В Серое ущелье Кофских гор наконец-то заглянуло солнце. Стало немного теплее, на тех склонах, куда светили солнечные лучи, с поверхности камня местами даже начал подниматься легкий пар. Но руки скользили по еще влажным и холодным камням, а ноги срывались с крутых троп, с валунов, покрытых пестрым, немного колючим мхом.

Не в первый раз уже поскользнувшись на тропе, Карела ухватилась за выступ камня, потерла плечо и поморщилась.

— Что, болит? — сочувственно спросил Табасх за ее спиной.

С одной стороны, приятно, когда кто-то о тебе заботится, а с другой стороны, дай только волю мужскому сочувствию, только разреши кому-нибудь себя пожалеть, и сама рада не будешь…

— Ничего у меня не болит! — буркнула Карела, хотя она была совершенно уверена, что под ее видавшей виды курткой скрывается не один кровоподтек, полученный ночью из-за проклятой белой чайки. Но она не могла позволить себе поддаваться слабости и пожаловаться. Конечно, вроде бы Табасх рядом и готов помочь и защитить, но если все время полагаться на помощь мужчин, в какой-нибудь не очень прекрасный день за это можно жестоко поплатиться. В этом Карела была уверена без всяких отцовских советов, а последние двое суток путешествия только укрепили эту ее уверенность. И поэтому она склонна была сделать главным своим законом простую истину: всегда надейся только на свои силы и поменьше доверяйся тем, кто кажется совершенно безобидным или вполне надежным.

К Табасху это не относилось. Он не был безобидным, он был очень опасным существом. С первого же взгляда было видно, что стигийский юноша явно не от мира сего. Но, лишь узнав его поближе, Карела смогла оценить, насколько ошибалась, посчитав Табасха наивным и открытым. Доверяла ли она ему сейчас?

Карела не знала, что и думать по этому поводу. Доверяться тому, кто совсем недавно собирался подставить ее голову под клинок и глотнуть свежей крови из ее рассеченной шеи? Конечно же, решиться на такое доверие было бы слишком безрассудно. Но словно в насмешку какая-то сила заставляла Карелу верить лукавому демону.

Все дело было в том, что Карела почему-то хотела ему верить и чувствовала к нему совершенно необъяснимое влечение. С ним было легко иметь дело, да и каждый разговор с демоном кончался всегда неожиданно, и одно это уже было забавным.

Табасх был совсем не таким, как спесивый офирец. С тем все разговоры заканчивались одинаково: поучениями, обвинениями в легкомыслии со стороны Эльриса и в заносчивости со стороны Карелы, и, наконец, обидой друг на друга. Табасх же еще ни разу не дал Кареле повода ощутить неприязнь к себе. Ну разве что тогда, когда признался ей в своих тайных намерениях. Да и то досада Карелы длилась тогда очень недолго, потому что повинный взгляд красивых темных глаз быстро ее пригасил.

— Как ты считаешь, будет конец нашему пути? — грустно спросила Карела, глядя на задумчивое лицо своего друга.

Табасх остановился на нешироком уступе скалы и разглядывал, следует ли лезть выше или спуститься и взять вправо, туда, где как будто бы виднелась крутая тропа в расщелине.

— Да, будет. Не мешай мне, Карела! Лучше проверь-ка, что там справа, можно ли там подняться?

Карела немного спустилась вниз и повернулась к крутой тропе. Конечно, там можно было подняться. Подняться можно почти везде, а если нельзя, но сильно надо, то везде без всякого «почти». Ей сегодня было надо, и довольно сильно, поэтому она не сомневалась ни на минуту, что одолеет подъем, даже если Табасх будет утверждать обратное.

Попробовав, крепко ли держится нога на округлом камне, Карела ухватилась руками за верхний валун и стала подтягиваться.

Табасх спрыгнул со своего уступа и тоже подошел к тому месту, откуда Карела начала путь наверх.

— Похоже, что это единственный проход к храму, — сказал стигиец, задрав голову и разглядывая девушку. — Я имею в виду, с этой стороны.

— Почему ты считаешь, что это именно он? — усомнилась Карела. С рассвета прошло уже порядочно времени, и оба они уже предприняли не одну попытку найти нужный путь. До сих пор тропы заводили их в тупик. Здесь, совсем высоко в горах было не только холоднее. Здесь было мертво, как в царстве самой смерти и ее подданных.

Трудно было представить Кареле, что сюда, именно сюда когда-то спускалась богиня любви. Но Табасх нынешней ночью так убедительно рассказывал эту историю, что Карела довольно живо представляла себе все это. Более того, Карела поняла, что окажись она на месте Деркэто, тоже бы нашла, чем отомстить мужчине, который презрительно отнесся к ее любви, не приняв ее всерьез. Ну, в камень его превращать и окружать его множеством самых немыслимых заклятий Карела не стала бы. Зачем так усложнять, когда можно отомстить его оружием: презрением и унижением? Чтобы человек ощутил наказание, он должен быть вовсе не каменным, а совсем наоборот.

— Я не просто считаю, что это именно та тропа, которая нам нужна, — отозвался Табасх. — Я даже уверен, что цель нашего путешествия — вон та скала!

Карела взглянула в том направлении, куда показывал Табасх. Совсем недалеко возвышалась покрытая зеленовато-бурым ковром горных мхов скала немного необычной формы. Она не была устремлена вверх остроконечным пиком, как ее соседки, ее не бороздили извилистые разломы. Она была гладкой, почти полукруглой, как юная упругая девичья грудь.

— Но я не вижу входа! — возразила Карела.

— И я не вижу. Но это не значит, что его нет. Думаю, что если мы доберемся туда и зайдем с другой стороны, попадем как раз ко входу в храм.

— Ну-ну, — вздохнула Карела. — Очень может быть.

