюсь на твою частную жизнь, и стремился лишь узнать, не связана ли ты с другим мужчиной.

— О! — Наступила очередь Мари смутиться.

— А что за история с твоей теткой? — напомнил Джамал, когда они шагали вдоль террасы в тени деревьев.

Тетка Мари была лишь на семь лет старше племянницы. Она часто бывала в доме старшей сестры.

Когда Мари исполнилось девятнадцать, Женевьева познакомилась на вечеринке с инженером из Судана. Это был очень высокий, очень черный мужчина по имени Рауль. Его отличали хорошие манеры, веселый нрав, и он казался не менее влюбленным в Женевьеву, чем она в него. Их ураганный роман закончился браком… Закончился во многих смыслах.

— Эта была катастрофа с самого начала, — рассказывала Мари. — Сразу после свадьбы Рауль резко изменился. Стал обращаться с женой как с пленницей. Не одобрял ее одежду, ее косметику и ее друзей. Он бесконечно обвинял мою тетку во флирте с другими мужчинами. Понуждал ее отказаться от учебы. Противился даже ее общению с родными. В конце концов, стал избивать Женевьеву. Она была в ужасе от него. Ей пришлось обратиться в полицию…

— Ты рассказываешь все это, чтобы доказать существование пропасти между нашими культурами?

— А разве нет?

— Такие мужчины наверняка встречаются в любой цивилизации, не так ли? Эмоционально неадекватные, неразумно ревнивые, патологические собственники, непременно прибегающие к насилию… Думаю, таких сколько угодно и во Франции, — уверенно заключил Джамал.

Мари быстро облизала кончиком языка пересохшие губы. Она была просто опустошена теми доводами, которые никогда раньше ей не приходили в голову. Конечно же, мужчины вроде Рауля встречаются и среди французов.

— Это, видимо, был опасный человек, — продолжил Джамал. — К счастью, твоя тетя сбежала от него прежде, чем случилось нечто более серьезное. Но о чем думала твоя семья, когда позволила неопытной девушке выйти замуж за иностранца, о котором они ничего не знали?

— Он казался таким романтичным, таким преданным невесте, — ответила Мари, припомнив, что и на нее Рауль произвел самое благоприятное впечатление.

— На тебя, видно, здорово подействовал результат этого неудачного брака.

«Подействовал» — не совсем то слово. Женевьева появлялась каждую ночь на их пороге с испуганными, припухшими от слез глазами, с вытянутым лицом, на глазах теряющая вес, лишенная свойственной юности энергии из-за постоянных ссор, мучений и растущего страха перед угрозами Рауля. Долгий период кошмаров! Но Джамал прав, подумала Мари, Женевьева вполне могла выйти замуж с тем же успехом и за соплеменника.

— Конечно, все это на меня подействовало, — признала Мари. — Несмотря на семейные неудачи, Женевьева все же получила степень менеджера и вскоре уехала в Марсель. Теперь она работает в одной международной фирме.

— Вышла ли она снова замуж?

— Нет! — Мари чуть не рассмеялась. — Она очень тщеславна.

— Так вот кто стал примером для тебя?

Мари вспыхнула, вспомнив долгие беседы с Женевьевой перед ее отъездом из Парижа в Марсель. Тетка приняла ее как настоящую героиню, за то что она сбежала от столь опасного соблазнителя, как Джамал. Женевьева так и не обрела заново веру в мужской пол. Она с горечью вспоминала двухгодичный кошмар с Раулем, и Мари признала, что этот кошмар так сильно подействовал и на нее.

Обожание, с которым Рауль относился к Женевьеве, произвело на Мари неизгладимое впечатление. Молодой суданец казался сильным и заботливым, а его отношения с теткой до брака, на взгляд юной Мари, самыми романтичными. И хоть она росла в жуткой атмосфере неудачного супружества родителей, Мари была тронута и восхищена любовью двух молодых людей. И совершенно убита, когда и они потерпели неудачу. Ей казалось тогда, что в целом свете нет надежных и верных мужчин. Вспомнив все это, Мари призналась Джамалу:

— Я восхищаюсь тем, как Женевьева выстроила с тех пор свою жизнь. — Однако Мари уже не была уверена в том, что тетка восхищает ее своим полным отвержением мужчин после первой страшной неудачи.

— Есть женщины, ухитряющиеся сочетать брак с карьерой, — заметил Джамал.

— Суперженщины, ты имеешь в виду. С ребенком под мышкой, с одной стороны, с пылесосом — с другой и с кучей писанины, которую они приносят каждый вечер из офиса домой!

— Тут выручают слуги. Моя сестра Намири с успехом справилась с задачей. Как только их первенец пошел в школу, она принялась за изучение медицины.

— Как ей удалось?

— Благодаря силе воли и поддержке Ндаманги. — Мари невольно улыбнулась.

— У меня такое ощущение, будто Ндаманга подпрыгивает всякий раз, когда Намири щелкает пальцами.

— Верно, — с неохотой признал Джамал. — Он очень добр, но и после стольких лет совместной жизни все еще побаивается моей сестры. Она нарушила многие табу в нашей семье, и он очень гордится ее успехами. Счастливый брак, настоящее партнерство…

— Я и не думала критиковать Ндамангу, — прервала его Мари, удивленная, почему это он так разговорился о счастливом браке и удачной карьере сестры. И тем самым вызвал у Мари непростительную зависть.

— Во всех отношениях между мужчиной и женщиной должен присутствовать элемент компромисса, — сообщил рецепт счастья Джамал.

— Я знаю, кто обычно вынужден идти на компромисс, — пробормотала Мари с некоторым цинизмом. — Женщина — вот кто!

— Ты знаешь, что это не всегда так.

— Но во всяком случае чаще, чем хотелось бы, — парировала она, раздраженная настойчивостью, с которой Джамал пытается выставить ее в дурном виде феминистки-мужененавистницы… наподобие Женевьевы. Тут у Мари мелькнула мысль, не стала ли тетка примером для нее потому, что она, Мари, не могла уважать мать за то унижение, которое та терпела от отца?

— Уж не пытаешься ли ты сказать, что нет женщин, использующих мужчин в своих целях? — задал коварный вопрос Джамал.

Мари скрипнула зубами: «Ты не сдаешься, а?» Непроизвольно их взгляды скрестились, и ее сердце замерло, а во рту у нее пересохло.

— У нас же не соревнование по непреклонности, — сумела она уйти от прямого ответа.

Продолжая смотреть на него, Мари почувствовала покалывание и жар внизу живота. Ощутила, как все тело напрягается в физическом предвосхищении. Ее дыхание участилось, чувствительные груди вдруг стали наливаться волнующей тяжестью, а соски болезненно затвердели наподобие тугих бутонов, вызывающе натянув прикрывающую их тонкую ткань. Она смотрела в великолепные, сверкающие золотом глаза Джамала и не могла сдержать дрожь и безумное сердцебиение.

— Не смотри на меня так, — с придыханием прошептал он.

Мари улыбнулась, внезапно осознав свою женскую силу. Ее ничуть не смутила собственная чувственная реакция, поскольку она заметила ее отражение и в нем. В этом-то, подумала она, мы выступаем на равных.

Весь во власти нахлынувших чувств, Джамал протянул к ней руки и прижал ее к сильному, мускулистому, горячему телу. Мари поплыла по воле чувств. Инстинкт взял над ней верх. Когда его рот накрыл ее мягкие, полуоткрытые губы, из груди у нее вырвался вздох удовлетворения, и сексуальное возбуждение сотрясло ее от головы до пят. Мари приникла к нему и обняла за широкие плечи, боясь упасть.

Когда он чуть отстранил ее от себя, она в недоумении уставилась на него горящими от страсти глазами. Джамал прислонил ее к стене, отступил на шаг и пристально посмотрел на женщину.

— А ты быстро усваиваешь уроки, — заметил он.

— Ты — замечательный учитель. — Мари покраснела, поражаясь его отстраненности, и внезапно испытала невыносимое унижение.

— Но я был слишком нетерпелив и учил тебя неправильно, — прошептал Джамал, взял ее сжатую в кулак руку и расправил напряженные пальцы.

Обжигающие слезы наполнили ее глаза. Мари опустила голову, скованная собственной слабостью. Она так его хочет! В том месте, где полагается находиться сердцу, у нее, казалось, тикали часы. Она не в состоянии была трезво думать, ее разум отказывался принять потерю Джамала, но она чувствовала, как оставшееся им время безжалостно утекает, словно крохотные песчинки между пальцами. Внутренняя сила, на которую она всегда полагалась, быстро таяла от лихорадочного отчаяния, и она пыталась убедить себя, будто знает, что делает, хотя в действительности было совершенно не так.

— Хочу показать тебе кое-что. — Все еще сжимая ее руку, Джамал провел ее в одну из гостиных. Там на бесценном ковре стояла корзинка. — Это тебе.

Мари опустилась на ковер и подняла крышку, уже догадываясь, что обнаружит внутри: еще одного котенка, пушистый комочек с яркими глазами, близнеца того, которого он подарил ей два года назад.

— У тебя дома осталась кошечка, — заметил Джамал. — А это котик.

— Спасибо! Он составит ей прекрасную компанию… когда они наконец свидятся, — выдавила она из себя.