— Более того, если бы ты не заставила меня лезть вверх на ночь глядя, я уверен, что покинув грот с рассветом, мы с тобой нашли бы простейший и легкий путь туда. Этот путь наверняка лежит совсем рядом. Он привел бы нас к этой скале с другой стороны, с той самой, с которой прибыла в горы Михар. Готов поклясться, Карела, что ее лошадь до сих пор стоит где-нибудь там, внизу.

Они выбрались на обширный плоский участок, и Табасх со стоном повалился на землю.

— Ты чего это? — подозрительно спросила Карела, присаживаясь рядом.

— Да сколько можно ползти по горам без передышки, — ворчливо отозвался стигиец.

Карела была готова поспорить с кем угодно, что молодой сильный парень, чьи мускулы свидетельствовали о недюжинном здоровье и природной ловкости, не мог выдохнуться так быстро. Конечно же, Табасх хитрил. Зная, что Карела сама ни за что не запросит отдыха, он решил притвориться уставшим. Можно было бы разоблачить его невинную хитрость, наорать, пристыдить и погнать дальше. Но Кареле не хотелось этого делать именно сейчас до той простой причине, что притворство Табасха было кстати. Решив лишь слегка дать понять, что с ней все в порядке, Карела наморщила лоб и, сложив губы в презрительную гримасу, снисходительно отозвалась:

— Что ж, конечно, если ты больше не можешь идти, я немного подожду тебя. Но только немного. Думаю, Эльрису приходится очень нелегко…

Она не договорила. Совсем рядом послышалось какое-то шуршание. Карела, недавно испытавшая, что может последовать за всякими непонятными звуками, вроде птичьего крика или шуршания, вжала голову в плечи и взглянула на друга:

— Табасх, что это ещё?

— А я откуда знаю? — протянул он, и в его голосе Карела различила встревоженные нотки.

Не успела Карела сделать предположение, как сверху, с обрыва, на который им только предстояло взобраться, темной тенью свалилось что-то не очень большое и неслышно приземлилось рядом с Карелой.

У девушки дыхание остановилось с испуга, но упавший сверху предмет, оказавшийся огромным пушистым котом, жалобно мяукнув, заметался по площадке, а потом кубарем скатился вниз и исчез.

Карелу охватила запоздалая непроизвольная дрожь, которую она тут же поспешила переплавить в праведный гнев:

— Да какого же дьявола, Табасх! Сколько можно?! Ты просто наводнил Серое ущелье своими несчастными жертвами! — Она яростно толкнула стигийца в плечо. — Мышки, кошки, птички! Причем все они почему-то хотят непременно напутать меня до смерти или столкнуть в пропасть, да сожрет Нергал их души!

— Клянусь Деркэто, Карела! Я впервые вижу этого кота! — возмутился Табасх.

— Откуда же здесь взялась домашняя кошка, упитанная, словно только что удрала из какой-нибудь харчевни?! Ты все врешь, Табасх!

Он встал и, подойдя к краю обрыва, попытался разглядеть убежавшее животное. Да куда там, от котища и следа не осталось, только клочок дымчато-серой шерсти зацепился за острый край камня.

— А ведь и верно, вру, — согласился вдруг юноша. — Просто я совсем забыл о нем. Это Фипон, любимец Михар.

Не сказать, чтобы Карелу успокоило это известие:

— Ах, значит, это твоя сестрица приделала хвост какому-то бедолаге? — уточнила она.

Табасх засмеялся:

— Да нет, что ты. Это самый обычный кот. Правда, когда я видел его в последний раз, он был еще котенком. Михар никогда с ним не расставалась, значит, она где-то поблизости.

— В той скале? — кивнула Карела на каменное полушарие.

— Несомненно.

Карела тоже встала и подошла к стигийцу, чтобы взглянуть вниз и, если удастся, еще раз посмотреть на кота. Но он и не думал больше показываться им на глаза. Возможно, ему тоже не составило удовольствия вновь увидеть Табасха. Эти четвероногие твари еще лучше людей чувствуют, когда рядом с ними находится нечто не совсем обычной природы.

Звук падения чего-то тяжелого за ее спиной заставил Карелу выхватить кинжал. Обернувшись, она увидела мужчину, который разгибал ноги, выпрямляясь в полный рост после удачного приземления.

Карела была уже готова пустить в ход свое нехитрое оружие, но мужчина поднял бледное, исцарапанное лицо, и она узнала высокородного офирца.

— Эльрис! — Она рванулась к нему, пряча кинжал обратно. — А мы с Табасхом тебя ищем! Как здорово, что ты сам нас нашел!

— Неужели? — удивился офирец. — Ищете, да еще вместе? Я думал, что вы оба только руки потираете при мысли, что избавились от меня!

Его голос прозвучал довольно недобро. Кареле это не понравилось, но она решила списать недовольство на усталость и раны офирца. Отдышавшись, Эльрис испытующе посмотрел на притихшего Табасха и добавил, продолжая свою мысль:

— По крайней мере, вот он должен был торжествовать, когда это ублюдок-немедиец напал на меня и уволок!

— Спроси у него, Карела, как ему удалось уйти от Михар, — подозрительно глядя на Эльриса, произнес Табасх. — Не думаю, что это очень просто. Во всяком случае, наш досточтимый дворянин хоть и утомлен, а так же несколько потрепан, у него, тем не менее, вид победителя, а это странно. Особенно если учесть, что Бриан волок его спеленутым, как младенца, и с рассеченным лбом».

— Так это ты подстроил мне все это, стигийский червяк?! — злобно оборвал его Эльрис, вставая в угрожающую позу и расправляя плечи. — Ты сделал все, чтобы убрать меня с дороги, не так ли?!

— Скажи ему, Карела, что он преувеличивает силу моей обиды, а также мои скромные способности, — буркнул Табасх, отодвигаясь подальше от разъяренного офирца и присаживаясь на камень.

— А ты сам лично не желаешь со мной разговаривать, да? — процедил Эльрис сквозь зубы, пораженный странным способом Табасха обращаться к нему.

— Да хватит вам! — заорала Карела. — Честное слово, как только вижу вас вместе, начинаю жалеть о том, что вообще связалась с каждым из вас. Вы что, не в состоянии и двух слов сказать друг другу по-человечески?

— А также скажи ему, Карела, что ты провела бессонную ночь в горах для того, чтобы найти этого гордого племенного петуха и спасти его от магического вертела моей сестренки, — тем же нудным голосом затянул Табасх.

— Неужели, Карела? Странно это слышать! — Эльрис вытаращил глаза. — Тебе не стоило беспокоиться, как видишь, я здесь, и я прекрасно сам справился с этой ведьмой.

— Ой ли, досточтимый?! — кисло скривился Табасх. — Карела, да спроси же ты у него хоть что-нибудь о том, как это ему удалось. Сдается мне, что не все так просто…

— Заткнись, адово отродье! — прикрикнул Эльрис на юношу и подступил к Кареле. — Ты не покинула горы, а искала меня, Карела? Это правда?

— Это было правдой, Эльрис, — медленно проговорила Карела. — Но я начинаю думать, что поступила опрометчиво. Что с тобой, Эльрис? Ты ведешь себя как-то не так.

Эльрис только усмехнулся в ответ.

Вопросы Табасха и то, как стигиец настойчиво повторял их, внушили Кареле опасения. Не зря же Табасх намекал на что-то странное в поведении Эльриса и в самой ситуации. Поэтому, видя, что офирец не торопится с ответом, она повторила:

— Что произошло с тобой, Эльрис? Что случилось у Михар?

— Мы поладили, — усмехнулся Эльрис. — И я думаю, что не пожалею об этом.

Карела вдруг заметила, каким нездоровым злобным и мстительным огнем горят глаза офирца. Эти большие красивые глаза, которыми, как знала Карела, восторгались женщины, стали отвратительными, опасными, внушаюищими тревогу.

— Что ты задумал, Эльрис? — прошептала Карела, неотрывно глядя в эти жуткие глаза и пытаясь прочесть в них хоть что-нибудь. — Скажи мне, что ты задумал?

— Ты знаешь наизусть все, что я скажу. Сейчас мы с тобой осторожно спустимся вниз, соберем вещи, навьючим лошадей и пустимся в путь. К вечеру мы уже вступим в степи Заморы. А там уже и до Шадизара недалеко.

Говоря, он поднял руку, погладил кудри Карелы жестом почти хозяйским, и лицо его стало властным:

— Хватит уговаривать тебя, как капризного ребенка. Пора показать, что должно означать для женщины быть под моим покровительством.

Он говорил уверенно, и девушка ощутила, как эта уверенность странным образом отнимает у нее силы сопротивляться. Эльрис стоял спокойно, и движения его были неторопливыми и уверенными.

— О чем ты, Эльрис? — пролепетала она, и глаза офирца вспыхнули в мгновение:

— Помолчи, девочка, и слушай! Больше я не позволю тебе играть моими чувствами!

Карела была так поражена переменами, поминутно происходящими с Эльрисом, что опомнилась только тогда, когда его руки уже настойчиво теребили ее шею и начали тянуть девушку в объятия офирца.

— Ты что, Эльрис, спятил?! — возмутилась Карела, отталкивая его руки. — Только дотронься до меня!

Досадуя на то, что она так непредусмотрительно убрала в ножны кинжал, Карела попыталась вырваться, но Эльрис неожиданно крепко схватил ее за локти, развернул спиной к себе и повернулся к Табасху. Стигиец вскочил в напряжении, готовый прийти на помощь.

— Отпусти, меня, подлая твоя душа! — возмущенно взвизгнула Карела. — Что ты творишь?! Да покарает тебя Митра!

Но Эльрис еще сильнее сжал девушку и легонько, как перышко, поднял ее в воздух и отнес в сторону. Карела замолотила ногами и принялась сыпать проклятьями.

— Отпусти ее сейчас же! — вторил ей Табасх. Но он был спокоен. Сделав шаг в сторону Эльриса, он заметил: — Я считаю до трех, Эльрис. Ты, кажется, позабыл в горячке, с кем имеешь дело. Не хочешь ли ты, чтобы кинжал Карелы или твой собственный меч вдруг вырвались из ножен и по чистой случайности… или по моему велению… вонзились бы тебе в горло? Я могу это устроить. Один…

Карела почувствовала, как руки Эльриса все сильнее сдавливают ей локти. Она дернулась, но офирец жестко бросил:

— Спокойно, девочка. Тебе больше не надо самой о себе заботиться.

— Табасх, будь осторожен с ним! — быстро проговорила Карела.

Девушка еще не видела в лицо опасность, грозящую ее другу.

Она не могла четко определить, что именно на уме у Эльриса и как офирец собирается противостоять чародею, но после прозвучавшего предупреждения Табасха Эльрис ни на шаг не отступил и не разжал руки. Еще совсем недавно он сделал бы это при первом же слове Табасха, содержащим угрозу. Значит… Да, значит, Эльрис перестал бояться Табасха, это очевидно. Офирец больше не считается с неуязвимостью демона. И это неспроста! Эльрис, такой благоразумный, не стал бы поступать так опрометчиво без достаточных оснований. Окончательный вывод Карелы был прост и угрожающ: Табасх в опасности.

Поэтому она снова произнесла:

— Табасх, берегись его!

— Два, — невозмутимо напомнил Табасх.

— Я тоже могу тебе кое-что устроить, отродье, — засмеялся Эльрис. — Хотел было я дождаться, когда ты станешь человеком, и выпустить наружу твои вонючие кишки. Но мне предоставился более быстрый и простой способ избавиться от тебя, и я не такой дурак, чтобы настаивать на прежнем способе. В отношении тебя я отказываюсь от старых своих планов.