Породистый котенок бесился на ковре, цапнул наглой лапкой ленточку, свисавшую с корзинки, и комично опрокинулся на спину. Но Мари не засмеялась, где там — у нее ком стал в горле.

Подходящая парочка — мальчик и девочка. Джамал, наверное, думает, что она позволит им принести потомство. Ему и в голову не приходит, что она относила самочку к ветеринару и что этот маленький самец может так и не познать радость отцовства. Ее кошка бесплодна, как, может быть, будет бесплодна и хозяйка, подумала Мари, испытав неожиданный приступ душевной боли. Ни котят, ни детей! Пусть это сравнение смехотворно, но, как ничто другое, оно помогло Мари понять, что у нее никогда не будет ребенка, ибо, если Джамал не сделает ей дитя, его не сделает уже никто.

— Ты, наверное, думаешь о правилах ветеринарного карантина во Франции? — спросил Джамал, по-своему истолковав ее молчание.

Мари была слишком измучена смятением чувств, чтобы отреагировать на его колкость.

— Котенок здорово подрастет к тому моменту, когда освободится от шестимесячного заточения в пограничном карантине и попадет ко мне домой, — пробормотала она.

— Извини меня, пожалуйста, — прервал он этот пустой разговор. — Мне нужно позвонить.

Его резкость привела ее в замешательство. Она вскочила, желая удержать его.

— Неужели это необходимо именно сейчас?

— Ради чего, ты полагаешь, я должен остаться? — Джамал взглянул на нее холодно и безразлично. — Или ты хочешь, чтобы я сейчас же организовал карантин для котенка?

— Нет… Да… О, не знаю. — Обиженная его явным нежеланием остаться с ней, Мари неожиданно для себя самой добавила: — Что я такого сделала? Или сказала?

— Ничего особенного.

Последовавшая затем долгая немая пауза до предела натянула ее нервы. Чтобы хоть как-то прервать напряженное молчание, Мари задала первый пришедший ей на ум вопрос:

— Твой отец жил с твоей матерью здесь?

— Разве это не очевидно?

Да, Африка по одну сторону коридора, Европа — по другую. Его и ее апартаменты отличались друг от друга до такой степени, что не могло быть лучшего свидетельства разделявшей их хозяев пропасти, через которую они так и не перебросили мост.

— Похоже, ни один из них не был готов к компромиссу?

— Мать не желала превратиться, как она говорила, в «аборигенку».

Мари заметно вздрогнула.

— Вот тебя передернуло, а чем лучше ты вела себя в день нашей свадьбы? — осуждающе бросил Джамал.

Мари побледнела, но гордо вскинула голову.

— Ты не дал мне времени… Сам знаешь! В глубине его глаз снова замерцали желтые искры.

— Я знаю только, что те полчаса ожидания стали самыми долгими тридцатью минутами в моей жизни, — заявил Джамал. — После этого испытания я решил жениться на тебе без дальнейшего промедления.

— Из-за того, что я пыталась убежать, или потому, что при общении с тобой мне так трудно принимать решения? — Мари нервно покусывала нижнюю губу, глядя на него беззащитными, широко открытыми зелеными глазами. — Первые четыре дня, проведенные здесь, я испытывала один шок за другим, едва отдавая себе отчет в том, что я думаю или чувствую. Все происходило так быстро, все вышло из-под контроля, а я никогда раньше не оказывалась в подобной ситуации. Это невероятно нервировало меня.

— Я не дал тебе времени для раздумий, и это сработало в мою пользу, — ответил Джамал, и не думая извиняться.

Да, теперь-то Мари понимала это. Он не давал ей передышки — ни эмоционально, ни физически. Он разрушил ее оборонительные линии, не позволял ей передохнуть, и такого постоянного давления она не могла выдержать.

— Это не сработало бы в мою пользу во Франции, — холодно продолжил он. — Там ты захлопнула бы дверь перед моим носом, отключила телефон, убежала куда-нибудь, где я не смог бы тебя найти. Даже здесь, уже будучи моей женой, ты воздвигаешь возмутительные барьеры между нами…

— Но я же не настоящая твоя жена, Джамал! — напомнила она, терзаясь неотвратимой мукой. — Я здесь временно. Ты, кажется, забыл об этом?

— Как я могу забыть, если ты держишь это твое убеждение между нами, как выхваченный из ножен меч?

— А ты чего ожидал? — с болью воскликнула она.

Его глаза снова полыхнули огнем и неудержимой яростью.

— Из-за ложно понимаемой гордости ты играешь в опасные игры. Мы не будем видеться после твоего отъезда. Наше время кончится, и не может быть, да и не будет возврата к прошлому, поскольку в ближайшие месяцы я женюсь вновь. Я обещал это отцу. Я также дал слово, что не буду больше искать встреч с тобой, хотя подобное искушение мне не грозит. Твое ледяное сердце не искушает, а отталкивает!

Застигнутая врасплох, Мари задохнулась от боли, которую вызвали его слова. Ее лицо побелело как мел. Она пыталась судорожно вздохнуть, но никак не могла набрать воздух в легкие, настолько ошеломило женщину его оскорбление. Ледяное сердце! Да она отдала бы десять лет жизни за обладание подобным даром, завидной способностью отделаться от эмоций и боли.

Гнев пришел ей на выручку. Заманив ее обманом в Африку, Джамал поступил крайне жестоко, и только он виновен в той муке, которую она испытывает сейчас. Будет гораздо лучше, если она никогда не узнает, каково им могло бы быть вместе. Нет, не верит она в эту избитую старую мудрость, будто лучше полюбить и потерять, нежели вообще никогда не полюбить!

Пожираемая горечью, как вышедшим из-под контроля огнем. Мари откинула назад голову в солнечном ореоле волос и уставилась на него сверкающими зелеными глазами.

— Скажи, пожалуйста, какую это вторую жену ты себе подыскиваешь? — спросила она ядовито-сладким голосом.

Джамал замер от неожиданности, его глаза грозно потемнели.

— Уж это я не стану обсуждать с тобой…

— Почему бы и нет? Небо свидетель, обо всем остальном ты говорил с обезоруживающей откровенностью! Так давай же, расскажи мне и это. Я и вправду хочу все знать!

Вновь между ними повисла жуткая тишина, насыщенная ее вызовом и его яростным неверием.

— По понятиям моего отца, она будет очень хорошей женой, — процедил сквозь зубы Джамал, нарушив эту ужасающую тишину с потрясшей ее откровенностью. — Если я по своей невоспитанности просто повышу голос, она будет умолять меня сказать ей, чем она меня обидела. Она не станет огрызаться. С восхищением и радостью она будет воспринимать любое мое мнение. Она ни за что не полезет в мою постель без приглашения. Свои дни она будет проводить, примеряя европейские наряды, смотря телевизор, делая покупки и сплетничая с подружками. Я вижу ее перед собой, — продолжал Джамал с безжалостной язвительностью. — Красивая, праздная от рождения и не очень хорошо образованная, она родит мне детей. — На последней фразе его голос дрогнул.

Мари зажмурилась и отвернулась. Она почувствовала опустошенность, ее ярость погасла. Он ответил на ее саркастический вопрос с жестокой откровенностью. Все поплыло перед ней будто в тумане. Она услышала, как он покинул комнату. У ее ног игриво терся котенок. Ее колени подломились, она опустилась на прекрасный ковер, глядя на невинно резвящееся крошечное существо и не видя на самом деле его шалостей.

Постепенно шок прошел, и ясность мысли стала возвращаться к ней. Джамал описывал свою вторую жену вовсе без удовольствия, а с едва скрываемым отвращением. И совсем не привлекала его не очень хорошо образованная жена, довольствующаяся сплетнями, хождением по магазинам и телепередачами и боготворящая его. Может быть, ее образ соответствовал понятию его отца о хорошей жене, но не Джамала же. Не об этом, сообразила изумленная Мари, мечтал принц.

Слезы облегчения внезапно навернулись на ее глаза. Она превратно понимала все, что говорил ей Джамал, с самого начала. Он же сказал ей, что у него нет свободы выбора, но она не прислушалась. Он сказал, что отец против его брака с француженкой, и опять она не вникла в его слова как следует. В глазах короля Бутасу она — неприемлемая жена для его единственного сына, и ничто не могло изменить мнения монарха. Старик, может быть, и любящий отец, но Джамалу удалось получить его согласие на брак с француженкой, лишь пообещав, что это будет временный союз. Таков был их единственный шанс соединить свои судьбы прежде, чем Джамал выполнит долг сына и принца, женившись на безмозглой соплеменнице и взявшись за производство детей.

Не его выбор, не его мечта! Да она просто дурочка, раз поверила, что Джамал пошел на такие крайние меры, лишь бы заполучить ее в постель! Мари вспомнила, как он встревожился, когда она заболела, как переживал в больнице, и слезы у нее потекли быстрее. Может, его чувство и не совсем любовь, но Джамал действительно заботится о ней и даже не пытался скрыть это, когда она была для него скорее кошмаром, нежели мечтой.

Мари закрыла лицо руками и громко разрыдалась, вспомнив лежащее на дне фонтана кольцо. Он старался показать, что уважает ее, что если даже брак не будет долгим, это не означает, что он, наследный принц, должен стать посмешищем.

Его отец — ужасный и злой старик, испорченный предрассудками и жестокий, как средневековый тиран, думала Мари. Его поступки и намерения объясняются только тем, что он сам совершил ошибку, был унижен и оскорблен матерью Джамала. Потому-то король и решил, что Мари неподходящая партия для его сына и не заслуживает даже знакомства с его величеством. И он даже не дает ей шанса доказать, что она может стать достойной женой его сына. И хорошо, что у этого деспота плохое здоровье. И тут Мари решила: да если я только выскажу несчастному старику свое мнение о нем, то это прикончит его!

Она машинально старалась нащупать носовой платок, и кто-то вложил его в ее руку. В испуге она открыла покрасневшие глаза и увидела Джамала, опустившегося рядом с ней на ковер.

— Убирайся! — снова разрыдалась она, проклиная его манеру неслышно подкрадываться.

— Я расстроил тебя…

Мари постаралась сдержать рыдания.

— С ч-чего т-ты взял?

— Никогда не видел тебя плачущей.

— А чего ты ожидал после того, как наговорил столько гадостей? — выпалила она, готовая вновь зарыдать.

— Ты довела меня до этого, — попытался оправдаться он.

— П-правильно… Вини меня во всем!

Джамал обнял ее, и она замерла. Его мучительно-знакомый запах обволок Мари, и сопротивление было сломлено с пугающей быстротой. Она прижалась лицом к его плечу и судорожно вздохнула.

— Мне приходится критиковать тебя за то, какая ты есть, — прошептал Джамал. — Но, если бы ты не была такой женщиной, я бы не захотел тебя.

Она фыркнула:

— Извращенец!..

— Значит, я извращенец… А что это значит?

— Неподатливый, своевольный…

— Мы оба такие.

— Вспыльчивый, агрессивный…

— И ты тоже.

На этот раз она не удержалась от насмешки:

— Брак, заключенный в аду?

— Нет, только не это, дорогая. Хотя я страшусь конца лета, я навсегда сохраню эти недели в сердце.

У Мари моментально пропало желание улыбаться, и она снова безудержно разрыдалась. Никогда еще она не была такой несчастной. Джамал убрал волосы с ее глаз и забормотал какие-то утешительные слова, словно успокаивая расстроенного ребенка, и у нее возникло ощущение, что она совершенно не представляет себе, что сказать или сделать в этой ситуации. Да и о чем тут говорить? Хочешь не хочешь, а конец лета наступит.

— Ты изводишь себя, — тихо сказал Джамал. У нее закралось странное подозрение, что его радует ее бурная реакция на их отношения; но она тут же подумала, что у нее уже выработалась привычка придираться к нему по любому поводу.

— Я хочу получить кольцо обратно, — пробормотала Мари.

— Раньше ты его не хотела.

— Но и ползать из-за него на коленях я не буду! — судорожно выдохнула она в его плечо.

— Я и не хотел, чтобы ты ползала на коленях, — вздохнул Джамал. — Я просто хотел, чтобы у нас появился шанс.

У нее опять перехватило горло. Боже милостивый, ну почему он постоянно говорит слова, причиняющие ей боль? Поплачь она еще хоть немного, у нее начнется обезвоживание организма. Мари глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться.

— И я хочу того же, — подтвердила она.

— Ты снова передумаешь не далее как завтра…

— Нет, обещаю! — в отчаянии воскликнула она, с силой вцепившись в Джамала.

— Что заставило тебя передумать? — удивился он.

— Мысль о тебе с другой женщиной, дурачок! — всхлипнула она, не зная, чего ей больше хочется — врезать ему ногой или прильнуть к нему. Неужели ему нужно все разжевать?

— Ты ревнива?

— Конечно! Неужели ты считаешь меня бесчувственной как камень?

— Вообще-то мне приходило это в голову, — неохотно признал Джамал, сжимая ее с такой силой, что ей стало трудно дышать.

Не в силах оторваться от него, Мари покорилась, слишком утомленная эмоциональным расстройством, чтобы сопротивляться объятию, от которого получала такое удовольствие. Она терлась щекой о его плечо, находя успокоение в исходящих от него тепле и энергии, и приятное чувство покоя постепенно охватывало ее вместе с ощущением усталости. Она подавила зевок.

— Ты позволишь мне отнести тебя в постель? — предложил он.

— Конечно…

— К сожалению, сегодня я обедаю с отцом.

Мари постаралась не измениться в лице. Ее бурные эмоции уступили место размышлениям. Может, она и в самом деле неподходящая жена для Джамала? Он полуфранцуз, не полнокровный африканец. Вполне возможно, что жена-француженка и сын, который вполне может родиться от такого союза, окажутся неприемлемы для Королевства Нботу в качестве семьи будущего правителя.

Как ни была она утомлена, сон не приходил к ней. Мари беспомощно думала о размеренной будничной жизни, к которой ей придется вернуться в Париже. И никак не могла оценить мысль, крутившуюся у нее в мозгу. А мысль заключалась вот в чем. Если уж ей предстояла разлука с Джамалом, то почему бы не заиметь что-то от него — многие женщины сами воспитывают детей. Но преднамеренно родить ребенка без отца… А что еще может остаться мне от Джамала? — раздраженно спросила она себя.

Она хочет его ребенка, его дитя. Так ли уж это плохо? Он никогда об этом не узнает! А то, чего он не знает, не причинит ему боли. Два месяца… Вполне можно забеременеть даже от тщательно предохраняющегося мужчины. Трудная задача, но выполнимая, решила Мари, засыпая с улыбкой.

 

Глава 10

Увидев Мари, пересекающую конный двор, Джамал наградил ее белозубой улыбкой. Он взял ее за руку, провел вдоль денников с лошадьми и познакомил с каждой, а в конце концов подвел к кобыле с выразительными глазами лани. Мари ласково потрепала ее по шее.

— Тебе нравятся лошади? — не без удивления спросил принц.

— Очень. Однако за последние годы я ездила верхом всего несколько раз, — призналась она. — Наверное, у меня не очень-то и получится.

— У тебя в детстве был пони? Неудачный, видимо, вопрос. — Ее оживленное лицо потемнело…

— Был, но недолго. Настоящий красавец. Однажды провела с ним чудесный сезон.

— Чувствую, что вызвал у тебя нежелательное воспоминание. Что-то неприятное случилось с пони? — Мари пожала плечами.

— Нет. Просто отец отобрал его у меня, сказал, что одолжит его на недельку близкому другу, но с тех пор я больше пони не видела.

— Продал его? — Джамал сочувственно нахмурился и предположил: — Может, пони стал ему не по карману?

Мари криво улыбнулась и ловко вскочила в седло, жалея, что стала рассказывать об этом.

— Нет, дело было не так. Его близким другом была актрисочка, за которой он в то время ухлестывал. У нее тоже была маленькая дочка, и отец решил произвести на нее впечатление экстравагантным подарком. А чего тратиться на покупку другого пони, если можно забрать моего?..

Джамал недоверчиво посмотрел на нее.

— Разве такое возможно?

— Ведь пони купил он… Послушай, давай оставим эту тему, — хотела оборвать разговор Мари.

— Нет, не оставим. Разве твоя мать не могла предотвратить такой безобразный поступок? Мари тяжело вздохнула.

— Мать никогда в жизни не пыталась от чего-либо отговорить отца. Если же что-то было ей неприятно, она просто не обращала на это внимания. В тот момент она лишь напомнила, что пони принадлежит ему, а не мне.

И не давая ему возобновить настойчивые расспросы, Мари направила красивую кобылку в ворота. Но сразу же осадила лошадь, забыв о своих тревожных мыслях при виде открывшейся панорамы. Солнце поднималось огромным огненным шаром, на предрассветном небе полосами чудесных цветов сверкали облака. Лучи света упали на землю, окрашивая пейзаж в алые, персиковые и золотистые тона, скалы отбрасывали загадочные тени. Местность, жестоко сжигаемая днем безжалостной жарой, при восходе солнца являла собой великолепную картину.

— Ты был прав, — восхитилась Мари, когда Джамал поравнялся с ней. — Африка просто фантастична!

— Я мог бы показать тебе красоту нашей страны в любое время суток, — заверил он с гордостью.

Его мир, его наследие и он как неотъемлемая часть этой страны, неукротимый как стихия, не поддающаяся никакому контролю. Мари вглядывалась в его профиль смягчившимися глазами.

— Тебе не очень-то понравился тогда парижский климат, а?

— Да ничего для разнообразия, но очень уж холодно. Поехали, — предложил он.

Но Мари не торопилась последовать за его английским чистокровным скакуном. Крепкий жеребец легко и грациозно нес седока. Она издали наблюдала за Джамалом с радостной улыбкой, но почувствовала себя неловко, когда тому пришлось развернуть лошадь и подождать ее с виноватым видом.

— Я и забыл, что ты давно не ездила верхом.

Больше Джамал не удалялся от нее, хоть Мари успокаивала его, что вполне довольна неспешной рысью своей кобылки и вот-вот совсем освоится. Она заметила, что ее спутник пребывает в превосходном настроении — на его губах часто появлялась очаровательная улыбка. Мари не могла отвести от него взгляда. Он наслал на нее свои чары, и они уже не пугали ее. И этот день, и завтрашний, и следующий месяц, да и конец лета вдруг показались ей длиною в жизнь.

— Мы позавтракаем на террасе, и я приготовлю тебе кофе, — объявил Джамал, когда они вернулись во дворец.

Вместо душа Мари отправилась к старинному мраморному бассейну и прыгнула в воду.