— Три, — объявил Табасх и взмахнул рукой, начиная что-то чертить в воздухе.

— Да, стигиец, три, — зловеще сказал Эльрис, словно не видя магических знаков. — Однако, начнем обратный отсчет… Ша Мрэлъ.

На мгновение Табасх застыл, потом резко отпрянул в сторону, а в глазах его мелькнул почти детский испуг. Он сменился недоверием и сильной тревогой. Но вот словно невидимая стрела вдруг пронзила стигийца. Казалось, только он видел и чувствовал проникновение этой безжалостной стрелы в его плоть. Табасх содрогнулся, зажмурился и закрыл руками уши, сжав виски и бледнея прямо на глазах. Он замотал головой, словно хотел вытряхнуть услышанное прочь.

— Бесполезно, Ша Мрэль, — усмехнулся Эльрис. — Ты уже слышал эти слова! Ты — демон, повинующийся заклятью. И ты будешь ему повиноваться, потому что человеком ты пока не стал и не станешь теперь никогда. Никогда!

Почувствовав, что, увлекшись, Эльрис уже не так крепко сжимает ее руки, Карела изловчилась и острым локтем резко ударила офирца прямо в солнечное сплетение. Рванувшись к Табасху, она схватила его за плечи, взглянула в полные бессильного ужаса темные глаза, и сердце ее сжалось: это был уже не ее друг, а кто-то совсем другой. Тело юноши дрожало и становилось горячим. Трясущимися руками он снял ладони Карелы со своих плеч.

— Отойди, — простонал Табасх. — Отойди, Карела. Поздно! Теперь все уже будет напрасно. Именем Деркэто заклинаю, не мешай судьбе, Карела! Не гневи богиню!

— Твоя богиня убивает тебя! — вскрикнула Карела.

— Ничего нельзя поделать! — пробормотал стигиец. — Я в ее власти. Назад пути нет, Карела. Оставь меня!

В лице Табасха что-то поменялось. В оцепенении смотрела Карела, как увеличиваются, вылезая из орбит, глаза Табасха, как исчезают в них белки, уступая место растущим зрачкам. И шерсть, сначала слабая, как щетина, все быстрее и быстрее пробивается на лице и смуглых мускулистых руках.

Резкий рывок Эльриса вывел девушку из омертвелого состояния. Офирец крепко притянул ее к себе и оттащил на самый край площадки.

— Табасх! — Карела начала рваться, но Эльрис сжимал ее крепко. — Не сдавайся, Табасх, я тебя умоляю!

Жесткая ладонь Эльриса сильно и достаточно больно закрыла ей рот, не позволяя больше сказать ни слова.

— Ну что ты, Карела, — сухо сказал Эльрис. — Наш друг Ша Мрэль верен заклятью. Не будем ему мешать. Ты ему уже не интересна, Карела. Все, о чем он нынче мечтает — поскорее подставить лохматую шею под саблю Деркэто…

Вместо Табасха на площадке корчился чудовищно безобразный колченогий и пучеглазый урод, которого нельзя было сравнить даже ни с какой из известных на земле четвероногих тварей. Это было поистине адово отродье… Чудовище не собиралось нападать. Из выкаченных круглых и огромных, как яблоки, глаз текли мутные слезы, свесившийся из широченного рта язык истекал пенистой слюной. Воя и стеная, демон рухнул на колени и в отчаянии забарабанил кулаками по земле.

— Не медли, Ша Мрэль, сестра заждалась, — добавил Эльрис.

Чудовище вскрикнуло, словно уже прощаясь с жизнью, и, неловко скорчившись, подползло к нижнему краю крутой тропы. Оно потопталось и полезло вверх, на тот обрыв, откуда спрыгнул Эльрис. Через некоторое время только резкий неприятный запах напоминал о нем.

Офирец отпустил Карелу и тяжело, но удовлетворенно вздохнул, словно завершил серьезное важное дело.

— Какой же ты мерзавец, Эльрис, — медленно произнесла Карела.

Она отлично поняла, каким образом второе имя Табасха обрело силу. И она даже удивилась, как мгновенно и пышно расцвела в ее душе жгучая ненависть к высокородному красавцу-воину.

— Ты мерзкий предатель, — проговорила она.

— Предают друзей или союзников. Это отродье не было для меня ни первым, ни вторым, — резонно заявил Эльрис.

Эльрис смотрел на Карелу уверенно, как человек, ни на мгновение не сомневающийся в своей правоте.

— Он был другом мне! — выкрикнула Карела. — Он был другом мне, и ты это прекрасно знал! А это значит, что ты предал меня!

— Прямо так! — фыркнул Эльрис. — Все, что я сделал, и Митра тому свидетель, я сделал ради тебя, глупая девчонка!

— Ты чванливый петух! — прошипела девушка, прижимая к груди крепко сжатые кулаки и прищуриваясь. — Ненавижу тебя! Чтобы лопнули твои лживые, подлые глаза! Чтобы боги навсегда лишили тебя твоей мужской силы и всех своих милостей! Чтобы меч твой обломился в первом же бою…

Сотни, тысячи проклятий, многие из которых были далеко не так безобидны, как первые, теснились на языке Карелы, и все же, на ее взгляд, осуществление этих проклятий было бы слишком мягким наказанием Эльрису.

— Ну-ну, советую меня больше не злить! — рассердился офирец, не желая слушать дальше ее милые пожелания. — Сколько можно было издеваться надо мной? Из чаши моего терпения давно хлещет через край!

В ярости бросилась к нему Карела:

— Ты не мужчина, ты трусливая баба! — Она принялась колотить его кулаками по лицу, по плечам, по рукам, которые пытались поймать ее. — Сволочь, мерзкий, трусливый предатель! Тряпка, подлый шакал!

Он поймал, наконец, ее быстро мелькающие руки и с силой оттолкнул ее от себя. Упав на землю, Карела выхватила кинжал и снова бросилась на мужчину. Теперь у нее не осталось ни малейшего сомнения в том, что жизнью этого человека дорожить больше не стоило.