— Великий Боже! — услышала она восклицание, резко обернулась и покраснела, увидев Джамала, улыбавшегося ей с бортика бассейна. Скинув сапоги для верховой езды, он, не раздеваясь, прыгнул в воду.

Мари не удержалась от смеха и, начав смеяться, не могла уже остановиться, следя за тщетными попытками Джамала отыскать на дне ее кольцо.

— Я могу купить тебе другое, — предложил он, выныривая в очередной раз без желанного улова.

— Я хочу это, — настаивала Мари. — Другое будет уже не то.

— Тогда помогай искать!

Мари тоже принялась за поиски, но кольцо все же нашел Джамал. Он схватил ее руку и надел кольцо ей на палец без какой-либо романтики. Он посмотрел сверху вниз на ее смеющееся лицо, и в его глазах засветилось такое яростное вожделение, что она покраснела.

— Ты такая красивая и… такая обнаженная, — хрипло прошептал он.

Когда он окинул оценивающим взглядом ее сверкающее от воды, едва прикрытом лифчиком и миниатюрными трусиками тело, Мари не устыдилась своей наготы. Напротив, она даже испытала настоящее наслаждение, видя восхищение мужчины.

Джамал наклонил взъерошенную темную голову и прижался губами к уголку ее рта. Ее лифчик расстегнулся в его ловких пальцах, и Мари затаила дыхание. Она и не думала прикрывать свои вырвавшиеся на свободу, такие бесстыдно обнажившиеся и сразу набухшие груди, торчащие розовые, похожие на тугие бутоны соски. Он поднял руку и прикоснулся к ним…

— И не думай останавливаться, — с дрожью прошептала она.

Джамал с нежным смехом нашел губами ее рот и впился в него так, словно они пробыли в разлуке целое столетие и он не мог поверить, что наконец нашел ее вновь. От подобного натиска у нее подломились колени. Она прижалась к нему, пульсирующие пики ее набухших грудей с наслаждением терлись о его намокшую спортивную рубашку. Он подхватил ее на руки, прижал к себе, поднялся из воды по ступенькам бассейна и торопливо понес в спальню.

Кончик его языка порхал по ее губам, горячечно переплетался с ее языком в небывало эротичной игре, от которой все ее чувства воспылали. Она вцепилась в его густые волосы и неистово целовала его в ответ, и вся ранее затаенная страсть ее бурного темперамента стремилась увлечь его дальше.

Это было все равно, что поднести факел к стогу сена. С диким стоном Джамал приподнял ее бедра и, когда она невольно обвила его талию ногами, опустил ее на край постели и сорвал с себя рубашку.

Мари лежала, оперевшись на локти, бесстыже отдаваясь своему возбуждению, гораздо большему, чем испытанное ею в первую брачную ночь. На этот раз отсутствовал страх перед неизведанным, перед своей собственной реакцией, а была только мучительная жажда соединить его наслаждение со своим. Ей хотелось выразить свою любовь к нему, но не словами.

Мари отбросила стеснительность, приподнялась и торопливо стала расстегивать его обтягивающие брюки для верховой езды. Ее ладонь легла на набухшую и отвердевшую мужскую плоть… и, к своему смущению, она никак не могла справиться с его молнией.

— Я сейчас умру от ожидания. — Его слова были гремучей смесью сексуального стона и чувственного смеха. Его терпение кончилось, он отстранил ее беспомощные пальцы и в момент расстегнул молнию.

Она раскинулась на кровати, словно приносила себя в жертву, и каждый ее мускул напрягся в предвосхищении. Джамал взглянул на нее слегка затуманенными глазами, словно не был уверен, что такое действительно происходит, с невероятной скоростью отделался от бриджей, снова прижал ее к себе и начал целовать так, что она и вздохнуть не могла.

Он захватил ртом ее чувствительный сосок, и Мари вздрогнула всем телом. Она издала приглушенный стон, когда стрела обжигающего жара прожгла ее, вынудив приподнять свой таз и приведя в дрожь бедра. Ее реакция оказалась оглушающе интенсивной. Ее беспокойные руки чертили круги на гладкой коже его спины, потом погрузились в его волосы.

Мари охватила жаркая лихорадка возбуждения, когда он наконец сорвал с нее трусики. Никогда еще за всю свою жизнь она даже не мечтала, что возжелает чего-то так отчаянно, как хотела его сейчас. Ее сердце неистово билось, а кровь дико пульсировала по венам. Джамал ласкал налившийся кровью розовый бутончик легким прикосновением языка и поддразнивающе покусывал зубами. Ловкими пальцами он нашел ее самое чувствительное место и заставил Мари содрогнуться. И со стоном она беспомощно потеряла всякий контроль над собой.

Мари стиснула зубы от сексуального напряжения, которое нарастало так, будто ее подвергали смертельной пытке.

— Сейчас!.. Сейчас! — умоляла она.

— Прежде я должен…

Мари почувствовала, как он отстраняется от нее, и вдруг вспомнила… вспомнила, чего нельзя позволять ему сделать.

— Нет необходимости… Все в порядке и так, — едва выдохнула она, притягивая его обеими руками в страхе, что он не понял ее.

— В порядке? — неуверенно переспросил он.

— В полном… — Надеясь отвлечь его внимание от этого вопроса, она приподнялась, приникла к его роскошному рту и насладилась новым открытием до такой степени, что забыла, почему пустилась на такую хитрость.

Неистовый жар его тела еще сильнее опалил ее, когда он раздвинул ее бедра. Мари находилась на пике возбуждения, которое невозможно было вытерпеть, и, когда он сделал первый проникающий выпад, закричала в экстазе, ее глаза закрылись, а голова откинулась назад. И вот он задвигался в ней, отвечая на потребность не менее древнюю, чем само время, твердой примитивной силой своего полового члена.

Она реагировала бездумно, упиваясь законченностью и полнотой наслаждения. Не осталось ничего, кроме него и неистово мучительного продвижения к удовлетворению. И когда конечный, электризующий спазм удовольствия перенес ее через край, она выкрикнула его имя, словно подхваченная вихрем горячего и дрожащего экстаза. Джамал отчаянно задрожал над ней и с хриплым криком наслаждения достиг оргазма.

Они стихли во влажном сплетении конечностей. Она пребывала в раю и не желала спускаться обратно на землю. Прилив любви и нежности заполнил ее, и у нее даже защипало в глазах. Она прижалась головой к его мощной шее и протяжно вздохнула.

— Никогда еще не чувствовала я себя такой счастливой, — прошептала Мари как в тумане, ибо действительно испытывала неземное ощущение…

— И я! — Он освободил ее от тяжести своего тела, перекатился на спину, увлекая ее за собой, так что теперь уже она лежала на нем. — В порядке? — лениво переспросил он.

Мари напряглась, не готовая к такому немедленному допросу.

А Джамал полностью расслабился. Он провел подразнивающим указательным пальцем по ее чувствительному подбородку.

— Думаю, что должен предупредить тебя: то, что ты считаешь безопасным, не является очень уж надежным способом контроля за рождаемостью.

— Я принимаю противозачаточные таблетки, — солгала Мари.

— Неужели! — недоверчиво спросил Джамал и чуть приподнял ее над собой, чтобы взглянуть ей в глаза. — Но почему ты принимаешь такие меры предосторожности?

— Из-за проблем с кожей, — краснея, ответила она.

— У тебя безупречная кожа.

— У меня бывает сыпь.

— Тебе не следовало бы принимать такое лекарство только из-за сыпи.

— Это что за допрос с пристрастием?

— Полагаю, тебе нужно проконсультироваться с Намири… Я намекну…

— Не смей! — прервала его Мари. — Неужели для тебя нет ничего святого?

— Для меня свято твое здоровье. — Джамал с упреком посмотрел на нее.

Внезапно она почувствовала себя страшно виноватой за обман и опустила голову. Он запустил пальцы в ее спутанные волосы и приник к ее пылающим губам.

— Ты очень дорога мне, — мягко произнес он. — Я готов защищать тебя даже ценой своей жизни. Не отказывай мне в удовольствии присматривать за тобой.

Никто еще не выражал желания присматривать за Мари. Никто не думал о том, что могло случиться с нею. Это так ее тронуло, что у нее сжалось сердце, будто Джамал взял его в свою нежную руку. Да, она была чрезвычайно тронута, но и невыносимо опечалена. Встретиться с подобным нежным отношением и знать, что скоро она потеряет любимого мужчину, было мучительно для нее, но она постаралась забыть об этом со всей силой своего характера. День за днем, твердо напомнила она себе.

— Меня беспокоит, что ты не связывалась со своими родителями со дня нашего бракосочетания, — заметил Джамал.

Иголочка напряжения слегка уколола расслабившуюся Мари. Нахмурив брови, она оглядела саванну с вершины утеса. Здесь, у границы дворцовых садов, Джамал приказал установить традиционную хижину жителей Африки. Роскошные ковры, расшитые золотом подушки, холодильник, полный напитков, дополняли прохладный интерьер. За прошедшие недели Мари поняла, насколько Джамал привержен местным традициям. Сюда он приходил в конце дня расслабиться, восстановить энергию.

Сознавая, что он терпеливо ожидает ответа, Мари пожала плечами.

— Мы не так близки.

— Сдержанно ты выразилась, — заметил он после паузы, протягивая ей чашечку кофе. — Для нас семья — это все. Хотя строгие родственные связи часто налагают болезненные решения и обязанности.

Грусть омрачала ее лицо. Неужели отсутствие у них с Джамалом будущего и есть самая болезненная обязанность, которую он должен выполнить, или она обманывает себя? С того дня, когда она кричала от страсти в его объятиях, Джамал больше не упоминал о предстоящей разлуке. И даже ни разу не дал понять, заботит ли его этот вопрос.

Прошедшие три недели были самыми счастливыми в жизни Мари, но для поддержания такого счастливого состояния она вынуждена была подавлять мысль о грядущих днях. Следует ли Джамал принятому королем решению о его жене, или он просто достиг такого состояния, когда способен думать уже без эмоций о ее отъезде? Возможно, он считает их отношения просто приятной короткой связью, завершение которой спокойно воспринимает как нечто неизбежное.

— Итак? — напомнил он о незавершенной теме их разговора.

— А, моя семья, — рассеянно откликнулась она на его вопрос. — Ну, у меня неглубокие отношения с матерью и никаких с отцом, что отнюдь не беспокоит ни одного из них.

— Мне трудно в это поверить.

— Полагаю, что так. Позволь мне объяснить. Моя мать считает, что мое рождение почти разрушило ее брак…

— Но почему?

— Впервые отец проявил неверность жене во время моего появления на свет. Если бы ты знал его, то понял бы, почему так случилось. Он стремился всегда быть в центре внимания, а появление ребенка лишило его внимания других женщин. Глядя на жизнь родителей в последующие годы, я поняла, что он в любом случае не сохранил бы верность жене.

— А что, он не раз ей изменял? — нахмурился Джамал.

— Он постоянно увлекался другими женщинами. — Мари снова пожала плечами. — Потом возвращался домой, и мама принимала его с распростертыми объятиями. Когда я подросла и поняла, что происходит, то возненавидела его за подобное отношение к матери. Долго не могла понять, что мама была его добровольной жертвой. Он очень привлекательный мужчина… физически, — уточнила Мари. — Он просто пользуется слабостями жены — она предоставляет ему тихую гавань в любой шторм.

— И ты все еще ненавидишь его?

— Если когда я и думаю о нем, то испытываю лишь стыд, — призналась она. — У него нет ничего за душой, кроме его чар.

— Я и не подозревал, что у тебя было такое детство, — вздохнул Джамал.

— Ну, не так уж все было и плохо. Дело в том, что я никогда не имела для них никакого значения. Моего отца не интересуют дети. Если бы я была обожающей его дочерью, как моя мать — женой, может, все было бы по-другому, но, понимаешь, я не могла скрыть своего отношения к нему. Я не могла потворствовать его самолюбию, как это делала мать, и ему при мне было неуютно. Поэтому он не любил меня. Честно говоря, когда я уехала в университет, всем стало легче — и мне, и им.

— Сожалею, что затронул вопрос о твоих отношениях с родителями. Я просто не знал всех обстоятельств и жалею, что не спросил раньше об этом. Было бы легче понять твое сопротивление мне.

— Жаль, что от этого сопротивления ничего не осталось. — Мари беспомощно погружалась в глубину его потемневших глаз.

— Мне оно ни к чему, — ответил Джамал с чисто мужской усмешкой и взял из ее рук чашку. — Так и должно быть между любовниками.

— Любовниками, — как эхо повторила Мари, подавляя приступ боли. Примечательно, что Джамал не называет ее женой, а себя — ее мужем, даже не упоминает, что они супруги. И эти наверняка умышленные его упущения наполняют ее чувством неполноценности, неуверенности в себе, словно время, проведенное здесь, ей просто одолжили.

Джамал склонился над ней, и ее сердце забилось так громко, что она опасалась, как бы он не услышал. Сверкающие золотистыми искрами глаза смотрели на нее с удовлетворением, и она задрожала, чувствуя растущее мечтательное желание, которое сдерживало ее дыхание и заставляло покраснеть. Их взаимопонимание достигло такой степени, что им было достаточно только взглянуть друг на друга, как вспыхнувший жар заставлял забыть обо всем.

— Боги Тропической Африки поистине благословили кашу страсть.

Еще больший жар опалил ее щеки, стоило ей без всякого стыда припомнить те три дня, когда они вообще не выбирались из постели, если не считать коротких перерывов на еду. Несомненно, он тогда пришел к заключению, что африканские боги благословили его на обладание совершенно ненасытной и страстной женщиной. И действительно, он заставлял ее чувствовать себя ненасытной. Но у нее возникло тревожное подозрение, что Джамал пришел бы в ужас, узнай он, что она имела свою тайную цель, чтобы удерживать его в постели именно в те дни. И вот сейчас она в волнении ждет, принесла ли их бурная страсть свой плод.

— Ты что-то все молчишь. — Джамал провел нахальным указательным пальцем по изгибу ее нижней губы. — О чем ты думаешь?

Ее вновь атаковали угрызения совести. Неужели она приняла слишком эгоистичное решение, попытавшись забеременеть? Если Джамал узнает о нем, то запрезирает ее. Справедливо ли приносить в мир ребенка без отца, без того, чтобы отец знал о нем? Сейчас это казалось ей совершенно несправедливым, да и что скажет она своему ребенку, когда он вырастет достаточно, чтобы задавать неудобные вопросы? Что она лишила его или ее права первородства и наследства?

— Что теперь не так, моя любимая? — нахмурился Джамал.

Он называет ее «любимой». Мари взглянула на него затуманенным взором, изучающе посмотрела на его темнокожее, шоколадного оттенка лицо, ужасно дорогое ей, и ее обман вызвал у нее новые угрызения совести.

— Никаких проблем, — наконец ответила она.

— В твоих глазах я заметил нечто большее, — сказал Джамал. — Ты испытываешь ностальгию по дому?

По дому? У нее нет дома, с отвращением решила она. У нее есть только кошечка в кошачьем приюте и три деревца бонсай, за которыми с любовью ухаживает соседка. И нигде она не почувствует себя дома без Джамала. Поэтому она ответила:

— Нет!

— Думаю, ты говоришь неправду…

Мари заметила сердитую напряженность его красивого лица и испугалась. Ей было невыносимо даже говорить о том, что когда-нибудь потеряет его, и она просто трусила, когда речь заходила об этом. Словно такой разговор сократит время и убьет их счастье. Сейчас, реагируя на внезапную бурю своих чувств, Мари потянулась к нему и провела дрожащими пальцами по его высоким скулам, прижалась страстно и отчаянно к его губам, а слезы все еще увлажняли и жгли ее щеки.

Какое-то мгновение Джамал оставался напряженным и безответным, но потом со стоном привлек ее к себе сильными руками и стал пожирать ее мягкий рот с горячечной настойчивостью, а она с радостью почувствовала, как дикое сексуальное желание наполняет ее сладостью, которая лишает ее способности мыслить.

Но появилось нечто беспокоящее в их занятии любовью, смутно ощутила она после. Определенно, собственные чувства Мари придали пусть несколько мучительную, но гораздо большую глубину ее реакции, и, пытаясь разобраться, что именно отличало их любовный экстаз на этот раз, она вдруг сообразила, что случится потом. Джамал, видимо, почувствовал ее настроение, отстранил от себя, вскочил с постели и начал одеваться.

Мари покрылась холодным потом. Его молчание невероятно подавляло. Сев в постели, она потянула к себе недавно сброшенную одежду, внезапно охваченная мучительной неуверенностью в себе.

— Джамал, — позвала она жалобно.

— Так ты будешь прощаться со мной? Ты все еще думаешь о конце лета, не правда ли? — спросил он.

В замешательстве Мари сосредоточилась на рельефных мышцах, игравших на его спине, пока он натягивал рубашку.

— Что ты пытаешься сказать? — прошептала она.

Он резко обернулся, его лицо окаменело, от каждой линии его стройного и мощного тела исходило напряжение.

— Ты все еще думаешь об отъезде… Я читаю это в твоих глазах! — сердито бросил он.

— Как же я могу не думать об этом? — Мари опять оказалась погруженной в водоворот той боли, которую она пыталась держать в узде на протяжении недель. Женщина опустила голову, чтобы скрыть свое страдание.

— Я не могу дольше жить под этим дамокловым мечом. Это невыносимо. Ты стала каким-то проклятием для меня! — выпалил он с горечью. — Я больше не потерплю это проклятие. Я оставляю тебя.

От постигшего ее удара она еле расслышала его жестокие слова. Я — его проклятие? Он оставляет меня? Но еще не время, хотелось ей закричать, я еще не готова, не способна еще пойти на разрыв.

— Ты оставляешь меня?

— Мне следовало засунуть тебя в тот вертолет! — прорычал в ответ Джамал. — Было бы разумнее покончить с этим еще тогда, а не сейчас.

— И ты сбегаешь домой к своему папочке, — беспомощно пробормотала Мари.

На его сильном, темном лице появилось выражение такого обнаженного и невероятного возмущения, что оно ошеломило ее.

— Ты не годишься мне в жены, — произнес он холодным голосом, с полным самообладанием, словно в насмешку над ней, полностью растерянной и убитой.

Джамал ушел, а она продолжала сидеть, уставившись в пространство, пронзенная нестерпимой болью, вся во власти этой боли.