Эльрис привык уже ко многим вещам, на которые была способна Карела, и поэтому он не особо удивился вспышке ее гнева, но на губах его заиграло открытое и немного насмешливое презрение. Он медленно потянул меч из ножен, кивая и прищелкивая языком, словно приглашая девушку позабавиться, а он, мол, так уж и быть, подыграет…

Увидев, что мужчина обнажил против нее меч, на клинок которого можно было при желании насадить, как Цыплят на вертел, по крайней мере трех стройных девушек, Карела сглотнула злые слезы и прошептала:

— Разрази тебя Деркэто, мерзавец! А потом ринулась на обидчика.

* * *

Не думал Эльрис, что по прошествии стольких лет ему придется вспоминать кое-какие тонкости, касающиеся владения оружием. Кое о чем, например, о тренировочных боях, он уже успел позабыть. Пришлось вспомнить истины, которые он усваивал еще мальчишкой. А именно: гораздо проще и защищаться, и атаковать, и наносить удары, когда перед тобой злейший враг. Уже много лет подряд в иные ситуации Эльрис и не попадал. Если он с кем-то сражался, ему ничем не возбранялось разить насмерть. И невыносимо трудно оказалось делать все это так, чтобы не задеть своего противника даже кончиком клинка.

Эльрис был взвинчен. Упрямство и оскорбления девушки взбесили его совершенно. Но четко подставляя свой меч под ожесточенные выпады девичьего кинжала, Эльрис холодел от одной мысли, что ненароком заденет и ранит красавицу.

Она же, казалось, совершенно об этом не заботилась. Она вертелась, мелькая перед глазами офирца, то приседала, то отступала, то снова бросалась вперед, пытаясь подобраться к Эльрису вплотную. Выпады, удары, прыжки, наклоны следовали один за другим. То, что Эльрис сопротивлялся ей шутя, разжигало ее еще сильнее.

Не сразу Эльрис понял, что ее так злит. Но потом он сообразил, что скорее всего, это снисходительно-насмешливая гримаса, которую Эльрис позволил себе. Ну как же, взрослый мужчина позволил себе немного поиграть, не желая притворяться, что всерьез считает девчонку великой воительницей!

Но хватит с меня этих игр, решил Эльрис. Дурь из человека, а особенно из самоуверенной молоденькой женщины, не изгонишь уговорами. Уж если дурь вселилась, ее можно только выбить.

Если бы Карела одумалась и успокоилась, возможно, Эльрис простил бы ее. Но девушка то краснела, то белела от ярости, не обращала внимание на острый клинок офирца и никак не хотела прекращать свои нападки.

— Ну хватит, милая, размялась и будет. Теперь отдохни, — миролюбиво произнес Эльрис, когда Карела в очередной раз, оступившись, присела на одно колено.

— Ты погубил Табасха, — зловеще отозвалась девушка. — Поэтому это не разминка, это твоя смерть, Эльрис.

— Неужели ты всерьез так думаешь, милая? — расхохотался Эльрис. — Мне придется заняться твоим воспитанием, прежде чем жениться на тебе. Иначе мне даже прислуге стыдно будет тебя показать.

— Нож в глотку ты получишь, а не жену! Клянусь Деркэто! — четко выговорила Карела.

— Ох ты, — опешил Эльрис. — Однако этот нелюдь быстро обратил тебя в свою веру. Ну да ничего, несколько хороших уроков хлыстом…

Договорить он не успел. Получившая минутную передышку Карела стремительно кинулась на него, и Эльрис едва успел парировать удар, направленный точно ему в глотку.

— Ну, это перестает быть забавным, Карела! — разъярился офирец.

Нет, он не разочаровался в своей возлюбленной. Карела по-прежнему будоражила его воображение, как никакая другая женщина раньше. Но никакая другая женщина прежде не приносила ему стольких хлопот и разочарований. Отступить теперь означало, что Эльрис признает себя побежденным. Побежденным женщиной. Да если бы еще женщиной, опытной и умудренной! Так… Вздорной семнадцатилетней девчонкой, которую никто по-настоящему не воспитывал». Эльрис не собирался никому рассказывать о своем позоре. Но даже перед самим собой ему было стыдно. Почему он, в конце концов, должен угождать ей, а не наоборот, как это принято у всех нормальных людей в его обществе?

Примерившись, Эльрис пошел в атаку. Несколько пробных взмахов, а затем четкий точный удар — и кинжал Карелы полетел в пропасть, а на запястье девушки загорелся кровавый порез.

— Ах ты, собака! — пробормотала Карела, и офирец Увидел слезы, блеснувшие в девичьих глазах. Неужели Карела решила, что он собирается ее убить? Испугалась, глупая, да и забыла враз о своей боевой прыти.

Едва перевел дух офирец. Кровавая полоса на нежной девичьей ручке привела Эльриса в трепет.

— Поверь мне, я не хотел! — спохватился Эльрис. — Но ты так меня разозлила…

Карела стояла, потирая руку и морщась, и не говорила ни слова. Опустив меч, Эльрис шагнул к девушке и осторожно коснулся ее плеча:

— Будь умницей, и больше меня не зли. Никогда еще не поднимал я меч против женщины, но ты с твоим ужасным упрямством можешь даже благородного человека довести до греха.

— Благородного человека? — машинально произнесла Карела. — Благородного человека? — Она покосилась на меч офирца. — Ты это о себе, высокородный?

И тут же Эльрису пришлось ругать себя за такую наивную беспечность. Пожалел красотку! Получив резкий удар коленом в пах, он охнул, зажмурился, опустился на колени.