 

Глава 11

Мари соскочила с постели, испытывая тошноту, и проковыляла как пьяная в ванную комнату как раз вовремя. После того как ее вывернуло наизнанку, она расслабленно опустилась на пол и разрыдалась.

Джамала не было уже целую неделю — самую жуткую неделю в ее жизни, и она не представляла себе, что ей делать дальше. Домой возвращаться не хотелось. Не хотелось и оставаться. Иногда приходила мысль, что лучше бы умереть. Да и как могла она уехать без какой-то особой визы в трех экземплярах, о которой говорил Джамал? Она даже не могла покинуть Королевство Нботу без его разрешения. Мари заскрипела зубами от ярости.

В течение семи несчастных дней она то ненавидела его, то вновь любила, ибо чрезвычайно трудно ненавидеть того, по ком скучаешь все больше с каждым часом.

Да, она забеременела. Ее желание исполнилось, и теперь в ее мозгу постоянно вертелась старая французская поговорка: «Не накличь беду своим желанием». У нее болели груди, ее тошнило, и мало было радости в открытии, что она ждет ребенка от мужчины, который отверг ее с такой жестокостью. Она полагала, что уже достаточно знает его, но в какие-то несколько минут была вынуждена признать тот факт, что не знает его вообще!

Джамал сильно увлекся ею, но теперь увлечение кончилось. Как только пропала ее загадочность, не осталось сил бросить вызов, их приятная короткая связь прекратилась. После всех благовидных разговоров о том, как он ею дорожит, как ее любит, Джамал отверг несчастную женщину и вернулся домой к этому ненавистному, злобному и отвратительному старику, а она теперь ясно увидела сходство сына с его омерзительным отцом. Она позволила попользоваться собой, и вот оно вознаграждение. И поделом мне! — решила Мари. Но, как это ни удивительно, понимание происшедшего лишь углубляло ее горе, делало несчастнее, чем когда-либо.

Пару часов спустя к ней пришла Макана и сообщила, что принцесса Намири ждет ее внизу.

— Скажи ей, что я плохо себя чувствую, — ответила Мари и тут же спохватилась — ведь ей нужен врач. — Нет, извинись и скажи, что я не могу принимать кого-либо в данный момент.

Служанка не скрывала своей тревоги.

— Это очень обидит ее, госпожа.

Мари вспомнила доброту Намири, пока она находилась в больнице. Сестра не виновна в том, что ее брат — такой гад и что Мари непонятно почему, но продолжает безумно любить этого самого гада. Да и может же она затронуть в разговоре с Намири проблему с визой и использовать влиятельную знакомую, если не сказать родственницу, в качестве посредницы.

Намири поднялась при появлении Мари.

— Тебя, наверное, удивляет, почему я здесь?

— Да, пожалуй…

— Ты выглядишь несчастной. — Намири заметила ее бледность и темные круги под глазами.

— Сейчас я хочу только одного — вернуться домой, — объявила Мари.

— Но если ты беременна, ты просто не можешь отправиться домой, — сухо возразила Намири.

Уверенность, с которой эта женщина сделала свое заявление, убийственно подействовала на Мари. Она смотрела на гостью широко распахнутыми в смятении глазами. Как Намири могла узнать об этой тайне, даже заподозрить что-то?

Сестра Джамала весело рассмеялась.

— Мари, нельзя зайти в аптеку в центре Пататы и купить все необходимое для определения беременности, ожидая, что это останется в тайне. Тебя, естественно, узнали, и такая интересная покупка не осталась незамеченной и необсужденной…

— Кому это интересно обсуждать? — поразилась Мари.

— Королевская семья не страдает от непрошеных визитов телевизионщиков и газетчиков, но наш народ не нуждается в их услугах, чтобы знать, что мы поделываем. Королевство Нботу — маленькая страна, и наше общество пользуется самым эффективным телеграфом — устным. Аптекарь наверняка сообщил о твоем визите по телефону своей жене, как только за тобой закрылась дверь аптеки, а она уже обзвонила всех своих подруг, пока он обзванивал своих друзей, чтобы поделиться пикантной новостью, и через несколько дней вся столица уже знает о твоей интересной покупке. Если бы ты хотела сохранить тайну, тебе следовало связаться со мной.

Ноги отказывались держать Мари. Не произнеся ни слова, она опустилась в ближайшее кресло.

— Я так понимаю, что проба оказалась положительной, — вздохнула Намири. — Нужно сказать Джамалу.

— Нет! — в ужасе воскликнула Мари.

— Ну, если ты сама не скажешь ему об этом, тогда скажу я, — сообщила Намири с явным нетерпением. — Мне нет дела до того, что ты прогнала моего брата. Это мне не нравится, но тот факт, что ты можешь носить под сердцем следующего наследника трона в нашей стране, перевешивает все остальное, и если ты не осознаешь этого, то ты в самом деле глупая женщина!

Мари побледнела от ярости как полотно.

— Я вовсе не прогоняла твоего брата! Он сам оставил меня!

Намири презрительно посмотрела на нее.

— Мне кажется, ты хочешь оставить его. Он сказал…

— Он солгал!

— Мой брат не лжет…

— Тогда ты не знаешь об обещании, которое он дал вашему отцу, — перебила ее Мари.

— Знаю, Джамал обещал отцу, что если этот брак окажется неудачным, он женится вновь без всяких споров.

— Разве ты не знаешь, что наш брак не был действительным, а?

— О чем ты говоришь! — воскликнула Намири. — Разве мой брат не ждал несколько лет, не добивался все это время разрешения отца жениться на тебе?

— Разрешения на временную женитьбу — ведь только на такую соглашался твой отец. Да и какое это может иметь значение сейчас? — сказала Мари дрожащим голосом. — Джамал покинул меня…

— Временную женитьбу? Что за вздор! Джамал искренне любит тебя! И в Патату, и во всем Королевстве Нботу каждый знает, как сильно он тебя любит! — заверила ее сестра наследника. — В конце концов его право на выбор невесты нашло общую поддержку и его выбор был одобрен обществом, поскольку ты из Европы. Многие находят это очаровательным и даже обнадеживающим доказательством нового, либерального курса развития Нботу.

Правда, мой глубоко пессимистичный отец упрямо выступал против вашего брака, но только потому, что боялся, как бы Джамал не испытал такого же разочарования, как и он сам, как бы ты не оказалась невосприимчивой к нашей культуре и как бы ваш брак тоже не завершился разводом…

Мари упрямо повторила:

— Джамал не любит меня…

— Еще как любит, черт побери, глупая ты женщина! — не сдержала эмоций Намири. — А сейчас он испытывает муки приговоренного, выслушивая от отца сожаления по поводу того, что тот дал согласие на ваш брак! Как ты думаешь, каково сейчас Джамалу? Романтическая, как в сказке, женитьба так быстро расстроилась, что он считает себя полным неудачником и обеспокоен, будто подвел всю королевскую семью браком с тобой, а отец при каждом случае бормочет: «Я тебе говорил»… Так что не смей даже помышлять оставить Джамала.

Рыдания Мари сопровождали последние слова Намири. Она отвернулась, пытаясь скрыть свое страдание. Мари пребывала в горе. Неужели она неправильно поняла Джамала, когда он говорил о временном характере их союза? Ей так хотелось поверить во все услышанное, что у нее даже закружилась голова.

— Сожалею, что назвала тебя глупой, — чопорно произнесла Намири, полностью взяв себя в руки. — Но я так люблю брата, что мне невыносимо видеть его страдающим.

— Я тоже люблю его, — едва выговорила Мари дрожащим голосом. Но разве не он говорил о невозможности жить под дамокловым мечом? Не он ли постоянно вел себя так, словно и не стремился к тому, чтобы я осталась? Правда, это могло означать, что он очень неуверен в моих чувствах к нему…

— Тогда что происходит с вами обоими? — прямо спросила Намири. — Я ничего не понимаю…

Десятью минутами позже Мари сидела в «мерседесе» принцессы Намири.

— Если твой братец одержит верх в нашем споре, — предупредила Мари дрожащим голосом, — то придет моя очередь назвать тебя глупой женщиной, не так ли?

Намири рассмеялась:

— Такой возможности у тебя не будет!

Жаль, подумала Мари, что у меня нет такой уверенности. Хотя Джамал мог оставить меня потому, что считал, будто я все равно собираюсь покинуть его рано или поздно. А виной всему его гордость, его невероятная гордость, мучительно думала она, с силой сжимая пальцы…

— Это Батик — секретарь отца, — пояснила Намири в гулком фойе старого дворца, поманив старого служаку повелительным жестом. Он приблизился с явной неохотой, стараясь даже не смотреть на Мари.

— Батик отведет тебя к брату, — сказала Намири.

Батик побледнел и начал было:

— Я сожалею, но…

Однако принцесса Намири негромко произнесла короткое приказание на своем языке. У секретаря отпала челюсть, он покраснел, но с места не двинулся, переминаясь с ноги на ногу в явной растерянности. Он что-то ответил принцессе…

— На твоем месте я постаралась бы обойти инструкции и прибегла к дипломатии, — с насмешкой над его нерешительностью сказала Намири.