И за какое-то мгновение, на которое Эльрис потерял контроль над ситуацией, Карела завладела его мечом. Хотя он был и тяжеловат для девичьих рук, когда Эльрис открыл глаза, кончик меча смотрел прямо ему в лицо, а глаза Карелы не оставляли никаких сомнений: еще одно неосторожное слово, и офирец будет если и не убит, то на всю жизнь изувечен. Что верно, то верно, эта пташка жила не в золоченой клетке, среди благовоний и слащавых развлечений. Эта девочка, определенно, знала, как убить человека, а ее неуемная душа не ведала причин, по которым не стоит этого делать, если очень хочется.

— Сдаюсь, — произнес Эльрис, тяжело дыша. Карела усмехнулась, но меч не опустила, и в какое-то мгновение Эльрис вдруг подумал, что заговорить ей зубы, пожалуй, не удастся, она ни за что не пощадит его. Меч сейчас опустится и… Офирец растерялся.

— Послушай, Карела, давай во всем разберемся». — поспешно заговорил он.

Эльрис больше ничего не оставалось, как надеяться, что сейчас слово за слово ему удастся рвануться, схватить девчонку за ногу, сбросить ее на землю, обезоружить и… И от души проучить ее как следует. Но она была хитра. Стояла так, что не ухватишь и не дотянешься, не напоровшись на меч.

Как вдруг… Сверху, уже неблизко, а почти от самого горного храма раздался полустон-полурычание, протяжное, надрывное, леденящее кровь.

Карела вздрогнула и опустила меч, предусмотрительно отступив ровно настолько, чтобы быть по-прежнему недосягаемой для рук офирца.

— Табасх, бедный… А если я еще могу ему помочь? — несмело произнесла она.

— Ему никто не сможет помочь, Карела, — быстро проговорил Эльрис. — Забудь о нем.

Меч снова взвился в ее руках, и снова только протяжный вой демона остановил Карелу от приведения в исполнение ее приговора дворянину. Нерешительно помявшись, она обожгла офирца взглядом:

— Будь ты проклят, Эльрис, во веки веков! На-ка вот, поищи свой меч, если он тебе, конечно, нужен!

Отвернувшись от Эльриса, Карела размахнулась и бросила оружие вниз, туда, куда улетел выбитый из ее руки кинжал.

Потеряв интерес к офирцу, девушка принялась карабкаться вверх по невообразимому склону, по которому, казалось, совершенно невозможно взобраться.

— Куда ты, прах тебя побери! — завопил Эльрис, вскакивая. — Вернись, дурочка! Либо тебя сожрет эта пучеглазая тварь, либо та проклятая баба с чашей тебя растерзает!

Она не удостоила его ответом. Офирец даже засомневался, что девушка слышала его. А может быть и слышала, да где ее куриным мозгам осознать опасность?

Эльрис смутно подумал, что надо было бы поймать и задержать ее, пока вздорная девчонка на свою беду не влипла в еще худшую историю. Но какой же умный человек бросается спасать красавиц, оставшись без оружия? Особенно если бежать за ней придется в такое крайне хлопотное место, из которого он только что чудом вырвался, надеясь никогда больше туда не возвращаться.

Проклиная все на свете: Стигию с ее отродьями, Клоруса, не сумевшего вовремя приструнить дочку, вздорную красавицу, норовящую всех вокруг втравить своими прихотями в нечто непотребное, да заодно и себя проклиная, опозоренного и отвергнутого, — Эльрис прыгнул вниз в надежде поскорее отыскать меч, а после уже бежать вдогонку за уже скрывшейся из вида Карелой.

Она, очевидно, думала по-другому.

Тяжелый меч стал бы для нее обременительным. Кинжала ее лишили. Можно было бы, конечно, сделать то, что она только что предложила сделать Эльрису: спуститься вниз и поискать свое оружие.

Но Карела карабкалась вверх, умудряясь каким-то чудом не свалиться, и только вскользь думала, насколько рискован и необдуман ее поступок. По всем меркам она делала ужасную глупость, которая могла стать непоправимой. Но мысль о том, что она может оказаться нужной Табасху, влекла ее вперед вопреки всякому здравому смыслу. Что ж, женщина есть женщина.

У нее в ушах стоял вой ее несчастного друга, которого она все-таки не смогла уберечь от мести заносчивого офирца. На любую низость готовы даже те, кого за глаза порой называют лучшими. Но Карела в глаза сказала Эльрису, что она думает о нем, и не жалела об этом.

* * *

Никогда еще Михар не была так близка к своей цели. Близкая удача показалась ей не случайностью, а вполне заслуженной наградой за годы упорства, скитаний и поисков.

Еще немного, и у нее будет все то, что снилось ей ночами столько долгих и безрадостных лет.

Не думала она, что ей так повезет, что офирец окажется не только сообразительным, но и достаточно болтливым. Правда, зря он думает, что для него уже все кончилось. Эльрис, кажется, решил, что Михар он больше не увидит. Может статься, ему удалось бы избежать новой встречи с Михар, но при том весьма сильном впечатлении, которое произвел на стигийку Эльрис, шансы на жизнь вольную у него невелики.

Мысли Михар текли, как обычно, вращаясь вокруг ее заветной цели. Она уже почти не вспоминала о том, кто она такая есть на самом деле. Она забыла детство в уединенном, одиноком доме с одержимой и обиженной всеми матерью, она забыла дни, отравленные ненавистью к крепкому темноглазому мальчишке, который творил просто чудеса одним движением руки там, где Михар сидела над снадобьями и амулетами часами. Уже без особой горечи вспоминала она и свою юность, омраченную вечными тяжелыми думами и горькими слезами, пролитыми перед отполированной поверхностью зеркала.

Ей казалось, что все это уже прошло, что боль эта никогда не вернется. Деркэто всегда держит обещания, и женщина, до конца исполнившая заклятье, преобразится и станет не только сказочно красива, но и сильна настолько, что не окажется ни одного, пусть даже самого смелого и дерзкого желания, осуществить которое было бы ей не под силу. Потому что не может быть преград для женщины, которую одарила своей милостью самая прекрасная и жестокая богиня — Деркэто.