До Мари вдруг дошло, что Джамал приказал Батику, а возможно, и другим людям из обслуги не пускать к нему Мари, если ей вздумается появиться в королевском дворце. Побледнев от унижения, она уже повернулась к выходу, но ее остановила Намири со словами:

— Не глупи, Мари. Отец взбешен твоим поведением. Секретарь говорит, что это его приказ — не пускать тебя во дворец. Король считает, что ты бросила его любимого сына и заслуживаешь того, чтобы тебя по крайней мере три раза в день секли плетьми! Но это пустая угроза, не такой уж он беспощадный. Да и встретиться тебе надо не с ним, а с Джамалом.

После этого Намири коротко бросила секретарю:

— Проводи!

С вымученной улыбкой Батик склонился в поклоне перед Мари и вежливо пригласил ее следовать за собой. Но какой смысл во встрече с Джамалом, если король Бутасу столь враждебно настроен по отношению к ней! У Мари упало сердце.

Батик молча проводил ее во внутренней дворик, снова поклонился и попросил:

— Пожалуйста, подождите здесь, госпожа. Кажется, принц Джамал беседует сейчас с королем…

Во дворике находилась небольшая оранжерея. Чтобы скрасить ожидание, Мари заглянула внутрь и удивилась, почувствовав прохладу. Она изумилась еще больше, когда увидела великолепную коллекцию деревцев бонсай. Особенно ее восхитила миниатюрная сосновая рощица. Мари протянула руку в желании дотронуться до хвои, которой не видела со времени приезда в Африку, как вдруг услышала строгий голос:

— Не трогайте!

Мари отдернула руку, резко обернулась и увидела пожилого темнокожего мужчину, сидящего на стуле перед верстаком в дальнем углу оранжереи.

На нем был старый передник, в одной руке он держал ножницы.

— Прошу прощения. Конечно, я знаю, что их лучше не трогать, но они такие красивые… Знаете, у меня дома тоже есть крохотные деревца бонсай — это мое хобби.

Старик сердито прищурил сверкающие темные глаза.

— Извините, пожалуйста, что прервала ваши занятия, — поспешила ретироваться Мари. У нее возникло неприятное подозрение. Эти темные, глубоко посаженные глаза, эти брови в одну линию…

— Я вас не извиняю! — Это было произнесено таким надменным тоном, что подтвердило ее неприятное подозрение. Мари замерла, побледнев.

— Вы жена моего сына, — процедил старик сквозь зубы. — Почему вы приехали сюда?

— Я хотела повидать Джамала.

— Зачем? — хрипло спросил король Бутасу. У нее защипало глаза, и язык прилип к нёбу.

— Зачем? — мрачно повторил он свой вопрос. Мари молчала. На глаза навертывались горячие слезы.

— Потому что я люблю его! — выпалила она наконец, гордо вскинув голову.

Король нахмурился, ошеломленный ее признанием.

— И я уверена, что могу сделать его счастливым. Если, конечно, он пожелает этого, — добавила Мари.

— Так почему же вы не делаете его счастливым?

— Этот вопрос я предпочла бы обсудить с ним. Ее тесть в раздражении покачал головой:

— Я не хочу, чтобы беспокоили моего сына.

— Извините, но ваш сын вполне может решить все сам, — прошептала Мари.

— Только не тогда, когда он женится на женщине, которую не может уговорить остаться с ним, — грубо заявил король.

— Я останусь.

— Тогда почему он в моем дворце, а не с вами?

— Я думала, что не могу остаться. Я думала, что вы… не одобряете его выбор.

— Вы не считаете, что ваши слова звучат весьма странно после того, как я дал согласие на ваш брак? — не без ехидства спросил король. — Неужели мой сын так плохо говорит по-французски, что вы не можете понять друг друга?

— Иногда он изъясняется не совсем ясно, — пробормотала Мари.

Ее собеседник внимательно вглядывался в нее в течение невыносимо долгих секунд, потом вдруг откинул голову и расхохотался.

— Расскажите мне о ваших деревцах, — предложил он.

Она принялась что-то сбивчиво рассказывать, пока король не поднял предостерегающе руку. Этот жест заставил ее замолчать. Она проследила за его взглядом и замерла, увидев Джамала с холодным выражением лица.

— Отвези жену домой, сынок, и одолжи у кого-нибудь хороший французский словарь, — повелел король с усмешкой.

От прилива крови кожа на твердых скулах Джамала потемнела. Его губы дрогнули, словно он собирался что-то сказать, потом снова твердо сжались. Он склонил голову и вышел из оранжереи широкими шагами. Бросившись следом, Мари едва поспевала за ним.

— Машина доставит тебя домой, — бросил ей Джамал.

— Разве ты не поедешь со мной?

— Нет!

Наверное, Джамалу очень хотелось знать, что произошло между его женой и отцом, но она чувствовала, что из гордости он не попросит объяснений.

Он даже не хотел смотреть на нее. Вглядываясь в его напряженный, холодный профиль, Мари обратила внимание, как он похудел за то время, что они не виделись.

Подъехал «мерседес».

— Мне жаль, что я огорчила твоего отца, — торопливо выпалила Мари.

— Нам не о чем больше говорить. — Джамал повернулся к ней спиной.

— Тогда мне остается лишь сообщить, что я беременна, — объявила Мари, садясь в машину и захлопывая дверцу. «Мерседес» тут же тронулся.

Оглянувшись, Мари увидела, что новость пригвоздила Джамала к месту. Ладно, что бы теперь ни случилось, а у нее не было иного выхода, как сказать ему. Без сомнения, это вызовет новые осложнения в их отношениях, с болью подумала она, и теперь вся ответственность ложится на нее. Какая же она была дурочка! Джамал сейчас жалеет об их бракосочетании, а она должна все воспринимать с высоко поднятой головой. Как бы то ни было, но ее попытка здраво разрешить их проблемы только еще больше запутала ситуацию. И вообще не ясно, как теперь из нее выйти.

У Мари кружилась голова, когда она выходила из машины, поэтому она сразу проследовала в свою комнату. Не успела прилечь, как дверь распахнулась. Макана, только увидев свирепое лицо Джамала, тут же улетучилась. Пронзенная в самое сердце его яростью, Мари закрыла глаза.

— Скажи, что это неправда! — свирепо потребовал он.

— Боюсь, что это правда, и виновата во всем я сама. Полагаю, ты хочешь задушить меня. Да я и сама не прочь это сделать, — откровенно сказала Мари слабым голосом. — Я солгала тебе, когда сказала, что принимаю таблетки. Я сделала все, чтобы забеременеть, и мне плохо от того, что я обманула тебя, но не настолько плохо, чтобы…

— Почему ты солгала? — грубо прервал ее Джамал.

— Я хочу ребенка, — ответила она.

— Без отца? — с отвращением процедил он сквозь зубы. — Я читал о таких женщинах в ваших газетах.

— Ну, я не из тех женщин! Тебя я хочу тоже, — призналась Мари несчастным голосом. — И раз уж ты для меня недоступен, ребенок будет лучшей заменой. Просто не знаю, что на меня нашло. Это тем более выглядит глупо, по-идиотски, что ведь я знаю: ты не хотел, чтобы я забеременела.

— А я думал наоборот, что ты не хочешь рожать. — В голосе Джамала прозвучало отчаяние. — Да я бы и не пошел на такое рискованное развитие событий после урока моего детства.

Он был явно не в себе. У нее самой голова шла кругом. Что же им делать, где выход? Мари догадывалась, что, родись девочка, ее никто не задержит здесь. А если родится мальчик? И почему король благосклонно отнесся к ней, когда стало уже поздно?

— Ты сказала… ты сказала, что хочешь и меня, — неуверенно заметил Джамал.

— Это так! — подтвердила она. — Думаешь, мое время истекло, да?

— Насколько сильно ты хочешь меня?

— Ужасно сильно.

— Мне нужен словарь, чтобы не ошибиться, правильно ли я понял тебя.

— Я действительно… люблю тебя, — выпалила она, широко распахнув измученные глаза.

— Но ты несчастна от этого, и, если твое несчастье затянется надолго, ты преодолеешь это нежеланное чувство, — обреченно решил Джамал.

— На это ты и надеешься? — огорченно спросила Мари.

— Уверен, что надеешься ты…

— Ну раз уж ты всегда так уверенно знаешь, что я хочу, выходит, и ошибиться не можешь?

— Я знаю, что у тебя мало оснований верить в брак. Я также знаю, что ты озабочена своей карьерой. Не могу винить тебя за это. Но на прошлой неделе, когда я уже поверил, что мы счастливы, и у нас появилась надежда на будущее, я был просто потрясен, сообразив, что ты все еще намерена оставить меня…

— Джамал, да ведь это ты оставил меня под впечатлением, что мне предстоит отъезд в конце лета, какие бы чувства мы ни питали друг к другу!

— Это невозможно! Я был с тобой предельно честен, — ответил он.

— Мне казалось, что твой отец согласился только на наш временный брак. А вспомни-ка, кто говорил мне в день свадьбы, что разведется со мной в конце лета и возьмет себе другую жену?

— Это было сказано в ответ на твое обвинение, что я обманным путем заманил тебя сюда. Тогда ты ясно дала понять, что хочешь вернуть себе свободу, и я не сказал ничего, что было бы неправдой, — защищался Джамал. — Я обещал отцу, что…

— Что женишься снова, если наш брак окончится неудачей. Знаешь что, Джамал? Ты женился на мне с крайним пессимизмом, вот тебе в наказание все и пошло вкривь и вкось!