Загадочно усмехаясь, Михар прошлась по храмовой пещере и еще раз осмотрела, все ли необходимое на своих местах.

Каменный исполин много-много лет тоже ждал своего избавления. Хотя статуя и не меняла позы, Михар вдруг показалось, что камень уже ожил, что в каменной груди уже клокочет такое же нетерпение, оно просится наружу. Возможно, что так оно и было. Жертва Деркэто вполне могла и видеть, и слышать, и понимать, что происходит вокруг него в храме. И он мог предвкушать события так же живо, как и сама чародейка.

— Ты ведь не подведешь меня, верно? — пробормотала Михар.

Ей показалось, что великан соглашается с нею.

Внезапно Михар поняла, что совершенно не представляет, что случится с каменным человеком после того, как он выполнит свою миссию, определенную заклятьем богини. Никто никогда ей об этом не говорил. Хорошо было бы, если бы он остался в живых и снова стал человеком. Ого, если бы он при этом сохранил все свои исполинские размеры, а из долгих лет вынужденной неподвижности извлек бы хороший урок послушания, возможно, он стал бы, далеко не последним из числа приближенных Михар. Она еще не знала, кто будут эти счастливцы, но уж если когда-то богиня положила глаз на этого человека, то он вполне подойдет и новому земному воплощению Деркэто.

Итак, исполин был в полном порядке, да и куда бы он делся, собственно. Серебряная чаша для крови демона была уже наготове. Сабля Деркэто лежала там, где ей и положено было лежать. Ни за что не осмелилась бы Михар трогать даже ножны, не говоря уж о самом оружии.

Дело оставалось за главным участником священнодейства — за демоном. Михар не видела брата давно, из дома он сбежал почти ребенком. Душа стигийки изнылась в ожидании того часа, когда Михар увидит братишку, но не родственные узы были этому причиной. Если бы с самого рождения Табасха мать не внушала Михар, что именно он, ее брат, приведет ее к мечте, возможно, мальчик давно уже утонул бы, или задохнулся, подавившись орехом, или попал под копыта лошади… Михар нашла бы способ. Приходилось терпеть и не давать волю чувствам. И теперь за это терпение она будет вознаграждена с лихвой.

Ни разу прежде не довелось ей увидеть демоническое обличье брата. Но представить его себе Михар могла довольно легко, потому что она помнила того демона из свиты Деркэто, который был отцом Табасха. Тогда Михар была маленькой девочкой, она пробралась в тайное святилище матери и, притаившись там, видела все то, чему подвергала себя стигийская колдунья, чтобы дать возможность своей дочери через много лет обрести невиданную силу. Тогда Михар больше всего поразило, с какими гадкими тварями имеет почему-то дело сиятельная богиня… Табасх, на взгляд Михар, и человеком-то был весьма премерзким, а уж демон из него должен был получиться поистине чудовищный.

Михар была уверена в том, что офирец быстро найдет ее брата и не будет медлить. Пусть короткие роковые слова поскорее коснутся ушей этого маленького ублюдка, пусть поскорее он придет сюда… Никакого душевного трепета, ни капли жалости или сожаления. Ненависть и брезгливость к брату, круто замешанные на острой зависти — такой закваске все нипочем. Душевные силы могли Михар понадобиться только для того, чтобы заставить себя проглотить содержимое серебряной чаши, после того, как она наполнится кровью Табасха. Вкус этого пойла должен быть под стать плоти демона.

Но это были такие мелочи. Ради своей цели Михар еще не то согласилась бы глотать!

— Ша Мрэль, Ша Мрэль, Ша Мрэль… — Эти слова она повторяла, как стихи, как заклинание. Эти два слова должны принести ей удачу, счастье, силу, власть, вечную молодость и красоту. А уж она знает, как правильно распорядиться всем этим. Ошибиться будет невозможно, если все предшествующие годы прошли в размышлениях на эту тему.

Рассеянный взгляд Михар остановился на пестром пятне в дальнем углу пещеры. Едва выйдя из возбужденного состояния, в котором она пребывала с той самой минуты, когда вдохновленный ею Эльрис бросился на поиски Табасха, Михар с досадой узнала в пестром пятне немедийца, кутающегося в шерстяную ткань.

— Ах, это ты, Бриан! — Она с удивлением увидела, что немедиец не разделяет радости своей госпожи. — Что ты такой кислый?

— Разреши мне уйти, госпожа, уйти и переждать где-нибудь, пока это все не кончится. А потом я вернусь! — заверил он жалобно. — Я вернусь обратно, жизнью тебе клянусь!

— Чего ты боишься? — нахмурилась Михар.

— Пусть простит меня моя госпожа… — Бриан едва дышал. — Ради госпожи Михар я готов на все, но не могу я сидеть и ждать здесь прихода этого демона!

Михар нетерпеливо взмахнула рукой:

— Да ты, видно, совсем обезумел, Бриан. Ты же все слышал и знаешь, что Повинующийся Заклятью будет безобиден и пальцем не пошевелит без моего приказа.

— Пусть так, госпожа моя! — Бриан упал на колени, целуя каменный пол рядом со ступней стигийки, обутой в короткий сапожок. — Милости твоей прошу!

— Пошел прочь, убожество! — разозлилась Михар. Нет, этот годится не на многое. Держать его рядом с постелью еще можно. Но если душонка у него до того отравлена страхом, что он не способен просто сидеть и ждать, даже когда от него ничего не требуется… Такие типы всегда были ненавистны Михар. Поэтому она брезгливо сморщилась и повторила:

— Пошел прочь. Можешь переждать где-нибудь поблизости. Но смотри мне, если попробуешь удрать, я пошлю за тобой Фипона и превращающее заклинание заодно.

Увидев мгновенное облегчение на лице Бриана, она рассмеялась и безнадежно махнула на мужчину рукой. Неловко кланяясь, немедиец попятился и исчез.

Переведя дыхание, Михар откинула волосы со лба, прикрыла глаза, и состояние радостного ожидания снова вернулось к ней. Ох, как это приятно, не просто ждать неизвестно чего, а знать, что все так близко и уже почти реально.

Снаружи послышался истошный вопль. Причем такой, что Михар в замешательстве оказалась бессильна определить источник. Этот крик звенел, словно уже жил сам по себе, не затихая и не усиливаясь.

— Что там происходит? — удивилась Михар. Пройдя коротким и низким каменным коридором, она вышла из храма. И счастливо заливисто засмеялась. Лучшего зрелища она и пожелать себе не могла.

В нескольких шагах от входа, опираясь на вытянутые руки, сидел на земле Бриан. Полный ужаса крик исходил из его луженой глотки, и оставалось только удивляться, почему запаздывает лавина горного камнепада.

Виной приступа ужаса, охватившего несчастного немедийца, было буро-коричневое существо в безрукавке и коротких штанах. Только эта скудная одежда и указывала на то, что какое-то отдаленное родство с человеком у этого существа есть.

Лохматый, покрытый редкой шерстью, длина которой составляла чуть ли не ладонь взрослого мужчины, чудовищный урод стоял невдалеке и внимательно рассматривал немедийца. Казалось, что чудище смотрит на Бриана с крайним любопытством и хладнокровием.

— Здравствуй, Ша Мрэль! — спокойно сказала Михар, не надеясь, однако, что чудовище расслышит ее. Голос женщины потонул в крике Бриана.

Но демон всегда расслышит свое имя, и панические вопли людей этому не помеха. Урод поднял голову, и на Михар взглянули черные, блестящие глаза, казавшиеся из-за слез совершенно выпуклыми и объемными шарами на плоской морде. Увидев женщину, чудовище задрожало и судорожно поджало передние лапы, по заячьи согнув их у груди.

— Здравствуй, братишка, — улыбнулась Михар и быстро подошла к Бриану. Положив руку на плечо мужчины, она сдавила его и требовательно произнесла: — Заткнись, не то плохо будет!

Бриану уже было плохо. Да еще как плохо. Это Михар поняла сразу же, как только заметила, что Бриан сидит в лужице весьма недостойного происхождения. Он был всего лишь простой солдат, и такое испытание оказалось ему во второй раз не под силу. Заткнуться-то он заткнулся, но помертвевший взгляд его сказал Михар о том, что бедняга, кажется, потерял рассудок.

— Что мне теперь делать с этим живым трупом? Ты не голоден, Ша Мрэль? — усмехнулась Михар. — Бриан довольно молод и не слишком жилист. Я не настолько жестока, чтобы заставить тебя умереть голодным.

Демон заскулил. По-прежнему поджав лапы, он пускал слюни и слегка ворочал языком.

— Что, братишка, язычок не слушается? — озабоченно спросила Михар, обходя вокруг и оглядывая чудовище. — Жаль, что ты не разговариваешь, я хотела бы расспросить тебя о твоем здоровье. Все-таки давно не виделись… Да, ты плохо выглядишь, Ша Мрэль. Исхудал… Не хочешь ли все-таки подкрепиться? Съешь немедийца, так уж и быть.

По шерсти на морде демона потекли капли, величиной с мелкие виноградины. Это доставило Михар неслыханное удовольствие.

— Плачь, маленький ублюдок, плачь, но от своей судьбы ты не уйдешь, — Михар потерла руки и указала чудовищу на вход в храм: — А ну, вперед!

Демон замотал головой и завыл. Он кричал долго, и казалось, что от отчаяния и горя у него вот-вот разорвется сердце. Пальцы с когтями на его руках жадно зашевелились. Он с радостью разорвал бы в клочки свою сестру, но он ничего не мог поделать против заклятья.

— Ну-ну, милый, я знаю, что тебе не очень хочется гостить у меня. Но мы столько лет не виделись, Ша Мрэль! Как ты можешь быть таким бесчувственным?! Я и не знала, что ты у меня такой симпатичный парень! — расхохоталась Михар, наблюдая, как корчится демон, пытаясь спрятать распухшую морду, закрыв ее мохнатыми лапами. — Право же, таким ты мне нравишься больше, чем тогда, когда был невыносимо вредным мальчишкой.

Она вдруг поняла, что дурачиться ей надоело. И голос ее обрел стальную твердость. Настало время отдавать приказы:

— Я сказала, Ша Мрэль, немедленно иди в храм! — четко сказала Михар и освободила проход.

Она знала, что как бы ни лились слезы демона, какие бы жалобные стоны не издавал он, сила заклятья поведет его за собой. И она ни ошиблась. Через несколько мгновений чудовище побрело к расщелине, шатаясь и падая, но снова вставая на ноги, чтобы двигаться навстречу своей смерти.

Даже не взглянув на Бриана, безумно пялившегося на то самое место, где только что стоял демон, но где уже никого и ничего не было, Михар пошла вслед за чудовищем, гордо вскинув голову. Теперь она была хозяйкой положения. Да и стоило ли горевать о нечаянно утраченном имуществе, когда совсем скоро она получит не то что втрое того, но в сотни и тысячи раз больше. Что там какой-то спятивший комок мышц и костей…

Михар не торопясь вошла под свод храмовой пещеры и остановилась. Ша Мрэль распростерся на полу, царапая камень когтями. Сначала Михар не поняла, что он такое делает, и только, присмотревшись, смогла различить, что правая лапа демона тянется к сабле Деркэто, а левая пытается удержать правую.

— У тебя нет выбора, Ша Мрэль, так и скажи это своей левой лапе, да не трать зря времени. Бери саблю, демон. Настал час заклятья!

Ша Мрэль встал на колени. Хрипло рыча и оставляя за собой пенистые лужицы слюны, капающей с мясистого языка, он стал подползать к сабле.