— Вовсе не с пессимизмом. Я не мог даже надеяться, что ты останешься со мной…

— С пессимизмом! — повторила Мари.

— И, естественно, я должен был быть откровенным с моим отцом…

— Вместо того чтобы держать язык за зубами… ты отвратил его от меня, разве не так? И продолжал говорить мне что-то вроде «последний шанс побыть вместе», и упоминал конец лета так часто, что он для меня зафиксировался как дата моего отъезда!

— Разумеется, я должен был подготовиться к твоему отъезду…

— Но я не хотела уезжать! Я хотела остаться, — прошептала она.

— Твоя карьера…

— Да засунь ты мою карьеру в!.. — нетерпеливо воскликнула она.

Тяжело дыша, он пристально смотрел на нее.

— Почему ты был так уверен, что я уеду? — горячо спросила Мари. — Или ты именно этого хотел?

— Я не думал, что смогу предложить тебе достаточно, чтобы ты забыла о своей парижской жизни…

Ее гнев угас. Она не могла усомниться в его искренности. Мари опустила свою пламенно-рыжую голову. У нее в горле встал горький ком. Она пыталась сдержать навернувшиеся слезы. Если он увидит их, в нем, того и гляди, взыграет самомнение.

— Лучшее, что ты мог предложить мне, это только себя, — взволнованно произнесла Мари. — И этого мне вполне достаточно. Так уж случилось, что я сильно полюбила тебя. Просто не могу вообразить себе жизнь без тебя, и к тому же… Я даже не знаю, нравится тебе это или нет.

— Нравится… Да меня это поражает! — пробормотал он.

Установилось долгое молчание. Она слышала, как Джамал судорожно вздохнул.

— Означает ли это, что ты любишь меня? — осмелилась наконец спросить Мари.

— Я всегда любил тебя! — с жаром ответил он. — Ты сама должна это понимать.

— Как ни странно, нет, ведь ты как-то вскользь упомянул об этом. — Она взглянула на него, и ее впечатлительное сердце неистово забилось, когда ее опалило глубокое внутреннее золотистое свечение его черных глаз. — Я честно поверила, что ты заключил с отцом дьявольский договор, из-за чего мы с тобой могли быть вместе лишь короткий срок.

— Я был готов и на короткий, если больше не на что рассчитывать.

— Я же предлагаю тебе себя на всю жизнь.

— И ребенка, — добавил Джамал, словно этот факт только сейчас дошел до его сознания. — Эта новость ошеломила меня. Едва могу поверить в нее.

— И ты не расстроен, что я солгала тебе?

— Чего ради мне расстраиваться? — Внезапная белозубая улыбка освободила черты его лица от напряженности. Он пересек комнату, присел на край кровати и прошептал с нескрываемым чувством: — Разве ты могла дать мне более убедительное доказательство своей любви?

— Верно, — согласилась Мари.

— Я думал, ты знаешь, как сильно я люблю тебя. Думал, что моя любовь очевидна, — признался Джамал. — О чем, по-твоему, я говорил в больнице, когда назвал тебя моей мечтой?

— Я думала, что все дело… в сексе, — вспыхнула Мари.

— По правде говоря, мое желание обладать тобой неописуемо, — прошептал Джамал. — Но дело не в чувственных отношениях. Только любовь, никак не меньше, заставила меня заманить тебя в Палату и убедить за пару дней выйти за меня замуж. И я хотел доказать, что могу сделать тебя счастливой…

— И тебе пришлось бороться с отцом за возможность доказать это.

— Я влюбился в тебя еще пять лет назад.

— Не могу сказать то же самое о себе — я была слишком напугана, — напомнила о своих чувствах Мари.

— Отец давил на меня, требовал, чтобы я выбрал себе невесту, когда до него дошли слухи о некой француженке с огненного цвета волосами. Он прямо спросил меня о тебе, и я сказал ему, что ты именно та женщина, которую я люблю…

— Ты именно тот, кого… — Мари приникла к его широкому плечу и обвила его руками. А он продолжал:

— …что ты единственная женщина, которую я буду любить всегда, единственная женщина, которую я хочу взять в жены. Он был недоволен. Отец спорил со мной, угрожал, но потом сдался, хотя и предсказывал беду…

— Несчастные влюбленные, — вставила Мари, пораженная тем, что ему пришлось бороться за нее, рискуя семейными отношениями, ожидая, что отец осудит и отвергнет его.

— Я больше не могу считать себя несчастным. И мне уже не придется намекать на деликатную тему о детях. Ты все сделала за меня. — Со сверкающей улыбкой Джамал опустил ее на подушку. — Целых три дня в постели! Меня восхищает такая сильная целеустремленность, какую ты проявила в страсти. Эта последняя неделя была самой долгой и мучительной в моей жизни.

— Твой отец, наверное, сказал: «Я же тебе говорил»?

— Нет… Он лишь посочувствовал мне, что оказалось еще хуже. И спросил, есть ли у него право винить меня в такой же ошибке, какую когда-то совершил и он сам.

— Неужели король даже не хотел познакомиться со мной? — удивилась Мари.

— Знакомство должно было состояться после нашей свадьбы, но ты была в таком настроении, что я не рискнул сделать это.

— Прости меня, но я была тогда в шоке.

— И он тоже… Свадьба должна была состояться лишь через несколько недель, но я просто не мог ждать. Конечно, мне следовало проявить больше терпения, — признал он.

— Не думаю, что мне помогло бы твое терпение, — призналась она в свою очередь и спросила: — Но почему ты перестал даже упоминать тот факт, что мы женаты?

— Я думал, как бы частые напоминания о том, что мы муж и жена, не вызвали у тебя ощущение, будто ты попала в ловушку. Хотел убедить тебя, чтобы ты поняла, что мы действительно можем быть счастливы. Но как ты обойдешься без своей научной работы?

Мари улыбнулась.

— Возможно, я начну писать книги о флоре Африки. Но только не сию минуту. Может, тебе и трудно это себе представить, но я долгое время была по-настоящему погружена в работу лишь потому, что в моей жизни ничего больше не было, а сейчас появилось так много всего другого, чем я хотела бы насладиться.

— Ты не посчитаешь утомительным для себя принимать иногда высоких представителей из-за границы?

— Нет!

— Отец не любит, когда его беспокоят подобными визитами, если только речь не идет о его личных друзьях. Больше того, многие иностранные государственные деятели берут в зарубежные поездки жен, а отец не привык к таким встречам.

— Думаю, мне доставит удовольствие играть роль хозяйки. Все лучше, нежели смотреть телевизор и сплетничать, — озорно ответила она. — Кажется, мне на замену готовили принцессу Баньяни?

Джамал нахмурился.

— Это очень плохая шутка, — упрекнул он ее. — Нет! Однажды отец подумывал о ней, как о своей будущей невестке, но тогда Баньяни была молодой, а со временем ее непростой характер проявился в полной мере, и он передумал. А когда она вывезла тебя в пустыню и даже причинила тебе боль… — Джамал нахмурился при воспоминании, — отец возмутился, как и я. Она согласилась выйти замуж за нефтедобытчика из Ливии и, как я понял, вполне довольна браком. Лишь амбиции заставляли Баньяни вешаться мне на шею. За всю свою жизнь я ни разу не был в таком смущении, как в тот день, когда ты стала свидетельницей непристойной сцены…

— И истолковала ее совершенно неверно…

— Абсолютно! — Джамал ослепительно улыбнулся и с нежностью поцеловал ее…

В дверь громко постучали. Джамал о чем-то переговорил на пороге с пришедшим и повернулся к Мари с еще более широкой улыбкой. В руках он держал деревце бонсай, которым она восхищалась в старом дворце.

— От такого подарка отца у меня даже захватило дух! — признался Джамал. — Эти деревца для него как дети.

— Лучше верни его королю как можно быстрей. С тех деревцев, что я держу дома, постоянно опадают листья, — доверительно сообщила Мари. — Они выживают только чудом.

— Тем лучше. Отцу нравится учить других.

— Я боюсь его до смерти! — призналась Мари.

— А ты, видимо, произвела на него глубокое впечатление. — Джамал вновь заключил ее в свои объятия. — Пусть сюда пришлют из Парижа твои маленькие деревца, и отец воспримет их как вызов своему искусству.

Джамал опять поцеловал ее.

— Знаешь, я действительно люблю тебя, — прошептала Мари, сияя от удовольствия.

— Но не достаточно, чтобы принять меня с двумя сотнями наложниц, — посетовал Джамал.

— Я и одна заполняю твои объятия, — строго напомнила она.

— Что верно, то верно, — согласился он, накрывая ее мягкие губы своим чувственным ртом, радуясь ее неистовой реакции. — Ты божественно красивая женщина! Я должен сделать одно признание…

— Какое же?

— Тот вертолет, что ждал тебя, чтобы доставить в аэропорт… Если бы ты села в него, у него случилась бы поломка, и он никуда бы не полетел.

Она удивленно заморгала.

— Я решил, что получаса недостаточно, чтобы ты приняла верное решение.

— Так ты и не думал отпускать меня? — сообразила Мари.

— Я никогда не позволю исчезнуть моей мечте, — Джамал сжал ее в крепких объятиях. Громкие удары сердца и горячий ток крови в венах заставили ее забыть, что она собиралась сказать. Вместо этого она наслаждалась удивительным ощущением, что наконец-то вернулась домой.